Эрнан Лхаран : другие произведения.

Рисунки в облаках

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Арно и Ровинан по своему происхождению наполовину сильфы, братья-близнецы, внешне совсем не похожие друг на друга. С самого рождения они были разлучены и разделены по мирам. Ныне Арно - художник, вампир и Хранитель Клана Дракулы. Он даже не подозревает о существовании брата. Ровинан не только всегда знал и помнил, что у него есть близнец, он верит, что при рождении отдал брату часть своей души. Волею стихий Ровинан остался в Небесном городе среди сильфов, но всё время или пребывал во сне маленьким облачком, или начинал искать брата всеми возможными способами. Последняя попытка найти - воплотиться в мире людей, забыв всё, даже брата и собственное имя, начать новую жизнь, продолжая прежнюю, не свою, в которой больше вопросов, чем ответов. От духов своей стихии Ровинан сохраняет лишь одно умение: рисовать в облаках
  
   РИСУНКИ В ОБЛАКАХ
  
  
  
  Зачарованный луной
  пролог
  
  - Я найду его. Он - мой брат-близнец, и при рождении я отдал ему часть собственной души. Мы как одно, но с тех пор разделены по мирам. Почему?
  - Так предначертано.
  - Я найду его? Уже в третий раз...
  - Если сумеешь.
  - Да! Я иду!
  
  Шаг.
  Сладкий, убаюкивающий шёпот ветра вдогонку:
  - Если ты воплотишься, то забудешь всё: себя, своё имя и то, зачем ты пришёл. Ты будешь жить другой, людской жизнью - такова цена перехода. Ты не передумал?
  - Нет. Я иду.
  Врата закрылись за ним с тихим шелестом, словно всколыхнулась молодая весенняя листва. И вдруг предгрозовой порыв закружил его:
  - Ищи. Я напомню. В огне и на небесах, во тьме и в крови, - как заклинание. - Ищи и найдёшь.
  В вихре послышался смех.
  
  ***
   Сон первый
  
  ...В облаках он рисовал города...
  Из тёмного камня высились здания, раскрывая свои взметнувшиеся стрельчатые аркады, башни, окна, и стены, сплошь покрытые узором: лёгкие прикосновения кисти, тончайший атлас, светящийся изнутри ровной прозрачностью лебяжий и тополиный пух и лучшие мягкие перья в иссиня-серой гамме оттенков, плетёное кружево и снег с вершин самых высоких гор. Как художник, отойдя, смотрит на неоконченное творение - где бы ещё добавить ту или иную краску, - так он мысленно путешествовал по узким улочкам своего города. Зажигал хрустальные фонари, помещая в них бриллианты звёзд. Подолгу всматривался в огромное готическое окно-розу, страстно, но тщетно пытаясь рассмотреть портрет в спящем витраже. Иногда в нём отражалась луна. Однажды он потянулся и почти коснулся губами холодного стекла, но тронул лишь пустоту. Потерявшаяся в Городе луна смеялась над ним.
  Однажды, когда впервые он остановил свой взгляд на этом окне, показавшемся ему на миг зеркалом, луна ощерилась, обнажив звериные клыки, и словно узнав его, вдруг повернулась своим тёмным ликом, не ведомым почти никому... Лишь подобные ему иногда во снах вспоминают это сокрытое ночной вуалью лицо и, заворожённые, отдали бы всё, лишь бы увидеть его ещё хоть раз... Но в ответ - непроглядная беззвучная тьма. Неужели звёздные глаза древней богини никогда больше не обратят свой взор? Не верь сказкам и легендам, луна не была её зеркалом, забудь.
  И он вскоре забыл, но в памяти просыпались неповторимые и нездешние очертания, и он, не помня себя, стремился к ней...
  Но отныне кривое зеркало розы отражало лишь его безумную, забывшую себя душу. Напрасно вглядывался он в холодный тонкий лёд стекла, пытаясь найти ответ хотя бы на один вопрос:
  - Кто я?
  - Где я?
  - Откуда я?
  Вопросы теснились, как гости во дворце в день великого торжества. Но кто из них посмеет шагнуть первым, разорвав священную ткань тишины? Изредка в неё вкрадывается ветер да капли дождя. Смутившись, слова отступали, теряясь во мраке.
  Оставался лишь Город.
  Небесный город.
  Быть может, когда-то он бывал там, и не раз, возможно, и жил, а не только наблюдал издали. Порой он задумывался о его обитателях, но никогда не видел их, лишь в ветре слышал их голоса. Он знал: живущие в Городе не были людьми. Почему они не показывались ему?
  - Я был здесь?
  - Как меня звали?
  - Почему я ушёл?
  - Я могу вернуться?
  - Кого я ищу?
  Молчание.
  
  В Городе много дверей, и все они разные: резные, прозрачные, окованные тонким серебряным узором, с изысканным орнаментом из слоновой кости, хрустальные, витражные, похожие на крылья бабочек и стрекоз... но ни одна из них не пропустит его.
  Даже городские Врата с одной чёрной и одной белой створкой - как два мягких пушистых крыла гигантских лебедей - крепко заперты, сколько ни стучись. Рука утопает в невесомом птичьем пуху. Закрытыми Врата держит ярчайшая звезда, и только на первый взгляд она кажется хрупкой и прозрачной, как стекло. Однажды он уже пытался разбить замок - рука и белое крыло Врат были густо обагрены кровью, но лишь в том сне. И по-прежнему, соединяя обе створки, словно насмехаясь над ним, сияет звезда - та, что твёрже алмаза.
  Но ведь это его Город?
  Кто запер ворота от него?
  Неужели он изгнан?
  
  И снова - молчание в ответ, кровавый стук в чёрно-белые Врата и ветер - извечный и нездешний.
  Только ветер.
  
  ***
  
  - Джер! - его окликнули. - Джеральд! Ты снова ходил во сне!
  Он открыл глаза и увидел себя лежащим на диване. Одежду он так и не снимал перед сном, зная, что может, не проснувшись, куда-то пойти. Постель была скомкана и валялась на полу.
  - Майк, ты? Где я был? - прошептал он. Голос не слушался его.
  - На балконе. Опять. И руку всю рассадил! Где тебя так угораздило? Вечером мы тебя к кровати привяжем - хватит во сне бродить! Нянька тебе нужна!
  И привязывали. Снова не помогло. Никому не известно, как он освободился от верёвки, словно кто-то тайно помогал ему.
  - Хорошо, что сегодня ты хотя бы из дома не выходил, - сказал Майк, щедро намазав его руку зелёнкой.
  "Из дома?.."
  Дом остался там, в Городе. Но когда он открывал глаза, Город тонул в густом тумане забвения.
  
  
  Шаг назад
  
  Казалось, это было совсем недавно, а может быть, незаметно прошли годы? Боль потери привела его на эту головокружительную высоту. Ещё недавно он и помыслить не мог о таком - учёба, приятели, он любил и был любим, ожидание свадьбы... А теперь, глядя с верхнего этажа вниз, в стылый омут отчаяния, он вовсе не оглядывается назад, перелистывая страницы собственной жизни. Он смотрит вперёд - туда, где ждёт его Ирэн, так трагически и внезапно покинувшая этот мир. Когда он только узнал, он звал её, беззвучно крича на всю Вселенную: Ирэн! Теперь он знает, верит - ещё один шаг, и они снова будут вместе. Ни страха, ни прощания, ни сожаления. Остаться - значит сродниться с холодным щемящим одиночеством и пустотой. Уйти - вновь обрести... себя? Её. Навеки. Ведь когда она разбилась, до свадьбы оставалось лишь полтора месяца. Свадьба переносится. На небеса.
  Лишь один шаг...
  Чего он ждёт?
  Голос.
  "Ты точно решил покинуть этот мир?" - прозвучало в его голове.
  Никого рядом нет. Он сходит с ума? Может быть, но теперь уже всё равно.
  "Да", - ответил Джеральд, прикрыв глаза, словно глядя внутрь себя. В пустоту.
  "Знаю, у тебя погибла любимая. Ты найдёшь её. Она здесь, недалеко".
  "Да?" - его тусклые прежде глаза сверкнули, отразив ночные огни. - "Ты тоже её видишь?"
  "Знаю".
  "Тогда..."
  Он уже занёс ногу, чтобы перелезть через ограду - последнее препятствие, разделяющее их с Ирэн.
  "Не торопись, успеешь. Я хочу спросить тебя".
  "Да".
  "Согласишься ли ты, если твоё тело, упав вниз, не умрёт? Нет, ты сам уйдёшь, куда хочешь, но я поменяюсь с тобой и буду продолжать твою жизнь вместо тебя. Я смогу сделать так, чтобы тело не пострадало. Никто не заметит подмены, не узнает о твоей попытке уйти".
  "Мне всё равно, что будет. Лишь бы мы с Ирэн были вместе".
  "Ты позволяешь мне?"
  "Да. Я иду".
  "Совсем недавно, прощаясь, я сказал то же..."
  - Я найду его? Уже в третий раз...
  - Если сумеешь.
  - Да! Я иду!
  Шаг сделали двое.
  
  Безумный сон, бесконечность падения вниз... или вверх, и, вопреки течению времени, каждая секунда быстрее, чем предыдущая. Но вдруг тело замедляет свой, казалось бы, последний полёт... останавливается на полпути, словно повисает в воздухе, переворачивается, делает сальто, открываясь на миг просторной комнатой, жилищем, которое покидает один и заселяется совсем другой обитатель. Глаза, ещё недавно потускневшие, серые, вспыхивают небесно-бирюзовым огнём. Такими они останутся навсегда. И теперь уже, медленно продолжая полёт, он приземляется на ноги...
  
  ***
  
  Из дневника Эрнана:
  
  Смерть и рождение, уход и явление в мир - полёт в бездну, который узнает каждый, кому довелось хоть раз оказаться на грани. Мир протягивает ладони, принимая входящего. Двери открыты. Ещё миг, и ветер с силой захлопнет их до времени, и канут в небытие имя и слова: "В огне и на небесах, во тьме и в крови".
  
  Это сон, всего лишь сон, но почему он снился мне?
  Снился мне.
  
  
  Осколки прошлого
  
  Какой-то прохожий подбежал к нему.
  - Простите, - пробормотал он, - мне показалось, сверху упал человек... Это вы упали? Вам помочь?
  Кажется, он и сам осознавал, насколько абсурдно то, что он говорит.
  - Я? - Пришедшему язык показался несколько странным, но всё было понятно, а потому сориентировался он на редкость быстро. - Как это возможно? Разве я сейчас стоял бы на ногах и говорил бы с вами? Я никого не видел.
  - Простите... мне, наверное, показалось.
  Человек ушёл.
  
  Он огляделся, с удивлением рассматривая тёмную ночную улицу, дома, фонари, окна. Набравшие весеннюю силу цветущие деревья... как они красивы! Тёмные облака, сквозь которые просвечивает серп растущей луны. Благоухание сирени и жасмина. Неужели всё это было и до того, как он поднялся туда, наверх?
  А что было?
  Словно стена отделила всю его жизнь до падения от прекрасного и почти вечного "сейчас". Холодная. Мутная. Странная. Неужели такой стала его память? Он попытался выстроить события своей жизни в одну линию, хоть немного упорядочить, но и это ему удавалось с трудом, словно с тех пор прошли века.
  Его звали Джер. Джеральд. "Джеральд", - повторил он, словно успел забыть своё имя и теперь заново привыкал к его звучанию. Прошло две недели или более с того дня, как случилось то роковое событие. Ирэн погибла. Да, наверное, месяц назад она была жива и так горячо им любима. Вскоре он должен был закончить учёбу, и они собирались пожениться... Воспоминания разлетелись, как осколки, и часть их, наверное, не менее трети, - была безвозвратно утеряна.
  Ирэн... Он вспомнил её лицо - она была очень красива: огромные зелёные миндалевидные глаза в пол-лица, усыпанного веснушками, очень длинные чёрные ресницы, тонкий нос с небольшой горбинкой, тёмные, почти чёрные волосы до плеч, вьющиеся барашком. Бледная, худенькая, маленькая, она всегда словно видела, что ей нужно делать в той или иной ситуации, и в то утро ей вовсе не хотелось ехать к родителям. Но, повинуясь чувству долга, она всё же села за руль, и... грузовик на полном ходу врезался в её машину. С места аварии её увезли в больницу, и через четыре часа она, не приходя в сознание, умерла.
  "Почему я не был тогда с ней?" - много раз задавал себе Джеральд этот вопрос, но сейчас, вновь повторив его, почувствовал, что слова будто потеряли смысл. Джеральду казалось, не он был на похоронах, даже гроб тогда не открывали, чтобы не показывать её лицо. С тех пор Джеральд потерял интерес к жизни. Он забросил учёбу в колледже, совсем не появлялся на лекциях, хотя это был последний год обучения. Он проводил время или на кладбище у её могилы, или бесцельно бродил по городу, или сидел на диване, глядя в потолок в квартире, которую они снимали на троих с однокурсником Майком и его приятелем Эндрю. Джеральд подрабатывал переводами или писал статьи в газеты и журналы, насколько мог совмещать работу с учёбой, но теперь перестал даже просматривать почту и, открывая ноутбук, предавался лишь одному занятию: он пересматривал фотографии Ирэн, глядя на каждую по полчаса. Приятели Джеральда, видя, в каком он состоянии, не раз советовали ему пойти к психологу - ведь у него явная депрессия. Он соглашался, даже обещал, но тут же забывал об этом. Если на улице он встречал кого-нибудь из знакомых, то старался быстрее уйти, ссылаясь на то, что очень занят. Время от времени его стала посещать одна и та же мысль. Вначале он растерянно гнал её от себя, но вскоре и сам поверил, что только так можно вновь найти Ирэн. Всё равно без неё не жизнь. Что ещё может быть в мире без неё? О родителях и сестре, живущих неподалёку от Эдинбурга, он даже не вспомнил. Раз в несколько дней мать звонила ему в Лондон, Джеральд привычно говорил с ней автоматически нейтральным тоном: у него всё нормально, учится. Иногда сам не знал, как находил какие-то слова для разговора. Мать и отец, конечно, знали о предстоящей свадьбе и ничуть не препятствовали выбору сына. Но сказать им о гибели своей невесты он так и не решился, по-прежнему говоря, что "всё хорошо", ведь иначе кто-нибудь обязательно приедет к нему, начнутся расспросы, разговоры... От одной мысли об этом ему становилось не по себе. Он, конечно, расскажет, придётся рассказать, но не сейчас, потом...
  После аварии вернулись и те странные состояния, что случались с ним когда-то давно, ещё в детстве, а потом прекратились: он снова стал ходить во сне. И не раз его компаньоны находили его ночью то на лестнице, то на балконе, то по дороге на улицу или на крышу. Приводили спящего домой и укладывали на кровать, а потом, слушая их рассказы, он ничего не мог вспомнить, но верил им: ведь когда-то с ним уже бывало подобное. Дверь закрывали, ключи прятали - всё бесполезно: каким-то одному ему известным образом он всегда безошибочно находил их, будь они в ботинке или на верхней полке в шкафу. Узнав о возвращении этой своей особенности, он стал спать одетым.
  
  Но скоро Джеральд решился. Записку оставил не в квартире, где её слишком быстро найдут и попытаются ему помешать, а на могиле Ирэн. Слова были посвящены ей:
  
  Дорогая, любимая моя Ирэн.
  Без тебя мне нет жизни, только пустота и отчаяние. Я иду к тебе, я обязательно найду тебя, и мы снова будем вместе. Навечно. Наша свадьба не состоялась на земле, но теперь мы поженимся на небесах. Жди! Я иду!
  
  Ниже было приписано:
  
  P. S. В моей смерти прошу никого не винить. Я не могу жить без неё. Когда найдёте моё тело, похороните рядом с Ирэн.
  Джеральд.
  
  Так медленно возвращались к нему обломки прежней жизни, которые он словно пытался собрать в мозаику, но недостающих частей было слишком много, а те, что уцелели, потеряли цвет и яркость.
  
  Джеральд медленно шёл по улице. Кажется, он хотел покончить с собой, но... выжил, упав с двадцатого этажа, и остался невредим. Бывают чудеса в мире, вот только говорить об этом никому не стоит - только привлекать лишнее внимание. Ирэн, автокатастрофа... как всё далеко... То, что было с ним потом, сложно назвать жизнью. Теперь он пытается вспомнить, но чувства стёрлись, потерялись, растаяли. Лишь смутные, будто в тумане, образы... Дождь, город, кладбище, фотографии, квартира, в которой, как сквозь стену, слова Эндрю: у тебя депрессия. Похороны... Лицо Ирэн, жуткое, искалеченное смертью, когда он всё же тайком заглянул под крышку гроба - несколько дней он потом видел только его, и наваждение ушло, лишь когда он полдня смотрел на её фотографии; милое и прекрасное при жизни... кажется, он любил её... Разве?
  Всё настолько чуждо... Кажется, он оставил предсмертную записку на кладбище, где похоронена Ирэн.
  Значит, его письмо не нашли - никто не начал его искать. Сейчас он пойдёт и уничтожит записку, чтобы не вызывать паники. Впрочем, если даже её кто-то прочёл, он всегда может сказать, что передумал, испугался, решил, что жизнь для него дороже, - ведь это вполне естественно.
  "Неужели неудавшееся самоубийство так меняет человека? И что тогда остаётся?" - спрашивал он сам себя, направляясь к кладбищу. Оно было неподалёку. Оставив записку, Джеральд не уезжал далеко, просто поднялся на последний этаж ближайшего высотного дома. Был первый час ночи, но его нисколько не пугало нахождение в таком месте в столь поздний час. Ветер шумел в молодой листве, в гуще зелени пел соловей, пахло сиренью, цветами и свежей зелёной травой. В темноте он без труда отыскал могилу, утопавшую в цветах от друзей, родных и конечно, от него. А вот и его записка лежит сложенная рядом с букетом красных роз на новеньком полированном камне. И как её не унёс ветер? Джеральд чиркнул зажигалкой и перечитал. Кивнул каким-то своим мыслям и предпочёл не сжечь, а просто порвал на мелкие кусочки. Подбросил в воздух обрывки письма. И вдруг ему показалось, что клочки бумаги, вместо того, чтобы взлететь и упасть на землю, превратились в маленькие сгустки тумана или крошечные перистые облака. Они постепенно соединились друг с другом, образовав маленькую спираль, сделали один виток и растворились в воздухе. Джеральд смотрел на это как заворожённый. На мгновение он невероятно чётко увидел лицо Ирэн. Она смотрела на него, улыбаясь своей чуть иронической улыбкой, и вдруг резко отвернулась. Джеральд, невольно прижав руку к груди, взглянул на могилу, но сколько ни вглядывался в фотографию Ирэн на холодном сером мраморе камня, ему казалось, что сейчас он видит это лицо, словно впервые, и никогда не знал эту девушку при жизни.
  "Странно. Очень странно", - тихо проговорил он и медленно зашагал прочь.
  
  Дом, где он жил, находился на другом конце города, неподалёку от колледжа. В такое позднее время он не мог добраться домой на городском транспорте, а на такси у него не хватало денег. Он ведь забросил работу, а на последние вчера купил букет роз на могилу. Ночевать на кладбище он не собирался, но его пугало вовсе не место, а то, что горячо любимая ещё недавно девушка, его невеста, без которой он не представлял жизни, стала вдруг совершенно чужим человеком.
  Он шёл медленно, надеясь дойти до дома к утру. Ему вовсе некуда было спешить. Невольно он посматривал на небо, где сквозь бегущие быстро тёмные облака проглядывали звёзды, перебирал в мыслях события как недавнего, так и далёкого прошлого, словно перелистывая их, и пытаясь привыкнуть к какой-то новой, ещё не известной и только что зародившейся стороне собственной жизни. Будто напоминал себе - кто он, где он и что было с ним раньше.
  
  ***
  
  На рассвете, как и предполагал, он добрался до дома и устало рухнул на диван, проспав до трёх часов после полудня.
  Остаток вечера провёл за ноутбуком, просматривая почту, фотографии и прочие записи, пытаясь понять, что к чему и откуда.
  Его приятели, вернувшись домой, не сказали ему ни слова, кроме приветствия, как было уже давно, но про себя отметили, что он хотя бы чем-то занялся и взгляд у него вполне осмысленный.
  Джеральд перечитал начатую дипломную работу, пролистал материалы к ней, с удивлением обнаружив, что работа, за которую он с таким рвением брался, больше нисколько его не интересует. Нет, она не надоела, не наскучила, просто внезапно пропал интерес, а вместе с ним и всякое желание что-либо делать в этой области.
  Заснул он, когда было уже далеко за полночь. Ходил во сне он вовсе не каждую ночь, но и закономерности, как, например, близкое полнолуние, никакой не наблюдалось. И ему снился сон...
  
  Сон второй
  
  Он выходит из Города, утопающего в перистых облаках, словно в кружеве, проходя Врата - два огромных лебединых крыла, одно чёрное, а другое белое с мерцающим между ними камнем-звездой. Они закрываются за ним навсегда, и ему больше не под силу сдвинуть с места тончайший лебяжий пух - сколько не стучись в них. Тоска.
  "Мой брат-близнец, живущий среди людей... Я даже не знаю твоего имени, - забыв себя, зовёт он, но в ответ - только голоса ветров, что прощаются с ним. - Дважды я пытался найти тебя, но всё тщетно. Я люблю тебя, даже не зная, кто ты и где тебя искать.
  Близнецы. Словно одно сердце, разбитое надвое. Я пробовал стать человеком, но, наверное, не могу удержаться на земле. В третий раз я покидаю Небесный город, зная, что он ещё долго в прозрачных миражах забвения будет преследовать меня.
  Иду...
  Один шаг - и я обвенчаю самоубийцу с его погибшей невестой - не в жизни, так в смерти. Я стану им.
  Я, Ровинан.
  
  Солнечный свет алым восходом пляшет сквозь приоткрытые ресницы, и сон отступает, исчезая в небытие.
  
  Колледж
  
  Наутро Джеральд отправился в колледж. Учился он на историко-филологическом факультете. Он узнал, что пропустил выпускные экзамены, не явившись ни на один, не говоря уже о последних лекциях, и теперь был поставлен вопрос о его отчислении. Кажется, Майк что-то говорил ему об этом, но тогда Джеральду было всё равно.
  Он поговорил с профессором Брауном, под руководством которого писал дипломную работу. Тот отнёсся к Джеральду с пониманием, зная о его горе, - ведь они с Ирэн учились в одном колледже, только она была на два курса младше. Многие знали об их отношениях и серьёзных намерениях. И все были потрясены её внезапной смертью. Профессор сказал, что попросит, чтобы Джеральда, как одного из лучших студентов, не отчислили, а разрешили сдать всё через год.
   Конечно, было бы желательно, если бы Джеральд принёс справку от врача, что он был болен, а не прогулял экзамены. И профессор сам пообещал ему с этим помочь.
  О дипломной работе Джеральд говорил только общими фразами, упоминая то, что перечитал вчера, но о потере интереса, конечно, говорить постеснялся.
  Всё разузнав, он направился было к выходу, но в холле столкнулся со своей теперь уже бывшей однокурсницей Кэтрин.
  - Привет, Джер! Рада видеть тебя! Я думала - ты не придёшь, так учёбу и позабросишь. Правда, выпускные экзамены ты пропустил.
  - Знаю.
  - Тебя теперь отчислят? - спросила она с сочувствием.
  - Ещё не решили. Профессор Браун обещал попросить декана, чтобы меня не отчисляли. Тогда мне придётся всё сдавать через год с другим курсом.
  - Ну, это всё-таки лучше... - задумчиво проговорила Кэтрин и вдруг внимательно посмотрела на него - так, словно нашла в его внешности что-то новое. Даже на цыпочки привстала: со своими пятью футами двумя дюймами роста она едва доходила ему до плеча. - Что-то ты какой-то странный стал - как будто вырос, что ли... или это я сегодня без каблуков?
  - Не знаю... - растерянно сказал он.
  - У тебя цветные линзы! - вдруг громко сказала она, словно, наконец, найдя то, что изменилось в его внешности.
  - Это как? Какие линзы? - совсем растерялся Джер.
  - У тебя глаза какие-то другие, ярко-голубые, что ли, как бирюза... - она глянула на своё колечко с бирюзой. - Или синие? Не пойму. Раньше не такие были. Ты ведь очки носил.
  - Очки? - Джеральд задумался. - Да, кажется, из-за близорукости он носил очки, и они, наверное, так и остались там, на месте падения. Но он ведь и без них хорошо видит, потому ни разу и не вспомнил о них.
  - Да что ты смущаешься? - Кэтрин ещё раз внимательно посмотрела на него. - И волосы у тебя другие... потемнели и стали совсем чёрные. Ты покрасился?
  - Я? - снова удивился Джер. Он никогда не пользовался краской для волос.
  - Да не стесняйся, так держать! Хороший метод борьбы с депрессией. Решил, что жизнь продолжается и начал с собственной внешности? И правильно: измени себя, и жизнь сама переменится к лучшему. Давно пора!
  - Ты уверена?
  - Да. Ладно, я бегу. Ты на нашу вечеринку по поводу выпускного придёшь?
  - Не знаю... А что мне там делать - я же теперь не с вами. В лучшем случае для меня всё переносится на год.
  - Всё равно приходи, повеселимся! Ты же с нами учился.
  - Постараюсь.
  - Пока!
  Кэтрин побежала вверх по лестнице.
  Ему вовсе не хотелось идти на выпускной. Они отучились, получают дипломы... Да, среди его однокурсников есть если не друзья, то хорошие приятели, но с Майком он и так видится каждый день дома; Джон, Джордж... давно он их не видел. Но почему-то вспомнив их, он понял, что не испытывает к ним ни дружеских, ни вообще каких бы то ни было чувств. Они стали совсем чужими, словно персонажи из забытого кино. Всё как-то незаметно поменялось. "Измени себя, и жизнь переменится"? Но ведь он ничего не менял в собственной внешности!
  В туалете он глянул в зеркало. Джеральд помнил, что при взгляде на себя видел волнистую, зачастую спутанную так, что не расчешешь, копну тёмно-русых волос, серые глаза, очки. Очки? Но ведь они ему больше не нужны! Волосы его стали прямыми, мягкими, как шёлк и совершенно чёрными. А глаза - он даже не знал, как назвать этот цвет. Ярко-голубой, или как она сказала... бирюзовый? Других изменений он не нашёл: всё тот же прямой нос, тонкие губы, разве что лицо, может быть, немного похудело, и скулы стали более видны.
  "А если я продолжу меняться, и меня перестанут узнавать?" - подумал он, выходя из колледжа. Ему понравилось, каким он стал теперь, но эта мысль его испугала. - Но почему Майк с Эндрю вчера ничего не заметили? Когда это произошло? Ночью или раньше? Или при падении? Ведь очки тогда, кажется, были. Не много ли изменений за последнее время? "Я словно начинаю жить заново... А может быть, - мелькнула странная мысль, - я должен был погибнуть, убить себя, но мне теперь дана другая жизнь, а вместе с ней и другая внешность?"
  Он кивнул, больше не найдя объяснений происходящему. Впрочем, он вскоре привык. Придя домой, он сел за ноутбук, который, видимо, посчитал вчерашнюю работу досадным недоразумением и теперь постоянно зависал.
  В комнату вошёл Майк.
  - Привет, Джер! Что-то в тебе не то, только я не пойму, что именно. Я вроде бы ещё вчера заметил, но был слишком занят.
  - В смысле? - спросил Джеральд.
  -Да это он без очков, - отозвался с кухни Эндрю. - Разбились, наверное, а он теперь в линзах ходит.
  - Точно. Без очков, - повторил Майк, включая телевизор.
  Джеральд не стал спорить и только улыбнулся про себя, подумав, что Кэтрин, с которой он виделся только на лекциях, гораздо наблюдательнее, чем двое парней, живущих с ним в одной квартире.
  
  Рисунки
  
  К вечеру, разобрав почту, Джеральд глянул в окно. Солнце грело по-летнему, и он решил немного прогуляться, сам ещё не зная, куда пойдёт. Вопреки обыкновению, лифт почему-то привёз его не вниз, а наверх, на последний этаж. Джеральд заметил, что лестница на крышу не заперта. Он поднялся и, осмотревшись, залюбовался облаками. С недавних пор они стали завораживать его: незаметно для себя он начал видеть в них пейзажи, города, горы, зверей, узоры, похожие на кружево. Он изобрёл игру, играя сам с собой: если вон ту часть облака приблизить и немножко повернуть, то будет конь... а за ним - другой, серый в яблоках, и они летят галопом в пенные волны. И на его глазах облака меняли очертания именно так, как он хотел! Вначале Джеральд подумал, что это совпадение, но решил попробовать снова, уже в другой, в южной стороне неба, и всё получилось! Быстро, пока они не изменились опять, сбегал домой, разыскал фотоаппарат и, вернувшись, всё отснял. Ему не верилось, что по какому-то странному повелению облака подчиняются ему. Так он играл, пока не стемнело, рисуя на небе облачные картины, огненные озёра и фонтаны заката, багряного дракона в полёте... И фотографировал, а потом, дома, просматривал на ноутбуке фотографии.
  
  Сон третий
  
  Ночью Джеральду снова снился сон. Как вырванные кадры из фильма с ним в главной роли. Он видел себя ребёнком, мальчиком лет десяти-одиннадцати со странным именем Ровинан. "Я найду брата, - говорил он, покидая Небесный Город, - обязательно найду". Тогда, кажется, впервые закрылись за ним чёрно-белые крылатые Врата.
  Мгновение Ровинан помедлил, оглядываясь вокруг. Так орёл с высоты высматривает добычу. Вот он! Мальчик, стоящий у края пропасти. Даже внешне он и Ровинан чем-то схожи, но не они - братья. Этот, бесстрашно смотрящий вниз, - может, он видел брата - второго сына Тёмного владыки Вихря? Ровинан не знает даже имени, только то, что его близнец другой, совсем другой. Иначе так просто, наверное, найти того, с кем ты похож, как две капли воды? Но нет одинаковых капель, одинаковых душ - только на первый взгляд.
  Мальчик подходит к самому краю. Вдруг в шелесте ветра он слышит голос:
  - Хочешь полетать?
  - Да! Хотел бы... - отвечает ребёнок, - но мне страшно... высоко... и у меня нет крыльев, как у птиц.
  - Нет! Прыгай!
  Мальчик, как заколдованный, шагает в туманную пропасть. Разве он может устоять против чар сильфа? Всепоглощающий страх охватывает его, когда он чувствует, что летит вниз...
  
  Вопреки тому, как бывает обычно во снах, Джеральд не проснулся - он стал тем, кто с нарастающей скоростью приближался к земле...
  
  Отныне это он, в полёте он поменялся с этим мальчиком, как совсем недавно - с Джеральдом. Только во сне он не забыл ничего, не забыл самого себя! Люди всё равно не замечают перемены - только то, что на поверхности. Лишь избранным дано видеть души.
  Сильфы не могут разбиться, падая с высоты, и он опускается на ноги, осматривается, любуясь клубящимся в горах туманом, и начинает взбираться наверх по крутым склонам, словно по лестнице. Наверху - взволнованные крики взрослых, которые просто беснуются, не зная, что делать, кто-то пытается вызвать спасателей, кто-то - врачей. "Томас, Томас! Ты жив?! С тобой всё в порядке? Зигфрид видел, как ты сорвался со скалы!" Томас? Это теперь его имя? Могло быть и благозвучней, но сейчас не время выбирать имена. А Зигфрид? Это его брат? Да, вот он, светловолосый, - Ровинан всегда представлял, что тот - блондин, и глаза цвета неба... Зигфрид удивлён, он улыбается, радуясь тому, что его друг цел и невредим. Друг? Теперь они станут самыми лучшими друзьями, ведь у них есть тайна...
  Когда они оставались наедине, Зигфрид с интересом слушал его. Впрочем, спокойно поговорить вдвоём в туристическом лагере в горах, куда их отправили на месяц, было сложно: походы, спортивные мероприятия. Только ночью. И Ровинан, уже привыкший отзываться на Томаса, вскоре поменявшись, перебрался в палатку к Зигфриду. Тогда и пришло время откровений. Зигфрид вначале удивлялся, как такое может быть, но уж слишком пламенно, почти со слезами рассказывал ему Ровинан и о Городе в небесах, и о том, что они - два сильфа-близнеца, сыновья Вихря, попавшие в мир людей, чтобы это было выдумкой. Назвал он и своё настоящее имя - его будет знать только брат, а другие пусть зовут его по-прежнему. И однажды, в полночь, тайком, пока взрослые не видели, они выбрались из лагеря и там, на альпийском склоне, скрепили братскую клятву кровью по древнему обычаю. Взрослые не могли не заметить перемены как в поведении, так и в характере Томаса, но решили, что это от стресса при падении, а ставшую столь крепкой дружбу с Зигфридом объяснили тем, что тот единственный из его друзей видел, как мальчик сорвался вниз. Казалось, Томаса перестало интересовать почти всё кроме гор и его нового друга.
  Но... месяц в лагере близился к концу, и вскоре придётся друзьям разъехаться в разные города...
  Ровинан сознавал это и стал уговаривать брата бежать вместе с ним. Чтобы не разлучаться никогда. Они будут бродить по городам и дальним странам, как герои книг, сядут на корабль, который с рассветом поднимет паруса и уйдёт через океан к неведомым берегам... А потом, постранствовав по земле, они возвратятся, как два принца, в Небесный город.
  Зигфриду было странно, но он согласился, не представляя, что будет, если он вдруг откажет названному брату. Быть может, он надеялся, что в последний момент Ровинан передумает?
  В условленный час, в последний день смены, - на этот раз ночью, - как планировали, бежать не удалось, ибо сторож не дремал - Ровинан и Зигфрид поодиночке, чтобы не вызвать подозрения, пришли к тому месту за пределами лагеря, где Томас упал со скалы. Ровинан пришёл первым и ждал брата. Ждал...
  Показалась белокурая голова Зигфрида, но, кажется, он не рад их побегу.
  - Прости, - подойдя, тихо сказал он. - Я не смогу пойти с тобой, не смогу бросить всё. У меня родители, сестра, бабушка и собака... Они все, наверное, соскучились и ждут меня из лагеря - уже завтра. Если я убегу, они будут волноваться, искать меня и заявят в полицию.
  - Нас не найдёт полиция!
  - Я не о том. Я не смогу расстаться с ними. Я тоже соскучился.
  - Что? - Ровинану казалось, слова брата режут больнее ножа.
  - Прости, я их тоже люблю. Но я буду скучать по тебе, писать письма, и попрошу папу, чтобы он отвёз меня к тебе в гости, если он сможет.
  - Любишь? Их? А как же я? Я ведь пришёл ради...
  - Знаю. Прости меня, пожалуйста. Они мне не чужие, я не смогу так просто оставить их.
  - Но ты же мой брат! Пойдём!
  Молчание.
  - Трус! Жалкий трус! Ты не пойдёшь со мной из-за каких-то людей? Они же ненастоящие родственники!
  - Прости... Я не могу. Они любят меня.
  Ровинану казалось, мир рушится на глазах, и острые осколки впиваются во всё тело, причиняя невыносимую боль. На глазах выступили слёзы.
  - Ненавижу трусов!
  Пощёчина. Удар. Завязалась драка. Клявшиеся совсем недавно братья катались по земле, колотя друг друга, поднимались на ноги и продолжали драться. Грязные, растрёпанные, в синяках, в рваной одежде, по лицам размазана кровь... они у самого края...
  - Получай! - снова ударил Ровинан.
  Зигфрид не удержался, и, поскользнувшись на траве, с криком сорвался вниз...
  "Неужели я убил его? Брата?! Я? Убил? - Ровинан отказывался верить происходящему. - Нет, он же сильф, он сейчас вернётся... Или спрячется, ожидая внизу.
  Подошёл к краю и глянул вниз. Орлиным зрением увидел, что Зигфрид лежит на камнях в неестественной, изломанной позе, лицо залито кровью.
  "Этого не может быть! Никогда!"
  Позади крики. Это взрослые ищут их. Сейчас они увидят, и...
  Он, конечно, может сказать, что Зигфрид сам упал, не упоминать ни о какой драке... Вид у него растрёпанный и оборванный - так тоже сорвался, но смог удержаться, обратно влезть. Он придумает на ходу, объяснит - но легче от этого разве будет? Он не умеет.
  - Томас! Ты почему ушёл из лагеря? Разве можно? А где Зигфрид?
  Сейчас они подойдут, глянут вниз и...
  И тогда братья будут всегда вместе, больше не с кем расставаться и нечего бояться! Теперь они покинут землю и уйдут жить в Небесный город.
  Прыжок с разбегу. И Ровинан устремился туда, где, наверное, уже ждёт его брат...
  
  
  Мягкие, как облака, руки подхватили его, возвращая домой. Последний взгляд на землю с перистой высоты - два тела, залитые кровью и изломанно-прекрасные жутковатой красотой смерти. И даже руки касаются одна - другой.
  Побратались...
  - А где Зигфрид? Он здесь?
  - Нет. Он погиб. Разбился.
  - Почему? - слёзы - мелкими каплями дождя.
  - Ты ошибся. Он никогда не был твоим братом.
  
   - Джер! Ты куда? А ну стой!
  Джеральд вздрогнул. Несколько мгновений кошмарный сон ещё дрожал сквозь прикрытые ресницы, бешеным ритмом отзываясь в сердце, но вскоре растворился, исчезнув из памяти.
  - Майк? - пробормотал Джеральд. - Где я?
  - На крыше. Что за чёрт тебя сюда принёс?! С каких это пор в нашем доме крыша не закрыта? Ты знаешь, что ты сейчас собирался прыгнуть вниз? Где ты так навернулся? Ты весь в каких-то ссадинах... Я тебя еле удержал...
  - Я? Вниз? - Джеральд вздрогнул, сбрасывая остатки сна. - А ты? Ты не спал и следил за мной? Ты же... ты мне жизнь спас, Майк!
  - Да ладно... Я и не следил. Проснулся среди ночи, а входная дверь - настежь. И тебя нет. Вот и пошёл посмотреть, куда тебя понесло. На улице нет - ты бы вряд ли далеко ушёл. Я думал - на лестнице, поднялся доверху и вижу - крыша открыта. Глянул, а ты здесь. Ладно, пошли вниз. Завтра на ночь баррикаду у двери поставлю. И у балкона тоже. Ты бы к врачу сходил, что ли, может, он тебе какое лекарство пропишет или ещё что...
  - Или в психушку отправит.
  - Боишься?
  - Ага, - признался Джер. - Надеюсь, может само со временем пройдёт - раньше ведь такого не было.
  
  Весь следующий день Джеральд провёл, сидя за ноутбуком. Ему пришли письма с работы, тексты и статьи для перевода и тому подобное, словно все разом вспомнили о его существовании. Впрочем, и работа, и деньги были ему сейчас необходимы: отпуск, в который он сам себя отправил в связи с депрессией, закончился, а в ближайшее время Джеральд собирался съездить к родителям. Они ведь всё ещё думают, что у него скоро свадьба с Ирэн, а он не в состоянии сообщить им эту трагическую новость по телефону.
  
  Мама
  
  Поезд уносил Джеральда на север. Он сидел у окна, глядя на проносящиеся мимо поля, поселения, города, холмы...
  Дорога показалась быстрой. Он остановился возле небольшого деревянного двухэтажного дома, но всё ещё медлил перед тем, как звонить в дверь. В мыслях он долго готовился к предстоящей встрече с родителями, к разговору об Ирэн, и всё равно волновался. Позвонил. Сейчас откроет мама...
  Но, вопреки его ожиданиям, вышла Энн. Ей шестнадцать, и сейчас она, наверное, готовится сдавать экзамены.
  - Джерри! Привет!
  Он чуть прикусил губу: с детства терпеть не мог это сокращение его имени, и если бы его окликнули так на улице - вряд ли бы обернулся. Джерри... Какой-то мышонок из мультика.
  - Привет...
  Вошли в дом.
  - Что-то ты как-то изменился...
  Он не ответил, только кивнул.
  - Мама, здравствуй!
  - Джер! Я так рада, что ты, наконец, смог к нам приехать. Мы все скучали без тебя!
  Ему было странно: будто он не видел мать не полгода, с Рождества, а целую вечность и успел забыть, какая она.
  - Как сдал экзамены? А диплом тебе уже выдали? Ты ведь собирался продолжать учиться... - забросала мать сына вопросами. - Я вижу, ты немножко изменил внешность... Ирэн так больше нравится, да? Мне, наверное, тоже, хотя немножко непривычно. Как настроение перед свадьбой? Ты мне почему-то ничего не говорил по телефону, и я не спрашивала, думала, ты учёбой совсем загружен. Да заходи, садись, что стоишь у двери?
  - Не будет никакой свадьбы, - тяжело ответил он.
  - Как? Что такое? Вы поссорились, да? Может, я смогу чем-то помочь, позвоню, поговорю с ней?
  - Нет... - выдохнул он. Прошёл в комнату и опустился на стул.
  Мать и сестра внимательно смотрели на него.
  - Ирэн больше нет. Она умерла... погибла...
  - Как?! - вскрикнули мать и сестра в один голос. - Что случилось?
  - Автокатастрофа, - слово такое странное, застрявшее в горле. - В её машину врезался грузовик.
  - Это точно? - спросила Энн. - Что, если кто-то сообщил это тебе, чтобы расстроить свадьбу? Вдруг Ирэн жива?
  - Это не ложь и не ошибка. Я был на похоронах.
  - Когда это случилось? Недавно?
  - Я не помню... наверное, месяц назад. Или больше. Мне кажется, что давно.
  - Но почему ты мне ничего не сказал? Я ведь звонила тебе, а ты говорил, что с Ирэн всё нормально, что будет свадьба. Почему?
  - Я не мог. Понимаешь, мама, я не мог сказать тебе по телефону. Мне надо было приехать.
  Помолчав, мать кивнула головой.
  - Понимаю, как тебе тяжело... А учёба, колледж? - решила она перевести разговор на другую тему. - Ты сдал выпускные экзамены и получил диплом?
  Джеральд сидел за столом, обхватив голову руками. Как сложно объясняться с родителями, пусть даже он давно взрослый.
  - Нет. Я не сдавал экзамены. И диплома не получил.
  - Не сдавал? Вообще? Почему?
  - У меня, наверное, была депрессия... Я не знаю и почти ничего не помню из того, что было после похорон Ирэн.
  - Депрессия? Ты был в больнице?
  - Нет. Я не помню, где я был. Дома в Лондоне, в городе, на кладбище... Не помню.
  - Вообще?
  - Наверное, вообще.
  - Но я же тебе звонила. Ты говорил со мной вполне нормальным голосом. Сказал бы, я бы приехала к тебе.
  - Нет, я же сказал - не мог.
  - Что ж... - вздохнула она. - Но как ты вышел из этого состояния?
  - Как-то вышел.
  Он знал ответ на этот вопрос, но не мог же он говорить матери о самоубийстве!
  - А твой новый имидж, так сказать, цветные бирюзовые линзы вместо очков и чёрные прямые волосы - это тоже что-то значит? - спросила до сих пор молчавшая Энн.
  -Я хочу порвать с прошлым и забыть его, - мрачно сказал Джеральд свою теперь уже обычную отговорку. Он устал от расспросов.
  - Но как же колледж? - спросила мама. - Ты сказал, что не сдавал экзаменов. И теперь ты останешься недоучкой? Ты же был одним из лучших студентов в группе!
  -Я говорил с профессором Брауном, и он сказал, что я смогу сдать и экзамены, и дипломную работу через год, с другим курсом.
  - Что ж, значит, через год, - вздохнула мать. - Это всё же лучше, чем отчисление.
  Джеральд сидел, ковыряя вилкой в тарелке. Есть не хотелось. Тяжко повисло молчание, все слова будто растворялись в воздухе ещё до того, как были произнесены.
  
  Байрон
  
  После обеда Джеральд ушёл на второй этаж, боясь снова поймать сочувствующе-сожалеющий взгляд матери. Конечно, к таким вестям сразу не привыкнешь. Но разве он мог сказать, что больше не горюет по Ирэн, что для него со дня её гибели прошла целая вечность? Теперь он почти забыл её, сам не понимая, как и почему это произошло.
  В окна пробивался солнечный свет. Это была его комната до того, как он уехал в Лондон поступать в колледж. Тогда его отговаривали: разве мало учебных заведений в Эдинбурге или в Глазго? Но Лондон манил его. Теперь он останавливался здесь, когда приезжал на каникулы, и от одного приезда к другому в комнате почти ничего не менялось, лишь поддерживали чистоту. Он приоткрыл соседнюю дверь в комнату Энн. После обеда она ушла к подруге, с которой они учились в одном классе, - то ли готовиться, то ли просто гулять. Повсюду валялись учебники, тетради. На столе лежал список вопросов по английской литературе. Раскрытая книга на кровати привлекла его внимание. Он подошёл ближе и прочитал:*
  
  Первый дух
  
  Смертный! На луче звезды
  Я спустился с высоты.
  Силе чар твоих послушный,
  Я покинул мир воздушный,
  Мой чертог среди эфира,
  Нежно сотканный дыханьем
  Туч вечерних и сияньем
  Золотистого сафира
  В предзакатной тишине.
  Смертный! Что велишь ты мне?
  
  Читая эти строки, Джеральд едва не вскрикнул. Ему показалось, что ещё один миг, подобный вспышке молнии, и он поймёт, почувствует что-то неизмеримо важное для себя. Некую истину, которая, как тень, всегда где-то рядом, но постоянно ускользает от него. И тогда он найдёт ответы на те вопросы, которые боялся задать даже самому себе, потому что не понимал, где искать. Та грань снов и яви, что всегда манила его, но стоило лишь коснуться её мыслью, как она тут же ускользала, растворялась, оставаясь неведомой.
  Джеральд взглянул на обложку книги. Конечно, как он мог забыть - это же поэма Байрона "Манфред"! Но теперь эти строки зазвучали настолько по-новому, что он даже не узнал их. Словно луч пытался пробиться сквозь тёмную толщу грозовых облаков.
  Он читал дальше:
  
  Второй дух
  
  Монблан - царь гор, он до небес
  Возносится главой
  На троне скал, в порфире туч,
  В короне снеговой.
  Лесами стан его повит.
  Громовый гул лавин
  В могучей длани держит он
  Над синей мглой долин.
  Века веков громады льдов
  Вдоль скал его ползут,
  Но чтоб низвергнуться во прах -
  Моих велений ждут.
  Я грозный повелитель гор,
  Единым словом я
  До недр их потрясти могу, -
  Кто ты, чтоб звать меня?
  
  "Монблан! - воскликнул шёпотом Джеральд, но тут же снова потерял нить. - С этим названием меня будто связывает что-то настолько близкое или... Я будто не помню... Я никогда не был в Альпах, но почему-то в последнее время всё чаще думаю о том, чтобы туда поехать".
  
  Третий дух
  
  В тишине заповедной,
  В синей бездне морей,
  Где сирена вплетает
  Перлы в зелень кудрей,
  Где во мраке таится
  Водяная змея, -
  Гулом бури твой голос
  Долетел до меня.
  Мой чертог из коралла
  Он наполнил собой, -
  Что ты хочешь, о смертный?
  Дух морей пред тобой!
  
  Четвертый дух
  
  Где недра вулканов
  Кипят в полусне
  И лава клокочет
  В гудящем огне,
  Где Анды корнями
  Ушли в глубину -
  Вершинами гордо
  Стремясь в вышину, -
  Во мраке подземном
  Тебе я внимал,
  На зов твой покорно
  Из мрака предстал!
  
  "Разве человеку, пусть даже и магу, могут покориться вулканы?" Джеральд, конечно, осознавал, что читает Байрона, но духов, властителей стихий, он представлял по-другому.
  
  Пятый дух
  
  Я дух и повелитель бурь,
  Я властелин ветров;
  Свой путь к тебе я совершал
  Средь молний и громов.
  Чрез океан нес ураган
  Меня на голос твой, -
  Плыл в море флот, но в бездне вод
  Он будет пред зарей!
  
  Джеральд закрыл глаза и вдруг ясно увидел в небе огромную тучу, очертаниями напоминавшую птицу, быть может, альбатроса или буревестника, но крылья его были темны. Один взмах и взвился, завыл чёрный смерч над морем, кружась с неистовой силой, погнал штормовые волны, разбивающие берега, сметающие всё на пути...
  Видение было одновременно и пугающим, и завораживающим, и, как ни странно, показалось Джеральду таким знакомым, родным, но давно позабытым. Наверное, так бывает с теми, кто возвращается в родной дом, из которого пришлось уехать в раннем детстве. Словно он знал этого могущественного духа бури и шторма, которого увидел в облике гигантской птицы. Знал так, будто и сам много раз сопровождал его, был рядом с ним. "Кто ты? - спросил Джеральд, забыв, что всё ещё находится в комнате. - Как твоё имя?" И вздрогнул, услышав собственный голос. Видение рассеялось, но, но дух, явившийся ему огромной птицей, словно коснулся его крылом, оставив на лице невидимый след. Или это просто окно распахнулось шире? Прошелестели страницы. "Он тоже читает? - подумал Джеральд, - или я, как ребёнок, играю сам с собой, от одиночества пытаясь представить рядом кого-то невидимого?"
  
  Шестой дух
  
  Дух Ночи пред тобой, дух темноты -
  Зачем меня терзаешь светом ты?
  
  Седьмой дух
  
  Твоей звездою правил я
  В те дни, когда еще земля
  Была не создана. То был
  Мир дивный, полный юных сил,
  Мир, затмевавший красотой,
  Теченьем царственным своим
  Все звезды, что блистали с ним
  В пустыне неба голубой.
  Но час настал - и навсегда
  Померкла дивная звезда!
  Огнистой глыбой без лучей,
  Зловещим призраком ночей,
  Без цели мчится вдаль она,
  Весь век блуждать осуждена.
  И ты, родившийся под той
  Для неба чуждою звездой,
  Ты, червь, пред кем склоняюсь я,
  В груди презренье затая,
  Ты, властью, данною тебе,
  Чтобы предать тебя Судьбе,
  Призвавший лишь на краткий миг
  Меня в толпу рабов своих,
  Скажи, сын праха, для чего
  Ты звал владыку своего?
  
  
  "Разве может даже самый могущественный из магов повелевать владыками стихий? - подумал Джеральд и ответил себе сам: - это люди тешут себя пустыми мечтаниями или - таков поэтический замысел Байрона". Поначалу, прочитав слова шестого и седьмого духов, Джеральд был не так впечатлён, как предыдущими, но, просмотрев их снова, вздрогнул, и сердце забилось будто в такт стихотворному ритму.
  
  Семь духов
  
  Владыки гор, ветров, земли и бездн морских,
  Дух воздуха, дух тьмы и дух твоей судьбы -
  Все притекли к тебе, как верные рабы, -
  Что повелишь ты им? Чего ты ждешь от них?
  
  Манфред
  
  Забвения.
  
  "Забвения? - мысленно возразил Джеральд. - Мне вспомнить бы... Но о чём я говорю? Что мне надо вспомнить?"
  
  Манфред
  
  Вы знаете. Того, что в сердце скрыто.
  Прочтите в нем - я сам сказать не в силах.
  
  Словно ответ.
  Последние строки Джеральд, наверное, невольно произнёс вслух и потом долго ещё слышал их. Они звенели, отражаясь от его души, как цветные стёклышки в калейдоскопе:
  
  ...того, что в сердце скрыто...
  ... я сам сказать не в силах...
  ...забвение...
  
  - Джер? А что ты делаешь в моей комнате? - услышал он за спиной голос Энн.
  - Да ничего, так просто зашёл посмотреть, увидел книгу и зачитался.
  - Байрона? Это нам к экзамену по литературе надо. А ты теперь на следующий год всё сдавать будешь?
  - Да. Может, пойдем, прогуляемся? Или ты занята?
  - Пойдём.
  - Только я сейчас фотоаппарат возьму.
  - Увлекаешься фотографией? Или это работа, тоже для журналов, как статьи и переводы?
  - Нет, для себя, - помолчал немного. - Я облака фотографирую.
  - Облака? - удивилась Энн. - А зачем?
  - Красиво. Сегодня, когда я шёл сюда, они были такие разные... - мечтательно проговорил Джеральд.
  
  
  * Цит. по Дж. Г. Байрон "Манфред", перевод И. А. Бунина.
  
  
  Рисунки
  
  Они вышли на улицу, и Джеральд, увидев в дальних кучевых облаках замок, взялся за фотоаппарат.
  - И что ты там увидел? - разочарованно спросила Энн. - Тучи, как тучи, ничего особенного.
  - Смотри! Когда они приблизятся, их шпили можно сделать чуть тоньше, а вон там окна, они должны быть широкими - шире, чем сейчас.
  Энн кивнула, слушая брата.
  - Как всё интересно, - проговорила она. - А я как-то и не замечала...
  - Видишь: посередине - окно-роза, как в готических соборах, - продолжал он, - сейчас я сделаю его более кружевным, так красивее.
  - Что сделаешь? - не поняла Энн.
  - Более резным и похожим на готическую розу. Добавлю слоистых и перистых облаков, которые у нас прямо над головой.
  - То есть? Ты меня разыгрываешь, а я уже не маленькая! Облака - не краски, ими нельзя рисовать!
  - Ещё недавно я тоже так думал. Посмотри! Теперь это больше похоже на замок.
  - И правда... Да это совпадение! Ты просто знаешь, в какую сторону подует ветер, и как они при этом изменятся.
  - Я историк, а не синоптик, - смеясь, сказал он, и сфотографировал получившуюся картинку. - Замок видишь?
  - Да.
  - Если вон ту длинную полосу подогнать к нему, то рядом будет пристань. Можно подогнать к ней вот эту рябь и чуть завернуть, сделав завитки, - получатся море и волны.
  - Я пока не представляю... - замотала головой Энн.
  Джеральд и сам не знал, сможет ли он составить в одну картину столь далёкие облака, но отступать не хотел.
  - Теперь - видишь? Там замок, а ближе - волны и пристань. А ещё бы вот это облако перенести сюда - далековато, но я попробую. И над ним - те, немножко изменить очертания...
  Казалось, Джеральд заигрался, как ребёнок.
  - Корабль! - воскликнула Энн, наблюдая, как прямо на глазах с разных сторон неба потянулись белые облака, словно ветер переменился лишь для них одних. Быстро понёс, собирая вместе, и они приняли очертания парусника.
  Джеральд снова взялся за фотоаппарат.
  - А где ты этому научился? Неужели в колледже? - засмеялась она. - Только не говори, что стал волшебником.
  - Не знаю... Как-то само получается. Может, я всегда умел, только не знал об этом и никогда не пробовал.
  - А вдруг и у меня получится? Я же твоя сестра!
  - Попробуй.
  - Из оставшихся вне прибрежного пейзажа облаков Энн решила изобразить дракона. Но сколько она ни пыталась изменить или сдвинуть облако хоть чуть-чуть, так и не смогла. Да и пейзаж начал постепенно расползаться от ветра, и Джеральду приходилось немного подправлять его.
  - Не печалься, - утешил он сестру. - Что ты хочешь сделать? Эти облака чуть подтолкнуть к тем? Смотри, немного зацепляешь взглядом и несёшь... придаёшь форму... Вот он, твой дракон, как ты и хотела!
  - Да! Белый, крылатый и пушистый! Как здорово! И правда - так просто! Почему никто, кроме нас, до этого не додумался? А вот я ещё сейчас рядом с ним... Джер! Ты разыгрываешь меня! Так нечестно! Это ты дракона нарисовал, а я так ничего и не умею...
  - Ну, я, я... - вздохнул Джеральд.
  - Ладно. Ты как хочешь, а я домой пойду. Мне готовиться надо, - мрачно сказала Энн.
  - Ну, не дуйся. Я сам не знаю, как этому научился. Только, пожалуйста, не рассказывай никому - всё равно не поверят.
  - Хорошо, не буду.
  
  Родители
  
  Вечером с работы пришёл отец. Поздоровался с Джеральдом, похлопал по плечу:
  - Ну, как жизнь, как учёба? Всё сдал? А что Ирэн не приехала? Мы вас вместе звали, - стал расспрашивать он, но, встретившись взглядом с матерью, осёкся. - Что случилось?
  Джеральд замер: неужели опять всё заново рассказывать? Но мать опередила его:
  - Джер, иди. Я сама скажу.
  
  За ужином повисла гнетущая тишина. Джер пытался привыкнуть к мысли о том, что у его родителей были какие-то планы относительно него самого. В Лондоне он нечасто вспоминал об отце и матери - лишь тогда, когда они звонили.
  
  Невольно он всё возвращался к мысли о стихийных духах. Как будто в этом была какая-то разгадка, которая могла помочь ему понять мир, а главное - самого себя. Он лёг спать уже далеко за полночь, по своему обыкновению, одетым, опасаясь, что какая-то неведомая сила снова заставит его куда-нибудь пойти... только не это! Не хватало, чтобы родители узнали, что он опять, как в детстве, ходит во сне.
  Но ничего такого не произошло - ни в эту ночь, ни в две другие, пока он не собрался в Лондон.
  Перед отъездом родители, прощаясь с ним, дали денег, сказав, что если свадьба, к которой они так готовились, сорвалась, пусть он хотя бы купит себе что-нибудь или куда-нибудь съездит.
  Обнявшись с отцом и матерью на прощание, Джеральд отправился в обратный путь.
  
  Духи стихий. Поиск
  
  Глядя в окно поезда на сгущающиеся за окном грозовые тучи, он вспомнил слова:
  
  Свой путь к тебе я совершал
  Средь молний и громов...
  
  Стихийные духи... Что в них так влечёт его? Или он должен что-то найти, узнать, понять? Раньше, когда ему становился интересен тот или иной вопрос в литературе или период в истории, он шёл к профессору, занимавшемуся этим предметом, спрашивал, обговаривал, а потом писал реферат или статью по теме. Его постоянно интересовало что-то подобное, и это было одной из причин, почему его считали одним из лучших студентов. Правда, некоторые говорили, что он слишком разбрасывается.
  Можно ли писать о стихийных духах? Как показывал опыт, писать можно о чём угодно, на любую тему, достаточно лишь правильно её сформулировать и найти нужную литературу. Но ведь его обучение подошло к концу, остались лишь выпускные экзамены и диплом, большая часть которого уже написана. Подумать только, год назад он, кажется, был так увлечён всем, что касалось первых печатных книг в Англии - такова была тема его дипломного исследования - а теперь, когда он недавно перечитывал, самому скучно стало. А ведь надо ещё завершить, оформить... так не хочется. Стихийные духи... Быть может, реферат или статью? Тема как-то не располагает. Или писать диплом заново именно о них? - возникла внезапно шальная мысль. И, словно в ответ, за окном сверкнула молния, сопровождаемая раскатами грома. Хлынул дождь. Джеральд смотрел в окно, как заворожённый, словно пытался прочесть в контурах туч и ветках молний тайные послания.
  
  Приехав домой, он решил вначале набрать необходимый для работы материал и написать хотя бы план, а потом уже говорить с преподавателями, прося разрешение сменить тему.
  Джеральд искал литературу по разным библиотекам и сайтам в Интернете, как художественную, так и исследовательскую. Последней, к его удивлению, оказалось не особенно много. Тем лучше - больше простора для изучения. "Манфред" Дж. Г. Байрона, два произведения с одинаковым названием "Ундина" Фуке де ла Мотта и Жана Жироду, "Саламандрина" Чарльза Маккея, Жак Казотт "Влюблённый дьявол"... этот список ещё долго можно продолжать. В последнем из упомянутых произведений прекрасная сильфида под конец почему-то оказалась коварным бесом. Но, в глубине души, отстранившись от анализа и записывая свои впечатления отдельным текстом, Джеральд скорее поверил бы ей, сильфиде, а не автору, который, возможно, написал такую концовку лишь в угоду церкви и согласно христианской морали. "Разные эпохи, разное восприятие мира", - подумал Джеральд, который никогда не был набожным и несколько досадовал на то, что подобных существ причисляли к нечистой силе. Он всегда это знал, но сейчас ему почему-то стало обидно. Особенно потрясла его воображение мысль о том, что элементали, или духи стихий, могут не только принимать людской облик, но и, покидая привычное место обитания, жить среди людей, создавать со смертными семьи. У них даже могли быть дети, наполовину элементали, наполовину люди. "Кто знает, - подумал он, тщетно пытаясь унять слишком часто бьющееся сердце, - быть может, среди живущих в мире далеко не все, именующие себя людьми, таковыми являются? Но откуда возникла эта идея?"
  И он с любопытством исследователя стал искать корни в более ранней литературе, пока по чистой случайности не нашёл "Графа де Габалиса" аббата Монфокона де Виллар. Пока Джеральд читал сей не слишком обширный труд, он и смеялся, и плакал, и даже один раз хватил кулаком по столу, чем разбудил спящего на кушетке напротив Майка. "Джер, ты что, опять куда-то потащился?" - пробурчал Майк и, открыв один глаз, взглянул на читающего Джеральда. "Совсем рехнулся", - проворчал он, повернулся на другой бок и заснул.
  "Монфокон де Виллар... - рассуждал мысленно Джеральд, - да кто ему сказал, что у элементалей смертная душа?" Впрочем, а кто ему, Джеральду сказал, что - нет? Он просто чувствует, видит, знает - духи бессмертны, как и их стихии, и даже прожив жизнь с человеком - по их меркам ничтожно короткую, они возвращаются домой, в свою среду - в облака, в море, в огонь, в леса или подгорные пещеры.
  Он снова искал - последняя попавшаяся книга привела его в дебри средневековых алхимических трактатов. Путаясь в мудрёных рецептах, в указаниях, "как вызвать и подчинить себе саламандру" и т. п., он нашёл трактат Парацельса "О нимфах, сильфах, пигмеях, саламандрах и прочих духах". Конечно, немалая заслуга великого врача Средневековья в попытке доказать, что вышеперечисленные существа не являются демонами и бесами, но при этом он причислил их... почти к животным, к какому-то промежуточному звену между зверями и человеком. Впрочем, эта точка зрения была свойственна его времени, когда "ничтожный и вечно кающийся венец творения" считался единственным существом с живой и бессмертной душой. Отсюда, наверное, и мысль, что духов можно подчинить и заставить на себя работать - пусть они даже повелевают стихиями. Гремучая смесь эгоцентризма с самоуничижением.
  А как было в другие, дохристианские времена? Нимфы древнегреческих мифов, наяды, дриады, фавны; гномы и феи европейских легенд... И их властители - великие боги древности. Чему удивляться, что пришедшая на смену новая религия истолковала их, как приверженцев дьявола?
  Джеральд записывал всё, что приходило ему на ум, и тихо вскрикнул, представив, что если рассматривать всю историю человечества в подобном ключе, она может быть истолкована несколько по-иному...
  Родословные королей Европы; легенда о Мелюзине; знамя Франциска I с саламандрой... Быть может, и загадки катаров, а потом и тамплиеров, неразрывно связаны с существованием этого народа бок о бок с людьми?
  Джеральд задумался, просматривая в ноутбуке ещё одну статью. Ему попалось на глаза упоминание о более раннем тексте, озаглавленном "Salamandrina", почти как поэма Чарльза Маккея, разнящаяся с его творением лишь одной, последней буквой в заглавии. Текст, как говорилось в статье, представлял связанные между собой сонеты, повествующие о саламандрах, духах стихии огня, но ещё в конце XVI века, во времена его написания, был признан дьявольским и предан огню вместе с автором. Ни одной копии, ни одного экземпляра, кроме названия, не сохранилось, и даже имя автора нигде не значилось. Но в конце статьи ставилось под сомнение и само существование этого текста - исследователи считали его легендой то ли розенкрейцеров, то ли других подобных им мистиков.
  Джеральд искал. Просмотрел перечисление различных сайтов о саламандрах, где говорилось о них и как о мифических существах, элементалях огня, и как о вполне реальных земноводных. Только на каком-то алхимическом форуме некто под именем Phoenix упоминал об этой поэме. Джеральд, конечно, знал, что и сейчас, в XXI веке существуют алхимики или те, кто гордо именует себя таковыми, но никогда ранее с ними не сталкивался, да и не воспринимал их всерьёз. "Алхимики, маги, друиды, тамплиеры - сейчас это только громкие названия, за которыми лишь поиск утраченных знаний и книги, порой весьма сомнительные и далёкие от науки, - подумал он, но тут же стал спорить сам с собой. - Науки? А сам я сейчас близок к науке? Чем можно объяснить, что я упал с высоты и не только не разбился, но и остался невредим, приземлившись на ноги? - Я о себе ничего не знаю, и сейчас только набираю материал для новой темы диплома. А этого алхимика надо бы расспросить, написать ему".
  Джеральд просмотрел другие его сообщения и понял, что тот высказывается всегда по делу, чётко и ясно, часто даёт советы. Несомненно, он занимался алхимией, и не только исследовал теорию, но и проверял на практике. Джеральд написал этому загадочному человеку, спрятавшемуся на форуме под именем Phoenix. "А человеку ли?" - подумалось невольно, пока пальцы стучали по клавиатуре. Для регистрации на форуме Джер выбрал себе имя Sylph, сам не зная, почему. Он сообщил, что пишет дипломное исследование по поводу духов стихий и хотел бы подробнее узнать о поэме "Salamandrina", её авторе и времени написания.
  Phoenix ответил лишь через пару дней:
  
  "Поэма была написана в начале XVII века неким французским монахом по имени Бонифаций. Она представляла собой три венка "неправильных" сонетов из одиннадцати строк: два четверостишия и одно трёхстишие, то есть всего тридцать три. Будто автор забыл или перепутал, как пишется сонет, но это было бы странно, скорее он сделал так специально. Ключей к трём "венкам сонетов" не было. Возможно, в числах таился ещё один смысл. Бонифаций скрывал своё сочинение ото всех, но когда поэму нашли, его обвинили в сговоре с нечистой силой и приговорили к сожжению, а все его записи были уничтожены. По легенде, когда зажгли его костёр, он стал читать по памяти написанные им строки, и на его зов явился дух из народа саламандр и забрал его с собой. Впрочем, церковники истолковали это по-своему, посчитав, что нечестивый монах был утащен в ад нечистой силой".
  Узнав, что Джеральд пишет диплом по упомянутой теме, Phoenix прислал список литературы со ссылками, часть которого, по его мнению, была обязательной, а с другой, как он сказал, неплохо было бы ознакомиться. Он упомянул, что сам искал эти книги давно, а потому, если возникнут трудности, великодушно предложил написать ему, и тогда он сам попробует прислать труднодоступную литературу. Впрочем, треть этого списка относилась к эзотерической литературе, которую вряд ли могут воспринять в учебном заведении, на что Phoenix также намекнул.
  
  Джеральда поразило подобное отношение абсолютно незнакомого человека. Не найдя на форуме данных о его местопребывании, поблагодарил его и спросил, где тот находится, и не могли бы они встретиться лично. Он и сам не особенно верил в реальность этой встречи: форум англоязычный, но находиться они могут и на разных континентах. На этот раз ответ почти не заставил себя ждать и пришёл через полчаса:
  
  Дорогой Джеральд,
  Очень сожалею, но для меня пока это вряд ли представляется возможным. Я живу в Санкт-Петербурге.
  
  Джеральд только вздохнул. Вот уже три недели он пересматривал массу книг и статей, прерываясь лишь на то, чтобы выполнить присланную ему работу, на еду и на сон.
  
   Сон четвёртый. Рисунок
  
  В тот миг, когда другие словно проваливаются в сон, окутанные теплом и темнотой, в серый, пушистый и мягкий, как кошачья шерсть, туман, Джеральд взлетал... И снова бился в закрытые врата Города, срывая руки, или, отчаявшись, приникнув к замку - прозрачному, как ледяная звезда , - вновь рассматривал кружевные улицы, дома, летящие колонны и островерхие крыши... Пока не отыскал лунное окно.
  Он снова увидел её призрачно-бледный лик, но теперь луна не смеялась над ним, а лишь мечтательно улыбнулась. Он невольно глянул на свои руки и увидел в левой - он был левшой - перо, лёгкое пушистое птичье перо. Он протянул руку и провёл над собой по воздуху тонкую линию, одну, другую... и они отразились на небе, как начертанные мелом и облаками. И тогда, словно силясь вспомнить, он пытался нарисовать по памяти портрет того, кого давно ищет. По памяти, которой нет, - он ведь не видел его никогда, только представлял... Белые, как снег, волосы, синие, как вечернее небо, глаза, а черты лица должны быть, наверное, похожими, ведь они близнецы, хоть и разные. Он не художник, он рисует только облаками. А если даже его брат совсем другой, то он напишет ему письмо, сейчас, пером на небе, и тот, конечно, узнает, увидит:
  
  Брат мой, откликнись, я ищу тебя!
  Ровинан.
  
  Открыв глаза, он услышал голоса Майка и Эндрю:
  - Джер, с этим надо что-то делать.
  - Мы не можем пасти тебя все ночи. Сейчас мы опять нашли тебя на балконе. Ты так перегнулся через ограду, что ещё немножко, и мы могли бы не успеть...
  Он сонно бормотал благодарности и извинения, а сам всё ещё надеялся: "Быть может, это не так серьёзно, может, в последний раз... надо съездить куда-нибудь, тогда, наверное, уйдёт. Ведь прекращался же у меня этот проклятый лунатизм, как только я пошёл в школу".
  
   Дома
  
  Теперь, перечитав короткое письмо, что написал ему Phoenix, Джеральд задумался:
  "Кажется, родители дали мне денег, чтобы я съездил куда-нибудь. А я так увлёкся подбором материала по новой теме, что и забыл об этом. Только сегодня случайно вспомнил. Санкт-Петербург... Говорят, красивый город, но я никогда не стремился туда, как-то даже и в голову не приходило. Тем более, ехать в Россию - это всё-таки слишком далеко и сложно. А вот в Париже я давно хотел побывать". Он уже бывал там в детстве с родителями, но из той поездки ничего, кроме Эйфелевой башни, Диснейленда и какого-то кафе, не запомнил. Время от времени подрабатывая переводчиком, французский язык он знал вполне сносно. Решение пришло как-то само собой. Билеты он заказал через Интернет, планируя ехать через две недели, пока в колледже каникулы. Но до отъезда всё же решил написать профессору Брауну о том, что собирается менять тему дипломной работы. Кто знает, вдруг ему не разрешат этого сделать сейчас, когда давно уже всё утверждено.
  Джеральд пересмотрел свои записи. В одном тексте он записывал все впечатления от прочитанной литературы, но вовсе не собирался их кому-либо показывать. В другом были намётки диплома: план, вступление, библиография и начатая основная часть, и Джеральд отправил это вместе с письмом профессору Найтингэйлу, у которого, при утверждении новой темы, он собирался писать работу.
  В ожидании ответов преподавателей Джеральд рылся в ящике стола, и на глаза ему попалась флэшка, наверное, одна из первых, которые у него появились. Он думал, что за столько лет она давно пришла в негодность, но всё не решался её выбросить. Повертев её в руках, он решил проверить и подключил к ноутбуку. Джеральд давно уже не помнил, что на ней, а потому, когда увидел на экране вполне читаемые файлы, очень удивился. Там были картинки, а текст только один. Это был его дневник восьми- или девятилетней давности. Обычно, когда речь идёт о дневнике, представляют или тетрадь с записями, или виртуальный дневник в Интернете. Позволить себе ни то, ни другое Джеральд тогда не мог: маленькая Энн со своим вредным характером постоянно рылась в его вещах и могла бы вылить в тетрадь краску или чернила или показать родителям. А Интернет был только на родительском компьютере, и Джеральда туда пускали ненадолго. И потому дневник свой Джеральд сохранял только на флэшку, которую всегда носил с собой, и ещё удивительно, как не потерял.
  События того времени, когда ему было пятнадцать-шестнадцать лет, почти стёрлись из памяти. Ему нравилась какая-то Мэри из его класса. Теперь он не помнил её лица, да и вообще будто впервые слышал, кто это. Если он совсем позабыл Ирэн, что говорить о других? Несколько записей были посвящены музыке, которую он слушал. Особенно нравился ему известный тогда певец и музыкант Дамиан Дарк. Джеральд был в восторге от его песен, хотя никогда не был фанатом. Как он мечтал, чтобы Дамиан приехал с концертом в Шотландию - в Эдинбург или в Глазго, - но в программе гастролей в Великобритании значился только Лондон. Потом Джеральд прочитал в новостях, что после своего концерта в Праге Дамиан исчез. Потом вроде бы по официальным сведениям оказалось, что Дамиан решил оставить музыкальную карьеру и ушёл в монастырь.
  Теперь Джеральд перечитывал эти строки, словно они были написаны кем-то другим. Но при этом пару куплетов из песни Дамиана Дарка он вспомнил и даже смог напеть.
  
  Он снова просмотрел почту и нашёл письма от преподавателей. Профессор Браун очень удивился такому повороту событий. Он сожалел, что Джеральд не собирается дописывать у него диплом, и высказал сомнения, что ему разрешат поменять тему, разве что уже готовы какие-то наработки. Читая письмо, Джеральд решил, что профессор просто отговаривает его, не желая терять хорошего студента. И, возможно, поэтому профессор Найтингэйл так заинтересовался, сказав, что по данному вопросу давно не было никаких исследований. Он просил, как только другие главы будут готовы, присылать их ему и держать его в курсе.
  Джеральд облегчённо вздохнул: прочитав это письмо, можно было не сомневаться, ему разрешат писать по новой теме.
  И он мысленно начал собираться: ведь до отъезда в Париж оставалось уже всего четыре дня.
  
   Город. Сон наяву
  
  Джеральд приник к окну иллюминатора. Перед взлётом самолёт стремительно рванулся вперёд, а когда оторвался от земли, Джер даже вскрикнул. Он, конечно, и раньше летал, и не раз, но никогда это не было столь захватывающе... Внизу проплывали дома, дороги, деревья, такие маленькие, - самолёт быстро набирал высоту. Пусть Майк и Эндрю отговаривали Джеральда лететь, говоря, что это слишком дорого, и предлагали ехать на поезде - разве сравнится эта обнимающая, поющая, летящая лазурь с монотонным стуком колёс, мельканием привычных видов за окном? А тоннель? Словно построенный сотнями гоблинов и гномов прямо под морем назло ундинам и наядам.
  Голубое небо сменилось слоями облаков. Несколько раз Джеральд пытался фотографировать, но через иллюминатор получилось плохо.
  И он увидел Город.
  С высокими крышами и стрельчатыми окнами и аркадами, с фонтанами, разбрасывающими мелкие пёрышки из облачных чаш, с серо-белыми дорогами и кружевными, почти невесомыми домами. Днём это пламенеющая солнцем готика, а ночью Небесный город освещают луна и звёзды, и в нём их свет вовсе не кажется таким призрачно-тусклым, как на земле. Его жители - крылатые люди, птицы и серебристо-белые драконы, и, как и во всём вокруг, в них тоже есть что-то невесомое, воздушное, неуловимо меняющееся.
  Если на миг Джеральду удавалось увидеть лицо кого-нибудь из них, он готов был поклясться, что знаком с ними. Но стоило отвлечься и обратить внимание на что-то другое, как память тут же стирала их. Джеральд даже тряхнул головой - не заснул ли он? Видение исчезло на несколько мгновений. Но тут же вновь вернулось. "Что это? Безумие? - подумал он и сам же себе ответил: - Нет, это Город в небесах, где живёт народ сильфов. И если я сошёл с ума, то не сейчас, а гораздо раньше".
  Самолёт начал снижаться. С замиранием сердца Джеральд прощался с внезапно явившимся в облаках Городом. Снова попытался сфотографировать, но ничего не получалось. Город ему удалось запечатлеть на фото лишь один раз - другие выходили на цифровом экране лишь рваными переплетениями облаков.
  
   Париж
  
  Сойдя с самолёта, Джеральд направился в гостиницу. Она представляла собой обычное, весьма посредственное пристанище и находилась на окраине города. Но Джеральд не был особенно придирчив к условиям, тем более что планировал возвращаться туда только на ночь. В Париже он собирался пробыть четыре дня. Приехать на более долгое время он не решился по нескольким причинам: работа, диплом и ... то, что он ходит во сне. Больше всего он боялся именно последнего. Что, если, так и не проснувшись, он направится куда-нибудь? В чужом городе, в чужой стране, и некому будет остановить его... Он гнал эту мысль, убеждая себя, что ничего подобного за время его пребывания в Париже не случится. Ведь обошлось, когда он был у родителей в Шотландии.
  В первый день после приезда Джеральд пошёл в Лувр. От общей экскурсии по музею он отказался, тем более что у него как у студента-историка была рекомендация от учебного заведения. Пришёл он к открытию и весь день провёл в музее, уйдя, когда Лувр закрывался, уставший и голодный, успевший посмотреть лишь малую часть того, что собирался.
  На следующий день погода выдалась ясной, и Джеральд решил отдохнуть от Лувра, куда он обязательно ещё пойдёт завтра, и собрался погулять по городу. Он направился к собору Нотр-Дам, зная, что осмотр займёт у него никак не меньше половины дня.
  Он вышел из собора лишь к вечеру и потом, прогуливаясь по острову Сите, нашёл то самое место, где в 1313 году был сожжён Жак де Моле, последний магистр тамплиеров.
  
   Знакомство
  
  А вечером, прогулявшись по Монмартру, Джеральд зашёл в кафе.
  Помешивая кофе и просматривая отснятые фото, он невольно услышал разговор двух девушек за соседним столиком. Одна из них была высокой, стройной, с прямыми, чуть ниже плеч, каштановыми волосами и зелёно-карими глазами, со вздёрнутым носиком, тонкими бровями и правильным овалом лица. Другая была совершенно не похожа на подругу: кудрявая блондинка с голубыми глазами, подведёнными карандашом, маленькая и худенькая. Голос у неё был высокий, и говорила она достаточно громко, так что Джеральд мог слышать всё.
  - А здорово мы над Жаном подшутили! - смеялась она. - То-то же! Дон Жуан нашёлся!
   Её приятельницу было не так хорошо слышно, она говорила ниже, тише и спокойнее, но при этом разделяла радость своей подруги. Из разговора Джеральд понял, что их общий знакомый - упомянутый Жан - встречался с ними обоими, и они ничего не подозревали, а Жан не учёл, что они подруги. Но потом все трое пришли на одну и ту же дискотеку, и девушки, отведя незадачливого ухажёра в сторону, посмеялись над ним. Джеральд тоже тихо посмеялся над этой историей, так, чтобы его соседки не заметили, и потихоньку наблюдал за ними дальше. Хоть они говорили по-французски, из их разговора он понимал почти всё. Потом они беседовали об учёбе, о кино, о том, кто как проводит каникулы...
  Джеральд слушал, но потом не выдержал и подошёл к их столику.
  - Девушки, извините, не подскажете, как отсюда лучше добраться до гостиницы? Она находится на окраине, около***.
  Джеральд хорошо знал французский, но акцент всё же выдавал его.
  - Вы не здешний? - отозвалась первой блондинка. - Должно быть, вы из Швейцарии или из Голландии?
  - Не угадали.
  - Тогда вы, наверное, англичанин? - спросила другая.
  - О! Вы правы, я приехал из Лондона, хотя родом я из Шотландии. Джеральд Мак-Ларен, - представился он и, как галантный кавалер, чуть поклонился.
  - Софи, - представилась блондинка.
  - Диана, - сказала вторая.
  - Очень приятно, - ответил Джеральд.
  - И надолго вы в Париже? - продолжала расспрашивать Софи.
  - На четыре дня. Через два дня я улетаю.
  - А в Лондоне... вы учитесь? - спросила Диана.
  - Да, в колледже. Я историк. Мне ещё год осталось учиться.
  О том, что он пропустил выпускные экзамены, Джеральд, естественно, умолчал.
  - И вы приехали в Париж по учёбе?
  - И да, и нет. Я был здесь давно, ещё ребёнком, но почти ничего не помню. Только то, что мне здесь понравилось.
   - А в Лондоне у вас, конечно, есть девушка? Наверное, ждёт вас? - спросила Софи.
   - Нет, - ответил Джеральд. - Была, но мы больше не вместе.
   - Простите... Вы, наверное, переживаете? Тоскуете по ней? - спросила Диана. В её глазах читалось сочувствие.
   - Раньше - да, но теперь уже нет.
  - Вы говорили, что вы из Шотландии. А там до сих пор мужчины носят клетчатые юбки и играют на волынках?
  - Килт? Это национальная одежда. На праздниках - да, некоторые носят, но это вовсе не обязательно.
  - А вы тоже надеваете килт? - не унималась Софи, щебеча, как птичка.
  - Однажды на празднике, но когда ещё в школе учился.
  - Интересно... Ещё раз, пожалуйста, повторите, как вас зовут. Я плохо запоминаю иностранные имена.
  - Джеральд Мак-Ларен, можно просто Джер.
  - Мак-Ларен? Почти Маклауд.
  Все трое засмеялись.
  - Я не бессмертный, и меча у меня при себе, как видите, нет, - проговорил Джеральд и вдруг на миг задумался: может, поэтому ему удалось выжить, упав с двадцатого этажа?
  Вскоре они как-то незаметно перешли на "ты". Разговор пошёл о жизни, об интересах, об учёбе: Диана и Софи учились на дизайнеров на одном курсе, хотя Диане было девятнадцать, а Софи - восемнадцать. Сейчас были каникулы, и подруги часто виделись вечерами, ходили вместе в кафе или на танцы, а иногда и просто гуляли. Вскоре Софи сказала, что ей пора домой, попрощалась и ушла.
  Джеральд и Диана остались наедине. Они чувствовали, что нравятся друг другу, хотя живут не только в разных городах, но и в разных странах. Они проговорили до позднего вечера, и Джеральд позволил себе лишь поцеловать её руку на прощание. Диана скрылась за дверью подъезда, а он не торопился уходить. "Мы больше не увидимся... никогда..." - теперь уже он не мог в это поверить. Ему казалось, они познакомились не сегодня, а когда-то давным-давно... Джеральд отсутствующим взглядом смотрел на дверь подъезда, и... она открылась. Вышла Диана.
  - Джер... я подумала... если мы не увидимся, то, может, когда-нибудь напишем друг другу?
  Она достала из сумочки блокнот и написала адрес электронной почты. Он продиктовал ей свой.
  Помолчали.
  - А мы не сможем встретиться завтра? - спросил он.
  Она задумалась.
  - Можно вечером. Я свободна.
  Но во взгляде её читалось сомнение: "Зачем? Ты ведь скоро всё равно уедешь, ты забудешь меня, навсегда"...
  - Завтра вечером? - его глаза словно вспыхнули синим огнём. - Я буду ждать. Где? В том же кафе?
  - Можно там. А я думала, ты до отъезда теперь будешь занят, - проговорила она, - сбором материалов к диплому, осмотром достопримечательностей.
  Он снова взял её руку в свою:
  - Главную достопримечательность Парижа я уже встретил.
  Ветер всколыхнул листья деревьев, и в этом шелесте ему почудился ответ на произнесённую только что фразу:
  Ещё нет...
  
  На следующий день Джеральд отправился в Лувр, но пока он бродил среди картин, мысли его постоянно возвращались к Диане. И в шесть вечера он ждал её в условленном месте. Погода была ясной и тёплой, и потому весь вечер они гуляли, пытаясь за короткий срок узнать друг о друге как можно больше. Диана как-то вскользь упомянула, что у неё полгода назад пропал без вести родной брат.
  - Младший? - спросил Джеральд.
  - Нет, Жак старше меня на три года. Он жил один, отдельно от нас с мамой, в бывшей квартире его отца - у нас разные отцы. Мы и не похожи совсем. Его отец с юга, из Марселя, и Жак весь в него: брюнет с чёрными глазами.
  - А чем Жак занимался?
  - Не знаю, вроде ничем особенным. Работал в магазине.
  - Может, он уехал куда-нибудь? - предположил Джер.
  - Вряд ли. Он бы сообщил, что уезжает. А получилось, что он вышел поздно вечером и не вернулся домой. И в последующие дни тоже. Мне почему-то кажется, что он жив, только не знаю, где. Мы заявили в полицию, но пока всё безрезультатно.
  - Может, ещё объявится?
  - Я надеюсь. Мы никогда не были с ним дружны, всегда порознь, но он мне брат.
  - Понимаю.
  Брат... Джеральд вздрогнул, будто при этом слове прямо перед ним повернулась, промелькнула какая-то невидимая грань. Как два зеркала, сросшиеся друг с другом серебряной отражающей стороной, и не расцепить, не разделить их никогда... наяву.
  Но наваждение было столь коротким, что когда исчезло, Джер не заметил. Или сразу же забыл, задумавшись о том, что мучило их с Дианой обоих: стоит ли знакомиться, зная, что больше никогда не встретишься? После двух-трёх свиданий последует разлука, и, наверное, навсегда.
  Многие, оказавшись в такой ситуации, не стремятся поддерживать отношения и как-то внутренне, пусть даже неосознанно, ограждают себя. Но есть и те, кого предстоящая разлука подхлёстывает, словно плеть, кому, чем сложнее и дальше, тем плод слаще. И Джеральд, и, возможно, Диана относились ко второй категории. А потому и последний день перед отъездом Джеральд посвятил встрече с ней. Никакие виды и достопримечательности города уже не интересовали его. И, уезжая, он чуть не плакал, клянясь, что ещё приедет. Диана прощалась с ним, и он долго держал в своих ладонях её руку, не в силах сделать и шага.
  В самолёте он тоскливо прильнул к окну иллюминатора и смог отвлечься, лишь когда в тёмном небе - он летел ночью - увидел серебристо-перистые стрельчатые аркады Города.
  
   Лондон
  
  В Лондон он вернулся очень ранним утром. Моросил дождь, и Джеральд сам в эту унылую погоду чувствовал себя каким-то разбитым, одиноким и почти прозрачным. Добравшись до дома, он первым делом написал Диане письмо... и через десять минут получил ответ!
  В тот же день ему прислали переводить текст, который, как водится, должен был быть готов ещё вчера, и Джеральд углубился в работу. После поездки в Париж его знание французского языка стало гораздо лучше. Переводом он был занят до четырёх часов после полудня. Пил кофе. Перечитывал дипломные записи. Написал ещё два письма Диане и получил ответы.
  Вечером пришёл с работы Майк.
  - Привет, Джер! С приездом! Ты чего такой убитый? Как там в Париже? Лучше, чем здесь, да?
  - Привет... - Джеральд попробовал улыбнуться, но улыбка получилась какой-то вымученной.
  -Да что с тобой такое? Это кто? - Майк случайно глянул в ноутбук, где Джер смотрел на присланную Дианой фотографию. Рассмотрев фото, Майк увидел на дальнем плане Эйфелеву башню. - Да ты ездил не один?
  - Один.
  - Значит, познакомился с ней там? Она француженка?
  - Да. - Джеральд вздохнул: теперь расспросов, а то и подкалываний, не избежать. - Её Дианой зовут.
  - Красивое имя. И сама она симпатичная. Это из-за неё у тебя такое кислое настроение?
  Джер не ответил.
  Тут пришёл Эндрю:
  - Кого это вы там рассматриваете?
  - Новую пассию Джеральда, - отозвался Майк, - он с ней в Париже познакомился.
  - А она ничего, - протянул Эндрю. - Джер, так ты говорил, что тебе по дипломной работе надо ехать, а сам с девушкой гулял? Молодец, зря время не теряешь!
  - Я тоже не знал... - смутившись, проговорил Джеральд.
  - Да ты, не иначе, влюбился! - воскликнул Майк.
  - Ну, Майк... может, закончим обсуждение?
  - А вы уже... - начал было Эндрю, но Джер, перебив его, показал кулак и прошипел:
  - Эндрю, замолчи!!
  - О, да, это, кажется, серьёзно. Ладно, всё, извини, больше не мешаем, - сказали оба, занявшись каждый своим делом.
  
   Сон пятый
  
  Ночью Джеральду снова снился сон. Они встречались с Дианой. Мгновение он видел её лицо: но нет, это совсем не она, а какая-то другая женщина. Они уже давно вместе, и она ждёт ребёнка, его ребёнка. Кажется, ради этого он и пришёл на землю из Небесного города - того, что является ему во снах и наяву в окне самолёта.
  
  А потом, в то мгновение, когда его сын - он точно знал, что это сын, не дочь - родится, они... обменяются телами. Сын уйдёт в Город, а он, Джеральд... нет, сейчас его зовут Ровинан - останется на земле в теле собственного сына и будет жить почти человеческой жизнью от рождения и - пока не найдёт брата. И тогда они оба станут самыми счастливыми на земле и на небесах. Может, подождать, пока сын вырастет, станет взрослым? Возможно, но тогда он не захочет уходить в Небесный город. А почему именно в тело сына? Тогда они с братом навсегда останутся родственниками не только по духу, но и по крови, пусть и не близнецами, как было всегда.
  А женщина... сейчас он даже не может вспомнить её имени - Клер, Марион, Катрин - не всё ли равно? Он избрал её для появления наследника, руководствуясь одним лишь эстетическим чувством. Да, она очень красива, но на её месте могла быть почти любая.
  
  Ветер приоткрыл дверь в комнату роженицы: никто не заметит присутствия Ровинана. Наследство почти обоюдное: новорожденное детское тело в обмен на родство с Вихрем, драконом-птицей, Тёмным властителем сильфов. Сын станет одним из первых в Небесном городе, надо лишь успеть дать имя.
  Появившийся на свет младенец молчит - сейчас самое время... Как же он похож на отца! Если, конечно, можно так сказать о новорожденном, но тёмный пушок на голове и бирюзовый цвет глаз не оставляют сомнений. Но - как быстро рванулась прочь душа его сына! Так бывает - дети сильфов иногда с рождения стремятся в полёт - сами того не осознавая, они могут вырваться из тела в первые мгновения. Неосознанный страх остаться на земле бескрылыми. Слишком много сил отдал ему Ровинан, слишком ждал его появления на свет. Пока не поздно, пока тело не умерло, надо сделать один шаг... Ребёнок на руках у врача...
  Ровинан оглядывается по сторонам. Последний взгляд в небеса, прощание. "Я буду помнить о брате, буду помнить, я найду", - шепчет он в прозрачном ветре, гуляющем по комнате. Окно закрыли. Страх охватывает его: "Не могу - я ведь забуду всё... И тебя, брат мой... Нет!"
  Нет! Он не сможет жить в теле собственного сына. Пусть брат остаётся братом. Его план рушится: Ровинан сам оказался не способен осуществить его. Врачи суетятся: ребёнок умирает. Ровинан видит сияние - пульсирующее, светлое, золотисто-зелёно-голубое, какое бывает вокруг свечи или солнца, но без источника света. Так выглядят души людей, жаждущие воплощения. И одним порывом ураганного отчаяния сияние оказалось рядом с младенцем. Ребёнок вдохнул его и закричал.
  Но мать отдала слишком много сил рождению сына и на рассвете умерла. Его усыновила другая женщина, у которой сын родился слишком рано и настолько слабым, что не смог жить. Ни Ровинан, ни пришедший в мир так и не узнали об этом.
  Ледяным и прозрачным, на острых осколках крыльев падшего ангела вернулся Ровинан в Город. И первое, что увидел, - маленькое пушистое облачко - его неназванный сын, спящий от рождения глубоким сном. Спит он и поныне.
  И Ровинан тоже ушёл в сон, став холодным синеватым сиянием в лучах луны.
  
  Видение
  
  В лучах луны...
  Взгляд бирюзовых глаз с оттенком иронии. В них будто застыл вопрос, на который пока не существует ответа.
  
  Арно вглядывался в эти далёкие звёзды: из серебристых они стали голубыми, почти бирюзовыми. В эту ночь прямо над ним облака перистые и какие-то странные: их тонкие прожилки словно что-то подчёркивают. Арно мысленно соединил пушистые скопления облаков - так соединяют поочерёдно точки, чтобы получился контур, так обозначают в книгах созвездия - и увидел лицо, которое неуловимо напоминало ему кого-то очень знакомого.
  "Кто ты?" - спросил он на языке, которого никогда не знал, но сейчас откуда-то сами пришли слова. И услышал на том же наречии ответ:
  "Я - твой брат".
  "Разве у меня есть брат?" - удивился Арно.
  И... откуда-то внезапно налетел ветер, тёмная туча скрыла небесное творение, начался дождь.
  
  Портрет
  
  Арно прошёл в мастерскую и долго смотрел на нетронутый холст. Потом на листе бумаги сделал несколько набросков карандашом. Быть может, так?
  "Почему я никогда не слышал о брате? - подумал он. - Впрочем, в этой, во второй жизни я не знаю ни своих настоящих родителей, ни других родственников. Лишь странные, почти невидимые очертания и тихие голоса, что слышатся иногда в песне ветра..."
  Он хотел наметить рисунок на бумаге и стал наносить тонкие линии карандашом, но, к своему удивлению, понял, что не в состоянии точно вспомнить лицо, которое видел в облаках. И ветер на улице, словно в насмешку, швырнул в окно два кленовых листа.
  Почему-то набросок к портрету напомнил ему единственного его обращённого - Поля. Ещё когда впервые Арно увидел его в городе, он заметил, что Поль очень красив: высокий, сильный, темноволосый, с правильными чертами лица. Но более всего запомнились ему большие глаза такого редкого бирюзового цвета. При первой встрече с Арно Поль был не один, а со знакомым или приятелем. Арно услышал, о чем они говорят, и был несказанно удивлён. Поль - тогда его звали по-другому, а это имя он взял после обращения, - рассказывал приятелю, как его раздражают "люди нетрадиционной сексуальной ориентации, особенно мужского пола". Вот и Арно удивился, как-то даже забыв это людское понятие, - вампирам ведь обычно всё равно, у каждого свои предпочтения, которые со временем могут меняться, чтобы не наскучило. Он тихо рассмеялся, представив подобные взгляды и вполне вероятный исход событий: уж очень ему понравился этот парень.
  Потом Арно и Поль некоторое время встречались, хоть и недолго. Вначале Поль, а в ответ и Хранитель Клана приглашали друг друга в гости, причём Поль ничего не подозревал, считая своего нового знакомого обыкновенным подростком, сыном весьма состоятельных родителей, что было отчасти правдой, но, в таком случае, слишком давно. Арно, слыша мысли гостя, только посмеивался, уже решив судьбу "своей новой игрушки", как он в отсутствии Поля его иногда называл. Свои взгляды относительно "ориентации" под влиянием Арно Поль очень быстро переменил на прямо противоположные. И спустя месяц или полтора с их первого знакомства Поль стал первым обращённым Хранителя Клана. Но с самого начала Арно заметил, что кроме нечеловечески красивой внешности, Поль ничем не отличается от обычных людей и к тому же обладает капризным и обидчивым характером, чем несколько напоминает другого, всем давно известного вампира из Клана. И потому Арно часто за глаза, а иногда и в присутствии своего обращённого называл его "куколкой". Поль смешно дулся и ревновал господина абсолютно ко всем. Когда вернулся с выполнения некоего весьма специфического задания Франсуа, Поль, узнав, что было раньше между ним и Арно, стал ревновать и к нему. Но было и наоборот: и самого Арно к "куколке" ревновали многие, даже я, Эрнан, именно в то время посвятил ему эти строки сонета:
  
  Пусть раны в кровь не смеют зарастать...
  Ты, виртуоз, прорезал на душе,
  На теле - снов расколотый кристалл...
  Так близко сердца лёгкая мишень.
  
  Но вскоре ревность утихла, а отношения Поля и Франсуа стали более приятельскими, они обсуждали общих знакомых из Клана, а иногда и находили утешение в обществе друг друга. Арно был настолько милостив к Франсуа, что после возвращения приблизил его к себе, сделав вторым жрецом. Мануэлу он назначил первой жрицей, а занимавшего ранее это место Этьена и вовсе освободил от дел Клана, предоставив учёному время для того, чтобы полностью посвятить себя научным исследованиям.
  
  Очнувшись от мыслей, Арно вновь взглянул на рисунок: "Лицо и похоже, и нет, но я вижу именно так". Выйдя из мастерской, спустился по лестнице и встретил Поля. "Нет, это не может быть он, - мысленно продолжал рассуждать Арно. - Это кто-то другой, кто очень походит на него. В тот миг я, кажется, что-то слышал о брате, но, может, я не понял, и это вовсе не мой, а его брат? Я не знаю, но портрет напишу - то видение, которое пришло ко мне сегодня в лучах луны".
  Увидев господина, Поль, чуть поклонившись, приветствовал его.
  - Поль, у тебя есть брат? - спросил Арно.
  - Нет, - ответил тот и задумался. - Ну, может, по отцу где-то есть, ведь я его не знаю и не видел никогда... и матери тоже. Она умерла, когда я только родился, меня воспитывали дедушка с бабушкой и тётя. Меня и двоюродную сестру, а брата нет. А что?
  - Ничего, просто спросил.
  
  Пробуждение
  
  - Джер! - кто-то трогал его за руку.
  Он приоткрыл глаза и обнаружил себя сидящим на кровати.
  - Майк? Я... что, опять? - ещё сонным голосом спросил он.
  - Да.
  - И куда я теперь попытался пойти? - простонал Джеральд.
  - Ты не пытался, ты ушёл. На улицу. Я проснулся, вижу - твои вещи на месте, а тебя нет. И дверь открыта. Я побежал наверх, но на лестнице тебя не нашёл, а крышу закрыли. Тогда я спустился вниз и нашёл тебя у подъезда - так, как сейчас - в джинсах, в майке и босиком. Ты махал руками и что-то бормотал.
  - О боже... давно со мной такого не было, я уж думал, что прекратилось.
  - По-моему, не может это просто так пройти. Ты у врача был?
  - Нет...
  - Ты понимаешь, что это опасно? А если бы ты во сне по улице пошёл и под машину попал?
  - Я не знаю... - Джеральд обхватил голову руками. - Так ведь ни в Париже, ни у родителей ничего подобного не было.
  - А может, тебе просто не сказали?
  - Вряд ли. Мама, если бы узнала, только об этом и говорила бы.
  - Всё равно, пойми, надеяться, что каждый раз будет последним - глупо.
  - Да? У меня сейчас работа, диплом, мне над новой темой работать... А если меня в больницу упекут?
  - Хотя бы вылечат.
  Джеральд только вздохнул. И задумался.
  - Что же мне сегодня снилось? Кажется, это было что-то важное для меня, а я опять забыл и не могу вспомнить.
  - Ты считаешь, тебе во снах приходят послания? - немного настороженно спросил Майк.
  - Послания? Нет, вряд ли, - ответил Джеральд.
  
  "Если бы я мог вспомнить хотя бы один из этих снов, - стуча по клавиатуре ноутбука, писал Джеральд в своём дневнике, который не показывал никому, - мне кажется, исчезла бы грань между реальным миром и каким-то другим, который я чувствую, но не могу подобрать ни одного слова, ни даже оттенка или образа, чтобы назвать его. Я его не помню. Если бы вдруг исчезла эта невидимая, непонятная грань, наверное, я бы мог излечиться от лунатизма. Майк прав, так оставлять нельзя, но врачи или даже психологи со своими советами и лекарствами попытаются отделить меня от того, чего для них не существует. И я останусь, как сирота, как тот, чей дар ещё не открылся, но его уже успели отнять, как внезапно ослепший художник или переставший слышать музыкант. Да, наверное, так тоже можно жить, но это уже не жизнь, а её подобие, существование. Только где, где мне искать эту дверь? Я словно в темноте. Между строк в книгах к моему диплому? В лучах луны? Да, я ищу способ увидеть, но открываю только здешние, давно знакомые двери. Или в облаках?"
  
  Письма Phoenix"а
  
  Днём Джеральд продолжил работу над дипломом. Он просмотрел письма, которые ранее прислал ему Phoenix. Тогда две фразы очень заинтересовали его. Джеральд, ещё раз перечитав их, спросил:
  
  "Вы действительно верите в существование элементалей? Простите, я ни в коем случае не смеюсь, и мои вопросы - гораздо больше, чем праздное любопытство. Если - да, то, возможно, Вы основываетесь на собственном опыте? Прошу Вас, расскажите. Клянусь, я не обижу Вас неверием".
  
  Phoenix отвечал ему:
  "Да, я действительно считаю, что духи стихий существуют, в чём уже неоднократно убеждался на собственном опыте. Но об этом, наверное, я смог бы рассказать, если бы мы встретились лично".
   Эти слова и натолкнули Джеральда на мысль о встрече. Но, узнав, где находится его собеседник, Джеральд понял, что пока не имеет такой возможности, хотя тот всего несколькими фразами смог столь сильно заинтриговать его. Мысли приходили самые разные, порой даже фантастические, и Джеральд задал ещё один вопрос:
  
  "Кто Вы?"
  
  "Я - всего лишь историк алхимии".
  
  Но в качестве других доказательств существования элементалей в том письме Phoenix прислал копию листка, хранящегося в Парижской библиотеке и датированного предположительно XVI веком:
  
  "Разжигай атанор огнём cаламандры. Моя супруга, прекрасная Лхаранна, лишь коснётся, и огонь вспыхнет со всей своей пламенной силой."
  Это было написано на полях красивым мелким почерком. Далее следовал текст:
  
  День I
  
  В придорожной грязи
  Среди опавших листьев
  Я нашёл засохший бутон розы.
  Я собирал тёмно-красные лепестки его.
  Разбросанные ветром,
  Покрытые паутиной.
  Они тускло блестели
  В чаше моих ладоней.
  Я коснулся бутона губами,
  Ощутив, как ещё бьётся внутри него
  Прозрачно-лунная капля росы,
  Ещё теплится
  Неугасимая искра.
  Я согревал его
  Огнём своей души,
  Поил своей кровью
  В полдень и в полночь,
  Поливая слезами
  На рассвете и на закате.
  И роза обрела силу,
  И расцвела,
  И семь лепестков
  Вернулись к матери своей.
  Когда же я посмотрел вокруг,
  Взглянул в разбитое зеркало:
  Мои руки прозрачны,
  Тело осыпается в прах,
  Дорожный плащ истлел,
  И не найти мне в назначенный час
  Дорогу до круглой часовни,
  Где на берегу
  Ожидает меня Королева.
  
  Далее текст обрывался. В правом нижнем углу лист был подписан:
   R. L. (Roger de Lille)*
  
  "Кто такой Роже де Лилль? - спрашивал в письме Джеральд. - И кем была его супруга Лхаранна? Какое странное имя".
  
  "Роже де Лилль - французский алхимик XVI века, - отвечал Phoenix. - Другие труды его не сохранились. Лхаранна - предположительно - саламандра - жила среди людей и была его женой. Правда, других вещественных доказательств, кроме этого листка, я предоставить не могу".
  Когда Джеральд прочитал эти строки, сердце его забилось, наверное, слишком часто. На миг ему пришла в голову безумная мысль: привести в дипломной работе этот лист как доказательство существования элементалей и всю работу посвятить именно этому вопросу. "Не примут, - ответил он сам себе, - ещё и засмеют. Пусть всё остаётся, как есть".
  
  Письмо Дианы
  
  Дипломная работа Джеральда продвигалась, подходя к завершению. По главам он присылал текст профессору Найтингэйлу, и тот вполне одобрял ход его мыслей.
  Прочитав ответ, Джеральд снова просматривал почту. Пришло письмо от Дианы! Они переписывались каждый день, отправляя друг другу по три-пять писем, и он радовался каждой весточке от неё. Сегодня он получил от неё письмо только утром, а сейчас было уже около полуночи.
  
  Джеральд!
  Прости, но я больше не могу тебе верить. Вечером, возвращаясь домой, я видела тебя в Париже! Ты вообще не говорил мне, что собираешься во Францию! Я видела тебя издали, ты был не один, а с какой-то девушкой. Вы шли и разговаривали, но вряд ли видели меня. Я собиралась подойти, но вы быстро свернули во двор, там было темно, и я потеряла вас. Отсюда я могу сделать вывод, что ты живёшь в Париже и встречаешься с другой девушкой, а мне голову морочишь. Я вообще не знаю, зачем я тебе в таком случае. Ты решил поиграть с моими чувствами? Использовать меня и кому-то что-то доказать? Если хочешь - ответь мне на этот вопрос, не хочешь - не отвечай, но так или иначе - на этом наши пути расходятся, я не смогу тебе больше писать, не говоря уже о встрече, которая вряд ли когда-либо произойдёт.
  Прощай.
  Диана.
  
  Джеральд сразу же написал ей ответ. В письме он говорил, что тот, кого она видела, - кто-то другой, а он сейчас в Лондоне. Ему самому в душу закралась мысль, что Диана не видела никого, но по непонятной причине решила порвать с ним. Быть может, встретила другого или поняла, что они живут в разных странах и их отношения безнадёжны, а, возможно, и всё вместе. С письмом он отправил свои фотографии, по которым безошибочно можно было определить город, в котором он находится: ни Биг-Бэна, ни Тауэра в других городах нет. Недавно он прогулялся в центр города, чтобы кое-что посмотреть и заодно попросил стоящих неподалёку людей сфотографировать его специально для писем Диане: ведь на прежних фото он выглядел несколько иначе. Тогда он, конечно, и не думал, что ему придётся что-то доказывать и оправдываться перед нею. Но в ответ получил лишь:
  
  Мне это ничего не говорит. Это значит лишь то, что ты был в Лондоне. Возможно, это произошло совсем недавно, уже после нашего знакомства, когда ты уезжал, но вскоре вернулся и почему-то не сообщил мне об этом.
  
  И правда: ведь на фото нет даты. А если бы даже и была? Ведь не сегодняшняя... Может, повторить свою прогулку с утра? А если Диана больше не будет читать его письма?
  Джеральд чуть не плакал. Он схватил телефон и позвонил ей.
  - Алло? - тихо раздалось в трубке. Её голос.
  - Диана, здравствуй. Это Джер.
  - Да? Что-то раньше ты мне не звонил, хотя и знал мой телефон. Я была права?
  Джеральду показалось, что она всхлипнула.
  - Ты плачешь? Не плачь, пожалуйста. Я не знаю, что ты себе придумала. Поверь, я в Лондоне!
  - А кого я сегодня видела? Твоего брата-близнеца?
  - Я не знаю... У меня нет брата-близнеца.
  И в этот миг порыв ветра распахнул настежь балконную дверь и словно ударился о Джеральда. Продолжая разговор, Джер подошёл, чтобы закрыть балкон, и, невольно глянув вверх, вдруг увидал там, в небе, в облаках, такое, такое... Кажется, эта дверь - грань, о которой он писал в дневнике... Или нет?
  - Да! - воскликнул он, не помня себя, на миг забыв даже, о чём они с Дианой говорили.
  - Твой брат-близнец? В Париже? - горькая усмешка в трубке.
  - Да! Ой, то есть - нет, прости... Я, кажется, не расслышал.
  Мгновенное наваждение таяло и растворялось. Так рассеивается ночной туман на восходе. Вот только солнце этого восхода - оно где-то в груди, и жжёт, как тот самый атанор с огнём саламандры.
  - Зачем ты мне позвонил? Чтобы дальше дурачить меня?
  - Поверь мне, я приеду!
  Это единственное, как можно доказать, что он в Лондоне.
  - Откуда? - в её голосе звучала ирония.
  - А ты, если хочешь, встретишь меня с самолёта. Может, тогда ты поймёшь, что я не вру.
  - Хорошо, я встречу. Так ты снова собираешься в Париж?
  - Да!
  Она всё ещё не верила.
  - Если ты говоришь правду - прости, - проговорила она.
  - Я приеду к тебе! - сказал Джеральд, но тут звонок оборвался.
  
  Да, он снова едет в Париж, и как можно быстрее! Дня на три ещё получится! Он закажет билеты на самолёт прямо сейчас - деньги у него ещё остались. Если Диана не верит, пусть сама встретит его в аэропорту. Или, может, всё это бессмысленно, и надо оставить её? Она найдёт себе другого, в своём родном городе. Нет! - вдруг подумалось ему. - Та грань, о которой он писал, - её нет ни в лучах луны, ни в текстах, что он пишет к диплому, ни даже в облаках... Она может быть только в любви, и он едет в Париж!
  
  Город
  
  Снова Джеральд летел в самолёте, вглядываясь в перистые очертания. Облака застыли в небе, как лёгкие белые полосы, и ему вдруг показалось, что это ступени. Лестница, ведущая в его Город, сокрытый вдали в туманной дымке. Вот он поднимается по ней, ввысь, доходя до последней - кажется, их девять? - и видит перед собой ворота-крылья, одна створка которых - белая, а другая - чёрная.
  Джеральд вздрогнул. Кажется, он задремал.
  
  Париж
  
  До приезда Джеральда Диана написала ему всего два письма - видимо, не хотела себя обнадёживать, да и то, только когда узнала время прибытия его рейса. Но увидев Джеральда в аэропорту, бросилась ему на шею.
  Он остановился в той же гостинице. На этот раз он смог приехать только на три дня - был конец лета, у Дианы скоро начиналась учёба, а его в последнее время забрасывали работой. После знакомства с Дианой его знание французского языка, и без того неплохое, стало близким к совершенству, и теперь его очень ценили как переводчика. В этот приезд Джеральд махнул рукой на все достопримечательности Парижа и всё своё время посвятил Диане. О письме и получившемся недоразумении они теперь упоминали только в шутливой форме: "Ты как-то писал - мне что, разорваться что ли? Вот теперь тебя двое!", но вскоре забыли вовсе.
   Другие, встречаясь с девушкой, ходят в кино или в театр, но это тогда, когда можно увидеться почти в любой день. Джеральд и Диана предпочитали смотреть лишь друг на друга. Они гуляли по городу, заходили в кафе, были на танцах... Да, они были влюблены. Но Джеральд ещё не всё мог рассказать о себе. Он умолчал и об Ирэн, и о своей попытке самоубийства и тем более о лунатизме, который по приезде в Париж снова пропал, словно боялся этого города. Но, рассказывая о себе, особенно о событиях давно прошедших, Джеральд замечал, что будто сам заново вспоминает что-то, происходившее не с ним. Три дня пролетели незаметно, но ещё в первые сутки по радио передали об извержении вулкана в Исландии, упомянув о том, что пепел в воздухе существенно затруднит авиарейсы. И в назначенный день вылететь обратно Джеральду не удалось. Конечно, он мог бы сдать билет и ехать в Лондон на поезде, но так ли ему хотелось возвращаться? В глубине души он ликовал, что может провести ещё несколько дней со своей возлюбленной.
  
  Неожиданные встречи
  
  Вечером, проводив Диану, Джеральд возвращался в гостиницу. Уже стемнело, но он не торопился, прогуливаясь по бульвару, и тут чья-то рука легла сзади на его плечо. Джеральд вздрогнул: рука была холодная, почти как лёд, несмотря на тёплый вечер.
  - Привет! - услышал он за спиной голос, принадлежавший скорее юноше, чем взрослому мужчине.
  Джеральд обернулся и увидел парня лет шестнадцати, среднего роста, худощавого и бледного, возможно, даже слишком. Джеральду даже поначалу подумалось, что это грим. Но первое, что бросалось в глаза в его облике - это волосы, длинные, почти до пояса, волнистые, ярко-рыжие, горящие, как огонь в свете фонаря. Одет незнакомец был странно, даже немножко вычурно, словно собрался на сцену или на вечеринку: в обтягивающую красную рубашку со шнуровкой, пышными манжетами и кружевами, кожаные, облегающие ноги штаны-лосины тоже со шнуровкой по бокам и высокие, до колен, чёрные ботфорты из мягкой замши.
  - Привет... - растерянно сказал Джеральд. - Разве мы знакомы? Простите, я почему-то не могу вспомнить.
  Парень сделал один шаг, и глаза его, такого же цвета, как волосы, но более красноватого оттенка, казалось, вспыхнули пламенем. Невесть откуда, словно искра, мелькнула мысль - быть может, под впечатлением перечитанных недавно писем Phoenix"а, что именно так и выглядят саламандры. Но тут же снова канула в небытие.
  - Я, кажется, обознался, - почти смеясь, сказал рыжий. - Но очень ты на нашего Поля похож. Ты ему не родственник? Может, брат?
  - У меня нет брата. Только сестра, и она в Эдинбурге.
  "Кажется, в Париже явно есть кто-то, похожий на меня".
  - Тебя как зовут? - спросил рыжий.
  - Джеральд.
  - Черри, - представился парень и протянул руку. Какой же она была холодной!
  "Странное прозвище. Но что-то вишнёвое в нём точно есть".
  "Вам холодно?" - уже хотел спросить Джеральд, но Черри перебил его:
  - Говори мне "ты". Так надо. Иначе смешно получается.
  - Хорошо. Попробую, - ответил Джеральд, хотя и не понял, что в этом смешного.
  - Ты англичанин?
  - Я живу в Лондоне, но родом из Шотландии, - немного смутившись, ответил Джеральд.
  - Как Ричард. Он тоже из Лондона.
  - Кто это?
  - Я с ним живу.
  Потом... Джер не понял, что произошло. Ему показалось - то ли метнулась какая-то тень, то ли он глубоко задумался, но уже не помнил, о чём, а может, ветер, прошелестев, закружился вокруг них. Где он успел пораниться? Почему у него капелька крови на сгибе локтя? И совсем не больно... Нет, тоже показалось - кожа чистая, ни укола, ни царапины. "Но кого же ты мне напоминаешь, Черри? Или - нет, никого, и я тебя впервые вижу"...
  - Хочешь пойти к нам в гости? - вопрос вернул его к реальности.
  "У них так просто приглашают незнакомца в дом? А если я откажусь - не обижу ли я их? Может, они артисты, и у них свои обычаи?"
  - В гости? - переспросил Джеральд. - Я бы рад, но поздно уже. Мне, наверное, пора.
  - Не стесняйся! - Черри по-дружески хлопнул Джеральда по спине. - Если бы ты сейчас гулял с девушкой, то вряд ли бы так торопился.
  "Он что, мысли читает?" - подумал Джер, а вслух поинтересовался:
  - Ты далеко живёшь?
  - Вон на той улице, - пальцем показал Черри на перекрёсток. - Вот будет весело, если мы сейчас Поля встретим, но это вряд ли. Идём!
  И, взяв Джеральда под руку, хотя и был ниже ростом дюймов на семь, Черри свернул во дворы, вышел из арки и повлёк его по совершенно тёмной улице: ни один фонарь здесь не горел.
  - Это я на нашей улице все фонари раздолбал! - вдруг гордо заявил Черри.
  - Зачем? - удивился Джеральд.
  - А мы с Рафаэлем соревновались, кто звонче и музыкальнее! Чтобы... гулять прикольнее было!
  Джеральд понимал не все слова, которые говорил Черри. Но, кажется, вместо слова "гулять" он хотел произнести что-то совсем другое. А если они хулиганы, и его ограбят? В чужой стране? Зачем он согласился?!
  - Может, я всё же поеду? Поздно...
  - Не! Мы уже пришли! Ещё два дома - вон там. Да не волнуйся ты!
  - А Рафаэль - это кто? Твой друг? - спросил Джеральд.
  - Не, не друг, приятель, наверное. Мы нечасто общаемся.
  "И как я мог так быстро согласиться? В гости? К незнакомым людям? Не знаю, чем эта авантюра закончится..." - думал Джеральд. Ему было одновременно и интересно, и немного не по себе.
  - Не переживай, будет весело! - рассеял его сомнения Черри. - С нами не соскучишься!
  Они оказались около небольшого старого двухэтажного особняка. К удивлению Джеральда, Черри не позвонил в звонок и даже не постучался. Когда они подошли к двери, им открыл мужчина ростом немного ниже Джеральда и среднего возраста - ему могло быть тридцать лет, а могло быть и сорок, в коричневом костюме и, как и Черри, тоже очень бледный. Теперь Джеральд видел: это вовсе не грим. Длинные, ниже плеч, прямые тёмно-русые волосы были забраны в хвост. "Наверное, это хозяин дома", - подумал Джеральд.
  - Это Ричард, - представил Черри.
  - Джеральд, - он протянул руку. Ладонь Ричарда была так же холодна.
  - На лице хозяина дома читалось некоторое удивление. Он взглянул на Черри, и несколько мгновений они смотрели друг на друга. Выражение их лиц при этом менялось, как при разговоре, словно при общении им не нужны были слова. Черри даже жестикулировал, будто пытался что-то показать. Но это продолжалось, наверное, не больше минуты. Джеральд уже подумал, что пришёл не вовремя, а ему ещё добираться до гостиницы, но тут Ричард произнёс:
  - Проходите, пожалуйста. Простите, что мы немного заставили вас ждать, но вы очень напоминаете одного нашего общего знакомого.
  Джеральд вошёл в дом, обставленный хорошо и со вкусом. Его проводили в гостиную.
  - Хотите кофе или чаю? Или, быть может, вина? Признаться, я немного разучился варить кофе, но я могу позвонить горничной, она принесёт всё, что нужно.
  В отличие от Черри, манера Ричарда говорить была несколько церемонной.
  - Нет, благодарю, я не голоден.
  При последнем его слове Ричард и Черри как-то странно переглянулись.
  От вина Джеральд всё же не отказался. Возможно, чтобы не обидеть хозяина и потому что это не требовало никаких звонков и приготовлений. Ричард достал из бара бутылку, налил в бокал, и Джеральд, попробовав, понял, что такого вина ему ещё пить не приходилось.
  - Ты тоже будешь! - сказал Черри, входя в гостиную с другим бокалом.
  - Я? - удивился Ричард. - Думаешь, я пью вино, как Этьен?
  - Вино? О, нет! - держа бокал в правой, Черри театрально поднёс левую руку к груди. - Я налил тебе твой любимый, почти любовный напиток, да-да, твой любимый яд, которому обязан ты своею жизнью и смертью!
  С этими патетическими словами Черри поставил на стол хрустальный бокал с искрящейся, как на миг показалось Джеральду, красной жидкостью. "Должно быть, какой-то ликёр", - подумал он.
  Ричард пил, смакуя, но при этом достаточно быстро, так, что менее чем через минуту его бокал уже был пуст. Джеральду почудилось, будто он видел, что у хозяина дома, когда тот пил, сверкнули клыки, но и это он счёл игрой бликов от лампы.
  - О, простите нам некоторые наши привычки, в том числе и манеру общаться - мы связаны с театром, потому и ведём себя иногда несколько театрально... А Черри - он неисправим, он всегда такой, - кивнул головой Ричард. Вы к вину больше ничего не хотите? Или я всё же позвоню горничной?
  - Нет, благодарю.
  - Может, вы смущаетесь тем, что я не могу составить вам компанию? Дело в том, что я нахожусь на строжайшей диете, и мне категорически противопоказано есть ночью.
  Кажется, Черри, находясь в другой комнате, то ли шаркнул, то ли споткнулся, то ли издал звук, похожий на смешок. Ричард не обратил внимания, будто и не услышал.
  - Вы ненадолго в Париже? Вы прекрасно говорите по-французски, но я уловил небольшой акцент.
  - Да, я родом из Эдинбурга, но живу и учусь в Лондоне.
  - О! Лондон - это мой родной город! - Ричард перешёл на английский. - Я переехал сюда семь лет назад, но всё ещё скучаю по старой доброй Англии.
  
   Морхо
  
  Ричард предавался воспоминаниям, расспрашивая Джеральда об Англии, о Лондоне, о том, чем тот занимается. Черри всё понимал, но, слушая их, немного заскучал.
  От ранки, процарапанной на сгибе локтя ещё пару минут назад, не сталось и следа, как и ни одной капли в бокале Ричарда. Если бы тот спросил, почему это сегодня он вдруг вместо того, чтобы просто принести гостю бокал, как обычно бывало, решил налить Ричарду собственной крови, Черри вряд ли смог бы найти ответ или сказал бы что-то вроде: "Для разнообразия. Чтоб было весело". Для остроты момента.
  В последнее время к Ричарду часто заходили в гости люди, и если Къеррах при этом присутствовал, то слышал одну и ту же, ставшую привычной, отговорку по поводу диеты, из-за которой хозяин дома не может присоединиться к трапезе. Подобная манера говорить появлялась у Ричарда в разговоре с любым, кто хоть чем-то его заинтересовал, но когда потом Ричард и Черри оставались наедине, Черри часто копировал и, словно шут, передразнивал его.
  Сейчас, молча слушая их разговор, Черри думал о городах. Ему приходилось бывать в Лондоне пару раз, но Париж нравился гораздо больше. После того, как он стал вампиром, ему удалось повидать многие города, но особенно понравились Венеция, Турин, Марсель и Барселона. Он мечтал посмотреть Каир, но Арно не разрешал. И всё же единственным городом, по которому Къеррах время от времени очень сильно тосковал, хоть и приходил туда иногда, был Лахатар.
  Отвлёкшись от беседы Джеральда и Ричарда, Къеррах думал о Лахатаре. И вдруг он заметил, что в противоположную комнату мелькнула чёрно-искристая тень. Встав из-за стола, Къеррах быстро направился туда, и увидел, что красные свечи в подсвечнике горят, хоть он их и не зажигал, а между ними словно образовался коридор, быстро увеличивающийся в размерах.
  - Морхо?! - сказал Черри, вглядываясь.
  - Да, - ответил Морхо, выходя из коридора.
  Къеррах повис у отца на шее.
  - Я соскучился!
  - Я тоже, - улыбнулся Морхо. - Но я пришёл сказать тебе кое-что важное.
  - А? Что? - не понял Черри.
  - Гостя своего отпусти и не задерживай больше. Пусть идёт, куда собирался.
  - А чего? Почему? Да я не буду его убивать! Он мне понравился! - тихо сказал Къеррах, и лишь потом осознал, что они с отцом всё равно говорят на Лахаране.
  - Вот поэтому, - кивнул Морхо.
  - А чего он нам сделает? Он же человек вроде... ну, не совсем... Кровь у него - другая, как у духов, но не у саламандр, я бы узнал. И не ундины, быть может, сильфы... Похоже...
  - Ты уже и кровь его пил!
  - Да! Очень вкусно, мне понравилось, только совсем мало, несколько глотков. Я пока не успел увидеть и понять.
  - Тогда точно отпусти. Проводи и попрощайся, чтобы он забыл вас с Ричардом.
  - Ну-у... а я хотел его с Полем познакомить, пока Джеральд обратно в свой Лондон не улетел.
  - Рано ещё. Он не совсем человек - это ты правильно увидел. И стихия не наша.
  - Как интересно... А кто он? Сильф? Или я сам узнаю?
  - Делай, что я говорю! - крылья Морхо на миг взметнулись, а глаза полыхнули тёмным пламенем. - Если не хочешь вернуться в Лахатар, а там уже будешь не со мной объясняться.
  - Чего? Неужели всё настолько серьёзно? Ну ладно...
  - Вот и правильно. Сразу бы так, - сказал Морхо, потрепал сына по волосам и улыбнулся. - Мне пора.
  - Да хранит тебя Тёмное Пламя!
  - Да не угаснет в сердце! - добавил вдруг Къеррах к словам прощания уходящему в огонь Морхо.
  Тот оглянулся, кивнул и исчез.
  
  ***
  
  Вернувшись в Лахатар, Морхо спросил себя: "Может, не стоило так резко? Но ведь увлечётся, выпьет крови слишком много - у вампиров ведь и так бывает. И что тогда будет? Ровинан - обращённый Къерраха, или Черри, как его называют в Клане? Смешно. Особенно, если учитывать некоторые обстоятельства... Некоторые? Слишком уж они многогранны.
  
   На пороге
  
  Потушив свечи, Къеррах пришёл в гостиную, сел за стол и глянул на Ричарда:
  "Мне отец приказал отпустить Джеральда. Пусть идёт своей дорогой, в гостиницу или куда там ему надо", - мысленно сообщил он.
  "Отец? Приказал?" - удивился Ричард.
  "Да. Я сам не понял. Так надо. И пусть забудет о нас".
  "Хорошо", - отозвался мысленно Ричард, посмотрел в глаза гостю и медленно проводил его до двери.
  "Уже поздний час, - объяснял он, - вы прогуливались по дороге, зашли в кафе. Вам очень понравилось вино, которое вы попробовали там. Вы засиделись допоздна, а теперь возвращаетесь в гостиницу".
  Джеральд взглянул на Ричарда невидящим взглядом - в бирюзовых глазах словно отразилась еле заметная тень: так на небо вдруг набегают облака - пробормотал что-то и зашагал прочь.
  Он сам не помнил - как и на чём добрался до номера. На такси? На метро? И, как был, сбросив ботинки, повалился на кровать и мгновенно уснул.
  
  Сон шестой
  
  Ему снилось море. Совершенно обнажённый, он шёл по берегу. Волны разбивались о прибрежные скалы неподалёку, пенясь и обдавая его солёными брызгами, ветер трепал волосы. Солнечный свет заливал синюю морскую гладь, переплетаясь с волнами единой песнью, золотя, словно подзадоривая, белые барашки. Надвигался шторм. Джеральд - или в этом сне его звали по-другому? - вдруг увидел, что кто-то ждёт его, глядя сквозь прозрачную даль. Нет, это вовсе не Черри, не тот юноша, с которым он познакомился сегодня вечером, другой, хотя и похож, будто они родня. Черты лица немного схожи, но волосы прямые и не такие длинные, яркие, красно-рыжие. И жёлтые, огненно-жёлтые глаза. Глаза саламандры.
  Быть может, они с Джеральдом встречались уже, но когда-то давно и вовсе не здесь, у моря... Черри почему-то сложно представить среди дня под солнцем, он - дитя ночи, и горяч, и холоден одновременно. Тот, кого он видит сейчас, - тоже, но солнечный свет для него - как вода сквозь пальцы или песчинки в часах. Он тоже обнажён или, правильнее, наверное, сказать, одет в татуировку. Огненный дракон, саламандра, пылает и искрится на всём его теле, чешуя светится и ничуть не гаснет от морских брызг.
  - Здравствуй... - сказал Джеральд по-английски и на миг задумался - на каком языке говорить с ним.
  - О, Ровинан! Ты тоже пришёл сюда! Хочешь искупаться?
  "Он назвал меня Ровинаном. Это - моё имя?"
  - Да, я хотел бы, но, кажется, начинается шторм.
  В ответ на его слова волна с шумом и плеском разбилась о прибрежные камни. Их обдало брызгами.
  - Это, наверное, сон? - вдруг спросил Джеральд. - Я сплю?
  - Конечно. И я тоже сплю.
  - Кажется, я где-то уже видел тебя...
  - Быть может, во сне. Или слышал обо мне дома, на небесах. Все фантазии где-то существуют.
  - Да... Прости, я забыл твоё имя.
  - Эрнан.
  - Я запомню! И вновь забуду, как только проснусь.
  Он улыбнулся.
  - Ты красив...
  - Ты тоже.
  - Спасибо... Но у тебя клыки? Почему?
  - Когда-нибудь узнаешь.
  Он подходит и обнимает... - Джеральда? Ровинана? Для Джеральда это странно, для Ровинана естественное чувство не может быть странным. Можно ли найти согласие между собой и собой? Это безумие? Нет, это только сон.
  - Можно тебя спросить?
  - Да, - жёлтые глаза, не мигая, смотрят на него.
  - Ты... гей?
  Кажется, он хотел сказать что-то совершенно другое, но почему-то вылетели эти дурацкие слова. Это сон, но вдруг во сне Эрнан обидится? Нет, кажется, он рассмеялся:
  - Пожалуй, да, но вообще у меня разные пристрастия.
  - Я не считал себя таким, но почему-то сейчас, когда встретил тебя...
  Да, Джер и во сне пытается найти оправдания тому, что ему приятны их объятия. Он не договорил - губы слились в поцелуе длиной в целую вечность. Вечность - между двумя взмахами крыльев чайки...
  - Прости, Рови, - сказал Эрнан, - к сожалению, мне пора. До встречи.
  - До встречи... - бессильные слова. Ещё миг, и огромная волна обрушится, захлестнув их обоих, берег, скалы и весь этот летящий, солёно-солнечный мир. Останется лишь небо-море и барашки штормовых облаков, сотканные тонкими нитями на ветру, рвущемся сквозь душу.
  
  Утром
  
  "Как, и здесь? И в Париже я стал ходить во сне?! Хорошо, что я только подошёл к окну, не пытаясь выйти из номера, - дверь по-прежнему заперта. Но что же мне снилось? - он силился вспомнить. - Что-то очень красивое... Но что было вчера и как я сюда вернулся?"
  Джеральд стал перечислять события вчерашнего вечера: "Я проводил Диану, гулял по городу, потом... не помню, кажется, сидел в кафе. Я пил? Да, кажется, вино, и оно было очень вкусным. Но как я доехал сюда? Неужели я столько выпил?"
  Он так и не вспомнил. Позже, после некоторых наблюдений он сделал вывод, что вчерашние похождения никак не отразились ни на его здоровье - он чувствовал себя прекрасно, - ни на состоянии кошелька. Только провал в памяти никак не желал проясняться.
  
  Отъезд
  
  Самолёт поднимался ввысь. Джеральд снова приник к окну иллюминатора: сегодня даже чересчур облачно. Он боялся, что погода окончательно испортится, и он не сможет вылететь.
  Голова шла кругом от последних дней в Париже. Вчера он встречался с Дианой, но ни слова не сказал ей о том, что, проводив её, потерялся в городе и не мог вспомнить, как оказался в гостинице. Не говорил он ей и о том, что страдает лунатизмом: а вдруг когда-нибудь - он летит в Лондон, и снова эта проклятая разлука! - он вернётся, и у них будет ночное свидание... И если Диана узнает, вся романтика, вся страсть будет испорчена налётом страха, как бы он во сне куда-нибудь не направился.
  Осталось ещё одно смутное чувство: в Париже у него есть если не двойник, то кто-то очень похожий на него. Но кто? Или это было во сне? А может, ему приснилось под впечатлением от её рассказа? А вдруг он заснул в кафе и спящим вернулся в номер? Но ведь он никогда не проделывал во сне столь долгий путь - или, может, потому, что его останавливали? Он уже не удивляется ничему.
  "Какое-то предчувствие... Облака и ветер, скажите мне! Я знаю, в этих переплетениях арок и мостов над воздушными безднами живут сильфы - крылатые и прекрасные. Наверное, те, кому довелось увидеть Город, принимали его за рай, а его жителей - за ангелов.".
  "Может, и эту идею написать в дипломе? - подумал Джеральд, но сразу одёрнул себя: - среди преподавателей наверняка найдутся те, кто верит в существование рая, а вот в духов стихий - вряд ли..."
  Джеральд сфотографировал проплывающую за окном бело-серебристую аркаду и крылья над ней. Получилось размыто, а второй попытки уже не будет. Странно, что никто в самолёте этого не замечает.
  За размышлениями Джеральд даже не сразу заметил, как самолёт стал снижаться. Его снова ждут диплом, работа, профессора, переписка с Дианой и странные сны, во время которых он стремится куда-то уйти, словно вырваться из клетки. И с пробуждением они превращаются в провалы, уводящие в безумное, странное, уже ставшее обычным, но порой почти невыносимое забытьё.
  
   Портрет
  
  Зайдя в комнату, Хранитель Клана остановился, оглядев недавно написанную картину. Закончив работу, Арно решил повесить портрет в доме.
  Изображённый во многом был похож на Поля: цветом волос, глаз, чертами лица, но даже если долго присматриваться и сравнивать, создавалось впечатление, что это вовсе не он. Поль никогда не выглядел столь благородно и в то же время немножко отстранённо, ему было чуждо это выражение лица. "Быть может, именно таким я хотел бы видеть первого своего обращённого? - спрашивал себя Арно. - Нет, это кто-то другой, пусть и настолько схожий с ним, тот, кого я увидел в облаках. Возможно, мне показалось, но я слышал, что это - мой брат". Но пока Арно не обмолвился об этом ни с кем.
  Увидев картину, некоторые из вампиров Клана решили, что на ней, естественно, изображён Поль, но при этом совершенно по-другому, чем они привыкли его видеть. Поползли чьи-то шепотки за спиной: "Уж не разучился ли наш Хранитель Клана рисовать? Ведь, как говорится, либо власть, либо искусство, - за двумя жертвами погонишься - ни одной не укусишь". Арно на подобные высказывания ответил, что напомнил бы кое-кому прямо на коже - разучился он рисовать или нет.
  А с портрета смотрел, еле заметно улыбаясь грустной улыбкой, молодой человек или, наверное, судя по бледности, всё-таки вампир, и бирюзовые искорки-звёзды плясали в его глазах...
  
  Жак Рафаэль
  
  Поль ходил гордый: Глава Клана изобразил именно его, своего первого обращённого, а не Франсуа, не Мануэлу и не Рафаэля.
  С последним они вначале сторонились друг друга, но позже стали вместе ходить на охоту, а потом и подружились. Рафаэль, как и Поль, стал вампиром недавно - и года ещё не прошло - при странных, даже несколько комичных обстоятельствах: так смеётся судьба и те, кто бессмертны.
  Ещё год назад он был обыкновенным парнем по имени Жак, двадцати двух лет, работавшим продавцом в книжном магазине. Рафаэль - имя его отца, которое он решил оставить после обращения, посчитав, что так красивее. Отца своего он не помнил, оставался лишь смутный образ, что тот был таким же жгучим брюнетом и родом из Марселя. Когда Жаку было два года, его родители разошлись, а отец вскоре уехал из страны, оставив сыну квартиру в Париже. Мать встретила другого человека, которого Жак так никогда и не смог назвать папой. Вскоре появилась на свет его сестра Диана, с которой они были такими разными - и внешне, и, наверное, по характеру и восприятию мира тоже. Впрочем, после обращения от человеческой жизни осталось лишь имя, от родных - воспоминания, а события раннего детства он и тогда-то помнил только из коротких рассказов матери. Теперь они стали совсем размытыми, как чернила с листа бумаги под дождём. Жак был всегда немножко в стороне от происходящего, но, несмотря на это, друзья и приятели у него были. И однажды, около года назад, один из них позвонил ему и попросил приехать, говоря, что дело серьёзное и по телефону он всего рассказать не сможет. Жак внял просьбе. Пьер - так звали его друга - поведал весьма странную историю.
  Он работал на стройке, где сначала пришлось разбирать пострадавший недавно от пожара старый дом, теперь предназначенный под снос. Далее Пьер рассказывал, как на первом этаже внизу нашёл вмонтированный в стену железный ящик чуть меньше двух футов длиной и около фута шириной. "Клад!!!" - закричал он. Рабочие сбежались. Когда им удалось извлечь ящик, он, к их удивлению, не оказался тяжёлым. Открыв крышку, они обнаружили внутри пластмассовую коробку чуть меньшего размера. Послышался разочарованный голос кого-то из рабочих: что бы там ни было, хранящиеся внутри вещи не могли быть старыми - не раньше конца двадцатого века. В коробке была завёрнутая в тряпки и сплошь обмотанная изоляцией стеклянная трёхлитровая банка с широким горлышком. "Кто-то просто играл или хотел пошутить" - послышались голоса. Но, размотав изоляцию и открыв залитую парафином крышку, все увидели лишь кипу напечатанных на машинке листов, свёрнутых в трубочку с надетой поверх резинкой. С ними вместе была толстая тетрадь, которая оказалась чьим-то дневником со страницами, испещрёнными аккуратным мелким почерком. Некоторые листы были вшиты в неё дополнительно.
  На первом из отдельных листов синей шариковой ручкой было написано послание:
  
  Дорогой неведомый друг!
  Когда ты найдёшь эти записи, меня, скорее всего, уже не будет в живых. Сколько бы лет ни прошло, умоляю, последуй тому, что написано здесь. Помни и имей в виду: вампиры существуют! Они - не легенда и не вымысел, они наблюдают за людьми и ночами пьют нашу кровь. Но современные вампиры не нападают из-за угла - они подкупают больницы, пункты приёма крови и лаборатории. Не корми этих ненасытных чудовищ - врагов рода человеческого! Прочитай то, что написано здесь, и тогда ты сумеешь найти и отличить их и узнаешь о великой войне, которую мы ведём с ними. Наша война проиграна, мы потерпели поражение, но, надеюсь, найдётся тот, кто продолжит наше дело и очистит мир от этих мерзких созданий.
  Если же ты не отнесёшься серьёзно к тому, что здесь написано, прошу не выбрасывать найденное, а запаковать, как было и спрятать в надёжном месте - быть может, когда-нибудь эти записи найдут достойного читателя и последователя.
  
  Морис, секретарь Новой Инквизиции.
  Париж, 1990г.
  
  Рабочие загалдели:
  - Что это?
  - Бред какого-то фанатика.
  - А я уж думал - клад...
  - Нет, кто-то просто слишком заигрался. Или одурачить хотел тех, кто найдёт.
  - А может, кто-то фантастику писал и так развлекался?
  - Да ну - псих это писал!
  - Нет никакого клада, работаем дальше.
  
  Но, в отличие от остальных, Пьер призадумался над находкой. Спросив на всякий случай, не нужно ли кому всё это, он забрал найденное вместе с хитроумной упаковкой домой.
  И теперь друзья вместе рассматривали странную находку. На первом листе Жак прочитал заголовок:
  
  Характеристики вампиров, или как отличить их от обычных людей
  
  И далее:
  
  Вопреки поверьям, вампиры вовсе не спят днём в гробах и не прячутся от солнца. Но предпочтительней для них всё-таки ночное время суток. Также они могут питаться не только кровью, но и обычными продуктами, но едят очень мало. При этом кровь им необходима каждые сутки, и пьют они её ночью, обычно в полночь. Одному вампиру для поддержания сил надо 200-300 мл крови в сутки. Без неё они быстро слабеют и за двое-трое суток впадают в оцепенение, а потом и в глубокий сон, похожий на обморок. Для спящего вампира солнечный свет вреден, но не губителен: от нахождения под солнцем на коже появляются лёгкие ожоги. Вампир, получивший кровь, недолго может находиться и при солнечных лучах.
  
  Признаки, по которым можно отличить вампиров от людей:
  
  Вампиры отличаются от людей очень бледной кожей, еле заметным красноватым блеском в глазах и большей физической силой. Они никогда и ничем не болеют. Многие из них худощавого телосложения. Клыки у вампиров немного длиннее и острее остальных зубов, но не более чем у некоторых людей, а потому они не так заметны. Ложно мнение и о том, что вампиры не отбрасывают тени и не отражаются в зеркалах. Вопреки поверьям, вампиры способны производить потомство естественным путём, как все живые существа, но могут и пополнять ряды себе подобных, напоив человека кровью при каком-то особом обряде. Подробности обряда и его суть нам пока не известны. Дети вампиров, как и человеческие, растут, пока не достигнут взрослого возраста. После этого над ними тоже проводят кровавый обряд, и они перестают меняться. Кровь при этом необязательно брать из открытых ран или артерий - очень часто вампиры заключают договор с пунктами приёма крови, донорскими станциями, больницами и лабораториями и покупают кровь у них. В этом и кроются корни повальной агитации в доноры под видом благого дела и спасения людей.
  Не отдавайте свою кровь чудовищам!
  
  Прочитав это, Жак пожал плечами. Перевернул страницу.
  
  Способы борьбы с вампирами:
  
  Огнестрельным и холодным оружием вампира можно ранить, сделав его ненадолго слабее, но никак не убить. Мнение, что вампиры боятся серебра, - ложно, так как многие из них носят серебряные украшения. Но, как любая богомерзкая тварь, вампиры должны бояться креста, распятия, святой воды и, конечно, огня. А потому огнём и крестом мы ведём борьбу с ними и берём себе имя - "Инквизиция", ибо продолжаем её священное дело. Мы не будем совершать ошибок наших средневековых собратьев, которые, обвиняя в колдовстве и поклонении дьяволу, сгубили немало невинных людей. Мы боремся лишь с вампирами.
  
  Далее следовал Устав Новой Инквизиции, перечисление должностей и людей, их занимавших. Главенствовал председатель, далее шёл верховный судья, выносивший приговор обвиняемому, за ним - пятеро секретарей, один из которых и оставил эти записи, инквизиторы, или охотники, отслеживавшие вампиров, - их было больше всех, они же исполняли приговор. Упоминался и адрес других штаб-квартир, и тот самый дом, в котором нашли записи.
  - Секта какая-то, что ли? - спросили почти одновременно Пьер и Жак и стали листать дальше.
  
  Перечень наиболее опасных вампиров, уничтожить которых пока не удалось:
  В списке значились: некий Генрих де Люзиньян, как самый опасный из вампиров, также его жена Мария де Люзиньян, их дети Жюли и Франсуа, их приспешники Теодор Лойола с сыном Роландом (напротив их имён карандашом на полях приписка: позорят фамилию!) и прочие. Далее перечислялось более двадцати вампиров, напротив каждого имени имелось описание внешности, род занятий и увлечения, если таковые были.
  
  Тетрадь оказалась дневником вышеупомянутого секретаря по имени Морис. Он не зря получил свою должность - любил всё фиксировать на бумаге. В дневнике рассказывалось, чем занимался он и вся организация в 1989 году, но упоминалось, что Новая Инквизиция появилась гораздо раньше, не позднее 1979 года. Последние пять листов были чистыми, дневник обрывался записью:
  Надежды больше нет, мы погибли. Кажется, сам сатана помогает этим вампирам - кто ещё мог воскресить Генриха де Люзиньяна прямо на месте исполнения приговора, даже не убоявшись креста, погубив шестерых наших собратьев-инквизиторов? Мы разрознены и разбиты. Нас осталось лишь трое. Всюду рыщут вампирские ищейки. На этом текст обрывался.
  
  - Ты думаешь, это правда? - засомневался Жак. - Может, действительно кто-то фантастику писал, а потом решил пошутить?
  - Может, и так, конечно, но кто мешает проверить? - ответил Пьер. - Не нравится мне это: я только недавно сдавал донорскую кровь, и не в первый раз: деньги были нужны, да и надеялся, что это спасёт кого-то. Обидно, если она и правда ушла на корм вампирам.
  - Ты прав. Почему бы не проверить? Интересно же...
  - Значит, будем охотиться на вампиров?
  Друзья засмеялись и хлопнули по рукам. За окном светало: разбирая бумаги, они и не заметили, как прошла ночь.
  
  Для начала Пьер и Жак проверили адреса, указанные в записях: два из них находились в Париже. Но они оказались обычными домами.
  Тогда вскоре они создали страницу в Интернете, назвав её "Охотники на вампиров". Название "Новая Инквизиция" отклонили, потому что от него попахивало средневековьем и фанатизмом. Потихоньку они перепечатали и поместили информацию с найденных листов, включая дневник.
  "Если кому-то известно что-либо о существовании вампиров - пожалуйста, напишите нам!" - высвечивалось кроваво-красными буквами на каждой странице внизу.
  
  Были те, кто писал им, интересовался или же просто хотел привлечь к себе внимание, даже не ознакомившись с приведённым выше текстом: "Я знаю, где можно найти около десяти спящих вампиров! Это кладбище***". Другие спрашивали: "А вы роман пишете, да?" или: "Я хочу с вами поиграть". Было и такое: "Психи ненормальные, делать вам нечего!"
  Так или иначе, но благодаря Интернету к двум "охотникам на вампиров" присоединилось ещё четверо. Правда, в скором времени их страницу кто-то блокировал или удалил, а может, занёс какой-то вирус, но без их ведома он прекратил своё существование. Из возобновлённой на другом ресурсе странички тоже ничего не вышло - её постигла та же участь. Это ещё больше убедило "охотников" в том, что вампиры - вовсе не вымысел.
  Они предпринимали ночные рейды в заброшенные места, оставленные стройки, спускались в катакомбы Парижа, спрашивали местных диггеров. Те только смеялись, говоря, что и без того под землёй опасностей хватает. Призраков кто-то видел, останки, черепа, кости, а вот вампиров - нет. В лаборатории и больницы их никто бы не пустил, а задавать вопросы медикам "охотники" побаивались: что, если их примут за сумасшедших? Присматривалась компания и к богатым старым домам в центре Парижа, но тоже безрезультатно. Снаружи не определишь, какой из них - место обитания вампира, а внутрь, даже во двор, охрана не пустит. Одна девушка из их компании, получив начальное медицинское образование, устроилась работать медсестрой в пункт приёма крови. Она узнала, что если кровь и покупают, то для частных клиник или пациентов, особенно, если нужна редкая группа. Компания "охотников" была на грани развала, когда Пьеру вдруг повезло. "Я видел настоящую вампиршу! - почти кричал он. - Она кусала человека!" Он даже пытался снять увиденное на камеру, но не стал подходить близко, и недостаток освещения помешал ему это сделать. Следующей ночью в этот район вышла вся компания, но, проболтавшись зря почти до утра, они никого не нашли. Решили ещё три ночи выходить на дежурство по одному. Несколько раз спрашивали Пьера: "А тебе не показалось? Ведь в записях Новой Инквизиции говорится, что вампиры не кусают людей на улице". Но Пьер был настолько уверен, так подробно описывал то, что ему довелось увидеть, что в его словах не приходилось сомневаться. Через неделю все уже отчаялись, но теперь "повезло" Жаку: во время своего дежурства он увидел девушку - очень красивую кудрявую брюнетку. Сам не зная зачем он, как зачарованный, направился прямо к ней, начисто позабыв о том, с какой целью оказался ночью в этой части города.
  - Как тебя зовут, красавица? - спросил он.
  - Морелия, - улыбнулась она и поцеловала его.
  Что произошло дальше, он не помнил. Лишь смутно осталось в памяти мгновение, когда его всего окутал могильный холод, тело словно сковало обжигающим льдом. "Я умираю", - трепеща, растаяла последняя мысль. И холод, идущий изнутри, по венам от сердца, сменился болью и раскалённым жаром.
  Жак очнулся на кровати в каком-то доме и первое, что увидел перед собой, было лицо Морелии. Всё как-то странно изменилось... Словно весь мир стал ярче.
  - Прости, - шептала она, - я выпила слишком много твоей крови... Но я не хотела тебя убивать, не хотела, чтобы ты умирал... И теперь ты стал таким же, как я.
  Когда до него дошёл смысл её слов, он вскочил, сел на кровати, обхватив голову руками.
  - Что?!! Я - вампир?! - кричал он. - Я стал вампиром?! Зачем ты это со мной сделала?? - Жак плакал, и слёзы были с примесью крови. - Я не хочу питаться кровью, не хочу! Я охотник на вампиров... был... Я не хочу так жить!
  Каково же было его удивление, когда он понял, что вампиры вовсе не такие, какими они были описаны в бумагах Новой Инквизиции.
  Первые двое суток Жак пытался отказаться от крови и, ослабев совсем, собирался отправиться спать, решив, что это - единственный выход из сложившейся ситуации. Но, поговорив со жрецом по имени Франсуа де Люзиньян - да-да, тем самым, о котором говорилось в записях, - почему-то передумал. А когда Жак по традиции был представлен Хранителю Клана - и вовсе забросил идеи охотников на вампиров, посчитав, что в новой его жизни гораздо больше плюсов, чем в человеческой. Арно несколько мгновений посмотрел ему в глаза и загадочно улыбнулся.
  Узнав, что после обращения можно менять имя, Жак оставил себе второе, которое было именем его отца - Рафаэль.
  Для самого Рафаэля это был знак разрыва с человеческой жизнью, тем более что общаться с прежними друзьями и родственниками ему теперь было запрещено. Он знал, что его ищут мама, сестра Диана, друзья, но ничего не мог поделать. Да, его считают пропавшим без вести, его ищет полиция и никогда не найдёт. Немного позже они с Франсуа перелистывали изъятые из квартиры Пьера записи Новой Инквизиции вместе с дневником секретаря. Рафаэль рассказывал всё, что знал об этой находке и их "охоте на вампиров".
  Друзья его полностью потеряли интерес к найденным бумагам: да, была вроде какая-то находка - то ли психи писали, то ли кто-то развлекался. Вот, познакомились в Интернете, подружились, общались вместе, вечеринки устраивали. Однажды, когда уже стемнело, Жак вышел куда-то, возможно, за выпивкой, решил срезать путь через дворы и пропал - то ли хулиганы тому виной, то ли бандиты, то ли просто оказался не в том месте и не в то время. Вот что помнили теперь его друзья, а если сказать им про Новую Инквизицию и охоту на вампиров - только пожмут плечами или покрутят пальцем у виска.
  
   Видения
  
  Из дневника Эрнана:
  
  Меня окутали видения, подняли и понесли, закружили...
  Туман, висевший над городом, рассеялся, растопив границы между мирами. Это осень, просто осень... Или предчувствие будущих событий, или прозрение настоящего?
  Хрустальные трещины, принимающие очертания гигантской прозрачной розы. Её лепестки отрываются и падают в безумии слёз. Так капли дождя дрожат сквозь ресницы, а серебряное небо, притворившись зеркалом, звеня острыми осколками, в одно мгновение обрушивается вниз. И бьётся пространство, отсчитывая доли секунд до шага в неведомое, примеряя новые крылья, оплетённые тончайшей паутинной сеткой.
  Я совсем один. Отзвук одной струны, другой - всё так далеко... Вдруг горячие, сильные руки подхватили меня... Я словно ребёнок у порога нового мира в объятиях Предвечного Огненного бога: "Ты - за мной? Я уже покидаю этот странный и временами несуразный мир? Пусть. Но если так - я знаю, что не буду один, что в это же время...Только я... только мы - не..."
  Ладонь к ладони - снова горячо, больно и сладостно... Века проносятся внизу, окатывая брызгами лавы и пепла. Когда-то их заливала кровь.
  Тысячи бубенцов пропоют нам, взглянув с серых облаков: перисто-серебряный дракон, человек-птица, ещё не поднялся со своего перламутрового трона. Всё замерло в ожидании.
  Высокая ограда, чаши на колоннах. Почему я раньше никогда не замечал их? Которая из них моя? Не поверю, что они пусты, - уж слишком сильно сжаты они как вверху, так и внизу, я бы даже сказал - герметично. А этот горбатый мостик над рекой соединяет не только два берега.
  Ещё раз оглянусь.
  Бертран... Я вижу, это ты сидишь за столом, обмакнув металлическое перо в чернильницу. Задумался. Какая бередящая душу графика уже готова сорваться на лист, последние мгновения сохраняющий белизну, словно память о весенних лепестках вишни? Это сияние сводит меня с ума, как и тончайший батист твоей рубашки, сквозь который обжигает каждое прикосновение, широкие рукава в пышных манжетах. Невозможно долго тянется разлука - даже на день, на час, на миг - жестокий приговор и невыносимая пытка.
  
  Арно... Словно ураган сорвал завесы с картин, что обратились в пепел в ту роковую ночь. Теперь ты приоткрыл чёрную вуаль тайны и смеёшься над миром, у которого сам невольно пребывал в плену. Написанное не сгорает, будь то книга, картина или другая реликвия. Тишина. Но даже Танцующий-на-Грани хранит ответ.
  
  Джеральд, Ровинан... кружева сна белыми облаками зачаровали тебя, запутались в лунном сиянии. Чёрный лик небесной сивиллы однажды уже взглянул тебе в глаза. Ветер бросил в лицо осенние листья. Лишь один шаг за балконную ограду... Ночной воздух, наливаясь свинцом, замирает в ожидании. Как медленно тянется каждое мгновение. Сердце обезумело, колокольным звоном отсчитывая секунды.
  Шаг в пустоту. Так уже было, но должно повториться вновь, завершая заколдованный круг.
  
  Франсуа. Ты удивляешься, что, лихорадочно схватив перо, руки начинают писать сами, не спрашивая ни сердца, ни разума? Помнишь пляску внутри кристалла? Окно распахнуто настежь и ведёт внутрь нас самих, в самые сокровенные уголки. Да-да, мы оба видим там мрак и запустение вперемешку с мишурным золотом и лепестками роз, сплошь заляпанными кровью.
  
  Говорят, "неисповедимы сны Источника" - застывший отголосок египетских легенд, припорошенный прахом мумий. Сны наяву.
  Это я - Чаша. Пейте, пока я ещё здесь! Вы проникнете в мои вены, заберёте каждый - по искорке... Я кричу от боли и наслаждения, лёжа на каменном полу, ощущая всем телом холод. Тепло. О, нет, мы вовсе не играем в жертву - это я решил подарить каждому по глотку, чтобы плясать и в ваших сердцах огненным вихрем! Пейте! Не бойтесь, он не сожжёт. Феникс только что выпорхнул из атанора! Ловите искристые перья, пока они ещё горят! Омытый пеплом и кровью, рождённый трижды из жерла Везувия, Этны или другого алтаря, я скоро вернусь!
  
   Зов
  
  Проверив почту, Джеральд увидел новое письмо от Дианы:
  
  Джер, прости, я, кажется, сошла с ума. Наверное, мне надо лечиться. Сегодня поздно вечером возвращалась со дня рождения Софи и вдруг увидела на скамейке тебя и моего брата Жака. Вы были какими-то странными, бледными и совершенно не обратили на меня внимания. Джер, пожалуйста, ответь мне сразу, как прочитаешь, - с тобой всё в порядке? А то у меня иногда возникает странная мысль, что это были призраки - ведь Жак пропал без вести... Но я почему-то не верю. И не знаю, что думать. Наверное, я сумасшедшая, и у меня галлюцинации. Я так скучаю по тебе, что стала видеть тебя в любом прохожем. Как бы я хотела, чтобы ты снова приехал! Приезжай, если сможешь. Моя мать послезавтра уезжает в командировку на две недели, и я смогла бы поселить тебя у себя. Мне страшно.
  Я люблю тебя.
  Диана.
  
  Джеральд перечитал её письмо ещё раз. Ответил:
  
  Любимая моя Диана! Со мной всё в порядке, я в Лондоне. Я не знаю, кого ты могла видеть, но иногда у меня создаётся впечатление, что в Париже живёт какой-то мой двойник.
  Как бы я хотел оказаться с тобой рядом! Но, боюсь, сейчас не получится - у меня не хватит денег даже на поезд до Парижа, не говоря уже о том, что возвращаться, как это ни грустно, всё-таки придётся. Возможно, мне удастся заработать или занять денег у кого-нибудь. Я попробую. Не обещаю, но буду стараться всеми силами к тебе приехать.
  Люблю тебя.
  Твой Джеральд.
  
  Деньги они вдвоём насобирали за два дня, так что до Парижа хватило даже на самолёт, а обратно Джеральд, уж так и быть, собирался ехать поездом. Большую часть прислала ему Диана - так она хотела поскорее увидеть его!
  Для Джеральда всё произошло слишком стремительно: билеты, сборы, переписка, самолёт...
  Город, утопающий в белом мареве, еле слышным шёпотом голоса - так слетает с веток тополиный пух, так падают первые снежинки на горячую ладонь: "Возвращайся. Ты нужен ей и..." Кому? Показалось. Ветер не слышен внутри самолёта. Облака - в этот день такие редкие - провожают его. И сгущаются при приближении к Парижу. Одно мгновение он видел бело-сине-серебристого дракона с большими птичьими крыльями. Он знал его - всегда. Дракон улыбнулся и исчез, слился с облаками. Джеральд полушёпотом сказал что-то и ещё долго слышал это странное слово неведомого языка. Вдруг оглянулся по сторонам: вокруг никто не заметил.
  
  Диана встретила его, бросилась на шею. Они обнялись и поцеловались - долго, в губы. Словно не виделись тысячу лет.
  Дом. Её дом. И его - на эти несколько дней. Кажется, он был здесь вчера. Всего дважды и в мыслях - каждый день. Пора откровений и страстных ночей. Он и Диана одни во всём мире - только они. Джеральд мечтал об этом, и мечта становится явью.
  Пора откровений... и он рассказал ей всё - пусть у него не будет тайн от неё - про Ирэн, про аварию... Как это всё было давно и не с ним! Про попытку самоубийства, пропущенные экзамены и диплом, про то, как он рисует в облаках. Он рисовал её, и Диана смотрела на него рядом и с небес, близкая и далёкая. Любимая. Об одном лишь он умолчал - о том, что ходит во сне. Пусть ночью, когда он заснёт, она не боится за него. О Городе он и не вспоминал вовсе, как только сошёл с трапа самолёта. Была, наверное, ещё одна тайна - теперь он постоянно чувствовал её, словно чьё-то невидимое присутствие, но не мог понять, что это. Быть может, что-то в нём самом?
  Диана чувствовала - он больше не уедет в Лондон надолго, он не сможет жить без неё.
  
   Вспышка
  
  ...Эрнан недавно ушёл, оставив Къерраха в доме Арно. Одеваясь, Черри сожалел, что на этот раз никто больше Эрнана не видел. Как было здорово, когда Эрнан напугал Орландо и Альбера, пройдя мимо них из комнаты Арно! А ведь они поняли, что видят вовсе не призрак. Отойдя от потрясения, они последовали за ним. Открывают дверь, а на пороге их встречает Черри:
  "Эрнан? А он вообще приходит иногда. На вас решил посмотреть". Черри тогда едва удержался от смеха.
  Вспоминая это весьма забавное происшествие, он оделся, прошёл по коридору в другую комнату и остановился около портрета Поля. И словно вспышка молнии в этот миг сверкнула перед его глазами.
  - Чёрт! - воскликнул он, слегка хлопнув себя ладонью по лбу: изображённый на картине куда больше походил на встреченного и утащенного не так давно в гости англичанина по имени Джеральд. Да, это скорее он, чем Поль! Только Джеральд человек, то есть - почти, а этот, на портрете, по-вампирски бледен. Но на этом, кажется, и всё различие. Черри уже успел забыть о нём и вспомнил только теперь.
  Но вместо упомянутого чёрта появился хозяин дома.
  - Черри, что случилось? - спросил Арно. - Что-то не так?
  - Нет, всё хорошо... я сам не знаю, что хотел сказать... - заговариваясь, ответил Къеррах, вспомнив разговор с Морхо по поводу Джеральда.
  Но... Черри никогда не умел врать, даже как-то в голову не приходило заменять одни факты другими. Вот и сейчас умолчать не вышло - куда ему тягаться с Хранителем Клана! Мимолётный взгляд, и его закружила глядящая из окна луна... или, быть может, картина? Къеррах тряхнул головой, словно сбрасывая внезапно накативший откуда-то посреди ночи сон, и отправился домой к Ричарду.
  "Мой брат в Париже? - подумал Арно. - Осталось лишь найти, а это быстро, наверное. Я не виню Черри - ему было велено молчать. Я удивлён, что ему так приказал Морхо, но кто знает, как он из Лахатара видит всё это. Я не скажу, что читал мысли Черри. Я найду. Но не прямо сейчас - ночь на исходе".
  
   Ночь
  
  - Джеральд, ты куда пошёл? Что с тобой?
  Его глаза были закрыты, он остановился у балконной двери, пытаясь открыть её.
  - Нет, Джер, ты что, ты куда?
  Диана взяла его за руку, говорила с ним. Пыталась разбудить. Бесполезно. Оставалось лишь привести его обратно в кровать. Больше она не заснула.
  - Так ты лунатик? - спросила она утром, рассказав, как он во сне стремился на балкон. - Почему ты не сказал мне?
  - Да... - он закрыл лицо руками. - Но раньше со мной такое было только в Англии. Я не хотел, чтобы ты волновалась за меня.
  Тот случай в гостинице он явно не считал или забыл про него.
  - Я понимаю. Прости, но тебе нужно было мне об этом сказать.
  
   Братья. Сны наяву
  
  Следующей ночью ни Диана, ни Джеральд спать не собирались. Они смотрели один из её любимых фильмов. Но потом Джер ненадолго откинулся на диван и быстро заснул. Диана села в кресло, завернувшись в плед, и стала читать при тусклом свете торшера, время от времени поглядывая на спящего, но сама не заметила, как книга выпала у неё из рук, глаза закрылись...
  Джеральд медленно встал с дивана и босиком, в джинсах и расстёгнутой рубашке зашагал к балконной двери, отодвинул два стула, которые в качестве баррикады были к ней приставлены, повернул ручку и вышел на балкон. Диана не шелохнулась.
  Облака...
  Они как снежинки или птичьи пёрышки, перламутровая слоистая россыпь, и мельчайшие частицы складываются в мозаику...
  Брат мой, теперь я знаю, я вспомнил, я вижу тебя. И ты, увидев свой портрет в ночных небесах, найдёшь того, кто рисует...
  Я жду тебя...
  
  ***
  
  Арно был в мастерской. Внезапно отложив кисть и повинуясь какому-то внезапному порыву, быстро спустился вниз и вышел на улицу. Никого. Но это странное, нарастающее чувство, что кто-то ждёт его... Ветер поздней осени налетел, словно шепнув что-то, закружил вокруг него листья каштана, и один - жёлтый в тонких зелёных прожилках - так и остался у него на руке - словно в знак приветствия.
  Письмо? Весть?
  Арно задумался, глядя на лист, потом бросил его на землю, но ветер, играя, понёс эту жёлтую ладошку ввысь.
  Облака...
  Арно тихо вскрикнул, увидев в небесах, словно в чистой воде, отражение самого себя.
  По только что написанной картине так легко найти мастера: сине-бирюзовая нить тянется от него к его творению, храня отпечаток кисти.
  Это здесь, совсем близко, всего один шаг сквозь...
  Облака...
  
  ***
  
  Из дневника Эрнана:
  
  Почти зеркальное отражение - двое, замершие в шаге. Не отрываясь, они смотрят друг другу в глаза, они держатся ладонь-к-ладони, словно танцуя некий мистический лунный танец, застыли на миг. Не отнять рук, и вечность, как кровь, тонкой струйкой, спиралью оплетает их, проходя сквозь них. Касание - сейчас и навеки, до тех пор, пока они не отдадут друг другу самих себя в горьковато-алой амброзии...
  "Что это? Видение?" - невысказанный вопрос растворяется в осенней прозрачности.
  "Да. Ты видишь будущее. Но оно уже близко..."
  "Морхоннэр? Ты?"
  "Да".
  
  ***
  
  Сквозь сон почувствовав, как из соседней комнаты потянуло холодом, Диана поёжилась во сне и закуталась в плед. Приоткрыла глаза.
  - Джер? Ты спишь? - прошептала она.
  Ответа не последовало. Диана огляделась. На диване никого не было.
  - Джер?
  Молчание.
  Сбросив плед, она прошла в другую комнату.
  - Джер... Джеральд!
  Балконная дверь была открыта настежь.
  - Джер, ты что? - она подошла и взяла его за руку, слегка потянула в комнату. - Пойдём, пойдём в дом, здесь холодно.
  - Брат мой, ты пришёл? - с закрытыми глазами тихо говорил он по-английски, но Диана поняла. - Я нашёл тебя!
  
  ***
  
  Шагнув в сторону тонкой, незаметной чужому глазу сине-бирюзовой нити, сплетённой из самых сладких снов и несбыточной мечты, Арно опустился на землю. Взглянул вверх: именно там скрывалась "кисть" художника, писавшего портрет - его зеркальное отражение - в лунных небесах.
  На балконе, прикрыв глаза, стоял человек. Он что-то бормотал, словно разговаривая сам с собой. Один беглый взгляд, и сомнения рассеялись: он похож на Поля, как близнец или двойник. И одновременно совершенно не похож... Да, именно его изобразил Арно на портрете!
  Масло и холст; облака на тёмно-синем бархате неба; переливы света и тени, лунное освещение; блики в бирюзовых глазах и серебряные звёзды в синих...
  Братья.
   Как заворожённый, Арно смотрел вверх, и сердце заколотилось, утопая в предчувствии. Словно какая-то мистерия приоткрыла завесу, и Хранителю Клана, быть может, суждено сыграть в ней одну из главных ролей. Не поэтому ли рядом, не сговариваясь, оказались вначале Мануэла, а потом Черри, Франсуа и почему-то Поль? Из багровой вспышки пламени явился Морхо - ученик Тёмного короля Лахатара. "Оставьте меня с ним наедине", - хотел сказать Арно, но, встретившись глазами с посланником из Огненного города, передумал.
  Наверху дверь приоткрылась, на балкон вышла девушка. Она потянула небесного художника за руку, зовя в дом, но он не открыл глаз...
  
  ***
  
  - Джер, Джер, нет, это я, Диана. Ты спишь? Пошли, я отведу тебя в комнату.
  - Ты услышал мой зов! Брат мой, Я всю жизнь искал тебя, и теперь, рисуя твой портрет, тебя, как и ты - меня... Мне снилось, я услышал твоё имя, тебя зовут Арно. И вот - ты рядом, мы вместе, и мы пойдём домой.
  - Джеральд! Очнись... Джеральд!
  Диана начала понимать, что во сне Джеральд принимает её за кого-то другого.
  - Меня зовут Ровинан.
  - Джер, я не понимаю, что ты говоришь, здесь холодно, ты простудишься, пошли в дом... пошли... мне не по себе...
  - Идём! Идём домой! Я возьму тебя на руки, и мы пойдём!
  - Ты хочешь нести меня на руках? Джер, любимый...
  - Да, Арно, мы полетим в Небесный город, и крылатые Врата сами откроются! Мы будем вместе навсегда! Арно... - громко и почти торжественно произнёс Джеральд, занося ногу через перила.
  - Джер... куда... я боюсь... Джер!
  Шаг.
  - Навсегда... - повторил он, приоткрыв глаза - на той самой высоте, на которой Джеральд, падая, отдал своё тело Ровинану.
  Иногда один миг между секундой и секундой замирает на тысячу лет.
  И словно замер на мгновение в воздухе Джеральд, глянув ввысь. И над портретом в просвет выглянула полная луна, заливая всё вокруг призрачным сиянием, и снова, как было уже однажды, повернулась тёмным ликом к своему верному почитателю. Но она больше не смеялась, лишь замерла в ожидании, чуть скрывшись за облачной вуалью. Теперь портрет в небесах смотрел чуть по-иному, словно лучи ночного светила добавили к нему синевато-серебристых отсветов.
  "Что вверху, то и внизу", - цитата в одном из писем, написанных Phoenix"ом.
  Внизу...
  Арно. Его брат ждёт его внизу! Но разве не Арно Ровинан уносит на руках в Небесный город? Так медленно растворяются остатки сна, осколки памяти...
  В удивлении от несоответствия сна и яви Джеральд опустил руки.
  - Джеееер! - раздался последний её крик.
  Вечность приоткрыла лишь одну дверь, и Джеральд коснулся ногами земли - слишком медленно, чтобы считать это падением. Сильфы не разбиваются, падая с высоты. Он шагнул навстречу брату и споткнулся... и только сейчас понял, кого, просыпаясь, уронил.
  Диана...
  Она лежала на асфальте в неестественной позе лицом вниз, изо рта тонкой струйкой текла кровь. Она жива, но её не спасти.
  Неужели смерть его возлюбленной омрачила долгожданную встречу? Встречу, ради которой он уходил и возвращался, рождался и умирал.
  Диана... он ведь уже не представляет жизни без неё... или без Арно... он словно от рождения разделён надвое.
  Эти два потрясения закружились, оплели его, как змеи - кадуцей. Джеральд-Ровинан замер в шаге, чувствуя, как вокруг него и в нём самом, выжигая душу, бешено пляшет огненно-кровавая спираль, как отрастают за спиной невидимые крылья...
  На мгновение показалось - он сам - чёрный лик луны со странным насмехающимся лицом, жгучая боль, идущая от сердца по венам, она в душе и в его крови. Он заражает ею, как чумой, всё, к чему прикоснётся и где пройдёт, призрачные её крылья всегда за его спиной - кожистые, прочные, как сталь, неумолимые. Он больше не Джеральд, он - Ровинан, сын гибельного смерча - трижды приходил на землю и всегда нёс с собой смерть.
  В раннем детстве он часто засматривался с высоты вниз, в города и селенья, на людей, ища брата, а те спешили в дома, чтобы укрыться от сильного ветра. Он звал, не зная имени, заглядывал в дома, и ураган бился о стёкла и пытался сорвать крышу: так иногда дети пытаются что-нибудь найти, переворачивая при этом всё в доме. Но вскоре увидел: поиски тщетны, так он только причиняет боль и разрушения. Тогда он понял: чтобы найти брата, надо стать хотя бы на время подобным ему. В первый раз, ещё мальчиком, он уговорил ребёнка прыгнуть в пропасть, шепнув ему: "Хочешь полетать?" и в полёте вселился в его тело. Тогда он решил, что тот самый Зигфрид из детского лагеря - его брат. Да, мальчик был чем-то похож на Арно, когда тот ещё не стал вампиром: светлые волосы, светлые глаза... близнецы, а такие разные... Тогда, появившись в людском мире, Ровинан помнил всё о своём небесном происхождении, но рассказал лишь Зигфриду. И их недолгая дружба закончилась трагически для обоих. Вернувшись в Город, Ровинан понял, что ошибся. Во второй раз после долгого сна Ровинан, повзрослев, избрал человеческую женщину для рождения наследника, чтобы при появлении его на свет самому вселиться в тело сына и жить среди людей. И сын его, родившись, уступил место отцу и отлетел в Небесный город, где пребывает во сне и по сей день. Но и Ровинану не удалось перейти в тело новорожденного, он не был готов расстаться с собственной памятью, и тогда его место занял первый, кто искал воплощения. Вот он, здесь, неподалёку, словно двойник, похожий на отца. Но и он больше не человек - Хранитель Клана изменил его тело, и теперь оно останется таким навсегда.
  В третий раз Ровинан, поняв, что для него забвение - единственный способ прийти в мир людей, вселился в тело Джеральда, решившего покончить с собой. Недолго он пытался жить под этим именем, не помня себя, и лишь краткие обрывки собственных воспоминаний Ровинана являлись ему во снах. Он рвался, сам не зная куда, бродя во сне, и спящим пытался найти, понять, отыскать... Но забывал, едва открыв глаза при пробуждении. Таково было последнее условие, а быть может, и проклятие. В записях к своей дипломной работе пытался он найти ответ, но крылатые Врата были закрыты для него, сколько бы он ни стучался, срывая в кровь пальцы. И это - тоже всего-навсего сон, уходящий в небытие.
  Теперь Ровинан вспомнил, и снова лишь ценою смерти. Смерть стала его стихией, обретя и другую сторону. Сейчас она вьётся вокруг него холодным осенним ветром, каплями дождя, сухими листьями, лунными бликами, алыми, как кровь, отсветами...
  Боль постепенно уходит. Кажется, он успел раствориться в ней, уйти, умереть - это цена памяти, и он согласен заплатить её, лишь бы остаться, но только вместе, вдвоём с братом шагнуть в небесную высь. Или Город вновь заберёт его?
  Нет!
  Брат мой, Арно - теперь я знаю твоё имя, оно прекрасно, как звенящий хрусталь снежных облаков и высоких вершин - я не оставлю тебя! Отныне я - как ты...
  Несколько шагов, и ладонь-к-ладони: Арно и Ровинан.
  Духи ночи водят вокруг них невидимый хоровод, духи Огня, Воды и Воздуха замерли в ожидании...
  И взвился в заоблачные выси пламенный вихрь - восторг и отчаяние, боль и блаженство слились воедино, и завораживающе прекрасен танец повелителей стихий в предутренних небесах. И открылись все четверо врат...
  Морхо не выдержал, взмахнул крыльями и, присоединившись к танцу, улетел чёрно-искристым драконом. Къеррах помахал ему: "Как бы я хотел лететь с тобой!"
  Ладонь-к-ладони - два брата-близнеца, два Источника кланов.
  - У меня начинает жечь татуировка, - сказала Мануэла Франсуа.
  - У меня - тоже, - отозвался он.
  Поль поморщился от боли. Происходящее нравилось ему всё меньше: какой-то новый источник другого клана, так похожий на него... да ещё это жжение... всё это неприятно и подозрительно.
  - Могу поклясться, со всеми начинает происходить почти то же, что и тогда, когда у нашего Источника Клана были приступы кровавого помешательства, - продолжала Мануэла.
  - От этого не легче, - ответил Франсуа. - Что делать будем? Их руки словно примагнитились, их не разделить, а сами они не смогут...
  Лунная капля скатилась с небес, упала между братьями со странным звуком.
  Кйаро. Арно Кйаро.
  Вернувшийся с Дороги, меняющий мир.
  Арйан. Ровинан Арйан.
  Привратник, стоящий у Двери, видящий будущее.
  Центр ладоней Арно и Ровинана пронизали тонкие алые, жёлтые и синие световые линии. Они исходили снизу, словно из-под земли, проходя сквозь руки, плавно поворачивали и, соединяясь над головами, устремлялись вверх, к небесам.
  - Рхо! - сказал вдруг Къеррах. Казалось, эти слова произнёс не он. - Кровь! Им надо пить кровь друг друга!
  Братья услышали его и, поочерёдно приникнув к шее, стали пить быстрыми глотками.
  - Словно они пьют мою кровь, - донеслось со стороны Къерраха.
  - Эрнан? - удивлённо спросил Франсуа, оглянувшись.
  Черри вздрогнул, пробормотал что-то невнятное и огляделся по сторонам. Его взгляд остановился на лежащей на земле Диане.
  - Она жива, - сказал он, - её пока ещё можно спасти.
  - Бесполезно, - ответил Франсуа, - ты не вылечишь её, она сейчас умрёт. Ей могла бы помочь лишь капля крови источника. Тогда она могла бы выжить. Но если совсем чуть-чуть не рассчитать дозу, она превратится во что-то, подобное мне раньше.
  - Как вампиры у Люзиньяна? Ну и что? Пусть, - сказал Черри и посмотрел в сторону Арно.
  И поймал лишь совершенно безразличный взгляд: "Она мне не нужна. И не я убил её, пусть и нечаянно".
  Теперь и Черри чувствовал, что Диане осталось жить считанные минуты.
  - А мне её жалко! - сказал он.
  - Подумай, тебе лично она нужна? - спросил Франсуа.
  - Не знаю... Возможно, она нужна ему, - Черри кивнул в сторону Ровинана. - Но ему сейчас, похоже, не до чего... Лучше она будет в нашем Клане, чем её не будет совсем. И вообще - вампиром больше, вампиром меньше... - смеясь, сказал Черри и, не дождавшись ответа Франсуа, вгрызся Диане в горло.
  "Мне, может, интересно, как живут обычные люди и почему они оказываются рядом с такими, как он". Черри вновь искоса глянул на Ровинана и погрузился в воспоминания девушки.
  И вскоре уже Диана пила искристую кровь Къерраха. К его счастью, она не могла читать воспоминаний.
  Черри не стал подчинять её себе, как обычно делают с новообращёнными. Узнав, что это вовсе не обязательное условие, Диану он оставил свободной. Когда она, наконец, оторвалась от него, Къеррах взглянул на братьев. Они больше не были словно прикованы ладонями друг к другу, а стояли рядом.
  
  "Арно... Я так долго искал тебя... Нет, наверное, пока ещё - вас... мы ведь из разных Кланов, и хотя мысленно я всегда был близко, но, как это ни странно звучит, мы видимся почти впервые. Я хотел бы позвать вас с собой, в Небесный город, но судьба распорядилась иначе. Пусть - ведь всё равно мы вместе".
  "Спасибо, брат. И теперь наши Кланы будут тоже как побратимы".
  "Простите, но вы не расскажете мне, что с нами произошло этой ночью? Кое-что я знаю, но о другом лишь смутно догадываюсь. Мы оба - наполовину сильфы от рождения, и я жил в Небесном городе, правда, большую часть времени проводил во сне. В третий раз я пришёл в мир людей. Да, я пытался быть человеком, хоть и получалось плохо. Я менял свою природу и раньше, и чувствую, что сейчас тоже изменился, но почти ничего не знаю о том, кем я стал".
  "Я расскажу. Позже - ведь уже скоро утро. Я всё расскажу".
  
  Источник нового Клана
  
  Все переместились в дом Арно. Ровинан огляделся по сторонам. Он был благодарен Черри за то, что тот обратил Диану, не оставив её умирать. Теперь он вспомнил и свою неожиданную встречу с Черри в Париже, и сон, когда ему снилось море, и на берегу он разговаривал с кем-то, похожим на Къерраха. Диана удивлённо смотрела на присутствующих, не понимая, что произошло, кто они все, и как она оказалась в этом большом доме. Новообращённая ещё не совсем пришла в себя, а Ровинан пока не осознавал, что они с ней теперь из разных Кланов.
  "Арно... странное имя, - думал Ровинан, - и очень красивое. Он не человек, и это чувствуется в первый же миг". Ровинан когда-то слышал о живущих в человеческом мире существах, похожих на людей, но не являющихся ни людьми, ни духами стихий. Если бы он мог знать наперёд, среди кого искать брата... Впрочем, теперь они оба ближе к духам, чем к людям. О, как бы он хотел рассказать столь многое, но вокруг посторонние, и пока приходится сдерживать свой порыв. Ему почти больно закрывать, словно в тюрьме, все чувства, переполняющие его, готовые каждый миг вырваться на свободу.
  Он остановился, удивлённо посмотрев на...своё отражение? Но зеркала нет. Это картина, портрет, его портрет!
  - Простите, - сказал он. Стиль общения, перенятый от Джеральда, иногда так располагает к себе и помогает выразить чувства языком, понятным всем. - Можно узнать, кто автор сего творения? Я восхищён.
  - Я, - ответил Арно.
  Ровинан поклонился. На мгновение показалось, что в его глазах выступили слёзы.
  - Благодарю, брат мой возлюбленный!
  Франсуа и Мануэла переглянулись: так вот кого изобразил Арно! Теперь в этом нет сомнения. Поль обиженно скривился: до этой ночи он думал, что Хранитель Клана нарисовал его, но теперь понимал, что по выражению лица и многим другим, почти неуловимым признакам это вовсе не он, а Ровинан, который, оказывается, приходится Арно братом-близнецом, хоть они и совершенно разные. Это родство вовсе не обрадовало Поля, как и его сходство с Ровинаном. В присутствии своего почти что двойника становилось немного не по себе, особенно когда они встречались взглядами. Двойник Главы другого Клана... не к добру.
  "Вот он, - подумал Ровинан, но вслух не сказал ни слова, - человек, пришедший в тело моего сына! Он повзрослел, и теперь тоже в Клане. Так вот кого принимала за меня Диана!"
  
  Близился рассвет, и Арно предложил Ровинану спуститься вниз и для дневного сна воспользоваться стоящей в подвале большой кроватью. Диану пока поселила у себя Мануэла, попутно рассказывая о том, что нужно делать и знать обращённым.
  - Мне теперь надо спать днём? - удивился Ровинан.
  - Да. Такова природа вампиров.
  Теперь он стал вампиром. Ему придётся спать днём и питаться кровью. Потом он, возможно, постепенно будет создавать свой Клан. Таково его новое изменение. Впрочем, это лучше, чем оставаться смертным - людские тела такие хрупкие и недолговечные...
  Ровинан спустился по ступенькам - туда, куда указал Арно. Лёг, но даже после восхода, который он почему-то чувствовал, хотя в подвале не было ни одного просвета, сна не было ни в одном глазу. "А надо ли мне вообще прятаться здесь, пока не стемнеет?" - спросил он сам себя и поднялся наверх.
  В доме было пусто. Жизнь будто замерла до заката. Но он чувствовал, что брат не ушёл спать.
  - Арно!
  - Да, - услышал он голос из-за спины и обернулся. - Разве вы не спите? Днём вампиры обычно спят.
  - Но я не хочу, - сказал Ровинан, и, подойдя к окну, заглянул за толстую тёмную штору.
  Тихо вскрикнув, Арно тотчас оказался рядом:
  - Нет! - только успел сказать он и уже дёрнул брата за руку в темноту, но увидел, что... солнечные лучи никак не подействовали на Ровинана, разве что волосы при таком освещении показались не чёрными, а тёмно-синими.
  Ровинан отошёл от окна.
  - Да, как-то неприятно. Слишком ярко, наверное. Возможно, я ещё не привык, ведь совсем недавно я ничего подобного не чувствовал. Я не помешал вам своим появлением? Быть может, вы были заняты?
  - Нет, - сказал Арно, облегчённо вздохнув. Вид у него был одновременно несколько удивлённый и озадаченный: значит, ни солнце, ни дневной свет не причиняют вреда этому новоявленному источнику. Из вампиров он знал только троих таких же: Эрнана, Бертрана и себя самого. Ещё есть Мануэла и Франсуа, но всё же не до такой степени. Возможно, со временем и Черри перестанет прятаться от дневного света, а потом и от солнца. Даже Клан Джосера на подобное не способен.
  - Простите, Арно, насколько я понимаю, все, кого я видел этой ночью, сейчас спят... а мне так хотелось поговорить с вами наедине, мне столько нужно рассказать вам, и я жду подходящего момента. Брат мой, прекрасный Арно... Спасибо за портрет... Я ведь тоже пытался нарисовать вас в облаках - так, как мне представлялось.
  - Да, я видел. Спасибо...
  - И, быть может, вы сможете объяснить мне, я ещё не совсем понял - как я изменился вчера ночью? Я вампир, и мне придётся пить кровь, а потом когда-нибудь создавать свой Клан - это пока всё, что мне известно. - От волнения Ровинан с трудом подбирал слова, едва не переходя на язык сильфов.
  - Может, перейдём на "ты"? - предложил Арно. - Мы ведь всё-таки братья.
  - Да, конечно, - ответил Ровинан. - Я не решался предложить это первым, ведь, насколько я понял, вампиры разных кланов обращаются друг к другу на "вы".
  Они проговорили до заката. Ровинан с интересом слушал, как живёт его брат, и о том, что ему придется делать самому. Его собственная биография представляла собой всего несколько отрезков, различных по длительности, из которых больше всего он вспоминал последний, когда жил под именем Джеральда. Все его страхи по поводу хождения во сне, отношений с Дианой и дипломной работы исчезли за минувшую ночь. Ничего не скрывая, он пытался рассказать Арно всё, что было известно ему самому. Ровинан ещё не совсем понял, может ли он разговаривать с братом мысленно, и если - да, то всегда ли. Поэтому предпочитал говорить словами, но иногда сбивался и перескакивал с одной темы на другую. Арно с интересом слушал его. И постепенно они поняли, что могут слышать мысли друг друга, хотя пока это получалось не всегда.
  Впрочем, вскоре братья поменялись ролями, и теперь уже Арно говорил о вампирах и об их образе жизни. Только одного вопроса они не коснулись, обходя стороной: Дианы. Она была девушкой Джеральда, а вовсе не Ровинана, но теперь, будучи обращённой Черри, состояла в Клане Дракулы. А значит, её господином был Арно.
  Ровинан чуть помолчал, собираясь с мыслями - слишком много всего произошло всего за сутки: исполнилось давнее заветное желание Джеральда, но вслед за ним выполз и воцарился и его страх. Но и его вытеснила или, скорее, позвала и сбросила с балкона давняя, дикая, почти ненасытная и страстная мечта Ровинана. Неужели его брат - часть его мятущейся, как ураган, души, наконец-то рядом с ним..?
  - Скажи, Арно... мне кажется, или я, да и ты, наверное... мы чем-то отличаемся от других вампиров? Черри, Франсуа, Мануэла - они другие?
  - Да. Мы гораздо сильнее их.
  - Почему? Потому что мы сильфы?
  - Не только. Это долгая и очень давняя история. Во времена, когда очертания земель и морей были другими, в мире обитали боги. Светлый бог, возглавивший всех других, вёл войну с Тёмным братом своим и, как он полагал, почти одержал победу. Но со Звёздной Дороги в помощь Тёмному богу пришли духи. Были они не так сильны, как боги и властители стихий, но благодаря им в мире удалось восстановить равновесие Света и Тьмы, хоть и ненадолго. Древняя эпоха закончилась войною стихий, и боги покинули мир, оставив в нём правителями своих прежних помощников. Многое сгорело в вулканическом огне или было снесено ураганами, волнами и землетрясениями, а моря и земли поменяли свои очертания. Духи, помогавшие Тёмному богу, погибли, но остались в мире. Светлый бог, уходя, проклял их, потому что они воевали против него. И, по его слову, они не могли родиться вновь или обрести собственное тело, кроме как вселиться в человеческое и изменить его, сделав сильней и могущественней. Воплотившийся не может вкушать никакой пищи, кроме крови и порождать подобных себе, как все живущие, а только обращать посредством крови, потому что в древние времена они совершали обряды на крови. Да и воплотиться эти духи могут, лишь если кто-нибудь из смертных позовёт их во тьме.
  - В Небесном городе я слышал эту легенду о духах, или, как их ещё называют - о Детях Ночи. Но что значит - позовёт во тьме?
  - Бывает, в жизни человека случается такое, что он вне себя, сходит с ума от горя или гнева, пылает жаждой мести или оплакивает потерю. И если рядом окажется один из упомянутых Детей Ночи, а человек откроет ему свою душу и своё тело - дух сможет вселиться. Так появляется первый в клане вампиров, глава и источник - средоточие власти и силы крови в клане, как ты или я. Потом у него появляются обращённые, у них - свои, и так образуется клан.
  - Значит, я тоже позвал Духа Ночи? Но ведь у меня не было ни горя, ни гнева, наоборот, потрясение от того, что я, наконец, нашёл брата, будто небо со всеми его облаками и Небесным городом упало на меня, осыпалось хрусталём, птичьими перьями и дождём, и его капли были кровью. Мне было больно, и эхо этой боли до сих пор во мне, она была оглушительной и резкой, но при этом какой-то терпкой и даже сладостной, будто я обрёл не только тебя, но и самого себя.
  Ровинан обнял Арно за плечи.
  
  Территориальный вопрос братья решили просто: если клан Дракулы расселился по всей Европе, то и его клан-побратим последует тому же примеру, тем более, что Ровинан (или Джеральд) жил в Лондоне, а стал источником в Париже. Воистину этот город становится вампирской столицей! Но, говоря о собственном Клане, Ровинан сказал, что пока не собирается никого обращать.
  
  Встречи
  
  В эту ночь Мануэла уговорила Диану остаться у неё и не пытаться искать Ровинана, или Джеральда, как его продолжала называть новообращённая. Но вскоре она сама отвлеклась от мыслей о нём, особенно когда в комнату вошёл Рафаэль, он же - полгода назад пропавший без вести её брат Жак.
  
  ***
  
  На вопрос Арно, что же теперь его брат намерен делать и где жить, Ровинан, немного задумавшись, ответил:
  - От человеческой жизни из неоконченных, но весьма волнующих меня дел остались только выпускные экзамены, а главное - диплом. Я с таким интересом писал его... теперь понимаю, чем объясняется моя тяга к исследованию темы стихийных духов. Сейчас я могу рассказать о них и нечто большее, чем рассматривать этот вопрос только в истории и литературе, но это явно не предназначено для людей. Так или иначе, мне, наверное, было бы жалко положить дипломную работу в стол никем не прочитанной.
  - Немного странное желание для вампира, - заметил Арно. - Неужели для тебя всё ещё так важно высшее образование?
  Хранитель Клана обернулся. Он давно чувствовал пришедшего, и теперь видел: застыв в дверях, Этьен с интересом слушает их разговор. Скорее всего, он почувствовал, что в Клане произошли изменения, и теперь пришёл посмотреть, что же случилось.
  - Дело не в высшем образовании, - пояснил Ровинан, - мне бы хотелось узнать точку зрения официальной науки - ведь эта тема мало исследована. И, возможно, чтобы не ждать следующего года, если это реально, я предпочёл бы устроить защиту досрочно - ведь работа готова.
  - О! Ко мне вы попали как раз по адресу! - воскликнул Этьен. - Позвольте узнать, где вы учитесь и какова тема диплома?
  - В колледже*** в Лондоне. А тема меня самого очень сильно заинтересовала, и потому, даже став вампиром, я не могу просто забросить это, никому не показав. Тема звучит так: "Эволюция образа стихийных духов в мировосприятии народов Европы". Так сказать, от мифологии и алхимии к художественной литературе и эпохе романтизма, а от них уже - к фантастике и неоготическому направлению, но о последних я упоминаю только вскользь.
  Арно немного удивлённо покачал головой. Этьен одобрительно закивал:
  - Да-да-да, очень интересно. Могу даже предложить вам поменять учебное заведение, в котором вы собираетесь защищаться.
  - Это как?
  - Вместо лондонского колледжа, в котором вы учились, вас устроит Сорбонна? Я преподаю там, и с удовольствием прочитал бы вашу работу и выслушал ваш доклад.
  Ровинан даже не сразу нашёл, что сказать.
  - Сорбонна? Но ведь в колледже я пропустил выпускные экзамены! А при переходе в университет мне придётся сдавать дополнительно огромное количество предметов!
  - Прошу вас, не меряйте больше ничего людскими мерками. Вы теперь вампир, и мало того - источник и глава нового клана, во многих случаях вы можете делать всё, что захотите. Я профессор и давно преподаю в Сорбонне.
  Арно, а также пришедшие и давно присутствующие при разговоре Франсуа и Черри переглянулись: все знали, что Этьен не занимается преподавательской деятельностью, у него на это не хватило бы времени, да и днём он спит, как все вампиры. Лекции в университете читает его двойник-человек.
  "Хорошо хоть, не клон", - подумал Франсуа, вспомнив, как пять лет назад эксперименты Королевства по клонированию вампиров закончились неудачей ввиду невозможности выполнения.
  - Да? - спросил Ровинан. - Но моя работа осталась в Лондоне. В Париже она только в электронном виде, на ноутбуке.
  - Тем лучше, - ответил Этьен. - Я всё устрою.
  - Но она на английском языке! Мне придётся переводить её. Да, я работал переводчиком, я смогу, но на это потребуется время.
  - Время у вас теперь не ограничено, но если вы не хотите, можете не переводить её или воспользоваться услугами переводчика. Кое-кого могу порекомендовать.
  - Благодарю вас.
  - Замечательно. Вот и договорились. Пожалуйста, пришлите мне текст на почту, как только решите, что работа готова.
  Этьен даже языком причмокнул в предвкушении, видимо, надеясь, что, читая диплом Ровинана - или Джеральда, чьё имя значилось на титульном листе, - он сможет найти ответы на те вопросы, на которые в своё время отказался отвечать Эрнан.
  
  ***
  
  Ночи через две в гости наведались - вот уж их Арно никак не ожидал увидеть, и даже почувствовав присутствие, вначале подумал, что ошибся - Рико и Гийом. Рико был вампиром ещё старого первого круга, по собственной воле ушедший из Клана и ставший одним из первых переселенцев в Америке. Только когда власть сменилась в четвёртый раз и Хранителем Клана стал Арно, Рико принёс ему клятву верности. Ги был давним спутником Рико и, кажется, его супругом. Возможно, они что-то почувствовали, раз явились из такой дали. С ними была и человеческая женщина по имени Джанда с маленькой дочерью на руках. Весь облик Джанды был пронизан какой-то дикой, быть может, индейской красотой: смуглая кожа, узкое лицо с выдающимися скулами, высокий лоб, тонкий нос с горбинкой, огромные карие глаза с чуть гранатовым оттенком. Рико сказал, что Джанда и ребёнок под его охраной. Возможно, потом Рико собирался обратить Джанду, когда её дочь немного подрастёт, а пока малышке было только полтора года... И в глазах девочки, когда её что-то вдруг интересовало, вспыхивали и плясали блики багровым саламандриным огнём...
  "Йеранна?? - прочитал Арно мысли Джанды. - Когда-то так звали мою мать! Это родовое имя дома Мориньяк и Шандори, откуда..."
  Рико только кивнул в ответ и, поприветствовав Хранителя Клана, пояснил, что должен охранять мать и дитя - так он видит волю богов. Всё. Дальнейшие вопросы бесполезны - он сам больше пока ничего не знает.
  Гость расспрашивал о недавних событиях, сказав, что видел во сне - он не мог подобрать слова, мысленно показав стоящих ладонь-к-ладони Арно и Ровинана.
  Арно рассказал - не скрывая, но и не вдаваясь в подробности, касающиеся только его и брата.
  "Он, как и ты, отмечен печатью богов", - мысленно сказал Рико.
  Арно задумался.
  На вопрос, что намеревается теперь делать глава нового клана, Арно ответил:
  - Что касается Дианы, он, кажется, решил спросить у неё самой. Весьма странное решение, как, впрочем, и его дальнейшие планы.
  - Какие, если не секрет?
  - Защищать диплом.
  - Кому - что, - пожал плечами Рико. - А на какую тему?
  - О стихийных духах.
  - Да-а... о них, как и о нас, людям лучше не знать. Пусть считают это сказками или мифами.
  - Он опирается на мифы, сказания и художественную литературу.
  - В которой есть доля правды.
  - Не без того, - согласился Арно. - Поэтому Этьена и заинтересовала его работа.
  - Это, кажется, учёный Клана? Прости, я далёк ото всего и не всегда помню имена.
  - Он самый. - Взгляд Арно скользнул по присутствующим Ги и Джанде с ребёнком, терпеливо выжидающим в стороне.
  - Они... Если можно так сказать, моя семья.
  - Я понял, - ответил Арно и перешёл на мысленную речь: - "Но имя девочки - оно весьма редкое..."
  "Джанда сама так назвала дочь. Это имя пришло ей во сне. Она знает, кто я. И, возможно, я обращу её, когда дочь вырастет".
  "Как хочешь".
  В это время в дверь просунулась рыжая голова Черри.
  "Опять его чёрт принёс! - подумал Арно. - Его так и тянет в самый центр событий!"
  - Приветствую! - сказал Черри и зашёл, хотя его никто не приглашал. Но ведь и не запрещали.
  Черри видел Рико впервые, но сейчас его заинтересовал вовсе не он, хотя старый вампир внимательно смотрел на пришедшего.
   Черри подошёл к Джанде, тронул малышку за руку...
  - Йерри, маленькая Йерри! - воскликнул он и добавил несколько слов на языке, показавшемся присутствующим странным и незнакомым. Та потянулась к нему ладошками, и глаза снова вспыхнули. Улыбнувшись матери, он взял девчушку на руки.
  - Йерри, а ведь ты похожа! Такая же, только маленькая... саламандрочка...
  Чмокнув её в нос, что её очень развеселило, он вернул ребёнка Джанде и подошёл к Рико.
  - Ой... я ж не представился! Къеррах! - Он ударил себя раскрытой ладонью в грудь. - А, ну в Клане я - Черри.
  - Ричард, но лучше Рико. Знаю, что с недавних пор это имя в Клане ношу не я один.
  - Ага, есть ещё мой обращённый, тоже Ричард.
  Гости, в свою очередь, тоже назвались.
  - А Морхо знает? - спросил Черри Рико, кивнув на девочку. - Ну... Морхо...
  При этом Черри сделал патетический жест: поднял обе руки и потряс ими в воздухе.
  - Да, - ответил Рико. - Он иногда навещает нас. Ты его тоже знаешь?
  - Морхо - мой отец! - гордо сказал Черри, - а Морелия - мать, она в Клане.
  - Морхо - могущественный дух, - ответил Рико.
  - Да! И великий художник!
  - Художник? Я не видел его картин.
  - Они там, в Лахатаре, где он живёт.
  
  Вскоре Арно и Рико попрощались, и Хранитель Клана отпустил всех, кроме Черри. Оставшись наедине, он спросил:
  "Я видел, ты узнал ребёнка. Кто она?"
  "Я тебе по секрету скажу, тем более что мне по этому поводу никаких указаний молчать не было. Это Йеранна".
  "Так звали мою мать, супругу Бертрана, ещё тогда..."
  "Это она! Она вернулась!"
  "То есть? Поясни".
  " В предыдущей жизни Йеранна была саламандрой, в людском теле, как и я почти. Она погибла, и только теперь вернулась".
  "Погибла? Но кто убил её?"
  "Вампир. Из старых, обращённых Дракулы. Он был сумасшедшим. Это он убил её и обратил Бертрана. А Бертран потом убил его, отомстил за смерть жены. Подробнее я ничего не знаю".
  "Но как она вернулась? Почему - сейчас?"
  Къеррах только развёл руками:
  "Ну, это только Тёмному королю ведомо. Он сам возвращает собственных детей, когда сочтёт нужным. Ну, можешь ещё попробовать Морхо спросить, но вообще не советую".
  "Ты сказал - собственных детей? Значит, она..."
  "Да. Сестра Бертрана и Эрнана. Первая из рода Мориньяк, Йеранна по возвращении устроила бунт в Лахатаре, чтобы у власти был Тёмный король... а тогда, наверное, ещё нельзя было. Вернуться она смогла только в мир людей и только в XV веке, ничего не помня о прежней жизни. А потом Бертран встретил её..."
  "Откуда ты сам знаешь всё это?" - удивлённо спросил Арно.
  "Я? Я немного знаю историю, особенно то, что тёмных саламандр касается, потому что у меня отец - Морхо".
  Арно помолчал. "Ну и новости иногда сообщает этот Черри..."
  
  Предчувствие
  
  Хранитель Клана вошёл в мастерскую и задумался. Сквозь холст прорастала тень замысла. Дерево, и под его переплетёнными корнями - вход в тёмную пещеру, заросший травой. Над входом свил свои чешуйчатые кольца тёмно-красный дракон, словно отражающийся в переплетениях ночных облаков.
  
  Несколько набросков, пробивающихся сквозь грани видений и снов - прямо с небес, где замер в ожидании дух Северного ветра...
  Взмах кистью, тонкое касание - он расправляет птичьи крылья, белые, как первый снег. Чешуя искрится, как хрусталь и топазы.
  Он - отражение в звёздном куполе, зеркальное повторение того, багряного, что замер в ожидании под корнями вековечного древа. Каждый лист - непролитая слеза, шелест тайных желаний и ненаписанных стихов. Тонкие, почти графичные тёмно-зелёные прожилки на ивовых листах, но если всмотреться, ощутить еле заметную мозаику мазков - они о многом могут рассказать...
  В чешуе свернувшегося кольцами под деревом стража пляшут блики отгоревшего заката, гремучая смесь крови и пламени. Один глаз спит, другой приоткрыт. Одно крыло сложено, другое расправлено исчерна-красным веером с грозовым рисунком - алыми и белыми росчерками молний.
  Под корнями древа вход в пещеру. Местами камень зарос занавесью мха, росной травы, плюща и полевых цветов - незабудок, маргариток, фиалки и двух лиловых колокольчиков аквилегии. Кажется, ещё мгновение, и они зазвенят на ветру, став предвестниками небывалого, но долгожданного события.
  Вопреки всем другим стражам, томящимся у запертых дверей, отворяющихся лишь с помощью таинственных знаков и сложных заклинаний, дракон ждёт у открытого входа. Ступени вверх - их семь, а, возможно, и девять, - уводят вдаль, в кромешную тьму, на неведомую Дорогу, где теряются шаги и звуки, замыкаются в кольцо следы и время теряет счёт.
  Но дракон ждёт. Какое сокровище спрятано в ней? Или кто, быть может, уже в следующее мгновение спустится по ступенькам?
  Кисть замерла в воздухе, блики звёзд пляшут во взгляде художника, не смея отразиться во тьме пещеры.
  Арно вглядывается, словно и сам готов шагнуть в неведомое. "Предчувствие - сорвалось с губ слово, хотя ещё мгновение назад художник был убеждён, что назовёт своё новое творение "Драконы". - Предчувствие возвращения".
  
  ***
  
  Работа не была окончена.
  Прошёл месяц. Краски высохли, и Арно завесил холст тёмной тканью.
  
  ***
  
  "Эрнан приходил ненадолго, когда я сегодня был в мастерской, - подумал Арно. - Кажется, он сожалел, что я всё ещё не могу закончить картину. Говорил, что так можно открыть Врата Миров.
  Эрнан... А может, - вдруг внезапно осенило художника, словно слетела маленькая искра, - в пещере никого и не должно быть? Только огонь, пламя, и в нём каждый сам всё увидит..."
  
  Мгновение, и сорвана тёмная завеса. Пляшет и, кажется, искрится в руке кисть, выписывая языки пламени - ярого, танцующего, летящего...
  Но если взглянуть ещё раз, видно, что не хватает лишь одного мазка, прикосновения, искорки...
  
  ***
  
  Открыв дверь, Арно заметил в мастерской Черри. Иногда Къеррах приходить и смотреть на картины, особенно долго созерцая те, сгоревшие работы Джеймса. Казалось, каждый раз глядя на них, он видит разное. На вопрос Хранителя Клана: "Черри, а что ты здесь делаешь?", Къеррах начинал размахивать руками и подробно рассказывать, что он увидел сегодня.
  Но сейчас Арно застал его у нового холста, ещё не снятого с мольберта.
  - Черри, эта работа ещё не закончена - тебе нравится?
  Возможно, это странно на первый взгляд, что Арно даже изредка советовался с ним, но Черри сын Морхо - одного из лучших художников Лахатара.
  - Да, конечно! Прости, я даже не коснулся рукой, но, кажется, случайно кое-что добавил от себя. Маленькую искорку... Тээйри... Посмотри!
  - Что?
  Арно подошёл ближе. Огонь в глубине пещеры стал живым, настоящим, он горел, как горит костёр!
  Арно замер.
  - Что ты натворил?! Ты что, хочешь её сжечь?!
  - Я что же, совсем глупый? - почти обиделся Черри. - Сам не знаю, как это получилось. Кажется, Морхо так умеет, надо бы при встрече спросить. Я подошёл и только подумал, что чего-то не хватает... Искорка сама зажглась! Да ты посмотри, ничего не горит, и дыма нет - только огонь теперь настоящий! И в нём много всего увидеть можно: вот, саламандра танцует, а теперь, смотри, видишь - Эрнан по ступеням спускается... и Бертран рядом с ним. А теперь вы там все трое. Хочешь, поднеси руку!
  Арно последовал его словам. От огня исходило тепло.
  - А ещё это теперь дверь в другие миры!
  -А это ты как сделал? - всё больше удивлялся Хранитель Клана.
  - Дверь - да не я - ты же пещеру рисовал! - Къеррах хлопнул в ладоши. - А помнишь, ты мне как-то про зеркало с воротами рассказывал - его ещё потом разбить пришлось - вот оно к тебе и вернулось.
  - Ты уверен? - спросил Арно. Вспомнились слова Эрнана о Вратах Миров...
  - Они самые! - услышал его мысли Къеррах. - Что, не веришь? Тогда я пошёл в Лахатар - Морхо расскажу. А Эрнан скоро придёт, но если не сразу, то я позову.
  И маленьким языком пламени Къеррах ушёл прямо сквозь искорку в картине. Только тело осталось лежать на полу около мольберта.
  
  Размышления
  
  Ровинан поднялся по ступенькам. Он знал: Арно занят и придётся подождать. Сбросил кожаный плащ на кресло, оставшись в белоснежной рубашке, черных, слегка расклешенных джинсах и сапогах.
  Ровинан не торопился: теперь у него впереди вечность или чуть меньше. Прошло полтора месяца с тех пор, как он стал вампиром, а казалось - гораздо дольше, чем вся его предыдущая жизнь. Он вновь глянул на портрет, висящий в гостиной. Как он был удивлён и одновременно рад, когда увидел картину впервые, - его возлюбленный брат, ничего не зная о нём, сам написал его портрет, да ещё настолько точно... Да, в Клане есть вампир по имени Поль, с которым они похожи, почти как двойники, и Ровинан знал, почему. Но их не спутаешь, даже один раз взглянув. Поль - странное создание: телом - его сын, но душою совершенно чужд ему, и что досадно, он единственный, кого обратил сам Хранитель Клана. Ровинан ни словом не обмолвился о причине этой схожести: былую ошибку всё равно не исправишь, да и зачем ворошить прошлое? Теперь они с Полем сторонятся друг друга, предпочитая не встречаться.
  Портрет... Теперь странно было бы утверждать, что это Поль. Черри говорил, так думали раньше, до знакомства с Ровинаном.
  Ровинан был потрясён и другой картиной Арно. Небесный город. Его Город, откуда родом их отец, дух разрушительного вихря, смерча, урагана... Когда Ровинан увидел в облаках, изображённых на холсте, очертания - он почти плакал и целовал руки брата. Хорошо, что они тогда были наедине.
  Брат. Арно. Это имя он хранит в сердце, как нежный бутон белого цветка. Ему до сих пор не верится, что они теперь вместе. Вначале Ровинан не смог даже говорить брату "ты", посчитав это излишней фамильярностью. Как он выспрашивал Арно, пытаясь понять, кем он стал теперь. А был? Духом, сильфом, человеком, но всегда получалось плохо. Вампир? Что ж, ещё одна сторона его жизни, и он надеялся остановиться на ней, не обращая на себя внимания властителей стихий, как произошло с Бертраном и Эрнаном. Он почти ничего не знал о них - лишь слышал в Небесном городе, как они ушли - страшно и в один миг. Не связано ли это с тем, что произошло потом в Огненном мире? - не раз спрашивал он себя, но не решался задать этот вопрос кому-то другому. Быть может, Черри знает ответ?
  Черри... В чём-то их судьбы, наверное, похожи, хотя они и разных стихий. Ровинан благодарен Черри за спасение Дианы. Но она любила Джеральда - не его. Ровинан пытался говорить с ней. Как она могла настолько довериться спящему? Позволить взять себя на руки на балконе, когда он не имел ни малейшего представления о том, что происходит в реальности. И это стало последними воспоминаниями её человеческой жизни. Память милосердно скрыла то, что случилось потом. Впрочем, и он не помнил - он ведь спал и восстановил это лишь по рассказам присутствовавших. Что ей говорить теперь? "Зачем ты доверилась мне?" Бессмысленно. "Прости, что убил тебя. Я нечаянно..." Бред. Слова рассыпаются, оставляя лишь пустые звуки, да и те не будут произнесены.
  "Что ж, и ты, и я нашли своих братьев", - сказала она потом, но смех был неестественным. Да, считавшийся пропавшим без вести Жак Рафаэль оказался вампиром клана Дракулы. Ровинан кивнул, не зная, что ответить, а Диана смотрела и будто не узнавала его. "Джеральда больше нет", - слышал он её мысль. Вдруг её глаза неестественно загорелись красным: "Я голодна. Я пойду на охоту". Он не понимал, что с ней, и не стал задерживать её. Позже он узнал, что в ту ночь Диана убила несколько прохожих, попавшихся ей на улице. Потом Мануэле удалось её остановить и унести домой. Это было сродни безумию: Диана не видела никого и ничего кроме крови. И только Этьен с какими-то новоизобретёнными снадобьями сумел ей помочь.
  Это потом, уже более года спустя, возвращаясь с охоты, Диана однажды встретила торопящуюся домой Софи. Она не смогла ни пройти мимо, ни стереть в памяти подруги увиденное, когда та узнала и окликнула её. В голосе слышалась смесь радости и удивления. И эта встреча стала для Софи началом совсем другой жизни, о которой она потом не раз благодарила Диану.
  
  Этьен... Поначалу они с Ровинаном общались почти как друзья. Этьена весьма заинтересовало, что глава нового клана не оставил идею диплома, только не мог понять, как теперь это осуществить. Конечно, Ровинана интересовало вовсе не получение высшего образования, а реакция на те идеи, которые пришли во время написания работы - часть жизни его и Джеральда, вопросы, догадки, бессонные ночи, пока не вернулась память. Конечно, Этьен, прежний алхимик надеялся узнать то, что не относящимся к духам стихий знать не положено. После защиты, когда вся экзаменационная комиссия единогласно поставила оценку "отлично", Этьен подошёл к Ровинану. Профессор был разочарован, но не подал виду, похвалив: "Отличная работа, превосходно! Но вы могли бы быть чуть смелее в суждениях - я чувствую, они почти проскальзывают между строк! А не хотели бы вы развивать эту тему дальше? Да, я всё устрою, для этого вовсе не надо сдавать экзамены и ходить на лекции".
  Ровинан вежливо отказался и увёл разговор в сторону. С того момента их едва начавшаяся дружба пошла на убыль. Ровинан стал избегать учёного - вряд ли это навсегда, но надо выждать, чтобы тот переключился на другую работу и немного забыл о дипломе.
  Иногда всплывали в памяти и письма Phoenix"а. Ровинан не раз задавался вопросом "Кто это?". Утверждению, что Phoenix - "лишь историк алхимии", он не верил. Несколько раз Ровинан всерьёз подумывал отыскать его в Санкт-Петербурге, если он действительно там. Они знакомы только по переписке, но для Ровинана вполне реально. Он понимал, что из писем у него уже сложился некий образ его виртуального собеседника, скорее всего, абсолютно не совпадающий с действительностью. Конечно, в восторге от того, что увидит или, наоборот, при разочаровании Ровинан способен на всё - от обращения до убийства. При этом он пока не собирается обзаводиться собственным кланом: он ещё не нашёл никого, кому мог бы подарить бессмертие. Ведь с того момента, как он покинул Небесный город, прошло так мало: всего около полугода. И... наконец-то он отыскал брата, который здесь, в этом мире, да и в вампирской жизни гораздо опытнее, сильнее, умнее, красивее, талантливее - словом, во всём лучше его самого. В этих словах нет ни капли зависти - лишь безграничная любовь и восхищение. Ровинан невольно поднес правую руку к груди.
  Но, возвращаясь к мыслям о переписке, Ровинан подумал, что с самого начала что-то подсказывало ему: Phoenix - совсем не обычный и вряд ли человек. Тогда время ждёт. Как и Петербург, который теперь стал вовсе не таким уж и далёким - ведь обоим братьям вовсе не нужно даже лететь по воздуху, за одно мгновение они могут шагнуть сквозь пространство на тысячи миль, появившись в любой точке, где пожелают, - это часть их стихийной природы. И теперь этот город изредка, как что-то таинственное и неизвестное, но всё же манит его.
  
  Ненадолго Ровинану пришлось вернуться в Лондон. Он забрал кое-какие незначительные вещи, удалил с флэшки старый дневник Джеральда. Всё это происходило ночью, и оба его компаньона спали. Лишь Майк, услышав шаги в квартире, поворочался и приоткрыл один глаз:
   - Джер, ты?
   - Я тебе снюсь, - ответил Ровинан. - Я уехал в Париж на три года, перевёлся в Сорбонну.
  Майк что-то пробубнил и заснул. Пусть считают, что Джеральд будет учиться в Париже. То же он сообщил и родителям. А потом, как и брат Дианы, он пропадёт без вести.
  
  Помимо других вампирских способностей, Ровинан открыл в себе умение перемещаться в пространстве "со скоростью мысли" - проходить сквозь воздух так, как саламандры могут сквозь огонь. Теперь он мог мгновенно появиться в любой точке мира, правда, поначалу чаще пользовался подобной телепортацией для того, чтобы сразу появиться у Арно, не тратя времени на передвижение по воздуху. Так же умеет и Арно.
  После короткого пребывания в Лондоне Ровинан решил появиться в Альпах, прямо на горе Юнгфрау. Ранее, когда он жил в Небесном городе, иногда приходил сюда или на Монблан. Недаром "Манфред" лорда Байрона так впечатлил его - именно его, не Джеральда! Долго сильф смотрел с заснеженной, утопающей в облаках вершины, открытой всем ветрам. Его стихия. Именно сюда он хотел бы приходить.
  Он знал, если спуститься, неподалёку есть старый полуразрушенный дом. В этот дом, от которого остались лишь стены, два окна и три колонны портика, он будет приходить. Нет, он не станет жить там постоянно, не собирается ничего ремонтировать - это его храм. Настоящий его дом - там, где его брат, Арно, его душа, его сердце...
  Позже Ровинан не раз возвращался в Альпы и рисовал, протягивая руки к облакам - не ввысь, к небу, а совсем рядом.
  
   Танец крови и пламени
   Эпилог
  
  Мысли прервал вошедший в комнату Черри. Ровинан очнулся от воспоминаний, словно захлопнул раскрытую книгу. Черри сегодня какой-то другой. В нём слишком много огня.
  Огня... или Тёмного Пламени.
  Эхом отзывается исчерна-медный бархат небес с редкими бусинами звёзд...
  Это зов из снов и видений, полузабытый и беснующийся где-то внутри нас. В один миг, словно буря, он заполняет каждую каплю крови...
  Къеррах - Танцующий-на-Грани - ещё здесь, он кружится, пытаясь соединить собой два мира: огненный и тот, что он выбрал. Совсем немного, и к этим двум через открытые Врата присоединится ещё один.
  
  Пляшут языки пламени на ладонях. Принимая то один, то другой образ, они почти оборотни: тюльпан, роза, искристая звездчатка, ящерица, змея, саламандра, чаша... несколько кленовых листьев, чем-то напоминающих горящие листы бумаги... Это письма, стихи, листы незаконченной книги, и я бросаю их вам!
  - Эрнан? - удивлённо спрашивает вошедший Арно.
  Да...
  Арно, Ровинан, Франсуа, Мануэла и... Морхо - ты тоже здесь, и с недавних пор - в летописи нашего Клана. Как бы не пришлось тебе вернуться обратно, став одним из нас! Шутка рассыпается яркими всполохами смеха.
  Ещё миг, и Танцующий-на-Грани исчезает, взмахнув крыльями, уходит по огненной дороге. Мы меняемся, как день сменяет ночь, солнечное затмение - лунное, и одна эпоха - другую. Один миг.
  А пламя вспыхивает, сверкает и мечется...
  Неужели я здесь без Бертрана? Я выжидал до последнего, но, увы, он не появился. Пусть не в этот раз, но я сам позову его...
  Звёзды кружатся в припадке первого снега - отражения, осколки зеркал... не смотрите в них - ведь так можно, даже не подозревая, остаться лишь на одной грани, странице, картине.
  Арно...
  Колкие прикосновения огня - ярого, багряного и синего, призрачного, как облака или туман. Снег на лунной дороге. Бездонная синева в прозрачном колодце высоты. Склонённый, застывший дракон всё сторожит пещеру, так и не узнав, что в ней. Какой древний камень или Грааль прячет она в себе? Вопрос отзывается эхом, отскакивая от стен, словно крик в коридоре бесконечных отражений, но в ответ - ничего. Тишина настолько абсолютна, насколько бывает непроглядна тьма. Каждое слово, каждый звук тонет, не успев родиться. Лишь один случайный звон высокой ноты - и взлетают ввысь одна за другой семь ступеней. Или девять? Каждому - своё число, но на последней - искра, язык пламени, дверь, душа, распахнутая настежь, стоит лишь увидеть её. Это почти как зеркала - те самые, что пришлось разбить. След Джеймса Фейри затерялся на просторах Канады, после того как его картины исчезли в огне... И вернулись, огнём возрождённые.
  Тонкие прикосновения огня и льда на ладони сменяются пламенной страстью. Так оттаивают после зимы кроваво-алые лепестки.
  Так незаметно открываются Врата Миров...
  Франсуа...
  В глазах отражается закатным солнцем долгожданная встреча после затяжной разлуки. Прости. Я видел, как ты швырял в камин измятые листы с невысохшими еще чернилами и не остановил тебя. А потом тонкие длинные пальцы, судорожно сжав перо, писали, не отдавая себе отчёта... Мелкий почерк, напоминающий узор или вязь... Не надо открывать тетрадь, чтобы понять, что в ней. И, слегка размытая смесью воды, крови и соли, она отправилась той же дорогой, где заботливые руки Тарна - моего младшего брата - поставили её на полку в библиотеке, снабдив пламенеющей в камне отметкой...
  А Кристалл...- когда-то подарок Бертрана, он и сейчас у тебя на шее под рубашкой. Сквозь него ты видишь меня, мою жизнь, словно читаешь книгу... Особенно когда я прихожу сюда. Иногда ты подсматриваешь за мной, за нами с Арно. О, эта горькая любовь и сладострастная ревность! Особенно когда не знаешь, кого к кому ревновать... А быть может, обоих - за то, что ты - лишь сторонний наблюдатель? Это чувство и мне знакомо, но забылось, запуталось в паутине четырёх веков. Как плеть по обнажённому телу, скованному по рукам и ногам, босиком на каменном полу. Плеть щёлкает, останавливаясь в половине дюйма от кожи, не касаясь; при каждом ударе вздрагиваешь, но он проходит мимо, и не знаешь, каким будет следующий... Хочется закричать: "Ударь! Хоть раз ударь, не мучай меня!" Хотя, казалось бы, наоборот... Но губы не слушаются, а плеть - кажется, ещё немножко, и под жарким взглядом ожидания она рассыплется и падёт к босым ногам чёрной окалиной... Неужели это будет продолжаться вечно?
  Нет, всё это - лишь наши сны и слёзы сквозь туман.
  Ровинан...
  Ты удивлён, узнав меня? Да, я - Эрнан, прошлая, но не забытая страница "Хроник Клана Дракулы" и - да, ты прав, Лахатара. Это я приходил в твои сны, и нам отозвалось солёными пенными брызгами штормовое море.
  Ты из другого Клана, но так же, ладонь-к-ладони - нет, не кровавый обряд огнепоклонников - это мой танец: пламенные тюльпаны и орхидеи с перистыми лепестками, искры и белые облака. Я слышал отголоски лебединой песни, что пели они тебе, завораживая в полупрозрачной дымке слёз в ночь, когда ты стал одним из нас...
  Чёрный лик ночной Богини - что может быть благоговейнее, сладостнее и прекраснее? Бешеная пляска бликов восторга и ужаса, лабиринт отражений в тёмном зеркале небес. Она околдовывает незаметно, и единственный способ избавиться от её чар - сбросить путы человечьей жизни. Быть может, это быстро или даже легко - тому, кто никогда не был человеком. Теперь - отмеченный бледностью и жаждой крови, с сумасшедшинкой в бирюзовых глазах ты - один из нас. На миг наши тела так близки, что, кажется, ещё мгновение, и во взглядах с неистовой силой взрыва зажжётся страсть, танец перейдёт в оргию, но сейчас - лишь кровавый росчерк моих когтей: я ещё вернусь.
  Мануэла...
  Роза с лепестками цвета запёкшейся крови, почти кошачьи зелёные глаза... Сколько раз ты появлялась тогда, когда я оказывался безнадёжно один. Я не забываю.
  Наш обжигающий первый поцелуй в ту ночь, когда мир едва сбросил алую пульсирующую сеть вен и артерий... Этот жаркий цветок расцветает снова.
  Что с тобой? Ты смеёшься и плачешь? Когда время останавливается, воспоминания не нужны: прошлое врывается бурным потоком в тот миг, что называют "здесь и сейчас", только выбирай! В зелени глаз дрожат, мерцая, брызги морских волн в отблесках заката.
  Морхо...
  С прежним Лаххи мы были почти как зеркальные отражения, но это только на первый взгляд. Теперь ты знаешь, что значит - уйти и вернуться, родиться заново, сгореть дотла и вспыхнуть вновь.
  Пламя к пламени: игра, сполохи, тайная музыка в шелесте твоих мозаик: слагая из огнистых кусочков жизнь, ты меняешь её. И теперь, взглянув тебе в глаза, мне порой кажется, что я в них вижу его, того, кого ты называешь своим Учителем, и он смотрит сквозь тебя... Ты - тот, кем бы, может быть, стал я, если бы ушёл в Лахатар. И сейчас, ладонь-к-ладони, ты завершаешь круг.
  Тёмное зеркало...
  
  Знаю, ещё немножко, и Танцующий вернётся, сойдёт с Грани, но пока...
  Я вновь один в кругу, и пламя обвило меня, словно змеи - кадуцей Меркурия. О, да, именно ртути сейчас не хватает в полной Чаше от недр Земли до небес! Жар пульсирует в груди полуденным солнцем, и с каждым мгновением запертые в коридорах вен искры всё сильней рвутся на свободу. Так уже было однажды, когда я весь, не помня себя, отдался признанию в любви. Но время застыло, и прошлое с настоящим и будущим путаются и меняются местами.
  Нет, Ровинан, это не обряд - всего лишь игра на крови.
  
  Бертран, где ты?
  Невольно вспомнив, я уже позвал тебя.
  Неужели я не напою тебя, моего единственного, этим багряным эликсиром, который, открыв рану, словно врата, рванулся из моих вен?
  Сейчас, на эти мгновения я сам - Чаша, и в ней растворена капля того напитка, что был преподнесен в Лахатаре в Праздник Середины Лета. Такова алхимия бессмертных. И ты, Морхо, оставшись свидетелем до появления Къерраха, прими от меня пару искорок.
  С каждым глотком Тёмное Пламя растворяется в крови. Это сладостное щемящее чувство - так бываешь отравлен тайной, одержим идеей, ослеплён страстью, помешан на одном желании.
  Ещё немного, всего несколько взмахов пером, кистью, крыльями, и Источник покинет мир, очнувшись Танцующим-на-Грани.
  
  ***
  
  Оторвавшись от крови, показавшейся ему на редкость вкусной, Ровинан, сам того не осознавая, наблюдал, как лежит на полу, словно в некоем магическом круге, Эрнан. Глаза его прикрыты, на шее и на сгибах локтей вдоль вен алеют длинные и тонкие, как глубокие свежие порезы, искрящиеся раны. Но с каждым мгновением искры тускнеют, а потом и вовсе исчезают, алый цвет становится вишнёвым, а потом и темно-бордовым, края затягиваются. Ровинан впервые видит, как заживают раны вампиров, и это зрелище завораживает настолько, что самому хочется процарапать по тонкой бледной коже лежащего на полу, а потом смотреть, как зарастает. Вздрогнул: ведь ещё недавно на его спине оставались красные полосы от когтей Эрнана, а теперь лишь запёкшийся след на белой рубашке. Источник Клана лежит и улыбается той улыбкой, которую можно назвать если не счастливой, то блаженной. Вдруг он задрожал всем телом, и оно стало быстро меняться, трансформироваться, как это бывает в кино...
  Вздох, стон, и вернувшийся рывком поднимается, не удержавшись, падает на колени... Черри оглядывается по сторонам, и на его лице вдруг проступает улыбка, что несколько мгновений назад сияла на лице Эрнана...
  
  ***
  
  Из дневника Эрнана:
  
  В эту ночь зима укутала Париж снегом, как пушистым белым мехом. Словно осколки неведомых миров, далёких небесных тел, пройдя сквозь космическое пространство, теряя тепло и самих себя, падают, превращаясь в белые пёрышки и маленькие звёзды. Кристаллами горного хрусталя и кварца переливаются они на ветвях деревьев, холодят тонким льдистым мерцанием, падая на лицо и руки. Так, наверное, падал и я еле заметной искоркой в ладони Матери Тьмы.
  Быть может, и они когда-то жили?
  
  В эту ночь зимнего солнцестояния открываются все Врата, завершая годовой круг.
  
  Къеррах лишь недавно успел насытиться. Детская забава: собрав ладонями, вылепить снежок. Кажется, для других это так просто, а у него... снег мгновенно тает в горячих саламандриных руках, стекая водою сквозь пальцы.
  
  Пульс отсчитывает удары. Два взгляда, вспыхнув одновременно, смотрят друг на друга сквозь невидимую грань. Я сменил его.
  О, это упоение полёта, снежный звездопад и кружево деревьев внизу: я не смогу закрыть дверь за этой ночью, которая, наверное, уже успела слететь хрупкой маленькой снежинкой в самое сердце.
  
  Арно в мастерской. Мелко скользит кисть, оставляя тонкие, словно светящиеся изнутри мазки на ткани холста - это сродни поцелуям, так соприкасаются венчики цветов на ветру.
  Пусть художник пока не замечает меня - я подожду, наблюдая, как он пишет портрет моего единственного. Всё сильнее проступает сквозь холст его взгляд. Цвет неповторим: изумруд, хризопраз, берилл, майская трава, морские волны, полынь.
  Арно внезапно оборачивается. Кисть замирает в ожидании.
  - Эрнан? А я и не заметил. Ты давно здесь?
  - Не знаю. Ты решил написать портрет Бертрана?
  - Да. Но работа ещё не окончена. - Он немного смущён.
  Знаю, это почти как прочесть черновик, исчерканный в поисках слов. В их подборе такая же алхимическая тайна, как в поиске красок и тонов или ингредиентов для зелья.
  - Прости. Но мне очень нравится.
  Арно положил кисть и обнял меня.
  - Пойдём в лес, - немного помолчав, сказал я. Кружева снегов за окном звали меня. - Я хочу танцевать с огнём!
  - Идём! - согласился он. - Нас будет только двое?
  - Ровинана можно позвать. Он здесь?
  - Да, в доме, в библиотеке.
  Жаль, Бертран снова не присоединился. Или, может, потом, чуть позже? А пока - в скромной компании равных.
  Через несколько мгновений Ровинан, оторвавшись от стола, заваленного книгами, вышел к нам.
  - Будешь танцевать с нами в лесу?
  - Да! - выдохнул он. Под тонкой тканью белой рубашки просвечивала серебристо-синяя татуировка.
  - И на тебе Арно рисовал? Ты же вроде из другого Клана...
  - Я сам попросил.
  - Покажи!
  Одновременно и дракон, и птица, тело покрыто чешуёй, а крылья - с перьями, как у лебедя, но серебристые со сполохами бирюзы. На мгновение показалось - это живое существо, обвивающее тело Источника нового Клана. Я даже провёл рукой, погладив чешую и крылья. Однажды я видел - прекрасный и величественный, на миг он явился мне сквозь слёзы в прозрачных облаках небес. Но это всё же татуировка... рисунок Арно. Или, быть может, кожа стоящего рядом сильфа?
  
  Одним движением Ровинан набрасывает на плечи кожаный плащ. Не расстаётся он и с неизменным фотоаппаратом: там, почти как в калейдоскопе одна картинка сменяет другую. О, сколько их, недоступных чужому глазу, словно книга, прочтённая между строк...
  Братья взяли меня под руки и, шагнув из распахнутой балконной двери, оказались в лесу.
  Я помню - переплетения чаш в безумном танце июльской полуночи, зелень травы и роса по ногам - это было здесь! Незадолго до того, как я впервые услышал Дамиана Дарка.
  Как и тогда, я сбрасываю одежду. Снег тает под ногами, оставляя босые следы. Огонь и лёд.
  И вновь я здесь, неподалёку от раскидистой ветлы с большущим дуплом. Смешно и странно, что это дерево - почти мой ровесник: когда я увидел эту иву впервые, мне было только двенадцать. А она была совсем тоненькой - я даже мог обхватить её ладонью, но и тогда она перегнала меня в росте на два-три дюйма... А теперь дупло в стволе способно спрятать меня всего. Уж не оно ли - отражение пещеры, что стережёт дракон? Арно, ты бывал здесь - после той ночи, когда тебя ещё звали Джеймсом, и ты нашёл меня тут - в безумной огненной пляске?
  Услышав мои мысли, художник кивнул.
  
  Огонь и лёд... Я станцую между этих двух колонн, капителями уходящих в небеса. Рико говорил, что когда Глава и Источник Клана разделены - они как вождь и шаман в племени. Нет, мы не только видим духов, элементали - это мы сами. Дети Стихий.
  
  Пламя вспыхнуло на моих ладонях неистовым пожаром, засветилось холодными иссиня-перламутровыми переливами на руках братьев. Ещё мгновение, и тесны объятия всех троих, хоть и не видны нити - пальцы стиснуты намертво, до крови. Так скрепляют каменную кладку стен.
  Арно, Ровинан, я...
  Кйаро, Арйан, Морнэрхэн - имена духов, как заклинания. Всё отчётливей голос, идущий отовсюду: от дерева, из леса, с головокружительной высоты... я падаю в небо, захлебнувшись обжигающим ветром предчувствия.
  Свет и Тьма - те же колонны, и их капители, украшенные небесными телами, теряются в высоте среди звёзд... Двойная спираль, искрясь, словно бенгальский огонь, прожигает меня насквозь, каждым витком рисуя лики памяти...
  Чёрный вихрь и Всесжигающее Пламя сплелись в танце, он убийственно прекрасен, как мучительный восторг, одновременный экстаз невыносимой боли и всепоглощающей радости. Так гибнет и рождается мир.
  Ревёт океан, выплёскивая гремучую смесь рвущейся вулканической лавы и громадных волн. И - на гребне, в багряных отсветах, в одеждах из брызг и пены морской явилась Агна-Инниссэ, но не печаль и усталость, как прежде, в её лице, тающем в спокойных водах реки, - она смеётся, и ярое пламя отблесками пляшет в её глазах.
  ...вернётся на землю, когда Огонь, Вода, Воздух и Ночь обратятся в кровь...
  Надпись в камне. Полустёртые слова древнего пророчества.
  Ночь свершений. Ступени - спиралью в небеса.
  Морнэрхэн, Кйаро, Арйан...
  Меня оплетают лучи звёзд, две из которых - ярче других, они зовут меня...
  Я иду.
  Взлетаю
  На тёмных крыльях
  Пламени Всесжигающего.
  Падаю.
  И растворяюсь
  В лучистом взгляде
  Тёмного бога...
  
  ***
  
  Забор с чашами на красных колоннах, горбатый мостик над рекой, тополя... Битая каменная кладка, ступени, поросшие мхом, полынь...
  Бертран, возлюбленный мой...
  Мы снова на Дороге?
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"