Екшибарова Лола Зайниддиновна : другие произведения.

Путь. Эльфийские истории: История вторая. Войны Тронг-Нльи (часть1)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Война, как она есть.


ПУТЬ

История вторая. Войны Тронг-Нльи

  
   Я плохо переносила морскую качку. Тошнота играла мне на руку, позволяла не вступать в длительные разговоры. Я все еще сторонилась тесных компаний, раздражаясь на любые вопросы, ответ на которые требовал больше чем "да" и "нет".
   Я вернулась к людям - или пришла к ним впервые, не знаю, как точнее обозначить мою новую жизнь. Я не помнила, каково это, находиться среди себе подобных. Возможно, когда-то раньше такая жизнь казалась мне естественной, но о тех годах не сохранилось ни одного воспоминания. Мне приходилось знакомиться с нею опять, - или открывать ее для себя заново? - я даже не могла с уверенностью сказать, какой вариант более правилен.
   После Зачаровня трудно сживалась с людьми. В чем-то с ними было проще, чем с эльфами: мыслили конкретно, говорили прямо, если чем недовольны, не таились. Но, как не стыдно признаваться, я слишком привыкла к эльфийской вежливости. К изысканности, и благоустроенности быта. Впрочем, понимала, что отвыкать долго не придется, упрощаться всегда легче.
   "Вживание" не проходило гладко. Первый же день в обществе соплеменников, когда мы с Рэмом пришли в поселок, в котором его поджидали переселенцы, омрачил неприятный инцидент: переходя по хлипким мосткам через грязный ручей у околицы, мы вдруг оказались вовлечены в драку. Я понять ничего не успела, как тупой конец весла ввинтился мне в живот. И дальше вспоминаются лишь отдельные эпизоды.
   Дерущихся растащили не сразу, помню топтавшиеся рядом грязные сапожищи и отборную ругань. Потом помню Рэма, выкидывающего драчунов прямо в воду. Помню здоровенного приземистого мужика, глушившего всех подряд кулаком по затылку. У дерущихся от его "уговоров" подламывались колени, они спокойно укладывались рядами. Потом воспоминания совсем перепутались. Был момент, когда спину обожгло жаркой болью, до сердца продернуло. Был момент, когда меня куда-то волокли, прямо по земле, сквозь заросли бурьяна. Потом кто-то пытался разжать мне сведенные судорогой локти, а я изо всех сил рвалась проч. Потом помню, что после утра наступил вечер.
   Я лежала на жесткой земле, на грязном рваном плаще, провонявшим рыбьей требухой. Чуть поодаль Рэм задумчиво любовался чахлыми камышами. Камыш чуть слышно позванивал под легким вечерним ветром, и шелестели мелкие волны, лениво подкатываясь по разноцветной прибрежной гальке. Ни тявканья собак, ни скрипа колодезного колеса, ни грохота телег или ругани за соседским забором... Даже вездесущий запах протухшей рыбы потускнел, и был не так силен, как в самом рыбацком поселке.
   Тишина и смена обстановки меня озадачила. Я помнила, где упала, и сейчас недоумевала: зачем Рэм перетащил меня сюда, на безлюдный берег?
   Осторожно огляделась вокруг - больше никого рядом, только мы, и тихонько окликнула: "Рэм!". Он не ответил. Я позвала погромче:
   - Рэм! Что случилось?
   - А не знаю. - меланхолично отозвался Охотник. - Как спина? Дышать не больно? Подняться сможешь?
   - Попробую. - буркнула, опять чувствуя себя виновницей какого-то неприятного происшествия, и от того испытывая крайнюю неловкость.
   - Попробуй. - согласился Рэм, все так же не оборачиваясь.
   "Попробуй"! Ага. Ни руки, ни спина не слушались. Ощупав себя, поняла причину неудобства - я вся оказалась перемотанной бинтами. Плотная повязка стягивала талию, доходила почти до груди, и через левое плечо накрест охватывала спину.
   - Ничего не понимаю! - растерянно призналась, ощущая нечто саднящее под левой лопаткой. - Рэм! Что это?..
   - Так я и говорю - не знаю. - спокойно повторил Рэм, наконец-то отрываясь от созерцания большой грязной лужи, кем-то по ошибке названной морем. - Тебя саданули ножом, девушка. Удар точный, прямо под сердце. Случай, что нож запутался в ремнях, и вышла несерьезная царапина! Почему кому-то надо убить тебя?
   - Не знаю, Рэм. - прошептала, чувствуя, как постепенно наливается тяжестью левая рука.
   А Рэм все крутил, крутил в сильных пальцах узкий нож, нанизанный на кожаный лоскут. Узнаваемый обрывок, он был когда-то частью ремня, на котором я носила "нож на всякий случай" - короткий нож в толстом кожаном чехле. Он крепился чуть ниже подмышки, слева, полностью скрытый курткой, но чтобы можно было легко выхватить из-за пазухи, если... ну, мало ли, понадобится. "Эльфийские штучки" - как назвал Ренди, и не ошибся. Именно в Мерцающих Дворцах я увидела эту хитрость. Тот ремень, что поддерживал чехол сзади, спас мне жизнь.
   А вот сам нож я видела впервые: клинок поблескивал изумительной голубой сталью, рукоять удивляла пропорциональностью и зеркальной полировкой. Неброская, омерзительно безупречная красота ножа вызвала приступ тошноты.
   - Убери! - попросила сквозь зубы.
   Рэм пожал плечами и сунул нож в сапог. Обрывок ремня скатал в ком, взвесил на ладони, широко размахнулся: по низкой дуге тот улетел далеко-далеко, беззвучно канул в темных волнах. Охотник помог мне подняться, и аккуратно сложил чужой плащ. Кивнул в сторону чернеющих в розовом закате дымов, поторопил:
   - Сказочное везение, знаешь ли... Идти пора.
   Мне хотелось знать, кто меня перевязывал. Но не хотелось спрашивать.
  
   *
   - А говорили, девки от гномов не родются... - значительно протянул старшина переселенческой общины, когда мы с Рэмом вернулись в рыбацкий поселок.
   Растерявшись, я не поняла смысла реплики, Рэм же ее проигнорировал. Потом объяснил: "тебя приняли за полукровку - человека с гномом. Только у смешанных пар не рождаются девочки, потому все и удивлены. Ты действительно хочешь с ними объясниться? Нет? Ну и не спорь! Ты ведь и вправду смахиваешь на Охотника".
   Рэм старательно оберегал меня от всевозможных бед, делал это тактично, но - что уж там, опека, она всегда опека.
   Тщательные расспросы Охотника не дали никаких результатов: нож никто не опознал, местные цокали языками над дорогой вещицей, но о его хозяине, или хотя бы последнем владельце, ничего сказать не могли. Порешили на том, что "случайность".
   Поскольку ни Охотник, ни я, не жаждали мести, то старшины поспешили дело замять. Рэм долго рассматривал клинок, когда считал, что я не вижу, и лицо его в такие моменты бывало очень хмурым. Я примерно догадывалась о ходе его мыслей, меня саму он смутил, этот тонкий, изящный, весь такой пропорциональный и неброский кусок железа, едва не оборвавший мою жизнь.
   Он совсем не походил на грубоватые тяжелые поделки, какими обычно пользовался деревенский люд. И сильно отличался от вычурных гномьих вещиц, иногда попадавшихся на местных рынках.
   Мы оба с Охотником могли бы предположить, откуда он взялся, но предположения наши были слишком чудовищны, чтобы высказывать их вслух, и даже чтобы думать о них долго.
   Сами переселенцы, что ожидали Рэма на побережье, не доставляли особых хлопот. Споро погрузив тюки с пожитками на барк, немногословные хмурые мужики, собравшись в кружок, все дни просиживали, дымя черными длинными трубками. Дети бегали по палубе, приставали к матросам, залезали в самые невозможные места. Матери регулярно вытаскивали их за уши и вороты, раздавали подзатыльники, но детвору угомонить не удавалось. На второй день плавания мальчишка лет пяти свалился-таки в воду, утонул, и мелюзга немного присмирела. Спущенные на время попыток достать его из воды паруса вновь подняли, барк перестал кружить на месте, продолжил прерванное плавание. Рэм, шагнувший с борта во всей одежде, долго сушился под скупым блеклым солнцем. Мы чуть повздорили, когда я попыталась натянуть на него свою куртку, в конце концов, я разозлилась, и ушла на корму. Назад вернулась вечером, проголодавшаяся и расстроенная.
   После несчастного случая жизнь на барке не изменилась. Мужики так же просиживали целыми днями, женщины вяло суетились, дети, хоть и тише, но шумели. Небольшое оживление вызвала эльфийская лодка, мелькнувшая как-то на горизонте, но она не приблизилась к нам, а проплыла мимо. Суматоха улеглась быстро, эльфы хоть и вызывали страх, но это был привычный, будничный страх, переселенцы относились к эльфам как и большинство смертных: настороженно и безразлично одновременно.
   Когда к концу недели мы наконец-то причалили к острову, у меня заметно улучшилось настроение. Наши отношения с водой складывались таким образом, что лучше бы нам наблюдать друг друга издали.
   Высадившись, стали решать, каким путем идти на разведанные Охотниками земли. Старый тракт, оживленный и охраняемый, уводил слишком далеко от выбранных мест. Люди, утомленные ожиданием, готовы были идти напрямую. Но! Напрямую не пройдешь - прямо впереди за горами находился Запретный лес, второе место обитания эйльфлёр, тщательно охраняемое и смертельно опасное для всех незваных гостей. Его все равно приходилось огибать, и Рэм просиживал над картой часы напролет, держа долгий совет с Ремси - Охотником, которого сопровождал Росни здесь, на острове, в поисках подходящих земель для переселения.
   Земли нашлись, ранее пустынные западные Закраины понемногу обживались. Поселения по восточным Закраинам разрослись до критической отметки - до самых рубежей эльфийских земель. Теперь эта нейтральная полоса обильно поливалась кровью, но ни те, ни другие не уступали. Западные Закраины, одно время тоже многолюдные, опустели лет сто назад, после неразумной попытки людей повздорить с эйльфлёр всерьез. Долго на выжженной земле не росла даже трава, но все забывается, первые смельчаки стали вновь заселять пустоши. Пока, к счастью, не заходя слишком далеко, ютясь по побережью. Поначалу это были отдельные семьи с Восточного побережья, что помнили еще дороги по старым гномьим выработкам, напрямую, через гряду Гартранда. Путь был относительно коротким, довольно удобным и почти безопасным. Потом на брошенные земли стали переезжать семьи с материка.
   Я однажды пристала к Рэму, не понимая, почему Охотники не проведут черту: вот до сих пор можно, а дальше нет. Рэм отшучивался, пока не надоело, потом резко ответил:
   - И кто нас послушает?.. - и я угомонилась.
   Итак, судили-рядили, и решили: идти по тракту до города Интав. Дальше тракт забирал круто на север, прямо к поселкам гномов на северо-восточных склонах горной гряды, что тянулась через весь остров, перерезая его от Восточного берега до Западного. От развилки надо было бы повернуть на юго-запад, через перевал Туманная седловина, обходя Запретный лес, по его кромке постепенно забирая на запад. Хмуро посапывая, старшины долго глядели в карту, хитровато переглядываясь. Рэм, конечно, видевший все их наивные уловки, не подавал виду. Я не вмешивалась, меня все равно никто не спрашивал.
   Рэм оставил длинный караван подвод перед развилкой и тем самым городом, попрощался с Ремси, передал послание Росни. Я осталась вместе с ним. Вновь вовлеченная в водоворот жизни, следуя чужим интересам, шла, куда вели.
   Проводив взглядом последнюю подводу, скрывшуюся за поворотом, Рэм с тем же выражением посмотрел на меня.
   - Ну, и куда теперь? - разглядывая долину из-под руки, поинтересовался буднично. - Спрашиваю не потому, что гоню тебя, но надо же решить, по какому склону спускаться.
   Будто у меня есть выбор!
   - Я хотела бы остаться с тобой.
   Охотник пожал плечами, отворачиваясь от всходившего солнца.
   - Я знаю. - ответил, из-под ладони всматриваясь в горизонт. - Но ты так рвешься с нами потому, что ничего другого не видела. Попробуй пожить среди своих, девушка. Тогда тебе хоть будет, с чем сравнивать.
  
   *
   До города еще оставался день пути, когда нас нагнали вести.
   Тракт был довольно многолюдным, в обе стороны тянулись бесконечные караваны возков и телег, одиночные верховые и пешие то и дело попадались навстречу. К тому же, тракт неплохо охранялся, несколько раз нас обогнал конный разъезд: десяток всадников, вооруженных до зубов, хмурых и остроглазых. С Рэмом уважительно здоровались и знакомые и просто встречные, безошибочно узнавая Охотника. Мне с ним всегда было спокойно и безопасно, я радовалась, что иду не в одиночестве, и никто не станет приставать к спутнице Охотника с нескромными вопросами.
   В общем, наша прогулка была довольно комфортной, мы не таились и не оглядывались, двигаясь споро, и вскорости уже достигли бы городка, но в последний день не успели добраться до городских ворот к закату, и нам пришлось еще раз заночевать на тракте. Рэм даже с дороги далеко не пошел, тут же, на обочине развел костер, натянул в наклон одеяло, сооружая временный лагерь. Я ободрала с ближайших сосен мягкие лапы, настелила две лежанки на стылой земле. Рэм оценивающе наблюдал, но не вмешивался. Мы плотно поели запасов из его дорожного мешка, попили согретой на костерке воды, разбавленной вином. И стали укладываться на отдых.
   Да, тракт хорошо охранялся, но ночь в лесу, это ночь в лесу. Мы как обычно, по очереди не спали, прислушиваясь к зимним шорохам, меняясь каждые три-четыре часа. В одно из дежурств Рэма я проснулась в уверенности, что рядом эльф. Охотник невозмутимо дымил трубкой, всем своим видом показывая, что не собирается меня успокаивать.
   - Я чувствую их, Рэм, пожалуйста! - взмолилась, когда все другие способы добиться правды были исчерпаны. - Я знаю, что мы не одни. В чем дело?
   - Вокруг тебя все так непросто, девушка. - признал он, качая головой. - Лучше я помолчу.
   Эйльфлёр не отдают того, что считают своим? Или это за мной остались не отданные долги? Обхватив колени, без сна просидела остаток ночи, чувствуя, как вокруг собирается нечто. Нечто не одухотворенное, людьми называемое "рок".
   Напряженное ожидание стало невыносимым, когда с наступлением утра поняла, что и Рэм ожидает. Охотник вдруг перестал спешить, и остановился в полушаге от города, явно предупрежденный. Столь резкая перемена планов невольно раздражала, тем более, что меня в них посвящать опять отказывались.
   Блеклый круг солнца повисел над горизонтом, с сомнением размышляя о нужности своего присутствия над зимним безмолвием, нехотя пополз вверх. Рэм иногда вставал, подкладывая в костер хворост, вновь присаживался с каким-либо делом, я принципиально не помогала. Если ждать - значит ждать. Да и невольное возбуждение, скручивающее нервы в узлы, отшибало любые посторонние мысли.
   Перестук копыт множества лошадей по тракту ближе к полудню не удивил никого, разве что ворон. Прислушиваясь к его нарастающему рокоту, сама вышла навстречу. Рэм проводил меня взглядом, вселившим непонятную уверенность: все закончится хорошо.
   Их было около двух десятков, эльфов в надвинутых по самые подбородки капюшонах, на утомленных лошадях. Промчались рядом потоком, только ветер тронул мои волосы. Зазвучали приветливые голоса, полилась песней речь, Рэм поднялся навстречу, с радостной улыбкой встречая друзей. А я осталась на дороге, в странной уверенности, что неожиданности еще не кончены.
   Эльф в плаще темно-зеленого цвета на вороном коне, не останавливаясь, проскакал мимо. Одно предельно точное движение - и я уже у него в седле, прижатая сильными, теплыми, такими знакомыми руками. Не надо было оборачиваться, что бы понять, кто стоит за импровизированным похищением.
   "Этого не может быть, - успокоила себя, прикрывая глаза. - Мне снится сон. Пусть".
   "О, нет. Я не сон, и надеюсь, еще не скоро стану им!" - резонно возразил он, и знакомый насмешливый холодок, затронувший отмершие, как считала, струны, вновь сложился в мелодию, имя которой я опасалась называть даже мысленно. "Он погиб. Рэм рассказал мне, как он погиб!" - "Нечто похожее я слышал и про тебя! Охотник лишь передал чужие слова". - "Эльфы солгали?" - "Как ты смеешь подозревать эйльфлёр в обмане, женщина?!"
   Вот тут я окончательно поверила в реальность происходящего.
   - Ты... - прошептала, открывая глаза. Мы остановились на просторной поляне, он бережно снял меня с седла, отпуская коня попастись на скудных замерзших травах.
   - Я знаю, что ты ранена, Охотник рассказал о покушении. - заботливо укутывая в свой плащ, предупредил Эллорн попытку вырваться. - Не спорь! Вот, теперь мы в равном положении: за мной не маячат Дворцы, за тобой - Предназначение. Всего лишь два путника на зимнем тракте. Давай попробуем объясниться снова.
   "Если бы могла, я отдала бы тебе свою жизнь. - не успев взять себя в руки, призналась, разглядывая желанное до боли прекрасное лицо. - Но меня не спросили, Эллорн. У нас разные дороги, мой господин, зачем смущаешь мой покой?"
   - Я пришел забрать тебя. - предельно честно объяснил он. - Сразу не следовало тебя отпускать.
   Рэм, умный Рэм, зачем же ты всегда прав! Больше я не пытаясь отстраниться. Как же я не хотела, чтобы ты был прав!..
   Внимательный взгляд достал до дна души. Я не сопротивлялась. Пусть увидит. Пусть убедит меня, как это умеют эльфы, что все совсем не так, как я понимаю.
   - Охотник прав. - абсолютно спокойно согласился Эллорн. - Конечно, прав, потому что знает о различиях между нами не понаслышке. Ты и сама понимаешь, не во внешности дело, и даже не в долгожительстве. И что в том, что мы - неравные, почему тебя это останавливает? Оглядись, Элирен! Что ты видишь: Дворцы эйльфлёр? Башни ваших городов? Лес! Только лес кругом! И мы - вдвоем, настолько, сколько сами того пожелаем.
   - И кто выше? - поинтересовалась, замирая от резкой боли слева.
   - По росту?..
   Я не поддержала легкой улыбки, и он нахмурился.
   "Элирен, я не понимаю. Мы оба живы, мы вновь вместе, что же не так?" - "Кто из нас выше, эльф?" - "Перестань говорить глупости! Никто не выше, никто. Ты - человек, я - эйльфлёр, и все, ничего больше".
   - Эллорн, - выравнивая дыхание, не заметила, как перешла на шепот. - Не пытайся меня запутать. Ты не сказал "мы разные", ты согласился с неравенством. В любом неравенстве кто-то к кому-то нисходит. Кто кого осчастливил в нашем случае?
   - Чего ты добиваешься, не понимаю! - Эллорн и не думал понижать голос, я расценила это как признак крайнего раздражения. Никогда раньше он не пренебрегал хотя бы видимостью вежливости. - Я рад видеть тебя живой, но не хотел бы превращать нашу встречу в еще один бесплодный спор. Мы те, кто мы есть. Ты это хотела услышать?
   - Постарайся меня понять, - я пыталась вернуть себе спокойствие. Или хотя бы унять слишком громкий стук сердца. - Постарайся услышать!
   В волнении я все-таки вывернулась из его объятий, а он не очень-то и удерживал. Он присел на бревно, сложил сжатые в кулаки руки на коленях, и приготовился слушать внимательно. Нарочитая показательность его жеста действовала на нервы, раздражаться начала уже я.
   - Ты знаешь, насколько много ты для меня значишь. Это если пользоваться вашими, весьма сдержанными выражениями. Так уж получилось, я не смогла скрыть своего... отношения к тебе, и теперь поздно отнекиваться. Надеюсь, ты понимаешь, что если бы все заключалось только в моей ущемленной гордости, я бы справилась. Но дело не в этом, ты же понимаешь?.. Понимаешь ведь, да?
   - Нет, - хладнокровно возразил эльф. - Не понимаю, но слушаю внимательно. И не слышу ничего разумного, ничего конкретного. Возможно, все немного перепуталось с последней нашей встречи, но я готов повторить снова: пойдем со мной, Элирен. Ты будешь счастлива во Дворцах. Там не возникнет и сотой части тех проблем, что свалятся на тебя здесь, среди людей. Там тебе будет лучше, и знаешь почему? Потому что ты не принадлежишь этому миру, по крайней мере, не принадлежишь миру смертных. Среди эйльфлёр ты станешь тем, кем должно тебе быть - избранной! Возможно, все случится не сразу, возможно, пройдут годы. Но в наших силах продлить твою жизнь, продлить достаточно для совершенствования. Я помогу тебе, мы все поможем, и ты поймешь, насколько высоко можешь ты подняться!
   О!.. Ну вот, собственно. Пришлось спрятать глаза и мысли, погасить любые душевные всплески. Спросила ровно и прямо:
   - Подняться до тебя, мой принц? Или пасть ниже себя?
   - Это значит - "нет"?
   - Нет, Эллорн. Очень рада видеть тебя живым. Надеюсь, и впредь удача будет с тобой.
   Потом мы долго молчали, каждый о своем. Когда стемнело, мы вернулись в лагерь, и приняли на себя должную порцию понимающих взглядов и спрятанных усмешек. Нас заботливо покормили, поинтересовались самочувствием, многозначительно посоветовали не совершать дальних прогулок, пока не оправимся от ран. Ночью эльфы ушли.
   Я не услышала их движений, я лишь почувствовала, как опустел вдруг лагерь, но не подала виду. Конечно, гордость оказалась бесконечно уязвлена таким исходом, но благоразумие подсказывало, что данное решение - лучшее. Все, что закончилось однажды, не должно воскресать. Может, в моей любви и не хватает жертвенности, но это только моя заноза. Я была благодарна эльфу за то, что он не разочаровал меня. Остался таким, как есть, ведь где-то в глубине души я созрела для понимания нашей несхожести. И главное, он избавил меня от необходимости выбора, решительно взял столь тяжкое бремя на себя. Уйдя, оставил возможность любить мечту. Что ж, её любить можно и на расстоянии...
   Наверное, Эллорн как-то объяснил внезапное исчезновение Рэму, потому что потом расспросами меня не допекали. А может, все дело во врожденной деликатности полукровок, обреченных ежиться от резких слов в любом обществе. Как бы там ни было, за ночь я выплакалась, а утром закрутила такая вьюга, что забылись все глупости, кроме насущных забот.
  
   *
   Надоедливый мелкий дождь пополам со снегом забивал глаза и воротники, не давая возможности расслабиться ни на минуту. Поглядывая в сторону таких нелепых, как мне показалась на первый взгляд, крытых повозок, я испытывала чувство законной зависти. Рэм, восседавший на телеге, словно на лавке в теплом постоялом дворе, как ни в чем не бывало, курил. На дне, зарывшись в солому по самую шею, лежал Росни, безучастно глядя в небо.
   После встречи с эльфами на тракте душевные царапины понемногу затягивались. Рэм никак не прокомментировал мое возвращение той ночью, как, впрочем, и уход эльфов. Возможно, он понимал больше, чем я, а мне было совершенно понятно: между мною и прекрасным народом все кончено навсегда. И всё же некоторое осуждение, что чувствовала или придумала с его стороны, толкнуло на попытку утром объясниться.
   - О, да! - горько согласилась, боясь посмотреть ему в глаза. - В первый раз он определил мне место у подножия своего трона. Где-то между любимой собакой и... - я едва не ляпнула: "преданным другом". Хорошо, успела сдержаться. - Во второй раз благородно снизошел до объяснения моего врожденного ничтожества, и, соответственно - нашего неравенства. Возможно, он прав, Рэм, даже скорее всего - прав. Но меня не устраивает роль забавной безделушки.
   Рэм удивленно приподнял брови. "На что-то еще надеешься?" - явственно прозвучал не заданный вслух вопрос.
   - Нет. - честно ответила, срывая замки молчания. - Знаю, что для меня нет места рядом с ним... того места, на которое бы я согласилась. А ни на какое другое не согласится он сам. Любой вариант унизит нас, Рэм. Я никогда не позволю себе унизить его.
   Темные капли, срываясь с подбородка, пачкали рукав куртки. Потерла их пальцем, гадая: слезы или кровь из прокушенных губ?
   - Когда-нибудь ты простишь ему все. - Рэм успокаивающе потрепал меня по щеке. - Даже слезы.
   - Уже. - призналась обреченно. - Сразу...
   - Нет, еще нет. Пока ты только примирилась с поражением. - объяснил Охотник, зашнуровывая куртку. Глядя на него, вспомнила, что и мне бы пора собираться. Ах, если бы еще руки дрожали поменьше! А Рэм, укладывая мешки, разговаривал словно сам с собой: - Сначала принимаешь их, как есть, потом восхищаешься. Потом начинаешь любить. А потом оказывается, что себе инность простить труднее, чем другим.
   - Я не хочу сейчас оставаться одна! - уже сидя верхом крикнула я толи Рэму, толи лесу, толи судьбе.
   Красиво подняв коня на дыбы, Рэм развернулся вслед ушедшему обозу, пригнулся в седле. Вцепившись в поводья, почти лежа на конской шее, я старалась не вылететь из седла, осознавая справедливость наказания.
  
   *
   А потом мы вновь нагнали застрявший обоз, а с ним и Росни, озябшего, и особенно осатанелого. В два голоса Охотники так наорали на старшин, что те, сильные широкие мужики с кулачищами как кузнечные кувалды, втянули головы в плечи, и пикнуть не посмели. Вытащив севшие по обода телеги на твердую землю, и расположившись на второй от начала, Охотники впали в знакомое мне меланхолическое спокойствие. Скоро вернулся ходивший в разведку Ремси, все погрузились в сено, и, скрипя и постанывая, телеги тронулись дальше.
   Тракт вился среди довольно однообразного пейзажа: либо густой лес стеной, либо поля до горизонта. То в одну, то в другую сторону уходили развилки, мы ехали по обжитым местностям, оставляя за собой большие города. Путь через остров до перевала грозил получиться совсем не интересным, то есть максимально безопасным. Охотники по очереди уходили в дальнюю разведку на день - два, повозки сдвигались в круг, лошадей отводили под охраной на более или менее удачные полянки, к замерзающим притихшим родникам. Потом, дождавшись возвращения Охотника, вновь выступали.
   "Зачем людям переселяться так далеко?" - спросила я как-то Рэма, разглядывая исхудалые детские мордочки, выглядывающие из возков. "Люди всегда куда-то движутся. - ответил он без удивления. - С материка на остров, с острова на материк. Всегда кажется, что где-то далеко много лучше, чем дома".
   Те две лошади, оставленные нам эльфами, сильно выделялись на фоне грузовых кляч переселенцев. Росни посверкивал глазами в сторону моей дня два, пока я, наконец, не оценила все преимущества эльфийского дара.
   - Давай так: ты меня научишь хотя бы из седла не выпадать, а я не претендую на эльфийский подарок единолично. - предложила как-то на привале Охотнику сделку. Рэм чуть трубкой не подавился, видимо, представив возможные последствия наших уроков. Росни же так обрадовался, что и про неприязнь забыл.
   - Вставай! - тут же распорядился, слетая с телеги. Миг - и сбруя кучей свалена мне в руки. - Вперед! Сейчас будем делать из сопливки приличного человека. Давай - давай, не я же буду седлать ее для тебя?!
   - Я бы седлал... - поглядывая в нашу сторону с нескрываемой завистью, шепнул мне Ремси. Росни сунул ему под нос кулак.
   - И думать не смей, понял?
   Уважительно покосившись на высокого товарища, Ремси скроил в отместку ужасно свирепую гримасу. Я со смеху покатилась, - и тут же схлопотала условный, в общем-то, но все же подзатыльник.
   - Тебе никто отвлекаться не разрешал. - строго отчитал Росни. - Давай-давай, затягивай ремни как положено. Иначе свалишься.
   Вечером, провожая их с Рэмом в очередную разведку - не последнюю по эту сторону гор, все искала случая отомстить за дневные издевательства. Случай так и не нашелся, они ушли, а я уснула счастливой, впервые со времен Зачаровня.
   Несмотря на свой тяжелый нрав Росни оказался довольно-таки сносным наставником. Он по-прежнему ругался, стоило мне совершить хоть малый промах, но он всегда был настороже, внимательно следя за моими попытками седловки: плотно ли я затянула подпругу, не забыла ли проверить правильность ремней на оголовье. Именно благодаря его постоянному контролю я почти не падала с лошади из-за плохо закрепленного седла, или внезапно оторвавшихся ремней на удилах.
   Мне кажется, Охотник даже получал своеобразное удовольствие от возни со мною: переход предстоял не близкий, а тут какое-никакое, а развлечение.
  
   *
   Перевал "Туманная седловина" оправдал свое название полностью - туман на нем стоял замечательный. Телеги связали длинными веревками между собой, люди шли по краям, держась за руки, и все равно, миновав перевал, на спуске обнаружили нехватку двоих: пропала женщина и ребенок. Наказав нам никуда не сворачивать с торной дороги, Охотники нырнули в вязкую мерзость вновь. На третий день они вернулись к нам ни с чем, потерянных не нашли. Гартранд взял дань.
   Предгорья встретили тем же дождем, что допекал по другую сторону, возможно, тот самый и догнал нас, забавляясь с глупыми существами, решившими сбежать.
   Попривыкнув к верховым мучениям, я меньше уставала днями, стала хуже спать ночью. Росни, совершенно собою довольный, не уставал возиться с лошадью, которую мы сообща незатейливо назвали Звездой - за пятно на лбу.
   Тягучее путешествие навевало тягучее настроение. Охотники, привыкшие к подобным муторным переходам, спасались от тоски философствованием. Иногда попадало и мне. Рэм, совершенно невыносимый в такие моменты, поучительно наставлял:
   - Никто тебе не враг больше, чем ты себе сама. Если не перестанешь бить по руке, что протянута с помощью, потеряешь завтрашний день. Научись сдерживать свой гнев, говорю как друг. Уйми гордыню. Примирись со своим невежеством. И у тебя появится шанс чему-то научиться.
   Рослая смелая деваха, что терлась у нашей телеги уже не первый день, откровенно строя глазки Росни, стрельнула смешливым взглядом.
   От стыда я вновь начала закипать.
   - Вот-вот, об том и говорим. - усмехнулся Росни, разглядывая мои вспыхнувшие щеки. - Твоя противность во вред лишь тебе. Кстати, ты дурнеешь, когда злишься, знаешь?
   - Может, я и не слишком красива, но не совсем глупа. Ты специально меня дразнишь, не надо этого делать, говорю как друг!
   Они рассмеялись дружно, громко, и не очень обидно.
   Из повозки впереди в недоумении высунулось несколько голов, какая-то лошадь позади шарахнулась, зацепила еще возок, получилась путаница. Опасливо поглядывая на наше хохочущее трио, мужики кинулись расцеплять повозки.
   Старуха на передней подводе сердито погрозила нам палкой:
   - Шальные!
   - Сто-ой! - пронеслось по обозу от головы колонны. Охотники одновременно скатились с телеги по разные стороны, нырнули вперед. Рухнув на дно, я выглянула осторожно сбоку из-за высокого борта, нашаривая рукоять ножа. Сгрудившиеся повозки мешали рассмотреть причину остановки. Перевернувшись на спину, предпочла ожидать прояснения.
   - Убитые. - сообщил Рэм, вернувшись не скоро. - Посиди пока в телеге, не ходи туда.
   Тут же поднявшись в рост, я влезла на передок. Мужики-переселенцы толпилась у правой обочины, толи перекладывая, толи еще что делая со сваленными кучей мешками. Понаблюдав достаточно, я села в солому, соображая, что же будет дальше.
   - Совсем недавно. - подошел Росни, настолько сосредоточенный, что казался еще мрачнее, чем обычно. Обтирая руки пучком травы, поглядывал в сторону невысоких сопок. - Туда ушли, следы свежие. Ватага не крупная, десяток, может с половиной. Как?..
   - Что Старшины-то надумали?
   - Догнать надо. Опасно с таким-то "хвостом" на тракте, как в ловушке мы здесь, зажми они нас с двух сторон. - обыденно сообщил Росни, опоясываясь полностью, проверяя легкость скольжения стрел в колчане, прежде чем закинуть его за спину. Посмотрел на меня, оценивая. Я подобралась.
   - Нет! - решительно оканчивая не начатый спор, Рэм тоже потряс свой колчан. - Ты точно останешься с обозом. Ни к чему раньше времени убийству учиться. И здесь кто-то остаться должен, не дошли они еще до места... - кивнул за плечо, на насупленных женщин, выглядывающих из всех возков. И, Ремси, взявшемуся было перепоясываться: - Ты тоже остаешься.
   - Идите, как условились. - наставлял Рэм. - Мы либо вас нагоним еще до долины, либо прямо пройдем, по другую сторону Запретного леса встретим.
   Так они и ушли, два Охотника и десяток молодых сильных мужиков, вооружившись до зубов, верхом на самых выносливых лошадях.
   Мы с Ремси после дулись друг на друга полдня, пока не осознали, в насколько одинаковом положении очутились: с кучей непоседливых детей, испуганных женщин и не в меру храбрых стариков на руках, в самом глухом углу острова. По одну сторону гномьи поселения по отрогам Гартранда, по другую - Запретный эльфийский лес. С вероятной возможностью налета лихой ватаги. Без надежды на помощь.
   Проявляя выдержку взрослого мужчины и прозорливость бывалого Охотника (ни тем, ни другим на самом деле не являясь), Ремси сумел не потерять власть. Подгоняя, где делом, где словом, он не позволял обозу останавливаться. Голод, поначалу пытавшийся припугнуть нас, на время спрятал свою костлявую рожу.
   Примерно в пятидневном переходе до обжитых земель пали сразу семь лошадей из пятнадцати. Стало понятно, что придется становиться лагерем. Вновь нехорошо заскребло в душе, мнимые и реальные страхи глушили голос благоразумия. Поглядывая искоса, Ремси негромко признался:
   - Мыслю, надо за помощью идти. Одних бы кого отправил, да места им не знакомые, не дойдут. Пойду сам, возьму с собой кого покрепче. Ты как, останешься?
   От такого доверия я испугалась еще больше.
   - Женщин забери, и детей помладше. - посоветовала, хорошенько обдумав ситуацию. - Кто покрепче и здесь выдержит. А этим-то точно лучше бы поскорее уж добраться, свечками ж тают.
   - Значит, телеги брать надо. - колеблясь, Ремси тоже посмотрел на детей.
   - И возьми. Чего ждать-то? Нам оставите безлошадные, нам без разницы. Возни меньше.
   Ремси позволил себе колебаться строго до утра. Утром властно распорядился: собираемся, со мною идут те-то, и те-то. Примерно половина от общего числа. Послушались сразу, заполошились, засуетились, забегали. Я не стала полошиться и бегать, сидела, бездумно ожидая конца суматохи.
   - Взял бы и вас с собой, но тогда точно голод начнется. - оправдываясь, Ремси поглядывал виновато. - Не успеть нам с пешими-то, точно не успеть...
   - Иди уже, вон, люди ждут. - строго отправила я его, не позволяя раскисать в первую очередь себе. - Мы и здесь хорошо подождем. Вы поторопитесь, вот и будет все ладно. Да и Охотники уж скоро нагонят.
   Надеюсь, скоро. - поправила себя. Пока что никаких вестей не было.
   Ремси ушел, и в лагере случилось то, что должно было случиться, когда без надзора остается куча не слишком умного, но решительного народа - революция.
   - Мы лесом пойдем. - огорошил меня здоровый лысый дед утром четвертого дня, как ушли подводы. - Хош - с нами ступай, не хош - как хош.
   - Нельзя лесом идти. - попыталась объяснить, никто не слушал, укладывались основательно, собирая оставленное барахло. - Там эльфы, вы что, не понимаете?!
   - Я в карту глядел. - весомо возразил дед. - Там вон, денным ходом, лощинка есть со старыим путем. Волчий Излог зовется, выходит прямо стать на хожонную дорогу. Им пройдем, тамо уж верно эльфьев нет. Чего им в болотине-от деять?
   - Оставайся! - поддразнила та самая деваха, что крутилась около Росни. - Товарищей своих дождешься.
   "С ними кто-то должен быть. - строго напомнил Рэм. - Не дошли они еще до места".
   Махнув рукой на упрямых дураков, решительно протолкалась вперед, в голову колонны. Рядом вышагивали более-менее крепкие мужики. Дожидаться Охотников осталась надпись на перевернутой телеге углем. Конечно, прочесть могли и другие, кому и незачем бы, но другого способа оставить им весть я не знала.
   Сворачивая следующим днем в Волчий Излог, понимала, что выйти оттуда не удастся. Что такое эльфы, знала не понаслышке, одна беда, никто слушать не хотел. Я голос сорвала, объясняя, уговаривая, убеждая всевозможными примерами - без результата. Люди стремились поскорее обрести новую маленькую родину, они не желали прислушиваться. Да и я - не Охотник.
   А потом...
  
   *
   Болотная тина намертво пропитала одежду. Она слиплась, и стала одной заскорузлой оболочкой, оболочка исцарапала меня в кровь, давно не защищая ни от воды, ни от холода. Я почти потеряла счет дням. Сумка с едой, утонувшая в одной из бесконечных грязных западен, уже не манила воспоминаниями. От рассвета до заката в мыслях билось одно желание: дойти!
   Неделей спустя, пробираясь по кромке зеленой гнилой жижи болота Волчьего Излога, я вдруг поняла, что впереди лес заканчивается. Я знала, что когда-нибудь он закончится, не удивилась, не обрадовалась очень-то, так, вздохнула с облегчением. Запретный лес, выпуская меня из цепких объятий, не прощался, навевал мысли о скорой встрече. "Вряд ли" - возразила ему, выходя на дорогу.
   Ноги дрожали, от усталости и голода реальность и бред перемешались, сплелись хитроумно, удивляя немыслимыми сочетаниями. Там, в двух шагах от смерти меня подхватили крепкие руки. Некто заботливо отер мне лицо, напоил вдоволь. Попытался накормить, но меня тут же вырвало. Вновь обтер лицо. Усадил в траву, подоткнул под голову мягкий ком. Никак не удавалось разглядеть спасителя, в глазах мутилось. Когда же туман слегка развеялся, и Росни, обрадованный, заботливый Росни стал вновь поить меня из фляги вином - я поняла, что все-таки брежу. Безнадежно борясь с безумием, всеми силами старалась проснуться.
   И сорвалась в истерику.
   ...В очередной раз происходящее показалось мне сном, страшным кровавым кошмаром. Резкий звук неприятно царапал обостренный слух, не сразу стало понятно, что это кричу я сама. Но мне никто не отвечал, я вдруг осталась одна наедине с молчащими людьми и сколько бы я не трясла их, как бы не взывала к ним - они не отвечали, да и как могли ответить мертвецы?...
   Я резко выдохнула, выравнивая дыхание.
   Благословенное солнце слепило горячие глаза, множась бликами, все вокруг возвращалось в реальность. Волчий Излог отступал, рассеиваясь среди других воспоминаний. Все в прошлом. Память, закрой дверки и этого чулана, пусть их нелепые позы не тревожат меня больше! Не хочу вспоминать, как загустел воздух, наполняясь звоном... как пестрые росчерки обрывали жизни... как гасли вокруг звуки...
   Довольно!
   Уткнувшись в Охотника, я плакала самым некрасивым образом: со всхлипываниями и шмыганьем носом. Росни мужественно терпел неудобства, некоторое время вообще не шевелясь, потом начал гладить по волосам, слегка раскачиваясь. Его движения убаюкивали.
   - Выплачь эту боль. - ободрил неожиданно мягко. - Выплесни ее слезами. Счастлив, кто еще может плакать.
   - Ты вины не несешь. - резко внушал он мне позже. - Ты не Охотник. Радуйся, что саму отпустили. Хотя, почему - не понимаю... Ты ж вроде от покровительства отказалась, как Рэм говорил?
   Я нервно рассмеялась.
   - Сама бы знать хотела... но они не объяснили... они не показались, Росни. Ни вначале, ни после...эльфов я не видела.
   Росни испугался нового приступа истерики, и замолчал. Изредка хмуро поглядывал, когда считал, что я не вижу. Ладно-ладно, Охотника из меня не вышло, как и эльфа. Переживу, наверное.
  
   *
   - Я не оправдываюсь, Рэм, - я пыталась объясниться, поспешая вслед за Охотником. - Я стараюсь поступать правильно. Сам посуди, у меня есть задание, мне нельзя его не выполнить. Хотя, конечно, никаких гарантий, что оно вообще выполнимо...
   - И не оправдывайся. - доброжелательно посоветовал Рэм, не оглядываясь. - Оправдания всегда выглядят подозрительно.
   Город встретил нас шумом и пылью.
   Среди бесконечного суматошного движения городских закоулков я окончательно запуталась. И что я буду здесь делать?!.
   Рэм долго водил меня по улицам, рассказывая и показывая городские достопримечательности. Под вечер мы вышли на окраину, спрашивая по пути людей о возможности стать на постой. Домик выглядел довольно жалко, покосившийся, с кучей детей и всего двумя комнатами: одной общей, той, где жила семья, второй очень маленькой, сдаваемой в наем. Мы согласились без пререканий, меня устраивало все. Пререкания у меня возникли позже с Рэмом, поскольку он категорически возражал против моих рассуждений податься в наемники, а я сразу же отмела все его предложения по более мирным профессиям. Умения мои были так ничтожны, что ни одно из них не позволило бы мне прокормить себя потом, когда Охотник все-таки уйдет. Сам Охотник оставаться в городе не собирался, его ждали другие, важные дела, я впервые могла оказаться действительно одна. Единственным своим умением я была обязана эльфийскому принцу, но Рэм настоятельно советовал мне не торопиться с выбором. Он даже предлагал оставить довольно денег, чтобы пережить первое время. Но тут я оставалась непреклонной, еще не хватало мне становиться его содержанкой!
   В конце концов, Рэм перестал спорить, не убежденный, а скорее утомленный мною. Завтра он намеревался уходить, мы последний вечер проводили вместе.
   - Куда ты дальше?.. - стараясь отложить тягостный момент, спросила его тем же вечером.
   - Сначала загляну к Мерману. Помнишь, тот торговец, к которому мы заходили, как тебя нашли?.. Ага, он самый. Теперь он здесь, с месяц назад семью перевез. Прислал приглашение. Посмотрю, в чем дело.
   - Может, вместе сходим?.. - предложила, пряча панику от вероятности встретиться с одиночеством. Рэм не удивился, согласился легко:
   - Почему нет.
   По дороге мы лишь раз встретились с небольшим обозом, повозок в пять. Хмурые переселенцы недобро поглядывали в нашу сторону, когда проезжали мимо.
   - Переодеть тебя надо. - заявил Рэм, встревоженный внимательными взглядами. - Про тебя и сейчас уже много плетут, да и ранешные сплетни не забылись...
   - Какие? - удивилась.
   - Про эльфов. - ответил нехотя, отбивая всяческое желание к дальнейшим расспросам.
   Найдя торговца с приличным товаром, Рэм без разговоров натянул на меня одежду совершенно нелепую, я сама на себя без смеха и смотреть не могла. Он был так хмур, что пришлось согласиться. Хорошо хоть юбку надеть не заставил. Но его решение, как всегда, было очень верным: перестав выделяться одеждой среди местных, я почти слилась с толпой. Что оказывалось на руку в первую очередь мне самой.
   Так я и не узнала, зачем звал к себе Мерман. Мы провели в его доме всего одну ночь, которую я безмятежно проспала под негромкий разговор хозяина с Охотником, утром Рэм спешно собрался назад. Встреченные двое незнакомых Охотников верхами согласились взять нас с собой, компания сразу получилась большая и веселая.
  
   *
   На следующий вечер к нашему костру свернул дежуривший на тракте разъезд. Я впервые видела вблизи не ополченцев, а настоящих солдат: пятеро мужчин, две женщины. Одеты в тяжеленные латы, шлемы, вооружены не короткими мечами.
   К Охотникам обратились уважительно, на приглашение разделить ужин согласились сразу. Я, по своему обыкновению, разглядывала новоприбывших столь внимательно, особенно женщин, что Рэм предостерег:
   - Женщины из Восточных Поселений. Ты поосторожнее при них, девушка, эльфов там не любят. Почему? А кто его сейчас разберет! Давняя это история, уж и памяти о тех делах не осталось, а неприязнь все живет, хоть с той, хоть с другой стороны. Эльфы сами-то знают, конечно, в чем тут загвоздка, да только они не шибко распространяются, о чём знают.
   - Как ты отличил их? - удивилась, разглядывая самый обычный наряд женщин. - У них даже оружие здешнее, и акцента вовсе нет... или я не уловила?
   - На острове люди часто подчеркивают свое отличие от эльфов. Не знаю, чего тут больше: зависти или брезгливости. Зовут как, слышала? - Ирина и Ларила. Окончание "а" у женского имени означает отрицание. Ларила - не- Ларриль, Ирина - не- Иринон. В этом выражается противопоставление себя эльфам.
   Мне показалась забавной приставка-отрицание. Словно можно прожить жизнь вопреки.
   - И часто у женщин такие имена? - улыбнулась.
   - Ты удивишься, насколько часто. - без тени шутки ответил Рэм.
   Разглядывая снаряжение воинов, обратила внимание - у шестерых наручи были по чеканке разукрашены синей краской, у одного - черной.
   - Война вот-вот кончиться должна. - рассказывал Охотникам тот, с черными полосами, Баграт. - Король Гатр армию по самые стены выдвинул, хоссам деться некуда, сидят запертые. А мы вот... тут задержались. Синие вон в разъезд подались, и я решил напоследок осмотреться, потому как скоро с подкреплением уйдем. Да, и Синюю сотню забирают, и Черным всем приказ выступать.
   - Про твое дело не спрашиваю, личная сотня Короля - дело темное, не зря вас черным метят. Но Синяя сотня - разведчики. - возразил один из Охотников недоверчиво. - Чего они тут-то делают?
   - Эльфы. - пояснил Баграт, оглядываясь невольно. - Земли-то самые что ни на есть ихние...
   Все понимающе покивали. Значит, опасаются удара в спину, подумалось мне. Зря опасаются! Пока сами не сунутся, эйльфлёр все равно, кто топчет дороги - южане или северяне. Те и другие смертные.
   - Твои-то дела как, Охотник? - обратился Баграт к Рэму по-приятельски, подсаживаясь поближе. Оказывается, знакомцы?.. - Ходишь?..
   - Хожу. - согласился Рэм, оглядываясь на меня. Я тоже подвинулась к ним. - Вот какое дело у меня, десятник.
   - Дело обыкновенное... - протянул тот. Я насупилась.
   - Да не про то ты мыслишь! - хохотнул Рэм. - Разве ж у Охотников семьи заводятся? А девушка эта, Ренни, уж больно шустра для легкой жизни. Всё ей, понимаешь, трудности подавай, опасности. А уж сообразительна! Страсть! Не уследи только - сейчас в историю вляпается, хоть за уши тащи.
   Баграт веско осмотрел меня, видно было, осмотром остался недоволен, но авторитет Рэма не позволял сомневаться в словах Охотника.
   - И еще она довольно умная. - уже без улыбки закончил Рэм. - Возьми ее к себе в десяток.
   - В Черную сотню баб не берут. - тяжело пояснил Баграт, с видимым усилием отказывая Рэму. Помолчал, подумал, предложил: - Можно в Зеленую, обозы охранять. Работенка та еще... Много лихого люда нынче топчется, война, она как волна - всю гнеть подняла.
   Подождал, поглядывая на меня. Я - на Рэма. Рэм думал.
   - Или в Синюю? Как она, в лесу не заплутает? Стрелять умеет? Меч-то удержит ли?
   - Идет!
   Так. В очередной раз меня не спросили. Скоро начну привыкать.
   - Собирайся, Ренни. - поторопил Охотник. - Баграт тебя захватит в город, как сам возвращаться будет. Так, Баграт?
   - Уже возвращаемся. - безразлично ответил тот, расслабившийся от тепла и ужина. - Ночь с вами переждем, поутру и тронемся.
   - Раз уж тебе неймется, посмотри сама, на что способна. - напутствовал Рэм утром, подсаживая меня в седло за спину Ларилы. - Может, тогда поймешь, что тебе надо. И постарайся выжить.
   Всё обошлось настолько просто, что не оставило времени на сомнения. Не успели мы вернуться из разъезда, как тут же прискакали другие сотники и десятники, разорались, - выступление войск, упомянутых Багратом как "подмога", наметили на следующий день. Я побежала в оружейную, получить необходимое снаряжение.
   Командовала Синей сотней красивая, статная женщина по имени Талли, матершинница и бузотерка. Командиром моего десятка оказался совсем молоденький мальчишка по имени Веррен. Десятник выглядел тощим и не солидным. Нас, новичков оказалось больше половины всего состава. Что и радовало - позволяло не привлекать слишком пристального внимания к собственной скромной персоне, и тревожило - сотня, обновляемая столь часто, явно не засиживалась без дела. Народ подобрался лихой, задорный и рисковый. Видимо, специально подбирался.
   Благодаря предусмотрительности Рэма первые дни в обществе чужих людей прошли легко. Король Южного Всхолмия был своего рода новатором, в его армии ополченцы составляли только основные силы. Разведка, охрана и личная сотня короля набирались исключительно за плату. Наемники, лихие бродяги и искатели приключений, отбирались довольно придирчиво. Если бы не рекомендации Рэма и личное поручительство Баграта, не видать бы мне Синей сотни никогда. К тому же тех денег, что Охотник все-таки уговорил меня взять, вполне хватило на покупку лошади и необходимой экипировки. Меч, наручи с символикой разведчиков и еще кое-какую мелочь выдали в оружейной королевского двора, после того, как Баграт представил меня "моему" десятнику.
   Впрочем, неприятных моментов тоже было немало. К примеру, выданный меч совсем меня не порадовал: тяжеленный и не острый клинок без гарды с неудобной скользкой рукоятью. Я хмуро разглядывала его, не представляя, как мне с ним обращаться, когда внимательный десятник предложил:
   - Тут, на окраине, хороший оружейник есть. Хочешь, провожу? Подберешь себе другой, по силам.
   Я с радостью согласилась, и мы тут же улизнули из казармы. Веррен уверенно провел меня тесными проулками. Темная, покосившаяся кузница ютилась за городским валом, на границе широких лугов. Веррен по-свойски толкнул калитку, он бывал тут уже не впервые.
   Мастер выглядел изможденным и худым. Он критически окинул меня взглядом, и поманил в сарай. Прошла за ним не без волнения. Там, под потолком, на поперечной балке в специальных пазах, висели всяческие мечи, около двух десятков. Оружейник по одному снимал их и передавал мне, а я прикидывала вес в руке, и делала несколько выпадов.
   Строго говоря, ни одни из предложенных клинков не отличался изяществом и надежностью, серая мутная сталь не внушала доверия, да и рукоятки не "вплавлялись" в ладонь. Но многие из них подходили мне по весу, а один понравился больше других тем, что имел поперечину. Недостаточно длинную, чтобы называться гардой, но вполне способную защитить пальцы, если вдруг однажды вражеский клинок соскользнет по моему до рукояти. Его я и выбрала.
   Денег у меня оставалось немного, и я побаивалась, что их не хватит, но, на удивление, оружейник попросил вовсе мало, при условии, что я оставлю ему свой нынешний меч. Я согласилась с радостью. За дополнительную плату он подобрал простые деревянные ножны, и, возвращаясь с Верреном в казарму, чувствовала себя почти счастливой.
   За время нашего недолгого отсутствия ничего значимого не случилось, но вернулись мы как нельзя вовремя: тем же вечером нас, всю Синюю сотню, спешно подняли, и приказали выступать, не дожидаясь рассвета. События разворачивались настолько стремительно, что я даже не успела запомнить других разведчиков из своего десятка. Хороший момент заключался в том, что не одна я выглядела растерянной в царящей суматохе.
   Приглядываясь и прислушиваясь, я старалась запомнить как можно больше. Втянутая в распрю, не зная начала, не понимая причин, остро чувствовала собственную бестолковость. Ведь рассказывал же кто-то из Охотников недавно, с чего началась свара между Южным и Северным Всхолмиями! Не слушала. Теперь приходилось проявлять максимальную осторожность и предельное внимание.
   Немного облегчало мое положение присутствие среди армии Южан довольно внушительного числа не коренных жителей Всхолмий, и даже не рожденных на острове. Другое дело, что с ними мне приходилось осторожничать вдвойне, по вполне понятным причинам.
  
   *
   На открытой равнине два десятка всадников видны издали. Понимая это, десятники, после короткого совещания, отмахивают направление в объезд: по низине, вдоль реки, по кромке болота. Покосившись на высокое солнце, понимаю: к вечеру вернуться мы не успеем. А ночью... ночью из лесов только и жди неприятностей. Здесь, за пределами занятых армией территорий, мы не защищены ни от чего.
   Обойдя поля, разделяемся, как всегда: десяток Герха обходит лесок по левой стороне, десяток Веррена по правой. Встречаемся у мелкой речки с не запоминающимся названием через сутки. Скоро здесь, по этим дорогам, идти нашим обозам. На их пути не должно быть укреплений, которые хоссы могли бы использовать для засад. То есть не должно быть ничего, поскольку "укреплением" в военное время может стать как постоялый двор при дороге, так и охотничья избушка, не говоря уж о деревнях.
   После нашего рейда ничего живого и не остается.
   Пока в утомительных переходах шли по чужим землям, по которым уже прошла армия, было довольно скучно. Потом стали все чаще натыкаться на партизанские отряды, набегавшие, как правило, ночью, и действующие довольно умело. Синей сотне сразу прибавилось забот, а мне убавилось сна. Однажды, вернувшись из разъезда, наткнулась на Баграта, тот хлопнул меня по плечу по-приятельски, словно давнюю знакомую, похвалил сдержанно:
   - Говорят, не последняя?..
   - И не первая, Баграт. - возразила в тон.
   - С коня не падаешь... - одобрительно протянул. Да уж, Росни, долг за мной пред тобою неоплатный.
   Веррен зло поглядел вслед Баграту, и я поняла, что "синему" десятнику "черный" не по нраву. Наверное, для неприязни имелись основания, даже за короткое время Веррен успел произвести на меня впечатление прямодушного и решительного человека, хотя довольно злого временами. Раздражительность Веррена усиливалась с похмелья, а таковым он, надо признать, бывал часто.
   Впрочем, десятник старался поступать справедливо, и не допекал излишними придирками. Я не раз мысленно благодарила судьбу, пославшую мне такого командира! Ведь могло всё быть намного хуже.
   Десяток состоял из восьми мужчин и двух женщин. Среди мужчин только одному перевалило за тридцать лет, остальные выглядели моложе. Среди разведчиков редко попадались сильно возрастные бойцы, тут действовало правило: чем младше, тем лучше. Вторая женщина в десятке, Марни - или первая, если считать от начала - тоже была довольно юной, заметно моложе меня. Сама она точное количество своих лет не помнила, но предполагала, что не больше двадцати. Я даже предположительно не могла сказать, сколько лет мне самой, и подробный критический осмотр себя в зеркалах Мерцающих Дворцов не помог определить собственный возраст точно. Но нечто, мне самой непонятное, убеждало: я уже перешагнула возраст юности, хоть и до старости еще далековато. Пусть кожа лица не потеряла гладкости, у зеленых глаз не вились морщины, и в черных густых волосах пряталось всего несколько тонких прядок седины, но некое выражение, удивительное мне самой - ведь я совершенно не помнила, с чем оно связано! - выдавало три полных десятка лет безошибочно.
   В Марни сразу угадывался опытный воин, все ее поведение и облик говорили, что не первый год она ходит дорогами войны. Мне вначале рядом было очень неловко, я словно ребенок, вела себя довольно наивно. Но Марни совсем не обладала чувством юмора, и это мне даже помогло, так как избавило от неизбежных в другой ситуации насмешек.
   Марни оказалась довольно необщительной, и я вновь поблагодарила судьбу - не знаю, как бы пришлось выкручиваться, если бы в напарницы попалась любопытная болтушка.
   Ко мне она сразу отнеслась хорошо, а причиной послужил неприятный случай. Он отозвался во мне сильным раздражением, и дал столько пищи для размышлений, что я невольно запомнила первый день в походе.
   Казармы Синяя сотня покинула вечером, мы скакали всю ночь и половину следующего дня. Когда в полдень сотник Талли наконец разрешила первым двум десяткам встать лагерем и отдохнуть - моей радости не было предела, наш десяток попал в число первых двух. Мы остановились тут же, только свернули с тракта вниз к мутному озерку. Напоили и насухо вытерли коней, быстро развели костер, и потянулись к нему с котелками. Многие, как и я, предпочитали разводить вино теплой водой, а не пить его прямо из фляжки неразведенным. Я, хоть и сильно уставшая, не полезла в первых рядах к огню, мне вовсе не хотелось нарываться на конфликт и привлекать к себе внимание. Поэтому потихоньку ушла вдоль по берегу подальше в кусты, и там спокойно умылась, а когда вернулась в лагерь, также спокойно согрела воду. Большая часть разведчиков уже спала, я не стала тратить время попусту. Быстро перекусила черствым хлебом, и, плеснув в котелок из фляжки чуть-чуть вина, присела рядом с Марни, у самого края поляны. Разведчица заснула, я наделась вскоре последовать ее примеру.
   - Не спится? - окликнул меня разведчик из второго десятка. Я пожала плечами, всем видом демонстрируя нежелание вступать в разговоры. Но он не отставал, прокрался вдоль линии уснувших, и нахально подсел ко мне.
   - Да ладно тебе!.. - оскалился заигрывающе, поглядывая хитро и неприятно. - Уж будто бы никто не знает про хахаля твоего, этого, черного! Чего ж он тебя получше-то не пристроил, а? Здесь ведь доля трудная!
   - Нет у меня хахаля. - сквозь зубы проронила, всеми силами сдерживаясь, чтобы не треснуть по наглой физиономии прямо котелком. - И вообще, иди отсюда, нам отдыхать приказано.
   - Ну, так это теперь нет! А хочешь - будет?.. - очень понятно предложил тот.
   - Иди. - повторила сквозь зубы, надеясь, что нас никто не слышит. - Давай, вали! Ничего не хочу. Нечего тебе тут делать!
   - Ну и напрасно. - обиженно протянул разведчик, поняв, что я не ломаюсь, а действительно стараюсь от него отвязаться. - Я ласковый. И щедрый. Ты бы своего черного враз со мною забыла!..
   Не выдержав, я очень понятно потянулась к отстегнутым ножнам. Он хохотнул, и встал.
   - Да не полезу я силком, не боись! - успокоил весело, я не поняла, что его так насмешило. - У нас тут так принято, что любовь - только по согласию. А ты все-таки подумай, слышь? Я подожду.
   - Нечего ждать... - проворчала, отворачиваясь от слишком легкомысленного поклонника.
   - Ну, это как поглядеть! - по-прежнему весело возразил тот, помаленьку отступая в кусты. - На мой вкус, так есть чего. Ты подумай, подумай!
   - Вали отсюда! - шепотом заорала я. Он опять рассмеялся, и пропал в лесу.
   Уткнувшись в пропахшую конским потом седельную суму, я понемногу приходила в себя. Значит, теперь я - подружка Баграта? Бывшая подружка, брошенная и несчастная... Ужас. Интересно, с какого перепою им такое приснилось?! Я очень надеялась, что не сам Баграт виновник слухов, мне решительно не хотелось думать о нем плохо. Хотя, немного остыв, я посмотрела на ситуацию под другим углом: если предположить, что "черный" десятник мой любовник, пусть и бывший, то в этом для меня заключаются определенные выгоды. К примеру, могу держать на расстоянии слишком ретивых поклонников страхом перед ним. Да и собственное одиночество так легче объяснить, мол, по бывшему дружку сохну...
   Перед глазами всплыло заросшее жесткой щетиной одутловатое лицо, с грубыми крупными чертами и мне тут же пришлось глотать невольный смех. Да уж, есть от чего засохнуть женскому сердцу. Но, опять же, почему бы не принять игру? От меня не убудет, сам Баграт на "отношения" не нарывается, так пусть болтают. Спорить-то опасно, мало ли какие сплетни всплывут, а так, попробую использовать ситуацию в своих интересах.
   И чего я разнервничалась? Ну, подумаешь, парнишка заигрывает. Ничего ж серьезного. Да и мне кокетничать интереса нет, походит-походит рядом, да успокоится. И почему меня так разозлило мужское внимание?
   - А ты молодец, ты его правильно отшила. - совершенно не сонным голосом одобрила Марни. Я вздрогнула. Она повернулась в мою сторону, и пояснила без смущения: - Этот охломон уже всех баб в разведке перебрал, такой неуемный! Он вишь, разговору научен, подход к женскому сердцу знает... ему мало, кто отказывал. Ласковый - это он не врет, ладный мужик. И не жадный, да. Но - ненадежный. - она помолчала, оценивающе разглядывая меня, и повторила: - А ты - молодец, не поддалась! Умная.
   Я смущенно спрятала глаза. Молчать оказалось так же неловко, как говорить вслух. Я не умела легко болтать на "эти" темы.
   - Ты новенькая, не обвыкла еще. - пояснила мудрая Марни. - Эт ниче, что мужики подходят, эт так везде. Ты сильно плохо о нас не думай. Сильничать они не будут, за такое и на осину вздернут запросто, Талли строгая по этой части. Да и наш Веррен шалости не одобряет. Но тепла-то всем хочется, да и ласки перед смертью. Мы ж тут живем, как в последний день. Кто завтра проснется, кто нет? То-то!.. вот и радуются все, как могут. Один пьет, другой баб мнет. Может, не убьют тебя сразу, так сама еще по ласке-то затоскуешь...
   Я закрыла глаза и стиснула зубы. Хватит, Марни, прошу тебя - хватит!
   Она подумала, что я отключилась, и тоже через минуту заснула.
   Вот с этого-то неприятного эпизода проснулись симпатии Марни ко мне. Я только удивлялась поворотам судьбы.
   Впрочем, спокойных привалов и возможностей побеседовать у нас оказалось не так много. Мы нагнали-таки армию, нагнали, чтобы тут же попасть в месиво - хоссам удалось скопить силы, превышающие армию южан в трижды, и теперь они уверенно отодвигали захватчиков со своих земель.
  
   *
   Привычно тоскую. Если с полуночи звездное небо еще и подкидывает иной раз темы для размышлений, то четвертое дежурство, приходящееся на последние часы перед рассветом, самое муторное. Ужасно хочется спать, во-первых, и именно в него спать нельзя, потому что лучшего времени для внезапного нападения не найти, во-вторых. Не успеваю присесть на чурбак у разбитой коновязи, как вижу Веррена, прокрадывающегося на сеновал вглубь двора. Некоторое время назад в него уже прокралась красивая девка, следом - мелкий деревенский мужичонка. Представив себе реально, чем может закончиться потасовка между ними, остаюсь спокойно сидеть на месте. Жилистый и неожиданно сильный, несмотря на свою худобу Веррен легко мог справиться с двумя такими "соперниками" одновременно. Местному ревнивцу выбьют зубы, Веррен же научится... сдержанности. Возможно.
   Сразу же оттуда начинают доноситься женские глухие взвизги, потом, вышибая собою хлипкую дверь, вылетает незадачливый защитник, следом появляется десятник, мечом в ножнах сносит в бешенстве остатки коновязи - хорошо, я успела к тому времени пересесть к колодезному срубу. Хотела уже приподняться, показать, что дежурный не нагло спит, а чутко стережет, но, верно оценив состояние командира, решила не попадаться под руку.
   Со злостью пнув дверь в сарай, где отдыхает десяток, Веррен громко высказался по поводу родственных связей свиней и наглых мужланов. Безошибочно определив причину несостоявшегося свидания, покатываясь в беззвучном хохоте, проснувшиеся разведчики тычут друг друга в бока локтями, перемигиваются, кивая на десятника. Мне тоже смешно, но и мальчика жаль.
   Поскольку шло время именно моего дежурства, то есть сидения на корточках и с умным видом разглядывания прошмыгивающих мимо хозяйских кошек, на предмет упреждения провокационных действий противника, вопль десятника меня не вырвал из сладких объятий сна. Он не резанул по нервам в самый желанный - предутренний - час. Наоборот, появление Веррена скрасило последние минуты муторной повинности, потому раздражения на командира не испытывала. Поглядывая в бледнеющее небо, гадала: закончатся наши поиски сегодня, или придется и дальше обшаривать чахлые рощицы. А найдем ли чего - кто знает?..
   - Мечтаешь? - прямо над ухом зло прошипел Веррен. Я сделала вид, что прекрасно его видела, и специально так тихо сижу.
   - Слушаю, - ответила честно, я действительно до последних минут вслушивалась в близкий лес. Он меня тревожил. Веррен удивленно посмотрел поверх моей головы в ночь, не понимая, чего слушать, когда кругом такая тишина. Та тишина, которая мне и не нравилась. - Утро близко, командир, а лес не просыпается. Прислушайся сам! Ну?..
   Он вновь пошарил взглядом по сторонам, но ничего не понял, и сел рядом со мной, наклонился поближе, спросил уже без злости:
   - И чего тебя беспокоит?
   - Утро вот-вот наступит, а птицы молчат. Они уже гомонить должны, им уже утро. А они молчат. Почему? Я такого не припомню, чтоб лес поутру как вымерший был.
   - На что думаешь? - прямо поинтересовался десятник. Я чуть не подпрыгнула от такого доверия. Ничего себе, ответственность!
   - Не знаю. - честно ответила, боясь сказать лишнее, но в то же время и молчать мне ни к чему, ведь и моя жизнь под угрозой. - Охотники говорили... - вторая сплетня, ходившая про меня, гласила, что я толи тайная жена Охотника, толи его незаконнорожденная дочь. - Говорили, что иногда лес так замолкает перед большим кровопролитием. Ну, вроде как зверье чувствует смерть, и сбегает.
   О том, что об этом мне рассказывал не Охотник, а эльфийский принц, благоразумно утаила.
   - Ага. - вовсе не обескураженный Веррен вновь пытливо посмотрел в чуть просветлевшую тьму. - Ну да. А я еще вчера подводы заметил... подумал - от нас они деру дают, ну, от разведки... а выходит, они от резни сбегали...
   Теперь я в удивлении смотрела на него, пытаясь понять глубинный смысл сказанного. Десятник сплюнул на землю, и вскочил. Он вновь злился, и мне подумалось, что больше я от него ничего хорошего не услышу, но он вдруг по-доброму пояснил:
   - Местные еще вчера ввечеру семьи из деревни повывезли! Не все, конечно, но многие. Хотели, видать, незаметно удрать, да я увидел, когда дуру эту вон... обхаживал... Засаду они нам готовят, не иначе! И мы в нее почти попались. Потому и лес твой молчит.
   Он убежал, оставив меня сидеть с открытым ртом. Единственный ответ, вертевшийся на языке, был крайне глупым: "не мой это лес!".
   Десяток поднялся тихо и споро. И пяти минут не прошло, как разведчики тенями засновали по двору, собираясь покинуть коварную деревню. Они второпях седлали коней, и оборачивали им копыта ветошью. Я тоже бросилась к своей лошади. Итак, вполне возможно, что наша жизнь сейчас зависела от нашей же расторопности.
   - Пойдешь первой. - приказал мне Веррен, когда мы тихо выломали колья по дальнему краю высоко забора, и осторожно, по одной выводили лошадей, стараясь произвести как можно меньше шума. - Ты ночью как кошка, так что будешь смотреть. Мы - за тобой, коли тихо пройдешь. Ну, а коли наткнешься...
   - Я дам знать. - заверила шепотом, прислушиваясь к уже не внушающей доверия тишине. - Постараюсь не умирать молча.
   Он хохотнул в рукав, и махнул рукой, поторапливая. Я вступила под тень редкой опушки, пошла самым краем леса, стараясь держаться ближе к деревьям. Нынешняя ночь, некстати лунная и безоблачная, давала еще достаточно света, чтобы обнаружить крадущуюся по открытой местности тень, если на опушке уже засада.
   Хорошо, что лес здесь был довольно редким, плотные заросли встречались лишь изредка. Иначе нам никогда не удалось бы так тихо скрыться из окруженной деревни, будь мы вынуждены продираться сквозь бурелом.
   Я чутко слушала ментал, отыскивая возможных врагов в коварной ночи. Ничего. Молчаливый лес был пугающе тихим. Что ж, я буду рада ошибиться в своих страхах, это лучше, чем недооценить опасность. Торопясь и осторожничая, одновременно, я пробиралась по опушке, уходя все дальше от деревни, оставляя позади сначала пустое, незасеянное поле, потом заливной луг, потом...
   Потом я оказалась на самом краю болота, и остановилась, поджидая десяток. Деревня осталась позади, в часовом пешем переходе. Если там нас и поджидали неприятности, теперь мы находились от них на изрядном отдалении.
   Ждать долго не пришлось. Четверти часа не прошло, как весь десяток собрался рядом со мной, вокруг хмурого Веррерна.
   Утреннее небо голубело, горизонт вовсю полыхал золотом. Веррен вприщур смотрел на дальний край, и оставленную деревню.
   - Ладно, потом поквитаемся. - решил он, и полез сматывать тряпки с копыт лошади. Десяток, поняв командира, тут же стал готовить своих лошадей в путь.
   Я понимала его досаду, и отчасти, разделяла ее. Уходить вот так, трусливо сбегая от горстки крестьян лихому десятку... н-да, есть в этом нечто унизительное. Но наше прямое задание все еще оставалось невыполненным, и приходилось спешить, откладывая планы мести в долгий ящик.
   - Слышь! - окликнул меня командир, я подъехала, ожидая очередного поручения или злой брани - у него и то, и другое бывало запросто, но он лишь хитро усмехнулся: - А ожил твой лес, ага!
   Да, здешние окрестности не молчали, они шумели и гомонили, приветствуя очередной день. Интересно, узнаю я когда-нибудь, почему замолчал лес вокруг деревни, или так и останусь в неведении?
   Подгоняя лошадей, мы углубились в редкий лесок, вслушиваясь и всматриваясь по сторонам. Где-то тут, если верить данным прошлой разведки, должен идти глубокий овраг и начаться болотистая местность. На первый взгляд - гиблое место, непроходимое. Но двигаясь по правому краю оврага, можно было попасть по другую сторону болот, на широкие равнины Заозерья. Там, где-то в одном из глухих уголков, северяне основали мощное поселение. Захваченные пленные хоссы говорили, что оттуда постоянно приходят караваны с оружием, и Синей сотне было приказано разведать, где именно его куют. Мы искали уже вторую неделю, но ни намека на описанную пленными местность не находилось, да и рассказы наших же разведчиков, как-то якобы обнаруживших тот самый овраг, пока ничем не подтвердились. Мы продолжали искать, тщательно обшаривая каждую попавшуюся долинку. Время, выделенное нам для поисков, подходило к концу, вот-вот Веррен мог приказать возвращаться. А возвращаться ни с чем к Талли... довольно опасно, что и говорить.
   Но мы их все-таки нашли.
   Добротные срубы хитроумно прятались в надежном кольце, укрытые с двух сторон болотами, с третьей - безымянной речушкой. Двое суток мы наблюдали за деревней, бесшумно затаившись в густом перелеске у края болот. Вызнавали общее расположение дворов, высчитывали количество возможных защитников, высматривали кузницы, склады с готовым оружием и дыры в оградах.
   Думаю, партизан подвело собственное легкомыслие. Они настолько уверенно чувствовали себя здесь, среди болот, что совершенно не таились, их караул носил скорее символическое значение. Охранники откровенно спали на дежурстве, а ночная стража и вовсе временами состояла из одного дозорного.
   Мы прокрались к деревне под утро, тихо сняли охрану у ворот, подпалили заранее высмотренные склады и кузницу. Вдвоем с еще одним разведчиком, вооружившись луками, взобрались на крышу избы местного старосты, и спокойно уложили по десятку хоссов каждый, пока Веррен с остальными дрался внизу.
   Убедившись, что деревня надежно пылает, мы выскользнули в ранее разведанные лазы, прыгнули в седла, и, той самой тропкой, что привела нас, помчались прочь. В этот раз перед нами не стояло задачи перебить северян, нас послали лишь найти, где ковалось оружие. Мы не только нашли, но и изрядно "пошумели".
   Правда, вернулось нас семеро из одиннадцати, ну так что. Война.
   Обожаемый сотник изругала вернувшегося Веррена последними словами, из всего потока повторить можно лишь одну фразу: "...шлялись две недели, курицыны дети?.."
  
   *
   Впереди драка. Я чувствую.
   Ломая строй подлетаю к Веррену, предупреждаю десятника. Он уже давно не задает глупых вопросов, привык к моим странностям. Пришпоривая лошадей, мы выхватываем мечи, и, сразу, за поворотом, влетаем в рубку.
   Некогда ни оглядываться особо, ни раздумывать, ни выяснять причины. Сцепляясь с первым подвернувшимся под руку северянином, ныряю под огромный изогнутый меч, резко взмахиваю своим, и быстро, не останавливаясь в движении, "проваливаюсь" дальше вниз, скрываюсь за конской шеей как за щитом. Он слишком долго раздумывал, удивляясь моему трюку, я оказываюсь проворнее на полвздоха, потому умудряюсь выжить. Он - нет. Огромное копье, направленное опытной рукой, могло оказаться смертельно опасным для нормального воина, но не для низкорослой женщины, оно пролетает точно над моей головой, даже волос не задевает. Распрямляясь в седле, закручиваюсь слева направо, не глядя "роняю" себя через плечо и назад, в режущей кривой. Хосс хрипит, хватаясь за горло, из-под пальцев упругой струей ударяет кровь. Его конь взбрыкивает, и уносит его проч. Лошадь подо мной всхрапывает, и пятится: прямо ей под ноги валится из седла женщина в зеленых наручах, разрубленная от шеи до пояса. Я согласна с лошадью, потом, когда у меня будет немного свободного времени, я тоже попробую изобразить нервный припадок. Но сейчас не тот момент, милая, так что не подводи!
   Все заканчивается вдруг, как всегда. То есть еще около десятка хоссов, спешившиеся, пытаются размахивать мечами, но среди разведчиков - трое лучников. Мне даже не пришлось покидать седла, дважды свистнули стрелы моих товарищей, и один раз пропела моя тетива. Выжившие хоссы, осознав тщетность сопротивления, побросали от себя оружие, и встали на колени, подняв руки над головой. Подождав, пока разведчики окружили пленных, я убираю лук, застегиваю колчан, и тщательно обтираю куском ветоши сильно замазанный кровью меч. Инцидент, как выражаются господа эльфы, исчерпан.
   Переловив нервно всхрапывающих хосских коней, привязываем их к телегам, и лишь потом здороваемся с Зелеными; почти все - друг с другом знакомцы. Привычно сортируя трупы по разным сторонам дороги, сторожим пленных, насыпавших земляные холмики, и слушаем рассказ Зеленых: обоз большой, половина телег с оружием, половина с провизией. Сопровождало его четыре десятка, в первой же стычке полегла четверть, теперь, после второй, и вовсе половина, сам сотник ранен в живот. Вспомнив некоторые навыки зашивания рваных ран, на всякий случай иду на него посмотреть.
   Сотник Зеленых корчится в куче собственных внутренностей, подвывает, и непотребно ругается. Понимая, что ему уже не помочь, отхожу к телегам, использую краткую передышку с пользой: разуваюсь, заново перематываю портянки, и подгоняю, наконец, по длине ремень от колчана. Затягиваю туго, проверяя удобство расположения стрел. Колчан сразу плотно прилипает к спине, именно так, как должен лежать.
   Веррен хмуро молчит, три десятника с зелеными наручами - тоже. Пора двигаться, мы не можем задерживаться долго на неохраняемой дороге. Нам скорее надо вперед, к армии. Конечно, теперь мы не бросим обоз, мы доведем его хотя бы до первых своих заслонов. То есть игры со смертью еще трое суток, как минимум. Веррен кивает, машет разведчикам рукой. Подзывая, показывает раскрытую правую ладонь.
   Остатки Зеленых - два неполных десятка из четырех изначальных, распределяются равномерно вдоль обоза, телеги, скрипя, ползут. Пятеро Синих с Верреном уходят вперед, в глубокую разведку, мы, оставшаяся пятерка, отпускаем обоз на расстояние четверти часа, и тоже трогаемся.
   Обозы тянулись в обе стороны, в одну - с продовольствием, в другую - с ранеными. Зеленую сотню постоянно пополняли, но, встречаясь с их дозорами во время своих рейдов, каждый раз удивлялась, до чего же их мало. Передовая армия - это передовая армия, несколько тысяч вояк не имеют лиц. А Сотня охраны - это сотня знакомых и приятелей, встречаемых каждый день, спящих у твоего костра и накормивших тебя своим ужином.
   Нам тоже доставалось. Теперь все чаще Синих отправляли в ночные вылазки, дерзкие, кровавые налеты. Я не любила после о них рассказывать, но у войны три цвета: седой, багряный и горячих слез. Все остальное - по выбору. Личному выбору.
  
   *
   Отдых, как всегда, оказался вдвое короче обещанного. Приоткрыв один глаз, вижу Талли, понимаю - надо просыпаться сейчас. Чтобы не делать этого потом в седле.
   - Пять. - отрезает Талли, оглядывая ряды вяло зашевелившихся разведчиков. - Больше не позволяю! Веррен, замолкни. И ты тоже, Герх. Пятерых выбирайте, и вперед. Того по макушку хватит. Нам наступление не сегодня - завтра светит, вы что, хотите меня совсем воинов лишить, вояки?! Кстати, из вас-то кто пойдет, решили? Не думаете же, сосунки, вдвоем на прогулку съездить?
   Герх протягивает ладонь с монеткой, Веррен хмуро кивает, и с силой бьет по руке снизу. Прочертив светлую полоску, монетка возвращается точно в лоб Веррену, отлетает под ноги Талли и теряется среди соломы. У сотника нехорошо сужаются и без того неширокие злые глаза, оба десятника тут же ныряют вниз, сосредоточенно шурша, ищут вестника судьбы.
   Я успеваю проснуться ровно настолько, чтобы принять сидячее положение, и открыть второй глаз. Веррен, сияющий, первый находит жребий и сует Герха носом в пол: смотри, мол, мне выпало. Герх, небрежно сунув монетку в карман, тут же исчезает. Веррен пытается снова заглянуть в лицо Талли, она произносит спокойно:
   - Пять, я сказала. - и тот тоже успокаивается. В нормальном, не нервном состоянии, Талли выражается исключительно непотребно. Ровный тон не предвещал хорошего.
   Добровольцев среди Синей сотни хватало всегда, отбавить бы маленько, так в самый раз. В разведчики и подбирали таких, бесшабашных, готовых сунуться куда надо и не надо. Потому сидела я спокойно, понимая, что пятерых-то точно и без меня найдут. И даже решила заново спать улечься, но Талли, почему-то передумав, вдруг разрешила:
   - Ладно, сопляк. Бери весь десяток.
   Поднимаясь, иду умываться во двор.
   На сборы нам, как всегда, времени не дали, мало того, что жевали на ходу, так еще и перепоясываться едва ли не в седлах пришлось. Веррен, бледный, явно с похмелья, объявляет:
   - До Красновки идем, опять там обоз затерялся.
   И я понимаю, насколько неудачно начинается день: речка Красновка славилась исключительно обилием партизанских отрядов, а название оправдывалось количеством пролитой в ее воды крови.
   Следы обоза тянутся вплоть до приречных деревень, на третий день натыкаемся на обширную выжженную поляну посреди полей вдоль дороги, тут и там в пепле валяются остатки разбитых телег, по краю, у кромки редколесицы следы недавно перекопанной земли. Постояв над ясно очерченными краями свежей могилы, понимаем: снова партизаны.
   С первых дней прихода на земли хоссов южане партизан крепко били, но, привычные к лесам северяне умели хорошо прятаться в непроходимых чащах, нападая на обозы с провизией и ранеными. Что с того, что счет на рейды Синей сотни вдоль берегов Красновки во всех направлениях шел уже не на десятки? Безопасней дорога от того не становилась. Зеленые дозоры помогали мало, партизаны часто пропускали мимо большие группы, нападая на отставших, либо зажимая в тиски среди знакомых ущелий. Все правильно, они находились на своей земле - мы нет. Привычным к степям южанам приходилось принимать тактику лесных вылазок, лес же они знали плохо. Возможно, потому и старались отправить с очередным рейдом хоть одного наемника, мы, как правило, хотя бы умели его не бояться.
   Поглядывая на блеклые дымки прятавшейся за леском деревушки, Веррен решает:
   - Деревню спалить! - ткнул пальцем поочередно в пятерых разведчиков, приказал: - вы, к деревне. Поторопитесь там, до заката надо успеть. Остальные - за мной!
   Он с половиной десятка лихо умчался дальше, вперед, в глубокую разведку. Мы, назначенные в карательный отряд, выполняем поручение со всей тщательностью.
   Ввечеру уходим на рысях, вперед, к месту назначенного сбора, увозя прикрученные к седлам туго набитые сумки с провизией и конским кормом; поглядывая за спину, видим ясный указатель недавнего нашего присутствия: два черных, ровных по случаю полного безветрия, столба дыма на месте бывшей деревни.
  
   *
   Талли, злее обычного, сидит, кусая прутик. По другую сторону стола - шесть десятников, все, сколько есть сейчас. Перед сотником поставлена невыполнимая задача: выбить хоссов с Голого Привражка, выбить немедленно. А кем?! Ни одного полного десятка, пополнение еще не подошло. Но приказ есть приказ, и она думает. Десятники тоже.
   - Значит, так. - решает, наконец, сотник, и все выжидательно смотрят ей в рот: - Слушайте меня, паршивцы, раскорячить вас об косяк...
   Улыбнувшись, тихонько отхожу от оконца.
   - Ну, что? - вяло интересуется второй дежурный, разведчик из другого десятка. - Что она?..
   - Ругается. - успокаиваю его и себя. Если Талли начинает сквернословить, значит, настроение хорошее. То есть что-то на уме у шалого командира разведчиков есть.
   Несколько раз я оказывалась раненой, не смертельно, но довольно болезненно.
   Однажды, попав под прицельный обстрел засевших на скалах лучников, мы едва не погибли. Хоссы били в упор, а мы неслись галопом, не в силах ни защититься, ни спрятаться. Преодолев страшную расселину, десяток не досчитался двоих. Остальные разведчики получили ранения, некоторые - довольно серьезные. И я не избежала общей участи, длинная хосская стрела пробила куртку насквозь, прошла от плеча до бедра навылет, но поранила не сильно, порвала только кожу, не задев глубоко.
   Крови было много, Веррен, не слушая возражений, тут же отправил меня в походный лазарет, я удрала из него тем же вечером.
   Моя напарница в десятке, красивая сильная девушка, без вопросов утянула меня к ближайшим кустам, и занялась лечением. Содрав намотанные кое-как пьяным лекарем грязные тряпки, Марни приказала строго: "раздевайся!". Нахмуренно подождала, и видя мою оторопь, также строго спросила: "гнить хочешь?". Гнить заживо я совсем не хотела, и подчинилась. Веррен сел на землю, я легла спиной ему на колени, а он сильно прижал меня к себе, сдавив мне руки в мертвом захвате. Марни тщательно промыла длинную рану вином, и перевязала чистыми тряпицами. Я в это время билась в агонии и только старалась не визжать, когда пропитанный вином тампон вычищал попавшую в рану грязь. Умелые руки бывалой напарницы управились быстро, она не заставила меня мучиться ни на миг дольше необходимого. Веррен откровенно разглядывал меня без рубашки, и ухмылялся. В тот момент готова была его зарезать без жалости.
   Всю ночь после перевязки я приходила в себя. Рану жгло каленым железом, терзавшая боль временами становилась невыносимой, и тогда я тихонько скулила, зажав себе рот рукавом. Но под утро словно легкая рука мягко стряхнула с меня боль, я уснула мгновенно, крепко и без сновидений. Продрав глаза ближе к полудню, нашла похрапывающую рядом Марни и новенького мальчика из десятка, чутко стерегущего наш сон. "Веррен сказал вас дождаться, а после двигать к Чистым источникам. - серьезно объяснил парнишка. - Завтра вечером он нас там встретит". Хорошенько выспавшись, и без спешки наевшись, мы поспешили к своим. Садясь в седло, я боялась лишний раз вздохнуть, боялась возвращения ночного кошмара. Но боль не вернулась, бок саднил и временами покалывал, всё это в сравнении с пережитым ощущалось легкой щекоткой.
   Через два дня мы с Марни залезли под обозную телегу, так как я наотрез отказалась вновь раздеваться публично, и она заново перевязала меня, на этот раз обмазав вспухшие края раны чистым маслом. Вновь накрепко перетянула бинтами. Через неделю, в очередной раз сняв бинты, Марни скупо улыбнулась: рана зарубцевалась окончательно. "Теперь легче будет!" - утешила понимающая девушка, вновь протирая выступившую кое-где кровь вином и перевязывая в третий раз.
   Ее забота трогала до слез, я не знала, чем могла бы расплатиться с ней за ее хлопоты. Но Марни на корню обрубила мои жалкие попытки благодарности: "успеешь долг вернуть! - сказала строго. - В походе завсегда так, нынче я тебе царапины мажу, после, глядишь, ты меня на горбу потащишь!"
   Оценив внушительные габариты Марни, невольно расхохоталась. Она с готовностью поддержала, рассмеявшись в свой черед, даже не поинтересовавшись причиной веселья.
   Второй раз столкнуться с прелестями лазаретного быта мне пришлось примерно месяца через два, когда короткое толстое копье - дротик - скользнуло вдоль ребер, и ткнуло в бедро.
   Драка с хоссами случилась у самой нашей заставы, мы возвращались из двухдневного тяжелого рейда, усталые и подавленные - разведка прошла неудачно, поиски в этот раз не увенчались успехом. До южной заставы оставалось преодолеть два пригорка, когда они налетели на нас - превышающая десяток вдвое конная засада. Прорубаясь сквозь визг и звон, я попала между двумя всадниками, вооруженными копьями. Это самая опасная ситуация для конника, попасть вот так, между двумя верховыми копейщиками: нанижут как муху, вперекрест, и не уклониться, ни отбить атаку.
   Я позволила себе раздумывать только полстука сердца, и резко ударив пятками в бока лошади, "нырнула" на того, что был на два шага ближе. Он ударил точно, со страшной силой, я развернулась корпусом, пропуская копье вдоль себя. Перехватила меч левой рукой, правой вцепилась в выброшенное им до упора древко, и изо всех сил дернула на себя. Моя лошадь в этот момент очень удачно испугалась, и нервно отпрыгнула в сторону, почти по направлению моего рывка. Хосс вывалился из седла под копыта рубящимся в схватке конникам, дико заорал и перестал представлять угрозу.
   Но второй всадник в этот миг как раз достал меня - я скорее почувствовала, чем увидела, как слева, прямо на уровне сердца, мне под локоть влетает короткое толстое метательное копье - дротик. Времени для совершения каких-либо серьезных попыток уклониться или отбить его не оставалось, да я и не знала приемов, способных защитить от подобного смертельного удара. Спасла меня интуиция, я невольно взмахнула рукой, все еще сжимающей меч, клинок описал полукруг, словно я отмахивалась от набросившейся бешеной собаки. Ударив в центральную часть дротика, меч сбил его с направления, смертоносный наконечник ударил не прямо и насквозь, а наискосок, из-за спины вдоль ребер, и окончательно "завалившись" на излете, ткнулся в бедро. Хосс злобно выругался, и ускакал. Не раздумывая и не оглядываясь, мы помчались вперед, под укрытие своей заставы.
   В горячке драки я не оценила опасности. Неглубокая царапина - подумала вскользь, чувствуя, как под порванной курткой набухает и сочится кровью льняная рубаха. И лишь на заставе, попытавшись слезть с седла, и рухнув в точно подставленные руки Веррена, поняла: все-таки не царапина. "Не царапина" продержала меня в лазарете до конца осени, до первых заморозков. Синяя сотня давно "отстала", лазарет в суматохе отступления оказался в глубоком тылу. Я рвалась из него всеми силами молодой души, желавшей жить. Говоря откровенно, умереть в лазарете мне представлялось столь же возможным, как и в любом из наших рейдов, только в лазарете смерть выглядела еще непригляднее, чем в открытом бою. Здесь она воняла грязными телами, гнилыми бинтами и отрезанными, почерневшими конечностями.
   Как только я смогла сама забраться в седло, я удрала назад, на передовую линию обороны южан, разыскивая своих. Догнала десяток на четвертые сутки, злой с перепою Веррен изругал меня в прах за "бабью вредность", и тут же похвалил за "сознательность" - десяток здорово пострадал в последнем рейде, в седлах осталось всего шестеро бойцов. Семеро, считая со мной.
   От крови конский потник отстирать мне так и не удалось, я некоторое время здорово горевала по этому поводу: коврик был мне дорог тем, что это был последний из подарков Рэма. Но его нынешний неприглядный вид имел для меня и хорошую сторону, каждый встречный, бросив взгляд на столь явные следы моих походных заслуг, мог теперь предполагать во мне бывалого бойца.
   В том отношении, какое я вызывала в окружающих, заключалась очередная сложность: почти никто не воспринимал меня безразлично. Ко мне либо приставали с вопросами, либо гадко сплетничали, либо намекали на любовь. Я терялась в догадках, чем вызываю подобный всплеск интереса, и не находила ответов. Рассуждая объективно, я не превосходила других женщин в разведке ничем. Во мне не присутствовало ни одного яркого качества, оправдывающего повышенный интерес со стороны мужчин. Многие разведчицы были красивее меня, и лицом и фигурой, и почти все - намного интереснее в смысле "общения". Статные, юные и сильные, они не чурались мелких походных радостей: любили и выпить, и завалиться в ближайшие кусты с очередных кавалером. На их фоне я выглядела угрюмой и невзрачной.
   От явных приставаний меня спасало подчеркнуто покровительственное отношение Баграта, моего бывшего любовника, по версии досужих сплетников, и довольно странные собственнические замашки Веррена - любовника нынешнего, по версии тех же болтунов. Он постоянно дергал меня по разным мелким поручениям, часто таскал за собой в короткие разведывательные вылазки, и вообще, приблизил настолько, что сделал почти своей тенью. Его постоянная раздражительность сильно утомляла, но поскольку юный командир вовсе не проявлял ко мне специфического мужского интереса, я терпела его выходки безропотно. Будь все наоборот, мне давно пришлось бы дезертировать.
   Еще одна сложность, которую я так и не смогла решить до конца - доспехи. О, если бы нашлись такие, из которых я не рисковала бы выпасть! Все время северного похода я искала подходящие, долго и тщательно рылась, обыскивая всех проходящих мимо торговцев - увы! Моя щуплость не учитывалась кузнецами, изготовлявшими воинскую защиту.
   Однажды мне попалась в руки короткая кольчуга, изготовленная на ребенка, возможно, на сына знатного князя. Ее украшали чеканные медные пластины, а у ворота кольца выплетались в затейливый узор, отдаленно напоминавших морду льва. Не раздумывая, я выменяла ее на пузатый серебряный кубок с вкрапленными мелкими красными камнями - трофей из захваченного недавно хосского каравана.
   Но кольчуга оказалась невыносимо тяжелой. Промаявшись несколько дней, однажды не выдержала, и подарила ее самому юному разведчику нашего десятка, мальчику, шестнадцати лет от роду. Мальчик надел ее с легкостью, снисходительно посмеиваясь над "женскими капризами". Он долго и гордо ее носил, пока однажды не попал под удар тяжелой хосской палицы.
   Умный конь вынес своего хозяина из кровавой рубки, мы утащили мальчишку в ближайший лазарет, под опеку грузной старой крикливой дамы. Лекарша ростом превосходила почти всех мужчин рядом, голос имела грубый и громкий, а над верхней губой у нее пробивались настоящие усики. Она легко, как котенка приняла с наших рук неподвижное тело, сама унесла в палатку, и больше мальчика мы не видели. В суматохе постоянных передвижений сотни разведки мы скоро оказались довольно далеко от того лазарета, да и рана его выглядела скверно. Не знаю, выжил ли он вообще.
   Спустя пару недель Веррен в очередной раз доложил сотнику Талли о потерях в десятке, и сотничий фуражир, хмурый и злой старик вычеркнул имя юноши из списка разведчиков.
   Попадая в рукопашные схватки, с удивлением обнаружила успешность эльфийских уроков. Я считала, что так и не смогла ничему научиться, и какова же была радость, когда выяснилось, насколько хорошо Эллорн сумел меня подготовить! Я настолько ужасно выглядела на фоне самого эльфа, что искренне полагала себя мало способной оказать какое-либо серьезное сопротивление.
   "Двигайся! - внушал эльфийский принц. - Не замирай. Не раздумывай. Не медли. Не останавливайся никогда, держи ритм. Двигайся!"
   Наука, вколоченная с синяками, оказывалась бесценным даром. Он сразу увидел мои слабые стороны, и дал мне единственную действенную защиту: он заставил меня любить быстроту и бить на упреждение. Я хранила его приказ как завет.
   К тому же многочасовые тренировки с Эллорном приучили не опасаться подпускать противника на длину руки. Конечно, эльф никогда бы меня не поранил, и этим он сильно отличался от нынешних моих противников, но привыкшая к постоянной близости его клинка, я не вздрагивала и не теряла духа от мелькавшего иногда перед глазами чужого оружия. Я просто старалась не замирать, не медлить, и не давать воли нервам, когда чужая кровь вдруг брызгала мне в лицо, мерзкими липкими кляксами оседая на руках и одежде.
   Да, мне по-прежнему не хватало опыта, однако знания имелись, они только дожидались своего времени. Не хватало лишь практики для закрепления. Сейчас, когда возможность попрактиковаться появлялась с пробуждением, многое вспомнилось. Эльфийская тактика ведения скользящего боя для меня оказывалась неоценима - при небольшом росте и малом весе она единственная позволяла получить превосходство над сильным, но тяжеловесным, медлительным противником.
   Тот меч, что я купила в первый день среди южан, я тоже сменила, еще на первом месяце своей службы. Однажды в разъезде к нашему лагерю подкатили несколько Зеленых верхами, с запасными лошадьми, сильно гружеными всяким барахлом. Они заговорщицки перемигивались, и похлопывали по наполненным тюкам у седел. Я не сразу поняла, чего им нужно, но Веррен, лениво улыбнувшись, процедил сквозь зубы:
   - Да ладно!.. Я ничего не вижу.
   Разведчики тут же вскочили, и столпились вокруг приехавших. Я, преисполненная любопытства, тоже подошла. Оказалось, Зеленые затеяли что-то вроде выездной торговли, у них в тюках оказалось множество занятных вещиц, необходимых в дальнем походе. Пока мои товарищи рассматривали затейливые пряжки и пузатые фляги, я не проявляла особого интереса, ведь мое снаряжение подбиралось еще Охотником, и было максимально практично - а большего мне и не требовалось. Но когда из-под небрежно наброшенных одеял один из Зеленых вытянул узкий длинный, чуть изогнутый меч в строгих кожаных ножнах со множеством вставленных чеканных пластин, и полированным наконечником, я судорожно выдохнула. Он еще не успел вынуть меч из ножен, а я поняла - это он. Тот клинок, который как влитой ляжет в мою ладонь, и станет продолжением моей руки. Я "почувствовала" его.
   Разведчики по очереди осматривали меч, и, не проявив особой заинтересованности, передавали дальше. "Слишком легкий" - заключили сообща. Парень, продающий меч, досадливо кривился, видимо, уже не первый раз он пытался сбыть его с рук. Стараясь не выдать внутреннего ликования, я как можно безразличнее взяла меч в свой черед. Легко вытянула из ножен, взмахнула, приноравливаясь: мельница, вертушка, рубящий удар. У продавца загорелись глаза.
   - Эй! - крикнул он, и ткнул своего соседа локтем в бок. - А тебе он как раз по руке!
   - Эммм... - протянула, не зная, как себя вести дальше. У меня не было денег, чтобы купить этот меч, пусть его цену пока и не назвали. Правда, у меня оставалось иное "средство обмена", но я не умела торговаться, и не знала, как повести разговор.
   Валявшийся у костра Веррен перестал изображать слепоглухонемого. Он заинтересовано нахмурился, приподнялся на локте, наблюдая за нами издали.
   - Хорошо машешь. - похвалил второй Зеленый, бесцеремонно оглядывая меня с головы до ног. - Вроде длинноват он тебе, а ловко получается!.. Ты откуда сама?
   - С материка! А тебе что? - с вызовом ответила, боясь, что сейчас опять мне придется врать о своем прошлом. Я ненавидела подобные разговоры, каждый раз всячески уходя от них. Что я могла рассказать о своем прошлом? Вообще ничего.
   - Да так... - удивился он моей агрессии. - Показалось, видел я тебя где-то...
   Только не это! Я чуть не бросила им меч и не убежала прочь. Но тут за спиной появился Веррен, взял из моих рук клинок, и стал рассматривать его на солнце, поворачивая под скупыми лучами с видом знатока.
   - Добрая игрушка. Гномья работа, не иначе. - вынес вердикт, возвращая его хозяевам. - Ну, и чего тут за спор?
   - Нет никакого спора. - примирительно протянул первый из Зеленых, подозрительно поглядывая то на своего, ставшего слишком задумчивым товарища, то на меня, все еще нахмуренную и недовольную. - Вот, девке меч приглянулся. Как мыслишь, подойдет он тебе? - спросил, обращаясь прямо ко мне.
   - Подойдет. - согласилась, обрадованная тем, как легко разговор перешел в безопасное русло. - Что за него хочешь?
   - А что дашь? - игриво поинтересовался тот масляным тоном. - Мож, прогуляемся вдвоем, красотка? Да обсудим в тишине. А?
   Я холодно посмотрела в узкие, сальные глазки, и промолчала. Хотелось надеяться, мое молчание вышло со смыслом. Веррен хмыкнул, и показал из-за моей спины ему кулак.
   - В своем табуне кобыл ищи, понял? - язвительно скривился в злой ухмылке. - Чё, зубы лишними стали?
   - Да ладно, мож ей понравится!.. - не отступался Зеленый.
   - Лишь бы тебе понравилось мерином ходить! - хохотнул десятник. Я немало удивилась такой горячей поддержке, а он ехидно продолжал: - Не к той стенке прислоняешься. Смотри, я тебе предупредил, если что... потом не жалуйся... она у нас на расправу быстрая...
   Я опять удивилась. И чего только о себе не узнаешь!..
   - Дёшево не отдадим. - вдруг вернулся в разговор второй Зеленый, все еще пристально разглядывавший меня. - Сама понимаешь, вещица штучная. Деньги есть?
   Я назвала, сколько у меня было. Первый фыркнул возмущенно, второй покачал головой. Остальные Синие, уже выбравшие для себя товары, теперь следили за нами с жадным любопытством. Возможно, они надеялись, что наше общение все-таки перестанет быть мирным, и тогда у них появится хоть какое-то развлечение. Но меня саму подобный исход не устраивал совершенно, довольно того, что теперь этот странный Зеленый явно в чем-то меня подозревал. Поэтому я полезла во внутренний карман, и на ощупь выбрала кольцо поменьше. Зажала в кулаке, оглядела оценивающе разложенное вокруг на земле барахло Зеленых. Кое-что из предложенного я все-таки не отказалась бы приобрести.
   - Жаль. - насмешливо протянул первый Зеленый, откровенно дразнясь, поворачивая меч у меня перед глазами и так и эдак. - Глянь, какой занятный! И тебе впору! А ты ломаешься... прям, какая недотрога...
   - Слюни утри! - зло посоветовала, невольно сжимая кулаки. - А то потом ножны не отмыть.
   Синие захохотали. Зеленый довольно осклабился:
   - Злая! Ах, люблю я таких!..
   - Заткнись. - тихо одернул его Веррен, и, даже не оглядываясь, я почувствовала, как исчезла его улыбка.
   Зеленый скривился еще паскуднее. Дело принимало вовсе нехороший оборот, и я решилась.
   - Я вам вот что предлагаю. - со всем возможным притворным равнодушием я подняла вверх ладонь с кольцом.
   Синий камушек блеснул искрами. Все замерли. Может быть, на фоне изысканного ожерелья, или других эльфийских украшений кольцо и выглядело грубо, но здесь, среди корявых лесов и грязных дорог, в компании провонявших потом и конским навозом вояк, оно смотрелось... удивительно.
   - О-о-о... - протянул первый Зеленый, враз утратив игривое настроение. - Ты чего, недавно казну ограбила, что ль?
   Я подняла ладонь еще повыше.
   - Отдам за меч, но не только. - предупредила Зеленых, и глянула на разведчиков. Те тоже стояли с открытыми ртами. Похоже, все-таки я нарвалась на сплетни - подумала с досадой. - Это вам плата за всех нас будет. И еще мне тут кое-что приглянулось, так, по мелочи... ну, что скажете?
   Зеленые переглянулись, но выражение их лиц уже сказало мне - они согласятся. Они вполне понимают настоящую стоимость кольца. Я могла просить вдвое больше - и тогда они не остались бы внакладе, так что сделка уже заключена.
   - Давай. - наконец ответил второй, и небрежно ткнул носком сапога сваленные на земле тюки с товаром. - Выбирай, чего хочешь.
   Первый жадно потянулся к кольцу, но я сжала ладонь. И протянула другую руку за мечом - он отдал его поспешно, и тогда я передала ему кольцо.
   - Командир! - окликнула собравшегося уходить Веррена. Он оглянулся удивленно. - Ты ж вроде жаловался, что проигрался сильно последний раз? Вон, глянь у них по тюкам - может, себе что выберешь. За всё уплачено.
  
   *
   Затаившись в высокой сухой траве, мы наблюдаем за дорогой. Там, внизу, как раз под нами, только что показались первые телеги, и я напрягаю зрение, стараясь разглядеть: чьи? Если обоз наш, то почему нет впереди обязательного Зеленого разъезда; если не наш, то опять же, какой-то совсем неохраняемый. Подвод много, около двадцати, они тяжело груженые, плотно укрытые, не поймешь, что везут. Возницы все сильные, возрастные мужики, женщин почти нет. Веррен, толкнув меня, показывает соединенные в кольцо большой и указательные пальцы, знак "западня", я согласно киваю. Правильно, мне тоже не нравятся неохраняемые обозы. Слишком уж на ловушку смахивают. Десятник поочередно тычет пальцем по направлению движения телег, в меня, в себя, вниз назад.
   Стараясь как можно меньше шевелить смерзшуюся сухую траву, сползаю с пригорка, тихо крадусь по опушке, держась наравне с первой подводой.
   Именно потому, что чувствую чужое присутствие задолго до возможной встречи, остаюсь живой. Ментальный посыл множества человек открылся вдруг, разом, я рухнула в ближайшие кусты, свернулась клубком. Затаив дыхание, разглядываю вереницу хоссов, направляющихся как раз в сторону оставшихся разведчиков, и понимаю: если олухи сейчас хоть немного расслабились, по возвращении найду очередную могилу.
   Переждав пару часов, возвращаюсь, и радуюсь, что волновалась зря. Все живы. Партизаны не увидели группу разведки. Веррен, сосредоточенно хмурый, решает непростую задачу: необходимо срочно вернуться, но при этом каким-то образом обогнать незамеченными хитроумную хосскую приманку с телегами на тракте, по которому и надо, собственно, вернуться.
   На то он и десятник, чтобы думать. Пользуясь главным правилом разведчиков: всем поровну, засыпаю сразу. Дежурить будут другие, те, что не следили за обозом.
   Веррен поднимает нас в сумерках, голос сиплый, глаза шальные. Мы молчим выжидающе, ждем приказа. Понимая, что стороны две, а выход один.
   - Прорываться будем. - подтверждает общие опасения Веррен. - Здесь ждать резона нет, вот-вот следующий обоз пойдет, не знает же никто про здешние дела. Скажут: разведчики были, значит, тракт чист. Все полягут, не совладать им с силой хосской...
   - Откуда только набежали, стервецы... - негромко ругаются разведчики за спиной Веррена, тот кивает согласно, нервно сплевывая под ноги.
   Ему по-настоящему страшно, и мне тоже. Пробиваться придется сквозь нешуточный заслон, не зря приманка среди бела дня на глазах крутится, северяне выжидают, когда кто-нибудь попадется. И попадется, если мы не предупредим. А мы?.. Тот отряд, что прошел утром, был человек в тридцать. Значит, впереди, в засаде, не менее дважды столько. А нас!..
   Основательно затягивая ремни под седлом, жалею, что прорываться нам надо назад, откуда пришли, на засаду, а не вперед, на, возможно, слабые посты. Конечно, мы можем двинуть к Талли, и никто не возразит - приказ у нас однозначный. Но мы не двинем. Веррен решил.
   На дорогу высовываться никто не спешит до времени, сколько можно, идем перелеском, осторожно обходя открытые места. Конечно, это сильно растягивает путь, но позволяет пожить еще немного. Только когда доходим до поворота, что делает тракт, уходя от болотистых лугов к югу, понимаем: пора проверить, к кому сегодня благосклонна судьба.
   Выехав на дорогу, некоторое время мы молчим, усаживаясь поудобнее в седлах, приглядываясь к огонькам внизу, Веррен без слов отмахивает рукой: "вперед!", и мы устремляемся вперед.
   Мой меч дважды звенит, отбивая летящую в меня смерть, пока я миную заставу на дороге. Лошадь скакавшего впереди разведчика не желает перепрыгивать баррикаду, встает на дыбы, и они оба тут же умирают, еще не успев упасть. Слева вылетает из седла Марни, вторая женщина в десятке, следом за ней еще кто-то. Поневоле оказываюсь сразу за Верреном, вижу, как его гнедой легко перепрыгивает преграду, сама пригибаюсь в седле, вцепляясь в поводья, и!.. кубарем лечу в придорожную канаву. Сразу за баррикадой.
   А потом...
   - Удачливая ты! - удивляется обрадованный Веррен, когда я все же выхожу к армии южан через две недели.
   Вспоминая, как жутко кричала перед смертью Марни, как я сама пролежала в грязной луже много часов, выставив над маслянистой глинистой поверхностью лишь нос, как готова была выбить себе зубы, чтобы они не стучали так громко, как раз за разом видела сквозь слипшиеся ресницы сапоги почти над головой, и слышала чужую, напевную речь, как... я киваю. Да. Мне сказочно везет, я знаю.
   Неделя в походном лазарете, под кучей вонючих шкур меня не доконала, отвратительные настойки пополам с дрянной водкой не отравили. Я смогла отстирать от тины одежду, наточила нож и отполировала меч. Его я не выпускала из рук все время, что выбиралась к своим по занятым северянами землям. Мельком подумала, что о собственной внешности я стала заботиться гораздо меньше, чем об оружии. От этой мысли невольно взгрустнулось.
   И вот, я вновь в седле. Странно, но именно в том, из которого вылетела месяц назад. Веррен, хмурый с перепою, привел меня вначале в конюшню, где я с радостью кинулась к своей лошади, а после проводил в занятую десятком избу, и отдал мою седельную сумку, потник и ножны от меча. Я в изумлении не нашла слов, способных выразить благодарность.
   - Ты что же, сохранил их... для меня?... - поразилась растерянно.
   Десятник смущенно насупился.
   - Я надеялся. - промямлил себе под нос, и ушел торопливо, распинывая некстати подвернувшихся под ноги кур.
   За время моего отсутствия в десятке добавились четверо новеньких. Я была теперь единственной женщиной, и у меня случился конфликт из-за... недопонимания. Прежние товарищи по оружию довольно быстро усвоили правила отношений внутри десятка, проще говоря, к нам с Марни не лезли с вольностями. Своих кавалеров Марни всегда выбирала сама, а непрошенных ухажеров запросто могла так двинуть кулаком, что на вторую попытку никто не решался. Я вообще сторонилась походной любви. Наш десятник, Веррен, весьма не поощрял откровенных вольностей, и у меня раньше не возникало серьезных проблем.
   Однако новенькие, появившиеся среди нас меньше месяца назад, либо не знали о некоторой дистанции, что держали мы между собой, либо не приняли ее в расчет. Когда я вернулась, они сразу заходили вокруг, все норовя то обнять, то шлепнуть игриво. Я при первом же намеке предупредила:
   - Руки по плечи выдерну!
   Естественно, предупреждение проигнорировали. Вроде бы на время перестали тянуть лапы, но сальные ухмылки не прятали, перемигивались меж собою откровенно.
   Вечером десяток укладывался спать в большом пустом амбаре, я привычно устроилась в углу, подальше от остальных. Не успела задремать, как сверху навалилась невыносимая тяжесть, придавила к полу, не давая шелохнуться. Грубая ладонь намертво зажала мне рот, вторая ухватилась за штанину, ощупывая жадно.
   Ужасный гнев, вспыхнувший во мне, почти ослепил. Я не стала отталкивать насильника, или пытаться кричать. Пока он лихорадочно шарил в поисках у меня несуществующего подола - видимо, от страсти забыл, бедолага, что я юбок не ношу! - я спокойно протянула руку, ухватила поудобнее лежавший рядом меч, и, размахнувшись, ударила напавшего рукоятью по голове. Тот странно булькнул, и заорал. Я перекатилась из-под него, выскальзывая из ослабевшей хватки.
   Проснувшийся десяток мигом столпился вокруг.
   Теперь я могла рассмотреть незадачливого ухажера внимательно, им оказался рыжий веснушчатый верзила, один из новичков. Он корчился, и зажимал руками окровавленный нос. Оказывается, я попала ему в лицо!
   - Дура!.. - рыдал, катаясь по полу. - Стерва!.. Гадина!..
   Подошедший Веррен понял всё сразу без объяснений. Он с молчаливой злостью пнул верзилу под дых. Тот снова булькнул, и подавился.
   - Я целилась в висок. - объяснила громко, все еще дрожа от ярости. - Твое счастье, ублюдок, что ты повернулся, иначе бы я тебя убила! - я вприщур глянула на хмурые и озадаченные лица столпившихся рядом разведчиков, встала, и в упор уставилась на новеньких. - Я всех предупреждала. А кому еще не терпится, давай, сейчас выходи!.. Но учтите - глотки зубами рвать буду!
   - А я помогу. - поддержал десятник, выразительно похлопывая хлыстом по голенищу высокого сапога.
   Потупившиеся под его тяжелым взглядом разведчики быстро отошли проч. Рыжего уволокли во двор, он долго и шумно сморкался. Я свернулась в своем углу, стараясь успокоиться, и хоть маленько подремать - ничего не получилось. Ночь прошла без сна.
   *
   Всю осень и зиму в упорных боях южане отступали, отошли сначала к своим собственным рубежам, а потом, сопротивляясь, но не выдерживая, стали отступать по своей земле. Синяя сотня сменилась наполовину, когда отступление превратилось в бегство. Пешие и конные отступали в куче, теряя по пути обозы и друг друга. До укрепленных Переправ на реке Ледянке оставалось совсем немного: десять дней, пять, три... Хоссы, не выпуская врага из крепкой пасти, трепали так, что "перья летели". Остатки Зеленой и Синей сотни стали практически живым щитом на флангах. Щитом, принимающим на себя удары каждодневно догоняющих свежих отрядов, превращающих ненадежный усталый щит в крошево. Черная сотня отступала более сплоченно, держала центр, охраняла короля Гатра.
   Мне сказочно везло, как точно подметил Рэм. За год кровавой рубки смерть ни разу всерьез не заинтересовалась мной.
   До Переправ оставались два дневных перехода, когда стало понятно - нам не дойти. Уже сутки ни одного хосса мы не наблюдали на горизонте, верный признак, что вскоре налетят тучей. А нам больше не отбиться, могла спасти лишь быстрота отступления, но... но!
   Холмы заканчивались границей владений эйльфлёр. Скоро, за поворотом - открытый пологий спуск к Переправам. Степь, в которой невозможно укрыться. Подъезжая к пересохшему руслу безымянной реки, я впервые обратила внимание на Запретный лес, по границе которого мы отступали вторые сутки. Южане привычно не принимали его в расчет, и не задумывались о возможности помощи с той стороны, а я задумалась. На камнях бывшего русла не видно следов. А Запретный лес... Он ведь для всех запретный?
   Мы не шли, мы тащились по степи, и с этим ничего нельзя было поделать. Отчаяние холодными каплями сочилось в душу. Я не выдержала.
   - Баграт! Погоди. Разговор есть.
   Пока я говорила, подошли еще Черные и Синие десятники, выслушали меня, ни разу не перебив, и не согласились. Напрасно я толковала им про пересохшее русло, про тактику отвлечения, про наилучшие условия, для избавления от погони сейчас, пока мы еще не завернули на открытое пространство.
   - Глупости ты затеваешь. - твердил Баграт. - Опасные глупости.
   - Иначе нам конец, Баграт. - я умоляюще заглядывала ему в глаза. - Мы идем слишком медленно, а скоро вечер. Часа через два, возможно и раньше, нас догонят. Багра-а-ат!
   - Хорошо. Пойдем, сама предложишь королю. Увидишь, что он скажет. - не то, чтобы согласился, скорее, закрыл дискуссию десятник. Я храбро зашагала к кучке всадников, замыкающих первую сотню, страшно робея в душе.
   У Гатра настолько пронзительный взгляд, что не только я стихала, когда он хмурился. Стараясь говорить как можно короче, пояснила ему суть своей идеи. Некоторое время Гатр все так же вышагивал молча, ведя коня под уздцы. Раненный, полулежащий в седле, тихо постанывал, прижимая к груди обрубок правой руки. Тряпицы, намотанные впопыхах, намокли, кровь кое-где вымазала позолоченное седло. Я уж совсем потеряла надежду быть понятой, когда король резко кивнул, останавливаясь. И, правда, времени для споров не осталось.
   - Добровольцы есть? - устало спросил он, и почти все, идущие рядом, согласно загомонили, придвигаясь ближе.
   Из конца колонны, раздвигая толпу, к нам широко шагал Конрад, сотник второй пешей. Король властно прикрикнул: "тихо все!", и гомон сразу смолк.
   - Я пойду, если прикажешь. - обратился сотник к королю, оглядывая ряды. - Слышал разговор твой с Багратом. Безрассудство это. Сам я так считаю, на верную смерть людей поведешь. Только чую, вскоре нагонят нас хоссы, боем не измотанные, с голоду не вспухшие. А у нас - все раненые, как есть. Еще одной рубки не выдержать...
   Сотник тяжело помолчал, ожидая каких-либо возражений, но Гатр только кивнул согласно; остальные же притихли, подавленные толи авторитетом прославленного сотника, толи тяжестью ситуации.
   - Значит, надо девушку послушаться. - заключил подошедший Вортан, тоже сотник. И, Гатру: - Позволь с ними, государь?
   - Нет! Из сотников больше никому не позволю. - Гатр сжал кулак. - Без того воинов много теряем! Конраду позволяю, и еще тем, кого он сам выберет, но не больше десятка!.. - обернулся ко мне, вздохнул тяжело. - Доверяю тебе, поскольку Рэм-охотник тебе доверял. Говорил, разуменье в тебе большое... Покажи, что мы не ошибаемся. Коли выживешь, награжу щедро!
   - Я постараюсь. - честно пообещала. - У нас должно получиться.
   Гатр взмахнул рукой, и колонна двинулась дальше, обтекая нас по сторонам рекой. Конрад выкрикнул три имени, поджидая, хмуро поглядывал на меня.
   Они подошли, двое мужчин и женщина, и, обращаясь сразу и к ним, и ко мне, и к королю, Конрад твердо напомнил:
   - Мы идем умирать, значит, так и быть тому. Старшая в отряде - девушка Ренни, слушать ее как командира. Кто не согласен, сейчас говорите, других кликнем.
   Вот так мы через четверть часа и оказались на опушке одни, и даже следов ушедшего на юг отряда не осталось. Наставления мои они выслушали, не возражая. Способ заманить хоссов в Запретный лес сообща выбрали самый простой: рассыплемся цепью вдоль опушки, и, как только всадники подъедут достаточно близко, чтобы нас разглядеть, с криками бросимся в лес. Каменистое русло пересохшей реки надежно скрыло следы отступающей армии, без опытных охотников-следопытов хоссам не догадаться, что это ловушка. Мы надеялись, что в горячке погони они не свернут вдоль опушки, и погонятся за нами в лес, а оттуда... оттуда никто не вернется, чтобы рассказать об обмане.
   Пока хватятся, пока начнут розыски пропавшего отряда, пока поймут, что к чему... Северяне, не граничившие с эльфами, могут и не сообразить сразу всего. Южане успеют отойти к заставам у Переправ, а там, глядишь, и отобьются, если хоссы все же армию вслед двинут. Там уже укрепления.
   Выбранные Конрадом люди тревожили меня, я знала их не только по именам, а то, что знала, не внушало оптимизма. Двое из основных сил: Даммонд - известный пьянчужка, игрок и задира, Стил - нудняка-моралист, неразговорчивая злая Ирина из Зеленых.
   Даммонд как-то сунулся под горячую руку нашему десятку, мирно пьянствующему после очередного трудного рейда. Разведчики вспылили, к пехотинцу подбежали его товарищи - вышла большая свалка, которую десятники разгоняли хлыстами и руганью.
   Но если эпизод с Даммондом вышел скорее комичным, то знакомство со Стилом я вспоминала с содроганием. Однажды разделив с его отрядом ночлег, я зареклась вообще делить кров с этим упырем. Он долго и смачно рассказывал о тяжелой судьбе и ужасной кончине своих бывших друзей, заканчивая каждую историю нелепым поучением со странными выводами. Например, он с уверенностью убеждал, что переспавшая с эльфом или гномом женщина обязательно родит вурдалака, питающегося исключительно человеческим мясом, и этот вурдалак сожрет в первую очередь свою мать. Сами гномы в его пересказе выглядели грязным скотом, эльфы - страшными бездушными монстрами. Определенная грамотность в нем чувствовалась, но то, как он умудрялся извращать простые факты, рождало во мне резкую и стойкую неприязнь. Особенно задевало его частое упоминание Охотников с добавлением эпитетов "мерзкие выродки" и "твари бродячие".
   Девушка из "зеленого" конвоя, Ирина, вызывала в моем животе спазм каждый раз, когда мне казалось, что в ее взгляд дольше обычного задержался на мне. Мы сталкивались с ней раньше, при весьма дурных обстоятельствах. Ее родные остались на поляне Волчьего Излога, и мое собственное негодование по поводу кровавой бойни ничего не могло изменить. Я была не виновата, что выжила - но кого интересовали мои душевные терзания? Ирина ничем не показывала, что узнала во мне странную бродяжку, но мне-то от ее незнания легче не становилось.
   - Я не верю им. - в отчаянии призналась Конраду. - Зачем, ну зачем ты выбрал именно этих?! Каждый в отдельности ненавидит эльфов больше, чем всю северную армию вместе взятую!
   Сотник криво ухмыльнулся, мне не понравилась недобрая усмешка.
   - Потому и выбрал. - отрезал грубо. - Эти знают, на что красавцы способны!
   - Женщину оставь. - гнула свое, ежась под темным взглядом Зеленой. - Чего ее на смерть тащить?.. мужиков мало?..
   - Ага, и тебя заодно!.. - мрачно хохотнул Конрад. - Сама-то кто, не забыла часом?..
   Я вспыхнула, он рассердился.
   - Ты мне свои штучки бабьи брось! - непонятно ругнулся, я не уловила, что вообще имелось в виду. - Тут не до соплей, дело серьезное!.. Эти-то точно в ноги эльфам не кинутся. Умрут достойно, не осрамившись!
   - А не успеем мы осрамиться! - рассердилась уже я. - И понять не успеем, как носом землю учуем. Эйльфлёр на расправу скорые, они с вами беседы заводить не станут! И хорошо бы, чтоб все быстро закончилось. А то вдруг языки ваши глупые развяжутся - что тогда? Себя не спасете, а вот дров наломаете, если эльфов обозлите!
   Мы стояли, сжимая кулаки, и зрелище, надо полагать, было комичным: комар и слон.
   - Да что нам их злость! - махнул рукой Даммонд, - Хужее-то уж не станет, как мертвецами окажемся?
   Мне хотелось разбить наглую физиономию, хотелось крикнуть им, какие они дураки. Только я закрыла глаза, и начала считать в уме. "Никогда не надо беседовать в гневе. - назидательно напомнил прямо в ухо Рэм. - Голос сердца не должен звучать на совете разума". Спасибо Рэм, ты меня многому научил! Когда же позволила себе вновь обрести слух и речь, Стил рассуждал:
   - ... знаю точно, колдовскими чарами вести у них передаются. Мы вот остыть не успеем, как они наших догонят и перебьют, если вдруг чего не понравится! И выйдет, что от одной беды избавив, мы на друзей своих большую беду накличем. Так что давайте-ка без ругани, они не гномы, обидчивые - страсть!
   С ним согласились. Те же доводы, приведенные мной, вызвали бы недоверчивые насмешки, но Стил был свой. Его услышали, поверили и задумались.
   Пусть так. Лишь бы все получилось, что замыслилось. Лишь бы получилось! Солнце низко висело над изломом Гартранда, наливались алым небрежные росчерки облаков. Мы раскидали по ветвям деревьев обрывки одежды, развесили кровавые тряпки, как сигнальные флаги, отошли друг от друга подальше, понимая, что вот-вот покажутся враги.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"