"Пьяницы они, мать с сыном, и невестка гулящая. Дите вот жалко..." Это бабка нас на площадке ждала. Сама толстая, нечесанная, лицо желтое, а халат грязнючий и воняет как тот подъезд. Проходной был, только недавно код поставили, ну запашище-то никуда и не делся.
Дверь в квартиру хлипкая, вот Семеныч - мастер - одним ударом и вынес. Дальше рутина - гарь, едкий дым в глаза... Открытое пламя придушили и разбежались - напарник "Скорую" звать, а я смотреть, где огонь прячется.
Семеныч у нас расторопный - я еще закончить не успел, а он на кухне уже двоих жмуриков укладывает. И сплевывает так - алкашня, мол, туда им и дорога! Ну, я напоследок в комнату крайнюю, и вижу - ребетенок на спине лежит, кожа аж черная, одежда истлела. А глаза... Глаза - живые!
Потом плохо помню... "Расступись!" кричал, на тебя орал... Ты на "Скорой" один, что ли?
- Угу... С Нового года по одному. Подарок от главврача, так сказать. Не вопрос - боремся с экономией! - полноватый кучерявый доктор говорит с кривой усмешкой. - А мальчонка с такими ожогами все равно не жилец...
- Браток, не тошни, и так погано. Спасибо, что заставил дышать ребетенка, но сейчас просто довези до больницы...
***
- Как же так? Сами пожарный и так за ребенком не уследили? - укоризненно начинает дежурная, но осекается и оформляет бумаги уже молча. - Полис у мальчика есть?
- Без понятия. Если и был, то сгорел...
- И как прикажете его регистрировать?
- Вы что, издеваетесь? Я не знаю! Как хотите, так и записывайте! - я отпрыгиваю от окошка, где люди стали историями болезней и номерами документов, и кружу по пустому вестибюлю. От пола исходит густой запах хлорки, перебивая остальные больничные ароматы. Через какое-то время подходит врач - худой, глаза навыкате и по всему лицу морщины, морщины...
- Операцию мы закончили, - доктор вертит в длинных пальцах сломанную сигарету, - удалили пораженные ткани, чтобы мальчик не умер от токсинов. Он сейчас в барокамере... И в коме - ожоги слишком сильные. Я, конечно, попробую гель с фибробластами, но...
Врач всплескивает руками, достает пачку и нервно закуривает...
***
Три ночных смены на работе и три бессонных дня в больнице. В зеркало боюсь смотреть, а дома так ужас что творится. Хорошо еще Марина с Сашкой в столице у братьев.
Ко мне подсаживается заплаканная миловидная женщина и участливо спрашивает:
- И у вас здесь лежит?
Киваю в ответ, стараясь не смотреть на нее.
- Бесполезно это... - она вздыхает. - Сестра вот щи варила. А сын под руку толкнул - вся кастрюля на него. Лучше бы сразу умер. Неделю в барокамере промучился, и...
Я накрываю ладонью ее холеную кисть и держу, глядя как на костяшки пальцев капают слезы. Долго держу. Увидев доктора, она испуганно выдергивает руку, торопливо собирается и уходит.
- Нет, - врач прожигает взглядом какую-то надпись за моей спиной. - Улучшений нет. Вы поймите только... У нас инструкции. После трех суток мы должны его вынуть...
- Доктор! - я готов схватить его за грудки и трясти, трясти! - Доктор, он хочет жить! Он очень хочет жить! Я знаю! Доктор!
- Может, у вас есть страховка? - голос врача становится глуше и еще тоскливее.
- Сколько?
- Что сколько?
- Денег! - он что, издевается? - Сколько нужно денег!
- Вы поймите только, это... это не мне, - доктор бубнит, по морщинам катятся бусинки пота. - Это в кассу... В кассу больницы. Нас потом проверяют...
***
- Папка, папка! - за столько лет можно и привыкнуть, но сердце все также сжимается.
- Ты дома? А...
- У нас самолет отменили! И мы взяли билеты на пораньше! Тебе не звонили, хотели сюрприз сделать!
Да уж. Вот бывает - оттягиваешь, оттягиваешь, морально готовишься, а оно - бац! И ведь прибраться пришел...
- А где мама?
- Она в банк уехала, там что-то с карточкой. Папка, а давай сейчас в зоопарк!
- То есть как сейчас?
- Ну, ты же обещал, как приедем, сходить в зоопарк, а потом в кино! Ну, не сегодня, так завтра!
Как на душе погано-то. Сашка не заплачет, нет. Но что для детей хуже невыполненного обещания?
- Прости, сынку, не могу. Не получается... - я говорю так тихо, что слышно как поворачивается ключ в дверях. - А вот и мама...
- Саша, в спальню! Живо! - раздается с порога. Я знаю этот тон. И Саша знает, потому безропотно идет в комнату. - Дверь за собой закрой!
Я жду на кухне. Жду вопросов, на которые так не хочется отвечать. Марина молча берет любимую чашку, кидает пакетик, заливает кипятком и садится. Королевский замок на картинке чуть заметно дрожит. За окном стучит от сильного ветра карниз, словно на улице бушует гроза.
- Знаешь, я все передумала, что случилось. Но ты меня удивил. Нет, не говори ничего. Я встретила дочку Семеныча, он ведь семье все выкладывает... Сережа, Сереженька, ну как же так? Мы ведь хотели сделать ремонт и переехать. Теперь мы с этой ипотекой чертовой в жизнь не накопим! Сколько Саше еще с нами в комнате жить? Сережа, что ты молчишь!
Господи, почему нужно объяснять такие простые вещи...
- Сереженька, ну кто он тебе! Он ведь собственной матери не нужен! Или мы тоже тебе не нужны?!
- Марина, что ты такое говоришь? Что за ерунда!
- Ах, ерунда? Знаешь что, дорогой?! Выбирай! - зрачки жены превращаются в запредельные точки. Я больше не вижу в ее ясных глазах тепла. - Или мы, или он! Выбирай сейчас!
- Как... Как можно выбирать? Это... Это ребенок!
- Саша, одевайся! Живо! Мы едем к бабушке! - Марина вскакивает, безотчетно ставит чашку с недопитым чаем в раковину и говорит стеклянным голосом. - Знаешь, нам как-то раз на работе раздали подарки для детей. Фирменные, красивые, яркие... Только не предупредили, что донышко заклеено на бумажку, какую и туалетной не назовешь... И ухнула у меня вся эта красота на асфальт. Так вот, бумажка та - это ты, Сережа...
***
- Дети быстро растут и раны у них хорошо заживают. Сергей, и почему вы к нему так прикипели?
- Без понятия. Взгляд поймал.
- Да, глаза могут многое, - доктор начинает по своему обыкновению бубнить. - Недаром перед расстрелом их завязывают. Был случай - безоружный человек взглядом убил медведя. Сердце остановил...
Я его не слушаю. Боковым зрением я вижу прячущегося за углом Сашку. Немного помявшись, он выходит к нам, но виновато жмется к стене.
- Папка, привет. Я от мамы сбежал. Хочу посмотреть!
- Туда нельзя, - строго говорит доктор и спешно скрывается за дверью в палату.
Сашка насупливается и вполголоса спрашивает, глядя в пол.
- Папка, а он будет жить с нами, когда выздоровеет? И у меня будет маленький братик?
Я кладу ладонь ему на затылок и прижимаю к себе.
- Сынку, мама все еще сердится?
Он смотрит снизу вверх и осторожно шепчет, словно опасаясь, что мама услышит.
- Говорит - тебе сказать да, а по-моему - скучает!
От резкого хлопка мы оба вздрагиваем. Доктор распахнул дверь и указательным пальцем манит нас внутрь.
- Идите, идите сюда! Смотрите! Он открыл глаза. И ищет, ищет вас!
Я вбегаю в палату, кидаюсь к койке и, застыв, тяну доктора за рукав.