- Граф Орлофф, вы такой душечка, такой мужчина! Я не ожидала, что русские мужчины такие красивые, умные, - щебетала маркиза Сюзанна де Монморанси, лихорадочно расстегивая мой камзол, - и такие обаятельные!
С Сюзанной я встретился совершенно случайно в одном из дальних коридоров Версальского дворца, резиденции французского короля Людовика XIV де Бурбон, куда забрел в поисках возможности отлить вдали от посторонних глаз. Меня несколько смущали эти простые нравы французских дворян, которые, разговаривая с дамой в королевском дворце, могли сделать шаг в сторону и тут же начать поливать струей ближайшую дворцовую стену. Ну, вы сами понимаете, из чего они поливали эту стену! Причем, это ничуть не смущало самих дам, которые в свою очередь могли, извинившись перед кавалером, отойти за ближний угол, чтобы там присесть на корточки. Дамские трусики или панталончики пока еще находились в процессе изобретения, видимо, из-за низкого на них спроса их пока не изобрели и не надевали!
В 1715 году, когда господин Макаров послал меня в Париж, чтобы я верой и правдой послужил нашему царю Петру Алексеевичу, королевский дворец в Версаль все еще оставался любимой резиденцией самого короля Луи XIV Солнышка. Одновременно он по-прежнему и широко использовался по своему непрямому назначению в качестве громадного нужника.
Если король Луи XIV еще пользовался стульчаком для оправления своих королевских нужд, имел специальную прислугу, которая непосредственно занималась его ночным горшком, то Версальский королевский комплекс был брошен на произвол. Правда, едва солнце всходило на небосклон, как в коридорах дворца появлялись слуги, которые м лопатами в руках приступали к плановой зачистки коридоров и лестниц этого Версальского дворца, сплошь залитых мочой, заваленных человеческими испражнениями, мусором и всякой прочей дрянью. Но должен откровенно признать, что, чем дальше тот или иной коридор находился от королевских покоев, то качество работы этой прислуги падало в геометрической прогрессии!
Летом в этом шикарном королевском дворце нечем было дышать, поэтому его окна всегда были нараспашку, независимо от того, какая за окнами стояла погода! Придворные дамы и кавалеры, а также вельможи и сановники из свиты самого французского короля из-за своей лени для оправления своих естественных нужд, еще выходили во двор дворца. Понимаете, да дальнего дворцового коррида нужно топать и топать, можешь туда и не успеть, а тут вышел из дворца, сразу отошел же за уголок здания, чтобы смело проделать свое дело! Ну а осенью и зимой, из-за холодов снаружи весь этот королевский дворцовый комплекс превращался в нечто подобное солдатскому сортиру с извечными не очень-то приятными ароматами.
Я был удивлен, когда, возвращаясь в центральную часть этого дворца, то впереди вдруг увидел, как передо мной промелькнула женская фигура. По моему разумению, придворные дамы, справляя естественную нужду, обычно не уходили далеко от королевских покоев, вокруг которых и крутилась светская жизнь. Увидеть же женщину в этих дальних коридорах дворца, могло означать, что она или заговорщица, которая плетет нить заговора, или в укромном уголке встречается с сотоварищами по заговору, или же я помешал любовному свиданию чересчур стеснительной королевской фрейлины. Мне так и не удалось додумать до конца эту интересную и столь развлекательную мысль, как из параллельного коридора сзади на меня устремилась разъяренная женщина с узким стилетом в руке. Мне не трудно было догадаться о том, что ее явно обуревало желание, поразить меня в спину этим стилетом. Такое оружие женщины любят прятать в наиболее потайном месте своего тела, меж грудей.
И она ударила бы меня, если бы я вовремя не развернулся, если бы мы не столкнулись друг с другом грудью о грудь. Должен признать, что, несмотря на то, что в эти времена французские женщины пока еще не знали, не носили бюстгальтеров, но ворот расстегнутого платья мне продемонстрировал нечто прекрасное - полуобнаженную грудь француженки, совершенных очертаний. На всякий случай я блокировал ее руку со стилетом! Что же делать дальше я попросту не знал, так как драться с этой Афродитой не собирался! Мы так и замерли в этом положении, пока у меня было время я упивался красотой полушарий с темными ореолами сосков, наслаждался тем, как они взволнованно колыхались перед моими глазами. Одним только свои видом они манили и сильно притягивали меня к себе. Мне хотелось наклониться, языком провести по одному из полушарий, взять сосочек в рот...
А тем временем эта разъяренная львица, которая была француженкой, помимо того, что она хотела поразить меня стилетом, в этот самый момент страстно шептала в мое ухо:
- Жуан, ты законченный подлец! Как ты мог пойти на то, чтобы мне изменить с этой потаскухой, мадам де Брие! Я не позволю тебе этого сделать в другой! Сейчас ты умрешь, но той женщины больше не коснешься! Ты никогда не сможешь больше обладать этой старухой!
Воспользовавшись этим моим замешательством, действуя свободной рукой, эта француженка с такой силой хлестанула меня по правой щеке, что в ответ почему-то громко лязгнули мои зубы, а шляпа вместе с париком с головы полетела на не очень-то чистый пол. Видимо в этот момент эта француженка увидела мое лицо, ее глаза внезапно округлились, они сделались такими большими, что едва не выпали из глазниц. Малой доли секунду этой львице парижского высшего общества хватило на то, чтобы меня признать, хотя я всего третий день находился в этом чертовом и так загаженном Париже.
- Мосье Орлофф, неужели это вы? - Тут же вежливо поинтересовалась маркиза Сюзанн де Монморанси. - чем вы тут занимаетесь в одиночестве? Ведь я могла вас убить, приняв за другого мужчину?!
Женщины в отличие от мужчин обладают тонким и проницательным умом, но уж слишком они говорливы. Это же надо было ей так сказать, что она меня едва не убила! Едва ли меня сможет убить какой-либо другой даже супер опытный дуэлянт мужчина?! Я не хочу сказать, что владею какой-либо уникальной школой фехтования шпагой, поэтому способен победить любого француза или не француза на дуэли или просто в уличной стычке. Просто у меня несколько иной склад ума, если я захочу, то могу слышать мысли других людей, а также умею делать кое-какие вещи, которые другим людям были совершенно не под силу. Поэтому мой уникальный ум позволял мне вовремя избегать излишних жизненных осложнений.
К тому же в этой француженке, поднявшей на меня руку, попытавшейся меня убить, я признал маркизу де Монморанси, недавно вышедшую замуж за маркиза де Монморанси из древней французской дворянской фамилии. Маркиз де Монморанси был хорошо известен, как один из самых богатейших людей Франции. Знакомство с таким человеком делало бы честь секретному русскому агенту, открыло бы перед двери домов французского среднего и высшего дворянства. Поэтому я решил уступить зарождавшемуся в тот момент в Сюзанне страстному желанию меня любить.
Сюзанна, не позволяя мне нагнуться и поднять с пола шляпу и парик, медленно и уверенно подтягивала меня к окну. Вероятно, для того, чтобы на свету она могла бы лучше рассмотреть мое лицо. Но эти два нежнейших полушария ее груди так волшебно колыхались при движении ее молодого и такого привлекательного тела! Они были настолько привлекательны, притягательны, что я не в силах был оторвать от них своего взгляда. Темно-коричневые соски так вызывающие топорщились вперед, что я не удержался, склонил голову и принялся неистово их целовать, по очереди переходя от одного к другому.
Я и не заметил, как Сюзанна приблизилась к окну, как она присела на узкий подоконник. Для начала она подобрала спереди подол своих обоих платьев, видимо, для того, чтобы их не испачкать грязным полом, затем задрала обе нижние юбки своего платья, широко разведя свои прекрасно сложенные ноги в стороны. Одновременно француженка своими опытными и знающими руками начала возиться с завязками моих порток. Через мгновение порты уже валялись на полу, они как бы стреножили мои ноги, что я и шага не мог сделать в сторону от объятий этой прекрасной женщины. Сюзанна поборола мое смущение, наши тела в нужном месте вдруг коснулись друг друга. К своему величайшему ужасу я так и не смог удержать в повиновении свое естество, которое повело себя самым удручающим образом. С француженкой я вдруг слился в единое целое. Мне оставалось только целовать и ласкать грудь этой великолепной женщины. Затем я перешел с поцелуями на ее лебединую шею, стараясь, не выпуская ее грудь из своих рук. Наступил момент, когда Сюзанна громко и сладостно застонала, начала биться в любовном экстазе.
- Кто же это здесь так громко кричит и стонет? Ба, да это моя дорогая подруга, Сюзи! Я уж было собрался извиниться перед ней за свое опоздание на свидание! Она же зря время не теряла, успела найти себе другого мужика! И сейчас его объезжает, ублажая его тем, чем только может женщина! Эй ты, мужик, остановись, прекрати двигать своим задом. Я и только я имею право на эту женщину! Извини, мужик, но такой подлости я от тебя не потерплю... - Внезапно послышался за моей спиной грубый мужской голос, сопровождаемый звоном металла.
Это незнакомец, пользуясь моментом, когда я был не в силах покинуть женщину, решил проткнуть меня своею шпагой. Два покушения в одном только месте, не каждый французский дворянин может себе такого позволить! Если я, русский дворянин, сумел-таки уладить зарождающийся конфликт, полюбовно договорившись с француженкой, то это совершенно не означало того, что я повторю нечто аналогичное и с этим нахалом лягушатником.
К этому времени я в течение целого месяца дороги из Москвы в Париж не занимался любовью с какой-либо женщиной. Поэтому не собирался эту женщину без борьбы уступать какому-то там лягушатнику. Продолжая заниматься любовью, обеими руками ласкать Сюзанну, я простым мысленным усилием вывернул правую руку неизвестному кавалеру, в которой он держал шпагу, пытавшегося оскорбить меня словом и делом. Тут же послышался звон металла, это шпага, выпавшая из рук неудавшегося бретера, ударилась о камень земляного пола королевского дворца. Бретер вскрикнул от сильной боли в руке, чтобы тут же побежать прочь по одному из коридоров дворцового комплекса. Сами понимаете, против магии и опытного мага вряд ли может выстоять даже супер опытный французский дуэлист.
Тем временем Сюзанна, находясь в оргазме, ничего вокруг себя не замечала. Она забыла обо всем на свете, так как была поглощена одними только чудесными муками и радостями любовного соития. Уже второй раз кряду она испытала оргазм. В этот момент и во мне расцвела радость и восторг от того, что я сумел-таки прекрасной женщине доставить истинное наслаждение любви. И тогда я решился на то, чтобы Сюзанне подарить своего сына, который обязательно появится на свет ровно через девять месяцев после этой нашей случайной встречи. После третьего оргазма Сюзанна де Монморанси медленно открыла глаза, слабой рукой оттолкнула меня от себя.
Затем Сюзанна долго полулежала, полусидела на этом подоконнике. Она внимательно меня рассматривала, а я стоял перед ней с распахнутым настежь камзолом и спущенными на пол портами. Затем она отвела в сторону взгляд своих прекрасных глаз, а затем принялась приводить свою одежду в порядок, прихорашиваться.
Мы практически одновременно привели себя в порядок, слегка поправив мужской парик и женскую шляпку, мы снова осмотрели друг на друга. Сюзанна первой не выдержала моего пытливого взгляда, она громко рассмеялась, но разговор пока не клеился, нам не о чем было говорить. В глубине души я обиделся на Сюзанну из-за того, что она оба своих платья наглухо застегнула до самого горла. Поэтому, естественно, прекрасных женских полушарий не было видно. Сейчас только едва заметные выпуклости на платье напоминали об их существовании.
Сюзанна царственно поднялась с подоконника, протянула мне свою руку. Вскоре мы оба под ручку шагали по загаженному коридору королевского дворца. При этом осторожно выбирали места на полу, куда можно было бы поставить ногу! На одном из перекрестков двух коридоров, француженка осторожно освободила свою руку, а затем, молча, подметая подолами юбок пол коридора, пошла прочь по коридору, даже не попрощавшись со мной. По требовательному покачиванию ее бедер я догадался о том, что эта женщина француженка страстно желает одного, чтобы я остановил или последовал вслед за ней!
Но я не спешил отвечать на это скрытое, но страстное требование Сюзанны, зная его истинный характер. Сегодня уступишь, всю оставшуюся жизнь будешь у этой женщины ходить под каблуком. Я с ней встречусь и переговорю несколько позже, когда она начнет терять голову от воспоминаний о нашей встрече.
Некоторое время я постоял у окна, но тут же прочувствовал тяжелый и спертый запах в этом дальнем дворцовом коридоре, который довольно-таки часто использовался не по своему назначению. С большим трудом я растворил оконные створки, чтобы хоть немного подышать свежим, но прохладным мартовским воздухом. Все это время я ждал, когда маркиза де Монморанси удалится от меня на достаточное расстояние. Глубоко вдыхая весенний воздух, наполненный кислородом, я думал о том, сколько же дел мне придется проделать, чтобы со временем стать своим человеком в высшем парижском обществе, знать все его секреты и тайны.
Алексей Васильевич Макаров, кабинет-секретарь Его Величества Петра Первого, отправляя меня в Париж, мне говорил о том, что наш государь Петр Алексеевич в скором времени планирует посетить Париж. Я же за время ожидания его прибытия должен был бы обустроиться в том городе, быть готовым к выполнению любого его поручения. Его превосходительство Алексей Васильевич тогда специально отметил, что в первую очередь нашего государя будет интересовать информация о Франции, ее правителях и ее внешней политике. Помимо этого я должен буду узнать обо всех тайнах и секретах французского короля Людовика XIV, чтобы со временем его склонить к союзу с Московским государством. Алексей Васильевич также сказал, что работать в Париже я буду один, поэтому на меня ложится основная надежда на то, что со временем Великая Франция порвет отношения со Швецией, с которой мы сейчас воюем, и подпишет с нами союзнический договор.
Всего третий день я нахожусь в Париже, пока остановился в гостинице "Солнечный отель" на улице Вожирар 1, а сейчас думаю и размышляю, с чего бы мне начать свою жизнь в Париже. Мартовский воздух оказался чересчур свежим, я прямо-таки ощущал, как мартовская прохлада начала пробираться ко мне под камзол. Встряхнув плечами, я совсем уже собрался покинуть этот смрадный коридор, чтобы отправится в центральную, жилую зону Версаля. Там я мог попытаться, помимо маркизы Сюзанны де Монморанси, познакомиться еще с кем-либо из влиятельных придворных и сановных французов.
Именно в этот момент мои мысли были прерваны звуками бегущих женских ног, которые стремительно приближались ко мне. Только я успел подумать о том, что мне снова придется кого-то выручать из беды, как из-за угла коридора вдруг вынырнула моя нежданная и столь желанная маркиза Сюзанна де Монморанси. Она явно очень торопилась вернуться обратно на то место, где мы только что расстались, чтобы успеть меня застать на прежнем месте. Когда Сюзанна увидела меня, то она сразу же перешла на шаг и прямо на ходу начала расстегивать на груди путанные застежки обоих своих платьев.
Подойдя ко мне вплотную, женщина, не отрывая своих глаз от моих, тихо прошептала:
- Мосье Орлофф, не будете ли вы столь любезны, затворить створки окна! А то мне будет весьма прохладно сидеть на этом подоконнике! К тому же моей спине требуется хоть какая-нибудь опора, когда вы будете меня снова любить.
2
Владелец "Солнечного отеля" мосье Бастиан Готье сидел на низком табурете у входа в гостиницу, он присматривался к горожанам, время от времени проходившим по улице Вожирар.
Парижская улица Вожирар была примерно шесть метров в ширину и, не смотря на позднее утро, она пока медленно и постепенно заполнялось прохожими людьми и пешеходами. Появились молочники, первые зеленщики и другие разносчики свежих овощей, молока и других товаров. Изредка по улице проезжал конный экипаж или на лошадях проскакивал конный разъезд мушкетеров или гвардейцев короля. В такие моменты пешеходам приходилось плотно прижиматься спинами к стенам домов, что пропусти и не попасть под колеса какого-либо экипажа, не оказаться под копытами мушкетерских или солдатских коней.
Не торопясь, Бастиан из бокового кармана сюртука достал любимую курительную трубку и, не набивая ее табаком, начал размеренно ее посасывать. Ему нравился этот кисловато-прогорклый вкус, которым отдавала его любимая курительная трубка даже тогда, когда она была не набита табаком. А хороший табачок у владельца гостиницы все же имелся, но уж слишком он был дорог в те дни. Поэтому мосье Готье набивал табаком и разжигал свою трубку только один раз в день, после ужина перед самым отходом ко сну.
Из раскрытого окна гостиничного номера, расположенного на втором этаже и в котором три дня назад остановился русский граф Орлофф, выглянула его супруга, мадам Франсуаза Готье. Даже не смотря по сторонам и не предупреждая о своих действиях, эта мадам прямо из окна выплеснула на улицу ведро помоев. Ее совершенно не заботило то, что брызги от помоев могли испачкать одежду случайных прохожих.
Франсуаза Готье только что помыла полы в номерах мосье Орлоффа, но, выносить на улицу ведро и его содержимое выливать в сточную канаву, было явно не в ее привычках. Затем эта женщина наклонилась через подоконник так, что ее мощные груди едва не вывались за лиф платья, чтобы посмотреть на своего мужа, все еще сидящего на табурете перед входом в гостиницу. Ему давно уже было пора разнести по номерам гостей дрова для каминов, но муженек опять не спешил с выполнением своих обязанностей по гостинице. Франсуаза совсем уже собралась в хвост и гриву расчихвостить своего Бастиана, как вдруг увидела графа Орлоффа, поднимающегося по улице Вожирар.
Громким шепотом на всю улицу она произнесла:
- Бастиан, поднимайся быстрее на ноги, улыбками и низкими поклонами приветствуй мосье Орлоффа! Через пару минут он подойдет к нашей гостинице.
Бастиан Готье тут же скочил на ноги, курительную убирая трубку в карман своего сюртука. Он заранее широко раскрыл свой рот, чтобы затем растянуть его в улыбку. Когда граф Орлофф подошел к входу в гостиницу, то мосье Готье уже стоял, согнувшийся в поясном поклоне, склонив перед русским молодым человеком свою седую голову уважаемого французского буржуа. Ну, как было не поклониться человеку, который за свои гостиничные апартаменты платил столько русского золота, сколько мосье Готье имел со всех номеров гостиницы в год.
- Добрый день, мосье Орлофф! - Мосье Бастиан Готье поприветствовал молодого русского человека. - Где вы сегодня, мосье Орлофф, будете ужинать, в гостинице или опять пойдете в ближайшую ресторацию?
- Добрый день, мосье Готье! Я еще не решил, где буду ужинать! Сейчас мне хочется немного отдохнуть в своих номерах. Не можете ли попросить свою прислугу, эту полную женщину, которая сейчас смотрит из окна моего номера, чтобы она не шумела и громко бы не разговаривала, хотя бы пару часиков.
- Это женщина не прислуга, мосье Орлофф, а моя жена. И у нее скверный характер. Уж очень она любит со мной ругаться, а ругаться тихо она попросту не умеет. Вы уж нас, стариков, за это извините.
- Хорошо, мосье Готье! Доставьте пару бутылок хорошего красного вина в мои номера и купите где-нибудь хороших цветов. Лучше, чтобы это были бы розы. Да, и после того, как найдете розы, пришлите ко мне какого-нибудь мальчишку посыльного, у меня будет для него работа.
- Хорошо, мосье, все будет исполнено, как вы сказали.
Я прошел в гостиницу и поднялся на второй этаж по широкой каменной лестнице. "Солнечный отель". На парижских воротах мне говорили о том, что это лучший отель Парижа, поэтому я и решил в этой гостинице остановиться.
Кабинет секретарь Алексей Васильевич Макаров мне приказал рационально тратить деньги, но я всегда должен выглядеть, как очень богатый человек, который не особенно считается с тратами на собственную персону. Вот я и снял номера апартаменты в этой гостинице "Солнечный отель" за бешеную цену, на Руси за одни эти деньги деревеньку в сто семей холопов мог бы запросто прокормить и не почесаться.
Но я с ценой хозяина согласился, не торгуясь, а у этого мужика, мосье Готье, аж нижняя челюсть едва ли не до колен упала. А мне еще нужно было бы арендовать или купить для себя дом, лошадей, карету для выездов, а главное мне нужно нанять прислугу, которая бы поворовала, но хотя бы честно выполняла бы часть своих обязанностей. Наверное, я сделал ошибку, не взяв с собой в Париж своего холопа Тришку, он бы со всеми этими проблемами давно и легко бы справился. Но уж очень этот холоп был нечестен на руку, при этом врал, честными глазами посматривая тебе в глаза. Поэтому я решил свою жизнь в Париже начать с чистого листа.
При входе в апартаменты нос к носу столкнулся с мадам Готье. Вы думаете, что эта женщина уступила мне дорогу?! Да, как бы так! Эта старая французская корова встала в проеме дверей и начала эдак глазками на меня постреливать. Блин, этого мне только не хватало! Я же, как дворянин и аристократ чистых кровей, сделал вид, что эту мадам на своем пути не замечаю. Пытался мимо нее протиснуться в свои апартаменты, но дело закончилось тем, что долю секунды мне пришлось стоять и рассматривать эти две здоровенные дыни под ее платьем. А также носом вдыхать запах давно не мытого женского тела. Одним словом, мадам Готье была далеко не маркизой Сюзанной де Монморанси, от одного вида которой мужское достоинство начинало жить своей собственной мужской жизнью.
Вот и пришлось мне вспоминать бабкины уроки!
Я моргнул правым глазом, и мадам Готье с закрытыми глазами и широко разведенными руками в один миг перенеслась вниз к входу в гостиницу, где она начала страстно обниматься и целоваться со своим супругом. Мосье Готье едва в обморок не свалился, настолько он был ошеломлен бешеным натиском своей супруги. У него совершенно не оказалось времени на то, чтобы заставить мадам Готье раскрыть глаза и осознать, кого она сейчас обнимает или целует. Мосье Готье давно уже не помнил времен, когда они с Франсуазой, будучи еще молодыми, занимались сексом, одновременно обнимаясь, целуясь друг с другом. По крайней мере, с тех пор прошло лет двадцать или тридцать.
Но мне до супругов Готье уже не было никакого дела!
Я предположил, что наблюдение за сценой встречи старых супругов любовников, было бы для меня избыточным удовольствием. Поэтому, не дожидаясь ее финала, я отправился в помывочную комнату. В том тесном каменном мешке, под названием помывочная комната, имелись четыре каменные стены, стоял небольшой столик, на котором был кувшин и медный таз для омыновения лица. Другие части своего тела парижане того времени, да и европейцы в целом, мыли мало, редко, очень неохотно. К тому же, как я обнаружил, в кувшине никакой воды, разумеется, и в помине не было. Умываться было нечем, но я на это обстоятельство даже не рассердился, не разозлился. Принял, как положенное.
За три дня проживания в этой, якобы, лучшей парижской гостинице, я уже привык к тому, что в моих апартаментах никогда не было поленьев для розжига камина, воды в кувшине для умывания лица и большого медного таза, в котором можно было бы самому помыться. Европа тех времен мало чего знала о том, как следовало бы поддерживать гигиену собственного тела. Дело доходило до смешного, когда европейцы принимали русских за варваров по той причине, что те хотя бы один раз в месяц мылись в парных банях.
Что касается моих покоев-апартаментов, то они всегда были завалены мусором, стены затянуты паучьей паутины, стекло едва пропускало дневной свет или стекла вообще не было в окнах. Мебель, за исключением шикарной кровати, которая при каждом повороте моего тела зверски скрипела, мебель в номерах практически полностью отсутствовала. Но я стоически переживал все эти неудобства и жизненные невзгоды, только изредка и в совершеннейшей тайне пользуясь благами цивилизованной жизни в парижском смраде и вони.
Простым щелчком пальцев я этот тесный и пыльный каменный мешок превратил в элегантную ванную комнату двадцать первого столетия с подачей горячей и холодной воды. Набросил железный крючок на скобу двери, чтобы запереться от любопытных глаз, от чужого проникновения. Быстро разделся, швырнув свою грязную, пропахнувшую потом верхнюю и нижнюю одежду в утилизатор. Голышом немного постоял перед зеркалом, любуясь своим телосложением. Именно в этот момент мне послышался чей-то смешок за своей спиной, но, сколько бы я ни оглядывался, в ванной комнате, ярко освещенной бестеневым светом, никого не было. Недоуменно пожав плечами, я полез в ванну, которая тут же начала заполняться горячей водой.
В предвкушении сладкой истомы и неги, я закрыл глаза, погружаясь в легкую дрему.
Мысли легким облачком витали в голове, а я все никак не мог принять решения в отношении того, как же мне быстро решить проблему с обустройством в этом проклятом французском Париже. Знание французского языка, который я изучил гипнотическим путем, не решало всех моих проблем. Мне требовался человек, на которого можно было бы положиться, который к тому же прекрасно знал бы Францию и ее столицу Париж. Этот человек должен был бы мне помочь в приобретении дома, лошадей, выезда и в найме прислуги. Может быть, мне стоило бы в этих делах положиться на маркизу Сюзанна де Монморанси, ее муж по своей родословной был близок к самому королевскому дому. Но вряд ли маркиза окажется хорошим другом мужчине в том деле, чтобы помогать ему в решении житейских проблем, ей требовалась любовь и мужское почитание, а не быть ему простым другом, чтобы делить с ним житейские проблемы.
Влезать же в семейный скандал, поддерживая длительную интимную связь с этой француженкой, мне тоже не хотелось. К тому же вряд ли маркиза из высшего общества хорошо бы знала обратную сторону парижской жизни, ей присуще только веселье и развлечения высшего света. Чтобы основательно пустить корни в этом городе, мне требовался знатный вельможа или сановник при самом дворе Людовика XIV, который научил бы меня, как жить и процветать в этом городе.
3
Париж начала восемнадцатого века был ненадежным и опасным городом для жизни человека, от простого клошара до аристократа из высшего общества. Одновременно он оставался одним из самых быстроразвивающихся и привлекательных городов Европы того времени. Его улицы и здания, подобно зеркалу, отражали беспорядок, нестабильность и смуту в экономической жизни Франции, как государства и как общества. Но, как и другие европейские города, Париж был чрезвычайно грязным городом, полным смрадных запахов и вони. Он состоял из шестисот улиц и переулков, в которых порой было совершенно невозможно разъехаться двум каретам или повозкам.
Между шеренгами домов и городских строений протекали два немыслимо вонючих ручейка. Вымощенные камнем мостовые скрывались под толстым слоем грязи. Бессмысленно было выметать или смывать эту городскую грязь водой или счищать лопатой. Сложная смесь, в состав которой входил навоз, оставленный на дорогах не только лошадями, ослами, мулами, но и человеком. Всевозможные отбросы, чаще всего органического характера, из живодерен, боен, кожевенных и красильных мастерских покрывали жирным слоем городские улицы. Все это естественным образом перемешивалось и превращалось в зловонное и смрадное месиво, вдавленное в брусчатку улиц колесами несметного количества повозок торговцев и карет аристократии. Это месиво, как говорили современники, "шибало в нос не хуже горчицы", испуская одновременно трупный, отдающий адом серный запах.
И в этом зловонном городишке мне нужно было найти свое место, прожить довольно-таки продолжительное время. Но, прежде всего, я не хотел в течение всего своего времени пребывания в этом городе постоянно дышать городским зловонием и смрадом!
Я все еще лежал в ванной, заполненной горячей водой, по верху которой плавала густая мыльная пена, когда уловил странный и какой-то тонкий писклявый звук. Внутренний зрением я мгновенно окинул взглядом это тесное помещение, под названием помывочная комната, но ни крыс, ни мышей, обязательных обитателей парижских домов и строений, так и не обнаружил. Тогда свое внимание я перенес на дощатую дверь этого помещения и увидел, как в щель между полотном двери и косяком дверного проема просунулось почерненное лезвие кинжала. Трение металла кинжала о высохшее дерево двери и издавало этот неприятный писклявый звук, на который я только что обратил внимание.
Кинжал своим острием ловко подхватил металлический крючок, которым я запер дверь в помывочную комнату и, резким движением к верху, выбил его из скобы запора.
Дверь распахнулась, на пороге помещения возник человек в черном бархатном костюме и с маской на лице. Такое неожиданное вторжение в личные покои могло, кого угодно напугать, но, разумеется, только не меня. И на это существовали две причины, во-первых, я же не был дураком, и успел на все двери помещений своих гостиничных апартаментов наложить магические чары раннего предупреждения. Как только какое-либо лицо переступало порог моих этих апартаментов, то внутренний голос тут же меня оповещал о том, что в моих покоях появилось некое лицо, вошедшее без соответствующего предупреждения и моего личного разрешения.
И, во-вторых, называя это лицо, только что вторгшееся в мои частные владения, человеком, я несколько покривил душой. Это лицо не было человеком, в полном смысле понимания этого слова, а было его уменьшенной копией. Но оно не было карликом, гномом или лилипутом, хотя его можно было бы отнести ко всем этим типам проявления человеческой расы. Повторяю, это лицо выглядело вполне человеком, но оно таковым не было, рядом с моей ванной стоял какой-то гуманоид.
Этот гуманоид имел рост пятнадцатилетнего подростка! Но если судить по количеству и глубине морщин на его лице, слегка подрагивающим рукам, то этому гуманоиду подростку было лет семьдесят, не менее. Этот семидесятилетний подросток с маской на лице и с кинжалом в правой руке стоял передо мной и нагло ухмылялся. Дребезжащим старческим тенорком, он прошипел сквозь редкие зубы.
- Ну, что господин русский Никто, как вы поживаете в Париже! Третий день вы находитесь в этом маленьком европейском городке, но ко мне так и не соизволили явиться, чтобы представиться, чтобы должным образом мы могли бы познакомиться. Вот и пришлось мне, нарушая все древние традиции, самому отправляться к вам в гости. Вам, молодой человек, следовало бы знать о том, что, если вы собираетесь жить и работать секретным русским секретным агентом в Париже, то первым делом должны были бы у меня зарегистрироваться. А уж потом, после регистрации я бы выдал бы вам соответствующее удостоверение, специальное разрешение на шпионаж...
- Вы имеете в виду, что, если я буду работать на своего государя Петра Алексеевича в Париже, то я, прежде всего, должен был бы получить соответствующего разрешение у вас, секретного агента Сикрет Интеллидженс сервис в Париже. Да вы в своем уме, мистер...
- Без имен, пожалуйста, господин Никто. Да, я являюсь уполномоченным агентом британской Сикрет Интеллидженс сервис в Париже, но и одновременно я являюсь официальным представителем гуманоидной расы трейси. Вы, как маг шестого разряда или, попросту говоря , начинающий маг, должны были в первый же день своего появления в Париже явиться ко мне, преклонить передо мной колени и склонить голову...
- Извините, милорд, но я был очень занят, поэтому не смог своевременно нанести вам визит! К тому же я не был соответствующим образом проинформирован посольским приказом своего государя Петра Алексеевича, как мне следует поступать и вести в подобных случаях!
К моменту начала разговора с Жаком Батистом маркизом де Сеньоле, сыном известного французского интенданта финансов Жана Батиста Кольбера времен Людовика XIII де Бурбона, я уже покинул ванну и был одет в соответствии с парижской модой тех лет. На мне была сорочка, богато украшенная кружевом и бантами, короткая куртка веста с рукавами до локтя и штаны-ренгравы до колен. На мне также были башмаки с тупыми носками и чулки черного цвета. Этот английский шпион гуманоид не успел даже заметить того, как моя ванная комната двадцать первого столетия снова трансформировалась в тесный, пыльный каменный мешок. В этом помещении нам было трудно беседовать, даже не на что было присесть, поэтому я предложил своему хамоватому гостю перейти в мою гостиную.
Не желая на первых же шагах в Париже делать какие-либо ошибки, понапрасну наживать врагов, я решил притвориться русским дураком и с мистером Жаком Сеньоле, морским министром Франции, установить дружеские отношения. Жестом руки и мысленным обращением к английскому шпиону, это все, что умели или могли делать маги шестого разряда, я предложил ему перейти в переднюю комнату или гостиную своих гостиничных апартаментов. Там имелась пара деревянных диванов, на которых можно было посидеть, правда, эти деревянные диваны были очень неудобными, беседуя со своим гостем.
Я был прямо-таки разочарован тем обстоятельством, что эти лягушатники под высоким словом "диван" имели в виду два грубо сколоченных деревянных ящика. Только мы с мистером Сеньоле устроились на этих деревяшках и были готовы начать высокие дипломатические переговоры, как распахнулась дверь моих апартаментов, и на пороге появился мосье Бастиан Готье. В одной руке он держал две бутылки красного вина из своего винного подвала, а в другой - букет шикарных роз.
Глаза мосье Готье начали округляться при виде незнакомца, мило беседующего со мной. Он опять-таки попал впросак, будучи платным агентом начальника парижской полиции, маркиза де Аржансона, мосье Готье проглядел появление моего гостя. А ведь парижская полиция полагала, что мимо этого старика-наблюдателя даже соседская кошка не сможет пробежать незамеченной по улице Вожирар. Эта же кошка была широко известна в среде владельцев домов по улице Вожирар тем, что была великолепной охотницей на мышей и крыс. Может быть, поэтому и эта кошка тоже негласно работала на парижскую полицию?! Одним словом, мосье Готье вдруг почувствовал себя в чем-то ущемленным, раньше мимо его глаз незамеченным не проходил ни один постоялец "Солнечного отеля". А тут, какой-то незнакомец сидит и беседует с глазу на глаз с мосье Орлоффом, русским графом, за которого маркиз де Аржансон отваливает ему целый луидор в месяц.
Мгновенно считав эти мысли в голове старика Готье, я мысленным импульсом превратил его в своего, якобы, постоянного лакея, мысленным усилием заставив его обе бутылки вина аккуратно поставить на стол, которого вообще ранее не было в этом помещении.
А затем мосье Готье подошел к громадному серванту, украшающему одну из стен гостиной комнаты, взял оттуда хрустальную вазу под цветы, налил в нее немного воды и вместе с цветами поставил ее на стол. А затем владелец гостиницы принялся сервировкой стола для меня и моего гостя. Причем, он делал это так ловко и профессионально, словно этим делом занимался всю свою жизнь. Но мы с мистером Кольбером на это уже не обращали внимания, так как снова были поглощены своей беседой.
Мистер Сеньоле снова потребовал, чтобы я официально зарегистрировался у него в качестве иностранного секретного агента. Против чего я, разумеется, совершенно не возражал, и обещал это немедленно сделать сразу же после того, как получу положительный ответ из нашего посольского приказа. Правда, мне хотелось бы для вас, мои дорогие читатели, немного прояснить ситуацию в этом вопросе.
Когда Алексей Васильевич Макаров, кабинет секретарь Его Величества, по совместительству мой непосредственный босс, представлял меня государю Петру Алексеевичу, то с усмешкой на устах царь говорил о медлительности работы государственных учреждений Московии, приказов. Он в качестве примера привел работу посольского приказа. Оказывается, этот государственный орган сегодня был занят тем, что готовил ответы на государевы запросы, направленные Петром Алексеевичем в приказ еще в тысяча шестьсот восемьдесят восьмом году. К слову сказать, сегодня был март тысяча семьсот пятнадцатого год, следовательно, лет через десять я получил бы ответ на этот свой запрос.
Правда, я должен был бы честно признаться в том, что никакого запроса я пока еще не составлял и не направлял в посольский приказ.
В конце концов, мистер Сеньоле, французский министр, британский шпион, а также тайный дуайен шпионской гильдии Парижа в одном лице, мне настолько надоел, что мне пришлось его магически левитировать домой. Дом же его располагался в центре квартала Марэ довольно-таки далеко от моей гостиницы. Вот и пришлось пьяному инопланетянину, закутанному в белый саван, пролететь над немалым количеством парижских улиц. Этим своим внешним видом он пугал и так всего боявшихся парижан, породил множество слухов о летающих демонах и ангелах среди парижского люда.
А что касается букета алых роз, то, когда появился мальчишка посыльный, то я его вместе с короткой запиской приглашением отправил к маркизе Сюзанн де Монпансье. В записке я приглашал ее отужинать со мной в ближайшей к ее дому таверне "У трех голубей". Вскоре мальчишка вернулся и, получив пять денье, протянул мне записку от Сюзанн. Когда я развернул листок бумаги, то на моих словах стоял большой крест, что означало согласие женщины на встречу. К тому же моя первая француженка оказалась полностью безграмотной женщиной, она не умела писать.
Пренебрежительное название бомжей, бродяг, бездомных и нищих в Париже.
По слухам "трейси" являются инопланетной расой могущественных магов, чародеев и волшебников. Их сила и мощь в магии невозможно описать словами, они могут сделать все, но их магия строится на чтении заклинаний и пассов руками. О "трейси" известно очень немного, по тем же самым слухам "трейси" ненавидят человечество и свою жизнь посвящают борьбе с ним.
Дуайен -- старший по времени пребывания в той или иной стране дипломатический представитель другой страны.
Денье -- французская разменная монета, которая была в обращении по всей Европе со времён Меровингов. Чеканилась в подражание римским денариям. 20 денье составляли один солид (соль). Самой мелкой монетой в те времена был обол, который был равенн 1/2 денье.