Ёлшин Олег Игоревич : другие произведения.

Страна Людей. (киносценарий)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  (киносценарий по одноименному роману)
  
   - 1 -
  
  Он торопился. Масло брызгало во все стороны, оставляя жирные пятна на стенах и плите. Не уменьшая огня, приседая от боли в желудке и не в состоянии больше терпеть, он схватил сырой, недожаренный кусок мяса и, давясь, обжигаясь, прямо со сковороды начал его есть. Это не принесло облегчения, скорее наоборот - его начало мутить. Жадно вдохнув аромат своей стряпни, он попытался набить желудок и избавиться от дикого чувства голода, но, чем быстрее ел, тем больше этого хотел. Дожевав, открыл дверцу холодильника и продолжил опустошать уже почти пустые полки - разрывал пакеты, какие-то коробки, выхватывая их содержимое, набивал свой рот и, не жуя, заглатывал. Наконец открыл последний пакет с каким-то печеньем, уселся на полу и начал его грызть.
  
   - 2 -
  
  Сирена скорой помощи. На носилках выносят бездыханное тело. Больничное помещение. Паталогоанатом откладывает скальпель. Помощник рядом.
  
  Паталогоанатом: - Зашивайте.
  Помощник: - Какой писать диагноз?
  Паталогоанатом: - Смерть от... истощения!
  
  Морг. Патологоанатом равнодушно накрыл его старенькой дырявой простыней. Потом достал бутылку спирта и устало присел у столика поодаль. Плеснул спирту в стакан и, не поморщившись, выпил. Спирт был, словно, разбавленный и никаких ощущений не вызвал. Он удивился и налил еще. Потом еще и еще... И уже не мог остановиться...
  
  Солнечные лучи пробиваются сквозь решетки окон. Два бездыханных тела лежат в холодном зале подвала клиники. На больших пальцах ног бирки.
  
   - 3 -
  
  Иван Степанович шел по городу, с удовольствием вдыхая теплый аромат весны и распустившихся цветов на клумбах и ветках деревьев. Шел, радуясь этому солнцу и утру, изредка поглядывая наверх, пока не скрылся за дверьми клиники...
  Перед ним на столе стоял стакан с карандашами и ручками. Он надел халат, сел в кресло, придвинулся к столу, взял один из них и, заметив, что грифель совсем стерся, и начал аккуратно его затачивать. Делал это с удовольствием, любовью и особенным прилежанием. Во всем царила атмосфера спокойствия, делового порядка и умиротворения человека, который находился на своем рабочем месте и усидчиво трудился. Старшая медсестра внесла кипу папок и положила на столе. Он с удивлением на нее уставился.
  
  Иван Степанович: - Что это?
  Машенька: - Карточки поступивших за ночь больных... Это еще не все.
  
  Ушла. Через мгновение вернулась с такой же стопкой.
  
  Иван Степанович: - Что-то случилось?
  
  Медсестра равнодушно пожала плечами. А плечи ее были, как у молоденькой слонихи. Они поражали своими размерами, и, вообще, вся ее молодая фигура отдавала деревенской радостью, недюжинной силой и здоровьем. В свою натуральную величину она была настоящей красавицей былинных размеров. Перед Иваном Степановичем возникла кипа карточек вновь поступивших больных, и ему пришлось с сожалением отвлечься от своего занятия. Изучает истории болезней:
  
  Машенька: - Несколько человек с алкогольным отравлением и одновременно обезвоживанием организма... Эти с признаками истощения.
  Иван Степанович: - В городе закончилась вода и съестные припасы?
  Машенька: - Эти с похожими диагнозами токсического и наркотического отравления... Вот десять с ножевыми и огнестрельными ранениями.
  Иван Степанович: - В городе война???
  Машенька: - Эти с психическими отклонениями маниакального характера.
  Иван Степанович: - А это что?
  
  Показывает на стопку, перевязанную розовой ленточкой.
  
  Машенька: - Трупы...
  Иван Степанович: - Такого не было давно! (В ужасе отпрянул он от стола.)
  Машенька: - Такого не было никогда. (равнодушным басом)
  
  Доктор стремительно встал, надел халат и отправился по палатам. Еще два врача едва поспевают за ним. Заходят в палаты.
  
  1-й врач: - Какой-то внезапный массовый психоз. Тут две домохозяйки безумно хохочут, вспоминая последний сериал. Пытаются остановиться, но не могут.
  Иван Степанович: - Что здесь?
  2-й врач: - Слезливый хор. Целая капелла рыдает на разные голоса.
  Иван Степанович: - Дальше!
  1-й врач: - Эти пытался вырваться из палаты и мчаться убивать.
  Иван Степанович: - Кого?
  1-й врач: - По-моему им все равно.
  2-й врач: - И таких очень много.
  1-й врач: - А здесь лежат, отказываясь есть, пить, даже говорить...
  2-й врач: - Даже дышать. Таких тоже очень много.
  Иван Степанович: - Дальше!
  1-й врач: - Дальше целый этаж придурков, мечтающих покончить с собой.
  2-й врач: - Ну а здесь - уникумы. Наполеоны, президенты, фараоны. Каждый на свой манер издевается над больничным персоналом и самим собой.
  Иван Степанович: - Черт знает что! Это не уважаемая центральная больница, где граждане лечатся, иногда даже выздоравливают, а сумасшедший дом!
  
  Снова кабинет. Он мучительно соображает, нервно точа карандаш. Маша равнодушно сидит напротив и молчит.
  
  Иван Степанович (бормочет): - Все эти несчастья и болезни не случайны...
  
  Маша равнодушно молчит. Он точит карандаш.
  
  Иван Степанович: - Все они носят закономерный характер.
  
  Маша равнодушно молчит. Он точит карандаш.
  
  Иван Степанович: - Всех этих людей объединяет необъяснимая общая причина... Наваждение... Словно облучение неведомым лучом, который толкает этих несчастных на странные, маниакальные поступки.
  
  Маша равнодушно молчит. Он точит карандаш.
  
  Иван Степанович: - Магнитные бури?... Нет, этого недостаточно. Здесь что-то другое.
  
  Маша равнодушно молчит. Он точит карандаш.
  
  Иван Степанович: - Весеннее обострение?... Но такого раньше никогда не было!
  
  Вдруг заметил, что все это время он тщательно и привередливо точит карандаши. В руках его маленький перочинный ножичек и вручную, доводя до немыслимого совершенства, он заточил уже...
  
  Иван Степанович: - Пятнадцать! (шепчет)
  Машенька: - Двадцать. Коробка закончилась.
  Иван Степанович: - Что же делать?
  
  Маша равнодушно молчит.
  
  Иван Степанович: - Может, попросить еще коробку?
  Машенька: - Не надо.
  Иван Степанович: - М-да... Хотя, можно заточить эти же, но с другого конца.
  Машенька: - Нет.
  Иван Степанович: - Нет?... Пожалуй, ты права.
  
  Отбрасывает ножик, приходя в себя. Звонит телефон. Машенька берет трубку.
  
  Машенька: - Да... Да. Сейчас скажу.
  Иван Степанович: - Что?
  Машенька: - На вызов.
  Иван Степанович: - Кого?
  Машенька: - Вас?
  Иван Степанович: - Они в своем уме? Я главврач больницы! Единственной в городе больнице, черт возьми!
  
  Машенька молча протягивает трубку.
  
  Иван Степанович: - Да?... Ах, конечно. Сейчас же буду... Немедленно! Конечно! Да!
  
   - 4 -
  
  Двери шикарного особняка открыл секретарь, он с нетерпением провожает доктора куда-то наверх. То, что Иван Степанович увидел, заставило его остановиться и замереть.
  
  Секретарь (шепчет): - Так продолжается уже четвертый день.
  
  Большая зала заставлена различным хламом. Десятки картин маленьких и больших штабелями разложены посреди комнаты, на столах канделябры, золотые вещи, часы, украшения. Особое место занимает гора драгоценностей - россыпи цепей, монет, колец, кулонов и браслетов. Целая коллекция ваз, посуды, предметов старины, мебели и антиквариата. В углу за компьютером сидит маленький, полный человечек. Он лихорадочно стучит по клавиатуре, не обращая на них внимания.
  
  Секретарь (робко): - Петр Ильич, вы скоро освободитесь?
  
  В ответ тишина и только стук по клавишам. Дальше шепотом:
  
  Секретарь: - Так уже четвертый день. За все это время он ни разу не ел, не пил и даже, пардон, не выходил по нужде.
  Иван Степанович: - Чем он занят?
  Секретарь: - Ничем.
  Иван Степанович: - Может быть, что-то важное и срочное - иногда такое случается с каждым!
  Секретарь: - Он аккумулирует "активы".
  Иван Степанович (уважительно): - Вот! Активы!
  Секретарь: - Но, он делает это уже в сотый раз - перевернул весь дом, стащил все сюда, перетряхнул счета во всех банках и так по кругу, заканчивает и начинает с начала - четвертый день подряд.
  Иван Степанович: - Наверное, есть причины?
  Секретарь: - Он перевел деньги со всех счетов и оффшоров в столичный банк... Какая глупость! И почему не у меня такие средства!!!... Потерял на этом огромный процент, обналичил эти деньги, потеряв еще больше, заплатил за частный самолет и перевез все сюда. Почему такая несправедливость!
  Иван Степанович: - Сюда?
  Секретарь: - Сюда.
  
  Кивнул на коробки, окружавшие рабочее место олигарха. Тот сидел за ними, словно за картонной стеной в игрушечном маленьком замке.
  
  Иван Степанович: - Простите, я не совсем понимаю тонкостей вашей работы, но что в этом плохого?
  Секретарь: - Только сумасшедший может переводить деньги, которые хранятся в швейцарских банках, в эту страну.
  Иван Степанович: - Почему такой запах? Как из химчистки!
  Секретарь: - Так пахнут деньги!
  Иван Степанович: - Говорят, деньги не пахнут.
  Секретарь: - Когда их так много, они воняют...
  Петр Ильич (кричит): - Вы мне мешаете! Идите работать! Время - деньги!
  
  Он не может оторваться от экрана компьютера, и видно, как эти двое ему мешают.
  
  Петр Ильич: - Работать! Работать! Мешаете! Пошли вон!
  Секретарь: - А теперь ищет, кому бы еще продать свой товар!
  Иван Степанович: - Пожалуй, ему нужно пройтись.
  Секретарь: - Пройтись?
  Иван Степанович: - Да.
  Секретарь: - Куда?
  Иван Степанович: - Куда-нибудь...
  Секретарь: - Зачем?
  Иван Степанович: - Подышать свежим воздухом... Я выпишу кое-какие успокоительные. И покой. Полный покой.
  Секретарь: - И все?
  Иван Степанович: - Да. И вам тоже следует пройтись... Пожалуй, нам всем необходимо пройтись.
  
   - 5 -
  
  Иван Степанович идет по улице. Не успев сделать и пару сотен метров, столкнулся с одним знакомым. Кивнули друг другу. Тот стоял напротив магазина и что-то внимательно рассматривал на витрине. Заметив врача, покраснел. Потом взял его под руку и заискивающе заговорил:
  
  1-й зам: - Уважаемый, Иван Степанович. Хотел с вами проконсультироваться по одному очень щепетильному вопросу...
  
  Он запнулся, замер и снова взглянул на витрину. Иван Степанович тоже посмотрел туда - бутылки, консервные банки, фрукты. Так эти двое какое-то время стояли, держась под руку, изучая полки с продуктами.
  
  1-й зам: - Я... Мне нужна ваша помощь. (заговорщицки и снова покраснел)
  Иван Степанович: - Да-да, я вас слушаю.
  1-й зам: - Понимаете, у меня есть некоторая проблема... Проблемка... В общем, мне нужна ваша помощь.
  Иван Степанович: - Я весь внимание.
  1-й зам: - Понимаете ли... Кстати, вы как-то просили разрешения на расширение вашей больницы - считайте этот вопрос решенным.
  Иван Степанович: - Получить землю для дополнительного корпуса в самом центре города?... Где коммерсанты борются за каждый клочок земли!? Вы шутите!
  1-й зам: - Пустое. Пустое!... Не стоит благодарностей! Как заместитель мера я вам это обещаю. Итак... Мне нужен ваш совет в одном очень деликатном вопросе...
  
  Внезапно оборвал разговор. Решительно посмотрел на витрину. Его трясло.
  
  1-й зам: - Давайте сначала зайдем и купим водички, а потом поговорим. Что-то стало жарко!
  
  Быстро поднялся по ступенькам и открыл дверь. Взяв тележки, они медленно пошли по рядам. Чиновник ускорил движение и мелкими шажками начал быстро перемещаться. Наконец, схватив бутылку с водой, подскочил к кассе. Иван Степанович, едва поспевая, тоже взял бутылку минералки и встал за ним. Народу не было, кассир скучала на своем рабочем месте. Чиновник протянул покупку, снова почему-то покраснел и, получив сдачу, на цыпочках, едва передвигая ногами, засеменил к выходу. Сирена на турникетах засвистела на весь магазин.
  
  Кассир: - Провоз! У нас провоз! Охрана!
  
  Охранник, скучающий в углу, кинулся к чиновнику и, заломив ему за спину руку, отвернул полу куртки. Из внутренних карманов чиновника торчали пакеты в блестящих упаковках, шоколадные батончики, коробочки с мороженным и конфетами! Те начали высыпаться, мороженое таять и капать на пол. Охранник быстро вынимал эти предметы, с удовольствием раскладывая их на ленте у кассы. Это была не куртка, а одеяние фокусника, а охранник все доставал и доставал!
  
  1-й зам (визжит): - Это не ваше!
  
  Помощник мера вцепился в баночку с леденцами.
  
  1-й зам: - Не ваше! Это не ваше!!! ... А вот за это я заплачу!
  
  Положил на кассу пару шоколадных батончиков.
  
  1-й зам: - Остальное не ваше!!!
  
  Начал сгребать кучу сладостей.
  
  Иван Степанович: - Что вы себе позволяете? Как вы смеете? Вы, вообще, знаете, кто перед вами стоит?
  1-й зам: - Понаехали тут. Откуда им знать!
  
  На шум прибежал человек.
  
  1-й зам: - Вы кто?
  Директор магазина: - Директор магазина.
  1-й зам: - Вы что?
  Директор магазина: - Чудовищная ошибка, господин первый заместитель.
  1-й зам: - Вы это как?
  Директор магазина: - Загладим. Немедленно загладим. Простите этих маленьких невежд. Вот... Вот и вот.
  
  Складывает в пакет сладости. Хватает с полок шоколадки, пастилу, халву, печенья.
  
  Директор магазина: - Это от нашего магазина. Вот еще. И еще.
  1-й зам: - Ну хватит уже!
  Директор магазина: - Конечно, господин первый заместитель. Как вам будет угодно! Простите моих нахалов и невежд. Вот еще! И вот!
  
  Проводил их до дверей.
  
  Директор магазина: - Заходите к нам еще! Будем рады!
  
  Они вышли на улицу. А за закрытыми дверями слышен голос директора магазина. Он ругал свой нерадивый персонал. Эти двое медленно спустились по ступенькам, прошли несколько шагов, и тогда чиновник, вытирая пот со лба, остановился и тихо произнес:
  
  1-й зам: - Я ничего не могу с собой поделать... Уже третий день я хожу по магазинам и ... и не могу с собой совладать,... понимаете?
  Иван Степанович: - Да.
  1-й зам: - Что - да?
  Иван Степанович: - Понимаю.
  1-й зам: - Что же мне делать?
  Иван Степанович: - Пройтись!
  1-й зам: - Куда?
  Иван Степанович: - Куда угодно!!!
  1-й зам: - Но зачем?
  Иван Степанович: - Нам всем нужно пройтись. Немедленно!
  1-й зам: - И все?
  Иван Степанович: - Да!
  1-й зам: - Хорошо. Конечно. Пройтись.
  
  Отошел на некоторое расстояние.
  
  Иван Степанович: - Стойте!
  
  Чиновник побежал.
  
  Иван Степанович: - Мои карандаши! Вы взяли мой портфель! Куда же вы?
  1-й зам: - Пройтись!!!
  
  Чиновник исчезает за поворотом. Доктор залпом выпил бутылку воды. Потом медленно двигался по улице, смотрел по сторонам, не узнавая город. Сновали троллейбусы, редкие автомобили пробегали мимо, работали конторы и магазины, в небе летали птицы, асфальт отражал лучи яркого весеннего солнца. Все было на своих местах. И только люди - эти редкие прохожие, были необычными и совсем другими...
  
   - 6 -
  
  Вернулся в клинику.
  
  Иван Степанович (Машеньке): - Ко мне никого не пускать.
  
  Заперся в кабинете, бросился на стул, разломал ненавистные карандаши и стал думать. Громкий стук в стену.
  
  Машенька: - Возьмите трубку!
  Иван Степанович (кричит): - Я просил меня ни с кем не соединять!
  Машенька: - Возьмите трубку!
  
  Стена продолжала сотрясаться под стуком тяжелой руки старшей медсестры, и тогда он снял трубку.
  
  Мэр (кричит): - Что значит - не соединять? Как это МЕНЯ не соединять!!! Меня!!! Да, вы знаете, с кем разговариваете?
  Иван Степанович: - Нет.
  Мэр: - Нет? Вы не знаете, с кем говорите? Вы еще смеете этого не знать? Если вы этого не знаете, как вообще можете работать и приносить пользу общему делу. Что у вас там происходит?... Значит, так. В два часа дня ко мне на ковер, доложите, объяснитесь, ответите за всех и каждого! На коверрр!!! Ровно в 14.00! Все!
  
  От неожиданности он оставил трубку висеть над головой, пригнув голову. Сестра уже стояла рядом, видя его состояние, сама положила ее на рычаг и налила воды.
  
  Иван Степанович (в ужасе): - Кто это был?
  Машенька: - Мэр.
  Иван Степанович: - Мэррр?
  Машенька: - Нет, просто Мэр. В два часа дня вас ждут на совещании в Мэрии.
  
  Он упал на стул.
  
  Машенька: - Хотите, я пойду с вами?
  
  Спросила это нежным басом и положила руку ему на плечо. От ее прикосновения он присел еще ниже.
  
  Иван Степанович (кричит): - Да!!!... Хочу!
  
   - 7 -
  
  Подошли к мэрии. Привратник загородил дорогу.
  
  Привратник: - Кто вы такие?
  Иван Степанович - Мы... Я... Она... Я с ней...
  Привратник: - Понятно. Вас приглашали? (долгая пауза)
  Машенька: - А, твое какое собачье дело?
  Привратник: - Извините. Не признал.
  
  Привратник открыл турникет и вежливо поклонился. Иван Степанович шокирован поведением своей подчиненной, но ничего не сказал.
  
  Большая комната. Иван Степанович занял место рядом с Машей. Люди рассаживались за длинным столом, а он с интересом за ними наблюдал.
  
  Машенька (шепчет на ухо): - Налоговая инспекторша - геморрой второй степени.
  Иван Степанович (в ужасе шепчет): - Что?
  Машенька: - Что, что? Геморрой, говорю.
  Иван Степанович: - Ах, да.
  Машенька: - Начальник ФСБ - контузия, глухой на одно ухо, прострел левого бедра, сквозное ранение легкого.
  Иван Степанович: - Тише.
  Машенька (грудным басом): - Куда уж тише... Начальник МВД - мания преследования, клаустрофобия, алкоголизм.
  
  Доктор посмотрел на нее выразительным взглядом с желанием сделать звук тише, но продолжил рассматривать входящих.
  
  Машенька: - Помощник мэра - хронический насморк.
  Иван Степанович: - И клептомания.
  Машенька: - Что? В моей картотеке этого нет.
  Иван Степанович: - Будет!
  
  1-й зам мэра подошел к ним и протянул портфель доктора. Вид его жалкий.
  
  1-й зам (грустно): - Я прошу прощения за недоразумение.
  Иван Степанович: - Ничего-ничего, бывает. (убирает портфель) Как вы себя чувствуете?
  1-й зам: - Получше. Явно получше.
  Иван Степанович: - Прошлись?
  1-й зам: - Да. Да, прошелся. Конечно. Спасибо.
  
  Он потрепал доктора по плечу и, отойдя, сел в самом начале стола.
  
  Машенька (шепчет): - Второй зам. мэра - простатит.
  
  Второй зам. выпучил глаза. Ему показалось, что он слышит знакомое слово.
  
  2-й зам: - Простите. Что?
  Машенька (невинно): - Ничего,
  
  От ее баса он присел на стул. Дольше люди заходили, а она, уже тише продолжала шептать доктору на ухо:
  
  Машенька (шепчет): - Третий зам... Четвертый зам... Четырнадцатый зам...
  
  Стресс доктора улетучился. Теперь он чувствовал себя, как на приеме в своей клинике. Вдруг в зал вошла хорошенькая девушка. Она уверенно и легко пролетела через огромное пространство полупустого зала. Солнышко сквозь окна заиграло на ее волосах и нежном личике, оно делало это с удовольствием, словно давно поджидало хотя бы одного человечка в этом зале, заслуживавшего такого внимания. Все тоже с удовольствием посмотрели на нее, а она прошла вдоль стола и, положив перед каждым бумагу и ручку, не забыла каждому улыбнуться.
  
  Машенька (шепчет): - Секретарша... Этой уже не помочь.
  Иван Степанович (в ужасе): - Почему?! Что с ней?
  Машенька (басом): - Здорова!
  Иван Степанович: - Слава богу!
  
  Доктор посмотрел под стул, куда недавно положил портфель. Его не было на месте. Перевел взгляд на помощника мэра, тот извиняясь на него посмотрел, виновато улыбнувшись.
  
  Машенька (громко шепчет): - Мэр!...
  
  Хочет что-то добавить.
  
  Иван Степанович (в ужасе): - Молчи!
  
  Наступил ей под столом на ногу.
  
   - 8 -
  
  Мэр был невысоким энергичным человеком. Его лицо меняло свое выражение ежесекундно, мгновенно раздавая благословение или гнев, снисхождение или ярость, и неясно было - что он подумает в следующую секунду, сделает или скажет. Муссолини! Он сел на свое место и нервно заговорил:
  
  Мэр: - Уважаемые господа, члены правления, заместители членов правления и просто...
  
  На секунду задумался. Маша открыла рот, чтобы логически завершить его фразу, но, увидев перед собой гневное лицо доктора, прикрыла его.
  
  Мэр: - Наш город, наш любимый край, этот древний маленький бастион, который не раз отражал атаки и набеги... находится в беде. Мы переживаем опасный период и должны найти в себе силы и мужество признаться в этом. Враг невидим, но он здесь, он в городе, он среди нас! Мы оказались на передовой перед странным наваждением и теперь вместе должны найти выход и победить... Дальше по существу!
  
  Он перевел дыхание и посмотрел на приготовленную речь. Читает:
  
  Мэр: - Обзор мероприятий, которые были проведены за последний месяц... Так... Оценка деятельности ведомств и подразделений... Перечень достижений по благоустройству города, озеленению улиц и скверов, подведению воды и канализации на окраины города и сносу ветхих построек... Спортивные мероприятия... Кросс выходного дня... Велогонка пенсионеров... Что это?!
  
  Отбросил бумагу.
  
  1-й зам (шепчет): - Ваша речь.
  
  Снова взял ее, перевернул на другую сторону - там ничего не было.
  
  Мэр: - Бред какой-то... Так... Так... (кричит) Я спрашиваю, что происходит?... Улицы похожи на поля боевых сражений, магазины опустошаются, люди в немереных количествах потребляют алкоголь и наркотики... Самоубийства... Стрельба средь бела дня... Доктор, что вы молчите? Что творится в вашей больнице?
  
  От неожиданности доктор встал и, как ученик, посмотрел на Мэра.
  
  Мэр: - Я внимательно слушаю вас!
  Иван Степанович (робко): - Я... Мы... Клиника полна пациентов с психическими, неврологическими заболеваниями и психозами...
  Мэр: - Психозами! Невралогозами! И это все? Что вы молчите?! Отвечайте же! Вы возглавляете ведомство стратегического значения! Что будет с нашим городом? Что будет с этими несчастными?... Молчите?!
  
  Тут тяжелая рука усадила доктора на место, широкая спина заслонила его.
  
  Машенька (спокойно басом): - Передохнут, как кролики!
  Мэр: - Простите?
  
  Мэр откинулся на спинку стула и с интересом на нее посмотрел.
  
  Машенька: - Я сказала, если будут вести себя, как придурки, перевяжу всех к чертовой матери смирительными рубашками, а не поможет, так сульфы и мордой о спинку кровати. Дальше посмотрим.
  
  Она села на место. Зал притих. Долгая пауза.
  
  Мэр (с уважением): - Так, с больницей мы вопрос, кажется, решили! Там все под контролем... Но что мы будем делать с городом?
  
  Он огляделся, и взгляд его остановился на первом заме. Тот невозмутимо встал, поправил очки и, взяв бумагу, начал читать.
  
  1-й зам: - Хочу до уважаемого собрания довести некоторые факты и цифры, которые достоверно описывают масштабы катастрофы. Ситуация сложная, очень сложная. Господин мэр в своей вступительной речи нам подробно изложил опасность текущего момента. А как человек, пришедший к нам с кафедры уважаемого столичного университета, с цитадели науки, из кабинета, откуда он возглавлял знаменитый вуз и преподавал историю, не поверить ему невозможно. Кто, как не он может в эту трудную минуту сопоставить факты, провести аналогии и дать верную оценку. Кто, как не историк может лучше всего оценить ситуацию и вынести правильное резюме.
  
  Мэр внимательно слушал, кивая головой, наконец перебил:
  
  Мэр: - А теперь по существу.
  1-й зам: - По существу?... А по существу... В создавшейся сложной ситуации предлагаю принять незамедлительные меры по восстановлению порядка. Защитить безопасность и права граждан нашего города и локализовать конфликт, предвидя всевозможные нежелательные тенденции.
  
  Он закончил и сел на место. Мэр внимательно уставился на зама, тот тоже посмотрел на него, и оба какое-то время молчали.
  
  Мэр: - Это все?
  1-й зам (уверенно) - Да! Пока все!
  Мэр: - Так... Хорошо. Кто еще?
  
  Мэр посмотрел на Второго зама. Тот, бодро вскочив, достал длинную речь.
  
  Мэр: - Будьте любезны с конца.
  2-й зам: - С конца?... Хорошо... Так... Я бы уверенно добавил к словам первого заместителя господина Мэра следующее. Считаю целесообразным прежде всего думать о безопасности и локализации конфликта,... безусловно предвидя всевозможные нежелательные тенденции...
  
  Третий зам. подскочил, и, не дожидаясь приглашения, горячо воскликнул:
  
  3-й зам: - Первым делом я считаю, наша задача сводится к защите прав граждан, а уже потом локализации конфликта, безусловно, предвидя всевозможные нежелательные тенденции. Тогда и только тогда восстановление порядка не заставит себя долго ждать.
  
  Одновременно со своих мест вскочили четвертый и пятый замы:
  
  4-й зам: - Прежде всего нужно исчерпать конфликт, а уже потом думать...
  5-й зам: - Думать нужно о возможных последствиях и тенденциях развития конфликта! Нельзя быть такими недальновидными!
  
  Тут со своих мест начали подниматься замы и замы замов. Они громко выкрикивали с мест:
  
  - Тенденции возникнут потом, нужно решать проблему на корни!
  - Права! Прежде всего права!
  - В первом чтении такой вариант не пройдет. Вы должны внести коррективы!
  - Порядок и только порядок! Какие могут быть тенденции? Какие права?
  - Локализация и безопасность!
  - Пятый и седьмой, с двенадцатого по восемнадцатые замы за безопасность!
  - Первый и третий, восьмой и одиннадцатый за права!
  - У нас есть карточки еще пяти замов, в их отсутствие, мы проголосуем за...
  
  Немое кино. Иван Степанович внимательно с уважением смотрит на этих людей. Он никогда не был на подобных заседаниях и с удивлением наблюдал за тем, как горячо они берутся за спасение города.
  
  Мэр: - Вы издеваетесь?
  
  Мэр вскочил, побежал вдоль стола, собирая бумаги у замов, и читая их на ходу:
  
  Мэр: - Локализация, защита, тенденция, права... Тенденция, локализация, защита...
  
  Он задыхался. Он не знал, что ему сказать. Кромешная тишина. И только звук печатной машинки размеренно звучал в зале - девушка аккуратно стенографировала. Мэр уставился на нее. Она тоже посмотрела на него своим юным невинным взглядом.
  
  Мэр: - На чем мы остановились? (успокоился)
  Катенька: - Вам зачитать?
  Мэр: - Нет!
  
  Он снова занял место во главе стола, потом с надеждой перевел взгляд на одного из людей в зале:
  
  Мэр: - Слушаю предложения начальника милиции города.
  
  Теперь все смотрели на тучного высокого человека с красно-синим лицом. Тот не стал подниматься со своего места. Оно и к лучшему - когда он за него садился, несчастный стол задрожал от прикосновения этого большого человека, и еще одно неосторожное движение - переломился бы пополам. Главный милиционер уставился мутным взглядом куда-то вдаль сквозь стены, держа паузу. Долго смотрел сквозь стену, пронзая ее взглядом блюстителя порядка, от которого не укроется ничего, наконец, медленно и внятно произнес:
  
  Большой человек: - МОЧИТЬ!
  
  Все оглянулись на Мэра. Тот посмотрел на него, подумал и нервно сказал:
  
  Мэр: - Подробнее, пожалуйста.
  
  Все снова посмотрели на Большого человека. Тот зашевелил губами и наконец из его гортани вырвалось:
  
  Большой человек: - Шманать и плющить.
  
  Задумавшись, добавил:
  
  Большой человек: - Располовинить и отпрессовать.
  
  Гневно оглядел собравшихся.
  
  Большой человек: - А для непонятливых. Кто будет махровый беспредел устраивать, переть рогом и оттопыриваться, оттянем в сопло и под пресс.
  
  В зале зависло непререкаемое молчание.
  
  Мэр: - Да!... Да!
  
  Беспечный стук печатной машинки, сквозь окна светит солнце.
  
  Мэр: - Кто еще желает высказаться?
  
  Иван Степанович, сняв запотевшие от волнения очки, протирал их своим платком. Вдруг возникло непонятное движение - видение, которое заставило его затаить дыхание, и подслеповато наблюдать за ним. Из-за стола встала дама. Она была в розовом платье. Ширина ее была, наверное, метра два или три. Он нервно одел очки. Оказалось, женщина была не одна - их было пятеро. Одеты они были почти одинаково, поэтому, сначала и принял их за одну. Одна из них кивнула остальным и те сели. Это была интеллигентного вида женщина, полная и в очках. В руках ее была папка, которую она открыла, готовясь к докладу. Ее умное лицо излучало уверенность и силу. Женщина явно знала, что нужно делать.
  
  Мэр: - Пожалуйста! Слушаем вас!
  Розовая дама: - Господа! Общество находится в стрессовой ситуации. Только дисциплина,... налоговая дисциплина способна вывести граждан нашего города из кризиса. Из тупика и хаоса! Фискальная политика - это кнут и пряник для бизнеса! Для простых граждан! Превентивные меры, агрессивная тактика, внеплановые налоговые проверки, аресты счетов и фирм, рассылка уведомлений, исполнительные листы...
  
  Она говорила все стремительнее.
  
  Розовая дама: - ...фискальная политика всегда вступает в игру, как только начинает разворачиваться депрессия, а она уже наступила! Я предлагаю увеличение налогообложения, как в частном секторе, так на производстве и в малом бизнесе. Повышение, минуя тарифы и ставки федеральных законов. Нет анархии! Каждый должен произвести и заплатить. Если не можешь производить - просто плати! Если нечем платить...
  Большой человек: - Закон тайга - прокурор медведь.
  Розовая дама: - Что?
  
  Она наклонилась в его сторону, и тот почувствовал, что стул под ним зашатался, стол вот-вот готов был рухнуть под весом его бычьих рук.
  
  Мэр: - Стоп! Спасибо! Я все понял... Спасибо... Спасибо...
  
  Женщина в розовом с сожалением села и снова взошло солнце. Пока она стояла, окна были скрыты от глаз Ивана Степановича, и только это розовое облако заполняло все пространство вокруг.
  
  Иван Степанович: - Геморрой!
  Мэр: - Что?
  Машенька: - Ничего!
  
  Мэр сразу смешался. Осмотрел зал, взглянул в окно, потом перевел взгляд на секретаршу.
  
  Мэр: - Катенька, дай, пожалуйста, стенограмму... Подведем итоги.
  
  Катенька легкой походкой подошла. Все с удовольствием смотрели на нее. Что же касается Маши - ей было все равно.
  
  Мэр: - Подведем итоги, посмотрим, чем можно помочь нашим гражданам в создавшейся ситуации.
  
  Зал замер.
  
  Мэр: - Стенограмма заседания Мэрии с предложениями ответственных чиновников и руководителей силовых ведомств города.
  
  Пауза.
  
  Мэр (медленно по слогам): - Передохнут, как кролики... Если будут вести себя, как придурки, перевязать всех к чертовой матери, а не поможет -сульфы, и мордой о спинку кровати...
  
  Он вытер платком мокрый лоб.
  
  Мэр: - Локализация, защита, тенденция, права... Тенденция, локализация, защита...
  
  Снова остановился, переведя дух.
  
  Мэр: - Мочить! Наехать и расплющить, располовинить и отпрессовать... А кто будет махровый беспредел устраивать и оттопыриваться, того оттянем в сопло и под пресс.
  
  Он снова прервался, оглядывая собравшихся. Голос его становился громче:
  
  Мэр: - Превентивные меры, агрессивная тактика, внеплановые налоговые проверки, аресты счетов и фирм, рассылка уведомлений. Нет анархии! Каждый должен произвести и заплатить. Если не можешь производить - просто плати. Если нечем платить...
  
  Мэр снова вытер лоб и подвел черту:
  
  Мэр: - Закон тайга - прокурор медведь!
  
   Устало сел на свое место.
  
  Мэр: - Геморрой!... (отложил бумагу) Так что же мы будем делать, господа?
  
  Слово взял человек, который до этого молчал. Все это время он спокойно наблюдал за ораторами, рисуя что-то на листе бумаги и, казалось, находился в какой-то прострации. Внезапно он колючим взглядом уставился на доктора.
  
  Орлов: - Иван Степанович, мне нужна информация.
  
  Доктор, обомлев от неожиданности, потерял дар речи. Маша хотела было открыть свой рот, но тот строго на нее посмотрел.
  
  Орлов: - Спокойно.
  
  Она почему-то промолчала.
  
  Орлов: - Мне нужна информация, доктор, когда, с кем и где это произошло, что именно произошло, а, главное, кто был первым? Вы меня понимаете?
  Иван Степанович: - Да, да, конечно... Я готов... Я должен подумать... Мне нужно посмотреть хронологию заболеваний у себя в больнице.
  Орлов: - Едем!
  
  Орлов встал из-за стола и решительно направился к выходу, не обращая внимания на остальных. Маша подхватила доктора под руку, по пути выдернула из цепких рук первого зама портфельчик ее начальника и троица удалилась.
  
   - 9 -
  
  Больница напоминала зверинец. Маша по-хозяйски открывала перед Орловым двери палат. Она сразу прониклась к этому высокому худому человеку, и они составляли теперь компанию, шедшую в авангарде процессии. Она - мощная, крепкая, молодая девица, кровь с молоком, и он - долговязый и сухой мужчина лет пятидесяти. Позади шел Иван Степанович, а следом плелись еще два врача. Орлов внимательно осматривал людей, палаты, больницу и, наконец, сел за стол главврача изучать бумаги. Пролистав папки, он встал и, бросив на ходу, - 'пойдемте', - вышел из кабинета. Через минуту они оказались в знакомом нам подвальном помещении. Перед ними покойник, которого только что достали из холодильника.
  
  Иван Степанович: - Я знаю этого человека! Это же Петр Ильич! Можно сказать, мой коллега, врач, он работал в лаборатории пункта приема донорской крови.
  
  На ноге бирка с именем, а в руке зажат какой-то предмет. Орлов без церемоний разжал пальцы Петра Ильича, вынув кусочек печенья.
  
  Орлов: - Что это?
  
  Все присмотрелись.
  
  Иван Степанович: - Печенье...
  Орлов: - Какое?
  Иван Степанович: - Овсяное...
  Орлов: - Я понимаю, что не цианистый калий. От этого умирают?
  Иван Степанович: - Нет... Конечно же, нет...
  Орлов: - Едем к нему домой.
  
   - 10 -
  
  Орлов равнодушно сорвал пломбу с опечатанной двери квартиры покойника, и они - Орлов, Маша и доктор - вошли в прихожую. Квартира напоминала помещение после долгого и шумного банкета. Повсюду были разбросаны грязные тарелки, столовые приборы, упаковки от еды, пустые бутылки из-под воды. Снова какие-то коробки и пакеты, небрежно разорванные. Крошки и грязь. Заляпанная жиром плита. Везде посуда и пустая тара от продуктов. Орлов порылся в столе и трюмо, заглянул в пустой холодильник, долго рассматривал остатки того самого овсяного печенья на полу. Потом долго сидел перед компьютером и, наконец, включил какую-то запись на видеомагнитофоне. Все уселись на диване и теперь смотрели в экран телевизора.
  Возникло лицо Петра Ильича - круглое, здоровое и веселое. В руках бокал, а за спиной накрытый праздничный стол. У него был здоровый румянец, глазки с удовольствием блестели, косясь на стол с угощеньями, и он хотел что-то сказать.
  
  Ильич: - Сегодня знаменательный день в жизни людей. Сегодня мой труд подошел к логическому завершению и теперь остается только выпить этот бокал и... немножко закусить. Этот благородный напиток даст нам возможность убрать створку, скрывающую большую половину создания, познать то, что скрывается за ней, и тогда откроются колоссальные возможности для людей... Что же попробуем!
  
   Отпил из бокала, закрыл глаза и на мгновение замер.
  
  Ильич: - Теперь я совсем другой человек! Теперь я смогу достигнуть многого,... всего! Это дверца в неизведанную часть головного мозга, она открывает человечеству знания, недоступные ранее, и дает возможность познать себя и мир!
  
  Неожиданно захихикав, исчез с экрана, появившись уже за столом.
  
  Ильич: - Пожалуй, продолжим здесь.
  
  Набросился на еду. Возникла долгая пауза, которая заполнялась звуками громкого чавканья и звоном столовых приборов. Наконец, проглотив огромный кусок, он крякнул и продолжил:
  
  Ильич: - Меня всегда волновала эта проблема - 90 процентов нашего мозга находится в спячке, бездействуя, и лишь 10 процентов работают, да и то на благо нашего желудка и бренного тела. Но как убрать эту перегородку? ... Как заглянуть за пределы сознания и постигнуть неведомое? А вот так!
  
  Он снова грязными сальными руками схватил бокал и отпил. Дальше на экране предстал обжора, который с удивительным аппетитом поедал все, что было перед ним. Съев все, он выскочил из-за стола и исчез. Через несколько минут появился снова и, завалив стол несметным количеством продуктов, продолжил их уничтожать. Так продолжалось, пока не щелкнул видеомагнитофон и не выплюнул запись. А на экране серый цвет и тишина...
  
  Орлов: - Так от чего умер этот человек?
  Иван Степанович: - От истощения.
  Орлов: - Очень похоже на правду. Особенно после просмотра этого фильма. И если учесть, что вес его не менее 150 килограммов...
  Иван Степанович: - Но это действительно, правда! Говорю вам, как профессионал, а свое дело я знаю хорошо.
  Орлов: - Вы отдаете себе отчет в том, что говорите?
  Иван Степанович: - Да... То есть, нет... То есть, я найду объяснение этому...
  Орлов: - Постарайтесь.
  
  Они еще долго обыскивали квартиру, рылись в столах и шкафах, но доктора теперь интересовала информация в компьютере. Ему никто не мешал и, спустя какое-то время, он готов был ответить на все вопросы. Он был в возбужденном состоянии. Глаза его светились! Все снова уселись в большой комнате.
  
  Иван Степанович (в восторге): - Петр Ильич - мой коллега и замечательный врач сделал гениальное открытие. Он выяснил, как можно использовать возможности человеческого мозга. А всем известно, что нашим сознанием задействовано лишь 10 процентов его ресурсов. Где же остальное? Я не буду вдаваться в подробности, медицинские обоснования и научные термины, скажу лишь одно - ему это удалось!
  Орлов: - Тогда, какого черта он умер и зачем столько съел?
  Иван Степанович: - В общем, как я понимаю..., я не могу пока точно объяснить это явление, но, выпив 'Вакцину Ильича' - так ее теперь будем называть - у человека открываются скрытые, невидимые ранее способности. Он может делать открытия, может создавать произведения искусства! Скажем так, он в десятки раз усиливает свой талант, превращая его в гений!
  Орлов: - Не понимаю! Еще раз - от чего он умер?
  Иван Степанович: - От истощения.
  Орлов: - Тьфу! Идиотизм какой-то.
  Машенька: - Жрать слишком любил Ильич - от этого и помер!
  Иван Степанович: - Совершенно верно! Ильич любил поесть. Он был гурман. Вкусно готовил, много ел и этот талант его погубил. Вместо того чтобы заняться наукой (а его душа и мозг после принятия напитка были готовы к этому), он начал есть. А организм не усваивал пищу - он готов был к духовному совершенствованию, поэтому возник внутренний конфликт, который его и погубил. Весь свой талант врача и ученого он истратил на талант... гурмана и обжоры.
  Орлов: - Вы хотите сказать, что если бы мы были на его месте, умерли бы с голоду?
  Иван Степанович: - Нет,... мы нет, у нас нет таких пристрастий.
  
  Посмотрел на Машу, которая занимала большую половинку дивана.
  
  Иван Степанович: - Как вам это объяснить? В каждом человеке заложены разные, скрытые от наших глаз, таланты и привязанности. Они находятся где-то глубоко в природе человека. Эта вакцина стимулирует эти способности, но побеждает сильнейший.
  Машенька: - То есть, вместо того, чтобы заняться наукой, он стал жрать.
  Иван Степанович: - Эта страсть в нем преобладала и оказалась сильнее. Этим он себя и погубил... Собственно, то же самое каждый из нас делает со своей жизнью, только медленно и незаметно для себя и остальных, а здесь моментально и сразу. Несколько дней - и человека нет. Гениальная вакцина!
  
  Теперь все молча смотрели на остатки праздничного стола, на горы грязной посуды, на потухший экран телевизора...
  
   - 11 -
  
  Мэрия. У ворот проходной охранник посторонился и вежливо поклонился Маше.
  
  На заседании. Иван Степанович с восторгом заканчивает речь.
  
  Иван Степанович: - ...В завершении хотел бы подвести черту. Тысячелетия народ и цивилизация ждали этого события. Это величайшее открытие в области медицины. Теперь за одну короткую жизнь человеку дано сделать многое. Мы восхищались талантами Пушкина и Моцарта, Галилея и Эйнштейна, гениями, которые по воле случая распознали свой талант и создали величайшие творения. Каждый человек несет в себе божественную искру и может,... даже должен отдать этот великий Дар людям, а не сидеть и от безделья точить карандаши, прожигая жизнь в невежестве и лени. У каждого свой уникальный дар, своя миссия, а вакцина Ильича поможет вскрыть эти способности и реализовать себя...
  Большой человек: - Какого черта все сходят с ума? Почему не становятся гениями, только жрут, пьют и тр...
  Мэр: - Мы поняли вашу мысль! Спокойно!
  
  Тот с сожалением закрыл рот и обиженно засопел.
  
  Иван Степанович: - Я понимаю, что вы имеете в виду! В каждом человеке усиливаются способности непреодолимого характера! То есть то, что индивидуум раньше делал хорошо, он и будет делать, только еще лучше! Приняв вакцину Ильича, он становится в своем роде гением в той области, где научился чему-то или привык существовать и реализовывать себя...
  
  Мэр поднял голову и тихо произнес:
  
  Мэр: - Какой кошмар!
  Иван Степанович: - Почему? Люди теперь смогут многое, практически все!
  Мэр: - Им не нужно ваше все, им нужно только то, что они привыкли делать! А от этого они мрут, как мухи! От самых простых и естественных вещей!
  
  Пауза.
  
  Иван Степанович: - А вы уверены, что вещи эти естественные?
  
  МЭР задумался, тоже помолчал немного и тихо произнес:
  
  Мэр: - В том-то и состоит весь ужас... что, не уверен. (пауза) А чему вы собственно так радуетесь? А как же дети? Что будет с детьми?
  
  Посмотрел на Катеньку.
  
  Иван Степанович: - По моим данным дети не подвержены вредным привычкам - их все это пока не касается... Хотя, некоторые из них уселись перед телевизорами, игровыми приставками и, пардон, забывают сходить пописать.
  Мэр: - Кошмар.
  1-й зам: - Но, как эта дрянь смогла воздействовать на людей в городе? Им же никто не давал вакцины!
  Иван Степанович: - Видимо, снадобье передается воздушно-капельным путем, и пока Ильич бегал по магазинам в поисках еды, успел... кое-кого заразить.
  Орлов: - То есть, весь город!
  
  В зале наступила тишина. Все сидели и молчали, с опаской поглядывая друг на друга.
  
  Орлов: - Нужно звонить в Центр.
  
  Мэр беспомощно оглядел собравшихся, словно ища поддержки или защиты, потом перевел взгляд на Орлова.
  
  Мэр: - Да, нужно звонить в Центр.
  
   - 12 -
  
  Клиника. Звонит телефон.
  
  Иван Степанович: - Да, товарищ Орлов... Докладываю. Вечером после дневной вахты мною было принято решение - дать пациентам сильное снотворное - персонал валился с ног, нужна была передышка... Нормально. Спят... Все спят. Первая победа! Пока они спят, они нормальные люди. Кстати, ни один из врачей и санитаров не заразился идиотизмом, все работали в нужном режиме и поте лица... Да, вы правы. Странная вещь... Почему, не знаю. Нужно будет обязательно об этом подумать. Пока не знаю... Хорошо. Буду на связи.
  
  Ночной обход. Бродит по коридорам. Пациенты спали, персонал тоже отдыхал, и даже Маша прикорнула в своей каморке.
  
   - 13 -
  
  Доктор в своем кабинете звонит.
  
  Иван Степанович: - Ну, давай же. Ну, сними трубку! Вот черт!
  Машенька: - Чего шумим-то?
  Иван Степанович: - А, Машенька?... Иди отдыхать.
  
  Снова набирает номер.
  
  Иван Степанович: - Да, подойди же ты!
  Машенька: - Маляру? Пашке звоните?
  Иван Степанович: - Никакой он не маляр... Большой художник. Закончил академию. Ну, давай же!!!
  Машенька: - Большой! Чего же заборы красит?
  Иван Степанович: - Заборы?... Кому-то и заборы нужно красить... Не только заборы! Иногда вывески для магазинов, контор... А иногда выставляет картины в коридорах местных школ. И в красном уголке завода тоже. Маляр, тоже скажешь!... Ну, что ты молчишь!
  Машенька: - А на кой он вам?
  Иван Степанович: - Друг он мой!... Вот черт!... Это совершенно беспомощный человек. А сейчас он в зоне риска. Пашка любит приложиться к бутылке. И ни о чем не догадывается!
  Машенька: - Так сходите к нему.
  Иван Степанович: - Как я могу? А клиника?
  Машенька: - Да, все замаялись уже, спят. А я послежу.
  Иван Степанович: - Да?
  Машенька: - Да. Послежу.
  Иван Степанович: - Ну,... я быстро. Я скоро вернусь. Туда и назад.
  Машенька: - Вот и ладно. Туда и взад. Не торопитесь шибко.
  
   - 14 -
  
  Улица представляет собой оргию. Повсюду шатались люди, они были то ли пьяны, то ли трезвы, держали в руках бутылки, заглатывая пойло. Как сомнамбулы, неверной походкой шатались по улицам, подходили к ночным магазинам, били стекла, выносили оттуда очередную порцию спиртного и продолжали ночное бдение. Какие-то, не совсем одетые мужчины и женщины, пересекали дорогу, скрываясь в подъездах домов, или оставались на скамейках и газонах, благо вечер был на удивление теплым. Смотреть на них Ивану Степановичу было противно, но как врач он обязан был исследовать это явление, заставляя себя за всем наблюдать.
  
  Женщина: - Милый, пойдем ко мне... Что скучный такой? Пойдем, поиграем!
  Прохожий: - Эй! Хлебни глоток - глотку промочить. Что, не хочешь?
  Иван Степанович: - Завтра вы все окажетесь в больнице!
  
  Он бросился наутек. Дикий хохот вдогонку.
  
  Он долго стоял на лестничной площадке, трезвоня в дверь, стучал, снова звонил, колотил ногой, но в ответ тишина. Выскочил на улицу, свет на втором этаже горел, и была открыта балконная дверь. Не раздумывая, полез по водосточной трубе. Кое-как взобрался на балкон, махнул через перила, наконец, ввалился в комнату. Посреди захламленного, заставленного картинами помещения, стоял мольберт, а рядом длинный стол, заваленный бутылками. Все они были... запечатанными. Закуска лежала нетронутая, а за мольбертом стоял его приятель. Зрелище потрясало. Он был словно в другом измерении. Вернее, тело его, рука, кисть находились здесь, но самого его словно не было. Глаза восторженным блеском отражали тусклую лампочку на потолке. Волосы были всклокочены, а рука водила кистью. Доктор посмотрел на картину - то, что он у видел, его потрясло. Картина излучала поразительный свет. Не блеск, а именно свет. От нее исходили нереальные, озаренные призрачными мечтаниями, флюиды, странная удивительная энергия... Вокруг бутылки, нетронутая закуска. В дверь кто-то звонит и ломится, а тут эта рука и кисть, и полотно. То, что он творил, не поддавалось ни критике, ни пониманию, и только серебряный свет, исходивший от, казалось бы, самого простого сюжета, потрясал... Иван Степанович сел на старенький диванчик и долго наблюдал за художником. Тот его не замечал, как не замечал ничего вокруг. Его здесь не было. Доктор открыл бутылку пива, что-то съел из запасов на столе. Долго сидел так и смотрел на друга. Уходя, оставил записку. Нет, не на столе с бутылками - там он ее не заметит, а здесь, на уголке мольберта, прикрепив ее кнопкой, и через открытую дверь балкона так же, как и пришел, удалился.
  
   - 15 -
  
  Утро озарилось радостным, весенним солнцем, которое, едва проснувшись, с удивлением взирало на этот островок в океане безбрежных полей и лесов. Смотрело на пустынные улицы, которые ожидали своего часа, чтобы светофорами начать регулировать движение редких машин и пешеходов; на дома с закрытыми окнами, и особенно на то, что происходило поодаль, у самых окраин. Огромные бульдозеры разравнивали землю, сооружая широкую ровную полоску земли вокруг городка. Экскаваторы огромными ковшами срезали пласты грунта, вгрызаясь все глубже и глубже. Люди в военных одеждах раскатывали длинную металлическую сетку, которую крепили на высоких столбах. Скоро все было кончено - город превратился в крепость с глубоким рвом и высокой насыпью. Широкая полоса отвода на десятки метров отделяла все, что было внутри, от того, что оставалось снаружи. Металлический забор опоясывал сооружение по всему округлому периметру, а по нему бежал ток высокого напряжения. А за этим высоким забором стояли палатки, где находились военные.
  Люди медленно шли по улицам, площадям, ехали на машинах, не разбирая дороги. Сначала тоненьким ручейком робко собирались в стайки, потом этот поток становился все шире, и, казалось, весь город устремился к окраинам. Первые уже подошли к металлической ограде и молча стояли, глядя сквозь нее. Другие еще только двигались к этой государственной границе. К металлической сетке протиснулся Мэр, следом за ним главный милиционер города (Большой человек) и еще появился Орлов. Военный за изгородью забрался на БТР и взял микрофон в руку.
  
  Майор: - К забору не приближаться, через полосу отвода ничего не бросать, строго соблюдать карантин и разойтись по домам. Попытка пересечь линию ограждения расценивается, как террористическая акция и будет пресечена.
  
  Он опустил микрофон, сел на стул рядом с БТР и взял с походного столика кружку с утренним кофе.
  
  Большой человек: - Это кто там тявкает?
  
  Пошел на ограду. Он схватил сетку, и в его руках она начала рваться на части, как кусок марли. Искры полетели во все стороны, и огромный человек, страшно ругаясь, повалился на землю. Майор устало подошел к микрофону.
  
  Майор: - В следующий раз будем стрелять. Пока было предупреждение.
  Мэр: - Господа военные, позовите свое начальство!
  Майор: - Я начальство.
  Мэр: - Что здесь происходит?
  Майор: - Карантин, повторяю для непонятливых, всем вернуться в свои дома. О дальнейших действиях вам сообщат позже.
  Мэр: - Да, как же это? Да что это такое? Беспредел!
  Орлов: - Помощь подоспела во время.
  
  Орлов поднял с земли небольшой камешек и бросил через сетку. Тот пролетел несколько метров, и яркая вспышка ослепила собравшихся; раздался грохот, и камень разлетелся в воздухе на мельчайшие кусочки.
  
   - 16 -
  
  Иван Степанович проснулся в своем кабинете. Он встал, прошелся, взял в руки пульт и включил телевизор. На экране лицо Мэра.
  
  Мэр: - ... мы должны пережить этот нелегкий период. В городе введен карантин. А значит, сейчас мы можем полагаться только на себя. Все входы и выходы из города закрыты, но мы имеем достаточное количество запасов продовольствия и воды для длительного существования, поэтому должны продержаться до тех пор, пока федеральные власти нам не помогут. Терпение и только терпение...
  
  За дверью грохот. Крики. Вбегают два врача.
  
  1-й врач: - Кошмар. Больные продолжают поступать. Нужна помощь!
  Иван Степанович: - Никакой помощи! Карантин! Будем справляться своими силами. Вперед!
  
  Идут по коридорам клиники.
  
  2-й врач: - Люди приходят, приводят родных, соседей, знакомых.
  Иван Степанович: - Симптомы?
  2-й врач: - Все те же, все заболевания - разновидность того или иного маниакального психоза.
  Иван Степанович: - Ничего! Работаем. У нас есть уникальный шанс спасти наш город, и мы его спасем!
  1-й врач: - Но у нас нет столько специалистов такого профиля.
  Иван Степанович: - А мы на что? Вперед!
  2-й врач: - Они сумасшедшие. Их просто нужно изолировать.
  Иван Степанович: - Они нормальные люди. Просто наши невинные шалости или привычки из прошлой жизни теперь превращались в монстров, вот и все. Что здесь?
  1-й врач: - Не могут оторваться от телевизоров.
  Иван Степанович: - Хорошо! Ставить судна и капельницы с искусственным питанием. Что у этих?
  2-й врач: - Всех ненавидят, невероятно от этого страдают. Бросаются на двери, норовя смести персонал. Желают мстить, уничтожать.
  Иван Степанович: - Отлично! Успокоительного!
  1-й врач: - Эти беспрерывно требуют еду и спиртное.
  Иван Степанович: - Этих тоже кормить внутривенно. Помните об эффекте Ильича!
  2-й врач: - Ильича?
  Иван Степанович: - Да, Ильича! Потом все объясню!
  1-й врач: - Здесь воруют таблетки у соседей по палате.
  Иван Степанович: - Правильно. Так и должно быть! Им все равно, что тащить в свой карман. Раздать аскорбинку. Пусть воруют.
  2-й врач: - Весь этот этаж хочет покончить с собой.
  Иван Степанович: - Надеть смирительные рубашки.
  2-й врач: - У нас нет столько рубашек!
  Машенька: - Я разберусь.
  
  Засучила рукава и пошла вперед.
  
  1-й врач: - Здесь самые спокойные. Императоры, президенты, фараоны и прочая нечисть.
  Иван Степанович: - Чего хотят?
  1-й врач: - Требуют к своей персоне особого непререкаемого внимания.
  Иван Степанович: - Так дайте им это внимание, черт возьми!
  2-й врач: - Иван Степанович, все эти люди постепенно превращаются в чудовищ.
  1-й врач: - Если закончатся транквилизаторы, долго не протянуть.
  Иван Степанович (потирает руки): - Да уж. Психически больные из прошлой нашей практики вялые меланхоликами по сравнению с этими. Клиника для душевнобольных!
  1-й врач: - А чему вы так радуетесь, Иван Степанович?
  Иван Степанович: - Радуюсь? Работаем! Хватит просиживать без дела, мух считать. Карандаши точить! Я вам дам карандаши. Трудимся. Выполняем свою миссию. Вы давали клятву Гиппократа!
  
  Кабинет Ивана Степановича. Доктор и Орлов.
  
  Орлов: - Как у вас?
  Иван Степанович: - Отлично.
  Орлов: - Отлично?
  Иван Степанович: - То есть... Работаем.
  Орлов: - Понятно. Надеяться на федералов не приходится. Утром Мэр позвонил в Центр. Ему сказали, что они не готовы изолировать в больницах целый город и пока там будут разбираться с вакциной (все материалы из компьютера Ильича уже переслали в Центр), придется справляться своими силами.
  Иван Степанович: - А что говорит Мэр?
  Орлов: - Мэр?
  
  Орлов щелкнул пультом. На экране Мэр.
  
  Иван Степанович: - Как? Он еще не закончил?
  Орлов: - Судя по всему, он только начал.
  
  Мэр закончил какую-то историю из своего детства и запел. Пел хорошо, душевно, с каким-то завыванием. Орлов переключил канал. Там тоже был Мэр. Он удивился, щелкая пультом снова и снова. По всем каналам пел Мэр.
  
  Орлов: - Дурдом! Видимо он приказал перекомутировать все каналы на местный. Теперь у нас канал один - Мэр.
  Иван Степанович: - Что на улице?
  Орлов: - То же, что и здесь. Кстати, как ваш персонал?
  Иван Степанович: - На удивление - никаких симптомов болезни. Все в отличной форме. Парадокс! А как ваши люди?
  Орлов: - Мои тоже в отличной форме. Держитесь, Иван Степанович, держитесь доктор. Нужно стоять. Действуем!
  Иван Степанович: - Действуем!
  
  Орлов удалился. Доктор подходит к окну, смотрит вдаль.
  
   - 17 -
  
  Заседание военных в Мэрии.
  
  Орлов: - Товарищи, бойцы. Сейчас у нас непростая миссия. Мы оказались в окружении. Как в далекой молодости, нас забросили на вражескую территорию, лишили связи, и теперь мы должны принимать решение самостоятельно. Вопросы есть?
  Большой человек: - А что, связи нет?
  Орлов: - Связь-то есть, но коллеги из Центра ведут себя странно, не отдают приказов, требуют одно - ждать.
  Большой человек: - Не доверяют. Думают, все свихнулись.
  Орлов: - Значит, мы примем решение самостоятельно. Наш опыт позволяет выживать в самых непростых ситуациях. Мы профессионалы и теперь, как на передовой, должны принимать срочные меры. А как человек старой закалки я предпочитаю меры крайние и решительные. Еще вопросы?... Тогда слушай мою команду. Любой ценой контролировать порядок. Не разбирая методов и способов, город отстоять. Нельзя превратить его в жалкую пародию столичного бардака, где все погрязло в коррупции, разврате и развале СИСТЕМЫ. По местам!
  
  Город напоминал клинику Ивана Степановича. Разъяренные граждане почувствовали в этом замкнутом мирке невероятную свободу и вседозволенность. Одни крушили киоски и магазины, выволакивая коробки с пищей и спиртными напитками, устраивая оргии прямо на улицах и площадях. Другие творили вакханалии, безудержные танцы полуголых полутрезвых людей рядом с оргиями магазинных воришек. Где-то палили петардами, кто-то уже доставал настоящее оружие и гнался за своим врагом. На центральной площади несколько человек возводили, то ли эстраду, то ли эшафот. Несколько молодых парней, оседлав угнанные автомобили, как в компьютерных гонках, носились по улицам и палили из пистолетов. Один мужчина, ограбив местный банк, залез на фонарный столб, и разбрасывал деньги, с удовольствием наблюдая за тем, как толпа внизу устраивала давку и побоище. Раненых отнесли в сторону, деньги расхватали и теперь раскачивали столб, пока 'банкир' не грохнулся о землю. И во всем присутствовали беспредельная радость и задор. Совсем не видно детей.
  
  Балкон Мэрии. Здесь собрались Большой Человек, Орлов, Розовая женщина, замы... Наблюдают за центральной площадью.
  
  Большой человек: - Ну что?
  Орлов: - Пора. Работаем!
  Большой человек: - Ковалерррия вперрред!
  
  Отряд ОМОНа выскочил из здания Мэрии и пошел на штурм. Несколько автобусов оцепили центральную площадь, и теперь ребята в спецкостюмах и касках смешивали толпу сумасшедших горожан, рассеивая ее и уводя непокорных в 'воронки', стоящие поодаль. Делали это с радостью молодых жеребцов. Радость победы над противником и молодецкая удаль сменила настроение пьяных улиц. Бойцы в военной амуниции творили невообразимое. Целые толпы разгонялись в считанные секунды. Кто пытался сопротивляться, того настигала тяжелая резиновая дубинка в сильных тренированных руках. Потом они ногами пинали свои жертвы и, как несмышленое стадо сгоняли этих зверюшек в автобусы и машины милиции. А Большой человек звериным рыком оглашал окрестности.
  
  Большой человек: - МОЧИТЬ!!!
  
  Через несколько минут центральные улицы опустели. Орлов, оценив ситуацию со своего наблюдательного пункта, остался доволен.
  
  Боец (Большому человеку): - Задание выполнено!
  Большой человек: - А это что за хрень?
  
  Вдруг на центральную площадь вышли домохозяйки. Они шли, вооружившись скалками, швабрами и кухонными ножами прямо на врага. Женщины героически набрасывались на обидчиков своих мужей и взрослых своих сыновей, прокалывали шины милицейских воронков, поджигая их, и нещадно лупили по пластиковым каскам. Перевес был на их стороне.
  
  1-й боец: - Мы не можем с ними справиться! Какой будет приказ?
  2-й боец: - С мужиками разобрались, а с этими...
  Орлов: - Это движущая сила города... Сила и мощь любой семьи. Мужики, говоришь?... Какие там мужики? Только и могут раскладывать домино и преферанс за рюмкой водки. А эти руки тренированные - авоськами, стиркой, уборкой. Подготовлены к любой борьбе.
  1-й боец: - Что же делать, бить женщин?
  Орлов: - Подтянуть пожарные брантсбойты!
  
  Мокрые избитые тяжелыми струями воды, женщины отступили, пообещав вернуться. Потом были стайки самоубийц. Те забирались на крыши, издеваясь над милицией, и смело бросались на врага, словно умели летать. Потом выходили из узеньких улиц на центральную площадь глашатаи и ораторы, увещевая оставшуюся толпу и представителей власти.
  
  Большой человек: - Хватать всех, кто собирается по трое и более!
  1-й зам (кричит): - Если человек вышел на площадь втроем, если он не испросил разрешения у власти, он уже преступник и должен сидеть в тюрьме.
  Розовая женщина (кричит): - Если он не работает и не платит налоги, он должен сидеть в тюрьме.
  Орлов (бормочет): - В данной ситуации каждый должен сидеть в тюрьме... Так будет намного лучше.
  1-й зам: - Но тогда придется посадить весь город.
  Орлов: - Значит, весь город.
  
  Вечерело. Людей увозили на местный маленький стадион, закрывали в школах, благо, что на окнах были решетки; уводили в подвалы домов, запирая на замки. Вдруг на всю центральную площадь и прилегающие улицы свалилось наваждение, которого не ожидал никто. Воздух в округе сотрясло громкое пение. Кто-то вытащил телевизор на улицу, включив громкость на полную мощность. Это был голос МЭРа, который до сих пор произносил речи по всем каналам. Какое-то время он говорил с народом, потом неожиданно запел, и теперь этот голос, мощный и пронзительный, сотрясал все вокруг. Собравшиеся на балконе Мэрии замерли.
  
  Мэр:
  Много песен слыхал я в родной стороне,
  В них про радость и горе мне пели;
  Из всех песен одна в память врезалась мне,
  Это песня рабочей артели:
  Ой, дубинушка, ухнем.
  Ой, зеленая, сама пойдет, сама пойдет!
  Да, ухнем!
  
  Постепенно его голос стал меняться, и теперь все, оставшиеся на улице и в домах, наблюдали за этой метаморфозой. Пел он задушевно и громко, и пел он теперь голосом Федора Шаляпина...
  
  
  И на Волге - реке, утопая в песке,
  Мы ломаем и ноги, и спину,
  Надрываем там грудь и, чтоб легче тянуть,
  Мы поем про родную дубину.
  Ой, дубинушка, ухнем.
  Ой, зеленая, сама пойдет, сама пойдет!
  Да, ухнем!
  
  Люди, оставшиеся дома, выносили телевизоры на балконы и делали звук этой песни все громче. Звуки мощным потоком устремлялись от центра города, неслись, как волны цунами, по улицам, уже достигая самых окраин. Военные за сеткой оцепления, с недоумением, но с нескрываемым интересом всматривались вдаль и тоже слушали этот мощный музыкальный призыв.
  
  По дороге большой, по большой столбовой,
  Что Владимирской сдревле зовется
  Звон цепей раздается глухой, роковой,
  И дубинушка стройно несется.
  Ой, дубинушка, ухнем.
  Ой, зеленая, сама пойдет, сама пойдет!
  Да, ухнем!
  
  Из подвалов доносился звук этой песни, из школ и милицейских участков. Стадион тоже услышал этот музыкальный призыв, и теперь весь город вместе с сумасшедшим МЭРом пел 'Дубинушку'. И пел ее хором со своим Шаляпиным...
  
  Но, настанет пора, и проснется народ;
  Разогнет он могучую спину.
  И, стряхнув с плеч долой, тяжкий гнет вековой,
  На врагов он поднимет дубину...
  Ой, дубинушка, ухнем.
  Ой, зеленая, сама пойдет, сама пойдет!
  Да, ухнем!...
  
  Орлов слушал и не мог оторвать внимания от этой песни. Она забиралась в голову, леденила душу, переворачивала мозги, заставляя учащенно биться немолодое раненое сердце, и вдруг он поймал себя на том, что поет вместе с остальными. Он стоял, смотрел по сторонам, слышал этот потрясающий хор и сам был его участником, был одним из этих посаженных, закрытых в подвалах и на стадионе, но поющих людей. Он был одним из них и теперь не представлял себя без этой песни, которая мощным облаком нависла над городом... И тишина.
  
  Голос Мэра: - А теперь передача 'Спокойной ночи малыши'. Здравствуй мой маленький дружек...
  
  Голос тает в тишине.
  
  Орлов: - Да!... Пожалуй, мы немного переборщили.
  Розовая женщина: - Пожалуй, легче петь с сумасшедшим Мэром, чем наводить порядок и спасать город. Не берите в голову, господин Орлов. Вы все правильно сделали.
  Орлов: - Товарищ.
  Розовая женщина: - Что?
  Орлов: - Товарищ Орлов.
  Розовая женщина: - Ах да! Простите! Товарищ... М-дя!
  1-й зам: - А, господин Мэр, теперь нам нужен. Он нам просто необходим.
  Большой человек: - Этот чертов Мэр с голосом Шаляпина...
  
  И уже совсем поздно, когда все разошлись и только сгоревшие автомобили на центральной площади напоминали о произошедшем, случилось еще одно незначительное событие. На площадь вышла молодая женщина. Она поставила свечку в стеклянной баночке на булыжной мостовой, рядом положила цветок. Зажгла эту свечку. Потом достала из футляра скрипку и заиграла. Город спал, спал стадион и подвалы, больница под наркозом смотрела беспокойные сны. А она все играла и играла. Эта музыка неслась куда-то высоко, к звездам, растворяясь в тишине ночного городка. А на другой улице в это самое время раздался цокот конских копыт. Он приближался, и на площади появилась большая коричневая лошадь с нелепыми пятнами на боках. Одно ухо ее было подернуто кверху, другое, как у собаки непонятной породы, загибалось вниз. Челюсти ее были приоткрыты, а нижняя губа свисала, обнажая большие редкие зубы. Губа оттопыривалась и пришлепывала в такт ее звонких шагов. И только грива, как чудесное черное оперение, обрамляло ее длинную шею. Лошадь уселась недалеко от скрипачки, больше не цокая копытами и не разрушая тишину. Сидела и слушала. Женщина все играла и играла, а луна, освещая две эти фигурки, тоже слушала, устроившись на своем облаке поудобнее, словно боясь вздохнуть.
  
   - 18 -
  
  Утро. Ивана Степановича разбудил громкий стук в дверь его кабинета. Он вскочил и, наскоро одевшись, открыл ее. На пороге стоял Орлов. Он поздоровался, прошел по комнате и молча включил телевизор. На экране снова был МЭР. Он казался усталым, похудевшим, и только глаза его светились безумным огнем.
  
  Мэр: - ... когда мы переплывали Одер, наши войска были изрядно потрепаны, но сила духа и боевой задор, близость скорой победы придавали силу и уверенность, которая и помогала тогда... Как сейчас помню, я молодой генерал...
  
  Орлов умерил звук.
  
  Орлов: - Нужно спасать Мэра.
  Иван Степанович: - Он снова говорит речь?
  Орлов: - Он еще не закончил предыдущую. Говорит уже сутки.
  Иван Степанович: - Что же, он привык это делать...
  Орлов: - Поедемте на телестудию.
  Иван Степанович: - Не могу. Пусть поговорит еще немного, мне нужно сделать обход.
  
  Входят два врача.
  
  Иван Степанович: - Что у нас?
  1-й врач: - Пациенты проснулись и активно продолжили вчерашние бдения.
  2-й врач: - Особенно угнетены те, кто не может жить без телевизора. Они переключают с канала на канал, рычат, плачут, пытаются броситься на говорящую голову Мэра и достать ее из вожделенного ящика.
  Иван Степанович: - Почему?
  1-й врач: - Ну как же? Больше не показывают любимые сериалы и, необходимые для жизни и здоровья, криминальные новости...
  Иван Степанович (Орлову): - Пожалуй, вы правы, пора спасать Мэра. И мою больницу тоже. Едемте.
  2-й врач: - А мы?
  Иван Степанович: - Работайте! Трудитесь!
  
   - 19 -
  
  Мэр занимал центральную студию, которая была предназначена для выпуска местных новостей. Десятки мониторов показывали все, работающие сейчас каналы, и на них был только он один. Девушка - редактор. Орлов. Иван Степанович.
  
  Орлов: - Как прошла ночь?
  Редактор: - Господин Мэр заменил все программы и передачи, телесериалы и новости и даже шоу. Уже сутки без сна и отдыха, без пищи и даже воды. Как по расписанию, провел передачу "Спокойной ночи, малыши" и "Кто хочет стать миллионером". Особенно блистал, устроив конкурс "Минута славы". Пел, танцевал, устраивал дискуссии и соревнования. Делает все сам, не позволяя ему помогать.
  Иван Степанович: - А почему просто не остановить трансляцию?
  Орлов: - Нельзя, не положено.
  Иван Степанович: - Почему?
  Орлов: - Во-первых, формально мы подчиняемся ему, а во-вторых, в городе начнется паника. Он сам должен завершить выступление и попрощаться со зрителями.
  Иван Степанович: - Вы думаете, зрители есть?
  Орлов: - Весь неарестованный город. А в нашей ситуации, когда город окружен и неизвестность пугает, этот ящик - единственное средство массовой информации. Есть ли хотя бы одна квартира, где люди не привыкли включать его и жить с ним? Это член семьи.
  Иван Степанович: - Да-да, вы правы... Так... В прямом эфире невозможно сделать укол и ввести успокоительное... Невозможно провести сеанс гипноза... Остается только одно - ждать, когда он упадет от бессилия.
  Орлов: - Этого допустить нельзя. Из политических соображений. Нельзя демонстрировать слабость власти. Этого... оратора нужно заставить замолчать каким-то другим способом. Думайте, доктор, думайте.
  Мэр: - Это была удивительная история о том, как сто лет назад я летал на первом стратостате. А теперь сменим жанр...
  
  Мэр перешел к пантомиме.
  
  Орлов: - Устал, бедняга. Тяжело говорить, решил передохнуть, продолжить в жанре немого кино.
  Иван Степанович: - Его нужно отвлечь.
  Орлов: - Чем? Он невменяем...Я знаю, как это сделать! Наш Мэр продукт советской эпохи. Того партийного периода, когда все функционеры говорили по бумаге. Только по бумаге. Говорить от себя считалось неприличным и было опасно - вдруг ляпнешь что-нибудь не то... Ему нужно подсунуть речь.
  Иван Степанович: - Что же мы там напишем?
  Орлов: - Что напишем? Не знаю, что напишем.
  Иван Степанович: - Меня осенило одно предположение... Гипотеза. Я вспомнил о своем друге-художнике.
  Орлов: - Причем здесь художник?
  Иван Степанович: - А при том, что он не заболел, не сошел с ума, не предался безудержному пьянству, скорее, наоборот... Мне нужно отойти.
  Орлов: - Куда?
  Иван Степанович: - В библиотеку...
  Орлов: - Вы себя хорошо чувствуете?
  Иван Степанович: - Именно в библиотеку! (убежал)
  Орлов: - Если руководитель единственной в городе больницы слетит с катушек, в этом хаосе будет крайне сложно. Больница - единственное место, куда еще можно изолировать тяжелых больных.
  
   - 20 -
  
  В прямом эфире Мэр. Входит Иван Степанович.
  
  Мэр: - А вот и наш доктор, главврач городской больницы. Мой однополчанин, друг и коллега по гольфу. Прошу любить и жаловать! Сейчас мы споем нашу любимую и выпьем по чарке боевой. Город в надежных руках, когда такие люди рядом.
  
  Доктор положил перед ним на стол книгу, и тот запнулся.
  
  Мэр: - Что это?
  Иван Степанович: - Речь!
  Мэр: - Моя?
  Иван Степанович: - Ваша.
  
  Мэр подтянулся, поправил галстук, который после танцев, эксцентрических миниатюр и сцен оказался во внешнем кармане пиджака и сосредоточился на тексте. Потом он начал читать, сначала деловым официальным тоном, потом речь его стала меняться, став мягче и певучее, и Мэр прямо на глазах стал меняться тоже.
  
  Мэр:
  У лукоморья дуб зеленый.
  Златая цепь на дубе том.
  И днем и ночью кот ученый
  Все ходит по цепи кругом...
  
  Он читал, и его глаза лезли на лоб. Он хотел остановиться, но не мог... И уже не хотел. Прочитал страницу, потом другую. Речь его стала спокойной, глаза изумленные. То были глаза человека, получавшего истинное наслаждение. И если бы не дикая усталость и желание положить голову на подушку, он читал бы еще долго. Он стал вполне нормальным, так читают сказку своему сыну или внучке, которые еще не слышали таких стихов... Через несколько минут МЭР, попрощавшись со своими телезрителями, сказал в телекамеру, что продолжение следует, откланялся, и через мгновение уже спал рядом на диванчике сном младенца... Здорового младенца. Зрители этого не увидели - все каналы вновь заняли свои места, и закрутился вихрь из новостей и сериалов, шоу и викторин, а главное - рекламы, боевиков и криминальной хроники, отбирая друг у друга рейтинги и любовь сумасшедших зрителей.
  
   - 21 -
  
  Солнце освещало остатки недавнего побоища. Сожженные машины на площади, стадион, забитый до предела людьми! Опустевшие улицы... Но что это? Празденство, карнавал,... шествие людей в веселых пестрых одеждах. На балконе Мэрии все та же компания.
  
  Большой человек: - Я получил четкие указания Орлова - пока не вернут Мэра, не предпринимать радикальных действий.
  
   А площадь перед Мэрией снова заполнялась людьми. Это были не террористы и не мятежники. Там собирались в своем диковинном танце люди, одетые в немыслимые наряды или почти без них. В руках они держали лозунги, которые пестрели надписями: 'Свободу ЛЮБВИ!', 'Свободной ЛЮБВИ!', 'ЛЮБВИ!'. Одни несли на руках молоденьких раскрашенных девиц, другие в немужском объятии волосатой рукой ласкали своего возлюбленного, третьи, отвергнув мужскую половину, предавались неженским ласкам. Но все требовали одного - СВОБОДУ Любви!
  
  Розовая женщина: - Откуда в нашем городе взялась такая масса народу, которая, презрев устоявшиеся традиции и стыд, предалась разврату и похоти? Их не было еще вчера - ведь не может в этих квартирках, в цехах, в этой рутине тайно возникнуть такое мощное нетрадиционное движение.
  1-й зам: - Однако, поражают своим количеством.
  Розовая женщина: - Особенно бесстыдством.
  1-й зам: - Да!... Говорят, в каждом человеке есть и поэт, и растлитель, трудяга и разрушитель, влюбленный и извращенец, гений, тупица и бездарь. Есть все, но каждый выбирает то, что ближе. С вакциной Ильича все так изменилось, стало так явно, неудивительно, что захотелось сделать то, что хочешь.
  Розовая женщина: - А еще написать это большими буквами на плакате.
  1-й зам: - Однако, здесь затронут, видимо, главный вопрос - речь все-таки идет о любви.
  2-й зам: - Да! Талерантненько!
  Розовая женщина: - Какая мерзость.
  
  Хаос нарастал.
  
  2-й зам: - Почувствовали свою безнаказанность.
  3-й зам: - Безнаказанность толпы - страшная вещь. Если есть толпа, она обязательно должна быть наказана.
  4-й зам: - Особенно, если она несанкционированна.
  2-й зам: - Без законного ареста, распоясались совершенно.
  Большой Человек: - С каким бы удовольствием я сейчас... Эх. Размалеванные куклы, забыли бы, какого они пола.
  Розовая женщина: - Разве бывает пол у извращенцев?
  
  А толпа распоясалась и остатки пестрой одежды летели на площадь. Теперь эта, вчера еще такая пьяная площадь, стала совсем голой...
  И, о ужас! Произошло непредвиденное. Завидев это, Большой Человек захотел броситься на площадь и воспрепятствовать, но, вспоминая приказ, лишь бессильно заскулил. Из узкой улочки возникло видение. Из дальнего угла площади случилось потрясающее явление. Оно, как лучик утреннего солнца, невинно приближалось к обнаженной толпе и несло с собой запах юного тела, радость недавнего сна, чистоту помыслов и непорочность. Ее розовая юбка развевалась в нежных лучах, тоненькая фигурка едва касалась мостовой восхитительными утонченными ножками (именно утонченными, а не тоненькими). И вся она была, словно нежный лепесток, который недавно отлетел от величественного цветка и еще не понял, куда попал? Это была Катенька.
  
  Розовая женщина: - Дуреха. Забыла дома очки. Не видит, куда идет и где сейчас окажется.
  
  Толпа удивленно замолчала, и люди внимательно с интересом на нее смотрели. А она все шла через большую площадь навстречу им, не смущаясь и не замедляя шага. Люди на смотровой площадке в ужасе прилипли к стеклам балкона.
  
  2-й зам: - Сейчас случится самое страшное!
  1-й зам: - Главное, непоправимое.
  3-й зам: - Сейчас эта безобразная толпа поглотит ее, голые тела закроют собой, растопчут, надругаются...
  2-й зам: - Над нашей Катенькой!
  3-й зам: - Сделайте что-нибудь!
  2-й зам: - Спасите ее!
  Розовая женщина: - Есть здесь мужчины?
  
  Вдруг внизу один парень, оттолкнув от себя голенькую подружку-друга, наклонился к земле и начал лихорадочно одеваться. Потом огляделся по сторонам и кинулся с площади. Теперь уже какая-то женщина начала натаскивать на себя наряд. Кто-то, опустив лозунг, спрятался за голые спины других. Катенька все шла и улыбалась, глядя на людей, не замечая ничего. А толпа уже успела набросить свои наряды, и теперь эти люди смотрели друг на друга, на Катеньку и на самих себя. Это было наваждение!
  
  1-й зам: - Наваждение!
  Большой человек: - На месте этих людей я бы... Эх! Я бы ее... Ну...
  
  Катенька поздоровалась с людьми на площади, улыбнулась детской, наивной улыбкой, сделала еще несколько шагов и впорхнула в здание Мэрии.
  
   - 22 -
  
  Тем временем доктор из местного телецентра мчался в больницу. Там его ожидал Павел.
  
  Павел: - Привет, дружище! Привет, старый эскулап. Куда пропал, не звонишь, не заходишь?
  Иван Степанович: - Пропал? А записку мою ты не видел?
  Павел: - Какую записку?
  Иван Степанович: - Понятно. Пойдем!
  Павел: - Поехали на рыбалку.
  Иван Степанович: - Мы не проедем через оцепление, к тому же у меня много работы.
  Павел: - Работы? Какой работы - лето на дворе. И какое еще оцепление?
  Иван Степанович: - Пойдем, покажу, сколько у меня работы.
  
  Они прошли в больницу, надели белые халаты и теперь мчались по коридору. Следом шла Машенька. Открыли дверь палаты. Две домохозяйки прилипли к сериалу, плакали и хохотали без остановки. Увидев вошедших, замерли и кинулись к ним.
  
  1-я женщина: - Антонио! (обняла художника и прижалась к нему) Где ты был? У тебя снова проблемы на бирже?
  
  Другая пошла на доктора с табуреткой в руках.
  
  2-я женщина: - Мне звонила Хуана! Где ты был, мерзавец? С кем ты время проводил?
  
  Павел опешил. Его новая подруга или жена начала стаскивать с него рубаху и волочить к больничной койке. Тем временем тяжелая табуретка описала широкую дугу и готова была опуститься на голову доктора.
  
  2-я женщина: - Получай, мерзавец! Ты больше не получишь ни копейки из моего состояния!
  
  Мощная рука Маши вовремя перехватила табуретку и повалила ревнивую 'жену' на койку.
  
  2-я женщина: - Это она? Это твоя новая девка?
  
  Дальше шла непереводимая тирада, состоящая из иностранных слов. Доктор посмотрел на экран.
  
  Павел: - Они иностранки?
  Иван Степанович: - Сериал мексиканский.
  Павел: - Эти женщины учили мексиканский язык?
  Иван Степанович: - Скорее всего нет, но разговаривают на нем, по-видимому, безупречно... Так, а теперь проверим одну гипотезу.
  
  Иван Степанович, убедившись, что женщины надежно привязаны к койкам, взял пульт и начал эксперимент, переключая каналы. Криминальные новости, погода, кулинарное шоу, боевик... Каждый его нажим на кнопки, каждая смена телепрограммы передач оглашалась пронзительным женским визгом. Их, словно, резали без наркоза.
  
  Иван Степанович: - Нет, не то. (бормотал он, не обращая внимания на женщин) Снова не то... Все это не годится.
  
  Наконец, знакомая музыка ворвалась в белую палату с орущими женщинами и те внезапно замолчали. По экрану, перелетая из одного уголка в другой, шурша маленькими пачками, двигая синхронно ножками в пуантах, четыре балерины танцевали танец. Они - эти маленькие лебеди, творили маленькое чудо, и палата превращалась в ложу Большого Театра. А две сумасшедшие женщины, подобрав спины и выпрямившись, не отрываясь, следили за происходящим. Они, мгновенно позабыв испано-мексиканский язык, не обращая больше внимания на недавних своих 'мужей', трепетно, со слезами восторга и умиления, глядели на экран. Они вели себя так, словно на них были вечерние платья, а не смирительные рубашки, на шее надеты бриллианты, а на голове прическа, сделанная специально для чудесного вечера и похода в театр. По телевизору транслировали запись 'Лебединого озера'.
  В коридоре:
  
  Иван Степанович: - Это победа! Это прорыв в лечении любой болезни! Теперь не придется усыплять этих несчастных - стоит только показать людям прекрасное, вечное, гениальное - и они выздоравливают! Как просто! Еще Достоевский оставил этот рецепт - 'красота', которая 'спасает мир'.
  Павел: - Не понимаю, что у вас тут происходит?
  Иван Степанович: - Величайший эксперимент!... Интересно, помогает это только больным 'телевизороманией' или остальным тоже?
  
  Теперь процессия врачей переместилась в другую палату.
  
  Иван Степанович: - Что у нас здесь?
  1-й врач: - Эти постоянно требуют еду. Кормим их по вашему настоянию с помощью капельниц, настоящая еда не усваивалась, и они страдали 'синдромом Ильича'.
  Иван Степанович: - Отлично.
  
  Включил Лебединое озеро. Результат не заставил себя долго ждать. Теперь и эти, не отрываясь, смотрели на экран, позабыв о голоде и жажде. Идут дальше.
  
  Иван Степанович: - Кто здесь?
  2-й врач: - Самоубийцы! В следующей палате агрессоры и убийцы, потом сексуальные маньяки и, наконец, горстка Наполеонов.
  Иван Степанович: - Хорошо! Всех в холл. Нет, в столовую! Собрать и не выпускать.
  
  Столовая. Сотни пациентов сидят за столами.
  
  1-й врач: - Балет закончился,
  Иван Степанович: - Не страшно. Будем показывать только этот канал с человеческим лицом. Пусть играют на скрипках в больших оркестрах, встречаются с великими мастерами, артистами, не важно с кем. Или покажем фильмы, которые можно смотреть, не боясь превратиться в чудовище. Действуем!
  
  Иван Степанович и Павел сидят за одним столом, наблюдая за пациентами, которые смотрят телевизор. За соседним врачи и Машенька.
  
  1-й врач: - Пожалуй, наша клиника для душевно-больных превратилась в самое здоровое место в городе.
  2-й врач: - Можно всех выписывать.
  Иван Степанович: - Выпускать в заболевший город их опасно... Ждем до утра. Перед сном дадите успокоительное и всем отдыхать. Если что, я у себя.
  
  Кабинет доктора. Иван Степанович и Павел пьют чай.
  
  Иван Степанович: - Так! Давай подумаем. Теперь у нас в руках средство - избавление одной 'таблеткой', панацея сразу от всех болезней, но нужно понять, почему так работает именно эта терапия?... Давай-ка размышлять. Все пациенты каких-нибудь пару часов назад безумно страдали. Были инфицированы одной болезнью, но теперь все болезни отступили... все разом. Почему именно балет помогает, а не лекарства?
  Павел: - Видимо, эта вакцина вывела их на новый уровень сознания.
  Иван Степанович: - И что? Все эти люди после заражения продолжали делать то, что делали раньше. И превратились в чудовищ! Среда обитания, которую создал для себя человек, разрушительна и противоестественна для него самого. Когда он существовал на своем зачаточном уровне развития, с маленьким кусочком мозга - это было незаметно, но когда люди получили доступ к самому себе, к своему разуму и возможностям, заложенным в нем, а особенно привычкам, это проявилось отчетливо... Но стоило им показать балет!
  Павел: - Видимо, эта волшебная вакцина помогает воспринимать все по-другому, по-новому! Она усиливает восприятие и делает нас гениальными зрителями!
  Иван Степанович: - Ты абсолютно прав!...
  Павел: - Поэтому в той прошлой жизни этот же балет не мог воздействовать на людей так, как сейчас.
  Иван Степанович: - Конечно, ты смотришь замечательный фильм или слушаешь музыку, становишься на мгновение счастливым, становишься лучше, но мгновение это так мимолетно и коротко, что очень скоро позабудешь о нем и станешь прежним, и делать будешь то же, что и вчера. Но теперь... 'Какой кошмар'. А Мэр был прав. Это действительно кошмар.
  Павел: - Почему?
  Иван Степанович: - Теперь мы не сможем существовать как прежде. Этим людям предстоит изменить всю свою жизнь, а иначе они погибнут. Это, как бросить человека в воду, и тот захлебнется. Теперь ему необходимы новые органы, для того чтобы дышать в новой для него среде. Но тогда у нас два пути: или жить по-другому, подпуская к себе только истинные ощущения и мысли, или...
  Павел: - Хочешь сказать, теперь они, как инопланетяне на нашей Земле?
  Иван Степанович: - Да! Нормальные люди так не слушают музыку и не смотрят гениальное кино.
  Павел: - А они отдавались этому священному занятию, впитывая аромат и красоту так, как могут это делать только люди, влюбленные и искушенные искусством.
  Иван Степанович: - Но эти были случайными посетителями клиники! Заурядными жителями заурядного городка с невыдающимися судьбами и жизнью. Противоестественно так внимать красоте! Долго так прожить невозможно! Они не смогут быть такими всегда!... Страшно, Пашка!... И выход только один - искать противоядие. Нужно вернуть их на грешную землю... А пока эта замечательная терапия пусть спасает городок... Завтра же поговорю с господином Мэром. Ну, что - коньячку?
  Павел: - Нет.
  Иван Степанович: - Уверен?
  Павел: - Да.
  Иван Степанович: - А я пожалуй приму двадцать капель... Кстати, почему ты пару дней назад не стал пить водку, которую купил накануне, а взял в руки кисть?
  Павел: - Откуда ты знаешь?
  Иван Степанович: - Знаю. Так, почему?
  Павел: - Я художник.
  Иван Степанович: - Ты и раньше был художником. Однако... Кому нужны сегодня твои картины?
  Павел: - Не знаю. Нужны. Теперь нужны.
  Иван Степанович: - М-да!... Извини. За тебя!
  
   - 23 -
  
  Заседание в Мэрии. Все в сборе. Иван Степанович стоит, закончив доклад. Все шумят.
  
  Мэр: - Так! Так! Спокойно, тихо. Давайте переварим, то, о чем нам только что сообщил уважаемый доктор... Я возвращаюсь из... командировки и что же узнаю? Большая часть горожан арестована и томится, можно сказать, в застенках. Я не могу допустить подобное развитие событий, как человек новой формации и как Мэр, черт побери!... А поэтому с особым вниманием выслушал речь доктора - этого, несомненно, уважаемого человека и не шарлатана. Так что же вы нам предлагаете, Иван Степанович? (с восторгом) Балет? Станцевать на стадионе танец маленьких лебедей?
  Иван Степанович: - Балет? Можно и балет. Главное, снять депрессию, отвлечь больных от психоза. А поможет им в этом только искусство.
  Мэр: - Идея, конечно, безумна. Стоит ли придавать значение такой немыслимой инициативе, когда тысячи горожан сидят в обезьянниках?
  
  Посмотрел на томик со стихами, лежащий перед ним, раскрыл, немного почитал, очнулся, захлопнул.
  
  Мэр: - А почему нет. В любом случае, хуже не будет. Даже любопытно... Кто у нас в городе отвечает за культурные мероприятия?
  
  Все молчали. Молчали замы. Замы замов тоже не брали слова. Большой человек хлопал маленькими глазками, не понимая, о чем идет речь, налоговая инспектор презрительно кривила губы. Катенька с интересом и азартом стенографировала - ей было страшно интересно. Орлов молчал, что-то рисуя на листе бумаги.
  
  Мэр: - Замечательно. Никто! Допрыгались, господа помощники, дожили. А зачем нам культура? Конечно. Дохода она не приносит. Предприятие некоммерческое и не будоражит воображения. Одни хлопоты да убытки? И головная боль. И что это вообще такое? Да? (посмотрел на Большого человека и Розовую женщину). Что же будем делать?
  Иван Степанович: - У меня есть знакомый,... мой друг, который имеет прямое отношение к этому вопросу - он художник и, наверняка, сумеет нам помочь.
  Мэр: - В нашем городе живут художники?
  Иван Степанович: - Да... Один художник.
  Мэр: - Зовите! Пока перерыв.
  
  Открыл томик стихов. Замы с облегчением перевели дух, замы замов вытерли взмокшие шеи и лбы.
  
  Те же и Павел.
  
  Мэр: - Значит, так. Поскольку основная масса больных заперта на стадионе - оттуда и начнем. Мы не будем танцевать балет, сами понимаете, таких специалистов в нашем городе нет. Но у меня есть другая идея! Вам, Павел, нужно выбрать музыку, хорошие песни! Допустим, спортивные песни! Песни о дружбе, о городе... В общем, вы понимаете. С этой минуты вы мой зам... Да! Первый зам! Так сказать, атташе по культуре. И вот вам мое первое задание - отберете лучшие мелодии современности, и все мы встретимся на стадионе ровно в 18.00. Записи находятся в архиве здания местного телевидения и радиостанции, где я вчера... Все! Не сидим! Работаем!!! Нужно спасать людей!
  
   - 24 -
  
  Вечерело. Теплое весеннее солнце собралось было улечься за далекий горизонт, но теперь не торопилось. Процессия из машин подкатила к стадиону, находящемуся на окраине городка. Отряд ОМОНа, оцепив это большое сооружение, никого оттуда не выпускал. Люди, на трибунах, услышав непонятное движение, начали залезать на верхушки трибун, на осветительные мачты, даже на огромное табло. Их было очень много, они гроздями свисали с высоты, щерились невообразимыми гримасами, кричали, бросались вырванными с корнем пластиковыми сидениями и всем тем, что можно было взять в руки и швырнуть во врага. Толпа неистовствовала: эти дикари выкрикивали самые неприличные лозунги или просто слова, некоторые снимали штаны, поворачиваясь спинами и показывая в знак особого почтения и любви, свое голое заднее место. Словом, вакханалия продолжалась. Из головной машины процессии вышел МЭР. Его сразу же узнали. Он встал и поднял руку. Люди умолкли и смотрели на него, не отрываясь.
  
  Выкрик: - Шаляпин!
  Выкрик: - Споем?
  
  Мэр махнул рукой и воскликнул: 'ПОЕХАЛИ!' И в это мгновение из динамиков все пространство вокруг огласилось громкими звуками знакомой мелодии! Это был марш, это был гимн!
  
  Эй, вратарь, готовься к бою:
  Часовым ты поставлен у ворот.
  Ты представь, что за тобою
  Полоса пограничная идёт!
  Чтобы тело и душа были молоды,
  Были молоды, были молоды,
  Ты не бойся ни жаpы и ни холода,
  Закаляйся, как сталь!
  
  Люди на трибунах опешили и подались вперед. Не понимая, что с ними происходит, мгновенно позабыв обиды и болезни, с непередаваемым интересом и радостью следили за происходящим. Эта музыка заставляла их вставать с трибун, четким строем становиться в ровные ряды и, чеканя шаг, как настоящие спортсмены, как олимпийцы, физкультурники, строевым маршем по стадиону начать свое движение.
  
  Физкульт-ура!
  Физкульт-ура!
  Ура! Ура!
  Будь готов,
  Когда настанет час бить врагов,
  Со всех границ ты их отбивай,
  Левый край, правый край, не зевай!
  
  Теперь уже весь стадион, вся беговая дорожка вдоль трибун превратилась в стройное шествие, в невероятный футбольный исход.
  
  Hу-ка, солнце, яpче бpызни,
  Золотыми лучами обжигай!
  Эй, товаpищ, больше жизни!
  Поспевай, не задеpживай, шагай!
  Чтобы тело и душа были молоды,
  Были молоды, были молоды,
  Ты не бойся ни жаpы и ни холода,
  Закаляйся, как сталь!
  
  Мэр отдал приказ ОМОНу и ворота стадиона открылись. Поток людей четким спортивным строем нашел этот выход и устремился в город. Уже всю улицу, ведущую в центр, заполонила колонна недавних сумасшедших, а сейчас спортсменов, футболистов!...
  
  Физкульт-ура!
  Физкульт-ура!
  Ура! Ура!
  Будь готов,
  Когда настанет час бить врагов,
  Со всех границ ты их отбивай,
  Левый край, правый край, не зевай!
  
  Впереди колонны ехали машины сопровождения, рядом автобус, орущий на весь город эту мелодию, а Мэр и его люди теперь шли во главе процессии. Мэр взял под руку Ивана Степановича.
  
  Мэр: - Признаюсь по секрету, пожалуй, впервые за годы своего правления по-настоящему почувствовал себя Мэром! Какая невероятная разница протирать штаны в кабинете или вот так, маршем, четким строем идти во главе толпы. (оглянулся) Нет, не толпы. Людей! А я, Мэр... Нет, просто один из них, человек, когда-то ученый иду впереди, а эти люди шагают следом, доверяя свой маршрут мне! Человеку-Мэру!... Человеку или песне? М-да!
  
  Обернулся, найдя в толпе Павла. Кричит, преодолевая шум.
  
  Мэр: - А почему такая старая песня? Когда ее написали?
  Павел: - В 1937 году, это 'Спортивный марш'.
  Мэр: - Вы такой поклонник старины, ничего посвежее не нашлось? Например, песня последнего десятилетия или двух десятилетий?
  Павел: - Нет, мы искали. Но о спорте ничего не написано и о дружбе тоже, и о футболе...
  
  Он что-то еще говорил, но слова утонули в громких аккордах мелодии из динамиков...
  
  Hу-ка, ветеp, гладь нам кожу,
  Освежай нашу голову и грудь!
  Каждый может быть моложе,
  Если ветра весёлого хлебнуть!
  Чтобы тело и душа были молоды,
  Были молоды, были молоды,
  Ты не бойся ни жары и ни холода,
  Закаляйся, как сталь!
  
  Мэр: - Вы уверены? За двадцать лет ни одной песни о спорте? Разве такое возможно?... О чем же нынче поют?
  
  Физкульт-ура!
  Физкульт-ура!
  Ура! Ура!
  Будь готов,
  Когда настанет час бить врагов
  Со всех границ ты их отбивай,
  Левый край, правый край, не зевай!
  
  Слова мелодии разрывали тишину вечернего города на части. Эти двое с трудом слышали друг друга, а колонна людей, вспомнив эти слова, подпевала, и мощные звуки гигантским раскатистым эхом разносились на многие километры вокруг. Военные за сеткой ограждения столпились, издалека рассматривая это шествие, пока оно не скрылось за домами.
  
  Ну-ка, дождик, тёплой влагой
  Ты умой нас огромною рукой,
  Напои нас всех отвагой,
  А не в меру горячих - успокой!
  
  Павел: - Не знаю, о чем поют, но, ни о спорте, ни о любимом городе, ни о дружбе за последнее время никто ничего не написал... Мы не смогли найти...
  
  Чтобы тело и душа были молоды,
  Были молоды, были молоды,
  Ты не бойся ни жары и ни холода,
  Закаляйся, как сталь!
  
  Колонна, пройдя несколько улиц, начала приближаться к центру. Из домов, подвалов, из милицейских участков люди, задержанные вчера, были отпущены. Они выскакивали на улицу и присоединялись к удивительному маршу. Это была нескончаемая река людей.
  
  Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,
  Преодолеть пространство и простор,
  Нам разум дал стальные руки-крылья,
  А вместо сердца - пламенный мотор.
  Все выше, и выше, и выше
  Стремим мы полет наших птиц,
  И в каждом пропеллере дышит
  Спокойствие наших границ.
  
  Шествие подошло к больнице. Восторженные здоровые-больные в смирительных рубашках, высовывались из окон, махали развязанными рукавами, кричали, пели и рвались на улицу.
  
  Иван Степанович (кричит): - Открыть ворота и немедленно выписать всех больных.
  
  Эти радостные люди, не успев снять больничные наряды, как были - в пижамах и смирительных рубашках, устремились наружу, чтобы смешаться с праздничной толпой, с маршем дружбы и любви...
  
  Все выше, и выше, и выше
  Стремим мы полет наших птиц,
  И в каждом пропеллере дышит
  Спокойствие наших границ.
  
  К колонне подошла большая серая лошадь. Она встала во главе организованной толпы счастливых людей и, как само собой разумеющееся, повела их за собою. Губа ее отклячивалась, покачиваясь в такт шагам. Катенька, в порыве радости и юного задора, теперь помогала Павлу выбирать эти песни, сидя с ним в открытой машине. Потом, взявшись за руки, они счастливой парочкой, пристроившись за лошадью, зашагали по улицам и площадям. Мэр и Иван Степанович немного отстали, смешавшись с толпой.
  
  Мэр: - Почему они пели эти песни?
  Иван Степанович: - Как такие удивительные слова и такую музыку, вообще, могли написать в те страшные годы, когда одни умирали в застенках, а другие шли по площадям и пели их?
  Мэр: - Почему таких песен не пишут теперь? Странно, а ведь я раньше не задумывался об этом? Прекрасно знал историю той эпохи, но задумался об этом впервые. Были безумны те люди в тридцатые годы, когда в любой вечер за каждым из них могли прийти, а они пели эти песни?
  Иван Степанович: - Были безумны те, кто приходил за ними и служил режиму?
  Мэр: - А ведь их было много, очень много - целая армия ночных гостей.
  Иван Степанович: - Безумны ли те, за сеткой оцепления, которые больше их не поют и не пишут подобных?
  Мэр: - Или безумны эти, идущие в смирительных рубашках, поющие о спорте, авиации, дружбе? Как все странно...
  
  Солнце село за горизонт. Люди организованной колонной подошли к центральной площади, где собрался весь город.
  
  Мэр: - Сказать речь? (посмотрел на доктора) Вы правы. Пожалуй, уже достаточно сказал вчера, пора бы и честь знать...
  
  Лошадь улеглась посреди площади. Никто не удивился, откуда она взялась. Лошадь и лошадь, нелепая, с грязными пятнами на серых боках и удивительной черной гривой. Она сидела и спокойно смотрела на людей. Молодая женщина с черным футляром села рядом со своей вчерашней знакомой. Уже не хотелось музыки из динамиков, не хотелось маршей и построений, сумерки нависали над площадью, стало уютно и тепло в большой людской толпе. Женщина достала из футляра скрипку и заиграла. Она играла музыку, которую все слышали впервые. Она не была написана ни сто лет назад, ни вчера и даже не сегодня. Женщина сама ее никогда не слышала, только в глубине ее души иногда возникали фрагменты призрачного звучания, растворяясь в тишине или суете дня. Но теперь она играла эту музыку, и та неуловимыми звуками расстилалась по площади, отражаясь от стен домов, нежным эхом проникая в отдаленные закоулки. Она была призрачна и неуловима, потому что повторить ее уже никто не сможет, никто не запишет ее и не воспроизведет. И жить, и звучать она будет только здесь и сейчас, пока не закончится... И умрет? Нет, останется в сердцах людей, которые почувствовали, что присутствуют при рождении нового и неповторимого, того, что исчезнет навсегда. Люди в странных своих нарядах с пьяной площади и стадиона, люди в смирительных рубашках и пижамах, ребята с дубинками в руках, художник и девушка Катенька, и эта лошадь - все замерли, слушая, и провожая каждый волшебный звук мелодии в последний путь. А женщина все играла и играла, даруя им еще один миг, короткое мгновение. Давая насладиться великим, потрясающим и... неповторимым. Наверное, в том и был смысл этой мелодии, что повторить ее будет не дано никогда и никому. Как в любви...
  
   - 25 -
  
  На всех улицах развешены динамики, и из них громко на всю округу неслись марши и песни времен далеких, музыка забытых кинофильмов и, конечно же, классические произведения. МЭР, сидя в приподнятом настроении в кабинете и насвистывая мелодию, заметил, что делает это уже несколько раз кряду. А мелодия все повторяется, начинаясь снова и снова. Выходит на балкон, потом зовет Катеньку.
  
  Мэр: - Катенька?
  Катенька: - Да, господин Мэр?
  Мэр: - Мне кажется - эта мелодия повторяется уже несколько раз?
  Катенька: - Нет, не кажется. Все верно.
  Мэр: - А где же наш министр культуры? Он занимается этим вопросом.
  Катенька: - Он сегодня не появился.
  Мэр: - Нет? Странно. Устал за неделю? Не заболел?
  Катенька: - Не знаю.
  Мэр: - Поэтому вы такая грустная? (смеется) Вам задание - разыскать Павла и вернуть его на рабочее место!
  
  Катенька очень обрадовалась этому поручению.
  
  Катенька: - Лечу!
  Мэр: - Куда?
  Катенька: - К нему...
  Мэр: - Нет! Вы летите не к нему, а выполнять поручение господина Мэра!
  Катенька: - Да.
  Мэр: - Что да?
  Катенька: - Господина Мэра... поручение.
  (смеется): - Ну, вот так.
  
  Выбежала с балкона.
  
  Катенька (шепчет): - Нет! К нему!
  Мэр (кричит): - Не забудь взять адрес в отделе кадров!
  
  На звонки в дверь никто не отвечал. Она была озадачена и напугана. Катенька вышла из подъезда и села на лавочку напротив дома. Она не знала, что ей делать. Долго так сидела и смотрела на окна его квартиры. А музыка из ближайшего динамика все повторяла и повторяла надоевшую мелодию, и некому было ее сменить... Снова бросилась в подъезд, поднялась на второй этаж, снова звонила, до синяков на маленьких кулачках, колотила в дверь, а в ответ тишина. Вдруг случайно задела ручку и дверь свободно подалась. Ей стало жутко. Пересилив себя, девушка вошла в страшную квартиру, прошла коридор, заглянула в комнату и обомлела. Стояла так и не знала, что ей делать! И молча смотрела. Павел находился здесь. Он сидел на диване и мучительно всматривался в полотно, которое было прикреплено к мольберту. Его глаза пронзали его необычным острым взглядом, и было заметно, как он страдает. Нет, мучительно соображает и ищет ответ на какой-то вопрос! Девушка взглянула на картину и остолбенела. Она ничего не понимала в живописи, но свет, исходивший от нее, ослепил. Сначала не поняла, что там нарисовано, но ее, как током ударило, и непонятная сила прижала к стене. Теперь она так же, как и он, не отрываясь, смотрела на полотно. Это было потрясение! Эти краски, эти нереальные линии, сплетаясь в пучок необъяснимой энергии, но не отталкивали, а притягивали к себе, как черная дыра... нет, как яркая, бесконечная и ослепительная пропасть...
  Вдруг Павел, заметив Катеньку, схватил ее за руки и потащил за собой. Он в каком-то ослеплении, с восторгом и горящими глазами, не выпуская ее рук, поставил девушку недалеко от картины и долго стоял, глядя на нее. Она тоже держала его горячие руки, и разум ее плавился и его тоже. Павел вернулся к картине и схватил кисть. Все происходило в тишине, как во сне или по какой-то странной договоренности. Девушка покорно стояла немного поодаль, он с кистью перед картиной, а в центре комнаты ОНА - его КАРТИНА! Теперь он, не отрывая взгляда от девушки, водил кистью, и больше не было мучительного ужаса и боли в его глазах, только восторг и страсть... А музыка из динамиков все повторяла и повторяла надоевшую мелодию, и некому было ее сменить... Идут по улице.
  
  Павел: - Жаль, что нельзя писать картину вечно... Как тебе это объяснить?
  Катенька: - Как нельзя ходить босыми ногами по мокрому облаку, не соскользнув - оно ведь мокрое!
  Павел: - Ты удивительная. Ты все понимаешь... Да! Нельзя писать картину вечно. Всегда нужно оставлять что-то на потом. Это маленький секрет, это закон искусства.
  Катенька: - И вы его знаете.
  Павел: - Наверное. Да. Знаю... Но нужно торопиться сменить чертову пластинку и дать городу новую мелодию. Бежим?
  - Да!
  
  Смеются, берутся за руки и бегут по улице.
  
   - 26 -
  
  Малыш: - Привет, 'заяц'.
  Заяц: - Доброе утро, 'малыш'.
  
  Они проснулись, никуда не спешили, а солнышко освещало их лица.
  
  Заяц: - Мне приснился сон.
  Малыш: - Мне тоже.
  Заяц: - Кто первый?
  Малыш: - Опять подеремся?
  Заяц: - Ладно, давай сначала ты.
  Малыш: - Мне приснилось, что когда я стану большой, у меня будет много-много 'зайчат'... таких, зайчат - 'малышей'.
  Заяц: - А у зайцев всегда много 'зайчат' (смеется)
  Малыш: - Почему?
  Заяц: - Потому что они плодятся, как кролики.
  Малыш: - Откуда ты знаешь?
  Заяц: - Читал где-то.
  Малыш: - Не перебивай.
  Заяц: - А я и не перебиваю.
  Малыш: - Ну, вот...
  
  Он засмеялся, глядя на нее.
  
  Малыш: - Ты опять перебиваешь!
  Заяц: - Нет, я молчу. (смеется)
  Малыш: - Нет, ты смеешься!
  Заяц: - Значит, все-таки подеремся!
  
  Он запустил в нее подушкой. Та вернулась незамедлительно назад, а следом за ней полетела другая, потом розовый медведь, лежащий так мирно рядом, он описал дугу и попал ему в голову. Все, что лежало рядом, превратилось в вихрь летающих предметов - одежда, тапочки, подушки, покрывала. Все летало в воздухе, и, не успев опуститься на пол, снова неслось в их сумасшедшие головы. Наконец, эти двое упали на пол и, смеясь, угомонились.
  
  Зайка: - Все?
  Малыш: - Мир. (тяжело дыша, отдуваясь и поправляя всклокоченные волосы)
  Зайка: - И что они будут делать эти твои 'зайки'?
  Малыш: - Как что? Жить, расти. Мы их будем учить, потом они пойдут в заячью школу, будут умнеть, становиться взрослыми...
  
  Она говорила с таким восторгом, что ее жалко было перебивать, но он все же задал вопрос:
  
  Зайка: - А чем мы их будем кормить?
  Малыш: - Зайки едят морковку, значит и будем кормить морковкой или капустой... Да, какая разница? Главное, что их будет много-много, и они будут нашими!
  Зайка: - Да, здорово, хороший сон. Просто замечательный!
  Малыш: - А теперь твой сон!
  Зайка: - Ты готова?
  Малыш: - Если будешь издеваться, снова получишь!
  Зайка: - Это кто получит?
  
  Она подняла руки, а в них был целый ворох вещей, недавно летавших по комнате.
  
  Зайка: - Хорошо, я получу.
  Малыш: - То-то же. Ладно, давай рассказывай свой сон!
  
  Он сел на диванчик, закатил к потолку глаза и мечтательно начал вспоминать:
  
  Зайка: - Ты не представляешь, мне тоже приснился сон! Такой сон!... Что я сделаю, когда вырасту большим? Это будет фантастическая машина. Она умеет не только ездить, она будет подниматься на несколько метров в высоту, преодолевая препятствия. Плыть по рекам и озерам. В ней будет встроено много всяких штуковин, и она сможет вспахивать землю, убирать снег, перевозить любые тяжести, как маленький сильный трактор-муравей...Представляешь!... Да, самое главное! Чуть не забыл! Заправляться она будет не вонючим бензином, а остатками из овощей и фруктов. Будет сделана чудо-заправка, где картофельные очистки, кожура от яблок, огрызки, скорлупа от яиц превратятся в специальное топливо.
  Малыш: - Ты гений! Ты обязательно построишь такую машину, когда станешь большим!
  Зайка: - Да, и начну прямо сегодня... сейчас...
  
  Она встала и начала убирать постель, собирая разбросанные подушки и покрывала.
  
  Малыш: - Пойдем на работу, гений.
  Зайка: - Какую работу, милая? Я ведь тебе только что рассказал о своих планах.
  Малыш: - Ты на полном серьезе?
  Зайка: - Да.
  Малыш: - Мой любимый, 'зайка'. А что же мы будем есть?
  Зайка: - Морковку или капусту. Мы же договорились.
  
  Подошел к письменному столу, где лежал чертеж. А глаза его горели, как в детстве.
  
  Малыш: - А когда мы станем большими?
  
  Он оглянулся, посмотрел в ее глаза и серьезно ответил:
  
  Зайка: - Уже... Мы выросли и теперь и есть те самые большие!
  
  Женщина на мгновение задумалась.
  
  Малыш: - В таком случае, как же мой сон?
  Зайка: - Милая, нам уже почти по тридцать пять ... ты уверена?
  Малыш: - Да, и будет их много-много, как в моем сне.
  Зайка: - А чем мы будем их кормить?
  Малыш: - Морковкой. (подошла и обняла его за плечи) И капустой...
  
   - 27 -
  
  Кабинет доктора.
  
  Иван Степанович: - Ну, милая моя, рассказывайте.
  Марсианка: - Иван Степанович, даже не знаю, с чего начать.
  Иван Степанович: - Не волнуйтесь, успокойтесь. Начните с самого начала.
  Марсианка: - С начала... Хорошо... Каждый день в течении этого месяца мне снится один и тот же сон.
  Иван Степанович: - Так... Ну, смелее... Кошмар?
  Марсианка: - Нет-нет, совсем другое. Потом просыпаюсь, долго смотрю в потолок, никуда не бегу, хотя пора торопиться на работу... на завод... к станку. Лежу и думаю, и вспоминаю. А сон тот самый из далекого детства. Я не видела его уже больше двадцати лет. И вот он вернулся ко мне опять.
  Иван Степанович: - Так... Очень интересно. Расскажите мне его... Не стесняйтесь. Смелее. Я же доктор. Мне можно сказать все... Что-то неприличное. В детстве бывает период, когда...
  Марсианка: - Нет, совсем не то, о чем вы подумали.
  Иван Степанович: - Ну?... Я слушаю вас.
  Марсианка: - Хорошо... Снова, как когда-то давно, перед глазами возникает образ огромной красной планеты. Я лечу на звездолете, приближаюсь к ней. Вот уже двигатели почувствовали сопротивление незнакомой атмосферы и заработали на полную мощность. Пора преодолеть последние километры пути и совершить посадку. Небольшой аккуратный толчок и приборы замигали, а табло засветилось надписью - 'мягкая посадка'. Скафандр скрывает мое тело от непривычной атмосферы и наконец делаю первые шаги по этой далекой, красной планете, когда-то далекой, а теперь она у меня под ногами. А шаги незнакомым стуком отдаются в ушах, нарушая потрясающую тишину вокруг, где только красные горы со всех сторон и красное солнце слепит глаза лучами сквозь шлем скафандра. Это мой Марс встречает меня, он ждал так давно и, наконец, дождался...
  Иван Степанович: - Что вы замолчали?
  Марсианка: - Извините... Вы думаете, я сумасшедшая?
  Иван Степанович: - Никоим образом. Дальше.
  Марсианка: - Дальше... Хорошо... Из корабля выходят люди - мои коллеги, друзья и земляки. Земляки - от слова ЗЕМЛЯ.
  Иван Степанович: - Я понимаю.
  Марсианка: - Земляки... Они выходят из корабля, выгружают оборудование, снаряжение. А над головами еще десятки кораблей - они тоже летят сюда. Нет, они не завоеватели, но и не гости - пришли сюда, чтобы построить город или большое поселение, уголок, приспособленный для жизни. И вот прямо на глазах, как в кино, появляются огромные прозрачные купола, гигантские навесы, которые закрывают собой участки земли, вернее Марса. Большие участки, которые теперь позволяют снять надоевшие скафандры, и построить здесь дома. Построить улицы и площади. А главное - разбить парки под прозрачным пластиком и стеклом. Эта и есть моя миссия на этой планете. Засадить все вокруг прекрасными растениями - цветами и деревьями, кустарниками, которые будут отдавать кислород, помогая новым марсианам жить и дышать. А потом дивные сады начнут приносить плоды. Первые марсианские урожаи станут кормить людей, давая им радость, пищу, чистый воздух. И маленькая красная планета, заброшенная во вселенной, превратится в цветущий сад. А на расстояния в миллионы километров будет виден этот живой зеленый ковер, раскатанный на целой планете... Планете Марс!
  
  Долгая пауза.
  
  Иван Степанович: - А дальше? Что потом?
  Марсианка: - А потом... Потом настойчиво звенит будильник, отфутболивая последние воспоминания сна в далекое, безвозвратное детство. Пора на завод, пора к станку, к железному коню - спутнику жизни, источнику благополучия и смысла. А вечером домой, и так снова и снова - и каждый день похож на предыдущий.
  Иван Степанович (мечтательно): - Да-да, я вас понимаю... А где-то в вышине на одинокой орбите дожидается маленькая красная планета, она готова принять тебя, она ждет семени, брошенного щедрой рукой, и тогда отдаст свой урожай, подарит жизнь и воздух. И сделает тебя счастливой... Все так?
  Марсианка: - Доктор, я сумасшедшая?
  Иван Степанович: - Нет! Ни в коем случае.
  Марсианка: - Я впала в детство?
  Иван Степанович: - Это не так. Вы даже не представляете, насколько вы здоровы.
  Марсианка: - Почему люди могут быть счастливы только в детстве или во снах? Почему детство безвозвратно?
  Иван Степанович: - Детство... Оно всегда рядом. Оно поблизости. Нужно только поднять голову и взглянуть на небо, и тогда миллионы километров, отделяющие от мечты, покажутся короткой тропинкой... Мы просто разучились это делать.
  Марсианка: - А теперь учимся заново?
  Иван Степанович: - Не знаю... Все так изменилось... Я не знаю, милая...
  
   - 28 -
  
  Иван Степанович и Машенька.
  
  Иван Степанович: - Сны... Люди видят сны, понимаешь?...
  Машенька: - Нет
  Иван Степанович: - Они и раньше помнили их из далекого детства, не придавая им значения, но теперь! А когда еще - если не теперь? Ты просыпаешься, хочешь что-то сделать.
  Машенька: - Что?
  Иван Степанович: - То самое, о чем втайне мечтал когда-то давно, потом забыл, да и было не до этого...
  Машенька (басом): - А до чего?
  Иван Степанович: - Ну, как же? До того - чему научат, куда отправят или пошлют, заставят или поручат, прикажут или отдадут - как вещь! И ты согласен и привыкаешь. А тут эти странные удивительные сны, и снова, как в детстве, как на розовом облаке. Почему именно сны помогают вспомнить о мечте? Потому что принадлежат они только тебе, ты имеешь право на них, и никто туда по злой воле не проникнет и не появится, если даже очень захочет. Может быть, сны - это и есть то последнее, что остается от твоего детства? Можно стереть память, предать розовые мечты, забыть и запретить себе помнить и вспоминать, но тут как тут являются сны и еще это облако, где ты можешь, наконец, позволить себе все!
  Машенька: - Облако... Вы...
  Иван Степанович: - Что?
  Машенька: - Хорошо себя чувствуете?
  Иван Степанович: - Я... Что? Чувствую? Да! Хорошо!... Город словно проснулся от долгой спячки. Где эти люди были раньше? На что тратили жизнь? Что делали? Ну, как же! По большей части на заводе! Работали, делали то, что им приказывали, и были нормальными людьми! Были обществом! А теперь разбрелись по своим снам и розовым облакам.
  Машенька: - Идиоты!
  Иван Степанович: - Ты так думаешь?... Ну, конечно! Что тут скажешь, нездоровые люди и все! Им бы в больницу, но лекарств от такой болезни нет. Им бы на завод или в свою контору - но не хочется!
  Машенька: - Не хочется?
  Иван Степанович: - И общество граждан послушных и организованных, объединенных законами и правилами, годами выстраданными и утвержденными, принятыми и проголосованными, превращается в кучку идиотов, которые позволяют себе делать только то, что они хотят. А тем более, то, что им снится!!! Только полный идиот действует не по правилам здравого смысла, а по воле случая или детского сна. Только неуравновешенный психопат или даже маньяк позволяет себе делать то, что хочет! Ты это имеешь ввиду?
  Машенька: - Торопитесь, доктор!
  Иван Степанович: - Куда?... Противоядие?... М-да... Хочешь сказать - пока ты, Иван Степанович, еще не окончательно спятил, не поддавайся соблазну смотреть на солнце и видеть сны, любоваться картинами друга-художника или вместе с бродяжкой-лошадью сидеть на центральной площади прямо на земле, на грязной булыжной мостовой и слушать какую-то скрипачку, которая и нот толком не знает, а играет всякую белиберду! Спаси наших горожан!... Может быть, ты права... Может быть...
  
   - 29 -
  
  Заседание в Мэрии. Доктор заканчивает доклад:
  
  Иван Степанович: - Итак, я хочу подвести итог. На улицах нет мародеров и пьяных толп. Люди не ходят нагими, не стреляют, не гонятся за врагами, да и врагов у них не осталось. Не объедаются и даже редко подходят к телевизорам. А это отдельная и столь важная тема, на которой хочу заострить особое внимание! Я обследовал многих больных и могу поделиться ощущениями, которые они испытывают. От этих передач и сериалов, от игр и игрищ, викторин и телешоу, а особенно новостей, теперь их воротит. Даже если насильно человека привязать к кровати и посадить перед экраном... (а я делал такой эксперимент) с привычными, всем знакомыми программами и сериалами, человек начинает медленно сходить с ума. У него вид несчастного, которому в рот влили раскаленное олово. Ведет он себя так, словно глаза его взирают на мертвечину или самую распоследнюю мерзость. В желудке появляется ощущение, будто он только что проглотил жабу. Большую, липкую, пахнущую плесневелым болотом и покрытую бородавками. Жаба еще жива, своими лапами она больно толкается внутри, издавая мерзкие звуки, квакает, рыгает и просится наружу. Уши такого человека не в силах захлопнуться и избавить сознание от звуков, которые сравнить можно с пыткой. И как эти люди по доброй воле совсем недавно могли часами, даже годами просиживать перед чудо-телевизорами и делать лишь то, что им говорят? Вот так!
  
  Долгая пауза.
  
  1-й зам: - Что же мы будем делать?
  2-й зам: - А сейчас эти самые горожане, тысячи людей, целый населенный пункт, позволили себе выключить телевизор и остаться совершенно неуправляемыми.
  1-й зам: - То есть, наедине с собой!
  2-й зам: - И еще, что хуже - со своими мыслями!
  3-й зам: - Ничего преступнее быть не может! Были бы они нормальными, уже только за одно это можно было бы сажать их в тюрьму! Разве нормальный человек может не смотреть телевизор?
  4-й зам: - Отсюда вывод - город стал прибежищем полных идиотов. Что дальше?
  5-й зам: - Ситуация стала непредсказуемой, неуправляемой и опасной.
  6-й зам: - Горожане отправились по преступной дорожке, полной неожиданностей и лишенной всякого смысла.
  7-й зам: - А еще оказалось, что у каждого эта дорожка своя. Раньше ровно в восемь утра замечательные трудолюбивые люди строились ровными рядами у заводской проходной. Лица их были спокойными, заспанными, руки мозолистыми, а кошельки...
  1-й зам: - Не пустыми.
  7-й зам: А кто сказал, что пустыми?
  2-й зам: - Вовсе не пустыми. Два раза в месяц их строили в очереди к кассе и выдавали зарплату, потом по тому же телевизору рассказывали, на что лучше ее потратить. Снова проходная, станок и очередь к заветному окошку. А теперь!
  3-й зам: - Наши законопослушные горожане, позволяют себе просыпаться и, простите,... мечтать.
  1-й зам: - Видимо, Иван Степанович это ваша терапия так подействовала на людей, что те, позабыв о главном, об их работе, о смысле жизни, теперь предаются мечтаниям и позволяют самодеятельность.
  Иван Степанович: - Как вам это объяснить? Их словно раздели. С них сняли вчерашние строгие костюмы и платья, отобрали привычную, накатанную жизнь, и теперь они превратились в сущих детей. Слава Богу, их желания не агрессивные или преступные.
  4-й зам: - Но, уже одно то, что такие желания появились, это и есть преступлением вдвойне. Раньше организованное общество стройной колонной шагало по жизни, выполняя предписания и указания, шло на работу, потом с работы, опять на работу, трудилось на того, на кого скажут, и так далее. Раньше главным основным смыслом жизни было стремление заработать как можно больше и достойно потратить... все до копейки. А поэтому этими людьми можно было руководить. Им придумывали правила - они их выполняли...
  Иван Степанович: - Или обходили...
  5-й зам: - Не важно - это такая игра. Главное, что все играли в одну игру - трудились на благо... во имя... Не важно... Теперь они позволяют разлечься на вашем розовом облаке, Иван Степанович, и мечтать. И неизвестно, что хуже - стрелять из пистолета, грабить магазины, сидеть перед телевизором после работы, пить горькую или делать только то, что ты изволил себе возжелать. На все те прошлые грехи имелись определенные статьи, и ты в любом случае, так или иначе, подпадал под одну из них.
  6-й зам: - Но, оставался гражданином, 'членом', как говорится, был в 'законе'. А теперь на эти детские фантазии даже статьи не найдется, разве что диагноз.
  7-й зам: - Город идиотов?
  Иван Степанович: - Ну, почему идиотов?
  1-й зам: - А как иначе? Давайте подробнее. Один возомнил себя дирижером оркестра и ходит по городу, выискивая инструменты и людей, умеющих на них играть. Или хотя бы желающих. И находятся! Много таких нашлось! Полюбили открытое место на окраине города, и там, на большой поляне устраивают репетиции.
  2-й зам: - Прямо на глазах у военных - какой позор!
  3-й зам: - Маэстро не знает нот.
  Иван Степанович: - Но быстро учится.
  4-й зам: - Его музыканты впервые держат инструменты, найденные в местном клубе.
  Иван Степанович: - Но с каждым днем их мастерство совершенствуется. Иногда даже срывают аплодисменты оттуда, из-за границы, из-за сетки.
  5-й зам: - Солдатам надоело скучать - вот и веселятся.
  6-й зам: - Другой мнит себя архитектором и теперь таскает к центральной площади доски, строительный мусор и прочую мерзость. Начал, видимо по ночам, воровать кирпич, и складывает все это на тротуаре.
  Иван Степанович: - А на плакате, над этой кучей, красуется рекламный щит - 'Здесь будет построена Триумфальная арка по уникальному проекту'.
  7-й зам: - Проекту? Если Пизанская башня имеет хоть какие-то шансы простоять еще пару столетий, то это сооружение абсолютно не имеет под собой никакой основы. Геометрическая конструкция углами опирается... о воздух и держится на честном слове архитектора.
  Иван Степанович: - Всем нравится, люди, проходя мимо, аплодируют.
  5-й зам: - А куча мусора продолжала расти.
  1-й зам: - Еще один возжелал построить на маленькой речушке, протекающей сквозь городок, запруду. Он видите ли хочет подарить городу море. Взял лопату и начал копать.
  2-й зам: - Судя по скорости, копать ему не одну тысячу лет.
  3-й зам: - Не все так просто. Нашлись сумасшедшие, которые стали ему помогать, и теперь эта затея становится реальной.
  4-й зам: - Яма угрожающе увеличивается.
  5-й зам: - Одна сумасшедшая, называют ее Марсианка, перетаскала из магазинов семена растений, и теперь ее квартира превратилась в клумбу. Растения она берет в магазинах бесплатно, красочно описывая свою дурацкую планету, которая будет вся в цветах и сказочных зарослях. Райские кущи! Продавцов радует такой проект, и они с удовольствием отдают ей свой товар.
  6-й зам: - Что касается магазинов! Произошла странная метаморфоза. Люди перестали пользоваться деньгами. Они перестали их брать друг у друга.
  7-й зам: - И это понятно - что возьмешь с нашего Маэстро, когда он все время проводит на музыкальной поляне и денег там не выращивает. Он их просто не имеет.
  Иван Степанович: - Но разве можно погубить такой талант и такую музыку?
  1-й зам: - Теперь он свободно заходит в любой магазин, кстати, со своими бездельниками музыкантами, и берет там все, что хочет.
  2-й зам: - Многие магазины вообще остались без продавцов. Люди бросили свой бизнес за ненадобностью - им, видите ли, стало не интересно.
  3-й зам: - Один придурок по имени Зайка создал чудо-агрегат и теперь возводит по всему городу чудо-заправки, роясь по помойкам в поисках ботвы и шелухи.
  4-й зам: - Люди совершенно обнаглели. Они делают только то, что хотят.
  Иван Степанович: - При этом жизнерадостны, милы и трудолюбивы, как малые дети.
  5-й зам: - А что с детьми?
  Иван Степанович: - Как им и полагается, видят детские розовые сны. Но, что поражает, в школы они теперь ходят с удовольствием. Считается неприличным прогулять или даже опоздать в Храм науки. С удивительным рвением грызут гранит... и к концу учебного года в такой сложной ситуации вызубрили на годы вперед возможные науки, выполнили задания, перерешали задачки.
  6-й зам: - Некоторые начали допускать совершенное вольнодумство, позволяя себе доказывать теоремы своим немыслимым образом, другие зачем-то перечитали дополнительно книги, не входящие в программу, а третьи нагло готовятся экстерном закончить школу, чтобы поступить в университет.
  7-й зам: - Но у нас нет Университета, даже нет ни одного института.
  Иван Степанович: - Разве им это объяснишь - они же дети? Хочу и все!
  1-й зам: - А родители?
  Иван Степанович: - Родители стали самыми счастливыми мамами и папами. Они все свободное время проводят с детьми, отдавая себя семье.
  2-й зам: - Чертова идиллия.
  3-й зам: - Учителя тоже видят сны.
  4-й зам: - А в этих снах снова эти же чертовы дети.
  Иван Степанович: - Они стали фанатами своего дела. То же происходит с врачами, инженерами и даже дворниками, которые, как никогда, рьяно взялись за дело, и если одни потрясают коллег изобретениями, другие устраивают субботники, вылизывая территорию города...
  5-й зам: - ...словно суббот в неделе целых семь.
  Иван Степанович: - Город блестит чистотой и порядком, по улицам мчатся, озабоченные творческим психозом, люди.
  6-й зам: - Когда-то в рабочее время никого и не встретишь на улице, все у станка, в цеху, а теперь! Как маленькие муравьи, тащат всякую всячину, свои идеи, лопаты, музыкальные инструменты, забегают по дороге в пустые магазины, где на полках свободно можно взять любую еду, перехватить и бежать дальше!
  7-й зам: - И никаких денег!
  1-й зам: - Кошмар!
  
  Пауза.
  
  1-й зам: - А почему сегодня на заседании так мало народу? Не явились многие замы.
  2-й зам: - Одни подались к Маэстро в ансамбль и не могут пропускать репетиции, вот их объяснительные. Другие, взяв в руки лопаты и кирки, дырявят асфальт, создавая лужу, ... то есть море. Третьи по ночам воруют кирпичи для Архитектора.
  Розовая женщина: - Из моих девочек остались только две.
  3-й зам: - В боевом строю милиции тоже ряды поредели. Бойцы теперь забывают брать на работу оружие. Многие нагло дезертировали. Нашли спортивную площадку, расширили ее, достроили и теперь с мальчишками целыми днями играют в футбол и в другие игры.
  Иван Степанович: - Ставят рекорды - городские, мировые!!!
  3-й зам: - И все это посреди рабочего дня, когда нужно нести боевую службу и блюсти порядок?
  4-й зам: - Да, такого коллапса не ожидал никто.
  
  Долгая пауза.
  
  1-й зам: - Так, все понятно. А где Мэр?
  Орлов: - Город обезглавлен. Мэр потерян для общества и для Мэрии.
  1-й зам: - Как?
  Орлов: - На днях я подошел к Мэру и попробовал обсудить создавшуюся ситуацию. В ответ на упреки о бессилии власти он что-то говорил о демократии, о правах граждан. Держал в руках томик со стихами, был взволнован. Цитировал из великих о свободе.
  1-й зам: - Кошмар!
  2-й зам: - Если Мэра беспокоят права граждан - он сошел с ума...
  1-й зам: - И больше ничего не сказал?
  Орлов: - Сославшись на занятость, побежал в библиотеку.
  Иван Степанович: - А наш Мэр теперь тоже имеет замечательное занятие. Его захватила идея создать библиотеку из великих творений, напечатать все это, издать и принести в каждый дом, в каждую семью. Поэтому дел у него теперь невпроворот - найти бумагу, разыскать такие книги (что в наше время довольно сложно), а маленькую городскую типографию превратить в фабрику по напечатанию книг. Дел у него много.
  
  Долгая пауза.
  
  Орлов: - Итак, давайте подведем черту. Никаких нарушений по моему ведомству нет: ни подготовки террористических акций, ни заговоров, ни попыток переворота.
  1-й зам: - Переворачивать нечего и некого...
  Орлов: - Дайте я договорю...
  Розовая женщина: - Зато крупные проблемы у налогового ведомства!
  Орлов: - Дайте мне договорить!
  Розовая женщина: - Не дам!!! Прошел апрель, ни одна фирма, ни одна организация не сдала квартальный отчет, не оплатила налогов. Это кошмар, такое представить невозможно!
  1-й зам: - А что делает шеф милицейского ведомства?
  Розовая женщина: - Ничего. Прогуливается по городу. Как городовой. Все его знают, все с ним здороваются, никто не держит на него зла, и он тоже ни во что не вмешивается.
  Орлов: - Дайте я договорю... Но вся эта ситуация мне совсем не нравится. В городе нет порядка - я знаю это точно. Анархия и беспредел! Нужно что-то делать. Это наш город, и мы должны его спасти...
  
  Входит человек, садится на место Мэра во главе стола. Лицо его измождено непосильной работой. Это Петр Ильич. Он страшно похудел и выглядит очень плохо, и только глаза его светятся здоровым алчным огнем.
  
  Петр Ильич: - Господин Орлов! Вы ошибаетесь! Это мой город! Вы обязаны принять меры и повлиять на ситуацию! Если завтра люди не выйдут на работу, я буду вынужден обратиться в Центр, и кое у кого полетят не только погоны, но и головы. У меня объект стратегического назначения.
  
  Уставился на главу МВД. Тот с гнусной улыбкой посмотрел на Петра Ильича.
  
  Розовая дама: - Вы правы, уважаемый Петр Ильич! В городе беспредел, мы обязаны восстановить порядок и заставить этих бездельников работать и платить налоги.
  Большой человек: - Так они тебе и отправились на работу, разбежались.
  Петр Ильич: - А куда смотрит ваше ведомство? Бездельники, только взятки горазды брать.
  Большой человек: - Но-но, не шибко тут! Что до моих дел - статью за тунеядство давно отменили, так что будьте любезны, господа демократы...
  Петр Ильич: - И что вы предлагаете?
  Большой человек: - А вы их всех увольте. (гогочет)
  Петр Ильич (подскочил на стуле): - Мент, ты забыл, из чьих рук кормишься?
  Большой человек (спокойно): - Ты на кого крошишь, гнида! Это я сейчас тебя накормлю, а то вижу, ты совсем похудел.
  Петр Ильич (холодно): - Я не понимаю, объяснитесь, пожалуйста.
  
  Посмотрел на Орлова.
  
  Петр Ильич: - А вы на чьей стороне изволите действовать?
  
  Орлов отложил ручку, которой все это время что-то задумчиво водил по листу бумаги.
  
  Орлов: - На стороне Закона, Петр Ильич, только на его стороне.
  Петр Ильич: - Так, действуйте, черт возьми! Я и есть ваш закон!
  
  Орлов медленно, внимательно оглядел собравшихся.
  
  Орлов: - Завтра все ваши люди будут на своих рабочих местах... Все!
  
   - 30 -
  
  Утро застало горожан врасплох. По улицам в разных направлениях несколько отрядов вооруженных людей начали свое движение. Они врывались в дома, сносили двери с петель и выводили непокорных на улицы. Четкость их действий поражала. Движения были отточенными, тренированными: действовали они быстро и точно, как роботы. И, главное, абсолютно молча. Тысячи людей были согнаны в длинную колонну, и та медленным строем уже без песен, не протестуя, прошагала по улицам. А боевая сотня бравых парней, подталкивая отставших прикладами, не давала этому строю рассыпаться. Люди недоумевали, но не сопротивлялись, они просто разучились это делать.
  
  1-й зам: - Откуда взялась такая сила? Целый отряд бойцов, которые, как хорошо натасканные цепные псы, выполняют свою работу?
  Розовая женщина: - Орлов! Умница! Профессиональный военный! Когда, месяц назад ему доложили о первом дезертирстве из бойцов спецназа, он сразу же принял меры. Сотня лучших бойцов была изолирована на территории заброшенной школы, а там, за решетками, в полной секретности ежедневно проходили занятия и тренировки. Ребят натаскивали на серьезное дело.
  1-й зам: - А как известно, теперь все люди города делают свое дело хорошо... Очень хорошо!
  Розовая женщина: - Конечно. Окна были наглухо закрыты, никакая музыка или солнце или еще какая-нибудь нечисть не смущали бойцов, и они были заняты исключительно делом. А по ночам в глухом подвале проводились боевые стрельбы. Слава богу! Наконец, пришла пора!
  
  Через час каждый бездельник был наручниками прикован к своему станку или к рабочему месту и трудовой день начался. Теперь завод был похож на хорошо охраняемую крепость, вокруг которой ходили люди с автоматами. Заводская труба весело дымила, выбрасывая клубы копоти в атмосферу, и наверху, в дождливом небе, отходы человеческого труда растекались серым облаком. На каждое солнце всегда найдется своя серая туча. На каждое розовое облако - свой человек с автоматом. Порядок был восстановлен.
  
   - 31 -
  
  Кабинет доктора. Он за столом точит карандаши, которых множество разбросано на столе. Входит Орлов.
  
  Иван Степанович: - А! Здравствуйте. Как ваши дела? Я слышал, у вас все в порядке?
  Орлов: - Более чем. Они послушны и дисциплинированы. Никакой агрессии. Делают свое дело хорошо. За несколько дней не было ни одной попытки сорваться с цепи, хотя имеют любой инструмент. Не бегут по домам. Работают... Чудо вакцина! Такую бы раньше! Можно было бы нескольким людям управлять целым городом, целой страной!... Но, Иван Степанович, у меня к вам есть один вопрос - что будет дальше? Каких рецидивов ждать?
  Иван Степанович: - Что вас беспокоит?
  Орлов: - Предпочитаю предвидеть события заранее.
  
  Иван Степанович откинулся на спинку стула, и долго молчал.
  
  Иван Степанович: - Я долго думал над этим вопросом. Все это время, не дожидаясь Центра, я работал над противоядием, но теперь бросил эту затею.
  Орлов: - Почему?
  Иван Степанович: - Почему?... Имел несчастье наблюдать за горожанами последнее время, даже взял, было, лопату в руки и выкопал пару ямок на строительстве будущего моря, чтобы понять их. Как вам это объяснить?... Сегодня я четко отдаю себе отчет в том, что даст этим людям противоядие. Рука не поднимается превратить новоявленных гениев и сумасбродов в зомби. Это была бы операция сродни лоботомии, когда человека насильно лишают способности мыслить, существовать. Я не смог взять на себя такую ответственность, и не хочу поднять руку врача на разум человека и превратиться во врача-убийцу. А ведь в моей клинике сейчас не находится ни одного больного... Все эти люди по какому-то чудесному заговору перестали болеть. После того, как они заразились - они стали абсолютно здоровы, видимо, их сознание дало им невероятные возможности сохранять тело и не болеть... Что будет дальше?
  
  Задумался и долго не отвечал.
  
  Иван Степанович: - Я не знаю, что будет дальше, но думаю, эти люди по-другому уже не смогут. Они не смогут, как раньше.
  
   С невыразимым страданием оглядел кучу отточенных карандашей.
  
  Иван Степанович: - Либо они найдут себе достойное дело в ваших цехах, либо...
  Орлов: - Либо?
  Иван Степанович: - Погибнут... Человек, единожды испытав свободу, поднявшись на нереальную высоту, не сможет так просто опуститься на землю. Это, как лицом в грязь.
  
  Он подумал немного, посмотрел на Орлова и внезапно спросил:
  
  Иван Степанович: - А чего хотите вы? Зачем вы это делаете? Какой в этом смысл?
  Орлов: - Я на службе.
  Иван Степанович: - Я понимаю, но чему вы служите?
  Орлов: - Закону.
  Иван Степанович: - А если завтра эти законы опять перепишут, вы снова будете выполнять приказы?
  
  Орлов промолчал и удивленно посмотрел на врача.
  
  Иван Степанович: - Да-да, я понимаю, вам можно позавидовать. Вы делаете свою работу. И делаете ее хорошо.
  Орлов: - Так, что же будет с ними потом?
  Иван Степанович: - Пока они видят свои сны, ничего не будет - им есть за что держаться, а потом...
  
  Посмотрел на ненавистную кучу карандашей и сбросил их со стола. Те разлетелись по всей комнате, их грифели ломались.
  
  Иван Степанович: - А потом превратятся в зверюшек, прикованных цепями к станкам... Кстати, вы не знаете, что производят на нашем заводе?
  Орлов: - Производят? Не знаю. Но, знаю одно - люди там работают и делают свое дело.
  Иван Степанович: - Свое? Да-да, конечно, свое дело...
  
  Достал из коробки последний тупой карандаш и с усердием, яростно начал его строгать.
  
  Иван Степанович: - Господин, писатель!
  Орлов: - Какой писатель?
  Иван Степанович: - Господин, писатель! Как же ваша красота, которая спасет мир? Вы ошиблись! Вы сто лет морочили вашим читателям головы! (хохочет)
  
  Карандаш становился все короче, стружка разлеталась во все стороны, грифель крошился... Орлов встал и, не прощаясь, удалился.
  
  
   - 32 -
  
  Ночь была темной, безветренной и беззвездной, без надежды когда-нибудь закончиться. Завод в свете фонарей казался громадным драконом, слепленным из коричневого кирпича. Чешуя его состарилась и кое-где осыпалась, колонны покосились, но изнутри пробивался электрический свет. Там была жизнь, находились люди. В огромных цехах внимательной рукой сторожей был потушен свет, чтобы люди, находящиеся здесь, могли законно отдохнуть после трудового дня. Каждый находился на своем рабочем месте, будучи прикованный тонкой цепью. Кто-то спал на лавках, приставленных к станкам, кто-то положил матрас, принесенный заботливой рукой хозяина, прямо на станок. Было уютно, тепло и хорошо.
  
  Зайка: - Ты спишь?
  Малыш: - Нет. (с тихой радостью)
  Зайка: - А о чем ты думаешь?
  Малыш: - О тебе.
  Зайка: - А я о тебе... Тебе удобно?
  Малыш: - Да, милый, очень... Все хорошо.
  Зайка: - А что ты думаешь обо мне?
  
  Она смотрела в высокий потолок, и глаза ее счастливо блестели, отражаясь от лампочки, которая вдалеке мерцала тусклым светом.
  
  Малыш: - Я думаю, что ты пока не знаешь одну замечательную новость.
  Зайка: - Какую?
  Малыш: - У нас будет малыш - у нас будет маленький Зайка.
  Зайка: - Ты уверена?
  
  Приподнялся со своего станка и хотел взять ее за руку. Цепочка натянулась, остановив его в каких-то сантиметрах от ее руки.
  
  Малыш: - Это ничего, завтра я обязательно дотянусь до тебя, мы найдем минутку. И еще,... это так замечательно, что я тебе сказала. Ты рад?
  Зайка: - Да, очень, жаль, что не могу тебя обнять.
  Малыш: - Да, жаль,... но это ничего...
  Сосед: - А зачем он вам?
  Малыш: - Кто?
  Сосед: - Зачем он вам, этот Зайка?
  Малыш: - Как зачем? Это наш человечек, наш Зайка, разве нужно объяснять?
  Сосед: - А что он будет делать, когда вырастет?
  Малыш: - Ну, как же, будет расти и умнеть, будет учиться, жить с нами - он же наш!
  Сосед: - На такой же цепочке?
  
  Они замолчали. Лампочка тускло мерцала вдалеке, освещая открытые глаза людей, лежащих здесь, и они маленькими звездочками сияли в темноте.
  
  Соседка: - Ну, почему, он будет работать, будет здесь, вместе с нами. Будет делать то же, что и мы.
  2-я соседка: - А что делаем мы?
  Соседка: - Как это что? Работаем.
  2-я соседка: - Я понимаю, но я хочу знать, что я делаю? Кто-нибудь знает, что мы здесь делаем?
  
  Долгое молчание повисло в воздухе.
  
  Зайка: - Честно говоря, я уже около десяти лет на этом заводе, знаю, что я здесь работаю, но, что я делаю,... я не знаю.
  Соседка: - Да, здесь разные станки, одни шлифуют, другие точат, третьи сверлят. А что из этого получается, никто не знает и не говорит.
  Сосед: - Наверное, секрет! Государственная тайна!
  2-я соседка: - Нет, ну посмотрите на нее, вот она эта болванка, на что она похожа?
  Соседка: - На маленькую ракету.
  3-я соседка: - Если просверлить в этом месте глаза, то на мышку.
  2-я соседка: - Можно здесь проточить и получится юбочка.
  3-я соседка: - А здесь выточить тоненькие ножки и ручки.
  2-я соседка: - Надеть косынку...
  
  Тихий всхлип заставил всех замолчать... Кто-то плакал в темноте... Все затаили дыхание.
  
  Малыш: - И получится Зайка... Моя маленькая Зайка.
  
  В углу большого цеха возникло какое-то движение, все замолчали. Молодой парень появился в дверях, он закрывал маленькую тусклую лампочку сильным тренированным телом, и стало совсем темно... и тихо.
  
  Охранник: - Если еще хотя бы одна с... здесь скажет хоть слово, я размозжу ей голову.
  
  Через мгновение он удалился и только глаза людей маленькими звездами мерцали в темноте.
  
   - 33 -
  
  Большая серая лошадь долго бродила по темному пустому городу. Она кого-то искала, но не находила. Посидела на пустой площади у Мэрии, прошлась по поляне, где еще недавно играл оркестр, потом зашла по колено в воду недостроенного моря. Попила там воды, фыркнула и побрела дальше. Долго еще блуждала по улицам и закоулкам, пока не подошла к заводу, завидев тусклый свет в его окнах. Направилась к проходной.
  
  Охранник: - Пропуск... Чего молчишь? Пропуск давай... Нет? Без пропуска не могу. Не имею права.
  
  - 34 -
  
  Перед ее глазами маленькое облако стального цвета, казалось, висело в воздухе. Оно отражалось ярким светом ламп, блестело, переливаясь в своем немыслимом грациозном вращении. Стружка мельчайшими иголками-искрами рассыпалась в разные стороны.
  
  Марсианка: - Что можно сделать, чтобы ты стала еще совершеннее и прекрасней? Холодный кусочек металла? Известны только размеры и форма. Как жаль, что не знаю, что будет с тобой дальше - какая ждет судьба, для чего ты нужна. Какая у тебя миссия, маленькая болванка? Какой ты станешь, когда вырастешь большой, кем станешь? Если бы это знать, можно было бы правильно тебя воспитать, придать капельку любви, тепла, направить на путь истинный - путь уникальный и неповторимый. И тогда ты засверкаешь в теле механизма или ракеты, или космической станции... где-то на Марсе... Да! Ты попадешь на Марс, и там без этой цепочки выполнишь удивительное задание.... Нет, не задание, просто, сделаешь хорошее... нет, замечательное дело...
  
  И видение озарилось красным светом далекой планеты.
  
  Марсианка: А я останусь здесь скорее всего навеки, навсегда... Но это совсем не страшно, если из рук выходит такой чудесный кусочек металла, расстояние, на которое отправят тебя, становится короче, а эта планета ближе... Кем станешь ты, что будешь делать? Что можно сделать еще, чтобы ты стала совершеннее. К сожалению есть только размеры... Как мало можно сделать для тебя... А так невероятно много хочется, но ты привязан тонкой цепочкой... Цепочкой. Кто-то ее тоже делал, создавал, стоя у станка, отдавал любовь и силы, и теперь это изящное изделие держит тебя на привязи, на расстоянии полутора метров от свободы... Цепочка, тебе не повезло, но, ты не виновата - просто твоя миссия такова - ограничивать чью-то свободу.
  Полтора метра свободы. И все-таки они у меня есть, они мои, это моя территория свободы. А в каждом микроне можно создать целый мир, вселенную, потому что все относительно. Для кого-то даже такое расстояние - бесконечность. Свобода не в этом, она не измеряется расстояниями, она в твоей голове,... в теле,... нет, в твоем Я. Которое смиряется, и тогда миллионы километров для тебя тюрьма. Или наоборот - сидя на привязи, можно оставаться свободным, ценить каждое звено цепи, не отнимающее свободы, но оставляющее шанс и смысл, и целый мир, который принадлежит только тебе одному...
  
  А маленькое облако стального цвета висело в воздухе, вращаясь в немыслимом танце, и брызги серебристой стружки тысячами огоньков сыпались, разлетаясь в разные стороны.
  
   - 35 -
  
  Огромный зеленый луг расстилался перед ней, яркое солнце освещало все в округе и дарило тепло и свет.
  
  Марсианка: - Где я? Это сон, обморок?
  
  Вокруг только бесконечный луг, поросший зеленой травой, и журчит ручеёк где-то рядом. Вот он извивается тоненькой змейкой и блестит на солнце.
  
  Лошадь: - Привет, Марсианка!
  
  Она оглянулась. Красавица-лошадь стояла рядом. Она была серого цвета, на боках ее были удивительные пятна-яблоки. Хвост черной густой копной развевался на ветру, а грива,... прекрасная черная грива подчеркивала красоту ее сильного тела и, как черное знамя на древке, венчала шею этого благородного животного.
  
  Марсианка: - Привет... Это ты?
  Лошадь: - Да, это я.
  Марсианка: - Ты прекрасно выглядишь.
  Лошадь: - Спасибо, я знаю.
  
  Ее было не узнать. Куда девалась та неказистая нелепая лошадь с площади? Перед ней сейчас стояло самое замечательное создание на свете.
  
  Марсианка: - А где мы находимся?
  Лошадь: - У меня в гостях, это страна лошадей, и я решила тебя сюда пригласить.
  Марсианка: - Почему именно меня?
  Лошадь: - Потому что ты готова к этому путешествию, осталось сделать всего пару шагов...
  Марсианка: - Полтора метра?
  
  Ощупывала запястье, где оставался небольшой след от цепочки.
  
  Лошадь: - Ну, вроде того, (смеется) добро пожаловать!
  
  Вдалеке этого нескончаемого луга паслось стадо таких же удивительных лошадей.
  
  Марсианка: - Готова?
  Лошадь: - Да, готова. Это страна другого измерения в нашем сознании... Сознание, разум - все это препятствия на пути к истине! Тебе просто удалось сделать этот шаг... У каждого есть своя страна. Есть страны, которые принадлежат тиграм или медведям. Есть места, где живут, в основном, крысы или носороги. Есть миры, где только камни и отголоски эха отражаются от скал и вершин гор. Откуда эхо? Это волны прибоя бьются о прибрежные рифы... Не важно. У каждого есть своя страна. И в этой стране он и царь и Бог.
  Марсианка: - Здорово! А эта страна твоя,... поэтому ты такая красивая?
  Лошадь: - Да! Мы можем себе это позволить.
  Марсианка: - А мы?... То есть, я хотела спросить, у людей тоже есть своя страна?
  Лошадь: - Конечно!
  Марсианка: - Где же она?
  Лошадь: - Ты только что оттуда пришла. (засмеялась и фыркнула)
  Марсианка: - Да? (разочарованно)
  Лошадь: - Но, не расстраивайся... А хочешь, мы отправимся в страну тигров?
  Марсианка: - Да... То есть, не знаю... тигры опасны.
  Лошадь: - Да. И, скорее всего, они набросятся на нас и съедят.
  Марсианка: - Конечно. Они же тигры. То есть произойдет естественный отбор.
  Лошадь: - Противоестественный отбор! Кто сказал, что уничтожать естественно?
  Марсианка: - Но тогда, как жить? Что есть?
  Лошадь: - Ты слышала, существуют люди, которые десятки лет ничего не ели и даже не спали?
  Марсианка: - Чем же они питались?
  Лошадь: - Но почему ты все время говоришь о еде? Питались какой-то непонятной энергией космоса... солнца... не важно. Но, они не уничтожали. Дело даже не в том, что тебя съест тигр... Ты думаешь, траве не больно, когда мы ходим по лугу и щиплем ее? А камням, которые мы топчем своими копытами, не больно? Конечно, больно.
  Марсианка: - Тогда как же быть? Какой выход?
  Лошадь: - Уже одно то, что ты начинаешь думать о грехах своих - ты начинаешь от них избавляться. Но это только начало пути. И даже дело не в том - что не нужно делать. Этого знания недостаточно. Главное, что нужно сделать! Вот тогда выдается пропуск.
  Марсианка: - Какой пропуск?
  
  Лошадь внимательно испытывающим взглядом посмотрела на Марсианку и таинственным голосом заговорила:
  
  Лошадь: - Есть страна... другой этаж, комната или мир... как называть - не важно. Есть другое измерение, где живут все вместе, не уничтожают и даже не наступают. Садись, забирайся на меня, я покажу тебе кое-что еще.
  
  Они летели по бесконечному зеленому лугу, другие, такие же красивые создания, с завистью провожали их взглядом. Потом зеленое покрывало начало растворяться и таять. Какие-то облака стелились по земле и, казалось, что идешь по небу, по голубому или розовому облаку. По воздуху!
  
  Лошадь: - Тебе нравится?
  Марсианка: - Очень!
  
  Она в восторге зажмурила глаза, и они летели, не касаясь земли, где только ветер бил в их счастливые лица, и скорость, и невероятный восторг. Наконец, спешились, и женщина спрыгнула на землю. Вокруг снова была бесконечная равнина, покрытая белым туманом, как долина гейзеров или кусочек неба. Под ногами то ли земля, то ли мягкая перина. Но она крепко стояла на ногах, почему-то не боясь упасть. У больших валунов их встретили какие-то люди или создания. Очертания их были нереальны и призрачны, как во сне, но голоса были отчетливыми. Один из них задал простой вопрос:
  
  Голос: - У вас есть пропуск?
  Лошадь: - Нет,... пока нет.
  Голос: - Тогда проходите, мы вам очень рады.
  
  И существа растворились в тумане.
  
  Марсианка: - Почему рады? (шепотом)
  Лошадь: - Потому что это действительно так. Здесь нет стражей, и нас никто не прогонит. Мы ничего здесь не сделаем дурного - это невозможно. И поэтому этот мир без страха и зла. Этот мир сам защищает себя, ... вернее, мы защищаем его от себя. Страж - у каждого в голове. Далеко не каждый может попасть сюда, простого пути нет - у каждого он свой. Даже тебя я могла потерять по дороге.
  Марсианка: - Потерять?
  Лошадь: - Но, я верила в тебя - и мы вот здесь. Но, для нас этот мир нестабилен и мы скоро потеряем его,... и он нас тоже... Мы пока не готовы к такому.
  
  Они шли или плыли по бесконечной туманной долине, где только солнце напоминало о реальности, откуда они явились. Хотя, сейчас трудно было понять, что реальнее - тот мир, прошлый или этот, потому что он был прекрасен!
  
  Марсианка: - Что это? (глядя в прозрачную быструю реку)
  Лошадь: - Там плавает форель, и этот медведь своей когтистой лапой не ударит ее по чешуе.
  
  Она посмотрела на огромного медведя, который стоял рядом и любовался красивыми рыбами.
  
  Лошадь: - Здесь стаи голодных волков не набрасываются на одинокую лань. Не берет ружья человек и не стреляет в свою жертву - кем бы она ни была - человеком или дичью. Здесь Боги или люди, похожие на них, ходят по одним дорожкам, и они теперь совсем не простые смертные, потому что они бессмертны. Все эти твари и люди сбросили чешую и теперь в своем изумительном тонком теле переходят с камня на камень, с волны на волну. Они не потревожат и колоска, который наливается семенем, не остановят ветер, который дует, куда несет его по воле судьбы или случая, не разрушат и не предадут. И разум их не прервет полета мечты и желаний, потому что они невесомы и достигли этого призрачного, но такого реального мира - мира своей мечты. У каждого она своя, а мир один на всех.
  Марсианка: - Они вечны? Призрачные тела? Как же они размножаются, занимаются любовью?
  Лошадь: - А зачем им, как ты сказала, 'заниматься' любовью, если они просто умеют любить. Любят себе и все - и это одно из главных условий для получения пропуска. Тех, кто не умеет любить, здесь нет. И никакие технологии не помогут. Это нравственный мир. Нравственность - от слова нравы. А их нравы чисты, их помыслы прозрачны и не извращены. Такого можно достигнуть не тренировками, но праведным истинным путем. Истинным - от слова истина. Что есть истина? То, что неоспоримо, но требует сил и жертв познания, праведного труда и образа жизни.
  Марсианка: - Как это?
  Лошадь: - Не знаю, но догадываюсь. Только, когда мы выполним все эти правила, наша страна лошадей или собак, страна тигров или крыс, людей - превратится в одну территорию, общую для всех. И будет это территория любви. Остальное нам пока не дано понять. Но уже одно то, что мы задумываемся об этом, ведет нас сюда в неизвестную, но желанную страну. Страну, где не нужны больше никакие пропуска и условности.
  
  Она задумалась и смотрела по сторонам, и временами казалось, будто все эти фигуры и люди, и звери становились отчетливыми и настоящими, а иногда казалось, словно, смотришь на них сквозь запотевшее стекло. И тогда они растворялись.
  
  Марсианка: - Я поняла! Все зависит от того, о чем думаешь, что чувствуешь. Тогда этот мир становится видимым или наоборот... Действительно, никакие технологии или тренировки не помогут.
  
  Вдруг перед ними возникла знакомая пара - Павел и Катенька. Марсианка очень удивилась и теперь с нескрываемым любопытством разглядывала их. Они были странно одеты, совсем не были похожи на тех двоих - художника в своем затрапезном свитере и девушку в джинсах и футболке. Их одежды напоминали какие-то прозрачные... или даже призрачные одеяния, словно маленькие облака едва прикрывали эти фигуры, и почему-то казалось, что естественней выглядеть невозможно. Такая нагота совсем не смущала этих двоих, была естественна и проста. Павел держал в руках кисть, накладывая мазки на полотно. Катенька смотрела на него невинными влюбленными глазами, и этот взгляд струился нежностью и желанием. Художник словно пил эту нежность, вдыхая аромат ее непередаваемого восторга и страсти, и создавал светящийся образ на своем холсте...
  
  Марсианка: - Вот болван, такая красотка, такой неземной цветок. Подойди и сорви...
  
  Они с лошадью мгновенно вывалились из этого призрачного мира, и тот растворился в туманной дымке. Их отбросило непреодолимым дуновением не на километры, но на целую галактику, и теперь тот мир оказался на немыслимом расстоянии. И вдруг: 'Заходите еще!' - словно кто-то шепнул на прощанье. Они свалились с неба на сочную зеленую траву.
  
  Лошадь: - Дура, (смеется) в следующий раз аккуратней, так можно переломать все ребра!
  Марсианка: - Ну, дура... дура! (смеется)
  Лошадь: - Тебе понравилось?
  
  Они снова находились на просторном зеленом лугу, где только лошади поодаль, свежий ветерок, журчание ручья и ласковое солнце.
  
  Марсианка: - Я не знаю, почти как на Марсе, но я там не была, поэтому не знаю. Как-то удивительно спокойно и хорошо, светло и чисто. Но, иногда, кажется, что ты высоко-высоко, а парашют захватить позабыла и тогда начинаешь со страхом смотреть вниз.
  Лошадь: - Просто не нужно бояться себя, вот и все.
  
  Она уселась рядом с Марсианкой и теперь отдыхала от сумасшедшей прогулки и бега, и всего увиденного. Женщина тоже смотрела по сторонам, любуясь бесконечной зеленой равниной, потом посмотрела на свое запястье, где маленький след от цепочки напомнил ей о чем-то.
  
  Марсианка: - А зачем ты приходишь в наш человеческий мир, когда у тебя есть свой? И зачем тебе мы - люди?
  
  Лошадь повернула к ней голову и посмотрела красивыми карими глазами. Ее грива шевелилась на ветру, шея гордо возвышалась над туловищем, она была очень красива. Долго смотрела так на женщину, потом начала свой рассказ:
  
  Лошадь: - Помнишь, какая я странная и некрасивая появилась в вашей стране. Стране людей. Я ведь не всегда была такой. Просто, жизнь так сложилась... Когда-то у меня был хозяин... человек... Он работал в цирке. Поначалу все было хорошо. Я выступала, он был хорошим наездником и лихо скакал на моей спине, вытворяя сумасшедшие трюки. Иногда, правда, любил жонглировать горящими факелами, а те больно жгли мое тело. Зато, как ему хлопали зрители, и как он был рад и любил меня! Но однажды один мальчик измазал мой хвост смолой. Нет, он был хорошим парнем, гимнастом. Он здорово скакал под куполом. Я бы так не смогла. И вот... Он решил пошутить и вылил смолы мне на хвост. А потом... Во время представления хвост от факела загорелся.
  Марсианка: - И что?
  Лошадь: - Загорелся... Хозяин хотел было кинуться за водой и потушить, но зрители начали хлопать. Они хлопали так, как никогда еще не делали этого, и он остановился... Я понимаю... Если тебе аплодируют, ты должен стоять и кланяться. И он кланялся... И я тоже... А зрители продолжали хлопать... взрослые и их дети... Наверное, они ничего не поняли и подумали, что это такой трюк... Так я осталась без хвоста... Конечно, потом немного отросло, но выступать больше не могла - я стала некрасивой...
  Марсианка: - Что было потом?
  Лошадь: - Хозяин цирка продал меня одному человеку... Фермеру... И тогда я из ездового скакуна превратилась в тягловую кобылу. Мои бока стерлись от оглоблей, превратившись в грязные пятна. Но, так было надо. Нет, меня хорошо кормили, правда, мне было тяжело работать, но его сын, маленький мальчик очень любил меня. И я его тоже. Я его научила скакать на лошади, то есть на себе. Как он был счастлив! И я тоже была счастлива в такие минуты. Но однажды человек из соседней фермы устроил с нами соревнование. Так, шутки ради. Он разводил лошадей, и те потом бегали по ипподрому. Там были замечательные скакуны. Чемпионы. И вот мой мальчик согласился с ним соревноваться...
  
  Лошадь снова задумалась, посмотрела на луг, на солнышко...
  
  Лошадь: - Я очень любила малыша - парню было всего тринадцать. Он так хотел выиграть - а тут эти замечательные скакуны. Я совсем разучилась к тому времени ездить на скорость. От тяжелой работы ноги мои стали толстыми, мощными, я стала такой неповоротливой.
  Марсианка: - Что же дальше?
  Лошадь: - Дальше... Мы встали рядом на таком же большом лугу. Помню взгляд этого рысака - красавца, на котором сидел наш соперник. Он смотрел с какой-то жалостью, видимо, понимая, что я очень люблю своего мальчика. А он знал, чем это может закончиться. Он был хорошим рысаком, породистым, совсем, как я когда-то в цирке, но он был в хорошей форме. Мы побежали. Этот черный красавец сначала из жалости немного отставал, видимо, боясь за меня, ведь мы одного племени, но он тоже любил своего хозяина. И когда получил по бокам плеткой, рванул вперед. Тут все и началось. Ты не представляешь, что такое настоящий бег. Это полет, это гонка без рассудка и правил. Особенно, если ты любишь своего хозяина. Это восторг, который передается твоему наезднику и это счастье победы, которое он способен познать благодаря тебе. Ради этого стоит жить и ты уже готова на все!!!... Конечно, черный рысак меня обошел, но теперь мой мальчик нещадно бил меня своей плеткой. Ах, как он хотел победить! А желание любимого хозяина - закон для скакуна. Лошадь - это единственное животное, которое, вопреки закону инстинкта самосохранения, продолжает бежать на радость хозяину. И уже нет сил и возможности, но если ты любишь - делаешь невозможное. Так и случилось. Потом...
  
  Красавица-лошадь помолчала немного, вспоминая о чем-то с улыбкой. Видимо, это была последняя победа в ее жизни.
  
  Лошадь: - Потом я долго лежала на том лугу, а мальчик не понимал, почему я только что мчалась с такой скоростью, но теперь не могу подняться. Просто что-то оборвалось внутри. Нет, я осталась жить, но работать уже не могла... Меня снова продали... Теперь я рядом с тем самым цирком возила в маленькой повозке детей перед представлениями. Мой хозяин держал меня в железном гараже. Денег на еду у него не хватало, поэтому зимой было очень голодно... и холодно. А летом в этой железной коробке было очень жарко... Старик после работы любил выпить, а потом долго со мной разговаривал, иногда бил старым кулаком по моей морде. Делал это, конечно, любя, но несколько зубов выпали, и губа моя совсем отвисла. Маленькие дети больше не подходили к нашей повозке и не катались на мне. Потом дед умер... Он был хорошим человеком, но очень старым и любил выпить. И когда все началось месяц назад - он умер, а я осталась одна...
  Марсианка: - И тогда ты пришла сюда?
  Лошадь: - Иногда я прихожу сюда, но совсем ненадолго. Видимо, каждой лошади нужен хозяин, свой человек, ради которого захочется снова надеть узду и мчаться, и побеждать, позабыв о недугах, и делать это ради него. Поэтому совсем ненадолго я прихожу сюда, а потом возвращаюсь к вам - к людям...
  Марсианка: - Ты совсем, как человек, и мыслишь, как человек, только очень умный и добрый, каких совсем не бывает.
  Лошадь: - Наверное, в той своей прошлой жизни была человеком, поэтому и тянет в вашу страну.
  Марсианка: - Была человеком... Странно... Потом стала лошадью,
  Лошадь: - Сделала что-то лошадиное - вот и стала лошадью. За все нужно платить.
  Марсианка: - Наверное, очень кого-то любила, пока не загнала себя.
  Лошадь: - Любила, за это тоже нужно уметь платить.
  
  Она подумала немного, посмотрела на Марсианку и внезапно спросила:
  
  Лошадь: - Хочешь остаться здесь?
  Марсианка: - И есть траву, (смеясь) пить воду из ручья, скакать по лугу и ржать, как лошадь... Извини...
  Лошадь: - Ничего...Если очень проголодаешься, ты, конечно же, можешь съесть меня... Так, ты хотела бы остаться здесь?
  
  Марсианка помолчала немного.
  
  Марсианка: - Нет.
  Лошадь: - А ТАМ?
  Марсианка: - Не сейчас... Может быть, когда-нибудь позже,...потом,... в другой жизни, но не сейчас.
  Лошадь: - В другой жизни! (горько засмеялась) Что ты знаешь о жизни?... Хотя, если ты начинаешь задумываться об этом, значит, начинаешь жить.
  Марсианка: - Я тебе очень благодарна за приглашение, но, нет. Я все решила, я хочу в свою страну, к людям!
  Лошадь: - На цепь??? (гневно)
  Марсианка: - Но, ты же ходишь в узде!!!... Такова жизнь... Так надо...
  
  Долгая пауза.
  
  Лошадь: - Ты обязательно вырастишь свой луг, зеленый и большой, с удивительными цветами и растениями. У тебя все получится...
  
   - 36 -
  
  Большой человек: - Привет!
  
  Начальник милиции нагло маленькими глазками смотрел на него, и Орлов не понимал, почему тот так по-хамски себя ведет.
  
  Орлов: - Привет.
  
  Силы покинули его... Большой человек внезапно пошел на него и шутливо толкнул своим большим животом.
  
  Орлов: - Что ты себе позволяешь?
  Большой человек: - Что хочу, то и позволяю.
  Орлов: - Пьяный что ли?
  
  Большой человек громко засмеялся и отошел немного в сторону.
  
  Большой человек: - Что хочу, то и позволяю.
  
  Орлов в бешенстве сунул руку в карман, где носил пистолет, но к ужасу его не оказалось на месте.
  
  Большой человек: - Потерял оружие? Табельное?... И кармана нет! Тоже потерял?!
  
  Толстый милиционер снова загоготал и пошел на него.
  
  Большой человек: - Кретин, это твой сон!
  
  Снова толкнул его пузом.
  
  Большой человек: - А теперь мы с тобой поиграем в одну игру... Видишь, вон там ты изволишь спать?
  
  Показал толстым пальцем вдаль. Орлов посмотрел в ту же сторону и увидел, спящего на кровати, Орлова. Тот лежал, закрывшись одеялом, ничего не подозревая.
  
  Большой человек: - Там только тело. Оболочка. А ты здесь. Сейчас мы побежим наперегонки, и кто быстрее добежит, тот в него и запрыгнет.
  Орлов: - В кого???
  Большой человек: - В Орлова!!!
  
   Начал вприпрыжку с диким хохотом удаляться.
  
  Орлов: - Подожди! А я?
  Большой человек: - А ты прыгай в меня, - найдешь меня и прыгай - станешь поганым ментом!!! Это такая игра-а-а-а!!!
  
  Орлов огляделся, посмотрел себе на ноги. Они были ватными и вязли, прилипая к земле. Он сделал несколько неуклюжих движений, наконец, побежал, неуклюже передвигая прозрачными протезами.
  
  Большой человек: - Не догонишь... И станешь толстым, пьяным ментом!
  
  Дорога, по которой они мчались, напоминала беговую дорожку на стадионе, а вдалеке, на трибуне лежал Орлов в своей кровати и спал. Солнце нещадно слепило глаза. Еще пара сотен метров, и толстяк добежит! Вдруг мимо пронесся какой-то розовый снаряд. Он обернулся и помахал ему рукой. Это была инспектор городской налоговой службы!
  
  Орлов: - Слава Богу! Помогите!
  Розовая женщина: - Щщас! Разбежалась! Станешь толстой розовой теткой. Найдешь меня и прыгай. А этого жирдяя я сейчас догоню в полпинка!
  
  Розовая женщина припустила быстрее, задрав розовую юбку доверху, чтобы та не мешала. И вприпрыжку гналась за его врагом. Мимо пробежали два десятка спортсменов - все подтянутые, в спортивных одинаковых костюмах и почему-то в галстуках. Помощники МЭРа! Те дружелюбно с ним поздоровались. Вернее, попрощались и устремились стремглав за лидерами. Розовая дама мчалась очень быстро, почти уже нагнала мента, но случилось непредвиденное. Мент прямо у всех на глазах, как воздушный шар, начал увеличиваться в размерах, словно надуваясь. Теперь он почему-то подпрыгивал боком с ноги на ногу, оглядываясь назад, резко увеличивая отрыв. В его руках возник флаг. Вот он уже достиг трибуны, уже начал проворно перепрыгивать через ряды кресел. Оставалось совсем немного!!! Уже завис могучим надувшимся телом над кроватью Орлова!... Вдруг из-под большого одеяла, закрывавшего Орлова, возникла рука гигантских размеров. Это была женская рука.
  
  Орлов: - Машка!
  
  Закричал он, вернее, сделал попытку, рот его не открывался, и он мог только мычать. Это был вой загнанного волка, крик затравленного зверя, попавшего в засаду, но слышен он был на весь стадион. Тело надутого Большого человека удивленно зависло в воздухе над кроватью. Оно было ошарашено от неожиданности, попыталось отлететь в сторону, но не тут-то было. Мощная, большая рука со всей силой, размахнулась и врезала по облаку-желе, нависшему над кроватью. Надутое желе оторвалось от трибун, реактивной ракетой устремилось ввысь и, издавая немыслимый вой на всю округу, скрылось из поля зрения. И только жуткий вой Большого человека и дикий рев Орлова долго еще сотрясали окрестности вокруг...
  Орлов подпрыгнул на кровати... Теперь большая сильная женская рука обнимала его за плечо и, как мать в детстве, нежно гладила и успокаивала.
  
  Орлов: - Как хорошо, что никто не знал и не догадывался о тебе.
  Машка: - Почему?
  Орлов: - Иначе конец! Во всем нужно шифроваться, ни минуты покоя, даже в собственной постели.
  
  С благодарностью посмотрел на Машу - свою боевую подругу. А она тем временем большой ладонью заботливо стирала пот с его лица и шеи, с плеч.
  
  Машка: - Ну что ты, дурачок, ну, успокойся, все хорошо.
  
  А на руке ее во всю длину красовался огромный красный синяк, непонятно откуда взявшийся. Он вздрогнул от неожиданности.
  
  Орлов: - Тоже сон?
  Машка: - Сон.
  Орлов: - Ну и компания там собралась, и каждый норовит,... одни враги,... везде одни враги... А почему там не было на зрителей, где все люди, где тысячи болельщиков?
  Машка: - На заводе.
  Орлов: - Конечно, все на своих местах, слава Богу, все на своих местах...
  
   - 37 -
  
  Солнце заливало ярким утренним светом городок, заглядывало в окна опустевших домов, освещало лица людей, которые начинали просыпаться в цехах. Заиграло лучами по крошечным волнам будущего моря, где волны спокойно плескались о прибрежные камни, куски бетона и асфальта. По улицам городка со всех сторон, по площадям и переулкам, шли люди. Совсем еще маленькие существа. Это были дети. Ручейки маленьких горожан устремились из дальних уголков к заводу. Так большая заводская площадь заполнилась этими маленькими созданиями. Они молча шли, молча выстроились на просторной площади, и утреннее солнце ярко озарило их юные лица ослепительными лучами. А взрослые из здания-дракона тоже смотрели, не отрываясь, сквозь большие окна цехов.
  Подразделением бойцов выстроилось на площади. Впереди офицер. А эти детские глаза и их молчаливые лица, настороженные движения и взгляды совсем юных девчонок и мальчишек, как никогда, ставили его в тупик. Так продолжалось очень долго. И тут в кармане засвистела рация.
  
  Орлов: - Слушаю! Доложить обстановку!
  
  Лейтенант снова посмотрел на толпу детей и готов был начать рапорт, но вдруг замер.
  
  Орлов: - Что там у тебя?
  
  В десятый раз вызывал его Орлов. Лейтенант поднес рацию к губам.
  
  Лейтенант: - У нас проблемы.
  Орлов: - В чем дело, какие еще проблемы?
  
  Лейтенант снова посмотрел на толпу детей.
  
  Лейтенант: - Мы теряем высоту,... то есть плацдарм.
  Орлов: - Я спрашиваю, что случилось? ... Выезжаю, до моего приезда - приказ держаться.
  
  А эти глаза детей, их неуклюжие позы... и это молчание. Жуткое молчание, взгляды со всех сторон и из цеха тоже. И тишина...
  
  Лейтенант: - Мы потеряли позицию!
  
  Прошептал он в рацию, стер пот со лба, отпер двери в цеха, и толпа счастливых детей устремилась в открывшуюся воронку.
  
   - 38 -
  
  На территорию завода одновременно въехали пять машин. Они заполонили всю просторную площадь. Это были непростые машины - все со спецномерами, и только одна была - маленький грузовичок из которого во все стороны торчали рулоны с бумагой. Из нее на площадь выскочил Мэр. Следом появились Орлов, глава МВД, глава налогового ведомства и последним из шикарной машины выполз изможденный Петр Ильич. Пятерка сразу же двинулась к проходной.
  
  Орлов: - Блокировать проходную! Посторонних вывести с территории завода!
  
  А люди уже выходили из цеха. За руки они держали своих детей. Толпа у проходной росла.
  
  Орлов: - Вернуть всех на рабочие места.
  Мэр: - Приказы здесь отдаю я!.. Освободить людей и отправить всех по домам!
  Петр Ильич: - Позвольте. Это мои люди, и они будут делать то, что я прикажу.
  Мэр: - Нет, не будут!
  Петр Ильич: - Будут!
  Мэр: - Нет!
  Петр Ильич: - Точно, будут!
  
  Пауза.
  
  Мэр: - Делать?
  Петр Ильич: - Да, делать!
  Мэр: - Делать... Ха!...
  Петр Ильич: - Что значит ваше Ха?
  Мэр: - Уважаемый, Петр Ильич. Давно хотел вас спросить, а что делают люди,... простите, ВАШИ люди на ВАШЕМ предприятии. Что они производят?
  
  Услышав это, люди, находящиеся поблизости, сразу же замолчали. Петр Ильич, не ожидая такого вопроса, замер и на мгновение задумался. Вдруг громко взвизгнул:
  
  Петр Ильич: - А какое ваше собачье дело?
  
  Теперь уже все в толпе - и Орлов, и Большой Человек, даже налоговый инспектор с огромным интересом смотрели на него.
  
  Орлов: - А действительно, Петр Ильич?
  Большой человек: - Давай, олигарх, колись.
  Розовая женщина: - Да, Петр Ильич.
  Петр Ильич: - Производим... Что, вы сами не знаете, что мы производим?
  Мэр: - Нет, проясните, пожалуйста, ситуацию!
  Петр Ильич: - Мы производим... Мы создаем... Наша продукция...
  
  Площадь замерла.
  
  Мэр: - Ну же!!!
  Петр Ильич: - КУ-666.
  
  Долгая пауза.
  
  Из толпы: - А что это такое?
  Петр Ильич: - КУ-666... Это изделие такое.
  Мэр: - А зачем оно нужно это изделие?
  
  Заводчик помялся и помолчал, а толпа людей взглядами сверлила этого человека. Наконец, не выдержав, он взвизгнул:
  
  Петр Ильич: - Да, какая разница - зачем, почему? Я не виноват, что акцизы на металл дороже, чем изделия из этого же металла. Мне заказывают - я поставляю. Китайцы, австралийцы, англичане - мне все равно, кому продавать! Мне платят - я делаю. Мне плевать, что это за изделие. Металл я продаю! Ваше какое собачье дело?
  
  Тут Мэр начал наливаться краской, багроветь и даже становиться выше ростом. Он приблизился к этому маленькому, исхудавшему человечку и медленно, по слогам произнес:
  
  Мэр: - Какое наше дело? Наше собачье дело?!!! Вы говорите, какая нам разница?... И вот этим дерьмом, этим КУ-666 мои люди,... тысячи людей занимаются и гробят себя десятки лет!
  Петр Ильич: - Это мои люди.
  Мэр: - ЧТООО? Молчать! С сегодняшнего дня я запрещаю ваше КУ-666... И завод запрещаю. Когда-то здесь производили... мясорубки! КУ-666... Твою мать!!! Ну, ты только подумай ... Запрещаю охранников и милицию... Да, милиции в моем городе больше не будет!
  Большой человек: - А что же нам охранять, где работать нашей милиции?
  
  Мэр забрался на капот своей машины.
  
  Мэр: - Запрещаю милицию... Я вас всех увольняю...
  Розовая дама: - Позвольте, а как же порядок?
  Мэр: - Запретить порядок!!!
  Розовая дама: - Но нас кто-то должен защищать. Мы работаем с деньгами, люди приносят нам крупные суммы и вообще.
  
  Мэр вошел в раж.
  
  Мэр: - Запретить деньги! Запретить налоги! Запретить милицию, МЭРИю, всех бездельников и бандитов, всех кровопийц и врагов нашего города! Всех запретить! КУ-666! Я вам покажу 666, я вам такого покажу...
  Розовая дама: - Он сошел с ума. (шепчет)
  Мэр: - Именно! И как человек,... как МЭР, сошедший вместе с вами с ума, я говорю свое ЗАПРЕТИТЬ!!!
  
  Потом посмотрел на Орлова и снова закричал:
  
  Мэр: - За-пре-тить!!!...
  Орлов: - Спокойно.
  
  Он, словно гиена, смотрел на него, как на кролика, и гипнотизировал.
  
  Орлов: - Вы все сказали. Спасибо. Вам пора, господин МЭР.
  Мэр: - Куда?
  Орлов: - В библиотеку.
  
  Мэр замешкался, почесал затылок, оглянулся на рулоны с бумагой на своем грузовичке.
  
  Мэр: - Да-да, мне пора,... мне действительно нужно спешить.
  
  Но пришел в себя, приободрился, оглядел толпу.
  
  Мэр: - Чего стоите? Все уволены! Все по домам! И вы тоже свободны, Петр Ильич, и вы! Вы тоже.
  
  Кивнул на милиционеров и налоговую даму.
  
  Мэр: - Все это пора заканчивать. До свидания, господа! До встречи!
  
  Он спрыгнул с капота и подошел к кабине своей машины, хотел было влезть в нее и уехать, но его остановили. Это была Розовая женщина. Она очень волновалась.
  
  Розовая женщина: - Господин Мэр, мне нужно с вами поговорить.
  Мэр: - М-да? Что еще?
  Розовая женщина: - Мне нужно срочно с вами поговорить...
  Мэр: - Ну, поговорите... Хотите сюда? (кивнул на капот машины)
  Розовая женщина: - Нет, спасибо.
  Мэр: - Как хотите. Слушаю вас?
  
  Долгая пауза.
  
  Розовая женщина: - В истории еще не было случая, чтобы власть запрещала власть. До сих пор все запреты касались только простых граждан, а люди, избранные и заслуженные...
  
  Она посмотрела на Мэра и поправилась:
  
  Розовая женщина: - ...или назначенные, обычно сами диктовали правила и законы... Система существует столетия,... может быть, тысячелетия, и не должно быть так, чтобы в одночасье от нее отказывались.
  Мэр: - Я увольняю вашу систему.
  Розовая женщина: - Законы для того и созданы, чтобы их исполняли, деньги существуют, чтобы их зарабатывали и нельзя смещать акцент. Так построено общество. Люди, еще не родясь, уже подпадают под эти законы и правила, и только избранные решают, какую статью им определить - герои они или преступники.
  Мэр: - Чтобы всегда можно было любого из них превратить в подследственного. (криво улыбнулся)
  Розовая женщина: - Но, так было во все времена. А иначе не будет общества, людьми невозможно будет управлять, наступит хаос! Вы уволили руководителей департаментов, уволили завод, уволили деньги. Вы выкинули людей на улицы. Что же дальше? Дальше хаос! Только безумец может отдавать такой приказ.
  Мэр: - Я не желаю более продолжать этот бессмысленный разговор, к тому же, у него меня куча дел. А что касается истории, я сам ее преподавал многие годы. А что касается безумца... Хорошо. Безумец. И как безумец, я готов повторить своим безумным гражданам - вы свободны! Не будут больше люди десятилетиями выстраиваться на проходной, чтобы производить вашу КУ-666... И название какое мерзкое... 666,... больше этого не будет. Каждый имеет право на жизнь - Статья 20 Конституции государства Российского. А вот ее никто не отменял... И не увольнял.
  
  Сказав это, он сел в свой грузовичок и уехал, а рулоны бумаги развевались во все стороны свисающими краями...
  
  Голоса из толпы:
  - Уволена милиция?!
  - Уволено налоговое управление?
  - Уволены деньги?
  - Уволена Мэрия!
  - Уволен Ку-666!!
  - Уволен завод!!!
  - А-а-а-а-а!!!
  
  Все с криками бросились от стен завода. Город напоминает большой муравейник, по улицам которого в разных направлениях сновали с ношей счастливые горожане. Они мчались к своим садам, оркестрам и морям, предметам нескончаемой страсти и мечты, которая, возобладала над всеми нормами и понятиями.
  
   - 39 -
  
  Большой человек зашел в Мэрию. Прошелся по пустым этажам, заглянул в буфет.
  
  Большой человек: - Здравствуй, Петровна.
  Петровна: - О! Хоть одна живая душа! За все утро никого и не было.
  Большой человек: - Так. Зашел забрать кое-какие вещички.
  Петровна: - И для кого целое утро старалась - пекла пирожки?... Как всегда? Пивка?
  Большой человек: - Пивка, милая... Пирожки, говоришь? А ты ничего и не знаешь?
  Петровна: - А чего мне знать?
  Большой человек: - Уволили, Петровна, твои пирожки. И Мэрию. Стало быть, и тебя тоже.
  Петровна: - Как это - уволили пирожки?
  Большой человек: - А вот так... Налей-ка еще... Холодное! Единственное в городе место, где можно выпить неразбавленного пива...
  Петровна: - Еще?
  Большой человек: - А, давай... Не каждый день увольняют со службы... Ну, ты понимаешь! И никакого чувства обиды. Если бы на мое место поставили другого, было бы обидно, а когда всех разом в отставку..., даже интересно... Чем будешь, Петровна, заниматься?
  Петровна: - Чем? А тем же. Пирожки, говорите? Мэрию - не знаю, а вот как вы уволите мои пирожки - это еще посмотрим. А вы чем теперь будете промышлять?
  Большой человек: - Я?
  Петровна: - Ну.
  Большой человек: - Эх, Петровна, хорошее у тебя пиво. Правильное... Чем буду?... Есть мысли...
  
  
  Потом он прошелся по длинным пустым коридорам, собираясь покинуть здание, внезапно услышал звуки с боковой лестничной клетки. Как будто какой-то зверек издавал там звуки, то ли пришлепывая, то ли чавкая. Он прислушался.
  
  Большой человек: - Крысы! Вот ведь твари, стоит уйти уважаемому человеку, и на его место сразу же норовит забраться паразит.
  
  Повернув на лестницу, из любопытства спустился на пролет ниже, откуда раздавался шум... То, что он увидел, чрезвычайно его взволновало. На ступеньках, прямо на немытой мэрской лестнице, сидела женщина. Она всхлипывала, не обращая на него внимания. Это была предводительница городской налоговой службы... бывшая. Она сидела на ступеньках и рыдала.
  
  Большой человек: - Ну, что ты ревешь,... слоник...
  
  Он прикоснулся своей огроменной лапой к ее волосам и нежно, как только мог, погладил по голове. Она ухватилась за эту большую руку, уперлась в нее лбом, зарыдав еще сильнее.
  
  Большой человек: - Ну-ну, перестань,... хватит,... свинка моя глупая. Что разошлась-то так?
  Розовая женщина: - Я больше ничего не умею.
  
  Беспомощно прошептала, утирая слезы и размазывая краску по лицу.
  
  Розовая женщина: - Я пятнадцать лет делала только это...
  
  Она сидела, смотрела куда-то вдаль,... в пустоту,
  
  Розовая женщина: - Когда я поступила в институт, нужны были только бухгалтеры и юристы... и больше никто...
  
  Снова заревела, продолжая сквозь слезы:
  
  Розовая женщина: - Одни должны были считать чужие наворованные деньги, другие защищать с судах этих... от таких же, как и они сами. И все. Больше не нужен был никто...
  
  Наконец, успокоившись, вытерла лицо платком:
  
  Розовая женщина: - Я не смогу, я ничего больше не умею, у меня отобрали все...
  Большой человек: - Ну, кое-что у тебя осталось.
  
  Погладил ее руку и пухлые пальцы, каждый из которых украшал перстень с огромным камнем. Кольца были разными, и камни играли, переливаясь в свете ламп. Она отобрала руку.
  
  Розовая женщина: - А что? Я должна была просто так ишачить? За их убогую зарплату? А сколько нужно было отдавать туда? Мне несли, я передавала дальше.
  Большой человек: - Ну, крошка, лукавишь, кое-что все-таки прилипло к нашим пальчикам.
  Розовая женщина: - А сам-то, бычина, сколько вымогал денег у своих клиентов? Скольких отмазал от уголовных дел? Сколько обобрал фирм и обложил данью, забыл? А то я не знаю, почему ни одна бабка не может сунуться на улицу со своим пучком укропа, и заработать свою десятку. Всех обложил - мышь не проскочит.
  Большой человек: - И это ты мне говоришь, которая ту же бабку потом в бараний рог крутила штрафами и налогами? Ты их и придушила. Только несколько хозяев в городе и осталось, а остальные - или выметайся, или мы тебя закроем. Или иди работай на нас. Вот и антимонопольная хрень такая.
  
  Мент был в бешенстве, он сверкал маленькими глазками, в приступе брызгая слюной.
  
  Большой человек: - Может это я бегал по мелким фирмам, и гнобил их по заказу 'крутых', которые захватили город? Или я не прав? Да я ангел, по сравнению с тобой...
  
  Она помолчала, глядя сквозь стены куда-то вдаль.
  
  Большой человек: - Я институтов не заканчивал, как хулиганом был, так им и остался, шуровал понемногу.
  Розовая женщина: - Понемногу???
  
  Лицо ее начало наливаться кровью, глаза вылезать из орбит.
  
  Розовая женщина: - А твой особнячок за городом? А машин на тебя сколько записано? А банька по пятницам с местными девками! И попробуй тебе откажи!
  
  Вдруг она обмякла и снова растеклась по лестнице. Видно было, что она очень устала и больше не хотела вести этот дурацкий разговор.
  
  Большой человек: - Ладно, все хороши. Все ходим под одним... хозяином.
  
  Женщина снова всхлипнула, и слезы ручьями хлынули из ее глаз.
  
  Большой человек: - Ну-ну, давай, крошка, заканчивай. Все будет хорошо.
  Розовая женщина: - Я ничего больше не умею...
  
  Она продолжала реветь, а Большой человечище ласково гладил ее по голове, и если отойти в сторону и посмотреть на этих двоих сверху, могло показаться, что два маленьких бегемотика вылезли из своей лужи на лестницу и теперь нежились в лучах яркого весеннего солнца.
  
  - 40 -
  
  Мэра разбудил телефонный звонок. Он вскочил с постели и снял трубку. Звонил Орлов.
  
  Орлов: - Господин Мэр, городу грозит новое испытание. Прошу прощения, но вместо того, чтобы, как говорится, заниматься красивым, вечным, придется подумать о хлебе насущным. Кстати о хлебе. По моим данным в городе закончилась мука... Ваше решение, господин Мэр?... Чем вы собираетесь кормить город?
  Мэр: - Я понимаю, что закончилась еда, но почему вы звоните мне? Пусть наши магазины сделают запросы поставщикам и те привезут все необходимое.
  Орлов: - Привезут? Вы забыли об оцеплении? Ни одна машина, ни один вагон не проедет сквозь заграждение. Как быть?
  Мэр: - Значит, мы позвоним в Центр и оттуда получим помощь.
  Орлов: - Господин Мэр, я уже звонил в Центр. Там дали четкий ответ - справляться своими силами в соответствии с ситуацией, приравненной к военному времени. Вы понимаете, что это означает?
  
  Мэр задумался.
  
  Мэр: - Я не знаю, что это означает. Я не жил в военное время... Я родился после войны, черт побери!
  Орлов: - Ну, допустим, и в наше время хватает горячих точек. Стоит только захотеть, и вы всегда сможете...
  Мэр: - Господин Орлов, что вы предлагаете?
  Орлов: - Это я вас хотел спросить, что вы собираетесь предпринять, а вы даже не знаете, что продовольствия в городе осталось всего на несколько дней.
  
  Мэр с сожалением посмотрел на новенький томик, еще пахнущий типографией, нежно взял его в руки, погладил ладонью. Поднес к лицу и... понюхал. Потом раскрыл и углубился в чтение...
  
  Орлов: - Господин Мэр! Я не слышу вас!!!
  Мэр: - Ах да, простите, связь плохая, вы куда-то пропадаете.
  Орлов: - А я подумал, что это вы пропадаете.
  Мэр: - Нет, нет. Я весь внимание. Слушаю вас... То есть, я хотел спросить вас, как коллегу и военного человека - что же делают в военное время в данной ситуации?
  
  Поставил книгу на полку, взглянул на нее с сожалением, словно прощаясь.
  
  Орлов: - Достают стратегический запас!
  
  Долгая пауза.
  
  Мэр (робко): - А откуда его достают, господин Орлов?
  Орлов: - Из закромов особого назначения достают.
  
  Долгая пауза.
  
  Мэр: - А где эти... закрома?
  Орлов: - В городе, господин Мэр... В вашем городе.
  
  Снова долгое молчание.
  
  Мэр: - Поподробнее, господин Орлов.
  Орлов: - Там, где находятся бомбоубежища на случай войны.
  Мэр: - У нас есть бомбоубежища?... Где же они?
  Орлов: - Под землей, естественно.
  Мэр: - Да, конечно, вы правы. Где же им еще находиться.... Вот только где они находятся,... я не знаю... Бомбоубежища... Это такие сооружения...
  
  И тут в голове его промелькнула гениальная мысль:
  
  Мэр: - Зданиями, недвижимостью и всякими строениями и сооружениями в городе ведает мой первый заместитель!... Ну, конечно, он!... У меня все под контролем, все продумано и работает, как надо! И почему, вообще, ко мне обращаетесь? Господин Орлов, перезвоните, пожалуйста, моему заму, и решите с ним этот несложный вопрос! До свидания! (с удовольствием повесил трубку)
  
   - 41 -
  
  Иван Степанович с Павлом идут по улицам городка. Сейчас доктор чувствовал себя гостем на этом празднике. Горожане проходили, пробегали мимо по своим диковинным делам, радостно здоровались и торопились дальше, а он все шел и смотрел по сторонам. Так добрел до окраины городка, где некогда маленькая лужа теперь превращалась в водоем внушительных размеров. Все воодушевленно трудились, гудела строительная техника, берега поднимались над спокойной водой, и та блестящим зеркалом отражалась на солнце чистой водой. Доктор сел на краю, где не было людей, наблюдая за происходящим.
  
  Иван Степанович: - Чего хотят эти люди?... Странная идея построить целое море в пределах города.
  Павел: - Наверное, это замечательно просто творить и больше ни о чем не задумываться. Если нравится, если идея радует, значит, она не бессмысленна.
  Иван Степанович: - Море! Чушь какая-то!
  Павел: - Просто море - и все!
  
  А на берегу, на противоположной стороне, развернув оркестр на широкой поляне, музыканты терзали струны инструментов. Раздували щеки, выдувая причудливые звуки из валторн и тромбонов, били по барабанам и литаврам, скрипели на скрипках.
  
  Иван Степанович: - У них есть ноты? Они умеют играть?
  Павел: - Есть Маэстро.
  Иван Степанович: - Но он служит метрономом этой ораве, а что их объединяет?
  Павел: - Желание. Поэтому все они одно целое.
  Иван Степанович: - Раньше подобное было невозможно! Только годы тяжелого труда, долгие репетиции, тренировки, а, главное лидер-дирижер, способны были свести разрозненные ноты воедино.
  Павел: - А теперь эти люди, не сговариваясь, абсолютно чувствуя друг друга, отдают каждый свой уникальный звук, аккорд. А мелодия выстраивается в стройную линию.
  Мэр: - Новая музыка?
  Павел: - Неизвестная новая музыка, и оркестр сказочный и уникальный.
  
  Мелодия закончилась, и десятки людей рассыпались по берегу, доставая из сумок какие-то бутерброды, фляжки с водой.
  
  Иван Степанович: - Детский сад! Поведение этих людей напоминает детей. Все они ходят в старшую,... нет, в среднюю группу, и всех объединяет увлеченность, а главное, поразительная беспечность. Они часами готовы играть, ни на секунду не задумываясь о будущем. А если и задумываются, то относятся к нему, как к игре. Но, то дети и у них есть родители, а эти?
  Павел: - Что в этом плохого?
  Иван Степанович: - Что?! Скоро эти взрослые инфанты погибнут от голода. Это сейчас они, свесив ноги с берега этого, так сказать, 'моря', с поразительной беспечностью поедают бутерброды, которые для них приготовили какие-то другие взрослые. Но за этими никто не придет после рабочего дня, не возьмет за руку, не уведет домой... Город сошел с ума.
  Павел: - И все-таки здорово!
  Иван Степанович: - Море, арка посреди центральной площади, марсианка, выращивающая рассаду на бульварах и газонах, а мужчина-ребенок, разъезжающий на вездеходе и заправляющий свой драндулет очистками от бананов. Никто из них ничего полезного не производит, и очень скоро все закончится голодом и разрухой.
  
  Перевел взгляд на дворника, который мочалкой и стиральным порошком сосредоточенно отмывал каменную набережную.
  
  Иван Степанович: - Посмотри на этого... Дурдом. Удивляет одно - никто из них не имеет симптомов сумасшедших, они адекватны, разумны, действия их целесообразны. Только, если задуматься над тем, что они сейчас творят, можно самому начинать сходить с ума.
  
   - 42 -
  
  Мэр: - Снова он!!!
  
  Гудок машины Орлова нещадно завывал у здания типографии, и спрятаться от него было некуда. Мэр вышел на улицу и подошел к машине. Орлов, выйдя из нее, задал Мэру один простой вопрос:
  
  Орлов: - Господин, Мэр, скажите пожалуйста, вы уволили персонал вашей Мэрии. Это означает, что и вы в отставке?
  Мэр: - Нет,... конечно же, нет.
  Орлов: - То есть, я сейчас разговариваю с представителем власти?
  Мэр: - Да,... конечно же, да.
  Орлов: - Если это так, попрошу в машину.
  
  Мэр без звука подчинился приказу и теперь сидел в салоне автомобиля Орлова. Рядом с ним почему-то оказался его первый зам. Они поздоровались, и зам скромно потупил глаза.
  
  Машина остановилась у крыльца, которое торчало из земли, напоминая телефонную будку, а вокруг был только открытый пустырь. Неподалеку торчали потухшие трубы завода. Эти трое вышли из машины, и Орлов проследовал к двери крыльца. Потом открыл ее ключами и прошел внутрь. Все молчали, спускаясь по пологому спуску на дно большого сооружения, наконец остановились посреди просторного бетонного зала. Вокруг были огромные металлические двери, которые закрывали проходы в другие помещения.
  
  Мэр: - Бомбоубежище!
  Орлов: - Да, это бомбоубежище. Помещение, где и хранится,... то есть, должен храниться стратегический запас города.
  
  Лицо зама залило густой краской.
  
  Орлов (заму): - А теперь повторите, пожалуйста, вашу версию происходящего.
  
  Мэр, ничего не понимая, тоже уставился на зама. Эта троица помолчала немного, пока Орлов снова не заговорил.
  
  Орлов: - Я спрашиваю вас, господин заместитель Мэра, что это означает?
  
  Начал открывать одну за другой огромные двери бомбоубежища.
  Зам продолжал молчать.
  
  Мэр: - Что это такое?
  
  Все полки и стеллажи огромных комнат, похожих на холодильники, были заставлены коробками.
  
  Орлов: - Вам задали вопрос.
  1-й зам: - К-к-к-к...
  Мэр: - Что?
  1-й зам: - Ку...Ку-ку-ку...
  Мэр: - Я не понимаю!
  1-й зам: - КУ-666.
  Орлов: - Так, очень хорошо, а где же стратегические запасы еды на случай войны?
  Мэр: - Так, а ну-ка быстро объясняйте, что это такое и где еда?
  1-й зам: - Мы... Мы-мы-мы ... сдали это помещение заводу в аренду.
  Мэр: - Кто позволил? Где еда?
  1-й зам: - Еда?
  Мэр: - Да, еда?
  1-й зам: - Еду мы,... мы ее... съели,... продали,... отдали,... подарили детским садам.
  Орлов: - Детским садам хватило бы этих запасов на сто лет.
  Мэр: - А какое вы имели на это право?
  1-й зам: - Вы...вы-вы-вы сами отдали такое распоряжение!!!
  Мэр: - Что??? Ты что несешь???
  Орлов: - И документы на это имеются?
  1-й зам (визжит): - Да!!! Да!!! Имеются!
  Орлов: - Так, покажите.
  1-й зам: - Я... Я не могу.
  Орлов: - Почему?
  1-й зам: - Я... Я не могу, я уволен, и вся мэрия уволена... И никто вам их не покажет, уволены все!!!
  Мэр: - За сколько же ты все это продал? (схватил его за грудки)
  1-й зам: - Я не знаю,... не помню.
  Мэр: - Я тебя спрашиваю!!!
  1-й зам: - Ни за сколько!... Продал, ... подарил... Вы, господин, Мэр,... уволили деньги, так какое теперь это имеет значение?
  
  Вырвавшись из цепких рук Мера, спрятался за спину Орлова. Мэр хотел было снова достать его.
  
  Орлов: - А ведь он прав, господин Мэр, вы всех уволили, даже деньги. Теперь вам и отвечать на этот вопрос - где еда и чем вы собираетесь кормить город?
  
  За спиной Орлова возник шум, и зам исчез в конце длинного коридора.
  
  Орлов: - Молчите? Я вынужден доложить об обстановке в Центр.
  
  Орлов направился к выходу. Он сел в машину и уехал.
  
   - 43 -
  
  Кабинет в Мэрии. Орлов пытается позвонить. Телефон не работает. Берет в руку факс, читает:
  
  Счет города перед энергетической компанией составляет:
  10000000000000000000000000000000000000
  Пока не будет погашена задолженность за прошедший период, город будет отключен от электроснабжения и телефонной связи.
  
  Орлов (бормочет): - Город, в котором запрещены,... нет, уволены деньги, уволены чиновники и бухгалтеры, начальники и их заместители, уволены Порядок и Закон! Теперь платить некому и нечем... Да, и незачем...
  
   - 44 -
  
  Орлов сидит на кухне и пьет водку. Входит Машенька.
  
  Машенька: - Ну, что с тобой? Что такой смурной?
  Орлов: - Ничего...
  Машенька: - Перестань. Все же хорошо.
  Орлов: - Хорошо? Прошло две недели с того дня, когда уважаемый МЭР своим приказом отменил закон и порядок. Я потерял армию, утратил контроль над ситуацией. Ты не понимаешь?... Пожалуй, впервые в жизни я не знаю, что делать. Как будто снова попал в окружение.
  Машенька: - Ты был в окружении?
  Орлов: - Был...
  Машенька: - Но чего ты хочешь?
  Орлов: - Навести порядок! Интересно, как тот воришка смог продать столько еды из подземных запасов? Продуктов там было на несколько лет... Раньше так не воровали!... Нужно собрать в городе остатки еды и делить ее блокадными пайками... Я готов голодать, чтобы отдать последний кусок ребенку или женщине...
  Машенька: - Голодать?
  Орлов: - Но, это никому не нужно. Все знают об общей беде, о голоде, который надвигается. Но эти безумцы продолжают с блаженными улыбками творить свои нелепые деяния. Все куда-то торопятся, бегут, радостно здороваются и летят дальше. Эти придурки настолько увлечены своими песочницами, что убедить в чем-то невозможно. Должны же быть какие-то инстинкты самосохранения, ведь у них есть дети!!! Скоро они сами протянут ноги и не смогут заниматься этим идиотизмом! Должен быть какой-то предел!!!
  Машенька: - Будем есть траву.
  Орлов: - Траву?... Правильно! В зоомагазин!
  Машенька: - Будем есть собачий корм?
  Орлов: - Почему бы и нет?... Но это позже! Там должны находиться какие-нибудь крупы, например, ячмень, из которого можно приготовить сносную еду... Я скоро!
  
  Сорвался с места.
  
   - 45 -
  Зоомагазин. Вбегает Орлов.
  
  Орлов: - Ячмень есть?
  Продавщица: - Закончился.
  Орлов: - И у вас?
  Продавщица: - Да.
  Орлов: - Послушайте, я оббежал уже десяток магазинов. Его нигде нет! Попугаи в городе заболели обжорством?
  Продавщица: - Нет.
  Орлов: - Тогда, как это понять?
  Продавщица: - Не попугаи. Неделю назад один очень уважаемый человек, уже побывал здесь и скупил весь ячмень. Вернее, забрал его.
  Орлов: - Кто?
  Продавщица: - В прошлом - глава милицейского ведомства.
  Орлов: - Толстый боров!
  
  Выскочил из магазина, быстро идет по улице.
  
  Орлов: - Проголодался, жирдяй!? Вместо того, чтобы позаботиться о детях, сидит в одиночку и обжирается... Забрать все и раздать детям, отнести в детские сады.
  
  Оживление в конце улочки. Орлов подошел ближе. Какие-то люди собрались у небольшой веранды летнего кафе, и о чем-то спорили. А над их головами висел плакат 'Ментовская Бражка', и там был нарисован Большой Человек. Рядом с ним красовалась в огромном переднике розовощекая веселая толстушка. Она по какому-то странному совпадению очень напоминала барышню из налогового управления. Он подошел ближе. Розовая женщина в белом переднике разносит постояльцам какой-то напиток в больших кружках. На пороге в белом переднике появился Большой Человек. Он нес в своей лапище кружку с пенным напитком и орал.
  
  Большой человек: - Эй, старый хрыч! Пришел моего пивка отведать? Ну-ка, давай, вояка, заходи! Давай, старина, промочи глотку!
  
  Он хохотал так же противно, как тогда в его сне и протягивал огромный фужер, из которого расплескивалось самое настоящее пиво, и пена разлеталась во все стороны. Люди рядом с такими же кружками в руках весело приветствовали Орлова, приглашая зайти.
  
  Орлов: - Пиво из ячменя... А вы чего смеетесь? Он же у вас забрал еду!
  
  Орлов какое-то время смотрел на окружающих. Те весело, беззлобно смеялись.
  
  Орлов: - Бесполезно!
  
  Встал и ушел.
  
   - 46 -
  
  Орлов вернулся домой.
  
  Орлов: - Вот ведь безумные души. Будут сходить с ума, пока не умрут от голода... Да и черт с ними... Мы должны с тобой выжить, должны продержаться.
  
  Он посмотрел на свою молодую жену.
  
  Орлов: - Машка... Маша... Машенька.
  Машенька: - Надо же, какие сунтименты.
  Орлов: - А что?
  Машенька: - Боевой офицер, чекист, железный человек, вояка... Ха! Машенька!
  Орлов: - Ты похудела.
  Машенька: - Чо, тощая? Не нравлюсь?
  Орлов: - Нет, не тощая... Талия... Тебе идет... А что будет через неделю-другую?
  Машенька: - Что?
  
  Он подошел к холодильнику. Электричества не было, полки были пусты. В буфете оставались какие-то остатки крупы, сахара, меда, немного черствого хлеба. А рядом стояла она, нежно, с удивительной улыбкой, преданно глядя в его глаза.
  
  Орлов: - Я знаю, что нужно делать.
  Машенька: - Ну?
  Орлов: - Просто нужно кого-то убить, тогда появится еда. Это просто! Есть наградной пистолет. Остается взвести курок, прицелится... Жизнь так устроена, Машенька. Иногда нужно немножко убить кого-то, и тогда все встанет на свои места.
  
   - 47 -
  
  Малыш и Зайка валяются в кровати.
  
  Малыш: - Доброе утро, милый. На завод?
  Зайка: - НЕТ!!! (хохочут)
  Малыш: - Какие планы на сегодня?
  Зайка: - На сегодня? О! Сегодня, как и вчера, и позавчера я хочу делать невозможное! Создать целый парк невиданных диковинных машин и подарить их людям! Они должны быть разными, непохожими друг на друга. Так же, как не похожи люди и их желания. В городе на заправках закончился бензин, нет электричества, люди ходят пешком. А тут мои машины! Как будто жизнь начинается с начала!
  Малыш: - Мой, Зайка! Ты счастлив!
  Зайка: - Да!
  Малыш: - У тебя все получится. Я знаю.
  Зайка: - Не зря же из твоего мужа сделали хорошего инженера. Ты не представляешь, сколько я этого ждал.
  Малыш: - Представляю. А помнишь, как после института ты вернулся в родной город и сразу же на завод?
  Зайка: - Да! Застал еще период, когда он выпускал мясорубки и всякую кухонную ерунду. А потом он разорился...
  Малыш: - Да, было тяжело... А помнишь, как мы с тобой разыскали друг друга в этом городе, только поженились, и чем-то нужно было кормить семью?
  Зайка: - Несколько лет стояли за прилавком, что-то продавали,... ничего - выжили.
  Малыш: - Остальные тоже стояли рядом и что-то продавали. Потом возвращались в свои квартиры и были счастливы.... Главное, что ты не один.
  Зайка: - Главное, что есть в жизни мой 'Малыш', а остальное не важно.
  Малыш: - Главное, что у тех прилавков рядом стояли такие же люди и делали то же самое - продавали друг другу что-то иноземное, диковинное с затхлым запахом китайских складов.
  Зайка: - Потом отдаешь выручку боссу, берешь свои крохи и гордо приносишь их домой жене!
  Малыш: - Было как-то удивительно хорошо.
  Зайка: - А помнишь, появились неземные шоколадные батончики с восхитительным вкусом и орешками внутри.
  Малыш: - И если немножко сэкономить... Ну, если немножко сберечь, можно накупить их, таких разных, в блестящих обертках, потом сложить в коробку.
  Зайка: - Нет, не есть - собирать, как коллекцию, а потом долго сидеть и... любоваться.
  Малыш: - А этот удивительный, сказочный ресторан, который появился в городе!
  Зайка: - Забываешь обо всем, хватаешь своего 'Малыша', тащишь его в длинную очередь, которая опоясывает это заведение и на цыпочках, через головы остальных, глядя на счастливчиков, стоящих у самого входа, дожидаешься счастливого часа. Час... и второй... И, вот, ты уже у ворот неизведанного Рая, куда так стремится весь город. Переступаешь порог и попадаешь в сказку!!!
  Малыш: - Нет официантов, нет поваров в высоких колпаках. Какие-то чудо-машины стучат, как станки на заводе, а из них появляются удивительные блюда.
  Зайка: - Ты занимаешь место у стойки, а перед тобой поднос. На нем бутылочка с черной жидкостью, которую пьешь через трубочку, и газики шипят, ударяя в ноздри. Здесь тарелки из удивительного картона и почему-то все едят руками. Стоя!
  Малыш: - Наверное, в Раю так и должно быть! Есть из картонных тарелочек, стоя, руками или пластмассовыми вилками, и запивать из восхитительного бумажного стаканчика. Твое блюдо завернуто в тонкую бумагу и скрывает тайну,... загадку,... заморскую и такую неземную сказку, ради которой ты простоял два часа.
  Зайка: - И вот наступает миг блаженства - ты тоже хватаешь его руками и вонзаешь в него зубы, больше не думая ни о чем!!! Закрываешь глаза, жуешь - и сказка тает во рту. Потом снова и снова прямо руками тащишь его, рвешь на части (так делают все), снова глотаешь, потом еще черной волшебной газированной воды, снова газики в ноздри и теперь ты чувствуешь себя Человеком! Новым Человеком новой Формации... Новой Расы!... Ты один из Них!!! (хохочут)
  Малыш: - Но, все кончается, и твой подносик пуст, только гора салфеток; пустой картонный стаканчик и грязные руки - все в восхитительном заморском майонезе. И лицо твое тоже перепачкано, и 'Малыш' твоя, как чушка, но счастливая!!! А тебя уже подталкивают локтями - что, мол, выстаиваешь, поел - вали, дай и другим получить удовольствие от жизни, дай насладиться. Кое-как оттираешься салфетками и вываливаешься из этой сказки на улицу.
  Зайка: - Идешь и думаешь - а, ведь там были самые обыкновенные бутерброды!
  Малыш: - Почему-то с майонезом и листьями салата.
  Зайка: - Почему-то не налили бокала вина или шампанского.
  Малыш: - А внутри этого бутерброда была самая обыкновенная котлета!
  Зайка: - Не играла музыка. Ты, как зверюшка, грязными руками запихивал этот бутерброд себе в рот и чуть не подавился... Но, все равно было здорово, было как в сказке, было КЛАССНО!!! Да, Малыш?
  Малыш: - Да! Конечно же, ДА!!! Да, мой 'Зайка'!!!
  Зайка: - Как мне с тобой хорошо, хорошо везде и всегда, а остальное не имеет значения. Вот только,... так хотелось, чтобы рядом появился кто-то еще... Малыш, крохотное существо, которое будет мешать спать по ночам, потом ползать, ворочаться, лепетать первые слова, наконец, пытаться вставать на ножки. И, держась за твой рукав, крошечными пальчиками, делать первые шаги.
  Малыш: - Хотелось! Очень хотелось!
  Зайка: - Но ведь не будешь же кормить его, как какого-то 'Зайку' морковкой или капустой, которая, слава Богу, ничего не стоит. Малышу нужно многое, малыша нужно учить, растить, вести по жизни. А денег совсем нет. Поэтому и нельзя себе позволить завести такого 'Зайку'. Такого крошечного чудесного малыша. И заполнить жизнь и маленькую квартирку его неуемным гомоном.
  Малыш: - У всех, за исключением немногих, было точно так же. Детские сады опустели, их начали сдавать под склады и офисы, а город начал немножко стареть.
  Зайка: - Но вот, откуда-то из столицы появились люди, вдохнули жизнь в цеха, и труба завода весело задымила! Мясорубки, пароварки - все полетело на свалку, полетело в прошлую жизнь. Теперь точили и сверлили, и обрабатывали новые детали... изделия. Какие?
  Малыш: - Да, какая разница? Главное, чтобы платили, и чтобы можно было теперь не стоять у прилавка.
  Зайка: - Вот только, стоять у станка... Но, теперь! Теперь жизнь началась с самого начала. Это чудо - все дела совпадают с желаниями, а людям так нужны мои чудо-машины, сказочные аппараты, которые помчатся по городу. Они прыгают через дома и лужи, что-то тащат, волокут!
  Малыш: - А еще... скоро, очень скоро у нас, наконец, появится малыш...
  Зайка: - Или Зайка...
  Малыш: - Или Зайка, не важно. И он будет гордиться своим отцом, будет расти, научится помогать и жить совсем по-другому! Да, мой Зайка?
  Зайка: - Да, Малыш.
  
   - 48 -
  
  Орлов вышел из своего дома и пошел по улице.
  
  Орлов: - Чертов псих.
  
  Сказал это, глядя на ненормального, который приземлился на драндулете неподалеку от него прямо в лужу, забрызгав его брюки. Псих извинился, приветливо помахал рукой и помчался дальше. Сейчас Орлов мучительно соображал, глядя по сторонам. Он принимал решение, а в кармане его лежал наградной пистолет. Он чувствовал себя охотником. Но вокруг были люди, их дети. Все куда-то торопились, крутились под ногами, и он боялся стрелять рядом с ними, чтобы кого-то не задеть. А рядом бегали кошки, летали птицы!
  
  Орлов (бормочет): - Сколько еды безнаказанно бегает по голодному городу!
  
  Отходит в сквер. Охота...
  
   - 49 -
  
  Орлов дома. Входит Машка.
  
  
  Машенька: - Здравствуй, мой генерал. Иван Степанович сказал, работы пока нет, и отпустил меня в отпуск.
  Орлов: - Что это?
  Машенька: - Вот, принесла из больничной столовой. Консервы, буханка хлеба, даже клубника.
  Орлов: - Откуда клубника?
  Машенька: - Не знаю.
  Орлов: - Зачем принесла?
  Машенька: - Иван Степанович разрешил.
  Орлов: - Эти продукты могут понадобиться больным, мы не можем лишать их последней еды!
  Машенька: - Да, больных-то не осталось.
  Орлов: - Не осталось? Полон город больных.
  Машенька: - Ну, не ворчи. Холодильники не работают, света нет. Все равно пропало бы.
  Орлов: - Вон, возьми, принес тебе.
  Машенька: - Что это?... Откуда?
  
  Он достал пистолет.
  
  Машенька: - Добытчик!
  Орлов: - Раздобыл печку-буржуйку. Ощипывать умеешь?
  Машенька: - Тоже, скажешь. Полжизни в деревне прожила.
  Орлов: - Жизни...
  
  Потом они ощипывали несколько худых тушек голубей, и трех маленьких воробьев, которых удалось подстрелись. Из всего этого получились маленькие кусочки птичьего мяса, которые и зажарили на печке-буржуйке.
  
  Орлов: - Пошел за дровами и на речку за водой... Отпуск, говоришь? Отпуск - это хорошо. Нечего тебе делать в сумасшедшем городе. Скоро станет опасно. Начнется голод. Никуда не ходи. Окапываемся. Занимаем оборону.
  
   - 50 -
  
  Клип: Теперь у Марсианки было много работы. Она трудилась от зари и до зари. Ее стремлением было усеять и засадить все вокруг удивительными растениями. Те, давно подросли и теперь целый месяц, потом второй она проводила на улице, помогая им вырасти и окрепнуть. Было много дел - нужно вскопать, убрать сорняки, принести хорошей земли.
  Появилась лошадь, запряженная телегой. Марсианка копает.
  
  Марсианка: - Телега? Откуда? Как тебе это удалось? Очень кстати... Молчишь? Не говоришь? Впрочем, разве могут лошади говорить? А у меня появились помощники. Сегодня один подошел и взял из рук лопату. Потом еще четверо, теперь нас целая компания. А еще был Зайка - муж Малыша, знаешь его? Он появился на странном аппарате и сказал, что скоро сделает для меня чудо техники. Чудо будет копать, убирать сорняки, рыхлить землю, а если солнце не даст пролиться дождю, будет работать машиной для полива. А заправляется оно топливом, которое повсюду. Зайка построил заправки по всему городу. Теперь у нас будет целая армия любителей-садоводов, А сколько мы посадим цветов! Молчишь? Молчи. Разве лошади умеют говорить? А куда ты каждый вечер пропадаешь?... Туда? К себе? Как в том сне? А утром возвращаешься ко мне. Ты хорошая. Я тебя очень люблю. Ты красивая. Ты самая красивая лошадь на свете! Господи, как я устала...
  
  Она села на скамейку в парке, откинулась на спинку и задумалась. Глаза закрывались от усталости. Глаза продолжали смотреть наверх, туда, где блеснуло что-то до боли знакомое и очень дорогое.
  
  Марсианка (Лошади): - Подожди, не уходи. Посиди со мной немного, еще не так поздно. Теперь я тебе расскажу про мою страну. Мне сегодня снился сон. Детство... Мама... Отец... Мы часто переезжали из города в город, а я, совсем маленькая, ходила в разные детские садики, училась в разных школах, но зато! Зато, у отца была мечта и любимое дело. И поэтому мы всегда следовали за ним. Ведь это так здорово, когда у кого-то есть мечта и он может с ней жить. Но туда, в свою мечту, он мог попасть только один. Отец был летчиком и жил на своем небе. Его перебрасывали из города в город, из одной воинской части в другую, но везде было это небо, а, значит, везде была мечта. Мы понимали отца, иногда целой жизни не хватает, чтобы поднять голову и посмотреть наверх. А он делал это каждый день, всю свою жизнь. И мечты этой хватало на всех - и на маму, и на меня. Как-то раз я попросила отца рассказать о его небе, о его работе, о самолетах. Тогда он поведал мне одну историю, и свою тайную мечту. Он хотел с самого детства стать космонавтом. Всегда так и говорил: - Когда я вырасту большим, обязательно стану космонавтом и полечу на другую планету. Вон она светится в темноте. Называется Марс, мы ее откроем и подарим людям.
  Он долго рассказывал о ней, показывал фотографии, и тогда я спросила: - А нас ты туда возьмешь?
  - Конечно! - воскликнул отец, - когда-нибудь там будут жить люди. Мы построим целые города и, если захочешь, будем жить там. И, конечно, летать, - ведь он не мог не летать, и не мог без своего неба, даже там - на Марсе.
  - А что мы там будем делать? - спросила я.
  - А что тебе нравится? - спросил отец.
  - Цветы, - неожиданно для себя ответила я, - хочу выращивать цветы,,... пальмы, большие и маленькие деревья, леса!!! Зеленые рощи, сады невиданных растений, зеленые поля. И эта красная планета станет зеленой!!!
  - Вот и договорились, а я буду летать на своем марсолете и махать тебе рукой, - ответил отец, - только все это произойдет, когда мы станем большими. Придется немного подождать...
  
  Марсианка смотрела, не отрываясь на любимую планету - планету своего далекого детства и вспоминала.
  
  Марсианка: - А однажды отец полетел на свое небо и не вернулся. Так бывает, небо иногда оставляет для себя кого-то из этих мечтающих летчиков, особенно если под небом идет война. А люди так любят иногда придумать эту войну. Конечно, те, которые ее придумывают, ничего о небе не знают, даже не смотрят наверх. Туда они отправляют других стрелять друг в друга, и тогда мечта обрывается, оставаясь в небе навечно. Потом мама сказала, что отец улетел на Марс и когда-нибудь обязательно вернется и заберет нас с собой. Мама так и не дождалась. Она очень скучала и, наверное, отправилась к нему, не дождавшись, пока я вырасту. Так я осталась одна, но над головой всегда появлялась планета, красная точка, которая светилась в темноте, не давая забыть и помогая мечтать. Оставалось только вырасти, стать совсем большой и дождаться...
  
  Глаза закрылись сами собой, теплый ветер нежно убаюкивал ее своим нежным колыханием, а благодарные растения, шелестя ветками и листвой, шептали: 'Мы с тобой, мы рядом. Спи спокойно'. Внезапно перед глазами возникло видение - это были две фигурки, которые приближались. Она узнала их! Отец стоял рядом с мамой, держа ее за руку. Они были молодыми и красивыми, как в далеком детстве, они были такими близкими, а вокруг расстилались поля и прекрасные сады с удивительными растениями, деревьями, кустиками, пальмами и цветами. Как в ее мечте, как на Марсе! На далеком Марсе!
  
  Отец: - Посмотри вокруг, просто оглянись по сторонам и ты все поймешь.
  Мама: - Ты уже взрослая, моя девочка. Ты выросла.
  Отец: - И ничего не бойся, открой свои красивые глаза и ты увидишь. А мы всегда будем рядом... Мы здесь, мы с тобой... Возвращайся на Землю...
  
  Они растворились в зеленой дымке чудесного сада и только их родные голоса еще долго эхом звучали вдалеке, пока не исчезли совсем: 'Возвращайся на Землю', - эхом звучало в ее сознании. Утро ослепило ее яркими солнечными лучами, она вскочила со скамьи, скинула тяжелую обувь и босиком, по мокрой от росы траве побежала по лужайке парка. А вокруг, куда не посмотреть, раскачивались на ветру крепкие и уже такие взрослые растения, посаженные ее руками. Гигантский сад окружал ее со всех сторон, любимые растения радостно кланялись, шумели листвой, улыбались своими цветами и словно говорили: - Мы выросли, мы уже большие, посмотри на нас!
  Она шла по городу. Ступала босиком по мягкой траве, не узнавая все вокруг.
  
  Марсианка (Лошади): - Это мое детство! Посмотри! Это же и есть моя мечта! Это мой Марс, мой огромный сад, который я создала своими руками, и теперь этот Марс здесь, он рядом. Смотри же! Просто, он оказался немножко на другой планете!
  Эхо: - Мы здесь, мы с тобой! Возвращайся на Землю!
  
  
  А большая серая лошадь стояла рядом и улыбалась (хотя, разве могут лошади улыбаться, но, тем не менее), и ела траву. Она была самой обыкновенной лошадью, что с нее было взять...
  
   - 51 -
  
  А неподалеку в земле возился странный человек. У него в руках была большая сумка и он, ползая на коленях по ее газону, засаженному растениями, собирал какие-то цветы. Это был Орлов. Гора белых и желтых цветков уже до краев заполняла сумку, и он, встав с колен, потащил добычу в свой дом. Орлов приносит авоську одуванчиков, вываливая ее на стол.
  
  Машенька: - Что это?
  Орлов: - Одуванчики.
  Машенька: - И что мне с этим делать?
  Орлов: - Будем есть... Черт. В последние дни не удалось убить ни одной твари. Стоит приблизиться к этим глупым птицам, как они по какому-то необъяснимому чутью маленьких гаденышей с птичьими мозгами, взмывают в небо и перелетают на другую часть города. Они нагло издеваются! Пока только одуванчики. Но есть кое-какие мысли.
  Машенька: - Какие, мой генерал?
  Орлов: - Когда-то в учебке нам преподавали курс молодого бойца, там были прописаны способы выживания в экстремальных условиях. Это было очень давно, я учился в вышей школе партии. Но я ни черта не запомнил! А сейчас так нужна эта информация! Она нам жизненно необходима! Помню только, как выглядят страницы в конспекте, помню, как мы на занятии валяли дурака, а то, что там было написано, не помню! Только эти чертовы одуванчики. Из них можно приготовить салат, Машенька... Сидела дома?
  Машенька: - Да.
  Орлов: - Весь день?
  Машенька: - Ну, ты же сказал. Пока ты на охоте - сидеть дома.
  Орлов: - Хорошо. Пойдем, пройдемся. Нужно принести воды.
  
  Он посмотрел, как она одевается, и поневоле залюбовался. Это была юная, стройная, красивая девушка, с длинными русыми волосами, с сильными тонкими руками и удивительным лицом. Она надела на себя платье из своей прошлой жизни, и подпоясала его тоненьким пояском. Платье висело, как на вешалке, теперь оно могло поместить двух таких, какой она стала сейчас.
  
  Орлов: - Так, вода подождет. Пойдем, купим тебе одежду. Если в этом городе вообще можно что-нибудь купить...
  
   - 52 -
  
  Это был самый шикарный для их городка бутик, и он смело открыл его двери. Там никого не было, на вешалках висели удивительные наряды, и у Машки засветились глаза. И у него тоже. Не было ни продавцов, ни кассира, ни хозяина магазина, только записка, приклеенная на видном месте. А на ней было написано:
  
  Не стесняйтесь. Выбирайте все, что вам понравится. Ни в чем себе не отказывайте. Будьте красивыми!
  
  Орлов: - Вот блаженные! Умирают от голода, но хотят сделать это красиво!
  
   - 53 -
  
  Иван Степанович идет по улице. Архитектор догоняет его.
  
  Архитектор: - Иван Степанович!
  Иван Степанович: - Ах, господин Архитектор! Как ваши дела? Как самочувствие?
  Архитектор: - Я изменил проект!
  Иван Степанович: - Да, что вы? Это очень интересно!
  Архитектор: - Да-да! Два месяца на центральной площади я возводил сооружение, и теперь меня по праву называют Архитектором. Но я не обижаюсь. Ведь это не кличка какая-то, а, скорее, звание...
  Иван Степанович: - Конечно! Конечно!
  Архитектор: - Но, дело не в этом. В последнее время я иногда приходил на окраину города, где сотни коллег работают в огромном котловане, уже наполовину заполненном водой, и однажды гениальная мысль пришла в мою голову.
  Иван Степанович: - Какая же еще мысль могла родиться в вашей голове! Только гениальная.
  Архитектор: - Вы так считаете?... Вы правы... Итак... Итак, я понял, что если внести в проект некоторые изменения, он станет интересней. Так или иначе, мне в голову пришла совершенно безумная идея - перенести к морю почти достроенное сооружение, создав небольшой островок, где и будет оно величественно стоять. Какое же море без острова? Вы согласны?
  Иван Степанович: - Конечно!
  Архитектор: - Все должно быть в гармонии.
  Иван Степанович: - Безусловно!
  Архитектор: - Правда, такого никто, нигде и никогда еще не делал. Но это меня не смущает. Сейчас десятки людей готовят массивную конструкцию, чтобы, не разбирая созданного, перенести ее на самый край города и погрузить на морское дно. Мы создали, как в старину, огромные катки. Все опоясано прочными канатами и тросами, на которых висят агрегаты для придания нужного рычага и создания силы, которая сможет сдвинуть конструкцию с места. Все, как в древности, с той лишь разницей, что здесь нет рабов.
  Иван Степанович: - Рабов?
  Архитектор: - Посмотрите!
  
  Конструкция напоминала замысловатые хитросплетения, которые уходили высоко в небо, петляя там, и возвращаясь лентой Мебиуса на землю, опираясь на хиленький фундамент.
  
  Иван Степанович: - Простите, а не кажется ли вам, что эта конструкция может упасть. По всем законам физики она не имеет той устойчивости, которая добивается простыми методами в строительстве?
  Архитектор: - Честно говоря, я не знаком с этими методами. Да и нужно ли придавать таким мелочам значение?
  Иван Степанович: - Но, любезнейший, на чем же она будет держаться?
  Архитектор: - На энтузиазме!...
  Иван Степанович: - Ах! Простите, не подумал!
  Архитектор: - На воле к успеху, на победе, черт возьми, на интуиции!
  Иван Степанович: - Понятно! А, как же быть с законами природы, как быть с науками, тысячелетиями отстаивающие свои права на истину?
  Архитектор: - У меня своя наука и своя истина! Итак, остается немного, и наша процессия двинется в путь!
  
   - 54 -
  
  Орлов: - Лошадь!
  
  Орлов подпрыгнул в постели.
  
  Машенька: - Что, лошадь?
  Орлов: - По городу уже давно безнаказанно разгуливает старая лошадь! Ну, и что - что, старая? Главное, что в ней десятки килограммов мяса, и теперь мы сможем прокормиться. Соли в пустых магазинах в достаточном количестве, сделаем солонину. Будет жестким, невкусным, но оно будет у нас - это мясо. Невозможно же вечно питаться одуванчиками и голубями, где кроме костей и кожи не осталось ничего, да и те шарахаются в стороны, как от прокаженного... И почему они отсюда не улетают?
  
  Он вскочил, накинул на себя одежду и взял пистолет. Маша даже не успела его ни о чем спросить...
  
   - 55 -
  
  Вечерняя заря не давала городу погрузиться в полную темноту. Наступали самые долгие дни в году, и жаркое солнце вместе с бедой поселилось надолго, не давая заснуть, настаивая на свете и тепле и лете. Орлов шел по улицам и методично, район за районом прочесывал город, который еще не спал, несмотря на позднее время. Какие-то люди-тени сновали туда-сюда, торопясь по своим безумным делам. Завидев его, здоровались и шли дальше.
  Вдруг его окликнули, и он, как вкопанный остановился. Увидев перед собой знакомое лицо, слегка удивился. Потом сконцентрировал внимание на этом, почему-то еще живом человеке, и возбужденно спросил:
  
  Орлов: - Вы не видели лошадь?
  Иван Степанович: - Лошадь?
  
  С интересом на него уставился.
  
  Орлов: - Да-да!... Такая, серая, в грязных яблоках.
  Иван Степанович: - В грязных!...А, зачем она вам?
  
  Орлов очень удивился, посмотрев на него, как на идиота.
  
  Орлов: - А разве непонятно? Я хочу ее съесть.
  
  Доктор удивился еще больше, но виду не подал. Это был очень интересный случай в его практике. Пожалуй, самый интересный.
  
  Иван Степанович: - И яблоки тоже?
  Орлов: - Какие яблоки?
  Иван Степанович: - Грязные.
  Орлов: - Ах, да, яблоки... Вы что издеваетесь?
  Иван Степанович: - Ни, коим образом. А почему вы хотите съесть именно лошадь?
  
  Орлов теперь серьезно, с каким-то интересом рассматривал доктора.
  
  Иван Степанович: - Что она вам сделала?
  Орлов: - Нет-нет, я пошутил.
  
  Орлов быстро удалился.
  
   - 56 -
  
  Орлов вернулся домой, Маша спала. Рука девушки лежала на его подушке, и он боялся ее разбудить. Какое-то время он сидел рядом и любовался.
  
  Орлов (бормочет): - Чертов конспект!
  
  Лошадь появилась внезапно, словно из розового светящегося облака, идя прямо на него. Она сбросила добрый десяток лет, свою старую гриву и теперь молодцевато гарцевала перед ним. Кожа ее на боках переливалась красивыми, блестящими, сверкающими яблоками.
  
  Орлов: - Есть! Я нашел тебя, сейчас я сделаю ЭТО!
  
  Орлов полез в карман за пистолетом. Но, о ужас! Пистолета там не оказалось и кармана тоже. И ног... Вместо них снова эти вялые, прозрачные протезы, и он не может сдвинуться с места. А лошадь шла прямо на него и была она не одна! За ней в небольшом отдалении шествовал целый табун таких же молодых, полных сил и жизни... и МЯСА лошадей! А он не может в них выстрелить, не может достать пистолет и убить!!! А они приближаются и сейчас затопчут его! Он повернул неповоротливо незнакомое тело на пластилиновых прозрачных ногах и побежал. Нет, неуклюже переваливаясь с одного подобия ноги на другое, поплелся. А табун настигал! Звери уже дышат ему в затылок, едва не касаясь копытами! Стоп! Перед ним стена! Идти некуда. Он обернулся. Табун тоже замер с лошадью во главе, а она стояла и улыбалась! Вдруг откуда-то появились собаки, маленькие и большие, крысы, кошки, голуби, воробьи...
  
  Звери: - Узнаешь нас?
  
  Это были те самые голуби - он узнавал каждого из них, помнил их глаза, этот взгляд, перед тем, как...
  
  Лошадь: - Съешь меня!
  
  Он в бессилии обернулся на стену - это была западня, а лошадь снова улыбаясь, повторяла уже громче и настойчивее:
  
  Лошадь: - Съешь меня!
  
  Теперь голоса отовсюду начали повторять эту короткую фразу. И лошади, и собаки, и птицы. Крысы, змеи... Кошки... Все они приближались к нему и повторяли все громче и громче:
  
  Звери: - Съешь меня!
  
  Он вжался в стену, и пот градом лил из его пластилинового лба, а толпа говорящих животных настаивала, уже громким хором оглашая все пространство вокруг:
  
  Звери: - Съешь меня! Съешь меня! Съешь меня!
  
  Вдруг внезапная тишина разорвала его пластилиновые перепонки. Тишина давила своей тяжестью, все больше прижимая к стене.
  
  Лошадь: - Не хочешь? (нежным голосом) А вот так?
  
  Она протянула пистолет. Холодное оружие спасительной тяжестью привычно легло на ладонь. Но рука не поднималась! Он не мог навести оружие! Он не мог выстрелить!
  
  Лошадь: - Как хочешь! (грустно) Что же, тогда держи.
  
  Протянула старую тетрадь.
  
  Орлов: - Конспект?!
  Лошадь: - Да, конспект. Из твоей глупой молодости! Те самые страницы. Спасай свою Машку!
  Орлов: - Машеньку.
  Лошадь: - Да, извини. Машеньку.
  
  А розовое облако уже исчезало, и стадо лошадей, птицы и прочие твари таяли и растворялись.
  Он открыл глаза. Машенька сидела рядом, встречая его нежной улыбкой.
  
  Орлов: - Да, и черт с ней, с этой лошадью, перебьемся! Теперь уже точно перебьемся без этого старого куска мяса.
  
   - 57 -
  
  
  Он летел по улицам, не замечая никого и ничего, перешагивал через площади и скверы, спеша на окраину городка.
  
  Орлов (читает): - Корневище кувшинки на 49% состоит из крахмала, на 8% - из белка и еще около 20% приходится на сахар. Конечно, прежде чем его грызть, вам придется высушить, растереть в муку и вымочить в проточной воде, чтобы удалить дубильные вещества. Зато потом, после просушки, эту муку можно будет использовать для выпечки над костром хлеба или тестяных полосок, накрученных на палки, или попросту забелить ею суп-болтанку для сытности... Суп! Будет настоящий суп!
  
  Он ползал между рядами тины, вяз в болотце, и ничто не могло его остановить! Белые кувшинки не хотели отдавать свои длинные стебли, корни и, особенно, цветы. Они упирались, капризничали, и он, весь перемазавшись тиной и глиной болота, падая, но поднимаясь, продолжал работать.
  
  Орлов (читает): - Кстати, подобную муку можно сделать из обычных желудей и даже корней одуванчика... Одуванчик, снова одуванчик.
  
  Полез огромный дуб за желудями. Набрав их целую авоську, он уселся передохнуть и принялся листать страницы дальше...
  
  Орлов (читает): - Полевых мышей добывать гораздо сложнее, но тоже возможно. Наблюдения за полярными волками и последующие эксперименты на людях доказали, что человек, который ест полевых мышей целиком, вместе со всеми внутренностями, получает полный комплект необходимых для жизнедеятельности питательных веществ и даже может не страдать от авитаминоза.
  
  Теперь он расставлял силки. Здесь же, на месте, скручивал их из веревок и сетки.
  
  Орлов (бормочет): - Жарить, и есть обязательно вместе с внутренностями.
  
  Снова остановился.
  
  Орлов (читает): - Лягушки. Главное - снять кожу и насадить лапки на палочки, чтобы обжарить. Конечно, можно есть сырыми, но человек больше привык к горячей, термически обработанной пище.
  
  Болото снова пачкало его и затягивало на грязное дно. Зеленые твари издевались, прыгали, скользили в руках, но скоро большой шевелящийся пакет был набит болотными гадами.
  
  Орлов (бормочет): - С болотом покончено!
  
  Отряхивается от тины.
  
  Орлов (читает): - Еще можно набрать молодых побегов, отварить их и подать к лягушиным лапкам. Вкусом побеги напоминают спаржу, а лягушиные лапки - цыпленка... Так... Лопух. Корни его можно есть в сыром, вареном, а еще лучше, в запеченном виде. Они способны заменить картофель, морковь и сельдерей. А если уваривать очищенные и мелко нарезанные корни лопуха с кислицей или щавелем, то можно получить кисло-сладкое варенье.. Так... И, последнее. Иногда, для того, чтобы остаться в живых, приходится питаться червями. Достаточно накопать горсть дождевых червей и поместить их на пару-тройку часов в проточную воду для того, чтобы из них вышла земля. По своей калорийности они смогут заменить целый обед. Приятного аппетита!
  
  Оторвался от конспекта.
  
  Орлов: - Черви?... Это приказ!!! А приказ есть приказ! Приказы не обсуждаются! Есть приказ выжить! Есть приказ жить! Значит, будем жить! Так надо!
  
  Он уже находился неподалеку от своего дома. Дождевые черви были повсюду: только что пролился небольшой теплый дождик, оросил город и улицы, умыл тротуары, и розовые червяки повылезали из своих норок, лежали в лужах и грелись на солнце.
  
  Орлов (бормочет): - Горсть.
  
  Вынимает из лужи свежих, жирных червей.
  
  Орлов (бормочет): - Что такое горсть, сколько их нужно съесть? Хватит ли Машеньке десять червей или нужно больше? Когда из них выйдет песок, они станут меньше. Она не получит необходимый для жизни белок!
  
  Черви извивались, скользили между пальцами, ползли по рукам. Он разыскал в какой-то урне стеклянную банку и теперь настойчиво запихивал их на самое дно. Банка была без крышки, и ее приходилось все время встряхивать, чтобы они не расползались.
  
  Сел подвести итоги:
  
  Орлов (бормочет): - Мешок белых кувшинок, пакет желудей. Будет мука и будет суп. Можно приготовить лепешки. Восемь больших жаб! Ужарятся, но все равно будет настоящее, горячее блюдо, к нему салат из молодых побегов. Две маленькие полевые крысы - небольшие шашлычки... Обязательно с потрохами! Лопухи запечь на гарнир. И черви! По десять штук на каждого... А ведь ими можно накормить весь безумный город! Надеть смирительные рубашки и насильно продлевать их безумные жизни! Спасти оставшихся в живых людей, дать им немного времени, а там будет видно!
  
  Он сидел на бордюрном камне, засовывая последнего розового червяка в банку. Червяк выпал и исчез в траве. Орлов наклонился и попытался найти его.... Он не верил своим глазам, его словно парализовало! Перед его глазами возникло видение, которое напоминало о чем-то давно забытом, но очень знакомом. Прямо перед ним на ветке висел помидор! Настоящий, большой, правда немного зеленоватый. Но, это был Помидор!!! Он схватил его свободной рукой, придерживая банку с червями, и сорвал с ветки! Поднял глаза. Растение уходило куда-то в вышину и с него свисали, другие, такие же красно-зеленые, настоящие помидоры. Он начал рвать их один за другим, пока не обчистил весь кустик! Это было чудо! Горка почти спелых помидоров лежала перед ним, и он не мог оторвать от них своего взгляда! Вдруг сверху кто-то тихо произнес:
  
  Марсианка: - Простите, но они еще зеленые.
  Орлов: - Что!
  
  Он готовился защищать свою находку.
  
  Марсианка: - Они еще не совсем спелые.
  
  Она стояла и сверху вниз смотрела на него. На ней был надет комбинезон, а на руках были резиновые перчатки. Одежда ее была перепачкана землей. Орлов встал, уставившись на нее.
  
  Марсианка: - Мы только что отвезли в магазины спелые овощи, и если у вас есть время, вы можете их взять там.
  Орлов: - Овощи! Есть ли у меня время?
  
  Огляделся. Вокруг произрастали точно такие же кусты, и на их ветках под листами, прятались помидоры. Он сделал несколько шагов в сторону. Небольшой ров с водой отделял его от другой грядки, и там с высоких кустов свисали самые настоящие... огурцы!
  
  Орлов (кричит): - Где этот магазин?!
  Марсианка: - Где?... Да,... везде,... по всему городу. Вон, через дорогу ближайший...
  
  Но тот уже ее не слушал. Он кинулся через дорогу и, влетев в двери открытого магазина, остолбенел. Полки его были завалены продуктами. Руки Орлова были заняты тяжелой сумкой, в которой находилась его добыча, и мешала подойти ближе! Наконец, он рассмотрел ассортимент. На полках лежали те самые огурцы и помидоры, только спелые и словно просились к столу! Рядом в целлофановых пакетах были завернуты чьей-то аккуратной рукой самые настоящие куриные яйца. Дальше стояли лотки со свежей рыбой. Рыбка была маленькая, но ее было много! Банки с медом! Клубника, земляника, еще какая-то ягода! Настоящая молодая картошка! И в самом конце прилавка аккуратно завернутый в пакеты, хлеб, который, видимо, был только что испечен. Он стоял, взирая безумными глазами на это изобилие, и не понимал. Потом посмотрел на другой прилавок. Огромный отдел кулинарии! Лоточки с салатами, какие-то упаковки котлет разных цветов, готовая пицца, банки с вареньем! Вдруг его окликнул знакомый голос. Он резко обернулся, и сумка выпала из рук. Доктор стоял рядом. Он вежливо поздоровался и с интересом разглядывал этого человека, перепачканного болотной тиной, в мокрой одежде, уставшего, голодного и очень удивленного.
  
  Иван Степанович: - Ну, как, вы уже съели вашу лошадь?
  Орлов: - Лошадь?... Какую лошадь?
  Иван Степанович: - Ну, как же, еще вчера вы хотели съесть лошадь?
  Орлов: - Я пошутил.
  
  Ответил он, пытаясь принять подобие улыбки на своем лице. Но доктор, теперь с еще большим вниманием, смотрел на то, что лежало у его ног. Орлов спохватился и прикрыл сумку, из которой высыпались желуди. Но, сумка зашевелилась, и какие-то звуки послышались с самого дна. Орлов взял с прилавка лоточек с клубникой, хотел было положить его в сумку и уйти, вдруг из другого пакета одна за другой выпрыгнули две крысы и бросились наутек.
  
  Орлов: - Вот ведь, твари! Всюду заберутся!
  
  Хотел, было закрыть сумку, но молния подвела, и здоровенная зеленая лягушка, выпрыгнув с самого дна, уселась на полу, рыгнула и нагло уставилась на Орлова. Следом появились ее родственники и соседи по болоту, они тоже с обидой во взгляде смотрели на Орлова, потом разлетелись по магазину. Сумка выпала из рук, и куча лилий рассыпалась по полу, они смотрели своими белыми невинными цветками и просили пить. Лопухи ничего не просили, но тоже лежали рядышком на полу, а по руке Орлова с удовольствием и благодарностью за подаренную свободу ползли черви...
  
   - 58 -
  
  На ужин они с Машей ели молодой картофель, маленькую и очень вкусную рыбку, салат из помидоров, огурцов и всякой зелени, и пили пиво из 'Ментовской Бражки'. Она смотрела на него и улыбалась, он тоже радовался ее тихому детскому счастью.
  
  Орлов: - Я чуть было не накормил тебя червями.
  Машенька: - Что?
  Орлов: - Ничего. Это я так, пошутил.
  Машенька: - Ну и шутки у тебя.
  
   - 59 -
  
  Вечером они с Машей вышли на улицу. Настроение у Орлова было подавленное. Он был обескуражен и никак не мог поверить в произошедшее.
  
  Орлов: - Вот нашелся же человек, герой, может быть, горстка людей, которые не окончательно обезумели, смогли позаботиться об остальных и обеспечить город продуктами. Я хочу знать - кто эти люди!
  
  Он шел по городу и внимательно смотрел по сторонам. Все его улицы и бульвары, вернее, газоны и клумбы были засажены разными растениями. Теми самыми, которые недавно он принимал за сорняки. А на самом деле там ровными рядами поднимались кусты с овощами и ягодами. Грядками, из которых торчали пучки укропа и капусты, целые плантации клубники и прочих ягод. Помидоры и огурцы просились на прилавки магазинов, картошка пряталась под низенькими кустиками ботвы, и во всем чувствовалась заботливая трудолюбивая рука. Вернее, руки многих людей, которые создали это чудо. Но, особенно его поразил один факт. Все эти грядки и газоны, все, так нужные овощные культуры окружали огромные клумбы, состоящие их самых разнообразных цветов.
  
  Орлов: - Цветы? На кой черт они нужны? Их ни съешь, ни сваришь, из них не сваришь суп, ни сделаешь салат и ни выдавишь сок. Зачем все это?
  Машенька: - Как красиво!
  Орлов (удивленно): - Красиво?... А ведь, действительно, красиво, дьявол их подери. Красиво и все.
  
  Так, пройдя несколько улиц, они подошли к окраине городка. Здесь увидели странное сооружение. Много-много маленьких домиков причудливых форм были нагромождены на небольшой огороженной площадке. Это был какой-то сказочный средневековый городок. Эти домики стояли на зеленой лужайке, создавая невероятные архитектурные ансамбли, углами опираясь друг на друга, свисая с деревьев, казались удивительным нагромождением. Деревья тоже казались сказочными и нереальными. К каждому такому хаотическому образованию были приставлены деревянные лесенки, и по ним можно было забраться внутрь этих домов. Присмотревшись, они рассмотрели жителей этого городка. Это были обыкновенные пчелы, а городок - пасекой. Обыкновенные? Самые необыкновенные пчелы жили в этом сказочном городке, а необыкновенный пасечник собирал чудесный мед.
  
  Орлов: - Так вот откуда мед в магазинах! А зачем так сложно? Зачем эти замки и дворцы?
  Машенька: - Здорово! Как красиво!
  Орлов (бормочет): - Да, красиво.
  
  На пути возникло маленькое болотце, где еще утром он вынужденно купался. Внезапно из-под ног выпрыгнули две маленькие крысы и пулей устремились в ближайшие кусты. Они узнали его - человека с прочной сеткой. Лягушки сидели на больших листах кувшинок и угрожающе квакали. Они готовились дать отпор их обидчику и отстоять свое болото.
  
  Орлов: - Пойдем в другую сторону, не будем им мешать.
  
  Потом были поля, колосящиеся злаками.
  
  Орлов: - Вот откуда в городе хлеб!
  
  За низенькой изгородью гомонили десятки,... нет, сотни птиц - курочки и петушки с высокими красными хохолками. Все они выглядели более чем странно. Пострижены они были немыслимым образом, на многих были одеты немыслимого цвета штанишки и крохотные жилетки, а у петухов были повязаны галстуки, и даже бабочки украшали их гордые шеи. Поодаль находился насест, из которого какая-то женщина выносила большую корзинку с куриными яйцами. Она махнула им приветственным жестом и аккуратно понесла свою ношу в дом, на котором было написано: 'Птичкин дом'. От всего увиденного остатки волос на голове Орлова становились дыбом. Вдалеке раздавались звуки оркестра, и Машка потянула его туда.
  
  Орлов: - Музыка! Безумие какое-то...
  
  Море огромных размеров заполняло все пространство вокруг. Несмотря на поздний вечер, повсюду было много людей. Одни укрепляли насыпь у воды камнями и металлической сеткой, другие возводили подобие островка у самой отдаленной границы от места, где река впадала в город из-за внешней ограды. На берегу на маленьких стульчиках сидели музыканты и играли на инструментах.
  
  Орлов: - Идиотизм.
  
  Потрясала слаженность, с которой эти люди выполняли свою работу. Музыкантов было, наверное, больше сотни, но были они как одно целое. Пока он наблюдал за сумасшедшим оркестром, музыка закончилась, и толпа дружно рассыпалась по берегу. Нет, они не ели свои бутерброды, все, как один, дружно взяли в руки не смычки или барабанные палочки, а самые обыкновенные... удочки и принялись за дело. И вот уже один за другим тянули свою добычу из воды.
  
  Орлов: - Вот откуда в магазинах рыба!... Невероятно!
  
  Перерыв окончился, и снова гром литавр, скрип смычков и дуновение валторн огласили окрестность. А какой-то смешной человечек на смешном тракторе-телеге уже увозил этот улов подальше от лучей вечернего солнца. И снова аккорды, снова безумная музыка и рокот чудо-экскаваторов.
   Они сели на лавку, сделанную чьей-то умелой рукой. Лавка была вырезана из дерева и представляла собой лежащую скульптуру. Наверное, неизвестный мастер отдал не один день жизни своему творению.
  
  Орлов: - Все-таки этого недостаточно. Пусть эти люди нашли семена, вырастили овощи и всякую зелень. Допустим, научились добывать мед, ловить рыбу и что там еще... В городе пока есть еда. Но, как долго продлится блокада, и сколько еще сетка будет скрывать нас от внешнего мира? От свободы и нормальной жизни? Скоро зима, нет электричества, значит, не будет тепла и света. Ничего не будет - а те крохи еды, которые удастся сохранить, не помогут пережить долгую зиму. Опять голуби и воробьи?... И даже черви уползут в свои норы!
  Машенька: - Черви?
  Орлов: - Да! Черви! Черт бы их побрал! А эти играют в оркестре и строят море...
  Машенька: - А ты не хочешь им помочь?
  
  И тут удивительное желание возникло в его душе. То ли он поддался звукам мощных аккордов, то ли бессмысленный, но такой энергичный шум двигателей какой-то немыслимой техники и безрассудный труд этих людей заставили его вскочить! Но снова сел на скамейку.
  
  Орлов: - Вот, так они и сходили с ума один за другим. Так все и начиналось... Нет, мы не будем играть в этом оркестре, не будем вырезать скульптуры-скамейки... И пиво гнать не будем из ячменя для попугаев... Хотя пиво было неплохим, очень неплохим...
  Машенька: - И скамейка удобная.
  
   - 60 -
  
  На следующий день редкое природное явление случилось в нашем городке. Даже, не редкое, а уникальное явление. До этого все начиналось, как обычно. Все следовало своим чередом. Ночь сменялась утром, день превращался в вечер и растворялся в ночи. Солнце вставало и заходило, день за днем, неделя за неделей. Тысячелетия... Природе не было никакого дела до безумия этих людей, и она мудро, не прихоти ради или по каким-то идиотским желаниям, а по закономерной естественной установке, следовала Божественному расписанию, подчиняясь своим законам. Но тут произошел сбой! Утро было безоблачным и очень теплым, ни дуновения, ни колыхания на ветках деревьев или 'морских' волнах. И тут неизвестно откуда появились странные тучи, приближались они со всех сторон к нашему городку, как толпы врагов, как несметная орда кочевников. Орда - ну, и кочевала бы себе где-нибудь в других уголках планеты (неужели места мало?), так нет же, идет прямо сюда и накатывает со всех сторон. И вдруг происходит это необъяснимое, уникальное событие, которое заставило обратить на себя внимание даже этих безумных горожан. Город имел размеры почти правильного круга, и сетка, огораживающая его, тоже подчеркивала эти формы. За сеткой, как мы помним, была создана полоса отвода и представляла собой ровный, вспаханный пляж, через который и мышь безумная не могла проскочить, оставшись незамеченной. Но так было на земле, а на небе? Что мешало этим тучам пройти со всех сторон и повиснуть над городом - было непонятно. Но эти темные, угрожающие грозой и скорой расправой над ясной погодой, тучи остановились, и не хотели дальше идти. Словно прочертили на небе границу и теперь четким кругом, прямо над сеткой, зависли в небе. Только маленькое розовое облачко осталось в неравном окружении и робко металось в самом его центре. Словом, природа тоже сошла с ума. Это было удивительное зрелище, и многие, подняв головы, заворожено смотрели на небо, стараясь сохранись в памяти образ небесной западни, пока она не прольется дождем и не растворится в мокрой земле. Но, не тут то было! Туча поселилась здесь надолго. И час и два, уже день закончился и следующий наступил, а туча все висит, окружая город, не двигаясь ни на шаг на своем черном небе. И только солнце удивленно светит в круглое окно, в этот небесный проем, радуя своим теплом и светом городок. Вот такой катаклизм произошел на небе, и когда он закончится - не знал никто. А туча, совершенно обнаглев, теперь нахально поливала дождем окраины за сеткой ограждения, ни каплей не беспокоя город. И молнии свои бросала во все стороны, ветер сносил кусты и тонкие деревца, но все это было за оградой.
   Тысячи людей вышли на улицы и созерцали это необъяснимое явление. Собаки, задрав головы, тоже смотрели на небо, кошки, крысы на лужайках, лягушки в своих болотцах и даже несъеденные черви. А эти - последние знали, что дождя не будет, сидели в своих теплых лужах, задрав головы, и любовались. Может быть, не знали, но каким-то тонким чутьем, внутренним зрением чувствовали. Этих никогда не обманешь. Люди постояли какое-то время, а поскольку со временем теперь они были не в ладах (то есть делали только то, что хотели и когда хотели, торопиться им было некуда). Постояли и разбрелись по острову... То есть по городу... Короче, по своим делам...
  
   - 62 -
  
  Казарма-палатка. Дождь лил, не переставая. Палатка насквозь промокла, и приходилось ее огромную брезентовую крышу постоянно поднимать и сливать воду, иначе она рисковала упасть и накрыть всех с головой. Несмотря на середину лета, стало холодно и промозгло.
  
  Команды: - На построение.
  - На зарядку.
  - В столовую.
  - На учения.
  - На пост.
  
  1-й боец: - Как все достало. Третий месяц!
  2-й боец: - Погода, сволочь!
  3-й боец: - Сторожи тут этих придурков.
  1-й боец: - Эй, музыкант, давай, иди на пост.
  Музыкант: - Снова я?
  2-й боец: - А кто? Иди-иди, посмотришь на придурков, которые там пилят на своих скрипках. Оркестр! Иди, музыкант. Бетховен! Служи, это тебе не консерватории заканчивать.
  1-й боец: - Странно, что из города никто не бежит. Ни одна крыса, ни одна собака не рвется на волю.
  3-й боец: - Ребята-пограничники говорят, что такого быть не может.
  2-й боец: - Даже ни одна птица за все время не пересекла забора с той стороны.
  3-й боец: - Вот и звери с ума посходили.
  1-й боец: - Музыкант, оглох что ли? Быстро на выход.
  
  Входит капитан.
  
  Капитан: - Чья смена, кто идет на пост?
  1-й боец: - Музыкант!
  Капитан: - Опять?
  1-й боец: - Его очередь.
  Капитан: - М-да?
  Музыкант (робко): - Да. Моя.
  Капитан: - Так, чего стоишь?
  Музыкант: - Иду.
  Капитан: - Не иду, а так точно.
  Музыкант: - Так точно.
  Капитан: - Куда пошел?
  
  Все смеются.
  
  Музыкант: - На пост.
  Капитан: - А автомат?
  
  Все смеются.
  
  Музыкант: - Взял... Так точно.
  Капитан: - Ну, музыкант... Как вас там в консерватории учат? Повторить инструктаж.
  Музыкант: - Инструктаж... Стрелять в любого на охраняемой полосе отвода.
  Капитан: - Дальше.
  Музыкант: - Стрелять без предупреждения.
  Капитан: - Дальше.
  Музыкант: - Стрелять на поражение.
  Капитан: - Так. А почему?
  Музыкант: - Не знаю.
  Капитан: - Бывают такие ситуации, когда предупреждать не надо. За металлической сеткой находятся безумные люди. Понятно?
  Музыкант: - Да.
  Капитан: - Продолжай.
  Музыкант: - Они заражены неизлечимой опасной болезнью, и их нужно охранять. И не выпускать... То есть, стрелять.
  Капитан: - Вот и охраняй. Пошел!... Рацию возьми! (шепотом)
  Музыкант: - Ах, да!
  Капитан (бурчит): - Придурок.
  
  Боец стоял и мок под дождем. Потом достал письма. Начал читать:
  
  
  Голос девушки: - Очень соскучилась! Без тебя совсем не могу. И ничего не хочу. Хочу только тебя, жду, когда ты приедешь и будешь со мной. И наш оркестр, и музыка! А сейчас даже музыку не хочу. Пока, мой музыкант. Осталось одиннадцать месяцев...
  
  Второе письмо:
  
  Голос девушки: - Меня познакомили с одним дирижером, ты его знаешь, он на два курса старше учился, предлагает перейти в его оркестр. Там совсем другие перспективы! Вот только нет тебя, поэтому я отказалась. Я жду тебя, я скучаю, люблю. Осталось десять месяцев. Пока, мой музыкант...
  
  Третье письмо:
  
  Голос девушки: - ...Все-таки он уговорил меня сыграть на гастролях. Едут молодые таланты. Я Талант. Я 'молодая Талант' - так смешно! Скучаю, целую, люблю! Еще девять месяцев. Пока, мой музыкант...
  
  Четвертое письмо:
  
  Голос девушки: - ...Вена! Париж! Милан! Как один день! Мы играли в залах и на площадях. В римских амфитеатрах! Еще восемь месяцев. Целую. Пока, мой музыкант!...
  Музыкант: - Забыла написать, что любит...
  
  Пятое письмо:
  
  Голос девушки: - ...Я не уйду из этого оркестра! Здесь хорошо платят, и этот дирижер - он такой профи! Он классный. Жалко, что тебя нет рядом... Еще семь месяцев. Пока, мой музыкант...
  Музыкант: - Забыла поцеловать...
  
  Шестое письмо:
  
  Голос девушки: - ...Я уезжаю на полгода - Америка, Европа, Австралия. А через восемь месяцев... у меня появится ребенок, наверное тоже музыкант или скорее дирижер. Прощай, мой музыкант...
  
  Он рвет письма, разбрасывая клочки в стороны. А музыка все звучала из-за ограды сумасшедшего городка.
  
  Музыкант: - Америка, говоришь! Такого не сыграют ни в Америке, ни в Европе и даже в Австралии.
  
  Река впадала в море, вокруг которого копошилось много сумасшедших людей. Река была тем единственным местом, где не было этой металлической сетки-ограды, и только сумасшедший дождь чертил на ее размеренном течении свою границу, не решаясь замочить город. А там, на всем пространстве безумного города, сияло яркое солнце и звучала неземная мелодия. Музыкант подошел к берегу, огляделся, но ничего не увидел. Стена дождя заслоняла все вокруг. Заслоняла его от бдительных глаз часовых! И как был, в одежде, не раздумывая ни секунды, отбросив рацию и автомат в сторону, он прыгнул в реку.
  
   - 62 -
  
  Открыл глаза и посмотрел наверх. Яркое солнце непривычно ослепило глаза. Две пары глаз удивленно уставились на него с яркого неба. Карие огромные глаза красивой, неземной девушки и рядом с ней тоже карие, большие и такие же добрые глаза лошади.
  
  Марсианка: - Он дышит? - спросила девушка.
  Лошадь: - По-моему, да.
  Музыкант (Лошади): - Ты говоришь?... Безумие.
  
  Снова обморок.
  
   - 63 -
  
  Доктор заканчивает осмотр пациента.
  
  Иван Степанович: - Хорошо. Очень хорошо. Замечательно!
  Марсианка: - Что, доктор?
  Иван Степанович: - Поздравляю. В нашем городе появился еще один житель. Еще один сумасшедший безумец. Как вас зовут, юноша?
  Музыкант: - Музыкант!
  Иван Степанович: - Вот! Я же говорю, что он совершенно здоров.
  Марсианка: - Вы так думаете?
  Иван Степанович: - Ну, почти. А почти, потому что совсем недавно, только сегодня, он появился в городе, еще не успев получить иммунитет безумия.
  Марсианка: - Но мне кажется, он простужен.
  Иван Степанович: - Да, он простужен, находился в депрессии, утомлен. Но, посмотрите, эти юношеские глаза уже светятся огнем.
  Марсианка: - А какие ему нужны лекарства?
  Иван Степанович: - Я не буду прописывать лекарств. Люди научились лечить себя от телесных недугов, даже смертельных, они перешли на другой уровень сознания, а тело, следуя за разумом, теперь лечит само себя.
  Марсианка: - Вы уверены?
  Иван Степанович: - Просто нужно еще немножко обезуметь и тогда этот парень станет совершенно здоровым.
  Марсианка: - Неужели нужно смертельно заболеть, чтобы потом оказаться здоровым? Неужели это так необходимо?
  Иван Степанович: - Получается именно так... Как вам это объяснить?... В городе на первый взгляд, все, как и прежде - одни идут на свою проходную, другие спешат в магазины готовить еду для горожан, третьи, не забыв музыкальные инструменты, торопятся на репетицию или на рыбалку - все равно, как называть. На пасеку или к полям, плантациям и фермам. Все по-прежнему, но все стало совсем по-другому. А почему больше нет тех безумцев, которые прилипали к телевизорам, лежа на мягких диванах, или точили карандаши...
  Марсианка: - Какие карандаши?
  Иван Степанович: - Не важно... Не стремятся отомстить кому-то или отобрать последний кусок. Не напиваются с горя или на радостях? И даже Петр Ильич, наш олигарх, встал вахтером на своей проходной. Подарил свой завод людям!
  Марсианка: - А что будет дальше?
  Иван Степанович: - Каких рецидивов остается ждать еще, спросите вы? И будете правы! Но это уже другой вопрос! Верить в райский исход, в чертов коммунизм, как в избавление от всех недугов было бы слишком просто. Я привык к неожиданным осложнениям. Ведь не могут же быть гениальными и творить чудеса все. Такое дано лишь немногим избранным, прожившим не одну жизнь в стремлении к истине и правде, правде и бесконечности, и обязательно несчастным избранникам, изгоям и праведникам, сжигавшим жизни на алтаре безумия и покорности, рабства и, наконец, свободы! Свободы выбора и гения!!! И когда твой гений освящает ярким светом все вокруг, ты уже ложишься в неизвестную общую могилку, а потомки даже не найдут туда пути, чтобы освятить труд твой и прах. Не найдут, потому что ты уже освящен... Понимаешь?
  Марсианка: - Не совсем... Так вы не будете прописывать ему лекарства?
  Иван Степанович: - Ни в коем случае!
  Марсианка: - Спасибо. Пожалуй, мы пойдем, доктор.
  Иван Степанович: - Иди-иди, милая. Ступай. Не обращайте внимания на мои длинные рассуждения. Что-то я сегодня... М-да...
  
   - 64 -
  
  Всю ночь, не переставая, шел дождь, нещадно заливая окраины городка за сеткой оцепления. Безжалостные молнии шквалистым огнем сверкали со всех сторон. Они не трогали палаток и часовых, не повредили кухню и арсенал с оружием, только вывели из строя полевую электростанцию, к которой была подключена металлическая сетка. Теперь и в военном гарнизоне стало темно и холодно, и постоянно лил дождь.
  Проснувшись и выйдя на улицу, Орлов услышал знакомые звуки и поспешил на окраину. Звуки автоматных очередей. Он заскочил в трамвай, запряженный вездеходом, и через пару минут находился около моря. Из-за металлического забора с вышки велась прицельная стрельба по какому-то человеку, который прятался у самого берега и короткими перебежками двигался в сторону от границы. Присмотревшись, Орлов разглядел солдата в военной форме. А в сетке, неподалеку, зияла широкая дыра. Какой-то военный, стоя рядом с вышкой, отдавал приказы. А парень в форме успешно уворачиваясь от трассирующих пуль, продолжал двигаться вглубь городка. Орлов, не пригибаясь, и не думая ни о чем, в полный рост, пошел к сетке.
  
  Майор: - Стоять.
  
  Орлов молча продолжал идти.
  
  Майор: - Я сказал стоять, стрелять буду!
  Орлов: - Ты куда стреляешь?
  
  Спокойно спросил, подходя вплотную к сетке-ограде.
  
  Майор: - Не твое собачье дело, придурок.
  Орлов (спокойно): - Ты как разговариваешь со старшим по званию?
  
   Майор замешкался и замолчал.
  
  Орлов: - Прекратить стрельбы.
  
  Вышка почему-то замолчала.
  
  Орлов: - Полковник Орлов, служба безопасности, с кем говорю?
  Майор: - Майор, Гавронькин.
  Орлов: - Что же ты, майор, твою мать, стреляешь по городу? Здесь люди, дети гуляют.
  Майор: - Это не город, а зона. У меня приказ! По законам военного времени, по причине бактериологического заражения местности стрелять без предупреждения.
  Орлов: - Болван, у тебя приказ куда стрелять?
  Майор: - По всем, кто перейдет через ограждение.
  Орлов: - А ты куда стреляешь?
  
  Тон Орлова был, как на учениях во время разбора ошибок.
  
  Орлов: - Тебе сказано стрелять в тех, кто попытается выйти из зоны?
  
  Майор стоял и чесал затылок.
  
  Орлов: - Кажется, я задал вопрос?
  Майор: - Ну, да.
  Орлов (орет): - А ты стреляешь в тех, кто, наоборот, идет на зону. Разницу улавливаешь?
  
  Майор молчал и тупо смотрел на него.
  
  Орлов: - Ты что делаешь, майор? Позоришь звание офицера? Из-за таких, как ты армия превратилась в балаган, в бардак! В офицерском корпусе развал! Снять погоны!
  
  Майор стоял жалкий, бледный и мокрый под моросящим дождем за порванной сеткой, и смотрел на этого высокого загорелого человека, и рука его невольно потянулась к погону.
  
  Орлов: - Ладно, отставить, что у тебя там? Почему бойцы разгуливают по моей территории?
  Майор: - Да, понимаете, товарищ полковник, (обрадовался) ночью молния попала в электростанцию, та накрылась и теперь забор обесточен. А этот салага...
  Зайка: - Так, давайте ее починим.
  
  Он стоял рядом и с любопытством рассматривал сгоревшую палатку с электростанцией. Майор задумался.
  
  Майор: - А сможете?
  Зайка: - А, то! Пошли, покажете, что там у вас.
  
  Он направился к дырке в сетке забора.
  
  Орлов: - Стоять!
  
  Зайка сначала удивился, но потом, поняв его, крикнул военным:
  
  Зайка: - Ну, тогда, давайте сами, тащите его сюда, что там у вас,... сейчас мы быстро...
  
  Солдаты уже скучились у забора, наблюдая за этой сценой.
  
  Майор: - Ну, что встали? А ну-ка быстро везите аппарат,... что там у вас...
  
  Несколько человек в считанные минуты сняли палатку и подвезли станцию к забору, благо, та была на колесах. Потом расширили дырку и вкатили аппарат на лужайку около моря. Майор тоже помогал толкать сломанную станцию, наконец, военные оказались рядом с 'Зайкой'.
  
  Зайка: - Это не страшно... это мы сделаем, ну, что там у вас, ... полетела обмотка генератора,... это мы быстро,... это мы сейчас исправим.
  
  Какой-то парень-солдат ему помогал, и Зайка по ходу ему объяснял, что здесь к чему, и как это починить. - Смотри сюда...
  Майор тем временем оглянулся и снял фуражку.
  
  Майор: - Хорошо тут у вас!
  
  Вздохнул и посмотрел на яркое солнце. Его мокрая одежда начала согреваться на жарких лучах, он быстро оттаял и как-то размяк... Работа заняла не более десяти минут, и станция, весело урча двигателем, заработала, выплевывая выхлопные газы сгораемого дизеля.
  
  Майор: - Ну, спасибо тебе, полковник, выручил.
  
  Пожав Орлову руку, оглянулся в последний раз на городок и пошел к своей границе.
  
  Орлов: - Стоять.
  Майор: - Так, точно,... не понял?
  Орлов: - Стоять, я сказал, куда пошел?
  Майор: - Как куда, на точку... в гарнизон... а что?
  Орлов: - А приказ? Всех, кто выйдет из зоны, стрелять без предупреждения.
  
  Он махнул рукой вышке-снайперу. Вышка не реагировала, за сеткой не осталось солдат, вся эта небольшая армия теперь столпилась вокруг них, рассредоточилась по берегу моря или просто отправилась гулять по городу.
  
  Орлов: - Ну, и дисциплина у тебя, майор.
  Майор (шепотом): - А что же теперь делать?... А может как-нибудь...
  Орлов: - Что как-нибудь?
  Майор: - Ну, как-нибудь... отмотаем назад... Как будто нас тут и не было?
  Орлов: - Выполнять приказ, майор, оставаться в зоне заражения и не выходить за ее пределы.
  Майор: - Я хотя бы палатки свои возьму... оружие... полевую кухоньку...
  Орлов: - Кухоньку, говоришь!!!
  Зайка: - Ну не зверь же ты какой!
  Орлов: - Не зверь?... Давай кухоньку, только 'по-быстрому', пять минут на сборы по законам военного времени.
  
   - 65 -
  
  В сумасшедшем городе сумасшедшие люди готовились к какому-то сумасшедшему, невероятному событию. Особенно это ощущалось по возбуждению, которое царило на центральной площади. Сотни людей собрались здесь и теперь ждали феерического представления. Орлов с Машкой тоже пришли сюда. А на площади сновали вездеходы, люди в комбинезонах, закрепляя длинные тросы, готовились к походу на далекое, но столь желанное море, где маленький остров уже устал дожидаться своего памятника, и теперь пьедесталом, готовился принять его и поставить, возвысить и увековечить. Памятник, как и полагается уважающему себя творению в день открытия, скрывался под огромной белой тканью. Сейчас это сооружение напоминало белое привидение высотой в тридцать метров, которое нависало над городом, корчилось и кривлялось на ветру невероятными гримасами, совсем не пугая людей. Но вот канаты напряглись, натянулись, и конструкция уже готова была двинуться с места. А толпа гомонила и, как на стадионе, болея за свою команду, которая теперь хотела победить все законы гравитации, все мыслимые и немыслимые правила, но, сдвинуться с места и пойти, понести многотонный постамент к месту цели своей, не уронив и не разрушив. Тросы натянулись, и степенные полиспасты в невероятном усилии, проворачивали их, толкая ношу свою, эту хрупкую мечту, с места. Но памятник оставался стоять, привязанный к своему временному причалу, кривляясь белыми немыслимыми рожами, и не двигался с места. Так продолжалось минуту, и другую, десять минут, уже целую вечность! И тут произошло чудо! Большой Человек, заметив такой непредвиденный казус, снял с себя пиджак... или скорее 'смокинг' главного пивовара (теперь он ходил только в нем, в черном, благородном сюртуке), и отдал его обожаемой розовой помощнице. Он подошел к памятнику. Руки его напряглись, шея набухла жилами, глаза выпучились, и теперь этот Большой Человек, вцепился в конструкцию высотой тридцати метров, отдавая все свои богатырские силы и мощь. И тут, словно, прорвало. Вздох изумления пронесся по площади, огромная конструкция, до сих пор, сопротивляющаяся, словно ждущая весомого и главного для нее аргумента, сдвинулась с места. Она раскачивалась из стороны в сторону, вибрировали тросы и полиспасты, создающие усилия, но главным усилием теперь был этот человек, который отдавал всего себя. И конструкция огромным парусником-кораблем, так долго, ожидавшим соития в свою гавань, помчалась по неровным улицам и переулкам. Она раскачивалась, но сильные руки увлекали ее вперед, тросы обвисли и бесполезными лохмотьями тащились далеко позади, и только огромные руки придавали ей невероятное усилие и скорость. Толпа не могла угнаться, а огромный памятник летел по городу.
  По плану памятник должен был встать на крепкий постамент-остов - устойчивые подмостки на самом краю моря. Они были длинными и крепкими, рассчитанные на такой вес. Все было выверено и предусмотрено, оставалось дело за малым. Но рассчитаны они были на вес памятника, где никак не ждали этого Огромного Человека. А когда он вступил на площадку, доски постамента под его тяжестью затрещали по всем швам.
  
  Архитектор: - Стой!
  
  Тот не слышал.
  
  Толпа: - Стой!
  
  Большой человек по инерции продолжал волочить свою ношу. Шаг и еще один. Еще немного, и постамент рухнет под тяжестью.
  
  Розовая женщина (ласково): - Стой, мой пупсик!
  
  Он услышал ее, с удивлением посмотрел себе под ноги, и спрыгнул с постамента на берег. Берег тоже, было, задрожал под его ногами, но все-таки устоял. Дальше все было делом Зайкиной техники. Его машины, как большие шумные жуки запрыгали, залетали над водой, опутывая памятник длинными тросами. Потом их прикрепили с разных сторон к лебедкам, и теперь все было готово. Огромный памятник встал на длинный рельс и ждал своего часа. Он раскачивался из стороны в сторону, вибрируя всеми деталями и приспособлениями. Оставалось снять огромную ткань, белым парусом закрывающую его фигуру, и начать праздник.
  
  
  Архитектор: - Спасибо! Все! Уважаемые господа, благодарю всех за помощь, за участие, и приглашаю на открытие памятника через несколько часов, на вечерней зорьке.
  
   - 66 -
  
  Сумерки сгущались над городком, и люди начали собираться у берега моря. Все были в праздничных нарядах, лица светились улыбками и радостью ожидания. Горожане с любопытством посматривали на памятник, который пока укрывала огромная белая простыня. Черная туча на границе городка не скрывала своего любопытства, глядя на чудо, которое нависло над морем, едва не касаясь ее. Солнце вежливо спрятало свое любопытство, и яркие лучи улеглись за горизонт. И тут началось!
  Оркестр забил в литавры и загремел на всю округу, рассыпая барабанную дробь. Архитектор встал на подмостках памятника, держась обеими руками за длинный трос, уходящий к самому верху. Еще минута, еще мгновение, последняя россыпь громких звуков оркестра и руки его рванули белое полотнище, прикрывающее его творение. Большим летающим змеем оно соскочило, улеглось на ветер, белым парусом пролетело над городом и исчезло в непроглядной, темной дали. Перед взором опешивших людей предстало странное сооружение, оно, покачиваясь, как корабль на волнах, напоминало то ли огромную лиру, лютню или еще какой-то древний музыкальный инструмент. Длинные струны - толстые трубки-провода обвивали его снизу доверху, ниспадая к основанию. Они были прозрачными, мощными и блестели в высоте, в свете последних отблесков заходящего солнца. На самом верху памятника стояли десятки ветряных мельниц, которые перемалывая ветер, вращались с сумасшедшей скоростью. Мощная бронзовая рама огибала сооружение, удерживая конструкцию, сопротивляясь ветру, натянутым струнам и косым взглядам черных туч. И на фоне непроглядной тьмы напоминало гигантскую золотую лиру, которую оставалось разбудить умелой рукой гусляра и издать волшебные звуки. Струны обвисли, не желая вибрировать и играть. Они не желали наполнить звуками это пространство.
  
  Люди: - Памятник-лира!... Вода!!!
  
  Ропот людей пронесся по пляжу. Все заметили, как вода, нагнетаемая невидимыми насосами, начала заполнять прозрачные струны. Она поднималась все выше, струны напряглись и натянулись. Вот уже добралась до самого верха, переливаясь через края, и покатила по струнам вниз. Оркестр умолк и теперь весь город, тысячи людей, собравшиеся здесь, услышали нереальные, космические звуки, исходящие от волшебного инструмента. Струны были натянуты и вибрировали на ветру. На сумасшедшем ветру. Он тронул одну, другую, и мощный аккорд огласил окрестности незнакомой, фантастической мелодией. Она заполняла все пространство вокруг, летела в сторону опустевшего городка, металась по улицам и переулкам, потом уходила в небо и таяла в вышине. Вибрировала над облаками, летела в космос и будила спящие, потухшие звезды и планеты. И целые галактики сейчас слушали эту музыку, преклоняясь пред ней...
   Городок взорвался ликованием тысяч людей. Они, потрясенные невиданным явлением, кричали, носились по берегу, танцевали. Оркестр лихо вторил этим невероятным аккордам!
  
  Эти двое сидели на берегу, у самой воды, на скамейке-скульптуре - Марсианка и Музыкант, а рядом стояла Лошадь. Смотрели на тающий закат, на людей, беснующихся под памятником, слушали удивительную мелодию ветра, исходящую от чудо-лиры, сидели и молчали. Было как-то удивительно хорошо.
  
  Марсианка (шепчет): - Какое-то волшебство... Марсианка. Какая я теперь марсианка?
  
  Она посмотрела на толпу людей, на Лошадь, на своего нового друга. Потом повела глазами наверх, где ее любимая планета подмигивала ей отблесками красных огней.
  
  Марсианка (Лошади): - ТАМ было так же, как здесь. ТАМ, в неведомой стране, где мы побывали и откуда так быстро вернулись. А вот и Катенька с Художником!
  
  Эти двое тоже находились на лужайке у моря и танцевали. Они спустились со своего облака, вернувшись из далекой сказочной страны.
  
  Марсианка: - Как это похоже! Все они ТАМ просто жили и делали то, что хотели. Но здесь точно так же! Больше не нужно лететь, преодолевая пространство и время. Не нужно думать ни о чем. Просто жить на своей земле и делать, то, что ХОЧЕШЬ - и все получится. Ни где-то на Марсе, ни ТАМ, а здесь. У нас появилась своя страна. Страна Людей, где больше не нужно быть Марсианкой! Так хорошо... Была страна у лошадей, у собак или тигров, а теперь появилась у людей. И не нужно никакого пропуска. И не боишься упасть, потому что падать некуда, да и не хочется... Ты будешь играть в этом оркестре?
  
  Музыкант с восторгом слушал музыку ветра, музыку острова, музыку Страны Людей и не услышал ее вопроса. Потом опомнился.
  
  Музыкант (заворожено): - Я так не смогу.
  Марсианка: - Ты же Музыкант и играешь лучше них, почему так говоришь?
  Музыкант: - Какой я музыкант! Пальцы давно закостенели... Только послушай, что они творят. Это не музыка... Как тебе объяснить? ... Такому нельзя научиться!
  Марсианка (гневно): - Что ты знаешь о музыке?
  
  Сверкнула глазами, а лошадь тоже согласно кивнула.
  
  Марсианка: - А ты не учись! Просто иди и играй! У тебя получится!
  
  Орлов находился в самой гуще толпы. Он не танцевал в бешеном танце горожан, не кричал и не взрывал петарды. Просто находился с ними, где было удивительно хорошо. Рядом Машка. Она радовалась, как ребенок, а он стоял и любовался.
  
  Машенька: - Потанцуем? Что, разучился, мой генерал?
  Орлов: - Разучился.
  Машенька: - А умел?
  Орлов: - Всегда что-то мешало.
  Машенька: - А может не быть занудой, забыть дурацкое завтра и жить сегодня, сейчас. Все будет легко и просто!...
  Орлов: - Просто? А может, просто сойти с ума?
  
  Вдруг толпа в своем безудержном танце остановилась, музыка замерла, и теперь все смотрели наверх, на лиру, которая еще издавала стоны и нереальные звучания. Орлов сначала не понял, что произошло, потом в ужасе отшатнулся. Схватив Машку, оттащил ее от берега моря и обернулся. Лира была с четырех сторон крепко привязана металлическими канатами. Она качалась на своем постаменте, как на волнах, создавая иллюзию плывущего памятника-острова - так было задумано гениальным Архитектором. Но теперь амплитуда раскачивания все больше нарастала, и казалось, что это гигантское сооружение тридцатиметровой высоты рухнет прямо в море. Но почему? Одна струна, один металлический канат лопнул и теперь лохмотьями свисал с высоты. Люди кинулись к памятнику, пытаясь что-то сделать. Архитектор уже тащил запасной канат. Зайка, схватив спасительный трос, невероятными прыжками на своем вездеходе попытался приблизиться к вершине лиры и забросить его туда, но все было тщетно. И как его закрепить! Орлов в ужасе следил за этим человеком, на которого в любой момент могла свалиться вся конструкция, и уже никакой вездеход не поможет. Но безумцы, не боясь ничего, продолжали спасательную операцию. Несколько молодых ребят (бойцов спецотряда) попытались забраться по памятнику наверх. Один за другим, они карабкались по скользким струнам, но срывались и падали в море.
  
  Орлов: - Лестницы наверх нет!
  Архитектор: - Но она испортила бы внешний вид.
  Орлов: - Внешний вид!
  Архитектор: - Я создавал на века!
  Из толпы: - А тросы, которые вы использовали, господин Архитектор, делали совсем не на века. Гнилые!
  Зайка: - Можно положить конструкцию, а потом привязать к ней канат.
  Люди: - Но, как это сделать?
  Большой Человек: - Как?
  
  Большой Человек, сняв сюртук, полез на длинный помост, на котором стояла Лира. Помост угрожающе заскрипел. Схватив канат, он спрыгнул в море и невероятным усилием, стоя по горло в воде, швырнул этот трос в сторону лиры. Тот уцепился за памятник где-то посередине, а гигант, упираясь о дно, своими бычьими руками потянул канат на себя. Памятник замедлил качание, приготовившись ждать, когда гигант устанет.
  
  Люди: - Он не сможет стоять так вечно.
  Орлов: - Все бесполезно. Обидно... Очень обидно! Нужен альпинист. Я когда-то был инструктором. Но, нельзя же подняться на такую высоту без специального снаряжения! Это невозможно! Вот, дьявол!!!
  
  Вдруг у основания памятника возник человек. Тот отбросил пиджак прямо в воду и начал ловко карабкаться по краю лиры, по ее бронзовому основанию, а к его поясу был привязан легкий трос.
  
  Орлов: - Бесполезно! (сквозь зубы)
  
  Орлов с удивлением и неподдельным интересом следил за этим человеком.
  
  Орлов: - Правильная школа, правильная техника.
  
  Вот он уже, проходя первые метры, продолжает свое восхождение. Вот закрепился тросом за струну и ползет дальше.
  
  Орлов: - Пока все верно - пока молодец! Кто это? Из моего отряда? Боец спецотряда? Я видел его раньше. Откуда такая техника у парня?
  
  Уже половина пути пройдена, оставалось несколько метров! Люди замерли, и даже лира не издавала больше звуков, с удивлением взирая на этого человека, на ее спасителя. Даже ветер затих из уважения.
  
  Орлов: - Неужели получится? Кто он? Кто этот сумасшедший альпинист? Кто этот безумец?
  
  Вот он в последний раз подвязывает трос, ногой цепляясь за самый конец лиры!
  
  Люди: - Он наверху!
  - Кто этот человек?
  - Кто этот неизвестный Герой?...
  - Да, это же Орлов!
  - Самый настоящий Орлов! Старый вояка!
  - Это он!
  Орлов: - Это!... Да это же Я!!!...
  
  Канат упал свободным концом с высоты, люди подвязали к нему тяжелый металлический трос. Орлов поднял его на самый верх и закрепил намертво! Там внизу люди копошились, тащили другой конец, специальными домкратами притягивая его к креплению, торчащему из забетонированного участка земли и, наконец, закрепили его. Теперь памятнику не угрожало ничего!
  
  Орлов сидел на вершине тридцатиметровой высоты и смотрел по сторонам. Солнце зашло, черная туча грозно смотрела на него, находясь очень близко - рукой можно дотронуться, но ему было на нее наплевать.
  
  Орлов: - Я сделал ЭТО! Черт! Может быть, всю свою жизнь готовился к этому! Тренировался, воевал... Машка... голод... черви... Тьфу!... И, наконец, здесь! Я взял эту высоту!! Вот черт!!! (туче) Пошла вон, убогая.
  
  А внизу уже вовсю бесновалась толпа в сумасшедшем, безудержном танце! Он внимательно присмотрелся к людям и обомлел...
  
  Орлов (рычит): - Кто танцует с Машкой? С Машей?? С Машенькой??? Кто посмел? Какой мерзавец осмелился прикоснуться? К моей! К невесте? К НЕЙ?
  
  Уже готов был спрыгнуть с этой высоты.
  
  Орлов: - Да, это же... Орлов! Самый настоящий Орлов! Старый вояка! Это он! ...Это!... Это же Я!!!...Танцую?!... Танец дикарей! Получилось!!!... Ну нет, не дикарей. Танец Людей!
  
  Доктор утомился, отошел в сторонку. Присев на берег моря, смотрел на веселящихся горожан, и двух чудесных сумасшедших - Орлова и его Машеньку. Его старшую медсестру! Подошли Павел с Катенькой.
  
  Иван Степанович: - Где я был раньше?...
  Павел: - Ничего, у тебя все еще будет. И женщина будет, и работа. Будешь исследовать своих больных. Делать открытия.
  Иван Степанович: - Больных? Нет больных. Все они оказались здоровы. Знаешь, я, наконец, кое-что понял. Формула Ильича! Вакцина Любви! Формула Любви! Не обязательно быть гением! Гениальность в другом - в простом и одновременно сложном, но доступном каждому. Ты понимаешь, каждому!!! Есть талант брать, но есть талант отдавать - дело именно в этом! Тех, кто берет, несравненно больше (целая армия обглодышей, которые, поедая свои жертвы, потом ковыряют их костьми в своих зубах), а тех, кто отдает, меньше. Несравненно меньше. Единицы! Но взять можно совсем немного - сколько получится - насколько цепки твои руки и хватка, а дальше порочный тупик и бег по кругу, замкнутому, где все завоеванное и отобранное становится уже не нужным и теряет смысл. А отдать можно бесконечность! Поэтому те вторые несравненно богаче! Просто они приблизились к этому божественному понятию. И сейчас все эти люди каким-то удивительным чутьем поняли это и стали абсолютно здоровыми! Нужно просто любить, и все получится! (хохочет) А вы были правы, господин классик, со своей чертовой 'красотой'. Действительно, она спасает мир. И не нужно ждать ее, сидя на диване с карандашами в руках, предаваясь апатии и лени. Но отдавать, творить чудеса, и тогда ваша 'красота' засияет и спасет кого-то еще! А, значит, и тебя самого! Спасет от кого? От тебя же! И в этом я теперь абсолютно уверен. Каждый день нашей жизни - это алмаз, счастливейшим образом найденный на прииске. Но если предать его огранке - он превращается в бриллиант!
  
  Оглянулся. Павел и Катенька исчезли.
  
  Ночь незаметно вступила в свои права. Незаметно, потому что свет от фонариков и разрывов петард озарял теперь все вокруг. Там, в палатках военных, тускло горели лампочки, но те, сбросив с себя кители, в одних рубашках, веселились среди всеобщего праздника. Они принесли из арсенала ракетницы и ослепляли ими черное небо и тучи, и всю округу. Орлов, сбросив добрый десяток лет, теперь как мальчишка, веселился вместе с остальными.
  
  Иван Степанович: - Ну, нет электричества, значит, не будет тепла и света, не будет воды или еды. Да и черт с ними! Наплевать! Главное, в чем теперь можно быть абсолютно уверенным - в завтрашнем дне. Потому что есть это чертово сегодня. А, значит, и завтра все будет, и праздник тоже будет ...
  
  И тут Архитектор, как искусный маг, взмахнул рукой, и началось настоящее волшебство. Неожиданно лира, уходящая высоко в темное небо, озарилась тысячами огней, исходивших от нее. Мощные прожектора, невидимые доселе, спрятанные в кустах и, на ветвях деревьев, осветили лужайку вокруг моря. Люди, ослепленные, давно отвыкшие от электричества, в восторге и недоумении остановились, прервав свой танец, заворожено наблюдали за этим чудом. Затем, один за другим, начали появляться огоньки в городе. Загорелись фонари на улицах. В домах заработали холодильники, веселой струйкой полилась вода из кранов, а, значит, включилась водонапорная станция. Реклама веселыми огоньками начала зазывать и врать, и настаивать, светофоры пунктуально регулировать движение, которого и не было вовсе, но все же... Их же не уволили, вот они и регулировали... Свет пришел в зону оцепления. И если посмотреть оттуда сверху, с небесной высоты, видна была еще одна яркая звезда, которая засияла прямо здесь, на земле в нашем городке.
  
  Архитектор: - Господа! И последний сюрприз на сегодняшний день! Не так давно мне пришла в голову одна замечательная мысль. Мне показалось, что эта лира посреди моря будет смотреться лучше в свете фонарей и гирлянд, переливаясь всеми цветами вечерней иллюминации. А тут - так кстати ваше море. Целое море! Почему бы не сделать из моей лиры маленькую электростанцию? Теперь вода по струнам, поднимаясь с помощью ветра и мощных ветряков на самый верх, (а с ветром мы всегда договоримся) падает на лопасти генераторов в невидимой части у самого основания памятника, и турбины вращаются с сумасшедшей скоростью, вырабатывая энергию, силу и мощь. Появился свет, а значит тепло и все... все остальное. Ну, как побочный эффект. Почему бы и нет? Пусть будет тепло, может, и оно когда-нибудь пригодится! Впрочем, сейчас это не так важно. Главное фонари! Смотрите же!
  
  Шумные аплодисменты и овации. Архитектора качают.
  
  Иван Степанович (хохочет): - Удивительная беспечность!
  
  Художник и его маленькая хрупкая Муза тоже веселились от души. Они танцевали и безобразничали на лужайке у моря вместе с остальными. Их лица были освещены улыбками безотчетной радости и любви... ко всем окружающим. К Марсианке и Мэру, Архитектору и Доктору, Зайке и ее Малышу. А Малыш, несмотря на свое положение, тоже выплясывала вместе с остальными, не беспокоясь ни о чем, кроме своего Зайки и их будущего Малыша.
  
  Зайка: - НЕ устала? Ничего для нашего малыша?
  Малыш: - А ему не повредит - только на пользу. Пусть привыкает, теперь в жизни будет много радости и таких же маленьких Малышей. Пусть веселятся! Посмотри, сколько таких, как мы. Скоро должны появится на свет еще много-много таких же Малышей!
  Зайка: - А значит, наш городок снова помолодеет...
  
  Итак, Павел с его Катенькой веселились на этой площади, как и все собравшиеся. И когда внезапный, яркий свет озарил Лиру посреди моря, и она засветилась немыслимым серебряным сиянием, Павел обомлел и замер.
  
  Павел: - Посмотри.
  Катенька: - Куда?
  Павел: - Этот свет! Он такой же! Я так долго его искал! Не находил и снова мучился. Такого никакой техникой или красками не добиться. Я писал картину о неземной любви, но что-то упускал, не мог понять или не видел. Но, теперь. Пойдем.
  Катенька: - Куда?
  Павел: - Я должен закончить картину! Сейчас! Немедленно! А ты мне поможешь. Хорошо?
  Катенька: - Да!
  
  Мастерская. Издалека слышны звуки оркестра и крики веселящейся толпы. На картине девушка и большое белое пятно.
  
  Павел (шепчет в безумии): - Чего-то не хватает... Чего?... Света, любви, огня...
  
  И теперь, он пристально всматривался невидящими глазами в чудесное лицо девочки, перенося образы короткими мазками на картину и снова отходя, смотрел.
  
  Павел: - Свет! Потрясающий свет! Он где-то рядом. Он здесь... Я нарисовал тебя, но здесь должно быть что-то еще. В этом смысл! Но что это?
  
  Сейчас он искал и мучился, и сходил с ума. Вдруг кто-то вынул из рук его драгоценную кисть. Его коснулась чья-то рука... нет, руки. Теплые руки. Потом он увидел удивительную незнакомую девочку. Нет, девушку. У нее были потрясающие глаза и свет этих глаз освещал, согревая душу, напоминая о том, что он так мучительно искал... Но не находил... И снова эти теплые... нет, горячие руки. Они обнимают его, проводят по телу. Расстегивают пуговицы... На нем... На себе... Он подумал, что сошел с ума,... нет, скорее, уже не мог ни о чем думать, это было невозможно, и только сумасшедший свет звал его за собой. Не было постели или какого-то другого ложа. Не было простыней и подушек. Все вокруг стало нереальным, и земля исчезла. Почва ушла из-под ног, и только незнакомая, и удивительная девушка... нет, женщина была рядом, она крепко держала его, и теперь эти двое вместе летели в бесконечность... или в пропасть. Их обвивало теплое розовое облако, в котором они тонули, появлялись, снова тонули, и захлебывались, и задыхались. И нечем было дышать от сказочного полета или падения и восторга, в котором растворились они...
   Утро пришло как всегда по расписанию, но для этих двоих слишком рано. Девушка спала, ее красивые глаза были прикрыты, а руки обнимали то облако, кусочек которого еще оставался у нее - она захватила его оттуда...
  Он подошел к картине и обомлел. Рядом с ней, с этой прекрасной девушкой, которая была нарисована на холсте, был еще один человек. Он не помнил, как рисовал его, и когда это произошло и кто это. Но теперь эти двое - он и она, завершали картину, его мучения и бдения, терзания и поиски, а свет, исходивший от этих двоих, поражал. И даже в лучах утреннего солнца он сиял ярче, настойчиво приковывая внимание. А человек рядом с ней был ни кто иной, как он сам.
  
  Катенька: - Это ты?
  Павел: - Да... Я не знаю. Наверное, да. Но кто это написал?
  Катенька: - Мы с тобой. Может, ты и раньше был там, со мной рядом. Просто этого не замечал?...Ты закончил свою картину?
  Павел: - Да!
  
   - 67 -
  
  На следующий день Мэр выставил на центральной площади длинные ряды с только что напечатанными книгами. Люди с огромным интересом разбирали их, тащили по домам, и город на какое-то время превратился в библиотеку.
  Маша тоже принесла домой несколько книг. Она не поставила их на полку, а положила перед собой, любуясь иллюстрациями, листала свежие страницы, решая, какую сначала читать. Вдруг зазвонил телефон. Они с Орловым подскочили на месте, не зная, как реагировать. Потом одновременно бросились снимать трубку, чуть не столкнувшись лбами. Рассмеявшись, снова посмотрели на телефон, пока Орлов, наконец, не ответил на звонок. Он давно знал этого человека, и рад был говорить с ним.
  
  Генерал: - Привет, дружище, привет старый вояка. Вы куда там пропали? Звоню в Мэрию - никого, звоню тебе несколько дней, тоже тишина... Ладно, не важно. Как вы там? Продержались? Как у тебя дела?
  Орлов: - Нормально.
  Генерал: - Помощь подоспела вовремя?
  Орлов: - Какая помощь?
  Генерал: - Ну, как же, ты ведь сам звонил три месяца назад, мы сразу выслали эскадрилью. Пять грузовых самолетов с едой и медикаментами?
  Орлов: - Три месяца назад?
  Генерал: - Ну, да, не долетели?
  Орлов: - Не долетели.
  Генерал: - Ну, значит, уже на подходе, значит, скоро будут.
  Орлов: - Ты уверен?
  Генерал: - Ну, раз три месяца летят, значит совсем немного осталось, значит где-то близко! Сам подумай!
  Орлов: - Ну, конечно, раз три месяца, то конечно! Значит, уже где-то совсем близко, ждем. Хотя, нам вроде уже и не к спеху, разобрались.
  Генерал: - Ну, и молодцы. И все равно ребят встречайте - скоро будут. Кстати, завтра на рассвете прилетят бригады врачей, привезут сыворотку! Заждались, наверное?
  Орлов: - Да, заждались.
  Генерал: - Ну, и хорошо, вот, и ладно. Построй там всех на прививку, вколем, так сказать, по самое 'мама не горюй'. Ладно, шучу, скоро увидимся. Сам-то как? Хотя, ты парень крепкий - за тебя не беспокоюсь.
  Орлов: - Послушай, а может не надо?
  Генерал: - Чего не надо?
  Орлов: - Ну, не к спеху это, мы можем еще подождать.
  Генерал: - А не нужно ничего ждать, вакцина готова, медики тоже, загружаем борта и летим.
  Орлов: - Послушай, отложи заброску. Сами справимся. Вернее, уже справились. Ты ведь меня знаешь - если я говорю, значит так и есть. Ничего не надо.
  Генерал: - Надо, старина, еще как надо... Ты знаешь, что стало с крысами, когда им вкололи вакцину вашего придурка Ильича?
  Орлов: - Нет.
  Генерал: - Сожрали металлические клетки и вырвались на волю. Вот так!
  Орлов: - Ну и что?
  Генерал: - Что? Ну, и что, говоришь!!! А то, что крысы должны сидеть в клетках и никак иначе. Ну, мы их конечно пристрелили. От нас не уйдешь. Вот так-то!
  
  Человек на том конце провода помолчал немного.
  
  Генерал: - Да, ты не волнуйся, старина, наши спецы сделали такую сыворотку, после которой крысы тихо сидят в углу, едят и плодятся, как кролики. А больше, ведь, ничего и не нужно! (смеется) Правильно я говорю?... Орлов, старик, я все понимаю, осталось немного. Давай, держись, скоро прибудем.
  
  И короткие гудки из трубки. Орлов сел на стул рядом с Машей и молча перелистывал страницы книги. Долго молчали.
  
  Машенька: - Сколько у нас осталось времени?
  Орлов: - До утра.
  
   - 68 -
  
  Забрезжил рассвет. Солнце яркими лучами невинно озарило верхушки домов и деревьев, разбудило трудолюбивых пчел на сказочной пасеке, заиграло по листве, по цветам и спелым плодам, осветило лица сонных горожан, и, конечно же, не забыло о памятнике на краю моря. Люди медленно шли по улицам, площадям, ехали на вездеходах, не разбирая дороги. Сначала тоненьким ручейком робко собираясь в стайки, но поток становился все шире, и, казалось, уже весь город устремился к окраинам. Первые в этих рядах подошли к металлической ограде и теперь молча стояли и смотрели сквозь нее.
  Вдалеке появилась длинная колонна автомашин. Впереди военные на БТР-ах, за ними вереница автомашин скорой помощи и следом в самом конце колонны на солидных дорогих иномарках руководители спецоперации - весьма уважаемые люди. Все автомобили были снабжены мигалками и спецсигналами, которые оглашали сиренами окрестности на многие километры. Если бы черные тучи не закрывали высокого неба, оттуда с высоты могло показаться, что едет веселый поезд, мигающий разноцветными огоньками, а в его вагончиках, веселые аттракционы - лошадки и слоники, карусели и качельки. И, конечно же, русские горки. А вокруг бесконечные зеленые поля и луга, холмы и над головами высокое небо, на котором черные тучи теперь тоже занимали свои позиции. Они готовились к решающему сражению, собирая все силы и электрические заряды к последнему броску. Люди широкой цепью встали вдоль сетки. А вокруг бесконечные поля зеленой травы, пшеницы, ржи, полной утренней росы и свежесть пьянящего воздуха.
   Молния ударила в сетку-ограду, молния била прицельным огнем, шквалистый ветер гнал черные тучи в атаку. Забор безвольно обвис, лишенный электричества, и теперь ничто не мешало пройти на территорию городка. Вода мощным потоком полилась на головы горожан, небо разверзлось, опрокинулось и черной волной накрыло. И только маленькое розовое облачко, застыв посередине черного окружения, которое все больше сужалось, спокойно ожидало расправы. А люди стояли и смотрели. Из машин вышло множество людей и они встали с наружной стороны. Две длинные цепи выстроились, и теперь их разделяла только тонкая сетка-ограда. Их заливало водой, но они все стояли, не делая ни шага. А солнце продолжало слепить глаза.
  Клип:
  Песня. Камера летит над городом. Пасека, нескошенная рожь, дивные плантации овощей и россыпи цветов. Море на окраине городка. Памятник-лира. И снова эти мокрые люди. Они смотрят друг на друга, а в глазах их вопрос. А в глазах их уверенность и сила... Снова ослепительный луч солнца и маленькое облачко в окружении черных туч... А песня все звучит.
  Кадры немого кино:
  Ребенок на руках у матери, воины в старинных кирасах и латах ведут бой, пахари косят пшеницу, ракета взлетает в небеса, снова война, снова кормящая мать, дети за партой в школе. Наполеон, Сталин, Гитлер. Взрыв в Хиросиме. Бесконечные поля пшеницы. Воины, лежащие на этом поле, и ребенок, делающий свои первые шаги... А песня все звучит:
  
  Когда вода всемиpного потопа
  Веpнyлась вновь в гpаницы беpегов,
  Из пены yходщего потока
  Hа сyшy тихо выбpалась Любовь
  И pаствоpилась в воздyхе до сpока,
  А сpока было - соpок соpоков...
  
  И чyдаки - еще такие есть
  Вдыхают полной гpyдью этy смесь,
  И ни нагpад не ждyт, ни наказанья,
  И, дyмая, что дышат пpосто так,
  Они внезапно попадают в такт
  Такого же - неpовного - дыханья.
  
  Я поля влюбленным постелю
  Пyсть поют во сне и наявy!..
  Я дышy, и значит - я люблю!
  Я люблю, и значит - я живy!
  
  И много бyдет стpанствий и скитаний:
  Стpана любви - великая стpана!
  И с pыцаpей своих для испытаний
  Все стpоже станет спpашивать она:
  Потpебyет pазлyк и pасстояний,
  Лишит покоя, отдыха и сна...
  
  Hо вспять безyмцев не повоpотить
  Они yже согласны заплатить
  Любой ценой - и жизнью бы pискнyли,
  Чтобы не дать поpвать, чтоб сохpанить
  Волшебнyю невидимyю нить,
  Котоpyю меж ними пpотянyли.
  
  Свежий веpтеp избpанных пьянил,
  С ног сбивал, из меpтвых воскpешал,
  Потомy что, если не любил,
  Значит, и не жил, и не дышал!
  
  Hо многих захлебнyвшихся любовью
  Hе докpичишься - сколько не зови,
  Им счет ведyт молва и пyстословье,
  Hо этот счет замешен на кpови.
  А мы поставим свечи в изголовье
  Погибших от невиданной любви...
  
  И дyшам их дано бpодить в цветах,
  Их голосам дано сливаться в такт,
  И вечностью дышать в одно дыханье,
  И встpетиться - со вздохом на yстах
  Hа хpyпких пеpепpавах и мостах,
  Hа yзких пеpекpестках миpозданья.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"