Забытая флейта в высокой траве, лежит приговором смертным тому, чья рука поднимет ее.
Обреченный еще не знает о своей участи, резвится во фригийских рощах, плетет венки из полевых цветов, да дарит их нимфам в обмен на поцелуи и ласки.
Но Мойрам уже ведомо,что его ждет.
Хлестнули ветви молодого лаврового деревца по голой спине, упреждая веселого гордеца: "Не ходи". Но тот лишь отмахнулся, увлеченный погоней за быстроногой нимфой, которая то и дело замедляла бег, оглядывалась, манила влажным блеском зеленых глаз и ласковой улыбкой, вовлекая в свою игру.
Запнулся, упал, выхватил взглядом белую тростинку с ровными отверстиями, сиротливо приютившуюся в густой осоке.
"Беги, беги за своей нимфой, не задерживайся" - впились в ладони острые камешки, сдирая кожу.
Протянул руку к незнакомой диковинной вещице.
"Не твое, не бери", - шепнули острые режущиеся листья травы.
"Посмотрел - положи", - вторили им дрозды.
Лишь паучок, чья паутина, серебрилась между стеблями тросника, безразлично молчал.
Марсий повертел флейту, приложил ее к губам своим и выдохнул.
Долгий ровный чистый звук издала флейта. Замолчали тревожно птицы, видевшие, чья рука бросила эту дудку, паучок, перебирая лапками, стал подбираться к мошке, попавшейся в его ловчую сеть, словно и не слышал, как запела тростниковая флейта.
А сатир дунул в отверстие тростинки еще раз, рассмеялся радостно тонкому визгливому свисту и размахивая своей находкой, помчался вслед за своей подружкой в лавровую рощу, где как говаривали, порой сам Аполлон, уединившись, играл на кифаре.