Был конец мая. Сегодня первые два урока - физкультура. Мы с Женькой специально не взяли форму, чтобы весь урок просидеть на скамейке и обсудить важные дела. Учитель не придрался, оценки за год он нам уже выставил.
- Ну, как насчет сегодняшней контрольной? Ты принес карандаш? - спросил я.
Вчера на уроке английского учительница сказала классу, что последний шанс подтянуть хвосты - это завтрашняя контрольная. После этих слов класс аж ухнул. Потому что конец года учебного, какая тут контрольная. Тем более, что сейчас самое время трусить каштаны в поисках майских жуков. И, конечно же, после уроков и до вечера мы с Женькой забыли про контрольную. А когда опомнились, было уже поздно. Единственное, что оставалось - это придумать самый эффективный способ написать шпаргалки. А именно: разученные слова на внутреннюю часть манжета рубашки, который можно незаметно повернуть тыльной стороной и прочитать. Но обычный карандаш тут не помогал. Получалось нечетко и очень бледно. Тогда Женька вдруг вспомнил, что его сестра красит брови карандашом, который по его словам подошел бы и нам. И мы договорились, что он принесет его утром, то есть сегодня, и мы все напишем.
- А как же! Вот оно, наше спасение! - сказал Женька и вытащил из пенала карандаш, который на мой взгляд ничуть не отличался от простого.
Я обрадовался, но тут же встревожился:
- Сегодня еще родительское собрание. Боюсь, это для нас обернется гибелью.
- Да уж, чего угодно ждать можно, особенно в конце года.
Бояться нам с Женькой было чего. Дежурили мы не очень активно. А бывало, и вовсе не дежурили. Пару раз случалось, что прогуливали уроки после большой перемены. А вот ожидать похвалы нам было не за что.
Тут к нам подсел Ломин. Его мало волновали проблемы хороших отметок. Главное для него было - не остаться на второй год. А поскольку папа его был в отъезде, он и собрания не боялся.
Ломин толкнул Женьку и ехидно сказал:
- Чич! А приходи к нам домой сегодня с Емелей, в "Дэнди" сыграем.
Мы с Женькой за четыре года изучили характер Ломина вдоль и поперек. Принять его приглашение всерьез значит выставить себя на посмешище. Поэтому мы молча сделали ракировку: Женька пересел с моей стороны, а я, не желая сидеть рядом с Ломиным, пересел еще дальше, за Женьку, и оказался на самом краю скамейки. Ломин подвинулся и стал толкать Женьку в надежде столкнуть нас со скамейки, сначала, понятно, меня. Но, как я и сказал, мы знали наизусть все его приемчики. Я изо всех сил уцепился за край скамейки и надавил на Женю. А Женя - на Ломина. Тот тоже уперся. Тут я закряхтел:
- Я падаю, спасите!
И мы с Женькой разом вскочили.
Трюк старый, на который Ломин неизменно ловился: услышав мой стон, он еще поднажал, забыв, что это наш условный сигнал, и растянулся во всю длину на скамейке. Она не выдержала его тяжести и опрокинулась на пол с жутким грохотом. Физрук, который принимал зачеты у отстающих, обернулся на шум, и увидев Ломина под скамейкой и нас, хохотавших рядом, кинул нам мяч и велел тренировать бросок в сетку, невзирая на то, что мы без формы.
Про шпаргалки по английскому мы вспомнили только на перемене перед самой контрольной. Пришлось ограничиться самыми трудными фразами. Я написал "peace of soap" (кусок мыла) и "kitchen" (кухня), а Женька написал всего одно слово: "forest" - он все время забывал, что это лес, путал его с елкой из-за картинки в учебнике. А все Ломин! Мы с Женькой договорились, что если напишем плохо, то побьем его после уроков. Но, к счастью, контрольная оказалась очень простая.
После уроков мы забросили домой портфели и, запасшись спичечными коробками, пошли ловить майских жуков, чтобы успокоить нервы перед собранием, до которого оставалось три часа.
В нашем дворе было много каштанов. И в их кронах жили майские жуки. Если бы я хорошо знал зоологию, я бы рассказал, почему их было там так много, и что они там делали. Вообще, я подозреваю, они там просто спали и ели.
Охотиться на них можно тремя способами. Самое простое - это трясти молодые каштаны, то есть не очень толстые. Тогда все спящие жуки падают на землю, и их остается только собирать. Второй способ посложнее: нужно лезть на дерево и собирать жуков руками с веток. И третий способ: кидать вверх камни и палки. С этого я и начал.
Подобрал кусок кирпича и подкинул вверх без особой надежды на удачу. На землю упало сразу два предмета. Одним из них был мой камень, а вторым...
- Женька! - завопил я, подобрав жука размером со сливу. - Гляди, королевский!
- Не глухой, слышу, рядом стою, - проворчал Женька, с завистью глядя на мою добычу.
Это был действительно Королевский майский жук - большой и ярко раскрашенный. У него был мохнатый живот, а по бокам красные и синие стрелки. Я посадил его в спичечный коробок.
Больше нам с Женькой не везло. Я поймал еще одного жука, маленького и сердитого, он все время ворочался и жужжал в своем коробке. А Женька перепробовал все способы ловли, но безуспешно, и совсем загрустил. Вот тебе и успокоили нервы!
Мне стало жалко Женьку, и я отдал ему своего Королевского. А второго отпустил, он мне надоел. Сделал два добрых дела: обрадовал друга и жука.
Женька открыл коробок, чтобы полюбоваться на подарок. Жук сидел смирно и потирал лапками усы. Женька положил его на ладонь.
- Смотри, улетит! - испугался я.
- У меня не улетит!
Жук взаправду сидел неподвижно.
- Видал? - Женька стал подбрасывать жука, как монету. - Это мой жук, он меня слушается.
Он посадил жука себе на плечо. Удивительно, но жук не собирался никуда улетать.
- Как бы его назвать? - спросил Женька.
- Жук - он и есть жук, - сказал я. - Зачем ему имя?
- Назову-ка я его Ломиным, - сказал Женька. - Такой же здоровый и глупый. Был бы умный - давно бы улетел.
И тут из подъезда вышел сам Ломин. Он направлялся к киоскам через дорогу и увидел нас.
- Чич! - заорал он.
Женька вздрогнул от неожиданности и жук свалился с его плеча. Но не упал, а в десяти сантиметрах от земли расправил крылья и улетел. Женька погрозил кулаком в сторону Ломина, который разглядывал витрину киоска.
- Ну все, сейчас я ему покажу! Вот вернется только...
Я поглядел на часы.
- Какое "покажу"! Без десяти шесть!
Мы побежали к своему дому и на крыльце столкнулись с нашими мамами, которые шли на смертельно опасное родительское собрание. Они хотели загнать нас домой, но мы упросили позволения дождаться их возвращения во дворе школы.
Мы с Женькой подождали, пока мамы отойдут метров на десять, и пошли следом, обсуждая план дальнейших действий.
- Ну все, теперь от нас ничего не зависит, - сетовал Женька.
- А что от нас зависело вчера или еще раньше? - спросил я.
Но он не отреагировал, вместо этого сказал:
- Знать бы, по крайней мере, что она нагородит там.
- Ладно, еще что-нибудь придумаем, - ободрил его я.
В любом случае, в школу надо было проникнуть. Незамеченными.
Вход в школу охранялся вахтером по имени Валерий Николаевич. Мы понаслышке знали, что человек он странный. При виде его угрюмого лица у меня защекотало под ложечкой, и я сказал Женьке:
- Есть еще один ход!
И сам удивился, как зловеще это прозвучало.
- Веди! - таким же загробным голосом сказал Женька.
Мы, крадучись, обошли школу и постучали в дверь класса с токарными станками, где проводились уроки технологии. Наш трудовик Афанасий Григорьевич оставался в школе допоздна, подрабатывая сторожем. Но его мы не боялись, наоборот, дружили.
- Чего вы лазаете, хлопцы? - спросил он, увидев нас.
- Расписание хотим посмотреть! - сказал Женька, невинно хлопая ресницами.
Он умел дипломатично разговаривать со взрослыми, так что они ему верили, какую бы чушь он ни плел. И в этот раз Афанасий Григорьевич даже не спросил, зачем нам понадобилось идти через мастерские.
Мы никогда прежде не ходили по школе вечером, особенно в пристройке, и могли бы заблудиться. Но все обошлось. Нам посчастливилось, завернув за угол первого же коридора, увидеть большие двери спортзала. Оттуда дорогу мы знали.
Наш класс был недалеко от туалета, где мы и спрятались. Подслушивать решили по очереди. Первым пошел Женька, но очень быстро вернулся, запыхавшийся.
- Да ты что, Чич, мы договорились минимум по две минуты, а еще и полминуты не прошло.
- Знал бы ты, как там страшно-то! Но зато классная хвалила нас за стихи, которые мы сочиняли на восьмое марта.
- Все, что ли?
- Угу.
- Ну, тогда, я пошел.
Женька был прав, еще как страшно! Учительница ходила по классу, и все время казалось, что она вот-вот откроет дверь. Но условленные две минуты я выдержал.
- Ну, что? - спросил Женька.
- Ничего не слышно, хоть в лепешку. Твоя очередь.
Женьки долго не было. Я следил по часам. Две минуты, три... Я на цыпочках вышел из туалета и заглянул за угол. У классной двери никого не было. "Схватили Женьку", - подумал я и бесшумно побежал к выходу. Мне уже было не до собрания, хотелось побыстрее узнать, что с Женькой.
Он сидел на корточках на первом этаже у лестницы. Было видно, что он прячется. Я подкрался к нему.
- Где ты пропадал, целых пять минут не являлся!
- Тсс! - шикнул он. - Ты бы знал, я от этого вахтера по всей школе бегал. К счастью, удалось оторваться.
- Ну, ты что-нибудь еще услышал? - спросил я, вспомнив про собрание.
- Нет. Но видел на двери музыкального класса объявление, что сегодня в три часа был зачет по сольфеджио. Плохи наши дела.
- Елки-палки!
Я чуть не заплакал. Такой облом! Вечно я про эту музыку забываю. За сольфеджио точно дома попадет.
Подслушивать дальше расхотелось и мы решили дождаться мам на улице. Туда надо было еще проникнуть. До мастерских было далеко и мы решили попробовать через главный вход. В конце концов, выйти - это не войти, мало ли, вдруг нас после уроков задержали. Так и вышло, угрюмый Валерий Николаевич даже не обратил на нас внимания.
На улице наши тревоги опять уснули, и даже сольфеджио уже не так волновало. Мы ловили жуков, пока не стали выходить родители.
Наши мамы выглядели очень довольными. Оказалось, нас не только за стихи хвалили, но и за сегодняшнюю контрольную по английскому, которую мы оба написали на пять.
А пересдать сольфеджио и побить Ломина мы решили потом. Может быть, я про это еще расскажу.