Емельянов Вадим Юрьевич : другие произведения.

Рассказы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Черная быль


ВАДИМ ЕМЕЛЬЯНОВ

ЧЕРНАЯ БЫЛЬ

БЕЛГОРОД

   ББК 84 З7
   Е 72
   ЕМЕЛЬЯНОВ В.Ю.
   Черная быль: рассказы.
   Б., , 2001 60 стр.

ББК 84 З7

Е 72

ЧЕРНАЯ БЫЛЬ

   Папа, расскажи еще, как там живут.
   Андрей не уточняет, знает, что я сразу догадаюсь, о чем рассказывать. И я начинаю:
   Когда человек умирает, его душа улетает далеко-далеко, в голубые горы. Там живут души наших предков. У них все есть, душе всегда тепло и уютно. Душа узнает много нового, что человек не знал в этой жизни. Она радуется существованию в том мире, ей там хорошо...
   В который раз уже Андрей слушает мои фантазии о райской жизни. Скорее всего, он уже все запомнил, может, даже поверил, но еще не совсем - мои сомнения мешают и ему, но что я могу поделать? Да и вряд ли он представляет, что где-то ему будет лучше, чем в этой жизни. Да еще без папы и мамы. Он говорит:
   Я вас там подожду, а вы приходите скорее, а то, как я буду без вас там...
   Зачем эта ложь, кого я хочу успокоить? Себя или ребенка? И где этот рай, может, все-таки, он здесь?
   Голубые горы это не сказка. Я видел их и зимой и летом в Кузнецком Алатау. Особенно чудесны они зимой, когда голубизны больше. Заснеженные сосны и пихты. Красные грозди рябины и калины, мороженные они неповторимо вкусные. Горы и долины - глазам отрадно, и телу хорошо. Сколько я их исходил в молодости, когда был инструктором по туризму...
   Здесь можно выписывать виражи, взбивая лыжами снежную пыль, терять тяготение, и какой-то миг чувствовать себя безвесным, легким, как снежинка, сваливаться с крутизны, как когда-то из самолета с парашютом, и испытывать сладостное чувство скорости.
   Я задумывался, замолкал. Откуда этот чудесный мир, и почему мы так боимся его потерять? Что было в начале всего? В чем смысл жизни? Кто знает все? У кого правда? Где истина?
   Мудрецы выдвигают лишь противоречивые предположения и гипотезы. Ах, как было бы хорошо, если б там была вторая жизнь. Жизнь, перед которой бессильна смерть.
   Когда-то я задумывался, чему посвятить свои способности, силы, время. Теперь все это отдал бы, не задумываясь, за жизнь сына. Жизнь, в которой бы он познал эти земные радости. Да, з е м н ы е радости. В рай хорошо попадать, прожив земную жизнь.
   Рай это как кино, смотришь, радуешься, а надо, чтобы человек в нем жил, действовал...
   Андрей терпеливо ждет, когда я продолжу свой рассказ.
   На работе молодой сотрудник Саша не раз внушал мне: надо, мол, чтобы кто-то меня спас, помог мне, чтобы это был самый мудрый и снисходительный, святой и непорочный, терпеливый и требовательный, всесильный и добрый, любящий и справедливый судья моих дел. Люди далеко не такие и сами нуждаются в Спасителе. Спаситель это и есть Бог.
   Сына надо спасать, говорю я.
   Сын еще без греха, испытание пало на тебя, тебе и нужен Спаситель.
   А он есть?
   Да. Никто не доказал, что Бога нет. Нет творения без творца, закона без законодателя. Если ты его до сих пор не нашел, это не значит, что его нет. Видно, ты не там и не так искал. Раньше я тоже не верил. А потом я стал читать Его Слово, и Он стал мне открываться. Он исполнил меня радостью, уверенностью, я им прощен, усыновлен, сделался наследником вечной жизни, Саша говорит спокойно, только немного стесняется. Немыслима вся целесообразность окружающего мира без творца. Где здесь стихийность и случайность?!
   Но Андрей, в чем же его вина? Перед кем ребенок провинился? Что зависело от него? Он не выбирал родителей, место жительства, не он допускал эти выбросы, аварии...
   Саша говорит, что-то еще о рае, о расплате детей за грехи взрослых, о путях Господних, которые неисповедимы... Все это не укладывается в голове, никак не вяжется со словами о справедливости.
   Лейкоз - болезнь века атомной энергетики и забвения экологии. Сколько таких болезней было после Хиросимы и Нагасаки, сколько их будет еще после Чернобыля...
   Сын часто говорил об обреченности, о смерти. Понимал ли он, что это все значит? Дети, как мы помним по себе, по здоровым детям, уверены в своем бессмертии. Для них смерть - явление непонятное, удаленное в вечность.
   Когда и почему Андрей начал говорить о смерти?
   В больнице, куда он попадал периодически? В разговорах с обреченными, как и он, сверстниками? Может, понимали они напряженные лица докторов и слезы матерей.
   Болезнь есть болезнь. Когда она приносит ощутимую физическую боль, страдание, то вызывает равнодушие к жизни, а иногда и желание смерти. Но отпускают боли, и вновь появляется желание жить. Так у взрослых, а как у ребенка? Взрослому легче понять и объяснить себе фатальность судьбы. А что творится в детской головке?
   ...Продолжаю рассказ о своих впечатлениях от гор. О белках на горизонте, об облаках, которые иногда накрывают тебя на вершине, иногда проплывают ниже. О снежных кристаллах величиной с большую монету и разной конфигурации. За многолетние походы ни разу не встретилось двух одинаковых кристаллов - неповторимость природы. О родниках с обжигающе холодной водой, которая никогда не вызывала ангины. О следах рыси, росомахи, о волчьей тропе. О кедровых шишках, о бурундуках, ворующих у туристов шишки, о медвежьих следах. Нравится Андрею такой рай, нарисованный мной по воспоминаниям былых походов...
   Так бы и рассказывал, не уходил бы от Андрея, но надо идти на работу. Поездки в Москву в институт педиатрии, американское лекарство, травы требовали все больше и больше денег.
   Каждодневное расставание невыносимо ни для сердца ребенка, ни для родителей. А Андрей каждый раз перед уходом просит:
   Я на вас из окна посмотрю, вы мне помашете?
   Окна закрыты, слов не слышно, и жесты вряд ли понятны. У Андрея льются слезы. Надо идти и не хватает сил уйти.
   Мама тоже плачет, хотя и старается не показывать слез сыну. Старшая сестра внешне остается безучастной - безуспешная попытка внести покой в наши души.
   Когда приходим, Андрей первый замечает нас. Похоже, он постоянно ждет и не отходит от окна.
   На этаже, где палата Андрея, белый просторный кабинет, два поста медсестры, процедурный кабинет, столовая, ординаторская и тишина. А лежат дети! Дети, которым по природе свойственна подвижность, шумные игры...
   Через месяц Андрея выписали из больницы. Пошел в школу. Ребенок смышленый. Никто его не подгоняет, пусть учеба будет в удовольствие, не омрачает последних дней.
   ...Обреченность угнетала нас постоянно, и мы хватались за любую соломинку. Прослышали про американское лекарство - не помогло.
   Обещают отечественное лекарство, которое должно появиться через месяц-два... Этот препарат, по рассказу лечащего врача, может продлить длительность межприступного улучшения до десяти лет...
   Лекарство не появилось и через год после смерти Андрея.
   Жена прочитала все, что печаталось о лейкозе... Наука, как всегда, оптимистична: вот-вот состоится открытие.
   Когда беда далеко, кто и как волнуется за решение проблемы рака? А теперь и СПИДа?
   Но вот пришла личная беда, и мы кидаемся в крайности. Кормили ребенка сырой печенью. Прослышали про старика-знахаря - написали. Народный целитель действовал осторожно, с опорой на медицину: Пришлите анализ крови.
   По анализу крови прислал пакеты с травами. Написал: Если ребенок два года от лечения травами будет чувствовать себя хорошо, значит лечение подействовало.
   Андрею не суждено было прожить больше.
   Как-то уже после смерти прочитали, что наблюдались случаи выздоровления от лейкоза при заболевании тифом или туберкулезом, и очень переживали, что не знали этого при жизни Андрея, как будто наши врачи пошли бы на этот эксперимент.
   Болезнь прогрессировала, как выражались врачи. Поехали в Москву. Андрей, распухший от преднизолона, передвигался с трудом, капризничал. Его поместили в отдельную палату. В соседней палате в кошмарных муках умирал пятнадцатилетний мальчик. Стены и потолок забрызганы кровью. Врачи то и дело приводят в чувство его мать - сиделку и последнее утешение.
   В этот приезд в Москву у Андрея обострения не было, но в новом учебном году школу он уже не посещал, учительница приходила заниматься на дом. Все понимали бесполезность затрат, но иначе поступать не могли.
   Андрей, я тебе купила новое пальто и ботинки!
   Мам, а что вы с ними потом будете делать? Лучше бы набрала апельсинов...
   Ком подкатывает к горлу, и единственно правильные слова Когда перерастешь - купим другое пальто предательски не выдавливаются.
   Вечером я сказал жене:
   Постарайся обходиться без подарков, делай незаметно, чтобы у него не возникало т а к и х мыслей. И потом, прекрати в его присутствии говорить о деньгах...
   Она заплакала:
   Мне страшно покупать ему вещи, каждый раз думаю: последнее пальто, последние ботинки... А денег нет, хоть в петлю лезь, и где набрать этих апельсинов...
   Состояние Андрея ухудшилось, и мать повезла его в Москву одна. Если там помогут, то смерть для него будет не такой страшной. Здесь же на умирающих только смотрят, соболезнуя, но ничем не могут смягчить страдания.
   Умрет Андрей во время этой вспышки или еще раз переживет острый период, я не знаю, сказал профессор.
   Мать позвонила из Москвы сестре:
   Благодарю Бога за каждый день жизни Андрея. Приезжайте, дней двадцать он еще будет жив. Увидишь, какой бы был славный парень.
   Через неделю позвонила домой:
   Кто знал, что моему ребенку придется так страдать! Ужас!.. Боли до потери сознания. Кислородом отхаживаюсь. Легче самой его застрелить...
   Боюсь, я больше не вынесу, если Андрею будет каким-то чудом еще раз хорошо, на какой-то месяц, а потом все снова... Я уже молю Бога, чтобы на этот раз все кончилось. Это единственный выход. Ничего не помогает, ни травы, ни препараты, ни знахари, ни врачи.
   На мои бесконечные отпуска без содержания косились, денег в обрез. Мы с дочерью выехали, но Андрея уже не было...
   Сможем ли мы пережить самое страшное, невыносимо тяжкое преступление судьбы - смерть ребенка? Страшнее этого ничего нет.
   Мать и после смерти Андрея, забываясь, искала ему спасения, выискивая все новые и новые способы лечения...

ЦЕНА ЖИЗНИ

   До школы я жил у бабушки. Улочка частных домов называлась Лесной переулок. Соседи были доброжелательные и я всех звал тетя... дядя... Потом мы уехали и я приезжал только на каникулы раза три, четыре. Бабушка умерла. Прошло много лет, прежде чем я почувствовал интерес к судьбе тех теть и дядь.
   Особый след в моей памяти оставил Дядя Миша. Пожилой мужчина, ветеран войны, высокий, крепко слаженный, почти седой. Кое-кто называл его старик, но он не любил такого обращения.
   Каждый май, дядя Миша был в подпитии, но он сторонился участников войны. Мне он показал свой военный билет, там были перечислены его должности: командир артиллерийского дивизиона, начальник штаба артиллерийского полка. Вообще об артиллерии он говорил возвышенно Бог войны. Хотя давно артиллерию потеснила и авиация, и танки, и, наконец, ракеты. Стопятидесятидвухмиллиметровая гаубица была его любимицей.
   Я занимал подполковничью должность, говорил дядя Миша. Показывая в военном билете записи о наградах, он с особой гордостью подчеркивал, что орден Отечественной войны был у него еще в самом начале боев, когда им награждали очень немногих и действительно за геройство. Были у него и ордена Красной Звезды и Боевого Красного Знамени.
   По улице проходили фронтовики сияющие, некоторые с множеством орденских колодок, значков.
   Значкисты, петухи. На фронте наград не получили, так хоть после войны юбилейных нахватали, сердито говорил дядя Миша.
   Тетя Валя, жена дяди Миши, тоже участница войны при его жизни старалась не надевать свои регалии.
   Однажды на озере я увидел у дяди Миши шрамы на груди, спине и на ноге. Тогда он рассказал о своих ранениях.
   Самое тяжелое в грудь. Дядя Миша руководил огнем дивизиона, находясь на переднем крае. В том бою погиб командир дивизии полковник, а он хотел, по словам дяди Миши, представить его к званию Героя Советского Союза. Не успел.
   Шрам был и под правой лопаткой, пуля задело легкое, но по внешним признакам дядя Миша ко времени нашего знакомства не ощущал болей и недомоганий от ран. Он курил и выпивал. Похоже, здоровье у него было неплохое.
   В рассказах не было стремительных разворотов событий, героизма... Его сослуживцы гибли чаще, чем нам показывали в кино и самое обидное, не успев в последний момент подстрелить десятка два фрицев! Я с интересом слушал его рассказы, но сейчас понимаю, что о многом надо было бы расспросить подробнее.
   Дядя Миша говорил и о фронтовом быте. Как-то рассказал он о доме отдыха, где в 1942 году поправлялся после ранения. Однажды они уходили от патруля. Где-то погуляли, выпили и на газике возвращались. Видимо и шофер был поддатый, так что от патруля пришлось бежать, а когда те погнались за ними, то дядя Миша отпугнул их выстрелом из ракетницы: Как лупану по дороге веер искр, и они от нас отстали, поняли, что с фронтовиками имеют дело.
   Войну я закончил в Кенегсберге, гвардии капитаном, рассказывал дядя Миша, получил направление в военную академию, форма с иголочки. Приехал с денщиком в Ригу, по дороге всегда навеселе. Решили прогуляться по городу. Наган в кобуре, а плевать, что латыши смотрят недоброжелательно.
   Город мы знали плохо, и держались центра. Остановились у парикмахерской. Там очередь, но мастер подобострастно: Господин капитан, прошу в кресло.
   Но я решил покурить, говорю: Иван, садись. Я после тебя.
   Иван сел, а я, покуривая, сошел с высокого крыльца и стал рассматривать проходящих девок. Латышки вызывали желание пощупать каждую молодуху. Они чувствовали мое желание, некоторые смотрели с любопытством не прочь, а другие взглядом будто говорили с ненавистью: умру, но не дам.
   Слышу на крыльце смешки, высокий мужик моего возраста, глядя на меня что-то говорит на смеси трех языков, а те смеются. Хотя я не знаю их языка, но некоторые фразы с издевкой я понял, остальное дорисовал. Посмеивается, что русский капитан стоит в очередь за своим денщиком бриться. И все в хохот. Привыкли, что немецкие офицеры на дистанции от солдат, и офицер не станет в очередь после солдата. Вытащил я пистолет и саданул в него. Наверное испугаться не успел.
   Выскочил Иван и мы не спеша пошли дальше. На углу улицы нас догнал патруль. Могли слинять, если б захотели, но гордость не позволила.
   В комендатуре предложили снять ордена. Ну я им: Не вы их давали, не вам и снимать. Ну, ордена отняли... вместе с погонами. Был капитан, да в трибунале остался.
   Вместо академии тюремные университеты.
   Мучился ли дядя Миша от случившегося? По прошествии многих лет говорит, что нет, но это скорее бравада... А может быть, повидав тяжелые судьбы людей, понимал, что ему досталась не самая плохая.
   Испытывал ли дядя Миша угрызения совести за убитого? Скорее всего к нему была ненависть. Иногда я задумываюсь, что ему стоило в тот момент остановиться, погасить ненависть. Умение прощать не рождается вместе с человеком, этому надо учиться, учиться смирять свой гнев, раздражение. Война наоборот высвобождает гнев и ненависть, и все вопросы решает одним способом, делая человека жестче, импульсивнее.
   Привычка убивать, может она с фронта? Как-то он рассказывал об убийстве пленного офицера.
   Однажды к нему привели языка, а дядя Миша сидел в блиндаже в накинутом на плечи солдатском ватнике. Офицер высокомерно сел, закинул ногу за ногу, закурил и заявил, что с солдатом говорить не будет.
   Дядя Миша достал из кобуры пистолет, ватник спал с одного плеча. Офицер увидел на гимнастерке погоны и заговорил: Господин капитан...
   Дядя Миша говорит, что увидел у него в глазах страх, пуля попала в голову, немец свалился с табурета...
   Может вот эта легкость, с которой дядя Миша отобрал жизнь у пленного, стала для него роковой в Риге? Дядя Миша, похоже, об этом не раздумывал.
   На Руси к преступникам всегда относились как к людям несчастным. К дяди Миши и невозможно было относиться по-другому. Мне было его жалко.
   Для меня дядя Миша все равно был героем. Он воевал. Мало ли какой у человека может быть характер. Может быть он вспыльчив и склонен к гневу, а война вырывает его из мирной жизни, дает в руки оружие, расшатывает нервную систему. Тут уж хамам и негодяям лучше не попадаться на его пути.
   Рассказ о лагерной жизни тоже был интересным:
   Повезли нас на Север, в Норильск. До Дудинки в трюме парохода. Там было много таких как я, попавших по пьянке. Были и такие, кто попал за пьяные дуэли мушкетеры...
   В пути заключенные гибли от голода, холода и болезней, и их бросали за борт без груза рыбы съедят, что на поверхности, что на дне.
   В Дудинке нас перегрузили в вагоны и повезли в Норильск. Там узнав, что я раньше работал машинистом паровоза, направили на железную дорогу.
   Пожалуй, я опять попал в привилегированное положение. Возил грузы между Норильском и Дудинкой. В кабине паровоза худо-бедно тепло и хотя приходилось порой ремонтировать каленое железо, все же это была не стройка с морозами под сорок. Из поезда в барак часто в пургу приходилось добираться по натянутому канату.
   Бежать было некуда и поэтому я был как бы вольный. Работал помощником машиниста, а так как составы часто шли с продуктами, то экспедиторы задабривали машиниста, иногда даже спиртом, не говоря уже о еде, так что жить можно было.
   Тогда я подженился. Ксюша по тамошнему Ксана была осуждена за какое-то то ли мошенничество, то ли воровство. Хотела жить с шиком, за что и погорела. Ксюше хотелось серьезно устроиться. После войны сверстников было мало и поэтому я стал ее избранником. Ксеня была немного моложе меня, но потасканная, так что особого энтузиазма не вызывала. Когда она освободилась, мы немного пожили полувольной супружеской жизнью, но вскоре мне это приелось, и я спровадил Ксеню на материк к своим родителям.
   Как потом рассказывала моя бабушка, Ксанка произвела фурор на улице. Крашенная блондинка с яркой помадой на губах и папиросой вызывала всеобщее внимание.
   Как-то родители дяди Миши, Ксанка и моя бабушка пошли на базар. Бабушка обратила внимание как Ксанка, повертев тридцаткой перед носом продавца, заполучила яйца и тут же положила красненькую в свой карман. Продавец и возражать не стал, как очарованный.
   Пожив больше месяца у родителей дяди Миши, где работал один отец, она поехала к своим родственникам в Алма-Ату и там затерялась. Больше о ней никто ничего не слышал.
   Дядя Миша освободился осенью пятьдесят третьего, вроде по амнистии, не досидев полутора лет до десяти. Вернувшись домой не застал матери. Бабушка рассказывала, что тетя Маруся, мать Михаила, умерла в пятидесятом году. Она просила похоронить ее на кладбище возле станции, хотя ее отец и мать были похоронены на другом, а по традиции родственников старались хоронить на одном кладбище. Я услышу паровозный гудок, когда Миша будет возвращаться домой.
   Дядя Миша устроился в паровозное депо помощником машиниста, хотя имел права машиниста, но из-за частичной потери слуха не прошел медкомиссию. Потеря слуха это профессиональное, артиллерийское. На работе долго не задержался, так как часто выпивал. Из депо он ушел, на узкоколейку маленького заводика, где требования медицины были не так строги и где ему удалось поработать даже машинистом, ну, а потом за пьянку попал в кочегары котельной на окраине города.
   Однажды дядя Миша рассказал о своей жене. Прежде она служила у них в полку, в секретной части специалистом по почеркам, вроде прочитывала переписку... Может цензура, а может еще что. После лагеря они переписывались, потом встретились.
   В это время у дяди Миши началась семейная драма. Знал он об этом или нет, но его жена стала изменять ему с соседом.
   Сосед вел трезвый образ жизни. Он был из высланных за то, что остался на оккупированной территории во время войны. Видимо дезертирство ему пришить не удалось, но все же был выслан в Сибирь.
   Как-то в начале января, дядя Миша, возвращаясь с работы, попал под поезд. В том месте где зарезало дядю Мишу был большой уклон и кривизна. Составы двигались на большой скорости, паровоз шел вперед тендером и видимость при этом была еще хуже, да в мороз не очень-то и смотрели.
   Помощник говорил, что видел: вроде шли двое, а пострадавший один. Уже позднее, когда допытывалась у знакомых паровозников, сестра дяди Миши, стала грешить на любовника его жены... Но официальная версия: попал под поезд в нетрезвом состоянии.
   Было ли это наказание сверху за то что дядя Миша распоряжался по своему усмотрению судьбами других людей: пленных, латыша юмориста... или это одна из людских судеб, представленных нам в завершенном виде? Через десять с небольшим лет, любовники перевернулись на мотоцикле с коляской. Он погиб, а она отделалась легким испугом... Поделом ему... говорили окружающие соседи, подозревавшие его в убийстве дяди Миши.
   Как же все таки сложна жизнь, как сложно пройти ее и не оступиться. Ведь черное и белое в тебе всегда рядом.

ВЫПИТОЕ УТРО

   Пять лет учебы в иногороднем институте пролетели, как говорится незаметно. Я гуляю по родному городу. Чудесное утро, умытое дождем и приправленное запахом сирени. Через недельку начну искать работу, а пока душа требует праздника. Я вспомнил, что давно не заходил к своему школьному другу Олегу. Как-то он теперь? Я видел его года два назад, но не было времени поговорить.
   Друг жил в соседнем дворе. Нас объединяла любовь к химии. Сколько пороха и термитных смесей сожгли мы вместе! Веселые были времена.
   Я поднялся на пятый этаж, позвонил. За дверью раздался шум и через некоторое время дверь отворилась. За дверью стоял Олег, грязный, небритый, с всклоченными волосами, в грязной рубашке и в разорванных на коленях штанах.
   О, Сергей, какими судьбами? Проходи, радушно сказал Олег. Мы поздоровались, обменявшись рукопожатием.
   Проходи на кухню, присаживайся, рассказывай.
   Да, что рассказывать, сказал я оглядывая коридор и кухню. Везде следы запустения. Грязные обои, протертый линолеум, давно не беленый потолок.
   Ты, я слышал, в Воронеже учился. Как там?
   Нормально. Вот закончил уже.
   Да ну! Это надо отметить. А у меня и самогон есть, соседка гонит. На жизнь тоже зарабатывать надо. Она инвалид, ноги гниют, вот и крутится. На пенсию легко ли прожить? Хороший самогон, легко пьется и запаха почти нет. Он достал наполовину наполненную пластиковую бутылку. Вот тут закусь есть. Хлеб, сало, вот в банке рыба копченная сам коптил.
   Узнаю химика, не прошли школьные увлечения.
   Да не то что химия, а так дай думаю, попробую, может получится. Только я дома делал, может, что не так, попробуй.
   Ладно, посмотрим, только я к самогону-то не привычен.
   Да ты попробуй. Бабулька в него зверобой кладет, полезно для здоровья.
   Ну наливай.
   Ну, за тебя, сказал Олег, налив в стаканы грамм по сто.
   За тебя, за наше счастливое детство.
   Ну, скажи замечательный самогон.
   Не знаю, поглядим... слукавил я. Самогон мне не понравился. Рассказывай как жизнь у тебя? Ты вроде поступал в медтехникум.
   В медучилище, на зубного техника.
   И что?
   Да что. Выгнали за неуспеваемость, не дали, падлы, доучиться.
   Ну, не переживай, сейчас все равно технологии там поменялись, тебе пришлось бы переучиваться.
   Не знаю, вроде те с кем я учился, работают.
   Я думал ты в институт пойдешь, на химика учиться. Далось тебе это медучилище.
   Зубные техники деньги большие получали. Вообще-то я думал. Тут как-то Светка Прохорова заходила, я ей курсовую по химии решал. Но ведь кроме химии еще много чего нужно.
   Из комнаты на кухню зашла маленькая женщина с короткой прической, делающей ее похожей на мальчика.
   О, познакомься, это Ира, сказал Олег, Ира, это Сергей, мы вместе в школе учились. Он вот институт закончил.
   Да? И по какой специальности?
   Историк.
   А где работать?
   В школу устроюсь.
   Ну давайте, давайте выпьем, сказал Олег, выпивая стакан, хорошо!
   Ты где-нибудь работаешь? Чем вообще занимаешься? спросил я.
   Да где сейчас устроишься?
   Как, совсем негде?
   Да я пробовал на бетономешалке работать, раз прогулял, другой прогулял...
   Зачем же прогуливал?
   Да заквасили с ребятами. Там они мешок цементу продадут налево и за самогоном, рассказывал Олег. Да потом бетономешалка сломалась. Хозяин пришел, ну и всех в шею.
   А другой работы нет? спросил я уже поняв, что друг мой, по всей видимости, алкоголик. Такие люди собирают бутылки, металлолом, вторсырье, попрошайничают. Для некоторых груз разума оказывается слишком тяжел. Сейчас таких людей становится все больше и больше. Кто-то не смог последовать своему призванию, а кого-то неразделенная любовь заставляет наносить самому себе сокрушительные удары.
   Давай-ка выпьем.
   Наливай.
   Выпили, закусили.
   Может можно найти какую-нибудь работу, настаивал я, что ж ты так опустился.
   Заходил тут ко мне приятель, сапожник, предлагал подмастерьем за триста. Но это же полпенсии. Разве это деньги.
   Ну, это ж наверно для начала.
   Да не, чем так робыть так лучше не йсти, засмеялся Олег.
   Да, я как погляжу, тебе не деньги нужны. Ты вон поди совсем без денег живешь. Тебе надо время чем-нибудь занять, чтоб не страдал фигней.
   Олег улыбнулся виновато.
   Он правду говорит, подтвердила Ира, да разве тебя черта выгонишь на работу. Куда там.
   Да я пытаюсь, оправдывался Олег, я вон станочек соорудил из моторчика от стиральной машины, пойдем покажу.
   Мы прошли в комнату. На полу валялись доски, инструменты. Кресла были протерты и из щелей выглядывал поролон. Шкафов небыло. Диван был застелен грязной простынью. На нем, по видимому, спали.
   Перед диваном стоял станок. Куча опилок говорила о том, что на нем недавно работали. Вот делаю табуретки. Правда, втулка у меня сломалась, работаю на деревянной, она толстые доски не пилит. Заказал знакомому токарю, да он что-то никак не сделает.
   А ручки дверные можешь сделать?
   Не знаю, не пробовал.
   Попробуй, мне надо штук десять.
   Хорошо. Я тут еще пробовал корзинки из лозы плести.
   В дверь постучали.
   Сейчас я открою, сказал Олег и ушел.
   О, Дима, привет. А у меня Сергей Северов, помнишь? послышалось из коридора.
   В комнату вошел Димка, тоже одноклассник.
   Привет.
   Привет.
   Ну вот, вся компания в сборе. Раньше Юрка заходил, но он теперь в милиции работает, сторониться стал. У него теперь свои компании, ментовские... По такому случаю надо выпить! Чирик найдется? Ирка сбегает.
   У нас с Димой нашлись деньги на бутылку водки.
   Ира, сходи в магазин, крикнул Олег, и сигарет за одно купишь. А, впрочем, я с тобой. Вы тут посидите, обратился он к нам.
   Мы остались с Димой одни. С ним я недавно встречался и все про него знал. Он про меня тоже. Поэтому заговорили об Олеге.
   Ну что? Видал как живет? спросил Дима, опустился дальше некуда. Я вот только захожу иногда, да и то боюсь, или побьют, или в ментовку заберут, или напоят до потери памяти. Соседи иногда на него ментов напускают, шумит говорят. А недавно на первом этаже коляска пропала, так сосед прибежал сразу к Олегу и хрясь ему в глаз. А он тут и не причем вовсе.
   Да, и как же это он так спился?
   Да есть тут бабка, самогоном торгует, вот они и повадились. Они даже кактус на подоконнике и тот самогоном поливают.
   В комнате было слышно, как кто-то зашел в прихожию.
   А вот и я, сказал появившись Олег, в руке он держал бутыль самогона, купил у соседки. Надо же еще и закуски купить. Ирка пошла в магазин. Я уж не хожу чтобы менты не загребли. А то пристают.
   Да ты уж пьян, вроде. Быстро же тебя развозит.
   Да мы еще с утра тут нагружаемся. Ну что выпьем? сказал Олег разливая по стаканам, Ну, поехали.
   В дверь постучали. Олег пошел открыть. Послышались голоса:
   О, а у нас гости. Мама это Сергей, одноклассник, если помнишь.
   Как же помню. Добрый день, поздоровалась мать Олега входя в комнату.
   Здравствуйте.
   А это Коля, художник, представил Олег вошедшего за матерью человека.
   Коля, сказал художник, вяло пожав руку.
   Сергей.
   У нас вот самогон есть, сказал Олег.
   Ну, что мы сразу с порога, сказала мать.
   Ну и что, сказал Олег наливая, Сергей институт закончил.
   Поздравляем. Надо выпить.
   Ты не обращай внимания, сказал Олег, если что не так, не обижайся. Мать моя с отчимом развелась. Переживает. Это Колян, художник, он свой. Если захочешь, он тебе о своей жизни расскажет, закачаешься.
   Да ну.
   Ну-ка, Коля, расскажи что-нибудь.
   Мне надо выпить прежде, сказал Коля, Меня тут художником называют, ну да я так, рисую иногда, я выпить люблю. Вы вообще пьете самогон?
   Они пьют, но до нас им еще далеко, сказал с удальством Олег.
   Иногда говорят, что мозги набекрень. А что мозги? Мозгов нет ни хрена, Словно продолжая с кем-то спорить говорил Коля. Вот если написать о моей жизни книгу! Это был бы бестселлер. Как-то раз с корешами забрались зимой в люк теплосети выпить самогона там, денатурата. А сверху на люк наехал трактор и вот просидели мы там три дня без воды и без еды. А после ацетона сушняк. На заводе, где работал, бригада пила спирт, выделенный из клея БФ. Опускали в клей ершик, надетый на электродрель, и наматывали на него клейковину, а спирт выпивали. Друзья мои теперь померли. А я вот живу. Чем для меня хуже тем мне лучше. А почему, не знаю.
   Когда Коля кончил рассказывать, мы с Димой засобирались уходить.
   Ну, мы пошли.
   Уже?
   Пора, дома дел полно.
   Мы с Димой вышли и остановились на лестнице.
   Видал. Надо как-то помочь человеку.
   Да уж помогли. Напоили.
   Ха. Да. И как он так живет? И че его в армию не заберут? Это все мать его, она в милиции работала связи. И чего этой армии бояться? Сейчас бы был человеком. Я понимаю, если бы он жил нормально: работа, семья, сказал Дима. И баб вокруг него крутится туча! Все какие-то шлюшки. А Ирка, так совсем черте что. Я как-то захожу, смотрю пацан какой-то крутится, что думаю за фигня. Потом по груди понял что баба. И все они ни против переспать. Так что если хочешь?
   Я не хотел, меня и так тошнило.
   Впрочем, добавил Дима, зачем тебе эти проблемы. Ну пока, что ли?
   Пока.
   И чего это люди так над собой издеваются? бросил Дима уходя.
   Я заходил к Олегу еще несколько раз. Его серая жизнь была полна проблем. То его обворуют бомжи с которыми он выпивал, то неизвестные типы будут заставлять его продать хату и он еле отобьется объясняя, что ответственным квартиросъемщиком является его мать, которая живет в деревне.
   Зимой и Олег подался в деревню. В квартире холодно, выбиты стекла, нет света, проданы газовая плита и холодильник.
   В деревне Олег бездельничает, ждет когда продадут квартиру и у него появятся деньги.
   Вот и потерял себя человек. Уничтожил физически и духовно! А может быть не нашел? Может быть человек рождается неполноценным и должен трудиться, искать, созидать себя? А иначе наша жизнь жизнь растения. И хорошо еще если порок не искалечит его, не изуродует.

МИЛОСЕРДИЕ

   Ольга Тимофеевна!
   Заведующая аптекой подняла глаза.
   В чем дело, Наташа?
   Молоденькая продавщица из рецептурного отдела мотнула головой в сторону торгового зала.
   Там эта... Голованова пришла. K вам просится.
   Банкирша? Заведующая насторожилась. И что ей надо?
   Не знаю. У нее рецепт бесплатный...
   Ты ей табличку показывала, что не обслуживаем уже бесплатно?
   Показывала.
   Ну и?..
   Говорит, хочет вас видеть.
   Свинья бессовестная! вскипела заведующая. Миллионами ворочает, а туда же - права качать! Ее вообще втридорога обслуживать надо, постыдилась бы с бесплатными рецептами лезть!.. Ладно, пусть заходит.
   Наташа пропустила в кабинет молодую женщину и ушла.
   Здравствуйте, женщина обаятельно улыбнулась.
   Здравствуйте, не очень дружелюбно откликнулась Ольга Тимофеевна.
   ``Ишь, улыбается - профессионалка..." подумала она.
   Садитесь.
   Посетительница, прихрамывая, подошла к стулу, тяжело опустилась на него. Заведующая вздохнула. Анна Голованова, президент самого крупного банка в районе, не внушала ей особых симпатий. Но факт, что интересная, тридцатилетняя женщина не в состоянии красиво пройтись и легко сесть, сам по себе вызывал сочувствие. ``Банкирша" была больна полиартритом, об этом знал весь район, чуть ли не весь город. Ходили слухи о шикарном особняке, наполненном слугами. Правда, в газете как-то писали, что живет Анна в обычной квартире, пусть и пяти-комнатной.
   А слуг у нее всего двое, плюс шофер, который не то брат, не то племянник, не то... И все это из-за того, что сама она ничего делать не может по дому, причина все та же - болезнь. Вроде, ездила лечиться за границу, но, как видно, без особого результата. Что ж, и богатые болеют...
   Я Анна Голованова, президент акционерной финансовой кампании ``Дельта", представилась Банкирша". Вы, скорее всего, о нас слышали.
   Как же не слышать, все уши прожужжали вашей рекламой.
   Ну, смущенно развела руками Анна. Что делать...
   Ладно, сурово прервала ее заведующая. Чем мы обязаны вашему визиту? Вы насчет льготных рецептов? Городской глава издал указ до конца года не отпускать лекарства бесплатно.
   Я знаю. И я бы хотела взглянуть на счета по льготным рецептам хотя бы за последние два-три месяца.
   Почему я должна показывать вам эти счета?
   Хочу оценить свои возможности, сказала Анна. На последнем заседании акционеров была одобрена идея взять шефство над районной аптекой, то есть, над вами. Попросту собираемся оплачивать эти самые льготные рецепты. Раз собес отказывается, надо же кому-то этим заняться.
   Анна Васильевна!.. заведующая хотела что-то сказать, но слова застряли в горле. Да вы...
   Спустя полчаса изумленные покупатели увидели заведующую, которая бережно поддерживала под руку известную молодую особу, к коей большинство относилось явно без симпатии. В глазах обычно суровой заведующей сейчас читалось, чуть ли не восхищение. Она проводила прихрамывающую Анну до самой машины. Затем вернулась, подошла к окошку рецептурного отдела и громко сказала, обращаясь больше не к продавщице, а ко всем присутствовавшим:
   Наташа! Снимите объявление. Указ мэрии нас уже не касается.

   Прошло три дня после посещения аптеки. Утром Анюта развернула Новости" и едва удержалась, чтобы не выругаться: на первой странице крупным планом красовалась ее фото, иллюстрируя совершенно идиотскую статью о народных благодетелях, меценатстве, милосердии и прочем.
   Привет, в кабинет всунулся Илья. Я без доклада. Видала газеты?
   Видала, Анюта хмуро играла карандашом. Гад журналист, я же ясно сказала: отказываюсь от каких-либо интервью. Ты посмотри, что пишет: Деньги мне даны, чтоб помогать..." Тьфу! Дернуло меня поехать в эту аптеку.
   Всегда ж ездила.
   То-то и оно, что всегда...
   Ладно, на самом деле, это нам на руку. Реклама.
   Анюта молча качала головой. Ох, не надо было бы этой огласки. K чему все приведет, один Бог знает. Хотя, какая разница? Одной статьей больше, одной меньше... То все кричали, мол, ворует, особняк, слуги... Теперь сменили тему. Ладно, авось пронесет
   K вечеру Анюта почти совсем забыла о статье в газете. Конец месяца - сметы, балансы, отчеты... Вот, еще пришли какие-то бумаги... Вернее, секретарша пришла, не бумаги. Анюта, мельком глянув на девушку, кивнула на стол:
   Хорошо, Оля, положите. Я после посмотрю.
   Оля не уходила. Анюта подняла голову.
   K вам бабуля какая-то просится. С утра сидит.
   Почему с утра? Анюта нахмурилась.
   Вы говорили, никого не пускать.
   Надо было сказать, что меня нет.
   Я сказала. Она вас в окно увидела. И сидит. Не уходит.
   Анюта с полминуты тупо глядела на секретаршу. Какая бабуля? Почему в окно? Вопросы эти не касались цифр, и сейчас Анюта просто не в состоянии была их додумать. Она махнула рукой.
   Пустите ее. Сказали бы раньше, раз ей так нужно...
   Анюта откинулась на спинку своего удобного, сделанного по заказу, кресла, погасила экран компьютера. Ладно, можно немного отдохнуть.
   В кабинет вошла бабушка. Анюта удивилась, заметив у нее в руках газету.
   В следующую секунду она прикрыла глаза и сжала зубы, дабы не застонать: это было ни что иное, как сегодняшние Новости" с ее физиономией на первой странице.
   Бабушка чуть задержалась на пороге, глянула на газету, затем на Анюту.
   ``Сличает, та ли", поняла Анюта и улыбнулась. Бабушка тоже заулыбалась. Осмелев, прошла на середину кабинета.
   Анюта, наконец, сообразила, что вообще-то к ней посетитель, и надо что-то говорить. Хотя бы поздороваться и предложить сесть.
   Здравствуйте, она выпрямилась. Садитесь пожалуйста. У вас какое-то дело срочное?
   Да вот... бабушка села на краешек стула. Прихожу в аптеку, хотела взять таблеток, рецепт подаю - а она мне: платите, мол! Я говорю: да как же так, мне всегда бесплатно давали, вот, и печать, и подпись, а она одно: платите, и ни в какую. А соседка вот газету сегодня приносит. Я бегом в аптеку, а она снова: платите. А у меня денег-то нет, и таблетки вот уж сегодня завтра кончатся, а я ж без них... бабушка поспешно достала платок, принялась вытирать глаза. Анюта взялась за телефон.
   Это в какой аптеке?
   Да в нашей, на Московской, бабушка отняла платок от глаз. Скажите им, зачем же так безобразничать-то?
   Анюта подняла, было, трубку, но тут же положила обратно.
   Вы знаете, начала она как можно более мягко. Московская улица - это Железнодорожный район. А здесь - Ленинский.
   Ну, да, Железнодорожный. Так я вот и приехала с утра пораньше. Насилу вас разыскала. Говорю, мне начальницу надо. А она: нет ее сегодня. Я кругом обошла, смотрю в окошко - ты стоишь, прям, как на фотографии, аж сердце зашлось. Бегом обратно, говорю: как же нету, когда...
   Понятно, Анюта с улыбкой перебила ее. У меня сегодня в самом деле не приемный день, и в расписании написано. Но все равно люди идут, я в таких случаях прошу говорить, что меня нет. Иначе... Видите, она обвела рукой заваленный бумагой стол. Но раз уж вы меня вычислили и дождались...
   Она замолчала, ожидая, что бабушка уйдет, но та продолжала сидеть и тоже чего-то ждала.
   Так как же, с аптекой-то? спросила она.
   С аптекой... Анюта вздохнула. Это вопрос трудный. Я сама знаю, что такое, когда кончаются таблетки. Было время, были с ними проблемы. Сейчас, слава Богу, хоть есть везде...
   Есть, подтвердила бабушка. Только дорогие - страсть!
   Вот именно. И мы заключили договора с нашей районной поликлиникой и с аптеками... В общем, в Ленинском районе все осталось по-прежнему: все, кто пользовались льготами на лекарства, продолжают ими пользоваться. А в остальных, Анюта виновато развела руками. Весь город мы не можем обеспечить.
   А как же тогда?.. у бабушки снова намокли глаза. Ведь я ж... Пенсию-то не дают - все денег нет. И у меня нет... А в аптеке...
   Она горько заплакала.
   Анюта с тоской смотрела в окно. Может, бабуля поплачет и уйдет сама? Бабуля не уходила. Немного успокоившись, она снова стала жаловаться на аптеки, на болезнь, на задержки пенсии... Достала откуда-то бережно сложенный рецепт, стала показывать Анюте сумму, написанную на нем.
   Да, немалая сумма, если жить на пенсию, которую еще и не платят...
   За окном темнело. На столе высилась внушительная стопа неразобранных еще дел. Анюта вздохнула и приняла решение.
   Она отыскала в телефонном справочнике номер, набрала.
   Это аптека номер тридцать четыре на Московской улице? Попросите пожалуйста, заведующую. Добрый вечер. Вам знакома фамилия... Анюта глянула на рецепт. Жилкина? Знакома, да? Да-да, все сходится. Хорошо, тогда запишите пожалуйста, номер счета, Анюта продиктовала несколько цифр. С него будут оплачиваться ее рецепты. Да... Только, пожалуйста... Хорошо, вы меня замечательно поняли. Всего доброго, до свидания.
   Анюта положила трубку.
   Вот, она через силу улыбнулась насторожившейся бабушке. Теперь можете снова получать свои таблетки. Бесплатно. Только пожалуйста, Анюта подалась вперед. Очень вас прошу! Никому не говорите о нашем разговоре, ладно? За вас я буду платить лично, но мне не под силу сделать это для всего города, поймите! Будете молчать?
   Конечно, конечно, я разве не понимаю? Бабушка поднялась. Спасибо, моя хорошая, я никому... Ты уж извини, работы много, еще я тут, старая, со своими проблемами...
   Никому, бабушка! Анюта вышла из-за стола, провожая бабулю.
   Наконец, поток благодарностей и клятв о молчании прекратился, дверь за бабушкой захлопнулась.
   Анюта посмотрела на часы, покачала головой. Нажала кнопку на пульте.
   Оля, обратилась она к секретарше. Вызовите Илью.
   Через пятнадцать минут появился Илья.
   Забирай все это, Анюта кивнула ему на толстенную папку. Поеду домой, там буду заканчивать. Чтоб никакие бабули в окно не узрели. А то я уже начинаю с ума сходить, и Анюта рассказала ему об еще одном своем акте милосердия.
   Ты и в самом деле сходишь с ума, сказал Илья. Эта заведующая будет тебе присылать все подряд рецепты? На Железнодорожный район нас не хватит, ты ж понимаешь! Тем более, тебя лично.
   Анюта устало махнула рукой.
   Ладно. Что сделано, то сделано. Заведующая и бабка обещали молчать. Станут болтать прикрою лавочку. Зарабатывать деньги научились, уж благотворительности может быть научимся. Без этого тоже нельзя. Все мы в одной лодке.
   Бумаги отняли всю ночь, но утром Анюта снова была в своем кабинете. В дверь постучали. ``Черт возьми, опять Оли, нет на месте?" едва успела подумать Анюта, но в кабинет уже входил Илья. Он молча прошел к окну, раздвинул пластинки жалюзи, присвистнул.
   Что там? Анюта повернулась, чувствуя недоброе.
   Аннушка, солнышко, выгляни в окошко, пропел Илья, отходя от окна.
   Анюта беспомощно протянула ему руки:
   Засиделась я, Илюш, помоги.
   Илья помог ей встать. Анюта с минуту смотрела на улицу. Потом с помощью Ильи села в кресло.
   Илюш, что делать? прошептала она.
   Илья, подняв плечи и сунув руки в карманы, прохаживался по кабинету. Вид его красноречиво показывал: знал бы - сделал, но...
   Выйти к ним? Сказать что-нибудь?
   Сказать, фыркнул Илья. Они денег ждут.
   Я все же выйду.
   Анюта поднялась, с трудом сделала несколько шагов. Илья взял ее под руку.
   Я с тобой. А то съедят ненароком.
   Они вышли на крыльцо. Толпа, собравшаяся внизу, радостно загудела. Нищие - старухи, старики, дети, - человек пятьдесят. Или сто. Все тянули руки, что-то просили, кланялись, показывали какие-то бумажки с выцветшими надписями. Со всех сторон неслось:
   Аннушка! Благодетельница! Христа ради!.. Помоги! Милая! Анюточка!..
   На разные голоса склонялось ее имя. Самые ласковые слова, какие только можно услышать... Пожелания здоровья и счастья - на десять жизней вперед. Ждущие глаза... Протянутые руки... Лохмотья... Анюта и не предполагала, что в районе столько нищих, и каких! Или сбежались со всей области?
   Однако, тихо сказал Илья. Христос в свое время тремя хлебами обошелся. Боюсь, нам трех миллионов не хватит. Заварила ты кашу, Аннушка.
   Какая-то старуха упала на колени и поползла к крыльцу. За ней двинулись остальные. Анюта отшатнулась, в глазах потемнело.
   Позади хлопнула дверь. Толпа перед крыльцом в мгновение ока отпрянула назад, в полусотне пар глаз отразился ужас.
   Анюта скосила глаза. Рядом с ней стоял парень из охраны с автоматом наперевес.
   Дышать стало легче. Анюта выпрямилась, отстранила Илью, шагнула вперед.
   ``Черт возьми, как к ним обратиться? Товарищи? Граждане?.."
   Милые мои, заговорила она, профессионально улыбнувшись, словно перед фотокамерой. Послушайте! Да, мы заключили договор с районной аптекой, но...
   Голос ее потонул в гуле умильных восклицаний.
   Анюта замолчала, резко повернулась и зашла в банк. Илья, кивнув охраннику, отправился за ней.
   Войдя в кабинет, Анюта остановилась, шаря по сторонам полубезумными глазами. Взгляд ее упал на сейф.
   Она зло усмехнулась, вынула из сумочки кошелек, выложила на стол все его содержимое. Подошла к сейфу, открыла дверцу.
   Ты что! Илья кинулся к ней, но тут же сник под стальным взглядом ``шефа".
   Анюта извлекла из сейфа пачку сотенных, кинула туда десятку, заперла.
   Сейчас, устрою им золотой дождь...
   Не заботясь о походке и осанке, она вышла на крыльцо. Толпа радостно загудела, похоже, она увеличилась раза в два...
   Что, мало вам? Анюта не узнала свой голос. Богатая, думаете? Кошелек толстый? Так берите! Все, что есть!
   Она подняла туго набитый кошелек, открыла его и вытряхнула над толпой. Раздался звон. Асфальт перед банком ``Дельта" сиял в лучах солнца, покрытый совершенно натуральными золотыми монетами... ``Червонцы", вроде, их называли раньше. Целое состояние.
   Толпа нищих на секунду замерла и... сияние исчезло, вместо него внизу копошилась сплошная серо-коричневая масса неимоверно грязных и оборванных людей. Они деловито собирали золото, пробовали на зуб, рассовывали по карманам и узелкам... Двое стариков схватились за одну монетку... Один, похоже, слепой... Но сила у обоих немалая - начали драться. K ним присоединился еще кто-то...
   Шум толпы перекрыл резкий звук полицейской сирены. Странный какой-то звук...
   Анюта захотела поинтересоваться, с каких это пор полицейские сирены не воют, а звонят, как телефон.
   Вопрос остался невыясненным - Анюта проснулась.
   Звонил Илья.
   Привет, спишь, что ли? Время - третий час!
   Привет. Сплю. Сидела всю ночь, в восемь только легла. Зато отчет готов, можешь меня поздравить.
   Поздравляю. И не только с отчетом.
   А с чем еще?
   Илья усмехнулся.
   Да вот... Собирайся, сейчас приеду за тобой.
   Чего это? Возмутилась Анюта. У меня выходной сегодня, ничего не знаю.
   Нам, зато не до выходных. Приезжаю утром, смотрю - толпа пенсионеров, человек десять. K одиннадцати - уже полста набралось, списки какие-то, очередь, бумажки, все ``начальницу" требуют...
   Анюта похолодела. Сон в руку?..
   В областной газетке фотография толпы пенсионеров со списками и заметочка, продолжал Илья, мол, вот движение ``обманутых вкладчиков" ширится, и не даром банк ``Дельта" на аптеки разорился - проворовались, теперь милосердствуют для отвода глаз... Сейчас приеду, привезу. Одевайся. Прости, накрылся твой выходной...

КАПИТАЛИСТИЧЕСКИЙ ЛИКБЕЗ

ИЗ ПУТЕВЫХ ЗАМЕТОК

   Колеса диктуют вагонные..." Что, собственно, они диктуют? Где лучше увидеться нам, всплыло в памяти продолжение популярной некогда песенки. Неплохая, кстати, была песенка. Про бомжа: мой адрес не дом и не улица". Сейчас не поют? Сейчас само то... Бомжей, нищих, беженцев вокзал переполнен, кто где, кто как... Причем тут бомжи? А, это песня... Вернее, колеса: тук-тук, тук-тук, кто-там, кто-там... В самом деле, кто там?
   Я покрутил головой, прогоняя остатки сна и посмотрел вниз. Мои соседи по купе уже не спали. Похоже, они успели перезнакомиться и сейчас собирались сообща позавтракать. Неплохо бы к ним присоединиться, только как бы это поделикатнее...
   Пока я раздумывал, меня заметили.
   Вот и молодой человек проснулся, бабушка с нижней полки приветливо улыбнулась мне. Спускайся, сынок, спускайся, да давай покушай с нами. А то я вот от сестры еду уж нагрузила: и огурчики, и помидорчики... Сальце вот домашнее, давай, не стесняйся...
   Я спрыгнул с полки, взял полотенце, кивнул соседям и пошел умываться. Дорога обещает быть не слишком спокойной. Ну что ж, зато и скучать вряд ли придется.
   Попутчики мои были, в общем, довольно симпатичные. Бабуля лет шестидесяти пяти, которая назвалась бабой Тоней, скромная девушка по имени Оля и пожилой мужчина, представившийся Семеном Петровичем.
   За неспешным завтраком завязался обычный дорожный разговор: кто, что, откуда...
   Семен Петрович достал из сумки три небольших одинаковых книжки, раздал нам. Сказал, немного смущаясь:
   Вот... Сын Пашка, понимаете... Писатель, вроде. Фантаст. Книжку издал. Вторую пишет. Кто знает, вдруг и вправду, чего получится со временем.
   Да ну! умилилась баба Тоня и полезла за очками. И сколько лет ему?
   Двадцать три, ответил Семен Петрович. Да тут у него в основном школьные рассказики, так, ерунда всякая...
   Ну, почему же ерунда! возразила баба Тоня. Вон, смотри, сколько написал! Да и книжку-то просто так кто бы напечатал?
   А, с книжкой этой, Семен Петрович досадливо махнул рукой. Чего греха таить: сами и издали. Дорого, добавил он, заметив чуть косой взгляд бабы Тони. А что делать? Парень может, впрямь, писателем станет, так хоть для начала ему поддержка. Чтоб не бросил.
   Ну да, ну да, закивала баба Тоня и отложила книжку в сторону. А чего это он вдруг в писатели-то решил податься?
   Да вот же, Семен Петрович засмеялся. кто его знает... Может, наследственность. Я-то ведь тоже...
   Писатель, что ли? удивилась баба Тоня.
   Какой там писатель... Хотел, да вот... То одно, то другое...
   Инженер я по образованию. И биолог. И работал всю жизнь на производстве. А тут смотрю, в нашей газете Литературная страница" и на тебе! Пашкин рассказец! Аж завидно стало. Говорю жене, да так, полушутя: ты вот, мол, мой талант загубила! Я тоже собирался в писатели, хотел известным стать, а тебе все: Дай, дай, дай." Дачу вскопай, за яблоками смотайся... так и промотал талант. Может, Пашка за меня тебе отомстит, станет писателем. Ну, она, ворчать, как всегда: Ты, писатель, по десять ошибок на одном листе, кто разберет что ты накарябаешь... Загубила! Горький на чердаке при свече писал. У кого талант, тот и в заключении пишет. А у тебя полная свобода. На баб меньше заглядываться надо, да мечтать. Езжай-ка лучше, прополи лук". Вот она, свобода какая!
   Мы сочувственно посмеялись.
   Ну да, заметила Оля. Горького лук полоть не гнали. И издаваться тогда, вроде, проще было.
   Прям, проще! возразил Семен Петрович. Тогда эти ироды комовские": что не по ихнему, так и не сметь! А сейчас хоть за свои что-то можно сделать.
   Ох, были бы они, свои-то, вздохнула баба Тоня, сбережения-то после реформы тю-тю, я раньше на пенсию могла на курорт ездить, а сейчас... Говорят в случае чего на похороны дадут денег. А я может вовсе не на похороны их собирала...
   Разговор потек, обычный и неизбежный кому, сколько, где, что, по сколько, цены, пенсия, стипендия... Выдают, не выдают, задержки, заморочки... Кому выгодно и зачем, и как потом, и будь что будет, а может, и ничего не будет, а может...
   Не помню, как и почему, но мне пришлось признаться, что имею отношение к журналистике. Разговор перекинулся на прессу, телевидение и др. Да, все продажное, да, все беззубое, да, да, да... Нет, есть честные, а что толку? Ну как, что толку... Есть, есть честные. Вот, я, например, честный или нет? В каком смысле? Могу ли я написать? Написать могу. А напечатают? Ну я ж не главный... А, вот то-то и оно!.. Нет, нет, ты послушай! Может, и напишешь потом... Да что там... Да зачем мне это все, хотелось бы покусать их немножко... Кого? Да всех, идиоты собрались, что правительство, что... Ну почему идиоты... Да потому что! Кто работает? Они работают?! Да вы посмотрите, что твориться кругом! А все их покрывают...
   Семен Петрович и баба Тоня жарко спорили. Оля давно уже безучастно смотрела в окно. Надеялся я в этот раз отдохнуть, да, видно, не придется. Черт дернул ляпнуть, что работаю в газете. Ладно, впрочем, может, и впрямь материал подкинут, после отпуска чего-нибудь накропаю... Вон, Семен Петрович начал рассказывать свою историю. Достали, видать, мужика. То ли правда, написать про эти компании...
   Так вот, говорю я Наталье, жене-то: пусть дорого, а мы накопим. Смотри, сейчас куча компаний развелась, взять хотя бы этот... Русский дом селенга" вроде, нормальные, реклама, гляди, какая если б знали, что туфта, стали бы по телевизору гонять? Ну и что, что заплатили, тоже, значит, деньги есть, не лавочка какая-нибудь. В самом деле, не семечками торгуют! Наталья та, конечно, сомневалась, и права была, я, дурак, надо было хоть раз в жизни жену послушать! Но как ведь, когда телевизор обманывал? Всегда телевидению верили. Артистки известные рекламируют, вон, та которая дикую собаку Динго" играла и второй тоже положительных играл. Это тебе не Леня Голубков, похожий на Шарикова и его Ваня-амбал. А газеты? Газеты-то тоже вон печатают: три рубля на тысячу в день. Это тебе не сорок процентов в год. Сбербанк уже раз надул по крупному, теперь насмехается! Сорок процентов! За год цены на продукты скачут в три-четыре раза! Так и давали бы уж триста-четыреста.
   Да ведь сейчас уже почти не скачут, подала голос Оля. Но Семен Петрович и баба Тоня только рукой на нее махнули.
   Не скачут! Сейчас-то, может, и нет. А вот погоди маленько ближе к лету как скакнут! Только-только вздохнешь, ан, опять тебе по шапке! Так и ждешь, в магазин идешь и боязно, вдруг инфаркт хватит прямо там! Ох, жизнь пошла... Ладно, мы хоть прожили свое, а молодежь-то...
   Баба Тоня принялась укладываться. Оля вышла из купе, встала у окна в коридоре. Семен Петрович продолжал, чуть сбавив тон:
   Ну так вот. Я говорю жене: возьмем ссуду полмиллиона я да ты, и положим их в этот Селенг". Тогда это деньги были, конечно... Сейчас-то... А тогда начало девяносто четвертого было. Я-то привык думать, как сам, так и остальные раз уж так рекламируют себя, раззвонили на всю страну, так уж поди, просчитали свои доходы. Это уже не то время, дураков мало осталось научены, и тремя буквами, и пятью, и десятью. Так просто народ деньги уже не отдаст. Значит, есть, чем платить, что уж там они получат их дело, а обманывать сейчас вряд ли станут. Ну, жена-то тогда еще плечами пожимала: мол, награбят триллионы да и смоются вместе с твоими положительными кино-героями. А кредит в полмиллиона вряд ли дадут, в бухгалтерии своих нужняков много, тысяч триста может изволят. Ну я говорю: Сколько дадут, хоть триста без процентов же! А тут, глядишь, и наш Пашка лебедем полетит, как их утенок гадкий..." Короче, уговорил я Наталью, получил в апреле кредит и отнес в Селенг" триста тысяч первый взнос.
   Вот. Пошли мы с Пашкой в издательство. Пока нашли своя история. Я-то помнил их раньше, в хорошем здании были, кабинеты побольше, тишина... А тут первый этаж в обшарпанной хрущевке, рядом сапожная мастерская, за окном дорога, короче, все условия для творчества. Муниципалитет" отобрал бывшее здание. И результаты соответствующие.
   Творчество творчеством, а деньги все. Редактор даже рассказы читать не стал, рецензии местного писателя хватило. Не то он авторитет для него, не то просто... Четыре печатных листа тиражом в две тысячи полтора миллиона рублей. Заботливый оказался, предлагает:
   Давайте напишем письмо к известному русско-украинскому книготорговцу и писателю, может отвалит пяток миллионов на издательство вашей книги, и тут же секретарше: Клавдия Александровна, напечатайте письмо.
   Клавдия Александровна тоже, невесть что из себя изображает. Только и фигуры, что бедра крутые. Самой лет сорок, губы тонюсенькие, а глазки так и стреляют. Ладно, хоть печатать умеет через пять минут листок принесла напечатанный. Редактор подписал и подробные инструкции дал, как к книготорговцу прорваться. Он, оказывается, не только писатель у него еще и ресторан свой! И попасть к нему можно, только этот самый ресторан посетив. Телефон есть, и номер есть у редактора, но на телефоне секретарь, а чтобы к хозяину прорваться тут особая изобретательность нужна.
   Поулыбались мы друг другу, ручки пожали. Спасибо, говорю, попробуем прорваться".
   Больно надо! Вышли из этой конторки, пошли в другое издательство. Пашка, правда, приуныл он вообще у меня в унынии последнее время. Я и с книжкой-то этой связался хоть сына чуть подбодрить. Старший-то выучился уже, кандидат наук, а этот все не у дел.
   Ладно, думаю сами справимся. Будем откладывать по частям, а РДС поможет. Наивняк!
   Ну, короче, пошли мы в центр города там сельское издательство располагалось. Книжки у них попроще, правда, зато дешевле. Для первой и так сойдет. Редактор тут оказался всему голова, он кроме издательства еще и в газете главный. Сразу расположил к себе.
   Какой тираж хотите?
   Две тысячи.
   Он объем посмотрел, посчитал чего-то, говорит:
   Миллион сто пятьдесят тысяч. Оплата по частям. Половина при сдаче макета в типографию, вторая после напечатания. Я рукопись посмотрю, приходите через неделю.
   Через неделю пришли, получили договор, познакомились с редактором книги. Пашка теперь сам с ним разбирался по литературной и оформительской части, а я сосредоточился на изыскании средств. В мае еще триста тысяч сдал в РДС. У Натальи там какие-то проблемы, обещали, тянули... Но я посчитал: шестьсот тысяч уже есть, за месяц девяносто набросят, за пять месяцев и на книгу будет. Конечно, рассчитывать, что будут ждать пять месяцев в издательстве рискованно, но я поднапрягся и в июне еще триста тысяч доложил. Ни о чем не думал! Деньги они в ДК принимали, работницы не наши кассирши: приятные, вежливые. Фирма, все же, подобрали себе. В июле зашел счет проверить: миллион сто! Снимай и плати! Уже без процентов хватает. Решил, дурак, еще подождать.
   Вот и получил: в сентябре от издательства счет на пятьсот тысяч, а на дверях РДС петиция к народу: мол, правительство задерживает деньги или отозвало у них лицензию, и поэтому они вынуждены временно закрыть выдачу вкладов.
   Тогда только насторожился: не к добру этот кивок на правительство. Надо бы забрать вклад. Да и ко всему прочему деньги-то берут! И реклама Счастья и радости вашему дому"!
   Ну, с издательством расплатились, худо-бедно: Наталье, наконец, дали кредит. А я в РДС чуть не каждый день все вклад забрать надеялся. Куда там! В сентябре в командировку услали, а в октябре приехал и ага! Очередь на полкилометра, на несколько недель вперед запись. Пункты стали тасовать, как карты. Наш" закрыли: пожалуйте на регионный", то бишь, центральный. В комнату заходишь пять или шесть агентов, главный где-то за стенкой шифруется. А вкладчики на улице. И плевать, что октябрь быстрее разбегутся.
   Ух, попал я в эту комнату! Агентша: по сравнению с ней наши сберкассовские миледи. Маленькая такая мордовка белобрысая. Морда круглая, жуликоватая, и фамилия под стать Дербуш. Передо мной женщина была так я уж насмотрелся на этот мир и радость. Рекламу вспомнил плюнуть захотелось. Не знаю, как уж это у них получилось, но только деньги каким-то чудом нашлись.
   Агентша выложила на стол пачку, делает вид, что считает. Женщина так это пальчиком небрежно, раз полтинник и в стол, открыт прямо специально, поди, для этого. Мордовка отвернулась демонстративно, мол, я тут ни при чем. Тьфу, до чего мерзко! Еле дождался, когда останусь один на один с агентшей. А она мне, только в книжку глянула:
   Денег нет.
   Когда будут?
   Не знаю.
   Мне надо платить деньги за издание книги. Вот договор. Покосилась на бумажку, губки скривила:
   Писатель... У нас все равны, записывайтесь в очередь, очередь с утра.
   Знает, что я плясать перед ней не буду. Ну, я в бутылку сразу:
   Меня не удовлетворяют ваши условия. Вы мне сегодня назначьте точную дату хоть на два, хоть на три месяца вперед, а я ее пошлю на телевидение: пусть перед вашей рекламой покажут.
   Народ сзади тоже возмутился, старшего требовать стали. Думали, не выйдет. Вышел. Смелый оказался. Смотреть долго не надо было, чтоб понять: прохиндей. Так оно и было.
   А вежливый, гад, что тебе джентльмен:
   Господа, у нас временные трудности с доставкой денег из Волгограда. Сами устроили ажиотаж, и чего вы хотите? Почему не приходили в сентябре, когда было по пяти рублей за тысячу, ждали, когда поднимут до шести?
   Говорит красиво, да только говорить с ним время зря терять. Ни принципов, ни чести, тоже мне: господа..."
   Задело меня. Написал статью и в местную газетку отнес. Смотрю через неделю аж захлебываются от восторга: ах-ах-ах, РДС оплатила какое-то количество подписки для малоимущих! А с моим материалом что?! И чистенькие такие, прямо куда! Это же какие надо иметь представления о чести и совести, а?
   Ну ладно, у меня свои методы. Ух, и план созрел, ну, держитесь!
   Стал за рекламой следить и под запись.
   Чушь, думаешь? А вот ты вспомни, поди до сих пор крутят деда с бабкой: РДС это тебе не семечками торговать!" Покажу, думаю, вам семечки. А ведь расчет-то какой! На все слои населения и тебе младенцы, и военные, и старики, и интеллигенция! Воры бесстыжие... Ну, ладно. Короче, подумал, повспоминал... Рубль, который в лебедя обращается, хорошую ассоциацию подсказал. У меня одна знакомая рассказывала про подружку, которая тронулась, так говорила все: Гуси полетели". Отсюда дальше полетели пролетели"... Написал я, короче, юмореску, назвал ее Гуси-лебеди". Да она у меня с собой, даже покажу сейчас, наверное, погоди... Семен Петрович порылся в сумке и достал толстую папку бумаг. Извлек оттуда два листка, протянул мне:
   На, посмотри. Ты, все же, журналист, литератор. Я-то любитель, юмор пишу давно, из-за этого и проблемы возникали на работе. При коммунистах особенно. Посмотри, коли не лень, а я пока...
   Он убрал бумаги и вышел из купе. Баба Тоня похрапывала рассказ Семена Петровича усыпил ее. Оля не приходила. Я был бы не прочь постоять рядом с ней в коридоре, но неудобно было покидать просто так Семена Петровича. Кроме того, проснулся еще и чисто профессиональный интерес, я даже кое-что начал записывать. И юмореску прочитал, сначала нехотя, а потом увлекся. Попросить экземпляр у Семена Петровича? Может пригодиться.
   Юмореска была такая:
   Раньше жил, как все: жена, дети, вклад на сберкнижке. Скопил на мотоцикл, но захотелось Запорожец"... а тут пришли Горбачев и Ельцин и под североамериканскую дудку сказали: Фигвам!"
   Горько стало. Вклада только на Русскую" и хватило без закуски.
   Жена наехала:
   Вокруг все нормальные люди либо коммерсанты, либо рэкетиры, либо кредиторы, один ты Федя! Дети Сникерса" не видят.
   Сталлоне пусть посмотрят, сегодня продолжение по каналу Россия".
   Однако, умотала, стал вглядываться в рекламу, искать объявления.
   Клюнул: Ночь всегда отступает перед лучами рассвета. Защитите ваше завтра сегодня!"
   С годами становишься мудрее. Вчера я не знал, как обеспечить себя и свою семью. Сегодня я это знаю!.."
   На экране некогда популярные актеры. Это вам не Шариков из трех мужских туалетов.
   Чуб и Шум кампанию надежной называли, какие еще гарантии?!
   Вложил последние денежки в вечное: река, дом, солнце!
   Вначале было три. Потом пять, потом шесть!
   Ставки растут, господа! Миллионером стал!
   Это тебе, бабка, не семечками на базаре торговать, говорю жене языком ихнего плаката. Шубу тебе куплю мутоновую.
   Пошел снять пару миллиончиков, а мне оператор Дербуш, как телефонный автомат:
   Селенг! Селенг!
   Полетели лебеди, прилетели гуси!
   Жду месяц, в очередь полгода ходил отмечаться, а они откупались: деньги на храм, как покаяние.
   Во, жертвователи!
   Однако, может, и зря расстраивался на это рыло, дышло, самогон?
   Жена перестала пилить: предпринимателя нашла. Он ей сапоги Солита" подарил, в постели не снимает.
   Дети устроены: она их с собой увела жареным арахисом и толстым-толстым слоем шоколада пузо набивать.
   А у меня от этого С" кайф, дышло им в рыло, научили гнать.
   Жизнь стала распрекрасной, как у Буратино. Может, миллиардером помру?
   Семен Петрович вернулся, снова достал свою папку, подал мне еще один листок.
   Знаешь, так меня это все достало! И Гуси-лебеди эти вот ты прочитал?
   Я кивнул.
   Ну и как? Сильно плохо? В смысле стиля?
   Я пожал плечами.
   Да нет, нормально...
   Во! А я их рассылал и не знаю теперь, во сколько газет. И по городам разным. Одну только публикацию встретил. Может, еще где печатали, да как узнать газет теперь не накупишься, денег на это нет, редакции молчат, гонорары редкость. Да, вряд ли их печатали куплены все. Они ж рекламу печатают тому самому РДС, куда ж эти Гуси". Сам видишь, художественный уровень тут ни при чем.
   Я хотел вернуть ему листочки, но он замотал головой.
   Забирай себе. Кто знает, жизнь у вас журналистов такая велят написать чего-нибудь, а тут и в тему. Да и вот еще, тоже, может, пригодится, сейчас, тут где-то было...
   Он снова достал свою папку, порылся и подал мне еще один листок.
   Вот, это я в декабре письмо Листьеву написал и отправил. Копию храню на всякий случай, не одну. Помнишь, Тему" вел, да Час пик"? Я письмо послал, думал, может, пригласят поучаствовать в Теме". Но это так, несерьезно конечно: я-то тут причем? Интересно было бы, если б этих гавриков показали. Что бы они говорили? Да вот же... Не дождался.
   В купе заглянула проводница.
   Чай будете?
   Будем, будем, Семен Петрович взял кошелек. Четыре давайте. По сколько он у вас?
   По триста.
   Проводница ушла. Семен Петрович снова вышел и вернулся с Олей. Давай, давай, садись. Сейчас чай принесут. Утомили мы тебя разговорами своими? Посидеть не даем?
   Да ничего, Оля смущенно улыбалась. Я просто люблю так стоять, смотреть.
   Да-а-а, Семен Петрович некоторое время смотрел в окно, задумчиво потирал руки. Красивые места... Сколько я изъездил не перечесть... Сейчас-то уж и не поездишь так-то.
   Ох, не поездишь, подхватила баба Тоня. Оказалось, она уже не спала. Билеты страсть дорогие. Вот выбралась сестру повидать, а в другой раз когда теперь уж и не знаю.
   Принесли чай.
   Вот, нечистая сила, обуздала народ! Ведь все равно все выяснится, история будет их чернить, не жалко ни памяти своей, ни потомков... Эх, ладно, Бог с ними...
   Заболтал я тебя, паря... Ладно, давай того... За новый год выпьем. Может, что хорошего будет? Пусть прошел, мы все равно за него... Жизнь-то идет, как смотришь?
   Интересно живут бывшие граждане бывшего Союза. Почти у каждого неповторимый советский менталитет. Может, вымрут, как мамонты, может, приспособятся. K чему русский человек не приспосабливался?

СВЕРХЧУВСТВЕНОЕ ВОСПРИЯТИЕ

   Услышав позади голоса, я посторонилась. Мужчина, стремительно прошедший вперед нес авоську с продуктами и о чем-то говорил, сопровождая свою гневную речь широкими взмахами свободной руки.
   Мне стало грустно и немного смешно. Мужчина был из тех, чья врожденная деликатность становится сущим проклятьем. Я посмотрела на авоську. Наверное, идет из коопторга. А там человека с таким лицом просто неприлично не обсчитать, и не обхамить при случае.
   Да, так все и было...
   В памяти отчетливо всплыла длинная возбужденная очередь. В начале, возле прилавка, - да, вот этот самый мужчина.
   - Три семьсот двадцать.
   - Простите, кажется, это слишком много. Пересчитайте, пожалуйста!
   - Некогда мне! Три семьсот двадцать в кассу! Следующий.
   - Нет, вы пересчитайте. Мне кажется, все же меньше.
   - Сам считай! Умный! - Последовал сложный арифметический пример, достойный мастера устного счета. - Три семьсот двадцать!
   - Считаю, - На этот раз пример попроще. - Три двести двадцать.
   - Иди, плати в кассу! Я, что, должна из своего кармана полтыщи выкладывать?!! Мы тут не миллионеры!
   - Считай, дура! В школе училась?
   Ого! Очередь одобрительно загудела: такой с виду тюха-тюхой, а вон как с ней - аж припухла, мордоворот напудренный.
   - Хам!
   - Считай, считай...
   - Правильно, молодой человек, нечего им спускать!..
   - Кто там очередь задерживает?
   - Ничего, надо же, чтоб хоть один...
   - Я к директору пойду!..
   - Где книга жалоб?
   - Пошел ты!..
   - Давай книгу жалоб!
   - Мужик, да плюнь ты...
   - Пусть, пусть...
   - Ну, посчитала?
   - Да подавись ты...
   Мужчина пошел к кассе. Позеленевшая, но присмиревшая продавщица злобно обрушивала на весы гири и кости, вяло отругиваясь от приободрившейся очереди. Происшествие оживленно обсуждалось:
   - Молодец, мужик!
   - Да ну, охота была связываться?
   - Ничего, они на таких вот, кому неохота, миллионы наживают. Ишь, морду разъела!..
   Стоп! Я, что, заснула на ходу? Что это было? В коопторг я не заходила, мужчину этого вижу впервые. Да и странно он себя вел... Или я все придумала? Вон он идет, свернул- сейчас опять увижу его лицо. Да, так и есть... то есть нет. Или я не заметила в первый раз? А ведь прошло не более секунды, и что-то изменилось. Человек тот и не тот- в глазах, движениях, голосе- не бессильная злоба, но торжество! Он впервые в жизни оказался победителем!
   К тому же, он еще и телепат, похоже,- почему я все это так ярко видела? И даже то, что он видеть не мог. Или это он себя так видел?
   Я бы уже забыла этот довольно невинный эпизод, но спустя некоторое время два происшедших в один день события заставили меня его вспомнить и призадуматься.
   А было следующее. Как-то я поджидала на скамейке открытие магазина. Задремав, я не сразу обнаружила, что сижу не одна. Рядом сидела пожилая женщина. Плечи ее были опущены, взгляд устремлен вперед, в никуда", губы шевелились.
   - Саша, Сашенька, куда ж ты ушел?- наполовину расслышала, наполовину угадала я по губам. И опять странно знакомое ощущение- воспоминание? Сон?
   Чей-то подъезд. Подъезжает машина, из кузова вытаскивают гроб... лестница, я поднимаюсь, кто-то плачет... Квартира... Гроб устанавливают на стульях. Вот и она, эта женщина. А в гробу- ее сын, Саша.
   Люди, люди... Наконец, все куда-то исчезает.
   Темнота. Только возле портрета в траурных лентах горит ночник, освещая незнакомое лицо. Молодой совсем парень, лет двадцать пять...
   Я сижу в кресле, передо мной- гроб. Мне не страшно,- тоскливо: сидеть придется всю ночь. Меня попросили, так положено...
   В смежной комнате горит свет- тоненькая полоска очерчивает контур двери. Оттуда доносятся редкие всхлипывания. Там она одна. И я здесь...
   Тикают часы. Сколько прошло времени? Встать, посмотреть- неловко... Ладно, пусть... Тишина...
   Боже, что это?!! Ф-фу, всего лишь телефон, а показалось, что сейчас рухнет все от страшного взрыва. Да, нервы сдают. Вот он, телефон, оказывается, рядом со мной. Поднимаю трубку, хочу сказать Алло",- и замираю. Трубка словно прирастает к руке...
   - Мама, мама, только тихо, прошу тебя, не называй меня, это я, мама, слышишь?
   - Что?!. Са... Да, да, слышу...
   - Ты одна?
   - Нет, там девушка возле... возле... тебя...
   - Мама, ты только не волнуйся, не бойся и никому ничего не говори! Я жив! Там, в гробу- не я, муляж, очень похоже и натурально. Мама, только молчи, послушай,- времени мало. И не подавай виду, чтоб никто ничего... Ты поняла?
   - Да, да...
   - Мама, я живой. только я далеко, очень далеко. И ты меня уже не увидишь.
   - Почему?
   - Так надо, мама, так надо. Может быть, ты про меня узнаешь потом, лет через двадцать- двадцать пять. Я говорил тебе когда-то, помнишь? А об этом звонке никто ничего не должен знать, ты поняла? Для всех остальных я умер. Даже если я вдруг вернусь, это буду не я. То есть, я, но другой, понимаешь?..
   - Да, да...
   - Ну, все, мама, до свидания.
   - До свидания, до свидания!..
   Хорошо, что темно- не видно, как я горю от стыда, едва успев положить трубку. Странный этот Саша, такие вещи - по телефону...
   Дверь открылась, женщина подошла к гробу, наклонилась. Ночник осветил ее лицо. Странно она смотрит - ничего, кроме любопытства. Потрогала руки, волосы. Ни тени страха. Впрочем, мне тоже уже очень хочется подойти и посмотреть на... куклу? Хотя, черт его знает, как это сделано... Женщина выпрямилась, посмотрела в мою сторону. Какую-то секунду она просто торжествовала. Потом опомнилась, ссутулилась, и, ненатурально всхлипнув, пошла к себе.
   В наступившей тишине щелкнул выключатель, желтый прямоугольный контур исчез. Из комнаты донесся скрип кроватных пружин и чуть позже - совершенно мирное всхрапывание. Женщина спокойно спала. Горе ушло из этого дома.
   Так, опять скамейка, ясный день, никаких гробов и телефонов. Я протерла глаза. Нет, теперь я точно заснула. И эта женщина, которая мне приснилась - сидит рядом, смотрит на меня, словно хочет заговорить, но не решается. И что-то в ней не то. Чего-то не хватает.
   - Простите,- несмело сказала она.
   - Да, - я кивнула.
   Она помяла в руках платочек, затем осторожно начала говорить:
   - Вот, девушка, как вы думаете... Вот, если человек уехал далеко-далеко и не имеет права не писать, не звонить... на... навсегда уехал. - (Ох, нелегко далось ей слово навсегда"!) - То ведь это же, - она всхлипнула и поднесла платок к глазам. - ведь это же все равно, что умер?
   Что, еще одна телепатка?
   - Знаете, мне кажется, не все равно.
   - Но ведь я его больше не увижу?
   - Если человек умирает, то да. А если он где-то есть, живой, то... кто знает. Все может измениться.
   - Да, да! И я так думаю! Все, все может...
   Она встала и очень знакомо (откуда?!) оглянулась на меня, опустила расправившиеся было плечи, и пошла куда-то, глядя прямо перед собой остановившимся взглядом. Странно, на этот раз мне показалось, что и взгляд ее и походка - все какое-то не такое. Чуть ли не наигранное. Что за вздор! Когда я увидела ее впервые, она была в неподдельном (если можно так выразиться) горе! И этот сон... Сон ли?
   Вечером того же дня я зашла в гости к подруге Вике.
   В доме все ходило ходуном, в воздухе висело прямо-таки осязаемое отчаяние: младший брат Вики учил стихотворение. Учил давно, со вчерашнего вечера.
   - Горе мое! - гремела Викина мама. - Ну же, рассказывай!
   - ... Плетется рысью как-нибудь...
   - Дальше!
   Молчание.
   - Я не вовремя? - тихонько спросила я у Вики.
   Та махнула рукой.
   - Проходи...
   Вовка стоял по стойке смирно" и изо всех сил, краснея и бледнея, пытался вспомнить, что там дальше. Наталья Борисовна сидела на диване, держа на коленях закрытый учебник (уже давно выучила все сама).
   - Ну же, вспомнил?
   Вовка уже плакал.
   - Иди, учи! - Мать сунула ему в руки учебник и выпроводила из комнаты. - Да что же это такое! Завтра опять два" получит. И ведь не дурак же!..
   Пока она жаловалась, я, похоже, снова заснула. Или нет? Короче, я вдруг оказалась возле Вовкиной комнаты, приоткрыла дверь и заглянула в щелку. Вовка сидел за столом и с ненавистью глядел на злополучный учебник. Потом он встал, походил по комнате, и... Я вдруг не узнала Вовку! Вечный нытик и плакса вдруг решительно вытер слезы, отпил из стоящего на столе стакана, спокойно сел, взял учебник, открыл, через минуту захлопнул. Посидел, закрыв глаза и шевеля губами, походил еще по комнате...
   - Воли нету у него! Раз не получилось- и все!.. Ну, что тебе еще? - Наталья Борисовна обернулась к двери.
   Ой, а Вовка-то и не уходил, не успел еще. Или я чего-то не того? Словом, подержавшись за ручку двери, Викин безвольный брат повернулся, спокойно прошел в комнату, вручил оторопевшей матери учебник, встал у окна и четко, не без выражения прочитал наизусть многострадальное Зима. Крестьянин, торжествуя..."
   - Ты издевался, да, надо мной? - Оправившись от удивления и скрывая удовлетворение, спросила Наталья Борисовна.
   - Нет, я просто вспомнил, - спокойно ответил Вовка.
   - Ну-ка, еще раз! - Вика ошарашено смотрела на брата.
   Вовка еще раз прочел стих, ни разу не запнувшись, четко рассчитывая паузы.
   - Балбес! - заключила Наталья Борисовна.- Лодырь! Можешь же!
   Она ушла на кухню.
   - Можно мне на улицу? - спросил Вовка у Вики.
   - Иди... - Вика все еще не могла прийти в себя.
   Что же все это означает? Резкое увеличение телепатических способностей у людей? Или как? Или это я?..
   В конце-концов, я рассказала все самой близкой подруге Татьяне. Она в этих делах, вроде, смыслит...
   Танька восхищенно смотрела на меня.
   - Слушай, Лен! Ты же... Ты же вообще!..
   - Чего вообще"?
   - Телепатка!
   - С ума сошла?
   - Давай разбираться. Ты была тогда в коопторге?
   - Нет.
   - А на похоронах?
   - Нет.
   - Точно?
   - Точно.
   - И за Вовкой не подглядывала?
   - Тань, этого я не знаю, но... Когда бы я успела? Знаешь...
   Это как сон, только мгновенный. Как воспоминание...
   - Чье?
   - Стоп! В самом деле, чье? Мое? Но со мной ничего этого не было. А люди меняются. Меняются, Танька, вот что главное!
   - Так, значит, это их воспоминания!
   - Но...
   - Да, которые передаешь ты.
   - Погоди. Либо я передаю воспоминания о том, чего не было, но очень хотелось бы, либо я... меняю прошлое.
   - Загнула! Хотя, почему бы и нет?
   - Тань, прошлое менять нельзя.
   - Почему?
   - Сама подумай.
   - Да, черт возьми... Значит, ты меняешь прошлое только для одного отдельно взятого человека.
   - Это ж свинство!
   - Лен, ты не понимаешь! Ну кому какое дело, умер сын у той женщины или уехал?
   - Но...
   - А ей - громадная разница. Ей же жизнь раем показалась после того звонка! А если она кому расскажет, все равно не поверят.
   - Но ведь его не было, звонка-то этого!
   - Ну и что? Пусть был. Она в этом уверена, и ладно.
   - А мужик? А Вовка?
   - Мужик пусть считает, что впервые в жизни добился своего.
   - Но пятьсот рублей-то он не вернул себе.
   - Да он забыл про эти пятьсот рублей! Дело в том, что его теперь не так просто обхамить - он молчать уже не будет.
   - Да, не будет, - я вспомнила почти забытое лицо того мужчины.
   - А Вовка станет отличником, вот увидишь!
   - От того, что обрел уверенность в себе?
   - Именно. Ленка, ты гений!.. Вот это талант! Фантастика! Можешь смело объявить себя экстрасенсом и устраиваться на работу.
   - Но ведь это же случайно, и бесконтрольно.
   - Подучишься.
   Мы еще поболтали. Вдруг меня осенило:
   - Танька, а зря я это тебе рассказала.
   - Почему? Боишься, проболтаюсь?
   - Ерунда. Просто этого никто не должен знать. И мы с тобой скоро поссоримся. Из-за этого.
   - Брось, Лен! С чего нам ссориться? Смотри на жизнь веселее.
   - Я смотрю...
   Но смотрела я плохо.
   Танька вскоре куда-то уехала. Мы переписывались, но неактивно. Коллекция моя пополнялась. Я понемногу училась контролировать себя, тщательней выверять все. Получалось. И я рассказала все Димке. По дороге в ЗАГС.
   Правда, до ЗАГСа мы тогда не дошли. Заболтались, потом нас занесло в кафе, потом...
   А потом Димка исчез.
   А при встрече, пряча глаза и заикаясь, объяснил мне, что, похоже, страх побеждает его любовь ко мне. Понимаешь, - бормотал он. - Я боюсь, я уже не знаю, что было со мной, а чего не было, я не хочу так... Прости, но..."
   Дура, Дура!" - кричала я себе, сознание мутилось. Димка! Не покидай меня, прошу!..
   Увы, он был прав. Но я... Как же я?..
   Помню, как шла тогда после этого разговора, шатаясь, не видя перед собой никого и ничего, бесцельно, бессильно, пока, наконец, не опустилась на какую-то лавочку. Голова прояснилась, и возникла мысль: а что, если забраться в Димкину память и стереть весь разговор? Будто я ничего и не говорила?
   Для этого, правда, надо еще, чтобы Димка сам этого хотел. Так хотел, что поверил бы... скажем, в то, что я пошутила. Ну-ка!..
   Я попыталась опять заснуть". К счастью, это не удалось. И я успела понять, что в Димкину память лезть нельзя. Не имею права.
   Ах, если бы залезть в свою и стереть к черту и Димку, - словно бы и не знала, и Таньку- не с проста она уехала... И вообще - все, все!..
   Ко мне приближалась горько плачущая девочка. Я почувствовала, что "засыпаю". Ну и пусть. Кто знает, вдруг все изменится?.. К лучшему.
   Кто знает... Нежданно-негаданно проявляется в человеке талант, и не знаешь как распорядиться им. И нужен ли он вообще человеку для счастья?

ПИЛИГРИМ

   Уже пять лет в Белгороде существует Клуб любителей фантастики. Находится он на Студенческой улице, рядом с университетом. В библиотеке, в здании дворца молодежи есть маленькая, уютная литературная гостиная.
   Клуб под названием Дверь в лето открыт для всех для юношей и стариков, для женщин и мужчин. Но правду говоря, там не было стариков, а если и заходил пожилой мужчина, то это означало, что местный писатель издал книжку и спешил устроить презентацию.
   Дворец молодежи, где нашел приют Клуб, проводит КВНы, конкурсы красоты и прочие мероприятия. Это обстоятельство способствует посещаемости библиотеки. Помимо десяти постоянных членов клуба в литературную гостиную собирались студенты, компьюторщики, художники, да два-три завсегдатая из библиотеки. Все откровенно обменивались замечаниями по поводу книг и журналов, просмотренных фильмов, беседуя запросто, по-дружески. Некоторые пробовали писать рассказы, другие критические статьи.
   Валерий Петрович, или просто Петрович, мужчина лет шестидесяти, посещал клуб с его основания. Приезжал в Белгород из Харькова, в старой рабочей робе, с поношенной хозяйственной сумкой, полной бумаг. Он хотел переехать в Белгород, но нужно гражданство, прописка, работа. У него ничего не получалось.
   Денег на электричку у него не было, и он одевался как бомж, чтобы проехать без билета. Когда-то он любил ездить в Москву, посещать музеи и выставочные залы, заходить в издательства газет и журналов. Независимый деятель культуры, как он сам себя называл. Работал для какой-то газеты, как-то был опубликован в каком-то журнале. Но это в прошлом. Имея диплом преподавателя русского языка и литературы работает электромонтером. Зарплату на заводе выдают продуктами.
   Бедный больной старик писал исследование о влиянии поэмы Гомера Одиссея на фантастическую литературу. У него была мечта издать книжку. Он писал письма, получал письма, связывал их в какие-то рыхлые пачки, которые постоянно торчали из карманов. Я не знаю ничего более плачевного, чем деловитость и суетливость неизвестного писателя, ищущего спонсора. Он показывает вам письма от издательств, он раскладывает перед вами эти затасканные, засаленные бумаги, говорящие о сочувствии и сообщающие о бедственных бюджетах издательств, и в глазах его светится тоскливый огонек: здесь все его надежды. Вам без сомнения, не раз встречался такой злосчастный неудачник. Он застенчиво входит в ваш офис, вытаскивает из оттопырившегося кармана связку бумаг, развязывает ее и отобрав излюбленные письма, раскладывает перед вами. Кому незнаком этот беспокойный, полубезумный взгляд, устремленный на вас с выражением безнадежности?
   Именно в таком состоянии могли застать Петровича обитатели клуба. Постепенно росла его рукопись, написанная мелкими печатными буквами на листиках в клеточку, иногда он читал их на заседаниях клуба. Своей любовью к Гомеру он заразил многих.
   Со временем он где-то на предприятии набрал свою рукопись на компьютере. Потом распечатывал ее, переплетал, дарил друзьям. Посылал в фонд Сороса и даже президенту России.
   Трудно говорить о том, что его предприятие мог ожидать успех, кто возьмет на себя смелость судить о том. Когда его книга стала вырисовываться, Петрович исчез и больше не появлялся. Неизвестно, что с ним произошло. Может быть умер, может быть болен. Постоянного места жительства он не имел, снимая комнату, а последнее время говорил, что живет в общежитии.
   Вот и ушел человек, и потерян его труд. Ну что особенного, скажут некоторые, мало ли таких безумцев. Мало ли их досталось нам в наследство от разоренного государства, бросавшего огромные деньги на образование и культуру. Придет время и они все уйдут, разве кто погибнет без них или станет хуже жить? Может быть и так, но жалко человека и боязно за народ, да и за себя... Вот так напишешь что-нибудь литературное и ходи потом с протянутой рукой...

ИЗ ЖИЗНИ НОВЫХ РУССКИХ

   Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть
   нами.
   Повесть временных лет.
   В одном из прекрасных городов Поднебесной жил Вор в законе, авторитет Лопастый. Исполненный доблести, бесстрашный, во всесилии своем он равнялся Президенту, а богат был так же, как Премьер министр.
   У Лопастого царил сословный порядок делился народ на четыре неравные части. Первую составляли киллеры, а им подчинялись шестерки, ниже которых стояли торговцы, предприниматели. И этот ряд замыкали бедные шавки проститутки и сутенеры.
   Имел Лопастый сыновей: Руслана от первого брака и Марата от второго.
   Был Руслан народом любим не меньше отца, и старый авторитет, не колеблясь, решил отдать город герою. К тому же старец хотел видеть Руслана Вором в законе еще до смерти своей, а посему решил он не медлить и сына скорей в курс дела ввести.
   Однако не все в городе были довольны решением. Как-то раз поутру служанка Сары (той самой, что родила Марата), сказала госпоже своей:
   О прекрасная! Неужель ты не видишь, что Руслану властитель власть отдает?
   Что ж из того? удивлялась царица вопросу. Руслан умнейший из умных и справится с делом.
   Но пойми, госпожа, если город получит Руслан, то Марат, твой сын, будет обречен на бесчестье. Руслан сгубит Марата как недруга и супостата! Руслана следует тотчас отправить в изгнанье!
   И эти советы, тихо, как змеи, в сердце Сары вползли и свернулись кольцом. Потом она удалилась в покои, упала там на пол, срывала с себя бриллианты и, рыдая, просила призвать поскорее супруга.
   Лопастый пришел и увидел супругу лежащей, и тут же ее пожалел слишком ужасен был вид жены, рыдающей и бьющейся о камни.
   Поведай мне причину твоей скорби! обратился к супруге Лопастый. Чем я тебя могу утешить?
   Хочу чтобы город достался Марату, а Руслан пусть город покинет, поступит в университет и станет юристом.
   На следующий день Руслан был призван к отцу и Лопастый волю свою объявил: В университет отправляйся где станешь юристом.
   Все думали, что Руслан станет просить, умолять, но он лишь сказал:
   Если б мой повелитель отец приказал броситься в бездну, то я без сомнений исполнил бы и этот приказ. Я уезжаю.
   И Руслан ушел, спеша собираться в дорогу. Супруга его, верная Рита послушно, совсем не ропща, последовала за любимым супругом.
   О, как же был опечален жалким видом Руслана и Риты престарелый Вор в законе! Браня супругу Сару за жестокосердие, он приказал принести для снохи богатые одежды и убранство, а для сына оружие. Для них же подали Опель. И изгнанники двинулись в путь.

* * *

   Немного спустя Марату привиделся Ужасный сон. Ему приснился Отец, но оборванный и грязный. Свалившись в пруд, он плавал в зловонной жиже.
   Сон этот видел Марат, находясь в гостях у дяди родного, тоже Вора в законе. И скоро узнал он о смерти отца, умершего от горя, от разлуки со своим любимым Русланом.
   И честный Марат посчитал себя не вправе занять опустевшее место, предназначавшийся брату. Нужно было Руслана в город вернуть и сделать авторитетом. И вот, совершив погребенье, великодушный Марат отправился на поиски брата.
   Вот приехал Марат в общагу где жили студенты блатные. Марат в здание входит и тут же, рыдая, попадает в объятия пораженного брата. Они обнялись, а потом Марат поведал, что умер отец. Руслан пришел в отчаянье и горько заплакал. С ним вместе рыдала и Рита. А когда горе Рамы немного поутихло, Марат стал умолять его тотчас же отправиться в город, чтобы заняться делами. Но Руслан остаться решил.
   И Марат простившись домой поспешил.

* * *

   Вот как то Рита прогуливаясь в одиночестве по супермаркету встретила какого-то человека в строгом костюме. Словно бухгалтер простой был перед ней. Но не бухгалтер, не менеджер скромный явился пред Ритой. Был то властитель крутой группировки, коварный Габоев. И, увидев Риту впервые, он был поражен ее красотой.
   О, такой красоты в публичных домах я не видел! думал мнимый бухгалтер, приближаясь к Рите. Сколь упоителен твой стан, обвитый блестящим шелком!
   И, обращаясь к Рите, бухгалтер заговорил, и речь его, сладостная как французские духи, совсем не была похожа на речи менеджера:
   О дева, признайся мне, кто ты? Может, ты актриса прекрасная Софи Лорен? Или Марлен Дитрих, сошедшая с неба на землю? О, как сверкают белые зубы твои, точно листья жасмина! О, как круглы твои бедра, как сочны твои груди! Поверь мне, и топ модели не имеют столь гибкого стана и гордой осанки!
   Да, слова Габоева совсем не походили на речи бухгалтеров, но гостеприимная Рита в общагу гостя зазвала, а там призналась ему, что зовут ее Ритой, а живет она здесь с Русланом супругом.
   Ужели пристало тебе жить в обветшавшей общаге, где студенты того и гляди тебя изнасилуют. Иль ты не боишься зловредных деканов, препады тебе не страшны?
   А ты, языкастый, спросила Рита, не назовешь ли мне имя свое?
   Человек улыбнулся коварно и молвил:
   Ты хочешь узнать, кто я? Так слушай! Я Габоев, я страшен ментам, я враг предпринимателям и банкирам. Я киллеров главный властитель! Но тебе я вреда принести не хочу. С тобой, о прекрасная Рита, я ложе собрался делить, и ты станешь моею женою! Поедем ко мне, тебе там дарую такие богатства, каких не имеют и сто богатейших банкиров!
   Но Риту такие посулы ничуть не смутили:
   Пустое ты мелешь, банкирами проклятый! Неужто ты думал, что соглашусь променять прекрасного Руслана на такую-то мерзость?
   Нет, не уходи! Зачем тебе отказываться от жизни полной неги? А если не отправишься со мной по доброй воле, то берегись тебе не поможет и Руслан! Его я одним лишь плевком опрокину!
   За кудри схватил Риту Габоев и потерявшую чувства красавицу втащил в подкативший Мерседес.
   Однако успела прекрасная Рита прокричать студенту Джону, и тот услышал ее слова:
   О Джон! Передай Руслану, что меня похитил коварный Габоев, властитель Рыцарей Плаща и Кинжала!
   Храбрый Джон постарался задержать наглого похитителя, но сбит был машиной.

* * *

   А тем временем Руслан возвратился в общагу и увидел ее опустевшей. Напрасно искал он Риту. Лишь через неделю раненый Джон ему все рассказал.
   И стал готовиться к битве храбрый Руслан. Друзей он созвал. Заготовил оружие. Но решили они неприятеля тайно застигнуть, скрытно пробравшись в покои его.
   Так и сделали, тайно пробрались, но гнусный Габоев сбежал. А Рита убита была в перестрелке.
   Похищение Риты случилось накануне выпускных экзаменов. Как ни страдал Руслан, а экзамен сдал на отлично. Взяли Руслана работать прокурором и он поймал обидчика и посадил на пятнадцать лет.

СОДЕРЖАНИЕ

Черная быль..............................................................................3

Цена жизни................................................................................9

Выпитое утро...........................................................................16

Милосердие.............................................................................23

Капиталистический ликбез......................................................33

Сверхчувственное восприятие...............................................44

Пилигрим.................................................................................53

Из жизни новых русских...........................................................55

ВАДИМ ЕМЕЛЬЯНОВ

ЧЕРНАЯ БЫЛЬ

РАССКАЗЫ

   60
   20

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"