Элиман Итта : другие произведения.

Бд-9: Ева смотрит в окно

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


Ева смотрит в окно

      Ева открывает окна в четыре утра и смотрит в поля. Старая усадьба стоит одиноко. Возле нее лишь два тополя, вокруг - заброшенные земли. На горизонте тают в облаках березовые рощи. Утром на полях туманно. Туман заползает в ложбины и старые окопы. Там спит, покуда не явится солнце.
      Но полдень не скоро. Ева смотрит в окно, дышит соленым туманом и слушает тишину. Птицы еще спят, а тишина поет. Тихо, ласково, неторопливо. В песне нет пауз, она течет, как туман, и - как туман - едва реальна.
      Ева делает глоток горячего чая. Вода в колодце соленая, и чай соленый. Полям нравятся соленый туман и холодные травы. Ева знает, что стоит только туману растаять, как над окопом появятся танцующие огни. Огни заботливо трогают травы, взмывают ввысь и вновь льнут к земле. Огней много, они, словно большие светлячки, горят ровно и тускло. Накинув плащ и сунув ноги в резиновые сапоги, Ева выходит из дома лишь до ворот. Дальше - страшно.
     
      В девять по кухне бродит сонный Павел. Варит кофе, гремит чашками, намазывает на сухарь масло. Ева сидит у окна и смотрит. Согретые солнцем поля уснули. Мир - две широкие полосы. Сверху - ультрамарин, внизу - изумрудно- зеленый. Эти яркие полосы пестрят золотым. Золотые бабочки, золотые цветы, золотые осы, золотые блики солнца повсюду.
      - Молочница не приходила? - заглядывая в кофе, спрашивает Павел. Он знает ответ, просто хочет поговорить.
      - Никто не приходил.
      - Должно быть, для нее слишком далеко сюда тащиться. И поближе дачников хватает.
      Ева покорно кивает и берет сухарь с маслом. Павел ходит с чашкой по кухне, то снимая, то надевая очки. Он не в себе, ему неудобно и нерадостно.
      - Этот отпуск... Может, черт с ней, с платой? Уедем в город?
      - Нет. Я не могу. Поезжай сам.
      - Но тебе же здесь не нравится!
      - Я учусь.
      - Чему? Ты даже книг не взяла.
      - Я учусь ничего не делать, Павел. Чтобы жить по-настоящему. Просто.
      Павел улыбается, вытирает рукавом крошки со стола и разваливается в кресле.
      - Могла бы хоть рисовать, - замечает он.
      - Не хочу. Мне хватает этого в городе. Видишь ли, от рисования слишком много волнений. Только и думаешь о том, как надо, или о том, как получилось. Рвешь, или ставишь на видное место, всякий раз задерживаясь у картины, даже если ты просто понесла белье на просушку. Это ужасно мешает покою.
      - Да-да! Ты просто слишком амбициозна, дорогуша.
      - Думай, как хочешь! Я просто верю в жизнь ради жизни.
      В распахнутое окно врывается далекий моторный гул.
      - Слышишь, кто-то все-таки помнит про эту глушь, - Павел весело подпрыгивает в кресле и почти бежит во двор. Ева смотрит в окно. Шум приближающейся машины становится все яснее. Ева видит военный УАЗик в облаке пыли. Он пробирается к усадьбе и вежливо останавливается, не заезжая во двор. Из машины выходят двое пожилых мужчин. Один лыс и неповоротлив, другой высок и сед. Павел подходит к ним поздороваться.
      "Вот и гости, - думает Ева. - Павел мечтал о гостях..."
     
      - Дорогая! - кричит муж. - Иди сюда! Знакомься.
      Ева набрасывает белый платок и выходит из дома.
      - Михаил Александрович Шмень, - представляется лысый одышливый старичок.
      - Борис Иванович Попов, - подает руку высокий мужчина. "Доверчив как ребенок, - думает Ева. - Сколько ему? Под восемьдесят..."
      - Право слово, мы не хотели вам помешать, - говорит высокий. - Даже не знали, стоит ли еще старая усадьба. Просто приехали посмотреть. Видите ли, как бы это объяснить... Мистика или чудо. В войну усадьба спасла нам жизнь довольно-таки счастливым образом. Хотелось повидать ее перед смертью.
      - Так проходите, смотрите! - гостеприимно разводит руками Павел. - А потом будем пить чай на веранде. Ева, милая, ставь самовар.
      - Мы ненадолго, - оправдывается Борис Иванович.
      - Ну что вы, оставайтесь ночевать. Мы только дачники, а это располагает к новым знакомствам.
      - Благодарим, - смущенно кивает толстячок.
      Гости осторожно осматривают дом, подвал и сад. Они будто в замешательстве, даже испуганы, но любопытны, как мальчишки. Долго стоят во дворе перед окном спальни. Шторы плотно задернуты. По подоконнику гуляет синица. Ева ставит самовар на веранде и слышит тихий разговор:
      - Она ведь была здесь.
      - А может - нет. Ты, Борька, подумай, сколько страху натерпелись. Все могло привидеться...
      - Брось, Миша! Сам говорил: "Явление".
     
      За чаем, наконец, гости рассказывают тайну. Рассказывают просто, душевно. Ева слушает и видит их молодыми так ясно, будто вчера встречала на проселочной дороге.
      - Во время войны битва здесь была, - с легким придыханием начинает Борис Иванович. - Фрицев тьма проходила, точно тараканы перли. И нас - взвод салаг. Пацанье. Мальчишки. Видите, там, в поле, окопы до сих пор остались. В них и сидели. Отстреливали нас аккуратно, будто воробьев из рогатки. Лешку в голову сняли. Так и лег ко мне на плечо, как живой, только с дыркой во лбу. А Панас мучался. Ему... Да не важно уже. Вдвоем мы остались - я да Мишка. И немцы уже нам на брюхо наступили, как вдруг Мишка орет: "Гляди, гляди, дом с ангелом!" И пальцем куда-то тычет. Я смотрю - дом, точно из тумана. Вот не было его и в помине, а теперь есть. И женщина белая в окне. Яркая, точно светится, и рукой машет - зовет.
      Ну, мы как заколдованные встали и побрели к усадьбе. И чтоб хоть одна пуля задела, хоть осколок. Так ничего!
      Усадьба-то, понятно, пустая оказалась. Мишка потом твердил: "Явление то было". Отсиделись мы в подвале. Да зря хоронились. Никакая фашистская рожа сюда не сунулась. Точно завороженное место.
      - А потом уж до своих добрались, - вставляет Михаил Александрович, кряхтит, утирает лысину, - и до Берлина к весне сорок пятого добрели. Как в рубашке. Бориса вот чуть осколком поцарапало, и все. А должны были здесь лежать, рядом с нашими. - Старик шумно пьет чай. Чай соленый, но никто этого не замечает.
      - То, конечно, война, - продолжает Борис Иванович. - И чудеса случались, а все больше без них. После в усадьбу эту страшно было ехать, но хотелось. А тут вдруг вчера потянула старая память, хоть плачь. И Мишка звонит. "Давай, - говорит, - Борь, съездим. Пока скрипим еще!" Взяли мы карту области, сели на УАЗик и вот... Мы здесь.
      Борис Иванович замолкает и глядит поверх всех, туда - в поля. Мир по-прежнему две полоски: ультрамарин и зелень. По ним - солнечные брызги.
      Поднимается ветер, осторожно теребит на столе салфетки.
      Борис улыбается, стесняясь слёз. Ева видит глаза старика: мокрые и седые, как северное небо.
   - Я слышал, такие чудеса случались в войну, - осторожно говорит Павел.
   - Бог знает, мы - нет. А с нами было, - отвечает Борис. - Всю жизнь думаю - почему мы? Судьба или чей-то выбор?
   - Должно быть, у вас уже внуки взрослые? - тихо спрашивает Ева.
   - У меня правнук, - устало произносит Михаил.
   - Он счастливчик, каких поискать! - Борис кладет руку на плечо друга. - Четверо детей, семеро внуков. А у меня никого... - он улыбается, будто извиняясь. - Мне жизнь подарили, а я профукал ее, старый дурак...
   - У тебя студенты, - перебивает Михаил. - Каждый год сотни. Ты им нужен больше, чем я моим обормотам. Конечно, грех обижаться... -  Он дышит тяжело. Пьет что-то из коробочки, поглядывает исподтишка на поля. Ева думает, что испытание памятью старику не по силам. В березняке лежат его товарищи, лежат почти столько, сколько он живет...
      - Должно быть, к августу там будет много грибов... - говорит Михаил, объясняя свой взгляд.
      - Я не хожу туда, - быстро отвечает Ева и собирает на поднос чашки, чтобы ополоснуть их.
  
   После обеда старики собираются: оставляют телефоны, просят звонить. До города не так и близко, но ночевать в усадьбе они не решаются. Добрались, вспомнили, поклонились, приняли валидол. Что там осталось? Надо спешить жить. Напоследок обошли дом, посидели во дворе на завалинке, подышали чистым воздухом и увезли с собой истерзанные памятью души.
      Ночью Ева не может уснуть. "Жизнь ради жизни! - думает она. - Как просто".
   Небо светлеет в четыре, Ева стоит у окна. Ветер бесстыдно расшвырял туман. Поля холодны и чисты. Ева видит огни. Бледные большие шары дрожат над мокрыми травами. Огней много. Они танцуют, а, может, мечутся, медленно угасая в утренней дымке. Ева не слышит выстрелы и запах дыма ей неведом. Но женщине ничего не стоит вернуться на шестьдесят лет, чтобы разглядеть огни жизней: и те, что погибли, и те, у которых другая судьба. Она чувствует, знает: ей подвластно это только сию секунду, и никогда раньше и никогда впредь. Ева поднимает руку и машет широким белым рукавом.
   Два ярких огня отделяются от поблекших и медленно плывут к ней. Она зовет их тихо, чтобы не потерять, не выронить то, что удалось украсть у войны. Шары приближаются, их свет пугливо трепещет. "Не бойтесь, - шепчет Ева. - Идите!" И огни ныряют в черноту подвального окошка. Только два, и никак нельзя больше. Нельзя...
  
   Просыпаются птицы, розовеет березняк. Еве смотрит в окно, ей легко и радостно. Она закрывает шторы, забирается в постель и спит до обеда без снов.
   На следующий день Ева спешит нарисовать шиповник, пока нежные цветы не совсем облетели на ветру. Северный ветер рвет с планшета ватманский лист.
   - Пашка! - кричит она. - Сделай что-нибудь!
   Павел приносит молоток, гвозди и прибивает картину к планшету...
     
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"