Елохин Павел Владимирович :
другие произведения.
Отход на север
Самиздат:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Обзоры
] [
Помощь
|
Техвопросы
]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Комментарии: 23, последний от 04/06/2015.
© Copyright
Елохин Павел Владимирович
(
elohinpavel@list.ru
)
Размещен: 24/12/2002, изменен: 15/11/2018. 33k.
Статистика.
Сборник стихов
:
Поэзия
Скачать
FB2
Ваша оценка:
не читать
очень плохо
плохо
посредственно
терпимо
не читал
нормально
хорошая книга
отличная книга
великолепно
шедевр
Отход на Север
стихи конца века
И когда отвалились ушастые ржавые двери,
и никто не трубил в золочёный торжественный рог, –
там стоял тихо он, в кого все мы так искренне верим,
он стоял и смотрел, но нас он увидеть не мог.
Всюду были забытые жёлтые злые пространства,
и блестели три стрелки на циферблате часов.
Занавесила воздух домашняя тишь постоянства,
и напрасно привычный апостол смотрел на засов.
Он шагнул и вошёл в наши тесные милые дебри,
он исчез в мельтешеньи освоенных нами минут,
он остался надеждой на сон средь горячки и бреда.
Не горюй, что не видишь во тьме, ты же знаешь: он тут.
* * *
Утром на небо возвращается свет, и я знаю,
как много вещей, которые мне не нужны,
как много людей, которых я не понимаю,
как холодно в тёмной подмышке синей зимы.
Забивают мне рот сказанные мною пустые слова,
и когда я иду, я иду не «куда», а «откуда»,
но и сзади, и спереди – одинаковая синева,
лишь чуть-чуть впереди, на востоке, светлеет как будто.
* * *
Бываешь страшен ты, народ угрюмый,
когда без слова рабство признаёшь
и, озабоченный пустой тяжёлой думой,
уныло куда сказано бредёшь.
Уже отвергнуты увещеванья,
радетелей картонные слова,
но от наркотика лжеожиданья
ещё твоя кружится голова.
Ты топчешься в грязи оторопело
и тянешь шею, силясь увидать
предсказанную мудро и умело
обманную пустую благодать.
И ты, как нищий дедушка, насупясь,
уже не разбирая колеи, –
по кругу ли, к обрыву? – месишь супесь,
и ветер треплет волосы твои.
* * *
посвящается Евгению Бутенко
Встреча у коряги
Мистерия
====================
Действующие лица:
–Отшельник
–Дева
–Трое Калек
====================
–Отшельник:
По сумрачным лесам я проскитался половину жизни,
и многих знал, не встретив никого,
и вот настало время укоризны,
поляна оправданья моего.
Сейчас туда, под корни и коряги,
испуганно Калеки пробежали.
Их трое, и они меня узнали:
я их переводил через овраги.
Один – с тремя глазами, но без рук,
он непрерывно изрыгал проклятья,
записочек полно в карманах его платья,
а в волосах живёт тысячелетний жук.
И даже тёмной ночью не всегда он затихает,
сопровождая крики пляскою бровей:
без передышки мысли оглашает,
которые в моей родятся голове.
Все слышат, все хохочут, плачут и икают.
Хотел заткнуть его я, но не по силам это мне.
И вот теперь в лесу все мысли мои знают,
и взгляды любопытных виснут бахромою на спине.
Второй – других презрительней и выше,
в ушах трепещет волосатый мох.
Он приспособлен, чтобы вечно слышать
всё то, чего я вымолвить не смог.
Кисель его мозгов насыщен для меня желанным,
но даже если б он хотел про всё мне рассказать –
он безо рта. И как он ест, не знаю,
да, в общем-то, и не желаю знать.
Зажал фломастер он в единственной ручище,
которая растёт там, где пупок бывает,
но никогда и ничего не пишет,
пока его никто не истязает.
К нему я приставал, я бил его по узловатым ляжкам,
тянул за нос, давал под дых и перцем дул в глаза,
а он, противный, как полночная затяжка,
одно лишь слово рисовал: «Нельзя».
А третий – на одной ноге и с десятью руками,
в коляске детской с автоматическим устройством для перемещенья,
пестрят в коляске мыши, упыри и тараканы.
Я до сих пор не понял его предназначенья.
Не знаю, почему они меня боятся.
Затихли там, в земле, и притаились, нахлеставшись браги.
Я чувствую, что должен с ними разобраться,
но я боюсь залезть под корни и коряги.
–Дева:
Быть может, я не всем придусь по вкусу:
коры во мне излишек, листьев и репьёв,
медведем правый бок искусан,
под мышкой – гнёзда воробьёв,
уста сладки, как выстрел из крапивы,
я притягательна, как чаща,
как облака, нетороплива,
и пристают ко мне отшельники всё чаще.
–Отшельник:
Вот вышла на полночную поляну
и разлилась повсюду лунным светом.
Я развалюсь, как куча глины, если гляну,
но гляну всё равно, я знаю это.
Не потому ли Дева нам приятна,
что позволяет нам забыть себя,
зарыться в летаргические пятна
придуманного радостного дня.
Я чувствую, что понят этим взглядом,
и в этом оправдание моё.
Уже неважно, что коряга рядом,
и залезать не нужно под неё
–Дева:
Я помнила тебя, когда ты был пострел,
а я старушкой побиралась и болела.
Теперь ты стал развесистый и поскучнел,
а я, как водится, помолодела.
–Отшельник:
Наверно, между нами надо уменьшить расстоянье,
тогда достигнешь ты любимых угловых размеров,
и прозмеится замыканье,
возникнет карстовая пещера, загадка для землемеров.
–Дева:
Прошу тебя, не приближайся ближе!
Ты болен – это мозговая грыжа.
И даже, вижу я, твой посох заболел:
покрылся паутиною, потрескался и побелел!
–Отшельник:
Что посох! Посмотри-ка лучше на меня:
во всём лесу не сыщешь ты алканней!
Но что это? Из-под коряги светят три огня!
Сейчас Калека вылезет! Хана мне!
Тряся жуком тысячелетним,
все мои мысли Деве разболтает.
Нет, не могу я примириться с этим!
Сейчас он у меня узнает!
(залезает под корягу)
–Дева:
Ну вот и скрылся он, и я опять одна,
как озеро, прозрачное до дна.
Я слышу звуки битвы: под корягой
с калеками своими он затеял потасовку.
Они сильны, опившиеся брагой,
у них я видела замшелую верёвку.
Но и Отшельник зол, он просто им не дастся:
жука тысячелетнего он топчет и курочит механизм коляски,
за руку из пупка хватает святотатца...
Кипит борьба. А я хотела ласки.
Ну, ничего. Травой я разбросаюсь
и муравейной кучей прорасту,
а сердце станет – старый одинокий заяц,
и я покрою не одну версту
невзрачными цветами ожиданья.
Прощай, Отшельник! До нескорого свиданья!
конец
* * *
Открылись ворота
и вышел кто-то в чёрном пальто.
Он командовал ротой
там где не выжил никто.
Но сегодня он опять доволен:
наросло много новых солдат.
Есть кого вывести в чисто поле,
он фронтом командовать рад
Мерным шагом сквозь черноту
пойдут колонны, трубя,
и они проведут черту,
и черта пройдёт сквозь тебя.
Как и прежде, у них всё выйдет,
и опять приведут понятых,
и будут тебя они ненавидеть
за то, что ты понял их.
Тебя заплюют словами-уродами,
смехом скрывая страх,
и ты полетишь, вполне свободный,
дымом из их костра.
Пигмеи не выше колена
будут плясать у ног,
и подбросит каждый полено,
чтобы жарче горел костерок.
А когда опять закончатся люди,
чтобы темп не сбавлять,
их мясорубка будет
их же самих жевать.
Скрипит морозом по коже
вечно юное слово «враги»,
и в шарканье ног прохожих –
ожидание сильной руки.
Мычание – как это мудро!
Плевать, что потом не поймут.
И завтра проснутся утром
те, чьи дома не взорвут.
Пульсируют венами реки,
луна как таблетка для сна,
толпа поднимает веки
Вия, чьё имя – война.
Загипсована снегом,
лежит и не дышит земля.
Траур по уходящему веку
всех готовит для нового зла.
Здесь есть те, кто может тебя понять.
Вглядись в лицо любого врага и поймёшь: это ты.
Ты можешь не выжить, если будешь так много знать.
Ещё один шаг к тому, кто сказал: «Всех прости».
* * *
–В. Пелевин, «Омон Ра»–
Горят лучи луны и света
поочерёдно над землёй.
Летит советская ракета
и посылает позывной.
В снопах лучей, как на копейке,
летит в пространстве шар земной,
весь в атмосферы телогрейке,
и посылает позывной.
Укутан в мякоть шлемофона,
летит советский космонавт.
Он на орбите, будто дома,
и Родину он не предаст.
А вот сидит начальник ЦУПа,
телеметрии слышит звон,
и по утрам «Подъём!» он грубо
кричит в свой чёрный микрофон.
У телека под вечер все мы,
устав от вахты трудовой,
сидим, и вот программа «Время»
свой посылает позывной.
А космонавт, он так устроен:
он просто подвиг совершит.
Ему дадут звезду Героя,
коль при посадке не сгорит.
А коль сгорит, дадут посмертно,
сыграют си бемоль минор,
и глядь – другие беззаветно
штурмуют космоса простор.
* * *
Филипп Гефсиманский вынимает красивых жужелиц мысли из двустворчатых книг бытия.
Он сидит на террасе, и зной так тяжёл, что отмахиваться бесполезно.