Томсетт Элена : другие произведения.

Предназначение, главы 10-11

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


   Глава 10.
  

Остроленка, Польша, 1416 г

  
   Вернувшись из парка и убедившись, что большинство гостей уже разошлись по своим покоям, Эвелина прошла к себе в опочивальню, отпустила горничную и переоделась ко сну. Разговор с мужем не шел у нее из головы. Эвелина, вы хотите стать королевой? Самая глупая шутка, которую она слышала в жизни! Особенно сейчас, когда он все или почти все вспомнил. Как он там сказал, Эвелина Острожская - вдова? Замечательно! Все устроится как нельзя лучше. Князь откажется от нее, король Ягайло может быть и женится, кто знает, она еще хороша собой, а если так, то он быстро заставит пана Станислава забыть о своих жалких притязаниях и замолчать. Только что останется делать ей? Жить с мыслью, что он отказался и бросил ее тогда, когда она полюбила его? Тогда в Кракове, да еще несколько дней назад, в Остроленке, ей показалось, что он все еще может быть хорошо... Она грустно усмехнулась - это было до того, как он вспомнил. Когда он вспомнил все, он заявил ей, что Эвелина Острожская вдова.
   Отослав слуг спать, Эвелина задула в спальне все свечи, кроме одной, взяла в руки тяжелый витой канделябр и подошла с ним к зеркалу. Она была в свободном батистовом пеньюаре, скорее подчеркивающем, нежели скрывающем линии ее фигуры. Освобожденные от булавок прически, неубранные светло-золотые локоны, рассыпавшись по плечам, свободно вились у висков, оттеняя белизну высокой гибкой шеи и нежной полуобнаженной груди. Некоторое время Эвелина безмолвно смотрела на свое отражение в стекле.
   - Вдова князя Острожского! - наконец с презрительной усмешкой, адресованной своему отражению, произнесла она. - Королева Польши!
   Часы пробили три часа утра.
   В это время герцог, приглаживая растрепавшиеся после дуэли с паном Станиславом волосы и на ходу расправляя сбившееся кружево манжет, быстро и решительно шагал по коридору к опочивальне своей супруги. Свой плащ он без объяснений всунул в руки расстроенного Гунара, поджидавшего его у дверей спальни Эвелины и, не слушая его увещеваний подождать до утра поскольку княгине нездоровится, решительно, но бесшумно открыл дверь и вошел внутрь. Увидев ее перед зеркалом, с канделябром в руках, составляющим единственное освещение огромной полутемной комнаты, полураздетую, подсвеченную светом свечей так, что он мог видеть каждую черточку ее великолепной фигуры, он внезапно раздумал окликать ее и некоторое время наблюдал за ней с чувством все возрастающей тревоги.
   Эвелина не заставила его долго ждать. Она проверила, крепко ли заперты окна, вернулась к зеркалу и взяла со своего туалетного столика длинный, остро заточенный кинжал. Отгадать ее дальнейшие намерения не составляло труда. Больше не мешкая, герцог одним прыжком преодолел те несколько метров, которые отделяли его от нее. Перехватив руку Эвелины, с зажатым в ней кинжалом, занесенную для удара, он попытался было обезоружить ее, но лишь порезался, ибо Эвелина, захваченная врасплох, но не потерявшая силы духа, оказала ему столь организованное сопротивление, что в первую минуту герцог даже растерялся. Когда же после короткой, но жестокой борьбы, ему удалось отнять у нее злополучный кинжал, с его правой кисти, и так уже пострадавшей во время поединка с паном Станиславом, обильно катились капли крови. Герцог с чувством отшвырнул кинжал на безопасное расстояние, продолжая сжимать в своей ладони хрупкую, но сильную кисть Эвелины. В царившей темноте, ибо свеча упала из канделябра и погасла еще в начале борьбы, Эвелина не могла разобраться, с кем именно она все это время имела дело - с Гунаром, еще с кем-то из слуг, или, не дай бог, с паном Тенчинским. Она перестала сопротивляться, убедившись к тому же, что, кем бы он ни был, мужчина, сжимавший в своих руках ее кисть, намного превосходил ее в физической силе.
   - Кто вы? - очень тихо спросила она. - Что вам нужно и какого черта вы делаете у меня в опочивальне в три часа утра?! Если это ты, Гунар, я вернусь в Краков и произведу тебя в дворецкие. На всю жизнь!
   Вместо ответа герцог выпустил ее руку, но тут же сгреб ее в объятья и сделал то, о чем мечтал с того самого момента два дня назад, когда на несколько минут они остались одни за стеной конюшни. Так как они и без того закончили свою непродолжительную борьбу за кинжал, оба оказавшись на полу, покрытом пушистым абиссинским ковром, то он еще крепче, всем своим телом, прижал Эвелину к ковру, и очутившись наверху, нависая над ней, прильнул к ее губам в поцелуе. Почувствовав вкус ее губ и тепло ее дыхания, герцог ощутил такой мощный прилив желания, что буквально застонал от осознания того, что он уже не сможет остановиться, его тело отказывалось повиноваться доводам рассудка и желало получить то, о чем он так долго мечтал. Мысль о том, что этой ночью он мог ее потерять оказалась последней каплей, которая окончательно разрушила все бастионы сдержанности, которые он так долго возводил в своем сердце. Она слишком долго испытывала его терпение. Он так долго жил без нее, получая лишь мимолетное удовольствие от нечастых встреч с другими женщинами, что она должна была заплатить за это. И за пана Станислава, и за короля, и за то, что заставила его ревновать. Кроме того, и за то, что он смертельно боялся рассказать ей свою тайну, но вынужден был сделать это до приезда короля. Только обладание ей сейчас, полное и безоговорочное, могло утолить его душу. Он готов был сотни раз умереть за нее, но она должна была принадлежать ему. Взбешенный ее поступком и оказанным ему сопротивлением, герцог чувствовал, что поступает грубо, но ничего не мог с собой поделать - шелковистая плоть Эвелины, извивающейся под тяжестью его тела, запах и прикосновение ее волос, ее кожи, ее губ лишали его рассудка. В тот момент, когда ее губы робко откликнулись на его поцелуй, он почувствовал такой прилив радости и облегчения, что чуть не закричал вслух. Ее руки обвились вокруг его шеи, тело перестало сопротивляться и сначала нерешительно, а затем более уверенно прильнуло к его телу.
   В тот же миг он остановился, словно отрезвленный ее покорностью. Эвелина слушала, как постепенно выравнивалось его дыхание, она ощущала как двигаются мускулы под его кожей при малейшем движении, как и где зарождается его дыхание, как ровно и сильно бьется его сердце, и внезапно ощутила себя такой счастливой, какой не чувствовала себя никогда.
   Немного погодя, все так же в молчании, герцог мягко отстранил ее от себя, поднялся и стал приводить в порядок свою одежду. Затем наклонился, поднял Эвелину на руки и отнес на постель. После этого подошел к ближайшей стене, на ощупь отыскал на ней светильник с погасшими свечами, вынул пару из них, взял из укромной ниши рядом трут и кресало, и через несколько секунд в комнате робко вспыхнул огонек свечи. В зыбком, колеблющимся от сквозняков, свете засеребрились белокурые волосы Эвелины и блеснули его темные, цвета старого дамасского клинка глаза на матовой бледности напряженном лице.
   Герцог шел вдоль стены, зажигая один за другим светильники, вырывавшие из мрака полутемную спальню Эвелины. Наконец, он остановился, повернулся, взглянул на нее и спросил:
   - Что происходит, Эвелина? Вы решились на самоубийство?! Вы что, с ума сошли, что ли?
   - Я?! - оскорблено выпрямилась Эвелина. - Это вы заговорили о вдове князя Острожского и о разводе! Я лучше умру, чем пойду на это! Вам не удастся сбагрить меня ни королю, ни кому-либо другому!
   - Разве то, что я только что сделал, говорит вам о том, что я в состоянии вас кому-то сбагрить? - с насмешкой спросил герцог. - Я готов был взять вас прямо на полу, как обезумевший от страсти мальчишка.
   Он помедлил и устало сказал:
   - Присядьте, дорогая. Нам о многом надо поговорить. Признаться, у меня была идея дать вам выбор и отпустить вас на все четыре стороны, если после того, что я вам скажу, вы не захотите остаться со мной. Но, к сожалению, слишком поздно. Я расскажу вам все, Эвелина, но вы останетесь со мной навсегда. Я не смогу вас отпустить.
   От нехорошего предчувствия у Эвелины вдруг остро защемило сердце. Тем не менее она безмолвно повиновалась герцогу и, усевшись на край своей кровати, приготовилась слушать. Украдкой она с каким-то новым, странным чувством любопытства вглядывалась в чистые классические черты лица герцога, стоявшего перед ней. Сказать, что она была ошеломлена откликом своего тела и сознания на его недавние действия, значило, пожалуй, сильно преуменьшить ее изумление. Дрожь от пережитого в его объятьях удовольствия продолжала звенеть в где-то внутри ее тела, как струна. Это было так прекрасно, что не могло быть правдой. Герцог казался разозленным ее попыткой разрешить все проблемы путем самоубийства, сейчас, пережив эти восхитительные мгновения в его объятьях, она сама уже не понимала, зачем она решилась на это, но, тем не менее, он был действительно зол, иначе он бы никогда не посмел коснуться ее даже пальцем.
   Сведя над переносьем четкие темные дуги бровей, герцог медленно, словно раздумывая над каждым словом, продолжал:
   - В течение нашего знакомства вы предприняли несколько поистине героических попыток избавиться от меня. То, что я намерен сказать вам сейчас, позволит вам вычеркнуть меня из своей жизни раз и навсегда без малейших колебаний. Но тогда вам придется стать польской королевой или противостоять Ягайло. Я не смогу помочь вам с ним так легко, как с паном Тенчинским.
   - О чем вы говорите, князь?!
   - Я всегда был слишком снисходительным к вам, Эвелина. Это правда, я действительно не помнил, кто я такой в течение долгих шести лет жизни, но все эти годы я помнил вас, ваше лицо, вашу улыбку, хотя и не мог назвать вашего имени. Память вернулась ко мне после того, как я вернулся в Польшу, я вспомнил все, даже то, что хотел бы забыть. Но я наивно полагал, что вы будете более счастливы и забудете все ваши страхи и поэтому предпочел сделать вид, что я тоже их забыл. Это была ошибка. Моя ошибка. Сейчас я плачу за нее сторицей, и не только я. Взгляните на мой меч, Эвелина.
   Герцог вытянул из ножен на поясе свой меч и наполовину обнажил его. Светлый клинок был покрыт засыхающими бурыми пятнами, словно ржавчиной.
   - На нем кровь пана Станислава, - его голос дрогнул. - Он пришел ко мне со сказкой о Белой Розе Ордена Св. Богородицы и странствующем принце, князе Острожском,... и я был вынужден убить его!
   Он замолчал. Эвелина полными ужаса глазами смотрела ему в лицо.
   - Мое терпение кончилось, - переведя дух, мрачно закончил герцог. - Чужие тайны, политические амбиции и личные воспоминания начали приобретать слишком дорогую цену. Я не могу позволить себе этого, у меня растет сын, и я хочу чтобы он с гордостью носил славные имена своих предков.
   Немного оправившись от шока, вызванного его словами и видом засохшей крови на клинке его меча, но все еще не в силах окончательно осмыслить происходящее, Эвелина порывисто схватила его за руку и заглянула в глаза:
   - Боже мой, вы действительно его убили?! Что же теперь с вами будет?
   Она покачнулась и тут же почувствовала спасительную крепость поддержавшей ее руки герцога. Она не удовольствовалась этим, прижалась щекой к его груди, с неосознанным удовольствием ощущая гулкие ровные удары его сердца и не замечая крупный слез, катящихся по ее щекам. Она плакала впервые с того дня, как узнала об его смерти. Чувство благодарности к этому человеку переполняло ее, но затаившаяся в душе тревога от его странного поведения и многочисленных обмолвок, не проходила. Она видела, что герцог, по-прежнему напряжен, и что разговор, по всей видимости, не окончен. На долю секунды ей внезапно показалось, что сейчас он так же холодно, как говорил с ней в парке, скажет ей, что он окончательно решил отказаться от нее, и спокойно, но неумолимо велит ей собираться в монастырь. Поэтому она даже не очень удивилась, когда он спросил:
   - Как случилось, что пан Тенчинский оказался посвящен в тайну нашего брака?
   Прошло несколько томительно долгих минут.
   - Я не знаю, - наконец, потерянно прошептала Эвелина в оглушительной тишине.
   - Вы никогда не могли случайно проговориться ему? - безжалостно уточнил герцог.
   - Нет!
   - Он угрожал вам?
   - Да, - Эвелина с сожалением оторвалась от его груди.
   - Чего он хотел?
   Эвелина на какое-то время задумалась, прежде чем ответить.
   - Он хотел жениться на вдове князя Острожского в надежде получить ваше влияние при дворе, - она помедлила и впервые после того, что случилось с ними на ковре ее спальни, осмелилась посмотреть герцогу в лицо. Ее голос был уже почти спокоен. - Это было до того, как вы воскресли из мертвых.
   - Я слышал, он всегда был вашей тенью при польском дворе, сопровождая вас повсюду.
   Скрестив руки на груди, герцог смотрел на Эвелину сверху вниз.
   - Это правда, - Эвелина собрала все свое самообладание и выдержала его тяжелый, испытывающий взгляд. - Но я никогда не поощряла его ухаживаний!
   - Почему? - коротко спросил герцог. - Пан Станислав завидный жених.
   Эвелина вздохнула и кротко ответила:
   - Потому что я предпочитала верить в то, что вы живы.
   Герцог порывисто отошел вглубь опочивальни. Он был заметно смущен ее ответом, но стремился, по возможности, не показать ей этого.
   - У вас были какие-то чувства к пану Тенчинскому? - помедлив, спросил он, снова приближаясь к ней. Эвелина по голосу угадала, что он сделал над собой усилие, прежде чем задать ей этот вопрос.
   - Ах, как остроумно!
   Эвелина вскочила на ноги, так резко и таким гибким гневным движением, что пышные кольца ее золотисто-белокурых волос хлестнули по его камзолу.
   - Ну, вот что, князь! - быстро проговорила она, рассерженно глядя ему в глаза. - Вы вольны делать со мной все, что угодно: выгнать из своего дома, продать королю, отдать в монастырь, но я не позволю себя оскорблять. Вы можете быть какого угодно мнения по поводу сомнительного прошлого панны Ставской, но как княгиня Острожская, я чиста. Вы не сможете упрекнуть меня ни в чем!
   - Кроме одного!
   Герцог медленным обвиняющим жестом указал на валявшийся на полу в нескольких шагах от кровати кинжал.
   - Я спасала свою честь, - прошептала Эвелина.
   - И губили свою душу.
   - Кому нужна моя душа! Если бы я не сделала этого, пан Тенчинский пришел бы к вам с трогательной историей о белой Розе Ордена и странствующем принце, князе Острожском!
   - Но почему с этой историей не пришли ко мне вы?!
   Эвелина некоторое время бессмысленным взглядом смотрела на герцога, словно не понимая того, что он сказал, потом опустила голову и грустно рассмеялась.
   - Вы ведь ничего не помнили, князь, - помолчав, сказала она. - Как бы я смогла вам все это объяснить? Вы бы просто не поверили мне!
   - А пану Тенчинскому, по-вашему, я бы поверил?
   Эвелина помедлила, словно колеблясь, говорить или нет, но потом все-таки решилась сказать то, что думала.
   - Да, - наконец, прошептала она. - Я ни капли не сомневаюсь, что вы поверили бы именно ему.
   - Спасибо, дорогая, - вздохнул герцог, присаживаясь на застеленную кровать Эвелины. - Вы так плохо знаете меня! Впрочем, это неудивительно. В замке наши отношения воспринимались вами как разврат, затем, когда я женился на вас, вы увидели в этом лишь проявление жалости...
   - Вы женились на мне потому, что так велел вам король! - выпрямилась Эвелина.
   - Вы действительно верите в это?! - герцог поднялся и оказался стоящим рядом с ней. - Вы действительно верите, что какой-то там польский король мог заставить меня жениться, если бы я не хотел этого?! Вы забыли, как я просил вашей руки у Конрада фон Юнгингена в замке? Вы ни разу не задумывались, почему я сделал вам предложение в замке? Вам ни разу не приходило в голову поинтересоваться, почему затем мы венчались в захудалой церквушке где-то на границе, а не в Вавеле, где я должен был бы венчаться согласно моему происхождению? Вас не интересовал тот факт, почему нас венчал сам пан Анджей Ястрембец?
   Эвелина озадаченно захлопала глазами. До того, как он упомянул это, она действительно никогда не задумывалась обо всех этих фактах и мелких подробностях, начавших теперь складываться в непонятную и оттого пугающую картину. Он был действительно прав, во всем этом было что-то весьма странное.
   Она некоторое время пыталась осмыслить происходящее, но, поскольку потаенный смысл его продолжал ускользать от ее понимания, Эвелина наконец сдалась и задала вопрос, ответ на который волновал ее больше, чем все остальное.
   - Почему вы заговорили о разводе?!
   - Потому что такого было желание польского короля, - незамедлительно сказал герцог.
   - Никогда не поверю, что какой-то там польский король, - цитируя его, произнесла Эвелина с сарказмом, - может заставить вас либо жениться, либо развестись!
   - Вы правы, но я должен был поставить вас об этом в известность. Уверяю вас, после того, что случилось между нами в этой комнате, только второе пришествие Господа Нашего заставит меня отказаться от вас! Вы - другое дело. Вы можете не захотеть остаться со мной. Забудьте про короля, он не сможет помешать вам делать то, что хотите вы.
   - Вы шутите! Если король говорит о разводе, как вы можете противостоять ему! Это немыслимо! - Эвелина едва сдерживала рвущиеся из груди рыдания. - Ягайло не может так с нами поступить! Мы венчались в церкви! Что это за блажь, в конце концов! Я понимаю, если бы я была вдова, но... вы то живы, князь!
   Полы ее ночного пеньюара всколыхнулись и сбились вокруг ее ног, приоткрыв их до колен. Ткань тонкой одежды была настолько прозрачной, что герцог чувствовал, как участилось его дыхание, отвел взгляд и, пройдя к креслу, на котором она забыла свой ночной халат, взял его и протянул Эвелине.
   -Вы ни капли не изменились со времен Мальборка, Эвелина. У вас просто дар привлекать к себе внимание могущественных мужчин.
   Ей показалось, что в глазах герцога промелькнула одновременно насмешка и страдание.
   Эвелина взяла из его рук свой халат, набросила на плечи и туго завязала пояс на талии. На фоне темно-синего бархата халата ее длинные волнистые белокурые волосы казались еще светлее.
   - Не заговаривайте мне зубы, князь! Немедленно объясните, что происходит. Король действительно хочет на мне жениться? Уму не постижимо! Бред какой-то! А вы, стало быть, как настоящий верноподданный, готовы уступить ему жену, как охотничью собаку!
   - Браво, мадам, - герцог слегка похлопал ладонью одной руки по ладони другой, словно аплодируя ее ответу. Эвелина вдруг вспомнила, что именно так любил делать покойный магистр Ордена, Ульрих фон Юнгинген. - Лучшая защита - нападение!
   - Так вы решили отказаться от меня и позволите ему нас развести?
   Так как герцог молчал, она продолжила сама.
   - Надеюсь, вы объяснили вашему королю, что я не гожусь в королевы? Как только Ягайло посадит меня на трон, откуда-нибудь вылезет парочка крестоносцев или панов Тенчинских, которые с удовольствием начнут смаковать историю о Белой Розе Ордена Св. Богородицы из Мальборка!
   - На этот счет можете не волноваться, - бесцветным голосом сказал герцог. - Пан Тенчинский мертв, а все остальные участники этой шутки с вами из Мальборка уже отдали богу душу.
   - Маркварт и Зальцбах - нет!
   - Да, Эвелина, - в голосе герцога звучала спокойная, но несокрушимая уверенность. - Я не оставляю долгов.
   Эвелина порывисто схватила его за руку.
   - Может ли быть?
   Герцог на секунду забыл о своей сдержанности, глядя в ее огромные, серо-голубые, наполненные лихорадочной надеждой глаза.
   - Значит, не осталось никого, кто бы знал об этом...
   - Невероятно, Эвелина, - медленно произнес герцог, не сводя с нее взора, - вы стали еще красивее, чем были шесть лет тому назад.
   - И поэтому вы хотите со мной развестись? - с грустью констатировала Эвелина.
   - Надеюсь, вовсе не этот факт заставляет вас так печально смотреть на меня? Успокойтесь, дорогая. Я же сказал вам, что вы будете принимать решение. Но после того, как выслушаете меня. Хотите присесть?
   - Нет.
   Эвелина подошла к нему ближе, положила руки ему на плечи, и прильнула к его груди; она почувствовала, как дрогнули его мускулы от ее прикосновения, но он остался неподвижен, даже когда она подняла свое лицо к нему и ее губы полураскрылись в ожидании поцелуя. Глядя ему в лицо, она с усмешкой разочарования сказала:
   - Видимо, я старею, Острожский! Раньше мне не приходилось просить вас меня поцеловать. Вы всегда делали это сами.
   - Раньше вам даже не приходило в голову меня об этом просить, - сказал герцог, снимая ее руки со своих плеч. - Пощадите меня, дорогая, я держусь из последних сил! Поверьте мне, если после нашего разговора у вас еще останется желание видеть меня своим мужем, вы получите все, что хотите, и даже больше. А сейчас дайте мне сказать.
   - Я даю вам карт-бланш, Острожский! - Эвелина смотрела ему в лицо. - Вы так не похожи на всех, кого я видела в своей жизни, что, мне кажется, я готова простить вам все за это.
   - Даже то, что я - крестоносец? - изогнув бровь, резко спросил герцог.
   Эвелина отшатнулась от него, как будто он ее ударил.
   - Что вы сказали?!
   - Я не князь Острожский!
   - Как это может быть?! - Эвелина с ужасом смотрела на него. - Я не понимаю! Это все равно, что сказать, что вы - это не вы! Я узнаю вас, я помню вас, я знаю, что вы мой муж, князь Острожский. Вы не можете этого отрицать!
   - И тем не менее я не князь Острожский, - по губам герцога скользнула печальная улыбка.
   - Хорошо, князь, - Эвелина вновь положила ладонь на рукав его камзола, продолжая неотрывно смотреть ему в лицо тревожными глазами. - Тогда объясните мне, что происходит. Я устала от тайн, истерик и обид. Поскольку вы ясно дали понять, что соблазнить вас мне не удастся до тех пор, пока я не выслушаю вас, может быть, мы перейдем в мою гостиную? Тогда, по крайней мере, между нами не будет разобранной постели!
   - Я рад, что вы сохранили свое остроумие, Эвелина, - коротко сказал герцог, следуя за ней в комнату, где Эвелина обычно принимала друзей и личных знакомых.
   - Я слушаю вас, - указав герцогу глазами на диван и, таким образом, предлагая ему садиться, сказала она. - Хотя мне, почему то, уже заранее не нравится то, что вы собираетесь сказать.
   Герцог внимательно взглянул в ее настороженные глаза. "Как она прекрасна, это женщина, - с горечью подумал он. - И я люблю ее... Господи, не дай мне ее потерять!". Он сел на диван в гостиной, куда указала ему Эвелина, заметив, что на стене, за его спиной, находился обюссонский ковер, где поблескивало тусклой сталью старинной холодное оружие, принадлежавшее семье Ставских. Мельком, с ироничной улыбкой, он успел подумать о том, что Эвелина была единственной из женщин, которых он когда-либо знал, кому могла придти в голову идея украсить дамскую гостиную висящим на стенах оружием.
   Он вздохнул и, тщательно подбирая слова, начал говорить.
   - Дело в том, Эвелина, что князя Острожского не существует. Я - крестоносец, французский рыцарь. Мое имя Жан-Луи де Анжу, герцог Монлери и герцог де Монсада. Моя семья принадлежит к франко-итальянской ветви Анжуйского дома.
   - Но постойте! - Эвелина с мучительным стремлением поймать какую-то все время убегавшую от нее мысль, сжала до хруста костяшки свои пальцев. - Этого не может быть! Вы - князь Острожский! Я готова поклясться в этом! И вместе со мной - вся Польша и Литва. То, что вы говорите, просто уму не постижимо!
   - Но, между тем, этому есть объяснение.
   - Я хочу его знать!
   Герцог на секунду прикрыл веками глаза и, стараясь сдерживать свое возбуждение, как можно медленнее и отчетливее, чтобы дать Эвелине время обдумывать свои слова, сказал:
   - Когда я стал князем Острожским, его еще никто не знал.
   - Что?! Я не понимаю! - тут же перебила его Эвелина.
   - Тогда послушайте меня, Эвелина, выслушайте меня до конца, не перебивая, умоляю вас! Почти пятнадцать лет назад, в лесу под Торунью погиб в бою князь Наримант Ольгердович, отец Зигмунта Острожского, погиб потому, что знал некую тайну, не имеющую отношения к моему повествованию. Своей тайны он не открыл, так что через несколько месяцев крестоносцы попытались узнать ее, захватив его сына, Зигмунта Острожского, который был моим другом. Случилось так, что Зигмунт был убит моим родственником, двоюродным дядей, убит подло и предательски. Он умер на моих руках в замке Мальборк, проклиная коварство крестоносцев. Умирая, он завещал мне отомстить за него, воспользовавшись его именем, его состоянием, его положением. Он заставил меня поклясться в этом на Библии. Нам обоим было по одиннадцать лет, я был очень раним и чувствителен. В то время я был никто, младший сын и изгой в обоих семействах, посланный умирать на чужой войне. Но я дал Зигмунту слово и считал своим долгом сдержать его. Под именем князя Острожского я был представлен королеве Ядвиге и честно рассказал ей всю историю с начала и до конца. Эта женщина произвела на меня неизгладимое впечатление. Моя мать умерла незадолго до моего представления к польскому двору, я чувствовал себя очень одиноким и уязвимым. Ядвига была очень добра ко мне и я полюбил ее, как мать. Она не могла освободить меня от клятвы, но она дала мне сил и уверенности следовать ей как делу чести. После ее смерти, я решил остаться в Литве, во Франции в это время шли династические войны моих родственников из-за титулов и земель, а так как я являлся также наследником громкого имени и огромного состояния в Испании, мой дед предпочитал держать меня подальше на Востоке, чтобы хоть таким способом попытаться сохранить мне жизнь. Таким образом, я остался один на один со своей клятвой и именем князя Острожского. Я решил начать новую жизнь, обрести новую родину и отомстить тем негодяям, которые гордо именовали себя рыцарями господними и убивали его именем женщин и детей. Как видите, я в этом весьма преуспел.
   Он умолк.
   Эвелина немного помедлила, ожидая продолжения, но так герцог, опустив голову, молчал, она заговорила первой.
   - Стало быть, - медленно произнесла она, словно стремясь уточнить некоторые аспекты его рассказа для себя самой. - Именно вы были посланником короля Ягайло в замке Мальборк в 1404 году?
   - Да, - скупо отвечал герцог.
   - Именно вы были моим любовником в замке?
   - Да.
   - И замуж я выходила за вас?
   - Разве вы не помните? - не удержался от усмешки герцог.
   - Да или нет?
   - Да. Вы вышли замуж за меня.
   - Тогда Андрей - ваш сын?
   - Да, Анри мой сын.
   - И это именно вы возглавляли литовскую конницу во время Грюнвальдской битвы? - не сдавалась Эвелина.
   - Да, - герцог вздохнул. - Эвелина, я уже говорил вам, что я был князем Острожским с одиннадцати лет.
   - Значит вот почему тогда, в замке, вы с такой уверенностью сказали, что королева - не ваша мать, хотя вы всегда носили на пальце кольцо с гербом Анжуйского дома. Это было причиной, по которой вы сознались в своем подлоге только ей!
   - Это не так. Я открыл королеве свою тайну не потому, что она уличила меня в подлоге, как вы выразились, а потому, что не знал, как мне поступить. Ядвига была замечательной женщиной, одинаково лояльной и к полякам, и к крестоносцам. Кроме того, я был в некоторой степени ее родственником, по линии отца она принадлежала к венгерской ветви Анжу. Тот факт, что она не являлась матерью настоящего Зигмунта Острожского, я знаю точно.
   - Но вся Польша была уверена в этом!
   - Мало ли что болтают при дворе злые языки. Ягайло привязался ко мне после смерти Ядвиги, потому что он, по своему, очень любил ее, а она покровительствовала мне, видя во мне слабый отблеск своего обожаемого отца, Людовика Анжуйского, на которого, по странной случайности, я был похож, как может быть похож только сын. Кроме того, мой дед, старый князь Острожский, был ее хорошим, преданным другом. Все остальное только фантазии. Но, в известном смысле, королева заменила мне мать. Я искренне полюбил ее, и именно эта привязанность после ее смерти так сблизила нас с Ягайло. Король хотел видеть во мне их с Ядвигой приемного сына.
   - Он знает о вашей клятве? - осторожно спросила Эвелина, когда герцог снова умолк.
   - Он узнал о ней накануне Грюнвальдской битвы.
   - От кого?
   - Из посмертного письма королевы. Она завещала ему вскрыть это письмо в день, когда рыцари потерпят сокрушительное поражение от соединенных сил Польши и Литвы.
   - Что за странное условие? - удивилась заинтригованная Эвелина.
   - В этом нет ничего странного. Поражение Ордена было условием расторжения моей клятвы, данной Зигмунту Острожскому, после которого я мог снова обрести свое настоящее имя и изменить мою жизнь. Королева знала об этом и постаралась защитить меня даже из могилы.
   - Ну хорошо, - отступила под его взглядом Эвелина.
   Лицо ее оставалось бледным и решительным, когда после небольшой паузы она спросила объяснения того факта, который не давал покоя ей и Эльжбете:
   - Если в битве при Грюнвальде вы были ранены и потеряли память, каким образом ваше тело исчезло с поля боя? Я начала искать вас через час после окончания битвы, я перевернула почти все трупы на Грюнвальдском поле, прежде чем Витовт позволил забрать раненых и убитых крестоносцев, и я могу поклясться, что вас там не было!
   - Я не знаю, - откровенно сказал герцог. - У меня есть некоторые догадки по этому поводу, и только. Я подозреваю, что мое тело было вынесено с поля битвы сразу же после отступления литовской конницы, то есть где-то в середине сражения. Я не помню, как меня доставили на родину и сколько времени это заняло.
   - Куда же вас отвезли?
   - Сначала во Францию. Несколько лет после того, как я очнулся в своем поместье в Монлерие, я заново учил свою жизнь, свое имя, свои титулы. По странной прихоти, из всех моих многочисленных дядей и кузенов, положивших головы в борьбе за наследство и битвах Столетней войны, остался жив я один. Я заново познакомился со своей итальянской теткой и своим испанским дедом и получил право унаследовать его громадное состояние и пышный титул после его смерти. Но я был в отчаянье - я ничего не помнил!
   - Что же теперь будет с князем Острожским? - внезапно и непоследовательно спросила Эвелина. - Вы ведь не планируете оставаться в Польше? Он снова исчезнет? Но каким образом? Что скажет король?
   - Возможно, князь Острожский погибнет на дуэли с паном Тенчинским, - осторожно предположил герцог.
   - Но зачем тогда вы вернулись?! - в отчаянье спросила Эвелина, пытаясь найти в его поступке хоть каплю логики и здравого смысла. - Вы знатны, богаты, вам совсем не нужны ваши владения в Польше. Я не понимаю!
   - Я вернулся за вами.
   - Что-о?!
   - Вы и только вы, вернее, воспоминания о вас, вернули мне память, помогли продраться через пелену забвения. Любовь к вам сделала чудеса. Я обязан вам многим, вы сохранили и вырастили мне сына, и он получит мое имя, мое состояние и мои титулы.
   - Постойте!
   Эвелина сосредоточенно смотрела на него.
   - Андрей - сын князя Острожского. Я тоже выходила замуж за князя Острожского, а не за, как вас там, простите, не помню.
   По губам герцога скользнула улыбка.
   - Жан-Луи, дорогая.
   - Пусть так. Что же теперь будет?
   Герцог слегка нахмурился.
   - Завтра или послезавтра в Остроленку приедет король. Дело это семейное, весьма деликатного характера, к тому же моя семья и я сам весьма известная персона при папском дворе. Ягайло будет должен считаться со мною. Он и его кардиналы. Я думаю, они подтвердят наш брак, если вы согласитесь остаться моей женой после того, что вы узнали. Король требует бумаги или церковную запись о венчании, которых у меня нет. У нас еще есть время венчаться заново до его приезда, но я не хотел бы делать этого, пока есть возможность отыскать бумаги.
   - Почему? - коротко спросила очень внимательно слушавшая его Эвелина.
   - Для нас с вами это несущественно, брак есть брак, но в таком случае пострадает Анри. Он не получит прав старшего сына, будет считаться незаконнорожденным со всеми вытекающими отсюда последствиями. Разумеется, в любом случае я хорошо позабочусь о его будущем.
   Эвелина некоторое время о чем-то сосредоточенно размышляла. Герцог смотрел на нее и не мог поверить в свою удачу - он ожидал гораздо более бурной ее реакции на известие о том, что он является крестоносцем. Скорее всего, подумал он, она еще не пришла в себя, чтобы собраться с мыслями и высказать ему все то, что она о нем думает.
   - В том ларце, который вы отдали мне перед отправлением в Червинск, - наконец, несколько неуверенно произнесла Эвелина.
   - Вы сохранили его? - живо перебил ее герцог.
   Эвелина укоризненно посмотрела на него и сухо ответила:
   - Разумеется. Вы ведь просили меня об этом, не так ли? В нем - бумаги, надо полагать?
   - Мои бумаги! - воскликнул герцог, блеснув глазами. - И среди них - копия церковного свидетельства о нашем браке!
   - О моем браке с князем Острожским? - уточнила Эвелина.
   - Нет, дорогая, - нежно сказал герцог. - О вашем браке с герцогом Монлери. Я сделал ее на всякий случай, но, как оказалось, это была замечательная идея! Я так благодарен вам за то, что вы уберегли эти документы, Эвелина! Вы даже не представляете, от каких проблем вы избавили всех нас: меня, вас, и прежде всего Анри.
   Покраснев от неожиданной похвалы, Эвелина, тем не менее выглядела озадаченной.
   - Какая досада, что я не догадалась заглянуть в него! - пробормотала она едва слышно себе под нос, а затем уже громче добавила: - Даже не зная, что вы крестоносец, я должна была подумать о том, что вы прожили среди них так долго, что вполне могли позаимствовать их жульнические замашки!
   - Вы действительно не открывали его?
   -Нет!
   Эвелина отвернулась в сторону, не желая встречаться с его взглядом.
   - У меня, знаете ли, не было такой необходимости. Кроме того, это было так тяжело после вашей смерти...
   Герцог улыбнулся, и Эвелина внезапно подумала, что просто не сможет расстаться с этим человеком, не сможет отпустить его, вырвать из своего сердца и забыть. Кем бы он ни был, в первую очередь он был самим собой.
   Она была так растеряна и одновременно так возбуждена, что с трудом справлялась с раздиравшими ее в противоположные стороны эмоциями. Она не знала, что делать, и не хотела показывать этого герцогу. Она была растеряна, но в то же время чувствовала себя защищенной в его присутствии. Он привлекал и отталкивал ее одновременно. Он был крестоносец из Мальборка и в то же время литовский князь из польских лесов, которого она знала и любила, как своего верного друга. Он был загадкой, таинственной странной фигурой, знакомой и незнакомой одновременно, как персонаж из мира снов и грез. Но, в отличие от нереального призрачного мира снов, он был осязаем и реален. Он был тем мужчиной, которому она бы с радостью отдалась на ковре гостиной несколько часов назад. Это было то, что смущало ее больше всего - ее тянула к нему ее собственная страсть.
   - Стало быть, король приезжает в Остроленку для того, чтобы решить это дело? - спросила она, лихорадочно раздумывая в поисках выхода из создавшегося положения.
   - Да, - коротко подтвердил герцог. - Князь Острожский должен исчезнуть и он исчезнет после того, как мы достигнем соглашения с королем. К сожалению, вам придется выбирать между Ягайло и мной. У него очень серьезные намерения, Эвелина, он действительно раздумывает о том, чтобы сделать вас королевой. Я хочу, чтобы вы остались со мной и с нашим сыном. Я люблю вас.
   Герцог в волнении ходил взад вперед по просторной гостиной Эвелины.
   Эвелина некоторое время в молчании наблюдала за ним, а затем поднялась и встала у него на пути, заставляя его остановиться.
   - Ответьте мне на один вопрос, князь, - немного холодноватым тоном попросила она, заглянув в его удивленные глаза. - Кого вы любите больше, нас с Андреем или все ваши титулы и деньги в Европе? Здесь, в Польше, как князь Острожский, вы богатый и влиятельный человек. Я уверена, попроси вы короля о сохранении вам имени и состояния Острожских князей, он не откажет вам, поскольку их род на грани вымирания. Витовт сделал подобное для Карла и Эльжбеты. Карл стал князем Радзивиллом для нее! Если вы любите нас с Андреем, останьтесь князем Острожским! Или это слишком большая жертва для вас?
   Едва слышно побряцывая шпорами по толстому персидскому ковру, устилавшему пол гостиной, герцог снова начал свои бесконечные хождения между диваном и камином. Лицо его то хмурилось, то прояснялось. Наконец, он снова остановился, на этот раз, возле камина. Свет колеблющегося пламени подсвечивал его лицо, освещая и затеняя его выражение одновременно.
   - Дело не в титулах и деньгах, Эвелина. Хотя и в них тоже. Я обещал Зигмунту, что заменю его на время войны Ордена с Польшей и Литвой. Сейчас война закончена, имя князя Острожского навсегда останется в ее архивах, освященное легендой о храбром воине. Я сдержал слово. Зигмунт Острожский может умереть спокойно, он отомщен, и он покоится в земле уже почти пятнадцать лет. Теперь время подумать о моем доме, о моей земле, о моем долге перед моими предками и моим сыном, наконец! Если бы обе герцогские короны были бы в руках моих родственников, я, возможно, прислушался к вашему предложению и остался в Польше. Но в настоящий момент, я не могу себе этого позволить - моя земли и мои люди нуждаются во мне!
   - А ваш сын? - с горечью спросила Эвелина, - Вас не волнует, что скажет ваш сын, воспитанный на легендах о храбром князя Острожском, герое Грюнвальда, когда он узнает, что его отец - крестоносец?
   - Он уже все знает, - спокойно сказал герцог.
   - Все знает?!
   - Да. И он пойдет за мной куда угодно, он - храбрый маленький рыцарь, наш сын, Эвелина. При условии, что вы останетесь с нами. Он очень любит вас. И я тоже. Мы хотим, чтобы вы остались с нами.
   - Ну вот, теперь вы даже Андрея используете против меня! - расстроенно сказала Эвелина.
   Герцог пожал плечами.
   - У нас очень мало времени. По моим расчетам, Ягайло прибудет завтра утром. Я должен знать, что вы намерены делать, потому что мне придется сражаться за вас. За вас с Андреем или же только за Андрея. Решайте, Эвелина.
   - Что здесь решать! - Эвелина страдальчески прикрыла глаза.
   Картины минувших дней в замке Мальборк с калейдоскопической скоростью замелькали у нее в сознании, сменившись образами из ее двухлетнего пребывания в Италии, в семье ее матери, в палаццо Контарини. Она даже слышала рассказы о пропавшем молодом герцоге Монлери, она знала это имя, о нем говорили оба ее итальянских кузена, Бартоломео и Энрике, но как она могла предполагать, что это был Острожский?!
   - Что здесь решать, - повторила она. - Я ваша жена перед Богом и людьми. Я тоже, черт возьми, давала вам клятву перед алтарем! Я должна следовать за вами, куда бы не забросила вас судьба.... Видно уж такое оно, мое счастье - мне никогда, никогда не избавиться от воспоминаний об этом проклятом замке! Потому что я стала женой крестоносца! Я венчалась с ним в церкви, я родила от него сына! Есть ли предел моему падению?! Будьте вы прокляты, герцог, за то, что вы сыграли со мной такую шутку!
   Слезы брызнули у Эвелины из глаз. Она быстро встала и стремительно выскочила прочь из гостиной, прежде чем герцог успел ее остановить. Влетев в свою опочивальню, она с треском захлопнула за собой дверь.
   "Вот оно!" - с горечью подумал герцог.
   Реакцию Эвелины было действительно нетрудно предсказать. Теперь все зависело от того, была ли и есть ли в ее сердце хоть искра любви к нему, которая поможет ей простить эту невольную мистификацию, участником которой он стал более пятнадцати лет тому назад. Потому что у него совсем не было времени. Эвелине придется дать ему ответ не позднее, чем через несколько часов. Возможно, что для него еще не все потеряно. Она была разгневана и расстроена, но признала, что, будучи его венчанной женой, последует за ним куда угодно. Подумав об этом, герцог несколько воспрял духом. Если она останется с ним, он сделает все, чтобы она никогда не пожалела об этом. Он даст ей все, что может дать богатый и влюбленный в свою жену мужчина.
   Герцог вернулся в гостиную, налил себе вина и решил подождать пару часов перед тем, как подняться к ней в опочивальню, чтобы узнать ее окончательное решение.
  
   Заперев дверь в свои покои, Эвелина бросилась на кровать и расплакалась от разочарования. Ее польский князь, блистательный и дерзкий атташе короля Ягайло и великого князя Витовта оказался крестоносцем! Принцем Анжуйского дома! Вот уж действительно, из огня да в полымя! Это было невероятно. Недаром ей всегда казалось, что он мало похож на поляка. Его польский был безукоризненным, так же как его немецкий и итальянский, но ее всегда смущали определенные оттенки его поведения, манера держать себя, знание психологии Ордена и его братьев, и просто дьявольская проницательность и изворотливость, когда дело касалось общения с его королевскими родственниками, как, например, с княгиней Александрой.
   Как она могла так ошибаться! Он был европейцем до кончиков ногтей, надо было быть совсем слепой, чтобы не увидеть этого! Утешает то, что не только она, но и все остальные, имевшие дело с герцогом, никогда даже помыслить не могли о возможном подлоге. Он так хорошо играл свою роль... даже с ней.
   Эвелина перевернулась на бок и задумалась. Распущенные волосы упали ей на лицо. Если бы он открылся ей шесть лет назад, перед Грюнвальдом, как бы она себя повела? Плюнула бы ему в лицо и сбежала к отцу? Или бросилась бы в ноги королю и потребовала расторжения брака и наказания для него? Она вздохнула, сдула с носа пушистый завиток волос, щекотавший его, затем нетерпеливым жестом откинула всю копну шелковистых тяжелых волос за спину. Он был прав, не открыв ей тогда своей тайны! Возможно, он рассказал бы ей все, как сделал сейчас, если бы уцелел при Грюнвальде. Но даже тогда смогла бы она понять и простить?! Сможет ли она когда-либо смириться с тем, что он крестоносец? Даже сейчас, когда прошло столько лет с тех пор, как она очутилась в руках комтура Валленрода!
   Эвелина снова сменила позицию и улеглась на спину. Правду говоря, ее ненависть к крестоносцам связана с комтуром и только с ним. Парадоксально, но когда она жила в замке, рыцари Ордена были даже любезны и добры к ней. Сколько раз старый магистр, Конрад фон Юнгинген, и его брат, Ульрих фон Юнгинген защищали ее от крутого нрава комтура! Леди Джейн стала ее настоящим другом и союзником. Карл фон Ротенбург... Эвелина невольно усмехнулась. Карл фон Ротенбург стал мужем ее лучшей подруги и князем Радзивиллом! Она все еще помнила, через какие страдания прошли Эльжбета и Карл, прежде чем смогли соединиться. И помог им, как и многим другим, он - князь Острожский, точнее, герцог Монлери, крестоносец и бессовестный обманщик; человек, который сделал так много для страны, которая не была его страной и которой он не был обязан ничем, кроме данного им детского обещания. Человек, который непостижимым образом вдруг превратился в неизъяснимо привлекательного для нее мужчину, чья близость будила в ней странные желания и ощущения, от которых кровь начинала быстрее бежать по ее жилам, а ее сердце было готово выскочить из груди.
   Герцог Монлери, - Эвелина мысленно повторила про себя его новое имя. Она закрыла глаза и ясно представила себе его высокую фигуру, четкий абрис лица, темные искристые глаза, в которых таилась его необъяснимая власть над ней. Да, пожалуй, самым ужасным было допустить, что ее влечет к нему и она хотела бы остаться с ним. Он снова оказался прав. Годы постепенно стирали в ее памяти воспоминания о замке, иногда еще она думала о Мальборке, но уже не больше чем о ночном кошмаре, преследовавшим ее долгие годы. Он - крестоносец, снова одернула она себя, вздыхая. И, все-таки, мстительно добавила какая-то неведомая часть ее души, ты его любишь.
   - Черт возьми! - всердцах вскричала Эвелина, вскакивая из постели. - Это просто невыносимо!
   - Вы правы, дорогая, - согласился герцог.
   Она скорее догадалась, чем услышала, как дверь ее опочивальни растворилась и герцог вошел внутрь, осторожно прикрыв за собой дверь.
   От неожиданности Эвелина словно потеряла дар речи. Она стояла в изножье кровати, в своем полупрозрачном ночном одеянии, скорее подчеркивающем, нежели скрывающем все прелести ее фигуры, с полуобнаженной грудью и смотрела на него с изумлением и надеждой.
   - Это снова вы?! - наконец, смогла выговорить она. - Вы второй раз за ночь вламываетесь в мою спальню без разрешения?
   - Разве я не имею на это права? - возразил герцог, подходя к ней ближе.
   Прикрытая волной упавших на плечи золотисто-белокурых волос, в беспорядке рассыпавшихся по плечам, груди и спине, Эвелина завороженно смотрела на него, боясь пошевелиться.
   - Что вы хотите? - спросила она, совершенно сбитая с толку его заявлением.
   Герцог подошел к ней почти вплотную и остановился на расстоянии вытянутой руки. Лицо его было серьезно и непроницаемо.
   - Я хочу, чтобы вы дали мне ответ.
   - Какой ответ?
   - Вы поедете со мной? - в его голосе звучала непреклонная решимость получить ответ немедленно, отчего мысли Эвелины запрыгали судорожно, словно мячики, в то время как глаза их встретились. Темные, искристые глаза герцога были холодны и бесстрастны, как ночь.
   Эвелина молчала, раздираемая сонмом нахлынувших на нее противоречивых чувств, самым сильным из которых было предощущение того, что она его сейчас потеряет. Он снова так холоден и официален с нею! Впрочем, чего она могла ожидать после того, что она ему наговорила? Кажется, она даже прокляла его? Вспомнив об этом, Эвелина не смогла удержаться от истерического смешка. И это сейчас, когда она просто мечтает о том, чтобы вновь очутиться в его объятьях, когда ее кровь кипит от желания близости с ним.
   - Вы слышите меня, Эвелина?
   - Я не знаю, - сказала она отчужденно, пытаясь справиться с обуревавшим ее желанием преодолеть это ничтожное расстояние между ними, прижаться к нему всем телом и заставить его снова гореть от страсти в ее объятьях.
   - Это значит "нет"? - услышала она его голос.
   Он развернул свой чеканный профиль по направлению к огню камина, чтобы не видеть ее прекрасного холодного лица, холодных глаз, в которых, как шесть лет назад, сквозили лишь страх и презрение в ответ на его любовь, странным образом превращенную в ее холодном сердце лишь в разновидность мужской похоти. Ему нужна была хотя бы секунда, чтобы справиться с собой и не показать ей глубины той боли, которую всколыхнуло в его сердце ее слишком быстро сказанное "не знаю", повторенное вновь.
   - Это значит, что я не знаю, не знаю, не знаю, что я чувствую к вам! - в отчаянье вскричала Эвелина. - Вы - крестоносец! Я и люблю и ненавижу вас одновременно! Я не хочу ничего решать! Я хочу остаться одна! Мне нужно время!
   - У нас нет времени на выяснение ваших политических пристрастий, Эвелина! - он снова смотрел прямо ей в лицо. - Сейчас речь идет о вас и обо мне, как о мужчине и женщине, муже и жене, о родителях Анри! Какая вам разница, крестоносец я или нет, поляк я или итальянец? Я - это я. Не князь Острожский, ни герцог Монлери! Вы понимаете это?!
   Эвелина прислонилась спиной к стене у изголовья кровати, бессильно опершись на нее и откинув назад тяжелую копну белокурых волос. Один пышный завиток продолжал упрямо падать ей на лицо. Герцог смотрел на нее со странным выражением в его темных искристых глазах, ожидая хоть какой-то реакции на его слова, но она молчала. Тогда он с тем же непонятным выражением в его глазах подошел к ней, помедлив, поднял руку и коснулся ее волос, затем его пальцы скользнули ниже, провели, чуть касаясь, по нежной коже ее щеки, подбородка, изгибу шеи. Он просто не мог отпустить ее, не попытавшись, в очередной раз пробить броню отчуждения, которой она всегда защищалась от любого проявления чувств к нему.
   - Я всегда любил и люблю вас, Эвелина, - чуть слышно прошептал он. - В том, что произошло, не было моей вины. Если бы я мог, я бы рассказал вам об этом раньше. Я не играл в князя Острожского, я был самим собой, исполняя свою клятву. Я был крестоносцем, когда я давал юному Зигмунту Острожскому клятву отомстить за него. Я был крестоносцем, когда я отстаивал польские интересы в замке перед капитулом магистра. Я был крестоносцем, сражаясь в армии союзников на поле Грюнвальда. Я делал то, что считал правильным и справедливым. Впрочем, я могу понять и ваши чувства. Мне очень жаль, что все так нелепо кончается, кончается, еще не успев начаться...
   С бессильным жестом отчаянья он отвернулся, невидящим взглядом уставившись на ее разобранную постель.
   Эвелина вдруг почувствовала, как в ее душу хлынула, словно яркий солнечный свет, ослепительная радость. Он был прав. Все это время он был самим собой, он всегда привлекал или отталкивал ее именно своим поведением или чертами характера; он то бесил ее до исступления, как это было в замке, то вызывал в ее теле такой огонь, что ей хотелось кричать от желания заполучить его в ее постель.
   - Кто такая донна Лусия? - неожиданно спросила она, вспомнив разговор его людей в момент их встречи на постоялом дворе под Краковом.
   Так как герцог молчал, недоумевая, откуда она могла услышать это имя, она подошла к нему так, чтобы видеть его лицо. В неярком свете свечей его темные глаза чуть поблескивали из-под ресниц, пока он, не глядя не нее, раздумывал, что бы мог значить этот вопрос. Пока он медлил, Эвелина в ожидании смотрела на него, невольно отмечая его длинные темные ресницы, тонкий нос, четкую линию бровей, густую каштановую прядь волос, отросших длиннее, чем он обычно носил, и спадавшую теперь на его глаза.
   - Она молода? - словно со стороны услышала она свой спокойный голос.
   Негромкий смех герцога заставил ее покраснеть, хотя в полутьме комнаты он вряд ли бы мог заметить это.
   - Вы ревнуете? - с недоверчивым удивлением в голосе спросил он, поднимая на нее глаза.
   - Да! - с веселым вызовом сказала она и дословно повторила его слова, сказанные в начале разговора. - Я хочу, чтобы вы дали мне ответ!
   - Донна Лусия - моя тетка, - мягко сказал он, не сводя с нее глаз, словно в любую минуту ожидая подвоха.
   - Как вас называет ваша тетка? - Эвелине хотелось смеяться, видя недоумение на его красивом лице. - Джованни? Лодовико?
   - Чего вы хотите от меня, Эвелина? Что это за игра? - герцог казался не на шутку заинтригованным.
   - Я хочу узнать ваше настоящее имя, господин крестоносец!
   - Зачем?
   Эвелина подошла к нему вплотную, положила руки ему на плечи. Ей внезапно показалось, что он улыбается. Эвелина быстро подняла голову и встретила его загадочный непроницаемый взгляд.
   - Для того, чтобы кричать его вслух, когда мы будем заниматься с вами любовью, - так же мягко, как он, пояснила она и увидела, как изменилось выражение его лица, как он словно от удара под дых, глубоко втянул в себя воздух, и краска возбуждения начала проступать на коже его крепко сжатых скул.
   Тогда Эвелина, уже не опасаясь, что он оттолкнет ее, обвила руками его плечи, встав на цыпочки, приблизила свое лицо к его лицу и, почти касаясь своими губами его губ, проказливо добавила:
   - Потому что я останусь с вами и поеду с вами, несмотря на то, что вы бессовестный лгун, крестоносец и какой-то там заморский принц!
   - Почему? - его руки уже сжимали ее в объятьях, она видела его улыбку и радостный блеск его глаз.
   - Имя! - потребовала она.
   - Луи. Называйте меня так, Эвелина. Это имя - только для вас.
   - Луи.
   Она повторила это имя вслух, словно пробуя его на вкус.
   - Луи, значит Людовик или Лев. Мне нравится это имя! Оно вам подходит.
   Поцелуй герцога был таким чувственным и жгучим, что Эвелине показалось, что она теряет сознание. Еле переводя дыхание, она быстро прошептала:
   - Тогда закройте дверь, Луи, и идите ко мне. Я так устала от всех этих людей, князей, королей, шантажистов и друзей. Я просто хочу, наконец, остаться наедине со своим мужем, и я хочу, чтобы нам никто не мешал.
   Герцог застонал, подхватил ее на руки и в следующую секунду она уже вновь была в своей разобранной постели. Отбрасывая в сторону перевязь с мечом, сапоги, камзол и остатки одежды, он в ту же минуту оказался рядом с ней. Голова Эвелины пошла кругом, она потеряла ощущение времени, пространства, самой себя, во всем мире существовали только он, его тело, его губы, его руки и тот блаженный восторг, который залил ее, когда он вошел в нее и ее тело затрепетало от радости их соединения.
  
  
   Глава 11.
  

Остроленка, Польша, 1416 г

   Эвелина проснулась от какого-то резкого звука, доносившегося из-за пределов ее спальни. Вскочив с постели, она прислушалась. Было слышно, как часы в гостиной пробили шесть раз. В комнате было полутемно и довольно прохладно, несмотря на то, что ночи еще стояли теплые.
   Эвелина снова прислушалась, и сердце ее похолодело от тяжелого предчувствия - со двора слышался цокот копыт и грубые голоса, отдававшие команды. Подбежав к окну, она увидела, как на дворе замка гарцевали на конях люди с гербами польского короля Ягайло. Не теряя больше ни минуты, она торопливо оделась и выскочила в коридор.
   - Эвелина! - Гунар, казалось, сторожил ее у дверей.
   - Что происходит? - быстро прошептала Эвелина. - Где Острожский?
   - Он в приемной зале, вместе с королем и его свитой. Ягайло вытащил его почти что из постели. Король недоволен.
   - Чем? - не думая о том, что говорит, машинально спросила Эвелина, просто так, чтобы не молчать.
   - Бог его знает, - неопределенно сказал старик. - Столько всего случилось за последнее время.
   Эвелина внимательно посмотрела на него.
   - Ты знаешь, что происходит, Гунар? Князь сказал тебе, кто он такой на самом деле?
   Литвин пожал плечами в ответ.
   - Мне все равно, кто он такой, принц, король, герцог, князь, граф. Какое это имеет значение? Я воевал с ним плечом к плечу, защищая свою землю и наши жизни, я знаю его с малолетства, как тебя. Жизнь порой сложная штука, девочка, все в ней надо принимать как должное, не забивая себе голову несоответствием между тем, как что называется и сущностью этого на самом деле. Я знаю Острожского, я верю ему, я готов отдать жизнь за него как за моего господина, и я буду с ним везде, где бы он не находился. Это мой долг.
   - Но он покинет Польшу, - заметила Эвелина. - Ты поедешь с ним?
   - Да, - просто ответил старик. - С тобой или без тебя, я должен быть со своим господином.
   - Ты не раб!
   Узкие губы Гунара раздвинулись в усмешке.
   - Он - мой господин, я сам выбрал для себя служить ему. Возможно, очень скоро ты поймешь, что это значит, моя милая девочка. Тебе это понравится.
   Эвелина промолчала, полностью погруженная в свои тревожные мысли. Она была буквально оглушена целой вереницей событий, ворвавшихся за последний месяц в ее тихую доселе жизнь, и уже не понимала, как ей следует поступить и что делать в первую очередь.
   - Я пойду к ним, - решила она наконец. - В конце концов, я хозяйка Остроленки, правда, наверное, уже не княгиня Острожская, но это не имеет значения.
   Гордо вздернув подбородок, чтобы придать себе храбрости, она быстро прошла через анфиладу комнат и решительно распахнула дверь парадной залы, отделанной в лучших традициях польского придворного стиля прошлого века. Войдя в залу, она сразу же быстро огляделась по сторонам в поисках грузной фигуры короля и обнаружила его немедленно, с первого взгляда. Ее пробрала невольная дрожь, когда она увидела выражение лица Ягайло. Его величество король Польши и Литвы Владислав Ягелло стоял возле камина и рассматривал старинную коллекцию оружия, висевшую на ковре напротив того места, где он расположился. Он был не просто раздражен, он казался взвинченным и напряженным, как тетива литовского лука. Его дорожный костюм из темно-синего бархата, отделанный галунами, местами помялся от длительного сидения в карете; длинные темные волосы, зачесанные назад, немного растрепались от ветра; отекшее лицо было хмурым и усталым.
   Королевский секретарь, двое оруженосцев и кастелян пан Якоб Зитич примостились на диванах вдоль стены, мрачные и настороженные. Княгиня Александра, с легкой улыбкой на устах, сидела в кресле у окна и с одобрением рассматривала сквозь стекло великолепный розарий Эвелины. Оба ее сына, князья Александр и Земовит, расположились в креслах позади нее. На лице князя Александра читалось раздражение и недоумение; князь Земовит сидел, спокойно откинувшись в кресле, слегка нахмурив лоб и раздумывал, судя по всему, об очередной военной компании. Пан Завиша Чарный, пан Повала из Тачева и князь Карл Радзивилл заняли места на другой половине залы, словно стремясь отделить себя таким образом от компании, составлявшей строну короля. Герцог, по обыкновению подчеркнуто элегантный и непринужденный, с тщательно причесанными густыми волосами, едва достигавшими ворота его камзола, казавшимися слишком коротко стриженными для длинноволосых поляков, в темных, европейского покроя штанах и белой сатиновой рубашке, отделанной кружевами, раскрытой на груди, стоял в одиночестве в двух шагах от Ягайло, сложив руки на груди и прислонившись спиной к стене у камина. Примерно одного роста с высоким, дородным королем, по контрасту с ним он казался стройным и худощавым, как юноша.
   Блики света от пламени камина вспыхивали и гасли в полумраке темной залы, придавая ей и находившимся в ней людям какой-то призрачный и нереальный вид.
   Заметив герцога, Эвелина уже не могла отвести от него взгляда. При ее неожиданном появлении все мужчины, как один, поднялись со своих мест, король обернулся к ней, оторвавшись от созерцания антиквариата на стене, а в темных глазах герцога она на миг увидела тень сожаления и боли, хотя в следующую секунду он уже улыбнулся ей одними глазами, словно желая ободрить ее.
   - Пани Эвелина!
   Король пошел ей навстречу, мягко взял ее руку в свою и, поцеловав, провел ее к креслу у окна, рядом с княгиней Александрой. Мазовецкая княгиня кивнула и иронично улыбнулась ей. Вслед за Эвелиной сели и остальные мужчины, только король и герцог остались стоять: король, пройдя через всю залу и вновь остановившись у камина, а герцог - не двинувшись с места.
   - Итак, все в сборе? - Ягайло резко отвернулся от огня, который он некоторое время сосредоточенно созерцал, словно готовясь к разговору, и посмотрел на Эвелину.
   Эвелина знала, что он ее любил; после смерти князя Острожского, все при дворе короля судачили о том особом расположении которое питал к его красавице жене необычайно чувствительный к женскому очарованию старый король.
   - Мне очень жаль, дитя мое, - с искренним сожалением в голосе сказал Ягайло, - мне очень жаль сообщать вам неприятную новость, но долг велит мне это.
   Эвелина на мгновение увидела короткую ироничную улыбку, промелькнувшую по устам герцога. Она быстро отвела глаза от его лица и досадливо прикусила краешек нижней губы - один взгляд на его губы заставил ее мгновенно вспомнить недавнюю сцену в ее опочивальне; она словно вновь почувствовала вкус его дыхания на своих губах, дразнящие прикосновения его рук к своей груди, ощущение рядом с собой тепла и мощи его гибкого и сильного тела, и то безумное ожидание страсти, которое она испытала в его объятьях. Ей казалось, что все эти мужчины в зале догадались по ее лицу, о чем она думала в тот момент.
   Ягайло пристально и испытывающе смотрел ей в лицо.
   -Дело в том, дитя мое, - снова мягко и спокойно начал он, - что этот человек, - он быстрым резким жестом, выбросив пальцы в сторону, указал на герцога, - не является князем Острожским и, следовательно, вашим мужем.
   Как ни старалась, Эвелина не могла уловить выражение, промелькнувшее вновь на лице герцога. Тем не менее, он промолчал. Глаза всех мужчин обратились к Эвелине. Поплотнее запахнув на груди концы тончайшей шерстяной паутинки шали, защищавшей ее от сквозняков, царивших в это время года в коридорах замка, Эвелина, в свою очередь, посмотрела в лицо короля.
   - Мой государь, - осторожно сказала она. - Я не знаю того, что знаете вы, но я готова присягнуть на Библии, что я выходила замуж за этого человека, и я - его жена.
   - Этот человек - не князь Острожский! - вскричал король, и его глаза подернулись гневом. - Это крестоносец, европейский рыцарь, который с молчаливого одобрения моей покойной августейшей супруги, упокой господи ее душу, одобрения, достойного сожаления, присвоил себе его имя, не имея на то никаких законных прав!
   - Я дал слово Зигмунту Острожскому и сдержал его, - послышался холодный голос герцога. - Ваша покойная супруга, король Владислав, была согласна с тем, что ни Бог ни люди не могли освободить меня от данной, может быть, по глупому ребячеству, клятвы. Я не мог отказаться от ее выполнения, пострадала бы моя честь. И разве я не служил вам верой и правдой, государь, как сделал бы это, останься он жив, ваш племянник, Зигмунт Корибут, князь Острожский? Грюнвальд освободил меня от клятвы, все условия были соблюдены. Князь Острожский наконец, мог упокоиться с миром, а я - начать жить под своим именем.
   Поляки молчали. Король, подумав, снова собрался было что-то сказать, но в это время пан Завиша Чарный из Гарбова, поднявшись с места, подошел к герцогу и положил тяжелую руку ему на плечо.
   - Я горжусь, что ты вырос в моем доме, мальчик.
   Их глаза встретились.
   - И льщу себя надеждой, что мои уроки чести пошли тебе впрок. Хотя принцы Анжуйского дома впитывают их с молоком матери, - добавил он, отдавая герцогу поклон легким наклоном головы.
   "Вот почему он казался всем так похожим на Людовика Анжуйского и королеву! - быстро подумала Эвелина. - Принц Анжуйского дома! Родственник королевы по отцу".
   - Я приехал сюда не для того, чтобы обсуждать вопросы чести, - досадливо тряхнув головой, сказал Ягайло. - Все, слава богу, более или менее объяснилось, и я не могу упрекнуть герцога Монлериа в незаконном присвоении чужого имени в корыстных целях. Точнее, не мог.
   Король сделал паузу, а потом эффектно добавил:
   - Не мог, до сегодняшнего дня!
   Пан Завиша Чарный удивленно посмотрел на него, ожидая объяснений.
   -Герцог Монлери, - сказал король, - Объясните мне, зачем вы вернулись в Польшу, снова приняв имя князя Острожского? По вашим словам, Грюнвальд освободил вас от данной князю Острожскому клятвы, следовательно, по всем законам чести, вы не имели права снова использовать это имя.
   Герцог нахмурил брови.
   - Я вернулся потому, что был увезен с поля Грюнвальда в бессознательном состоянии, а когда очнулся в своем доме в Венеции, не смог вспомнить, кто я такой. В течение нескольких лет память восстанавливалась по кусочкам, но мое сознание раздваивалось, потому что я не мог с точностью сказать, кто же я такой - я не мог вспомнить о клятве, данной Зигмунту. Я нашел своих родных, обрел свое родовое имя и владения. Но я помнил блики из своей другой жизни. Мне помогла случайность, один европейский рыцарь случайно увидел меня в Венеции и назвал мне имя князя Острожского. Когда я вернулся в Польшу, мне даже не надо было представлять себя - все в один голос обращались ко мне как к князю Острожскому, прежде чем я успевал открыть рот. В Остроленке память окончательно вернулась ко мне. Я вспомнил все.
   - Хорошо, - сказал король после длительного молчания и обмена негромкими репликами с паном кастеляном и своим секретарем, паном Збигневом Олесницким. - Я принимаю ваши объяснения. Вы вернулись за своей памятью и обрели ее в Польше. Весьма рад за вас, мой принц. Что вы собираетесь делать дальше?
   - Вернусь домой.
   Эвелине показалось или король действительно вздохнул с облегчением.
   - Но я хочу увезти с собой свою жену и сына, помедлив, - добавил герцог, быстро взглянув в сторону Эвелины.
   - Браво, анжуец! - лениво сказала княгиня Александра, насмешливо глядя на покрасневшего короля Ягайло. - Если он признал за тобой право быть князем Острожским, пусть отдает тебе жену и сына.
   - Пани Эвелина, - нашел свои долгом вмешаться пан кастелян, - выходила замуж за князя Острожского, который, по сути, в то время был уже мертв, следовательно, этот брак мы можем рассматривать как недействительный. К тому же, церковный архив Остроленки сгорел три года назад.
   - Что вы хотите этим сказать? - подал голос княжич Александр.
   - Всего лишь то, что пани Эвелина выходила замуж за фикцию, или за покойника, как вам это больше нравится, - ощерился в сторону герцога пан кастелян. - Стало быть и сам брак тоже фикция.
   - Эвелина выходила замуж за меня, - в ледяном голосе герцога, обращенном к пану кастеляну, слышалась неприкрытая угроза. - Я, как вам известно, не фикция и не покойник. Я собираюсь забрать лишь то, что мне принадлежит по праву. На этой женщине женился герцог Монлери, а не князь Острожский!
   - Но женился незаконно, под именем князя Острожского! - вскричал уязвленный пан кастелян.
   - Это и есть причина, по которой я согласился обсуждать эту проблему с королем! - отрубил герцог.
   Игнорируя негодование пана кастеляна, он смотрел на короля, обращаясь к нему и ожидая ответа только от него.
   - Вы знаете, ваше величество, что ситуация весьма деликатная. При оформлении брака я заплатил за то, что в церковное свидетельство было записано мое настоящее имя. Согласно церковной записи, панна Ставская выходила замуж за французского дворянина, герцога Монлери.
   - Подлог! - возопил вне себя пан кастелян.
   - Мера предосторожности, - уточнил герцог с холодным достоинством. - Эта женщина не имела ничего общего с моей клятвой покойному Зигмунту. Я любил ее и хотел для себя. Все бумаги в порядке, мой король. Я хочу лишь формального признания этого брака вашей канцелярией и вами лично.
   - Никогда! - отрезал король Ягайло. - Это подлог, мистификация и шантаж! Где же ваш кодекс чести, дорогой мой принц?
   - Именно следование кодексу чести заставляет меня говорить об этом, по сути моем семейном деле, с вами, ваше величество. Я имею полное право забрать Эвелину и Андрея и увезти их куда хочу в любую минуту, не спрашивая ни их, ни вас. Закон формальный - на моей стороне.
   Король Ягайло тяжело вздохнул и наконец уселся на диван.
   Александр Мазовецкий переглянулся с матерью и, за спиной герцога, ободряюще подмигнул Эвелине. Княгиня Мазовецкая пока предпочитала молчание.
   - Чего ты от меня хочешь, Зигмунт? - по привычке называя герцога старым именем, невесть откуда выскочившим из его памяти, несколько брюзгливым тоном спросил король. - Я не могу позволить тебе увезти Эвелину. Пан кастелян и вся мужская половина моего двора против этого.
   - Я не возражаю! - быстро вставил Карл Радзивилл и был награжден укоризненной улыбкой княгини Александра и хмурым взглядом короля, который все тем же недовольным тоном продолжил:
   - Согласно законам Божеским, ты обманул Эвелину, ты выдал себя за другого человека. Панна Ставская никогда бы не пошла за тебя замуж, зная, кто ты на самом деле. Все ваши рыцарские штучки с подтасовкой бумаг меня не волнуют. Здесь ты проиграл по всем статьям. Единственное, что я могу сделать для тебя в память моей покойной супруги и как для моего родственника, это сохранить за тобой титул и земли князя Острожского, если ты захочешь навсегда остаться в Польше. В этом случае пани Эвелина получит право решать, хочет ли она остаться с тобой или нет. Она ответит на этот вопрос только мне лично, при встрече наедине.
   Среди поляков пронесся ропот. Со скамьи поднялся пан Завиша Чарный, Прокашлявшись и прочистив горло, голосом, полным сарказма, он произнес, обращаясь в сторону пана кастеляна:
   - Я допускаю некоторую возможность того, что этот необычный брак можно оспаривать. Но он ни в коей мере не может считаться фикцией, как выразился пан кастелян. Он состоялся на самом деле. Юный Андрей тому явное доказательство. Как быть с ним? Его-то уж никак нельзя посчитать недействительным или назвать фикцией.
   - С точки зрения закона, - слащаво вежливо уточнил пан кастелян немедленно, - Андрей Острожский является всего лишь незаконным сыном герцога Монлери. Он не имеет права ни на титулы, ни на имущество Острожских князей.
   Только теперь до Эвелины начало медленно доходить, что происходит в этой комнате. Если король и церковь не признают их брак, что будет с ней и с Андреем? Она в ужасе уставилась сначала на пана Завишу Чарного, затем на пана кастеляна, после чего сосредоточила свой взгляд на лицах короля и герцога. Пан Завиша находился в состоянии глубокой задумчивости, пан кастелян откровенно злорадствовал, король хмурился, а герцог, вмиг преобразившись и откинув всю свою мнимую невозмутимость при упоминании имени его сына, подскочил к столу, за которым расположился пан кастелян.
   - Мой сын, - глаза его угрожающе сверкнули, и пан Якоб невольно сделал движение, словно хотел отпрянуть от него подальше. - Мой сын не нуждается ни в титуле, ни в имуществе Острожских князей! Он уже сейчас является наследником двух герцогских корон и огромного состояния. Я вернулся в Польшу не для того, чтобы предъявлять претензии на какие бы то ни было права Острожских князей, а единственно с целью забрать отсюда свою жену и ребенка. Я уеду, как только они будут готовы в путь, получив ваше одобрение, мой король, или без него!
   На подвижном лице пана Завиши промелькнуло ободрение.
   - Все дело в том, мой дорогой принц, - в очередной раз повторил пан кастелян, - что эта женщина не является вашей женой. Вы и так уже опозорили пани Эвелину, наследницу старинного польского рода, женившись на ней под чужим именем. Теперь ее судьба в руках короля. Он несет за нее ответственность, и он должен будет решить ее судьбу. Она не ваша жена, и вы не можете увезти ее с собой. Мальчик - да, он ваш незаконный сын, вы можете забрать его.
   - Вы с ума сошли! - не выдержала Эвелина.
   - О, мой король, - она упала на колени перед Ягайло. Теплый платок соскользнул с ее плеч на ковер. - Будьте же справедливы! Вспомните, что все бумаги в порядке и герцог женился на мне под своим собственным именем.
   - Вы знали это? - тут же спросил пан кастелян. - Если вы не знали, что выходили замуж за принца Анжу, значит, этот брак недействителен. Это подлог!
   Эвелина не обратила на его слова никакого внимания. Глаза ее с умоляющим выражением были прикованы к лицу смущенного таким поворотом дела короля Ягайло.
   - Вспомните, мой король, как вы любили моего мужа, когда он был князем Острожским, вспомните, как верно он служил вам и Польше, подумайте обо мне и о судьбе моего несчастного сына!
   - Что вы от меня хотите? - проворчал Ягайло, отворачиваясь, чтобы избежать ее умоляющего взгляда, растроганный ее горячей мольбой и тронутый выражением отчаянья, исказившего ее прекрасное лицо.
   - Признайте этот брак! - пылко воскликнула Эвелина. - Если нужно, я поклянусь, что я знала, что выходила замуж за герцога Монлери!
   - Уму непостижимо! Я ушам своим не верю! - вскричал король. - Вы добровольно вышли замуж за крестоносца?! Вы готовы лжесвидетельствовать ради него?! Я никогда в жизни не поверю в это! Если вы думаете таким образом устроить судьбу вашего сына, принеся в жертву себя, вы глубоко ошибаетесь! На мальчике уже лежит клеймо незаконорожденного, и вы ничем ему не поможете. Вы не в силах повернуть время вспять!
   - Почему незаконорожденного? - удивился князь Земовит, словно проснувшись от своих дум. Он взглянул сначала на короля, а потом на мать, княгиню Александру. - Кузен Анжу ведь на ней женился?
   - Согласно церковным архивам, родителями Андрея Острожского считаются Зигмунт Корибут, князь Острожский, и Эвелина Острожская, урожденная панна Ставская, - поспешил с ответом пан кастелян. - В них нет упоминания имени герцога Монлери, даже если свидетельство о браке между ним и панной Ставской действительно существует, как утверждает наш принц.
   - Вы же упомянули, что церковный архив Остроленки сгорел несколько лет тому назад? - прочистив горло, спросил князь Александр Мазовецкий.
   - Да, но имеется копия, - кислым тоном сказал пан кастелян.
   - Она у вас на руках? - наконец, сочла своим долгом вмешаться княгиня Александра.
   - Не у меня, а у пани Эвелины, - промямлил пан кастелян.
   Эвелина поймала смеющийся взгляд мазовецкой княгини, и сначала не поняла, почему та, глядя на нее, слегка покачала головой, имитируя отрицательный ответ. Все ее сомнения развеялись после того, как герцог, также уловивший игривый намек княгини Александры, обратился к ней с прямым вопросом:
   - У вас есть копия церковной выписки о рождении Андрея? - мягко спросил он.
   - Отвечайте, Эвелина! - быстро потребовал король, почуявший неладное.
   В последний раз взглянув в глаза мазовецкой княгини, Эвелина повернулась к королю и твердо сказала:
   - Нет, у меня ее нет.
   - Как же так? - закричал король.
   - Не волнуйся, братец, эта бумага у меня, - с улыбкой удовлетворения заявила княгиня Александра.
   Король Ягайло немного расслабился, он был уверен, что его сестра в силу связывающих их родственных уз будет на его стороне.
   - Дайте ее мне, Александра, - протянув руку в сторону, где сидела мазовецкая княгиня, величественно сказал он, ожидая немедленного исполнения своей воли. Эвелина быстро и вопросительно взглянула на герцога, ожидая объяснений, но герцог мимолетно пожал плечами, возвел глаза к потолку, показывая этим, что не посвящен в тайные замыслы своей тетушки, но тем не менее ободряюще кивнул Эвелине, призывая ее успокоиться.
   - Янек, - между тем сказала княгиня Александра, подзывая своего секретаря. - Передайте, пожалуйста, королю копию церковной записи, которую вы сделали для меня, касающуюся рождения маленького Андрея.
   Великолепно вышколенный секретарь княгини Мазовецкой тенью скользнул от дверей на середину залы, где по-прежнему восседал в кресле король, и приблизившись к нему, с поклоном передал Ягайло перевязанный красной лентой свиток.
   - Что за шутки, тетушка? - тихо спросил герцог, подойдя к княгине Александре, поднявшейся ему навстречу, пока король и пан каштелян, сталкиваясь головами, склонились над пергаментом, пытаясь прочитать запись.
   - Это мой подарок тебе и Эвелине, анжуец, - понизив голос, многозначительно сказала мазовецкая княгиня. - За крест Гедемина.
   - Подлог! Фальсификация! - неожиданно возопил пан каштелян, в то время как король, оторвавшись от свитка, удивленно переводил взгляд с Эвелины на княгиню Александру.
   - Мы ждем, что ваше величество поставит нас в известность о содержании данного документа, - сдержанно произнес пан Повала из Тачева, выражая мнение всей присутствующей шляхты. - Поскольку вопли пана Зитича не несут никакой информации.
   - Это запись о рождении Анри-Александра де Анжу, сына герцога и герцогини де Монлери, датированная январем 1411 года, - неохотно сказал король.
   Ропот удивления прошелестел по зале.
   - Браво, тетушка! - шепнул княгине Мазовецкой пришедший в себя от неожиданности герцог. - Это был единственный документ, которого я не имел! Александр - замечательное имя, живая память о вашей находчивости и предприимчивости.
   - Боже мой, Острожский! - не в силах поверить в то, что это происходит на самом деле, полная облегчения и благодарности, Эвелина, не раздумывая, пересекла залу и бросилась на шею герцогу.
   Княгиня Александра не смогла скрыть усмешку, заметив, как нахмурилось при виде этого лицо короля.
   - Имя вашего, хм, рыцаря, - презрительно кашлянув на последнем слове, сказал пан кастелян, - Жан-Луи де Анжу, герцог де Монлери и герцог де Монсада, всех менее замечательных его титулов я просто не в состоянии припомнить.
   - Меня не интересуют его титулы.
   Все еще в объятьях герцога, окутанная волной золотистых волос, освобожденных от шпилек в результате ее резкого движения, Эвелина развернулась по направлению к королю и сказала, глядя только на него одного:
   - Мой государь, я вышла замуж за человека, которого любила, а не за титулы и состояния. Я люблю его и своего ребенка, и я хочу остаться с ними. Разве это преступление, мой король?!
   - Я не могу дать согласие на этот брак!
   Ягайло сердито сверкнул глазами. Вид того, что рука герцога лежала на талии Эвелины, неимоверно раздражал его.
   - Вы останетесь в Польше, Эвелина! Я в долгу перед вашим отцом, он всегда был одним из самых преданных моих людей. Я должен защищать и заботиться о вас хотя бы ради его светлой памяти. Я знаю, вы не любите этого крестоносца. Я помогу вам освободиться от него. Я найду вам достойного мужа, у вас будут другие дети, и весь этот неприятный инцидент с вашим первым замужеством будет благополучно забыт вами. Князь Острожский умер. Вы останетесь его вдовой и получите его титул, а также часть его состояния и земель. Если Андрей останется с вами, он унаследует титул князя Острожского. Это справедливо, согласитесь со мной, пани Эвелина.
   На губах герцога заиграла саркастическая улыбка, столь знакомая королю Владиславу Ягайло по былым временам и не предвещавшая ничего хорошего.
   - В таком случае, ваше величество, я поеду в Рим и обращусь с жалобой на ваше самоуправство к его святейшеству Папе Римскому. Если я представлю ему и его кардиналам документы и объясню ситуацию, он признает этот брак! Кроме того, моя семья и я сам лично оказали папскому престолу ряд особых услуг, так что я не думаю, что Мартин Пятый откажет мне в одолжении.
   - Возможно, что к тому времени, - вкрадчиво сказал пан кастелян, - пани Эвелина уже будет замужем вновь.
   - Нет! - Эвелина всердцах топнула ногой, сознавая свое бессилие. - Никогда! У меня уже есть муж!
   - Вы не посмеете ослушаться вашего короля! - загремел выведенный из себя всеми этими препирательствами король Ягайло. - А этого молодчика, будь он вам испанский инфант, я быстро выдворю из Остроленки и из страны! Пусть он едет себе на все четыре стороны и благодарит бога за то, что я не велел его повесить. Езжайте со своей жалобой хоть к папе, хоть к черту на рога, мне все равно!
   Князь Земовит сделал большие глаза и комически поднял вверх брови, изображая высшую степень неодобрения, отразившуюся во время королевской речи на лице пана Збигнева Олесницкого. Княгиня Александра укоризненно покачала головой.
   - Во время нашей последней встречи, на поле у Грюнвальда, - сказал герцог, с задумчивым выражением глядя на короля, - вы были гораздо более набожным, ваше величество. Надо полагать, надобность в боге сейчас не столь необходима? Однако, времена меняются.
   - Вы угрожаете мне, герцог?!
   Выпуклые водянистые глаза Ягайло полезли из глазниц.
   - Я всего лишь предупреждаю вас, ваше величество.
   Эвелина со страхом и изумлением смотрела на затвердевшее лицо герцога, его сжатые губы и опасный блеск в темных глазах.
   - Нам ни к чему ссориться, мой король. Я не прошу у вас невозможного. Я хочу получить лишь то, что принадлежит мне по праву - мою жену и ребенка.
   - Забирайте мальчика и катитесь к черту! - отбросив всякую сдержанность, зарычал король.
   Пан кастелян быстро перекрестился, оруженосцы поежились, а пан Збигнев Олесницкий и пан Завиша Чарный обменялись многозначительными взглядами, что не укрылось от внимания короля и не улучшило его настроения.
   - Забудьте об этой женщине! - уже не в силах остановиться, бушевал король. - Этот прекрасный цветок принадлежит Польше и останется в Польше! Я не отпущу ее с вами никуда!
   - Я никуда не уеду без своей жены! - твердо сказал герцог. - Нравится это вам или нет, эта женщина принадлежит мне, и душой, и телом.
   - Тогда я велю вас арестовать и запру в тюрьму! - закричал Ягайло, выведенный из себя. - Там у вас будет время подумать о том, как должен вести себя с особой королевской крови принц Анжуйского дома!
   - Матушка, вы не думаете, что пора вмешаться? - вполголоса спросил, наклонившись к матери князь Александр.
   - Ни в коем случае, - живо отозвалась мазовецкая княгиня. - Сейчас начнется самое интересное. По-моему, Ягайло просто не представляет, как может вести себя наш всегда такой галантный в роли князя Острожского принц Анжу.
   - Стало быть, вы ставите на кузена? - присоединился к ним княжич Земовит.
   - Абсолютно. Только, прошу вас, не делайте резких движений. Я верю, что наш принц прекрасно справится сам. Вы, Александр, подстрахуйте Эвелину.
   - Зденко! - между тем крикнул король одному из оруженосцев. - Собирай людей! Герцог поедет с нами в Краков под конвоем.
   Эвелина ахнула про себя и с тревогой увидела бледное решительное лицо герцога. Он не собирался отступать. "Зачем он упрямится, господи, - смятенно подумала она. - Мы с Андреем и так последуем за ним, куда он ни отправится. Что я буду делать, если Ягайло посадит его в тюрьму? Я даже не смогу броситься в ноги и просить помощи у королевы!".
   Мальчик-оруженосец опрометью бросился вон из парадной залы, но через несколько минут вернулся, один и с весьма сконфуженным видом.
   - В чем дело? - крикнул король.
   Эвелина выглянула в окно.
   Люди, приехавшие с королем, были оцеплены стоявшими с угрожающим видом европейскими рыцарями из отряда герцога и кузенов Контарини. Литовские и польские ратники Остроленки стояли в стороне, но, судя по их виду, горели желанием присоединиться к людям герцога.
   - Вы с ума сошли, герцог! - растерянно сказал король Владислав Ягелло, заметно побледнев. - Вы опять мне угрожаете?! Вы не в Европе!
   - Этим людям, - спокойно ответил герцог, не двигаясь с места, - все равно, какое имя я ношу. Они преданы не имени, а человеку. Они преданы мне, мой король. И они умрут за меня и мою семью. Кроме того, большая часть из них, включая меня, не являются вашими подданными. Так что я не советую вам испытывать мое терпение. Пану Тенчинскому это стоило жизни.
   Пан кастелян откинулся назад словно от удара.
   - Что-о?! - почти шепотом спросил король.
   - Пан Станислав погиб в честном бою, - жестко сказал герцог. - Я вызвал его на поединок по всем правилам рыцарского кодекса и убил за то, что он посмел покуситься на честь моей жены. Я очень сожалею, король Владислав, но он не оставил мне выбора.
   - О боже! Станислав! - схватился за голову пан кастелян. - Мой любимый племянник! Мой мальчик... Что я теперь скажу сестре?!
   - Кто был свидетелями на поединке? - ровным голосом, в котором звучала едва сдерживаемая ярость, спросил король.
   Карл Радзивилл поднялся с лавки и сделал шаг по направлению к королю.
   - Я, мой государь, а также пан Завиша Чарный и пан Повала из Тачева.
   - Все произошло так, как положено, - лаконично подтвердили оба поляка, встав рядом с князем Радзивиллом.
   - Дьявол вас побери, Острожский!
   Король Ягайло устало прошел в ту часть залы, которую занимала княгиня Александра с сыновьями и, согнав с места секретаря, грузно опустился на диван, покрытый ковром. Он уже не скрывал, как сильно он был расстроен и раздосадован всем происходящим.
   - Ты всегда мой довести меня до белого каления, мой дорогой племянник, - наконец, после длительного молчания сказал Ягайло. - Совсем как в былые времена, мы ссоримся из-за этой женщины! Жаль, что ты не хочешь остаться в Польше. Я скучаю по тебе!
   Он помолчал, а потом устало сказал, обращаясь к пану Чарному:
   - Завиша, уведите пана кастеляна, он готов разрыдаться в голос, а я, в моем нынешнем настроении, боюсь не сдержаться и присоединиться к нему, если это произойдет.
   - Эвелина, дитя мое, - король ласково посмотрел на Эвелину и она, повинуясь придворному ритуалу, освященному старинным обычаем, приблизилась к нему и почтительно поцеловала протянутую ей руку короля.
   - Вы, как всегда, прекрасны, моя дикая роза.
   Он улыбнулся одними краешками губ, вспомнив, какое ошеломительное впечатление произвело появление Эвелины при дворе его покойной жены, королевы Анны, сразу же, с первого взгляда невзлюбившей прекрасную полячку за ее ослепительную холодную красоту, низвергнувшую в одночасье к ее ногам добрую половину его придворных.
   - Не грустите, дорогая. Этот мужчина сражается за вас и вашего ребенка, как лев. Ему удалось поколебать мое решение, которое я принял относительно этого дела еще до приезда в Остроленку. Я хочу обдумать его снова. Так что возвращайтесь в свою постель и немного поспите. Я весьма сожалею, что добрался сюда в столь ранний час.
   - А вы, герцог, - король обернулся, - потрудитесь разместить в замке моих людей, они устали и нуждаются в отдыхе. Мы продолжим этот разговор завтра утром.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"