Харальд проснулся незадолго до рассвета, когда небо уже успело на треть посветлеть. Обнаженную спину гладил легкий утренний ветер, теперь дувший от скал к морю. Он шевельнулся и обнаружил, что рабыня во сне уцепилась за его плечо. Стряхнул её руки, приподнимаясь - равнодушно, как привык. Ночь кончилась, он сделал все как надо, теперь следовало побыстрей доставить рабыню в Хааленсваге...
Девчонка завозилась. Не открывая глаз, стиснула опустевшие ладони в кулачки, прижала их к груди. Харальд укутал её в покрывало и встал, на ходу затягивая завязки штанов.
Он уже знал, что сделает, придя домой. Подберет двух надежных людей и прикажет им охранять рабыню, не отходя от неё ни на шаг. Вдруг опять сбежит или спрыгнет со скалы? И поселить славянскую девчонку следует рядом со своей опочивальней - лучше держать её под рукой, на тот случай, если наследие отца опять проснется и потребует жертвы...
Харальд подошел к краю расселины. Глянул на шумевшее внизу, под скальным обрывом, море. Нахмурился. Желание бродило в крови. Наслаждение, полученное ночью, больше походило на мучение. Он бы и сейчас не отказался...
Но светловолосую беглянку придется поберечь. Ничего, как только вернется в Хааленсваге, скажет Кейлеву, чтобы тот прислал к нему темноволосую.
Он повернулся, подобрал брошенную ночью на камни рубаху. Следом отыскал пояс и кинжал. Слазил наверх, нашел на камнях второй клинок, отобранный ночью у рабыни.
И вернулся в расселину, дожидаться её пробуждения.
Когда Забава проснулась, чужанина рядом уже не было. Она приоткрыла глаза, вскинула голову - и сама не знала, то ли рада его отсутствию, то ли нет.
Но чужанин оказался неподалеку. Сидел себе на валуне, торчавшем на краю расщелины, упирался одной ногой в выступ по ту сторону каменного оврага.
Сидел и смотрел на море, уже облаченный в рубаху.
Волосы у него оказались какие-то пегие - словно соль с землей намешана. На два цета, прядь через прядь. И заплетены были в смешные косицы, падавшие на плечи, как у девчонки малой.
Забава только приподниматься начала, кутаясь в разодранную рубаху, а чужанин уже повернулся к ней. Сказал на славянском:
- Дом.
И ткнул рукой за край расселины.
Кому дом, а кому и нет, безрадостно подумала Забава. Что её там теперь ждет, неизвестно. И этот, перед кем ночью покорная лежала, сейчас смотрит как на чужую. Издалека.
Может, придет она туда - а он её своим воям кинет, на поругание. За побег, за то, что по лицу била...
Она, не вставая, дернула к себе покрывало, нашла рубаху и штаны, что взяла на запас, убегая. Помедлила немного, оглянулась на чужанина.
Тот сидел неподвижно, смотрел строго. И лицо у него было тоже словно из камня вырезано - только из светлого.
Забава, прикусив губу, повернулась к чужанину спиной, перекинула распущенные волосы за плечи, светлым занавесом. Все меньше увидит. И быстро продела руки в ворованную рубаху. Неловко, стараясь не приподниматься, натянула целые, не дранные штаны.
Чужанин подошел сзади, подхватил под локотки, поставил, развернул. Подгреб снизу все тряпки, ткнул ей в руки...
И вдруг нагнулся, подхватил под коленки, вздернул вверх. Забава рывком завалилась ему на спину, ощутила, как в живот вдавился твердый перекат плеча. Дернулась было - но чужанин, пень чужедальний, уже лез по скалам.
Свалимся, так вместе, с замиранием сердца подумала Забава. И застыла.
В целом Харальд был доволен. Рабыня наконец-то вела себя как должно - молчала, подчинялась... и дергалась недолго, когда он перекинул её через плечо.
Даже узел с покрывалом не потеряла, пока он нес её до Хааленсваге.
На землю девчонку он поставил уже перед воротами поместья. Подтолкнул, махнул рукой, приказывая идти перед собой. Светловолосая беглянка покачнулась, но пошла. Только глянула так... нехорошо, как не положено рабыне.
От главного дома уже шел Свальд, радостно лыбясь и на ходу завязывая штаны.
Опять поймал одну из моих рабынь, и успел её оприходовать до моего возвращения, подумал Харальд. Пригрозил вместо приветствия:
- Если у меня в рабском доме родится голубоглазый щенок с твоей улыбкой, Свальд, я заставлю тебя положить его себе на колени (официальное признание отцовства). Даже если ты будешь женат к тому времени. И даже если вместо дочки конунга ты женишься на одной из валькирий, дочек Одина!
Улыбка Свальда мгновенно усохла.
- И тебе добрый день, Харальд. Я полагал, что ты уже вернулся. Что, девчонка так далеко убежала? Или ты слишком долго её наказывал?
Двое бездельничавших неподалеку воинов из хирда брата загоготали. Харальд коротко, невыразительно глянул в их сторону, приспуская веки.
Гогот тут же оборвался. Сбоку торопливо подошел Кейлев.
- Ярл, крышу в твоей опочивальне починили. Прикажешь наказать...
- Выбери из моего хирда пару воинов, знающих, как держать меч. - Нетерпеливо сказал Харальд. - Из тех, что постарше и поопытней. Пусть охраняют девчонку. Скажешь, что она не должна ни убежать, ни пострадать. Найди надежную рабыню, чтобы смотрела за беглянкой. Если через десять дней у девчонки на щеках не появится румянец и она не потолстеет, я скормлю эту надежную рабыню своим псам. Отведи славянской девке покои напротив моих, все равно пустуют.
Кейлев выслушал все, не шевельнувшись и не изменившись в лице - все-таки он был стар и многое повидал. Потом, осторожно коснувшись плеча славянской рабыни, о которой его хозяин вдруг так забеспокоился, махнул рукой. Сказал равнодушно, негромко - то ли приказал, то ли сообщил:
- Иди за мной.
Харальд видел, что девка на Кейлева глянула одновременно и с ужасом, и с ненавистью. Но не двинулась с места.
Свальд, стоявший до этого с разинутым ртом, громко сказал что-то по-славянски. Харальд узнал слово, он и сам его знал - "идти".
Потом брат осторожно тюкнул пальцем по плечу рабыни, жестом показал, чтобы та уходила.
Девчонка и его ожгла ненавидящим взглядом - но молча. И наконец двинулась вперед. Кейлев тут же торопливо зашагал, обгоняя...
- Что такое, брат? - Вполголоса сказал Свальд, подступая поближе к Харальду. - Эта девка вдруг оказалась дочкой славянского конунга, и ты решил принять её у себя как должно? Или случилось ещё что-то?
- Мне нравится, как она молчит. - Равнодушно ответил Харальд. - Знаешь, как редко встречаются молчаливые бабы в это время года, Свальд? Нынче, когда даже воины треплются не переставая, как сороки?
- Но охрана-то зачем? - Прищурился брат.
Харальд бесстрастно глянул.
- Хватит болтать о бабах, Свальд. Выпьем эля? А потом сходим к краю фьорда. Там на верфи мастер Йорген уже начал строить мой новый драккар.
Свальд нахмурился, затем пожал плечами.
- Как скажешь...
Забава шла, хотя колени у неё подгибались. И взгляд почему-то все время тянулся к обрыву, за которым синело море...
Старик с белыми косицами, что вел её, на ходу выкрикнул пару слов. От дальнего дома в их сторону двинулись двое мужиков, с мечами. Все-таки решил бросить своим воям на потеху, метнулось у неё в уме заполошно.
И Забава не выдержала. Выронила покрывало, до сих пор прижатое к груди, рванулась вперед легкой птицей. Голова кружилась, телу и сердцу вдруг стало до странности свободно, легко. Дорога-то шла под уклон...
Бежала к близкому морю, синим платом лежащему вдали, под утренним солнцем. Уже ничего не боясь. Руки раскинула, словно взлететь собралась.
- Клятая девка! - Рыкнул Свальд, когда пойманная рабыня, шедшая впереди, с Кейлевом, вдруг рванулась вперед.
И море-то было не слишком далеко - а ведь брат приказал сторожить рабыню, чтобы не пострадала...
Сам брат, кстати, уже бежал следом.
Харальд тронулся с места с тяжелым сердцем. К лицу ли ему, ярлу, гоняться за девчонкой на глазах у всего хирда?
И если бы она не стоила для него так дорого - может, и не побежал бы. Даже воспоминание о легких руках, гладивших по щеке и затылку, не помогло бы.
Но цена её была выше гордости, так что бежать пришлось. Сбоку за рабыней припустили ещё двое его людей, но он видел, что им её не догнать.
Ну а ей не уйти от него. Не слабой девке, к тому же изможденной, уйти от берсерка...
Харальд вдохнул полной грудью просоленный ветерок и поднажал.
Забава не добежала до края скалы всего чуточку - ещё бы шагов пять и все, свободна!
Но не вышло. Ухватили её сзади, на бегу. Крепкая рука сграбастала поперек тела, у уха что-то каркнул чужанин - знакомый голос, да незнакомые слова...
Встряхнул и развернул. Уставился в лицо страшными светлыми глазами - и Забава увидела, как черные зрачки в них расползаются, закрывая почти все серебро, а потом снова стягиваются. Словно дышат...
- Ярл. - Задыхаясь, сказал подоспевший Кейлев. - Может, ошейник на неё надеть? Стар я уже, чтобы за девками гоняться...
Да я бы одел, угрюмо подумал Харальд. И на цепь бы посадил, чтобы больше не бегала. Что за стену, что к обрыву... А вдруг помрет от тоски? Вон как смотрит - в глазах ни слез, ни страха, только обида.
Словно со всем миром уже попрощалась - и только ему, Харальду, не может простить своего спасения.
- Ты. - Ткнул он в подошедшего воина. - Понесешь девчонку. Кейлев, запри её в опочивальне. Пусть посидит взаперти. Под присмотром рабыни, которая точно не убежит. Эти двое пусть сторожат дверь снаружи... и скат крыши возле опочивальни. Все.
Харальд подтолкнул беглянку к тому воину, в которого ткнул рукой. Тот вскинул тощее тело на руки, размашисто зашагал.
- Ещё на верхний ярус кого-нибудь отправь. - Посоветовал подошедший Свальд. - Вдруг она разберет перекрытие? И подкоп в полу сделать может. И...
Харальд глянул на брата так, что тот сразу замолчал. Сказал низко, горловым голосом:
- Пошли промочим горло элем - и на верфь.
Он развернулся к главному дому, зашагал быстро, размашисто. Ярл Огерсон молча заторопился следом. Все-таки перебрал он вчера крепкого хмельного меда. И забыл, что над берсерками подшучивать можно, но только если уже собрался к Одину, в Вальхаллу.
Кейлев, идя следом за Ларсом, который нес девчонку, махнул одному из рабов.
- Позови мне старую Грир. И скажи, что я жду её у хозяйских покоев. Пусть поторопится. Бегом!
- Старая Грир ещё жива? - С недоумением спросил второй воин, Ансен, идя вслед за Ларсом.
- Доживает в рабском доме. - Нехотя сказал Кейлев.
И зорко прищурился в сторону ног рабыни, торчавших из-за плеча несшего её Ларса. Вроде притихла, это хорошо...
Когда старая Грир дохромала до хозяйских покоев, Кейлев стоял в проходе, глядя в раскрытую дверь опочивальни напротив. Ансен и Ларс подпирали стенку рядом.
Рабыня, едва Ларс усадил её на кровать, тут же метнулась в один из углов отведенной ей опочивальни. И там затихла. Кейлев время от времени заглядывал внутрь, боясь, как бы девка не сотворила что-нибудь с собой. Но та сидела в углу на сундуке неподвижно, застыв как-то нехорошо, скорбно... словно у неё умер кто-то.
- Тебя ведь когда-то привезли из славянских земель?
Сердце у старой Грир почему-то ухнуло. Давно это было, больше тридцати лет назад, когда суздальский князь пошел походом на Торжок. И разорил, как водится, и полон на торг отправил для пополнения казны. А в том полоне была Маленя, красивая девка восемнадцати лет...
Но хозяйский подручный ждал, и она поспешно кивнула.
- Да, господин. Я из-под Торжка, из веси...
- Мне все равно, откуда ты. - Оборвал её Кейлев. - Вот что, Грир... я всегда относился к тебе хорошо. И когда Олаф из Мейдехольма пришел, чтобы попросить у меня задешево старую рабыню - положить в могилу его матери, чтобы было кому прислуживать ей на том свете - я тебя не продал. Хотя ты уже тогда плохо работала.
Грир, невзирая на боль в пояснице, переломилась в поклоне.
- Спасибо, господин.
Не то страшно, что умру, подумала она, не разгибаясь - а то, что при этом положат в могилу к нартвегрской старухе. Что, если не попадешь потом к матушке-Мокоши, а вместо этого будешь вечно прислуживать нартвегрской старухе на том свете?
- Так вот. - Строго сказал Кейлев. - Ярлу Харальду подарили славянскую рабыню. И он хочет, чтобы она потолстела и повеселела. Хочешь тихо умереть от старости в рабском доме, в тепле и накормленная - а не задохнуться в чужой могиле с перебитым хребтом? Тогда делай, что я скажу. Поговори с ней на своем языке, успокой... только не вздумай пересказывать девчонке те сплетни, что рассказывают рабыни про ярла. Поняла? Ярл Харальд хочет, чтобы девчонка хорошо ела, много спала и была весела. А ты должна убедить её, что не надо горевать или пытаться убить себя, что все будет хорошо...
Да где уж хорошо-то, подумала Грир - а в девичестве Маленя. Известно, что та рабыня, которую ярл начинает брать к себе в опочивальню, рано или поздно умирает лютой смертью. И рыжая девка, которую господин прикончил прошлой весной - да не просто прикончил, а порвал на клочки - была у него уже не первой. Это только те долго живут, кого ярл по одному разу пробует...
Она осторожно, закусив губу, чтобы не охнуть от боли в пояснице, разогнулась, глянула Кейлеву в лицо.
- Все сделаю, как нужно, господин.
И горестно подумала - промолчать-то промолчу, только не ради твоего ярла, зверя в человечьем теле. Ради самой девки. Из лап ярла ей уже не вырваться, так пусть хоть оставшиеся дни поживет радостно. Ярл с бабами щедр. Девка порадуется напоследок вкусной еде, красивому убранству... кому от этого плохо? Ей все равно помирать, пусть хоть последние свои деньки не тратит на горе и слезы...
- Ярл пока приказал держать её в опочивальне. - Отрывисто сказал Кейлев. - Будешь ей прислуживать. И займи её чем-нибудь. Шитье, бабьи разговоры... делай что хочешь, хоть пятки ей чеши, но девка должна улыбаться. Я пришлю еды, пусть ест столько, сколько в неё влезет. Если через десять дней щеки у неё не округлятся, ярл скормит тебя псам.
- Да, господин. - Покорно сказала Грир.
- И научи её нашему языку. - Добавил Кейлев. - Чтобы хоть что-то понимала.
- Может, не надо, господин? - Робко спросила Грир. - Ещё услышит, что болтают другие рабы...
Кейлев кивнул.
- Да, ты права, лучше не надо. Хорошо, Грир. Продолжай служить так же верно, и доживешь свои годы в Хааленсваге, не беспокоясь ни о чем.
Он втолкнул её в опочивальню, не обратив внимания на слабый вскрик старухи. Запер дверь на засов, довольный, что все разрешилось как нельзя лучше. Взглянул на Ларса.
- Ты сторожишь дверь. Девчонку не выпускать. Ты, Ансен, давай к крыше. На ночь я пришлю вам замену, с утра чтоб снова были тут...
В покои, где её держали, втолкнули старуху - та, оступившись, чуть не упала. Вскрикнула от боли, скрючилась, ухватившись рукой за поясницу.
Забава вскочила с сундука, глянула в сторону уже захлопнувшейся двери - неужели её все-таки не тронут? И метнулась к старухе. Хотела спросить, что с ней, но вспомнила, что не знает по-здешнему. Так и застыла рядом, глядя во все глаза и не зная, что делать.
Старуха, потирая рукой сгорбленную спину, заговорила с ней сама. Да сразу на славянском:
- Здрава будь, девка. Откуда ты?
Знакомые слова у неё выходили неуверенно, с запинкой, картаво и каркающее. Словно она их уже забыла.
- С Ладоги. - Ответила Забава.
И глянула на старуху сразу и с жалостью, и с тайной надеждой - раз женщину прислали, может, не тронут? Не бросят никому на расправу? Сказал живо:
- А ты откуда, бабушка? Это тебя чужане так пихнули? Может, помочь чем? Давай к постели подведу, сядешь...
Старуха испуганно дернулась, отступила от её протянутой руки.
- Что ты! Что ты, девка... это меня к тебе в услужение приставили. Мне служить, а не тебе.
Забава почему-то даже удивления не почувствовала. Только глянула непонимающе.
- Ярл Харальд. - Торжественно сказала старуха. - Прислал меня тебе в услужение. Давай-ка сама сядь. Вон у тебя косы распущены. Сейчас я по сундукам поищу, гребень найду и причешу. Сразу легче станет. Потом поешь, поспишь. Я тебе сказку расскажу. Мне в Новгороде одна баба сказ про Тугарина-змея сказывала, так я его до сих пор помню.
- Ты с Новгорода, бабушка? - Несмело спросила Забава.
- Я из-под Торжка. - Ответила старуха.
И морщинистые губы выговорили много лет не произносимое название:
- Из Орешной веси.
В тот вечер, когда Красаву подарили чужанскому князю, он её к себе так и не призвал. Видать, перепил на том пиру - да и свалился под стол, не дойдя до постели.
Иначе такое небрежение ничем объяснить было нельзя. Красава знала, что она нравится чужанам - вон какие взгляды на неё метали и на корабле чужанском, и в той зале, где их князья пировали.
Хоть князь её и не призвал, но заботу проявил, подумала Красава, оправляя на себе платье темной дорогой шерсти. Эх, к нему бы венчик её девичий, янтарями вышитый, была бы и вовсе краса-загляденье.
Да только остался венчик в Ладоге. Вот небось матушка по ней сейчас там горюет, убивается...
Пухлые губы Красавы скривились плаксиво, но мысли уже перекинулись на другое. Поместили её на ночь хоть и в тесной светелке, сплошь каменной, но отдельно от всех. И крепкую рабыню приставили.
Одно плохо - прислуживать, как положено, та не захотела. Только принесла еды для Красавы, простой воды вместо питья, а потом приволокла какой-то тюк, и улеглась на нем поперек порога. Укрылась пестрядиной, подбитой потертым мехом, и захрапела...
С утра опять же - ни тебе волосья причесать, ни занемевшие плечи растереть. И Забаву куда-то отослали. Хотя чужанский князь на корабле ясно сказал - она у неё теперь в услужении будет.
Губы Красавы снова скривились, теперь уже с усмешкой. Может, Забавке побега так и не простили? И выпороли, а то и вовсе на поругание отдали.
Она вздохнула, пытаясь вообразить, каково было Забавке. Зарумянилась от мыслей о срамном, со вздохом одернула платье на приподнявшейся от жаркого дыхания груди. Ладно Забавке - а вот ей-то каково будет по первому разу? Бабы, да и матушка сказывали, что в первую ночь бывает несладко.
Зато потом... она заулыбалась, думая, как полюбит и приголубит её князь. За честную девственность, для него сбереженную, за тело белое, пышное, за красу ненаглядную, за походку лебяжью...
Вечером на следующий день за Красавой пришли две бабы и повели в баню. Помыли - причем наконец-то прислуживали как положено. И спину потерли, когда она им знаками растолковала, чего хочет, и волосы расчесали. Правда, все как-то наспех, без заботы.
Ну да наверно князь ждет, решила Красава. Шелковое платье, в которое её обрядили, это только подтверждало. И в громадную опочивальню, где по стене за кроватью было развешено оружие - да много, да все сверкающее, страшное - она зашла, стыдливо зарумянившись и опустив голову.
Вот только на широченной кровати, крытой мехами, князя не оказалось. Потом придет, рассудила она.
И покосилась на высоченные сундуки у стен, устланные мехами, как и кровать. Эх, посмотреть бы, какие уборы там лежат... князь, похоже, не женат, так что платьев нарядных там не окажется. Но должны найтись перстни самоцветные, ожерелья, зарукавья (браслеты), навроде тех золотых, что носил чужанский князь на корабле. И пояса драгоценные...
Красава вздохнула и уселась в изножье кровати. Ждать князя.
День выдался долгий. Харальд со Свальдом сходили на верфь, осмотрели щенков, что народились этим летом - все с черными пастями, значит, злые будут охотники и волков зимой к дому не подпустят.
Потом снова сидели в зале главного дома, где опять пировали, но уже потише, не с таким размахом, как вчера. Походы кончились, впереди была долгая зима, и когда ещё двум братьям, что живут у разных фьордов, выпадет возможность повидаться...
На двоих они выпили полбочонка крепкого, валящего с ног зимнего эля, оставшегося ещё с прошлого зимовья. А под конец Харальд разрешил брату выбрать из его рабынь любую, на кого ляжет взгляд.
С некоторым смущением разрешил - в конце концов, ценности преподнесенной им рабыни Свальд и сам не знал, так что на деле милость Харальда по сравнению с даром брата выглядела насмешкой, а не достойным ответом.
Но раз брат собрался жениться, то рабынь дарить ему не следует, подумал Харальд. Лучше преподнести на прощанье один из тех богатых мечей, что без дела лежат в кладовой. К примеру, тот, что он снял с тела убитого им английского ярла в последнем походе. Добрый меч, и весь в золоте - так что Свальду будет чем покрасоваться перед конунгом Гунаром, когда поедет к нему свататься. Говорят, швед любит золото...
Выйдя из зала, где все ещё сидели их воины, доканчивая угощенье и бочонки с элем, Свальд и Харальд разошлись. Первый отправился искать рабыню покрасивее, а второй зашагал к себе в опочивальню.
Темноволосую уже должны были привести.
Пройдя по проходу, тянувшемуся от входа в его половину главного дома, Харальд обменялся кивком с Эйри, сторожившим этой ночью вход в покой, куда заперли светловолосую. И уже взялся было за свою дверь, за которой дожидалась вторая славянская девка - но вдруг подумал, что нужно глянуть, как там беглянка.
Кейлеву он доверял, но за девчонкой сейчас приглядывал не сам Кейлев, а одна из рабынь. Которую светловолосая вполне могла стукнуть по голове - как уже сделала с одним из воинов брата. И действительно начать рыть подкоп, как и предупреждал его Свальд...
Брат, конечно, шутил, но девчонка вполне могла превратить его шутку в быль.
Харальд убрал руку с запора и вошел в дверь напротив.
Там оказалось дремотно и тихо. Горели два ночника, светловолосая сидела на кровати, обняв колени. И слушала плавную речь старой рабыни, тоже залезшей на кровать - да ещё и разлегшейся на высоком, укрытом мехами изголовье. Предназначенном для кого угодно, но не для старух из его дома для рабов.
- Вон. - Негромко сказал Харальд.
И когда старуха, с испуганным лицом подхватившись с кровати, прохромала мимо, бросил:
- Жди за дверью.
Что там чужанин сказал бабке Малене, Забава не поняла. Но наверно, что-то неласковое - потому что та вскочила с кровати и быстро ушла.
А чужанин остался. Сел напротив Забавы на кровать, широко расставив ноги и оперев кулак левой руки о колено. Глянул как-то странно - ни зло, ни по-доброму. Изучающе.
И под его взглядом Забава замерла, не шевелясь. Хорошо хоть черные метки зрачков в серебряных глазах больше не дышали, широко открываясь и сжимаясь.
Что Забава чувствовала, и сама не знала. Если по-честному судить, взял её чужанин не силой. Пусть и под конец, но сама она ему все позволила. И если уж винить кого, то себя в первую очередь. Опять же на поругание не отдал, плетьми за побег не посек... даже кулаком не отходил.
А бабка Маленя рассказывала, что зовут чужанина ярл Харальд. И у здешних он считается за князя. Добрым его называла - потому что он разрешал жить в своем поместье тем рабам, кто уже не мог работать, по старости или от увечья. И кормить их не запрещал. А все другие перед наступлением зимы от лишних ртов, не приносящих больше пользы, обычно избавлялись...
Много чего рассказывала бабка Маленя про ярла Харальда. Что и щедр он, и силен - а как настанет весна, так и вовсе уплывет в свои походы. И будет тогда Забава жить здесь одна, без ярла, в тишине и в покое. Надо только с ярлом поприветливей быть да почаще ему улыбаться, а там все сладится. Вон в какое платье её обрядили уже сейчас, и угощениями потчевали со стола самого ярла...
А что сладиться-то, думала Забава, обмирая под серым страшным взглядом. Жизнь рабская? Поиграется с ней чужанин, пока не надоест - а потом и она, как бабка Маленя, радоваться будет, что позволяют жить в рабском доме и кус хлеба дают. Нет у рабов своего угла, только воля и милость хозяйская...
Девчонка выглядела получше, чем утром. Румянец на щеках ещё не появился - или она просто побледнела, увидев его? Зато на губах заиграл легкий розовый отсвет, какого прежде не было. И ранки от соленой воды немного затянулись...
Синие глаза, потемнев в неярком свете ночника, сейчас отливали вечерним морем, каким оно бывает незадолго до заката. А смотрели по-прежнему нехорошо - пусть и без ярости, но неуступчиво.
Значит, опять будет биться под руками, насмешливо подумал Харальд. Шевельнулся, привставая над кроватью - немного, просто чтобы посмотреть, что будет.
Рабыня расцепила руки, которыми обнимала колени, и живо метнулась на другой край кровати. С прытью, которой Харальд от неё не ожидал. Видно, что её и впрямь сегодня покормили.
И хоть Харальд не собирался этого делать, но руки сами легли на пряжку пояса.
Рабыня, глянув на него в ответ широко распахнувшимися глазами, молча рванулась к незапертой двери - но там наткнулась на Эйри. Харальд, не оборачиваясь к выходу, услышал, как она ойкнула и отступила назад. Эйри, громко хмыкнув, захлопнул дверь перед её носом.
Харальд скинул рубаху и развернулся.
Девчонка замерла у двери, быстрым взглядом обшаривала опочивальню. Кажется, искала, чем бы таким запустить ему в голову. Здесь, в отличие от его покоев, оружия на стенах не было.
Она так походила на щенков, которых Харальд видел днем, обходя поместье с братом - те тоже скалили крохотные клычки и пытались цапнуть его за руку, но не могли даже прокусить кожу...
Он растянул губы в улыбке, подобрал кинжал, упавший на кровать вместе с поясом, швырнул к ногам рабыни. И двинул ладонью, подзывая к себе.
Когда к ногам её брякнулся малый меч, такой же, с каким она бежала прошлым вечером, Забава опешила. А уж когда чужанин ещё и рукой махнул, подзывая - застыла, не зная, что и думать.
Может, чужанин хочет, чтобы она схватилась за его оружие, дав повод примерно наказать? Так она и так накуролесила на десять наказаний, ещё что-то добавлять ни к чему. Вон бабка Маленя рассказывала, что за побеги тут секут до тех пор, пока кожу со спины не спустят. Рассказывала и предупреждала особо, чтобы она бежать не думала.
Чужанин, успевший скинуть рубаху, глядел на неё с ухмылкой. Стоял вольно, кинув руки на пояс, пегие косицы спускались на плечи... и здоров был, крепок, не всякому вою одолеть такого.
Не то что девке. Правда, оружия у него в руках не было...
Устав ждать, здешний ярл тряхнул косицами и пошел к ней. В этот момент за дверью глухо бормотнул голос чужанина, сторожившего в проходе. Он вроде как с кем-то разговаривал...
А может, и от двери отошел?
Меч с пола Забава выхватила чуть ли не из-под ног подходившего ярла. Метнулась к выходу быстрее ветра...
Но чужанин ухватил, когда она ещё только дверь распахивала. Отдернул от порога, толкнул к кровати - и повернулся к Забаве спиной, задвигая засов.
Меч в руке Забавы потяжелел. Блажной он какой-то, этот чужанин, испуганно подумала она. Сначала меч дал, потом спиной повернулся. И ведь не стал оружие отбирать, после того, как сватил у порога...
Ярл Харальд развернулся, двинулся к девчонке, замершей с его кинжалом в руке. Несколько мгновений смотрел ей в глаза, потом подхватил девичью ладонь снизу, приподнял. Раскрыл силой тонкие пальцы, уложил их поверх рукояти как положено. Показал, держа её руку и медленно ведя ей по воздуху, как наносить удар сверху, от плеча.
Потом отступил на два шага и снова махнул, приглашая испробовать. Уж больно хотелось позабавиться и посмотреть, решится ли девчонка его ударить.
До сих пор ни одной это в голову не пришло. Хотя вся стенка в его опочивальне была увешана оружием - а рабынь, приведя туда, оставляли одних. Но ни одна не встретила Харальда, вооружившись...
Забава смотрела - и понимала, что не ударит. Не сейчас. Не было у неё такой обиды на сердце, чтобы человека убить. А вот себя...
Она глянула на клинок, намертво зажатый в руке. Утром бы всадила в себя не раздумывая, а вот теперь рука почему-то не поднималась. Может, от рассказов бабки Малени, посулившей ей сладкую жизнь. А может, от того, что за весь день её никто и пальцем не тронул.
Забава вдруг подумала, что такого покойного дня, как сегодня, у неё никогда ещё не было. Не считая, конечно, тех лет, когда жила она с отцом и матерью. Но от той поры у неё почти не осталось воспоминаний.
Никто её не бил и не ругал. Весь день с ней разговаривала только бабка Маленя, подслеповато щурясь и ласково уговаривая съесть ещё кусочек с тех подносов, что принесли сюда, в опочивальню. Хороший был день, светлый...
После такого и помереть не жалко, подумалось вдруг.
Взгляд, которым рабыня наградила его кинжал, Харальду не понравился. Поэтому он шагнул вперед и выдрал оружие из тонкой руки.
Поторопился ты, Харальд, тяжело подумал он. Понадеялся, что девчонка начнет прыгать вокруг резвым щенком - а она вместо этого повернула к себе лезвие. Успеть, конечно, все равно бы не успела...
Но рисковать не следовало. Заскучал, перепил - так позови воинов, иди побейся для веселья.
Харальд швырнул кинжал на один из сундуков. Тут в проходе меж опочивальнями раздался голос Свальда - брат уже отыскал себе утеху на эту ночь...
Ему самому тоже срочно следовало заняться какой-нибудь бабой, а потом выспаться, чтобы хмель от выпитого эля выветрился из головы.
Он глянул на девчонку. Та стояла, нагнув голову и посверкивая темно-синими глазами из-под волос, забранных в косу. Свет от ночников поливал голову золотистым сиянием. Теплым, сливочным...
Харальд вдруг задался вопросом, какой она будет в эту ночь. Так же сдастся лишь под конец, когда уже ничего не поделаешь? Или на этот раз...
Да что гадать-то, подумал вдруг он. Все равно уже и собрался, уже и рубаху снял. Только в свою опочивальню светловолосую лучше не вести - вдруг доберется до оружия, пока он будет спать. Да и закончит, то решила начать.
Харальд шагнул к двери, откинул засов и негромко приказал застывшему в проходе Эйри:
- Я останусь тут. Старуху, что отсюда выскочила, и рабыню из моей опочивальни отведи в рабский дом. Потом отправляйся спать. И тому, кто сторожит во дворе крышу, передай, что ярл его отпускает.
Он захлопнул дверь, задвинул засов и развернулся к девчонке. Та под его взглядом даже не попятилась. Так и осталась стоять, по-прежнему нагнув голову и посверкивая глазами.
Потом метнулась назад, к сундукам под скатом крыши.
Там её Харальд и поймал. Стиснул, перехватывая руки, снова заколотившие его по плечам, и понес к кровати.
Надо быть умнее, думал он, пока опускал девчонку на кровать. Надо сделать так, чтобы она сама начала на него запрыгивать. Тогда у неё пройдет охота разворачивать к себе кинжал.
Вот только как это сделать?
С темноволосой сейчас было бы спокойнее, мелькнуло в уме.
Харальд опустился на кровать рядом со светловолосой, придавил ей ноги коленом, чтобы сильно не билась. Отловил девичьи ладони, мелькнувшие в воздухе рядом с его лицом, притиснул их к изголовью. И, высвободив одну руку, погладил содрогнувшееся под его рукой тело.
Подумал - надо будет попробовать по-другому. Вчера он побыл с девчонкой только один раз. А сегодня не будет церемониться и оприходует её так, чтобы потом неделю сидеть не могла. После такого все его прежние бабы глядели сытыми кошками. Сами к нему ластились, пока не...
Харальд нахмурился, тряхнув головой и обрывая мысль. Потом перекатил девчонку на живот, отодвинувшись в сторону. Отпустил ей руки - назад все равно замахиваться трудней, чем перед собой. И деловито принялся задирать ей подол
Когда дверь заскрипела, открываясь, Красава прижала обе руки к груди, потупилась стыдливо. Замерла не шевелясь...
Но в покои никто так и не вошел. За открытой дверью кто-то бросил несколько слов на чужом наречии. Тут же, к великому изумлению Красавы, незнакомый старушечий голос проскрипел - причем произнесенное она сумела понять, хоть и прозвучало оно путано:
- Позвать велено. Сказали уходить.
Красава вскинулась с кровати, глянула в сторону двери.
В опочивальню заглядывала какая-то старуха. Скрюченная, сморщенная, страшная...
- Пойдем, голубка. - Снова повторила карга. - Переночуешь сегодня в рабском доме, ярлу Харальду не до тебя...
У Красавы от этих слов подкосились ноги. Она упала обратно на кровать, широкую, мягкую, сразу видно - княжескую! Выдохнула плачуще:
- Да за что немилость такая...
В дверном проеме за старухой мелькнул какой-то чужанин. Бросил что-то, с прищуром пялясь на Красаву.
- Радовалась бы лучше. - Ответила карга.
И почему-то отвела глаза.
- Пойдем, девонька. А то ещё нартвег, которому ярл велел тебя проводить, заругается. Не любят они, когда их задерживают...
Красава, стиснув зубы, встала. Все ж таки не просто выгнал, а проводить велел, с почетом, уважением...
Когда вышли из большого дома, старуха засеменила рядом с Красавой, прихрамывая. Воин, заглядывавший в дверь, неторопливо шагал сзади, в паре шагов. Крикнул что-то, едва выйдя следом за ними во двор. Откуда-то сбоку ему ответил веселый голос - тоже на чужанском наречии, незнакомыми словами.
Красава укоротила шаг, чтобы старая могла за ней угнаться, спросила:
- А скажи, бабушка, чем князь здешний занят? Дела какие?
Глупая карга ответила невпопад:
- Не до тебя ему.
Красаве как нож под сердце воткнули. Даже приотстала, замерев от злости. Её уж два дня как подарили, а он все нейдет - и эта дура старая говорит, что ему не до неё?
Рука чужанина, что шел сзади, толкнула в спину, хрипловатый голос что-то непонятно каркнул...
Старуха тут же оглянулась, сказала суетливо:
- Пошли, вон уж ругается!
Красава снова зашагала. Спросила умильно, подлаживаясь под старушечий шаг:
- А что не до меня? Делом занят или как?
- Известно, какие у них дела по ночам. - Невпопад сказала старуха.
Красаве словно второй нож всадили. И многое стало понятно. Другая у чужанского князя есть. Вот она-то его к ней и не пускает.
Но виду Красава не подала. А вместо этого подхватила старую каргу под руку, сказала заботливо:
- Дай, бабушка, я тебя поддержу. Хромаешь, смотрю... Как, говоришь, здешнего хозяина зовут? А то я с первого раза не запомнила.