Аннотация: Три зарисовки... За девять часов бесцельно потраченного на работе времени в голову и не такое взбредет. Приятного прочтения, если оно может считаться таковым!
Айя
- Айя! Сойди с небес!
Мужчина гордо вскинул голову и устремил свой взор к лику неизвестной Богини. Его трясло, глаза закатывались и на верхней губе выступили капельки пота. В эту ночь. Он решил, что именно в эту ночь его покровительница сойдет на землю и подарит ему частичку себя. Разделит с ним ложе и заберет все его горести по утру. И он взывал к ней, молил о просветлении. Клялся в верности и любви.
Стрелки часов перешагнули через цифру двенадцать. За окном было темно, и надежда на явление Непобедимой еще оставалась.
- Айя! Услышь раба своего!
Мужчина протянул руки к маленькой фигурке на пьедестале. Он верил, как никто другой.
И это произошло. Его старания были вознаграждены. В голубой вспышке холодного огня появилась прекрасная нагая богиня. Она шагнула ему на встречу, приветствуя раба своего. Губы его задрожали, по бритому виску соскользнула капелька пота. Он звал ее, он верил в нее, и она вознаградила его. Теперь он безмерно счастлив. Он шагнул в ее распахнутые объятья, прижимаясь небритой, колючей щекой к нежной коже груди.
- Айя, ты пришла, - выдохнул он, вкладывая в эти слова всю любовь и нежность испытываемую к Богине.
- Да, мой преданный раб, - выдохнула она.
Ее тонкие длинные пальцы коснулись его шеи, оставляя на ней теплые невесомые нити нежности. Ему казалось, что он способен задохнуться от счастья. Воспетая в его мечтах, она стала по истине идеальной женщиной.
Небольшие ноготки впились в кожу, оставляя на шее неглубокую рваную рану. Он оттолкнул свою Богиню, широко распахнутыми глазами всматриваясь в ее искаженный лик. Узкие ехидные глаза, как у лисицы, смотрели на свою жертву с неумолимой жаждой. Губы чуть приоткрылись, и острый язычок соблазнительно провел по нижней губе. В горле у мужчины пересохло от разительных изменений в облике женщины. Ее черные волосы зашевелились, подобно змеям на голове Горгоны, в глазах блеснул озорной огонек. Протяжное "Ууу" вырвалось из ее глотки, и язык вывалился наружу. Она присела на пол. Спина ее изогнулась, мышцы напряглись и ноздри затрепетали.
Ужас сковал все естество мужчины. Нет, он не призывал демона ада. Он звал свою Богиню. Ту, что должна была спасти его от скуки мира и вывести на пусть спасения. Существо на полу, предупреждающе зарычало. Он метнулся к двери, поворачиваясь к хищнику спиной, подписывая свой смертный приговор.
Острые когти вспороли кожу на спине, разрывая мышцы и обнажая кости. Боль, мутным потоком прокатилась по всему телу, перемешиваясь со страхом и создавая свой последний коктейль.
И все же...
- И что же дальше? Ты сказал, что года тебе хватит, - усмехнулась она, перегнувшись через парапет на крыше.
Голова тут же закружилась, глаза наполнились слезами, и пальцы непроизвольно впились в холодную сталь трубы. На крышах всегда властвует ветер. Холодный и суровый к незваным гостям. И если ему довериться, то можно почувствовать себя птицей. Она зажмурилась, плотно смыкая веки, и оттолкнулась от парапета, делая несколько шагов назад. Дыхание сбилось. Панический детский страх, который заставляет тебя кричать и прятаться в шкафу, стал почти осязаем. Она улыбнулась, поворачиваясь к нему и вглядываясь в знакомые черты лица. За год он ничуть не изменился.
Она задумчиво склонила голову на бок.
Почему она пошла за ним? Зачем забралась на эту крышу, игнорируя свой страх? Наверное, ее пресловутое "я дружу, пока, могу выжать из тебя то, что мне необходимо" стало точкой преткновения в этих отношениях.
Но все, что она могла, она уже получила.
Жалость?
Тоже ерунда, придуманная для слезливых женских романов. В них героини плачутся о своей нелегкой доле. Ищут свой идеал. А находят того, кто в жизни настрадался еще больше, чем они. И долгожданный Хэппи Энд в розовой обертке готов.
- Так что же ты предпримешь? - снова попыталась она.
Он шагнул вперед.
Она отмечала каждое его движение. Дрожь правой руки, незаметную вибрацию зрачков. Напряженную мимику лица. Ему было тяжело выдержать ее прямой неприкрытый взгляд. Но на кон было поставлено все. Она заметила, как сжалась в кулак правая рука.
"Решился" - поняла она и улыбнулась.
Поцелуй был недолгим. Быстрым, как прикосновение крыла бабочки. Ни страсти, ни власти, ни жажды в нем не было. Щепотка нежности и капелька безнадежности. Он решительно посмотрел ей в глаза. Не было той робости, что захватило его естество всего лишь минуту назад.
- Зря, - выдохнула она.
- Почему? - спросил он.
Она нахмурилась, потом откинула голову назад и устремила свой взор к небу. Словно у того есть ответ.
- Я не смогу быть с тобой. Уже слишком поздно.
- Почему?
Как в детский игре, когда ребенок задает один и тот же вопрос. Ты не понимаешь, когда избитое "почему" заводит тебя в тупик, где нет ответа на этот вопрос.
- Потому что, на самом деле, я влюблена. Но по закону жанра не могу сказать об этом. Он предназначен не для меня и я не могу сказать ему правду.
Удар. Еще удар.
Как бы он не старался скрыть свои чувства, искорки эмоций пробивались на его лице. Она почувствовала к нему жалость. Но иногда нужно ударить посильнее, чтобы дать понять, что все кончено. Она знала, что он ответит. Просто предугадала, за секунду до того, как его разомкнулись его губы:
- Ясно.
Она сделала глубокий вдох,
- А знаешь, - она вновь улыбнулась, рассматривая носки своих открытых босоножек. - Я птица.
Она гордо вскинула голову, подошла к парапету. Сердце в его груди пропустило удар.
- Я на Титанике, - выкрикнула она в пустоту и раскинула руки в стороны. - И все же...
Она замолчала, поворачиваясь к нему. Он так и стоял позади нее. В широко распахнутых глазах парня плескался страх. И это подталкивало ее к действию.
- И все же, - повторила она, стискивая руками холодную трубу. - Я пингвин.
Она улыбнулась и за считанные секунды преодолела барьер, разделяющий ее с воплощением глупой фантазии.
Душа
- Смотрите, профессор.
- Что это?
- Это душа.
- Какая-то она маленькая и скрюченная. Вся в рыжих пигментных пятнах. И что это за ложноножки вокруг черной бородавки?
- Она вам не нравится?
- Э...
- Но она же Ваша...
- И, правда, очень даже прекрасная душа! И выглядит краше других. Заверните, пожалуйста, я возьму ее с собой.
- Во что ее завернуть? В коробочку? Шкатулочку? Закрыть в бутылочке? Или засыпать песком?
- У Вас есть вчерашняя газета?
- Да.
- Заверните в нее. Так ее красота будет более заметна.
- Прошу. Получите, распишитесь.
Профессор с любопытством рассматривал маленькое слабое создание под названием душа. Его шаги в пустом городе отдавались эхом. В последнее время жители часто сбегали в свои маленькие уютные дома, где по вечерам стрелки замедляют ход, и дают возможность насладиться одиночеством и собственной значимостью. Большинство из них распрощались со своей душой и попросту влачили свое существование, обменяв вечность на плотские утехи. Профессор бережно нес маленькое сморщенное тельце своей души. Она вздыхала и смотрела на него мелкими слипшимися глазенками. Она устала ждать своего хозяина, пылясь на полке и питаясь заблудившимися в подсобке муравьями. Теперь она обрела своего хозяина, но тяжесть бытия никуда не ушла. На улице похолодало и тонкие слабые ложноножки напряглись. Сморщенная кожица покрылась мурашками и душа издала слабый пищащий звук.
- Подожди, родная. Осталось совсем чуть-чуть.
В доме профессора было тепло и уютно. Душа согрелась, шурша вчерашней газетой, и вытянулась в полный рост, гордые три сантиметра в длину. Она нежилась в лучах доброты хозяина и радовалась тому, что имела. За окном стемнело, и первые капли дождя застучали по стеклу. Неприятное ноющее чувство зашевелилось в груди профессора. Душа, тем временем, сжалась в комочек и заскулила.
- Так вот что значит иметь душу, - философски заметил профессор.
В дверь постучали, и профессор поспешил открыть незваным гостям. На пороге стояла широкая дама и высокий джентльмен.
- Позвольте войти, - сказала дама, тут же оказавшись рядом с душой.
- Вам не о чем беспокоиться, - заверил джентльмен, отодвигая хозяина в сторону. - Так это она?
- Да, это моя душа, - с гордостью в голосе ответил профессор.
- Что вы намерены с ней делать? - разглядывая хитросплетения ложноножек, спросил джентльмен.
- Жить с ней дальше.
- Но она же ужасна. Только взгляните на эти извивающиеся ложноножки, - запричитала дама, тыкая длинным острым ногтем в душу.
Душа поежилась. Зло просочилось в ее и без того нелегкую жизнь. Острый ноготь не прибавлял ей уверенность, а молчание хозяина заставляло страдать обоих. Душа развернулась, подбадривая своего хозяина, вселяя в него гордость. Профессор поежился под взглядами незнакомцев.
- Но она же моя, - промямлил профессор.
- Но Это, - дама не преминула ткнуть острым неприятным ноготком в душу, - мешает Вашей красоте. Взгляните на себя. Вы можете стать лучше и мудрее!
- Но ведь мы совсем недавно воссоединились.
- Но ведь без души, а следовательно, лишних страданий, боли и сожаления вы могли бы прожить в счастье, любви и богатстве, - четко заметил джентльмен. - Холодный расчет и железная логика!
- Продайте нам ваше несчастье и будьте счастливы! - воодушевленно заключила дама.
Профессор взглянул на смятую газетку. Взгляд маленьких слипшихся глазок сквозил покорностью и обреченностью. Душа страдала от унижения, низкой самооценки и чужого субъективного мнения. Она желала поддержки и потому внимательно смотрела на единственного близкого ей человека.
- Я оставлю ее себе, - решительно сказал профессор, беря в руки маленькое чуть теплое тельце и прижимая его к груди.
- Дурак! - буркнула дама.
- Глупец! - поддержал ее джентльмен.
И оба поспешили покинуть дом профессора.
А в городе было темно и одиноко. В доме профессора горел свет. Там было тепло и уютно. А еще грустно и печально.
Позже, вспоминая широкую даму и высокого джентльмена, профессор грустно вздыхал.
Ему нередко не хватало денег. К нему легко приходили женщины, но также легко оставляли его. И счастье его было не так уж велико и значимо, как у жителей этого города. Он не находил понимания у бездушных расчетливых горожан. И потому он грустил долгими дождливыми вечерами, рассказывая сказки своей одинокой, но такой любимой душе.