Вторник всегда был обычным учебным днём в жизни Миши Косолапова, ибо в нём он находил нечто привлекательное и значительное. Шла нечётная неделя. Ранним тревожным утром он проснулся. Вообще, он спал три с лишним часа, поэтому он не особо хотел просыпаться. Он ещё долго не собирался вставать с постели до тех пор, пока в комнату не вошла мама. Он сделал всё, что делает обычный человек, проснувшись ранним утром. (Не мне говорить о мелочах). Он не находил ничего интересного в завтраке, и потому решил пропустить его. Он неспешно оделся и вышел на улицу, попрощавшись с родителями. Он вошёл в грязный, еле дышащий лифт, который к тому же и страшно дребезжал. Миша вышел на улицу. С зевом, он вдыхал в себя порцию холодного воздуха. На улице было ещё темно, где-то вдалеке горели фонарные столбы. Снег громко скрипел, отчего Миша сильно улыбался. Он любил зиму, хотя сейчас была ещё осень. Он наслаждался падающим с неба снегом, который он любил поесть. К тому времени он уже пришёл на остановку и стал ждать маршрутку. Просыпался он медленно. (Нелегко целую ночь не спать и учить уроки). Лишь под конец ночи ему удалось ощутить на себе каплю мимолётного сладкого сна. Хотя, Миша не был особо успешным студентом, но он отличался весьма большим упорством и стремлением. Назовите мне хоть одного человека, который сидел бы над учебниками, как проклятый? Который почти ничего не ел, не спал, и даже не принимал душ? А от него смердит, как от поросёнка, впервые увидевшего грязь. Обычно во время осенней хандры тяжело определиться: будешь ли ты крутить свой огурчик или сядешь за учёбу. Хотя, крутить огурчик тоже неплохо, но Мише такая черта не свойственна. Вообще, ему не свойственны следующие черты: пить, курить, материться, гулять по девкам, пререкаться с учителями. Он был самым, что ни на есть обычным человеком, который всегда и везде аккуратен, даже чересчур. Его, так сказать, одержимость к строгому порядку уже не раз выходила боком его соседу по парте. Поэтому, с ним обычно никто не сидит. У него нет своего рода чувства одиночества, так как он был довольно жизнерадостным, хотя он этого особо не проявлял. Он приучил себя к постоянному дотошному молчанию, а чуть его спросишь о чем-нибудь, так ненароком приходится добиваться целыми часами, чтобы он хоть что-то услышал. Не понятно, был ли он глухонемым или просто не хотел общаться с окружающими? Он не был красивой наружности и не считался привлекательным для женского пола. Многих он больше интересовал своими необычными убеждениями, которые были для них далёкими и непонятными. Он любил Сталина и называл его хорошим человеком. Среди сверстников он был известен, прежде всего, как "Коммунист". Может быть, это нормально. Я не знаю. Он часто бубнил про себя. Порой, он не просто бубнил, а как-то раздражительно шептал, будто он произносил что-то вроде заклинания. Миша был немного странным, но очень добрым человеком.
В общем, сегодня был довольно хороший день. Снаружи не было дождя, только по непонятным причинам падали с неба хлопья пушистого снега, из-за которого было тяжело дышать. Было ужасно грязно на улице, поэтому не удивляетесь , если вы придёте в колледж и у вас будут полностью грязными штаны. О ботинках я вообще умалчиваю. Странно, но на деревьях до сих пор нет ещё ни одного жёлтого листочка. А ведь на дворе был уже октябрь. Так всегда было, на деревьях круглый год одни голые деревья. Он сел в старую, почти развалившуюся маршрутку и поехал до колледжа. Он смотрел на запотевшее окно и думал о кровати, думал о счастливом сладком сне. В городе стояли пробки, и было очень скучно сидеть в маршрутке. Вскоре Миша доехал до остановки. Колледж находился совсем неподалёку от завода. Он всегда любил смотреть на подымающиеся клубы дыма по утрам. Ему было одновременно и жутко и страшно интересно. Что происходит там, он этого не знал. Миша, по своему обыкновению, перед тем, как войти внутрь, предпочитает пару минуток постоять на месте и глотнуть свежего воздуха. Не сказать бы, что воздух в Челябинске такой уж свежий, как хотелось бы, ведь Миша сам родом из Миасса, и там воздух намного чище (Возможно, я ошибаюсь). В самом колледже, где он учится, в основном, обитают люди одарённые, счастливые и милые технари с их особенными колкими шуточками, от которых иногда достаётся Мише. Но сам Миша на это не особо обижался. Он снял с себя куртку с красивым пушистым мехом и принялся рассматривать сегодняшнее расписание. Занятия начинаются рано утром. Многие, кто проживает в общежитии, просыпаются за десять минут до начала первой пары. Он был одет в классическую одежду школьника, но с более томными цветами и вычурными оттенками. Чёрные штаны его были внешне обычными. Но болотно-зелёная рубашка с зеленым свитером? Это выглядело куда более странным, чем казалось бы. У него была короткая причёска со спущенной вниз чёлкой. Ещё один элемент стилевого образа школьника. Ну, разве не мило? Оказалось, что Миша пришёл первым. Он прислонился к стене и стал ждать остальных. Ребята только-только начинают подходить. Один за другим, как целый ряд вагонов поезда. Первым пришёл Стас Решетов. Он поздоровался с Мишей и больше ничего не говорил. Вскоре собралась довольно большая команда: братья-близнецы Марковы, Макс Задорнов с длинными волосами, Давид Ганаев с вечно плохим настроением, Федя Кнопкин по прозвищу " Пожарник", Павел Вишневский, Костя Стойниченко и Петя Солнцев с вечно хорошим настроением. Последним из этой компании пришел Саня Колобков. Только две девочки немного запаздывали. В общем, ничего удивительного. Пара должна начаться уже через десять минут. Учительницы русского языка и литературы Алёны Николаевна ещё не было. Сегодня она будет проверять стихи, которые студенты должны были выучить. Миша стоял непринуждённо, изредка поглядывая на потолок и скаля зубы. Вскоре, к нему подошел Павел Вишневский.
- Что ты делаешь?- в непонятной спешке спросил Вишневский.- О, извини, здравствуй.
Он протянул Мише свою длинную волосатую руку. Миша пожал его руку и начал неистово трясти её вверх и вниз.
Но вдруг у Павла возникло довольно необычное любопытство. Ему захотелось отчаянно узнать, что это за стихотворение такое. Он попросил у Миши тетрадь, чтобы прочесть это произведение. Он медленно и внимательно читал стих. Всё время он принимался почему-то смеяться, а после, потирать от пота лоб. После того, что он прочёл, у него сложилось впечатление, что сегодня с Мишей определённо что-то не так. Он не решился говорить об этом другим, ибо это не имело никакого смысла. Уже прозвенел звонок на пару. Дверь оказалась открыта. Они вошли в кабинет и принялись расставлять стулья. Не только режущий уши звонок, но и старые потрёпанные стулья с выпирающими гвоздями приводят в ступор любого из студентов. Кабинет Алёны Николаевны был на удивление довольно простым, не таким, как у прочих кабинетов. Он не был заставлен причудливыми громоздкими плакатами со всевозможными правилами для глупых мальчишек. Одно лишь полотно для проектора было незначительным убранством в этом кабинете. Тем временем, Алёна Николаевна решила ненадолго отлучиться по делам, оставив ребят одних. Поднялся шум, пошли бурные обсуждения. Обычное дело: букмекерские ставки, броски ручек, рассматривания неприличных картинок. Они смеялись и веселились, как самые настоящие студенты.
Никто из присутствующих не мог объяснить странного поведения Алёны Николаевны, когда она соизволила вернуться. Это было весьма странно, и даже жутко. В ней ощущалась тихая злость, которую она безуспешно пыталась скрыть. Было видно, что её разозлил кто-то из других студентов или кто-то из учителей. Ясно одно, что она сегодня не в духе, и горько будет тому, кто решится потревожить её. Это худая, на вид безобидная старушка, с рыжими короткими волосами, одетая в длинное серое платье. Старушке было лет под пятьдесят. Узкое морщинистое лицо расскажет ни одну историю своей жизни. Одни характер только чего стоит.
-Так, берите учебники со стола,- начала Алёна Николаевна со скрежетом.- Открываете страницу сорок два и конспектируете Лермонтова. А пока я буду спрашивать стихи.
В классе поднялся шёпот, все переговаривались друг с другом, а Солнцев всё время крутил головой в разные стороны.
-Тихо,-крикнула Алёна Николаевна,- Солнцев, чего ты головой вертишь?
На неё обратил внимание мальчик с красивыми карими глазами и сногсшибательной улыбкой. Он лишний раз улыбнулся и ласково начал.
-Я прошу прощения за своё поведение,- сказал Солнцев.- Я поступил крайне глупо.
-Это точно. Нечего пустозвонить. Повернись и пиши.
-Я считаю уместным сказать, что вы правы по отношению ко мне,- продолжил Солнцев.- Исключительно правы. Я восхищен вашей проницательностью, вашим умением громко кричать и злиться по пустякам. И я не говорю это просто так, ведь я считаю, что вы самая лучшая учительница на свете. У вас необычайно большой объём нервной системы. Ума не приложу, как вы ещё не померли?
-Хватит, - вылила Алёна Николаевна.- Звонок родителям тебя проучит. Ты у меня доиграешься, Солнцев.
По классу пошёл легкий хохот. Но на этом Солнцев не остановился.
-А, откуда вы знаете их телефон?- с недоумением спросил Солнцев.- Вроде бы я ничего вам не давал, и вы меня не просили.
-Твой брат мне его дал,- ответила Алёна Николаевна.
-Ах, брат вам дал. Какое смешное предательство.
Миша сидел и смотрел на этот спектакль с военным действием. Он еле-еле сдерживал смех, ограничиваясь лишь улыбкой до ушей. Ему было крайне интересно, что произойдет дальше.
- Ты совсем обнаглел, Солнцев,- не успокаивалась Алёна Николаевна,- Тебя разве не учили элементарным манерам? Ты глупый, да?
- Может и глупый. Если уж я такой глупый, то вы, значит, полная дура, что учит меня русскому языку и литературе.
Вдруг Алёна Николаевна стала с оглушительной силой бить ладонью по столу. Она била с такой силой, что стол шатался в разные стороны. И не скажешь, что ей под пятьдесят. Она промолчала, только было слышно, как сильно билось сердце. У Миши было странное предчувствие. Солнцев молчал и смотрел на учительницу. И тут она сказала следующее:
-Господь мне в наказание за грехи мои послал учить второго Солнцева. Почему твой телефон лежит на парте?
-Он просто лежит.
-Убери немедленно,- уже с жаром крикнула Алёна Николаевна.
- Пожалуйста. Я вообще буду молчать. С меня хватит всего этого.
Солнцев, склонив голову, поспешно убрал телефон. Он не стал продолжать эту беседу, так как знал, что дальше дело пойдёт только хуже. Он чувствовал разочарование, атмосфера аудитории как-то незамедлительно сгустилась, стало тяжело дышать. Но вдруг нашлась эта таинственная горячая голова, что представляла собой некое подкрепление в помощь поверженному Солнцеву. Этим храбрым героем был Колобков, который нашёл подходящий случай заявить о себе.
-Но у вас на столе тоже телефон лежит, - начал Колобков, - Вам тоже нельзя. И вообще, почему вы на него одного ополчились?
-Мне можно.
-Но вы нарушаете правила.
- А вы разве их не нарушаете? Вся ваша жизнь состоит из подобных нарушений. Вам только бы упрекнуть кого-нибудь. А сами живёте безбедно и головы ничем не заняты. Правила созданы для того, чтобы жить правильно. Но вы всё делаете по-другому. Собрался спорить об этом?
-Собрался.
Она открыла журнал и взглянула на Колобкова. Было видно, что она готовила решающий марш-бросок.
-Если мы не решим так, то сделаем по-другому,- начала она.- Я устрою тебе сладкую жизнь. Ты ещё не знаешь, с кем связался.
-Да уж больно надо. И что же вы мне сделаете? Вы только и можете, что кричать.
-Наглый мальчишка.
-Нервная старуха.
-Хватит,- крикнула Алёна Николаевна. - Я не позволю к себе такого отношения. Может, двойка тебя успокоит?
-Вы не имеете права.
-Имею. Ещё как имею.
В этих словах была слышна нота абсолютной власти над происходящей ситуацией. Она полностью контролировала всю ситуацию, она была одновременно и судьёй и в тоже время палачом. Какого было думать детям, что они в данный момент находятся в полной зависимости от учительницы? На этом Колобков несколько потупил свои маленькие похотливые глаза и скорчил невыразимо больную рожу. Но вдруг неожиданно для всех он принял героический вид храброго воина, который, к сожалению, закончит очень плачевно.
-Ну, ставьте,- с равнодушным видом проговорил Колобков .
-Очень хорошо.
И правда, она поставила эту злосчастную двойку. Это был вкус сладкой победы и горечь совсем не сладкого поражения. И на этом разговор был окончен. Урок продолжался. Все неуместные споры и бессмысленные требования пришли к своему логическому завершению, и Алёна Николаевна решила дать следующий приказ:
-Повторяете то, что я задавала домой.
В воздухе повисло судорожное молчание. Стало так тихо, что даже было слышно назойливое жужжание мухи. Было понятно, что они не выучили никакого такого стихотворения, оттого они и молчат. Один только Миша вёл себя спокойно и не волновался. Он повторял свой стих и ни о чём не думал. Он был настолько поглощён повторением, что не заметил, как в него прилетел комок сжатой бумаги.
-Кто бросил?- спросила Алёна Николаевна.
Ответа не последовало. Её сухие глаза стали ещё суше и загорелись обжигающим красным цветом.
-Кто это бросил?- всё никак не успокаивалась она.- Да, что же происходит, в самом деле? Вы доиграетесь, понятно? Что же это такое?
Это было очень странно. Но ещё более странным было то, что уже прозвенел звонок, но никто не выходил из-за парт, а, наоборот, уселись ещё сильнее и уткнулись в свои телефоны. Они смотрели всякие неприличные фотографии и обсуждали букмекерские ставки. Миша встал со стула, минут пять постоял на месте. Вот просто так стоял на месте, рассматривая голую стену. Вишнев, развалившись на парте, принялся играть в шахматы. Колобков предпочёл смотреть в окно и наблюдать за птицами, а Солнцев делал ставки. В общем, ничего обычного. Алёна Николаевна, взяв длинную сумку, ушла по делам, оставив ребят одних.
Но я больше пожелал бы перейти на два шага вперёд к моменту начала второй половины пары, так как в перемене нет ничего занятного и интересного.
В который раз прозвенел звонок. Учительница вернулась, еле-еле оправившись от прошлого потрясения. Было видно, что она с трудом приходила в норму, и ей было тяжело соображать. Но всё же она сжала крепко зубы и, подняв свои красные больные глаза, взглянула на ребят. На этот раз они не произвели должного внимания, как было тогда. Но она всё равно принялась за дело.
-Так, Шопин,- сказала Алёна Николаевна, проводив пальцем по журналу. - К доске.
Шопин, мальчик лет шестнадцати с мускулистыми руками, не совсем хорошо расслышал слова учительницы, но всё же встав с места, произнёс:
-Я не готов.
-Очень хорошо. Так, дальше идёт Стойниченко.
И вновь была та же самая картина, без лишних дополнений.
-Я не готов.
-Задорнов.
Со стула поднялся очень странный мальчик с длинными косичками и милыми веснушками на лице. Он не совсем понимал, что происходило вокруг него. Он долго упирался взглядом в учительницу и тяжело стоял на ногах.
-Не готов,- невнятно прошептал Задорнов, склонив голову на бок.
-Ничего не понятно. Говорите громче.
-Не готов,- более громко сказал Задорнов и принялся кашлять.
-Вам нужно к врачу. Садитесь, два.
Она искоса взглянула в тетрадь, увидев ярко-красный столбик двоек.
-Чудно. Может, Солнцев?
Солнцев уверенно поднялся с места и принялся выступать. Он прочёл "Соседку" очень бойко, как самый настоящий театрал, за что, конечно, он получил заслуженную пятёрку.
-Хорошо. Теперь, я думаю, Ганаев может рассказать.
Позади Миши сидел мальчик с неопрятными и грязными волосами в старых очках со сломанными держателями. Он как-то скучно и почти развязно прочёл "Смерть поэта" и удостоился лишь четвёрки из-за незаметных на первый взгляд ошибок. Таким быстрым темпом прошли уже больше половины здесь сидящих. Сегодня был насыщенный день для двоек. Тем временем настала очередь Миши выступать. На нём не видно было никакого волнения. Он чувствовал, что даже его заплетающийся в разные стороны язык не помешает ему превосходно выступить.
-Эй, ребят, он сейчас снова забасит, - пробормотал кто-то из студентов.
Он встал и начал своё выступление. Он читал "Он был в краю святом" удивительно красивым, воистину мужским басом. Да так, что Вишнев, вытаращив глаза, безустанно дёргал Ганаева и всё время говорил позади сидящим, что Мише надо идти петь, а не читать стихи. Это было стихотворение о некоем войне, который путешествовал по Палестине и его били какие-то сарацины. Он был необычного содержания, от чего было весьма странно слушать его. Воин сам был жестоких кровей, что не щадил ни жён, ни стариков, ни детей. Впоследствии оказалось, что он был ещё и большим охотником до лёгких женщин, на тела которых он не раз покушался. После услышанного слова на "пиз.." раздался громкий и неудержимый смех, отчего Алёна Николаевна вдруг покрылась мурашками. Следом пошла красная сыпь и она стала похожа на маленький проснувшийся вулкан. Потом, как оказалось, воин не обрёл никакой славы в своих странствиях и неизбежно скончался после сцены с "брюхатой" женой, которая окончательно опустошила нервы Алёны Николаевны. На этом Миша закончил своё выступление. Вырисовывалась довольно забавная картина: практически каждый одновременно смеётся и плачет. А это, как все знают, ведет к поднятию хорошего настроения. Ведь это наивысший момент счастья, когда ты одновременно и смеёшься и плачешь. Алёна Николаевна была в сильнейшем шоке и долго не могла от него оправиться. Уже казалось, что сейчас её схватит инфаркт и всё, пиши пропало. Но всё обошлось. Она попросила кружку воды и стала потихоньку собираться с мыслями.
-Ну, я просто поражена, - первое, что произнесла учительница.- Где же ты такое чудо откопал, а?
-Я н-нашёл его в к-книге,- растерянно ответил Миша.
С каждым словом Миша терял дар речи, его голос медленными шагами опускался в неведомую бездну. Пот лил с него ручьём. Одного его пота было достаточно, чтобы залить целый колодец.
-Ну, я у-учить н-н-начал его уже в п-полночь и оставил так.
-А слова ты эти видел?
-Видел.
-Видел, значит? Что же делать? Садись.
Совсем разбитый, Миша опустился на стул и начал судорожно перебирать пальцами. Он не знал, куда себя деть.
-Застрелиться или повеситься,- думал он.
Тут Алёна Николаевна подала ему какую-то бумагу со стихотворениями и настойчиво говорила:
В ответ Миша лишь кивнул. Прозвенел звонок. Все кинулись с мест и пустились во все тяжкие. Один только Миша вышел из кабинета последним. Он направился на следующую пару медленными шагами, подобно оловянному солдатику, склонив голову вниз.