На чердаке были склянки пустые,
Безногие стулья и куклы хромые,
Небесное тело сочилось в окошко,
В стекле отражались погнутые ложки.
Все мыши уснули, мечты о покое
Их больше не мучат, ушло все былое,
Погибли все мухи, что когда-то влетели
В окно и проникли в пространство недели.
В пространстве недели как в воздухе пусто,
Сидят старички, едят булки с капустой,
Пьют чай старички, обсуждают, что было...
О том, как их молодость тихо уплыла...
В соседнем подъезде сегодня - гулянья,
Но мирно там льются потоки сознанья,
Бутыль за бутылью сближает семейку,
Под их пьяный шум выхожу на аллейку.
Асфальт на аллее обычно блестящий,
Как будто бы новый и ненастоящий.
Под свет фонарей он мне кажется белым,
Покрытым дешевеньким, стареньким мелом,
Тем самым, наверно, что продан когда-то
Бродягой на рынке в далеком Багдаде.
В Багдаде на улицах также спокойно,
Вот и мы подражаем Багдаду достойно.
Старички засыпают, помыв всю посуду,
Забыв о прошедшем, считая абсурдом
Тереть друг у друга скрипящие кости,
Шепча об ошибках пришедшего гостя.
Сказавши спасибо хозяину дома,
Уходят потише, как бы с ним незнакомы.
В углу уснул кот, как уснул- незаметно,
Надоело играть с остатком конфеты.
И кота отнесли спать к себе на чердак,
Где кроватью является старый колпак.
Тот колпак уже пыльный, с облезлою тканью,
И пропахший насквозь невозможною дрянью.
Но коту наплевать, ему интересно,
И жить по-другому для него бесполезно.
Он привык к этим стульям, безногим, хромым,
Куклам, мягким игрушкам, как будто живым,
Он привык к дохлым мухам и любит мышей,
Что тихонечко спят близ пушистых ушей.