Ендальцев Егор Евгеньевич : другие произведения.

Три эпохи / Книга третья: Певец разрушения / том целиком

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вновь книжка целиком, для нелюбителей лазить по вкладкам.

  Пролог
  
  Время неумолимо движется вперед, порождая миры и развевая в прах вселенные. Всё изменяется, поддаваясь этому неумолимому течению. Прошла эпоха бессмертных, унося с собой правду о великих деяниях. На смену ей пришла другая эпоха, молодая, буйная, скоротечная.
  
  С новой эпохой пришли на Эрду новые герои. Каждый из них оставит неизгладимый след на лике Великой Матери. Кто-то станет создателем нового, кто-то защитником, а кто-то разрушителем. И Эда, и Рида содрогнутся от грядущих перемен, а потомки выживших людей назовут прошедшие десятилетия Эрой Хаоса.
  
  Я вновь приветствую тебя, мой гипотетический читатель. Если ты видишь эти строки, то мой странный, самовлюблённый труд пережил все невзгоды, которые щедро дарит рушащийся мир. Само время пощадило эти страницы, а удача позволила им добраться до рук твоих.
  
  Неизмеримо счастье моё, ибо это уже третий том моих изысканий и сочинений, который пишу я, поддавшись собственной надменности и честолюбию.
  
  В этот раз я поведу речь о доблестном потомке древних вирмов, как он сам любил себя величать. С его появления берет своё начало эпоха Хаоса, хотя такого названия вы не встретите в летописях великой "Академии Астрологии и Летосчисления".
  
  Вновь прислушавшись к критике моего бессменного редактора и товарища, который имеет несчастье первым знакомиться с моими рукописями, я постараюсь сократить хронологические выкладки и цитирования документов до необходимого минимума, уделяя освободившееся внимание неразрывности повествования.
  
  Надеюсь, что тебе, мой гипотетический читатель, будет интересен мой взгляд на события давно минувших дней, память о которых уже давно стёрлась со страниц самых толстых книг.
  
  Ну что же, приготовься, мы начинаем танцевать под завораживающее пение барда, бабника, героя, лицедея и балагура Сатира Мидгарда.
  
  Людвиг Рим Третий.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Глава нулевая: От автора
  
  "Кто расскажет о свершениях моих лучше, чем я сам?"
  
  Сатир Мидгард, "Коротко, да по каждому"
  
  Знаешь, мой дорогой гипотетический читатель, какой это неблагодарный, поистине проклятый труд, пытаться рассказать историю самого известного из всех бардов за всю историю Великой Матери? Да еще сделать это интересно и иначе, чем десятки, сотни авторов до меня?
  
  Сколько было исследователей, разоблачителей, поклонников и прочих, которые брались за это нелёгкое дело, рассказать всю историю становления парнишки из рыбацкой деревни, самым известным и востребованным, коронованным автором.
  
  Сотни книг, исследований, небылиц. Где они теперь? Время пожрало все плоды таких трудов, оставив только книги авторством самого Сатира Мидгарда.
  
  Когда я вознамерился взяться за подготовку материала для книги, я с удивлением обнаружил, что материала-то и нет. Только бесконечные интерпретации и пересказывания книг Мидгарда, поданных под разными соусами и с разными гарнирами.
  
  Увы, мой слог не так певуч и прекрасен, как слог автора оригинала, да и очи мои уже зашорены годами опыта и гнетущей рутины. Мой пересказ его великолепных книг был бы обречён на забвение еще до начала написания. И тогда бы, мой гипотетический читатель, наша встреча с тобой могла бы не состояться.
  
  Пришлось нырнуть глубже в исследование документальных свидетельств жизни этого выдающегося героя, достать чудом уцелевшие труды Томаса Мулиндира, трактат о становлении поэзии Фарци, и еще десяток другой забытых имён и их позабытых трудов. увы, подобные исследования отнимают у меня непозволительно много времени, но в этот раз концепция книги родилась довольно быстро.
  
  Я решил, что расскажу тебе, мой гипотетический читатель, историю становления Мидгарда глазами невольных свидетелей, которым посчастливилось, или не посчастливилось, столкнуться с великим бардом на его пути к признанию. Я постараюсь избегать описания тех событий, которые были освещены самим Мидгардом в одной из его книг. Все эти истории вы и так прекрасно знаете, а если не знаете, то я вам настоятельно рекомендую ознакомиться с этими величайшими произведениями.
  
  Конечно, полностью избежать пересечения с материалом Мидгарада увы
   невозможно, но в такие моменты я постараюсь опиратья на источники, описывающие произошедшее в совершенно ином ключе.
  
  В этот раз не будет лирических отступлений и досужих рассуждений, которые так близки моему сердцу. Только сюжет и полное погружение в невероятные приключения Сатира Мидгарда.
  
  Только прежде чем я начну своё повествование, мне хотелось бы дать тебе, мой дорогой гипотетический читатель, небольшое представление о том, как выглядела Великая Матерь в период жизни этого выдающегося человека.
  
  Великая Матерь, Эрда, как и всегда до этого и после, неслась сквозь необъятные просторы пустоты в сопровождении своих верных сфер-спутников: Аулы, Моркота, Хеля и Сапфир. Каждая из этих сфер занимала своё отведенное место, влавствуя над поверхностью Эрды строго в отведённый срок.
  
  Аула - изумрудный вестник возрождения, обретала полную силу во времена оттепели и цветения.
  
  Хель - белый страж, властвовал над ночными небесами в жаркую пору созревания.
  
  Сапфир - символ заката, правил звёздами в период сбора урожая.
  
  Моркот же - алый ужас, изливал свои кровавые лучи на снега периода спячки.
  
  Всё те же два континента украшали прекрасный лик Великой Матери: Эда и Рида, или, как называли её в тот период времени, о котором пойдет речь - Серпентир.
  
  Эда - колыбель человечества, изменчивая и непостоянная, была разделена Величественными вершинами горного хребта Меридиана, который отделял восходное побережье от закатного.
  
  Серпентир же всё еще оставался огромным белым пятном на картах, неизведанным, таинственным, притягательным. Только преодолеть необъятные просторы океана Эр, что разделял два континента было под силу лишь единицам.
  
  Основная жизнь, как события этой книги, кипела на закатном побережье Эды, ибо Веллин, раскинувшийся на восходных берегах был незыблем и вечен. Людские королевства возникали и падали под натиском диких степей и людской жадности.
  
  После десятилетий кровопролитных войн и борьбы за власть, некое подобие стабильности принесло подписание Хартии взаимопомощи, или Договора королей, который остановил драки за территории между монархами. Возник Союз королевств, подобный когда-то существовавшему Союзы Вольных Племён, что распался из-за крутого нрава степных вождей и залил собственной кровью всю степь от крепостей побережья и до песков мёртвой земли.
  
  Увы, люди королевств закатного берега считали себя цивилизованней "степняков", а потому возлагали на союз большие надежды. Хартию не подписал только глава совета капитанов Зурима, которого на подписание даже не пригласили, развязав новую волну пиратских войн.
  
  Жизнь шла своим чередом, бурлила кровью и слезами, как и во все времена. В этой рутинной круговерти никто не подозревал, что вот вот наступит начало новой эпохи героев. Эпохи Хаоса, что принесёт с собой бесчисленные несчастья и маленький огонёк надежды. И первые искры этого огонька начали теплиться на берегу Эр, около небольшого городка рыболовов и молебоев, Люфтрика.
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 1: Певец из ниоткуда
  
  Поговаривали, что он вылупился из яйца страшных подземных змеев, что голос его ядовитее рассветных ягод, а кожа, холоднее снега, что под плащом у него чешуя, а тело его вылеплено из глины. Брехня это всё. Он такой же тёплый и мягкий, как все остальные. Разве что почище прочих. И болтливее.
  
  "Откровения жриц подворотни"
   Томас Милундир
  
  
  
  
  
  На большой соборной площади было шумно и людно. В воздухе витал аромат жареного лука, раскалённого свиного жира, кислого хмеля и немытых тел. Дышать было совершенно невыносимо, что, впрочем, никак не сказывалось на настроении собравшихся.
  
  Сегодня к крыльцу ратуши вывалил почти весь Люфтрик. Даже безногие, безрукие и безглазые приковыляли, приползли, пришли сюда, в надежде прикоснуться к всеобщему веселью.
  
  Предприимчивые лавочники еще с ночи расставили по краям площади свои столы и прилавки, а не менее предприимчивые стражники уже успели по три раза собрать площадную пошлину.
  
  
  На большой соборной кипела жизнь, лилось дрянное пиво, шипел лук на здоровенных чугунных сковородах. Монеты ловко перебирались из одних рук в другие и прятались в кошели, то и дело становясь добычей ловких пальцев шныряющих в толпе карманников.
  
  Всем было весело. Звонкий смех то и дело раздавался в общем гомоне толпы. Практически не было угрюмых лиц, таких привычных для портового городка, промышляющего восновном рыбной ловлей да топлением Мольера. Сегодня не коптили чистое безоблачное небо сотни высоких труб топлеваренных мануфакторий, а запах варёной рыбы, которым был пропитан весь Люфтрик, был почти незаметен в мешанине праздничных ароматов.
  
  Сегодня был великий день! Сегодня первый пропагандистский полк его Всесияющего Императорского Величества будет проводить вербовку героев побережья на борьбу с Королевствами одичалых степняков, с пиратами Зурима, с демонами и прочими чудищами, которыми любили пугать детишек.
  
  Это было знаменательное событие, на которое приходили посмотреть все горожане, ибо в Люфтрике вербовка проводилась всего второй раз за всё время существования Империи Скального Берега. Пропустить такое событие, для люфтригцев означало пропустить всю жизнь. даже жадные владельцы заводов не смели перечить воле рабочих, и погасили пламя в огромных жироварнях.
  
  Гул стоял неимоверный. Развеселённый хмелем и толкотней народ, радостно перекрикивался. То и дело звучали нестройные голоса, вытягивающие исковерканную мелодию имперского гимна. Где-то звучали хлесткие шлепки ударов и невольные вскрики - это горожане играли в "Неваляшку", дубася друг друга по очереди. Кое где и просто дрались, не поделив очередное луковое кольцо, очередную кружку пива или женщину.
  
  Яр уже пересёк незримую линию полдня, и яростно изливал своё тепло на головы веселящимся. Даже холодный морской бриз затих, боясь спорить с волей Великого Отца, а потому жара стояла неимоверная, особенно для раннего Сапфира.
  
  Хмель и пекло делали толпу опасной. Веселые перепалки вот-вот готовы были обратиться в кровавые потасовки, но оглушительный рёв Второго имперского рога мигом пресёк все буйства.
  
  Горожане притихли, обратив свои лица к высокому крыльцу ратуши. Рог протрубил ещё раз, возвещая о начале вербовки.
  
  На крыльцо вышел высокий седовласый мужчина, облачённый в золотистый мундир первого пропагандисткого полка и воздел над толпой руки, призывая к молчанию.
  
  - Именем Всесияющего Императора Скального Берега, Карла Иеронима Второго, и по воле его, - зычный, поставленный голос прокатился по площади вызывая трепет и радость в мещанских сердцах, - вторая вербовка в городе Люфтриге объявляется открытой!
  
  Толпа взревела, яростно приветствуя столь долгожданную весть. Седовласый вновь и вновь вскидывал руки, пытаясь утихомирить веселящихся горожан, но его попытки были тщетны. Скривив губы, он махнул рукой трубачу, и на площадь вновь обрушился бархатистый рёв Второго Имперского Рога. Свист и крики смолкли.
  
  - Герои, считающие себя достойными Императорской награды и благословения, - продолжил свою речь седовласый, - могут подняться на площадку со списком совершенных подвигов для прохождением испытания и получения назначения.
  
  Толпа зашевелилась, забурлила, образуя потоки и водовороты. К большому деревянному помосту, специально построенному в центре площади, потянулись люди. Все стремились оказаться поближе к грядущему представлению, но никто не торопился стать его участником.
  
  Наконец по широким ступеням поднялся высоченный парень с копной светлых, как выгоревшая под светом Яра трава, волос. Ростом и шириной плеч этот паренёк мог поспорит с городскими воротами, а толщиной рук - с грот мачтой рыбацкого трала. Густая рыжеватая борода скрывала добрых две третьи широкого веснущатого лица.
  
  Толпа дружно закричала, завизжала, встречая и подбадривая первого героя. Весь Люфтрик знал и любил этого парня. А как же иначе? Ведь это был гроза пиратов и лучший Молебой всего города, Кульбар Волнорез! Он в одиночку загнал древнего чёрного Молера на острые прибрежные скалы, а эта зверюга потопила не один десяток кораблей.
  
  Почувствовав поддержку, Кульбар расправил плечи, широко улыбнулся, приветствуя радостную толпу, и бодро шагнул на встречу испытательной комиссии, что ожидала героев под специальным навесом, установленным на помосте.
  
  Пока любимец города тряс перед лицом усталого писаря своим, кое-как накорябанным списком подвигов, на площадку стали выходить другие герои.
  
  Вот по лестнице поднялся коренастый островитянин, закутанный в свою длинную меховую куртку. Чёрная шевелюра, торчащая засаленным колом и длинный алый шарф сразу же выдавали в нём матроса Сладкой Вдовы - флагмана эскадры Люфтрика, а точнее единственного военного судна среди десятка рыбацких шхун.
  
  Этого малого люфтригцы тоже знали, но не столько по великим подвигам, которые он совершал в морских стычках с пиратами, а сколько по его пьяным дебошам, от которых страдали все местные кабаки, девицы и их мужья. А потому крики были не столь уж и подбадривающие.
  
  Следующего претендента на императорское назначение толпа встретила свистом и улюлюканьем. Высокий и тонкий, словно тростинка, юноша, разодетый в серый бархатный кафтан и модные шёлковые штаны, медленно поднимался на площадку, всем своим видом выказывая неуверенность и нежелание находиться здесь.
  
  Это был Мильфред Ван Сартас, сын бургомистра и главного землевладельца Люфтрика. Никакими подвигами, окромя разбазаривания отцовского золота парень известен не был, а потому его присутствие на помосте вызвало весёлое недоумение. Горожане свистели и улюлюкали, смеялись и толкали друг-друга локтями, тыча пальцем в нескладную фигуру "героя", в его раздутый кафтан и трепещущие от малейшего дуновения штаны.
  
  Следом за богатеньким сынком по лестнице поднялись двое степняков, мужчина и женщина. Высокие и широкоплечие, бронзовые от загара, перевитые узлами мышц, они были практически раздетыми, лишь узкие полоски ткани на бёдрах, да боевой раскрас по телу. Свист и улюлюканье толпы сменили характер. Мужчины пускали слюни, глядя на высоко вздёрнутые, крепкие груди дикарки, на её стройный стан и длинные ровные ноги. Пошлые шуточки и омерзительные предложения сыпались одна за другой. но степняки лишь надменно улыбались и держались за руки, решительно шагая в сторону полога комиссии.
  
  Последним на помост вышел невысокий, русоволосый мужчина, в простых походных одеяниях, с небольшой потрепанной лютней в руках. Никто из горожан не знал его, но смех и крики сыпались со всех сторон. одни поддерживали и подбадривали незнакомца, предвкушая веселое зрелище, другие высмеивали и оскорбляли его, устраивая собственное представление.
  
  Больше никто не стремился подняться по широкой деревянной лестнице. Вызвавшиеся претенденты поочередно предоставляли свои бумаги усталому писарю, который задавал вопросы и делал пометки в большой книге с золотистым переплётом.
  
  Вся эта волокита толпе была не интересна. Все жаждали увидеть испытания, почувствовать азарт, опасность, поэтому вскоре на помост полетели объедки, комки грязи и деревянная тара из-под кислого пива.
  
  Площадь гудела и волновалась, поторапливая комиссию. Седовласому в золотистом мундире даже пришлось приказать трубачу вновь утихомирить горожан рёвом Второго Имперского рога, но и этого хватило ненадолго.
  
  Наконец, к радости толпы и к облегчённому вздоху седовласого, писарь захлопнул книгу и кивнул сидящим под навесом мужчинам. Один из них, усатый верзила, облачённый, помимо парадного мундира, в стальную кирасу, и вооружённый тяжелым имперским арбалетом, поднялся со скамьи и вышел на центр площадки. Он оглядел нетерпеливую, орущую и волнующуюся толпу, усмехнулся в свои подкрученные усы и поднял арбалет высоко над головой.
  
  Толпа взревела - это был сигнал к началу испытания.
  
  Испытание героев на вербовке было простым и неумолимым, как железный арбалетный болт. Нужно было пережить выстрел из Доброго Друга - того самого тяжёлого арбалета, что усач держал в руках. Этот арбалет был прототипом, самым первым, пробным стреломётом, разработанным имперскими инженерами. Он был больше и тяжелее моделей, которыми вооружали имперскую пехоту, но и во много раз убойнее. Ходили слухи, что болт, выпущенный из Доброго Друга, пробивал насквозь три стоящих друг за другом лошади с тридцати шагов.
  
  Но горожанам этот чудовищный инструмент войны был известен как убийца героев, ибо уже второе десятилетие его использовали для испытания при вербовке героев на императорские назначения.
  
  Чтобы оказаться достойным императорского благословения и получить назначение, герой должен, стоя в десяти шагах и лицом к стрелку, пережить один выстрел. Побежишь - поймаешь болт в спину. Если выживешь и будешь в состоянии выполнить поручение - значит настоящий герой. Если погибнешь - значит только бахвалился.
  
  Именно этого кровавого зрелища ждали горожане, в тайне надеясь, что большенство героев окропят своей кровью доски помоста.
  
  Снова протрубил рог и усач, крякнув от натуги взвёл арбалет, зарядив его острым железным болтом добрых пять ладоней длинной. В рядах героев начались волнения. Никто, даже улыбающиеся степняки не стремились идти на встречу с Добрым Другом. Толпа кричала и свистела, призывая к действию.
  
  Наконец в центр вышел коренастый моряк, ловко вращая кортиком. Писарь поднял руку с зажатым в пальцах белоснежным платком, и толпа затихла, сжавшись в комочек и подрагивая от напряжения.
  
  Пальцы разжались, и ослепительно белый кусочек ткани начал падать, медленно кружась в воздухе. Три удара сердца занял у платка путь до деревянного настила. Стоило белой ткани коснуться досок помоста, как запела тетива Доброго Друга и зазвенела сталь. Сноп искры, подобно яркому диковинному цветку, распустился в руке коренастого матроса. Клинок кортика, обломанный у самой рукояти глухо упал на доски, а следом за ним на площадку упал и сам герой, беззвучно хватая воздух, который с бульканьем и свистом вылетал из пробитой навылет груди. Погнутый от столкновения с кортиком болт, мерно покачивался воткнувшись в доски настила в нескольких шагах за спиной матроса.
  
  - Геройство опровергнуто! - пролетела над площадью церемониальная фраза седовласого и толпа, чловно по команде, сначала охнула, а затем радостно завопила, встречая первые капли крови, что оросили большую соборную площадь.
  
  Засуетились люди в серых мундирах - рота обеспечения Первого пропагандистского полка. Они унесли умирающего героя и бросили под навес и убрали торчащий из досок болт.
  
  - Следующий! - радостно забасил усач, перезарядив своё устрашающее оружие, и толпа радостно подхватила его призыв, желая узреть еще больше крови и смертей.
  
  Вторым на центр площадки вышел дикарь. Он продолжал надменно скалить зубы, но на арбалет смотрел с почтительной настороженностью. Он был безоружен, лишь руки выставлены перед собой, словно он собирался драться с арбалетным болтом на кулаках.
  
  Вновь бледная рука с платков взметнулась вверх, вновь бледные пальцы выпустили легчайший кусочек ткани, вновь запела спущенная тетива.
  
  Глухой звон эхом прокатился над смолкшей площадью. За ним следом пронёсся возглас удивления.
  
  Дикарь стоял, продолжая улыбаться. С выставленного вперёд кулака на помост капала кровь. Болт дрожал у самых ног писаря, который в одно мгновение стал ещё бледнее, чем был.
  
  - Герой! - провозгласил седовласый, и горожане дружно подхватили этот клич.
  
  Вновь засуетились серые мундиры, уводя новоиспечённого героя и убирая площадку для следующего претендента.
  
  Воодушевлённый успехом предшественника и раззадоренный криками толпы, вперёд шагнул Кульбар, но был остановлен бесцеремонным толчком дикарки, которая едва не свалила его с ног, выпрыгнув на центр настила, безоружная, как и её спутник.
  
  Толпа радостно засвистела. Даже усач удивлённо крякнул, разглядывая неприкрытые прелести претендентки. Но его его смущение, если такое и имело место, быстро прошло.
  
  - И не жалко вам девицу, да еще и ладную такую? - спросил он у веселящейся толпы.
  
  - Стреляй! - хором ответили ему люфтригцы.
  
  Усач усмехнулся и рывком взвёл зарядный рычаг. Снова поднялся и упал платок, снова запела свою мрачную песню тетива. Только в этот раз не было ни звноа, ни искр. Лишь неуловимое движение ладоней, и болт со свистом унёсся в голубую небесную даль.
  
  - Герой! - громко продекламировал седовласый и толпа засвистела еще пуще прежнего.
  
  Серые мундиры почесали в затылках, но убирать им было нечего. Новоиспечённая героиня поспешила скрыться под навесом, куда несколько мгновений назад увели её спутника.
  
  Теперь уже никто не стоял на пути у Кульбара Волнореза, тем более что толпа хором скандировала его имя, ожидая от своего любимчика еще более невероятных свершений. Незнакомец в походной одежде отвесил шутливый поклон, пропуская молебоя вперёд, а Мильфред Ван Сартас просто стоял у края платформы с таким видом, словно он вот-вот свалиться без чувств.
  
  Кульбар выхватил из ножен свой массивный молебойный клинок, изведавший крови множества пиратов и морских чудищ, и гордо выпятив грудь, встал напротив усача.
  
  Толпа замерла в ожидании - как же лучший сын Люфтрика избежит грозного Доброго Друга?
  
  Вспорхнул платок, загудел воздух, разрываемый выпущенным болтом, заблестела сталь на длинном молебойном клинке.
  
  Захрипел лучший из горожан, падая на колени и хватаясь за живот. Плотный китобойный фартук и выдающаяся мускулатура не позволили железному штырю пролететь сквозь героя - болт торчал из брюшины на две ладони.
  
  Сокрушённый вздох пролетел по площади. Горожани зажимали себе рты, хватались за сердца. Раздавались вскрики сожаления и боли. Весь рыболовный городок был тяжело ранен, вместе со своим любимцем.
  
  Внезапно, под возгласы удивления и радости, Волнорез поднялся на ноги, тяжело кряхтя и держась за живот. Кровь капала на доски, стекая по его пальцам и оперению стального болта. Серые мундиры, было дёрнулись ему навстречу, но взмах тонкой руки писаря остановил их. Бумагомаратель медленно подошел к претенденту и несколько мгновений вглядывался в его посеревшее от боли лицо, а затем махнул седовласому.
  
  - Герой! - раздался зычный голос, и город возликовал сей радостной вести.
  
  Теперь серым мундирам позволили увести еле трепыхающегося новоиспечённого героя.
  
  Оставалось два претендента. Незнакомец было шагнул вперёд, но тут один из наблюдателей комиссии, что неподвижно сидела в тени навеса, подошёл к писарю и что-то быстро зашептал на ухо.
  
  Тощий распорядитель испытания несколько раз согласно кивнул и громким, необычайно глубоким голосом продекламировал.
  
  - На испытание вызывается Мильфред Ван Сартас, старший сын рода Сартаса и достойный сын Империи!
  
  Горожане засвистели, затопали ногами, зашумели выражая недовольство, но с крыльца ратуши раздавались приветственные крики.
  
  Все взоры обратились бледному, словно соляные склоны закатного берега, юноше. Паренёк испуганно смотрел то на писаря, то на Доброго Друга, плавно покачивающегося в сильных руках усача, и не торопился выходить вперёд.
  
  Недовольство толпы росло. На площадку вновь полетел всевозможный мусор. По указке писаря, серые мундиры подскочили к молодому Ван Сартасу и за руки выволокли его на центр помоста. Юноша отбивался, пытался вырваться. но все его усилия были напрасны. Его поставили на отметку, вокруг которой уже растеклась лужа крови предыдущих претендентов.
  
  Наблюдатель подбежал к усачу и что-то вручил тому, старательно скрывая предмет от любопытных глаз рукавом своего расшитого серебром кафтана. Усач покривился, но спорить не стал.
  
  Спустя еще пару мгновений заминки, во время которой усач возился со своим арбалетом, и все участники представления были расставлены по местам.
  
  Колени у Мильфреда дрожали так, что даже попытайся он сбежать, вряд ли бы смог сделать хотя бы один единственный шаг.
  
  Горожане смеялись, грозя претенденту болезненной смертью и предвкушая мучительную кончину богатенького сынка, который, впрочем, еще ничем не заслужил их ненависть.
  
  Полыхнул в яростном свете Яра белоснежный платок, тихонько скрипнула тетива. С глухим треском болт ударился о грудь Ван Сартаса, отбрасывая беднягу на добрый пяток шагов назад и расщепляясь на сотню тонких щепок.
  
  Толпа, узревшая только падение Мильфреда, радостно захохотала, а с крыльца ратуши донёсся испуганный возглас, полный боли и негодования.
  
  Наблюдатель, сорвавшись со своей удобной скамью, которую устилали мягкие подушки, подскочил к упавшему юноше и принялся осторожно ощупывать его тощее тело. Вслед за ним к поверженному подошли писарь и усач.
  
  Это странное действо продолжалось несколько томительных мгновений, полных смеха и издёвок, что щедро летели из толпы. Наконец усач поднял бледного, полубесчувственного Милфреда на ноги, а писарь помахал седовласому.
  
  - Герой! - раздался вердикт, который тут же потонул в возмущении толпы.
  
  Серые мундиры уволокли вяло соображающего паренька с глаз долой. Писарь, желая уже покончить с этим представлением и отвлечь возмущенных горожан, требовательно ткнул длинным пальцем в последнего претендента.
  
  Незнакомец, не дожидаясь, когда серые мундиры ухватят его под руки, вышел вперёд, театрально взмахнув полой своего поношенного плаща. Старая, потрёпанная временем и дождями лютня привычно легла в его руки.
  
  - Артист? - с усмешкой спросил усач, заряжая Доброго Друга. - Танцевать будешь?
  
  - Петь, - с не меньшей усмешкой отвечал неизвестный.
  
  - Ну пой, - оскалился стрелок вскидывая арбалет на плечо. - Хотя по мне, лучше бы плясал.
  
  Толпа расхохоталась, поддерживая шутника, но весь смех и все крики смолкли, стоило длинным пальцам незнакомца коснуться струн.
  
  Чистый, глубокий, мягкий звук, которого совершенно не ожидаешь от такой жалкой лютни, моментально окутал большую соборную площадь кружевом сложной мелодии. Из толпы всё еще вылетали шуточки, но их было всё меньше, а голоса были всё неувереннее и тише. Вскоре все звуки потонули в ласковых переливах незнакомой мелодии.
  
  Писарь медленно поднял руку с платком, да так и остался стоять, завороженный волшебством музыки.
  
  Незнакомец пристально смотрел в глаза усачу, не обращая внимания на взведённый арбалет, что хищно целился в живот музыканта.
  
  Пронзительный, трепещущий аккорд всколыхнул сердца всех собравшихся на площади, и мелодия резко оборвалась, грубо разрывая нити очарования, что окутывали слушателей.
  
  Встрепенулся писарь и разжал пальцы. Платок начал своё медленное падение.
  
  Незнакомец усмехнулся и начал петь.
  
  - Дрожащей рукою я правлю изящный,
  Неведомый Эрде, тончайший узор,
  Что будет так трепетно колыхаться,
  От алчущих взглядов скрывая твой взор.
  
  Бархат голоса незнакомца, сладким мёдом затекал в уши, сковывая не хуже чарующей мелодии, которая вновь начала изливаться из дрожащих струн.
  
  Платок медленно опустился на помост, но тетива молчала.
  
  - Пряду я вуаль, но белою нитью,
  Что красит невесту в счастливейший миг
  Шёлк чёрный впитает невольные слёзы,
  Укрыв на прощанье бледнеющий лик.
  
  Усач хмыкнул, смаргивая выступившую слезинку, и нажал на крючёк. Звонко запел тетива и болт, просвестев над плечём певца, улетел в сторону ратуши, выбив искру из грубого строительного камня.
  
  Толпа охнула, но вяло. Незнакомец продолжал петь.
  
  - Увы, я не смог, не сдержал обещания,
  Утоп в круговерти кровавых степей,
  
  - Ты ослеп!- зарычал писарь на усача, с трудом преодолевая очарование песни. - Еще стреляй!
  
  Стрелок протёр глаза, озадаченно хмыкнул и принялся заряжать арбалет.
  
  Песня текла дальше.
  
  - Я гнался за ним полный Яр, до заката,
  Пока не достиг полных смерти песков.
  Там конь мой упал, а противник проклятый
  Смеялся...
  
  Вновь взвыла тетива. Болт с глухим треском воткнулся в доски позади музыканта, пролетев точнёхонько между его ног чуть ниже полы плаща.
  
  Горожане даже не вздрогнули, убаюканные и завороженные.
  
  - Сучью мать! - выругался усач, с удивлением пялясь то на дрожащий болт, то на свои руки. - Как же?
  
  Он вновь вцепился в взводной рычаг, яростно пыхтя.
  
  - Запомни сынок, - говорила старушка,
  В степях скрыты тайны ушедших времён...
  
  Раздался щелчок спускового крючка и усач взвыл, выронив арбалет. Стальной болт, длинной в пять ладоней, вонзился ему в ногу, пробив железную обшивку сапога.
  
  Незнакомец исполнил еще пару аккордов и умолк, весело ухмыляясь.
  
  Толпа медленно приходила в себя, будто просыпаясь от долгого и красочного сна. Тряс головой писарь, хлопая большими удивлёнными глазами, выл от боли усач, пытаясь выдрать болт из ноги.
  
  Над площадью раздались первые смешки, которые быстро переросли в лавину хохота. Горожане радовались каждой гримасе, которую выдавал покрасневший от боли и натуги стрелок.
  
  Выскочили, пришедшие в себя серые мундиры и попытались увести пострадавшего со сцены, но не смогли сдвинуть его с места, ибо болт, пробив ногу, глубоко вошёл в доски настила.
  
  Глядя на их возню толпа веселилась пуще прежнего. Незнакомец, радостно улыбаясь, стал наигрывать легкую веселую мелодию, словно насмехаясь над происходящим и подзадоривая горожан.
  
  Толпа радостно ответила на его призыв, заведя известную песню об одноногом старике и одноглазой проститутке. Торжественная церемония начинала превращаться в балаган.
  
  Писарь, посовещавшись с комиссией угрюмо вздохнул и помахал седовласому.
  
  - Герой! - раздался зычный голос распорядителя, и тут же был подхвачен тысячей радостных голосов.
  
  - Герой! Ещё! - восторженно кричали горожане.
  
  Незнакомец картинно поклонился, взмахнув полой своего плаща и гордо зашагал в сторону навеса, где его ожидали остальные "герои".
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Глава вторая: Отправление Печальной Франциски
  
  Капитанская каюта содрогнулась от возмущенного рёва Сарбеса.
  
  - Они прислали кого?! - капитан вскочил со своего массивного кресла, ударился головой о низкую переборку и рухнул обратно.
  
  - Барда, - криво усмехнувшись ответила старпом. - "Героя", прошедшего Императорское испытание.
  
  Её слова так и сочились ядом.
  
  - Проклятые земляные черви! - рык капитана стал тише, но карты на столе всё еще подрагивали от рулад, которые выводила его лужёная глотка. - Мы идем на Серпентир! В неизведанные воды! А они нам присылают баячника-струнодёра?! Как в голову его Наисветлейшества пришла настолько великолепная мысль!
  
  - Да ладно, Бес, не горячись, - старпом пригладила коротко остриженные смольно чёрные волосы. - Может он сгодится на что. Таки подобрали его на Люфтрикских испытаниях.
  
  Сарбес вцепился в свою густую пшеничную бороду.
  
  - Они были в Люфтрике, - теперь его рык был больше похож на рыдания, - но вместо моряка прислали мне пустомелю?!
  
  Сатрпом откинулась в кресле, выпятив вперёд свой объёмный бюст, затянутый в жёсткий кожаный корсет, который носила только во время побывок на суше.
  
  - А я тебе говорила, что не стоит вступать в имперский флот! Плавали бы себе спокойно среди островов, промышляли бы перевозкой да ловлей глупцов...
  
  Тяжёлый, как кузнечный молот, кулак капитана грохнулся об стол, от чего толстенные дубовые доски застонали.
  
  - Что сделано, то сделано! И хватит уже это солить!
  
  Старпом спорить с разъярённым капитаном не стала, а лишь вновь протянула ему письмо с императорской печатью, в котором покоилось императорское же назначение героя на борт Печальной Франциски.
  
  Сарбес угрюмо пялил свои тёмные глаза на этот кусок дорогущего пергамента, перебирая в уме возможные варианты и их последствия.
  
  Спустя пару мгновений печальный вздох капитана прокатился по каюте. По всему выходила, что проще взять барда в плаванье, чем воспротивиться императорскому указу.
  
  - Ладно, да проглотит меня заплутавшая Малера, пойдём, посмотрим, какое такое счастье на подарено волей его Всесветлейшества.
  
  Сиарпом усмехнулась, встала с кресла и замерла, почтительно ожидая, пока Сарбес вытащит все восемь футов своего капитанского роста из-за массивного стола и, пригнувшись, проковыляет к выходу.
  
  Скрипнула, отворяясь, массивная, обитая чёрным железом, дверь, способная выдержать самый яростный бунт. В лицо тут же ударил солёный портовый ветер, забивая ноздри запахом гниющей рыбы, испражнений и прочих радостей многолюдного порта.
  
  - Ваша шляпа, капитан, - учтиво сказала старпом, протянув потрёпанную, но всё еще внушительную, широкополую шляпу с десятком чёрных перьев, которые Сарбес самолично выдрал из хвоста бурегона, присевшего отдохнуть на палубу.
  
  Нахлабучив главный капитанский атрибут, Сарбес Даль, капитан имперского фрегата Печальной Франциски, оглядел свои плавучие владения.
  
  - Капитан на палубе! - оглушительно рявкнула старпом, нацепив свою треуголку.
  
  Корабль, и без того напоминающий улей, загудел, зашевелился. Матросы стали носиться еще усерднее, подготавливая фрегат к скорому отплытию.
  
  - Ну давай, показывай этого "героя".
  
  Старпом кивнула и бодро зашагала впереди, расталкивая зазевавшуюся матросню. Капитан чинно хромал следом. Стараясь утихомирить бушующий внутри пожар сомнений, гнева, переживаний и негодований.
  
  Утрапа страпом остановилась, задумчиво почёсывая затылок и бегая глазами по пирсу.
  
  - Ну и? - спросил Сарбес, понадеявшись, что горе-герой сбежал, решив тем самым целую кучу капитанских проблем.
  
  - Должен быть тут, - задумчиво пробормотала старпом и, спохватившись, добавила, - капитан.
  
  На пирсе толпились люди. Матросы затаскивали последние тюки с грузом и провиантом, запоздалые торговцы пытались в последний момент договориться о скидке или надбавке за товар. Группа девиц, которых привлекла щедрость и весёлый нрав команды Сарбеса, толпились небольшими кучками, весело смеясь и стреляя глазками.
  
  - Вот сучий потрох! - процедила сквозь зубы старпом и ломанулась по трапу, едва не сталкивая попавшихся на пути моряков в воду.
  
  Капитан с интересом наблюдал за действиями своего главного союзника. Словно конный латник в ряды безоружных кнехтов, та вломилась в особо крупную и шумную группу девиц и через мгновение вытащила оттуда весело улыбающегося и рассыпающего воздушные поцелуи мужчину, в поношенном походном плаще и с потёртой лютней в руках.
  
  Он был не особо высок, или плечист, а на фоне мощной, хотя и ладной, фигуры старпома, казался совсем щуплым. Русые волосы, зачёсанные в странный завиток, коротко стриженная бородка, даже не бородка, а так, ухоженная щетина, и ослепительная белоснежная улыбка, вот и всё, что выделяло его среди толпы прочих земляных червей, которых Сарбес за время своего капитанства повидал превеликое множество.
  
  Вскоре навязанный гость предстал перед капитанов во всей своей поношенной красе. Среди превеликого множества неудобств, которых причиняла капитану его необычайный рост, крылось и несколько преимуществ. На него все смотрели снизу вверх, что немало способствовало поддержанию порядка и ведению переговоров на выгодных капитану условиях.
  
  Вот и теперь этот потёртый бард вытягивал шею, пытаясь заглянуть Сарбесу в лицо, отчего терял последние крохи внушительности и очарования.
  
  - Так значит ты и есть герой, назначенный в экспедицию к берегам Серпентира?
  
  Стоило только произнести название таинственного континента, как в глазах барда загорелись зловещие огоньки.
  
  - Сатир Мидгард, к вашим услугам, - сказал он, отвесив изящный поклон. - Назначен указом его Всесветлейшества на Печальную Франциску, для посильной помощи команде корабля в грядущей экспедиции.
  
  Голос у этого невзрачного проходимца был знатный. Бархатистый, с приятной хрипотцой, он тёплой патокой вливался в уши, превращая даже обычные слова в пиршество для слуха. Даже Сарбес, голос которого мог, порой, заставить иных капитанов сдать груз и корабль без боя, оказался очарован этим бархатом.
  
  - Для посильной помощи, - усмехнулся капитан, стряхивая странное наваждение. - Ну, тогда добро пожаловать на борт Печальной Франциски. Мы отплываем сразу после полуденной склянки, так что если у вас есть дела на берегу, то советую поспешить. Франциска опоздавших не ждёт. Лисифа, проследи, чтобы "герою" выделили гамак и просвети его насчет наших порядков.
  
  - Будет исполнено, капитан, - бодро отрапортовала старпом, пытаясь скрыть кривую ухмылочку.
  
  Сарбес наклонился, и похлопал барда по плечу.
  
  - Не волнуйтесь, вы в надёжных руках.
  
  Гость кивнул и капитан захромал обратно в свою каюту, больше не оборачиваясь. Его лицо расчертила широкая злорадная улыбка. Капитан и сам не знал, чему радуется, но сдержаться не смог.
  
  Руки старпома Печальной Франциски славились умением вырубать любого матроса с одного удара. Надёжнее рук на корабле просто не было. Впрочем, лёгкой жизни гостю эти руки точно не сулили.
  
  Заперевшись в своей каюте, Сарбес углубился в изучение карт, тысячный раз правя проложенный курс экспедиции. Им предстояло совершить многомесячное плаванье сквозь воды великого океана Эр, до изрезанного фьёрдами побережья Серпентира. Перед Печальной Франциской стояло две задачи: проложить безопасный маршрут сквозь рифы и острова, которыми кишел Эр, и найти подходящую гавань для предстоящих экспедиций на таинственный континент. Его Всесветлейшество возлагало на тайны Серпентира великие надежды. Так, по крайне мере, говорилось в указе, полученном капитаном от руководства порта Аквилантии.
  
  Сам же Сарбес находил данную затею чистейшей воды самоубиством, но отказаться не смог. Помешала императорская печать и его собственная мечта повторить переход Арима Карузия через Эр. Слава величайшего первооткрывателя всех времён не давала капитану покоя еще с самых первых дней плавания Франциски.
  
  От карт и собственных мыслей Сарбеса отвлек вежливый, но настойчивый стук в дверь каюты.
  
  - Пора, капитан, - раздался приглушённый голос Лисифы. - Яр в зените.
  
  - Наконец-то! - невольно вырвалось у капитана.
  
  Он ненавидел порты, со всей их грязью, законами, налогами и необходимостью подчиняться. В открытом море он был сам себе хозяин, и на палубе Франциски никто не смел перечить ему. Конечно, старпом могла позволить себе и колкости, и критику, но только с глазу на глаз. При матросах она беспрекословно исполняла все приказы, обращалась почтительно и всячески тешило самолюбие Сарбеса, поддерживая его авторитет в глазах команды.
  
  Многие имперские капитаны придерживались царящих на суше заблуждений, что женщинам не место в море. Сам же Сарбес, как истинный сын островов Зурима, считал это дикостью, ибо в море было место для всех, а среди дочерей пиратских островов было немало прославленных капитанов.
  
  Капитан знал, что может положиться на своего старпома во всём, и Лисифа никогда не предавала его доверие, отлично управляясь с командой как словом, так и тяжёлым кулаком, если нужно.
  
  Она не была единственной женщиной на корабле. Корабельный кок, Миринда, подобранная в какой-то задрипанной таверне очередного портового города, маленькая и хрупкая с виду, легко могла разделать ножами как свиную тушу, так и человеческую. К тому же капитан не верил и в другое сухопутное заблуждение - мол, мужчины - лучшие повара. Сарбес вообще с подозрением относился к любым поверьям, что приходили в море с берега.
  
  Оставив в покое карты, капитан вышел на палубу и, выпрямившись во весь свой величественный рост, оглядел команду, которая, выбравшись на палубу в полном составе, ожидала команды.
  
  - Это... "Герой" не пришёл? - с надеждой в голосе, тихо спросил Сарбес у старпома.
  
  - Он и не уходил, - сочувственно ответила Лисифа и указала на русую голову, затерявшуюся среди матросни.
  
  - Славно... - скривился капитан и, набрав полные лёгкие воздуха, гаркнул. - Отправляемся!
  
  - Вы слышали капитана, малюски обоссаные! - голос Лисифы едва ли уступал капитанскому, - Поднять якорь! Отдать швартовые! Поднять паруса! Шевелитесь!
  
  Матросы рявкнули дружное "Ура!" и корабль ожил. Встав у штурвала, Сарбес наблюдал, как суетится команда, совершая последние приготовления к отплытию. Этот момент нравился ему больше всего. Капитану казалось, что он выскальзывает из жадных липких лап земляных червей, вырывается из построенной ими клетки налогов, пошлин, бумаг и законов. Ему стоило больших трудов сдержать радостную мальчишескую улыбку, что непроизвольно рвалась наружу. Нужно было блюсти репутацию грозного, безжалостного, но честного, справедливого и верного команде капитана.
  
  Внезапно, в привычный гомон матросов, и скрип разворачиваемого такелажа, вклинились другие, непривычные для капитанского уха звуки. Торжественная мелодия, врывающаяся в сердце с первых аккордов, зазвенела, загудела под парусами Печальной Франциски, заставляя кровь бурлить в венах.
  
  Окинув палубу суровым взглядом, Сарбес нашел источник сего безобразия: бард, ловко балансируя на бушприте, мучал свою горемычную лютню, оглашая окрестности величественным переливом струн.
  
  - Старпом! - взревел капитан.
  
  Лисифа молча кивнула, лего поняв причину недовольства Сарбеса, и, ловко стянув с себя правый сапог, зашвырнула в нарушителя капитанского спокойствия. Снаряд угодил каблуком прямёхонько в русый затылок, оборвав мелодию. Бард зашатался, размахивая руками, но, к величайшему сожалению Сарбеса, устоял и удержал лютню.
  
  - Ты мне должен пару сапог, сучий потрох! - прогремел голос старпома, перекрывая хохот команды.
  
  Бард крутанулся, поворачиваясь к матросам лицом, ослепительно улыбнулся, отвесил поклон и быстро сбежал по бушприту на палубу, не смея больше испытывать капитанское терпение непривычными звуками.
  
  Довольно ухмыльнувшись, Сарбес крутанул штурвал, выводя Франциску из гавани Аквилантии.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Глава третья: Предчувствие шторма
  
  Первые несколько недель плавания прошли спокойно. Франциска бодро резала килем волны привычных ей вод, устремляя свой бег вдоль береговой линии Эды. Кораблю предстояло обогнуть колыбель человечества и, избежав территориальных вод Веллина, устремиться навстречу восходу, в самое сердце великого океана Эр.
  
  Команда, да и сам капитан, пребывали в приподнятом настроении. Провизии и воды было навалом. Пока Франциска шла вдоль закатного побережья, было в избытке портов, где можно было пополнить трюм и выпивкой и яствами. Миринда баловала команду всевозможными деликатесами, которые отлично шли под пиратский налив - крепчайший самогон из морских водорослей.
  
  Капитан не пресекал ни пьянства, ни обжорства - он знал, что только Франциска покинет союзные воды, придется вводить режим строжайшей экономии. Поэтому команде позволялось жрать от пуза и пить до посинения.
  
  Матросы тоже знали, что такая доброта не бесконечна, а потому жрали за троих и пили не просыхая.
  
  Навязанный гость проблем не доставлял. Под началом старпома, бард усердно драил палубу, чистил земляные клубни и выполнял прочую чёрную работу, не нарушая спокойствие капитана песнями, хоть и кривился страшно. От его кислой мины на душе у Сарбеса становилось тепло и приятно.
  
  Команда к гостю относилась на удивление хорошо. По словам Лисифы, бард часто травил байки впечатлительной матросне, от работы не отлынивал, пил и жрал наравне со всеми, вместе с ними шатался пьяный по палубе, горланя похабные песенки. Уже к концу первой недели плавания его принимали в команде за своего.
  
  Сарбеса это настораживало, но недостаточно сильно, чтобы вмешиваться или разнюхивать. Дружнее команда - спокойней на палубе.
  
  Впрочем, капитан не часто выбирался из своей каюты, продолжая корпеть над маршрутом плавания, прокладывая один курс, и тут же стирая его. Слишком мало было известно об опасностях сердца Эр, почти ничего не было известно о береговой линии Серпентира. Все имеющиеся в каюте карты обрисовывали контуры Риды лишь в общих чертах.
  
  Придется рисовать свою карту, точную настолько, насколько это вообще возможно. для этих целей у Сарбеса было припасено множество влагостойких пергаментов, несмываемых чернил, красок, кистей, циркулей и прочей картографической утвари. Он даже умудрился взять несколько уроков в Академии Мореходства и Морской торговли, перед миссией.
  
  Мысленно, капитан уже держал нарисованную карту в руках, любуясь чёткостью линий и точности разметки. А вокруг него стояли черви из Академии и завистливо заглядывали в его рот, ловя каждое слово истины. Тысячи писцов и поэтов складывали легенды и песни о его необычайном приключении.
  
  Возможно, взять барда на борт было не таким уж и плохим решением. Ловя себя на этой предательской мысли, капитан усмехался в свою пшеничную бороду.
  
  Время шло. Берег Эды неизмеримо оставался по правому борту. Он был уже не такой крутой, как в Империи или в прибрежных королевствах, но и портов встречалось с каждым днём всё меньше. На третью неделю, вперёд смотрящий крикнул: "Меридиан на горизонте!".
  
  Все прильнули к борту, вглядываясь в туманную даль, где, среди чёрных грозовых туч, виднелись белоснежные пики исполинского горного хребта.
  
  Капитан тоже выбрался из каюты, чтобы посмотреть на это великолепие. Печальная Франциска погрузилась в тишину, нарушаемую лишь скрипом снастей, да плеском волн. Матросы восхищенно затаили дыхание, глядя на изломанные линии молний, что сверкали над горными вершинами, отражаясь в белоснежных шапках яростными вспышками.
  
  Появление Меридиана означало одно - через два дня Франциска покинет союзные воды и опасно приблизится к территории Веллина. Вольной и сытой жизни приходил конец. Впереди оставался лишь один маленький порт, на Дозорном острове, а дальше - бескрайние просторы Эр, неизвестность и полное отсутствие питьевой воды.
  
  - Что вылупились, слизняки бортовые! - рявкнул Сарбес, вдоволь налюбовавшись мерцающими вершинами Меридиана. - За работу!
  
  Он подумал еще несколько мгновений, а потом добавил, чуть снизив тон:
  
  - Старпом! Пригласите господина "героя" в мою каюту. Мне нужно обсудить с ним некоторые детали нашего плавания.
  
  - Так точно, капитан! - раздался бодрый рык Лисифы.
  
  Матросы поспешили вернуться к своим занятиям. Сарбес не стал любоваться этой привычной суетой, которая так грела порой его душу. Он поспешно скрылся в каюте, уселся в своё массивное кресло и, придав себе свирепый и внушительный вид, стал ждать.
  
  Стук в дверь раздался ровно тогда, когда терпение капитана начало потихоньку испаряться.
  
  - Войдите! - рявкнул Сарбес.
  Дверь скрипнула, отворяясь, и в каюту вошел бард. Он был одет в простой серый кафтан и свободные штаны, потерявшие какой либо цвет от длительного ношения. Босые ноги шлёпали по по деревянному полу. Волосы, слишком длинные для моряка, были всклокочены и торчали во все стороны.
  
  - Вы желали видеть меня, капитан? - бард учтиво поклонился.
  
  Сарбес указал гостю на небольшое кресло напротив стола.
  
  - Присаживайтесь, господин "герой", - каюта гудела, вторя оглушительному голосу капитана. - Присаживайтесь и рассказывайте.
  
  Бард сел, озадаченно глядя на Сарбеса.
  
  - Что рассказывать?
  
  - Всё, - усмехнулся капитан. - Нам пока не удалось как следует познакомиться, а о своей команде я должен знать всё.
  
  Белоснежная улыбка на секунду осветила каюту, разогнав привычный полумрак.
  
  - Вы совершаете большую ошибку, прося сказочника рассказать историю.
  
  Суровый взгляд капитана стёр весёлую ухмылку с лица артиста.
  
  - Давай без витиеватости и пространных рассуждений. Откуда ты взялся, чем промышлял. что умеешь, на кой хер вляпался в экспидицию?
  
  Некоторое время Бард молчал, задумчиво разглядывая карты, сваленные на капитанском столе.
  
  - Как я уже говорил, имя моё Сатир Мидгард. Взялся я из-под земли, из бескрайних пещер древних вирмов. Вырос же я в небольшой деревушке Заливье, что в полдне пешего пути от Люфтрига. Грамоте и наукам обучался в Академии Хронологии и Летоисчисления, а потому могу и писать, и читать, и считать, если на то будет надобность. После обучения скитался я по всей Эде, побывал во всех Королевствах Закатного побережья, стёр ноги на каменных тропах Меридиана...
  
  Кулак капитана ударился об стол, прервав излияния гостя. Бард вздрогнул и отчеканил:
  
  - Умею петь и играть на любых струнных инструментах, неплохо владею ножом и стреляю из лука, умею ходить под парусом и рыбачить в открытом море. Могу переспорить кого угодно и соблазнить любую женщину. Разбираюсь в ядах и снадобьях. Могу сложить такую песню о плавании Печальной Франциски, что сам император будет напевать её в своих императорских ванных...
  
  - Ладно, - Сарбес усмехнулся. - Заливать в уши ты умеешь. Это уже неплохо. Да и с командо сдружился. Только вот я никак не возьму в толк, зачем тебе уходить в долгое плаванье? Тут не так уж много баб, которых нужно совращать.
  
  - Ну, на Ваш корабль меня направило решение имперской комиссии после рассмотрения моего заявления на звания героя и прохождения испытания. Возможно, они просто хотели убрать меня подальше, желательно - до следующего Сошествия, а ничего опаснее вашего плаванья у них под рукой не оказалось.
  
  Ответ звучал вполне убедительно.
  
  - Допустим, - сказал капитан. - А зачем ты попёрся на эти испытания? Бардам лучше странствовать от одного постоялого двора, к другому.
  
  - Имя, слава, регалии, деньги, связи и материал для песен, - просто ответил Мидгард. - А в случае успеха этого плавания, всего этого будет хоть отбавляй.
  
  Капитан хмыкнул и откинулся на спинку кресла, размышляя.
  
  - Ладно, бард. Пиши свою песню о нашем плавании. Через два дня мы покинем союзные воды и начнётся настоящее приключение. От надёжной руки старпома я тебя освобожу. Только команду от работы не отвлекай, да под ногами не путайся. И чтоб это...
  
  Сарбес умолк на мгновение, припоминая точные слова.
  
  - Чтоб император напевал её в своих императорских ванных.
  
  Мидгард кивнул, весело ухмыляясь.
  
  - Благодарю, капитан. Ваши надежды будут оправданы сполна. И не беспокойтесь насчет надёжной руки вашего старшего помощника. Она мне нисколько не помешает. Даже наоборот.
  
  Откланявшись, бард вышел, оставив капитана наедине с картами и размышлениями.
  
  Следующие два дня прошли в напряжённом ожидании. Команда умерила свой аппетит, тем более что Миринда начала вести строгий учёт провизии. Спиртного тоже не пили, сохраняя разум трезвым для прощальной попойки, которая ждала их на Дозорном острове.
  
  Погода, такая благоприятная вначале плавания, начала портиться. Лик Яра больше на осыпал своими щедрыми лучами Великую Матерь - небосвод Эрды был затянут плотной вуалью серых облаков. Ветер крепчал, заставляя мачты стонать. Волны, что еще недавно плескались у самой ватерлинии, теперь лизали борта, захлёстывая порой на палубу. Сарбесу пришлось забрать на три градуса левее, уводя Франциску от береговой линии, чтобы разыгравшиеся волны не насадили корабль на прибрежную мель или риф.
  
  Близилась буря, возможно настоящий шторм. об этом капитану говорило его давно зажившее колено, наливаясь свинцовой тяжестью и раскалённой болью. Чтобы справиться с ней. а также с нарастающим чувством тревоги, Сарбесу пришлось открыть свой тайный сундучок, где, в выложенных нежнейшим мехом выемках, покоилась его личная коллекция спиртов.
  
  Откупорив бутылочку Дикарской слезы двадцатилетней выдержки, капитан выпивал по маленькой рюмочке этого адского пойла каждые несколько часов, когда боль становилась совершенно невыносимой.
  
  К концу второго дня, когда даже это волшебное средство перестало помогать, Сарбез вызвал к себе своего старпома.
  
  Лисифа тоже выглядела встревоженной, что было понятно, ибо её опыт мореплавания был сравним с капитанским. Но всё же, внешность старпома удивила Сарбеса. Обычно, вдалеке от портов и берега, эта красивая и могучая женщина не забивала себе голову такими глупостями как внешность и приличие. Свободная рубашка с распахнутым воротом, да шаровары - всё то же, что носил каждый матрос из команды Франциски. Сейчас же перед капитаном был не его боевой товарищ, который любил играть в неваляшку с матросней и жрать ядрёнейший самогон из горла. По другую сторону стола сидела женщина, знающая цену своей внешности. Корсет вновь стягивал её стан, делая талию стройнее, а грудь еще более впечатляющей, аккуратно уложенные волосы и даже подведённые чернилами каракатицы глаза.
  
  Эти перемены не понравились Сарбесу, но у него были проблемы и посерьёзней.
  
  - Будет шторм, - сказал он, без предисловий, - да такой, которого мы уже лет семь не видывали. Готовь корабль. Нам придётся уйти в Эр раньше намеченного.
  
  Лисифа кивнула. Она прекрасно понимала, что попади они в бурю у берега, Франциску быстро разломает в щепки набегающие волны и подводные скалы. В открытой воде будет безопасней.
  
  - Значит никакого прощального пира? - хмыкнула старпом. - Команде такое вряд ли придётся по нраву.
  
  - Переживут, - усмехнулся капитан, но тут же скрипнул зубами, от очередной волны коленопредсказаний.
  
  Лисифа кивнула и добавила.
  
  - Если переживут без попойки, то и шторм переживут наверняка. Попрошу Мидгарда отвлечь их какой-нибудь сказкой, чтобы сильно не волновались.
  Произнесённое имя внезапно заронило каплю подозрения в капитана. То как выглядела его старпом, да еще слова этого проходимца. Уж не практикует ли этот ублюдок свои навыки соблазнения на его, Сарбеса, команде.
  
  - И, Сиф, смой это, - капитан провёл пальцем под левым глазом. - Мы уже в море, не позорься и команду не дразни.
  
  Смерив капитана холодным взглядом и бросив резкое "Будет сделано, капитан!", старпом вылетела из каюты, громко хлопнув тяжёлой, окованной чёрным железом, дверью.
  
  - Проклятье! - процедил капитан и потянулся к рюмке.
  
  По мутному стеклу окон капитанской опочивальни затарабанили первые капли дождя.
  
  "Началось," - подумал Сарбез, опрокидывая в себя напёрсток бесценного пойла.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Глава четвёртая: Песня Эр
  
  Сияющая плеть молнии рухнула в бездонную глубь бушующего океана, ослепив половину команды. Пока матросня пыталась отчаянно проморгаться, молот грома ударил с такой силой, что даже Сарбес невольно присел. Благо, такого позорного поступка никто не заметил - все отчаянно боролись со стихией.
  
  Печальную Францыску нещадно кидало из стороны в сторону. Эр жонглировал кораблём, перебрасывая с одной исполинской волны на другую, не давая передышки.
  
  Еще никогда капитан не видел такого шторма, хотя бурь на своём веку он видел не сотню и не две. Молнии колотили в необъятный Эр едва ли не чаще, чем колотилось сердце в груди Сарбеса. Одна, самая удачливая, попала в гротмачту Франциски, отчего толстенное бревно разлетелось в пылающие щепы. Благо некончающийся ливень быстро потушил зачатки пожара. Пять или семь человек оказались выброшенными за борт, но спасать их не было ни сил, ни возможности.
  
  Лишившись основного паруса, Франциска из юркой кокетки превратилась в неповоротливую старуху, но в такой шторм паруса были бесполезны. Оставались вёсла, которые отчаянно месили воду, без ритма и единения.
  
  Капитан стоял, вцепившись в штурвал и изо всех сил пытался не позволять живым горам солёной воды бить в борт Франциски. Корабль медленно взбирался на один набухший хребет, чтобы стремительно рухнуть в бездну и вновь ползти вверх.
  
  Это единственное, что сейчас можно было сделать. Держаться курса или спрятаться от шторма невозможно.
  
  Сквозь яростные удары грома и грохот накатывающих волн к капитану пробилась старпом, цепляясь за всё, что-только под руку попадалось.
  
  - Капитан! Франциска держится, - едва перекрикивая неугомонный рёв стихии, отрапортовала Лисифа, - но долго мы не протянем. В трюме воды по колено! Команда пока справляется, но нужно что-то придумать, иначе мы все будем кормить донную плесень!
  
  - Что придумать?! - взревел Сарбес, крутанув штурвал и направив нос корабля на очередной взметнувшийся к небесам вал. - Нечего придумывать! Мы должны продержаться!
  
  - Тогда нам кранты, Бес! - проорала Лисифа, наплевав на субординацию. - Правь к берегу! Лучше разбить корабль о скалы, но иметь шанс доплыть до земли, чем кануть в бездне! Корабль можно восстановить...
  
  Звонкий шлепок затрещины прервал старпома на полуслове. Удар капитанской ладони заставил Лисифу отшатнуться и вновь вцепиться в парапет, чтобы не улететь за борт.
  
  - Это бунт? - тихо прорычал Сарбес, вперив свои непроницаемые глаза в раскрасневшееся лицо женщины.
  
  - Нет, капитан, - процедила она сквозь зубы.
  
  - Тогда возвращайся к команде и заставь этих слизняков шевелиться. если они еще пожить хотят!
  
  Лисифа коротко кивнула и поползла прочь, с трудом удерживая равновесие на танцующей палубе.
  
  Глядя ей в спину, капитан испытывал ненависть к себе. Старпом была права во многом, но поворачивать к берегу было никак нельзя. Возможно, Франциску затянуло в территориальные воды Веллина, а остаться без корабля на побережье врага, пусть и не вступающего в прямой конфликт с империей, было не только самоубийством, но и предательством.
  
  Гнетущие мысли обрушивались на капитана, словно бушующего вокруг шторма ему было недостаточно. Даже если Франциска останется на плаву к концу этого ужаса, её ремонт займёт несколько дней. Неизвестно, сколько запасов провизии и материалов придет в негодность, сколько матросов уцелеет. Возможно их плавание закончилось, так толком и не успев начаться.
  
  Из пучины тяжких дум Сарбеса вырвал внезапный звук, пробившийся сквозь рёв ветра и грохот молний. Звонкие переливы мелодии, бодрой и задорной, разрывали оглушительное безумие шторма.
  
  - Гарда! - проревел капитан, но сам не услышал своего голоса.
  
  Мелодия крепчала, развивалась и обрастала новыми узорами. Бодрые аккорды били в само сознание, выгоняя из мыслей мрак и обречённость. Сердце Сарбеса забилось спокойнее, разум яснее, и даже колено уже не так яростно терзало его.
  
  - Вот же сраный бард, - криво усмехаясь, пробормотал капитан, ловко подставляя нос Франциски по удар высокой волны. - Достанется же ему, когда мы выберемся отсюда.
  
  В этот раз корабль послушался руля гораздо охотнее, начав потихоньку набирать скорость. Сквозь пелену дождя было видно, как дружно взмывают вверх вёсла, и так же дружно уходят вниз, обретя наконец и ритм и единодушие.
  
  Какофония стихии постепенно отошла на второй план, уступив главенство льющейся музыки, в которую теперь вплетался зычный, глубокий голос певца.
  
  "Пусть волны бьются о борта,
  Ветра рычат - пускай,
  Ведь мы по курсу своему
  Идём в заветный край!"
  
  Ухмылка Сарбеса растянулась в настоящую улыбку. Он узнал эту песню, хоть и исполненную на непонятный, замудрённый манер. То был песня Зуримских пиратов, известная каждому моряку на закатном побережье Эды. Когда то и Сарбес горланил её, выходя под багровым флагом на охоту за заплутавшими торговцами или импескими конвоями.
  
  Давно прошли те славные времена, но кровь всё так же бурлила в сердце от знакомых слов.
  
  "Багровый реет над нами флаг!
  Трясется в ужасе вечный враг!
  По курсу прямо - земля мечты!"
  
  Внезапно капитан понял, что уже давно поёт, рыча так, что даже буря, казалось, испугалась этого рыка. А вторя мощному голосу капитана, из трюма раздавалось дружное пение всей команды.
  
  Печальная Франциска, скинув оковы обречённости, скакала с одного вала на другой. Ветер, волны и молнии больше не волновали Сарбеса. Казалось, вторя этой древней песне, восхваляющей вольную жизнь и добрую смерть, капитан обрёл бессмертие, да и сам корабль стал неуязвим. Стихия словно подчинилась льющейся мелодии и отчаянному хору хриплых голосов. Удары грома и вой ветра вплетались в общий музыкальный рисунок, лишь дополняя сложнейший музыкальный рисунок.
  
  Кипела кровь, из груди рвался хохот, хотелось жить, хотелось сражаться, бороться со стихией и победить её, наплевав на все сомнения и страхи.
  
  А потом всё резко закончилось. Словно очнувшись от безумного сна, Сарбез удивлённо щурился на слепящее солнце. Шторма как не бывало, лишь где-то на горизонте еще сверкали молнии и кружились свинцовые тучи.
  
  - Проклятый струнодёр! - прохрипел капитан, с трудом разжимая одеревеневшие пальцы.
  
  Всё тело болело, словно его крутили и выжимали, как мокрую половую тряпку. Сил не было, холод пробирал до самых костей. Хотелось просто упасть на жёсткие доски и умереть.
  
  Стиснув зубы и вяло переставляя ватные ноги, капитан спустился на паузу и хрипло прорычал:
  
  - Лисифа!
  
  Спустя некоторое время из трюма выбралась старпом. На неё было жалко смотреть: бледное лицо, мешки под глазами и впалые щёки, словно её месяц грызла лихорадка. Она выглядела примерно так же, как Сарбес себя чувствовал.
  
  - Вы живы, - прохрипел он. - Каково состояние корабля?
  
  Лисифа ошалело пялилась на солнце, явно не понимая, что происходит. Понадобилось повторить вопрос, чтобы добиться хоть какого-то ответа.
  
  - В трюме полно воды, капитан, но корпус цел и Франциска на плаву. Грот-мачта требует замены. Потери груза и провианта пока не установлены. Как и точные потери среди команды.
  
  - Вычерпайте воду из трюма и отправляйте команду отдохнуть, - скомандовал Сарбес. - К полудню жду полного отчёта о потерях.
  
  - Будет сделано, капитан, - вяло ответила старпом и, шатаясь, побрела обратно в трюм, раздавать указания матросам.
  
  Проводив её взглядом, Сарбес направился в свою каюту, мечтая только о том, чтобы постель была достаточно сухой.
  
  На палубу постепенно выбирались очумелые матросы, слепо хлопая глазами и натыкаясь друг на друга. Кто-то из них тащил длинные рукава насосов, кто-то просто шел с вёдрами в руках, но все выглядели так, словно неделю ничего не ели и не пили.
  
  Впрочем Сарбесу сейчас было совершенно наплевать на всё.
  
  Капитанская каюта пребывала в полнейшем хаосе, хотя перед штормом капитан убрал в ящики всё что только можно, а то, что убрать было нельзя, надёжно закрепил. Только это не помогло. Трюмо стояло распахнутым, все карты и картографическая утварь были разбросаны по полу. Ящики, что были аккуратно сложены под массивную деревянную кровать, теперь валялись где попало. Часть из них была раскрыта и содержимое лежало на мокром полу. Странно, что стекло в оконной раме уцелело.
  
  Вода была везде, она капала с переборок, заливала пол, чавкала под ногами. Перина и подушки, валявшиеся в разных углах, представляли собой безобразное месиво.
  
  Тихо выругавшись, капитан упал на жесткие доски кровати и моментально провалился в тяжёлый, чёрный сон, без каких либо сновидений.
  
  Разбудил его тихий кашель, раздавшийся прямо над кроватью. Резко дёрнувшись Сарбес открыл глаза и увидел Лисифу. Она уже не была похожа на оживший труп, но болезненная бледность еще не сошла с её лица.
  
  - Что ты тут делаешь? - просипел капитан медленно поднимаясь.
  
  При каждом движении в теле разгорались новые очаги боли.
  
  - Пришла с отчётом о потерях, - ответила старпом. - Дверь оказалась открытой, а вы не отвечали.
  
  Сарбес кивнул и сел в на кровати. Идти до стола не было никаких сил.
  
  - Ну и?
  
  - Кроме расщеплённой гросс-мачты других серьёзных повреждений обнаружено не было, - начала докладывать старпом. - С грузом тоже всё в порядке. Дать ему просохнуть, и будет как новый. С провизией хуже. Пропали почти все специи и крупы. Остались только овощи и мясо. Запас питьевой воды почти не пострадал.
  
  - Команда?
  
  - Мы не досчитались семерых матросов, - мрачно ответила Лисифа.
  
  - Кого? - капитан вцепился пальцами в бороду.
  
  - Миркуд, Заноза, Грег, Большой Пит, Сариф, Крейг младший и Бастита.
  
  Наступило тяжёлое молчание. Сарбес мысленно повторял имена и прозвища погибших матросов, вспоминал их лица. Ему было не впервой терять команду, но всё же он старался хранить память о всех матросах, тем более - о погибших.
  
  - Есть раненные? - спросил он, поднимаясь с кровати и начиная рыскать по полу, в поисках нужного ящичка.
  
  - Дига сильно приложило о борт, сломало несколько рёбер, сейчас миринда его выхаживает. В остальном - мелочи, пара недоумков сломали себе руки, кому-то раздробило пальцы упавшим ящиком. Эти оклемаются быстро. Правда вся команда ужасно истощена.
  
  Старпом помедлила секунду, а затем спросила, понизив голос:
  
  - Можно высказать предположение, капитан?
  
  - Валяй, - кивнул Сарбес, поднимая найденный наконец ящик и доставая из него толстый журнал в чёрном переплётё.
  
  - Та песня, которую запел бард, - Лисифа вновь запнулась, пытаясь подобрать слова, - она что-то с нами сделала. Словно наваждение какое-то. Как одержимость, или бешенство...
  
  Капитал кивнул. Подобные мысли приходили и в его голову.
  
  - Команда пока еще занята собственными переживаниям, но когда они отоспятся и наедятся, то смекнут, что тут попахивает колдовством...
  
  Доковыляв до стола, капитан положил журнал и стал искать чернильницу.
  
  - Какие будут предложения?
  
  - Учитывая состояние корабля, проблемы с провизией и колдуна на борту, я рекомендую вернуться в ближайший союзный порт для ремонта и пополнения запасов. Там можно будет высадить барда на берег и тем самым избежать волнений среди матросов.
  
  Чернильница нашлась под креслом, в куче промокших перьев. Усевшись за стол и отвентив плотную крышечку чернильницы, Сарбес принялся заносить в чёрный журнал имена погибших при шторме членов команды.
  
  - Что, кстати, с этим "героем", - спросил он не отрываясь от своего мрачного занятия.
  
  - Дрыхнет. Видимо песня вела его гораздо сильнее чем нас.
  
  Вписав последнее имя в длинный список, капитан захлопнул журнал и изучающе посмотрел на старпома, прикидывая все выгоды и проигрыши, которыми мог обернуться его выбор.
  
  - Всё же он нас спас, - сказал он, спустя несколько мгновений тишины. - Воодушевил, дал сил пройти через шторм. Представь на что он еще может сгодиться?!
  
  - Боюсь, команда не оценит открывающиеся перед ней перспективы, - усмехнулась Лисифа.
  
  Она была права, как обычно.
  
  - Приступайте к ремонту. Когда я выясню наше местоположение, Франциска возьмёт курс на ближайший союзный порт для ремонта и пополнения провизии. До прибытия порта постарайтесь занять команду, чтобы у матросов не было времени на досужие сплетни. И следите за Мидгардом, чтобы он ничего не учудил.
  
  - Будет сделано, - кивнула старпом и вышла, оставив капитана наедине с разрухой и хаосом, что царил в его каюте.
  Предстояло еще много дел.
  
  
  
  
  Глава пятая: лис и соловей
  
  Мальциус, прозванный друзьями Маленьким лисом, привычно сидел на крыше старой конюшни, укрывшись в тени от любопытных глаз. С этой крыши открывался прекрасный вид на рыбный рынок, порт и на маленькую бухту, в которую корабли заходили очень редко.
  
  Внизу кипела жизнь, обычная для маленького портового городка с крайне прозаичным названием Солёный Камень, расположенного на самом краю союзных королевств. По рынку сновали горожане, занятые своими делами, торговцы драли глотки, расхваливая свой мерзко пахнущий товар. То тут, то там мелькали, блестя на солнце, кирасы солдат гарнизона, обязательного для каждого поселения, граничащего со степью. Иногда над головами обычного люда проплывали яркие плюмажи офицерских шлемов, таких же обязательных, как и гарнизоны. Помимо солдатни, рыбаков и торговцев, по рынку и в порту часто мелькали яркие пояса моряков, служивших на большом галеоне, что охранял покой гавани.
  
  Лис всегда находил забавным и немного пугающим то, что в порту, расположенном на самой границе союзных вод, в непосредственной близости с таинственным и мрачным Веллином, стоял всего один корабль, пусть и целый галеон, а не флотилия, способная быстро среагировать на угрозу вторжения. Да, бухта была слишком маленькая, и основные пограничные силы были собраны около сторожевого острова. расположенного в открытом море, хоть и дальше от границы. Да, острые, как бритва, торчащие из воды отроги Меридиана не позволяли кораблям свободно маневрировать и отлично защищали как гавань, так и маленький городок. И всё же, по мнению Мальциуса, пара фрегатов не была бы здесь лишней. Для его собственного спокойствия, разумеется.
  
  Все эти досужие размышления отвлекали Лиса от его основного занятия. ведь он забрался на конюшню не видами любоваться. Мальциус промышлял одним из самых опасных, для маленьких милитаризированных городков, ремеслом - карманными кражами. В Солёном Камне с карманниками, домушниками, аферистами и прочими людьми удачи не церемонились. Достаточно было одного доноса, и на следующий день незадачливый воришка уже бы болтался на высокой стене гарнизонной крепости, что была высечена в скале во времена еще до Второго Сошествия.
  
  Именно эта опасность и привела Лиса в этот маленький, забытый всеми городок. Здесь не было несметных богатств или бесценных безделушек, которыми щеголяли аристократы на столичных улочках. Деньги в Солёном Камне водились лишь у моряков, офицеров гарнизона и особо удачливых торгашей, возглавлявших местные гильдии. Весь город жил за счет солдатни, которые тратили своё жалованье на рыбном рынке и в немногочисленных постоялых дворах, да борделях, что ютились в сером квартале у самого порта. О хорошей добычи в таких условиях можно было и не мечтать. Лис прибыл сюда в поисках вызова своему мастерству, в погоне за азартом и страстью, которая давно покинула разжиревшие города внутренних земель.
  
  В Солёном Камне, зажатом между дикими кочевыми племенами и мрачными, высокомерными Веллинами, заполненном солдатами, жестокими законами и суровыми нравами, азарта, опасности и страсти хватало с лихвой. Порой её было слишком много даже для такого безумца, как Мальциус.
  
  Только сейчас, сидя на крыше, маленький Лис не высматривал очередную жертву - он собирал информацию. Чудовищный шторм, отгремевший накануне, принес в Солёный Камень, помимо разорения и печали, небольшой, побитый волнами фрегат с флагом Империи Скалистого Берега на остатках гросс-мачты.
  
  Имперские корабли редко появлялись в этих пограничных водах. Его Всесеятельство предпочитал держать свою военноморскую мощь поближе к крупным городам империи, опасаясь восстания. Конечно, договор между Союзными Королевствами, обязывал каждого члена союза предоставлять силы для охраны общих границ, но почти все правители считали своим святым долгом открутиться от обязательств тем или иным способом. Так что появление фрегата союзников было для Солёного Камня исключительным событием.
  
  Возможно, этот корабль был приписан к Сторожевому острову, попал в шторм во время патрулирования и был отброшен к берегу практически на вражеской территории.
  
  Мальциуса же фрегат заинтересовал двумя вещами. Во первых, все знали, что жалованье у имперских моряков не в пример выше, чем у моряков всех других союзных королевств. А это значило, что в карманах занесённой штормом матросни вполне могла заваляться звонкое имперское золотишко. Ну а во вторых, внутреннее чутьё виртуозного карманника просто кричало о приближении чего-то значительного. опасного и отчаянно увлекательного.
  
  Пальцы у Маленького Лиса подрагивали от волнения и предвкушения, но спускаться с крыши и сливаться с бурлящей внизу толпой, он не спешил. Он наблюдал и думал. Торопливость в его профессии, да еще в таком месте, была смертельно опасна. Да и запас времени у карманника имелся.
  
  Фрегат выглядел вполне целым и вряд ли требовал серьёзного ремонта, если бы на обломок, торчащий вместо гросс-мачты. А в её замене и заключалась главная трудность капитана пострадавшего корабля и главная удача любопытного карманника.
  
  Солёный Камень, что впрочем очевидно из названия, не мог похвастаться обильными запасами дерева корабельных пород. Город вообще не мог похвастаться запасами чего бы то ни было, окромя рыбы и камня. Все материалы, годные для латания побитых боями и штормами кораблей, принадлежали команде галеона, а Договор союзных королевств, увы, не обязывал капитанов делиться своими запасами с пострадавшими союзниками. Всё же корабль - это маленькое суверенное государство, которое само вольно распоряжаться своими ресурсами ,если, конечно, не было приказа свыше. Так что всё сводилось к политическому раунду между двух капитанов, а зная Сайруса, старого капитана галеона, мальциус мог спокойно рассчитывать на три - четыре дня утомительных переговоров.
  
  Так что Лис не спешил. Сначала он удивлялся необычному виду фрегата. Это не был массивный имперский бочёнок, и не тонкая щепа королевства Зертании. Во всем корабле, от носа до кормы, чувствовалась хищная Зуримская кровь. Значит это был либо трофейный фрегат. захваченный во время антипиратских рейдов, либо, что более вероятно, сами пираты, согласившиеся встать под знамёна империи взамен на амнистию и жалование. О Зуримском происхождении говорило и присутствие женщин, которые первыми сошли на берег и направились на рынок, в сопровождении нескольких хмурых матросов.
  
  Потом внимание Мальциуса привлек необычайно высокий мужчина в широкой, явно капитанской шляпе с плюмажем из чёрных перьев. Он сильно прихрамывал на правую ногу, отчего выглядел еще более пиратски и угрожающе. Он медленно спустился по трапу, ведя перед собой просто одетого русоволосого мужчину. Толком разглядеть этого мужчину Лис не успел, даже для его острых глаз мельтешение в порту напоминало возню муравьёв. Оставалось только следить за чёрным плюмажем, который мерно покачиваясь. плыл над головами суетливых горожан.
  
  Больше, сидя на крыше, Лис узнать ничего не мог. Нужно было идти туда, в самую гущу жизни и следить, слушать, выспрашивать, прощупывать. На губах карманника заплясала мрачная улыбка.
  
  Держась тени, Мальциус спрыгнув с тёмную подворотню и вышел на рынок, тут же затерявшись в людском водовороте.
  
  Сверху весь рынок казался простыми и логичными рядами лавочек, но здесь. внизу эта простота оборачивалсь непроходимым лабиринтом. Найти что-то или кого-то в этой мешанине из горожан, рыбы и грязи было практически невозможно, но Лис решил положиться на удачу и своё знание местности. До сих пор ни то, ни другое его не подводили.
  
  Между вонючих рыбных прилавков, он заметил группу матросов, возглавляемых крупной и статной женщиной в небольшой треуголке корабельного старпома. Она решительно шагала вперёд, бегло оглядывая скудный ассортимент, который могли предложить местные торгаши, и кривила слегка искривлённый давним переломом нос. Выражение её лица говорило о крайнем недовольстве.
  
  Матросня угрюмо плелась следом. Было в них что-то странное. Бледная кожа, такая редкая среди моряков, впалые щёки, огромные мешки под глазами. Словно это была команда мертвецов, выживших после многолетнего скитания без еды, а не откормленные имперские вояки.
  
  Женщина эту можно было бы назвать красивой, если бы не чрезмерно широкие плечи, мощные руки и разбитые кулаки, присущие скорее уличному задире, чем даме. В её тёмных, непроницаемых глазах Лис увидел решительность и немалый опыт, перемешанный с кипящей яростью. Холодок пробежал по спине Мальциуса, предупреждая не попадаться под взгляд этих тёмных глаз.
  
  Укрывшись за бочкой с живой треской, карманник осторожно наблюдал.
  
  - Проклятая дыра! - выругалась женщина, отходя от очередного прилавка. - Сплошная рыба! Этой мерзости мы еще вдоволь наедимся!
  
  Ей в ответ раздалось согласное и недовольное бурчание сопровождающих её матросов.
  
  - Может, стоит поискать в лавках в самом городе? - раздался другой женский голос, более мягкий и приятный.
  
  Лис не видел владелицу этого голоса - широкие спины матросов скрывали её от любопытных глаз.
  
  - Надеюсь, там мы найдем что-то получше трески и слизняков, - мрачно кивнула черноглазая женщина и направила свою группу к выходу с рынка.
  
  Немного поразмыслив над вариантами, Лис осторожно двинулся следом.
  
  Следить за этой странной группой оставаясь незамеченным, было просто. Суетящаяся толпа служила отличным прикрытием, да и серая, невзрачная, совершенно не запоминающаяся внешность Мальциуса делала своё дело.
  
  Он следовал за матросами до дверей первой крупной лавки, что ютилась в углу торговой площади в небольшом одноэтажном строении. Вывеска гордо гласила "Всё для моря", но Лис прекрасно знал, что ассортимент у хозяина этой лавки был лишь немногим шире, чем у торговцев снаружи. Ничего полезного из скупых ругательств женщины и угрюмого бормотания полуживой матросни узнать не удалось.
  
  Пока они находились в толпе, Лис имел отличную возможность пошарить в карманах у этих новоприбывших, но рука замирала, останавлеваемая крайне дурным предчувствием. О ловкости и свирепости Зуримских мореходов здесь слагали легенды, а проверять эти сказки на правдивость Мальциусу пока не хотелось.
  
  Завернув за угол здания и схоронившись под распахнутым боковым окном лавки, Лис затих, обращаясь в слух.
  
  - Она довольно красива, не находишь? - раздался приятный бархатный баритон над самым ухом карманника
  
  От неожиданности Маленький Лис совершил самый невероятный прыжок в своей жизни. Подскочив, он оттолкнулся ногой от шершавой каменной стены лавки и зацепился рукой за край крыши, по инерции залетая наверх. Только оказавшись там, Мальциус бросил беглый взгляд за спину. В проулке стоял русоволосый мужчина в потрёпанном дорожном плаще, сжимая в руках небольшой полупустой мешок и старую неказистую лютню. Зелёных, змеиных глазах незнакомца плясали задорные искры, а широкая улыбка так и ослепляла своей белоснежностью. От него не веяло ни опасностью, ни силой, но всё же Лис испытывал беспокойство, глядя на этого улыбающегося мужчину.
  
  - Ого! - в голосе незнакомца звучало искреннее восхищение. - Вот это прыжок! Да вам бы в матросы, по мачтам скакать!
  
  Лис хмыкнул и побежал прочь, перескочив на крышу соседней лавки, а затем спустившись на улицу и смешавшись с толпой.
  
  Его трясло. Как, как он мог не заметить приближения этого незнакомца?! Не услышать шагов, не почувствовать взгляд на своей спине? Почему он позволил застать себя врасплох, напугать? Почему он растерялся и тем самым навлёк на себя подозрение. Теперь всё пропало, нужно спрятаться и забыть о странном фрегате, если он не желает привлечь внимание солдат гарнизона!
  
  Лис петлял по узким тёмным переулкам Солёного Камня, коря себя за неосмотрительность и непростительную расслабленность. Он был в бешенстве, но вместе с тем неизмеримо счастлив. Его сердце стучало как бешенное, ладони вспотели. Он чувствовал себя живым!
  
  Солёный Камень был маленьким, но всё же городом. Тут в изобилии водилось узких тёмных улочек, которые ширились и переплетались словно ветви дерева. Чем дальше от центра и от порта уходил Лис, тем запутаннее становился лабиринт закоулков и переходов. Серые каменные дома центральных районов уже давно сменились деревянными покосившимися хибарами, которые от влажности начинали обрастать мхом, гнить и разваливаться. Улочки тут были совсем узкие - один человек еще мог пройти вперед, но вот двум уже было не разминуться.
  
  Путая следы и двигаясь кругами, Лис пришел к старому дому, который выглядел чуть целее и свежее остальных и некоторое время стоял у ворот, ведущих в двор, наблюдая за полупустой улочкой. Убедившись, что никто за ним не следует, карманник нырнул во двор и, минуя массивную дверь на парадной стороне дома, постучал в маленькую дверцу, которая скрывалась за массивным поленником.
  
  Раздались тяжёлые шаркающие шаги. Маленькая заслонка, закрывающая небольшую смотровую прорезь, открылась. На Лиса смотрели острые янтарные глаза.
  
  - Ну, - нетерпеливо поторопил Мальциус смотрящего. - Открывай давай.
  
  Тяжелый вздох и угрюмое ворчание сопровождали щелканье отпираемого замка.
  
  За дверью стоял высокий, широкоплечий мужчина с угрюмым лицом, покрытом сеткой морщин и странным, тёмно серыми волосами.
  
  - Ну, добыл чего? - слова переваливались у него во рту словно шершавые камни, неохотно выбираясь наружу.
  
  Лис раздраженно махнул рукой и прошёл по узкой лестнице вниз, в тёмное сырое помещение, освещённое пылающим камином и несколькими свечами на массивном столе.
  
  Морщинистый мужчина прошёл следом, что-то недовольно ворча под нос.
  
  Повесив свой тёмный плащ на старую, вычурную резную вешалку, выполненную в виде раскидистого дерева и более уместную в доме какого нибудь богатого купца, чем в подвале деревянной лачуги, Мальциус уселся на стол и схватился за бутылку мутной жидкости, золотистого цвета. Пара глотков терпкого, сладковатого и отчаянно крепкого алкоголя слегка улучшили его настроение.
  
  - Кажется, я старею, - сказал он, чувствуя как тепло медленно растекается по его груди. - Какой-то сопляк сумел подкрасться ко мне и застать врасплох.
  
  Серые брови морщинистого поползли вверх.
  
  Сделав еще один глоток, Лис оставил бутылку в покое и принялся рыскать по столу в поисках съестного. Еды было не густо - пара картофелин, луковица, тонко нарезанные ломтики вяленого мяса и кусок хлеба.
  
  - Есть какие новости? - спросил он, схватив луковицу и впившись в неё зубами.
  
  Мужчина почесал широкий, щетинистый подбородок и медленно заскрежетал.
  
  - Говорят, штормом в гавань загнало имперский фрегат. Толком никто не знает, откуда он и чего делает в наших водах, но в Камень зашёл чтобы закупить провиант и починить поломанную штормом мачту. Говорят также, что команда у этого фрегата - сплошь больные задохлики, бледные и вялые, а еще среди них есть бабы.
  
  - Это я всё знаю уже, - пробормотал Лис, закидывая в рот тонкие и жёсткие полоски мяса. - Видел их. Бабы есть, да только такие бабы любого местного матроса в колесо свернут. Бледные они и правда не в меру. Рыскали по рынку. от рыбы нос воротили. Видимо при золотишке, но проверить я не решился. Слишком мало знаю, да и чую, что может сильно аукнуться. Что ещё?
  
  - Говорят, - вновь заскрежетал мужчина, - они ссадили на берег какого то пассажира. Правда сомнения меня берут, чтобы кто-нибудь по доброй воле направился в Солёный Камень. Значит либо у этого пассажира какие-то дела в городе, либо он учудил чего в плавании.
  
  Эта новость заинтересовала Лиса. В Солёный Камень редко заглядывали простые люди. В основном военные связные, группы пополнения, да редкие караванщики, выполняющие контракты либо с гарнизоном, либо с гильдией купцов. Связные приходили по суше, попадая в город через торговый тракт, так что этот вариант отпадал. К тому же сомнительно было, чтобы военные приказы могли плыть на борту иностранного, пусть и союзного корабля.
  
  Размышления Лиса были прерваны глухим стуком в дверь.
  
  Мужчины замерли, прислушиваясь. Стук повторился, громче и настойчивей.
  
  - Ждешь кого-то? - шёпотом спросил Мальциус.
  
  Морщинистый отрицательно покачал головой.
  
  Бесшумно поднявшись из-за стола, Лис направился в дальний угол комнаты, к большому массивному шкафу. Резные дверцы этого шкафа скрывали чёрный ход, в который и нырнул карманник.
  
  Проползя по низкому и узкому коридору, который был в пору собаке, но никак не человеку, Мальциус оказался во дворе, в высоком кустарнике, служившим отличным укрытием.
  
  Оглядевшись, и не увидев ни блестящих кирас, ни развевающихся плюмажей, Лис невольно выдохнул. Если бы его пришли брать, то дом бы наверняка окружили. Выбравшись из кустов, он бесшумно подошёл к стене и заглянул за угол дома. Сердце карманника вновь дрогнула, и по спине пробежали мурашки.
  
  Там, у двери, ведущей в тёмное их убежище, стоял тот самый русоволосый парень с лютней, и настойчиво долбил в дверь кулаком.
  
  Раздался скрип открываемой заслонки, и скрежещущий голос спросил:
  
  - Чего надо?
  
  Незнакомец улыбнулся и взъерошил свои растрёпанные волосы.
  
  - Я ищу одного человека, который недавно зашёл в вашу дверь. Не могли бы вы позвать его, или впустить меня.
  
  Голос незнакомца пробирал до самых костей. Мальциус не был особо чувствительным ни к музыке, не к пению, но он поймал себя на мысли, что этот русоволосый прилипала смог бы зарабатывать исполняя баллады и похабные песенки в придорожных тавернах.
  
  - Тут никого нет. Я тут один, - отрезал приятель Лиса. - Никто сюда не заходил.
  
  Улыбка незнакомца стала ещё шире.
  
  - Как ни странно, я совершенно уверен, что человек, которого я ищу, зашел в эту дверь, ибо я видел это собственными глазами.
  
  Вновь неприятный холодок пробежал по спине Лиса. Он же специально петлял, запутывал следы, несколько раз проверял наличие хвоста! Никто не смог бы преследовать его и остаться незамеченным! Неужели он, Маленький Лис, величайший из карманников всего закатного побережья, настолько размяк и постарел?!
  
  Впрочем, от этих мыслей вора отвлекали другие переживания. Зачем этот незнакомец преследует его? Почему он в нагло стучится прямо в логово? Пришел ли он один? Успел ли рассказать кому-нибудь о происшествии на рынке? Заметят ли его пропажу?
  
  - Ты ошибся, - угрюмо отпарировал морщинистый привратник. - Проваливай, пока ноги не переломал.
  
  Незнакомец перестал улыбаться, сокрушенно и как-то слишком уж наигранно вздохнул и пожал плечами.
  
  - Ну, что уж тут поделаешь, - с сожалением в голосе сказал он. - Видимо мне придется вернуться к друзьям и рассказать им о недавнем происшествии. Возможно, они захотят уведомить руководство порта и командование гарнизона. Тогда мне не останется иного выбора, кроме как указать на место, где я видел его последний раз.
  
  - Угрожать вздумал, сучье дерьмо! - прорычал морщинистый открывая дверь и выбираясь наружу.
  
  Лис сидел за углом и мысленно прощался с прилипчивым незнакомцем. Каким бы спокойным не выглядел Нангус, а именно так звали морщинистого мужчину, если он начинал драться, то дрался как одержимый. Недаром его прозвали Спящим Медведем.
  
  Мальциус мог оставить заботу о русоволосом Нангусу, но внезапно его одолело любопытство и азарт. Криво усмехнувшись, он вышел из-за угла.
  
  - Погоди, Медведь. Давай послушаем этого соловья.
  
  Кулак Нангуса замер в нескольких волосках от лица незнакомца. Замер и русоволосый, остановив нацеленный в живот верзиле длинный изогнутый кинжал, который внезапно возник у него в руке.
  
  Заметив блеск стали, Мальциус умиротворяюще поднял руки.
  
  - Давайте все выдохнем, успокоимся и поболтаем. Не нужно кровопролития.
  
  Медведь хмыкнул и опустил руки, оставаясь в напряжении, словно готовился в любой момент нанести удар. Незнакомец же ловким движением руки спрятал кинжал в складках замызганного плаща и радостно улыбнулся.
  
  - Я абсолютно с вами согласен. Насилие - это последний инструмент переговоров. К тому же я и пришел сюда с целью поговорить, и ничего более.
  
  - Тогда пройдёмте внутрь, - вежливо предложил Мальциус, чувствуя какой-то мальчишеский восторг от этой странной игры. - Не будем тревожить наших добрых и внимательных соседей. Нангус?
  
  Медведь фыркнул и отворил дверь, пропуская незваного гостя внутрь.
  
  Оказавшись вновь в тёмной комнате, Мальциус предложил незнакомцу присесть за стол, а сам достал из массивного ящика три кружки и пузатую бутылку Меридианского мёда.
  
   - Знаете, - начал он беседу, разливая густую золотистую жидкость по кружкам, - я удивлён вашей смелости, если не сказать безрассудству. Прийти одному, преследуя незнакомого человека, в незнакомом городе, да еще и стучаться в чужую дверь - на это нужна либо смелость, либо отсутствие головы на плечах.
  
  Незнакомец вновь заулыбался, освещая мрачную комнату невиданной белизной своих зубов.
  
  - Ну, у меня есть основания быть несколько самоуверенным и не особо беспокоиться за сохранность собственной шкуры и имущества. Да и капелька риска сделает мои эмоций от посещения этого городка еще острее, что очень поможет мне в моём ремесле.
  
  Мальциус поставил одну кружку перед медведем, затем вторую подвинул гостю, а уж после начал наливать пойло себе.
  
  - Ремесло? - спросил он, изобразив лёгкое удивление.
  
  - Я странствующий поэт, сказитель, певец и исполнитель всевозможных баллад, Сатир Мидгард. Возможно, вы слышали обо мне.
  
  Лис и Медведь переглянулись.
  
  - Увы, но мне неизвестно это имя. Видимо слухи добираются до этих мест необычайно медленно, - с улыбкой ответил Мальциус.
  
  - Несомненно, - невозмутимо кивнул бард.
  
  - Ну, господин Мидгард, рассказывайте, зачем вы искали меня.
  
  Сатир Мидгард раздумывал пару мгновений, а затем попросил:
  
  - Не будите ли вы так добры, и не подскажите ли мне, как к вам обращаться.
  Мальциус вновь поймал взгляд Нангуса.
  
  - Зовите меня Лис, а моего друга - Медведь, - ответил он, прежде чем сделать длинный глоток из кружки.
  
  - Лис и Медведь, - задумчиво повторил бард. - Лис и Медведь. Знаете, господин Лис, в странствиях своих я услышал однажды историю неком братстве, что обитало в подполье Новой Бирмы. Это братство объединяло людей с невероятными талантами в криминальных ремёслах и долгое время заправляла всеми тёмными делами в том славном городе.
  
  Краем глаза Лис заметил, как Нангуса побледнели пальцы, сжатые в кулак. Да и сам карманник испытывал неприятную дрожь от рассказа этого баечника.
  
  - Ну так вот, членом братства давали клички, называя зверями, больше всего соответствующим их талантам. А еще у них бытовала странная церемония, заключавшаяся в особой последовательности подачи выпивки.
  
  Мальциус оставался невозмутимым, хотя это стоило ему немалых усилий. Медведь же сначала побледнел, потом побагровел, а теперь и вовсе пошёл пятнами по всему лицу, портя Лису всю игру.
  
  - Впрочем, это лишь бредни дорожного люда, - после короткой паузы продолжил бард, - да и слышал я эту байку очень уж давно. А я пришел сюда не для пересказывания чужих сплетен.
  
  Он пригубил мёду и в комнате повисла странная давящая тишина. Было отчётливо слышно тяжелое дыхание Нангуса. Медведь выглядел так, словно готов был сорваться с места и вышибить дух из наглеца своими кулаками.
  
  - Я оказался в вашем замечательном городе по печальной случайности. Корабль на котором я плыл попал в шторм, и я предпринял кое-какие действия, чтобы мы благополучно пережили эту стихийную шалость. Увы, команда не оценила моих стараний, обвинив в колдовстве. Наш капитан - человек умудрённый опытом, а потому принял решение высадить меня в ближайшем порту, дабы оградить себя от волнений среди матросов, а меня - от расправы, на которую так скоры простые, необразованные люди. Я нисколько не виню его и полностью понимаю его решение.
  
  Вновь наступила пауза. Мальциус поймал себя на мысли, что манера речи незнакомца напоминает ему о прошлых деньках, когда он промышлял в столица королевств всего Закатного побережья. Все эти многозначительные паузы, витиеватые выражения, хождения вокруг да около - всё это пробудило в карманнике желание вновь окунуться в Танец, почувствовать этот азарт сложного хитросплетения интриг. Впрочем, он быстро отогнал эти мысли, ибо знал, что подобное развлечение наскучит ему очень быстро.
  
  - Ну так вот, - продолжил наконец гость, хватая со стола варёную картофелину. - Оказавшись в вашем воистину прекрасном городке я, к печали своей, обнаружил, что выбраться отсюда не так-то просто. До ближайшего по тракту поселения более трёх дней конного перехода, но ни один караван, ни одна повозка не собираются в ближайшее время покидать стены этого уютного местечка. Более того, в свободной продаже нет лошадей, ибо ни все либо принадлежат гарнизону, либо купцам местной гильдии. Я было подумал двинуться морем, но единственный корабль, который собирается в ближайшие дни покинуть порт - это Печальная Франциска, с которой, собственно, меня и вышвырнули. Так что получалось, что я застрял тут на неопределённый срок, что никак не входило в мои планы.
  
  Мальциус кивнул, всё ещё пытаясь предугадать, куда же заведёт это пространное повествование. Медведь кажется несколько успокоился. Рассказчик тем временем принялся уплетать холодный картофель, словно это было наивкуснейшее блюдо на всём лике Великой Матери.
  
  - Бродя по припортовому рынку в печальных размышлениях о делах моих, я заприметил вас, господин Лис. Вы так увлечённо следили за командой Франциски, которую отправили добывать провиант, взамен утраченного в шторме, что совершенно не замечали ничего вокруг. Догадаться о роде вашего ремесла не составило труда, хотя поначалу меня мучали сомнения. Быть мастером плаща и кинжала в таком маленьком пограничном городке, заполненном солдатами и живущем по военным законом - занятие самоубийственное. Размышляя над этим и держась на расстоянии, я проследовал за вами до той самой лавки. Тогда моё любопытство взяло вверх над осторожностью и я решил представиться. Ваша реакция, господин Лис, превзошла все мои ожидания, укрепив мои догадки о роде вашей деятельности. К тому моменту в моей голове сформировалась некая идея, которую я озвучу чуть позже. Воспользовавшись Вашим примером, я поднялся на крыши и следовал за Вами по ним. Это очень удобно! Если обладаешь достаточной долей ловкости, то можешь оставаться незамеченным!
  
  Теперь настала очередь лиса багроветь и скрежетать зубами, но он сдерживался, прилагая просто нечеловеческие усилия.
  
  - О нет, - продолжил незваный гость, - я не имею в виду, что вы недостаточно опытны или умелы. Вы превосходно путали следы и мне просто повезло не потерять вас из виду. К тому же, в этом районе города по крышам передвигаться было значительно сложнее. Но, в итоге, я сумел проследить за Вами до этого места, и вот мы сидим и мило беседуем за кружкой этого замечательного пойла.
  
  - И всё же я так и не уловил причину Вашего интереса, - сказал Мальциус, вновь берясь за бутылку и наполняя кружки.
  
  - Ну, суть моей проблемы для Вас наверняка ясна - я застрял в этом наиживописнейшем городе на неопределённый срок, что совершенно не входит в мои планы. Я бард, я ищу материал для своих песен, я хочу стать свидетелем самых величайших свершений, пережить самые ужасные катастрофы и сложить обо всём этом такие песни и баллады, чтобы увековечить моё имя в истории Эрды. Увы, слава совершенно нетерпелива, и не станет ждать, пока я выберусь из очередного забытого городка. Пока я следовал за Вами, я размышлял о быте виртуозов карманных краж в подобного рода приграничных городках, и пришёл к мысли, что без крепкого подпольного сообщества, без связей тут фаворитам удачи не выжить. А где есть связи, там, возможно, неудачливый бард сможет раздобыть себе лошадь, ну или приключений, достойных песни.
  
  Странный, скрежещущий, совершенно нечеловеческий звук наполнил убежище воров. Нангус, скривившись в неком подобии улыбки, отчего всё его лицо стало напоминать сетку на геологической карте, смеялся. Мальциусу смех Медведя был знаком, но слышать Лису его доводилось лишь пару раз за всё время их знакомства.
  
  Впрочем, причину веселья друга, карманник мог понять, но выкладывать все свои карты перед разговорчивым чужаком он пока не собирался.
  
  - Давайте предположим, что Вы оказались правы в своих догадках и рассуждениях, - начал Лиса, глядя, как мёд медленно сползает по стенке кружки, оставляя за собой тоненький янтарный след. - Предположим что мы с Медведем являемся, как вы выразились, мастерами плаща и кинжала. Предположим даже, что в Солёном Камне существует крепкое подполье, которое может добыть лошадь или место в караване, благодаря своим предположительным связям. Что вы готовы предложить этому предполагаемому подполью, за столь немалую, в местных условиях, услугу? Или же вы надеялись, что будет достаточно пригрозить раскрыть нас перед командованием гарнизона?
  
  - Я полагал, гипотетическое подполье может заинтересоваться моими талантами. Всё таки я певец и сказитель, я могу сочинить лучшую балладу, которая увековечит гипотетическое подполье в истории Эды!
  
  Медведь медленно сполз под стол, глупо хрюкая от приступа мучительного веселья. Дальше продолжать подобный спектакль становилось очень сложно.
  
  - Не думаю, что гипотетическое подполье возжелало бы предать огласке свои дела, какой бы хвалебной обещанная баллада не была. А даже, если бы пожелала, то увы, никакого подполья в Солёном Камне не существует. Никаких благородных разбойников и честных воров. И, увы никакой лошади. Придется вам, уважаемый, топать по тракту пешком, покуда не встретится Вам попутная повозка или караван.
  
  - Каменные тропы, - внезапно пробулькал Нангус, выбираясь из под стола.
  
  Лис бросил удивлённый взгляд на товарища, недоумевая, с чего в жестоком убийце проснулась этакая честность и желание помочь, но спорить не стал.
  
  - Ну, есть еще одна возможность. Через предгорье Меридиана идет Каменная тропа и, при должном везении, по ней за два дня можно добраться до Монастыря отшельников. Там у монахов можно раздобыть лошадь и двинуться обратно в глубь земель королевств.
  
  - Прекрасно, - не скрывая радости, ответил бард.
  
  Мальциус поднял руку, призывая повременить с благодарностью.
  
  - Меридиан - не место для праздных прогулок. Никто не знает, какие твари обитают в пещерах великого хребта. Ходят слухи, что каждую ночь Каменная тропа меняет своё направление. Без проводника в горы лучше не соваться.
  
  Странная, почти сумасшедшая идея посетила Лиса. Этот незваный гость хоть и не впечатлял своим видом, но нес с собой немалые перемены. Мальциус чуял это и хотел держаться поближе к самому сердцу этих грядущих перемен.
  
  - Впрочем, - продолжил он, - за определённую плату я могу проводить тебя.
  
  - Опасность, неизведанные пути и интересная компания! - кажется предупреждение об опасности только раззадорило Мидгарда. - Лучше не придумаешь!
  
  Он выудил из под полы своего плаща небольшой, но тугой кошелек и положил на стол. Раздался глухой звон монет.
  
  - Это за беспокойство. Ну и еще - задаток за предстоящие труды. По прибытию в монастырь я накину еще столько же. И, если Вы не возражаете, я бы хотел выдвинуться как можно скорее.
  
  Прежде чем Мальциус успел ответить, Медведь поднялся из-за стола, взял кошелёк, задумчиво взвесив его в руке и сказал:
  
  - Выдвигаемся на закате.
  
  Лису только и оставалось, что пожать плечами и довериться чутью напарника, ведь его собственное трепетало от предстоящих опасностей. К тому же, прибить и обчистить барда среди запутанных троп Меридиана было гораздо проще и безопасней.
  
  
  
  
  
  
  Глава шестая: танцы со змеями
  
  Последние тёплые лучи Яра еще цеплялись снежные шапки гор высоко над головами, когда трое людей в походных плащах покинули главные ворота Солёного Камня. Каждый из них нес по небольшой походной сумке на спине.
  
  Пройдя несколько лиг вдоль торгового тракта, который здесь больше напоминал скорее широкую просёлочную дорогу, чем финансовую артерию королевства, они свернули в сторону нависающих скал и быстро затерялись среди многочисленных тропок.
  
  Тропинки плели загадочный узор, петляя между скалами и расщелинами, сходясь и расходясь вновь, ввязываясь в сложные узлы. Некоторые из них заводили в тёмные пещеры, что пронизывали Меридиан сотнями тысяч лиг подземных ходов, созданных самой природой. Ходили слухи, что по тоннелям Меридиана можно было добраться до самого сердца Великой Матери и даже до другого великого материка Эрды - до Серпентария. Только путники всегда сторонились заходить в эти тёмные проходы. Меридиан оставался диким местом, домом для самых невероятных и опасных существ, кусочком древнего мира, оказавшегося на поверхности. Едва ли нашёлся хотя бы один человек, побывавший в глубинах величайшего горного хребта Эрды и сумевший выбраться обратно под свет Яра.
  
  Впрочем, заходить в эти зияющие глазницы скал в планах Лиса не было. Он вёл свою маленькую группу всё выше в горы, подмечая лишь ему одному известные ориентиры. Внизу уже наступила ночь, но здесь же было светло. Лучи Яра обильно отражались от заснеженных вершин, и казалось, что путники движуться по острию кинжала, что разделяет ночь ото дня.
  
  Идя впереди, Мальциус то и дело бросал взгляд назад, продолжая наблюдать за прилипчивым гостем, который и стал причиной этого позднего приключения. Бард увлечённо вертел головой и глазел на величественные красоты горного хребта. Его лицо было одновременно благоговейным и сосредоточенным, словно он радовался красоте природы. но ,вместе с тем, и пытался запомнить всё происходящее вокруг.
  
  Замыкал шествие Нангус, уверенно вышагивая по крутому склону. Он не вертел головой, а смотрел строго вперёд, не отвлекаясь.
  
  - Удивительное всё таки это место! - воскликнул бард, когда они преодолели очередной перевал. - Здесь всё еще светло как днём! А волшебство природы заставляет моё сердце трепетать от восторга, словно в моей грудной клетке завелась маленькая певчая птичка.
  
  - Мы должны использовать этот свет, чтобы добраться до первой стоянки до темноты. Иначе нас больше никогда не увидят.
  
  - И не вспомнят, - как-то печально добавил Мидгард, вновь умолкая.
  
  Некоторое время группа шла в тишине, нарушаемой лишь скрежетом камней под ногами, да тяжёлым дыханием Нангуса, который с трудом переносил подобного рода испытания.
  
  Лис был весьма удивлён, что его товарищ решил пойти с ними, но счёл это неплохой подстраховкой.
  
  - Я слышал,что в Меридиане можно встретить самых разных существ, которые больше нигде не обитают, вновь нарушил молчание Мидгард, когда на вершинах танцевал последний луч Яра. - Даже великие вирмы могут обитать на этих величественных склонах.
  
  Мальциус усмехнулся но поддерживать беседу не стал.
  
  Он мерно шагал вперед размышляя о причинах, побудивших его согласиться на это опасное мероприятие. Теперь, когда утих азарт, Лис никак не мог понять, почему он не прибил любопытного баечника еще в городе. Золото не играло для него такой важной роли, хотя лишними пара десятков монет конечно не будет. Неужели желание встряски затмило собой его извечную осмотрительность? Или же причина не в нём, а в госте. Всё таки не зря же его выкинули с корабля по подозрению в колдовстве.
  
  В пользу колдовства говорила и заинтересованность Нангуса. Чтобы он выбрался из убежища приходилось предпринимать немалые усилия и хитрости. А тут - сам пошёл, без споров и вопросов. Неладное что-то чувствовалось Мальциусу во всём этом.
  
  Они шли, пока дорога была еще различима. Когда густые непроглядные тени опустились на каменистую тропу, а последний луч Яра соскользнул со снежных вершин, Лис скомандовал привал. Дальше двигаться было слишком опасно.
  
  Подыскав относительно ровную площадку на склоне, путники развели костёр. Припасов было немного, поэтому готовить ничего не стали, а просто уселись вокруг трескучего пламени.
  
  Мальциусу не нравилось выбранное место. Группа так и не добралась до первого привала, на котором были спрятаны дрова и кое-какие припасы для путников. Он то и дело нервно оглядывался, и смотрел в непроглядную темень подступившей ночи.
  
  Это не укрылось от глаз барда.
  
  - Я слышал, что в горах Меридианаводятся страшные ночные твари, с которыми нам, жителям побережья, никогда не доводилось встречаться. Гигантские плотоядные многоножки со стальными когтями, которые разрывают твою плоть, пока тварь обвивается вокруг тебя. Или исполинские пауки, способные утащить лошадь.
  
  Медведь усмехнулся.
  
  - Самая страшная тварь в этих местах, - сказал Лис, - это человек, господин Мидгард. Нет твари более кровожадней и хитрее его. Всё остальное - это байки, которыми бабки так любят запугивать маленьких детей. Для человека же тут опасна темнота и собственная беспечность.
  
  Бард кивнул, сверкнув улыбкой в темноте.
  
  - И всё же нельзя отрицать, что в таких диких, неисследованных местах могут обитать невиданные существа.
  
  Нангус вновь издал странный скрежещущий звук, похожий на смешок.
  
  - Горные козороги тут обитают. Медведи, в нижних предгорьях. Птиц превеликое множество, - ответил Лис, улыбнувшись.
  
  - Змеи, - прорычал Медведь.
  
  - И змеи, конечно, - согласился Мальциус.
  
  - Нет! - прошипел Нангус, медленно поднимаясь на ноги. - Змеи!
  
  Лис опустил глаза и вздрогнул. По камням бесшумно текла река длинных чешуйчатых тел. Не было ни шипения, ни привычного шелеста, что являлись привычными спутниками змей. Шевелящийся поток, появившийся со стороны предгорий, по дуге обтекал костёр и устремлялся вверх по склону, и всё же под ногами спутников было полно лоснящихся при свете пламени гадов.
  
  - Не делайте резких движений, - тихо прошипел Медведь, поднимая с с земли палку и принявшись наматывать на неё кусок тряпки, который нашёлся в его мешке.
  
  Мальциус тоже поднялся на ноги, внутренне содрогаясь каждый раз, когда холодный чешуйчатый бок касался его сапогов. Ему хотелось бежать прочь, высоко вскидывая ноги, но он боролся с собой и своим страхом.
  
  Бард же продолжал сидеть на земле, глядя на чудовищное шевелящееся месиво восхищенными глазами.
  
  - Большая змея, - прошептал он, вцепившись пальцами в свою лютню. - Большая змея! Тень крылатого вирма!
  
  Медведь закончил обматывать конец палки тканью и сунул его в костёр. Пламя неохотно принялось жевать неподатливые нити, превращая палку в подобие факела, который Нангус высоко поднял над головой, чтобы осветить как можно больше пространства.
  
  Змеи были везде, они окружили костёр и путников со всех сторон, превратив их маленький лагерь в остров, посреди океана длинных тел. Под этой дрожащей, стремящейся вперёд массой, не было видно ни земли, ни камней, только змеи, насколько хватало скудного света костра и факела.
  
  - Прклятье! - прошипел Нангус. - Мы застряли.
  
  Мальциус молчал, пытаясь унять непроизвольную дрожь. Змеи. Почему именно змеи. Лис мог спокойно сидеть, пока по нему ползали тысячи пауков, не моргнув мог засунуть руку в ведро с личинками червей трупоедов, но при виде холодных шершавых гадов самообладание стремительно покидало его.
  
  - Это же Большая Змея! - радостный крик Мидгарда огласил окресности. - Дети следуют за своим предком! Где-то рядом летит вирм!
  
  Бард вскочил на ноги, выхватил небольшое полено из костра и стремительно ломанулся вслед за бесконечным потоком змей.
  
  - Проклятье! - рыкнул Медведь. - Куда?!
  
  Мальциус завороженно наблюдал, как бард стремительно плывёт в потоке ядовитых гадов, держа быстро гаснущую деревяшку над головой. Казалось, еще секунда, и волна чешуй накроет несчастного идиота, поглотив без остатка, но баячник уверенно двигался вперед, словно вовсе и не замечая творящийся вокруг кошмар.
  
  - Сучье дерьмо! - рычал Нангус, яростно обматывая тряпицей вторую палку. - Он уйдёт!
  
  Лис с трудом понимал, чего от него требует Нангус. Мысли с трудом пробивались сквозь шевелящийся клубок ужаса, который стремительно одерживал верх над Мальциусом.
  
  Тем временем Медведь запалил второй факел, всучил в руки оцепеневшему карманнику и ткнул рукой в сторону исчезающего светлого пятнышка тлеющей головни.
  
  - Быстро! За ним!
  
  Мощная рука ухватила Лиса за ворот плаща и потащила вверх.
  
  Нангус стремительно шагал вперёд, факелом расчищая себе путь. Лис невольно семенил за ним следом, размахивая факелом над самой землей. Его самообладание истончалось, словно туман под безжалостным светом Яра.
  
  Они шли вперед, омываемые целым океаном змей. Казалось, хладнокровных гадов, не интересовали путники. Они были слишком заняты своим стремлением вперед, совершенно уподобляясь бурному потоку. Если бы не факелы, приятелей бы захлестнуло этим беззвучным потоком.
  Стояла давящая тишина, словно вокруг не творилось никакого безумия. В этом мрачном беззвучии гулко отдавались шаги, дыхание было просто оглушающим, а едва слышные ругательства, которые так и лезли из Нангуса, били молотом по ушам.
  
  Лис кое как переборол себя и оторвал взгляд от извивающегося ковра под ногами. Он постоянно твердил себе, что всё впорядке, что змеям нет до него никакого дела. Это помогало, хотя и слабо.
  
  - Сучье дерьмо! - прорычал Медведь, замедляясь. - Где он?
  
  Карманник медленно повернул голову и посмотрел вперед. Там, за пределами света факелов, не было ничего. Видимо мерцающая головня совершенно потухла и ночь скрыла барда от их глаз. А возможно он просто сверзся в темноте в расщелину, или поток змей свалил его.
  
  - Проклятье! - рычал Нангус. - Мы его потеряли!
  
  - Как бы нам самим не потеряться, - тихо прохрипел Лис. - Чёрт с ним с этим бардом. Давай возвращаться к костру. Там безопаснее.
  
  Медведь не ответил. Он продолжал медленно брести вперед, утягивая Мальциуса за собой.
  
  Неожиданно факел выхватил из темноты фигуру человека в плаще. Бард стоял неподвижно глядя перед собой, а у его ног кипела змеиная река.
  
  - Вот ты где! - рыкнул Нангус подходя ближе.
  
  - Тише! - внезапно зашипел Мидгард. - Гасите факела, а то заметит!
  
  Друзья замерли, озадаченные поведением спутника.
  
  - Быстрее! - в голосе барда было столько отчаяния и мольбы, что Мальциус уронил факел на землю и затоптал пламя, быстрее, чем осознал это. Так же поступил и Медведь.
  
  Беспросветная тьма окружила путников. Мальциус с содроганием ожидал, что в любой миг его собьёт с ног и утащит за собой змеиная волна, но ползучие твари мирно обтекали его ноги, продолжая своё стремительное движение.
  
  - Что... - начал было говорить Нангус, но бард зашикал на него, призывая к тишине.
  
  Постепенно, сквозь оглушительную тишину, до слуха Лиса добрался мерный гул, который нарастал, а потом вновь затихал. он был похож на свист далёкого ветра, на рокот пробуждающегося на горизонте вулкана, шум прибоя за горным перевалом.
  
  Спустя некоторое время глаза начали привыкать к темноте, и свет звёзд, что рассыпались над головами путников, словно тысячи ярчайших драгоценностей, смог осветить силуэты гор, камни, лежащие на дороге и чёрный зияющий провал, что начинался в паре шагов от барда. Змеиный поток бесшумно низвергался в эту расщелину и продолжал свой путь где-то внизу.
  
  Неожиданно карманнику почудилось, что гора впереди пошевелилась. Он пригляделся повнимательнее и заметил, что округлая вершина мерно вздымается и опускается в такт нарастанию и затуханию гула.
  
  Мальциус не мог поверить своим глазам - гора дышала, словно какое-то огромное животное. Чудовище.
  
  - Что это? - тихо спросил Медведь, едва справляясь с дрожью в голосе.
  
   - Вирм! - восторженно прошептал бард. - Крылатый вирм! Ты представляешь! Настоящий крылатый вирм! Он даже больше, чем описывал Таргвиний в своём "Сборнике экзотических форм жизни"! Молера пасть! Возможно он здесь из-за шторма. Может непогода застала его в полёте и ему пришлось приземлиться. А может быть он и стал причиной шторма?! Помнится, у того же Таргвиния говорилось, что появление крылатых вирмов сопровождалось невероятными погодными явлениями.
  
  Мидгард болтал не переставая. Увлёкшись, он даже забыл, что нужно шептать, и бормотал, нисколько не беспокоясь о создаваемом шуме. Впрочем, Лису было наплевать на это. Ему уже было наплевать на всё, включая змей, что продолжали нестись чёрной рекой к этой дышащей горе. Вирм! Проклятущий крылатый вирм! Существо из легенд! Самый опасный хищник Эрды! Самый великий вид из всех живших когда либо, и существующих поныне!
  
  В детстве Лис любил слушать сказки о рыцарях, что сходились в неравной схватке с крылатыми вирмами и всегда побеждали. Какая же глупость, эти истории. Сейчас карманник понимал это. Разве может человек повредить таком существу. Ведь даже вид спящего вирма ввергал слабое человеческое существо в благоговейный трепет.
  
  Внезапно мерное дыхание горы сбилось, обратившись воем ветра и скрежетом камней. Земля под ногами путников отозвалась на этот скрежет мелкой дрожью.
  
  Гора задвигалась, отращивая длинную шею, увенчанную крупной, хищной головой, с короной из острых рогов. Два огромных крыла взметнулись вверх, затмевая звёзды.
  
  Бард смолк, завороженно глядя на невероятное существо, которое никто из людей не встречал уже более десяти сотен лет.
  
  Мальциус тоже стоял, словно каменная статуя. Всё его естество разделилось на две части. Одна вопила от невероятного восторга и трепета, друга орала от ужаса и призывала быстрее бежать прочь.
  - Невероятно! - раздался глухой голос Нангуса, а затем всё потонула в всесокрушающем рёве.
  
  Мощные крылья резко взмахнули, и вирм плавно оторвался от земли, замер на мгновение, и полетел вдоль стены горных вершин, постепенно набирая высоту.
  
  Панический голос в голове Мальциуса внезапно стал отчаянно громким. Лису понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, что его так беспокоит.
  
  - Прокляте! - завопил он, едва ли не перекрывая всё нарастающий гул. - Ложись!
  
  И тут же бросился ничком на землю, прямо в самую змеиную гущу, утягивая Медведя следом. Затем последовал удар. Ветер чудовищной силы обрушился на путников, срывая, сдирая со склона всё, что только смог. Мигом сдуло змей, унося большое шипящее облако к подножью гор. Каменная крошка и пыль, врезались в кожу, раздирая плотный походный плащ словно бритвенно острые когти.
  
  Лис вжимался в холодную каменистую почву, цепляясь за неё руками и ногами, даже зубами, и молил всех известных покровителей всех известных конфессий, чтобы те даровали ему сил продержаться.
  
  Когда затих первый порыв ветра, Мальциус приподнял голову, отчаянно хватая воздух, но тут же вжался обратно, ибо до них долетел вторая волна, а затем третья, самая сильная.
  
  От рёва, боли и яростных усилий, перед глазами Лиса появилась красноватая дымка, которая мутнела и темнела с каждым мгновением. Чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, карманник закричал, проклиная эти горы, этот ветер и этого проклятого вирма.
  
  Всё стихло резко и стремительно. Вой ветра быстро отдалялся, унося с собой облако змей и каменной пыли и вскоре в ночной тишине гор звучал лишь крик Мальциуса.
  
  - Всё уже, - раздался хриплый, сбивчивый голос Медведя. - Хватит глотку драть.
  
  Лис вздрогнул и умолк, приподнимая голову. Всё было спокойно. Ни единого ползучего гада не осталось.
  
  - Проклятье, - просипел Мальциус и поднялся, опершись на протянутую руку друга. - Ты в порядке?
  
  Нангус кивнул, стирая кровь с расцарапанного лица.
  
  - А этот?
  
  Еще один кивок указал Лису на барда, который сидел на краю расщелины и смотрел вдаль.
  
  Подавив яростное желание спихнуть идиота со скалы, Мальциус подошёл к нему.
  
  - Ты нас чуть не угробил, господин Мидгард, - его голос звучал скорее жалко, чем угрожающе.
  
  Бард посмотрел на него глазами, полными слёз.
  
  - Но разве это не стоило того? Разве вид этого величественного существа не окупил все возможные риски, Разве стать свидетелем чего-то невероятного - не достойная награда за переживания?
  
  Он внезапно встрепенулся и стал шарить руками по складкам своего плаща, а затем резко вскочил и побежал вниз по склону.
  
  - Стой, сучий помёт! - просипел Лис, но бард и не подумал останавливаться.
  
  Он лишь обернулся на ходу и крикнул:
  
  - Мне нужна моя сумка! Там пергамент!
  
  Мальциус собирался крикнуть что-то яростное в ответ, но Медведь похлопал его по плечу и пошёл вслед за убегающим баечником.
  
  - Там и наша провизия. Пошли, Лис.
  
  Мальциусу ничего не оставалось, как проглотить свою злобы и начать спускаться вслед за товарищем.
  
  Увы, никакой провизии в их маленьком лагере уже не существовало. Безумный ветер снес всё подчистую, даже следов от кострища не осталось, что уж говорить о сумках с вещами и провизией. Лишь старая, потрёпанная лютня, каким-то образом закатившаяся за тяжёлый валун, осталась лежать на земле.
  
  Увидев её, бард радостно вскрикнул, вцепился в тонкий гриф и принялся ласкать пальцами натянутые струны, извлекая странные, но вместе с тем мелодичные звуки.
  
  Лис же не знал, рвать ли ему на себе волосы, либо придушить бренчащего идиота, из-за которого они сотались без еды, вещей и средств.
  
  Нангус, казалось, воспринимал ситуацию гораздо спокойнее. Он деловито рыскал вокруг, в поисках уцелевших ветвей, травы и всего, что могло пойти на растопку для костра.
  
  Немного успокоившись, Лис прикинул варианты.
  
  - Нужно возвращаться.
  
  Резкая, звенящая нота лопнула в темноте.
  
  - Нет! - воскликнул бард. - Это всего два дня пути! Мы продержимся и без провизии!
  
  - Это два дня блужданий по горам, взбирания на отвесные скалы, два дня тяжёлых переходов! - прорычал Мальциус, вновь начиная выходить из себя. - Без еды, без воды, без сил! Это чистое самоубийство! Мы возвращаемся!
  
  Вернулся Нангус, неся в руках несколько крупных веток и немного сухой травы.
  
  - Я не стану возвращаться! - категорично заявил бард. - Нет! Хватит с меня этих возвращаний!
  
  Медведь хмыкнул, но ничего не сказал. Он возился с костром, укладывая ветки на растопку из травы.
  
  - Из-за тебя мы потеряли наши припасы, чуть не погибли! Ты нам задолжал! - рычал Лис, выходя из себя.
  
  - Я вам уже заплатил за беспокойство, - голос Мидгарда стал неожиданно жёстким и холодным. - Я заплачу еще, если вы выведите меня к монастырю. Но не раньше.
  
  - Чем ты заплатишь? - усмехнулся карманник. - Всё твоё добро улетело вместе с нашими вещами! Да и мертвецам деньги ни к чему будут!
  
  Затрещало робкое пламя, прерывая гневную тираду.
  
  - Ты можешь идти куда тебе вздумается, - вздохнул Лис, успокаиваясь. - Но я рисковать своей шкурой и жизнью моего товарища не намерен. Мы возвращаемся.
  
  Зелёные глаза барда неожиданно ярко блеснули в темноте. Возможно это был отблеск разгорающегося костра, но Мальциусу вдруг стало как-то не по себе. Холодный пот побежал по спине, сердце колотилось так быстро, словно Лис вновь стоял по колено в шевелящейся змеиной реке.
  
  Тонкие пальцы вновь коснулись струн, извлекая несколько журчащих, мягких нот.
  
  - Если бы я мог один найти дорогу через эти горы, я бы не стал просить вас о помощи, - голос Мидгарда вновь изменился, став низким, тихим и, вместе с тем, окутывающим, подавляющим все другие звуки.
  
  Лютня вновь запела, порождая мрачную мелодию, полную тоски и отчаянья.
  
  Мальциус с ужасом почувствовал, как его собственная воля, вся его злость и решимость, тают под натиском разрастающегося желания помочь этому человеку в его самоубийственной затее.
  
  - Давайте спать, - внезапно сказал Нангус, укладываясь на камни возле костра и кутаясь в плащ. - Завтра решим, кто и куда.
  
  Его спокойный, тихий голос развеял странное наваждение. Мальциус встрепенулся. приводя мысли в порядок.
  
  - Ладно, - сказал он, поплотнее запахнув полы своего потрёпанного плаща. - Яр укажет нам решение.
  
  Бард кивнул и тоже улёгся, прижимая лютню к груди. Наступила тишина, прерываемая только мерным дыханием и тихим треском костра.
  
  Лис закрыл глаза и тут же провалился в тягучую, тяжёлую дрёму. Но поспать ему не удалось. Когда сон уже протянул к нему свои ласковые руки, другая ладонь тихонько щёлкнула его по носу.
  
  - Что.. - пробормотал карманник разлепляя глаза, но та же ладонь крепко зажала ему рот.
  
  - Тихо! - прошептал на ухо Нангус, - Не шуми. Уходим.
  
  Лис встрепенулся и кивнул.
  
  Небо уже начинало светлеть. Яр еще не показал свой лик из-за горного хребта, но рассвет явно набирал силу. Костёр уже прогорел, оставив лишь несколько тлеющих искр на чёрных углях. Бард мерно сопел, развалившись на земле рядом со своей драгоценной лютней.
  
  Медведь сидел на корточках около Мальциуса и настороженно посматривал в сторону их спящего спутника.
  
  - Нужно уходить, пока этот хмырь не проснулся, - вновь прошептал он. - Иначе нам придется переться через горы, хотим мы этого или нет.
  
  Мальциус кивнул. Подобная мысль уже приходила ему на ум. Проклятый бард вертел ими, словно тряпичными куклами, подчиняя голосом и музыкой.
  
  - Может придушить его? - предложил Лис, беззвучно поднимаясь на ноги.
  
  Нангус отрицательно покачал головой.
  
  - Не стоит марать руки о колдуна, - напомнил он одно старое правило, бытовавшее еще во времена их жизни в Новой Бирме. - Но вот лютню возьмём, вещь, видимо стоящая.
  
  Лис кивнул и осторожно подкрался к спящему Мидгарду. Ловкие пальцы аккуратно подняли лютню с земли, не потревожив ни единого волоска на теле спящего и вскоре приятели мерно спускались по извилистой каменной тропе.
  
  Мальциус не боялся, что бард вернётся в Солёный Камень и натравит на их скромное убежище солдат из гарнизона. Найти дорогу вниз не зная ориентиров было просто невозможно. Лис специально выбрал такой маршрут.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Глава седьмая: Страсти в обители спокойствия
  
  Брат Смотрящий привычно мерял каменистую тропинку своей стопой. Это была часть его ежедневного истязания - семенить по крутым тропкам предгорий. Клятва обязывала совершать тысячу шагов за каждый цикл Яра, поэтому мелкие шажочки, точно на длину узкой ступни Смотрящего, казались брату идеальным выбором.
  
  За четыре года все предгорья вокруг Обители спокойствия были исхожены, все тропки изучены, и теперь Смотрящий мог семенить здесь с повязкой на глазах, ни разу не оступившись. Впрочем, он не спешил усложнять своё истязание. И без того его ежедневные труды считались одним из самых тяжёлых испытаний. Хуже был только истязание целомудрия, которому каждый день подвергал себя настоятель Обители. Его на день запирали в комнате полной блудниц, которые прибывали в монастырь раз в неделю и там он соблюдал целомудрие перед лицом жесточайшего соблазна. Ну, на то он и настоятель, чтобы показывать чудеса выдержки.
  
  Брат Смотрящий не был настолько стоек, хоть и занимал в Обители высокую должность смотрящего за казной. Высокое положение предоставляло некоторые интересные возможности, о которых он и помыслить не мог, будучи простым учеником при монастыре. О тех давних временах он вспоминал с ужасом.
  
  Работа казначея не утомляла его. Тем более что казна Обители почти всегда была пуста из-за необходимости оплачивать разнообразные истязания. Блудницы, редкое пойло, изысканные яства, словом всё, что подвергало искушению слабую человеческую плоть и душу, оплачивалось из казны.
  
  Пополнялась же казна за счет пожертвований и продажи высокогорного сыра, который производили в обители. В королевствах закатного берега очень ценили сыр, созданный трудом пречистых братьев из Обители спокойствия, что позволяло Брату Убеждающему ежегодно заламывать цену на примитивный козий сыр, что получался из молока тех тощих недоразумений, что смогли приспособится к скудной пище высокогорья.
  
  Иногда та или иная церковь, желая укрепить статус и престиж собственной конфессии, совершала крупные взносы в казну монастыря, но это случалось, увы, не часто.
  
  К тому же, как бы не росли доходы обители, они всё равно не поспевали за сложностью, изощренностью и требовательностью истязаний.
  
  Ходили слухи, что настоятель раздумывает о упразднений сложных истязаний до простых ударов палками или кнутами, но это были лишь досужие разговоры, которые, между тем, стали причиной немалого беспокойства среди братьев.
  
  Что же станет с их волей, если не подвергать себя изощренным соблазнам? Неужели они смогут противостоять искушению, которое преследует слабого человека каждое мгновение его жизни?
  
  Размышляя над этим непростым вопросом и прихлёбывая редчайший древесный ром, что остался после очередного сеанса истязания брата Стенающего, Смотрящий продолжал углубляться в хитросплетение каменных троп.
  
  Когда он проходил мимо очередного жидкого куста колючей Брюховоротки, странный звук, похожий на завывание ветра, привлёк его внимание. Продолжая семенить, брат обошёл куст и замер, уронив дорогущую бутылку на острые камни.
  
  Передним, скрючившись, лежал человек в изорванном плаще и совершенно сношеных сапогах, которые разваливались прямо на глазах. Это был мужчина, заросший и перемазанный грязью так, что нельзя было определить ни цвета кожи, ни цвета волос. Руки, такие же вымазанные в земле и пыли, были прижаты к животу, а сам мужчина корчился, словно от боли и тихо стонал. Именно этот стон брат Смотрящий и принял за песню ветра.
  
  По виду этого несчастного было сложно сказать, кто он такой и откуда пришёл, но для брата Смотрящего всё было ясно. Оглушительно завопив, он бросился бежать, наплевав на свой семенение.
  
  - Дикарь! Степняк! - вторило услужливое эхо, далеко разнося его крики.
  
  Путь до монастыря, который, при соблюдении истязания, занял бы не менше пары часов, Смотрящий пролетел едва ли за четверть одного часа. Ворвавшись в двор, брат подскочил к большому тревожному колоколу, закреплённому на длинной жерди посреди увядающего сада, и принялся яростно дёргать за верёвку, создавая невыносимый шум.
  
  Медленно, нехотя, братья отрывались от своих истязаний и выходили во двор, чтобы узнать причину всей этой какофонии и беспокойства. Последним из широкой парадной двери выбрался настоятель, раскрасневшийся, вспотевший и запыхавшийся.
  
  - Что случилось, брат Смотрящий? - сказал он, подойдя к вцепившемуся в верёвку мужчине. - Что заставило тебя потревожить покой нашей Обители и прервать истязания своих братьев?
  
  - Дикари! - вопил Смотрящий, - Степняки здесь! Мы все умрём! Они сожрут наши сердца!
  
  Его отчаянные вопли вызвали волнения в рядах братьев.
  
  - Ну, будет тебе, - постарался успокоить перепуганного брата Настоятель. - Расскажи. что именно ты видел.
  
  Смотрящий отпустил верёвку, поддаваясь уговором Настоятеля. Он всё еще яростно дышал, оглядывая двор полными ужаса глазами.
  
  - Там, у зарослей кишковорота! - он выплёвывал слова, будто это были кислые ягоды. - Дикарь! Степняк! Они здесь! Они идут!
  
  - Дикарь? - удивлённо спросил Настоятель. - Что же он делал там?
  
  - Лежал! - выдохнул брат Смотрящий. - Корчился! Скалился на меня!
  
  Умудрённый опытом и закалённый истязаниями Настоятель хмыкнул.
  
  - Брат Несущий, Брат Яростный, возьмите походные посохи, плащевину, флягу воды и настойку шалы. Брат Смотрящий, вам придется провести нас до места, где вы увидели этого дикаря.
  
  Бедняга сглотнул, но спорить не стал. Перечить Настоятелю было не только бесполезно, но и опасно для положения в Обители. И всё же страх перед ужасными степняками не давал ему покоя.
  
  - Вы хотите поймать этого дикаря и допросить, Настоятель? - спросил он, дрожащим от страха и волнения голосом.
  
  - Вы встретили в горах измученного человека, который с голоду наелся кишковорота и теперь умирает мучительной смертью. Степняк ли он, дикарь ли - это не так важно. Наш долг - оказывать помощь путникам, спускающимся с Меридиана. Возможно Вы уже позабыли об этом, брат Смотрящий, ибо уже давно никто не пытается пройти через каменные тропы. Не позволяйте страху затмевать Ваш разум.
  
  Брат Смотрящий вновь сглотнул подступивший к горлу ком и склонил голову.
  
  - Простите меня, Настоятель. Я поддался страху. Возможно, мне необходимо ужесточить истязание, ибо дух мой оказался слаб перед лицом настоящего испытания.
  
  - Не торопитесь, брат, - улыбнулся глава монастыря. - Все мы - лишь слабые люди. Никакое истязание не способно полностью искоренить из нас наши слабости. Но давайте оставим этот разговор для вечерней трапезы, ибо вот брат Несущий и брат Яросный принесли необходимые нам вещи. Ведите нас, брат.
  
  Смотрящий еще раз поклонился Настоятелю и пошел вперёд, указывая дорогу. В этот раз крылья страха не несли его, а потому дорога заняла значительно больше времени.
  
  Дикарь лежал всё там же, тихо воя. Он уже не корчился от боли, что как мясницкий крюк разрывала его внутренности. Он просто свернулся в клубок, подтянув колени к подбородку и замер, лежа в луже собственной рвоты.
  
  - Вот он, брат Настоятель! Вот он, этот степняк! - закричал Смотрящий, завидев скрюченного мужчину.
  
  Настоятель подошел ближе, пропустив мимо ушей все предупреждения и протесты брата Смотрящего, и склонился над бедолагой, ощупывая его лоб и горло.
  
  - Воды и настойку! - скомандовал он, и спутники поспешно протянули ему требуемое.
  
  Дикарь жадно припал к фляге с водой, но тут же закашлялся, выплёвывая драгоценную влагу на сухую каменистую почву склона. Настоятель хмыкнул, схватил своими крепкими не по возрасту руками дикаря за голову, запрокинул её и начал вливать тягучую и мерзко пахнущую настойку шаны в приоткрытый рот.
  
  Дикарь кашлял и пытался вывернуться, но из крепкой хватки Настоятеля, закалённого суровыми истязаниями, выбраться не смог. Ему оставалось только фыркать и глотать омерзительную целебную жижу.
  
  Когда же, наконец, каменные пальцы главы монастыря разжались, бедолага заскулил и попытался отползти прочь от этих страшных пальцев с их ужасным питьём, но не успел. Шала начала действовать неумолимо и стремительно, выворачивая желудок наизнанку, очищая организм от всего, что человек по глупости, по неосмотрительности или от отчаяния запихнул в себя.
  
  Дикаря рвало, бурно, громко, страшно и болезненно. Братья невольно отступили назад, спасая свои чистейшие зелёные робы от брызг, что разлетались на несколько шагов вокруг. Только Настоятель остался сидеть, внимательно наблюдая за муками дикаря.
  
  Когда же излияния наконец прекратились, и несчастный затих, свернувшись в клубок и жалобно поскуливая, настоятель поднялся, отряхнул свою робу и скомандовал:
  
  - Соорудите носилки и отнесите этого несчастного в монастырь. Ему нужен уход, лекарства, еда, вода и ванная.
  
  - Но разумно ли это, - залепетал брат Смотрящий, - приводить степняка в Обитель? Вдруг его сородичи рыскают по округе, и он впустит их, дабы поживиться на богатствах монастыря?
  
  - Это такой же дикарь, как Вы или я, брат Смотрящий, - Настоятель снисходительно улыбнулся. - Он пришел с гор, а не с равнины, покрой его одежды вполне соответствует модным течениям столичных жителей центральных королевств. да и цвет глаз у него совсем не подходит для кочевника. В любом случае, кем бы ни был этот человек, он в первую очередь путник, нуждающийся в помощи. Проследите, чтобы ему предоставили надлежащий уход.
  
  - Вы необычайно милосердны, брат Настоятель, - пролепетал Смотрящий и бросился помогать братьям вязать носилки из посохов и полотнища, которые брат Настоятель предусмотрительно приказал взять с собой.
  
  Когда группа вернулась в Обитель Спокойствия, Яр уже клонился к закату, бросая последние яростные взгляды на склоны гор, ослепляя глаза и согревая душу. Брат Смотрящий обожал чувствовать на своём лице эти гневные поцелуи Великого Отца, поэтому и выбирал для своего истязания вторую половину дня. Увы, сейчас ему было не до наслаждения последним теплом дня. Он был в панике, хотя и умудрялся сохранять внешнюю невозмутимость. Но каким бы спокойным он не выглядел, внутри он дрожал, словно новорождённый щенок, брошенный под мрачный свет моркота в алые снега.
  
  Его пугал дикарь, который, несмотря на все рассуждения Настоятеля, мог оказаться кочевником-степняком, которые, по слухам пили кровь невинных, а чем праведнее и чище попадалась жертва, тем ужасней были пытки и смерть. Только неизмеримо больше, чем вероятность ужасающей смерти, брата пугала потеря его положения и авторитета в глазах других братьев и, особенно, в глазах Настоятеля, который мог решить, что такой импульсивный и пугливый человек не обладает достаточной чистотой и силой духа, чтобы смотреть за казной.
  
  Потеря имени, потеря положения, возвращение к простым, примитивным истязаниям, вроде ударов плетьми, несомненно ввергнут его дух в упадок, и он больше не сможет противостоять соблазнам. Это перспектива пробуждала такой невероятный, глубинный ужас, что брату Смотрители едва хватало сил оставаться на ногах, а нужно было еще переставлять их, идти вперёд и выглядеть при этом спокойным и чистым, ибо Настоятель шёл рядом, такой невероятно возвышенный и духовный, в своей перемазанной дикарской блевотой рясе.
  
  Монастырь в их отсутствие пребывал в напряжённом ожидании. Братья, обеспокоенные криками Смотрителя о приближении степняков, собрались небольшими группками во дворе и, сжимая в руках мётлы, грабли и прочие садовые инструменты, озабочен поглядывали на массивные монастырские ворота.
  
  Возвращение Настоятели и остальных вызвало облегчённые вздохи и любопытные взгляды.
  
  - Братья, бояться нечего, - зычно оповестил собравшихся глава монастыря. - Этот несчастный, хоть и свиду похож на дикаря, оказался просто путником. Не переживайте и возвращайтесь к своим истязаниям.
  
  Никто не спешил расходиться, все усердно делали вид, что заняты уборкой двора или другими насущными делами, а сами искоса поглядывали на носилки и на брата Смотрителя. В этих косых взглядах Смотрителю чувствовались насмешка, осуждение и злорадное предвкушение, а потому он поспешил убраться под крышу Обители, уводя за собой брата Несущего и брата Яростного.
  
  Все его мысли теперь были обращены на возвращение исчезающей репутации и сохранения положения. Возможно усложнение истязания поможет, хотя брат Настоятель и высказался против подобных мер. А может быть...
  
  Брат Смотрящий задумчиво взглянул на тихо постанывающего, обессиленного и измученного человека. лежащего на импровизированных носилках. Возможно, если он с усердием подойдет к уходу за этим проклятым дикарём, то вновь поднимется в глазах Настоятеля и остальных братьев. Да, это решение грозило некоторыми неудобствами, но имело некий потенциал, который, после недолгих раздумий, Смотрящий счел достойным трудов.
  
  - Несите его в мою келью, братья, - распорядился он и засеменил в сторону кухни, провожаемый недоумёнными взглядами носильщиков.
  
  Пускай удивляются и думают, что брат Смотрящий рехнулся, раз решил поделить своё убежище с немытым дикарём. Пускай они разнесут эту весть по всему монастырю. Такие слухи сыграют Смотрящему на руку, если он всё сделает правильно. А уж он то постарается.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Глава восьмая: Месть барда
  
  
  В Обители Спокойствия время летит незаметно. Дни, наполненные высокими размышлениями и истязаниями, сменяются один за другим, и проносясь мимо, словно стая стремительных речных мальков. Порой течение времени тут можно заметить лишь по листьям на садовых деревьев, которые с неумолимым постоянством, блюдут смену времён года, в срок появляясь, расправляясь, желтея и опадая.
  
  В самих же горах время словно бы застыло. Мох, растущий на камнях, да редкая трава, оставались всегда одного и того же цвета. Зимой тут не было снега, осенью не лили дожди, а путь Яра почти не менял своей длины. Умеренность погоды в этих местах лишь укрепляло дух спокойствия и постоянства братьев.
  
  Только вот брату Смотрителю было не до спокойствия.
  
  - Брат Смотритель! Вот вы где!
  
  бархатистый голос, раздавшийся из-за спины, заставил брата вздрогнуть, но он быстро взял себя в руки, натянул самую добрую улыбку и обернулся.
  
  - Приветствую и вас, господин Мидгард. Радостно видеть вас в добром здравии. Что вас беспокоит?
  
  Русоволосый мужчина, отмытый, побритый и постриженный, одетый в новый кафтан и отчищенные кожаные штаны, да сапоги с высокими отворотами, больше не напоминал дикаря.
  
  - Беспокойство у меня всё то же, - радостно отозвался Мидгард, подбегая к Смотрящему, - бумага, да чернила. Увы запасы исчерпывают себя с непреклонной стремительностью.
  
  При упоминаний бумаги брат Смотрящий внутренне содрогнулся. С тех пор, как этот бродяга, подобранный в горах, смог самостоятельно ходить и держать перо, в монастыре исчезла вся бумага и даже все папирусы, хранящиеся для переписывания священных манускриптов. Настоятель распорядился предоставить гостю всё необходимое для его трудов, но даже закупленных в необычайном количестве листов, хватило ненадолго.
  
  Еще хуже дела обстояли с чернилами, которые Мидгард изводил не то, что бочками, целыми реками.
  
  Но самое ужасное было то, что все эти горы бумаги и реки чернил приходилось оплачивать из казны монастыря, которая стремительно пустела.
  
  - Боюсь, господин Мидгард, добыть еще бумаги в ближайшие дни не получится. Запасы ближайших поселений давно исчерпаны, а изготовление бумаги требует времени и средств. Придётся повременить.
  
  - Но я почти завершил работу над томом! - лицо гостя пылало нетерпением и восторженной увлечённостью, - Совсем немного бумаги, баночка чернил и пару недель! Эти затраты окупятся сполна!
  
  Подобный разговор повторялся раз за разом, в течении последнего года. Дикарь, который после бани и обильного кормления, превратился в образованного, начитанного и сладкоголосого барда, просто горел идеей описать свои злоключения на тропах Меридиана, воспеть Обитель Спокойствия, доброту её обитателе, а еще полить грязью некоторых личностей, которые, по его словам, и довели Мидгарда до того бедственного состояние, в котором брат Смотрящего нашёл его.
  
  Эта идея, хоть и была вполне сомнительна, заинтересовала Смотрящего, и он поспособствовал барду в переговорах с Наставником, который, неожиданно, загорелся желанием помочь и пообещал барду любую поддержку. Увы, это обещание обернулось для Обители Спокойствия угрозой крайней бедности.
  
  - Боюсь, господин Мидгард, я не смогу вам сейчас помочь, - Смотрящий постарался придать своему лицу искренне сочувствующее выражение. - В низинах сейчас начинается зима, а потому торговые караваны не появятся у нас до самой весны.
  
  Мидгард казался опечаленным и озадаченным.
  
  - Но разве совершенно нельзя ничего придумать?
  
  Брат Смотрящий печально пожал плечами.
  
  - Увы. разве что писать на обратных сторонах книжных страниц...
  
  Сказав это, брат тут же пожалел о своей болтливости, ибо глаза барда загорелись интересом.
  
  - А ведь и правда! - восхищённо пробормотал гость. - Столько бумаги пропадает зря! Спасибо, брат Смотрящий. Вы - гениальны!
  
  И он умчался прочь по длинному коридору закатного крыла Обители, не дав Смотрящему даже попытаться возразить.
  
  - Проклятый, неугомонный.. - прошипел брат, но тут же спохватился и умолк.
  
  Ругательства - удел слабых и безвольных. Закалённые истязаниями браться Обители были выше этого. Тем более, отступать брату Смотрящему было некуда. Попытки воззвать к разуму барда ни разу не увенчались успехом, а беседа с Настоятелем уронила бы авторитет Смотрящего. Он сам решил поддержать гостя в его начинании, рассчитывая на славу и доходы с будущей книги, сам подтолкнул его на просьбу к Настоятелю, и теперь несчастному только и оставалось, как идти до конца, удерживая казну на последней ниточке и останавливая неуёмные траты барда хитростью и увёртками.
  
  Ах, если бы запросы этого наглеца в кожаных штанах ограничивались только писчими пренадледжностями. Увы, иные аппетиты барда были такими же непомерными, как и запросы его творчества. Он умудрялся уничтожать весь драгоценный алкоголь, который оставался после истязания трезвостью и делился между всеми братьями, которым истязания позволяли пить. Он съедал почти все изысканные деликатесы, что закупались для истязания голодом и также делились между братьями. Он умудрялся перехватывать жриц любви, что приезжали к брату Настоятелю для истязания целомудрием. Не всех, конечно, но некоторых, чем подвергал истязание опасности срыва.
  
  Всё это беспокоило братьев и оборачивалось для Смотрящего настоящей головной болью. Последние несколько месяцев брат только и делал, как пытался успокоить других обитателей монастыря, увеличивая закупки и пряча запасы в самые укромные уголки. Увы, пустеющая казна уже не могла удовлетворить аппетит одного барда, а все тайники быстро находились и опустошались.
  
  Если бы можно было просто запретить барду трогать запасы братьев, но увы, правила Обители гласили, что любой гость ,оказавшийся в монастыре, мог пользоваться всеми его запасами. Обычно гости не задерживались в монастыре дольше, чем на пару дней, оставляя при этом немалые пожертвования. Обычному человеку в Обители было просто нечем заняться, но этот гость прекрасно умел развлекать сам себя, а потому продолжал беспрепятственно уничтожать провиант.
  
  Как то Смотрящий осторожно спросил Настоятеля, не доставляет ли гость неудобств главе монастыря, но что был дан добродушный и глубокий ответ:
  
  - Его присутствие в Обители - это истязание, посланное нам всем. Оно испытывает и укрепляет наш дух, и обернётся величайшим благом, коли мы сможем выстоять и перенести его.
  
  Увы, сам Смотрящий уже не разделял подобного оптимизма, и, в тайне, надеялся, что Мидгарда сразит какая-нибудь тяжёлая болезнь.
  
  Прошла неделя, а затем еще одна. Брат Смотрящий худел и седел, от постоянного раздражения и хлопот. Его силы были уже на исходе, а казна монастыря опустела настолько, что показалось дно последнего сундука с монетами. Еще одна неделя, и всем в обители придется питаться водой из горных ручьёв, да мхом со склонов Меридиана.
  
  Нужно было что-то предпринять, отказать гостю в поддержке, даже если это грозило потерей репутации.
  
  Брат Смотрящий сидел в своёй келье, среди опустевших книжных полок, и предавался мрачным мыслям, когда тонкая дверь с громким хлопком распахнулась и на пороге появился Мидгард.
  
  - Брат Смотрящий! - выпалил он с порога, повергая несчастного казначея в невероятный ужас.
  
  Сегодня бард выглядел иначе, еще более восторженно и торжественно, чем обычно. Он был одет по походному, даже плащ, который штопали чуть ли не всем монастырём, весел на его широком плече. В руках у гостя лежала толстенная стопка исписанных бумаг.
  
  - Брат Смотрящий, - продолжил он, не давая вставить ни слова, - мой труд завершён! Увы, это означает, что мне придётся покинуть Обитель Спокойствия и отправиться в Новую Бирму, дабы мой труд был напечатан. Я зашёл, чтобы выразить Вам свою безмерную благодарность за ту поддержку, что Вы оказывали мне всё это время! Знайте, я не забуду Вашу доброту! Она будет увековечена в истории и принесёт вашему монастырю невиданную славу и богатство!
  
  Брат Смотрящий удивлённо хлопал глазами, не веря собственному счастью. Неужели! Неужели всё закончилось и этот прожорливый засраниц, раззоривший один из богатейших монастырей во всех королевствах Закатного побережья, наконец то покинет эти стены и оставит его, брата Смотрящего, в покое?!
  
  - У меня есть только одна последняя просьба, - сказал Мидгард, вырывая размечтавшегося казначея из сладостных объятий грёз, - не одолжите ли вы мне одну из лошадей монастыря, чтобы я мог как можно быстрее добраться до Новой Бирмы?
  
  Коня, девственниц, алмазное ожерелье, всё что угодно, лишь бы он поскорее убрался отсюда.
  
  - Конечно, господин Мидгард. Возьмите любого из конюшни.
  
  - Вы невероятно щедры, брат Смотрящий, - улыбнулся бард.
  
  Он было уже собрался уходить, но вдруг замер, с выражением крайней задумчивости на лице. Сердце брата Смотрящего болезненно закололо, а ледяной, словно дыхание Бледной, пот, ручьём побежал вдоль позвоночника.
  
  - Я еще не попрощался с братом Наставником, и с братом Молчаливым... Так торопился отправиться в путь, что совсем из головы вылетело.
  
  - Не беспокойтесь, - торопливо выпалил казначей. - Я передам им вашу благодарность и извинения. Спешите, слава не станет ждать. У вас впереди еще долгий путь. Будьте осторожны!
  
  - И я снова благодарю Вас, брат наставник. Вы правы - нужно спешить.
  
  Он склонился в изящном поклоне и исчез. Брат Смотрящий надеялся, что навсегда.
  
  В отсутствие разрушительного гостя дела Обители постепенно пошли на лад. Сначала пришлось несладко и брату Смотрящий пришлось продать несколько бесценных драгоценный камней, которые постепенно копил, дабы обеспечить себе старость, в случае неразрешимых противоречий с Настоятелем. Это позволило скрыть нехватку средств в казне, хотя очень сильно поколебало решимость брата. Решив, в конце концов, что это тоже истязание, причём гораздо более жестокое и изощрённое, чем даже целомудрие, Смотрящий принял эту жертву. укрепив свой дух.
  
  Потом продажи сыра и пожертвования конфессий восполнили пустующие сундуки и жизнь в монастыре вернулась в привычное русло.
  
  Однажды, в погожий летний день, когда братья предпочитали истязать себя жарой, плавясь в прохладном бассейне, а брат Смотрящий, потягивая прохладное вино, наслаждался приятными горным ветерком, задувающим в бойницу кельи, к воротом Обители Спокойствия подъехал посыльный с объёмным свёртком и строгим наказом, передать его в руки казначея.
  
  Удивлённый и озадаченный, брат Смотрящий развернул переданный свёрток и увидел несколько томов, в богатом твёрдом переплёте из тёмно-красной кожи, подшитым золотой нитью, с золотым же тиснением на обложке: "Глупцы городов, гор и морей" за авторством Сатира Мидгарда.
  
  На стопке, так же лежал пухлое письмо, адресованное брату Смотрящему.
  
  Чувствуя неприятный холодок где-то в районе желудка, казначей распечатал его и выудил несколько листов, исписанных витиеватым почерком, а также вексель Банка Новой Бирмы на приличную сумму, которая, впрочем едва ли могла покрыть хотя бы один месяц того опустошения, которому подвергалась казна монастыря во время пребывания барда в Обители.
  
  Ухмыльнувшись таком милому, но, увы, не исчерпывающему жесту, брат углубился в чтение письма.
  
  Благодарный Мидгард сыпал вычурными образами, описывая, какую неоценимую услугу оказала ему Обитель и как он желает вернуть этот неоплатный долг. Он писал, что книга пришлась по вкусу издательскому дому Новой Бирмы, что её полюбила публика, что принесло ему известность и некоторый капитал, а также контракт с издательским домом. Что высланные им экземпляры книги подписаны им лично и имеют невероятную ценность, так как являются первыми распечатанными экземплярами, чья стоимость будет только расти со временем. Что чек, который он вложил в конверт покроет те издержки, что понёс монастырь, тратясь на его содержание. Он также описывал, какие невероятные неприятности принесла его книга всем тем, кто строил козни и препятствовал ему на пути к славе, а также какие преимущества она дала тем, кто помогал и поддерживал барда. В последних строчках этого помпезного письма Мидгард клятвенно обещал, что доходы Обители от вложения в его дело будут только расти и принесут величайшее процветание.
  
  Поулыбавшись высокопарности строк, брат Смотрящий отнёс письмо и пару экземпляров книги Настоятелю. Они вместе посмеялись, вспоминая, как нашли Мидгарда, а затем брат Настоятель поблагодарил Смотрящего за прозорливость и необычайную находчивость, которую казначей проявил, решившись поддержать барда.
  
  Позднее, вечером, закончив своё привычное истязание, брат Смотрящий уселся в большое удобное кресло и открыл дорогой переплёт, желая слегка ознакомиться с трудом, который так дорого обошелся и ему лично, и всей Обители.
  
  Книга захватила его с первых строк и не отпускала до самого конца. Брат смеялся над колкими остротами, над сатирическими образами, переживал вместе с героем страшные и напряжённые моменты, возмущался, когда сочащиеся ядом слова описывали те несправедливости, что выпали на доли великого поэта. Особенно казначею понравилась та часть, где описывались дни пребывания героя в Обители Спокойствия, и, в частности, как Мидгард описывал брата Смотрящего.
  
  Каждое слово было истинно. Читая про щедрейшего и честнейшего, самого благочестивого и непорочного человека из всех ныне живущих, брат видел себя и соглашался с каждым словом.
  
  Саму Обитель бард описывал как уединённое, спокойное и живописное место, чрезвычайно благоприятное для исцеления, отдыха и работы над величайшими произведениями. Самое главное, что отмечал Мидгард, это богатство закромов монастыря и бескорыстность его обитателей, которые не попросили с барда ни копейки за всё время его пребывания в Обители.
  
  Внезапно брат Смотрящий почувствовал уже позабытую боль в сердце. Его ладони вспотели, а перед глазами начали вырисовываться толпы разношёрстных бардов, поэтов, циркачей и прочих бездельников, бегающих по тихим коридорам Обители, пожирающих и выпивающих всё, до чего только могут дотянуться, и хором вопящих "Брат Смотрящи!".
  
  - О, Яр, о Эрда! - прохрипел казначей, хватаясь за ноющее сердце и содрогаясь от беззвучных рыданий. - Что я наделал!
  
  
  
  Глава девятая: Тишина среди веселья
  
  
  
  Подножие Чёрного холма светилось сотнями разведённых костров. Огни окутывали весь закатный склон, освещая огромный палаточный городок, полный шумного, пьяного и веселящегося народа. Несколько недель народ со всего побережья стекался к этому месту. Здесь были и моряки с островов Зурима, так и суровые земледельцы с пограничных с великой степью земель. Были тут и сами кочевники-степняки, чей вид, в любом другом месте и в любое другое время вызвал бы панику.
  
  Палаточный городок спускался по пологому склону холма и окружал широким разноцветным кольцом большую арену, собранную наспех из привезённых брёвен. Трибуны, обтянутые алой плащевиной, вздымались на четыре человеческих роста. это была одна из самых величайших и собранных наспех арен за всю историю закатного побережья. Очень скоро на ней запылают огни, на длинных скамьях усядутся люди, зажгуться огни и начнётся величайшее веселье из всех, но сейчас арена тёмной скалой возвышалась над морем костров и пьянства.
  
  
  Всё веселье протекало между палаток, бурлило у больших костров и выплёскивалось на равнину неровными волнами ищущих то ли уединения, то ли свежего воздуха.
  
  Сейчас все были равны, и бедняки и богачи, и степняки и горожане. Даже между мужчинами и женщинами здесь было не так уж много различий. Все пили и ели наравне, наравне хохотали, наравне изрыгали излишки выпитого на утоптанную тысячами ног землю. Всех их объединяла одна цель - они собрались, чтобы посмотреть на первые состязания героев, которые благословила сама Церковь Тартары.
  
  Завтра на большой арене избранные герои будут проходить сложнейшие и опаснейшие испытания, сражаясь за право подняться на вершину Чёрного холма и отправиться путём Тартары к Каменному престолу Моркота.
  
  Никто не знал, какими будут испытания и как победитель сможет перенестись с вершины холма на далёкую красную сферу, но одних это не волновало, ибо они прибыли сюда повеселиться или заработать, а другие свято верили, что избранный человек сможет повторить великий подвиг совершенного человека.
  
  Ночь выдалась безветренной, ясной и морозной, но мало кто из прибывших замечал царящий холод, ибо пылали костры и лилась хмельная река. Музыка и танцы, смех и драки - всё это заставляло людскую кровь бурлить в венах, отгоняя ледяную стужу времени Моркота.
  
  В лагере даже не осталось снега - весь был вытоптан и растаял, но вокруг вся степь пылала алыми отблесками мрачной сферы, чей кровавый лик отражался на белоснежных просторах.
  
  Только в одном месте во всём этом палаточном городке не было слышно ни песен, ни смеха, ни разговоров. Это был отдельно стоящий лагерь из дюжины крупных шатров, установленных вокруг огромного костра. Все палатки были пёстрыми и богатыми на вид. Их украшали всевозможные узоры и изображения. Над каждым шатром реял свой флаг. У кого-то это был флаг одного из королевств побережья, у другого - армейский флаг, обозначающий принадлежность к определённому легиону, но в основном на развевающихся полотнищах красовались всевозможные мифические твари, да оружие.
  
  Это был лагерь героев, которым предстояло завтра состязаться за право взойти на холм и за звание самого великого из всех героев.
  
  Тут не было весёлых лиц, не было откупоренных бочек с яблочной брагой. Несколько героев сидели у костра. бросая мрачные оценивающие взгляды друг на друга. Остальные же укрылись в своих шатрах и пытались уснуть, что во всеобщем гомоне и шуме. льющихся со всех сторон, было очень непросто.
  
  Маркус задумчиво пялился на языки пламени. Их хаотичный танец казался ему клубком шевелящихся змей, и это никак не способствовало ни боевому духу, ни настроению. Казалось бы завтра - тяжёлый день, к которому нужно подготовиться, настроится, очиститься. А еще не помешало бы хорошо выспаться. Да только уснуть Маркус так и не смог, оружие просто валилось из рук, не желая поддаваться ни точилу. ни маслу, мысли в голове яростно метались, создавая лишь сумбур и уныние. Ожидание - это самое страшное испытание.
  
  Впрочем маркус умел ждать. Он был охотником, траппером на службе королевской семьи Фирдригана. Обычно, такие люди не признаются героями, да и вообще мало чего из себя представляют, но Маркус умудрился выделиться. Ему просто очень сильно не везло.
  
  Охотясь на оленя, он натыкался на яростную басуру, рвущую в клочья торговый караван, гоняясь за лисами, проваливался в берлогу чёрного медведя, а сопровождая молодого принца на охоте, оказывался втянут в жесточайшее сражение с целым выводком гигантских крыланов-кровожадов, решивших полакомиться нежной монаршей плотью.
  
  Фирдриган славился своей мрачной природой и густыми, болотистыми лесами, в которых водились самые разнообразные чудовища ,и каждый траппер из тех мест мог постоять за себя, но такого невезения как у Маркуса, не было ни у кого.
  
  Апофеозом его несчастий стал последний монарший указ, где Его Величиство Филмород Третий повелевал Маркусу сразиться за звание величайшего из героев, ибо иметь при дворе величайшего героя, это несомненно признак статуса.
  
  Маркусу выделили средства, дали провиант, десяток сопровождающих и отправили к чёрному холму. Теперь он сидел у этого огромного костра среди мрачных, незнакомых ему людей и ждал неизвестно чего, неизвестно зачем.
  
  Первое время траппер приглядывался к потенциальным соперникам, пытался оценивать их и собирать полезную информацию, но быстро забросил это дело. Что мог он разглядеть в этих хмурых, суровых, исчерченных шрамами лицах? Выдающуюся мускулатуру? Слепоту на один глаз? Они же не лесные твари, по внешности которых можно было понять манеру их поведения, стиль охоты и степень угрозы. У людей не было ни выпирающих клыков, ни пятнистой шкуры. ни крыльев, ни торчащих хитиновых пластин. Маркус смотрел на них и видел лишь людей, таких же неудачливых, как и он сам. Возможно даже более неудачливых.
  
  Оставалось только ждать завтрашнего дня, а ждать траппер умел.
  
  Неожиданно, напряженное молчание геройского лагеря лопнуло от сладостных звуков льющейся мелодии. Маркус повернулся на звук и увидел, как в их тихий палаточный круг входит ярко одетый русоволосый мужчина с новенькой лютней в руках. Тонкие, ловкие пальцы, унизанные перстнями, умело летали по струнам, едва касаясь, играя журчащую весёлую музыку.
  
  - Приветствую вас, о сильнейшие из сильнейших, о храбрейшие из храбрейших, о мудрейшие из мудрейших, - продекламировал незнакомец приятным, бархатным голосом.
  
  Маркус заинтересованно пригляделся, ища спасения от тягостного ожидания. Незнакомец был одет по последней моде центральных королевств - вычурно и неудобно. Его длинный, почти до самых щиколоток, подшитый густым мехом камзол, был невероятно пёстр и сковывал движения. Остроносые сапоги, окрашенных яркой охрой, выглядывали из под полы камзола и вряд ли служили надёжной опорой в эту холодную пору. Пёстрая меховая шапка, с торчащим алым пером было скорее просто украшением, чем защитой от холода. Впрочем, незнакомец двигался в своём облачении легко и естественно, словно дикий кот, гуляющий по толстым ветвям тысячелетних деревьев.
  
  - Прошу простить меня за столь позднее и шумное появление, но по дороге к вам меня захватил водоворот безумия, что бушует за пределами вашего уютного лагеря. Я вырвался, едва в живых оставшись, но увы, времени улететь успело немало.
  
  Он мягко прошествовал к костру, аккомпанируя собственным шагам торжественной мелодией. Присутствующие мрачно и озадаченно смотрели на этого разодетого пришельца. Где-то даже колыхнулись пологи шатров, выпуская своих потревоженных обитателей.
  
  Подойдя почти к самому пламени и встав в картинную позу, незнакомец прекратил играть и торжественно провозгласил.
  
  - Позвольте представиться: бард, поэт, популярный автор, известный путешественник и признанный герой Люфтрика - Сатир Мидгард. Я здесь чтобы сложить о завтрашнем дне самую величайшую песнь на Лике Великой Матери и прославить вашу доблесть и силу.
  
  Он сделал долгую паузу, возможно ожидая приветственных криков и аплодисментов, но лишь мрачные взгляды да угрюмое молчание было ему ответом.
  
  - О, я вижу вы все уже настроены на сражение, - ослепительно белоснежная улыбка сверкнула в неровном свете костра. - Не волнуйтесь, я не стану тревожить вас расспросами, если вы сами только того не пожелаете. Я здесь чтобы вдохнуть эту атмосферу предстоящего дня, это гудящее напряжение, почувствовать вашу решимость. Так что спокойно занимайтесь подготовкой, отдыхайте, я не стану тревожить вас боле.
  
  Брад вновь улыбнулся, отвесил вычурный поклон и уселся, конечно же, на скамью рядом с Маркусом. Траппер лишь печально усмехнулся, вновь помянув своё невезение.
  
  Герои вернулись к своему молчаливому созерцанию, изредка косясь на пришельца, который. впрочем держал слово и просто молча сидел, глядя на огонь. Лютня спокойно лежала у него на коленях и, хотя пальцы артиста продолжали гладить её напряженные струны, не издавала ни единого звука.
  
  Казалось бы, на этом всё и закончится, Маркус чувствовал, что бард лишь затаился, словно охотник в засаде, и просто поджидает жертву.
  
  Время шло. Треск костра и тепло, что он дарил, делали своё дело. Герои стали медленно разбредаться по своим шатрам, в надежде хоть немного вздремнуть перед предстоящими испытаниями.
  
  Маркус же тихонько дремал, сидя на лавке.
  
  - Знаете, я ожидал, что здесь будут лишь охочие до славы идиоты, - раздавшийся над самым его ухом шёпот вырвал траппера из сладостных объятий подступающего сна.
  
  - Что? - спросил Маркус, с трудом возвращаясь в реальность.
  
  - Ну, понимаете, весь этот шум вокруг учения Тартары, вокруг пути совершенствования, и вокруг этого балагана, - палец, охваченный тремя тяжёлыми печатками медленно обвёл лагерь. - Я полагал, что всё это привлечёт всевозможных пройдох и самовлюблённых дураков, возжелавших прославиться на волне всеобщего помешательства. Но придя сюда, я с удивлением увидел суровых, серьёзных людей, каждый из которых прошёл непростой путь и по праву может назваться героем. Вот например Кадимус Серебрянное Копьё.
  
  Бард указал в сторону тонкого и высокого мужчины, чьих волосах было больше серебра, чем у всех остальных из присутствующих.
  
  - Он ветеран трёх конфликтов со степняками. Всю жизнь провёл на границе королевств, служа то в одном гарнизоне, то в другом. Он повидал столько крови и боли, поучаствовал в стольких сражениях, сколько и представить страшно. Вряд ли его привела сюда жажда славы и богатства. Скорее - приказ.
  
  Перст артиста переместился в сторону угрюмого чернобородого великана, что сидел, словно каменное изваяние, оперевшись на устрашающего вида топор.
  
  - Или, например, Чёрный Медведь Меридиана, Горан Валимус. Он - бывший шахтёр из кристальных шахт Варидии. Суровый труд сделал из него сурового человека, и когда землевладельцы Варидии совсем потеряли совесть и стыд, он возглавил восстание рабочих и огнём выжег всю спесивую грязь, что налипла на флаг когда-то великого Королевства. Говорят, баллиста попала своим снарядом прямо ему в брюхо, но вот он, живой и готовый сражаться. Вряд ли он ищет славы. Скорее идея привела его сюда.
  
  Маркус прислушивался к бархатным словам артиста, стараясь запомнить каждую крупицу информации, что лилась из этого болтливого рта. Он не знал, пригодятся ли ему эти знания, но знать своего врага никогда не помешает.
  
  - Тут есть и иные. Вон например развевается флаг Тургосы - фаворита Церкви Тартары. Юный, сильный, гибкий, тренированный, он был выращен словно скот ради одной единственной цели - доказать правоту слов Светоборца и Провидца нашего Николоса. Культ... ох, простите мою грубую оговорку, церковь Тартара собрала все известные техники совершенствования человеческого тела и духа и вложили их в этого ребёнка. Вместе с идеями церкви, разумеется. Если он одержит завтра победу, авторитет Церкви поднимется до необычайных высот. Но, боюсь, какими бы травами и тренировками не истязали этого бедного мальчика, завтра его ждёт поражение.
  
  Бард умолк, припав губами к фляге, которая болталась у него на поясе. Траппер же продолжал молча сидеть, ожидая, что же будет дальше.
  
  
  - Вон, справа от Тургосы, стоит шатёр с давно забытым знаменем. Уж не знаю, слышали ли вы о расцвете Орденов и о Фронтире, но в том шатре сейчас медитирует последний живой клирик этого ордена демоноборцев.
  
  Мидгард вновь прервался, задумчиво разглядывая языки пламени.
  
  - Конечно, если не брать в расчёт слухи об одном из основателей ордена, которому приписываются какие-то совершенно невероятные способности, что впору даже крылатым вирмам. Но это всё сказки, а тут перед нами живая история. Столько тайн, мистических практик, аскезы и медитации собрано в этом последнем клирике! Из всех, присутствующих здесь он, по моему скромному мнению, самый опасный. Но всё же им движет злоба и тщеславие, желание возродить сгинувший в веках орден, вернуть былую мощь Фронтира. Он считает, что такое под силу одному человеку. В этом и заключается его главная слабость. Самовлюблённость и крайне преклонный возраст. Такие старики как он, обычно, уже не в состоянии до выгребной ямы доковылять, но не стоит недооценивать стойкость тех, кто готовился петь демонам вечную колыбельную.
  
  Вновь тишина спустилась на этот маленький остров уныния среди океана шумного веселья. Артист задумчиво гладил лютню и осматривал знамёна, что безжизненно висели в безветрии.
  
  - Столько имён, столько настоящих историй, настоящей славы, - сказал он, не скрывая восхищения и, как показалось Маркусу, зависти, - Каждый из присутствующих здесь уже достоин звания героя героев.
  
  - Не каждый, - тихо усмехнулся траппер, - Не все здесь могут назвать себя героем.
  
  Неожиданно звонкий, словно хрустальный колокольчик, смех барда прокатился по молчаливому лагерю.
  
  - Уж не о себе вы говорите, Маркус Варкис, защитник королевской семьи Фирдригана и хозяин чёрных болот? Человек, который в одиночку способен справиться с басурой, на которую обычно отправляют целый латный взвод?
  
  Маркус промолчал. Все эти громкие прозвища и статусы - дело рук королевской пропагандистской службы. Сам он не чувствовал себя ни великим, ни могучим, ни каким-то там хозяином. Он был уже немолодым, уставшим и невезучим охотником, а не великим героем, которого надо славить.
  
  Видимо, бард прочитал по лицу невесёлый ход мыслей траппера и усмехнулся.
  
  - Не стоит сожалеть и в себе сомневаться, - сказал он, начав тихонько наигрывать на лютне медленную мелодию. - Воспринимай это как шанс, ибо не так уж важно, как ты выступишь завтра на арене, ты всё равно станешь известным и принесешь славу и своему королевству и себе. И не важно, кто и зачем заставил тебя участвовать для них, для толпы, ты будешь героем. Победитель же получит не так уж и много, ибо дверь на Моркот едва ли можно открыть совершенством тела и славой.
  
  Он замолчал, продолжив ласкать лютню. Ночь наполнилась сладким томлением тихой мелодии, навевающей сладковатую грусть и грёзы.
  
  Траппер вслушался в эти едва уловимые ноты и вдруг, на секунду. почувствовал себя победителем, тем самым героем, которым никогда не был. В нежных аккордах ему почудился радостный рёв толпы, триумф в сердце и металлический привкус крови во рту.
  
  - Мне же остаётся только наблюдать, - внезапно сказал Мидгард, - и стараться прочувствовать со стороны то, что испытываете вы.
  
  - Может, вместо того, чтобы наблюдать, - внезапно вырвалось у траппера, - стоит попробовать самому?
  
  Мелодия внезапно замолкла. Маркус даже начал переживать, что его шутка внезапно задела этого странного артиста, но одного взгляда на Мидгарда хватило, чтобы понять, что охотник ошибся.
  
  Глаза барда пылали, словно в них развели два костра, в десятки раз больше, чем тот, что горел в центре лагеря.
  
  - Хм... Отбор у них не строгий, - бормотал артист, глядя куда-то за грань реальности. - Геройское свидетельство у меня есть, да и денег на взятку достану. ведь это станет настоящим событием, когда сразиться с героями выйдет гений пера.Слава, продажи...
  
  Кривая ухмылка, достойная самого жуткого из демонов Моркота, исказила красивое лицо барда до неузнаваемости.
  
  - Спасибо за идею, добрый охотник. Возможно, песня моя станет еще более великой, чем смел я мечтать.
  
  Он подскочил на ноги, отвесил низкий поклон и веселью зашагал к выходу из лагеря героев, навстречу бурному веселью простых смертных.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Глава десятая: Путь героя
  
  
  Когда первые лучи Яра скользнули по неровному склону Чёрного холма, веселье еще продолжалось. Костры пылали, как и ночью, люди пели и танцевали, хотя уже не так резво.
  
  Никто в этом весёлом палаточном городе не спал прошедшей ночью. Даже если и были желающие, бурное веселья остальных ставило жирный крест на этой затее.
  
  Впрочем, Маркусу удалось немного подремать, согревшись теплом от костра и утонув в собственных мыслях. Его разбудил низкий рёв, отзывающийся дребезжанием в основании черепа. Это был зов исполинского рога, который возвещал о начале приготовлений к самому значимому событию последнего столетия: к Первой битве героев.
  
  Со всех концов городка к арене потянулись весёлые, усталые и пьяные люди, они громко хохотали, ругались, скандировали гимны своих королевств и хором распевали похабные песенки.
  
  Маркус чувствовал себя странно: голова гудела с недосыпу, всё тело казалось набитым соломой чучелом, но, вместе с тем, на душе было легко. Какое-то странное ликование овладело траппером, загнав мрачный мысли прошедшей ночи куда-то далеко в глубь сознания.
  
  Возможно, виной тому были страные слова барда о том, что они уже победили, возможно это была просто эйфория от завершившегося ожидания. Забрав из палатки свой лучший пурпурный плащ, который вручила ему сама королева, а также свои привычные лук со стрелами, длинный изогнутый кинжал и маленький топорик, с длинным шипом на обухе, охотник поспешил к выходу из лагеря героев. За ним увязалась вся его свита, все эти бесполезные оруженосцы, глашатаи и пехотинцы, несущие гордо развевающееся знамя Фирдриган.
  
  Через импровизированные ворота лагеря уже выходили такие же квадраты прислуги, сомкнувших ряды вокруг своих героев.
  
  Трапперу всё это напомнило триумфальное шествие на день независимости Фирдигана, когда на дворцовой площади один за другим проходили полки освободители, демонстрируя монарху выучку и дисциплину.
  
  Квадраты, щитинившись знамёнами выстраивались в линию и поочёредно покидали лагерь, прокладывая себе путь к арене. Всего их было одиннадцать, по числу героев, и их ждали. От самого геройского лагеря и до широй арки входа на арену образовалась длинная дорога, по краям которой стояли зеваки, сдерживаемые рядами суровых солдат из сочувствующих Церкви Тартары армий.
  
  Всем хотелось увидеть героев, о которых всю ночь травились байки и пересказывались небылицы. Каждому мечталось прикоснуться к ореолу славы, что окружал этих хмурых, невыспавшихся людей, что несли на себе надежды своих покровителей и последователей.
  
  Волей, неволей, под приветственные крики толпы, Маркус проникся торжественностью и значимостью происходящего. Спина выпрямилась, шаг стал ровнее и шире. Он высоко вскинул голову и принял невозмутимый вид, не желая показывать собравшимся людям свои сомнения и неуверенность. Он заметил, как постепенно распрямлялись спины других героев, как их шаг становился уверенней и энергичней.
  
  Это развеселило траппера. Внезапно, вместо угрюмых и опасных соперников, он увидел в других героях собратьев по несчастью, таких же сомневающихся, как и сам охотник.
  
  Может быть бард был прав, и все они уже покрыты великой славой, которая лишь окрепнет, не взирая ни на какие состязания и испытания.
  
  Вспомнив про ночного гостя, Маркус стал осматриваться, пытаясь углядеть пёстрое одеяние этого шумного и странного поэта. Только ни среди толпы, ни среди шествующих героев не было шапки с алым пером. Видимо записаться в герои он так и не успел. Маркус усмехнулся. Ему было бы неприятно выбивать из этого миловидного лица всю эту геройскую дурь.
  
  Арена медленно наплывала на торжественно вышагивающие квадраты. Внезапно из косого, сколоченного наспех балагана, она превратилась в величественное и устрашающее произведение искусства, вполне достойное не только героев, но и королей вместе со святыми любой из церквей. Массивная арка, обитая железными пластинами выглядела угрожающе, словно предупреждения, внушая трепет.
  
  Её вид несколько поубавил пыл Маркуса, но отступать было всё-равно некуда - сзади напирали другие квадраты, а его собственное сопровождение сомкнулось так плотно, что казалось они подозревают о его мыслях о побеге.
  
  У самого входа на арену началась давка. Несколько суровых высоких мужчин в алых робах учеников Тартары потребовали сдать всё оружие, чем вызвали немалое возмущение у героев. Только все возражения и доводы были тщетны. Вскоре всё так бережно оберегаемое и подготовленное к большому дню оружие скрылось в недрах больших сундуков. Тут же попросили остаться всех сопровождающих, аргументируя тем, что Тартара вступил на свой путь к повелителю демонов в одиночестве.
  
  Подчинившись требованию, герои были сопровождены во внутренние помещение арены, где их оставили наедине друг с другом и небольшим камином, который едва ли был способен справиться с суровостью времени Моркота. оказавшись лицом к лицу со своими соперниками, Маркус вновь припомнил слова барда. Только в этот раз на ум шли не ободряющие слова, а его высказывания на счёт участников. Траппер чувствовал себя неуютно в молчаливой компании полководцев, лидеров восстаний и представителей исчезнувшего ордена. Он усиленно разглядывал витую каминную решетку, не решаясь поднять глаза. Впрочем, на этот раз их не заставили долго ждать. Раздался второй рёв рога и одна из дверей комнатки распахнулась, впуская невысокого, пухлого человека, обтянутого ярким зелёным камзолом.
  
  - Герои! - торжественно провозгласил он. - Ваши испытания начинаются! Держитесь с честью и Ваши имена будут воспеты в песнях! Следуйте за мной!
  
  Он развернулся и хотел было покинуть помещение, уводя напряжённых участников, как вдруг распахнулась противоположная дверь, впуская запыхавшегося барда.
  
  Все единодушно развернулись и уставились на вошедшего. Теперь он был одет иначе: в тёмные кожаные штаны, в короткую куртку, не стесняющую движений и в высокие сапоги, чёрные и тупоносые, словно подобранные для контрасту с тем алым остроносым ужасом, что Маркус заприметил на берде в их первую встречу.
  
  - Приношу тысячу извинений, о величайшие из героев, - Мидгард изящно поклонился, сверкая своей хищной улыбкой. - Увы, дела задержали меня и я едва не опоздал к началу испытаний!
  
  - Кто вы? Здесь запрещено находиться посторонним! - завопил зелёный толстячёк, потрясая в воздухе маленькими кулочками.
  
  Бард сделал изящное па рукавом и в его руке, как по волшебству, оказалось несколько плотных листов с чёрной печатью церкви.
  
  - Как вы можете видеть, господин управляющий, я совершенно не посторонний человек, а участник состязаний, Сатир Мидгард. к вашим услугам.
  
  Толстячёк переменился в лице сразу, как только бард назвал своё имя. Он даже не стал смотреть бумаги, а лишь расплылся в тошнотворно сладкой улыбке.
  
  - Конечно, господин Мидгард, мы рады приветствовать столь известного писателя на нашем состязании!
  
  Он торжественно хлопнул в ладоши и, скомандовав "Герои, за мной", бодро зашагал по длинному коридору, в конце которого пылал дневной свет и раздавались крики толпы. Участники двинулись следом, недовольно косясь на вышагивающего рядом барда.
  
  Странное лёгкое веселье внезапно охватило Маркуса. О какой серьёзности испытаний может идти речь, если в нём участвует такой провокатор и балагур, как бард?
  
  Словно услышав его мысли, мидгард оглянулся и, заметив знакомое лицо, вновь расплылся в своей невероятной улыбке.
  
  - Как видите, господин охотник, я воспользовался вашим предложением, - он вроде бы говорил серьёзно, но ядовито-зелёные глаза тем временем искрились от веселья. - Теперь готовьтесь, ибо величайшие бард Эды собрался надрать парочку геройских задниц.
  
  Внезапно черноволосый великан Горан, идущий чуть позади Маркуса, залился громогласным хохотом, который подхватило еще несколько голосов, и вскоре все участники смеялись смахивая слёзы, чем изрядно озадачили управляющего истязаниями.
  
  Так, под аккомпанемент собственного смеха и рёва ожидающей толпы, герои вступили на арену.
  
  Свет Яра на мгновение лишил зрения Маркуса, но чуткий слух заприметил, как под ногами перестали скрипеть доски и начали скрежетать мелкие камешки. В нос ударил резкий запах горючей смолы, сухого сена и тяжёлый запах крупных хищников.
  
  Смех тут же пропал, заглушённый инстинктами охотника, почувствовавшего опасную тварь неподялёку. Вскоре смолкли все остальные герои. Они отчаянно моргали, пытаясь разглядеть, что же за испытания для них подготовила церковь Тартары.
  
  Толпа приветственно ревела, оглушая и дезориентируя.
  
  - Дамы и господа! - взревел управляющий, воздевая руки к небу и призывая к тишине. - Сегодня вы присутствуете при знаменательном событии... Нет при исключительном событии, величайшем дне в истории Эрды. Сегодня, на ваших глазах, одиннадцать величайших героев Закатного Побережья попытаются повторить величайший подвиг Смаэля Тартары и столкнуться с опасностями красных песков Моркота! Эти герои не нуждаются в представлении! Каждый из них уже доказал свою доблесть в бесчисленных боях, но лишь один из них удостоится звания величайшего героя Эрды!
  
  Глаза Траппера перестали слезиться и он наконец смог осмотреться. Внутри арена внушала ещё больший трепет, чем снаружи. Только теперь это было скорее предчувствие предчувствие опасности, нежели восхищение.
  
  Герои стояли на большой каменистой площадке, окружённой со всех сторон широким рвом с водой, которая не обратилась в лёд, несмотря на крепчающие морозы. За рвом, перед трибунами, стояли странного вида технические сооружения, напоминающие с виду искажённые осадные машины. Это были согнутые требушеты, баллисты, с вывернутыми рогами и странные тараны, стоящие на земле. Вокруг этих странных механизмов сновали люди в алых робах Церкви, что-то подкручивая, натягивая и подтаскивая разнообразные снаряды.
  
  Маркусу это не нравилось. Он конечно понимал, что вряд ли их собрали здесь, чтобы просто убить с помощью осадной техники, но кто знает этих фанатиков человеческой мощи.
  
  Управляющий продолжал распаляться и торжественно рассказывал историю Самаэля Тартары, пророка Николоса и историю культа, но его не слушали ни герои, ни зрители на трибунах. Отовсюду слышалось "Хватит языком молоть!", "Давайте героев!" и "Начинайте уже!". Впрочем, пухлого человечка в ярком зелёном наряде это нисколько не смущало.
  
  Он закончил только лишь когда на зрители стали закидывать арену объедками и камнями, что притащили с собой по старой традиции Закатного побережья.
  
  Внезапно устроитель принялся представлять героев публики, рассыпаясь в витиеватых похвалах, которые, зачастую, оказывались совершеннейшим враньём. Маркуса он назвал "Величайшим охотником и монстроборцем Эрды", хмурого юного Тургосу - ярчайшей звездой закатного побережья, а ухмыляющегося Мидгарда - автором величайших произведений и наипрекраснейшего человека.
  
  Толпа немного взбодрилась, приветствуя одиннадцать возлюбленных чемпионов и барда, который непонятно как умудрился вылезти на арену, но продолжал ослепительно улыбаться и приветственно махать зрителям.
  
  - Да начнётся испытание! - закончил пухлый устроитель и торопливо засеменил обратно к внутренним воротам крепости, стремясь покинуть опасную зону. Несколько слуг подняли за ним трапп, переброшенный через ров, и герои оказались отрезаны широкой полосой воды.
  
  Взревел рог, объявляя о начале "Битвы героев".
  
  - Первое, с чем пришлось столкнуться Самаэлю Тартаре на Моркоте - это красная пустыня, полная раскалённого песка и безжалостного смертоносного света Яра. Это было испытание огнём!
  
  Вокруг, словно по команде зажглись факела в руках у слуг, что стояли около странных механизмов. Они одновременно подожгли заряды, что уже были готовы отправиться в полёт через арену.
  
  - Проклятые фанатики, - раздался рёв Чёрного Медведя. - Спалить живьём нас решили?!
  
  Словно в ответ на его крик, огромный пылающий соломенный шар нехотя перелетел через ров, шлёпнулся на арену и неспешно покатился впёред, отбрасывая ошмётки горящей соломы, медленно покатился вперёд, пока не упал в ров с противоположной стороны.
  
  Замерев на краю обрыва, шар закачался, словно раздумывая, а затем нырнул в воду, подняв целый фонтан пара и брызг.
  
  Этот странный снаряд прокатился на значительном расстоянии от героев.
  
  - И это всё?! - расхохотался Чёрный Медведь и арена ответила ему десятком таких же шаров.
  
  Ожидание кончилось, начались пляски с огнём. Соломенные шары катались по камням арены один за другим, норовя смести всё на своём пути. Скорость их движения была невелика, а потому Маркус без труда избегал встречи с пламенём. остальные герои тоже не отставали, ловко лавируя между этими огненными мячами. Даже бард искусно уходил от столкновения, кружась в странном танце.
  
  Постепенно шаров становилось больше, они летели уже с большей скоростью и, вдобавок ко всему, странные баллисты стали выплёскивать на арену струи горящего мусора. Пламя занимало всё больше и больше места, не оставляя пространства для манёвра.
  
  - Сучьи потроха, - не выдержал траппер, когда язык пламени с пролетающего мимо шара подпалили ему брови.
  
  Теперь он едва успевал проскакивать между снарядами, и начал задыхаться, от гари, постепенно окутавшей арену. Но только он подумал, что, видимо не осилит и первое испытание, и начал медленно пробираться к краю арены, где плескалась вода, принемая в себя горящие шары, как прозвучал рог и всё прекратилось.
  
  На арену высыпали люди в робах, с вёдрами и носилками. Они быстро залили и затоптали горящую солому, которая в изобилии валялась на каменистой земле, подобрали пострадавших героев и так же быстро скрылись из виду. Холодный ветер разогнал гарь и перед ликующей толпой предстало шестеро уцелевших претендентов.
  
  Вместе с Маркусом, на нагретом камне арены стоял Кадимус Серебрянное Копьё, перемазанный в саже, но совершенно невредимый, Чёрный Медведь Меридиана Горан, слегка запыхавшийся но всё такой же яростный, Тургоса, которого словно ни сажа ни жара не коснулись, да клирик Фронтира, имени которого Маркус не помнил. Ну и конечно бард всё так же крутился перед зрителями в своём ярком наряде, на котором, казалось, бушующий только что хаос не оставил ни следа.
  
  - Поприветствуем героев, что с доблестью прошли первое испытание! - раздался голос устраителя, и толпа дружным рёвом поприветствовала уцелевших.
  
  - После пылающего дня, на моркот опустилась ледяная ночь, что привела на встречу с Самаэлем полчища младших демонов!
  
  Вновь по ту сторону рва засуетились адепты церкви, утаскивая подальше свои осадные недоразумения и придвигая ко рву большие клетки, накрытые плотной тканью. От этих клеток на милю разило страхом, злобой и псиной. Траппер напрягся, внезапно поняв, что сейчас их ожидает.
  
  Всего клеток было восемь. Адепты расставили их по периметру рва, положили широкие помостки и задвинули клетки на арену, поспешно ретируясь обратно, открывая засовы, сдёргивая покрывала и убирая помостки. На арену выскочили восемь ошалелых, оглушённых и озверевших горных волков, что были в трое крупнее и опаснее своих низинных собратьев.
  
  Встреча с такой стаей для безоружного человека означало лишь одно - быструю дорогу к Бледной, но траппер лишь усмехнулся. Он привык управляться с тварями и похуже. К тому же сами волчары выглядели скорее жалко, чем угрожающе. Их явно не кормили, дабы придать дополнительной резвости и злости, но в этом явно перестарались - твари едва стояли на лапах.
  
  Стая начала медленно кружить вокруг героев, вяло перетявкиваясь и скаля клыки. Маркус хотел было крикнуть, чтобы все оставались вместе и берегли горло, как вдруг Тургоса рванул вперёд, ловко уклонившись от лзгнувших клыков ближайшего волка, ухватил его за шерсть на шее, повалил и начал душить, не обращая внимание на грозное рычание остальных зверей.
  
  Траппер тихо чертыхнулся и бросился следом, пинком ноги откидывая нацелившуюся на занятого юношу тварь.
  
  Этому примеру последовал Кадимус и Горан, и вся арена наполнилась бранью, рычанием, тявканьем и скулением.
  
  Отбиваясь от двух волков, охотник краем глаза заметил, как мимо пробежал бард, преследуемый особо крупной тварью, но отвлечься и помочь несчастному Маркус не мог.
  
  Наконец волчья шея в руках Тургосы сухо хрустнула и юноша переключил своё внимание на одного из маркусовских нападающих. Оттащив волка за хвост, он прижал несчастною тварь к земле и начал наносить жёсткие удары в основание черепа. Воспользовавшись передышкой, Маркус залепил второму волку каблуком в нос и смог перевести дух, пока зверь жалобно скулил, пытаясь зарыть нос в землю.
  
  Вокруг царила неразбериха. Чёрный Медведь пытался перерычать одного из волков, другой кружил с Кадимусом в бесконечном танце выпадов и отступлений. Клирик стоял медленно шёл к краю арены, а перед ним, скуля и пятясь, семенило двое тварей, явно потерявшие желание нападать. Бард же сидел на земле и гладил своего преследователя по холке, что-то быстро быстро нашёптывая. Его лицо, бледное, словно солевые кристаллы на скалистом побережье было искажено страхом, но он продолжал забалтывать свою тварь.
  
  Удивлённо хмыкнув, траппер вцепился своему волку в уши и потащил ко рву. Он не хотел убивать эту несчастную животину, хотя и знал, что волка в любом случае ждёт смерть.
  
  За спиной вновь раздался сухой хруст ломаемых Тургосой животных костей. Загнанные клириком твари сами прыгнули в воду, где их тут же принялись ловить адепты, орудую баграми и петлями на длинных шестах, которыми пользуются для спешивания конницы в бою.
  
  В ров полетел и волк Маркуса, так и не сумевший вывернуться из болезненной хватки. Немного отдышавшись, охотник направился к барду, но тот в помощи уже не нуждался.
  
  - Сидеть! - рявкнул он на льнущего к нему волка, и животное резко село, послушно замерев и виляя хвостом словно дворовая собака.
  
  Траппер почесал голову. Приручить дикого горного волка считалось невозможным, но обучить животное команде сидеть за то короткое время, которое понадобилось Маркусу, чтобы справиться со своим волком, было просто из ряда великих чудес, о которых любят распевать послушники различных церквей.
  
  только сейчас маркус заметил, что трибуны неистовствовали. Зрители орали, смеялись, выкрикивали советы и оскорбления. Весь этот невыносимый гам давил на арену, словно целая гора, обрушившаяся на героев.
  
  Все шестеро участников тяжело дышали и затравленно озирались, пытаясь предугадать, какую же напасть натравят на них устроитель и его дружная команда в алых робах. Но время шло, а звука рога всё не было.
  
  Возможно, высокая комиссия, если таковая и имелась, ожидали, пока все волки не окажутся за пределами арены. Подумав так, Маркус собрался было выпихать смирно сидящую животину в ров, но не успел. Тургоса рванул вперёд и вцепился волку в морду, растягивая зубастую пасть руками.
  
  Волк рычал, извивался, пытаясь вырваться, но вскоре рык сменился жалобным воем, а борьба обратилась в слабые подёргивания.
  
  - Ты что делаешь?! - закричал бард, подбежав к Тургосе и попытавшись оттащить его от волка. - Отпусти его! Он больше не опасен!
  
  Но молодой чемпион Церкви не ответил. Раздался омерзительный, причмокивающий хруст разрываемой челюсти. Волк закричал и этот крик, полный боли и отчаянья на мгновение заставил бушующие трибуны замолчать. В понейшеё тишине Тургоса разжал пальцы и бросил безжизненную тушу на обогрённые кровью камни.
  
  - Зачем? - тихо спросил Мидгард, но его вопрос потонул в ликовании толпы и рёве рога.
  
  - Поприветствуем героев, что с доблестью прошли второе испытание! - торжественный голос устроителя пробился даже сквозь безумие толпы. - Полчища демонов разбиты и вот уже стоит Самаэль у подножия Каменного Престола. Но, прежде чем он сможет взойти на него, ему предстоит одолеть самого сильного из всех подчинённых Повелителя демонов!
  
  Шипящий стрёкот пролетел над ареной, заставив всех зрителей испуганно вжаться в свои скамьи. Невольно сжался и траппер, которому этот стрёкот оказался до боли знаком.
  
  - Сучье дерьмо, - прошипел он, медленно пятясь прочь от источника шума.
  
  Внезапно несколько послушников опустили тонкий трап, подбежали к героям и, вручив им по небольшёму круглому щиту и по длинному копью, быстро ретировались обратно.
  
  Арена опустела. Люди в красных балахонах больше не суетились среди громоздких механизмов - все они сгрудились на высокой стене, что отделяла трибуну от ужаса, творящегося внизу.
  
  Вновь раздался стрёкот, полный ненависти и жажды крови.
  
  - Это оно? - спросил бард, внезапно оказавшийся подле Маркус. - Это трясинный дьявол?
  
  Траппер молча кивнул.
  
  - Невероятно! - в голосе артиста была больше радости, чем страха. - Мы увидим трясинного дьявола! Как им удалось?!
  
  Траппер не разделял его восторга. Ему уже доводилось видеть одного трясинного дьявола, благодаря своему невезению, и повторять такое сомнительное приключение совершенно не хотелось.
  
  Тяжёлые ворота арены с ужасным скрипом отворились, впуская целую делегацию. Десятки адептов церкви Тартары, вооруженные длинными копьями, арбалетами и зажжёнными факелами, осторожно гали перед собой виновника торжества: - восьмиметровую чешуйчатую тварь. короткие, мощные когтистые лапы громко цокали, высекая из камней яркие искры. Маленькие жёлтые глаза, безумно вращались, впиваясь взглядом в очередного адепта. Длинный мощный хвост яростно колотил по земле, отчего длинные хитиновые пластины, расположенные вдоль позвоночника твари, начинали трепетать, издавая пугающий клёкот. Длинная пасть была скована железным обручам, за который, с помощью длинный багров, четыре адепта тащили тварь вперёд.
  
  Все герои невольно отступили назад. Слухи о трясинном дьяволе ходили самые невероятные, а все истории с ним заканчивались мучительной смертью.
  
  - Он же из твоих болотистых лесов. Ну и как с ним обычно справляются? - прошептал Мидгард, неотрывно следя за невероятной тварью.
  
  Траппер невольно усмехнулся, пытаясь унять дрожь, что охватывала его при каждом новом клёкоте.
  
  - С ними не справляются, - так же тихо прошептал он в ответ, словно боясь нарушить пугающее величие момента. - От них спасаются либо забравшись на толстое дерево, либо отпугивая огнём. Но только это не всегда помогает.
  
  - Великолепно, - пробормотал бард, взвешивая в руке выданное копьё и осматривая абсолютно ровную, каменистую арену.
  
  Траппер делал то же самое, пытаясь найти способ пережить новое испытание.
  
  Весь огонь, что был, уже погасили, а из возвышенностей присутствовали только те странные осадные машины по ту сторону рва.
  
  Всё это было слишком странно.
  
  - Наверное ему удалили ядовитую железу, - пробормотал он скорее себе, чем Мидгарду. - Не могут же они просто собрать здесь людей и устроить побоище! Слишком много влиятельных лиц прислали сюда своих чемпионов, вложили сюда деньги...
  
  - Это же культ Тартары, - горько усмехнулся артист. - Они могут творить всё что угодно, хоть целые города пускать под нож, если это поможет даказать их правоту. Слишком богаты, слишком влиятельны, чтобы оглядываться на мнения королей и прочих...
  
  Эти слова нисколько не помогали охотнику успокоиться. Пока шла беседа, адепты втолкали тварюгу по широкому помосту на арену, расщёлкнули железный намордник и поспешну ретировались, захлопнув за собой массивную дверь.
  
  Участники остались наедине со своим испытанием. Трясинный дьявол не спешил бросаться в атаку, он щёлкал устрашающей пастью, полной острых загнутых внутрь зубов, хлестал хвостом по земле и неотрывно следил за замершими на другом крае площадки жертвами.
  
  - Возможно, - внезапно траппер высказал в слух мысль, что пришла ему в голову, - эта тварь не так проворна на суше. Всё таки её ареол обитания - болотистые трясины.
  
  - Выхода у нас нет, - подал голос Серебрянное Копьё. - Берём его в клещи, стараемся обездвижить, а потом уже и добить. Охотник, трепач - вы обходите слева, малой и горец - справа. Я и старик будем отвлекать его внимание.
  
  - Сам ты старик, - прохрипел последний клирик Фронтира, перехватывая копьё поудобнее.
  
  Других возражений не последовало и, разойдясь вогнутым полумесяцем, герои начали медленно приближаться к исполинскому чудовищу.
  
  Кадимус с клириком начали стучать древками по своим щитам, создавая шум и привлекая внимания твари. Казалось, это сработало - трясинный дьявол впился в них своими безжалостными глазами и настороженно замер, приоткрыв пасть.
  
  Траппер старался двигаться плавно и медленно, издавая как меньше шума. Краем глаза он следил за бардом, но тот старательно копировал движения охотника, что Маркуса вполне устраивало.
  
  С другой стороны площадки, так же неспешно и аккуратно, к твари подкрадывались Чёрный Медведь и Тургоса.
  
  Внезапно тварь прыгнула, но не вперёд, где осторожно держа дистанцию шумела приманка, а назад и немного в сторону, выпустив из пасти тугую струю сероватой жидкости, которая задела Горана.
  
  Чёрный медведь сначала зарычал, а потом заорал, словно его варили живьём. Он упал на землю и принялся срывать с себя одежду, которая дымилась едким зеленоватым дымом.
  
  На этом чудовище не остановилось. Приземлившись на самом краю рва, дьявол стремительно побежал, обходя героем по широкой дуге. Короткие лапы ловко семенили по каменистой почве, вызывая целый фонтан мелкой каменной крошки.
  
  - Проклятье! - выругался траппер, отскакивая в сторону и разрывая дистанцию между собой и тварью.
  
  Чудовище пронеслось мимо и резко развернулось, пробороздив когтями по земле. Внезапно перед длинной мордой чудовища выскочил бард и громко крикнул, заставляя свой голос вибрировать и проникать в самую глубь сознания:
  
  - Стой!
  
  Тварь моргнула и резко бросилась на него, широко распахнув пасть. Только вовремя подскочивший Кадимус, который с размаху ударил своим копьём в бок чудовищу и сбил траекторию прыжка, спас этого отчаянного идиота от кривых зубов монстра.
  
  Пролетевшая мимо барда туша яростно зарычала и закрутилась волчком, пытаясь сбросить ветерана повисшего на древке своего оружия. Молниеносный взмах хвостом и Серебряное Копьё покатился по земле, странно хрюкая и неестественно выворачивая руки. Трясинный дьявол тут же помчался за ним следом, желая проглотить наглеца, но на него налетели клирик и Тургоса, целя копьями в глаза и горло твари. Чудовище оказалось слишком проворным и копья звонко чиркнули по камням. Ловко извернувшись, тварь обрушила сокрушительный удар хвоста на клирика. Траппер уже ожидал, что старик обратиться в кровавую котлету, но тот лишь припал на одно колено, болезненно поморщившись. Хвосту повезло меньше. бледная розоватая кровь брызнула на камни арены, вместе с осыпающейся чешуёй и обломанными пластинами.
  
  Чудовище взвыло и молниеносно ретировалось прочь от страшного старика, который уже вновь был на ногах.
  
  Тургоса бросился следом за тварью, скоростью ничуть той не уступая, но прежде чем он смог приблизиться для удара, на тварь обрушился Горан, продолжая неистово орать.
  
  Правая рука героя висела безжизненной плетью, кости проглядывали сквозь прожённую ядовитым плевком плоть, но Чёрный Медведь яростно молотил щитом, зажатым в левой руке, по хребту монстра, вырывая целые пласты чешуи и куски мяса.
  
  Оглушённая, дезориентированная тварь попыталась отскочить в сторону, но траппер предугадал направление её движение и выставил своё копьё, уперев его в землю. Чудовище заточенный металл пронзил плотную шкуру чудовища, заходя всё глубже и глубже, ибо тварь давила всей своей массой и инерцией.
  
  От невероятной тяжести твари, древко в руке у охотника выгнулось и, звонко треснув, разлетелось на щепки, глубоко раскроив ладонь и предплечье Маркуса.
  
  Хитиновые пластинки на спине монстра затрепетали, а в пасти что-то забурлило, но прежде чем ядовитая струя вновь вырвалась наружу, Тургоса всадил копьё в набухший зоб. В горле чудовища что-то оглущительно лопнуло и из раскрытой пасте повалила серая пена. Он нестерпимо воняла и, падая на камни, тихо шипела, порождая струйки зеленоватого дыма, от которого першило в горле и слезились глаза.
  
  Молодой чемпион церкви ловко отскочил в сторону, спасаясь от смертельных брызг, которые разлетались во все стороны, когда лопались серые пузыри.
  
  Но тварь была еще жива. Она яростно молотила хвостом по земле и скребла лапами, медленно разворачиваясь в сторону нападавших. Тут подоспели клирик и бард, которые, сторонясь смертоносного хвоста, принялись наносить удары в брюхо чудовища.
  
  Этот танец длился долго. Понадобилась почти сотня ударов, чтобы выпотрошенный трясинный дьявол, наконец затих, развалившись на земле грудой вонючего мяса.
  
  Зрители были в восторге. Их радостные крики, наверное, можно было расслышать и Веллине, и даже на Серпентире, но траппер не слышал их.
  
  Он медленно опустился на землю, слыша лишь стук собственного сердца. Ссаднила повреждённая рука, но он не замечал и этого. Из его перекошенного рта рвался наружу странный, страшный хохот.
  
  Он выжил и был отчаянно рад этому.
  
  Зарычал рог, возвещая о конце испытания. Открылись ворота и толпы адептов выбежали на арену, быстро убирая с площадки поверженных героев и растерзанную тварь.
  
  Один из них, совсем ещё юнец, с едва пробивающимися жидкими усиками, подошёл к Маркусу и что-то спросил.
  
  Траппер посмотрел на него пустыми глазами.
  
  - Позвольте осмотреть вашу руку, - повторил адепт.
  
  Маркус смог лишь кивнуть, и парнишка тут же принялся осторожно ощупывать изрезанное щепками предплечье. Осмотр, кажется удовлетворил адепта и, смазав руку какой-то мазью, которая тут же остановила кровь и успокоило жжение, вновь обратился к охотнику.
  
  - Ваше ранение позволяет вам продолжить борьбу. Желаете продолжить участие в Битве Героев?
  
  Смысл его слов с трудом пробивался сквозь грохотание сердца в груди траппера, но тот криво усмехнулся и вновь кивнул.
  
  Этого оказалось достаточно. Адепт положил перед ним объёмный свёрток и вернулся к своим собратьям, занятым соскребанием дьявольских кишок с площадки.
  
  Немного успокоившись, Маркус развернул дорогое золотое полотнище и увидел своё оружие: топорик, кинжал и лук со стрелами.
  
  Вид старых проверенных временем и неприятностями инструментов придал трапперу уверенности. Заткнув кинжал за пояс, закинув лук и колчан со стрелами за спину, и сжав в кулаке прохладное шершавое древко охотничего топорика, Маркус почувствовал прилив бодрости и решимости.
  
  Каким бы безумным и опасным не было бы следующее испытание, теперь он был готов побороться за победу. Иначе вся кровь, пролитая на этой арене, была бы напрасна.
  
  - Поприветствуем героев, что с доблестью прошли третье испытание! - слова устроителя властвовали над безумным шумом арены. - У повелителя демонов больше не осталось подчинённых! Но еще остались демону внутри самого Самаэля! Это сражение героев! Победу одержит тот, кто последний останется на ногах!
  
  Вся бодрость и решимость Маркуса тут же улетучилась. Он медленно повернул голову и посмотрел на людей, с которыми только-что, плечом к плечу, одолели одного из самых страшных хищников на всей Эрде.
  
  Тургоса, стоял ровно, словно натянутая тетива, сжимая в руке устрашающего вида фламберг. Бард глупо улыбался, поглаживая свою лютню, а клирик, опустившись на одно колено, что-то нашёптывал своему чекану.
  
  Траппер ждал, что объявят правила сражения, но вместо этого затрубил рог и устроитель торжественно объявил:
  
  - Да начнётся битва героев!
  
  Сердце Маркуса замерло на мгновение, а потом заколотилось ровнее. Он снова почувствовал себя на охоте. Не сговариваясь, он и Тургоса стали осторожно обходить коленопреклоненного клирика. Охотник не знал, какими силами обладал этот древний старик в белой робе исчезнувшего ордена, но того, что он сегодня увидел, было достаточно, чтобы понять - один на один с этим человеком не справился бы никто из присутствующих.
  
  Потом нужно будет разобраться с Тургосой. Малец был крайне опасен, но действовал слишком безрассудно. Если всё сложится удачно, то Тургосу свалит клирик, прежде чем падёт сам. Барда траппер в расчёт не брал.
  
  Топорик быстро перекочевал на пояс и в руке охотника оказался лук. Скрипнула натягиваемая тетива. Маркус целил клирику в ногу. Убивать было не нужно, достаточно сделать так, чтобы он не смог подняться с земли. Тургоса, пригнулся к земле, выставив фламберг перед собой словно копьё. Но, прежде чем молодой чемпион успел прыгнуть, а охотник - выпустить первую стрелу, раздался первый аккорд, пронзительный и оглушительно печальный.
  
  Рука Маркуса дрогнула, отправляя стрелу в полёт к стене, что отделяла арену от трибун. Тургоса же, сделав первый шаг, оступился и распластался по земле.
  
  Охотник потянулся к следующей стреле, видя, как клирик медленно встаёт с колен, но мелодия продолжала вливаться в его тело, делая любое движение невероятно тяжёлым, а борьбу - бессмысленной.
  
  А потом раздался голос Мидгарда, обрушивая душу траппера в бездну отчаянья.
  
  - Неслышно ступает по Матери лику,
  Хозяйка безжизненных серых земель.
  Ты так распалялся, ты пел о великом,
  Но что же поник головою теперь.
  
  Неужто пред нею ушла твоя храбрость
  Угас весь твой пыл и развеян напор.
  Сдавила тебя, словно клещи, усталость,
  Лишь в серых глазах ты увидел укор.
  
  Глухо звякнула стрела, выпавшая из ослабевших пальцев. Вслед за ней полетел на землю и лук. Траппер пытался бороться с накатившей слабостью, но мягкая, тягучая мелодия вдавливала его в землю, словно целый камнепад, обрушившийся на спину.
  
  Впереди неловко барахтался на земле Тургоса, пытаясь подняться, но его движения были слишком вялы и слабы. Лишь клирика, казалось, не трогала эта песня. Он продолжал спокойно стоять, сжимая чекан в руках и хитро, по стариковски щурить свои выцветшие глаза.
  
  Стоять на ногах было невыносимо тяжело, и охотник медленно опустился на необычайно мягкую и удобную каменистую почву. Песня продолжала звучать, лаская и баюкая, навевая волшебные сны.
  
  - Неплохо придумано, бард, - прохрипел клерик, перехватывая чекан и начиная двигаться. - Но только ты просчитался с одним противником. Меня учили противостоять шёпоту куда более сильному, чем твои завывания.
  
  Маркус сделал над собой усилие и повернул голову, чтобы видеть, что происходит.
  
  Клирик спокойно подошёл к бледному, напряжённо поющему барду и крутанул своим чеканом, больше чтобы напугать, чем ранить.
  
  Мидгард отскочил на пару шагов и перестал играть. Лютня повисла на ремне за спиной, а в руках блеснули длинные искривлённые кинжалы, похожие на змеиные клыки.
  
  - Ну давай, бард, - старик продолжал наступать, улыбаясь. - Посмотрим, какой из тебя герой.
  
  Лицо Мидгарда стало неожиданно серьёзным. После всех тех улыбок, что он сыпал каждую секунду своего пребывания тут, эта серьёзность смотрелась неожиданно пугающе.
  
  Клирик сделал пару шагов и неожиданно рванул вперёд, распластавшись по земле, словно дикая кошка. Острый шип на обухе чекана, со свистом разрывая воздух пронёсся, едва не зацепив барда за ногу, но тот чудом успел подпрыгнуть.
  
  Клирик резко изменил направление атаки, словно его тело было неподвластно привычным законам этого мира. Холодный блеск металла блеснул восходящей молнией, и Мидгард грохнулся на землю прямо перед носом у Маркуса, словно груда безвольного тряпья.
  
  - Умение обманывать слух не сделает из тебя бойца, мальчик, - с усмешкой сказал старик останавливаясь и выпрямляясь. - А упражнения с пером не заменят столкновения холодной стали.
  
  Старик замолк, резко переменившись в лице. Его густые серебряные брови поползли вверх, почти до самого лба. Всё лицо вытянулось, словно от удивления. Тоненькая струйка крови потекла из уголка рта, окрашивая бороду в розоватый цвет.
  
  - Я не только уши умею обманывать, - раздался голос барда, - но и глаза.
  
  Клирик скривился, булькнул и медленно осел на землю. Мидгард стоял за его спиной, одетый в одну лишь полотняную рубаху с золотой вышивкой, да свои кожаные штаны. Куртка и сапоги же лежали перед охотником. Кровь срывалась с кончиков его кинжалов, падая на землю и звонко разбиваясь о камни.
  
  Бард выпрямился, огляделся, скользнув взглядом по трапперу и Тургосе, а затем глубоко вдохнул и пропел своим странным вибрирующим голосом.
  
  - Спать!
  
  И чёрное крыло небытия укрыло Маркуса, даря забвение и безумные сновидения.
  
  Он вновь был в родных лесах. Шла охота на странного, невероятно яркого и красивого лиса. Собаки гнали его прямо на королевскую семью, но в последний момент вместо оружия в руках охотников оказались букеты цветов, которые они принялись усердно бросать в лиса, а тот усмехался и кланялся.
  
  Из глубин сна его вырвала легкая оплеуха.
  
  - Что такое? - прохрипел Маркус, с трудом приходя в себя.
  
  - Он очнулся! - радостно закричал один из множество оруженосцев и слуг, что столпились вокруг него.
  
  Раздались радостные крики, которые отозвались резкой болью в мутном сознании траппера.
  
  - Бард правду сказал! - радостно вещал оруженосец. - Это был просто сон! Вставайте мастер Варкис! Битва Героев окончена! Вы проиграли, но были стали одним из самых лучших! Его Величество будет доволен!
  
  - Проиграл? - сквозь плотный, словно похмельный туман, что медленно рассеивался в голове охотника, стали пробиваться воспоминания. - Ах... Да... Мидгард...
  
  - Да! - радостно закивал оруженосец. - Мастера Мидгарда признали величайшим из героев. Это было так неожиданно и великолепно! Никто не думал что известный бард окажется настоящим героем! Вставайте мастер. Сейчас он будет восходить на Чёрный Холм!
  
  Траппер пробурчал что-то бессвязное, но поднялся, держась за голову, и огляделся. Вокруг висели ковры и стояли знакомые сундуки. Он был не на арене или не где-нибудь в лазарете, а у себя в шатре, в своей постели.
  
  - Сколько я проспал? - прохрипел он, чувствуя жжение в глотке.
  
  - До самого заката, мастер, - отозвался оруженосец, предусмотрительно подавая трапперу флягу с водой. - Мы никак не могли вас добудиться, решили, что бард заколдовал вас.
  
  - Заколдовал, - прохрипел Маркус и припал к горлышку, жадно глотая целительную влагу.
  
  Напившись и немного оклемавшись, он засунул ноги в свои сапоги, накинул поданную шубу и кивнул восторженно перешёптывающейся толпе своих прислужников, которым явно не терпелось убежать смотреть на восхождение.
  
  - Давайте, ведите меня. Посмотрим, отправиться ли этот артист на красную сферу.
  
  По шатру прокатились сдерживаемые смешки и вся делегация, вместе с флагами и в парадном построении выдвинулась прочь из лагеря героев, как и перед началом испытаний. Только не было теперь других пёстрых квадратов других кортежей. Команда Маркуса покидала лагерь в одиночестве.
  
  Восхождение на Чёрных холм проходило на широкой, специально построенной для этого дня, дороге, что тянулась от самого подножия через палаточный город и уходила вверх по склону, виляя, словно змея. Сложно было назвать прогулку по такой дороге восхождением, но Церковь Тартары любила красивые броские названия. Дорогу эту называли путём героя, у у этого пути было не протолкнуться. Все обитатели праздничного города столпились вдоль обочин, образуя плотную, шумящую и шевелящуюся стену.
  
  Перед толпой стояла шеренга закованных в броню адептов Церкви. Их невозмутимость и выдержка явно говорили о принадлежности к одной из армий королевств.
  
  Завидев приближающуюся делегацию под флагом Фирдригана, эти воины шустро растолкали толпу и создали проход, достаточно широкий, чтобы Маркус со своей свитой смогли пройти.
  
  - Поприветствуем героя, принявшего участие в Первой Битве Героев и выжившего во всех испытаниях - пронёсся над толпой знакомый голос, но сколько макрус не всматривался, толстячка устроителя разглядеть не смог. - Маркус Варкис, победитель чудовищ и защитник чёрных болот!
  
  Толпа дружелюбно загудела, приветствуя охотника. Маркус с удивлением наблюдал за всеми этими веселыми людьми, которые приветливо улыбались, смеялись и махали ему руками. Словно и не было тех странных, жутких испытаний, призванных скорее убить участников, чем испытать их. Словно кровь и боль героев - это радость толпы.
  
  Траппер вздрогнул от внезапно накатившей волны холода. Всего произошедшего было слишком много, и, хотя охотник повидал множество крови и смертей, камни арены врезались в его память, словно шрамы на повреждённой руке.
  
  Между тем делегацию героя Фирдригана провели по дороге почти на самую вершину, где Маркусу предложили проследовать в специальную ложу, что располагалась на специальном помосте, сооружённом на самом краю зеркально гладкой вершины Чёрного холма. Прислугу и прочих сопровождающих же разместили внизу.
  
  Поднявшись по массивной лестнице, Маркус с удивлением обнаружил, что больше никого на помосте нет. Высокие резные кресла, явно предназначавшиеся для героев пустовали. Не было даже вездесущих адептов Церкви.
  
  Охотник мрачно усмехнулся и подошёл к краю помоста, отгороженному дощатыми перилами. С этой площадке открывался вид как на всю дорогу, так и на вершину. Трапперу была видна даже его собственная палатка, оставшаяся внизу.
  
  Яр почти уже скрылся за горизонтом, уступая власть багровому полумесяцу малго Моркота. В толпе начали зажигать факелы, отчего на алом снегу заплясали причудливые тени. Картина была пугающей и завораживающей одновременно.
  
  На помост поднялся слуга, неся графин с подогретым вином и сочные кусочками слегка подвяленого мяса на небольшом подносе. Желудок траппера тут же угрюмо заворчал, припоминая голодовку прошлой ночи и напряжение дня, так что Маркус с жаром набросился на еду, чувствуя, как хмель с пряностями, да сытость постепенно прогоняют туман из головы и слабость из тела.
  
  Крики и шум внизу начал усиливаться, сообщая о начале какого-то движения. Оторвавшись от явств, Маркус принялся выискивать причину шума, надеясь увидеть ещё один прямоугольник со знамёнами.
  
  Внизу, по широкой дороге шёлединственный человек. Пёстрые одеяния и алое перо, что было заметно даже с такой высоты, а так же неистовый рёв толпы не позволили бы ошибиться - на путь героя вступил сам герой героев, поэт, певец и сказитель, Сатир Мидгард.
  
  На дорогу летели цветы, взбудораженная толпа усиленно наседала на вооружённое заграждение. Гам стоял такой, что недавний ор на арене казался лёгким шёпотом. Мидгард уверенно шагал по дороге, приветливо помахивая рукой и ослепительно улыбаясь.
  
  Когда он поднялся выше, траппер смог разглядеть лютню, что болталась на широком ремне за спиной у барда.
  
  - Лютня, - усмехнулся Маркус, вновь припадая к кубку с вином. - Нас всех одолел парень с лютней. Вот такие вот мы герои.
  
  - Что, простите? - переполошился слуга, но охотник просто отмахнулся от него, как от назойливой мухи.
  
  Пока бард поднимался по пути героя, Маркус успел осушить весь графин и доесть почти всё мясо. Впрочем, делить его тут было всё-равно не с кем. Никто из участников больше не появился.
  
  Охотник ожидал, что Мидгарда тоже проводят на эту площадку, но вместо этого бард, сопровождении адептов, отправился в глубь зеркального плато.
  
  - Куда это его?
  
  Слуга, не ожидавший вопроса сначала замялся, но потом ответил.
  
  - Мастеру Мидгарду позволено попытаться отправиться вслед за великим Самаэлем Тартарой, чтобы повторит его восхождение к Каменному Престолу.
  
  - Вслед за Тартарой? - хмыкнул Маркус, глядя как отдаляется фигура с алым пером в шапке. - На Моркот?
  
  - Да, мастер Варкис.
  
  Траппер принялся хихикать, давясь недожёванным куском, а затем и вовсе расхохотался в голос, разливая остатки вина из своего бокала на побледневшего от ужаса слугу.
  
  Внезапно ветер донёс до площадки голос барда.
  
  - Это как струна... Она... Поёт?!
  
  Все вокруг смолки. Замолчал и маркус, прислушиваясь и пытаясь рассмотреть, что же происходит там, на зеркальном плато. даже толпа внизу притихла, словно голос Мидгарда был способен достичь и их ушей.
  
  - Не знаю, - вновь раздались слова, принесённые ветром. - Я думал это старые байки, коих я и сам сочинял немало. Я могу попробовать коснуться её.
  
  Напряжённая, давящая тишина опустилась на Чёрный холм. Все замерли, ловя каждое слово, каждый звук, что парили в воздушных потоках.
  
  - Ну, посмотрим, какую музыку ты нам сыграешь, - прилетел звонкий смешок артиста.
  
  А затем всё потонуло в яростном грохоте и ослепительной вспышке. Яростная, ветвистая молния обрушилась на зеркальное плато, прямо в то место, где стоял бард.
  
  Волной поднявшегося ветра Маркуса повалило на доски площадки, а слугу едва не скинуло вниз.
  
  Охотник был ослеплён и оглушён. Всё вокруг было залито белым маревом, а в ушах стоял чудовищный звон. Понадобилось немало времени, чтобы траппер вновь обрёл способность видеть и слышать.
  
  Над Чёрным холмом стояла мёртвая тишина, и только тоненький визг бегущей по зеркальной вершине фигурки в алой робе адепта Церкви разрушал это чудовищное молчание.
  
  Алого пера нигде не было видно.
  
  
  
  
  
  Глава одиннадцатая: Корону за кипу бумаг
  
  Мастер Шац стоял в дверном проёме, что вёл на кухню, и разглядывал переполненную таверну. Его лицо было каменным и не выражало абсолютно ничего, кроме разве что скуки, но в душе он плакал. Правда, плакал ли он от счастья или от печали - никто не знал. Даже он сам.
  
  
  Казалось бы, чего ему печалиться - его таверна переполнена, несмотря на то, что Вторая битва героев отгремела уже две смены сфер назад. Подножие Чёрного холма должно было опустеть уже через неделю после битвы. Людям нужно готовить поля к приходу Аулы, нужно охотиться, валить лес, править мечи и кольчуги, выходить в море, стоять на гарнизонной стене. Нужно зарабатывать на хлеб, а не просиживать штаны на забытом всеми сферами склоне, в холодной палатке.
  
  И всё же, палаточный город продолжал гудеть тысячами голосов. Он жил, наплевав на рассудок, на погоду, на начинающийся голод, ибо большинство лавочников давно исчерпали свои запасы и свернули палатки, возвращаясь к своим привычным делам. Остались только самые отчаянные, предприимчивые, азартные или упёртые, усилий которых едва хватало, чтобы прокормить не желающую рассеиваться толпу.
  
  Прошло холодное время Моркота, отцвели цветы Аулы, даже пламенный жар Хеля уже остался позади, а жизнь никак не хотела покидать Чёрный холм. И центром этой жизни была небольшая таверна "Берлога для героя", которой и заведовал мастер Шац.
  
  Все несчастья мастера начались в самый разгар горячего сезона. До Битвы Героев оставалось всего два два дня. Весь холм был объят безудержным пьянством и весельем. В таверне было полно народу, гудели пьяные голоса, вино и спирта лились рекой. Мастер носился по кухне, помогая то поварам, то девкам-разносчицам и был счастлив, прикидывая, сколько же он заработает за на этой Битве. Учитывая, что цены мастер Шац заломил до небес, доход от предприятия сторицей окупал все затраты по постройке этой хибары, по доставке выпивки и закупке провианта. Даже выплатив прислуге причитающиеся им гроши, Шац возвращался в родную деревню богатым человеком.
  
  "Берлога для героя" располагалась на склоне, почти у самого "Пути героя". Это весьма удачное место, которое удалось выторговать у Церкви Тартары за немаленький мешочек золотых, приносило не только престиж, но и приток постояльцев, а также просто желающих перекусить и выпить в самой гуще событий. Ну и цену на всё позволяла заломить необычайную. Клиентов было навалом. Все комнаты были заселены, а в зале постоянно сидели, лежали и стояли пьяные мещане, просаживающие свои деньги
  
  
  Неожиданно, в самый разгар ночного веселья, земля под ногами вздрогнула, повалив гостей на лавки, столы и пол, а затем чудовищный грохот обрушился на хлипкие стены таверны, едва не раскатав её по брёвнышку. Затем наступила тишина, полная хруста разбитой посуды и стонов людей.
  
  Шац, которого происшествие застало на кухне, чудом остался жив, ибо чан с кипящим маслом грохнулся прямо перед его лицом, но опрокинулся в противоположную сторону.
  
  С улицы доносились крики и плачь. Приходящие в себя гости приходили в себя и выбирались из помещения, желая увидеть, что же происходит. Мастер тоже поспешил убедиться, что его сверхприбольному предприятию ничего не грозит.
  
  Снаружи было светло, словно Яр передумал отдыхать и вытолкал Моркота с положенного места, вновь залив всё вокруг своими лучами. Только пылала не небесная сфера, а верхушка холма, мерцая и переливаясь разными цветами. Странный звон, похожий на песню горного хрусталя медленно нарастал, отдаваясь болью основании черепа.
  
  
  Зеваки, а вместе с ними и Шац, стояли и смотрели на горящую вершину Чёрного холма, раскрыв рты. Звон между тем стал невыносим и тут же оборвался, обдав подножие холма оглушающей тишиной. Вместе со звуками пропал и яркий свет, оставив людей в багровом полумраке ночи Моркота. Все стояли и ждали, не зная, бежать ли и м к холму, или же улепётывать прочь.
  
  Тянулись мгновения, но ничего не происходило.
  
  - Забавляются там... - пробормотал кто-то из толпы, но кто забавляется и с чем, сказать так и не успел.
  
  Полумесяц Моркота засиял, словно пламя демонического огня. Маленькая красная точка, едва заметная в яростном свечении красной сферы, образовалась в центре теневой части третьей сферы и устремилась вниз, прочерчивая на ночном небосводе яростную багровую линию прямо к Чёрному холму. С небес донёсся рёв, который нарастал с каждым мгновением, словно что-то ужасное стремительно падало на Эрду, безжалостно разрывая воздух.
  
  Раздались крики и толпа бросилась прочь от холма. Люди бежали, бросая кружки, кошельки, палатки, давя друг-друга и переступая через павших.
  
  Бежал и мастер Шац, но только убежал он недалеко. Багровая линия достигла зеркального плато на вершине холма и расцвела пламенным цветком, оглашая окрестности хлопком невероятной мощи, который посбивал бегущих людей с ног и поломал самым неудачливым рёбра.
  
  Шац на свою удачливость пожаловаться не мог. Когда раздался хлопок и упругая воздушная волна ударила бегущих в спину, он бежал мимо богатых шатров степняков, укрытых шкурами и мехами. Удар отбросил его в самую гущу этих грубых дикарских палаток, так что он отделался парой ушибов, звоном в ушах и бешено колотящимся сердцем.
  
  После удара последовала секундное затишье, а потом на землю полетели обломки камней, обломки досок и брёвен, разнесённых ударом на несколько лиг вокруг. Этот безжалостный дождь обрушился на лежащих беглецов, сея панику и смерть.
  
  Мастеру Шацу повезло и в этот раз, ибо нагромождение из ткани и деревянных опор послужило неплохим щитом, укрыв от падающих осколков. Дождб щепок и камней длился пару мгновений, а затем всё стихло.
  
  
  Замерев в ворохе шкур и ковров, мастер ждал, когда же наконец с неба полетят огненные шары, ибо это было наверняка третье сошествие и никак иначе, но небо молчало.
  
  Выждав немного, Шац с трудом выбрался из своего убежища и огляделся. Вокруг валялись избитые, израненные люди. Отовсюду раздавались крики о помощи и плач, словно война пронеслась над Чёрным холмом оставив после себя лишь боль и скорбь.
  
  Оглушённый и перепуганный Шац, пошатываясь, зашагал обратно, надеясь, что с его таверной не случилось ничего страшного.
  
  "Берлога для героя" была почти в полном порядке. Валящиеся с неба осколки немного повредили фасад и крышу, но никаких серьёзных разрушений таверне не нанесли.
  
  Увидев, что с его детищем всё впорядке, Шац начал понемногу успокаиваться и приходить в себя.
  
  О продолжении сезона не могло быть и речи, а значит и невероятного заработка можно было уже не ждать. Да и кто теперь захочется ночевать рядом с холмом, с вершины которого на людей падают камни и брёвна?
  
  Предаваясь таким невесёлым раздумьям, мастер начал поднимать опрокинутые лавки, ставить обратно перевёрнутые столы, собирать уцелевшую посуду.
  
  За этим занятием его застала целая делегация людей в красных балахонах Церкви.
  
  - Есть комната? - резко спросил первый из вошедших, едва успев переступить порог.
  
  Шац удивлённо смотрел на него, пытаясь сообразить, чего от него хотят.
  
  - Комнаты все заняты, - наконец промямлил он.
  
  - Мы это уладим, - отрезал адепт и обернулся к своим собратьям. - Заносите его. А вы, мастер, показывайте дорогу в вашу лучшую комнату.
  
  На холме было принято почти всех величать мастерами, лишь бы у них были деньги, или имущество, или товар. Поэтому, когда Вильсюк Шац, по прозвищу Крысиный хвост, желая успеть застолбить место в первой волне застройки Чёрного холма, построил тут небольшой дом, на шесть комнат, гордо назвав это гостиницей, и стал мастером Шацем.
  
  Хозяин таверны кивнул, отложил полнос с грудой битой посуды и направился к дальней двери на другом конце зала. За этой дверью скрывались гостевые комнаты. Проводив предводителя роб в первую из них, где остановился какой-то банкир из какой-то столицы, Шац хотел было заикнуться об оплате, но тяжёлый кошель со звоном упал ему в руки.
  
  Адепты между тем внесли на носилки, на которых лежал замотанный в белое полотно и накрытый несколькими шкурами человек. Его исхудавшее, обожженное лицо с кровавым месивом вместо губ изрядно напугало мастера, но главный адепт ухватил Шаца за ворот и угрожающе прорычал:
  
  - Предоставьте ему всё, чего он пожелает. Расходы покроет Церковь. Никого к нему не пускать без моего личного разрешения. Несколько братьев будут дежурить тут. Их пропитание - тоже ваша забота.
  
  Шац хотел было возмутиться, но тяжесть кошелька в руке убеждала лучше слов. Так странный гость и поселился в "Берлоге для Героя".
  
  Поначалу всё было довольно тихо. Гость лежал едва живой в отведённой ему комнате под присмотром вернувшихся в таверну девок да адептов Церкви. Иногда заходил главный и приносил мастеру Шацу очередной кошель и наставления. Порой с ним приходил лекарь, который втирал гостю целебные мази, менял бинты и давал список продуктов, которых гостю можно было есть, а которых нельзя.
  
  По рассказам помощниц, раны у странного постояльца были страшенные. Его словно варили в кипящем масле и били камнями, а потом пытались содрать кожу лоскуток за лоскутком. Он почти всё время спал, просыпаясь только чтобы поесть или постонать, почти ничего не говорил, только выл от боли да нес несуразицу об огненных песках и демонах.
  
  Так прошла одна неделя. Палаточный город, который уже был не совсем палаточным, ибо всё больше предприимчивых и состоятельных старались урвать себе кусок этой по настоящему золотой земли, восстановили. Потом грянула Битва Героев, которую из-за случившегося отложили на четыре дня, продлив тем самым золотой сезон торговцев.
  
  Герои во второй раз сошлись на арене с неведомыми опасностями, страшными чудовищами и друг с другом.
  
  Победу одержал угрюмый степняк невероятного росту и силы, который просто раскидал всех своих соперников, словно медведь стаю шавок. Обласканный толпой, он взошёл по Пути Героя, потоптался на зеркальном плато и ушёл ни с чем, ибо ничего не произошло. Его похлопали по плечу и отправили восвояси.
  
  Мастер Шац, довольный удавшимся, хоть и не без проблем, сезоном, начал потихоньку готовить таверну к закрытию до следующего года, но народ почему-то не хотел разъезжаться.
  
  А потом спокойствие началось потихоньку рушиться.
  
  Сначала поползли слухи, что с Моркота на землю упал не какой-нибудь демон или камень, а победитель первой битвы. Это были тихие шепотки, едва ли способные достичь ушей Шаца, но девки-разносчицы мимо такого пройти не смогли. Они стали охотнее присматривать за идущим на поправку постояльцем и проводить у него в комнате всё больше времени.
  
  Когда мастер поинтересовался их внезапным рвением. они поделились байками, что ходили в толпе. Посмеявшись и покачав головой, Шац всё таки призадумался.
  
  В таверне стало появляться гораздо больше народу, даже больше, чем в канун Битвы. Они мало пили и мало заказывали еды, а на девок вообще не обращали внимания. Они просто сидели на лавках и ждали чего-то, поглядывая на людей в алых робах, что стояли у дверей в комнаты постояльцев.
  
   Таверна была набита битком, но тишина стояла такая, словно внутри никого не было. Тихие шепотки, угрюмое бормотание, вот и всё что можно было услышать, подойдя к простенькой деревянной вывеске.
  
  Мастеру Шацу это не нравилось. Он угрюмо наблюдал за этими мрачными гостями и думал, что будет дальше и что ему самому со всем этим делать.
  
  В один прекрасный день дверь комнаты, за которой скрывался таинственный постоялец распахнулась. Человек с обгоревшим лицом медленно обвел присутствующих в зале взглядом своих зелёных глаз, затем скривил рот в подобии улыбки. сверкнув неожиданно белыми зубами.
  
  - Господа, - едва слышно прохрипел он, но в зале стояла такая тишина, что каждый смог расслышать его слова, - я понимаю ваше нетерпение, но, к сожалению, я пока еще недостаточно окреп, чтобы удовлетворить ваше любопытство. Но, если бы кто-нибудь соблаговолил принести мне чистой бумаги и чернил, я бы смог начать работу над описанием моих злоключений уже сегодня.
  
  Несколько тягучих мгновений сохранялась звенящая тишина, а затем все в зале словно сорвались с цепи. Кто-то бросился прочь из таверны, кто-то попытался подбежать к постояльцу. Увы, внезапно выросшая стена из адептов Церкви преградила любопытствующим путь и гость благополучно скрылся в своей комнате.
  
  С тех пор начался самый настоящий балаган, почище пресловутой Битвы Героев. И день и ночь "Берлогу" осаждали люди с мешками бумаги самого разного качества и бочками чернил, непонятно откуда взявшихся в этих пустынных землях.
  
  Люди толпились в зале, ожидая, что постоялец вновь появится, доставали адептов, упрашивая, требуя, умоляя и даже пытаясь подкупить их, лишь бы пробраться в заветную комнату. Осаждали и девок, которые продолжали регулярно засиживаться у постояльца, а также и самого мастера Шаца. Мастера от соблазна удерживал один серьёзный разговор с главой адептов, из которого следовало, что любая попытка провести посетителя к постояльцу без их ведома станет самой последней глупостью, которую совершит Шац. Что же удерживало девок от соблазна поддаться на лесть, подкупы и уговоры, для мастера оставалось тайной. Сами помощницы лишь краснели и глупо хихикали в ответ на все его расспросы.
  
  Впрочем приставаниями и попытками подкупа назойливые посетители не ограничились. Они пытались пробиться силой, устроив настоящую потасовку с адептами, да только адепты оказались явно не простыми послушниками, а настоящими ветеранами сражений, и быстро объяснили наглецам свою точку зрения на счет спокойствия постояльца.
  
  Потом гости попытались взять штурмом небольшое окно, затянутое бычьим пузырём, которое вело в заветную комнату. Кончилось это тем, что теперь под окном торчало еще трое дюжих парней в алых робах с длинными увесистыми палками в руках.
  
  Понимая, что подобный ажиотаж возник не на пустом месте, Шац начал потихоньку разбалтывать гостей, и то. что он выяснил, как удивило, так и напугало его.
  
  Судя по всему, у него гостил сам Сатир Мидгард - известный поэт, бард и автор некогда популярной книги "Глупцы городов, гор и морей", которую сам мастер никогда не читал и даже слыхом о такой не слыхивал. Считалось. что Мидгард пропал, а то и вовсе погиб в день первой Битвы Героев, в которой принял участие и даже одержал победу, неожиданно для всех. По версии Церкви Тартара, герой героев вознесся на Моркот и отправился к Каменному престолу, повторять великий подвиг Самаэля Тартары.
  
  Целый год о поэте не были ни слуху не духу. Все знакомые с ним решили, что он умер, поделили его деньги, накопленные с продаж книг и благополучно забыли об этом происшествии. И тут, как раз перед второй Битвой бард объявляется. Причём объявляется самым эффектным способом из возможных - свалившись на вершину Чёрного холма в вместе с всполохами пламени. взрывами и градом осколков. Израненный, обожжённый, истощённый, переломанный, но живой! Церковь в религиозном экстазе, распорядители Мидгарда в ужасе, а все остальные - в напряжённом ожидании. Что же случилось с этим героем героев? Где пропадал он целый год? Что видел и что может поведать? Но самое главное: кто первым сможет завладеть этой информацией и озолотиться?
  
  Сам мастер Шац влезать в эту гонку за сведениями влазить не хотел, ибо дело это было сопряжено с огромными рисками. Смертельными рисками. Он даже подумывал быстренько свернуть дело и свалить со склона холма, но договорённость с Церковью держала крепче рабских кандалов. С Культом Тартары никто не спорил. Уж тем более. если культ расщедрился и даже оплачивал издержки по содержанию Мидгарда и его охранников.
  
  И всё же, пока Шац торчал тут, его ферма в родном селении остаётся без присмотра, а значит не приносила дохода, что чрезвычайно расстраивало мастера. Забитая таверна таверна тоже не приносила особой прибыли, ибо вся эта неугомонная любопытствующая толпа почти ничего не покупала. Понимая, что увеличение цен ничего ему не принесёт, мастер Шац намалевал красной краской на вывеске угрожающее послание "Если ничего не заказываешь - освободи место для другого!", а так же нанял пару молодцев из тех, кто проявляли к постояльцу интереса меньше, чем к браге и девкам, чтобы они выставляли тех, кто просто сидел, а не пил.
  
  Эта идея немного помогла, хотя вначале встретила некоторое сопротивление. Охотники за Мидгардом поначалу даже просто толпились у входа, не заходя в таверну, но холодные ветра большёго Моркота быстро загнали их внутрь. Дело потихоньку пошло, правда ожидаемой реки из звонких монет не получилось. Большинство гостей брали самое мерзкое и дешёвое пойло, которое только было в закромах таверны и сидели с ним, отпивая для виду по капли в несколько часов.
  
  Понаблюдав за подобным безобразием, Шац снова взялся за краску, объявив, что теперь вход в таверну стал платным. Он решил ,что если это и отвадит посетителей, то ему же будет спокойнее и проще. Но посетителей меньше не стало. Они просто перестали уходить, ночуя прямо на лавках в общем зале.
  
  Пришлось мастеру, с помощью своих парней и адептов церкви выталкивать посетителей после заката силой, чтобы самим иметь возможность хоть немного отдохнуть. Только вот отдохнуть особо не получалось.
  
  По ночам охотники за бардом становились активнее, пробуя всё новые и новые способы. Однажды даже таверну подожгли, чтобы выкурить всех наружу, благо адепты быстро и организованно потушили едва начавший разгораться пожар.
  
  Почти все поползновения удавалось пресекать. Только три раза в комнату к мидгарду прорывался, прокрадывался или ещё как-нибудь проникал очередной посетитель, но там он сталкивался с самим героем героев, который сам не желал раскрывать тайны своего путешествия раньше времени. Неожиданно выяснилось, что Мидгард окреп достаточно, чтобы вытолкать вон даже особо крупных любопытных.
  
  И всё же, спокойствие барда обходилось мастеру и его работникам слишком дорого. Они почти не спали, вздрагивали от каждого шёроха, были вынуждены разнимать постоянно возникающие драки.
  
  Порой у мастера возникала предательская мысль закрыть таверну для посетителей и попросить Церковь выставить серьёзную охрану, дабы совсем оградить Мидгарда от любых поползновений со стороны любопытствующих. Старший из адептов не раз намекал, что Церковь готова предоставить такую помощь, да только в сундуках, что Шац хранил за двенадцатью замками в самом тёмном углу погреба, еще оставалось место для монет, а в голове мастера - грандиозные идеи для их вложения.
  
  Вот потому и стоял он сейчас в дверном проёме, обводя взглядом глубоко запавших глаз переполненный зал и размышлял о двойственности собственных ощущений.
  
  День был таким же как десятки его предшественников. Разве чуть более спокойным, чем мог бы быть. Посетители мирно сидели на длинных лавках, изредка прихлёбывая мерзкую бурду в своих бокалах, и тихо переговаривались, внимательно следя за адептами и всем, что происходило вокруг.
  
  Яр уже клонился к закату, ярко освещая вершины меридиана на далёком горизонте. Близился вечер и угрюмые парни мастера Шаца, картинно разминали плечи, готовясь ежедневному ритуалу выпроваживания гостей. Сам же мастер тихонько радовался дню, прошедшему в относительной тишине, а так же подсчитывал в уме доход.
  
  
  Неожиданно за заветной для всех любопытствующих дверью послышалась какая-то возня, моментально прекратив все разговоры в зале. Гости кажется дышать перестали. а у мастера ёкнуло сердце.
  
  Дверь распахнулась, пропуская вполне здорового, отрастившего густую шевелюру и радостно улыбающегося Мидгарда. Его лицо, почти полностью зажившей каким-то неведомым образом, просто светилось от гордости и предвкушения.
  
  Оглядев замерших в напряжённом ожидании посетителей, он прочистил горло и громогласно провозгласил.
  
  - Уважаемые господа! Я благодарю Вас за Ваш интерес и терпение! Сегодня оно будет вознаграждено!
  
  Он поднял над головой толстую кипу исписанных листов.
  
  - Представляю вашему вниманию экземпляр моей новой книги "Хождения к Каменному престолу", в которой содержаться все детали моего, не побоюсь этого слова, невероятного, познавательного и захватывающего путешествия по красной пустыне Моркота! Это мой самый выдающийся труд из всех, что были мною написаны!
  
  Вздох восхищения, азартный огонь в глазах, подрагивающие руки - эти знаки заставили мастера Шаца на мгновение впасть в панику. Он боялся, что сейчас все эти господа ломануться отбирать у барда драгоценную рукопись, и адепты Церкви в первую очередь. Но мужики в алых робах, казалось не проявляли особого интереса к кипе листов. Их внимание было полностью сконцентрировано на толпе.
  
  Увидев это шац немного успокоился, но всё таки подал своим парням знак быть начеку.
  
  - К сожалению, - продолжал свою звонкую речь бард, - на данный момент я обладаю только тремя копиями данного труда, а потому удовлетворить любопытство всех желающих, увы, просто не в состоянии. Но те, кто готов совершить скромное пожертвование, смогут получить один из экземпляров. Размер пожертво...
  
  Не успел Мидгард договорить, как из толпы раздался крик:
  
  - Триста имперских орлов!
  
  Мастер Шац нервно сглотнул.Три сотни золотых имперских монет за какие-то бумажки! Да за такие деньги можно было приобрести четвёрку отличных степых скакунов!
  
  В зале, между тем, продолжали раздаваться выкрики.
  
  - Семь тысяч соль! - кричал один крупный и бородатый детина. судя по обветренному лицу и упоминанию солей, уроженец отдалённого Последнего королевства, затерявшегося между скалистых фьёрдов закатного побережья.
  
  - Табун скакунов в две сотни голов! - рыкнул обвешанный золотом степняк.
  
  - Фрегат с командой! - кричал рыжебородый зуримец.
  
  Со всех сторон предлагали несметные богатства, дома в столичных городах, целые гаремы прекрасных и обученных наложниц. Один худощавый тип, со смешно закрученными вверх усами предлагал целую крепость на самом берегу Эр.
  
  Бард увлечённо участвовал в торгах, выказывая расположение то одному, то другому предложению, умело подогревая интерес толпы.
  
  - Корону! - раздался тоненький, почти мальчишеский визг.
  
  В зале наступила тишина.
  
  - Корону? - удивлённо спросил Мидгард и из толпы вышел невысокй и тонкий, словно ветка, мужчина в добротной и богато украшенной одежде. Следом за ним, раздвигая толпу могучими плечами, вышло двое звероподобных верзил в медвежьих шкурах.
  
  - Корону Малитаврии! - гордо повторил мужчина.
  
  В толпе раздались удивлённые возгласы и смешки.
  
  Малитаврия была крошечным королевством, настолько крошечным, что фермы некоторых зажиточных землевладельцев превосходили его по размерам. И всё же Малитаврия была полноправным королевством, со своей регулярной армией и королевской семьёй. Всё это обеспечивалось за счёт крупнейших солёных шахт и удалённого расположения от всех центральных королевств союза. В любом случае, каким бы маленьким не было королевство, корона предоставляла её владельцу право участия в совете королевств, хотя остальные правители вряд ли буду прислушиваться к мнению представителя такой незначительной нации.
  
  - Я Люций Ривардин Пятый, законный правитель Мальтиварии, и я предлагаю корону моего славного королевства за копию рукописи! - гордо продекламировал мужчина.
  
  Все были удивлены, шокированы. Даже адепты выглядели ошёломлёнными. Только бард продолжал широко улыбаться.
  
  - Это полнейшее безумие, - сказал он, - но мне оно нравится! Вам удалось потрясти и заинтересовать меня Вашим предложением, Ваше Величество! Я предлагаю нам обсудить детали в моей скромной обители чуть позже.
  
  Ривандин Пятый учтиво кивнул и прошёл в комнату постояльцев, в сопровождении своей охраны и пары адептов.
  
  Странный аукцион продолжился, но мастер Шац уже не слушал. Он всерьёз задумался бросить все свои дела, свою ферму и эту маленькую таверну и отправиться в странствие, чтобы стать бардом. Вот где крутились настоящие деньги, настоящие богатства, которых трудолюбием и деловой хваткой просто невозможно добыть!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Глава двенадцатая: Слёзы Печальной Франциски
  
  Сарбес угрюмо сидел на маленькой вычурно украшенной резьбой и золотом скамейке в самом углу огромной залы для посетителей. Сама зала поражала богатством отделки, количеством позолоты и ужасной безвкусицей предметов декора.
  
  Впрочем, причиной плохого настроения капитана Печальной Франциски было отнюдь не то, что светло-салатовое трюмо не подходило к алой бархатной портере. Его раздражала само его присутствие в этой зале, да и предстоящая беседа тоже не внушала особой радости. Увы. когда твоя шхуна идёт ко дну. нужно хвататься за любую протянутую руку.
  
  В зале было полно народу. Огромное количество купцов и дельцов со всех королевств Закатного побережья ожидали своей очереди подать прошение монаршей особе. Так же тут крутилось огромное количество лизоблюдов и прихлебателей, надеясь попасть правителю на глаза и засвидетельствовать своё почтение, да передать очередной дорогой подарок.
  
  Отдельно ото всех сидели дипломатические представители других королевств Союза. Для этих особо важных персон был отведён отдельный угол, богато обставленный мягкой мебелью и отгороженный от остального зала той самой алой портьерой. Впрочем, из своего угла Сарбесу было прекрасно видно, как они чинно беседовали, попивая предложенные им напитки и вкушая изысканные яства в компании юных и прекрасноликих дев-прислужниц.
  
  Вся эта пёстрая компания свидетельствовала о могуществе и значимости персоны, что вела сегодня приём. И одна мысль об этом могуществе и власти заставляла капитана чувствовать себя ещё хуже.
  
  Сарбес ненавидел просить. Он просил только однажды в своей жизни и только у своей команды. тогда он попросил последовать за ним в его желании спустить багровый флаг и встать под знамёна империи Скалистого Берега.
  
  Увы, это решение, которое сначала принесло немало прибыли, в итоге обернулась катастрофой. И теперь непокорный Сарбез, капитан Печальной Франциски, должен сидеть в этой проклятущей зале, среди всех этих земляных червей и ждать, как какой-нибудь торгаш или придворный подлиза.
  
  Ждать нужно было долго. Прибыв во дворец с первыми лучами Яра, капитан проторчал здесь уже половину дня. Он раз десять порывался уйти, гордо вскинув голову и пожелав монарху подтереться своей милостью, но твёрдая рука старпома останавливала его.
  
  Лисифа, сопровождающая капитана в этом труднейшем и опаснейшем предприятии, выглядела просто потрясающе. Её платье, хоть и не было скроено по последним заветам столичной моды, великолепно обрисовывало стройную фигуру старпома, подчёркивая выдающиеся достоинства. Конечно, на фоне местных фей, что кружились около дипломатов и министров, она выглядела как солдат в полном доспехе, что, впрочем только подчёркивало её индивидуальность и привлекательность.
  
  Когда, собираясь выходить, капитан впервые увидел старпома в таком виде. он потерял дар речи. Первой мыслью было приказать Лисифе выбросить эти постыдные для моряка тряпки за борт и одеться во что-нибудь приличное, но суровый взгляд тёмных глаз не позволил ему даже рот раскрыть. Реакцию же команды было предсказать несложно. Только страх перед тяжёлой рукой старпома заставлял их подавлять в себе желание свистеть вслед.
  
  Позже, уже во дворце, капитан оценил преимущества такого наряда старпома. Она привлекала всё внимание, а потому долговязый хромой Сарбес в своём капитанском кителе привлекал меньше внимания и был вполне предоставлен своим мрачным мыслям. Чего, собственно и желал. Правда вся это толпа откормленных, ухоженных земляных червей, что крутилась около Лисифы заставляла капитана нервничать.
  
  Яр уже перевалил за середину своего ежедневного пути, когда к Сарбесу подошла миловидная дева, утопающая в кружевах, и попросила следовать за ней. Подозвав старпома, он захромал прочь из опостылевшей залы.
  
  Феечка провела их по длинному, залитому светом, что падал из огромных витражей на потолке, коридору к массивной двери, украшенной вырезанными картинами былых сражений. У двери стояло двое мужчин, облаченных в парадные кирасы и шлема с плюмажем. Вопреки ожиданиям капитана, это были не изнеженные столичной жизнью юнцы, а суровые воины, с холодными. внимательными глазами и лицами, повидавшими немало невзгод. Это была вполне серьёзная охрана, хотя капитан, протиравший потолок своей шевелюрой, да миловидная старпом, что шириной плеч не уступала этим самым воякам, вполне смогли бы совладать с такой охраной.
  
  Отворив дверь, феечка пропустила капитана и старпома внутрь, а затем прошла сама, звонким голосом сообщив:
  
  - Капитан и старпом Печальной Франциски по вашему повелению прибыли, Ваше Величество.
  
  Приёмная монарха была в разы меньше залы для ожидающих, и гораздо аскетичней обставлена, что совершенно не мешало ей впечатлять и богатством, и изысканностью. Огромные окна, занимавшие всю противоположную от входа стену, были украшены искуснейшими ветражами, рисующими картину созидания мира, по версии Церкви свидетелей Сошествия. Стены, окрашенные в мягкий синий цвет, были увешаны картинами, преимущественно изображавшими различных монархов, да великолепные пейзажи. Массивный рабочий стол из тёмного дерева, украшенный резьбой, вызвал у Сарбеса мимолётный приступ зависти.
  
  Пара массивных кресел с низкими спинками стояли напротив стола и явно предназначались для посетителей. Между креслами стоял низенький столик с графином и корзинкой, полной свежей выпечки.
  
  Сам же монарх восседал на настоящем троне, массивном и вычурном, позволяющем возвышаться над просителями.
  
  Увы, свет падал из окон прямо в глаза, и Сарбес не мог толком разглядеть лица правителя.
  
  - О, капитан! Лисифа! - раздался зычный, бархатистый голос. - Я очень рад снова видеть вас! Проходите, садитесь.
  
  Старпом изысканно поклонилась и двинула капитана локтём в бок, призывая последовать её примеру. Кланяться Сарбес не умел, но был вынужден перебороть свою гордость и раздражение, слегка наклонившись вперёд.
  
  Пройдя вперед и усевшись в предложенные кресла, капитан с удивлением обнаружил, что свет, падающий из окон, стал слепить ещё сильнее, превращая трон в тёмное пятно, окружённое золотистым ореолом лучей Яра.
  
  Некоторое время сохранялось неловкое молчание. Сарбес щурился, пытаясь разглядеть сидящего на троне, но это было бесполезно. Вся заготовленная капитаном речь просто вылетела из головы и никак не желала возвращаться.
  
  Наконец с трона раздался смешок.
  
  - Кира, лапочка, опусти, пожалуйста, шторы. Все эти фокусы не нужны в беседе старых знакомых.
  
  Кружевная феечка изящно поклонилась и упорхнула к окну.Тяжёлые плотные шторы, медленно опустились, погрузив приёмную в приятный для глаз полумрак.
  
  Теперь разглядеть правителя не составило труда. Он изменился, возможно погрубел, но вместе с тем остался абсолютно узнаваем. Это был всё тот же русоволосый улыбчивый бард, хоть и разодетый в элегантное платье, да с короной на голове.
  
  Конечно, теперь он не был тем невзрачным болтуном, каким впервые ступил на борт Печальной Франциски. Его красивое лицо теперь покрывала сеточка из тонких, едва заметных шрамов, а глаза, всё такие же яркие и зелёные, больше не искрились наивностью.
  
  - Ваше Величество, - подала голос Лисифа, видя, что капитан впал в ступор. - Мы...
  
  Мидгард ослепительно улыбнулся и махнул рукой.
  
  - Милая Лисифа. Прошедшие годы сделали тебя только прекраснее. Я очень рад видеть тебя. И не надо раскланиваться и расшаркиваться, ведь я сам пригласил Вас для беседы.
  
  Краем глаза Сарбес заметил, как порозовели смуглые щёки старпома.
  
  - Насколько я знаю, - продолжал монарх. - Печальная Франциска переживает сейчас не лучшие времена.
  
  - Не лучшие времена?! - фыркнул капитан, но тут же спохватился и замолчал.
  
  Улыбка Мидгарда стала просто болезненно ослепительной.
  
  - Вы можете говорить прямо, капитан. Даю вам своё монаршее слово, что сказанное здесь не будет иметь для вас последствий.
  
  Сарбес бросил беглый взгляд на Лисифу. Её лицо явно намекало, что лучше держать язык за зубами. Но свободолюбивый нрав уроженца Судара было уже не сдержать.
  
  - Из-за Вашей книжёнки меня и мою команду выгнали со службы Империи. Проклятые земляные падальщики даже хотели реквизировать мой корабль...
  
  Еще горячая хрустящая булка, выпущенная сильной рукой старпома врезалась в щёку, прервав яростную тираду.
  
  - Мне лестно слышать, что моя первая книга обладала таким влиянием, но увы, это не так. Конечно, я немало излил яда в Ваш адрес на её страницах, но вряд ли она смогла послужить достаточным поводом для Ваших несчастий. Увы, пока Печальная Франциска находилась в плавании, в Империи прошли восстания капитанов, которые были подавлены довольно нелицеприятными методами. Потом последовала капитальная чистка офицерского состава флота Его Всесиятельства, которая и стала причиной Вашего увольнения.
  
  Монарх сделал паузу, а затем добавил.
  
  - Возможно, если бы Вы подчинились приказу и сошли с корабля в ближайшем имперском порту, Вас бы не объявили дезертиром и предателем.
  
  - Франциска - мой корабль! - прорычал капитан.
  
  - Увы, с того момента, когда вы вступили на имперскую службу, Франциска перестала быть вашим кораблём. И теперь, когда на вас охотится каждый корабль союзных королевств, каким бы хорошим капитаном вы не были, Печальная Франциска отправится на дно. Рано или поздно. Но да не будем вспоминать прошлое. Я могу помочь Вам с вашими имперскими неприятностями.
  
  Сарбес напрягся, начиналась самая неприятная часть. Ему ужасно хотелось плюнуть в лицо этому, непонятно как достигшему таких высот, проходимцу, но, увы, бард был прав - дни плавания его драгоценного корабля были сочтены.
  
  - Что Вы предлагаете? - спросила Лисифа, явно желая, чтобы капитан больше помалкивал.
  
  Бард мило улыбнулся старпому.
  
  - Как я уже сказал, я могу разрешить Вашу проблему с Империей. Это будет непросто и не дёшево, но вполне решаемо.
  
  - Но это потребует какой-то услуги с нашей стороны? - учтиво спросила старпом.
  
  - Конечно, - улыбнулся Мидгард. - Как Вы, наверное знаете, Малитаврия не располагает собственным флотом. Увы, наши берега малопригодны для строительства портов. Да и казна не потянет такое предприятие. Пока не потянет. Но обладание военно-морскими силами - это важный элемент для поддержания хрупкого равновесия в Союзе Королевств. Без флота, каким бы незначительным он ни был, никто Малитаврию не станет воспринимать всерьёз. А потому я предлагаю Печальной Франциске встать под мои знамёна. Разумеется, Вам и Вашей команде предоставят достойное жалование. Разумеется, у меня уже есть первое поручение для Франциски, которое я пока не стану озвучивать.
  
  - Нет, - резко ответил Сарбес, но тут же поймал головой вторую булку, запущенную старпомом и умолк.
  
  - Простите резкость моего капитана, Ваше Величество, - поспешно сказала Лисифа. - Пожалуйста, дайте нам немного времени, чтобы обсудить Ваше щедрое предложение.
  
  - Конечно, - благодушно ответил монарх. - Вы можете обсудить моё предложение с командой, но я жду Вашего окончательного решения не позднее завтрашнего полдня. Если до того момента я не получу от вас согласия, то буды вынужден требовать, чтобы Франциска покинула территориальные воды моего королевства. Ну Вы понимаете, Союз обязывает меня выдавать государственных преступников других королевств.
  
  Сарбес что-то пробурчал, но едва слышно.
  
  - Мы понимаем, Ваше Величество, - Лисифа снова покланилась, - и благодарим за Ваше терпение. Завтра с рассветом у Вас будет наше решение. Благодарим за Ваше время и гостеприимство.
  
  - Кстати, о гостеприимстве, - спохватился Мидгард. - Если вы желаете, то можете остаться и переночевать во дворце. Увы, несмотря на моё положение, вечерами в этих залах бывает весьма одиноко, так что я бы не отказался от приятной компании за ужином.
  
  - Спасибо, - выдавил из себя Сарбес, - но нам еще нужно посовещаться с командой.
  
  Бард пожал плёчами.
  
  - В любом случае, сообщите Кире если передумаете. А теперь прошу меня простить. Государственные дела, понимаете ли, союзы и прочая ерунда отчаянно нуждаются в моём внимании.
  
  Шторы вновь взмыли вверх, заливая приёмную ослепительным светом и капитану ничего не оставалось, как убраться прочь, попытавшись учтиво поклониться при выходе.
  
  Оказавшись в длинном коридоре, в затылок Сарбесу прилетела звонкая затрещина. Он резко развернулся и хотел было взреветь что-то о субординации, но увидев лицо старпома, осёкся. Старпом была в настоящей ярости, что случалось отнюдь не часто.
  
  - Сучьи потроха, Сарбес! - прошипела она, хватая его под руку и увлекая за собой по коридору. - Ты вообще думаешь что говоришь? Осознаешь, в каком мы положении? Или ты считаешь, что сумеешь и теперь выкрутиться без посторонней помощи?
  
  - Я... - капитан попытался что-то ответить, но Лисифа шикнула на него, вновь заставив умолкнуть.
  
  - Не хватает нам Имперцев на хвосте, так ты решил еще одного монарха против себя настроить? А мы, если ты забыл, и так у него не на лучшем счету.
  
  - В этом то и дело! - быстро пробормотал капитан, боясь что его вновь заткнут. - Каким бы он там дружелюбным не был, у него на нас зуб! Я чую это! И он что-то задумал. Возможно отомстить, отыграться за Солёный Камень. Как будь-то его книжонки недостаточно.
  
  Лисифа так сжала его локоть, что захрустел сустав.
  
  - А у нас есть выбор? Что-то я не вижу десятков писем с предложениями.
  
  Капитан вздохнул и нехотя сказал.
  
  - Мы могли бы вновь поднять багровый флаг.
  
  Старпом рассмеялась зло и обречённо.
  
  - И куда мы с ним поплывём? До Судара ещё добраться надо, да и там нас не встретят с распростёртыми объятиями. Мы же имперские шавки, забыл уже?!
  
  Пока капитан думал, что ответить, они вышли в зал. Здесь Лисифа остановилась, высматривая кого-то.
  
  - И чего мы тут замерли? - пробормотал Сарбес, которого уже достало ожидание.
  
  Вместо ответа старпом выпустила его руку и подошла к феечке в кружевном платье.
  
  - Прошу прощение за беспокойство, - Лисифа мило улыбнулась, вновь преобразившись из сурового старпома в светскую леди. - Мы с капитаном всё обсудили и решили принять приглашение Его Величества.
  
  Кира улыбнулась.
  
  - Прекрасно. Я распоряжусь чтобы вам подготовили комнаты. Ужин будет подан в зелёной зале на перед закатом. Располагайтесь здесь, скоро Вас проводят в Ваши комнаты.
  
  - Мы премного благодарны Вам, - Лисифа отвесила изысканный поклон, и кружевная феечка упорхала куда-то в глубину зала.
  
  Сарбес ошеломлённо хлопал глазами. Он не понимал что здесь происходит. Он был в ярости.
  
  - Ты с ума сошла? - прошипел он, когда старпом вновь вернулась к нему. - Когда мы это решили, что останемся во дворце на ночь?! Нам нужно обсудить предложение с командой!
  
  - О, теперь ты решил обсудить что-то с командой? - ехидно усмехнулась старпом, утягивая капитана к резным скамейкам, стоящим у стены между массивными кадками со всевозможными цветами. - А как кричать "Нет" не подумав, так совещаться с командой не нужно.
  
  - Ты... - прорычал Сарбес, но Лисифа успокаивающе погладила его по руке.
  
  - Не ярись. Команда с радостью примет любое твоё решение. А перекладывать на них свою ответственность - недостойно капитана. Сейчас у нас есть возможность узнать больше о планах Его Величества, поспрашивать, послушать. И подготовиться, к чему бы то ни было.
  
  - Его Величество, - угрюмо пробурчал Капитан. - Это же тот самый безрукий баечник, в которого ты сапогом кидала. Я не могу склонить голову перед этим слизняком.
  
  - Во первых, он вполне рукастый, - загадочно усмехнулась Лисифа. - А во вторых, каким бы путём он не завладел короной, теперь он монарх, а следовательно ты будешь склонять перед ним свою рыжую голову пока сам не станешь монархом. Или не сдохнешь.
  
  Сарбес криво усмехнулся, хотя ему хотелось рычать и крушить всё вокруг. Но старпом была права. Как всегда.
  
  Немного успокоившись, он выпрямился во весь свой рост и сказал.
  
  - Я пока еще не ничего не решил.
  
  - Тогда поторопись с решением, - сказала старпом глядя куда-то в сторону. - Ибо вон в том углу стоят имперские военные офицеры и недобро поглядывают в нашу сторону.
  
  Сарбес бросил беглый взгляд в указанном направлении и тихонько выругался. Семеро мужчин, в парадной капитанской форме имперского флота, что-то обсуждали, недобро поглядывая в сторону рыжебородого предателя и его верной помощницы. Знакомых лиц среди них капитан не увидел, но и иллюзий по этому поводу не питал. Не так уж и много восмифутовых рыжебородых и хромых капитанов было в Империи, чтобы каждая собака не узнавала беглецов по описанию.
  
  - Проклятье, - прорычал Сарбес. - Нужно сваливать! Нужно уводить Франциску в прочь от берега.
  
  - Либо принять предложение Его Величества, - угрюмо сказала Лисифа. - Боюсь, если мы сбежим сейчас, уже приняв предложение монарха о ночлеге, Франциску потопят еще до нашего возвращения. Вряд ли мы сможем успеть быстрее почтовых воронов.
  
  - Проклятье! Сучьи потроха! Дерьмо - тихо рычал капитан, стискивая до боли кулаки.
  
  Ему хотелось выть, рычать. Ему хотелось плакать от собственного бессилия.
  
  
  
  
  
  Глава тринадцатая: Танец на Хребте гиганта
  
  Печальная Франциска стремительно рассекала зеркало спокойного океана Эр. Ветер был попутный, а потому фрегат весело мчался вперёд на всех парусах к немалой радости команды. Погода стояла просто великолепная - светило яркое солнце, дул крепкий приятный ветер, а океан спал. К тому же трюм Франциски был забит припасами. Лучшего для дальнего плавания и не придумаешь.
  
  Вот только рыжебородый капитан не разделял общего радостного настроения. Он сидел в своей каюте и угрюмо размышлял о собственном невезении, о злом роке и о несчастьях, что свалились ему на голову.
  
  Всё это плавание было ужасной затеей, хотя почему ужасной - этого капитан объяснить не мог даже самому себе. Ему не нравилась цель плавания, хотя еще несколько лет назад он бы не раздумывая направил туда Печальную Франциску. Ему не нравился флаг, под которым его фрегат рассекал гладь Эр, хотя ему не нравились любые флаги. Но особенно Сарбесу не нравились пассажиры, которых он был вынужден взять на борт.
  
  Раздался стук в дверь. Сарбес напрягся. Он не желал никого видеть и просто промолчал, но стук повторился вновь.
  
  - Кто там? - рявкнул капитан, желая отвадить любых гостей.
  
  - Это я, -раздался голос Лисифы.
  
  Сарбес пробурчал что-то, что могло означать приглашение войти. Дверь скрипнула, пропуская старпома.
  
  - Чего надо? - пробурчал капитан, угрюмо пялясь на верную спутницу всех его плаваний.
  
  Ему не нравились изменения, что произошли с женской частью его команды. Все вдруг стали следить за внешностью, даже краситься и причесываться, тратя драгоценное время на эти глупые занятия. Старпом стала носить рубахи и блузы с глубоким вырезом, отвлекая команду от положенных занятий. Вот и сейчас шнуровка на полотняной рубашке Лисифы не была завязана, открывая взору аппетитные формы.
  
  И всё это началось еще с той самой ночи, что они провели во дворце. На королевский ужин он пошёл под давлением старпома и постарался убраться оттуда как при первой же возможности. Лисифа же осталась дальше болтать с этим коронованным стихоплётом, хихикая и краснея от смущения, словно деревенская дурочка. Выносить это капитан не мог, а потому кое как поклевав предложенные яства, извинился и ушёл в свою комнату. увы, уснуть он не мог. Перед глазами стояли обнажённые плечи старпома, её звонкий смех и румянец на щеках.
  
  Комната Лисифы располагалась напротив предоставленных ему апартаментов, и Сарбес вслушивался в тишину, в надежде услышать лёгкие шаги и скрип дверных петель.
  
  Но старпом появилась только под утро, еще более румяная и весёлая, чем за ужином. Одного взгляда на неё было достаточно, чтобы всё понять. Сарбес никогда не лез в личную жизнь своей команды, а уже тем более старпома. Его не волновало, с кем она спит, если это не отражалось на плавании и команде. Только в то утро в капитане вскипела какая то неведомая раньше обида, злость. Он едва удержался чтобы не вломиться к монарху в опочивальню и не размозжить эту наглую улыбчивую морду. Ярость быстро прошла, вновь уступив власть расчёты и рассудку, но с тех пор смотреть спокойно в сторону Лисифы Сарбес не мог.
  
  - Команда беспокоится за тебя, - сказала старпом без тени улыбки в голосе. - Все думают, что ты слёг с лихорадкой и скоро помрёшь. Долго ты собираешься сидеть тут? Это подрывает дух команды.
  
  Капитан что-то прорычал и отвернулся, не желая созерцать преобразившуюся Лисифу.
  
  - Да что с тобой? - не унималась старпом. - Ты же сам мечтал об этом плавании! Составить свою карту, стать знаменитым, известнее самого Карузия! И вот тебе дают такой шанс! Второй шанс! А ты запираешься в каюте и бормочешь под нос?
  
  - Я уже совершил плавание своей мечты, если ты забыла! Уже нарисовал карту! да только мой труд, пот и кровь команды, оказались никому не нужны! Империи оказалось наплевать на маршрут до Серпентира - Его Всесиятельство интересуется только внутренними дрязгами. Карту мою я так и не смог отнести в Академию Картостроения. Всё было напрасно! Из-за него!
  
  Даже не глядя на Лисифу, Сарбес почувствовал как она закатила глаза.
  
  - Лучше молчи, - рыкнул он, зная, что если старпом заговорит, то он, капитан, окажется неправ и глуп. даже для самого себя.
  
  Лисифа не стала спорить. Возможно она вняла предупреждению, а может быть просто понимала состояние капитана.
  
  Некоторое время в каюте царило молчание. Было слышно, как Эр тихонько ласкает борта Франциски, как гудят паруса, наполненные силой ветра, как перекрикивается команда. эти звуки, обычно радовали капитана, ибо означали, что в его маленьком плавучем государстве всё работает как надо.
  
  - Да, у него зуб на тебя, - нарушила молчание старпом. - За то что мы оставили его в Солёном Камне и не взяли на поиски пути на Серпентир. За то, как мы с ним обращались во время плавания. Да только он ведь тоже не дурак. Не знаю почему, но ему уж очень хочется попасть на Серпентир, а следовательно нужен ты, с твоей картой, и команда Франциски, которая уже совершала подобное плавание. Так что отыгрываться за прошлые обиды он не станет. Не сейчас.
  
  Капитан зло усмехнулся, продолжая пялиться в стену.
  
  - Не нужно было соглашаться, - сказал он. - Выкрутились бы, как нибудь. Он же нас просто в угол загнал. Имперцы ведь наверняка не случайно во дворце оказались.
  
  - Как ты когда-то говорил, - усмехнулась старпом, - не стоит ворошить прошлое. Что было, то было. Мы можем только гордо выйти на встречу ветру, как и подобает настоящим потомкам Судара. Ты же знаешь, какой бы флаг ты не поднял, реть над нами всё равно будет багровый.
  
  Усмешка Сарбеса перестала быть злой. Он тяжко вздохнул и повернулся к Лисифе.
  
  - Ну ладно, что там случилось такого, что тебе позарез понадобилось вытащить меня на палубу?
  
  - Мы подходим к хребту морского гиганта. Нужен ты и твоя карта, иначе мы напоремся на скалу.
  
  Нехотя, борясь с собственным нежеланием делать хоть что-нибудь, капитан поднялся с кресла и, ссутулившись, чтобы не задевать головой потолочные балки, подошёл к крюку, на котором болталась его капитанская шляпа с чёрным плюмажем и кивнул старпому.
  
  - Что же, пойдем посмотрим, в какое болото вы заплыли за моё отсутствие.
  
  Лисифа усмехнулась и отворила кованую дверь, пропуская Сарбеса вперёд.
  
  Яр больно ударил по глазам своими неистовыми лучами. Пока капитан щурился и моргал, из каюты вышла Лисифа.
  
  Зычное "Капитан на палубе" старпома подняло некоторую суматоху, придав порядочное ускорение расслабленной хорошей погодой матросне.
  
  Проморгавшись, Сарбес нахмурил брови и медленно поднялся на мостик, грозно оглядывая свои владения.
  
  - Скалы прямо по курсу! - раздался крик из вороньего гнезда. - Хребет морского гиганта!
  
  Встав подле рулевого, капитан достал из поясного кошеля небольшую подзорную трубу, которая, благодаря достижениям прогресса могла складываться и занимала совсем немного места, и направил её вперёд, туда, где уже были видны чёрные острые скалы, торчащие из воды.
  
  - Я смотрю, что один из моих подарков всё таки пришёлся вам по вкусу, Капитан.
  
  От этого бархатистого негромкого голоса Сарбес вздрогнул, но тут же взял себя в руки.
  
  - Нельзя отрицать полезность некоторых безделушек, Ваше Высочество, - ответил Сарбес, убирая трубу обратно в кошель.
  
  Монарх, одетый совершенно по простому - в холщовую рубаху да лёгкие тряпичные штаны, встал рядом, тоже всматриваясь вдаль своими ядовито зелёными глазами.
  
  - Ну, надеюсь, компасу вы применение тоже найдёте, - улыбнулся бард. - Не стоит позволять Вашей ко мне неприязни затмевать полезность достижений современного мореплавания.
  
  Сарбес промолчал.
  
  Компас - здоровенная металлическая бабина, которую притащили в капитанскую каюты четверо дюжих парней, позволял отслеживать расположение Верхней Ледовой шапки Эрды, независимо от положения корабля. Размер и вес конструкции делал его малопригодным для регулярного использования, но когда капитан сидел в каюте над картами, он то и дело сверял направление с компасом, что позволяло более точно наносить линии и пометки. К тому же громоздкость штуковины оправдывалась её устойчивости к влиянию небесных сфер.
  
  Капитан давно мечтал заполучить такую штуку себе на корабль, но рабочие экземпляры были чрезвычайно редки и, соответственно, стоили невероятных денег.
  
  И вот теперь, когда эта махина стояла у капитана в каюте, он не мог радоваться, ибо она напоминала ему о дарителе.
  
  - Это очень непросто, Ваше Величество, - сказал он наконец.
  
  - О, я прекрасно Вас понимаю! - король весело рассмеялся. - Вы даже не представляете насколько, капитан. Но всё зависит от точки зрения. Порой непроизвольная неприязнь может приносить и удовольствие, особенно если повернуть обстоятельства в нужную для себя сторону.
  
  Капитан сжал кулаки до хруста в пальцах, но поддерживать перепалку не стал. Впрочем, его злость явно отразилась на лице, а потому монарх ослепительно улыбнулся и учтиво кивнул.
  
  - Ну что же, не буду больше докучать Вам своими рассуждениями, Капитан. Надеюсь, Вы не разобьёте нас о те замечательные скалы, на которые я хотел бы взглянуть поближе.
  
  И он пошлёпал босыми пятками по палубе в сторону кормы, оставив Сарбеса яростно пыхтеть, раздувая ноздри.
  
  Сделав несколько глубоких вдохов, капитан немного успокоился и постарался сосредоточится на предстоящем манёвре.
  
  Сложность прохождения Хребта гиганта состояла в том, что скалы имели довольно большую протяжённость и были по большей части скрыты водой. Под солнцем торчал едва ли десяток острых чёрных каменных игл, и более тысячи скрывались в глубине, превращая этот участок Эр в смертельную ловушку для кораблей.
  
  Можно было бы избежать этого капкана, но это означало трехнедельный крюк, что Капитана никак не устраивало. К тому же скалы с одной стороны омывались быстрым океаническим течением, которое так и норовило затянуть заплутавший корабль и бросить прямиком на невидимые клыки хребта, а с другой располагались слишком близко к территориальным водам Веллина.
  
  Проложить безопасный и быстрый путь через этот Хребет было непростой задачей в первый раз. Теперь же капитан, отогнав рулевого от штурвала, уверенно направил Франциску в промежуток между двумя высокими чёрными клыками. Он помнил маршрут наизусть, ведь сам накладывал его на карту, раз за разом перерисовывая каждый поворот, каждый манёвр.
  
  Фрегат радостно отозвался на прикосновения Сарбеса. Ощущение контроля немного успокоило капитана. Он даже слегка улыбнулся, впрочем тотчас же спрятал улыбку за хмурой гримассой. Нужно было поддерживать имидж перед командой.
  
  Может быть не такое уж это плавание и ужасное. Пусть флаг чужой, да по палубе слоняется злокозненный баечник со своей свитой. Это всё мелочи, пока Франциска скользит по волнам Эр, пока трюмы полны и у плавания есть цель.
  
  К тому же от королевской компании до сих пор не было особого вреда, кроме раздражения капитана. Свита была небольшой - всего два человека, которые почти не выходили из каюты. Сам же король вновь легко сошёлся с недоверчивой командой. Он ходил босой, как и вся матросня, нос не задирал. Мог и выпить с матросами, и пошлых историй знал превеликое множество. А еще на спор подрался с Рори - здоровенным детиной, который ростом на корабле уступал лишь капитану. Рори был единственным на корабле, кто мог устоять после встречи с тяжёлым кулаком старпома, но Его королевское Величество, хоть и изрядно помялось лицом, таки вырубило здоровяка, заработав себе почёт и уважение.
  
  Закладывая очередной поворот, Сарбес услышал легкий перезвон лютни на носу корабля. Увы, теперь он не мог приказать старпому заткнуть раздражительного наглеца, ибо наглец отдельно обговорил своё положение на корабле.Увы, выше Короля на борту во время плавания был только капитан, да и то не всегда.
  
  Впрочем, тягучая плавная мелодия вполне подходила к неспешному вальсу, который вытанцовывала Печальная Франциска, так что Сарбес решил, что сможет вытерпеть подобное безобразие еще некоторое время. К тому же половина пути до серпентира была уже пройдена. Пусть и самая лёгкая.
  
  
  Глава четырнадцатая: Земля великих змеев
  
  Когда из вороньего гнезда раздался радостный крик "Земля", капитан отчаянно пыхтел, глядя как партия в веллинские камни обращается для него полным провалом. Воспользовавшись раздавшимся криком как возможностью, Сарбес резко поднялся, "случайно" опрокинув шаткий одноногий столик вместе с игровой доской. Разноцветные камни глухо застучали по палубе.
  
  - Ох, простите мою неуклюжесть, Ваше Величество, - улыбнулся капитан. - Увы, долг зовёт меня к штурвалу. Возможно позднее у нас еще будет возможность потягаться в стратегическом мышлении.
  
  Монарх звонко засмеялся.
  
  - Долг превыше игры, капитан, - выдавил он сквозь смех. - Полагаемся на вас.
  
  Учтиво кивнув, Сарбес захромал в сторону мостика, тихо посмеиваясь над глупостью своей выходки.
  
  Плавание выдалось донельзя спокойным и чертовски скучным. Игры в камни и пространные беседы с коронованным бардом слегка развлекали его, но прошло немало времени, прежде чем Сарбес смог заставить себя раскрыть рот в монаршем присутствии не для оскорбления или агрессивного ответа. Увы, на корабле избегать встреч было невероятно сложно и капитан постепенно унял свой темперамент, открыв в ненавистном стихоплёте вполне интересного собеседника.
  
  Ковыляя к штурвалу, Сарбес продолжал ухмыляться. Его радовало, что проложенный маршрут действительно оказался вполне коротким и безопасным, годным для регулярных рейсов. Даже правок в нарисованную карту много добавлять не пришлось.
  
  Поднявшись на мостик, капитан вновь разчехлил подзорную трубу и стал пристально вглядываться в далёкую полоску земли, появившуюся на горизонте. Он выискивал ориентиры, запримеченные еще в его первое посещение таинственного материка.
  
  Побережье Серпентира мало походило на скалистые утёсы закатного берега Эды. Тут хватало широких песчаных пляжей, подплыть к которым на корабле было невозможно из-за мелководья. Да и вставать на якорь у открытой всем штормам земли было очень опасно. В своё первое плавание Франциска наткнулась на небольшую укромную бухту, окружённую скалами и лесами. Увы, предыдущее плавание были не таким спокойным, так что капитану пришлось развернуть корабль и отправиться в обратный путь, опасаясь голода из-за нехватки припасов. Берег исследовать толком они не успели, зато нашли источник пресной воды.
  
  Вот и теперь капитан обшаривал берег через глазок подзорной трубы, пытаясь обнаружить примечательную скалу, что отмечала вход в гавань. Только скалы не было нигде видно.
  
  Озадаченно хмыкнув, Сарбес повернул Франциску на три градуса правее. Видимо из Хребта фрегат вышел в стороне от расчётной точки. Правда вот в какую сторону произошёл перекос, капитан сказать сейчас не мог. Оставалось положиться на удачу и ждать.
  
  Время растянулось в бесконечную напряжённую линию. Капитан то и дело доставал трубу и разглядывал берег, но заветной скалы не появлялось.
  
  Яр медленно скользил по небосклону, намереваясь вскоре уснуть в своей морской опочивальне. Ветер, который всё плавание помогал фрегату, сменил направление и команде пришлось перестраивать паруса, чтобы продолжать двигаться вперёд.
  
  Сарбес понимал, что плыть вдоль побережья в надежде наткнуться на нужную бухту - дела крайне бессмысленное, ибо Серпентир, по подсчётам Академии картографии, превосходил риду почти вдвое. Понадобились бы годы, чтобы обплыть весь материк.
  
  Нужно было принимать решение, на Сарбес тянул, не желая показывать собственную неуверенность. Он вновь поднёс к глазу трубу и облегченно выдохнул - чёрная как смоль, скала, отдалённо напоминающая лошадиную голову, торчала из воды.
  
  Интуиция не подвела капитана, и он, переполненный внезапным чувством гордости, направил свой корабль к скале.
  
  Когда Франциска зашла в бухту, Яр уже сел за гаризонт, и лазурные воды побережья Серпентира осветил полумесяц малого Хеля.
  Якорь был сброшен, но Сарбес не спешил отдавать приказ о высадке на берег.
  
  - Сегодня мы спим на корабле, Ваше Величество, - сказал он, когда Мидгард подошел к нему с нетерпеливым вопросом. - Шататься по незнакомому берегу на незнакомой земле, да еще и ночью - слишком опасно.
  
  Монарх нехотя согласился с доводами капитана, хотя это его явно расстроило. В этом странном человеке вновь произошли перемены. Чем ближе корабль подбирался к цели, тем нетерпеливей становился король. Он словно обращался в ребёнка, неспособного усидеть на месте. Благо, что игры в камень могли отвлечь его и заставить сосредоточить всю свою энергию на маленькой разлинованной доске.
  
  Скомандовав отбой, Сарбес проковылял в свою каюты и завалился на кровать, надеясь быстро уснуть. Но поспать в этот раз не удалось никому.
  
  Стоило только голосам на палубе стихнуть, как из тёмного леса на берегу раздался ужасающий, оглушительный рёв, словно сотни боевых имперских рогов одновременно заиграли наступление. Спустя несколько мгновений, раздался другой рёв, больше похожий на плачь, но он тут же стих, оставив после себя лишь страх.
  
  Новые земли приветствовали путешественников и приглашали сойти на берег, только сами странники уже не горели желанием торопиться. Только монарх, который остался на палубе сообщив, что будет созерцать танец непроглядных теней между деревьев, явно не утратил своего стремления.
  
  Всю ночь Сарбес лежал в своей постели, прислушиваясь и вздрагивая при каждом шорохе, что доносился из-за окна. Когда же первые рассветные лучи Яра заскользили по стеклу, он медленно поднялся, чувствуя лишь усталость и раздражение, вместо бодрости.
  
  Натянув на себя одежду и захватив капитанскую шляпу, Сарбес отворил дверь и нос к носу столкнулся с той самой кружевной феечкой из дворца, которая сейчас выглядела как хрупкий, но всё же боевой командир, только что потерявший всех своих солдат. Лицо Киры было чрезвычайно бледным и казалось сосредоточенно серьёзным, но в огромных карих глазах явственно виделась паника.
  
  - Капитан, - коротко поприветствовала она Сарбеса и вытянула шею, пытаясь заглянуть в его каюту. - Его Величество у Вас?
  
  Удивленный Сарбес даже забыл возмутиться её тону, нарушающему субординацию.
  
  - Нет. Да и что ему тут делать. Лучше спроси Лисифу.
  
  По маленькому аккуратному личику феечки пробежала тень раздражения.
  
  - Она тоже не видела его со вчерашнего вечера. Он не пришёл в каюту, и мы посчитали, что он провёл ночь на палубе. Но его нигде нет, никто не видел как он ушел. А что если он упал за борт!
  
  Голос Киры дрожал, а руки тряслись. Маску серьёзности сорвало, и на бледные округлые щёчки потекли крупные бусины слёз.
  
  Что делать с ревущей феей Сарбес не знал.
  
  - Сейчас посмотрим, - пробурчал он и, нахлобучив свою шляпу, обогнул Киру и вышел на палубу.
  
  - Старпом! - его зычный голос прокатился по окружающим дебрям, спугнув стаю странных, пёстрых птиц.
  
  Лисифа появилась спустя несколько мгновений, запыхавшаяся и такая же бледная, как и фея.
  
  - Его Величество пропал! - выпалила она, не дожидаясь вопросов капитана. - Ушёл сам, прихватив припасов на пару дней. Последним его видела Миринда, которая поймала его за рытьём в припасах.
  
  Сарбес почувствовал, как его сковывает злость и страх. Всё таки потерять в плавании монарха - покровителя не самая лучшая идея, если желаешь еще плавать в водах союзных королевств.
  
  - Почему она его не остановила? Чёрт возьми, куда смотрели часовые?!
  
  - Он сказал, что немного проголодался и не хотел беспокоить её, - ответила Лисифа. - Запасов хватает, так что Мири решила что от пары яблок, да куска свинины много бед не будет. А что до матросов - они не видели, как он покинул корабль. Шлюпки на месте. Наверное спустился в воду и плыл до берега.
  
  - Сучье дерьмо! - теперь уже капитан не сдерживался, и его голос гремел в гавани как настоящий ураган. - Поисковую команду, быстро! Две группы по пять человек! Прочесать берег, найти следы, вернуть этого...
  
  Он осёкся и прорычал что-то совершенно нечленораздельное.
  
  - Так точно, капитан, - отчеканила Лисифа и помчалась раздавать пинки и указания, формируя поисковые группы.
  
  Сам же капитан шустро заковылял обратно в каюту, намереваясь захватить свой меч и короткий самострел, что оказался в числе подарков Его Величества. В дверях он вновь наткнулся на Киру. Она уже перестала плакать и вновь обрела свою напускную серьёзность.
  
  - Мы идем тоже! - сказала она тоном, не терпящим возражений.
  
  Капитан только махнул рукой, осторожно отодвинув хрупкое создание в сторону и протиснувшись в свою каюту. Ему было некогда разбираться с королевской свитой, когда сам Король вознамерился прогуляться по незнакомому берегу в гордом одиночестве.
  
  Когда капитан вновь вернулся на палубу все приготовления были готовы. Поисковые группы уже готовились спускать шлюпки на воду, а старпом отдавала последние указания.
  
  Завидев вооружённого до зубов Сарбеса, она рявкнула "Капитан на палубе!" и подбежала к нему.
  
  - Куда ты собрался?! - прошипела она едва слышно, чтобы не привлекать внимание матросни. - Твоё место на корабле! Пусть парни по дебрям лазают!
  
  - Король сбежал! - так же тихо прорычал Сарбес. - Если его не вернуть, то моё место будет не на корабле, а на рее.
  
  Он выпрямился и гаркнул в голос.
  
  - Старпом, принимай командование на время моего отсутствия!
  
  - Так точно, капитан, - процедила Лисифа, но спорить больше не стала.
  
  Сарбес уже собрался забраться в шлюпку, когда на палубе возникла возня, и сквозь собравшуюся толпу матросов к шлюпкам пробралась королевская свита: Кира, облачённая в лёгкий доспех и вооружённую шестопёром, да Гатс, второй спутник короля, угрюмый и молчаливый черноволосый парень с жутким шрамом, что перечёркивал закрытый левый глаз. Гатс был одет только в рубаху, штаны и высокие сапоги, а за его широкой спиной на ременной перевязи болтался широки двуручный меч.
  
  - Куда?! - рявкнул Сарбес, когда парочка попыталась залезть в шлюпку.
  
  - Мы идём искать Его Величество, - отчеканила Кира, даже не подумав останавливаться.
  
  Капитан набрал воздуха, чтобы рявкнуть на непутёвых защитников монаршего тела, но передумал, махнув рукой.
  
  - Отправляемся.
  
  Команда дружно ухнула, опуская тяжёлые шлюпки на воду. Пока они плыли до берега, мерно покачиваясь на волнах, Сарбес прикидывал план поиска. Берег нужно было разделить на квадраты и поочередно осматривать их, да только толковой карты береге не существовало, а наброски, что сделал Сарбес во время прошлого плавания вряд ли годились для поиска.
  
  Серпентир встретил их мягким белоснежным песком и тяжёлым шуршащим молчанием стены леса.
  
  - Странно, - подал голос Рори, когда обе шлюпки оказались на берегу. - Капитан, тут слишком тихо! Даже птицы не поют!
  
  Сарбес тоже заметил эту странность. Весь берег молчал. Только шуршала листва, потревоженная лёгким бризом. Не было слышно ни пения птиц, ни стрёкота жучков. Лес замер в ожидании гостей.
  
  - Не мели чушь! - рявкнул на матроса Сарбес, желая пресечь возможную панику. - Рори, Стрекоза, Малькольм, Бангар и Жердь - чешите берег отсюда и до скалы. Ищите любые следы, сломанные ветки, примятую траву. Глубоко в лес не заходить, от группы не отделяться. Как дойдёте до скалы, поворачивайте обратно. Если что-то обнаружите - дайте сигнал.
  
  Он всучил матросам широкое полотнище алого цвета, которое было хорошо заметно издали, и поисковая команда отправилась прочёсывать пляж.
  
  - Так! - сказал капитан, поворачиваясь к оставшимся. - Мы будем шерстить отсюда и до вон того большого дерева. Дальше заходить смысла нет. От меня не отходить, глаза держать открытыми. Пошли.
  
  Сарбес бодро захромал по мягкому песку, ощупывая взглядом каждый клочёк открытого пространства.
  
  На пляже ничего найти не удалось. Нетронутый песок лежал ровно, словно это был полированный камень, и никаких следов не сохранил, кроме оставленных самой группой. Поняв, что у воды ловить им нечего, капитан направил свою группу в подлесок.
  
  Здесь дело пошло бодрее. Почти сразу же один из матросов нашёл след сапог, отпечатавшийся на мягком мху. Он уходил в глубь леса, петляя между исполинскими стволами невиданных деревьев, что больше напоминали пучки змей, нежели растение.
  
  Приказав команде выйти из леса, Сарбес подал сигнал второй группе и стал ждать.
  
  - Почему мы стоим, - угрюмо спросила Кира, внезапно возникшая у капитана за спиной. - Его Величество там один, возможно нуждается в нашей помощи! Нужно спешить!
  
  - Захлопнись! - рявкнул Сарбес, которому и без назойливых феечек было тошно.
  
  Объяснять, почему у большой группы больше шансов на выживание, он не стал. Надо было поставить девчёнку на место, пока его собственным матросам не взбрела в голову идея перечить капитану.
  
  Когда группа Рори, тяжело дыша и буксуя в глубоком песке, добежала до нужного места, Кира была уже совсем взвинчена и нарезала бессмысленные круги вокруг стоянки капитана, пытаясь высмотреть еще какие-нибудь намёки на то, что Его Величество нуждается в своей свите.
  
  - Рори, - рявкнул Сарбес указывая матросу на подлесок. - пойдёшь впереди. Сильно не отдаляйся.
  
  Матрос кивнул и тут же нырнул в полумрак леса. Остальные двинулись следом.
  
  Рори был одним из немногих уроженцев материка, что служили в команде Франциски. До того, как попасть в подчинение Сарбеса, парень служил лесничим у одного из графов Полиэтии, где присматривал за обширными угодьями. Помимо ловкого обращения с топором и знаний повадок животных, Рори неплохо умел читать следы, если, конечно, по ним не потоптался десяток человек в благородном стремлении спасти своего Монарха.
  
  Шли осторожно. Следопыт часто замерал, вглядываясь в очередной пучёк примятой травы, и все замирали вместе с ним. Никто не проронил ни звука, напряжённо вслушиваясь в молчание леса. Редкий скрип ветвей да шелест листвы - вот и всё, что долетало до слуха людей. Эта тишина угнетала.
  
  След стелился ровно, словно стрела. Его Величество не петлял, а шёл прямо сквозь чащу к известной только ему одному цели.
  
  Поисковая группа отдалялась всё дальше от побережья, и это очень не нравилась Сарбесу. Ему вообще не нравился этот тихий лес. Почти сразу же, как люди вошли под тень деревьев, у капитана появилось стойкое ощущение, что за ними следят. Сарбес всматривался в переплетение стволов и кустарников, но никакого движения или блеска глаз не заприметил. Можно было отбросить эти ощущения, не обращать на них внимания, но капитан не был бы капитаном, если бы не доверял своему чутью.
  
  Решив наконец, что дальнеёшее продвижение требует более основательной подготовки, он хотел скомандовать возвращение, но тут Рори глухо ойкнул и пропал из виду.
  
  - Проклятье! - прошипел Сарбес, подбегая к месту, на котором исчез следопыт.
  
  - Проклятье... - повторил он еще раз, когда увидел открывающуюся перед ним картину.
  
  Он оказался на краю широкой просеки, заваленной переломанными и искорёженными стволами многовековых деревьев. Словно кто-то прочертил по лесу огромным железным брюхом. Что бы или кто бы не проделал такую брешь в море листвы, встречаться с этим у капитана желания не было.
  
  Рори валялся у самых ног капитана, пытаясь высвободить застрявшую между наваленых сучьев ногу.
  
  Помогая следопыту высвободиться, капитан размышлял о том, стоит ли группе продолжать поиски, или же лучше вернуться на корабль. Вариант возвращения явно одерживал уверенную победу.
  
  - Чёртова просека, капитан! - выругался Рори, разглядывая последний найденный след Мидгарда. - тут мы Его Величество не догоним. Следов то хер найдешь, а тут еще самим скакать по деревьям. Ноги переломаем скорее, чем найдём кого-нибудь!
  
  Сарбес кивнул, вглядываясь в тёмную стену леса на той стороне просеки.
  
  - Возвращаемся! - рявкнул он, поворачиваясь к остальным, но его голос потонул в внезапном рёве ветра.
  
  По просеке прокатилась волна мелкой щепы, листвы и пыли, поднятая стремительно крепнущим ураганом. Деревья начали раскачиваться, оглашая окрестности оглушительным скрипом. Они гнулись так сильно, словно хотели переломиться и образовать ещё одну просеку.
  
  Все в поисковой команде неожиданно присели, вертя головами и пытаясь понять, откуда на них обрушился столь мощный воздушный поток. Но небо было абсолютно ясным, а Яр вовсю поливал землю своим жаром.
  
  - Уходим! - вновь взревел капитан, пытаясь переорать нарастающий рёв. - К кораблю!
  
  - Нет! - зазвенел голос Киры. - Мы не бросим Его Величество одного в этом ужасном месте!
  
  Сарбес хотел было огреть пигалицу мощной оплеухой, но в этот момент просеку накрыла тень.
  
  Все тут же задрали головы. Кира побледнела и и беззвучно закричала. Почти так же отреагировали и матросы, только угрюмый Гатц остался невозмутимым. Только густые чёрные брови слегка приподнялись, придавая его лицу сурово-удивлённое выражение.
  
  Капитан обернулся, желая лицезреть, чего же такого страшного увидели его матросы, и тут же замер, охваченный испугом.
  
  По небу, мерно взмахивая невообразимо большими крыльями, летел вирм. Его брюхо отливало при свете Яра изумрудно зелёным цветом, а в огромных когтях задних лап, он осторожно нёс что-то очень знакомое Сарбесу.
  
  Присмотревшись повнимательнее, капитан побледнел еще сильнее - чудовищная тварь улетала прочь, унося с собой Печальную Франциску.
  
  - Корабль! - зарычал Сарбес. - Франциска! Верни мне мою Франциску!
  
  Все страхи, все доводы разума были мигом отброшены в сторону. ибо боязнь потерять корабль была гораздо сильнее даже опасения за собственную жизнь. Что-то нечленораздельно рыча, капитан стремглав бросился вперёд, словно безумный перескакивая с одного поваленного бревна на другое.
  
  Он больше не слышал рёва ветра, не видел гигантских крыльев и страшных когтей. Его больше не беспокоило проклятое колено, и не важно было, бегут ли за ним его матросы, или же валяются на земле, напрудив в штаны со страху. "Мой корабль! Моя Франциска! Лисифа!" - единственное, что гремело в его голове, словно боевой барабан, заставляя бежать быстрее.
  
  Чудом избежав падения и перелома ног, Сарбез вновь шагнул на мягкий мох, укрывавший землю в лесу, и, не оглядываясь, побежал дальше, не желая упускать из виду свой корабль.
  
  Увы, крылатый вирм был быстрее и вскоре скрылся из виду. Рёв ветра утих, деревья перестали выплясывать свой монотонный танец. Утих скрим плачущих стволов и на лес вновь обрушилась тишина.
  
  Сарбес бежал, покуда силы не оставили его. Сердце ломилось из грудной клетки, горло резало от сухости и жажды, но капитан продолжал переставлять ноги, покуда не оступился и не упал на обманчиво мягкий ковёр мха. Тут же повреждённое колено дало о себе знать, пронзив всё естество капитана жгучей иглой боли.
  
  Из глаз брызнули слёзы. Сарбес зарычал, заставляя себя подняться и идти вперед, туда, где исчез из виду его сокровище.
  
  Впереди, между изогнутых стволов забрезжил яркий свет подарив капитану слабую надежду. Собрав последние силы, он захромал быстрее, желая достичь открытого пространства и, возможно, увидеть, куда несут его Франциску.
  
  Сделав последний шаг, капитан упал на колени и застыл глядя на белый песок и бирюзовые волны. Он вышел к заливу, но не тому, где еще недавно оставил корабль, а к другому, большому, прикрытому со стороны океана клыками скал.
  
  Сарбес почувствовал облегчение, но не от того, что вновь мог запустить руку в раскалённый песок, или почувствовать ласковое касание волн, а потому что посреди залива мерно покачивалась на волнах его Франциска, целая, хоть и несколько ободранная когтистой лапой.
  
  Только одно омрачало радость капитана - исполинский вирм, который сидел с другой стороны залива и, расправив крылья, грелся под жаркими лучами Яра.
  
  
  Глава пятнадцатая: Спор с Сахменталариэль
  
  
  Сарбес неподвижно сидел на песке и смотрел, как ленивые волны целуют оцарапанные борта Печальной Франциски. Ему хотелось побежать вперёд, броситься в воду и доплыть до корабля, но сила подняться с колен уже не было.
  
  Вирм, закрывавший своим невероятно огромным телом треть горизонта, продолжал неподвижно стоять с расправленными крыльями.
  
  - Капитан! - раздался сзади голос запыхавшегося следопыта.
  
  Сарбес медленно повернул голову. Из леса выбегала его поисковая группа. Все яростно хватали воздух раскрытым ртом и падали на песок рядом.
  
  - Капитан, Слава Яру! - прохрипел Рори опускаясь рядом.
  
  Последними из лесу вышли Кира и её напарник. Они выглядели получше остальных матросов, но пот струился по изящному маленькому личику феечки, а её аккуратная коса совсем растрепалась. Гатц же просто тяжело дышал, то и дело поправляя мечь за своей спиной.
  
  - Ну и громадина, - протянул Рори глядя на дракона. - Как же нам с такой совладать то?
  
  Сарбеса не волновало гигантское чудовище, он думал, что там происходит на борту его корабля. Ему хотелось увидеть еще раз строгое лицо Старпома, хотя бы одним глазком.
  
  Глухо крякнув от собственной глупости, капитан достал из поясного кошеля подзорную трубу и впился взглядом в палубу Печальной Франциски.
  
  На корабле творился бардак. Снасти были разбросаны, а вся команда столпилась у правого борта и пялилась на вирма.
  
  - Сигнал! - прохрипел капитан, поморщившись от резкой боли в пересохшей глотке. - Подайте, сучье дерьмо, сигнал кораблю!
  
  За спиной раздалась возня и алая тряпка взмыла над головой капитана.
  
  - Ну же! - прошипел Сарбес, глядя на палубу Франциски. - Ну обернитесь же, земляные черви!
  
  Словно услышав его злобное шипение, один из матросов обернулся и, заметив развивающуюся алую тряпицу на берегу, что-то закричал, размахивая руками. на палубе началась яростная беготня, и вскоре одна из двух оставшихся при корабле шлюпок покачивалась на волнах, направляясь к берегу.
  
  - Возвращаемся? - тихо спросила Кира. - А как же Его Вели...
  
  Тяжёлый взгляд капитана прервал её на полуслове. Больше феечка не издала ни единого звука, до самого корабля.
  
  На палубе их встречали с радостными криками. Радовались матросы, радовалась бледная как мел и растрёпанная старпом.
  
  - Капитан! - в её голосе явственно звучало облегчение. - В живы! Слава Яру, слава Великой Матери!
  
  Сарбес кивнул в ответ на радостные крики и потребовал воды.
  
  Когда влага из принесённого кувшина наконец успокоило горящее горло, Сарбес сел на поваленную вочку и скомандовал Лисифе:
  
  - Докладывай!
  
  Старпом опустилась рядом.
  
  - Что тут докладывать? - она сипела. словно сорвала голос. - Вы ушили в лес, потом поднялся ветер и на корабль прямо с небес свалился этот...
  
  Она кивнула в сторону неподвижного вирма.
  
  - Мы думали что всё, натала нам крышка, что мы все пойдём на корм. Но тварь просто засунула свои лапы в воду и выудила Франциску, словно ребёнок - опавший листик из лужи. А потом взлетел. Я успела загнать всех в трюм и приказать держаться, так что никто особо не пострадал. Но страху натерпелись.
  
  Сарбес усмехнулся и неожиданно припобнял старпома за плечо.
  
  - Я уже решил что потерял вас, - сказал он тихо, чтобы радостно обменивающаяся переживаниями команда не могла их расслышать. - Потерял Франциску. потерял тебя.Проклятый стихоплёт привёл нас на верную смерть.
  
  Лисифа не ответила. Только плотнее прижалась к Сарбесу, на мгновение превращаясь из сурового моряка в уставшую, перепуганную женщину.
  
  - Ну, что будем делать, капитан? - спросила она отстраняясь и вытирая рукой глаза. - Как будем валить тварь.
  
  Сарбес медленно поднялся и проковылял к правому борту, откуда открывался великолепный вид на крылатого исполина.
  
  - Пока его туша закрывает выход из гавани, мы ничего поделать не можем. Остаётся либо ждать, либо сходить на берег и укрыться в лесу.
  
  Старпом встала рядом, задумчиво глядя на изумрудную чешую вирма.
  
  - Проклятье! - процедила она сквозь зубы. - Он такой огромный, что вся наша огневая мощь для него - пыль. Но почему он просто перетащил Франциску в этот залив? Почему на разломал и не пожрал команду?
  
  - Кто их знает, этих вирмов, - усмехнулся Сарбес, обречённо размышляя о возможных исходах того или иного решения, которое нужно было принять. - Я вот даже не думал что они существуют. Слушал все эти байки и смеялся над глупостью и пугливостью земляных червей.
  
  - Мидгард писал о встрече с вирмом на Меридиане, - сказала вдруг Лисифа. - Почти сразу после того, как мы вышвырнули его на берег.
  
  Капитан пожал плечами. Он читал книжонку, которая полила грязью его и его команду, но не мог припомнить ничего полезного о вирмах.
  
  - Что-то он давно не движется, - продолжала размышлять Лисифа. - Может попробовать проскочить у него под носом?
  
  Эту возможность Сарбес тоже рассматривал. Увы, было слишком много неясного и неизведанного и в этих водах, и в этом звере, чтобы знать наперёд, как обернётся та или иная выходка. Печальная Франциска была быстрым кораблём, как впрочем и все пиратские корабли, построенные на вольных островах, но разве могла она тягаться скоростью с таким чудовищем.
  
  Бездействовать, покинуть корабль или попытаться проскользнуть мимо чудовища - такой выбор не нравился капитану, хотя многие другие пираты, пусть и бывшие, сочли бы наличие трех возможных вариантов непозволительной роскошью. Только вот эти капитаны часто гибли под гнётом последствий собственного выбора, а Сарбес продолжал плавать.
  
  - Если попытаемся уйти сейчас, получим двух бунтовщиков на корабле и лишимся покровительства, - сказал он наконец, оглянувшись на спутников Его Величества, которые стояли у противоположного борта и всматривались в джунгли. - Если сойдём на берег сейчас, то вместо одного вполне видимого вирма получим сотни других невидимых опасностей. Остаётся ждать. Переночуем на борту, а с рассветом посмотрим, что можно сделать.
  
  - Ночевать под носом у этого? - старпом удивлённо вскинула брови. - Да кто тут спать то сможет?!
  
  Сарбес усмехнулся и захромал к себе в каюту, оставив разборки с командой на старпома. Ему нужно было срочно приложиться к одной из заветных бутылочек, ибо боль в колене уже начинала сводить капитана с ума.
  
  Только дойти он не успел. Вновь взвыл ветер, вздымая исполинские волны в спокойном заливе, вновь запел гнущийся лес, и на берег медленно опустился второй вирм. Он был еще больше предыдущего, со странной перламутровой чешуёй по всему телу и золотистой короной рогов на огромной вытянутой голове.
  
  Деревья жалобно захрустели, смятые приземлившимся исполином, берег окутало облако потревоженного песка.
  
  - Сучьи потроха, - только и смог прохрипеть Сарбес, хватаясь за поручни в попытке устоять на ногах. Волны, что еще недавно лишь легонько покачивали Франциску, обрушились на судно с неимоверной яростью, норовя перевернуть и потопить.
  
  Вакханалия длилась всего несколько мгновений, а затем всё стихло. Прибывший вирм неподвижно замер, словно выточенная из гигантской жемчужины статуя, чуть позже улеглись волны, и только белое облако песка всё еще укрывало берег от взоров.
  
  - Сучьи дети собираются на пир! - прокричал кто-то из команды и корабль наполнился стенаниями, криками и проклятиями.
  
  - Молчать, улитки! - взревел Сарбес пытаясь восстановить хоть какое-то подобие порядка. - Чего воете, как грязевые крысы! Мы еще живы, а значит будем бороться!
  
  Несколько неуверенных голосов поддержали его крик, но после на палубе воцарилась тишина, прерываемая только тихим бормотанием.
  
  - Старпом! - продолжал рычать капитан. - Ночёвка отменяется! Готовь корабль к отплытию! Попробу...
  
  Его капитанский рык был прерван радостным звонким визгом вооружённой феечки, которая принялась размахивать руками и подпрыгивать от нетерпения.
  
  - Ваше Величество! - кричала она, не в силах устоять на месте.- Ваше Величество! Он Вернулся, Гатц! Капитан! Его Величество вернулся! Спускайте шлюпку!
  
  Грязно выругавшись, Сарбес ткнул Лисифе на расшумевшуюся девчёнку.
  
  - Разберись, что там.
  
  Лисифа поспешила к левому борту, а затем тоже принялась размахивать руками.
  
  - Капитан! На берегу человек! Скорее всего это Его Величество! Приказать спустить шлюпку и забрать его.
  
  Вновь грязное ругательство сорвалось с уст капитана. Хромая, но подошёл к борту и достал подзорную трубу, направляя ей в сторону, указанную Лисифой. Сомнений не оставалось - на берегу, размахивая своей пёстрой фиолетовой курткой, стоял Мидгард, ничуть не обращая внимания на чудовищного вирма, замершего за его спиной.
  
  - Проклять! - взревел Сарбес. - Шлюпку на воду! Забрать его! Быстро!
  
  Никто, кроме феечки и Гатца, не кинулся выполнять приказ капитана. Большинство команды замерло на месте, что-то невнятно бормоча. Даже тумаки Лисифы, которая быстро оправилась от шока, не помогали.
  
  - Сучьи потроха! - прошипел капитан и подбежал к шлюпке, помогая королевской свите с непривычными земляным червям узлами.
  
  Вскоре к ним присоединилась старпом, а еще несколько мгновений спустя подтянулось несколько матросов. Совместными усилиями шлюпка была спущена на воду.
  
  - Заберите его и быстро назад! - прорычал Сарбес.
  
  Матросы вяло ответили: "Будет сделано, капитан", и начали поочерёдно спускаться в шлюпку.
  
  Капитан наблюдал, как здоровяк Гатц берётся за вёсла, как хрупкая Кира стоит на носу лодки, замирая от трепета и нетерпения, как его собственные матросы, затравленно озираясь, сбились в кучку и нехотя помогают королевской свите двигаться вперёд.
  
  Сарбес не мог винить их, за их страх перед такими чудовищами. Ему и самому хотелось съёжиться и забиться в самый дальний угол корабля. Только это было бесполезно, и понимание этого придавало капитану решимости.
  
  - Проклятый стихоплёт, с его проклятыми идеями, проклятыми желаниями! - рычал он, глядя в подзорную трубу, как тонкая феечка в лёгком доспехе спрыгивает в воду, бежит по отмели и бухается перед Его Величеством на колени.
  
  - Давайте быстрее! - голос Сарбеса грохотал над палубой, но вряд ли был слышен на берегу. Впрочем, матросы разделяли его желание убраться с берега как можно быстрее, а потому вполне бесцеремонно втащили и монарха и его спутницу на лодку и дружно налегли на вёсла. Обратно шлюпка просто летела по невысоким волнам.
  
  - Ты! - взревел капитан, когда Мидгард ступил на палубу Франциски, улыбаясь своей раздражающе белоснежной улыбкой. - Ты решил пустить нас на корма проклятым вирмам?!
  
  Рука Сарбеса невольно тянулась к поясу, но меч остался в каюте.
  
  - Спокойно, капитан, - голос монарха вливался в уши, обволакивая, словно пуховая перина. - Не надо бояться. Они не тронут нас, ибо мы для них не интересны.
  
  - Что?! - прорычал Сарбес, борясь с желанием размозжить наглую монаршью морду своим кулаком.
  
  - У меня состоялась преинтереснейшая беседа с праматерью, и была достигнута некоторая договорённость, - спокойно продолжал бард, продолжая нахально усмехаться в лицо разярённому капитану. - Эти крошки нас не тронут. Это так, демонстрация силы и могущества. Есть нас никто не собирается.
  
  Сарбес сжимал и разжимал кулаки, продолжая размышлять о последствиях убийства коронованной особы на борту его корабля. Увы, судя по всему, это удовольствие не стоило тех последствий, что необратимо обрушаться на команду Печальной Франциски.
  
  - Увы, - продолжал вещать монарх, - какой бы таинственной и заманчивой Рида не была, нам придётся оставить её. Чем быстрее тем лучше. В любом случае, я получил то, за чем плыл сюда, а значит наша миссия оказалась вполне успешна. Поднимайте якорь, капитан. Мы возвращаемся.
  
  Сарбес открыл рот, пытаясь выпалить что-нибудь резкое, но захлопнул его, так и не подобрав слов.
  
  - У нас недостаточно пресной воды для обратного плавания, - подала голос старпом. - Мы собирались набрать её здесь, на Серпентире.
  
  Её слова привели капитана в чувство.
  
  - Возвращаться?! - тихо прорычал он. - Я не знаю как далеко эта тварь оттащила нас! Нужно рассчитать новый курс! У нас может не хватить провизии! Проклятье! Мы вновь сбегаем поджав хвосты! В третий раз я Франциску сюда не поведу!
  
  Мидгард невозмутимо выслушал поток его яростных восклицаний.
  
  - Оглянитесь, - сказал он, когда у Сарбеса закончился воздух в лёгких и тот вынужден был умолкнуть. - Это их земля, созданная ими, чтобы скрыться от разрастающейся заразы человечества. Они бояться вновь вырастить злейших врагов и вновь оказаться под угрозой исчезновения вида, как это было с демонами! А потому никакого третьего плавания к Серпентиру не будет. никаких экспедиций по освоению новых земель, никаких колоний и поиска ценных ресурсов. По крайне мере, пока я жив.
  
  Он умолк, задумчиво разглядывая слепящий лик Яра, невозмутимо продолжающего свой путь по небосклону.
  
  - Ладно, это путешествие будет напрасным, если мы не сможем вернуться назад. Командуйте всем спуститься в трюм и держаться за что-нибудь.
  
  - Что... - просипел капитан. - Что ты собрался делать?
  
  - Как Вы смеете так фамильярно... - взвизгнула неожиданно возникшая рядом феечка, но Мидгард прервал её возмущенные вопли жестом руки.
  
  - Попрошу добрых хозяев Риды помочь нам с путешествием, - сказал он усмехнувшись. - Будет трясти, так что советую всем спуститься в трюм. Ну или привязать себя к чему-нибудь.
  
  - Чтоо... - протянул Сарбес, но уже не разгневанно а удивлённо и испуганно.
  
  Неужели этот безумец и вправду собирается просить вирмов перенести Франциску по воздуху? Капитан в ужасе содрогнулся, представив как гигантские когти вновь заскрежещут о борта его многострадального корабля.
  
  - Я не позволю, - он было начал возмущаться, но монарх уже никого не слушал.
  
  Мидгард направился к носу корабля, копаясь в своём походном мешке.
  
  - Проклятье! - прорычал Сарбес и бросился за ним следом, но путь ему преградили Гатц и Кира, обнажив свои клинки.
  
  Их глаза были полны решимости никого не подпустить к Его Величеству.
  
  - Он нас всех убьёт! - прорычал Сарбес, но это было бесполезно.
  
  Свита медленно отступала вслед за своим королём, угрожающе направляя мечи на каждого, кто смел приблизиться к ним.
  
  Сарбес понимал, что перепуганная, деморализованная матросня сейчас была бесполезна. Едва ли набрался бы пяток человек, которые бы послушали его приказа. Возможно, этого бы хватило, чтобы совладать с двумя вооружёнными бойцами, но без жертв бы не обошлось.
  
  - Если ты повредишь Печальную Франциску, я тебя придушу! - рявкнул он в спину монарху и развернулся к команде.
  
  - Все в трюм! Забиться в угол и держаться за всё, что прибито к полу! Мириам! закрепить провизию и задраить склад! Лисифа! Следи тащи бухту каната! И заставь этих слабовольных мокриц шевелиться уже, сучью их мать!
  
  Команда, подгоняемая криками и пинками старпома пришла в движение. Матросы торопливо скрылись под палубой, явно не желая ни видеть, ни слышать того, что будет происходить.
  
  Сам же капитан шустро подковылял к якорной лебёдке, не желая потерять кусок палубы вместе с якорем, но якорная цепь обрывком болталась на уровне ватерлинии.
  
  - Я тебе это припомню, - прошипел Сарбез, поглаживая доски многострадальной Франциски.
  
  Подбежала старпом, волоча бухту верёвки, толщиной в три пальца.
  
  - Все матросы заперты в трюме, провизия закреплена!
  
  - Хорошо! - пробасил капитан, обвязывая один конец каната вокруг своей талии, а другой закрепляя за опору якорной лебёдки, - Сама спрячься и держись!
  
  Лисифа усмехнулась и тожа схватилась за канат, повторяя действия капитана.
  
  Только она затянула последний узел и дернула за верёвку, проверяя надёжность крепежа, как на носу что-то блеснуло. В тот же миг изумрудный вирм взмахнул крыльями отрывая своё огромное тело от земли и поднимая настоящий ураган.
  
  Всё потонуло в рёве и грохоте. Сначала порыв ветра ударил корабль в борт, заставляя его опасно накрениться, затем навалились поднятые волны. Сарбес цеплялся за ручки лебёдки и яростно орал, понимая, что ещё мгновение, и его драгоценный корабль перевернётся и пойдет ко дну.
  
  Но Франциска устояла. Почти уже лёжа на левом борту, она постепенно выровнялась и восстановила равновесие. А затем с неба опустились огромные когтистые лапы, обхватили корабль и рывком подняли в небо.
  
  Капитана вжало в палубу с такой силой, что он не мог пошевелиться, а только вопить от ужаса.
  
  Гул ветра, хлопанье гигантских крыльев, истошный крик Лисифы и ор самого Сарбеса, смешались в яростную какофонию звуков, которая казалось, проникала в самую душу, сводя с ума.
  
  Вирм стремительно набирал высоту. Его огромная туша загораживало всё небо, так что сложно было оценить ту невероятную скорость, с которой он летел, рассекая воздушные потоки. В какой-то миг подъём прекратился, и капитан вновь почувствовал, что может оторваться от досок палубы и подняться. Горло саднило от крика, вновь захотелось пить, как после беготни по лесу. Рядом ошалело хлопала глазами Лисифа.
  
  - Ты в порядке? - спросил капитан, но его голос потонул в оглушающем вое ветра.
  
  Поняв, что пытаться докричаться до старпома бесполезно, Сарбес принялся крутить головой, осматривая корабль.
  
  Франциска держалась, хоть и отчаянно скрипела всеми снастями и досками, словно желая развалиться на части.
  
  - Держись, малышка, - прошептал капитан и устремил взор на нос корабля, пытаясь увидеть, что происходит с Его Величеством и его свитой.
  
  Свита валялась на плабе, как и сам капитан, отчаянно цепляясь за основание бушприта, но вот король... Мидгард спокойно стоял на самом кончике бушприта, выпрямившись во весь рост и придерживаясь одной рукой за натянутые снасти. Каким чудом он не срывался вниз, снесённый чудовищной силой ветра, Сарбес не понимал.
  
  Внезапно капитан почувствовал, как теряет опору и подлетает в воздух. Вновь завизжала Лисифа, отчаянно пытаясь зацепиться за доски обломанными ногтями. Это было бесполезно, и если бы не канаты, то и старпома и Сарбеса унесло бы прочь.
  
  Этот странный полёт продолжался несколько мгновений, но они растянулись до бесконечности. Ветер выдувал из головы капитана все мысли, кроме самой стойкой.
  
  "Я умру!" - кричало ему сознание, повторяя это мрачное предсказание снова и снова.
  
  Когда же наконец падение замедлилось и капитан опустился на палубу, у него уже не было никаких эмоций и переживаний. Только звенящая пустота внутри. Он лежал, уткнувшись в отполированные голыми пятками доски, пытаясь понять, зачем он здесь и что происходит.
  
  Раздался глухой всплеск, корабль тряхнуло и вновь обдало порывом ветра чудовищной силы. А потом всё стихло.
  
  - Мы... Живы! - откуда-то издалека до сознания капитана донёсся осипший голос Лисифы. - Бес! Мы живы!
  
  Сарбес тихо простонал что-то нечленораздельное и повернул голову на звук голоса.
  
  Старпом, бледная и растрёпанная, внезапно показалась ему самым прекрасным созданием на всём Лике Великой Матери. Закатные лучи Яра освещали её стан, окутывая светящимся ореолом, словно эта сильная женщина вдруг начала светиться изнутри. Светиться красотой.
  
  - Проклятье! - её голос звенел а на губах играла улыбка. - Это было страшно! Капитан, если вы вздумаете прибить этого засранца, я больше не стану вас останавливать!
  
  - О, не волнуйтесь, милая Лисифа! - раздался насмешливый бархатистый голос. - Я больше не буду раздражать Вас и капитана своим присутствием на палубе до самого конца плавания. У меня есть чернила и бумага, а так же есть о чём писать. Наконец-то, спустя столько времени. Чертова корона просто опустошила мою голову, завалив всей этой политикой, экономикой и прочей ерундой, выдуманной скучающими богачами!
  
  Капитан напрягся и перевернулся на спину, желая увидеть говорившего.
  
  Мидгард стоял перед ним, словно не было этого ужасающего полёта, словно гигантские когти вирма не сжимали корабль несколько мгновений назад. Всё та же слепящая, надменная улыбка, те же смеющиеся ядовито-зелёные глаза. Разве только волосы слегка растрепались.
  
  - В любом случае, я полностью доверяю судьбу этой экспедиции в Ваши руки. Ведите нас домой, капитан.
  
  И, не дожидаясь какого-либо ответа, он зашагал в сторону кают, а следом за ними мимо проползла его свита, оба бледновато зелёные, едва переставляющие ноги. и шатающиеся, словно в усмерть пьяный матрос на суше.
  
  Сарбес попытался что-то сказать, но вместо слов из глотки раздался только хрипение.
  
  - Сучий сын, - усмехнулась Лисифа и помогла капитану подняться на ноги. - Что только твориться в его голове!
  
  Капитан не знал. Ему было уже всё равно. Они были живы, корабль был еще на плаву, а впереди маячили чёрные пики Хребта Гиганта.
  
  - Выпусти команду из трюма. Пусть порадуются, что всё позади и приступают к делу, - прохрипел Сарбес, глядя, как круглый Лик Яра медленно опускается в океан. - Возвращаемся. К чёрту всех этих вирмов и славу первооткрывателей.
  
  
  
  Глава шестнадцатая: Падение Аулы
  
  
  Во дворце царила паника и беспорядок. Слуги носились как угорелые, но мало кто из них спешил по поручениям. Кто-то из них нёс позолоченные столовые приборы, кто-то - свёрнуте в рулон картины и гобелены, а некоторые даже пыхтели, взвалив на себя комоды и прочие предметы обстановки. Каждый пытался урвать кусок побольше.
  
  Кириане было омерзительно видеть, как эти пре мерзкие трусливые предатели растаскивали королевское добро, но призывать их к порядку или пытаться остановить сейчас было бесполезно. Сейчас над всеми властвовал страх.
  
  Его липкие. длинные пальци протянулись и к сердцу Кирианы, но у неё была цель, что помогала выстоять и не потерять рассудок. И целью этой было служение Королю Малитаврии, до самого последнего вздоха.
  
  Его Величество стремительно шагал сквозь хитросплетение коридоров своего дворца. Его, казалось, не волновали снующие вокруг воришки и марадёры. Не беспокоил его и шум собравшейся у ворот замка толпы, которая кричала, молила. угрожала, требовала от монарха решительных действий направленных на прекращения творящегося ужоса.
  
  Увы, каким бы великим правитель Малитаврии не был, даже Кириана понимала, что остановить то, что приближалось ему не по силам. А девушка видела множество невероятных чудес, которые совершались словом, пером и решимостью её повелителя.
  
  Стражники, те, что еще не потеряли надежду, или же были просто слишком глупы, чтобы осознать ужас и безысходность, сгрудили вокрук монарха, образовав плотный ромб. Это было повеление Кирианы. Сам же король просто уступил её уговорам, ибо времени спорить не было. Верный Гатц, оруженосец рыцаря ордена Малитаврийской Розы, которым и была девушка, был тут же, хмуря свои густые брови и зорко следя, чтобы никто не вставал на пути у королевского кортежа.
  
  - Я не успеваю! - причитал король, вновь и вновь ускоряя шаг. - Я не успеваю! Проклятье!
  
  Кому-то его бормотание могло показаться признаком безумия, но Кириана прекрасно понимала, что на самом деле тревожит короля.
  
  Сделав очередной поворот, кортеж оказался перед массивной резной дверью, которая вела в королевский кабинет. Спугнув несколько слуг, которые пытались вскрыть сложный веллинский замок, кортеж расступился, пропуская Его Величество.
  
  - Стойте здесь! - скомандовала Кириана. - Гатц, ты за старшего. Никого к кабинету не подпускать. Если кто попытается прорваться - убивать без вопросов.
  
  Оруженосец кивнул, поправляя перевязь с его любимым мечом. Стража рассредоточилась по коридору.
  
  Щелкнул сложный составной ключ, зашуршал запорный механизм и дверь беззвучно отворилась. Король поспешно вошёл в кабинет и Кириана последовала за ним, вытащив ключ из замка и закрыв за собой дверь.
  
  Оказавшись в кабинете, король тут же принялся собирать разбросанные листы бумаги, складывая их в специальные ящики из золотого дерева.
  
  - Я не успел, - продолжал причитать монарх, ползая на коленях по мягкому ковру, что устилал мраморный пол. - Не успел закончить! Проклятая политика! Все эти бессмысленные советы, собрания, рауты. Бесконечная езда по всему побережью! Я же с самого начала понял, что ничего уже не сделать!
  
  - Вы делали всё это во имя процветания Малитаврии, Ваше Величество, - сказала Кириана, опускаясь рядом с монархом и принимаясь собирать разбросанные исписанные листы. - Благодаря Вашим стараниям Малитаврию стали воспринимать всерьез даже на совете королевств. Вы даже Империю смогли приструнить!
  
  Его Величество печально вздохнул.
  
  - Что теперь толку от этого? Королевства падут, замки разрушаться, человечество сгинет! Лучше бы я писал! Успел бы закончить. Пусть коротко, да по каждому! Всё бы описал. Бумага надёжней людей. Она не требует ни воды ни пищи. Она бы смогла пережить катастрофу. Проклятье!
  
  Подобрав последний листок и сложив его в коробку, король замер, сидя на ковре и глядя в окно.
  
  - Чёрт побери, такая красота! Такая смертоносная красота! Надо подняться повыше и описать.
  
  - Ваше Величество! - переполошилась девушка. - Вам нужно как можно быстрее отправиться к Меридиану! Мы не знаем, сколько времени осталось!
  
  Внезапно лицо монарха осветила знаменитая белоснежная улыбка.
  
  - Да перестань ты уже, Кира, - он поднялся и закрыл коробку с листами плотной крышкой со сложным мозаичным замком-головоломкой. - Лучше подумай. как ты хочешь провести последние дни Великой Матери.Что бы ты хотела сделать. С кем хотела бы повидаться. Каков бы исход не был, увы, с Малитаврией покончено. Нет больше Ордена и тебе не нужно выполнять возложенный на тебя долг. Я осво...
  
  Кириана быстро протянула руку и закрыла своей ладонью рот короля, прерывая его на полуслове.
  
  - Не надо, Ваше Величество, - прошептала она с мольбой в голосе. - Не рушьте остатки моего мира. Я там где хочу быть, с тем, кого хочу видеть и делаю то что хочу делать. Мой долг - это лишь предлог для исполнения моих желаний.
  
  Крепкая рука притянула девушку еще ближе и король впился в её трепещущие губы долгим самозабвенным поцелуем, от которого у юного рыцаря перехватило дыхание.
  
  - Ладно. - воскликнул монарх отстранившись от замершей девушки, - Меридиан, так Меридиан. Может выиграю немного времени и успею закончить книгу. Вперед, мой верный рыцарь! Время не ждёт! И чернила захватить не забудь!
  
  Кириана судорожно вздохнула и попыталась взять себя в руки. Поднявшись с ковра. она схватила большую глиняную бутыль с чернилами и поспешила вслед за Его Величеством. который уже выскользнул из кабинета. прижимая к груди коробку с листами и еще несколько таких же ящичков.
  
  В коридоре было спокойно. при появлении монарха и Кирианы, стражники вытянулись по струнке.
  
  - Всё спокойно, - отчеканил Гатц, стоящий у окна и наблюдающий за двором. - Ворота еще стоят, но толпа уже собирается пойти на штурм. Нужно уходить.
  
  - Тогда уходим! - продолжая весело улыбаться, скомандовал монарх, поглаживая коробочки.
  
  Вновь построившись ромбом с королём в центре, кортеж двинулся в обратном направлении.
  
  Выбравшись из лабиринта переходов .они вышли в большой тронный зал, который уже пострадал от рук марадёров и был обчищен до голого камня.Кире было больно смотреть на этот, некогда богатый и величественный зал, полный прекрасных гобеленов, мягких ковров, резной мебели. Ещё недавно он символизировал величие и гордость маленькой Малитаврии, а теперь демонстрировал лишь разруху и запустение.
  
  - Моя лютня! - внезапно воскрикнул король и попытался выбраться из плотного ромба кортежа, но стража по сигналу Кирианы сомкнула ряды и не пропустила монарха.
  
  - Ваше Величество! - взмолилась рыцарь. - Мы не можем вернуться за лютней! Врата замка вот-вот падут, и тогда возможности уйти уже не будет. Вы не сможете дописать книгу!
  
  - С лютней я смогу остановить толпу! - возмутился было король, но потом печально вздохнул. - Ладно! Всё равно петь будет некому. Идём.
  
  Кортеж вновь двинулся вперёд. Торопливо миновав тронный зал, они углубились в подсобные помещения замка. Спускаясь всё ниже, проходя через многочисленные кухни, склады, мастерские, беглецы добрались до подземелья, где располагалась сокровищница и темница. Тут страже пришлось остановиться, ибо широкий зал, что располагался перед массивной железной дверью королевской казны, оказался заполнен слугами и мастеровыми. Они усердно пытались вскрыть защитную дверь и добраться до золота, драгоценностей и всего того, что мещанская голова воображала себе, слыша слово "сокровищница".
  
  - Проклятые мародёры! - рявкнула Кириана, вынимая меч из ножен. - Королевство еще не пало, а они уже спешат попировать на костях! Стража, расправьтесь с ними!
  
  Зашуршала высвобождаемая сталь, но пустить её в ход стражники не успели.
  
  - Стойте! - приказал король модулируя голос, так что не послушаться его было просто невозможно. - Их слишком много. Если будем сражаться, то завязнем тут на долго, и не факт, что сможем пробиться.
  
  - Но Ваше Величество, - возразила рыцарь.
  
  - Давайте я поговорю с ними, - прервал её монарх и не дожидаясь ответа вышел из защитного ромба, ловко проскользнув между закованными в доспех стражниками.
  
  - Граждане Малитаврии! - громко начал он и все головы в зале повернулись в его сторону. - Я знаю, какой сильный страх обуял Ваши сердца. Я и сам холодею, стоит мне только взглянуть на небо. Я понимаю и Ваши чувства и Ваши доводы, и не собираюсь останавливать Вас. Но мне нужно пройти в сокровищницу, а потому есть два пути.
  
  Он сделал короткую паузу, убедившись что каждый в этом зале внимает его словам.
  
  - Либо вы пропускаете нас, а я открываю сокровищницу, забираю нужную мне вещь и ухожу, оставив дверь открытой. Делайте с остатками богатств нашего королевства что захотите. Либо же мой верный рыцарь со своими спутниками зальёт этот зал вашей кровью, прорубая мне путь. Выбирать Вам.
  
  Среди мародёров начали раздаваться шепотки. Они переглядывались и переговаривались, Смеряя королевский кортеж взглядом.
  
  - Ваше Величество! - прошипела Кириана, пытаясь утянуть монарха обратно под прикрытие широких спин стражников. - У нас нет на это времени! Эти трусы разбегуться, стоит только пролить немного крови!
  
  - Я не хочу проливать лишней крови, Кира, - печально вздохнул король. - Скоро её прольются целые океаны, но отбирать последние мгновения пусть и наполненной страхом жизни - это непростительно.
  
  - Ладно, Ваше Величество, - раздался зычный голос и из рядов грабителей выступил высокий широкоплечий детина, в кожаном фартуке. - Мы пропустим Вас, если вы откроете эти проклятые двери! Но не вздумайте шутить с нами. Пусть мы не так хорошо вооружены и обучены, но мы превосходим вас числом во много раз.
  
  Кира узнала его - это был королевский мясник, что разделывал дичь к монаршему столу.
  
  - Ублюдок! - рявкнула рыцарь. - Как ты смеешь так разговаривать со своим Королём!
  
  Рука Его Величества легла на её плечо, призывая успокоиться.
  
  - Прекрасно! - сказал король. - Так и поступим. Ты можешь пойти со мной, чтобы убедиться, что я не хочу обмануть вас.
  
  Мясник нервно облизнул пересечённые шрамом губы, оглянулся на своих угрюмых соратников и кивнул. Грабители расступились, образуя узкий проход, по которому едва ли могли пройти сразу двое.
  
  - Вперёд, - скомандовал монарх, передал драгоценные коробочки с рукописями ближайшему из стражников и уверенно зашагал первым, не дожидаясь стражу.
  
  - Всем быть начеку! - прошипела Кириана и поспешила следом, но место рядом с королём уже занял мясник, так что ей пришлось плестись сзади, кровожадно глядя на шею предводителя мародёров.
  
  - Вы простите нас, Ваше Величество, - внезапно сказал мясник, - но когда нет надежды на помощь от властей, простому люду приходится самим заботиться о своём благополучии.
  
  Рука Киры, сжимающая рукоять меча дрогнула, но рыцарь удержалась и не нанесла наглецу смертельный удар.
  
  - Я понимаю, - с печальной усмешкой ответил король. - Поверь мне, если бы хоть одна сила в мире смогла бы остановить это, то я бы отдал всё за спасение Малитаврии. Но увы, наша последняя надежда сгинула в мёртвых песках, преследуя проклятых культистов. Берите всё что захотите. От богатств всё равно нет уже никакого проку.
  
  - Ну, это уже нам решать, есть ли нам прок от королевского золота или нет, - усмехнулся мясник.
  
  Кортеж достиг дверей сокровищницы без происшествий. Грабители явно не горели желанием ввязываться в стычку с вооружёнными людьми, не смотря на численное превосходство. Они просто молча стояли, глядя на короля и его свиту испуганными глазами из-под нахмуренных бровей.
  
  Оказавшись у массивной двери, стражники быстро организовали полукруг, прикрывая монарха от возможного нападения со спины. Кириана держалась поближе к мяснику, готовая снести его большую лысую голову при любом намёке на резкое движение.
  
  Его Величество устало вздохнул и прикоснулся к одной из мозаичных плиток, что щедро украшали поверхность двери. Раздался мелодичный звон, словно кто-то ударил серебряной палочкой по хрустальному бокалу.
  
  Король набрал воздуха и запел, вторя тональности звона. В этой песне не было слов, лишь мелодичные переливы, плавные переходы и резкие смены тональностей. Чистый, чарующий голос короля наполнил всю залу. Вторя каждой новой ноте. плитки на двери начинали дрожать и звенеть, одна за другой, пока не запела вся дверь целиком. Потом раздался громкий щелчок и запорный механизм пришел в движение, с глухим скрежетом отпирая засовы.
  
  Сокровищница была открыта. В толпе грабителей раздались радостные возгласы. Стража подняла мечи и смокнула строй, готовясь отбиваться от жадных волн мародёров.
  
  Король налёг на массивную дверь и та беззвучно отворилась, открывая дорогу.
  
  - Что... что это? - прохрипел мясник ошеломлённо замерев у входа.
  
  - Это богатства Малитаврии, - усмехнулся король, обводя взглядом огромную коллекцию картин и разнообразных статуэток, выполненных из самых разнообразных материалов. - То, что не потеряет ценности в любой геополитической обстановки. Произведения искусства.
  
  Мясник глухо захрипел, хватаясь за голову:
  
  - Но золото... Драгоценные камни. Где все богатства?
  
  Монарх печально усмехнулся.
  
  - Весь золотой запас королевства давно уже переведён в содружество банков Союзных королевств. для облегчения международных взаимодействий. Эдакий рычаг сдерживания.
  
  На лице предводителя разбойников явственно читалось непонимание, перемешанное с отчаяньем и яростью.
  
  - В крайнем правом ряду стоят сундуки с ювелирными изделиями. Там есть и золото, и драгоценные камни. Только не переплавляйте их. В текущем виде их стоимость гораздо выше. И еще одно.
  
  Он крепко сжал плечё мясника своими пальцами и вперился ядовито-зелёными глазами в маленькие поросячьи глазки предводителя разбойников.
  
  - Если вы не собираетесь использовать картины или скульптуры. то не смейте сжигать их. Забирайте всё что захотите, а остальное заприте обратно. Просто закройте дверь! Вдруг хоть какая-то часть культурного наследия человечества переживёт грядущий кошмар.
  
  Мясник нервно сглотнул и кивнул.
  
  - За мной, - скомандовал монарх своей свите и двинулся в глубь сокровищницы.
  
  - Отступаем группами! - распорядилась Кириана. С сброда глаз не спускать!
  
  Она поспешила следом за удаляющимся королём, обогнув замершего с открытым ртом мясника. Тонкая ниточка слюны вытекла из его рта, и медленно опускалась на фартук. Кира знала - никто не мог противостоять воле короля, если тот был серьёзно настроен.
  
  Монарха она догнала только в самой дальней зале сокровищницы. он возился с очередной массивной дверью.
  
   - Столько картин! - сокрушался монарх. - Столько бесценных полотен! Проклятье!
  
  Раздался очередной щелчок и дверь отворилась, открывая небольшую нишу в каменной стене. В нише лежал серебристый диск, величиной с мужскую ладонь. Поверхность диска была испещрена линиями и прорезями, исписана разными символами.
  
  Монарх зажал этот диск в руках и оглянулся.
  
  - Где все? - в его голосе звучало нетерпение. - Кира, тащи всех сюда!
  
  Рыцарь удивлённо вскинула брови, но спорить не стала. Она не понимала, как монарх собирается выбираться из этого тупика, но у Его Величества явно был план, а значит не ей с ним спорить.
  
  Стражники всё еще медленно отступали вглубь сокровищницы, пятясь от напирающей толпы. Грабители не спешили нападать на солдат, они просто постепенно. шаг за шагом сокращали дистанцию.
  
  Стоило им проникнуть в сокровищницу, как очнулся мясник и принялся руководить грабежом, указывая мародёрам, где лежит золото и драгоценности. Впрочем его мало кто слушал. Люди хватали первое, что попадалось под руку, набивали карманы мелочёвкой. не глядя, что берут, и спешили выбраться со совими сокровищами прочь из подземелья.
  
  Кира подошла к Гатцу, отступающему в последнем ряду и скомандовала:
  
  - Все быстро к королю!
  
  Стража дружно развернулась и припустила по каменному полу. глухо лязгая латами на бегу. Толпа тут же бросилась вперёд, рассыпаясь и рассеиваясь между рядов сокровищ.
  
  Король ждал, пока вся его свита не соберётся вокруг.
  
  - Держитесь за свои мечи, детки! - весело скомандовал он, обхватывая киру за талию и прижимая к себе.
  
  Монарх поднял диск над головой и пронзительно засвистел. Пол под ногами стражи дрогнул, а затем всё вокруг закрутилось, сворачиваясь в тугую спираль. Спираль сворачивалась всё туже и туже, а потом стремительно распрямилась. Стража повалилась на зелёную траву, отброшенная этим резким движением.
  
  И только потом Кира зажмурилась, цепляясь за королевскую руку до хруста в пальцах.
  
  - Ну-ну, - ласково прошептал монарх. - Уже всё позади.
  
  Рыцарь несмело разлепила веки и удивлённо охнула. Весь кортеж стоял на невысоком пригорке, покрытом мягкой изумрудной травой. Внизу, шагах в восьмиста текла маленькая речка, почти что ручей, а еще дальше мерно вращала широкими лопастями ветряная мельница.
  
  Кира знала этот пригорок, эту речку и эту мельницу. Они находились в нескольких лигах от осаждённого замка, на самой окраине королевских охотничьих угодий.
  
  - Как? - тихо прошептала она. не веря собственным глазам.
  
  - Мудрость вирмов, - усмехнувшись ответил король. выпуская девушку из рук. - Правда нас было слишком много. далеко перепрыгнуть не получилось. Нужно найти лошадей и убираться отсюда.
  
  Внезапно холм осветился странным оранжевым светом. Кто-то из стражи, кто успел уже подняться на ноги, охнул и выругался.
  
  Кириана и король обернулись и посмотрели на небо. Огромный диск Аулы, охваченный пламенем. стремительно приближался к Эрде, стремясь обрушиться где-то за горизонтом.
  
  - Проклятье! - сокрушённо вздохнул король. - Я не успел. Не успел дописать.
  
  Аула чертила широкую алую линию по небосклону, разгоняя облака и окрашивая их в мириады оттенков розового и оранжевого. Сейчас даже Яр выглядел бледным призраком рядом с этим пылающим цветком, что стремилась принести покой шумному человечеству.
  
  Кира вновь вцепилась в руку Его Величества, не в силах совладать с подступающим ужасом.
  
  - Так печально, - сказал король. - Но как же прекрасно!
  
  Стражники, плача и вереща разбежались в разные стороны, стремясь найти хоть какое-то укрытие и вскоре на холме остались только король и его верный рыцарь.
  
  Они стояли в тишине. Он любовался наступающим концом всего, а она цеплялась за его руку, словно в этой сильной руке была её единственная надежда на спасение, и жмурилась боясь вновь увидеть неотвратимость конца.
  
  А потом на них обрушился рёв падающей Аулы, прилетевший издалека. Он нарастал, пробирая до самых костей, принося понимание, что никакой надежды уже не осталось.
  
  - Не закрывай глаза, - тихо прошептал король. - Это последний миг этого мира! Его нужно видеть!
  
  Рыцарь силой заставила себя открыть глаза, ибо не подчиниться его приказу она не могла. Огромный огненный бутон уже почти достиг линии горизонта. Оставалось лишь несколько мгновений, прежде чем он коснётся земли и раскроется, опаляя всех своей смертельной красотой.
  
  Кириана повернулась и посмотрела на спокойное одухотворённое лицо монарха. Внезапно она осознала, что больше никогда не увидит его, не услышит его голос. Больше не будет ни красивых сказок у большого камина в обеденной зале, ни бессонных ночей, когда она с замиранием сердца прислушивалась к скрипу пера, раздававшегося за его дверью. Не станет этого обволакивающего, затягивающего смеха и песен, что начисто лишали её разума.
  
  Кира набрала в грудь воздуха и сказала то, что никогда бы не решилась, если бымир не был обречён.
  
  - Я...
  
  Её слова потонули в оглушительно грохоте. Небо запылало - Аула достигла Лика великой Матери.
  
  - Ха, - крикнул король глядя на горизонт. - Странно!
  
  Кира повернула голову и замерла от удивления. Не было ни столпа пламени, ни волны огня и обломков, сметающей всё на своём пути. Только огромная расколовшаяся сфера Аулы, осыпающаяся огромными кусками на Эрду с немыслимым грохотом.
  
  Только небо продолжало пылать. Рыцарь подняла глаза вверх и увидела, что на небе расцвёл новый цветок. Синий, с зелёной каймой на лепестках.
  
  - Что это? - громко спросила девушка, пытаясь перекричать грохот разрушающейся Аулы.
  
  - Сапфир! - с непонятной усмешкой крикнул король в ответ. - Всё таки этот дуболом смог спасти всех!
  
  Он обхватил Киру за плечи и закружил в стремительном танце.
  
  - Эрда будет жить! - кричал монарх, счастливо улыбаясь. - Человечество будет жить! Мы будем жить, если поторопимся убраться с побережья и успеем достичь Меридиана! Я еще успею дописать "Коротко, да по каждому"!
  
  
  
  
  
  Глава семнадцатая: Дикая сила
  
  Лес тихо трепетал от прикосновения холодного ветра. Листья, которым ещё хватало сил держаться за свои родные ветки, дрожали, порождая приятный успокаивающий шелест. Лучи Яра, всё еще отчаянно яркого, но уже не способного согреть Лик Великой Матери, пробивались сквозь эту редеющую крону, образуя в лесу настоящие колодцы света.
  
  Сам же Яр только начинал свой ежедневный путь. ледяная роса еще дрожала на траве, срывалась с листвы деревьев и падала точнёхонько за пазуху путникам, которым не посчастливилось оказаться в пути, в столь ранний час.
  
  - Проклятье, - выругался Бартон, поплотнее кутаясь в свой походный плащ.
  
  Капли продолжали нещадно сыпаться на его голову, заставляя сжиматься и дрожать от холода.
  
  Бартон был крепким малым, способным вынести все невзгоды, которые был способен преподнести ему очередной день, но холода он не любил. Впрочем, в этом он не отличался от других уроженцев бывшей степи.
  
  - Мерзнешь, степняк? - с улыбкой пробасил здоровенный седобородый мужик, идущий чуть впереди Бартона.
  
  Бартон покосился на этого закутанного в тогу горняка и криво усмехнулся. Встревать в очередную перепалку с одноруким стариком, со страшно обожжённым лицом, никак не хотелось. Тем более, что Бартон знал, какая невероятная мощь сосредоточена в этой единственной уцелевшей руке.
  
  Говорили слухи, что этот седобородый участвовал еще в первой Битве героев, хотя Бартон не верил таким небылицам. Во времена первой Битвы сам Бартон был всего лишь сопляком, отгонявшим вездесущих паразитов от капустных грядок отца.
  
  Суровое, скупое лицо Бартона на миг осветилось легким подобием улыбки, когда воспоминания о наивном детстве поделились с ним теплом. Увы, ушедшее не вернуть, время вспять не обернуть.
  
  Не излечить шрамов на Лике Великой Матери, что прочертили осколки разбитого Сапфира, не убрать тот ужасающий рог, заметный из любой точки закатного побережья, в который превратилась некогда сияющая изумрудом на небосклоне Аула.
  
  Не вернуть жизней, что унесли волны, пожары и землетрясения, что последовали за Падением. И всё же реальность оказалась не такой страшной, как грозились предсказатели и астрономы Академии. Человечество пережило все катаклизмы, объединившись под символом Совершенствования Человека.
  
  Рука бартона невольно потянулась к маленькому железному амулету, похожему просто на прямую полоску металла, символизирующую путь Тартара, но прошептать обычную молитву не успел.
  
  Идущий впереди поднял сжатый кулак вверх, и вся группа дружно замерла, стараясь даже не дышать, чтобы не производить лишнего шума.
  
  Ещё один сигнал, и седобородый устремился в сторону, обходя еще невидимую для остальных цель по широкой дуге, стремительно стелясь по земле, словно огромная тень.
  
  В воздух поднялись три пальца, а затем сложенная ладонь указала налево, и Бартон, уподобившись горняку, бесшумно заскользил среди кустарников и древесных стволов.
  
  Ни единой веточки не хрустнуло под мягкой подошвой сапогов. Бартон продолжал двигаться по дуге, пока не увидел цель. Тогда он замер, прильнув к земле и принялся наблюдать, выжидая сигнала к атаке.
  
  Цель оказалось маленькой женщиной с яростно всклокоченными светлыми волосами. Длинное, грязное бесформенное платье, разодранное во многих местах, свободно развевалось при каждом движении женщины, поднимаясь почти до самых коленей и обнажая грязные босые ноги.
  
  Женщина была не одна. Вокруг неё кружили странные крылатые существа, с человеческим телом, длинными хвостами ящериц и когтями хищников. Крылья их были покрыты бурыми перьями и почти сливались с монотонностью леса.
  
  Твари взлетали и падали, словно кто-то дергал за невидимую верёвку, обвязанную вокруг их когтистых лап. Они нападали на женщину, целя когтями в лицо и горло, но та ловко взмахивала руками, и нападающие отлетали, корча лица в беззвучном крике.
  
  Всё это происходило в полнейшей тишине, словно кто-то взял и убрал все звуки.
  
  Бартон недоумённо хмыкнул, не зная, стоит ли ему вмешаться, или же дождаться сигнала.
  
  Вмешательства, правда, не потребывалось. Между ладоней женщины вдруг замерцала разноцветная дуга, быстро превратившись в радужный пузырь, и тут же лопнув, обдавая брызгами всех тварей вокруг. Чудовища, на которых попадали эти брызги, тут же лопались, рассыпаясь радужными пузыриками и порождая еще больше брызг. В одно беззвучное мгновение все крылатые твари обратились в яркую веселую пену, которая почти сразу осела и растворилась, обратившись в легкую дымку и росу на траве.
  
  Женщина устало опустилась на землю, провела рукой по волосам, приглаживая свои хаотичные космы, а затем оглушительно щелкнула пальцами и весь лес тут же наполнился звуками. Вновь зашелестела трава, запели птицы, зашумели деревья.
  
  Бартон невольно сглотнул. Если эта женщина и была целью их маленького отряда, то столкновение с ней могла обернуться настоящим побоищем. Впрочем, разве кто думал, что охота на потомков бывшего повелителя демонов будет простым занятием.
  
  Внезапно затрещали ветки кустарника и в поле зрения появился лидер их маленького отряда. Он специально выдал своё местоположение. Бартон бы в этом уверен, ибо из всех бойцов и охотников, что собрались на зов Николаса Второго, этот был самым опасным. У Бартона мурашки бегали по коже, каждый раз, когда взгляд ядовито-зелёных глаз останавливался на нём. А ведь Бартон был далеко не из пугливых. Да и разве остались пугливые на Лике Матери. Архипророк Николас Второй говорил, что всех слабых и трусливых смело с Эрды огнём Сапфира и силой Аулы.
  
  Женщина резко обернулась и вскинула руки, но замерла, увидев что у подходящего нет ни когтей, ни крыльев.
  
  Лидер тоже поднял руки, но только чтобы продемонстрировать мирные намерения. Правда, кроме прочего, это был обговорённый сигнал команде быть наготове.
  
  - Тише-тише, красавица, - бархатистый успокаивающий голос разлился по лесу, петляя и угасая в хитросплетении деревьев. - Я не хочу навредить тебе. Тем более, после этого красочного представления. Уж как-то неохото осесть морской пеной на местной траве.
  
  Женщина ничего не ответила и не опустила рук. Лидер улыбнулся. Обычно Бартона бросало в холодный пот от этой нечеловеческой, белоснежной улыбки, но сейчас он ощутил лишь доброту и миролюбие, которое словно лилось из лидера ласковой рекой.
  
  - Я здесь чтобы покончить с этой крылатой напастью раз и навсегда. Уж больно расплодились эти твари, уж сильно обнаглели. Вот меня и послали в их лес, пообщаться с их мамочкой.
  
  - Это не их лес! - прошипела женщина, все таки опустив руки. - Это мой лес!
  
  - Это видно, - в словах лидера не было ни капли иронии.
  
  Он подошел еще на пару шагов ближе и опустился на корточки, смахивая русые пряди своих волос со лба. Женщина не шелохнулась, продолжая настороженно сверлить мужчину взглядом.
  
  - Мне нужна твоя помощь, - Бартон заметил что голос лидера начал едва заметно вибрировать, отдаваясь зудом в основании черепа.
  
  Всё, началась магия. Когда лидер модулировал голос, никто не смел противиться его воле.
  
  - Это твой лес. Ты знаешь всё в округе. Знаешь где гнездо этих тварей.
  
  Женщина приложила одну руку к правому уху, не отрывая взгляда от говорящего.
  
  - Покажи мне, где они прячутся, - голос лидера сметал все сомнения, все вопросы и подозрения, оставляя лишь одно неодолимое желание - сделать так, как он просит.
  
  Женщина усмехнулась.
  
  - В голову лезешь, змеерождённый? - её голос оказался неожиданно чистым и звонким. - Подчинить хочешь? Не на ту напал! Голоса у меня в жилах текут! Я им не позубам!
  
  Лидер рассмеялся, легко и весело, заставив женщину удивлённо хлопать большими серыми глазами.
  
  - Прости, виноват, - сказал он, отсмеявшись. - Уже привык как-то, что вокруг одни бесхребетные. Клянусь, больше в голову не полезу. Ну так что? Поможешь? Тебе ведь самой такая зараза во владениях не в радость.
  
  Женщина хитро сщурилась и вдруг обратилась из дикого волка в игривую лисицу.
  
  - Думаешь, королева тебе по зубам, змеерождённый? Хочешь очаровать её своими сладкими речами?
  
  Улыбка лидера стала еще шире и перестала быть миролюбивой.
  
  - У меня, как у порядочного змеерождённого, и пара клыков найдётся.
  
  В его руках блеснули два длинных изогнутых кинжала, которые тут же вновь скрылись в широких рукавах его куртки.
  
  Вновь смерив лидера взглядом женщина поднялась с земли и отряхнула подол её многострадального платья.
  
  - Ну пойдём, змеерождённый, посмотрим, на сколько частей тебя разорвёт королева. И змеёнышей своих бери с собой.
  
  Лидер встал следом и коротко пронзительно свистнул.
  
  Бартон выдохнул, но руки с рукояти своего изогнутого меча не убрал. Справа из кустов поднялся седобородый, опираясь на свой любимый тяжёлый топор на длинной двуручной рукояти, с которым и двумя руками было справиться непросто.
  
  За спиной у лидера, из-за деревьев вышли еще двое - невысокий рыжеволосый паренёк, который был моложе Бартона на пяток лет, и долговязый тощий, как смерть, абсолютно лысый и жутко сморщенный старик, который был явно старше седобородого. Оба держали в руках по длинному степному луку, со стрелами наготове.
  
  - Странная у тебя компания, змеерождённый, - усмехнулась женщина, оглядывая разношёрстный отряд. - Калеки, старики, дети. Не удивлюсь, если тот бабой окажется.
  
  Она кивнула в сторону бартона, и лес тут же затрясся от хохота седобородого горняка.
  
  - Не суди о них по виду, они те еще демоны, коли жопу им припечь раскалённой кочергой, - усмехнулся лидер.
  
  - Ну пойдёмте, демоны, - рассмеялась женщина, легко зашагав босыми ногами по мокрой траве.
  
  Лидер молча подал сигнал следовать за ним, и поспешил нагнать легконогую дикарку.
  
  - Что ты забыла в этой глуши? - спросил он, когда половина лиги осталась уже позади.
  
  - Травля колдунов закончилась несколько сотен лет назад. Новому миру не помешала бы твоя сила.
  
  - В новом мире и без меня есть кому за власть драться, - ответила женщина и засмеялась.
  
  Ей вторил мягкий смех лидера.
  
  Шли долго, забредая всё глубже в чащу. Деревья стояли всё ближе друг к другу, всё толще становились стволы. Яр уже едва пробивался сквозь переплетение ветвей над головами.
  
  Бартон давно уже потерял дорогу, но он и не был следопытом, чтобы вглядываться в мох на коре, да выискивать обломанные травинки. Ему было проще маршировать на плацу или растворяться в толпе зевак. подбираясь к жертве. Впрочем, он не жалел, что упавшая с неба сфера поставила крест на его занятии. Объединённое человечество не чтило убийство себе подобных. Навыки Бартона пригодились в другом, более опасном и увлекательном деле - в охоте за чудовищами. К тому же Бартон был уверен, что нынешнее миролюбие скоро канет в небытие и человечество вернётся к своим обычным спорам, у кого хер толще да слаще.
  
  Шли большей частью молча. Лидер время от времени пытался завести разговор с ведьмой, выспрашивал про неё, но та либо отшучивалась, либо отмалчивалась. Сама вопросов не задавала, и это не нравилось Бартону, который всё ещё раздумывал, убирать руку с рукояти меча или нет.
  
  Было видно, что и другие члены отряда мучались подобными раздумьями. Если горняк привычно таскал свой топор. положив на плечё, то у остальных не получалось выглядеть столь же непринуждённо. Разве что лидер не выказывал беспокойства. Бартону даже показалось, что встреченная незнакомка интересовала его теперь куда больше, чем цель их экспедиции.
  
  Пока Бартон придавался досужим размышлениям, идти становилось всё сложнее. Корни деревьев всё больше выступали из земли, образуя настоящий пол, расчерченный плавными извилистыми линиями. Низкие ветки то и дело норовили залепить путникам по лбу. или зацепить за край плаща.
  
  Всё меньше становилось вокруг звуков. Даже листва, казалось затихла, перестав радостно шелестеть на ветру. Путники забрели в самую чащу.
  
  Тут было темно, сыро и неожиданно тепло, словно деревья дышали и делились своим теплом. Сквозь плотный слой корней пробивались странные, вьющиеся кустарники, колючие и цепкие, которые так и норовили облепить сапог зазевавшегося путника, став настоящей ловушкой.
  
  То и дело, краем глаза, Бартон замечал отголосок движений, почти невидимого, словно тень, промелькнувшая в полумраке. Замечали это и другие, начав вертеть головой и вглядываться в окружающую их темноту.
  
  - Вот оно, - внезапно подала голос женщина. - логово королевы. Ты уверен, змеерождённый, что хочешь встретиться с ней.
  
  Тонкая рука указывала на огромный дуб, в переплетении корней которого угнездился вход в пещеру. Он был достаточно высок, чтобы там смог пройти взрослый мужчина, даже такой высокий как горняк. Из пещеры несло холодом и хищным зверем.
  
  - Иногда наши желание идут наперекор долгу, - усмехнувшись, ответил лидер. - Иногда - идут вместе. Спасибо, что привела нас сюда. Это место мы бы долго искали самостоятельно.
  
  - Рано благодаришь, - вновь зазвенел хрустальный колокольчик смеха. - Может спустя пару мгновений проклинать начнёшь.
  
  Снова блеснула ослепительная улыбка, но тут же исчезла, когда мужчина повернулся к своим спутникам.
  
  - Горн, Барт - в авангарде, - голос лидера резко стал жёстким. - В схватку не вступать до сигнала. Лука, Дершива - в прикрытие. Следите, чтобы никто не зашёл за спину. Ну, полудемоноборцы, отработаем пророческое золото.
  
  Раздались угрюмые смешки. Название отряда придумал сам лидер, ибо они охотились не на самих демонов. а лишь на их потомство от разных существ Эрды. Да, хитра и неповторима жизнь, когда дело касается всяческих мерзостей и порождений.
  
  Бартон бросил короткий взгляд на горняка. Седобородый Горн коротко кивнул и перетёк в тень, словно капля живой ртути. Убийца поражался ловкости этого огромного старика.
  
  Стараясь не отставать, Бартон тоже поспешил вперёд, услышав напоследок слова Лидера обращённые к женщине:
  
  - Если королева и вправду так могуча, как ты намекаешь, то запомни наши имена.
  
  - Ты ещё не назвал своего, змеерождённый, - раздался насмешливый ответ.
  
  - Когда-то меня звали Мидгардом, но вряд ли я еще когда-нибудь услышу это имя вновь.
  
  - Ну что же, Мидгард, гроза сердец и мастер пера, я не забуду ваши имена. Но и ты запомни моё имя. Пиета.
  
  Большего Бартон расслышать не смог. Он уже нырнул во тьму прохода между корней, погрузившись в зловонную сырость.
  
  Нагнав седобородого, бывший убийца замедлил шаг. Продвигались вперёд осторожно, вслушиваясь в каждый шёрох, которыми полнилась эта холодная пещера.
  
  Проход вёл вниз, постепенно расширяясь. Поначалу света, падающего снаружи вполне хватало, но вскоре Бартон не смог разглядеть и собственной руки. Нужно было время чтобы глаза привыкли к темноте. Бартон было собрался уже коснуться плеча пыхтящего впереди горняка и попросить остановиться, чтобы не бродить словно слепые котята, но тут впереди забрезжил свет.
  
  Авангард вышел в обширную пещеру, в потолке и стенах которой было бесчисленное множество дыр, шириной едва ли в локоть. Из этих дыр проникал свет, образуя яркие столбы и позволяя отлично видеть. Только то что было видно, бартону совсем не понравилось.
  
  Он замер, вжимаясь в холодный влажный камень. Рядом распластался горняк, беззвучно шевеля губами в безмолвных ругательствах.
  
  Столбы света освещали бесчисленные бурые крылья, мерно колышущиеся в такт дыхания тварей.
  
  Тварей было много. Бартон пытался считать, но бросил это бессмысленное дело сбившись где то на четвёртом десятке. Бурокрылые сидели на каменном полу пещеры, свернувшись в пернатые клубки и спали, изредка нервно подрагивая и расправляя крылья.
  
  А в самом центре, на высоком покатом камне, в огромном гнезде из веток, травы и чего-то, сильно напоминающего кости, сидела королева. Бартон понял это с первого взгляда. Оперение королевы было цвета тёмного золота и лучи Яра отражались от каждого пёрышка, рассыпаясь по пещере тысячами ярких бликов.
  
  Выделяла её среди прочих и цвет кожи. такой свежий, розоватый, словно у младенца. Точёная фигура, словно вырванная из пошлых снов всех мужчин на Лике Великой Матери, манила крутизной бёдер, изгибом талии и крепостью высокой груди. Водопад огненно рыжих волос спадал на округлые плечи и едва ли мог прикрыть эту прекрасную чарующую наготу крылатой красавицы. На округлом лице двумя топазами сияли невероятные жёлтые глаза. Они смотрели на Бартона и он чувствовал их страсть, их призыв и желание. Противостоять этому призыву было невозможно.
  
  Убийца стал медленно подниматься с земли, но тяжёлый топор лёг плашмя на его спину, прижимая обратно.
  
  - Очнись, сопляк, - прошептал седобородый прямо в самое ухо Бартону. - Мы сюда не трахаться с крылатыми шлюхами пришли! Собери свои яйца и сосредоточься!
  
  Рядом из темноты вынырнул мидгард, сверкая в темноте своими зелёными глазищами. Он приложил палец к губам, призывая к молчанию.
  
  Бартон всё еще слышал зов королевы, но теперь он был не властен над ним, хотя парню отчаянно хотелось поддаться тому удовольствию, что обещал этот сладкий беззвучный голос.
  
  Быстро замелькали пальцы, складываясь в знаки. Лидер приказал сидеть здесь и готовиться прикрыть его отход. Горняк кивнул, и Бартон последовал его примеру, давая понять, что приказ был понят. Пальцы сами легли на рукоять изогнутого меча и стало немного легче сопротивляться зову и оставаться настороже.
  
  Лидер достал из поясного кошеля какой-то зелёный бутылёк и залпом выпил его содержимое, а потом поднялся и осторожно пошёл вперёд, лавируя между спящих перьевых холмиков.
  
  Бартон, а вместе с ним и седобородый, затаив дыхание следил, как Мидгард осторожно приближался к гнезду, как замирал, когда крылья ближайшей к нему твари начали трепетать, как аккуратно взбирался по покрытому мхом камню, как забирался в гнездо, ныряя в раскрытые объятья золотокрылой королевы, жадно припадая к её жаждущим губам долгим поцелуем.
  
  От напряжение и нахлынувшего желания Бартон прикусил язык, но тяжёлый топор продолжал холодить его спину, позволяя сопротивляться низменным позывам.
  
  Внезапно королева резко отпрянула и начала вырываться из объятий Мидгарда. её глаза больше не светились обещанием. В них был испуг, боль и недоумение. шумно захлопали большие золотистые крылья, но лидер не ослаблял хватку, утягивая пернатую тварь обратно в гнездо.
  
  - Тише, тише, - до Бартона донёсся модулированный голос Мидгарда. - Не буди малышей. Пусть спят.
  
  Эти слова падали тяжёлыми камнями, перебивая всё влияние золотистых глаз. Теперь приходилось бороться со сном, но к этому команда была готова. Раскупорив маленький бутылек. что был привязан к поясу металлической цепочкой, Бартон вдохнул резкий. невыносимо терпкий запах, который вмиг разогнал подступающий туман сновидений.
  
  Голос подействовал и на королеву. Она вырывалась всё слабее, крылья взмахивали всё реже, а золотые глаза заволокло пеленой. Только падая обратно в объятья Мидгарда, она разлепила свои манящие губы и закричала. Громко, пронзительно, отчаянно, а затем зашлась в резком, булькающем кашле.
  
  В ответ на её крик пещера наполнилась десятками других пронзительных голосов. Твари пробуждались, тут же включаясь в общий вой, расправляли крылья и начинали озираться в поисках нарушителей спокойствия королевы.
  
  - Проклятье! - прошипел горняк. - Кранты ему.
  
  Лидер, впрочем, и сам понял, что дело оборачивается полным дерьмом, и оставив королеву корчиться в гнезде, стремглав побежал к выходу.
  
  Твари тут же бросились к нему, но прежде чем первая их них смогла дотянуться до него своей когтистой лапой, запела спущенная тетива, и длинная стрела пробила её шею. За первой стрелой посвистела вторая, а затем ещё и ещё, очищая лидеру путь к группе.
  
  - Готовься, - прошипел седобородый, убирая топор со спины Бартона. - Сейчас начнётся настоящая пурга!
  
  Мидгард, ловко орудуя кинжалами, лавировал между поверженными тварями и стремительно приближался к залёгшим товарищам. Ему понадобилась лишь нескольо мгновений, чтобы прорваться сквозь наседающую со всех сторон толпу бурокрылых и проскочить мимо Бартона.
  
  Горн заревел, словно пробудившийся среди Моркотового снегопада медведь и вскочил на ноги, тут же обрушивая свой топор на первого из преследователей. Вслед за ним поднялся и бартон, ловким пируэтом высвобождая свой диковинный изогнутый меч и перерубая вытянутую руку другой твари.
  
  Началась отчаянная сеча. Твари валили нескончаемым потоком, не ведая ни страху, ни усталости, и вынуждая бойцов быстро пятиться к выходу. Бартон яростно рубил мечём. но уже через несколько мгновений схватки был покрыт глубокими царапинами от острых когтей. благо ширина прохода не позволяла тварям взять их в клещи, а над головами свистел град стрел. Чудища ложились десятками, но на место павших, вставали сотни новых тварей, которые лезли вперёд в яростном порыве.
  
  Вновь резкий, воющий крик пронёсся по пещере, пробирая до самых печёнок и пернатые демоны тут же отступили, скрываясь так же стремительно, как и лезли вперёд.
  
  - Сучьи потроха! - раздался голос лидера за спиной. - Они хотят перекрыть выход! отходим! Быстро!
  
  Задумываться, с чего лидер взял, что эти твари решили перекрыть им путь к отступлению, но спорить не стал. Вся группа развернулась и побежала в сторону едва заметного светлого пятна, что обозначал выход из пещеры.
  
  Мягкие сапоги неожиданно гулко забухали по холодному камню, но это было уже не важно. Все звуки тонули в отчаянном шуме сотен крыльев и яростных вскриках сотен нечеловеческих голосов.
  
  Вырвавшись на воздух, группа чуть не сбила ожидающую их ведьму.
  
  - О, вижу вы всё ещё живы! - усмехнулась она, но Мидгард сгрёб её в охапку и припустил вперёд, петляя между деревьев и не обращая внимания на крики и брыкания своей ноши.
  
  Бартон спешил следом, кожей ощущая, как в небе над кронами трепещут тысячи разъярённых крыльев.
  
  - Проклятые жопокрылы! - задыхаясь прошипел Горн, и крикнул в спину лидеру. - Мидгард, на открытом пространстве они нас порвут!
  
  - Если яд не подействует, то они нас порвут где угодно! - крикнул в ответ Мидгард. - Стоять на месте бессмысленно!
  
  Столпы света, что проникали в прорехи между ветвями над головой, начали мерцать, ибо крылатые твари кружили над листвой, высматривая наглецов.
  
  - Отпусти меня! - визжала женщина, яростно извиваясь в железной хватке лидера, - Я о себе лучше смогу позаботиться, чем вы о себе.
  
  - Знаю, - раздалось в ответ. - Потому и тащу тебя, чтобы ты и о нас позаботилась.
  
  Бежали долго, пока шум крыльев не остался далеко за спиной, а чаща не обратилась в редкий подлесок. Завидев впереди холм, лишённый деревьев и покрытый лишь кустарником, лидер указала на него и ускорил свой бег, окончательно запутав Бартона.
  
  Взобравшись на холм, группа остановилась, хватая воздух ртом и затравленно озираясь. Далеко позади, над деревьями кружила туча бурокрылых ,которые беспорядочно метались в воздухе, сталкиваясь друг с другом.
  
  - Кажется подействовало, - устало выдохнул Мидгард, сплёвывая зелёную пену, что сочилась из краешка его рта. - Старый крысятник таки не зря ест свой хлеб.
  
  Словно насмехаясь над его словами, раздался оглушительный крик, и из бурой тучи вырвалась золотокрылая тварь, увлекая всю необъятную стаю следом за собой. Она летела медленно, тяжело взмахивая крыльям, иногда теряя высоту и начиная падать, но сотни протянутых когтистых лап удерживали её в воздухе.
  
  - Дершива! - взревел Мидгард, и морщинистый старик распрямился во весь свой могучий рост, натягивая тетиву своего огромного лука. Стрела, которую он готовил запустить в полёт, внешне ничем не отличалась от десятков других, что покоились в колчане, но источала смрадный удушливый запах из-за смазанного отравой наконечника.
  
  На холме все замерли, неотрывно глядя на приближающийся рой во главе с королевой. Даже Пиета перестала брыкаться и молча уставилась на небо. Бартон вообще перестал дышать, боясь помешать старику.
  
  Шли тягучие мгновения, тяжелыми капля падая на самую глубину сознания, порождая страх. Золотые крылья приближались с каждым болезненным взмахом медленным взмахом. Уже можно было разглядеть перекошенное болью и яростью лицо твари, увидеть эти хищные, безжалостные жёлтые глаза.
  
  Королева разлепила перекошенные губы и вновь издала оглушительный вопль, но прежде чем он успел настигнуть охотников, запела тетива. Длинная стрела молнией пронеслась над верхушками деревьев и вонзилась прямо между двух колыхающихся грудей чудовища. Крик тут же прекратился и золотокрылая камнем ухнула вниз.
  
  Воздух наполнился скорбным криком сотен глоток.
  
  - Ну, - промолвил лидер, ставя ведьму на землю. - Сейчас нам очень пригодится твоя великая сила, колднья. Иначе помнить твоё имя будет уже не кому.
  
  - Сучий ублюдок, - с кривой усмешкой ответила Пиета. - Ну что же, ты сам об этом попросил. Последствия тебе и расхлёбывать.
  
  Прежде чем Бартон успел задаться вопросом. о каких последствиях болтает эта ведьма, небо почернело от орд бурокрылых, что взвились ввысь исполинским столбом и тут же обрушились вниз, прямо на лысый холм.
  
  Пиета вскинула руки над головой, и воздух загудел от напряжения. Через долю мгновения первые из тварей достигли холма, но тут же вспыхнули, скорая дотла быстрее, чем достигали земли. Пламя это, странно, синее, разгоралось всё сильнее, перескакивая с одного крыла на другое, и быстро распространяясь среди бурокрылых.
  
  Воздух наполнился криками боли и отчаянья.
  
  Но кричала и сама колдунья. дрожащими руками пытаясь удержать что-то невидимое для глаз бывшего убийцы.
  
  - Не удержу! - верещала пиета, бледнея. - Бегите!
  
  Не дожидаясь повторного призыва, Бартон бросился ничком на траву и шустро покатился по склону. Увы, не все были так же быстры.
  
  В руках ведьмы расцвёл пучок фиолетовых щупалец, которые росли с каждой секундой и отчаянно хлестали всё вокруг. Один удар прошёлся в волоске от лица убийцы, оставив в земле глубокую гноящуюся рану, которая начала стремительно разрастаться, и Бартон поспешно откатился вновь. Некоторые плети попадали по горящим тварям, заставляя их оглушительно лопаться, словно пороховые заряды.
  
  Седобородому повезло меньше всех. Одно из щупалец ударило ему в спину, после чего старик повалился на землю и принялся истошно выть, хватаясь за пустой рукав.
  
  Что было с остальными, Бартон не видел. Видимо они побежали в другую сторону и оказались на противоположном склоне. Только лишь лидер спокойно стоял подле ведьм, положив свои руки на её и пытался помочь удерживать эту невидимую силу.
  
  Спустя несколько мгновений всё закончилось и Пиета безвольно обмякла в объятиях Мидгарда. В небе не было видно ни единой твари. Только бурые перья, подобно листьям. опускались на холм, плавно кружа и танцуя.
  
  Во внезапно наступившей тишине истошно выл Горн.
  
  Бартон поднялся с земли и осторожно приблизился к поверженному товарищу, обходя гноящиеся розоватыми пузырями прорехи в земле.
  
  Следом подошёл и лидер, придерживая колдунью за талию. Седобородый, скорчившись в позу зародыша, лежал лицом в траву и выл, дрожа всем телом.
  
  - Надо перевернуть его.
  
  Бартон посмотрел на Мидгарда, а потом вновь на горняка. Прикасаться к поверженному было страшно, но спорить с лидером убийца не стал.
  
  Ухватив бедолагу за здоровое плечо, убийца медленно перевернул его и уложил на спину. Беглый осмотр не дал никаких результатов.
  
  - Горн, старина, - лидер опустился на корточки рядом. - Скажи, что не так?
  
  - Рууууукаааа! - взвыл седобородый, сжимая пустой рукав. - Горииииит!
  
  Блеснул изогнутый кинжал, и Мидгард ловко вспорол ткань, высвобождая обрубок, что остался горняку как воспоминания о Битве героев.
  
  Все охнули и отпрянули. На месте старого затянувшегося шрама торчал отросток. похожий на ладошку младенца. Он рос с каждым болезненным рыком Горна, превращаясь в руку.
  
  Подошли стрелки. Долговязый Дершива присвистнул, увидя что твориться с его товарищем.
  
  - Твоя рука! - радостно воскликнул Мидгард. - Она...
  
  Его слова оборвались на полуслове. ибо рядом с первым отростком появился второй, а за ним третий, и вскоре десяток маленьких ручёнок тянулись из покорёженного плеча седобородого.
  
  Пиета упала на колени и заплакала.
  
  - Я предупреждала! Это дикая сила, неподвластная никому! Я слишком слаба!
  
  Тихо выругавшись, Мидгард поднялся и протянул руку в сторону Бартона.
  
  - Барт, дай его топор! И запалите факел! Быстро!
  
  Убийца огляделся и увидел топор, лежащий недалеко от него в траве, подобрал и протянул его лидеру. Тихий Лука достал из своей сумки специально припасённый на ночь факел из короткой чурки и просмоленной тряпки. Чиркнул кремень, и пламя весело затрещало, вгрызаясь в предложенное угощение.
  
  - Держись старик! - прорычал Мидгард, прижимая бедолагу ногой к земле. - Ты пережил столько дерьма, и это переживёшь!
  
  Мощный взмах и топорище с хлюпающим звуком вошло в плечо горняка, чуть выше шевелящейся поросли рук. Брызнула кровь, обдав лидера с ног до головы Горн заорал, и попытался вырваться, но на него навалились Дершива и Бартон, скручивая ноги и здоровую руку.
  
  Ещё взмах, еще один резкий удар и десяток сросшихся шевелящихся рук покатились по земле гротескным моркотовым ежом.
  
  - Жги рану! - рявкнул лидер, и Лука поспешно подскочил к раненому, пытаясь укрыть факел от летящих брызг крови.
  
  Но прижигать рану не понадобилось. Прежде чем стрелок успел ткнуть факелом в кровоточащее мясо, рана затянулась белесой плёнкой, которая, быстро уплотняясь, остановила ток крови, обратившись гладкой кожей новорождённого.
  
  Седобородый затих, примолкли и все остальные, напряжённо разглядывая затянувшееся плечо Горна. Больше ничего из плеча не росло.
  
  - Слава Яру! - внезапно выдохнул молчаливый Лука и бросив факел на землю, принялся остервенело затаптывать пламя.
  
  Бартон устало сел на траву. Денёк выдался насыщенный. Он даже хотел прикрыть глаза, но тут заприметил сбоку какое-то странное движение.
  
  Вниз по склону, хлопая по земле розовыми ладошками, улепётывал шар из рук, оставляя за собой мерзкий слизистый шлейф.
  
  - Что за дерьмо?! - воскликнул Дершива.
  
  - Ушёл, - пробормотал ошеломлённый Бартон, глядя как странное порождение магии скрылось среди деревьев.
  
  Лидер начал тихо фыркать, а потом расхохотался во всю свою могучую глотку, и его смех подхватили остальные. Тихо хихикал Лука, скрипуче смеялся Дершива, да и Бартон фырчал, по привычке пытаясь сдержать рвущийся хохот. Даже седобородый, распластанный по земле негромко посмеивался, сотрясаясь всем своим могучим телом. Только Пиета сидела молча вытирая слёзы и недоумённо взирая на смеющихся мужчин.
  
  - А из этого получится неплохая баллада! - внезапно весело сказал Мидгард. - Даже захотелось вновь взяться за перо! "Дикая сила"! Хорошо звучит!
  
  Женщина возмущённо фыркнула.
  
  
  
  
  Глава восемнадцатая: Песнь разрушения
  
  
  Дверь в уютную, но аскетичную келью брата Смиренного сотряслась от тяжёлых ударов кулака.
  
  Монах поднял голову, отрываясь от своего истязания и недовольно поморщился.
  
  - Кто там?
  
  В ответ раздался взволнованный голос одного из младших адептов Обители Спокойствия:
  
  - Брат Смиренный! На склоне появились факела!
  
  От гримасы священного недовольства не осталось и следа. Брат шустро подскочил и выбежал из кельи, сбив распахнувшейся дверью адепта с ног.
  
  Он даже не остановился дослушать, что еще хотел сказать ему этот мальчишка, еще не удостоившийся Отречения от имени, а тут же помчался по лабиринту коридоров обители.
  
  По пути ему встретилось несколько братьев, неспешно прогуливающихся в перерывах между своими истязаниями. Один вид взъерошенного и торопящегося брата Смиренного тут же повергал их в ужас.
  
  Все давно знали, что грядёт и даже готовились к этому, на свой благочестивый манер, но всё же осознание того, что всё началось, пугало даже самых стойких и искушённых монахов.
  
  Но брат Смиренный торопился не потому, что страх поджёг ему пятки. У него была цель в этой бренной жизни, самое важное Истязание, и он стремился исполнить своё предназначение.
  
  Ворвавшись в обширную библиотеку обители, освещённую закатными лучами Яра, что падали сквозь стеклянные витражи купола, брат наконец позволил себе замедлить шаг, отдышаться и разгладить помявшуюся робу.
  
  - Вы торопились, брат Смиренный, - раздался бархатистый голос, льющийся из за огромной горы книг, сваленных в кучу. - Это на Вас не похоже.
  
  Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, монах обогнул литературные завалы и увидел седого старика, сидящего за большим письменным столом. Он неспешно листал "Альманах современной поэзии" Губельса и хмурил свои густые серебристые брови, не переставая при этом насмешливо улыбаться. Белые волосы, собранные в обычную для монахов обители косу. Густая борода тоже была заплетена в несколько кос.
  
  - Господин Мидгард, - Смиренный вежливо поклонился. - Надо уходить. Факела уже видны на склоне.
  
  Старик неспешно закрыл книгу и посмотрел на вестника своими невероятно яркими зелёным глазами.
  
  - Они вовремя, - чистый бархатный голос никак не подходил к глубоким морщинам на лице Мидгарда. - Я как раз закончил дописывать.
  
  Лицо брата Смиренного осветилось искренней радостью.
  
  - Вы завершили "Песнь Разрушения"? - вопросил он. пытаясь сдержать мальчишеское ликование. - Это просто прекрасно!
  
  - О, эту ерундовину я дописал еще пару лет назад, - отмахнулся старик, с трудом поднимаясь с устеленного подушками кресла. - Я говорю о проклятущем турде. что тянется еще со старых врёмен. Даже коротко, но написать про каждого оказалось не так уж и просто.
  
  Радости брата смиренного не было предела. Он готов был схватить этого зеленоглазого старика за руки и пуститься в пляс, но это, увы, противоречило его истязанию и статусу.
  
  Старик Мидгард, между тем, разделил груду исписанной бумаги на две стопки и каждую уложил в отдельный, богато украшенный железный контейнер, запирающийся на сложный замок - головоломку.
  
  - Надеюсь, ваша братия сдержит обещание, - сказал он, протягивая контейнеры Смиренному. - Это мои последние труды и надеюсь для них найдётся место в литературной истории Эрды. В любом случае, если вы их умудритесь сохранить, то не плохо заработаете.
  
  Злорадная усмешка скользнула по губам старика.
  
  - Чем больше Культ старается запрещать мои работы, тем выше они ценятся среди аристократии, подполья и прочих...
  
  Внезапно Мидгард зашёлся в сухом, рвущем глотку кашле и едва было не уронил контейнеры, но монах успел вовремя подхватить их.
  
  - Не волнуйтесь, господин Мидгард, - пролепетал он, прижимая драгоценные ящики к груди. - Обитель выстоит, как это было всегда. Текущее массовое помешательство на единении и культе личности - явление не страшнее падения Аулы или Сошествий. Монастырь пережил все катаклизмы. переживёт и этот.
  
  Старик между тем сплюнул на пол клочок бурой пены и выпрямился, глядя перед собой помутневшими глазами.
  
  - Пиета! - его голос разнёсся по библиотеке, спугнув залетевшую погреться пичугу. - Солнце! Надо уходить!
  
  Радость тут же покинула Смиренного, сменившись чувством сожаления и утраты.
  
  - Господин Мидгард, - вкрадчиво сказал он. - Вы отослали вашу жену еще полгода назад. Она давно в безопасности...
  
  Некоторое время Мидгард стоял, пялясь в одну точку, а затем усмехнулся и кивнул.
  
  - Конечно, брат Смиренный. Так и было. Вот он, самый страшный враг мой - слабоумие. Оно затаилось пока, выжидает, прячется в самых удалённых уголках моего разума, изредка нанося точные и болезненные удары. Поверь мне, брат Смиренный, нет ничего страшнее этого.
  
  Дверь в библиотеку распахнулась, пропуская целую делегацию перепуганных послушников, вооружённых половниками, кухонными ножами и граблями.
  
  - Брат Смиренный! - запричитал тот самый паренёк, что принес недавно плохую весть. - Они уже почти одолели подъём и скоро будут у ворот! Нужно что-то делать!
  
  Мидгард распрямился и весело толкнул монаха в бок.
  
  - Найди мне лютню. Я устрою великолепную встречу нашим гостям.
  
  - Вашу лютню? - растерянно переспросил брат Смиренный, пытаясь припомнить, привозил ли достопочтенный гость Обители с собой лютню или нет.
  
  - Любую лютню, - отмахнулся старик и медленно заковылял к выходу из библиотеки.
  
  Отдав распоряжение послушникам быстро раздобыть где нибудь требуемый музыкальный инструмент, монах поспешил вниз, в глубокое подземелье Обители, в котором начиналась система ходов, вырубленных прямо в скале. Вход в эту паутину тоннелей был скрыт от посторонних глаз хитро устроенной фальшивой стеной, которую, без помощи кого-то из посвящённых братьев найти и открыть было попросту невозможно. Это была тайное хранилище обители, в которой монахи прятали самое ценное и запретное, что попадало в Обитель.
  
  Бродить по этим лабиринтам тёмных ходов можно было бесконечно, но брат Смиренный точно знал куда надо идти. Уложив свою драгоценную ношу в большой железный сундук, монах поспешил обратно, закрывая за собой многочисленные двери, дабы быть уверенным, что сокровища останутся в безопасности, несмотря на любые беды, что были готовы обрушиться на Обитель и её обитателей.
  
  Когда брат выбрался из лабиринтов подземелья, в Обители царила напряжённая тишина. В опустевших коридорах не было ни единой живой души, пустовали залы и комнаты истязаний. Зато был гул, приближающийся, нарастающий гул, которого камни Меридиана и стены Обители не слышали никогда. Это был гул разгневанной толпы, треск тысяч факелов, топот тысяч сапог. Это был гул приближающейся битвы.
  
  Все обитатели монастыря столпились во внутреннем дворике. Монахи и послушники, бледные, словно праздничные скатерти, сжимали в своих дрожащих рука разнообразные предметы садового, жались друг к другу и к массивным декоративным колоннам. Все взгляды были обращенны на тяжёлые ворота, запертые на массивный засов - последнюю и единственную линию обороны мирного монастыря.
  
  Старик Мидгард, облаченный в свой пёстрый камзол, который знавал лучшие времена, вооружённый длинными кинжалами и старой потёртой лютней, усиленно хрустел суставами, разминая своё скрюченное и иссохшее тело.
  
  Завидев подошедшего брата Смиренного, старик поманил его рукой.
  
  - Благодарю Вас, брат, за то, что приютили меня и Пиету в эти неспокойные времена. Благодарю и за то, что согласились помочь в распространении моих последних трудов. Сам я, увы, не успею сделать этого. И жаль, что кроме моих рукописей, благодарить мне Вас больше нечем.
  
  Невольные слёзы потекли по округлым щекам монаха.
  
  - Это Обитель должна благодарить Вас! - сказал он, поспешно утирая солёные капли рукавом своей белоснежной робы. - Сколько бы разногласий не было у Вас с Обителью в прошлом, именно благодаря Вам в её существовании появился смысл. Цель.
  
  - Ха, - весело рассмеялся Мидгард. - Вы возлагаете слишком большую ответственность на одного старика. Ладно, гости уже собрались и ждут представления.
  
  Он обернулся к массивной двери и легонько коснулся струн тонкими высохшими пальцами. Тихий серебряный звон наполнил двор, пробиваясь даже сквозь шум приближающейся толпы.
  
  - Откройте ворота, - крикнул Мидгард. - Не будем разочаровывать достопочтенных последователей Объединения!
  
  Двое монахов поспешили к двери и принялись возиться с засовом.
  
  - Не препятствуйте им, пусть обыщут, если захотят. Это будет стоить вам немало золота, но лучше уж пусть берут сокровища, чем жизни. К тому же у Вас еще есть дела на Лике Великой Матери.
  
  Брат вцепился в рукав Мидгарда, не в силах унять нахлынувший прилив чувств.
  
  - Не ходите! Спрячьтесь в пещерах! Они Вас там никогда не найдут!
  
  Мидгард тепло улыбнулся и высвободил свою руку из захвата дрожащих пальцев монаха.
  
  - Не печальтесь о моей судьбе. Я прожил жизнь так, что еще многие столетия барды со всей Эрды будут слагать об этом песни. Но я не хочу, чтобы среди них были поэмы о безумном старике, который гадит под себя и не узнаёт своих старых друзей. К тому же мне нужно представить общественности моё новое творение и я хочу это сделать так, чтобы Культ вспоминал об этом дне с содроганием.
  
  На последних словах улыбка старого барда стала плотоядной. Брат Смиренный кивнул, не смея препятствовать воле и решимости гостя Обители.
  
  Засов с глухим стуком опустился на землю и створки больших ворот со скрипом раскрылись.
  
  Мидгард глубоко вдохнул и вышел за стены гостеприимного монастыря. Его уже ждали. Стройные ряды алых роб, держа в руках короткие копья и круглые щиты уже преодолевали последний подъём на извилистой дороге к Обители. Они угрюмо шагали вперёд, словно алая река, что упорно взбирается по горному склону.
  
  - Что-то вы долго! - взревел Мидгард, и его рык прокатился по окрестности и вернулся, отразившись от белоснежных вершин Меридиана. - Я жду вас уже второй десяток лет! Совсем тут бородой зарос да паутиной!
  
  Брат Смиренный печально смотрел в спину спускающемуся барду. Нужно было закрыть врата, чтобы жар битвы не прорвался в Обитель и не затопил кровью её священные залы и чистейшие комнаты для истязаний, но заставить оторвать взгляд от сутулой спины гостя монах не мог. Ему казалось, что стоит отвести взгляд, как мир изменится навсегда, отвергнув красоту свободомыслия, которую и воспевал Сатир Мидгард всю свою жизнь. Найдется ли место в новом мире для Обители и всех монахов Чистого духа - брат Смиренный не знал, но он был готов принять всё, что готовила ему судьба. Тем более, что в подземелье, в резных ящичках, лежало орудие мести, дарованное бардом. Слово ранит сильнее меча, прорубая сквозь народы и поколения.
  
  - Что-то маловато вас пришло, - продолжал сотрясать снежные вершины громогласный старик, тихонько лаская струны лютни. - Видимо архипророк совсем возомнил свою армию бессмертной.
  
  Брат Смиренный не знал, что может противопоставить один старик, пусть и такой известный как Сатир Мидгард, тысяче бойцов, сильных, юных, ослеплённых идеей. Если верить книгам самого барда, то не Мидгард был сейчас в опасности, а эта жалкая тысяча. И монаху хотелось верить в это. Хотелось верить, что произойдёт чудо, что голос певца подчинит юные умы, что толпа развернётся и отправиться обратно на свои низины, сеять хлеб и добывать руду. Но, увы, разум никак не мог согласиться с этой слепой верой.
  
  - Ну давайте! - зарычал бард, звонко ударяя по струнам лютни, отчего воздух вокруг запел, зазвенел. - Давайте, показывайте, с чем пришли! Я исполню для вас мою последнюю песнь! Песнь разрушения!
  
  Он набрал полную грудь морозного горного воздуха, но тут с неба упала четырёхфутовая стрела и вонзилась в старческую немощную плоть, войдя под правым плечом и выйдя в районе крестца.
  
  Мидгард глухо булькнул и упал на одно колено, выгнувшись в нелепой, болезненной позе. Монах ахнул, но продолжал смотреть, не в силах отвести взгляд. Кровь медленно стекала по зазубренному наконечнику, капая на серую вытоптанную сотнями монашеских ног дорогу и неспешно стекала вниз. Разжались пальцы и лютня с глухим звоном струн упала на землю.
  
  Внезапно бард глухо забулькал и начал подниматься обратно на ноги.
  
  - Это всё? - хрипел он, захлёбываясь собственной кровью. - Это всё, что вы можете противопоставить мне?! Я змеерождённый! Выходец из самых тёмных глубин Эрды! Правирмы были моими предками!
  
  Он продолжал медленно подниматься, всё такой же скруюченный из-за стрелы, прошившей тело.
  
  - Внемлите моим словам! - в голосе Мидгарда уже не было той чистоты и силы, того очарования, зато была невероятная ярость, что проникала в самое сердце, сбивая ритм и порождая ноющую боль в груди.- Вкусите моего яду! Вы все обречены, как и ваше драгоценное Объединение!
  
  Вновь раздался щемящий душу свист разрываемого воздуха, и вторая стрела пронзила ногу старика, разорвав бедро. А затем небо потемнело от запушенных снарядов, готовых обрушиться на голову непокорного барда и всех, кто был рядом.
  
  К брату Смиренному подбежали другие монахи и поспешно захлопнули тяжёлые створки ворот за мгновение до того, как стрелы и болты обрушились с небес и глухо заколотили по толстым, обшитым железом, доскам.
  
  - Нужно спасаться! - зашептал один из братьев на ухо Смиренному. - Нужно бежать, спрятаться в горах. Или в хранилище.
  
  Брат Смиренный не ответил. Прятаться было уже поздно. Оставалось лишь надеяться на милосердие и благоразумие победителей.
  
  Монаху стало дурно. Он согнулся и глухо закашлял, пытаясь выдавить из своего желудка хоть намёк на содержимое, но из глотки вырвалось лишь пара капель желчи. Боль скрутила брата Смиренного, повалила на землю и принялась рвать внутренности на множество маленьких кусков. Братья монахи стояли рядом. непонимающе и испуганно переглядываясь. Кто-то звал лекаря.
  
  Брату Смиренному было всё равно. Его не волновала ни боль, ни судьба обители. В голове крутилась лишь одна мысль, требуя свободы.
  
  - Расскажите всем... - прохрипел монах. - Мидгард встретил достойную смерть, в яростном бою, забрав с собой многих! Пусть легенда получит достойное завершение!
  
  
  
  
  
  
  Глава девятнадцатая: Бард и Объединение
  
  Вот и закончил я свой рваный рассказ о житие одного из самых известных, а возможно и самого известного барда в истории Эрды. Это была яркая жизнь, рассечённая надвое падением Аулы, покрытая завесой тайны.
  
  До сих пор остаётся загадкой происхождение Мидгарда. Люциус Мальдиерра в своей "Поэтической антологии" утверждал, что бард был рожден в маленькой деревеньке в предместьи Люфтрика, в обычной рыбацкой семье, но подтверждений этому утверждению мне отыскать не удалось. А вот опровержений достаточно.
  
  В списке студентов Академии Хронологии и Летоисчисления, которая тщательно ведётся с самого момента её образования, числится имя Сатира Мидгарда, а значит он был знатного происхождения, либо был наследником богатого купеческого рода, способного оплатить место в Академии. Но вот ни в каких родовых записях, в списках наследников и прочих документов, повествующих о знатных родах Союзных королевств тех неспокойных времён такого имени не встречается. Остаётся предположить, что Сатир Мидгард - это вымышленное самим бардом имя, псевдоним.
  
  Какого бы происхождения Мидгард не был. связи со своими родственниками он не поддерживал и в общении с кем либо, похожим на его родню замечен не был.
  
  Остаётся еще его собственная версия, повествующая о его связи с изначальными вирмами и жизнью в недрах эрды, среди прародителей жизни. Увы, какой бы красивой и поэтичной такая версия не была, доказательств её также не существует.
  
  Загадкой остаётся и необычайная способность Мидгарда воздействовать на людей с помощью слов и музыки. Техника аудиального подчинения была разработана значительно позднее и требует длительной обработки цели и особых условий. Она никак не поможет подчинить целую толпу.
  
  Люди с подобными способностями появлялись на Лике Великой Матери в течении всей её истории, но Сатир Мидгард был самым сильным из них. Ну, или самым заметным.
  
  Также нельзя не отметить воздействия его творчества на социум и литературу. Именно благодаря небывалой популярности его произведений среди грамотного населения королевств, начался золотой век литературы на Закатном побережье. особенный толчок для этого дал его последний опубликованный труд "Коротко, да по каждому", вышедший после снятия Церковью Объединения запрета на творчество Мидгарда. Упомянутая мною книга "Песнь разрушения", о которой говориться в летописи монашеского ордена Обители Спокойствия (позднее - Убежище поэтов), так и не была опубликована.
  
  Вместе с развитием поэзии и литературы, творчество Мидгарда принесло на Закатное побережье развитие грамотности населения. О его книгах говорили, обсуждали его поэмы и почти каждый житель союзных королевств слышал о его произведениях, и хотел сам прикоснуться к прекрасному, весёлому и пошловато-волнующему.
  
  Увы, падение Аулы и разрушение Сапфира поставило жирный крест на образовании человечества по закатную сторону Меридиана. Вновь на главную роль были выдвинуты навыки выживания, способность сражаться и охотиться. Общество было отброшено в развитии на множество веков назад.
  
  
  Однако восстановление цивилизации происходило гораздо быстрее, чем можно было ожидать. В это больше всего способствовал культ Объединения, возникший из Церкви Совершенствования человечества. Культ Тартары, и до падения Аулы обладавший немалым влиянием, после катастрофы обрёл второе дыхание. Пророк Николас был провозглашён Архипророком Объединения и, благодаря верным последователям, начал крестовый поход по закатному побережью с целью сплотить выживших и возродить мощь Союзных королевств.
  
  Люди, пережившие катастрофу, напуганные, обездоленные, сами охотно вливались в ряды последователей Объединения, ведь Архипророк предлагал им защиту, общность, роль в общем деле и чёткую цель.
  
  Культ Объединения стремился построить новый, единый, сильный мир, и, по началу, у него неплохо получалось.
  
  В первые годы после катастрофы Сатир Мидгард тоже состоял в рядах Объединения, а также разделял идеи архипророка. Это был суровый мрачный период его жизни, когда не было написано ни единой строчки. Бард вносил свой вклад в общее дело используя иные навыки из своего арсенала. Он влился в ряды Охотников, которые защищали выживших от диких чудовищ, что объявились на Лике Великой Матери после падения Аулы. Никто не знал, откуда взялись эти жуткие и разнообразные твари. Может быть они выбрались из-под земли, а может быть они всегда обитали на изумрудном спутнике Эрды. Множество людей погибло от их когтей и клыков.
  
  Охотники зачищали от монстров территории, намеченные Архипророком для освоения, а также отлавливали особо опасных тварей, обитающих в окрестностях заселённой территории.
  
  Несколько позднее случился инцидент с Хёренгоролантаналиель и культ Объединения столкнулся с опасностью, что была давно позабытой, вместе с гербом Фронтира.
  
  Дети Тартары, второго Повелителя демонов, пришли в движение и начали нападать на остатки человечества. Всевозможные порождения демонического начала, смешанные с разнообразнейшими существами Эрды выползали из своих гнёзд, пещер, лесов и начинали охотиться, плодиться и стягиваться к Чёрному Холму. Казалось, все они собирались вознестись на Моркот, желая то ли бросить вызов своему брату, то ли присоединиться к его неисчислимой армии.
  
  Среди людей стали распространяться слухи, что ужасный повелитель демонов, утратив всё человеческое, что ещё теплилось в его сердце, призвал всех своих слуг, чтобы подготовить масштабное вторжение на Эрду. Эти слухи не на шутку встревожили архипророка Николаса, ведь они сеяли панику и порочили образ Тартары - главного символа и вдохновителя как церкви Совершенствования, так и Объединения.
  
  Был объявлен общий сбор всех охотников и начата кампания по истреблению демонического семени на Лике Великой Матери. Полудемонов выслеживали и убивали, жертвуя собственными жизнями, уничтожали всё их потомство, сжигали гнёзда и лежбища.
  
  Множество людей погибло в ходе этой кампании, но, в итоге, исход потомков Тартары Первого был остановлен. Те твари, что сумели избежать расправы, вновь затаились.
  
  Увы, чтобы спасти человечество, была принесена огромная жертва. Лучшие, сильнейшие воины погибли, сражаясь с многообразием форм и опасностей, порождённых слиянием яростного Моркота и плодовитой Эрды. Лишь единицы из героев пережили кампанию. Одним из них был и Мидгард, встретивший в ходе охоты ведьму, невообразимой и неконтролируемой силы, что позднее стала его первой и единственной женой.
  
  Встреча с Пиетой возродила в поэте желание созидать, и он оставил ряды охотников, вновь погружаясь в чарующий мир литературы. Увы, это совершенно не устраивало архипророка и его апостолов, которые планировали для Мидгарда совершенно иное место в машине Объединения.
  
  После череды конфликтов, бард со своей женой были вынуждены бежать из земель, подвластных культу и укрываться на диких склонах Меридиана.
  
  Несколько лет о них не было никаких известий. За это время человечество избавилось от всех основных угроз, что были порождены Эрдой и Аулой, было отстроено несколько небольших городов - крепостей, засеяны поля, образованы институты власти. И мир вновь погрузился в бренное существование, наполненное ежедневными трудами и грызнёй за власть. Казалось Мидгарда на время оставили в покое.
  
  Значительно позднее, в своём письме к поставщику, тогдашний настоятель Обители Спокойствия попросил выслать беспрецедентное количество чистой бумаги и чернил. Это, а также редкие показания посетителей и адептов монастыря, позволяют предположить, что Мидгард закончил свои многолетние блуждания по горам именно в этих, знакомых ему стенах.
  
  Найдя пристанище, бард прожил там долгих тринадцать лет вместе с Пиетой, углубившись в своё любимое дело - в книги. Он много читал, но так же и писал немало, распространяя свои труды с помощью оставшихся связей. Его рукописи имели невероятную рыночную ценность, и каждый, обладающий властью и влиянием в культе желал заполучить себе такую рукопись в коллекцию. Но всё изменилось, когда из под его пера вышел трактат "Объединение и его место на Лике", в котором бард жёстко раскритиковал идею Объединения, изначальный культ Тартара, развенчал культ личности Архипророка и раскрыл немало интересных фактов из жизни как самого Николаса, так и всех высших правителей церкви. Он также очень критично отзывался о Самаэле Тартаре, называя того безвольным слабаком, не сумевшим устоять перед своей природой и жаждой власти, подкрепляя свои слова ранее неопубликованными подробностями своего пребывания на Моркоте.
  
  
  Архипророк, будучи уже в крайне преклонном возрасте, пришёл в ярость и скончался от удара прямо во время своей пламенной речи, призывая верных последователей объединения бросить все силы на поиски этого "нечестивца, грязнобая и клятвопреступника".
  
  
  За Мидгардом и его трудами началась настоящая охота, которая, в итоге, пришла к стенам Обители Спокойствия. Мидгард вышел им навстречу, возможно не желая подвергать гостеприимный монастырь разрушению, возможно, желая смерти в бою, а не в постели, а возможно просто веря в собственное бессмертие. Так или иначе, его его путь закончился в горах Меридинана.
  
  Существует не подтвержденное доказательствами предположение, что испуская свой последний вздох, бард совершил своё самое сильнейшее воздействие, и все, кто слышал его последние слова, умерли в страшных муках еще до заката Яра. Но, скорее всего, это еще одна легенда.
  
  После смерти барда была подпольно опубликована его последняя книга "Коротко, да по каждому". Это был сборник высказываний и мнений обо всех исторических личностях, всех фракциях, расах и событиях, когда либо происходившим на Эрде, в легкоузнаваемые сатирическом ключе.
  
  Судьба же рукописи "Песнь Разрушения", существование которой подтверждают многочисленные свидетельства послушников и монахов Обители, так и остаётся неизвестной.
  
  
  
  Эпилог
  
  Ты скажешь мне, мой дорогой гипотетический читатель, что я упустил самые интересные, самые захватывающие приключения Мидгарда. Ты прав, я не стал рассказывать о его битве с демонами в красной пустыне Моркота, не пересказал его беседу с праматерью крылатых вирмов. Всё это известно и без меня, всё это было в книгах Сатира Мидгарда. Зачем пересказывать то, что уже описано самым лучшим из рассказчиков.
  
  Ты возразишь мне: а как же падение Аулы, как же битва с Хёренгоролантаналиель, чёрным безумным полувирмом-полудемоном? Как же странствия Пиеты и Катаклизм магического знания?
  
  Что же, здесь у меня есть только одно, но весьма весомое оправдание: и событиям, приведшим к падению самого яркого изумруда Великой Матери, и неприятностям, что преследовали сильнейшую ведьму из когда либо живших, будут посвящены отдельные книги.
  Так что наберись терпения, мой драгоценный гипотетический читатель. В следующий раз я расскажу тебе о самом настоящем герое, который спас Великую Матерь о неминуемой гибели. Его звали Уилл, прозванный Драконьим зубом за диковинный щит, что он таскал с собой.
  
  Ну а пока я вынужден проститься с тобой, ибо вновь настаёт время углубиться в изучение документов и исторических хроник.
  
  
  Людвиг Рим Третий
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"