Аннотация: текст сказки "Внутренний мир" и синопсис
Cведения об авторе.
г. Москва.
Адрес электронной почты - alexyerem@mail.ru
Телефон +7 903 792 05 16
Автор - Еремин Алексей Викторович.
СИНОПСИС
Название - "Внутренний мир"
Полный текст - http://samlib.ru/e/eremin_a_w/vm.shtml
Главный герой - мальчик 11 лет, Иван.
Место действия - вымышленная сказочная страна русских средних веков.
Идея - семья - главное в жизни, то ради чего совершаются подвиги.
Цель - создание произведения интересного приключенческой фабулой детям и размышлениями о жизненных приоритетах - взрослым.
Действие - у Ивана есть способность проникать в сказочную страну, где его отец - воин, всегда в походе, мать - хозяйка избы, в слугах у неё посудный пень, да мышка-побирушка, и где живет серьезная девочка Машенька. Иван отправляется в Черную тьму, чтобы спасти свою сестру. Он сплавляется по бурной опасной реке и попадает в сторожку к своему деду, который живет на границе страшных мертвых болот. На следующий день, вопреки страшному сну, Иван идет смрадными мертвыми болотами, на него нападает огромный болотный змей, Иван спасается, но погибает его дед. На ледяной равнине он вступает в битву с Черной тьмой, почти пропадает в ней, но вместе с отцом и матерью, которые приходят к нему на помощь, спасает сестру.
Читатель - дети 6 -10 лет.
Почему эту книгу нужно издать - она учит подвигу ради идеи, преодолению трудностей для достижения настоящей цели.
ВНУТРЕННИЙ МИР.
1. ДОРОГА.
2. ДОМ.
3. МАШЕНЬКА.
4. РЕКА.
5. ДЕД.
6. СОН ИВАНА.
7. МЁРТВЫЕ БОЛОТА.
8. БОЛОТНЫЙ ЗМЕЙ.
9. ЧЁРНАЯ ТЬМА.
ДОРОГА.
Попасть во Внутренний мир несложно. Нужно зажмурить глаза, нажать мягко подушками ладоней и тереть, пока не проступят жёлтые круги, крикнуть слова - и ты во Внутреннем мире.
Но где окажешься - всегда сюрприз.
Иногда страшный.
Иван очутился на берегу грязной дороги. Лил дождь с мрачного низкого неба. Густая грязь засосала его ноги, поднялась до средины голени, но в прочных сапогах до колена было тепло и сухо. На нём был короткий плащ с капюшоном, заколотый под горлом остроконечным зубом дракона, - подарок отца. В пещере капюшона было тепло, но сыро, пахло дымом костра, овчиной и тиной, - вокруг лежали гиблые болота. В кармане холщёвых штанов он чувствовал фишку - дар мамы.
Он стоял долго; намокла шерсть плаща, рубаха под ним, плечи. Кривая дорога тянулась в тёмное небо по бескрайней болотистой равнине, где застыли по одиночке, словно скоморохи в пляске, голые кривые деревья. Он услышал тяжёлый гул, оглянулся. Они появились оттуда, где уже стемнело. Длинная колонна с копьями на плечах. Впереди горел, стрелял искрами факел, ещё один, далеко-далеко в хвосте колонны, то появлялся во тьме, то пропадал. Шедший впереди воин - в длинном намокшем красном плаще, со светло-русой бородой, в остроконечном шлеме, овальным щитом на спине, топором в кожаном чехле на правом боку, мечом в бордовых, потемневших от влаги ножнах вышел к нему на обочину. С подбородка хвостиком свисала его мокрая борода. Всё лицо было синее от узоров татуировки, только вокруг губ чистая белая кожа - целовать маму и его, - это был отец. Отец снял с правой руки кольчужную рукавицу, плетёную из мелких колечек, стянул кожаную перчатку, будто узором, украшенную насечками влаги по сухой коже и провёл по его волосам, освобождая голову от капюшона. Под мерное чавканье грязи под сапогами воинов, они смотрели в глаза друг другу:
- Ты опять уходишь?
- Я служу. Мне надо на службу.
- А как же, - Иван хотел сказать мама, я, но сказал главное, - сестра?
В глаза отцу, под шлем, кажется, как-то залетели капли дождя, они стали влажными и сиплым голосом, каким он прощался с мамой дома, отец ответил:
- Я служу, сын. Служу, чтобы мы жили покойно. А сестра, сестра, - я никогда о ней не забываю.
Иван хотел спросить, когда они пойдут туда, когда станут свободными, разве есть что-то важнее, чем спасти сестру, но отец коротко сказал "я вернусь", и вошёл в колонну таких как он солдат.
ДОМ
Перед крыльцом избы Иван обошёл посудный пень. На кривых корневищах, как паук на лапах, переваливаясь с боку на бок он недовольно бурчал. На крыльцо вышла мама. В синем сарафане, круглое белое лицо в белом платке. Подхватив у живота ладонями, прижав подбородком, она несла слоистое полено из глиняных чаш и тарелок. Посудный пень врос корнями в землю, откинул деревянный верх, мама погрузилась руками в его нутро и спросила:
- Голодный? Пойдём, поешь.
Иван сидел за деревянным столом, на отцовском стуле с высокой спинкой. Ел руками нарезанную ломтями холодную говядину, горячую пареную репу, закусывал тёплым чёрным хлебом из печи, хрустел, как яблоком, луковицей, запивал квасом из деревянной кружки.
В распахнутое окно он видел, как по земляной площадке переваливается на корнях посудный пень, бурчит, перемывая посуду. На другом конце длинного стола мама скоблит ножом гладкие доски. "Ужик", - тихо шепчет она. В двери мгновенно возникает голова Колодезного ужа. Довольно хлопая большими голубыми глазами на плоской зелёной голове он ныряет ей под руку толстым как канат змеиным телом. Мама берёт его под голову, он раскрывает беззубую пасть и льёт тонкой струйкой колодезную воду. Мама отпускает его, он вырастает вверх, вертит, как любопытный щенок, головой по сторонам, улыбается и озорно плюёт в угол бревенчатых стен, под потолок, сбивает крохотную паутинку. Иван смеётся и кидает ему кусок пареной репы, - уж в лёт глотает. Мама улыбается, качает головой. Колодезный уж начинает поливать пол водой. Из угла выползает большая, размером с бобра, серая Мышка-побирушка. Она цокает острыми когтями по мокрым доскам пола, собирает грязную воду, оставляет за хвостом, что мечется из стороны в сторону, чистый сухой пол.
- Мама, - сказал Иван, когда она села за стол, - а почему ни ты, ни отец, вы не идёте в Чёрную тьму за сестрой?
Глаза её увлажнились, улыбка, с которой она смотрела на ужа, сошла с лица, она запнулась хрипом - Понимаешь, - и уже чисто, - понимаешь, мы оба не свободны. Отец служит. Я веду хозяйство. Мы заботимся о тебе. О дедушке.
- Но разве она не самое главное?
- Самое главное, - эхом ответила мать, - потому что она всегда в нас. - Она резко встала, закрыла ладонью глаза: - Пойду на скотный двор.
- Я зайду к Машеньке, - он успел настичь её, она кивнула, и всё пряча под рукой глаза, вышла на крыльцо.
Иван быстро пробежал за печь, поднял потолок погреба, спустился в холод. Он сложил в холщовый мешок пару луковиц, кувшин с молоком, несколько хлебных чёрных сухарей размером с ладонь. В избе надел набекрень шапку, застегнул зубом дракона плащ и вышел из избы.
МАШЕНЬКА.
Под перекладиной ворот, привязанная верёвками за концы, раскачивается доска. Иван держится за верёвки, приседает и видит, как взлетает в тучное серое небо конец доски, где стоит Машенька в зелёном сарафане; выше её головы младенческими ручками тянутся вверх две русые косички. Доска опускается, Машенька приседает, он встаёт, и взлетает в небо и видит над брусом перекладины реку, лодки на песчаном подносе, траву.
Теперь она взлетела и прокричала ему с неба:
- Ты твёрдо решил?
- Да, - кричал он ей снизу.
- А как же мама? - спрашивала она, скользя на доске с неба.
- Ты скажешь ей вечером, что пошёл за сестрой.
- Они догонят тебя, - снизу говорила Машенька.
- Я поплыву рекой, а завтра уйду в Мёртвые болота.
Машенька встала на доске и строго посмотрела большими глазами: - Ты боишься?
Иван стоял, останавливая движение качелей, хотел соврать, но робел серых глаз:
- Боюсь.
- А как же Бой-камень, болотные змеи, Чёрная тьма?
- Но вызволить сестру самое главное, - они стояли на остановившейся доске, смотрели друг другу в глаза и Иван чувствовал, как отчего-то краснеет.
- Да, спасти сестру главное, - Машенька всё смотрела ему в глаза и очень строго сказала, - я буду тебя ждать.
Иван покраснел ещё больше, не знал что ответить, спрыгнул с качелей, надел шапку, подобрал мешок и пошёл к реке. У лодки он остановился, забросил на сеть, сложенную на дне горой, мешок. Машенька подошла близко-близко и зашептала:
- Ванечка, - она никогда так не звала его, потому стало смешно и стыдно, - возвращайся, милый, - и прежде чем успел он сообразить, она поцеловала его в щеку!
"Глупая девчонка!", - подумал он и густо покраснел, разом забыв о сестре, маме, реке и Мёртвых болотах:
- Ладно, ответил он нехотя.
- Богу буду молиться, чтоб ты вернулся, - глаза её наполнились слезами.
"Бабьи глупости", - подумал Иван и грудью навалился на корму, увязая сапогами в мокром песке, медленно выдавил лодку в воду. Прошёл за ней по мелкой воде, залез на корму. Он поднял длинный шест, стараясь не смотреть на Машеньку, толкнул его в дно, лодка послушно отошла в реку.
Он толкался шестом, лодка толчками набирала скорость и уходила дальше от берега. Он оглядывался; Машенька неподвижно стояла на песчаной отмели. Если бы не эта девочка, что смотрела ему в спину, он никогда бы не оттолкнул лодку от берега. Если бы не эта маленькая девочка, он бы не вошёл в эту глинистую непрозрачную воду, где, как говорили, водятся ядовитые змеи, что прокусывают ногу в сапоге до хруста костей. Но её взгляд с силой, с силой, с которой он верил в спасение сестры, верил в него, выталкивал его из дома. После слов Машеньке, что он отправляется спасать сестру, уже ни остаться, ни вернуться, было невозможно.
РЕКА
Через несколько минут река сузилась; течение понесло лодку. Иван уложил на дно длинный шест, сел на скамью кормы, прижал под мышкой круглое древко руля, обхватив за тёмный, отполированный конец двумя руками, и наваливаясь всем телом то в одну, то другую сторону стал править. Берега становились выше, теснили реку песчаными обрывами, поросшими высоко-высоко вверху чёрным хвойным лесом.
Чем теснее становилось воде, тем быстрее неслась лодка, что стала прыгать на волнах, будто мяч, от одного обрыва к другому. Брызги швыряло в лицо, Иван вымок насквозь, устал и ... увидел впереди Бой-камень.
Как круглая чёрная башня камень стоял посреди реки, плоской макушкой вровень с корнями деревьев, космами висевшими с береговых обрывов. Река с силой ударяла в него, взлетали фонтаны воды, будто киты били струями в небо. Справа, между берегом и Бой-камнем лежали валуны, по которым неслась вода. Слева, белая, будто густая вьюга, неслась река.
Иван знал, что прозвание Бой-камень получил от того, что на валунах справа и о сам камень разбилось много лодок, погибли люди. Потому до Мёртвых болот редкий смельчак плыл по реке, - все шли по дороге, несколько дней.
Удар волны в нос развернул лодку. Кружась, как на карусели, она понеслась в потоке прямо на Бой-камень.
Иван навалился на руль животом, упёрся ногами в борт, старясь остановить вращение лодки. Но чёлн, как норовистый конь, встал на корму. Несколько мгновений он стоял, словно решая как упасть. Затем упал дном на воду и понёсся прямо в мокрый Бой-камень. Сквозь залитые водой глаза он видел, как несётся на него чёрное тело. Оно становилось всё больше, всё ближе. Управляемая рекой лодка неслась на гибель. В кармане он нащупал замёрзшими пальцами ... фишку.
Говоря откровенно, Иван никогда бы не решился плыть, если бы не фишка. Даже если бы Машенька смотрела на него своими серыми большими глазами, он даже и тогда, не вошёл бы в реку, если бы не знал, что впереди, на краю чёрных болот живёт его лучший друг, - дедушка. Но самое главное, он решился потому, что знал, что в кармане есть фишка. Дар мамы. Он знал, нужно лишь сжать фишку в ладони, почувствовать её тепло, крикнуть слова и... окажешься дома. В привычном мире. Но во Внутренний мир вернёшься в неизвестность, и весь задуманный путь придётся пройти сначала. Только будет он уже иным. Иначе страшным, иначе опасным.
Вот потому он решился на дорогу.
Иван уже хотел бросить круглое древко руля, в которое вцепились его ледяные пальцы, прыгнуть прочь из лодки, что как кобыла, дрыгалась на волнах, он уже представил, как перенесётся домой из Внутреннего мира, когда мысль, что его сестра в Чёрной тьме, а он, такой трус, не спас её, не навалила его тело на рулевое древко. Лодка чуть подалась, в борт ударила отходившая от Бой-камня волна, толкнула нос лодки в бушующую протоку, и через несколько мгновений судёнышко спокойно качалось на широком, как озеро, плёсе.
Далеко-далеко впереди ярок горел костёр.
Там жил дедушка.
ДЕД
Завёрнутый в овчинный тулуп, как в пелёнку, Иван сидел на бревне у высокого костра. Обхватив ладонями глиняную чашку, пил маленькими глотками густой сбитень. Душистый пар, с ароматом имбиря и гвоздики пробирался по телу вверх, выжимал простуду, она стекала из ноздрей. Иван вытирал холщёвой тряпочкой сопли. Рядом сидел дедушка. Длинное худо тело его в белой рубахе сутулилось над коленями. Густые белоснежные волосы сплетались с волосами на щеках, бороде, отчего казалось его чистое лицо изнутри светится и походит на голову льва.
Молчали. Иван думал о Машеньке. Думал о маме, как она испугалась его смелости. Думал об отце, который ничего не знает в походе.
Здесь, на краю Мёртвых болот, край человеческой земли. Здесь, на берегу остановившейся реки, жил его дед. Днём и ночью он жёг костёр, чтоб заплутавшие в Мёртвых болотах путники вышли на людской свет.
Быстро стемнело. Яркий круг света круг костра - а дальше непроглядная тьма. Темнота жила своей, особой жизнью. Тихие стоны, отрывочные вскрики резали тишину; в чёрных болотах томились люди. Иван знал, что завтра, на рассвете он должен идти в болота, в мир Чёрной тьмы. Он сжимал в кулаке фишку и мечтал очутиться дома. Смотрел на деда, как на его позолоченной костром львиной гриве и лице шевелятся губы:
- Если бы родители почувствовали, как сильно ты желаешь спасти из тьмы сестру, они бросили бы всё ради вас. Но постичь твои чувства могут только дети и старики.
Иван смотрел, как шевелятся губы дедушки, движется с подбородком борода. Потом дедушка стал размываться за дымом и исчез.
Дед взял тело внука, отнёс его в сторожку, положил на широкие полати. - В углу избы над полом лежали сбитые вместе доски, как плот.
Он вышел на крыльцо, тихо произнёс заклинание. Ночь ожила рядом, совсем близко. Раздались глухие удары шагов, от которых задрожала земля, зазвенели слюдяные пластины в окнах. Тяжёлые удары раздались у ступеней, и в свет вошёл огромный, вороной крот. Он был так высок, что его остроносое лицо терялось в темноте звёздного неба. Крот поднял над костром огромную лопату, на которой легко уместилась бы и лодка Ивана и дедушкина строжка. С лопаты, как яблоки с дерева, посыпались куски угля. Уголь сыпался чаще, чаще, прибивал пламя, которое становилось всё меньше, меньше, пока костёр не превратился в чёрную пирамиду, вокруг которой, как меховая опушка вкруг шапки, горели языки пламени.
Но вот огонь попал на край угольной пирамиды, стал подниматься, будто солдаты, приставив штурмовые лестницы, лезли со всех сторон на башню, закрывая её своими телами. Огонь поднимался выше, выше, пока через несколько минут, объятый пламенем не запылал угольный курган.
Вздрагивала земля, - в темноте исчезала сутулая спина крота. Дед, опираясь на березовый посох, светящийся белым светом, пошёл в сторожку. Он сел рядом со спящим Иваном на полати, снял лапти, перекрестился, пожелав пережить ещё одну ночь рядом с Чёрной тьмой, и лёг.
СОН ИВАНА
Иван, в рубахе до пят сидел за дубовым столом, на дедовом стуле с высокой птицей, вскинувшей крылья, спинки. Из стопки он брал блин, клал на глиняную тарелку, из горшка вытягивал мокрое гусиное перо и размазывал горячее масло по блину. В горнице было светло, чисто. Иван сворачивал стеблем блин и отправлял в рот. Пропитанное маслом тесто таяло во рту. Иван запивал холодным молоком из деревянной, высокой дедовой кружки.
Вдруг что-то изменилось. Иван замер, в ожидании беды. И тогда, из щелей в половых досках, из щелей в окнах, из-под закрытой двери повалил чёрный дым. Дым свивался в клубки, застилал пол, в дальнем углу поднимался до потолка, густел, пока не занял живыми, пульсирующими клубами половину комнаты.
Иван вздрогнул, когда разом в дыму загорелись четыре желтых глаза в ряд, оскалились под ними остроконечные жёлтые зубы. Раскрыв пасть, чернота кинулась на него.
Он закричал, сжал в кулаке фишку - но кулак был пуст! Фишки не было во сне! Его крик задохнулся в гнилом дыхании распахнутой перед его лицом пасти, остроконечные зубы коснулись льдом его щеки, и холодная слюна поползла по тёплой коже... как разом всё исчезло.
Дедушка прижимал его к себе. Он спас его из сна. Иван вырвался и бросился к штанам. Фишка лежала в кармане. Он всё ещё мог в любой момент вернуться из Внутреннего мира.
Но теперь он знал, что фишка не спасёт во сне.
Во сне поглотит тьма. Потому он должен пройти болота до ночи, найти сестру до ночи, спасти сестру до ночи. До этой ночи.
И от мысли, что он один должен идти в Мёртвые болота, где веет холод, где гиблые омуты, где огромные змеи, что заглатывают человека целиком, ему стало страшно и горько. Глаза сами наполнились слезами. Он сейчас же вернулся бы в надёжный мир дома, и предал бы сестру, - если бы рядом не стоял дедушка. Уйти сейчас, перед ним, кто прожил у Мёртвых болот долгие годы, ходил по трясине, спасал людей, уйти сейчас, когда дедушка поверил в его решимость, - так уйти невозможно стыдно.
МЁРТВЫЕ БОЛОТА
Солнце стояло уже высоко. Прощупывая палкой путь, по колено в гнилой воде, он брёл по болоту. Ледяная вода залила сапоги. Пальцы на ногах онемели. Ступня как по льду скользила по стельке. Плечи и голову жгло солнце. Он покрылся весь горячим потом и не чувствовал, как он струйками стекает по телу.
Иван шёл уже семь часов. Силы давно закончились, он шёл на одном упрямстве. Иван не думал, как усталый и истощённый будет сражаться с тьмой. Он не думал ни о матери, ни о сестре. Не думал о фишке и спасении.
Одна мысль завладела им - дойти.
В мешке за спиной лежал чёрный хлеб, кусок мяса, вода в кожаной дедовской фляге. Но есть сил не было.
Одна мысль завладела им - дойти.
Кругом, во все концы блестели на солнце Мёртвые болота. Поднимались струйками чёрные испарения, - будто дымились угли погасшего костра. Всегда что-то ухало, стонало, плюхалось в воде. Вдруг разом смолкало, и слышно только как чавкают в болоте сапоги Ивана. Болотная вода начинала пузыриться. Пузыри росли вверх, лезли один на другой, выше Ивана, а потом начинали лопаться, громко хлопая, как били прутом по дереву. Так дышал Болотный змей. От лопнувших пузырей оставалась гнилостная вонь, Ивана тошнило под ноги, в болота. Он старался не думать, каково оказаться в ядовитой пасти Болотного змея.
Одна мысль завладела им - дойти.
Солнце оранжевым диском встало впереди на дымящуюся равнину болот. Сквозь туман болотных газов оно слепило глаза. Воздух стал прохладным. Иван весь вымок, потерял шапку, провалившись с головой в болотный омут. Уже давно погас за спиной, в болотном просторе дедов костёр. Он уже не нашёл бы дорогу обратно. Но Иван не думал о возвращении.
Одна мысль завладела им - дойти.
Впереди, в небе, над оранжевым, остывающим солнцем появилась тёмно-синяя нить. Она толстела, ширилась ремнём, поясом и теперь опускалась занавесом на красное закатное небо и алую половину солнца, плывущее впереди, в слезах его усталых глаз. Впереди, в царстве мрака жила его сестра.
Потому одна мысль завладела им.
Дойти.
БОЛОТНЫЙ ЗМЕЙ
Иван стоял перед пологим каменным склоном. Там, высоко наверху, был дом тьмы. Но там ещё светило солнце. Здесь, под обрывом, болота погрузились в тень. За спиной в вечереющем воздухе всё громче стонали Мёртвые болота. Впереди, справа, слева болото пузырилось. Дыхание Болотных змеев строило причудливые дома, колокольни, которые с громким стуком рушились. Иван не решался идти к берегу. Ступить в кипящую перед ним воду. И тогда, словно устав ждать, перед ним показалась коричневая голова.
Мать, отец, дедушка, Машенька, все жители Внутреннего мира знали о Болотных змеях. Стражи Чёрной тьмы. Ими кишели Мёртвые болота. Они могли жить только в гнилой болотной воде и здесь они глотали и рвали на части случайных путников или богатырей, вышедших на борьбу с ними. Иногда ветер дул с Мёртвых болот, гнал гнилую воду вверх по реке. Тогда дед зажигал ещё один, страшный костёр, высоко в небо дымивший чёрным факелом. Люди пряталась в домах, убегали от реки, а Болотные змеи нападали на одиноких рыбаков, выползали на берег и извиваясь телом, настигали и пожирали людей. Воины сражались с ними, убивали и гнали обратно в гниющую реку. Но новые и новые змеи, десятками и сотнями выползали из Мёртвых болот. И только когда ветер стихал, светлое течение смывало и змеев и гнилую воду обратно в болота.
Иван только слышал эти страшные рассказы, никогда не видел Болотного змея. Но сейчас прямо на него смотрели два выпуклых, как белые чаши, непрозрачных глаза, густых, как сметана. Раскрылась пасть и холодное смрадное дыхание налетело на него. Коричневая голова с белыми глазами стала раскачиваться из стороны в сторону и подниматься толчками всё выше и выше. Перед ним, обдавая брызгами, толстое, как дубовый ствол, струилось вверх коричневое чешуйчатое тело.
Очнувшись, Иван посмотрел в небо. Там, как огромный цветок на стебле, раскачивалась из стороны в сторону змеиная голова. Иван, заколдованный взглядом густых сметанных глаз, лишённых зрачков, покорно смотрел, как над ним раскрывается пасть смерти.
Шлёпанье шагов по воде разбудило его. Он схватился за фишку в кармане, оглянулся.
Справа по болоту бежал дедушка, высоко поднимая ноги в посеревшей рубахе, забрасывая на вытянутой руке вперёд светящийся берёзовый посох. Змей с высоты кинулся на него и в мгновение, вонзившись головой в болото, поглотил дедушкино тело. Иван увидел, как из затылка змея медленно вышел тонкий посох деда. Змей запищал тонко и громко. Тело змея выпрямилось, голова поднялась до неба, и змей плашмя, как палка, рухнул в болото, обдав Ивана потоком болотного ила. Из волн, которые пошли по болоту, разом появились десятки больших и малых змеиных голов. Они заскользили, обгоняя друг друга, к трупу. Змеи выпрыгивали и летели над водой, чтобы первыми вонзиться в добычу. Змеиные головы стали рвать на части, брызгая белой кровью в стороны, мёртвое тело, похоронившее в себе деда.
Иван, дрожа от страха, пробежал по болоту и стал карабкаться выше и выше, осыпая камни в воду, пока не забрался на гребень обрыва.
Здесь, на сухой глиняной равнине ярко светило закатное солнце. Он оглянулся. На Мёртвом болоте лежала его великанская тень. Гладкая поверхность воды ещё дрожала, успокаиваясь. А из темнеющей болотной равнины, там, где была дедушкина строжка, мамин дом, неслись протяжные стоны.
Из ничего ему подумалось, что смерть это слово никогда.
Никогда он больше не посмотрит в светлые глаза.
Никогда он больше не услышит спокойного, размеренного голоса.
Никогда он больше не прижмётся лицом к мягкой белоснежной бороде, горько пахнущей ромашкой.
Никогда дедушка не положит свою сухую тёплую ладонь в его.
Никогда они не будут смотреть в ночи на пылающий костёр, молчать, и чувствовать, как хорошо им вдвоём.
Смерть значит никогда.
Иван сел на землю, снял сапоги, вылил болотную воду, обулся. Он сбросил за спину холщовый мешок. Вечерело. Еда и питьё ему больше не понадобятся. Он вынул из кармана и аккуратно положил на рюкзак фишку. Дедушка погиб, - фишка ему больше не нужна, - Иван не собирался возвращаться без сестры.