В бане гоготали двое из его воинов. Харальд поставил девчонку на пол, молча распахнул дверь в парную. Болтунов как ветром сдуло. Одевались они наспех, девчонка, завидев мужчин, резво ускакала в один из углов, закутавшись в покрывало так, что из меха торчал только нос и перепуганные глаза под светлой макушкой.
Харальд задвинул за ушедшими засов, скинул одежду. Потом швырнул охапку поленьев в очаг, окруженный стенкой из валунов. Снаружи, по её внешней стороне, поднимались камни для пара, уложенные аккуратными рядами. Завал из сизых булыжников шел до уровня пояса, от него сейчас тянуло выдохшимся, влажным теплом.
Он постоял, глядя, как поленья, брошенные поверх углей, с шипеньем пускают белую дымку, подсыхая, а потом выплескивают первые языки пламени - жадно, весело. Сизый дым рванулся в небольшое отверстие, проделанное в крыше, от очага дунуло жаром...
Скоро в парной будет, как в печи.
Харальд, не отводя взгляда от огня, стянул ремешки, хитрыми узлами завязанные на концах кос - ярлу положено иметь волосы длинней, чем у простых воинов.
Подумал лениво о том, что услышал на сегодняшнем пиру краем уха. Будто бы нынче завели новый обычай. Те, у кого в роду имелось два ярла, перестали вообще укорачивать гриву. Надо думать, Свальд тоже скоро обрастет - вот уж кто и нарядиться любит, и отца с дедом имеет подходящих, из ярлов...
В отличие от него, Харальда. Но с тем, кто считался его отцом - и кто им был - никто в Нартвегре не удивится бы, если Харальд отпустит косы до пят.
Только как с такой красотой потом воевать, подумал он с усмешкой, которая так и не вышла на лицо, не коснулась губ. Поймают сзади за косы, как девку, дернут на себя...
И кстати, о девках - парная уже прогрелась.
Харальд развернулся и зашагал в предбанник за светловолосой. Сдернул покрывало, кинул на лавку - девчонка снова глянула яростно, но залилась при этом алой краской.
И он вдруг решил её больше не неволить. Кивнул, повернулся и ушел в парную.
Хочет идет - а не хочет, сидит там, подумал он. Баня дело добровольное...
Сам Харальд уселся на широкой лавке у очага. За рядами камней гудело пламя, волнами тек с той стороны сухой, пахнущий дымом жар. Доставал до самых костей, сквозь мясо, просеченное шрамами...
Когда Харальд-чужанин занес её в баню, а из парной вдруг выскочили двое голых мужиков, Забава опять перепугалась до жути. И мысли худые как плетью ожгли.
Но мужики, даже не глянув в её сторону, кинулись к лавкам, где была навалена одежда, начали спешно одеваться - и страх прошел. Стыдно только было, что на них пялилась, пока они голые бежали к лавке и одевались...
Но не смотреть нельзя - мало ли что? Правда, Харальд-чужанин стоял у дверей. Но что у него в голове, Забава толком и не знала.
Мужики наконец скрылись за дверью, а она осталась, замерев в углу. Голышом не убежишь, металось в голове, а покрывало не одежда. Чего-то ещё потребует от неё здешний хозяин, раз принес сюда? Конечно, муж и жена в баню вместе идут - но они-то не муж с женой, а хозяин с рабыней...
Однако Харальд-чужанин ничего от Забавы не требовал, а вместо того ходил вокруг деловито - засов задвигал, дрова в очаг подбрасывал. Потом содрал с неё покрывало, молча глянул и ушел в парную, кивнув напоследок - все так же молчком.
Ну и что тут поймешь? Помыться бы, тоскливо подумала Забава. Кожу меж ног тянуло и саднило. А прошлой ночью после бани пришлось и на земле поваляться, прячась от чужанина, шедшего по дороге, и мятой себя тереть - вдруг собак в погоню пустят? А ещё на ощупь ползать по скалам, край которых едва виднелся в темноте - искать себе убежище на день...
От бревенчатой стенки рядом несло жаром, даже пол каменный под ногами грел ноги. Вкусно пахло дымом, только веничного духа, от распаренного березового листа, в чужанской бане и не хватало...
Забава глянула на покрывало, брошенное Харальдом на лавку рядом, но вместо того, чтобы снова в него закутаться, принялась расплетать косы.
Дверь скрипнула, когда Харальд уже собрался плеснуть на камни водой, для пара. Девчонка, занавесившись от него волосами, тихонько подкралась к ведру, стоявшему на лавке напротив. Подхватила, зачерпнула из котла с теплой водой, присела в самом дальнем от него углу и принялась мыться.
Робкая она больно, думал Харальд, разглядывая девчонку сквозь полуопущенные веки - и чувствуя, как снова тяжелеет тело, требуя своего, мужского. Как сбежать, так смогла, да два раза подряд. А тут...
Другая бы на её месте сама ластилась к Харальду. В конце концов, быть не просто рабыней, а наложницей ярла - хорошая участь, особенно для девки, жившей до этого из милости у родственников. Он и сам знал, что милость родни - дело несладкое...
А девчонка, эта Добава, уже видела его дом, его сундуки - и даже его псарню. Он подарил ей тряпки, чтобы сшила себе новые платья - до сих пор её одевали в наряды, оставшиеся от последней, кого он убил, от рыжеволосой англичанки. И пообещал золотые побрякушки, использовав одно из немногих славянских слов, что знал - "злато".
Хотя она могла и не понять, что он имел в виду.
Но и всего остального было достаточно, чтобы девчонка сообразила - она для него не просто рабыня. И жизнь у неё будет хорошая. Терпел, вместо того, чтобы просто завалить на спину и развести ноги, поселил в своей половине, подарил щенка для развлечения, тряпки...
Может, старуха-славянка все-таки рассказала девчонке, что бывает с его женщинами? И она дичится именно поэтому? Надо будет испробовать темноволосую, мелькнула у Харальда мысль. Та начала ему улыбаться ещё на пиру, как только увидела. И сейчас бы не стала стесняться...
Мысли от жара набегали короткие, но острые. Одна за другой. Вдруг темноволосая тоже может останавливать кровавый туман, наплывающий изнутри? Все-таки они сестры, пусть и двоюродные. Но кровь-то у них одна, по отцам. Две женщины с таким даром лучше, чем одна. Если со светловолосой что-то случиться...
Харальд задумчиво посмотрел в дальний угол парной. Узнать бы ещё, что такого в этой Добаве, что именно остановило дар его отца.
Но для этого надо быть не берсерком, а колдуном. До сих пор Харальду только доводилось слышать о колдунах, но вживую он ни одного не видел.
Светловолосая потянулась вперед, зачерпнула полный ковш. Взгляд Харальда тут же поймал острую каплю груди, выглянувшей из-за потока золотистых волос.
Он привстал, подхватил черпак, плававший в бочке с водой рядом, плеснул горячим на камни. И в клубах пара двинулся в дальний угол.
Харальд-чужанин сначала сел рядом, так что Забава ощутила прикосновение его ноги к своему бедру - твердые жгуты жил, жесткий редкий волос. Перехватил её руку, вынул из пальцев ковш с водой. Потом снова облапал со спины. На этот раз обнял быстро, коротко, ладонями по плечам скользнул - и тут же отпустил.
А ведь слышала же, как он подходил, подумала Забава покаянно. Могла бы вскочить, убежать...
В следующее мгновенье Харальд уже затащил её к себе на колени, не дав додумать. Руки заходили по телу, влажному от пара, всю огладили, ничего не пропустив - а глаза серебряные жарко и страшно горели на неподвижном лице, нависшем сверху. Ловили огонь из очага напротив...
Черные зрачки словно жмурились, подрагивая.
Даже в первую ночь, подумал Харальд, она и то была отзывчивей. Сводить её опять в какую-нибудь расселину, что ли?
Он снова крутнул влажное тело светловолосой, посадил на колени уже лицом к себе, раздвинув ноги. Запустил руки в золотистые волосы, которые эта Добава так и не успела намочить. Подумал довольно - хорошо, что он успел прежде, чем девчонка опрокинула на себя ковш с водой.
В жарком воздухе парной плыл запах дикой мяты.
Харальд притиснул девчонку к себе, нагнул голову, чтобы видеть глаза, поблескивавшие из теней, упавших на лицо. Та вдруг схватилась за его плечи - робко, но не испуганно. Поглядела, вскинув голову, не шевелясь...
Зачарованно поглядела. И он, проехавшись ладонями по телу - жестко, точно воду с неё сгонял, подхватил и вскинул вверх. Поцеловал долго сначала одну грудь, затем вторую...
А потом как награду ощутил ладони светловолосой на своем затылке. Не просто погладившие по распущенным волосам - а с дрожью потянувшие голову Харальда к себе. Бережно, медленно начал опускать вниз, ища уже начавшим ныть копьем скользкий вход.
Как ни расспрашивала Красава клятую старуху, та больше ничего не сказала. Только жаловаться начала, как спину ломит, да какая у неё боль в пояснице. Отчего и ноженьки не ходят, и язык мелет что ни попадя.
Красава, рассердившись на такое упрямство, руку её отбросила и дальше пошла широким шагом. Успеет карга за ней угнаться - её счастье, а не успеет, так пусть чужанин её тычками в спину подгоняет.
В рабском доме она широким шагом прошла к своему закутку, отдельному от прочих. Опустилась на кровать и задумалась.
Как бы то ни было, кое-что она сегодня узнала. Здешний хозяин, ярл Харальд, которому её подарили, с девками, похоже, не ласков. Бьет, поди.
Однако даже если так... Красава окинула взглядом свою нынешнюю опочивальню, узкую и неприглядную.
Вот и бабы вчерашней сегодня у её двери нет. Прислугу отняли, из хозяйских покоев услали... завтра, того и гляди, со всеми вместе на работу пошлют. А там...
А там, Красава это знала, её краса быстро поистреплется. Потрескаются руки, потемнеет белое лицо, грудь опадет, тело перестанет быть таким пышным, мягким. И косы будут всегда запыленные, без блеска. Лучше уж к ярлу в опочивальню, пусть и с битьем. Мало ли мужиков своих баб бьют? Бьет, значит, любит.
Узнать бы ещё, с кем он нынче ночи проводит. Была бы при ней Забавка - послала бы эту дуру, чтобы разговорила старую каргу...
Забавка, подумала вдруг с остановившимся сердцем Красава. А ведь она её не видела с того самого дня, как их с пира вывели. И тут, в доме для прочей прислуги, не заметила.
А ярл здешний с какой-то девкой занят, сказала карга...
- Ах ты змея подколодная... - Прошипела Красава.
Пальцы её нашли подушку из грубой пестрядины, потащили к себе. Она вцепилась в подушку обеими руками, рванула в ярости. Затрещал, разрываясь, кое-как приметанный шов, посыпалось грубое, неотобранное куриное перо...
А ведь прежде Красава никогда на таком пере не спала.
- А Забавка-то сейчас, небось, на мехах и шелках нежится. - Просипела она. - Тварь, гулена беспутная...
И, швырнув подушку в угол, подумала - ну ничего. Главное, на глаза ярлу попасться. Раз её больше не стерегут, то завтра она его отыщет.
Пока её не погнали на работу, красу губить, нужно заполучить себе ярла!
Проснулась Забава на кровати рядом с чужанином. Смутно помнилось, как все-таки домылась она в той бане, как опять её несли - на этот раз не перекинув через плечо, а на руках, как дите малое.
И как Харальд-чужанин потом исчез, принеся какой-то поднос. И ей под локоть подсовывал, но она задремала, одарив его напоследок сонной улыбкой.
Сейчас его откинутая рука протянулась поперек её живота - а сам чужанин, вытянувшись на спине, спал. В покоях было темно, под меховым покрывалом, подбитым тонким льном, Забава пригрелась. И вставать не хотелось...
А ещё не хотелось, чтобы чужанин, проснувшись, ушел. Хоть и не следовало о таком думать. Что она для этого Харальда? Утеха на ночь. Ну, на две.
Забава едва слышно вздохнула, ощутив, как тихо, неподвижно лежит поперек неё рука чужанина. И начала думать о другом. О том, что по ночам тут на дворе холодно - а ведь осень даже и не началась толком. Разумнее, конечно, подождать с побегом до весны. Ярл и его воины к тому времени уйдут в поход. Хватятся её - а искать-то и некому.
И до весны, подумала Забава, можно будет присмотреться к псам на псарне. Приправу найти пахучую, подбросить в еду, чтобы нюх на время потеряли.
А щенок, которого Харальд-чужанин то ли подарил, то ли просто дал подержать, к весне подрастет. По чужим местам с собакой идти сподручней - и лаем предупредит, и ночью в поле, если к мохнатому боку прижаться, будет теплее.
Или уж оставить щенка, нерешительно подумала Забава. Он тут и сыт, и в тепле - а с ней ещё неизвестно, как оно будет. Ему тут дом родной, в отличие от неё...
Под конец она все-таки решила, что перезимует в поместье, если ничего плохого не произойдет. Если её заставят только работать, но не пошлют после Харальда-чужанина к кому другому. Вон и бабка Маленя, из своих, тут нашлась. И Красава...
При воспоминании о сестре мысли Забавы споткнулись. Вспомнилось, как Красава хвалилась, что её отдадут чужанскому князю. А вышло...
Не по её словам, в общем, вышло.
В дверь вдруг стукнули, донесся чей-то голос. Харальд-чужанин одним движением подхватился с постели, словно и не спал перед этим. Принял из приоткрывшейся двери зажженный светильник, поставил его на один из сундуков - все быстро, молча. Потом натянул штаны, сапоги, нашел рубаху с мечом и поясом, схватил и вышел.
Лишь перед дверью, вскользь, глянул на Забаву. И опять молча. Волосы, не заплетенные и всклокоченные после бани, падали за плечи пегой, в два цвета, гривой. Лицо со впалыми щеками, на которых за ночь успела проклюнуться щетина. Высокая, припухлая переносица одной неровной чертой стекает ото лба, вынесенного вперед, к кончику надломанного носа. Подбородок как топором рубленный, тоже торчит вперед упрямо...
Забава, дождавшись, когда голоса в проходе стихнут, поднялась. И отправилась искать себе одежду. Вчера так и легла спать голая, вот сраму-то...
Одно непонятно - почему все время так тянет улыбнуться?
Кейлев уже ждал Харальда за дверью опочивальни. Рядом торчал один из воинов - тот, кому было поручено охранять девчонку.
Вчерашняя старуха стояла дальше по проходу, скрючившись и прижавшись к стенке. Та самая, с помощью которой он собирался разговорить светловолосую.
- Ветер дует к югу, ярл. - Объявил Кейлев. - Хороший, северный, продержится долго. Твой брат собирается в дорогу, хочет идти под парусом... Я распорядился, бочонки с элем уже открывают, на столы в общей зале выставлено малое угощенье для его хирда. Ярл Свальд хотел попрощаться перед отплытием, только поэтому я тебя и побеспокоил...
Харальд кивнул и глянул на старуху. Надо бы её расспросить, что вчера она наболтала Добаве. Но это потом.
- Ты. - Сказал он, глядя на сжавшуюся женщину. - Жди тут. В покои не входи, пока я не приду.
Взгляд Харальда скользнул по воину, торчавшему в коридоре. Тот кивнул в ответ. Значит, все будет сделано именно так, как приказал ярл.
Харальд зашагал по проходу, на ходу натягивая рубаху. Старуха, когда он проходил мимо неё, вжалась в стенку.
Ночью Красаве не спалось. Тонкий блин, оставшийся от подушки после того, как она вытряхнула из неё половину пера, пришлось подсовывать под голову и так, и эдак. Наконец за дверью забормотали рабы, начавшие просыпаться, и Красава вскочила на ноги.
Светильник в опочивальне она погасила перед тем, как лечь в постель. И теперь, на ощупь найдя платье желтого бархата, висевшее на изголовье, оделась в полной темноте. Выскочила за дверь, прихватив гребень, лежавший под подушкой. По дороге причешется, на свету...
Длинные полати, тянувшиеся по той части дома, что не была разгорожена на клетушки, успели опустеть. Только две женщины задержались у выхода, о чем-то разговаривая на незнакомом языке - то ли чужанском, то ли ещё каком.
Красава, на ходу причесывая темные пышные волосы, прошла мимо, не обращая внимания на любопытные взгляды. Вылетела из дверей и юркнула за угол.
И уже тут, за укрытием, торопливо заплела косу. Снова вернулась к дверям - и очень вовремя вернулась, потому что две рабыни, до этого болтавшие у порога, зашагали куда-то по своим делам.
Красава, приняв занятой вид, двинулась следом, бдительно держась в десяти шагах от них. Лицо сделала хмурое - чтобы не пристал кто ненужный.
А сама на ходу размышляла. Сейчас утро. Небо, забранное тучами, уже начало светлеть. Ярл Харальд вот-вот встанет, чтобы заняться своими делами. Не все ж ему с Забавкой тешится, с тварью этой беспутной...
При мысли о сестре лицо у Красавы перекосилось. Ну ничего, я ей ещё покажу, подумала она. А пока что нужно решить, где отловить ярла. Куда этот Харальд точно пойдет, как только встанет? Мать говорила, что мужики к утру просыпаются всегда голодными, сколько бы не ели вечером...
Особенно если ночью с девками гулящими тешились, стрельнула следом злая мысль.
Красава сбилась с шага, нахмурилась ещё сильней.
Рабыни, за которыми она шла, тем временем вывели её к середине поместья. Отсюда начинался уклон к обрыву над морем, тянулась посередке вымощенная камнем дорожка - а с правой стороны поднимался тот самый длинный дом, на два ската громадной, выложенной дерном крыши без стен, где чужане позавчера пировали...
И в который её саму завели вчера вечером, утехой желанной для ярла. Проведя не с того входа, что вел в залу для пиров, а с другого, ведущего к опочивальням. Вот только Забавка-чернавка, змея подколодная, задом повертела и сманила. Костлявым своим задом, уродливым...
И на что только чужанин позарился? Забавка и прежде была ледащая, некрасивая, заморышем смотрелась, хоть и в годах уже немаленьких - девятнадцать гадине, как маменька говорила. На одно лето старше её самой, Красавы. А уж после дороги по морю в её сторону и глянуть было страшно - на губах трещины, кожа блеклая, сухая...
Красава скрипнула зубами. Подумала - ничего, ещё посчитаемся. А пока что нужно отыскать кухню. И уже оттуда найти ярла.
На её удачу, рабыни, пройдя мимо главного дома поместья, свернули направо и двинулись к дому поменьше, над одним концом которого вились дымки. Кухня. И пахло оттуда кислыми хлебами...
Внутрь Красава вошла вслед за рабынями. Независимо оглянулась, присела у одной из печей. Пламя гудело за заслонкой, от печного бока несло жаром. Тут уже работали какие-то четыре тетки, по одежде - те же рабыни. Месили тесто, крутили зернодробилку, дробя зерно на кашу...
Те две дурищи, что привели её сюда, перебросились с работавшими несколькими словами. Потом все шестеро дружно поглядели на Красаву - с любопытством, опаской и сожаленьем.
Глядите, дуры поганые, хоть все глаза проглядите, подумала Красава. Мое дело вам не по уму, мне главное к ярлу пробиться...
Она села попрямее и приготовилась ждать. Благо не гонит никто. А чернавки, что тут работают, лишь поглядывают в её сторону, но близко не подходят.
Красава сидела и прикидывала - или ярл на кухню заявиться сам, или здесь ему соберут поднос. Одно из двух. Но так как он ярл, то поднос для него соберут на особицу. И еду покидают не как попало, а разложат на серебряном блюде. На пиру перед ярлом и другим чужанином она видела как раз такие...
Две рабыни, что привели её сюда, тем временем закончили болтать, достали круглые деревянные подносы, похожие на щиты. Покидали туда всякой снеди и ушли.
Не то, решила Красава.
Вернулись две ушедшие тетки быстро, но уже с пустыми подносами. Снова наполнили их съестным и ушли, почти убежали, на этот раз явно торопясь. Красава ждала.
Она угадала удивительно точно - и когда увидела, что рабыни, войдя на кухню, начали доставать с верхних полок серебряные блюда, встала.
Оттолкнула одну из рабынь, уже взявшуюся за поднос с серебром, вцепилась в него сама. Кивнула второй, чтобы шла, указывая дорогу.
Оставшаяся без подноса что-то насмешливо сказала, но мешать не стала.
По двору Красава плыла лебедушкой. Поднос держала пониже - чтоб грудь не заслонять. По дороге попадались одни рабы, без оружия, без браслетов на руках, которые были у воинов. Эти даже глазеть в её сторону не смели - значит, знали, кому её подарили. Вот и ладно...
В общую залу, следом за другой рабыней, Красава вошла, потупив глаза. Гул голосов за столами у стен стал громче. Она, ни на кого ни глядя, плыла вперед.
Встала перед столом, перегораживавшим зал поперек, в дальнем конце. И, наклонившись, поставила поднос на столешницу. В последний миг стрельнуло в уме - а смотрит ли? Видит ли?
И только тогда вскинула глаза. Улыбнулась нежно, обещающе...
Чужанин этот, ярл Харальд ихний, был здесь. Посмотрел ей в глаза на короткое мгновенье - и взгляд тут же укатился на грудь. Обтянутую желтым бархатом, который сейчас, при свете факелов, горевших на каменных столбах, отливал темным золотом.
И Красава, улыбнувшись уже победно, выпрямилась.
Смелая, подумал Харальд. Из дома рабского выбралась, уже и сюда добралась...
А Добава на её месте добралась бы до леса, полетела следом мысль. Или прыгала бы сейчас по расщелинам...
Харальд ощутил, как на губы наползает непрошенная улыбка - и спешно пригубил эля, чтобы её стереть. Протянул руку, взял ломоть вяленого окорока с подноса, принесенного темноволосой. Пожевал, глядя на пышную грудь, распиравшую платье. Смотри-ка, он и не знал, что бархат может так натягиваться...
Не зря воины за столами пялились на девку, разинув рты.
Темноволосая все не уходила. Стояла, смотрела на него, по-прежнему улыбалась. Вытянула из-за плеч косу, потеребила кончик.
- А что, брат, ты уже отправил эту девку прислуживать? - С интересом спросил Свальд. - Почему? Попробовал и не понравилась?
Харальд вместо ответа молча глянул. И Свальд, чуть не подавившись элем, равнодушно сказал:
- Если эта не подошла, могу поискать что-нибудь получше. Правда, придется подождать до следующего года - навряд ли мы увидимся раньше...
Ты и не представляешь, как мне понравился твой подарок, подумал Харальд.
Тут в зал очень кстати зашел Кейлев, неся меч в ножнах с золотыми накладками - и избавил своего ярла от необходимости говорить о девках.
- Прими и от меня ответный дар. - Негромко объявил Харальд.
И сделал знак Кейлеву. Тот подошел, покосился на темноволосую - и бережно уложил меч на стол перед Свальдом.
А потом, поймав взгляд своего ярла, ухватил девицу за локоть и поволок из залы.
- Щедрый дар. - Довольно сказал Свальд. - Он будет на мне, когда я поеду к конунгу Гунару. Спасибо, брат...
Белый, как лунь старик, который однажды уже выводил Красаву из этой залы, снова выволок её наружу. Каркнул что-то. К ней тут же подскочила крепкая рабыня. Вцепилась в руку мертвой хваткой, повела...
Красава не сопротивлялась, знала - сейчас спорить бесполезно. Но взгляд ярла Харальда, скользивший по её груди, она запомнила.
Ещё позовет, думала она уверенно. Не может не позвать. После Забавкиных-то мослов изголодался, поди.
Воины Свальда слаженно выдохнули, навалились на весла - и драккар рванулся вперед, приглаживая днищем мелкие серые волны фьорда.
До выхода из узкой горловины залива идти придется на веслах, зато потом корабль развернется. И полетит птицей под северным ветром, разбивавшимся сейчас о его правый борт.
Надо будет тоже выйти в море, подумал Харальд, стоя на причале под скалой. Пусть и на простой лодке. Прогуляться вдоль берега, поймать все тот же северный ветер, вернуться на веслах. А то засиделся в поместье, скоро жиреть начнет, как баба.
На мгновенье его охватило желание ощутить все то, что вот-вот почувствует Свальд - холодное дыхание ветра, гонящего драккар по волнам, соленые брызги от киля, режущего грудь моря, качающийся палубный настил под ногами...
И где-то глубоко под водой - не заметное никому, кроме самого Харальда, присутствие Ёрмунгарда. Мирового Змея, живущего на дне Мирового Океана, окружающего твердь...
Харальд шевельнул бровями, отгоняя мысли об отце, которого за всю жизнь видел раза два, не больше. И начал думать о другом.
Пока будет идти вдоль берега, надо бы посматривать, не выкинуло ли море на берег дохлую акулу. Акульей шкурой, жесткой и шершавой, натирали ручки весел, заглаживая их так, чтобы у гребцов не оставалось слишком уж страшных мозолей. Теперь ему потребуется много весел - для нового дракарра. Да и для прежнего, для его "Фриденорма" (Вольного Змея), не помешает запас...
Но это завтра, а сегодня Харальд собирался заняться другим. Он развернулся и зашагал к лестнице.
Старуха дожидалась его в проходе перед опочивальней. Как и было приказано. Харальд подошел, встал в шаге. Огонек светильника, заправленного тюленьим жиром и стоявшего на полке в конце прохода, высвечивал седые волосы, запавшие губы беззубого рта.
В глазах, наполовину скрытых морщинистыми веками, плескался страх.
- Ты уже стара. - Без всякого выражения сказал Харальд. - Но все ещё ешь мой хлеб.
- Да, господин. - Послушно ответила старуха.
И замерла, уставившись в глаза, ярко сиявшие серебром даже тут, в полутьме.
- Что ты рассказала обо мне славянской рабыне?
- Которой из двух, господин? - Робко переспросила старуха.
- Я говорю о светловолосой.
- Забава? Забаве я сказала только... только то, что следовало, господин. Что наш ярл хороший, добрый. Говорила, как ей повезло...
- Она знает о том, что мои женщины долго не живут? И то, как они гибнут? - Спросил вдруг Харальд.
У воина, стоявшего за его плечом, расширились глаза. Впервые на его памяти ярл заговорил об этом открыто...
Голова старухи мелко затряслась.
- Нет, господин... я ей ни слова ни сказала. клянусь, господин... Только о том, как ей повезло. И как хорошо она будет теперь жить...
Не врет, подумал Харальд, вглядываясь в наполненное ужасом лицо.
С другой стороны, темноволосая с утра сама заявилась к нему в общую залу. И испуганной не выглядела. Так что если старуха и распустила язык, то выболтала ей не так уж много.
И уж точно не главное.
Он кивнул.
- Иди за мной.
В опочивальне, где Харальд оставил светловолосую, сейчас попахивало - щенок успел справить нужду в одном из углов. Девчонка, пока его не было, встала и оделась. Но не в шелковое платье, которое он вчера швырнул на пол и на котором поутру заметил щенка. А в одну из его старых, заплатанных рубах, завалявшихся в сундуках этой опочивальни.
Штанов в них, по всей видимости, не нашлось, так что покрытые синяками коленки теперь выглядывали из-под недлинного подола. Едва Харальд вошел, светловолосая, сидевшая на кровати с щенком на руках, попыталась натянуть рубаху пониже. Затем судорожно дернула на себя покрывало, пряча ноги...
Опять смущается, с досадой подумал он.
Щенок, который до этого возился у неё на коленях, обиженно заскулил, недовольный тем, что его перестали гладить - и почти что спихнули на кровать.
Харальд молча подошел, сгреб кутенка, собрался скинуть на пол. Только в последний момент замедлил руку, увидев, как расширились глаза у Добавы. Крысеныша с пятнистой пастью пришлось опустить под бережно, чтобы не напугать девчонку.
Покончив с щенком, он сказал, обращаясь к старухе, застывшей у порога - но не глядя в её сторону:
- Пусть идет за мной.
Когда Харальд-чужанин влетел в дверь, Забава даже обрадовалась. Скучно одной-то - особенно когда ни работы, ни дел...
И сидишь почти взаперти. Когда Харальд утром ушел, она приоткрыла дверь, чтобы выглянуть наружу. Но тут же встретилась взглядом с очередным чужанином, сторожившим то ли её, то ли хозяйские покои.
Ничего больше Забава увидеть не успела - мужик толкнул створку, захлопывая дверь перед её носом.
Да она и сама не рвалась за порог - не в рубахе же. Платье шелковое щенок пометил, теперь, пока не выстираешь, не оденешь. А ничего другого, кроме единственной старой рубахи, Забава в сундуках не нашла. Только шелковые отрезы, полотно и куски кож...
Но с чужанином вместе пришла бабка Маленя. И от того, что та увидела Забаву в мужской рубахе с голыми коленками - неприкрытую, да при мужике - стало стыдно.
Она сжалась, когда Харальд-чужанин сдернул щенка с её колен на пол. Сказал что-то, и бабка Маленя тут же отозвалась дребезжащим голосом:
- Велит тебе за ним идти.
- Так я же не одета... - Испуганно выдохнула Забава.
- В уме ли ты, девка? Вставай, не перечь! Он тут хозяин, ему решать, кому как ходить...
Неизвестно, сколько пришлось бы бабке уговаривать Забаву, но тут Харальд, которому надоело молча слушать, подхватил её на руки. Понес в свою опочивальню.
Которая и была-то в двух шагах - вот только эти шаги надо было сделать по проходу.
Забава поджала голые ноги, когда те проплыли мимо чужанина, стоявшего за дверью. Тот, правда, отвернулся...
Харальд поставил девчонку на ноги возле сундука в углу своих покоев. Откинул крышку, содрал тряпки, укрывавшие сверху содержимое.
В тусклом свете, падавшем от светильника на боковой полке, блеснуло золото. Жемчуг, янтарь, округлые рубины, ещё какие-то камни...
Тут были в основном женские украшения, которые он дарил Эйлин, рыжеволосой англичанке. Но часть из них принадлежала до неё Гудрид, шведской рабыне, жившей здесь прежде. А до неё ещё кое-кому...
Но мысли об умерших сейчас его не смущали. Харальд твердо знал - золото есть золото. Одинаково блестит на любом человеке и не помнит прежнего хозяина.
К тому же Эйлин прожила достаточно долго, чтобы узнать, кто носил побрякушки из этого сундука перед ней. И её это тоже не смущало...
- Скажи ей. - Объявил Харальд, не оборачиваясь - знал, что старуха сейчас стоит у порога. - Пусть берет столько, сколько ей надо, чтобы начать улыбаться. Пусть берет все. Если хочет, я перенесу сундук в её опочивальню прямо сейчас. И пусть нашьет себе платьев из тканей, что я показал ей вчера. У меня в кладовых есть несколько вязок дорогого меха. Я принесу. Пусть сделает себе плащ, одежду на меху...
Старуха забормотала, переводя.
Харальд ждал, внимательно глядя на светловолосую.
Та, дослушав старую рабыню, глянула изумленно. На него, на сундук, снова на него. Глаза округлились, рот приоткрылся, мягкие губы удивленно вздрогнули...
Это хорошо, подумал Харальд удовлетворенно. Если так пойдет и дальше, то к первому снегу она научиться не только улыбаться, но и хохотать. И может, даже начнет принимать его с открытой радостью, сама будет заигрывать...
Он вдруг представил, как светловолосая запускает руки ему под одежду, дергает завязки на штанах. Правда, каким у неё будет при этом лицо, Харальд вообразить не смог - в его видении оно так и осталось изумленным. Вот как сейчас.
Ничего, увижу на деле, практично решил он. И торопливо отогнал ненужные мысли, потому что тело ниже пояса опять начало оживать.
Девчонка, присев, чтоб не наклоняться - и придерживая при этом подол рубахи - взяла с груды украшений какую-то брошь. Поглядела...
Потом осторожно положила обратно в сундук. Харальд видел, как она, не удержавшись, пригладила напоследок одним пальцем алую рубиновую каплю в середине броши. После чего выпрямилась, посмотрела на него и что-то сказала. Серьезно так, чуть дрогнувшим голосом.
Старуха сзади немедленно забормотала - но на славянском, непонятно. Уговаривает, с удивлением понял Харальд. Зачем? О чем можно уговаривать над кучей золота? Он приказал с угрозой в голосе:
- Она говорит, если ярл хочет сделать подарок, то пусть это будет другое. Свобода...
Этого и следовало ожидать, подумал вдруг Харальд. Девка, два раза срывавшаяся в побег, будет мечтать только о третьем разе. Плохо.
Он задумался. Бывают непокорные рабы, не способные примирится со своей долей. И лечится это только смертью. Конечно, непокорных рабынь иногда привязывает к месту ребенок. Но до сих пор ни одной женщине не удалось от него понести.
Придется держать и дальше под охраной, решил Харальд. Людей у него хватит.
Девчонка вдруг быстро, горячо заговорила, глядя на него. Старуха забормотала, не дожидаясь приказания Харальда:
- Просит если не полной свободы, то хоть разрешения гулять по поместью. Щенка выгуливать. Самой на белый свет смотреть. И для одежды не шелков, а теплой ткани.
Харальд сложил руки на груди, посмотрел задумчиво сверху вниз.
Девчонка смотрела просяще, но без страха.
И он вдруг принял решение. Распорядился:
- Сейчас ты переведешь все, что я скажу, до последнего слова. Она может гулять по поместью вместе со своей собакой - но если она сбежит, я убью тебя. И убью страшно.
Старуха сглотнула, перевела последние слова дребезжащим голосом. Девчонка глянула в ответ обиженно. Словно он взял - да и обманул.
Харальд уставился на светловолосую неподвижным взглядом, от которого бледнели и старые воины. Дождался, пока она нахмурится, опустит глаза. Только после этого продолжил:
- Но перед этим я найду её. Найду, даже если она спрячется на дне моря.
Особенно, если она спрячется именно там, подумалось вдруг Харальду.
- И заставлю смотреть, как ты умираешь. Потом убью ещё трех рабынь - просто так, чтобы она это видела. Пусть сидит тут, и все будет хорошо. Никто не умрет. Быть женщиной ярла - такая удача выпадает не каждой рабыне. Она обещает не бежать?
Забава думала.
Когда Харальд-чужанин пообещал ей убить бабку Маленю, она сначала не поверила. Саму её он ни разу не ударил, даже щенка вон подарил. И на пол, когда вошел, не сбросил, а поставил бережно.
Разве такой может убить без вины, да ещё старуху?
Но голос у бабки Малени дрожал и прерывался, пока она говорила. Она-то Харальду-чужанину поверила...
И жила она тут дольше, чем я, рассудительно подумала Забава. Значит, знает, какой у него нрав.
Бабка Маленя попросила от двери плачущим голосом:
- Он обещания твоего ждет, что не сбежишь. Не зли ты его, девонька. Пообещай. И живи тут в довольстве, в тепле. Иначе тебе же хуже будет. Меня-то ладно, я уж свое отжила... но ведь и других загубит.
- Лучше тебе не знать, чего он ещё может. - Выдохнула бабка Маленя.
И тут же осеклась, затихнув у двери.
Харальд-чужанин вдруг глянул на Забаву по-другому - черные зрачки расплеснулись, сожрав серебро. Прошипел хрипло, но по-славянски:
- Дом.
И тихо стало. Чужанин молчал, бабка Маленя затаилась у двери, даже дышать, похоже, перестала...
- Да обещаю. - Выпалила вдруг Забава.
И тут же об этом пожалела. Но уж больно тягостная тишина стояла перед этим в комнате. И Харальд замер, только зрачки черные и дышали у него в глазах...
После её слов бабка быстро забормотала, переводя сказанное. Забава сразу же торопливо добавила, припомнив угрозы Красавы на корабле:
- Только ты скажи - если он меня на потеху своим воинам кинет, я в море утоплюсь.
Бабка Маленя опять испуганно смолкла, но чужанин каркнул - и она сбивчиво заговорила, донося до него сказанное.
Наверно, люди Свальда развлеклись с кем-то по дороге, подумал Харальд. А девчонка нагляделась - или наслушалась. Он кивнул.
- Этого с ней не случится.
Дальше Харальд замолчал, ожидая, что она ещё что-то скажет, потребует - женщины обычно болтливы, желаний у них много - но светловолосая молчала, настороженно глядя на него.
- Веди её в ту опочивальню. - Приказал наконец Харальд. - Жить она будет там. Найди ей одежду. Принеси еду - и ходи за ней по пятам, пока гуляет. И ещё кое-что. Расскажи этой славянке, что бежать ей отсюда некуда. Особенно такой, как она. На много дней пути от моих земель живет только наш народ. И такие, как она, для нас рабы и добыча. А потом идут земли шведов, финов... и там то же самое. Если она не хочет, чтобы её в конце концов бросили на потеху толпе мужиков, пусть сидит тут. Здесь её никто не тронет.