Дождливым ноябрьским вечером я снова подъезжал к воротам Рейнсберка. Прошло всего каких-то полгода с тех пор, как я покинул его, а все настолько изменилось, что я с трудом узнавал знакомые места. Я, конечно, понимал, что после всех тех бедствий, которые обрушились на Империю за это время, город не мог остаться прежним, но то, что я увидел, оказалось для меня настоящим потрясением. До самого горизонта простиралась покрытая жидкой грязью равнина, лишь кое-где мелькали одинокие чахлые деревья, увешанные трупами так густо, что под ними прогибались ветви. Единственными живыми созданиями, оживлявшими унылый пейзаж, были стаи ворон в сером небе и одинокие странники, бредущие вдоль того, что когда-то называлось Торговым трактом.
Все это навевало такую тоску, что я закрыл глаза и принялся вспоминать мой первых въезд в столицу. Тогда было солнечное утро и легкий весенний ветерок играл моими волосами. Я был полон надежд и без причины счастлив. Немного омрачала мое настроение лишь необходимость искать дракона, но я даже не сомневался в удачном исходе своего предприятия, поэтому, старался думать об этом как можно меньше. Гораздо больше меня занимали кудрявые купеческие дочки и грудастые горожанки, строившие мне глазки из окошек своих карет. Да, я чувствовал себя тогда властелином мира! Ах, какое чудесное время было! Я вздохнул и открыл глаза. Куда же все это подевалось?! Исчезли тенистые сады и живописные лужайки, уютные трактирчики вдоль дороги, так и манящие передохнуть усталого путника и толпы спешащих по своим делам горожан. Теперь здесь отваживались появляться либо богатеи, не скупящиеся на большой конвой, либо отчаявшиеся бедолаги с которых и взять то нечего, а потому и не боящихся ни разбойников, ни солдат, ни самого Трогга. Компания в которой путешествовал я, относилась ко второй категории. В основном она состояла из крестьян, потерявших в последних неурядицах, сотрясавших Империю все свое имущество, а потому, чтобы добыть хоть какое-то пропитание, решивших податься в солдаты. Был также тощий послушник из разоренного братства, и сгорбленная старуха, разыскивавшая свою семью. Сам хозяин почтовой кареты, одутловатый дядька с вечно потеющей лысиной, которую он вытирал засаленным шейным платком, и хитрыми глазками, по-видимому занимался раньше контрабандой, ибо вел нас такими потайными тропами, о которых наверняка и не подозревали не только обычные путники, но и местные обитатели, живущие в этих местах испокон веков. Ночевали мы то в каком-то сарае посреди поля, то в крохотной пещерке у безымянной речки, в общем схроны были один другого страннее. В былые времена каждый из нас донес бы на этого жулика не задумываясь, но теперь он был нашей единственной надеждой. Не знаю, что именно он провозил раньше, но сейчас, когда убить могли даже за паршивый хлеб из отрубей, контрабандой стала любая вещь. А самой выгодной стала перевозка живого товара, то есть в данном случае - нас.
Впрочем, наш проводник все же вез еще кое-что "без деклараций и документов", одну маленькую вещь в ящике для багажа. Кое-что, о чем он даже и сам не подозревал. Этим "кое-чем" был ни кто иной, как ваш покорный слуга. На этот позор мне пришлось пойти из-за полной безысходности, поскольку нужной суммы, чтобы заплатить за доставку в столицу у меня, увы, не было и не предвиделось, а попасть туда мне было крайне необходимо. Так я и очутился среди тюков, коробок и прочего багажа пассажиров бывшего контрабандиста. К сожалению, на бесплатности выгоды моего положения заканчивались. Было темно, тесно и к тому же трясло немилосердно - после каждого ухаба или кочки, я зарабатывал очередной синяк, и что самое отвратительное, не мог даже как следует вслух выругаться. И еще было ужасно скучно. Все мои развлечения ограничивались подслушиванием рассказов легальных пассажиров, но они были настолько тоскливы и однообразны, что меня мутило от них еще больше, чем от дорожной тряски. К тому же после нескольких дней пути и они иссякли. Оставалось лишь одно - молиться чтобы пресветлая богиня не обошла меня своей милостью, способствовала успеху во всех моих начинаниях, и чтоб меня, как минимум, не застукали. Пока что молитвы действовали. Удача была на моей стороне и мне даже удалось стащить у монаха солидный кусок вяленого мяса. Тот, правда, устроил скандал, но доказать ничего не смог, поскольку в тот вечер хорошенько приложился к бутылке и страдал провалами в памяти. Зато мне этого куска хватило на несколько дней пути. К сожалению, мясо кончилось вчера, оставив по себе бурчание в животе и приятные воспоминания. Прочие пассажиры вряд ли могли мне чем-нибудь помочь, поскольку тоже прикончили почти все свои припасы. И чем дольше длился путь, тем больше раздавалось из кареты грустных вздохов и стонов.
Дорога ужасно выматывала, и не только пассажиров. Только этим и можно объяснить то, что уже возле самого Рейнсберка наш проводник решил все же съехать на проезженный тракт.
- Не боись, деревня! - сказал он, обернувшись к притихшим пассажирам, еще совсем немного и покажется столица! На пуховых перинах ночевать сегодня будем, жирного каплуна кушать! Тут недалеко трактир есть - " У четырех котов". Хозяйка там - такая кошечка, пальчики оближешь!
Я не мог со своего места видеть выражение лица нашего проводника, но, судя по голосу, оно было крайне непристойным. Оживились и остальные пассажиры, предвкушая обильный ужин и мягкую постель. Но все они ошибались. И больше всех ошибался наш пройдоха-проводник. Первая же пуля, пущенная из придорожных кустов, вошла ему прямо между глаз, что, естественно, несколько изменило его планы на будущее. Уж не знаю, в каком месте уготовала судьба его прожженной душе провести эту ночь, а также остальной срок своего Посмертия, но уж точно не на мягких перинах хозяйки трактира. Впрочем, откуда было знать бедняге, что в этой чахлой рощице возле самого Рейнсберка промышляет разбойничья ватага, и что за свое невинное желание срезать путь, он заплатит жизнью?! Остальным пассажирам кареты тоже пришлось несладко - от испуга лошади понеслись не разбирая дороги и с такой скоростью, что еще немного и мы бы все присоединились к нашему проводнику. Но ребята, напавшие на нас не привыкли упускать добычу. Они действовали так шустро и слажено, что можно было только диву даваться. Прошло всего несколько минут, а лошади были уже пойманы, усмирены и загнаны в глубь рощицы, подальше от посторонних взглядов. Примерно те же действия были произведены и с пассажирами - их выковырнули из кареты, как устриц из раковины. Никто из пассажиров не успел даже пикнуть, а все они уже были обысканы, избавлены от лишнего (с точки зрения разбойников, разумеется) имущества и связаны подвое, как кролики на деревенском рынке. И не удивительно: хотя разбойников было всего пятеро, и оружие у них было самым примитивным, одного взгляда на их кровожадные рожи было достаточно, чтобы утратить всякое желание сопротивляться. Со своего места в багаже я мог лишь посочувствовать своим невольным попутчикам. Хотя, вполне возможно, что я мог свое сочувствие приберечь и для себя...
- Эй, Гнилушка, вы закончили? - крикнул один из разбойников, здоровенный, заросший черной бородой, детина, бывший у них за старшего.
- Да, братец, - отвечал ему другой разбойник, - засыпали мы покойника, чтоб ему пусто было. - С каретой то че делать?
- Карета справная, пригодится, - важно пробасил старший. - Такую и продать можно, если че. Мы карету и лошадей повезем через лощину, так надежней. А вы, с Кривым Ясем, гоните "баранов", да сундуки сгрузите, пущай они их и тянут. И смотрите мне, не озоруйте как давеча, а то маманя вам бошки пооткрутит.
Вот это мне совершенно не понравилось. Сквозь дыру в багажном отделении я видел, как Гнилушка и еще пара разбойников направились в мою сторону. Стоит им открыть дверцу багажа и все, мне конец! Надо что-то делать, но что?! Вылезать сейчас нельзя - увидят. Спрятаться, но куда?! В панике я оглянулся по сторонам, но вокруг были лишь опостылевшие за время поездки тюки остальных пассажиров. Все пропало! Разбойники подошли почти вплотную. Я уже чувствовал тяжелый запах их пота, когда вдруг увидел что одна из боковых досок кареты немного отошла и за ней есть небольшое углубление. Совсем крохотное, но если подогнуть ноги... Дальше я уже не думал а действовал. И в тот момент, когда разбойники открыли багажный ящик, я уже лежал в нише за доской, согнувшись в три погибели и прижимая обе руки к груди, чтобы мое бедное сердце от испуга ненароком не выпрыгнуло.
Некоторое время до меня доносились лишь сопение и ругательства разбойников, выгружающих пассажирские вещи. Затем дверца кареты с громким стуком захлопнулась и мы поехали. Я выждал пару минут прежде чем, со всеми предосторожностями, покинуть свое импровизированное убежище. Без вещей в багажном отделении стало гораздо просторнее, но, зато и тряска стала ощущаться намного сильнее - я успел заработать пару шишек, пока дополз до дверцы. Судя по тому, что было видно сквозь щели, мы уже съехали с дороги и теперь перебирались через какой-то овраг. "Ну, ребята, с вами хорошо, но пора и честь знать" - мысленно сказал я разбойникам и толкнул внешнюю дверь. Вопреки моим ожиданиям, она и не подумала открываться. Я толкнул сильнее - с тем же результатом. Наверно от сильного удара или тряски дверцу заклинило, и я смог бы открыть ее изнутри только при наличии лома, но в тот момент я не мог рассуждать здраво. Охваченный паникой, я бился всем телом о проклятую дверь, я вкладывал в удар все свои силы, но все без толку. Таким образом я развлекался около часа, и прекратил свои бесплодные попытки только окончательно выдохшись. В полном изнеможении я свалился на пол и закрыл глаза руками. Мне хотелось выть от бессилия и злости, мне хотелось разбить свою голову о проклятую дверцу, но сил не было даже на то, чтобы расплакаться. Я просто лежал и тупо наблюдал как проносятся надо мной верхушки деревьев, летают птицы, и в голове моей было так же пусто, как бывает утром в бутылке у пропойцы - ни капли, ни мысли. Только пустота. Дзинь-дзинь.
Тем временем, путь наш подошел к концу. С радостными воплями разбойники распрягли лошадей и загнали карету в сарай. Проверять багажный ящик они не стали - на мое счастье, потому что повторить еще раз свой опыт по втискиванию в непомерно узкие ниши, я сейчас не смог бы даже под страхом смертной казни. Но вот голоса разбойников стихли, скрипнула дверь сарая, а я все лежал на пыльном полу, пытаясь осознать катастрофичность ситуации, в которой меня угораздило очутиться. Заперт в карете, посреди разбойничьего логова в какой-то глухомани, без еды, питья и денег! Конечно, положение других пассажиров кареты было намного хуже, но сейчас меня это слабо утешало. Наверно, это было подходящее время, чтобы начать рвать на себе волосы, но у меня не было сил даже для этого.
Постепенно смеркалось. Сквозь щели в досках я смотрел как удлиняются тени, как меняются очертания предметов, и так засмотрелся, что нечаянно задремал. Проснулся я от пустоты в желудке и сильной тяжести в мочевом пузыре. Как ни странно, это сочетание меня сильно взбодрило. Я рывком сел и принялся шарить по карманам. К счастью и кресало и трут были на месте и даже не очень пострадали. Я зажег припасенную на черный день свечку и начал осматриваться. Запор на двери действительно заклинило, как я и предполагал. Сила тут вряд ли поможет, но вот если попробовать как-нибудь его взломать?! У Мэнди в свое время это получалось довольно ловко при помощи обыкновенной шпильки. Правда я, в отличие от Мэнди не имею обыкновения закалывать волосы, так что шпилек с собой не ношу. Но может быть в карете найдется что-нибудь острое?! Я поднял свечу повыше и осмотрелся: пол был совершенно чист, как будто его хорошо вымели. Разбойники вынесли все, не оставили даже щепочек. Н-да, у этих ребят наверно даже тараканы голодают.
-Не паниковать! - приказал я себе. - Может быть что-нибудь завалялось в моей нише.
Я засунул туда руку и сразу же на что-то наткнулся... Нет это была не шпилька и не иголка. Шкатулка из палисандрового дерева с инкрустациями была совсем небольшой, но тем не менее то, что я не обнаружил ее сразу, лежа на ней в тесной нише можно объяснить лишь тем, что я от страха совсем голову потерял. А хозяин-то кареты, каков хитрец! С двойным дном был человек и карету под себя переделал. Если бы лошади не понесли и доска от удара не сдвинулась, никто бы в жизни не догадался, что в отделении для багажа есть еще что-то кроме слоя пыли.
И что же мы имеем?! От любопытства я даже забыл о голоде, холоде, страхе и прочих нуждах. Шкатулка была закрыта особой печатью, так что, если бы я захотел открыть ее так, чтобы никто о том не догадался, то мне пришлось бы изрядно повозиться. Но я такой цели перед собой не ставил, поэтому без лишних церемоний сорвал печать и откинул крышку Послышался легкий музыкальный звон и моему взору явился сложенный вчетверо лист бумаги, исписанный красивым каллиграфическим почерком. Что-то мне это напоминало... Ну конечно - ларец Хозяина Толстой башни, будь он неладен! Если бы не старикашкина хитрость, я бы вряд ли выбрался из той истории без последствий... Это непрошенное воспоминание несколько охладило мой пыл. Такие вот шкатулки с секретами порой таят в себе больше опасностей, чем пиратский корабль. Я прикрыл крышку шкатулки и положил ее обратно в нишу.
- Кого ты хочешь обмануть? - спросил мой циничный внутренний голос. - Знаешь ведь, что все равно не удержишься, так сэкономь себе время и силы. И потом, печать уже сорвана, и получатель шкатулки все равно узнает, что письмо прочитано, так не лучше ли узнать все до конца?!
- И то правда, - ответил я самому себе и достал шкатулку обратно. Свеча у меня была маленькой и света давала совсем немного, но то, что я прочитал так врезалось мне в память, что я и сейчас помню все, вплоть до мельчайшего завитка над буквой "Д".
"Дорогой учитель и брат! - начиналось письмо, - да продлит Он твои дни и да ниспошлет свое благословление всем твоим начинаниям. Сим посылаю тебе свой отчет об известных тебе делах. Времена нынче неспокойные и дороги ненадежны, потому сообщение я разделил на 2 части, в надежде, что хотя бы одна из них попадет в твои руки. Податель сего весьма глуп, хотя и предан нашему делу всей душой. Ему поручено доставить письмо в качестве последнего испытания, но категорически запрещено вскрывать ларец. Если же, дорогой учитель и брат, ты найдешь, что секретная печать нарушена, в твоей власти предать гонца самому жестокому наказанию. Впрочем, я полностью полагаюсь на твое суждение. 2-ю часть письма твой посланец получит через неделю после полнолуния в известном тебе месте. Пароль тот же.
И первым делом хочу сообщить тебе, что старый медведь купился на приманку и вскоре должен прибыть в Рейнсберк. Нашему человеку удалось войти к нему в доверие и теперь И. держит его при себе неотлучно, что даже вызывает некоторое неудобство при передаче сообщений. Впрочем, главное он сделал - выманил старого медведя из его берлоги. И. думает, что его ожидает хорошо укрепленный город и толпы сторонников, готовых биться за него и отдать свои жизни, лишь бы вернуть ему былую власть. Боюсь, по прибытии на место, его ждет большое разочарование. Наш человек сообщит наиболее благоприятный момент для штурма и передаст план укреплений. Так что, как видишь, дорогой брат, все идет согласно твоему хитроумному плану. Позволь же еще раз припасть к твоим стопам в знак полного восхищения твоей гениальностью.
В отношении младенца, боюсь, новости не столь радостные. Есть сведения, что его увезли на север. Фьордиты всегда были верны короне, и вполне вероятно, что именно они укрыли ребенка в одном из своих многочисленных селений. Найти среди них ребенка можно, хотя это и тяжелая задача. Но на это требуется много людей, которых на данный момент у меня, увы, нет. Впрочем, полагаю, это дело не настолько срочно, может подождать до более спокойных времен.
Кроме того, спешу донести до твоего сведения, дорогой брат, что настоятель братства Розы в Сьеннежском графстве, намедни скончался от загадочной болезни, а наследовать себе оставил известного тебе брата Б. , преданного нашему делу и готового на все, лишь бы заслужить твою благосклонность. Так что в скором времени, если будет на то Его воля, Сьеннежское братство ждут большие перемены. Кстати, позволь поблагодарить тебя за те "приправы", которыми ты нас так любезно снабдил.
Теперь же позволь сообщить тебе о вещах гораздо менее приятных. Нам удалось перехватить секретное послание виконта Ла Каста своему дяде барону Мюнсту, который, как тебе известно отказался присоединится к армии ГЛФ. Копию письма я послал тебе вместе со вторым гонцом, но ты и сам можешь догадаться о чем там идет речь - виконт струсил и ищет пути к отступлению. Мы, конечно, можем выдать виконта герцогу, и тот его, без сомнения казнит, но поможет ли это нашему делу? Я спрашиваю себя: "Писал ли виконт это письмо в одиночку, или за ним стоят другие предатели?". Но даже если это письмо не является частью заговора, кто поручится, что нет других дворян из свиты ГЛФ, который тоже начали сомневаться в его избранности и в успехе кампании? В армии зреет недовольство, как среди знати, так и между простолюдинов. Следует успокоить страсти и как можно скорее. ГЛФ должен срочно продемонстрировать меч перед своими войсками. Да, дорогой брат, я помню ваши слова о том, что он еще не полностью овладел им, а также о причине этой неприятности. Поверь я прилагаю все силы, чтобы скорее разыскать тело самозванца, таинственно исчезнувшее из пещеры. Но, увы, я не располагаю достаточным количеством верных людей. Лучшие из моих шпионов занимаются поисками младенца и нашим медведем, а тем, кто остался я не могу поручить даже ловить блох без должного надзора. А вот у ГЛФ, в отличие от меня, есть целая армия. Почему бы ему и его нареченной не присоединиться к поискам, тем более, что они то как раз заинтересованы в этом больше всего. Мои люди обнаружили кое-какие улики, способные навести нас на нужный след. Уже точно известно, что тело было похищено из пещеры неизвестными, среди которых есть одна женщина. Они увезли тело на лодке, а затем пересели в повозку или фургон. Из столицы они направились на юг. Дальше их следы теряются, как я уже писал - у меня нет достаточно людей, чтобы проверить все дороги и тропинки. Но последний раз их видели около Бычьего хутора".
На этом письмо обрывалось. Я перевернул шкатулку и потряс ее - пусто. Ах да, там что-то было о 2-й части. Ну и ну! Ничего себе послание "дорогому брату"! Я сжимал письмо в ладони и мне казалось, что я держу не банальный лист бумаги, а ядовитую гадюку за хвост. Недаром у древних змея считалась символом мудрости - знание может ранить и очень больно. А может и вознести на вершины блаженства, где я сейчас и пребывал. Каким-то чудом в моих руках очутилась ниточка, ведущая к тому, ради чего, собственно, я и приехал в Рейнсберк: к ответам. Ответам на вопросы, которых у меня накопилось уже столько, что если бы из них можно было сделать кирпичи, то я бы себе построил дворец. Ну не дворец, но дом - точно! И хотя это письмо добавило еще парочку вопросов в мою копилку, но, если хорошо подумать, оно же и содержало в себе подсказку на то, что мне следует делать дальше. Все-таки пресветлая богиня по-прежнему благосклонна ко мне!
Я был так поглощен своими размышлениями, что совсем перестал обращать внимание на то, что происходит снаружи. А стоило бы...Иначе бы я не попался так глупо ...Поэтому, когда с треском распахнулась дверца багажа и надо мной склонились две удивленные хари, мне оставалось лишь выдавить свою самую обаятельную улыбку и надеяться, что это сработает и на сей раз.
Глава 2.
- Да тут ребенок?!! - изумилась первая харя, принадлежащая виденному мной ранее разбойнику с рыжими патлами. Обладатель второй хари протянул руку и пребольно ущипнул меня за щеку. - Надо же! Че, настоящий?!!
- Настоящий, - прогундосил он, и в подтверждение своих слов ткнул меня пальцем под ребро. Я продолжал улыбаться, хотя и с большим трудом.
- Ну и ну! - сказал рыжий разбойник и тоже ткнул меня пальцем.
- Гы-гы, - сказал второй и потянул меня за волосы.
Пришлось предупреждающе хныкнуть.
- Ишь ты, не нравится, - удивился рыжий.
- Гы-гы, - глубокомысленно изрек второй разбойник.
- Да где же вас носит, олухи?! - раздался за их спинами громоподобный голос. - Долго вас ждать еще?
- Ты не ругайся, маманя, - при звуках этого голоса разбойники как-то сгорбились и стали казаться вдвое меньшею - У нас тут...вот...
- Что еще за "вот"?!! - надо мной появилась третья харя. Как выяснилось впоследствии она все-таки принадлежала женщине, хотя пышная растительность над верхней губой и великанский рост поначалу ввели меня в заблуждение. Некоторое время мы с удивлением рассматривали друг друга.
- Это он что, читает? - произнесла она после долгой паузы.
Трогг меня побери! Я совсем забыл о проклятом письме! Не переставая шаловливо улыбаться я скомкал листок в ладони, а потом засунул его в рот.
- Забери, забери это у него! - скомандовала великанша.
Рыжий разбойник тут же выхватил у меня обслюнявленную бумагу. А вот теперь пришло время для протестующего вопля. По моим наблюдениям есть очень мало людей спокойно переносящих громкий детский плач. И чем человек грубее и примитивнее, тем хуже он это воспринимает. Мои собеседники не стали исключением из этого правила.
- Да уймите его, наконец! - вскричала великанша, закрывая уши руками. - Вот еще напасть на мою голову! Откуда он здесь взялся?
- Не знаем, маманя, - затараторили наперебой разбойники, - мы только ящик открыли, а тут - вот...
- Ладно, потом разберемся. Рыжий, возьми его на руки, будешь за ним следить.
- Почему я?! - возмутился разбойник. - Пусть, вон, Гнилушка им занимается. С этими словами он подхватил меня и сунул в руки второго разбойника. Почему его назвали Гнилушкой я понял сразу, стоило тому открыть рот - воняло оттуда так, как если бы это была выгребная яма в полковой казарме. Пришлось увеличить силу рева.
- Видишь, Гнилой Ясь ему не нравится, - сообразила великанша. - Так что бери его и не спорь с матерью.
Обиженно сопя Рыжий схватил меня на руки и выбежал из сарая. Последним, что я успел увидеть через его плечо, была великанша, сосредоточенно рассматривавшая, найденное мной письмо.
Странное письмо, очень странное. Просто чудо, что оно попало именно в мои руки. Хотя, с тех пор, как я убил бедного дракона и покинул отчий дом, в моей жизни произошло столько странного и чудесного, что я уже разучился удивляться. Как будто я был марионеткой из кукольного театра, и кто-то наверху с упоением дергал меня за ниточки, разыгрывая все новые и новые дурацкие пьесы со мной в главной роли. Ну а с тех пор, как я прикоснулся к проклятому мечу, моя жизнь и вовсе пошла наперекосяк. Если это еще можно назвать жизнью. Сбылось все, что нагадала старая цыганка : и перепутье двух дорог и решающее испытание. А самое главное - моя душа действительно рассталась с телом, только совсем не в том смысле, в котором я себе это представлял. Прикоснувшись к мечу я, вопреки ожиданиям, не умер, хотя и должен был. Моя душа уже была на полпути к Небесным Вратам, когда ее полет прервали неожиданно и грубо. Что-то незапланированное вмешалось в установленный порядок вещей. Возможно подействовали мои молитвы, а может меня защитил мой амулет - кольцо дракона, но только героически погибнуть мне не дали. Меня швырнуло обратно на землю, но почему-то до своего бездыханного тела я так и не долетел. Очнулся я совсем в другом месте и совсем другим человеком. Как это произошло? Это и был первый вопрос, ответ на который я ищу уже почти полгода, над которым я без устали размышляю изо дня в день. И ради ответа на этот вопрос я готов отдать все, даже свою жизнь, или, вернее, то, что от нее осталось.
Почему? Почему я очнулся не в склепе Филибера а на одной из глыб Каменного круга? Каким образом моя душа вселилось в тело 2-х летнего ребенка и куда делась его собственная душа? Что случилось с моим телом? С мечом Филибера? Исчезла ли звезда и если да, то почему войны и болезни так и не прекратились? Живы ли еще мои родители, друзья, старикашка, Рувэн и его рыжая сестренка? И главное: что же мне сделать, чтобы вернуть все обратно? От всех этих вопросов моя голова шла кругом, или, как говаривала моя "мамаша" Хлоя : "Как будто засунули голову к пчелам в улей".
Да, моя "мамаша"... Мне еще повезло, что я очутился на попечении у этой жизнерадостной и весьма разумной женщины. Не знаю, что бы произошло, не догадайся она вовремя увезти меня из Рейнсберка в провинцию. Скорее всего мною бы заинтересовались святые братья - ребенок, выживший после удара молнии, да еще посреди Каменного круга - такое событие бы вряд ли прошло мимо них! А результаты интереса святых братьев обычно заканчиваются костром, это всем известно. Все, что хотя бы отдаленно напоминает ересь им проще сжечь, чем досконально разбираться. Не знаю, сознавала ли Хлоя всю меру опасности, нависшую над нами, или действовала интуитивно, но в тот же вечер мы уже плыли вниз по реке к ее дальним родственникам, жившим на уединенном хуторе у самого подножья Паринакских гор. Хуторок был небольшой, но очень живописный. В другое время я бы с удовольствием погостил там, но тогда мне было совсем не до любования пейзажем. Честно говоря мне вообще ни до чего не было дела. У меня болело все тело, глаза пекло так, что я боялся их открыть, в горло мне как будто натолкали стекла, но больше всего меня мучила моя полная беспомощность. Я не понимал где я и что со мной, не понимал, почему меня не слушается мое собственное тело, почему все предметы кажутся размытыми и огромными, как будто принадлежат великанам, почему все вокруг орут, не понимал обращенных ко мне слов. Мне было так плохо, что я то и дело терял сознание, или забывался сном и почти ничего не ел. В таком состоянии я пребывал почти неделю, пока однажды не обнаружил себя лежащим на необъятной кровати в незнакомой мне комнате. Рядом с кроватью стояла табуретка, на которой лежало небольшое зеркало. С 10-й попытки мне удалось добраться до края кровати и притянуть зеркало к себе. То, что я в нем увидел, повергло меня в шок - из зеркала на меня смотрел щекастый белобрысый младенец лет двух-трех. Симпатичный такой с веснушками на носу. Непонятно было только куда делся я сам. Сначала я было решил, что после пережитого в склепе я перестал отражаться в зеркалах, но тогда откуда взялся этот ребенок?!! Конец моим размышлениям положила дородная румяная женщина, вошедшая в комнату с кувшином молока в руках. Увидев меня, сидящим в кровати с зеркалом, она уронила кувшин, кинулась ко мне и так сжала в объятиях, что у меня чуть ребра не треснули.
- Клаус, сыночек мой дорогой, - кричала она не переставая меня тискать, - я знала, я знала что тишина и свежий воздух пойдут тебе на пользу! Никакие доктора не сравнятся с кружкой парного молока! Наконец-то ты встал, мой родной! Ты такой же крепыш, каким был твой отец, земля ему пухом! Даже удар молнии не сможет тебя сломить! Вот увидишь, скоро ты выздоровеешь и будешь бегать по двору, как и раньше!
Так я и познакомился с Хлоей, а также с Клаусом, ее сыном. Когда я понял, что отражающийся в зеркале малыш это и есть теперь я, мне стало так плохо, что Хлоя разочаровалась в действенной силе парного молока и пригласила ко мне доктора. Он приехал через несколько дней, бесконечных и невыносимых, в течение которых я мог думать только о том как бы поскорее сдохнуть. К счастью или к сожалению мое страстное желание смерти не могло осуществиться, поскольку для этого надо было как минимум встать с кровати, а я был не в состоянии даже пошевелиться. Доктор, которого пригласили ко мне, мог носить сие гордое звание лишь в таком захолустье, как этот отдаленный хутор. В столице ему не доверили бы даже чистить ботинки. По сути это был обыкновенный деревенский цирюльник, считавший кровопускание лучшим лекарством от всех болезней: от насморка до чахотки. Даже известие о том, что больной получил удар молнией нисколько не поколебало его уверенность в правильности своего обычного метода лечения,
- Отворение крови, - сказал он, важно надув свои пухлые щеки, - должно облегчить страдания больного. Дурная, порченая кровь выйдет, а там уже дело на лад само собой пойдет. Дети, они живучие...
Плача и рыдая, Хлоя все же согласилась с такими доводами. И вот когда ланцет в руке лекаря вспорол вену на моей руке, я пережил самое большое унижение в моей жизни - Клаус уписался. Это стало последней каплей, переполнившей чашу моего терпения. Мне было нестерпимо стыдно, но именно стыд вернул меня к жизни. Я вдруг увидел себя со стороны - жалкого, слабого, сдавшегося на милость судьбы и мечтающего о смерти - трудно придумать более убогое зрелище! Я, потомок славного рода, гордый наследник Наровинского королевства! Разве такого конца я заслуживаю?!!
- Не-е-ет, так просто я не подохну! - мысленно сказал я принцессе, герцогу и прочим своим "доброжелателям". - Этого удовольствия вы от меня не дождетесь!
Внезапно мне все стало так понятно и ясно, как будто передо мной распахнулись огромные окна, и яркие солнечные лучи озарили мою темную обитель. Я увидел свою жизнь как дорогу - все свои ошибки из-за которых я докатился до этого позорного состояния прошли перед моими глазами, повергая меня в еще больший стыд. А потом я увидел тот путь, который мне предстояло пройти, чтобы доказать всем, и себе в первую очередь, что меня еще рано списывать со счетов. Я Рауль, принц Наровина, и я еще покажу вам, что вы зря со мной связались!
Но для начала мне нужно было научиться управлять своим новым телом. Поэтому после процедуры я позволили напоить себя молоком а также съел целый кусок пирога. Я давился, меня мутило, но я съел его до последней крошки - мне нужно было набраться сил. Хлоя прыгала от радости и уплатила лекарю вторе больше обещанного, и тот отбыл восвояси еще больше уверившись в чудодейственной силе кровопускания и собственной мудрости. Я же посвятил весь остаток дня тому, чтобы научиться шевелить пальцами ног, а также двигать губами. С тех пор у меня не было ни единой свободной минутки - от восхода до заката я без устали практиковался в совершении простейших действий, не составляющих труда лаже для годовалых младенцев, но очень сложных для меня. Сказать что мне было нелегко значит не сказать ничего. Я трудился как галерный раб под плеткой надсмотрщика, как мельничный осел сутками вертящий тяжелый жернов. Много раз я впадал в отчаяние, и мне казалось что я умру на этой постели, так ничего и не добившись. Но наступало утро и я снова заставлял себя съесть свой нехитрый завтрак и приступал к упражнениям.
Но даже у прикованного к веслу галерного раба бывают счастливые минуты, когда корабль заходит в порт и он получает несколько дней отдыха, даже забитый мельничный ишак радуется, когда садится солнце и хозяин приводит его к кормушке. Были и у меня свои маленькие праздники. Навсегда запомню тот день, когда я смог, наконец, сжать руку в кулак, или когда научился выговаривать букву "р". Но настоящим откровением для меня стали мои первые шаги, сделанные самостоятельно. Казалось бы - такой пустяк! А я чувствовал себя так, как будто эти несколько шагов я не прошел, а пролетел. Такой эйфории, такого душевного подъема я не испытывал даже тогда, когда меня посвятили в рыцари, а ведь я на полном серьезе считал этот день счастливейшим в моей жизни. Но самым главным было то, что я вдруг почувствовал, что мне действительно по силам сделать то, что я задумал. Я верну все, что у меня отняли - мое тело, мою жизнь и горе тем, кто встанет на моем пути!
Дальше все шло гораздо легче. Уже через месяц я мог вполне уверенно ходить и говорить. Зато возникла проблемы иного рода. Однажды я случайно услышал как Хлоя жалуется на меня своей тетке.
- Совсем, совсем другой стал! - говорила моя "мама" сквозь слезы. - Раньше был такой ласковый ребенок, все время за мной хвостом ходил, а теперь смотрит хмуро как волчонок, даже грудь брать не хочет!
- Ты, милая, не обижайся, - отвечала тетка, - но я тебе так скажу: темная это история. И зря ты к святым братьям не обратилась. А может его и вовсе подменили! Помнишь я тебе рассказывала про своего кузена из Верхних Озер? Ну тот, которому ребенка подкинули, а тот оказался оборотнем и всю его семью сожрал?
- Пресветлая богиня спаси и сохрани! - перепуганная Хлоя сотворила символ веры.
С той поры я нет-нет, да и ловил на себе ее пристальный взгляд, будто проверяющий: не отрастает ли у меня часом хвост, и не собираюсь ли я в ближайшее полнолуние полакомиться ее плотью. Конечно, я не думал, что Хлоя тут же побежит сдавать своего единственного сына ближайшему отцу-дознавателю, но все равно это заставило меня призадуматься. Мне нужно было еще немного времени, чтобы спланировать свое путешествие в столицу, и последнее, что мне сейчас было необходимо так это интерес со стороны святых братьев. Следовало срочно изменить поведение. К счастью на хуторе были и другие дети, правда несколько старше Клауса, но выбирать не приходилось. Несколько дней я внимательно наблюдал за их поведением и выяснил, что дети во-первых: целыми днями плачут, во-вторых: целыми днями смеются, а также прыгают, бегают, строят гримасы, дерутся, мирятся, шалят и вообще заняты сверх меры совершением различных глупостей. И хотя это и представляло собой довольно трудную задачу, я все же попытался им подражать. Особенно хорошо у меня получались недовольные хныки и возмущенный рев. А вот заливисто хохотать я так как следует и не научился - наверно для этого требовалось искренне веселиться, а мне сейчас было совсем не до веселья. Смеялся я так, что остальные дети плакали от страха. Пришлось в дальнейшем ограничиться шаловливой улыбкой. Как ни странно, это сработало. И, хотя я так и не смог заставить себя пососать "мамину" грудь, мое положения намного изменилось к лучшему. Хлоя таяла от моих улыбок, остальная родня тоже перестала на меня коситься, как на потенциального оборотня-убийцу, и я, наконец получил возможность свободно ходить где мне вздумается, что было первым и необходимым условием для побега.
Зато с остальными условиями все было далеко не так радужно. Сам поселок был очень уединенным, и до ближайшего города, где можно было найти попутный транспорт в Рейнсберк, нужно было еще добираться через дикий лес, и без проводника делать там было нечего Кроме того, пока я учился ходить, лето почти закончилось. А осень, с ее бесконечными дождями, промозглыми ночами и раскисшими дорогами, была далеко не самым удачным временем для путешествий по Империи. Конечно, будь я в своем теле я бы даже не стал задумываться о таких пустяках, но для 2-х летнего малыша эта поездка могла окончиться в ближайшей канаве. Можно было, конечно, попытаться спрятаться в какой-нибудь телеге, если знать, куда направляется ее хозяин, но, как назло, жители хутора почти перестали выезжать в город - слишком много дел нужно было закончить перед предстоящими холодами. Но я решил не отчаиваться, и потихоньку запасался теплой одеждой и провиантом (немного попрактиковавшись я обнаружил в себе недюжинные воровские способности), и терпеливо ждал подходящего момента. Он наступил, когда одна из Хлоиных племянниц так сильно простудилась, что жители хутора были вынуждены пригласить к ней давешнего доктора. Тот, как и следовало ожидать прописал больной кровопускание, и пока все желающие наблюдали за этим аттракционом, я сумел незаметно пробраться в докторскую повозку и затаился там, прикрывшись каким-то ветхим тряпьем. Конечно я нервничал, и даже придумал целую речь, которая в случае, если доктор обнаружит меня раньше времени, должна будет тронуть его сердце и заставить его отвезти меня в город. Но, как оказалось, волнения мои были совершенно напрасны - после процедуры благодарные жители поселка пригласили доктора к столу, и местное пиво так ударило ему в голову, что он не заметил бы меня, даже если бы я развалился рядом с ним на переднем сидении. Дорогу через лес мы преодолели благополучно, только потому, что докторская кобыла хорошо знала дорогу и, в отличие от хозяина пила только воду.
К концу пути доктор все же немного пришел в себя. Не переставая орать крайне неприличную песню, он распряг лошадь и покачиваясь, поднялся по ступенькам в дом. Только после этого я осмелился вылезти из своего укрытия и размять затекшие ноги. В сарае, где доктор оставил повозку было много соломы, и я устроился там довольно удобно, но как я ни старался, заснуть не смог. Мысленно я все еще был там, на оставленном мной хуторе, где моя "мама" и все ее родственники, наверно, уже сбились с ног, в поисках пропавшего Клауса Хлоя, бедняжка, как она сейчас переживает! И хотя я не мог поступить иначе, но, как бы там ни было, эти люди считали меня частью своей семьи, и я тоже привязался к ним, даже не отдавая себе в этом отчета.
- Дорогая Хлоя, я клянусь, что сделаю все возможное и невозможное, но верну тебе сына! - мысленно пообещал я. Это немного успокоило мою совесть, но сон все равно не шел. Вдруг заявил о себе желудок - ну да, я же весь день почти ничего не ел. Конечно, можно было перекусить чем-нибудь из припасов, взятых из дома. Я открыл свою котомку и закрыл ее опять - на самом деле еды было не так уж и много, а дорога мне предстояла ох, какая длинная! Если сожрать все в первый же день пути, то что же я буду делать дальше? Лапу сосать?! Придется потерпеть. С тяжелым вздохом я улегся обратно на солому...А если...Мне вдруг пришла в голову одна идея и чем дальше я ее обдумывал, тем более замечательной она мне казалась. Если судить по дому, то можно было сделать вывод что кровопускания пользовались среди горожан огромным спросом. Думаю от этого шарлатана не убудет, если я полакомлюсь чем-нибудь на его кухне. Конечно, со всех точек зрения это воровство, но произошедшие со мной в последнее время перемены заставили меня пересмотреть некоторые из моих моральных принципов. Кроме того голод обладает способностью заглушать все угрызения совести.
Вдохновленный этой идеей, я пробрался мимо равнодушной ко всему, кроме своей кормушки докторской клячи и проник в дом через ближайшее окно. Мне повезло: окно вело именно туда, куда мне было надо, то есть в кухню, и она была совершенно пуста. Вообще, мне в последнее время везло очень часто, а это не очень хорошо, потому что притупляет бдительность. И это мне предстояло испытать на собственном опыте. Нет, поначалу все шло замечательно: я сориентировался в темноте, не разбил ничего из посуды и даже безошибочно отыскал место, где кухарка держала мед и другие сладости. Но вот когда я, с набитым пирожками ртом, спрыгнул с буфета вниз, то случайно задел большую медную миску с мукой. По пути на пол миска несколько раз переворачивалась и наделала столько шума, сколько, наверно, не смогла бы устроить и одновременная канонада из всех орудий Императорского войска. Конечным пунктом ее приземления было не что иное, как моя многострадальная голова. Отряхивая муку с волос и пытаясь унять звон в голове, я высказал миске все, что я думаю о ней, ее предках и хозяевах, и так ругался, что даже не сразу заметил, что у меня появился зритель. Не знаю, когда именно кухарка вошла, но судя по широко открытому рту, выпученным глазам и трясущейся в руке свече, увидела она более чем достаточно.
- Ну, вот и все! - пронеслось у меня в голове. - Всему конец!
Я ожидал, что кухарка начнет звать стражу, но вместо этого она лишь открывала и закрывала рот, как вытащенная на берег рыба. Еще через пару минут наблюдения за ее мимикой у меня возникла робкая надежда на то, что я еще смогу как-то выкрутиться. Может она с перепуга свалится в обморок или ее хватит удар? Хорошо бы это сопровождалось потерей памяти...Но кухарка оказалась женщиной сильной.
- Кто ты? - спросила она, наконец, не переставая дрожать. - Скажи мне правду, я знаю, что ты не простой ребенок!
Дела обстояли еще хуже, чем я думал. Говорила мне матушка, что ругаться - грех. Но теперь уж ничего не поделаешь, остается одно - бежать! Я начал прикидывать, как бы половчее обойти эту корову и выскользнуть в окно, когда вышеупомянутая корова заговорила вновь:
- Я поняла кто ты, - проговорила она хриплым голосом.
Вот как?!! Я и сам то не знал, кто я на данный момент, а она, видите ли поняла! Дело осложнялось. Я с интересом уставился на кухарку, с которой творилось нечто невообразимое: она тряслась все сильнее и ее необъятные груди вздымались так высоко, что еще немного и тонкая ночная рубашка треснула бы по швам.
- Говорила ведь я ему, кровопийце, что нельзя вытравливать плод, да разве его уговоришь, - бормотала она в каком-то загадочном для меня исступлении. - Это ведь все Седрик, мерзавец! Из-за него я терплю эти муки, а теперь еще и ты! Не подходи ко мне, призрак! Сгинь, сгинь, сгинь! - истерически взвизгнула она, когда я попытался дотронуться до нее, чтобы успокоить. - Я знаю, ты - дух убитого мною младенца! Да, я согрешила, но почему ты пришел мстить мне, иди к нему, убийца - Седрик! - После этих слов кухарка упала на колени и зарыдала, закрыв лицо руками.
Первым моим порывом было броситься мимо нее к выходу и бежать из этого сумасшедшего дома, куда глаза глядят. Но потом я вдруг вспомнил сцену в Запретной секции, и подумал: "А почему бы и мне не воспользоваться ситуацией как это сделал старикашка?!". Даму, конечно жалко, но в моем положении выбирать не приходилось. Кроме того я вспомнил вдруг, что Седриком звали доктора, который, как выяснилось, любил еще кое-что помимо кровопусканий. С ним у меня были свои счеты. Поэтому я не убежал, а надул для важности щеки и изрек: "Встань, несчастная!"
Несчастная вставать почему-то не пожелала, и продолжала истерически рыдать, мотая при этом во все стороны головой, как кобыла, которую кусают слепни. Пришлось повторить свой призыв. Эффект оказался тот же.
- Встань, или будешь проклята навек! - заорал я, разозлившись окончательно. Это, наконец, подействовало.
- Преклони ко мне свой слух, заблудшая душа, - продолжил я, стараясь придерживаться как можно более выспреннего стиля. Услышь меня сейчас мэтр Сэльмэ, он был бы очень горд своим учеником. - Проступок твой велик, но ты еще в силах его искупить. Я послан высшими силами, чтобы сообщить тебе, несчастная, о великой милости, коей ты удостоена. И, если ты выполнишь все, что я тебе прикажу, то снимешь этот грех с души. Отвечай же, ты согласна?
Вместо ответа кухарка заломила руки и вновь рухнула на колени. Правда на этот раз она плакала от счастья. С большим трудом мне все же удалось ее утихомирить, и уговорить не убивать сластолюбивого доктора, по крайней мере в ближайшее время. К этому времени мой авторитет в глазах кухарки возрос настолько, что я мог приказать ей даже прыгнуть в пропасть, и она бы выполнила это с радостью. К счастью в этом не было необходимости. Я оказался духом весьма доброжелательным и неприхотливым. Единственное, в чем я действительно сейчас нуждался, была тихая темная комната, где я бы мог спокойно выспаться. Что я и получил незамедлительно.
Утром, после сытного завтрака я принялся исподволь расспрашивать кухарку об интересующих меня темах, но к сожалению, новости из столицы доходили сюда редко и с опозданием, а те, что все же доходили, были весьма неутешительны. Ходили слухи начавшейся о войне: но кто воевал и с кем - предположения были самые разные. Почтовая карета отбыла в столицу 2 недели назад, и обратно так и не вернулась. Других желающих туда ехать пока не было, но зато в Южный Лейд должен был вскоре отправиться богатый торговец с большим грузом - несколько повозок и фургонов. Это меня обнадежило - из Лейда до столицы при желании можно было добраться за сутки. В повозку к торговцу я проник практически беспрепятственно - стража следила за тем чтобы из фургонов ничего не выносили, а вот вносить - пожалуйста! На прощанье добрая женщина все же впихнула мне корзину с едой и кошелек, хотя я и отнекивался. Я же наказал ей быть скромной, честной и ходить в храм, а также не допускать к себе Седрика, пока он не приобщится к ценностям истинной веры - не все же этому шарлатану как сыр в масле кататься. И если я что-нибудь понимаю в женщинах, теперь наш любитель кровопусканий проклянет тот день, когда он решил немного побаловаться с прислугой. Эта мелкая месть несколько приподняла мое настроение и до самого Южного Лейда я ехал, насвистывая веселые песенки.
Зато дальше мне пришлось туго. Слухи о смуте оказались верными и я провел почти неделю в поисках хоть какого-нибудь транспорта, отправляющегося в столицу. Несколько раз я был на грани разоблачения, однажды меня даже отправили в сиротский приют, но я сумел оттуда выбраться довольно быстро. И лишь спустя неделю напряженных поисков, когда я уже готов был впасть в отчаяние, мне довелось случайно подслушать разговор в трактире. Один подозрительный тип шепотом поведал другому не менее грязному господину, о некоем Бывшем контрабандисте, который гребет деньги лопатой, переправляя людей в Рейнсберк какими-то одному Троггу известными путями. Это оказалось правдой. Впрочем нужной суммы, чтобы заплатить за доставку в столицу у меня не было, к тому же хозяин кареты не стал бы разговаривать с 2-х летним пацаном, даже будь у меня деньги. Пришлось опять действовать украдкой. Таким вот образом я и оказался в багажном отделении кареты, хозяин которой закончил свой бренный путь в придорожных кустах.
Глава 3.
Разбойники, которые напали на нас именовали себя "пыльниками". Название это пошло от того, что они незаконно добывали уголь на землях принадлежащих Короне - а это занятие не для чистюль. Всего разбойников было семеро. Все они были сыновьями той самой великанши, которую я поначалу принял за мужчину, правда, прижитыми ею от разных отцов. Куда все эти мужчины делись в дальнейшем я не знаю, во всяком случае великанша ни разу не упомянула ни об одном из них. Если бы речь шла об обычной женщине, я бы предположил что она была проституткой, но сама мысль о том, что кто-то был готов платить деньги, чтобы переспать с этим, покрытым бородавками, страшилищем, казалась мне кощунством. Конечно, есть в мире извращенцы, но не до такой же степени?!! Все сыновья великанши были абсолютно разными, но при этом все они носили одно и то же имя - Ясь. Сама великанша объясняла причину по которой она дала одинаковые имена всем своим детям просто:
- Когда они родились, - говорила она, - то выглядели такими дохляками, что я уж думала: "Больше года им не протянуть". А если ребенок не жилец на этом свете, то зачем мучиться и выдумывать имена - Ясь тоже сойдет.
В чем-то она была права, поскольку из 12 ее детей выжили только семеро, но уж те, кто остался, выросли крепышами под стать своей мамаше. Спустя несколько лет, когда по двору уже бегало штук 5 горластых и задиристых Ясей, и великанше стало ясно, что умирать они не собираются, и добровольно не уйдут, она, что б хоть как-то их различать, просто придумала им клички. Старшим был Черный Ясь - тот самый, заросший кудлатой бородой молодец, командовавший остальными разбойниками, потом шли Рыжий, Толстый и Кривой Яси. Ясь - Заика и Гнилой Ясь были близнецами, а Яся, родившегося последним назвали соответственно Младшим. В общем-то особой фантазией великанша не отличалась.
Эта колоритная семейка жила в уединенной хижине посреди Ильтерского леса. Занимались понемногу браконьерством, понемногу контрабандой, а потом в один прекрасный день обнаружили, что совсем неподалеку от их дома есть целое месторождение угля, причем залежи находились так близко к поверхности земли, что даже и копать особо не надо было - нагибайся и бери. Конечно, живи они ближе к городу, их бы уже давно ждало свидание с виселицей, но этот медвежий угол даже сборщики податей обходили стороной. Так что жили они спокойно и довольно неплохо - уголь в наших местах товар ходкий. Впрочем, как оказалось, его было не так уж и много. Копать приходилось все глубже и ссоры между Ясями и мамашей становились все злее И неизвестно чем бы это все закончилось, не начнись в империи междоусобная война. Об этом сообщил случайно забредший к ним охотник. Выпив за ужином несколько кружек пива он сразу же принялся жаловаться на судьбу: пока он добывал оленину для императорского стола, жена с детьми умерли от неизвестной болезни а дом сгорел. Вот и подался бедолага с горя в солдаты наниматься. Когда охотник окончательно захмелел и заснул, свалившись под лавку, мамаша с сыновьями стали держать совет.
- Времена изменились, - сказала великанша, - надо этим пользоваться. Теперь уголь будет на вес золота. И нам будет больше воли - сейчас ратманам не до воров. Неизвестно сколько продлится эта война, надо выжать из нее как можно больше пользы. Теперь будем работать и по ночам.
Сыновья разозлились.
- Куда уж больше - и так мы пашем без продыха, - сказал Черный Ясь. - Мне, вона, давно жениться пора. А как тут жениться, кода от работы свету белого не видишь. Где прикажете невесту искать - в яме с углем? Или в лесу?! Так девки, чай, не грибы, под деревьями не растут!
Остальные Яси тоже возмущенно загалдели. Назревал бунт. И тут великанше пришла в голову замечательная идея.
- А давайте к этому делу охотника приспособим, - сказала она детям. - Мужик он крепкий, искать его никто не будет. А к Троггу на пирушку мы его завсегда отправить успеем.
Идея пришлась братьям по вкусу. Ум и мудрость великанши были многократно восславлены и ее авторитет больше никем не брался под сомнение. Так в семье вновь воцарились мир и спокойствие, а страдающий от похмелья охотник проснулся на следующее утро в глубокой яме в обнимку с киркой.
- Отныне у тебя начинается новая жизнь, - объяснил ему Кривой Ясь, сидя на краю ямы и ковыряясь в зубах грязным ногтем, - Накопаешь к вечеру 3 корзины угля - получишь еду и питье. Не справишься - будешь спать голодным. Место здесь дикое, так что кричать бесполезно. А выбраться отсюда самому и думать забудь - не допрыгнешь.
Поругался охотник, покричал, поплакал, да и принялся копать - а что делать, жить то хочется! Следующим в яму угодил живущий неподалеку монах-отшельник, но ненадолго. Старичок оказался слишком дряхлым и слабым, даже двух дней не протянул. Там же в яме его и похоронили. Этот опыт был признан неудачным и перед братьями встала задача: "Где бы раздобыть мужиков покрепче?" Гости у Ясей были редкостью. Стало ясно, что нужно действовать самим. Поэтому тем же вечером великанша взяла старый арбалет, выдала каждому из сыновей по ножу и проводила их к Торговому тракту.
Первый же поход увенчался полным успехом: пара крестьян и дюжий солдат, охранявший купца, уже на следующий день копали уголь на перегонки с охотником. Сам купец предпочел откупиться, да и если подумать: какой из него работник, если на нем столько сала, что им уже торговать можно? А имперские золотые всегда найдут себе применение. Первый успех вдохновил Ясей на дальнейшие подвиги, и уже через месяц добыча угля возросла в 5 раз, а свободного времени у братьев было хоть отбавляй. К тому же среди пленных изредка попадались и дамы, и несколько таких пленниц, с особо аппетитными формами, теперь помогали великанше по хозяйству, пока их новые "мужья" занимались разбоем. В общем, я попал в очень "веселую" семейку.
Надо сказать, что доверив меня Рыжему Ясю, великанша сделала наилучший выбор. Лучший, разумеется, для меня. Большего балбеса, чем Рыжий Ясь, я в своей жизни не видел, и вряд ли когда-либо еще увижу. За какое бы дело он не брался, всегда все портил. Если великанша просила его помочь ей на кухне, то обед обязательно подгорал, молоко убегало, а огонь из очага таинственным образом перекидывался на все рядом стоящие предметы, даже на железо и глину. Если его посылали на охоту, то он или терял арбалет, или ронял кисет с порохом в единственную на весь лес лужу, или же попадал в самим же им поставленный капкан. Даже копая уголь - уж что может быть проще, Рыжий Ясь и то умудрялся попасть в переделку: то у него лопата сломается, то он сам себя землей закопает. Занявшись разбоем, Яси пытались приспособить к этому делу и Рыжего, но после того, как выпущенная им пуля вошла аккурат в правую ягодицу Черного Яся, об этом уже не могло быть и речи. Да что там говорить, Рыжий Ясь не мог даже несколько шагов пройти не упав. Не человек, а какая-то ходячая катастрофа. В последнее время ему доверяли только полоть огород да пасти козу, ну и я вот, свалился теперь на его голову. Пораженный до глубины души такой несправедливостью со стороны матери, Рыжий Ясь решил заглушить обиду большим количеством пива. Не прошло и часа, а он уже валялся в зарослях чертополоха в обнимку с бочонком. Я же был предоставлен самому себе, к моей великой радости.
Будь на моем месте настоящий 2-х летний ребенок, то при таком присмотре, он в тот же день свалился бы в колодец. Хотя возможно именно на это великанша и надеялась. Больше всего на свете она не любила необъяснимых вещей. Из своего обширного жизненного опыта великанша твердо знала, что необъяснимые вещи влекут за собой большие неприятности, и чем загадочней были события, тем больше неприятностей они приносили. Ничей ребенок, найденный в багажном ящике относился именно к такому роду вещей, и, хотя великанша не могла себе даже представить каким образом маленький сопляк мог доставить ей неприятности, но интуитивно она чувствовала угрозу. В первый же вечер, после того, как все пленники были допрошены, и ни один не захотел признаваться в своем отцовстве, великанша потребовала привести загадочного ребенка в свою комнату. Надо сказать, что она была единственным человеком в доме, у которого была отдельная комната. Все остальные спали вповалку в общей зале, вместе с курами, собаками и козой. Причем ближе всех к очагу спали братья Яси, затем беременная жена Черного Яся, затем остальные жены и ценные пленники. Я, вместе с остальным скотом спал почти у самой двери, и мерз так, что думал до утра превращусь в ледышку. Зато в комнате великанши был свой камин, и жар от него шел почти нестерпимый. Велев Рыжему Ясю раздеть меня, великанша долго вертела меня во все стороны, пока я не начал хныкать.
- Ребенок как ребенок, - сказал Черный Ясь, мамашин любимчик и первый помощник, - и че ты дергаешься, не понимаю!
- Как он себя ведет? - спросила великанша у Рыжего Яся, не обращая внимания на слова старшего сына
- Да ревел весь день, как белуга, - сплюнув сказал тот. - Все папаню какого-то звал. Целый день тока и слышу: "Папаня, папаня!".
Это действительно было так. У меня было время обдумать свое поведение и я решил, что единственным, на кого я смог бы свалить ответственность за мое появление в багаже, был ныне покойный хозяин кареты. К моему облегчению Черный Ясь тоже довольно быстро пришел к этому выводу.
- А ну-ка, взгляни на это малец! - с этими словами он показал мне куртку из волчьего меха.
- Папаня! - взревел я, мгновенно вспомнив, что в последний раз я видел такую же на плечах покойного контрабандиста.
- Ну вот, все и разъяснилось, - удовлетворенно сказал Черный Ясь мамаше. - Так что можешь теперь успокоиться.
- Так то оно так, - хмуро ответила та, - а все ж чутье мое меня еще ни разу не подводило.
При этом великанша наградила меня таким взглядом, которому мог позавидовать и сказочный василиск - в камень я, правда, не превратился, зато весь покрылся холодным потом, и это не смотря на то, что стоял совсем рядом с камином! Этот взгляд заставил меня переоценить свое положение и привел к очень важному выводу: надо делать ноги. Если до этого момента я еще раздумывал не задержаться ли мне у разбойников немного, хотя бы пока не пройдут дожди, то теперь у меня осталось лишь одно желание - удрать подальше. Не важно, что я не знаю дороги, в лесу водятся хищные звери, а у меня нет ни теплой одежды, ни пищи! Никакая из этих опасностей не могла сравниться с убийственно холодным взглядом великанши.
Однако проведя еще одну ночь возле дверей и опять продрогнув до костей, я немного умерил свой пыл - в такую погоду провести ночь на земле означало получить гарантированное воспаление легких. Если бы у меня был конь! Даже сумасшедшая Магнолия теперь представлялась мне прекрасным скакуном, пределом мечтаний любого дворянина. У разбойников тоже были лошади, но как уговорить Рыжего Яся зайти в конюшню? На мои крики: "Хочу лошадку" он не реагировал и похоже сильно мучился похмельем. Пришлось стащить из чулана еще один жбан с пивом и положить на то место, где Рыжий Ясь обычно прятал от мамаши свои заначки. Тот несколько удивился чудесному появлению пива в пустом еще со вчера жбане, но вылакал все до последней капли. Дождавшись, пока Яся сморит крепкий сон, я перестал делать куличики и отправился в конюшню. Лошадей у разбойников было предостаточно, вот только мне, чтобы взобраться на одну из них, нужна была лестница. Я и не подозревал раньше, какие это огромные страшные звери. Даже если мне и удастся каким-то чудом оседлать это чудовище, станет ли оно станет меня слушаться? Это же вам не собака, которую можно приручить лаской. Лошадь - животное своенравное, повинуется только твердой руке. Видимо придется отказаться от этой затеи.
Я с грустью наблюдал как перемалывается корм в их гигантских челюстях, и уже повернулся, чтобы выйти из стойла, как вдруг заметил в углу нечто необычное - маленький ослик был совсем дряхлым и неухоженным, но мне он показался прекрасным, как породистый восточный скакун. В Наровине у меня в детстве тоже был ослик. Любимым нашим с Вячиком развлечением было кататься на нем, повесив у него перед носом морковку. Это, конечно, было давно, но вряд ли ослы с того временя стали умнее. В этом я смог убедиться примерно через час, когда ослик послушно следуя за висящей перед мордой морковкой совершил небольшую прогулку вокруг конюшни. Самым трудным, однако, было на него взобраться - пришлось залезть на перегородку между стойлами и уже оттуда спрыгнуть ослу на спину. Ничего, главное что в итоге и он и я остались живы. Полный самых радужных надежд, я оставил осла в покое и вернулся к месту к месту отдыха моей рыжей "няньки". И вовремя - волшебное действие жбана с пивом начало ослабевать. Ясь уже не валялся в кустах, а сидел среди грядок с редькой, осматривая окрестности мутным похмельным взглядом. При моем появлении в его глазах отразилось заметное облегчение.
- Кушать хочу, - заявил я сразу, чтобы не дать ему опомниться и начать задавать ненужные вопросы. И кроме того я действительно проголодался. Уплетая за обе щеки кусок козьего сыра, которым меня угостил рыжий сын великанши, я обдумывал про себя несколько вопросов. Во-первых: время побега. Ночью, конечно это делать логичнее, но не умнее. Местности я не знаю, и в темноте могу запросто наломать дров. К тому же ночью кто-нибудь из Ясей обязательно стоит в дозоре. Лучше всего бежать после обеда, когда Великанша ложится вздремнуть. Что касается еды, то мне уже удалось стащить пару хлебов, а сегодня я попытаюсь пробраться в чулан, где хранится вяленое мясо и колбасы.
Оставалось решить главный вопрос - таинственное письмо, найденное в карете контрабандиста. То, что его нашел именно я не было простой случайностью - это была судьба! Я чувствовал, что оно может стать той путеводной нитью, которая выведет меня из лабиринта проклятых вопросов. И оставить его в лапах разбойников значило совершить не ошибку, а преступление! Нет, письмо я должен взять с собой, иначе не будет мне покоя... Да, но как его достать?! Великанша прятала все самое ценное в сундуке у себя в комнате. Прокрасться туда незаметно практически невозможно - в доме постоянно вертится куча народу. Надо найти какой-то способ выманить их оттуда...Вот если бы произошло что-то необыкновенное, или дому угрожала бы какая-нибудь опасность... Смерч или наводнение... Или, например, пожар... Да, тогда у семейки Ясей не было бы другого выхода, кроме как покинуть хижину. Помолиться что ли Троггу, чтобы он наслал какой-нибудь маленький ураганчик? Хотя, после случившегося в склепе Филибера мне как-то перехотелось играться такими вещами. К тому же, в отличие от наводнения или урагана, устроить пожар было вполне в моих силах.
Сарай выбранный мной для этой цели был построен на совесть и загорелся с трудом. Как я не старался, занялась только одна стена. Впрочем, я и не собирался сжигать все постройки, мне вполне было достаточно небольшого переполоха. Мой план сработал почти идеально. После первого же крика: "Пожар", хижина мгновенно опустела. Даже ленивых великаншиных невесток, просиживающих целыми днями у очага, как будто корова языком слизала. Но больше всего меня поразила жена Черного Яся, которая вот-вот должна была разродиться и с большим трудом передвигавшаяся по дому на опухших отечных ногах. От любопытства она, видимо, совсем забыла о своем состоянии, потому что перемахнула через изгородь у хлева так резво, как будто у нее вдруг отросли крылья.
Ну что ж, путь был свободен. Я слез с дерева на котором прятался все это время и вошел в дом. Без людей большой зал казался непривычно огромным. Я пересек его бегом и откинул волчью шкуру, служащую завесой, отделяющей комнату великанши от общего зала. Жар от камина по-прежнему исходил почти нестерпимый. Было так душно, что у меня с непривычки закружилась голова. Сундук находился рядом с великаншиной кроватью и был закрыт на огромный замок. Но и к такому развитию событий я подготовился - небольшая кочерга сработала не хуже чем ломик, которым обычно пользовалась Мэнди...
Ах, Мэнди, Мэнди...Наверно я сильно обидел ее. Если бы я знал чем все закончится, я бы ее не отпустил. Я бы... Нашел время для мечтаний, балбес! Пришлось дать себе затрещину, чтобы вернуться к реальности. Сжав зубы, я снова сосредоточился на сундуке. Он был заполнен таким количеством разнообразных вещей, что у меня буквально разбежались глаза. В основном сундук был набит разными платьями: кружевными, с тесемочками, бантиками, рюшечками и тому подобными женскими цацками. Вот уж никогда бы не заподозрил Великаншу в подобного рода пристрастии. Даже мне, который, как и большинство мужчин разбирался в моде как свинья в апельсинах, было совершенно ясно, что ни одно из этих произведений портновского искусства не налезли бы Великанше даже на руку. Кроме платьев в сундуке валились в полном беспорядке разные бусы, броши и прочие украшения, причем грубые дешевые подделки перемежались с настоящими шедеврами, которыми не побрезговала бы и королева. Шкатулку я нашел на самом дне сундука. Когда я открывал крышку у меня от волнения дрожали руки но, слава Пресветлой деве, - письмо было на месте. Вот он, таинственный листок бумаги, на который я возлагал столько надежд! Я пробежал глазами первые строки, - ничего не изменилось, все осталось как и было...
- Занимательное письмецо, а, малец? - произнес голос за моей спиной. Я выронил письмо обратно в сундук, и оборачиваясь попытался состроить свою обычную обаятельную рожицу. Хотя, впрочем, мог бы уже и не стараться, поскольку голос принадлежал не кому иному как Великанше, а ее улыбкой не проведешь.
Глава 4.
Судить меня собралось все дружное семейство Ясей. Со своего места я мог одновременно видеть их всех: злобных, удивленных, недоверчивых, любопытных, равнодушных...И над всеми Ясями как неприступная гранитная скала возвышалась огромная фигура Великанши. Сам я сидел в собачьей клетке в центре зала, и в отличие от предыдущих ночей, проведенных мной в разбойничьей хижине, сегодня мне было ужасно жарко. Жарко от того что клетку поставили совсем рядом с очагом, но еще больше меня жег внутренний жар - от стыда. Как же я мог так глупо влипнуть?!! Не предпринял никаких мер предосторожности! Привык ведь иметь дело с дурнями, вроде Рыжего Яся, вот и допрыгался. Мог бы и сообразить, что Великанша заподозрит неладное, увидев что ни с того ни с сего, да еще под дождем, вдруг загорелся справный сарай. Если бы, хотя бы гроза была, можно было бы списать все на молнию, а то ведь с самого утра зарядил такой противный чахлый дождик, и тут на тебе - пожар! И ведь далось же мне это письмо. Впрочем, задним умом все мы сильны. Теперь то мне совершенно ясно, что удирать надо было еще вчера, сразу как научился ездить на осле.
Я тяжело вздохнул и вернулся к происходящему в зале. Великанша как раз заканчивала рассказ о моих прегрешениях. Оказывается она давно подозревала меня: и нашелся я при странных обстоятельствах, и пропажа из кладовки жбана с пивом тоже не прошла незамеченной. Да и вел я себя подозрительно - где это видано, чтобы 2-х летний малыш лихо лазал по деревьям, был совершенно равнодушен ко всем кошкам, собакам и прочей живности, ходил самостоятельно на выгребную яму, сам подтирался, и даже, зараза такая, ни разу в ту яму не свалился. Да и других странностей хватало, перечислять все - ночь закончится, - в завершение своей речи сказала Великанша и победным взором оглядела своих домочадцев.
- Я так думаю - надо его "успокоить".
От этих слов меня мороз пробрал по коже, даже не смотря на исходящее от очага тепло. На мое счастье остальные члены семьи придерживались несколько иного мнения.
- Ты, маманя не обижайся, - пробасил Черный Ясь, - но может ты ошибаешься?
- И то, - подал голос Рыжий Ясь, - я с ним цельными днями сижу, ниче такого не заметил. Малец как малец, может только тихий слишком.
От благодарности и умиления у меня даже комок к горлу подкатил. Так бы и расцеловал сейчас этого рыжего балбеса в обе щеки. Заговорили и остальные члены семьи. Даже женщины тихонько выражали сомнения в правоте Великанши.
- А ну, тихо! - взревела наконец та, перекрывая общий ропот. - Вы что же, думаете я из ума выжила? Говорю же вам, я застала его в своей комнате, рядом со взломанным сундуком. А в руках он держал ни блестяшки и не монетки, как детям обычно нравятся, а письмо, которое нашлось вместе с ним в карете! И письмо это он читал, готова поклясться могилой Трогга! Это не ребенок а нежить какая-то!
- Ну вот и все, - обреченно подумал я, глядя на ошеломленных такой отповедью разбойников. - Теперь за меня никто не заступится.
И, как оказалось, был неправ. Помощь пришла с совершенно неожиданной стороны - от Черного Яся.
- Ты, маманя, как хочешь, - сказал любимый сын Великанши, - но ребенка я убивать не стану. Душегуб я, конечно, знатный, да только на маленького у меня рука не поднимется. У самого, вон, скоро дите родится, - Черный Ясь нежно улыбнулся своей беременной жене. - Так что ты, маманя, на меня не рассчитывай.
- Ну что ж, - обиженно поджала губы Великанша, - не ты, значит кто-нить другой это сделает... Гнилушка?
- Не, ма, - покачал головой Гнилой Ясь, - тут я тебе не помощник.
- И я, - сказал Рыжий Ясь. - И я, и я, - хором загалдели остальные разбойники.
Пораженная внезапным неповиновением своих сыновей, Великанша наградила их таким взглядом, что те тут же затихли, виновато опустив глаза.
- Ладно же, - после долгого молчания прошипела она сквозь зубы. - Не будем его "успокаивать", хотя и надо бы. (Я облегченно вздохнул). Но и здесь ему не место. Сделаем вот что: отдадим его колдуну.
Дружное "Ах" было ответом на ее слова.
- Ну и сурова же ты, маманя, - проговорил, наконец, Черный Ясь. - Но будь по-твоему.
После этого собрание закончилось, и все начали расходиться. Этим вечером семейство Ясей было неожиданно тихим и подавленным. Не было ни обычных грубых шуток, ни шумной возни с собаками. Даже есть никто не стал. Все просто тихо расползлись по своим углам и заснули. Такое странное поведение разбойников заставило меня опуститься с небес на грешную землю. Конечно, я был безмерно счастлив от того, что меня оставили в живых, но решение Великанши заставляло призадуматься. Не такой она человек чтобы спокойно отпустить меня на свободу и забыть прежние обиды. Значит этот колдун вряд ли любит маленьких детей. Разве что хорошо прожаренными. Ох не придется ли мне еще пожалеть о том, что меня сегодня не убили?!!
Из клетки меня так и не выпустили, так что временя подумать об этом у меня было предостаточно. Жены разбойников меня жалели и тайком от Великанши подкармливали всякими вкусностями, но это меня мало утешало. Я мог думать лишь о колдуне, который должен был явиться со дня на день. И чем дольше я а нем думал, тем большим чудовищем он мне представлялся. Дошло до того, что он стал являться мне во сне. Стоило мне задремать, и мне обязательно снился колдун. В моих снах он был огромным, черным с гниющими зубами и глазами, светящимися красным. Он протягивал ко мне свои кривые руки и мерзко хихикал, а за его спиной стоял огромный чан с кипящей водой и... На этом месте я каждый раз просыпался, весь покрытый холодным потом и с бешено колотящимся сердцем. Стоило ли удивляться тому что эти несколько дней тянулись для меня как несколько лет.
Но вот этот день настал... Погода для появления колдуна была самая что ни на есть подходящая - такой грозы не припоминали даже старожилы. Все небо было иссечено молниями так густо, что при желании можно было читать без свечки ( если бы, конечно, не мешали ливень с градом, беспрерывные раскаты грома и собачий холод).
- Идут, идут, - звенящим от волнения голосом сообщил Рыжий Ясь, дежуривший на чердаке.
- Великая богиня спаси и сохрани! - пискнула жена Черного Яся, забиваясь в самый дальний и темный угол зала. Ее примеру последовали и остальные женщины. Мужчины, хотя и остались на своих местах, но было видно, что им тоже не по себе. Кто нервно теребил бороду, кто демонстративно поглаживал ножны клинка. Обо мне и говорить нечего - я весь превратился в слух, и только прутья клетки, которые я сжимал изо всех сил не давали мне упасть. Сейчас я увижу его, это чудовище, этого монстра, которому, возможно, суждено положить конец моей жизни. Сейчас все решится, сейчас...
Тяжелые шаги сначала по чавкающей грязи, затем по скрипящим по ступеням... И вот, сопровождаемая жутким раскатом грома, дверь распахивается...Яркая вспышка молнии освещает стоящего на пороге человека в остроконечном капюшоне и с огромным посохом в руке. Эта картина настолько соответствует моим ночным кошмарам, что я забываю обо всем: и о том, что я должен изображать 2-х летнего ребенка, и о том, что за мной неотступно следит Великанша. Мне уже все равно. Я просто шлепаюсь на колени и шепчу молитвы Пресветлой Заступнице. Пусть это окажется моим очередным сном, пусть это будет только сон и я сейчас проснусь!
Я изо всех сил щипаю себя за руку, но, несмотря на все мои молитвы, кошмар продолжается. Колдун делает несколько шагов вперед и, остановившись рядом с очагом, откидывает капюшон. В полной уверенности, что сейчас я увижу красные глаза и гнилые зубы, я смотрю на него и...Хорошо, что я уже сидел, потому что от такого потрясения ноги бы меня точно не выдержали. Лицо колдуна не было ни страшным, ни даже особо злым. Может только очень уставшим. Внушить ужас могли разве что седые космы, которые их владелец ленился лишний раз мыть и расчесывать, и потому больше напоминавшие по виду старую половую тряпку. Впрочем я, как и все его друзья уже настолько привык к его виду, что не обращал внимания на такие мелочи... Ну, здравствуй, старикашка!
Я даже зажал себе рот, чтобы случайно не сказать эти слова вслух. Спокойно, Рауль, спокойно! Сейчас важно не совершить ошибку. Судьба или счастливый случай послали тебе возможность спастись, теперь главное ничего не испортить.
Тем временем старикашка уселся на заботливо пододвинутый кем-то табурет и протянул к огню озябшие руки.
- Не желаете ли выпить согревающего, уважаемый Ульрих? - откуда ни возьмись рядом тут же оказалась Великанша.
(Ну и ну, - подумал я, глядя как она собственноручно подает старикашке стакан пунша, - чтобы сама хозяйка за кем-то ухаживала?!! Вот уж удивила так удивила... Что ж такого сделал старикашка, чтобы внушить ей такой почет?)
После пунша старикашке был подан ужин из 3 блюд - никаких изысков, зато очень сытный.
- Отлично, - сказал старикашка, закончив обгладывать последнюю косточку, и довольно причмокнув, - а теперь, не скажете ли мне, дорогая Гортензия, какая такая надобность заставила вас вызвать меня в такую мерзкую погоду? Надеюсь это действительно что-то срочное.
(Великаншу зовут Гортензией?!! - мысленно поразился я. - Ее родители наверно были слепые, если дали этой слонихе такое нежное имя! Хотя, может в детстве она была больше похожа на цветочек?)
- Обещаю, почтенный Ульрих, в накладе вы не останетесь, - отвечала старикашке Гортензия.
- Кхм, кхм, - старикашка прочистил горло, - Неужели в семье кто-то болен?
- Слава небесам и преисподней все здоровы, - покачала головой Великанша. - Но зато у нас есть кое-что на продажу.
- Вот как?! - старикашка вопросительно задрал свои косматые брови. - Надеюсь это окупит поездку. Где предмет?
- Прямо перед вами, - с любезной улыбкой произнесла Гортензия, указывая на меня.
От удивления старикашка долго не мог произнести и слова, лишь переводил взгляд с меня на Великаншу и обратно.
- Если я правильно понял, уважаемая Гортензия, вы предлагаете мне купить ребенка, - наконец выдавил он. - Вы шутить изволите?
- Ну что вы, никаких шуток.
- Да зачем мне ребенок?!! Что я с ним делать буду?!! - возмутился старикашка. - Это ж надо, вытащить меня в такую погоду...
- Вам нет нужды притворяться, почтенный Ульрих, - прервала его Великанша. - Здесь все свои и никто вас не осудит.
- Не понимаю о чем вы...
- В вашем ремесле, уважаемый, иногда требуются особые вещества, - Великанша нагнулась к старикашке и заговорщицки понизила голос.- Такие, например, как кровь младенцев...Трудно такое достать, не так ли? И рискованно - ребенка обязательно станут искать. Зато этого малыша никто не кинется. Можете использовать его как хотите. Посмотрите, только, какой крепыш, - она похлопала меня по спине. - Одной крови с него сколько можно взять, а ведь еще есть сердце, почки, печень, полный набор, а?
Похоже Гортензия всерьез считала что старикашка практикует черную магию. Если бы я не сидел в собачьей клетке, меня эта ситуация очень бы позабавила. Старикашка казался смущенным, но разубеждать Великаншу в своих колдовских способностях почему-то не торопился.
- И сколько же вы хотите за весь...кхм, кхм...набор? - спросил он, поглаживая бороду.
(Дожился, - мрачно подумал я, - много я в своей жизни слышал оскорблений в свой адрес, но вот "набором" меня еще никто не называл.)
- Совсем недорого, - радостно отвечала Великанша, - учитывая сколько он еды съел, да хлопот принес...10 золотых.
- 10 золотых?!! - старикашка даже закашлялся от возмущения. - Да этот ребенок у вас что, вином писает?!! За эти деньги можно лошадь купить с седлом в придачу! 10 золотых! С ума сойти!
- Ну, вином он конечно не писает, - невозмутимо сказала Гортензия, - но кое-какие необычные качества у него все же имеются.
После этого заявления она наклонилась к старикашке и долго шептала ему что-то на ухо, периодически указывая на меня. О чем она рассказывала я мог только догадываться, но судя по тому, что старикашкины брови опять полезли на лоб, такого в своей жизни он еще не слышал.
- Ну, что скажете? - спросила Гортензия с победной улыбкой, закончив шептать.
- Впечатляет, - ответил старикашка, сопроводив слова такой тонкой ироничной улыбкой, которая означала у него высшую степень сарказма. Судя по всему он не поверил ни единому великаншиному слову.
Гортензия, однако, приняла его слова за чистую монету, и высказалась в том духе, что и 10 золотых цена совсем низкая, но ради такого великого колдуна как многоуважаемый Ульрих, она готова сделать скидку.
- В любом случае я хотел бы осмотреть его, - перебил старикашка ее рассуждения. - Наедине.
И даже по этому поводу Великанша не стала возражать. Меня тут же перенесли вместе с клеткой в ее комнату и завесили проем волчьей шкурой.
- Ну и ситуация! - тяжело вздохнул старикашка, присев на край хозяйкиной кровати. Он снял очки и начал массировать глаза, что служило у него признаком крайней растерянности.
Вот он, мой шанс! Главное - старикашку не напугать. Великанша ничего не должна заподозрить. Значит открываться пока нельзя - это займет слишком много времени, к тому же Ульрих человек пожилой, от таких переживаний его еще, чего доброго кондрашка схватит. Но и молчать нельзя - он ведь сейчас обдумывает как бы отказаться от сделки и при этом не обидеть Гортензию. Еще бы - 10 золотых на дороге не валяются! Что же ему сказать? Думай, Рауль, думай...
- Что же мне с тобой делать, малыш? - рассеянно спросил старикашка, нацепив очки обратно на нос. Он открыл дверь клетки и погладил меня по голове.
И тогда я набрал побольше воздуха в легкие, скривил мордаху, и заныл как можно жалобнее:
- Дяденька, миле-е-енький, заберите меня отсюда-а-а...Эти злые люди хотят меня съе-е-есть!
Как ни странно, мои завывания сработали - сердце старикашки дрогнуло и уже на следующее утро я сидел рядом с ним в повозке, навсегда, ( я надеюсь), покидающей разбойничий хутор. Повозкой правил Кривой Ясь, поэтому я решил повременить с признаниями, а лишь тихо радовался жизни. Зато старикашкино настроение становилось с каждым лье все хуже и хуже.
- Ох и зададут же мне трепку, малыш, - вздыхал он. У этой рыжей девчонки язык как помело. Впрочем, так мне старому дураку и надо.
Услышав о рыжей девчонке я так обрадовался, что даже рассмеялся вслух, чем вызвал у старикашки новый приступ брюзжания. Но мне уже было не до него. Главное - Мэнди с ним, цела и невредима! Я ее нашел. Теперь все будет хорошо...
Кривой Ясь высадил нас на околице какой-то деревушки, наотрез отказавшись заехать в гости.
- Там у вас солдаты герцога квартируют, - сказал он, сплюнув. - Еще прицепятся: кто, да откуда, да почему не служишь, придется ведь насмерть "успокаивать".
И верно - солдат в деревне было больше чем бродячих собак, причем и те и другие ходили собравшись большими группами и представляли немалую опасность. Тем не менее до нужного дома мы добрались без приключений. Дверь нам открыла невысокая девушка, грациозность которой не могло скрыть даже простое мешковатое платье из грубой материи. Ее волосы были скрыты под чепцом, лицо осунулось, но глаза по-прежнему горели неукротимым зеленым огнем. Да что там говорить - Мэнди нисколько не изменилась, разве что похудела, но даже это ей шло. И хотя я знал, что встречу ее, и даже ждал этого с нетерпением, все равно ее появление так меня ошеломило, что я застыл на пороге с открытым ртом, будто меня по голове чем-то стукнули. И все то время, пока старикашка извиняющимся тоном рассказывал ей о своей поездке на разбойничий хутор, я не мог отвести от нее глаз. Пресветлая богиня, какая же она красивая! И как я раньше этого не замечал?! Даже когда она сердится, и ее брови вот так сходятся к переносице как сейчас, а на лбу появляется такая миленькая складочка... Даже когда в ее глаза горит такое бешенство, что кажется она может дырку в ковре прожечь, все равно она потрясающе красива... Вот только голос становится визгливым, особенно если повторять 10 раз одну и ту же фразу.
- Я просто не верю своим ушам! - в 11-й раз повторила Мэнди. - 10 золотых!!! Ты отдал 10 золотых чтобы привести еще одного нахлебника?!! Да нам самим скоро есть нечего будет!
- Но девочка моя, - голос старикашки дребезжал как апрельский ручеек, - ведь если бы я не забрал малыша, они бы его точно убили! Ты же знаешь, какие это душегубы! А мальчик такой славный и смышленый...
- Ничего славного в нем не вижу! - отрезала Мэнди, бросив на меня яростный взгляд.
От таких слов я даже обиделся. Конечно, Клаус был не красавец, но его, как и большинство детей, вполне даже можно было бы назвать милым.
_ Учти, - добавила Мэнди, - за этим ребенком я ухаживать не собираюсь. Мне и одного вполне хватает.
В доме есть еще один ребенок? - удивился я. - Интересно чей? Неужели Мэнди успела?!! Да нет, прошло всего-то полгода с тех пор, как мы расстались...Или она уже тогда была беременной?
В этот момент из соседней комнаты как по заказу послышался громкий детский визг, а затем угуканье. Безобидные и, в общем-то, милые эти звуки вызвали у Мэнди и старикашки странную реакцию: они тут же смолкли, переглянулись и тяжело вздохнули.
Полный едва сдерживаемого любопытства я подошел к двери в комнату и тихонько ее приоткрыл. Звуки исходили из кровати. Стараясь не наступить на одну из игрушек, разбросанных по всей комнате, я осторожно приблизился к постели и забрался на стоящий рядом табурет. Никакого ребенка в кровати не оказалось. Вместо этого там расположился какой-то странный субъект в ночной рубашке и колпаке. Он вертел в руках тряпичный мячик и периодически пробовал его на зуб. Я уже было подумал что ошибся дверью, как вдруг этот парень скривился и противным голосом заорал: "Минди", а потом опять загугукал.
- Трогг меня побери! Мэнди подобрала где-то чокнутого и теперь за ним ухаживает! Конечно с ним хлопот не оберешься. Ну и дела! Не замечал раньше за ней такого интереса к благотворительности.
Я уже собирался уходить, но что-то в этом странном человеке показалось мне смутно знакомым. Где-то я его видел, но где? Лицо парня было плохо видно из-за царящего в комнате полумрака. Я взял со стола свечу и, взобравшись обратно на табурет, поднес ее к лицу сумасшедшего. Это ему совсем не понравилось. Он принялся махать руками и вопить дурным голосом. Свеча, не выдержала таких испытаний и погасла, но мне это уже было не важно - в тот самый момент, когда я взглянул на лежащего в кровати парня, я вспомнил где я видел это лицо... В зеркале... На меня в упор смотрел я сам. Я нашел свое тело, вернее тело Рауля, принца Наровина! Забыв о том что надо дышать я медленно протянул руку и дотронулся до его плеча...
Глава 5.
...И ничего не случилось... Почему-то я думал, что стоит мне найти мое тело и коснуться его, как мы с Клаусом тут же поменяемся местами. Это казалось мне настолько само собой разумеющимся, что я даже и мысли не допускал что что-то может не сработать. Я даже глаза закрыл, ожидая повтора тех ощущений, которые я пережил в склепе... Но ни удара, ни полета, ни ужасной боли, ничего не последовало. Ноль, зеро, ровным счетом ни-че-го! Открыв глаза я обнаружил себя на том же месте и в том же теле, что и минуту назад. Такого страшного удара судьбы я не испытывал давно. Можно даже сказать никогда. Вне себя от разочарования, я покорно позволил прибежавшим на крики ребенка Мэнди и старикашке увести себя в другую комнату. Все предметы казались мне размытыми и нечеткими, наверно у меня на глазах выступили слезы. Может я даже и поплакал, не помню. Все было как в тумане. Кажется я что-то ел, и даже что-то отвечал, когда меня спрашивали. Но думал я лишь о том, что все кончено. Пришел конец всем моим надеждам, планам и жизни моей конец. Если я не могу вернуть свое собственное тело, то к чему влачить это жалкое существование?! Лучше уж сразу утопиться, чем мучиться в чужом теле.
Пресветлая богиня, а ведь Клаус тоже мучается в моем теле! Бедняга даже двигаться нормально не может. Конечно малышу было гораздо труднее пережить такую катастрофу и овладеть своим новым телом, чем мне. Он же наверно еще и под себя писает. Бедная Мэнди, тяжко ей, наверное, ухаживать за таким инвалидом! После того как я подумал еще немного на эту тему и в подробностях представил как Мэнди меняет ему портки, мне стало так тошно и стыдно, что я чуть не взвыл. А она ведь считает, что это я впал в детство! Что же делать? Не могу же я все так и оставить. Даже если я утоплюсь, Клаус все равно останется жить в моем теле. Что же теперь, несчастной девушке всю жизнь ему слюни вытирать?!! Нет, надо срочно что-то придумать.
Я думал, думал, но так ничего путного придумать и не смог. Голова была настолько пустой, что ей можно было играть вместо мяча. Я попил воды, походил по комнате, но ничего умного так в голову и не пришло. Вместо этого я все время ловил себя на мысли, что вспоминаю о том, какое лицо было у Мэнди, когда она открыла нам дверь. Такое сосредоточенно-милое... Интересно, можно так сказать? Тьфу ты, опять отвлекся... Я напрягся и подумал еще. Единственная мысль, которая меня посетила, была о выгребной яме. Безнадежно...
Я попрыгал немного на кровати. Судя по всему спать мы будем со старикашкой в одной комнате. Может это и к лучшему. Конечно, хотелось бы решить все самому, а потом рассказывать пораженным друзьям о своем уме и отваге. Однако судя по последним событиям мне явно нужна помощь, и лучше старого ученого кандидатуры не найти. Придется ему открыться.
Старикашка явился незадолго до полуночи и сильно навеселе. Увидев что я сижу на постели одетый он очень удивился.
- Ты почему до сих пор не спишь, маленький? - спросил он заплетающимся языком. - Тебе давным-давно пора баю-баю.
- Мне нужно кое-что сказать вам, Ульрих, - ответил я как можно серьезнее.
- Ты даже имя мое запомнил! - удивился старикашка. - Гортензия была права, ты действительно необыкновенный ребенок.
- Дело в том, что я не совсем ребенок, - начал я. - Может, присядете?
Вместо этого старикашка захихикал.
- Ну, прости малыш, - сказал он отсмеявшись. - Просто ты такой забавный! Ути-пусечки, - и он показал мне "козу".
Это меня так взбесило, что вместо того, чтобы постепенно и деликатно, как планировалось вначале, подготовить Ульриха к сногсшибательной новости, я сдуру выложил ему все сразу. Пришлось отпаивать его каплями валерианы и родниковой водой. Хорошо только одно - он сразу перестал сюсюкать.
- Не могу поверить! - причитал он. - Неужели это на самом деле ты, Рауль?
- На самом деле я. Если сомневаешься, можешь спросить меня чем-нибудь, что могу знать только я.
- Хорошо, - старикашка задумался. - Что ты держал в руках, когда мы встретились впервые?
- Банку с волчьим сердцем. И когда мы встретились, я ее не держал, она на меня свалилась потом.
- Мальчик мой! - прослезился старый ученый. - Слава пресветлой деве! Но как же ты оказался в этом теле?
- Длинная история, - ответил я. - И прежде чем я тебе ее расскажу, ты должен мен кое-что пообещать.