Аусиньш Эгерт : другие произведения.

15 Танго с городом

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


Предыдущая глава
14 Урожай


   Урок был закончен, но они все еще стояли почти вплотную друг к другу. Димитри ждал традиционного "спасибо и до встречи", но Полина вдруг объявила, что считает свою миссию выполненной.
   - Ну вот, - сказала она. - Это двенадцатая наша встреча в этой комнате, и я могу сказать, что у вас сейчас уверенный уровень хорошего начинающего. Должна отметить, что вам крупно повезло с навыками, на которые вы могли опереться. Не у всех получается сразу так хорошо. Разумеется, совершенствоваться можно и дальше, хоть всю жизнь, но начинать танцевать нужно сейчас, иначе вы никогда не начнете. И все последующее уже придется делать всерьез, не с... - она вдруг сделала посреди фразы короткую паузу, предупредившую его об атаке, - учебной женщиной.
   Взгляд ее был темным, как вода местной реки в особенно облачный день, а лицо, как обычно, выражало вежливое ничего. Димитри улыбнулся и пожал плечами:
   - Вот и хорошо. Теперь мы проверим это, послушав мнение понимающих, и узнаем, как я учился и как вы учили - и если все хорошо, то все это, а лучше и все прочее об этом, мы с вами отвезем на Кэл-Алар.
   Он еще продолжал улыбаться, когда Полина вдруг отошла от него на четыре шага, сделав спиной вперед первые два из них. Димитри вспомнил, как на одном из занятий она говорила: "Это танго, мы не отходим от партнера сразу, если только он не безнадежно плох, и если партнерша отбегает от вас, едва вы ее отпустили, вы совершенно точно что-то сделали не так. То же самое справедливо и для нее: если вы ушли, едва закончилась мелодия - все плохо. Все очень плохо". Он остался стоять на месте, что и должен был сделать по этикету этого странно привлекательного танца, внимательно смотря на свою партнершу. Она повернула к нему голову, и, крысье молоко, она была всерьез, по-настоящему зла. Это была не ярость бойца без пола и возраста, которую он видел в мае, а понятный и нормальный женский гнев. Раскрытые ноздри, светлый и яростный взгляд, почти незаметно сжавшиеся губы... Да, точно зла, и не справляется с этим или не хочет.
   - Послушайте, Димитри, я уже вообще не понимаю вашей логики, - сказала она, стоя к нему в пол-оборота и развернув голову почти к плечу.
   Он слегка приподнял брови:
   - Полина Юрьевна, что я слышу! Неужели я все-таки удостоился обращения по имени? Чем и заслужил только такую честь... Я еле поверил ушам: вы хотите меня понять! Это все-таки случилось? Не прошло и года!
   Гнев высветлил ее взгляд до почти белого, нарисовал два розовых пятна на скулах... он ощущал почти азарт, слегка поддразнивая ее. Это было игрой с огнем, игрой беспечной и безнаказанной юности, секундой, за которую он был почти готов простить этому городу восемь лет ежедневной крови, грязи и смерти.
   - И вы сердитесь? Я сказал что-то не то, и теперь все плохо?
   Отреагировала она почти мгновенно. Поза раздраженной тангеры меньше чем за вдох сменилась ее обычной, ровной, как свеча, стойкой, отличающейся от строевого "вольно" только слегка склоненной головой.
   - Да, вы правы, прошу прощения, что-то я чрезмерно чувствительна сегодня. Но я действительно не понимаю... - судя по едва заметным движениям губ и бровей, она мучительно искала слова.
   Он сделал шаг к ней, как и предписывали правила игры, только один шаг в ее сторону.
   - Так давайте же, наконец, разберемся и все проясним! Если вам действительно это важно. Я, конечно, отчаянно опоздал с этим вопросом, но вдруг все-таки еще не безнадежно поздно?
   Полина посмотрела ему прямо в глаза - и вдруг, не отрывая взгляд, села на пол.
   - Вы знаете, - сказала она, почти запрокинув голову, чтобы продолжать смотреть ему в лицо, - да, очень важно. И это очень личное. И не вполне удобное для нас обоих.
   Димитри сел на пол рядом с ней, слевитировал поднос, чуть подогрел чайник с фруктовым чаем, стоявший на нем, ровно до той температуры, которую предпочитала Полина, налил в чашку и спросил:
   - Сахар?
   - Сахар да, пожалуйста, положите, что-то я... впрочем, это я уже говорила.
   Кусочек сахара выпрыгнул из сахарницы прямо в чашку, ложка начала свое движение по кругу, не касаясь стенок, и Димитри протянул блюдце с чашкой Полине.
   - Значит, это нечто важное, личное и неудобное для обоих. Почему так?
   - Потому... черт, как неудобно вышло. Я теперь не знаю, как к вам обращаться...
   - Мне кажется, вы уже выбрали формат, давайте в нем и останемся, - он еле заметно улыбнулся, - пока в этой комнате есть отзвуки музыки, Полина.
   Она бледно улыбнулась из-за чашки в ответ: ее ученик повел себя, как и положено тангеро, и значит, проблем на милонге, если они туда дойдут, быть не должно. По крайней мере, обычных проблем новичка.
   - Спасибо, Димитри. Дело вот в чем. Я уже сказала вам, и не однажды, что умение танцевать не равно знанию шагов и фигур, и проверяется оно в живом общении на танцевальном вечере. Мне дико неудобно это говорить вам сейчас, мучительно неудобно, но так сложилось, что для того, чтобы туда прийти первый раз, вам надо прийти туда с кем-то, и у вас для этого нет никого, кроме меня. Будь это в Берлине или Сеуле - все было бы иначе, а наши условия, к сожалению, таковы.
   Она сделала глоток, вздохнула, собираясь с мыслями.
   - Таким образом... Нет, я все-таки скажу это. Складывается идиотская с любой стороны ситуация, в которой гарантом вашей порядочности, мужской и человеческой, первые три-четыре ваши появления оказываюсь я, и только я. При всей сложности моего собственного положения. - Вздохнув, Полина отставила чашку и сомкнула пальцы. - А эти гарантии очень нужны всем остальным девочкам, которые приходят танцевать. - Глянув ему в глаза, она повторила, - которые все равно приходят танцевать, несмотря на комендантский час, несмотря на оборотней, несмотря на неработающее метро, несмотря на то, что после бессонной ночи всем нужно на работу.
   Она снова взяла чашку, посмотрела внутрь, как будто надеялась увидеть на ее дне ответ на мучившие ее вопросы, и продолжила.
   - И получается, что каждая из нас поэтому должна очень внимательно следить за тем, с кем она танцует и кого она приводит с собой. От нашей осторожности зависит благополучие, да, в общем-то, и жизнь каждой из нас. И жизни наших мужчин тоже. То есть, говоря совсем прямо, мне предстоит привести на милонгу сааланца. Остальное никого не касается, но это-то не спрячешь. И, Димитри, я совершенно не знаю, что с этим делать, ведь единственный вариант узнать, на что мы с вами потратили три месяца - дать вам возможность танцевать с незнакомыми партнершами. С другой стороны, вы только что сказали, что если всех все устроит, вы бы хотели видеть меня на Кэл-Алар с этим. Кэл-Алар для вас больше, чем семья, я видела. И пустить туда... - она вздохнула. - К черту условности, в конце концов. Привести туда женщину, которую вы подозреваете в самом страшном, что только есть в вашей культуре - в управлении волей мертвых, в некромантии... - она посмотрела на него и пожала плечами, держа чашку на блюдце в обеих руках. - Кто из нас рехнулся? То есть я хотела сказать, что мы оба очень неосторожны. И совершенно не понимаю, что происходит.
   Димитри налил вторую чашку чая, для себя, покрутил ее на блюдце. Монолог, вдруг вывалившийся из непробиваемой монолитной стены ее молчаливого многомесячного упорного нежелания договариваться, его озадачил. Шокирующая откровенность, полная живых и искренних чувств к городу, которому он отдал столько времени и сил, уже не надеясь на какой-то ответ, к неизвестным ему людям, которым предстоит увидеть в нем нечто, кроме того, чем они его назначили, не слишком сообразуясь с действительностью, была для него не просто удачей. Это было почти подарком - то ли местных богов, за терпение, то ли лично этой женщины. Хотел бы он знать, за что именно, если второе.
   - Забавно, - сказал он с задумчивой улыбкой. - Никогда не думал, что снова окажусь в ситуации, когда за мою надежность будут поручаться, и это поручительство будет критично. Но, боюсь, если я сейчас начну посвящать вас в подробности той давней истории, то спать мы будем тут же на полу, и видения наши будут так нехороши, что как бы нам не проснуться, обнимая друг друга.
   Он помолчал, снова покрутил на блюдце чашку, подумал, сделал глоток, посмотрел на внимательно слушающую его женщину.
   - Полина, я могу дать вам слово, что все, сказанное и сделанное в месте, куда я с вами приду, там же и останется, как и все лица и имена. Если только речь не пойдет о прямом злоумышлении на особу императора, тут я связан присягой. Что же до моей галантности и порядочности как кавалера, то, - он взглянул ей в глаза, прежде чем продолжить, - вы были на Кэл-Алар и, думаю, представляете в достаточной мере, какое поведение считается там должным для мужчины и как именно он должен вести себя с дамой, если хочет продолжить знакомство с ней и ее подругами. Сравнивать и выносить суждение, боюсь, вам. Мне кажется, из того, что вы рассказывали и показывали в эти месяцы, для моих ребят на Островах, - он мечтательно улыбнулся, - эта милая игра станет еще одним поводом желать провести зиму на Кэл-Алар, а не в Исанисе или в Дегейне, столице Ддайг. И еще одним отличием Южного Севера, как зачастую называют Острова.
   - Да, понимаю, - она улыбнулась в ответ. - Когда танго только привезли в Россию, наши старшие друзья так сильно мечтали об Аргентине...
   Он не услышал протеста в ее словах и голосе и решил продолжить мысль.
   - Полина, мне крайне досадно, что обстоятельства столкнули нас как противников и что после всего произошедшего дружба у нас с вами вряд ли возможна... Но боги иногда странно кидают кости, то ли смеясь над смертными, то ли помогая им, - он задумчиво сделал глоток из чашки.
   - И как же вы видите выигрыш? - вдруг спросила она.
   - Вы мне всерьез предлагаете сесть за стол с богами? - едва не поперхнулся чаем Димитри. - Или считаете, что я уже там?
   - Ну а что нам терять-то? - Полина пожала плечами. - Лично я с той стороны была уже раза три, дорогу знаю хорошо. Вас, судя по вашей оговорке, тоже там уже видели.
   Димитри, едва веря своей удаче, рассмеялся, откинул голову, посмотрев на теряющийся в вышине потолок зала. Потолок? Нет, это было звездное небо, в котором плыли два полумесяца лун. Он и не заметил, когда призвал иллюзию, но хорошо помнил, когда и из какой ночи собирал видение для заклинания. Глядя в небо родины, князь вдохнул полной грудью и заговорил негромко и плавно, следуя за текущей мыслью.
   - Будь на моем месте юный наглец, еще не знающий, как боги смеются над смертными, каким я был когда-то, он сказал бы: к черту это все, я знаю место, где нас никто не найдет, две недели ты мне подаришь, а дальше можешь меня вообще забыть, если я тебя разочарую, пойдем туда прямо сейчас! Но моя юность давно прошла, и это, наверное, не так плохо. Окажись здесь вместо меня капитан из вольных охотников, сильно моложе меня теперешнего и, наверное, глупее, каким я себя вспоминаю порой, он взял бы из погреба бутылку вина и позвал тебя гулять по городу на всю ночь. Чтобы сидеть на парапете набережной вашей реки, держать тебя на коленях, согревая в вашем вечернем тумане, кидать в воду камни, пить вино, читать стихи и ждать первой звезды в вашем безумном белом небе. И естественно, он не позвал бы тебя в постель, потому что именно с тобой это значит все испортить. Будь я им, я бы слушал истории про твоих любовников и рассказывал тебе про своих женщин, конечно, без имен, и приходил бы на милонги, куда ты ходишь постоянно, разумеется, без предупреждения.
   Полина слушала его, сидя на полу, свернувшись, как ящерица, и склонив голову к плечу, с полными удивления глазами. А он смотрел на плывущие в небе две луны и говорил.
   - Будь на моем месте вице-император и князь, властный старик, каким я надеюсь стать, старше меня сегодняшнего и тяжелее на подъем, он бы позвал тебя в библиотеку на Кэл-Алар, в которую ты так и не заглянула весной, чтобы говорить с тобой о политике, философии, людях, животных, погоде и всем на свете, а потом вкусно ужинать и слушать музыку, которой много лет, а еще писал бы тебе письма о цветущей весне Островов и зимнем снеге Исаниса и ждал ответов примерно о том же. Но сейчас здесь я, наместник императора в Озерном крае, удачливый человек, который часто ошибается. Мы в твоем разрушенном городе, лето на исходе, и наша жизнь, не скрою, висит на честном слове. Моем честном слове. И мне очень нужны твой ум, твоя верность, твое благородство и твое бесстрашие, чтобы спасти для тебя хотя бы то, что осталось. И... Если бы я играл с богами в кости, я бы ставил на хоть одну танду с тобой. Но и на это у нас уже нет времени.
   Димитри помолчал, глядя в родное небо, на время заменившее темный потолок, потом все-таки спросил:
   - Ну и как упали кости на этот раз?
   Полина смотрела на звезды его родины несколько невыносимо долгих минут, потом повернулась к нему и легко сказала:
   - Ты выиграл.
   Ветер... В зале не хватало ветра, того самого, что на побережье до сих пор зовут "дыханием Магдис", как ни морщатся церковники. Но он был тут, такой же реальный, как дыхание женщины рядом, как чужой город на краю горизонта под рваными облаками в низком небе. И Димитри понял, что какие бы кости ни выкинули боги в своей следующей игре - он обязательно покажет ей, как летающие ящеры играют в свете двух лун, когда зимний шторм уносит старый год. Он встал, подал руку, чтобы помочь женщине подняться с паркета.
   - Я хотел бы видеть тебя в числе своих личных друзей, как ты на это посмотришь?
   Полина опять смотрела в звездное небо, которому неоткуда было взяться в закрытой комнате, настоящее звездное небо, чужое и незнакомое, но прекрасное и притягательное, как любое небо. Боли она почти не чувствовала. Да, он выиграл. Да, она проиграла. Он уважает ее как врага и дает ей возможность завершить партию красиво - с его точки зрения. То, что действительность эту его точку зрения поправит в ближайшее время, и очень бесцеремонно, ему еще только предстоит узнать. И обсуждать с ним это теперь смысла нет, он спрашивает вообще не об этом. Он сказал, что в войнушку поиграли достаточно. А потом предложил менять игру, чтобы не прекращать играть вместе. А игру действительно пора менять, ведь все уже понятно: ее слили свои же, и значит, Сопротивлению конец. Не потому, что саалан победили, дрыгаться еще имело бы смысл лет несколько, но наступил финальный этап жизни сообщества, несущий разобщенность и распад коммуникаций. Будь живы Витыч, Димон и Юрка, все сложилось бы не так, но они не имели шанса остаться в живых. Этим-то и отличаются insurrection от rebellion, даже если у них одна программа, и в языке, на котором они изъясняются, для них нет двух разных названий. Выбор сделан уже слишком давно, чтобы ее собственный, по законам природы положенный, но ненужный ей шанс зависел теперь от ее выбора. Упираться можно, но это выглядит глупо и не имеет никаких перспектив.
   Она тихонько перевела дыхание.
   "Жаль, что не расстреляли, с одной стороны, а с другой - хоть расстрел, хоть так, звезда моя, родину ты теряешь в любом случае. Приличные люди в таких обстоятельствах эмигрируют, но этой возможности тебе не оставили. У тебя хреновый выбор, дорогая, хороших вариантов нет. Что же, наместник тебя по крайней мере не предавал. Разменял, это так, но когда встреча все-таки состоялась, по большому счету, он уже имел на это право. И это право ему предоставил кто-то из тех, кого ты считала своими. Второй раз он предлагать дружбу не будет, разумеется, это ведь аристократ, и уже сам факт этого разговора, пожалуй, предельный шаг навстречу для него. И, в конце концов, звезда моя, для города так тоже будет лучше. Ценой вопроса был всего-то пропуск на "Ключик" товаров с той стороны звезд, шкурно нужных в городе. И если рассматривать его предложение по существу, предложил он сейчас именно то, что ты выбрала в восемнадцатом году - умереть за город. В этом есть некий циничный юмор, не так ли, звезда моя? Ведь сойтись во взглядах на предмет с врагом довольно забавно. Есть и некая веселая патетика в том, чтобы положить свои косточки в основание благополучия города, которого ты не увидишь. Но как ни смотри, это просто еще один вираж в твоей и так не гладкой жизни. Когда-нибудь мы вылетим с полосы, звезда моя, но еще не в этот раз. Может быть, уже скоро. Хорошо бы скоро, пока это все выглядит хотя бы условно прилично. Ну же, не молчи, звезда моя, отвечай на вопрос. Тянуть паузу дольше просто непристойно".
   - Я была бы рада этому, - ответила она серьезно и спокойно.
   Димитри или не понял, о чем она думала, или сделал вид, что не понял. Он снова взял ее за руку и слегка сжал ее ладонь:
   - Вот и хорошо. Я тоже рад.
  
   Приказ явиться к князю мне передали еще перед обедом. Я пожала плечами, отпросилась у Инис, чтобы успеть принять душ, переодеться после полигона и привести себя в порядок, и пошла в официальную приемную. Чего ему могло вдруг понадобиться от меня посреди белого дня, я даже предполагать не бралась. А потом в приемной я увидела Полину, Марину Викторовну и Макса, вспомнила, зачем князь вызывал меня в прошлый раз, и расстроилась. Они все от меня опять будут хотеть незнамо чего неведомо зачем. Обрадовало только присутствие Макса. Я точно знала, что он меня мучить не даст.
   Стоило мне войти и поздороваться, как Иджен пригласил всех в кабинет к князю, тот самый, где он проводил официальные встречи и совещания, если по какой-то причине выбирал замок, а не Адмиралтейство. Впрочем, в нем мы не остались и прошли еще в какую-то смежную комнату. Я ее особо не рассматривала, обратила только внимание на резные деревянные панели, картины с пейзажами и сценками из сельской жизни, холодное оружие и, судя по всему, охотничьи трофеи из мира пришельцев. Я даже задержалась у одного из них, здорового черепа какой-то доисторической ящерицы. Вот найти бы мир, где еще есть король Артур и рыцари Круглого стола, отправить его туда и послушать, как благородный дон станет рассказывать о побежденных драконах и спасенных принцессах.
   Князь нас уже ждал. Он предложил садиться, показав на круглый стол в эркере. Вокруг него стояли пять кресел. Как-то так само вышло, что я оказалась между ним и Максом. Перед каждым стояла бутылка с водой и стакан, я открыла свою и отпила прямо из горлышка.
   - Добрый день, - сказал князь. - Я рад видеть вас всех здесь и благодарен, что вы нашли время сюда прийти. Прежде чем говорить о причине этой встречи, я хотел бы соблюсти формальности и представить всех присутствующих в этой комнате. Справа от меня сидит Полина Бауэр, психолог, хозяйка портала "Ключик от кладовой" и одна из лидеров Сопротивления Вторжению, как она и ее сторонники называют присоединение Озерного края к империи Белого Ветра. Рядом с ней - Марина Лейшина, правозащитник и тоже одна из лидеров Сопротивления. Следующее кресло занимает Макс Асани, сын принца дома Утренней Звезды из Созвездия Саэхен. Он не является официальным представителем Созвездия на этой встрече, но может прокомментировать позицию своих соотечественников по вопросу, ради обсуждения которого мы все здесь собрались. Я пригласил его, последовав рекомендации досточтимой Хайшен, дознавателя Святой стражи и конфидента Алисы Медуницы. Алиса занимает кресло между мной и Максом. В контексте этой встречи Алису можно представить как лидера Сопротивления, его боевого крыла. Три с половиной года назад я, наместник Озерного края, князь Димитри да Гридах, пообещал Алисе Медунице кров и защиту и, значит, обязан думать о ее будущем и благополучии.
   Какое-то не то движение, не то звук от кресел, где сидели Марина Викторовна и Полина, я скорее почувствовала, чем увидела и услышала. Чем-то их зацепила последняя фраза князя. А мне было уже все равно. Ну почти. Он тем временем продолжал, то ли не заметив их реакции, то ли посчитав ее незначимой. Как всегда.
   - С точки зрения законов и обычаев саалан, наши отношения с Алисой - исключительно наше личное дело, но их не существует в правовом поле Озерного края. Именно беспокойство о будущем Алисы и стало причиной этой встречи.
   "Начинается", - подумала я и откинулась в кресле. Они все будут говорить одно и тоже. И хотеть от меня одного и того же. Это продолжение беседы с Мариной Викторовной, когда она говорила о гражданстве и всей той политической чуши. А князь тем временем продолжал разливаться соловьем и рассказывать, зачем мне вдруг может понадобиться паспорт гражданки Озерного края и как это будет соответствовать тем целям, которые я преследовала до того, как он взял меня под стражу в кафе у Финляндского вокзала той осенью. Он говорил что-то там про свою якобы ответственность за мои действия, и что для него-то это только репутационные риски, а вот для меня все куда серьезнее. И вообще, он-то не вечен, а в юридическом поле Земли наших с ним договоренностей и вовсе не существует ни для кого, кроме его вассалов, если они захотят их на себя брать, и, может быть, сайхов, и что мне стоит об этом подумать. Я не хотела все это слушать, во всяком случае от него. А встать и уйти не могла, потому что ладонь Макса уже лежала на запястье моей левой руки.
   А потом заговорил Макс, и мне стало совсем грустно. Получалось, что они все сговорились. И они оба обращались ко мне, явно надеясь на какую-то реакцию, а мне казалось, что они могли бы с таким же успехом обсудить все это и без моего присутствия. Я тут была не нужна. И хорошо, что Макс не убирал руку.
   Начал он с краткого рассказа о том, как я появилась в Созвездии, как и с чем покинула его, какое отношение имела к его Дому и почему он и его сородичи сейчас здесь и как помогают краю. А потом сказал:
   - Но гуманитарные цели нашей миссии - это одно, а Алиса и ее судьба - совсем другое. Гражданство Созвездия или то, что мы под ним понимаем, не гарантия защиты и помощи, для этого есть Дом и принадлежность к нему. К ее беде мои соотечественники отнесутся лишь с чуть большим вниманием, чем к несчастью, постигшему чужака. Если речь пойдет о тяжелой болезни, Алисе даже не придется просить о помощи, но во всех остальных случаях они будут ждать, пока она сама не скажет, чего и от кого хочет. Но обратившись за помощью, Алисе или ее представителям придется огласить причины, по которым она покинула дом Утренней Звезды - и история станет известна всему сообществу. Действия Алисы с точки зрения моих сородичей ужасны, им нет и не может быть оправданий, только объяснения, которые не могут никак повлиять на то отвращение, которое они испытывают к любому насилию. Решение Дома выслать Алису на Землю, а не изолировать на острове Шайт в надежде, что она достаточно придет в себя, чтобы быть с другими и не представлять для них угрозы, означает лишь то, что дом Утренней Звезды имеет основания считать, что контакта Алисы с ее родиной и людьми, живущими здесь, будет достаточно, чтобы не нарушать гармонию Вселенной всеми теми действиями, что могут ей поставить в вину и по вашему закону. Кроме того, Созвездие никогда не встанет между принадлежащим к нему и исполнением правосудия, пусть в другом мире или сообществе. Общественное равновесие - составная часть гармонии Вселенной, а оно держится в том числе на неотвратимости воздаяния. Мы видим разницу между неправедными приговорами, такими, как в деле Полины Юрьевны, и судебным процессом, завершившимся в прошлом месяце. Так что если Алисе придется отвечать перед вашим законом, в лучшем случае кто-то из моих сородичей сможет ее поддержать, позаботившись, чтобы у нее было все необходимое для достойной жизни.
   Макс довольно криво усмехнулся, и я догадалась, кто именно будет носить мне передачки в тюрьму от имени Созвездия.
   - Ты ведь сама все это понимаешь, - вдруг обратился он ко мне, - и не хуже бы расписала.
   - Ну да. То есть конечно, - пожала плечом я. Надо же было хоть что-то сказать.
   А князь добавил к речи Макса то, что тоже могла бы сказать я сама. Что мои родные живут в Созвездии и что решение увезти их в безопасное место, а потом вернуться для продолжения борьбы, которая после объявления меня агентом князя с определенных точек зрения ничем не отличается от наемничества, может быть воспринято крайне неоднозначно. И что Созвездия Саэхен для землян просто не существует. Вообще.
   - Документы, которые используют соотечественники Макса, постоянно живущие в крае, выданы и заверены империей Белого Ветра. И уговорить сайхов их взять было очень непросто, - закончил князь, и я услышала в его голосе отзвук улыбки, хотя тема вроде как не располагала.
   И тут заговорила Марина Викторовна, подводя итог всей этой встречи. Она снова обозвала меня апатридом и повторила все то, что я уже слышала от нее в прошлый раз. Потом повисла пауза, и я поняла, что, наверное, все от меня что-то ждут, каких-то слов. Так что я вздохнула и ответила им всем.
   - Да, Марина Викторовна. Вы правы, я действительно апатрид, и мы с вами об этом уже говорили в прошлый раз. Если у всех от этого столько проблем и неприятностей, можно решить это за один день. У меня где-то есть финский паспорт. Так что до пожизненного мне только границу пересечь, а там назвать имя и номер документа, дальше они уже сами все сделают. Удивятся, наверное, что я так хорошо сохранилась, но это гражданство, а не просто паспорт. Пожизненно в тюрьму я, конечно, не хочу, но уже по-любому все сделано, а что так оно и будет, мне Микка объяснил, еще когда вы "детей пепла" вытаскивали. Ну не пожизненно, так лет на двадцать, это не суть как важно... уже.
   Макс плеснул в стакан воды из бутылки и подвинул ко мне. Я его выпила залпом и поймала внимательный взгляд Полины. Марина Викторовна вздохнула и начала снова.
   - Положение апатрида тебя не защитит ни от тюрьмы, ни от пыток. Скорее, даже наоборот.
   Я криво улыбнулась и вроде даже рассмеялась.
   - Да какая разница-то. Ведь умереть от самой пытки нельзя, если не знаешь, что это уже она, ну разве что пытать будет полный придурок, - рядом как-то очень громко вздохнул Макс, а я продолжила, глядя ей в лицо. - А так-то от пыток вообще ничего не защищает. Ни Дом, ни закон. Ничего. Попался - ну, увы. Не повезло. Кроме смерти, ничего не защищает, да и она, похоже, не всегда. А обратившись за восстановлением гражданства к этой власти в моих обстоятельствах, я признаю присутствие империи Белого Ветра на территории Озерного края законным. И тем самым откажусь от всего, что я делала и за что боролась до своего ареста. Хватит с меня и того, что мое оружие направлено на фауну, а не куда-то в другую сторону, да и условие договоренности, а именно выполнение приказов в обмен на кров и защиту, я соблюдаю.
  
   У Димитри по скулам катались желваки, и он явно собирался что-то сказать. Полине было понятно, что пора прекращать разговор. Ничего, что заставит барышню изменить решение, в этой комнате не прозвучит. Появление Макса не стало сюрпризом ни для нее, ни для Марины. Еще утром наместник предупредил их обеих, что пригласил представителя третьей стороны, имеющей право вмешаться в ситуацию с Алисой, только не сказал, кого именно. Оказалось - того самого Макса, приятеля Алисы. Он то ли маскировался под местного, то ли дистанцировался от своих соотечественников, но на встречу пришел в видавших виды джинсах, такой же не новой кожаной куртке и черной футболке под ней. Полина не могла сказать уверенно, обрадовалась ли Алиса его появлению, но он ее точно успокоил. И именно благодаря присутствию этого странного парня она не попыталась протестовать или вообще сорвать встречу.
   Что легко не будет, Полина понимала с самого начала. У юридического положения, в каком барышня оказалась сейчас, виделись целых три мотива. И это в любом случае слишком много для кого угодно. Один она назвала сама, оставшиеся вряд ли даже осознавала. Пока она может делать вид, что все это не всерьез, что паспорта и гражданства - это такая веселая игра для смертных, зачем-то им нужная и важная, она может не вспоминать и не думать, что Лелика больше нет. Пока она не потеряла надежду стать такой, какой была в день встречи с ним и все пятнадцать лет после, есть и он - тот, кому она нужна и ценна со всеми ее странностями, от которых любой другой убежал бы с воем. Пока есть эта надежда, есть и он, потому что она, какой он ее знал и помнил, существует хотя бы в ее собственном воображении. Если она скажет "помогите мне восстановить гражданство", иллюзия рассеется и останется смертная женщина Алиса Медуница, неживые немертвые в куполе и недоступные возможности. Но кроме этого всего, было и еще нечто, более важное и острое.
   Полина вздохнула, собралась с силами и сказала:
   - Мне кажется, сказано достаточно, и все позиции уже понятны. Думаю, нам пора подвести итоги беседы.
   Все взгляды обратились к ней после этих слов, но она не повернула головы ни к кому и продолжала говорить, глядя куда-то мимо Алисы.
   - Мне кажется, что тот опыт, на основании которого сделаны выводы, предъявленные нам тобой, Алиса, был насилием. И скорее всего, этот вид насилия называется пытки. Я не знаю, как и когда с тобой это проделали, и пока не очень понимаю зачем, хотя по крайней мере по части причин у меня есть версии. У меня есть серьезные сомнения в том, что ты вообще помнишь эти эпизоды, так бывает, и нередко. Но ты реагируешь и говоришь как человек, которого пытали, вынуждая раскрыть тайны в обмен за прекращение пыток, а потом использовали твои тайны тебе во вред. Сейчас продолжать обсуждать варианты смысла нет, ведь что бы мы все ни сказали, ты будешь считать все наши доводы только еще одним событием в известном тебе печальном ряду. До тех пор пока ты не вспомнишь, что это было, не расскажешь мне, и мы с тобой не определим, чем те обстоятельства отличаются от этих, обсуждать это мы не будем. А вспомнить надо прежде всего тебе самой. Этот опыт, пока ты с ним не разберешься, так и будет перекрывать тебе лучшие выборы из возможных и заставлять выбирать плохие перспективы, когда вполне доступны и хорошие.
   - Ага, - без выражения сказала Алиса. - В смысле есть. Разрешите идти?
   - Иди, - Димитри был расстроен, но старался не показать этого совсем уж явно.
   Барышня поднялась, прошла по комнате, открыла дверь, вышла и прикрыла ее за собой. Полина сидела все так же молча, и только когда в приемной послышался шум и топот, кивнула как-то апатично и вместе с тем раздраженно.
   - Что там? - спросила Марина.
   - Предполагаю, обморок, - холодно ответила Полина.
   Димитри открыл дверь и вышел в официальный кабинет, выглянул в приемную. Алису, упавшую без сознания в десятке метров от двери, дежурный гвардеец нес на руках. Естественно, в госпиталь. Остальные уже расходились по постам.
   - Да, действительно, - сказал князь, возвращаясь.
   - Пойду-ка я покурю, - вздохнула, вставая, Марина.
   - Марина Викторовна, я, наверное, составлю вам компанию, - задумчиво произнес Макс.
   - Вы курите? - удивилась Лейшина.
   - Нет, но мне нравится запах, - улыбнулся сайх.
   - Лет тридцать назад я это уже слышала, - усмехнулась Марина. - Конечно, пойдемте.
   Димитри обратился к Полине:
   - Я прошу вас задержаться, Полина Юрьевна, у меня осталось несколько вопросов.
   - Да, господин наместник, конечно, - ровно и вежливо отозвалась она.
   Князь кивнул. Пока все участники несостоявшегося разговора прощались и покидали кабинет, Полина сидела молча, глядя в стол, с ничего не выражающим лицом. Димитри проводил взглядом Макса, выходившего последним, и развернулся к ней.
   - Как ты пришла к этому выводу?
   Полина почти незаметно пожала плечами.
   - Она же сама все сказала, при тебе.
   - Я не слышал ничего похожего, - возразил он.
   - Ты слышал то же самое, что и я, - легко произнесла она.
   Он смотрел на нее и не понимал, что происходит. Она сидела очень спокойно, но его не покидало исходящее от нее ощущение дальней, но явственной угрозы и какой-то странной обреченности. Димитри присмотрелся и понял: ее рука лежала на колене и пальцы почти неслышно выбивали по вельвету юбки простенький ритм - тратататата, та, та, тратататата, та, та... За этим ритмом слышался какой-то короткий распев, похожий на боевой, согласные шаги многих ног, заполненные толпой улицы и приближение чего-то неотвратимого, частью и основой чего был этот ритм.
   - Хорошо. Я это слышал, но не понял, что слышу важное. Я прошу у тебя объяснений.
   Она кивнула и без паузы начала говорить:
   - Та позиция, которую Алиса выразила, основана на некоем опыте, полученном ею лично. Чтобы привести к таким выводам, опыт должен содержать встречу с ситуацией вменения мотивов и намерений поперек личного взгляда на вопрос. И давления ради подтверждений вмененного от нее самой. Вероятно, давили, не слишком стесняясь в средствах, судя по итогам.
   Когда Полина замолчала, Димитри снова услышал "тратататата, та, та". Вероятно, она продолжала стучать пальцами по колену и пока говорила. Он качнул головой:
   - Странно. Мне казалось, что она не помнит той осени, когда с ней происходили события, похожие на то, что ты описываешь.
   - Конечно не помнит, - отрешенно сказала Полина. - Но, как видишь, продолжает знать о них и даже сделала выводы.
   "Тратататата, та, та", - билось в ушах у Димитри. Звук был далеко-далеко и совсем рядом.
   - Как это может быть? - спросил он.
   - У саалан так не бывает? - удивилась Полина.
   Князь ощутил, что ему стало легче дышать: она наконец перестала выбивать пальцами по колену этот проклятый ритм.
   - Я ни разу такого не видел, - сказал он. - Мы или помним и можем рассказать, или забываем, но тогда уж полностью. А забыть и продолжать помнить... - он прервался и развел руками. - Это новое для меня. Как вы это делаете?
   Полина почти незаметно усмехнулась.
   - Это разговор надолго.
   - Неважно. Рассказывай, - сказал он. - Хотя погоди-ка минуту... Иджен! Принеси нам чай и что-нибудь подкрепиться. Да? Отлично. - Он обратил к ней взгляд. - Теперь я слушаю.
   - Как скажешь. Наша память хранится в разных частях мозга, так вышло эволюционно.
   - У нас тоже, - возразил он.
   - Есть разница. Мы разделяем себя как живое существо и себя же как общественную единицу.
   - И мы разделяем, - улыбнулся князь. Он боялся ледяного спокойствия Полины, но не был готов обсуждать ее настроение. Слишком рано случился этот разговор, будь у него хоть месяц после вчерашнего разговора с ней, объясниться бы удалось. Сейчас он просто надеялся разговорить ее и растопить этот лед.
   - Да, но мы делим иначе, чем вы, и отличие довольно сильно, - ответила она.
   - И каково же оно?
   - Вы узнаете об этом делении позже, и оно у вас более осознанное и подконтрольное. При этом свою социальную единицу вы знаете до того, как начинается процесс воспитания... в смысле, воспитания людьми. Вам сначала рассказывают, кто вы такие, потом учат быть теми, кем вас назвали. У нас все это происходит одновременно, и результат, как видишь, получается разным, по крайней мере в том, что ты сегодня видел.
   - В чем эта разница? Ты можешь описать? - Льдышка. Скульта. Смертельно ядовитый... друг. Пока вчерашние обещания в силе - друг.
   - В том, что у нас социальная единица и организм одинаково участвуют в мышлении, одинаково имеют доступ к эмоциям, одинаково связаны с инстинктами и рефлексами и одинаково поддерживаются физическими процессами тела.
   - Но и для нас это так! - развел он руками.
   - Как видишь, нет. - Ее голос был легким и тихим, как оседающий иней в холодный день. И таким же холодным. - Ты только что сам сказал, что случившееся с Алисой невозможно для сааланца. Кстати, что произошло бы с твоим соотечественником в такой ситуации?
   - Ну, - пожал плечами Димитри, чувствуя себя несколько неловко, - кто не умирает сразу, тех охватывает апатия, они перестают есть и спать и умирают тоже, просто позже. Мы защищаемся от этого, отказываясь от имени. Если найдется другое имя, будет другая жизнь. Тогда, может быть, удастся вернуть свое имя и присоединить предыдущую жизнь назад.
   - Тем не менее Алиса прошла через это в двадцать третьем году, - задумчиво сказала Полина, - значит, смертей по таким причинам у вас не так много.
   Князю было совсем не по себе от разговора, но он не хотел его прекращать, потому что сам начал.
   - Я все-таки менталист, - ответил он. - Я знал, где нужно остановиться.
   - Если бы речь шла о сааланке, наверное, результат был бы другим, - кивнула Полина. - Но все пошло не так.
   - Да, - вынужден был признать Димитри, - все пошло не так, и я все еще не понимаю почему. Значит, разница есть, но я не могу ее увидеть. Помоги мне.
   - Хорошо, - сказала Полина, - я объясню на яблоках.
   Князь согласился с идеей и подал ей в руки из вазы на чайном столике два яблока, красное и желтое. Она взяла их и подняла согнутые руки над столом.
   - Вот красное, оно будет изображать социальную единицу. А желтое назначим организмом. А я сама в этой схеме буду играть роль эмоций человека, которого мы рассматриваем. Хотя для большей наглядности лучше было бы положить их на книгу.
   Димитри улыбнулся и отлевитировал ей первый попавшийся том с рабочего стола. Она, даже не глядя на обложку, отложила яблоки на стол, взяла книгу в руки и, установив на ней яблоки, показала ему.
   - Вот смотри: они соотносятся через книгу. Разворачивая ее, я могу приблизить одно и отдалить другое. Двигая ее, я могу отдалить оба или приблизить их вместе, но это рискованный трюк. И дорогой по последствиям. Обычно люди предпочитают отдалять эмоции, чтобы изменить взгляд на обстоятельства, но от этого сложностей больше всего. Если я приближу социальность, то организм с потребностями и знанием себя у меня окажется чуть дальше, зато будут ближе и понятнее ожидания и требования общества. Если я приближу потребности и ощущения, то общественные нормы и ожидания окажутся несколько в стороне. Если меня не устраивает ни то, ни это, я могу приблизить их оба или отдалить, как обычно все и делают. Но после этого мне придется сидеть, замерев, или, если все же потребуется быть активной, мне придется шевелить всей собой, и результаты будут странными. Я сама окажусь следующим слоем, он в психике лежит под эмоциями, и нужны очень сильные переживания, чтобы заставить его на них отвечать. Такое состояние, в котором это возможно, называется аффект. Отличное, скажу тебе, эволюционное решение для опасных ситуаций или для обстоятельств, когда выбора нет. Аффекты есть и у вас, и у нас, но разные. Отодвинутые чувства и социальность - это ваш вариант, и другого вам не дано. Вы замираете и перестаете слышать себя и мир вокруг. Оно и понятно, если держать самое себя на вытянутых руках, то двигаться и тем более действовать не очень-то получается. Или приходится ломиться по прямой, пока получается. Мы выбираем из двух путей, вашего и еще одного. Допустим, ваш вариант тебе известен, давай рассмотрим второй. Я могу прижать к себе поближе всю эту конструкцию и начать шевелиться и что-то делать, хотя и не очень уверенно. Двигаясь неосторожно, я могу даже сдвинуть с места кресло, на котором сижу, хотя оно тяжелее меня. Оно в схеме станет следующим слоем психики, которым управлять практически невозможно, но если в нем есть какая-то программа действий, то будучи запущена, она отрабатывается вне зависимости от обстоятельств, даже если человек уже при смерти.
   Димитри вспомнил май и вздохнул:
   - Я уже оценил...
   - Ну вот, - сказала она, откладывая книгу на стол, - сегодня имел возможность оценить еще раз. В нашей психике под аффектами есть еще три слоя вниз, при подключении которых поведение будет меняться и становиться более резким и менее управляемым, все еще оставаясь социальным на очень невнимательный взгляд. Про вашу пока не понимаю. Должно быть столько же, но может быть и меньше. У ддайг точно меньше, они то ли недостаточно эволюционировали, то ли деградируют. А у нас всего шесть слоев, участвующих в формировании поведения, и все они могут быть связаны с социальностью и участвовать в формировании потребностей, поскольку связь есть через все слои.
   Яблоки так и остались лежать на книге.
   - Выгодное приобретение, - хмыкнул князь, - не поспоришь. Не буду спрашивать, как вы это делаете, пожалуй. По крайней мере, пока. И какой же слой сознания Алисы хранит недоступную ей память?
   - Я думаю, все, - сказала Полина так же отрешенно, как в начале разговора. - Она всем сознанием и всем телом помнит, что ее пытали и принуждали к чему-то, с чем она не была согласна. И что в итоге ей стало хуже, чем если бы она с самого начала отказалась договариваться. И она не помнит этого именно затем, чтобы иметь возможность, - на секунду задумавшись, Полина закончила фразу, - да хоть нести службу, например. Собственно, на этом она и потеряла осознанность вместе с ответственностью за свое поведение.
   Димитри поник в кресле напротив. Он молча смотрел в камин, ссутулившись и уронив руку на подлокотник, и во всей его позе была обреченность. После долгой паузы сказал:
   - Если ты сейчас захочешь вернуть мне дружеские обязательства, я это пойму.
   Полина молча перевела взгляд с мужчины в кресле напротив на угли в камине. То, что с ней происходило, она не назвала бы словом "думать": все, что крутилось у нее в голове, ей уже было известно. Просто оттягивала момент ответа, наверное. Выбирая из многих плохих, она привыкла выбирать худшее, но теперь приходилось поступать против привычки, зная, чем это закончится, и даже предполагая, когда и как. Ее разменяли свои. Самый край Сопротивления, но свои. И значит, сообщество уже начало умирать. Так что портал надо отдавать срочно, в запасе максимум полгода, иначе Марина, Валентин и остальные будут следующими. Отдать "Ключик" нужно именно людям Димитри, а иначе местные любители готовенького все равно дотянутся, а церковь саалан их благословит. У наместника с церковью трения, так что если усилить его позицию, то у Марины, "Последних рыцарей", уличного цирка и всех остальных есть шансы выжить. А что до нее самой, то ее разменяли по-любому, она так и так не выжила. Все это не делало князя Димитри белым и пушистым в ее глазах, вовсе нет. Перед ней сидел тот самый мясник, который устроил бойню на Сенной и планировал вторую. И Дейвина да Айгита этот расклад тоже не делал ангелом. Спасением ее жизни и репутации она была обязана тому самому убийце, который своими руками превратил живых людей, друзей ее подруги, в пепел. Все было по-прежнему. Но она знала, что если передать им портал, они будут его беречь, как всю свою собственность, и до тех пор, пока он будет приносить хоть копейку прибыли, все люди вокруг портала будут ценностью для именно этих патлатых сволочей, у которых нигде не дрогнет за свое откусить головы потянувшимся. А если дать добраться до "Ключика" следующим желающим из местных, от структуры через год не останется и половины, а через два портал будут материть на всех углах. Таким образом, все достигнутые договоренности остаются в силе. Кем выглядит она, уже смысла нет обсуждать, она по-любому труп, если каким-то чудом не физический, то политический наверняка. Да, ей вслед будут плевать и сыпать проклятиями, но вариантов не осталось. По большому счету, это все то же самое решение, принятое в ноябре восемнадцатого года. Уже тогда она знала, как все это кончится. Но ей хотелось оставить шансы тем, кто пришел позже, и Марине. А дружба представителя простого сословия с аристократом - это, в общем, довольно просто. Знать свое место и давать помощь и принятие, когда они нужны именно от тебя, вот и все. Если аристократ сааланец, можно даже быть уверенной, что не будет никаких кретинских игр с дистанцией в отношениях и попыток на ходу изменить или переназначить смыслы договоренностей.
   Они посмотрели друг другу в глаза одновременно. Полина с усилием улыбнулась, но улыбка ей не удалась: глаза остались серьезными, и в них была безнадежность.
   - Ты не первый засранец, с которым я дружу, пресветлый князь, - сказала она. - Вчера я это все уже знала. Я знакома с Алисой много лет.
   - Твое милосердие страшнее твоего гнева, друг мой, - задумчиво сказал князь. - Но благодарю тебя. Я постараюсь не быть засранцем больше, чем уже стал.
  
   "Не курю" Макса кончилось на третьей затяжке Марины. Он попросил сигарету, отказался от зажигалки и прикурил прямо от воздуха. Сперва закашлялся, но потом вспомнил, что делать. Марина с интересом смотрела на него и ждала. Ждать пришлось недолго. Глядя на огонь сигареты, Макс сказал:
   - Это ведь полностью моя вина. По большому счету, ее здесь вообще не должно было быть.
   Марина не спеша затянулась еще раз.
   - Хотите рассказать подробности, или...?
   - Почему бы и нет, - пожал плечами Макс. - Это ведь и вас, получается, касается.
   И он рассказал, как дом Утренней Звезды решал, что делать с Алисой, как она не пришла ни на одну из встреч. Исиан знал о ее сложностях с пониманием социальной жизни в Саэхен, связывал их с грубым обращением в доме Золотой Бабочки и не мог не попросить кого-то пригласить Алису защитить себя и показаться другим. Но она все равно не появилась и настроила этим против себя всю Утреннюю Звезду, как будто мало было того, что она устроила на Земле. А потом отец вернулся с совета Созвездия и привез рассказ о ее подвигах в космическом мире, где она была задолго до того, как нашла Землю. Макс тоже жил и работал там, и странно, что в папке не нашлось места для его истории. Тогда, давно, он сперва пытался ее уговорить вернуться, но она хотела летать, летать и только летать, и никакие доводы ее не могли убедить, что Созвездие не примет их вместе с этим новым опытом, им обоим выбелят лица и выгонят. Но Максу даже в страшном сне не могло присниться, как все обернется на самом деле. О суде он тоже рассказал. Как не смог сперва заставить совет Дома пригласить Алису, потом отложить рассмотрение под любым предлогом, а затем просто опоздал вернуться и забрать ее с собой до того, как случилось непоправимое.
   - Я вот чего не понимаю, - Макс затянулся. Сигарета была третьей или четвертой, но никотин он пробовал и раньше, да и собрать заклинание, если вдруг реакция проявится, он смог бы до того, как ему станет совсем плохо. - Отец всегда к ней хорошо относился. Когда я делился с Алисой нашим языком, я был молод и излишне самоуверен и по небрежности дал не только его. Отношения с донором - это всегда немного особая история, но в ее случае, похоже, вышло так, что Алиса вместе с языком получила немного меня, каким я был в ваши шестнадцать. В том числе часть моего восприятия отца. Он ведь действительно был героем Созвездия, пока я рос... Как раз незадолго до появления Алисы моя мать навсегда ушла из Созвездия, и у меня остался только отец. Мне далеко не шестнадцать, и наши отношения не раз менялись, как это всегда бывает между родителями и детьми, разве что наши не стареют так быстро, как ваши, - Макс улыбнулся уголком губ. - Но с Алисой иначе. Каждый раз, когда Лись говорит на нашем языке, она невольно обращается к этому моему опыту. Об этом ей никогда не говорили, потому что это могло ее обидеть и задеть, она ведь была полноправным членом Дома, но я видел, как этот факт учитывали в своих решениях и отец, и другие старшие маги Утренней Звезды. Если подросток артачится и не приходит на встречу, где он должен быть, кто-то из взрослых всегда идет за ним и говорит с ним столько, сколько надо для того, чтобы он вспомнил о своих обязанностях перед сообществом и собой и набрался мужества выслушать, что ему хотят сказать. А тут с ней обошлись жестче, чем с любым другим, к кому у совета Утренней Звезды были вопросы. И как будто забыли все то, чему сами нас всех учили.
   - Макс, а ты не думал узнать, кого отец посылал за Алисой, если посылал? - задумчиво спросила Марина.
   Макс задумчиво качнул головой.
   - Нет, но я и так могу назвать, кого именно. Скорее всего, это была Тесса. Мы втроем дружили со школы. Точнее, сперва дружили мы с Тессой, а потом появилась Алиса. Это было бы логично, потому что от друга можно принять большее давление и не обидеться на прямую просьбу прийти. Тесса, кстати, после школы долго выбирала, куда идти - к нам, в Утреннюю Звезду, или в дом Золотой Бабочки, но Гинис почему-то выбрал Алису, а может, ему ее навязала школа, я не знаю, и Тесса тогда пошла к нам.
   - Ты упоминал ее, когда рассказывал про суд. И что, она защищала Алису, как верный друг? - что-то в тоне Марины задело Макса, но он слишком устал, чтобы отследить, что именно или попросить повторить.
   - Знаешь, нет, - задумчиво ответил он.
   Он хотел спросить, что именно вызвало беспокойство Марины, но тут их прервал Иджен, пришедший сказать князю, что в приемной ждет глава пресс-службы с редактурой речи для встречи с очередной комиссией, нагрянувшей в край уличать наместника в нарушении прав человека в ходе летнего суда. Макс с радостью задержался бы еще и продолжил разговор и с Мариной, и с Полиной, но его зачем-то срочно захотела увидеть Ранда, и ему надо было идти к ней. Марина дала сайху на прощание свою личную визитку, отмахнувшись от извинений и объяснений, почему у Макса нет номера коммуникатора. Она заверила его - мол, знаю, что ты тоже инопланетянин, хоть и не сааланец, и общие бытовые привычки уже не удивляют.
  
   Макс никогда не видел Ранду такой. Она была в гневе и даже не пыталась скрывать эмоции. Впрочем, они говорили вдвоем, так что она могла себе позволить несдержанность, не опасаясь выйти за рамки приличий и причинить боль другим участникам миссии. Конфликтная ситуация всегда тяжела для всех участников, и если не сдерживать гнев и злость, то можно слишком сильно ранить друг друга, до временной или окончательной невозможности совместной работы. Разумеется, Ранда узнала о его послеобеденных занятиях еще до того, как Алиса вышла из кабинета князя и упала в обморок.
   - Макс, я не понимаю твоего самоуправства. У меня складывается впечатление, что ты или не понимаешь последствий твоих частных сношений с саалан, или хочешь погубить работу всей миссии. Тебе совсем не жаль ни нашего времени, ни жизни Алисы? Ты хоть подумал, что с ней станет, если мы вынуждены будем уйти? Я не уверена, что ты уже не довел до этого, но доведешь непременно, если продолжишь. Поэтому я не оставлю для тебя такой возможности.
   Макс вздохнул. Конечно, он понимал, что ему это скажут. Да, сама идея пойти к Хайшен и говорить с ней, когда отношения между Созвездием Саэхен и империей Белого Ветра даже формально не установлены, - нарушение субординации. Его поступок может быть воспринят крайне неоднозначно, особенно с учетом той роли, которую сыграла позиция Академии в развитии конфликта между саалан и местными. Ну а решение идти на встречу, касающуюся отношений между наместником и, как теперь точно выяснилось, его подзащитной, но не вассалом, и вовсе сложно определить иначе чем вмешательство в дела Озерного края. При этом для саалан он здесь не сам по себе и даже не просто член миссии. Именно он сын принца Дома, к которому принадлежала Алиса. И вникать в тонкости отношений сайхов между собой сааланцы вряд ли будут. Макс даже не пытался начать объяснять Ранде, что беспокоиться за Алису, пока она у саалан, точно не надо. Отчасти потому, что опасался быть слишком хорошо понятым. Сам он считал, что ей будет безопаснее среди саалан, чем среди его соотечественников. Но изменить решение руководителя миссии он все равно попытался.
   - Ранда, я понимаю твой гнев и признаю, что мои действия действительно были не настолько осмотрительными, как ты ожидала от меня, с учетом моего опыта и знаний. Ты сама упомянула Алису, и я не мог поступить иначе. На мой взгляд, с точки зрения саалан решение игнорировать беды родича, отдав Алису ее собственной судьбе, выглядит гораздо хуже, чем попытки вмешательства в ее обстоятельства. Да, я говорил с досточтимой Хайшен. То, что она сейчас делает для Алисы, очень схоже с действиями наших наставников и воспитателей, и эта женщина не хочет ей зла. Да, я помню, что она ведет дознание в крае, но как наставник и воспитатель, она исходит из своего понимания блага Алисы, и наша с ней беседа, по меркам саалан, наше частное дело. Да, я последовал ее рекомендации и сегодня присоединился к совещанию узким кругом у наместника края. Но на этой встрече шла речь об одной из нас, и кто-то должен был защищать там Алису. Почему бы этим кем-то не стать мне? Ведь я знаю ее лучше, чем любой другой из миссии и, возможно, даже в Доме. Мое присутствие не было официальным, и Димитри это понимает не хуже нас с тобой. И скажу тебе, что, говоря о вмешательстве в дела саалан и рисках для самого существования миссии, неплохо бы и тебе вспомнить, как мы все провели зиму. Прости меня за сказанное, я ни в коем случае не хотел бы, чтобы это звучало как обвинение, и в моем положении это выглядело бы странно, но я знаю, откуда у тебя список тех людей и их семей. И понимаю, что, провожая их в Николаевский дворец и строя порталы за пределы города, а то и края, мы не просто вмешивались во внутренние дела империи Белого Ветра. Мы прямо и непосредственно вставали на пути их церкви. Мы мешали отправлению их правосудия, Ранда. Пусть оно было неправедным, но это их закон. И даже сказать, что мы были беспристрастны и старались помочь всем, ты не сможешь, потому что Созвездие всегда выбирает наиболее ценных для будущего культуры, а тех, кому повезло меньше, лишь оплакивает. Если это не вмешательство в социальный и исторический процесс, то я тоже чист. Я считаю, что, заботясь об Алисе, я не выхожу за рамки допустимого для участника миссии и помогаю торжеству разума и гармонии Вселенной. Мы с саалан должны лучше понять друг друга и постараться стать ближе, потому что других собратьев по Искусству у нас нет. И их вовлеченность в судьбу Алисы может в этом помочь.
   Слушая его, Ранда успела побледнеть, потом покрыться красными пятнами, но не пыталась возражать или прервать его. В тоже время Макс кожей чувствовал, что она отвергает все сказанные им слова и его вместе с ними.
   - Ты не понимаешь, что ты пытаешься сравнить, - горько сказала она. - И, похоже, не хочешь даже задумываться. Ты знаешь, с чем Алиса покинула дом Утренней Звезды и почему так случилось - как, впрочем, и я. Сейчас ты пытаешься оправдать ненужный риск и угрозу для всей миссии, поставив в один ряд помощь невинным жертвам произвола и попытку спасти насильника и убийцу от расплаты. - Макс дернулся, и она поставила между ними ладонь, словно отталкивая его. - Не возражай, ты сам знаешь, что она именно такова. И, раз я слышу от тебя попытки оправдать женщину, для которой убийство - легитимный способ решения проблемы, я тем более не могу оставить тебя на Земле. Ты начинаешь забывать, кто мы и кто ты сам.
   Макс вздохнул про себя. Он хотя бы попробовал. А если он вдруг понадобится, у Хайшен есть его линк.
   - Я хочу попрощаться с Алисой, - он не спрашивал, а уведомлял, и Ранда не могла ему отказать.
   - Да, конечно. Мне жаль, что девочка остается одна, но ты не оставил мне выбора. Мы в любом случае не бросим ее.
   Уточнять, что Ранда имеет в виду под этим своим обещанием, Макс уже не стал. Она искренне верила в то, что говорила. Да и лекарство для фавнов, над которым она и ее группа совместно с саалан работали последние полтора года, было готово к испытаниям. Ранда не могла рисковать всем этим ради уверенности Макса, что он делает все правильно и единственно возможным способом. Значит, ему придется вернуться и надеяться, что судьба Алисы не останется без внимания. Хотя, пожалуй, он больше полагался на интерес к благополучию Алисы со стороны Полины и Марины. Их взгляды были как-то ближе к практике.
  
   Не знаю, как Макс обаял сперва госпитальную охрану, а потом и постовую сестру, но он объявился прямо у меня в палате. Широко улыбнулся, поставил стул для посетителей спинкой ко мне и уселся на него верхом. Я села в кровати, поправила подушку за спиной и откинулась на нее. Если просто сидеть, то голова еще кружилась, это я проверила до его прихода. До сегодняшнего дня он старательно избегал меня - и вдруг пришел на встречу, да еще по просьбе Хайшен. Я говорила с ней о Максе, но никогда не уточняла, что он в крае, да и упоминала далеко не обо всем. И, значит, он захотел быть рядом сам. Как в тот день, когда он толкнул меня в клубе и сказал, что думает о моих встречах с Лейдом.
   Сейчас Макс сидел и улыбался как ни в чем не бывало.
   - Привет, - сказал он. - Ты как? У тебя было сложное утро.
   - Хорошо, - расплылась в улыбке я. - Уже отоспалась и планирую продолжать, знаешь, как радует, вместо наряда-то. Сержант найдет за что.
   - Это да, - хмыкнул он. - Я попрощаться зашел. Меня отзывают обратно в Созвездие.
   - Как? - я искренне огорчилась. Пусть он не появлялся, но он же все равно был тут, рядом. Живой и теплый.
   - Вот так, - сказал он. - Не огорчайся, правда есть за что, - и я невольно посмотрела на костяшки его рук, но ничего на них не увидела. - И оно того стоило, - проследил за моим взглядом он.
   Макс сунул руку в карман джинсов и достал то, что я ожидала увидеть меньше всего: цепочку с чарром. С моим чарром, который я узнала бы из тысячи таких же, хотя теперь не могла его чувствовать. Я невольно потянулась к нему всем телом, Макс протянул его мне, и я поймала черный диск в сложенные ладони, начала гладить пальцами, не отрывая от него взгляда. Когда приговор был вынесен, они забрали его у меня, как все вещи, несшие на себе отпечаток магии Дома. Я больше не принадлежала к Утренней Звезде, вскоре должна была перестать быть магом, и, на взгляд сайхов, чарр был больше мне не нужен. Но пока он был моим, он принадлежал к Дому вместе со мной, и, значит, его место теперь было в огромном хранилище, где лежали чарры умерших или покинувших Дом.
   - Откуда он у тебя? - спросила я тихо.
   - Украл, - пожал плечами Макс. - Это же твой чарр. Пусть у тебя и будет.
   - Спасибо.
   Он сидел и смотрел на меня, я крутила в руках черный диск, согревающийся от моего тепла.
   - Он теперь активируется от твоей крови. Я там поменял кое-что на случай, если он тебе понадобится. Вряд ли возникнет нужда, но пусть будет не совсем бессмысленным украшением.
   И тут я спросила, оторвавшись от любимой игрушки и посмотрев прямо ему в лицо:
   - Скажи, ты... Ты знал, что меня лишат Дара?
   Макс чуть помолчал и все же ответил:
   - Нет. Я был отстранен от участия в разборе твоего дела. А на совете Дома, ставшем судом, меня лишили права слов и голоса. И, - он резко взглянул мне прямо в глаза, - если тебе это важно, отец считал, что достаточно изгнания.
   - Он сказал иначе, - я стиснула зубы, вновь мысленно возвращаясь к разговору с принцем.
   - Решение было принято почти единогласно, а он - глава Дома, - пожал плечами Макс. - Ты никогда не понимала, как это у нас все устроено.
   - Почти?
   - Да. Остальные голосовали за смерть.
   - В Созвездии же нет смертной казни, - очень тихо сказала я. - Хотя в те дни я об этом очень жалела.
   - Почему, есть, - Макс качнул головой. - Самоубийство по приказу.
   Я разом вспомнила исторические очерки, баллады и книги, где говорилось, что сайх предпочел смерть позору, попыталась вдохнуть - и у меня ничего не вышло.
   - Может, и хорошо, что ты тогда всегда жила на Земле, приезжая в Дом только по делу, - словно про себя, сказал Макс.
   - Не только на Земле, - улыбнулась я вдруг онемевшими губами. - Еще там, между чужих звезд. Знаешь, я ведь до сих пор августовскими ночами гляжу в небо и жду, что увижу след "светляка", хотя с планеты это почти невозможно, даже если знать, куда смотреть. Или услышу, как "волна" садится на реверсе. Но отсюда видны только Персеиды. И все же там мы тоже были вместе, а Дом даже не знал, чем мы на самом деле заняты.
   И Макс вдруг тихо рассмеялся в ответ:
   - Да. Кто пройдет первым по звездным тропам и найдет новые миры?
   - Дальняя разведка! - отозвалась я.
   Он ничего не ответил, но продолжил улыбаться, а потом тихо проговорил:
   - Знаешь... Я так и не понял, почему ты обратилась в совет Созвездия.
   Его голос звучал так, как будто он вообще был не уверен в своем праве задавать мне такой вопрос.
   - Исиан сказал, так будет лучше, - подняла брови я.
   - Расскажи, если можешь, - попросил он.
   И я рассказала, глядя прямо перед собой, на Макса, и не видя его. Он имел право знать, да и ничего такого в этом не было. Я сама была во всем виновата, это я подставила Дом. Закончив, заглянула ему в лицо и испугалась. Именно так он смотрел на меня в Созвездии, в наш с ним последний разговор, услышав от меня, чем я на самом деле занималась на Земле все те годы, когда писала фейковые отчеты и изо всех сил делала вид, что не имею никакого отношения к боевому крылу Сопротивления. Врала всему Дому и, значит, в том числе и Максу. Я перепугалась, но сейчас, в палате госпиталя, на Земле, говоря о делах давно минувших дней, решила, что могу его осторожно спросить:
   - С тобой все хорошо?
   - Все в порядке, не беспокойся, - вдруг улыбнулся он. - Знаешь, мне пора. Меня там наши заждались. Пока, Лисенок. - Он провел ладонью мне по щеке, и его рука показалась мне слегка прохладной. - Я к тебе еще загляну. Так просто ты от меня не отделаешься.
   И тут я испугалась еще больше. Макс встал, аккуратно, словно по линейке, поставил стул на место, еще раз улыбнулся мне и вышел. Я проводила его глазами. Такую улыбку я тоже видела. Только не у Макса, а у его отца. И совершенно не помнила, когда именно.
  
   Вечер Марина заканчивала в главной зале замка. На официальный дипломатический прием происходящее тянуло от слова "никак", но было хотя бы по-настоящему весело. До того Марина успела мелькнуть перед журналистами парочки иностранных СМИ, а потом и посидеть на пресс-конференции наместника, где тот сказал речь, к месту употребив множество красивых и не имеющих никакого отношения к текущей ситуации слов. Достойные люди с умными порядочными лицами удовлетворенно кивали, отмечая готовность новой администрации Озерного края сотрудничать с мировым сообществом в вопросе соблюдения прав человека, и Марина с нехорошим любопытством думала, сколько же они захотят получить денег, и не закончится ли все поездкой на Охоту в Зону, откуда редкий эмиссар ООН приезжал в сухих штанах. Ну а потом настал вечер, и когда Димитри наконец отбился от этих гиен, Марину провели к нему по какой-то бесконечной винтовой лестнице из тех, где никого чужого не встретишь. Да и вообще никого - кроме, может быть, пауков. Димитри, обнаружившийся в этом странном убежище, был похож на лиса, которого долго валяла по земле дружная компания из нескольких фокстерьеров: встрепанный, усталый и очень злой.
   Марина села в предложенное кресло и получила в руки кубок с вином, настоящий серебряный кубок, со вставками из драгоценных камней, какими-то узорами из веток и лепестков и объемом как пивная кружка. Передавая ей кубок, Димитри сказал:
   - Этих... борцов надо на рабский рынок в Хаате свозить. Пусть-ка там расскажут про права человека. Их даже слушать будут. И посмеются не вслух.
   - Где? Это у тебя дома? Вот так прямо рынок с живыми людьми на продажу? И как это выглядит?
   - Это не у меня, это по соседству, - Димитри задумался. - Километров семьсот по прямой. Как выглядит... Ну, рынок. Людьми торгуют. У меня больше нет. Теперь точно нет.
   - В Америке еще двести лет назад тоже торговали, - вздохнула Марина. - С больших помостов. Выводили по очереди, голых, в цепях, называли стартовую цену, ждали, кто предложит больше...
   - Примерно так и там, - князь, все еще глядя перед собой тяжелым взглядом, мельком покривился. - Южный Хаат - паршивое место.
   - Надо же, всюду одинаково, - Марина удивленно качнула головой и попробовала вино. Глаза у нее сделались очень большие: пряностей в этом напитке было явно больше, чем алкоголя.
   - Ага, всюду жизнь. У вас абажуры из живых людей делали, у нас инсталляции устраивают... - и Димитри сделал глоток вина, превратившийся в десяток.
   - Ваши инсталляторы вас пока правам человека не учат? - поинтересовалась Марина.
   - Нет, - он качнул головой. - Полина говорит, они недостаточно для этого эволюционировали. Или слишком сильно деградировали.
   - Есть шанс, что в ближайшие лет пятьсот и не начнут, раз так, - обнадежила она.
   - Так они и капитала на своих инсталляциях не сделают, чтобы учить, - хмыкнул он. - Исключительно из любви к искусству стараются. Дикари, что с них взять. Это у вас тут, - он все-таки добавил матерное слово, - цивилизация.
   Марина поняла, что ситуацию надо спасать срочно, потому что пить в таком настроении, с ее точки зрения, было категорически неправильным подходом прежде всего к самому священнодействию пьянки. Сначала она рассказала ему старый анекдот про спасение российского переводчика, попавшего к людоедам, с которым вождь племени учился в одном университете в Москве. Просто потому что надо было с чего-то начинать, а слово "цивилизация" он уже сказал. Увидев в его глазах тень интереса, анархистка добавила пару историй, которые она сама слышала в пятой передаче, про дела давно минувших восьмидесятых. Одну про американца, спросившего у своего русского друга: "Васья, я правильно показаал?" - с объяснением смысла жестов и их возможных последствий, и вторую - про уместный и своевременный вопрос о количестве глав в "Евгении Онегине", заданный одним хиппи десятку гопников, а заодно объяснив смысл и цель применения в конфликте культурного багажа. И тогда Димитри наконец захохотал. Потом она вспомнила несколько баек из театральной питерской жизни, насыпала пригоршню поговорок про питерскую интеллигенцию, посмотрела на часы и ужаснулась. Транспорт кончился час назад, весь вообще. Ждать кого-то из города надо было минимум три часа. Но выяснилось, что хороший руководитель такие вещи предусматривает заранее, и сейчас уже все будет хорошо.
   Выходя от наместника нетвердой походкой человека, у которого был непростой, но удачный вечер, Марина заметила задумчивую тень в коридоре. Присмотревшись, она узнала в призраке Макса Асани. Тот выглядел печальным и решительным одновременно. Стоило Марине выйти, как он решительно пошел в дверь. Марина озадаченно покрутила головой и пошла за провожатым в гостевую комнату, ставшую одним движением брови наместника ее здешним приютом на случай следующих поздних или длинных визитов. Как там Димитри сказал? "Зачем тебе все время ездить туда-сюда, пусть тут тоже будет для тебя место".
  
   Князь стоял на горе и глядел на город. За его спиной остался парк обсерватории, а вокруг равномерно и неустанно дул ветер, не похожий ни на привычный ему морской, ни на ветер степей. Несмотря на довольно теплую погоду, его порывы пронизывали холодом, и стоять под ними неподвижно было утомительно. Полина кивнула на город:
   - Смотри, какой он отсюда.
   На секунду радость полыхнула внутри него светлым огнем: обратилась на "ты" на русском. Сама. После всего. Может быть, и правда простила... Но она продолжила реплику, и думать об этом ему стало совершенно некогда.
   - Так наши мальчики видели город восемьдесят лет назад. Вон там, за парком, метров семьсот отсюда, по вот эту сторону шоссе, где мы стоим - линия огня. Там тоже мемориал, но сейчас нас оттуда сдует, если вообще сумеем подойти. С начала сентября и до равноденствия делать там нечего. Оттуда город тоже виден, но иначе. Еще красивее. Три года оккупанты стояли там и облизывались на него. И не прошли, потому что вот там, левее, видишь? А, нет, не видишь, тебе листва загораживает. Там лежат те, кто их не пропустил. Я их истории знаю, а ты, наверное, еще нет. Пойдем, послушаешь.
   Она перешла шоссе и пошла вдоль ограды парка по тропе. С тропы оглянулась через плечо, и Димитри поспешил за ней, на ходу снова глянув на город, россыпью золотого южного жемчуга лежавший поодаль внизу.
   Дорожка привела к небольшому квадрату, огороженному чугунной решеткой, с мемориальным знаком в центре. Немногие деревья внутри огражденной территории явно были когда-то стражами памяти, но основными памятными знаками были положенные на землю гранитные плиты с выбитыми на них именами и воинскими званиями и вертикальные стелы, на которых тоже были выбиты имена. Имен было много. Ветер дул и дул, то короткими порывами, то длинными периодами, это было видно по вершинам деревьев, по летящим желтым листьям в воздухе, по траве... Но внутри ограды было тихо и почти тепло. Он посмотрел на Полину вопросительно, она кивнула:
   - Не стесняйся. Положи ладонь на любую плиту, кто-то из них тебе ответит. Я не знаю, как объяснить, это все чувствуют, никто не перепутал.
   Димитри опустился на одно колено, положил руку на показавшийся теплым гранит. Он ждал жестоких видений людей, истерзанных смертью и страдающих, но те, кто пришли к нему из-за смертной грани, выглядели так же обыденно, как его ребята в казарме в Приозерске. Только форма была другая, и знаки различия располагались на ней не там и значили не то. О своей воинской судьбе они рассказывали так же обыденно и просто, как герой баллады о колоколенке, и теперь Димитри знал, что крестьянин из песни добежал до колоколенки, но там и остался, с этим сукиным котом вместе. И это было верным, справедливым ходом вещей. Как всегда, исход боя решали мелочи, и он слушал истории про эти мелочи: про магазин, которого не хватило, чтобы обезвредить второй дзот, про пять минут, шкурно, жизненно необходимые пехоте, чтобы хотя бы подняться в атаку под огнем, дальше-то просто, про чертов дзот, который никак не заткнется, про комок глины под ногой, уронивший бойца во вражеский окоп, а дальше пришлось штыком, хорошо, что был под рукой... Но эти люди были здесь потому, что это не имело значения для решения их боевой задачи, ставшей подвигом. Они не хотели славы, не искали чести - просто хотели рассказать ему, раз он пришел и спросил. Пока он говорил с первыми подошедшими, их стало больше, а тех, которые подходили по ветреному полю за оградой, было еще больше... Любой из них, согласись на это князь, рассказал бы ему свою историю, но выслушать их всех по очереди было невозможно, столько времени он просто не мог им теперь уделить, как ни желал. Он охотно провел бы здесь хоть сутки, но время, отведенное им с утра на эту встречу, исчислялось в немногих десятках минут. Поймав себя на странном желании унести отсюда хотя бы упавший желудь или камешек, чтобы иметь возможность продолжить разговор со всеми, кому никак не получилось бы уделить время, он собрался было снять ладонь с гранита, но что-то останавливало его, и он прислушался снова. И с удивлением увидел сааланскую одежду и услышал сааланскую речь. Сначала он подумал, что ему показалось, потом увидел знакомые лица. Спросить он не успел, видение ему ответило развернутым рядом образов, вполне исчерпывающе объясняющим суть отношений между защитниками города, бывшими здесь с сороковых, и теми, кто присоединился к ним в две тысячи восемнадцатом году, выбрав остаться здесь и стать частью духа этой земли.
   На гранит упала тень, Димитри поднял голову и увидел, что Полина, все это время бывшая поодаль, стоит между ним и центральной дорожкой кладбища, спиной к нему и лицом к какому-то любознательному прохожему, то есть прохожей, слишком уж внимательно рассматривавшей коленопреклоненного сааланца у могильной плиты защитников рубежа. Проводив женщину взглядом до выхода из ограды, Полина снова сделала шаг в сторону.
   Димитри снял руку с гранитной плиты, встал и подошел к ней.
   - Полина...
   Она покачала головой в ответ, подошла к гранитной плите, около которой он пробыл, оказывается, около четверти часа, и положила на поверхность камня букет из золотых и алых кленовых листьев. Затем, тоже молча, пошла к выходу, взглядом пригласив его за собой.
   Выйдя на шоссе, князь прикоснулся к руке своей спутницы:
   - Друг мой, и все-таки я хочу видеть линию огня.
   Полина улыбнулась:
   - И почему я не удивлена? Пойдем, конечно, только там правда очень ветрено.
   Это не было ветром. Точнее, ветер там был не сильнее, чем перед началом границы парка при старой обсерватории. Но каждая песчинка в этом ветре не просто чувствовалась, она ощутимо царапала кожу, оставляя саднящий след, свистела мимо уха с тихим, но вполне внятным звуком, отвлекала и сбивала дыхание. Димитри внимательно рассмотрел стелу, прикоснулся к боевой машине, спавшей на холме рядом с ней, и услышал едва ощутимое ворчание большого железного ящера, который хотел бы проснуться, но был лишен этой возможности.
   - Что там дальше?
   - Вторая линия огня. Памятные метки еле заметные, но они есть. Хочешь посмотреть?
   - Да. Пойдешь со мной?
   - Ты не пройдешь один. Пойдем.
   В последнем Димитри уже не был уверен, но решил не возражать и быстро понял, что был прав. Семьсот метров от стелы до еле заметных гранитных столбиков дались ему так тяжело, как мало что в его не слишком короткой и простой жизни. Эта земля до сих помнила, что ее поливали свинцом с двух сторон, и каждую осень, засыпая, видела это во сне. Он шел через этот сон и видел каждый выстрел. При желании можно было, перейдя кювет и нагнувшись там, где земля укажет, вынуть гильзу или осколок, точнее, их остатки. Один раз он чуть не пошел туда, но Полина с очень знакомой интонацией сказала ему на сааланике "не трогать нет" и засмеялась:
   - Вот так люди и уходят в археологию. То есть в некромантию, если по-вашему. Взгляд у тебя сейчас - характернее некуда.
   Он ответил улыбкой и отошел от обочины ближе к асфальту. На обратном пути ветра почти не было, земля около стелы показалась теплой.
   Сев в машину, она сказала:
   - Тебе бы лучше сейчас быстренько выпить горячего. И не ждать до Приозерска. А еще лучше перед этим помыть руки.
   Он кивнул:
   - Как скажешь.
   Через сорок минут его пресс-служба готовила им кофе в Адмиралтействе. Полина задумчиво улыбалась, размешивая в чашке сахар. Димитри, только после первого глотка кофе ощутивший, как на самом деле он устал и замерз, спросил:
   - О чем ты думаешь?
   - О том, как забавно иногда замыкаются круги, - сказала Полина.
   Он усмехнулся:
   - Ну да, действительно неожиданно, - и вдруг спросил. - А ты? Ты что там видишь?
   Полина пожала плечами:
   - Да толком ничего. Оно потом приходит, как такое, знаешь, знание, которое было всегда. Что вот тут оно и что оно было вот так. Что люди, которые там, до сих пор живы, просто иначе, и им не все равно, что будет с городом и с нами всеми. До сих пор. Что им и сейчас столько лет, сколько было, когда они там остались. Что завтра они снова будут стоять на этом рубеже насмерть, потому что так надо.
   Он кивнул ей над чашкой:
   - Наши тоже там. Те, с ЛАЭС. И ваши, кстати.
   Полина не удивилась:
   - Значит, курят сейчас вместе, боя ждут. Наверное, в октябре все в Сосновом Бору будут...
   Сев в машину снова, Димитри смущенно улыбнулся своей спутнице:
   - Ты простишь меня, если я сейчас усну? Кажется, впечатлений оказалось многовато.
   - Да на здоровье, - ответила она, - до Приозерска четыре часа, времени вагон.
   Князь только кивнул и закрыл глаза. Из машины он вышел почти свежим. Полина пожелала ему удачного вечера и пошла в школьное крыло, а у него в программе был очень интересный разговор со Святой стражей, последний аргумент для которого он только что привез с Пулковского рубежа.
  
   Встреча представителей Академии с наместником, объявленная как совещание по ряду срочных вопросов, началась с того, что в зал князь Кэл-Аларский вошел вместе с настоятельницей Хайшен.
   - Досточтимые, приветствую всех собравшихся. Я попросил вас о встрече, чтобы подвести некоторые итоги и задать некоторые вопросы о нашей с вами совместной работе.
   Собравшиеся уже решили, что можно расслабиться, ничего интересного, обычная текучка, но следующая фраза наместника уже пообещала кислый разговор.
   - Я предлагаю начать с событий этой весны. Как вы знаете, одно из рутинных дел о некромантии, датированное апрелем, вызвало в городе такой резонанс, что мне пришлось менять планы и экстренно возвращаться в город, чтобы уладить ситуацию. Я не собираюсь обсуждать с вами ни суть этого конкретного процесса, ни все остальные, производство по которым я приостановил. Меня интересует другое. Я распорядился посчитать общее количество приговоров за некромантию за все время моего правления крем. Также я попросил оппозицию предоставить их статистику. Досточтимые, вы знаете, что даже если взять среднее между вашими данными и данными, предоставленными оппозицией, получается, что приговорено к смерти и расстреляно больше тысячи человек? Я хочу спросить вас, если мы объявляем некромантию противозаконной и нам приходится расстреливать за это столько местных жителей, почему не применяются никакие другие меры, которые помогли бы местным привыкнуть к новому порядку? Например, почему не охраняются кладбища? Быть может, Святая стража считает, что это слишком простая работа?
   Выдержав паузу, достаточную для ответа, наместник коротко наклонил голову.
   - Значит, работа оказалась слишком простой. Хорошо, переходим к следующему вопросу. Итак, вы утверждаете, что строгость кары за нарушение запрета, - которого местные жители так и не поняли, кстати, - является средством защиты от скверных влияний и обеспечения безопасности прежде всего самих местных. Что вы вообще знаете о доступных местным захоронениях, являющихся потенциальным источником ресурса для некроманта? Ну в черте города хотя бы?
   Кто-то из магов завозился в кресле, доставая коммуникатор. Димитри широко улыбнулся:
   - Как приятно видеть, что вы помните про существование карты города и поисковых систем. Но отвлекитесь пока, ответ на этот вопрос нужен был гораздо раньше. Сейчас давайте продолжим. Что вы знаете о местных традициях и ритуалах, обслуживающих смерть? Как вы использовали это знание в работе с местными жителями?
   Послушав тишину в комнате, Димитри обвел взглядом собравшихся.
   - У меня есть правильный ответ. Зная Академию, я уверен, что вы просто пренебрегли этим, это же местные жители, они обязаны подстроиться к вам, а не вы к ним. Но они почему-то не стали подстраиваться. И я уже знаю почему, хотя имел все права надеяться и ждать, что это вы мне расскажете о том, почему так произошло. Я, благодаря одному дорого доставшемуся мне счастливому случаю, уже несколько осведомлен о причинах этого досадного недопонимания между нами и местными жителями - а вы? Что вам известно о здешней культуре, кроме официальной версии, которую местные власти вам предоставили, когда отношения еще не были испорчены? Позвольте предположить: вам известно, - он развел руками, - ничего. То есть то, что вы о местной культуре знаете, никак не помогло вам ни соотнести местные представления о священном и бытовом со словами Пророка, ни выбрать некую линию поведения, позволяющую сделать лучше и нам, и уроженцам края. Или вы это знание никак не применяли. В любом случае получается, что никаких знаний, полезных для созидания и блага, у вас нет до сих пор. Я предпочитаю думать, что именно это было причиной вашего невнимания к этим вопросам.
   Маги Академии притихли. Список претензий был более чем серьезный, и штрафы светили очень крупные. А наместник продолжал.
   - Досточтимые, позвольте кратко рассказать вам о том, что вы бы должны были рассказать мне и потрудиться принять к сведению хотя бы пять лет назад. Прежде всего, разрешите вам напомнить об историческом явлении, определяемом жителями планеты как Вторая мировая война. Вам следует - именно вам и именно следует - избавиться от иллюзий относительно количества погибших. Полмиллиона жизней, значащихся в статистике города - это не общий зачет с воинами, защищавшими город. Это только мирные жители. Причем это число ни в коем случае не стоит, по нашей с вами общей привычке, делить на семь, списывая шокирующие цифры на страх смертных перед смертью. Сосчитаны и включены в списки только найденные и узнанные погибшие и умершие, не запятнавшие себя преступными деяниями и позорным поведением. Именно они и лежат в захоронениях, число которых Святая стража не нашла времени даже посчитать. О каждом из этих мертвых можно уверенно сказать "удостоен захоронения с другими героями города". К сожалению, а может быть, и к счастью, я не могу сказать, что они спят. Они активны и заинтересованы в судьбе города и живущих в нем людей. Но именно они не представляют собой проблемы - это, скорее, дух города и поддержка для горожан в самые трудные дни. Час назад я имел беседу с ними и могу сказать об этом уверенно. Сложность в другом. Кроме захоронений погибших воинов и мирных защитников города - это называлось "гражданская оборона", - есть и неучтенные мертвые. Прежде всего, это бойцы противника.
   Димитри удивлялся тому, как легко полузнакомые слова и незначительные намеки, мимолетные воспоминания и еще недавно ничего не значащие цифры складываются в стройную картину, которую он представляет в своей речи. Словно он стоял на палубе и делил добычу после удачного похода, а его оставшиеся в море ребята стояли незримо рядом, уверенные, что их доля попадет, к кому бы они хотели, и что он не отдаст ее незнамо кому, забыв про своих людей потому лишь, что их жизнь прервалась. Только в этот раз мертвых, доверявших ему говорить за них, было больше на порядки. И они помогали ему не обмануть их доверие. Он встряхнул головой, сосредоточиваясь, и продолжил говорить:
   - Кроме вражеских солдат, есть ненайденные и незахороненные защитники города. Большая часть тех, кто был приговорен к расстрелу за некромантию, занимались поисками их останков и заботились о достойном захоронении как павших героев города, так и их врагов, и у них были на это самые серьезные причины. Позвольте вам продемонстрировать, как эти причины выглядят.
   Магам Академии стало скучно: князь соткал иллюзию прямо над столом. Сперва они решили, что это всего лишь видеоклип, где-то увиденный им, на песню какого-то чрезмерно чувствительного местного автора про события давно минувших дней. А потом дружно вздрогнули. Каждый из эпизодов, использованных князем, заканчивался характерной белой вспышкой и выцветающим в белое поле кадром, красноречиво говорившим о том, что эти переживания не были авторскими чувствами к прошлому родной земли. Это были живые воспоминания участника событий, чей дух оставался привязан к месту геройской смерти именно потому, что он не был найден и не получил воинских почестей, полагавшихся ему по праву. Тем мертвым, грезы которых князь швырнул в лицо представителям Академии, это было совершенно неважно: они находились внутри события, завершившего их жизни, и переживали его так, что у живых свидетелей звенело в ушах. И они щедро поделились им сперва с князем - а он уже предложил этот опыт магам Академии.
   Времени высказаться после этой демонстрации Димитри не оставил никому. Движением руки бережно собрав картинку, он продолжил свой краткий экскурс в тему:
   - Как видите, досточтимые, эти люди вполне способны привлечь внимание живых к своим проблемам без всякой помощи со стороны живых. Но они в целом доброжелательны и хотят только быть найденными, узнанными и включенными в список честно исполнивших свой воинский долг. Они создают не самое большое беспокойство, гораздо хуже другое. Те мертвые, которые по разным причинам ушли за грань, не примирившись с жителями этой земли, тоже находятся тут. Это солдаты и офицеры противоположной стороны, участвовавшей в войне, это преступники и это люди, казненные по ошибке или из нежелания разбираться в их делах. И они намерены договорить если не со своими мертвыми оппонентами, то хотя бы с их живыми потомками. Поэтому местные жители вынуждены, как бы они к ним ни относились, искать и захоранивать их останки или хотя бы предлагать им подношения, чтобы не иметь с ними проблем. С вашего разрешения, я не буду показывать вам, как эти проблемы выглядят, а ограничусь кратким словесным описанием. Досточтимые, это ощущается как ветер. Но полчаса под этим ветром оказываются достаточно серьезным испытанием для мага моего уровня. Говорить об устойчивости к нему смертных не приходится, и я бы задал вам вопрос, как местные смогли приспособиться к этим условиям, прояви вы интерес к теме. Но видимо, мне придется выяснять это у моих консультантов из горожан.
   Димитри перевел дух, и в образовавшуюся паузу вклинился достопочтимый Хагарей, один из офицеров Святой стражи, не самый влиятельный, но весьма активный. Он зашевелился в своем кресле и сказал:
   - Пресветлый князь, мы здесь только официально находимся уже полных тринадцать лет. И у нас никогда не было никаких проблем ни с каким ветром. Уж за эти-то годы мы бы успели выявить столь масштабную угрозу и отметить ее. Возможно, вы все, ты и твои люди, излишне впечатлены рассказами местных? Общение с некромантами, да еще стихийными, а не обученными должным образом, дурно влияет на здравость мышления...
   - Еще хуже на здравость мышления влияют легкомыслие и лень, - резко сказал князь. - Позвольте вам процитировать. "Лучшее, что мы можем сделать, - это забрать их с собой, уходя, всех до одного, чтобы те, кто придет сюда после, могли без помех растить цветы на нашем пепле". И еще: "Между свободой и жизнью лучше не выбирать. А если приходится, и вам почему-то оставили выбор - выбирайте первое. Это, по крайней мере, не так долго и не так больно". Первый текст вы все хорошо знаете, второй разошелся в более узком кругу. Должен сказать, что майские беспорядки, из-за которых мне пришлось вернуться с Кэл-Алар раньше, чем я планировал, обеспечены были именно вторым текстом. Если вы, конечно, потрудились ознакомиться с ним. А автора первого текста вы все хорошо знаете, и именно она обеспечила нам спецэффекты на ЛАЭС восемь лет назад. Знаете, что это значит?
   Димитри посмотрел прямо на разговорчивого мага, и тот молча опустил взгляд.
   - И кстати, досточтимый Хагарей, - продолжил наместник, - местные, как и вы, не видят связи между этими происшествиями и штормами, из года в год проходящими над городом и приходящимися то на одну, то на другую дату событий той давней войны. И между своими действиями и этими штормами они тоже не видят связи. Просто реагируют на то, чем вы, владея Искусством, имеете возможность пренебречь. Так ящерицы реагируют на дождь, а сайни - на запахи. Местным, с их восхитительным упорством в намерении отказать магической составляющей мира в существовании, это хотя бы простительно, но вы... Вы все... У меня нет определений. И объяснений тоже нет. Возможно, они найдутся у досточтимой Хайшен. - Димитри опять не оставил магам возможности высказаться. - Пока что переходим к следующему вопросу, прямо касающемуся оппозиции и беспорядков. Что вам известно о международных субкультурах Земли, представленных на территории Озерного края?
   - Причем тут это? - возмутился досточтимый Уиаха, прибывший в Озерный край не далее чем прошлой зимой как раз для усиления некромантов Академии и поиска местных колдунов. - Какие субкультуры? О чем ты вообще? Пресветлый князь, либо ты нам говоришь о магической угрозе, невиданной и неслыханной, - либо про какие-то культуры. Мы здесь уже четверть века, мы выбрали эту страну именно потому, что здесь ничего нет! Местные не способны увидеть даже то, что лежит перед носом - а ты нас тыкаешь, как нашкодивших крысят, в пропущенные бытовые мелочи!
   Димитри иронично наклонил голову. Отвечая на вопрос мага, он заметил, что использует интонации Полины, что только добавило сарказма в его голос.
   - То есть связи между действиями оппозиции и общей культурной базой Земли Академия не уловила. Хорошо, я объясню и это. Здесь, и я имею в виду не только Озерный край, опыты противостояния простых сословий и власти исчисляется даже не десятками, а сотнями лет. Что же до последнего столетия - оно здесь было интересно тем, что этот характер противостояний перерос в постоянный тлеющий конфликт между властью и лояльными ей группами простых жителей и тех, кто не согласен с тем, что их мнение никому не интересно. Они умеют донести свое видение ситуации, причем мирным путем, как вы имели возможность убедиться четыре месяца назад. Но закрыть глаза на их мнение не получится при всем желании. А доносят они в том числе все то, что диктуют им их мертвые. И договариваться с так настроенными живыми после конфликтов, вроде майского... впрочем, эта работа в любом случае досталась не вам. Давайте же теперь поговорим наконец и о вашей доле труда.
   Димитри сделал паузу и снова обвел взглядом собравшихся.
   - Через три дня будет годовщина одной из значимых для города дат событий той войны. Именно в этот день город был окружен и взят в блокаду. За этим последовало два с половиной года голода, сопровождавших голод неизбежных эпидемий, непрерывных обстрелов и бомбардировок. Город терял около сотни тысяч жителей каждый месяц, не считая военных потерь. Люди умирали и гибли, не успевая осознать этого, их заботило нечто большее, чем их собственные судьбы. Южная часть края была оккупирована, северная - истощена прошедшими боями и тоже оккупирована, другой армией.
   Уиаха задумчиво почесал бровь. Димитри продолжил, обращаясь в основном к настоятельнице.
   - Сейчас на Озерный край идет шторм. Через сутки, может быть двое, скорость ветра над городом будет достигать двадцати пяти метров в секунду. Если не повезет, то больше этого. Исанис защищен от стихии косой, ограждающей порт. А в Исюрмере такая погода считается стихийным бедствием, и в предотвращении подобных штормов участвуют все свободные маги. Здешние жители привыкли к штормам и наводнениям, отчасти потому что не умеют управлять погодой, отчасти по своей привычке или не замечать проблемы, или решать вопрос надежно и окончательно - например, дамба хорошо защитила город от наводнений и без Искусства. Но магическая составляющая этого шторма заслуживает особого внимания, господа. Этот ветер не несет с собой дождя, и значит, он поднимет все, что еще не поднялось само. Все захоронения и все места, где лежат не погребенные должным образом мертвые, активны уже сегодня. И их активность завтра будет только расти. Все предыдущие годы в эту и подобные ей даты подношения этим мертвым, несмотря на запреты Святой стражи, совершали те, кого сейчас уже нет в живых. В этом году стало некому отдать мертвым дань памяти, и это значит, что они вправе прийти за ней сами. Напоминаю вам, что выморочные твари, выходящие из Зоны, еще не спят. Серый ветер поднимет их из гнезд и погонит на город.
   Сделав небольшую паузу для того, чтобы снова обвести взглядом зал, он перешел к самому неприятному для собравшихся.
   - По большей части сложившиеся обстоятельства - ваша заслуга, досточтимые. В канун памятного дня я восстанавливаю священные огни города во всех местах памяти, где они были, это всего три места: Пискаревский мемориал на севере города, площадь Победы на южной его границе и Марсово поле в самом центре города. Разумеется, этого не будет достаточно. Поэтому встать на защиту города, досточтимые, придется вам лично. Вы не останетесь одни с этой задачей, все возможные силы будут вам приданы, все возможные средства - обеспечены. Но это прежде всего ваша задача. И я бы очень хотел, чтобы утро среды город встретил в своем обычном виде. Хотя уверенности в этом, честно говоря, у меня нет. Надеюсь, она есть у вас.
   В зале повисла тишина, которую прервала настоятельница Хайшен. Внимательно оглядев собравшихся, она сказала:
   - Пресветлый князь, от имени Святой стражи благодарю тебя за приглашение на эту встречу. Думаю, со своей стороны я могу гарантировать готовность магов Академии выполнить в полной мере клятвы, данные ими и как магами, и как выбравшими служение Потоку. Надеюсь, в течение суток ты сообщишь нам, где, в каком месте и в каком качестве ты хочешь нас видеть в вверенной тебе императором земле, когда на нее идет беда. Не считаю возможным и далее отрывать тебя от дел города. Нам есть что обсудить, а тебе еще предстоит решить, что именно ты от нас хочешь.
   Димитри саркастично улыбнулся в ответ.
   - То есть, как я и думал, у вас даже стандартного плана на такой случай не было. Благодарю тебя. Хотя бы за честность. Пойду и правда подумаю, как мы будем это расхлебывать.
   Хайшен улыбнулась магам - так, как умела только она, и именно с этой улыбкой она когда-то вела его допрос, - и, не глядя на Димитри, медленно и певуче проговорила:
   - Да, пресветлый князь. Ты - подумаешь. А мы пока поговорим.
   Димитри вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Вечер он начал почти довольным. Академия в кои-то веки оказалась занята хотя бы частью проблем, созданных стараниями ее магов. И хотя на фоне предстоящих перспектив радости это доставляло не больше, чем сигарета перед боем защитникам рубежа, отказываться от этой радости только потому, что она невелика, он не собирался.
   Вернувшись в кабинет, наместник позвонил уже успевшей уехать домой Марине Лейшиной и спросил, куда за ней отправить машину. Она ответила "скоро буду" и нажала отбой. Через два часа у входа в резиденцию наместника затормозил мотоцикл, внешне больше походивший на комок металлолома, на котором ржавчина не только поселилась, но и успела размножиться, чем на жизнеспособный байк, только что просвистевший от Питера до Приозерска меньше чем за три часа. Такие машины в городе водились в количестве, назывались "крысами" и были уважаемы местными неформалами и участниками Сопротивления за то, что их можно было сделать, при наличии прямых рук и думающей головы, практически из чего угодно. Но все виденные князем раньше "крысы" были одноместными, а на этой Лейшина приехала вторым номером. Она сняла шлем, отдала байкеру, тот принял его, затем, даже не подняв щиток и не открыв лица, отсалютовал наместнику, стоящему в эркере кабинета, развернулся и уехал. Видевшая эту сцену охрана проводила байк взглядами, полными уважения и недоумения одновременно. Войдя к наместнику, Лейшина посмотрела ему в лицо, задумчиво произнесла: "Однако", - отмахнулась от вопроса, зачем надо было так рисковать и что это было за шоу, и спросила:
   - Чем тебе помогать? Зачем звал?
   У него уже не было ни сил, ни времени на выяснение формальностей, поэтому он начал сразу с сути.
   - У меня только что был разговор с, гм, архангелами. Я насыпал им на хвосты не только соли, но и перца. Заслужили, знаешь ли. Но вот вопрос, как это донести до их начальства, для меня пока открыт. Марина, мне нужен твой неподражаемый стиль ведения диалога и пара-другая хорошо подготовленных экспромтов в кармане. Я не представляю, как мы с тобой сейчас будем это планировать, потому что речь идет о вещах, в вашей культуре не проговариваемых, но в нашей существенных и критичных.
   Она уже держала сигарету в руке и готовилась прикурить:
   - Не испугаешь. Излагай.
   Через примерно час занудных вопросов, казавшихся ему совершенно не относящимися к теме, она наконец сказала: "Так, я поняла. Смотри, что получается", - и предложила ему стратегию, в три шага берущую все его цели в предстоящем разговоре. Благодаря ее, он выглядел очень задумчивым. Она усмехнулась, отвечая на незаданный вопрос:
   - Я в этой вашей магии-шмагии понимаю хуже, чем монгол в селедке, зато очень хорошо знаю, как натыкать человека в нос тем, что он не желает признавать. А экономика это, бытовой криминал, социально-административные терки или эти ваши темы - совершенно неважно, оно всюду работает одинаково. Теперь я знаю, что и на другой планете тоже. И знаешь еще что сделай? Постарайся поспать хотя бы пару часов, ладно? Удачи тебе, звони, если что.
   Димитри так и не понял, как у крыльца появился тот же самый байкер на двухместной "крысе" именно в ту минуту, когда Марина спускалась по ступенькам. Потом он все же догадался, что она, похоже, успела отправить ему пустое сообщение, взглянув на телефон, когда начала прощаться. Посмотрев на уже пустое шоссе, наместник хмыкнул, пожал плечами и занялся следующим делом. Отдав распоряжения о полной боевой готовности Охотникам и ветконтролю на ближайшие трое суток и выпив первую чашку кофе, он собрал своих заместителей с командами магов и разложил на столе карту города и пригородов. Коротко изложив вводные и оглядев лица, он сказал:
   - Бояться уже некогда. Время упущено. У нас, как вы понимаете, чуть больше пары суток. Шансов на то, что это не произойдет, нет никаких: на город идет шторм, и все это, или по крайней мере первая волна этого, пойдет вместе с ветром. А вместе с этим всем пойдут оборотни. Нам не повезло, дождя в ближайшие двое суток не обещают. Хуже того, сдернуть его на город через этот погодный фронт тоже не получится. Особенно учитывая наземную обстановку. Нам нужен прогноз того, как это будет. Святая стража встанет вместе с нами там, где мы определим удачные места для магов, но они с таким раньше не сталкивались, так что руководить обороной города в этот раз придется нам.
   Через два часа карта была готова. Димитри усмехнулся и показал своему штабу выведенную на монитор ее точную копию, датированную восьмым сентября тысяча девятьсот сорок первого года. Доклад для императора был почти готов. Оставалась сущая ерунда - пережить шторм, приближающийся к границам края.
  
   Воскресным утром он вспомнил вчерашний разговор с магами, отодвинул его на два часа, необходимых, чтобы вернуть телу бодрость, а сознанию - ясность, и вернулся к вопросу с полным вниманием. Секретарю и охране было приказано отвечать "князь сегодня занят, принять вас не может" всем, кто надеялся к нему попасть с чем бы то ни было. Он начал собирать эту мозаику с манифеста Полины и перечитал ее короткое письмо целиком. Вспомнив игрушки под стенами Большого дома, как звали здание горожане, еще раз припомнив ее поведение в камере, на Кэл-Алар и потом в Приозерске, он понял истинные причины бесстрашия своей новой подруги, еще весной бывшей врагом. Она знала, что не теряет жизнь после казни, которой ждала, а уйдет в бессмертие, станет частью души этого города. Как те, с рубежа, и другие, из Пискаревского мемориала. Как мертвые со Смоленского кладбища или духи, населявшие яблоневый сад во дворах около Гавани. Чего она не знала и не могла предположить - это того, что будь ее приговор исполнен, это стало бы последней каплей, смещающей равновесие между живыми и мертвыми в сторону мертвых, и местные злые тени, поднявшись из своих оврагов, пошли бы на город еще в белые ночи. И светлое ночное небо не могло их остановить, ведь пройти им надо было считаные шаги. Да, она построила себе надежную и верную тропу. Но это был не ее выбор. Месяц за месяцем Святая стража выбирала из списков жителей именно таких, как она. Она не была уникальной или единственной, просто осталась одной из последних, и ей было нечего терять. Любой другой, оказавшийся на ее месте, мог устроить ему точно такую же головную боль. Их слишком мало осталось, слишком многое на них держится и слишком чувствительной стала для города потеря каждого и каждой из них. Окажись на ее месте Марина или Сева с Витьком... А ведь легко могли бы, и с Наташкой вместе. И завтра весь центр остался бы без прикрытия. Город уже сейчас начал бы медленно и необратимо сходить с ума, если бы не этот вечный мешок с тараканами, Алиса. А Святая стража продолжила бы выявлять стихийных некромантов, пока у них под ногами одним прекрасным утром сам по себе не загорелся бы асфальт. Он зашел на "Ключик" с аккаунта, принадлежавшего одному из авторов доноса на Полину, просмотрел предлагающиеся закрытые мастер-классы. Ну да, скорее всего, именно асфальт и загорелся бы - вот, пожалуйста: напалм из бензина в домашних условиях. Он назван "отопительным гелем", но это именно напалм, и по свойствам, и по характеру горения. А вот "костер в снегу" - магний-алюминиевая смесь, горящая в воде. Пролистав еще с полдесятка страниц с предложениями такого же характера, он убедился, что авария на ЛАЭС была не случайностью, а только первым событием из ряда аналогичных, из вероятности превращавшихся в неизбежность с каждым очередным расстрелом. Из какой ямы поднялось то, что жило в Алисе, с какой могильной плиты она сняла это, случайно прикоснувшись рукой, было не так важно, пока она была одна. Но даже сейчас за это уже нельзя было поручиться, потому что все ее группы, собирающиеся под одну акцию, все ее придурки, с хихиканьем взрывавшие себя в машинах, направленных в других людей, были собраны и выбраны из местных. Есть ли шанс, что этот самый ветер не гулял внутри их голов и не пел им в уши? Судя по тому, как бьются об Алису Сержант, Полина и он сам, - ни малейшего. Он не поставил бы на это и пустой винной бутылки. Какой из мертвых, летящих в этом ветре, использует ее через минуту, чтобы воплотить в мире живых свою волю? Нет средства это знать, поскольку представляться такая сущность точно не будет. Она просто сделает, что хочет, и оставит использованную живую перчатку следующему безымянному. Князь отвернулся от монитора, встал, прошелся по кабинету, продолжая мысль.
   И эти безымянные, потерявшие себя, превратились в серый ветер, блуждающий над городом, не разумея ни себя, ни смысла того, что он нашептывает людям, и желающий подхватить и понести с собой очередную игрушку - душу ли, опавший лист или кусок кровельной жести, ему все равно. Наигравшись, он бросит подхваченное, где попало, и улетит - до следующего шторма.
   Это гвардии рядовые и старшие лейтенанты, десятками лет просящие передать их адреса домой из-под болотного мха и местной жесткой осоки и окликающие каждого проходящего мимо, уж если становятся за плечом у живых, то остаются с ними надолго. До тех пор, пока живые хранят их память и уважают их ценности. А с теми, кто не разделяет их ценностей и не уважает их права на свою жизнь и свои интересы, у них разговор короткий. Димитри вспомнил фотографии горок пепла на лесной траве, мелькавшие в новостных лентах, юношу в черной форме танкиста, протянувшего ему на атласной подушке нагрудный знак, похожий на паука, и зябко шевельнул плечами. Тот, кто вел его, уже успел истлеть где-то в местных болотах, но направить волю живого человека и помочь ему ценой жизни возразить против недолжного этот мертвый все равно сумел. Все те, у кого тени павших стоят за плечом, так бы и продолжали клепать печки из консервных банок и цветочных горшков, готовить еду на пламени свечи и обогревать ложкой самодельного напалма свои дома, только чтобы не брать у саалан ничего. Ну да, можно было сколько угодно пытаться делать как лучше, пока Святая стража, одной рукой собирая по улицам их потеряшек и сирот, второй рукой и дальше убивала родителей, бабушек и соседей этих детей. Они бы ели вареный столярный клей, как их предки, и ловили в реке все, что в ней водится, только бы не иметь дела с оккупантами и игнорировать их благодеяния. Спасибо еще, что электричество с отоплением приняли. Великое чудо, что они приносят хвосты оборотней и меняют их на оружие, а не пользуются до сих пор этой своей копаниной, которая, конечно, очень серьезная помощь, но не в том смысле, который эти люди способны признать публично. Вероятно, они ему и правда доверяют, насколько могут. Димитри сделал еще один круг по кабинету, с силой провел руками по лицу, сел перед камином и посмотрел на угли.
   Нет, они не уехали бы. Более того, устроив надежно тех, кто захотел и смог уехать, они бы вернулись, как вернулась Полина и как вернулась Алиса, даже рассыпанная в осколки. Таких вернувшихся по городу было тысяч пятьдесят. Он, дурак, счел это результатом своих усилий, а это была просто любовь к городу, оказавшаяся сильнее неприязни к чужакам, насаждавшим в нем свои порядки. И эти самоубийства в Сопротивлении... Никакие это были не отговорки, и страх перед следствием Святой стражи не имеет никакого отношения к тому, что ими двигало. Контакт с оборотнем - это смерть без вакцины и лечения, причем смерть, увеличивающая число фавнов в городе. Вакцинирование - неизбежный контакт с властями. То и другое обеспечивает окружению пострадавшего проблемы равной силы, а пистолет - вот он, рядом, и становится очевидным и понятным решением, более приемлемым, чем любое другое. И где теперь души этих людей, нельзя сказать точно. Может, среди мертвых защитников города, а может, стали частью серого ветра, с которым герои и после смерти продолжают свой бесконечный бой. А как они нужны были бы именно сейчас, и как их будет не хватать завтра... В помощь Святой стражи во время встречи с грядущим бедствием он верил только потому, что на вчерашнем совещании присутствовала настоятельница Хайшен, обязавшая этих обнаглевших зарвавшихся тупиц пошевелиться. Понятно было, что в угрозу они не поверили ни на волос и что они придут и встанут, куда он скажет, только потому что Хайшен в их глазах большая неприятность, чем перспектива торчать всю ночь на улице невесть зачем. Конечно, получив по носу, они сориентируются, особенно некроманты, но потери неизбежно будут, именно по причине легкомыслия и беспечности. И отвечать за эти смерти предстоит опять ему.
   Картинка, разложенная им по деталям, вдруг собралась в одно неприглядное целое и предстала перед внутренним взглядом так ясно, как если бы она лежала у него на столе в виде распечатанных листов. И она была омерзительной. Так гадко ему не было давно. Димитри встал, прошелся по кабинету - не отпустило. Среди всех прочих грустных подробностей ближайшей перспективы ему виделись лица защитников Пулковского рубежа, люди в старинной военной форме, ждущие боя и курящие в окопах небольшими группами, и среди них снова были маги, оставшиеся на ЛАЭС. И все они ждали поддержки от живых этого города - но живых, которые могли бы эту поддержку дать, осталось меньше, чем было необходимо. Расклад с любой стороны был практически безнадежным. Сделать то, что он видел необходимым сделать через двое суток, следовало все равно, но верить, что это единственное действие поможет спасти ситуацию после всего, что уже случилось, не было никаких оснований. Оставалось разве что надеяться. Но и надеяться было не на что. Весь запас удачи он исчерпал тремя днями раньше и совершенно не жалел об этом. Он чувствовал себя, наверное, опустошенным. Было бы проще, случись это все внезапно. Но когда боги смеются над смертными, они всегда предупреждают об ударе за слишком короткое время, чтобы можно было что-то изменить.
   Подойдя к окну, он посмотрел на серую воду залива. А увидел почему-то ночное синее небо с высоты полета птицы, а может быть, летательного аппарата, которого никогда не существовало, и заметил в темноте внизу темную громаду горы и на ней черный контур каменного леопарда, почти доползшего до вершины. Решение пришло мгновенно, и князь ни минуты не задумывался о том, верно ли оно.
  
   Полина наконец добралась до кровати, но еще не ложилась. После тяжелого дня отмокнув в душе, она сидела на постели и с удовольствием делала маникюр. Две недели назад в ответ на очередной вопрос Марины, не привезти ли что-нибудь, она с чувством сказала: "Маникюрные принадлежности. А то невозможно же уже". Марина привезла заветный кошелечек еще в конце предыдущей недели, но дни после ее визита выдались такими, что Полина приходила, валилась в койку и засыпала раньше, чем голова касалась подушки. И вот, наконец, свободный вечер образовался.
   Руки после трех месяцев без ухода и правда выглядели ужасно, и исправить это было очень приятно. Кроме того, блаженные полчаса бездумного одиночества перед сном были как раз тем, чего ей недоставало все это лето, и она наслаждалась маленьким доставшимся счастьем, когда в дверь постучали. Она решила, что это кто-то из стюардов с чем-то бытовым - время было не раннее, а вызовы к начальству выглядели иначе, - и просто сказала: "Входите, не заперто". Увидев в дверном проеме наместника, она замерла, не зная, как реагировать. Он улыбнулся, прошел в комнату, сел на табурет у стола. Вид у него был непривычно легкий и какой-то неофициальный. Приглядевшись, она заметила, что князь не просто собрал волосы в хвост, но и подвязал их дополнительно шнуром, и что одет он совершенно не в сааланском стиле. Начав было понимать, зачем он у нее сейчас, она не успела оформить догадку в слова, потому что он заговорил.
   - Друг мой, я пришел позвать тебя танцевать. Ты говорила, что ваши вечера, милонги, бывают в среду и в воскресенье, сегодня как раз воскресенье, пойдем танцевать? Я предлагаю зайти к тебе, чтобы ты могла переодеться, и от тебя уже отправиться, куда ты покажешь.
   Полина посмотрела на пилку в своей руке, потом на последний необихоженный ноготь.
   - Да, конечно. Мне только нужно минуту вот на это и еще пять или семь, чтобы высушить волосы, и пойдем. Ты, я вижу, уже собрался?
   - Я старался, - улыбнулся он. - Надеюсь, не перестарался.
   Она улыбнулась в ответ:
   - Я тоже надеюсь. В принципе, для воскресной милонги, кажется, нет, не перестарался.
   Одет он был в свободные легкие брюки синего цвета и зеленую шелковую рубашку. Слава богу, темно-зеленую.
   - Вот и хорошо. Тогда я жду тебя за дверью.
   Полина сбросила халат, торопливо высушила волосы, выдернула из шкафа первую попавшуюся тунику, нырнула в нее, застегнула юбку, заглянула в зеркало, махнула рукой и вышла в коридор. Димитри поднял с пола небольшую сумку и шагнул в открывшийся портал. Через тридцать положенных секунд Полина шагнула за ним и увидела его входящим в кухню ее квартиры.
   Нырнув в спальню, она быстро перебрала платья и белье, между делом вздрогнув при виде здоровенного узла шмотья, испорченного в марте подошвами полицейских берцев. Собрав и надев комплект, который признала пригодным, подошла к трельяжу, в три движения нарисовала лицо, сунула в сумку босоножки на среднем каблуке, впрыгнула в уличные туфли и вышла в кухню.
   - Я готова, пойдем?
   Димитри легко улыбнулся, поднялся навстречу из кресла - и ей пришлось отступить назад по коридору, потому что двигался он очень быстро. Проходя мимо вешалки, она все-таки сдернула ветровку, висевшую невостребованной с прошлого года, и накинула на плечи перед тем как выйти за дверь.
   Время было еще не позднее, такси, точнее, таксовавший частник поймался на ближайшем перекрестке просто на поднятую руку, Полина назвала адрес, и через полчаса они уже входили в неприметную серую дверь в одном из дворов в окрестностях Таврического сада. За дверью был небольшой темный коридор и очень тесная гардеробная, в которой можно было оставить ветровку Полины и сумки с уличной обувью. Переобуваясь, они едва не соприкасались локтями.
   Коридор выходил в полутемный зал, размерами примерно раза в два побольше той комнаты, где они занимались. Полина вошла первой - и двинулась по кругу вдоль стены, здороваясь со знакомыми.
   - Ой, мотылек наш прилетел! Мы ведь уже оплакали тебя...
   - А я здесь.
   - Ты была в мае в Мансарде, а потом пропала, тебе запретили выходить?
   - Ну вот, я тут.
   - А это кто с тобой? Выглядит как сааланец. Конвой?
   - Мой дорогой, конвой - это у уголовников, а у поднадзорных политических преступников все-таки куратор, так что попрошу любить и не жаловаться.
   Ее обнимали, трогали за руки, целовали в щеки и в макушку, ему прохладно улыбались, но он был благодарен и этому, потому что приветствия, смех и маленькие искры живого человеческого тепла летели в воздухе потоком, как лепестки весенних цветов, и вокруг был праздник.
   Они заняли место на диване, подвинув кого-то, и некоторое время просто сидели рядом, чувствуя тепло друг друга. Он наслаждался музыкой, видом танцующих пар, светом свечей, горящих на столиках и на стойке с напитками, потом пригласил ее танцевать. После конца танды она посмотрела на него и сказала:
   - Мне кажется, тебе неспокойно. Не хочешь что-нибудь выпить?
   - А ты? - спросил он.
   - А я не пью вино ночью.
   Он все же решил, что хочет бокал местного вина, даже если оно не слишком хорошее, но то ли удача все еще была с ним этим вечером, то ли эта компания знала, где брать приличное вино. То, что он попробовал, было не хуже, чем у него в замке, хотя и несколько непривычного вкуса. К стойке подошла какая-то женщина из тех, что обнималась с Полиной.
   - Нравится?
   - Да, хорошее, - ответил он, глядя в бокал.
   - Да я не про то, - засмеялась она, глядя ему в лицо.
   - Тогда - очень нравится!
   Оглядевшись, он увидел, что их вокруг уже три, две русых, как большинство местных женщин, и одна рыжая в веснушках, с пронзительно-светлыми серыми глазами цвета льда. У одной из русоволосых глаза были карие, у другой - необычного зеленого цвета, не серо-зеленые, как у Полины, а ржаво-зеленые, как болотная вода. Он поискал Полину глазами - она разговаривала с кем-то из местных мужчин, сидя на диване. Его место оставалось свободным.
   - Послушай, офицер, - услышал он откуда-то из-за своего плеча.
   - Капитан, - поправил он даму, встретившись с ней взглядом.
   - Хорошо, капитан, - улыбнулась она. - Ты тут по долгу службы, это понятно. Тебе можно приглашать танцевать только ее?
   - Нет, любую женщину. Мужское танго я еще не умею танцевать, я вообще танцую только три месяца.
   - Мм? Правда? Для новичка выглядело очень неплохо.
   Не столько по ее лицу, сколько по волне эмоций, шедшей от нее, он понял, что сморозил какую-то глупость, и невольно поискал глазами Полину. Но ее уже увел танцевать кавалер из местных, седой, как туман, и одетый в черное.
   - Спасибо, очень приятно, - улыбнулся он даме.
   - А если ее кто-нибудь пригласит, или, не дай бог, она выйдет из зала? - в вопросе звучала то ли шутка, то ли насмешка, и он решил сыграть того, за кого его приняли - смертного офицера из саалан. Не туповато-послушного, как здешняя полиция, но немного слишком прямолинейного и недалекого.
   - Ей только на кладбище нельзя. И умирать не стоит. По крайней мере сегодня. А остальное все можно.
   - Тебе точно можно приглашать, кого захочешь? - спросила она.
   И тогда он догадался:
   - Это намек?
   - Считай, что прямая просьба.
   И он танцевал. Сперва с зеленоглазой женщиной, неуловимо напоминавшей болотного духа, после - с ее подругой, русой и кареглазой, оказавшейся похожей на ручей, потом с рыжей, сперва показавшейся ему льдинкой, но проявившей себя в движении, как кинжал, потом с сероглазой блондинкой, высокой и хрупкой, как хрустальный сосуд со свечой внутри. Он видел краем глаза, как кто-то ведет Полину, сначала это был седой широкоплечий мужчина в черном, потом кто-то высокий, черноволосый и кудрявый. Потом он потерял ее из виду, слегка забеспокоился, но нашел на диване, улыбнулся ей - и его взгляд перехватила еще одна местная фейри, черноволосая, очень коротко стриженная и состоящая, на вид, из одних прямых линий, которые на ощупь оказались очень крепкими мышцами.
   Когда вдруг зазвучала "Кумпарсита", он ужаснулся тому, что прозевал последнюю танду, которую по правилам этикета должен был оставить Полине, и скроил девушке за пультом такую скорбную морду, что она сказала: "А теперь для... кхм... для нашего неожиданного гостя, оказавшегося такой хорошей компанией, последняя танда". Он послал ей воздушный поцелуй, и она рассмеялась. Ее смех подхватила чуть не половина людей, бывших в зале, но смеялись не над ним, а над его шуткой, наскоро сделанной из неловкости и ничем не противоречащей их правилам приличий.
   И тогда он бросил взгляд Полине через весь зал, и она ответила ему кивком. Он вывел ее на паркет - и она стала в его руках пламенем, когда они танцевали "Эль чокло", и была мечом, когда он вел ее по паркету под "Возвращаюсь на юг", и казалась похожей на чашу с водой, когда они танцевали вторую и последнюю на этой милонге "Кумпарситу".
   Потом они вышли в серебряный прохладный рассвет, и Полина зябко поежилась, кутаясь в ветровку. Димитри обнял женщину за плечо:
   - Не мерзни.
   - Это обычное после ночи без сна, - ответила она, - сейчас продышусь и пройдет. - И все же прижалась к нему.
   Он посмотрел на светлое звонкое небо, потом на дома.
   - Оказывается, он цветной...
   - Кто цветной?
   - Санкт-Петербург. Твой город.
   - Раз он тебе цветной - теперь он и твой тоже.
   Вернувшись в замок, Димитри отправил Полину прилечь хотя бы на час, а сам переоделся и вернулся в кабинет. Надежды не появилось, но пришли уверенность, стремительность и легкость.
  
   Через час Полина поднялась и как стойкий оловянный солдатик пришла на планерку.
   Досточтимый директор Айдиш, увидев, что ему сегодня выдали вместо психолога, объявил:
   - Полина Юрьевна, у вас сегодня выходной. Идите отдыхать.
   Полина молча встала со стула и отправилась обратно в свой спальный бокс, не произнеся ни слова. Дойдя, она повесила на ручку двери записку: "я сплю, стучать нет смысла", из последних сил повесила платье на плечики и рухнула лицом в подушку. Открыв глаза, она увидела, что луна уже катится к закату и почти коснулась краем встающего над водой тумана.
  
   Едва Димитри сел в кресло, как секретарь принес ему отчеты от магов, занявших свои позиции в южных марках и баронствах области. У Иджена были черные круги под глазами от недосыпа, но держался он вполне бодро. Димитри посмотрел на карту, разложенную на столе - цветные метки выстраивались в линии, вроде бы достаточно надежно перекрывающие основные направления возможного движения шторма. Редкий барон мог себе позволить нанять мага с кольцом, но вот досточтимые из Академии, не получившие по тем или иным причинам кольца и принявшие обеты, были почти у всех. Однако князь сильно сомневался, что сами, без подсказок и руководства, они смогут сделать что-то осмысленное в надвигающемся шторме - если человек всю жизнь учил заклинания, позволяющие быстро вырастить репу или снять два урожая с картофельного поля за короткое северное лето, освоил сколько-то боевых заклятий, когда появились оборотни, и закрыл "свою" землю от радиации, то, с шансами, некромантия - это последнее, чем он вообще интересовался в этой жизни. Не до того. Учить, растить, лечить, защищать. И, значит, их надо будет ориентировать в ситуации... и оголять север края, потому что выдернуть магов ни из метрополии, ни с Ддайг времени уже не было. Северная граница города в эти даты была хотя бы относительно спокойна, и ветер шел на город с юго-запада, как и большинство погодных фронтов этого времени года, так что другого резерва для юга края, кроме людей из северных марок, не оставалось.
   Позавчера Дейвин, вникнув в диспозицию и поняв, что в городе останутся только недомаги и Святая стража, не стесняясь присутствия настоятельницы Хайшен, сказал: "Да ты охренел, пресветлый князь". Димитри пожал плечами и ответил, что ничего не поделать, жизнь такая. Хайшен только спросила, сколько колец зачаровать. Маги князя, отправленные в марки и графства, должны будут подтвердить полномочия, и досточтимых уделов нужно известить о чрезвычайной ситуации, так что на кольца следовало поставить сразу две метки: князя и дознавателя. Поскольку полномочий достопочтенного Лийн еще не принял, старшим представителем Академии в крае оказалась Хайшен, она и ставила на кольца свою метку. Вместо ответа на вопрос Димитри показал ей пластиковый мешок для бутербродов, топорщащийся от содержимого. Настоятельница выразительно посмотрела на Дейвина, похоже, поддержав его отношение как к Димитри, так и к ситуации в целом. Впрочем, возражать не стала и принялась за работу. Дейвин махнул рукой и заявил, что когда князь определится, как именно он планирует защищать город имеющимися силами, то он с интересом выслушает, а потом, разумеется, поучаствует, а пока пойдет собирать людей. И поскольку князь хотел отдельно поговорить с магами, в чью зону ответственности попадут Чудовская и Сиверская марки, а также Гатчинское и Красносельское графства, то вот с них-то он и начнет.
   Дейвин собирал магов три часа. В зале Троп была толчея и бардак, пока он наконец не выгнал к крысьим мамам всех, кому было "срочно надо" и "тут недалеко", и не запретил возвращаться в свои марки уже пришедшим, объясняющим, что через час они обязательно вернутся. Им, этим магам, Димитри сказал, что может случиться так, что они увидят нечто, противоречащее всему, чему их учили в Академии и во что они верят. Но бояться этого не следует, и что помощь может прийти с неожиданной стороны. Маги явно не очень поняли, о чем это он, но взяли кольца и ушли по порталам в места, предназначенные им в предстоящем бою со штормом.
  
   Через два часа после рассвета Димитри собрал у себя Дейвина с двумя наиболее дельными из его ребят, едва получивших кольца, командование Охотников и Хайшен с тремя досточтимыми, способными если не понимать, то хотя бы слышать, что им говорят. И он уже знал, что им скажет.
   - Приветствую собравшихся. Сейчас мы с вами обсудим действия завтрашнего дня, поскольку завтра на это времени не будет не только у вас, но и у меня. Я бы хотел, чтобы каждый из вас запомнил и понял суть и смысл действий, которые ему предстоит выполнить, так хорошо, чтобы даже в спешке и суматохе ничего не перепутать и не забыть. Мне очень не хотелось бы послезавтра спрашивать, почему не было сделано то, что следовало сделать, и почему было сделано то, чего делать не следовало. Еще меньше мне хотелось бы услышать в ответ "я подумал" и "я решил". На город идет шторм. Он идет с очень неудачного для этих дат направления и к городу подойдет наверняка не пустой. Разумеется, фауна попробует прорваться в город и поселки, и почти наверняка атака будет серьезнее обычных. Досточтимые и мастера, вы этого еще не видели и вряд ли сумеете понять, с чем имеете дело, поэтому просто выполните ту задачу, которую я ставлю. Итак, от вас требуется создать заслон на уровне двух метров над уровнем грунта так, чтобы никто из служащих спецподразделений и людей, оказавшихся на улице вопреки всем предупреждениям городских служб, не пострадал от падения предметов, сорванных ветром с места. Пытаться сохранить от падения деревья или крупные массивы, типа стен или куска кровли не следует, но нужно предупреждать разлет сучьев, осколков стекла, щебня и кровельной жести. Помните, что под вашим прикрытием будут работать Охотники или ветконтроль. У них есть свои маги, но рассчитывать на их помощь не стоит, они будут очень заняты. Работа занудная и мелкая, как вы понимаете, и довольно затратная. Вам при этом придется трудно, потому что вас будет кому отвлечь. Я не буду вдаваться в детали, просто запомните, что ваша сосредоточенность на задаче - залог вашего выживания. И успешной работы ветконтроля и Охотников, конечно. Разъезжаться будем от Пискаревского мемориала после того, как я призову первый огонь для мертвых героев. Досточтимая Хайшен, возьми на себя руководство Святой стражей и контролируйте правый берег реки. С вами поедет отряд Охотников и подразделение ветконтроля. Мне кажется, удобней всего встать вот здесь. - Князь небрежно обвел на карте некое пятно. - Но нужно не меньше трех постов, сами сориентируйтесь на месте и поделите позиции с досточтимыми. Остальные поедут сперва со мной на Марсово поле. Оттуда после церемонии на позицию уедет следующая группа. Дейвин, твое место вот здесь, в центре города. Мастер Ранталь, твое место с группой вот тут, в начале этих развалин. Мистрис Инмере, твоей группе остается контроль вот этого участка. Пожалуйста, будьте бдительны, он только кажется безопасным... Хотя... давайте сразу поменяем местами твою группу и группу Дейвина, что-то не верю я этим улицам. Итак, Дейвин с группой едет на Шпалерную, а ты, мистрис, дежуришь в Адмиралтействе вместе со своей группой. А все, кто еще не разъедется по позициям, поедут со мной дальше к третьему мемориалу и разделятся после окончания церемонии. Сюда отправится Майал с Охотниками, там через дорогу парковая зона, трудно предсказать, что может быть в зеленом массиве. Дарна будет вот на этих пустырях вместе с ветконтролем и подразделениями Охотников, задача у вас очевидная и понятная. Я останусь на южном рубеже, около старой обсерватории, с двумя подразделениями. Ветконтроль мы не берем. Общий сбор в восемь утра седьмого числа и в десять утра восьмого числа в Адмиралтействе. Удачного всем дня, не буду вас больше отвлекать от подготовки. Следующая ночь будет очень непростой для всех нас.
   Закончив речь, князь попрощался и ушел спать. На следующий день ему нужен был весь запас сил, который только возможно собрать за остатки дня и ночь.
  
   К Пискаревскому мемориалу они прибыли к десяти утра. Церемония была назначена на одиннадцать, но прежде чем говорить, князь хотел почувствовать это место так же, как Пулковский рубеж три дня назад. Димитри пока не очень представлял, что именно он скажет, но утром еще раз прочитал все, что ему подготовила пресс-служба по мемориалу и его истории, просмотрел несколько сотен фотографий и немного кинохроники. Он знал, как жили и как умерли люди, к которым он ехал в это утро. Но этого было мало. Димитри оставил своих у входа на кладбище. Еще четыре года назад в серых гранитных павильонах по обе стороны от аллеи был музей. Теперь они пустовали. Князь знал, что экспонаты были спрятаны местными сразу, как только в городе впервые прозвучало слово "некромантия" и под раздачу попал кто-то из музейных работников, изучавших Вторую мировую. Этим летом, узнав чуть больше об истории двадцатого века в крае, он понял почему. Горожане сочли претензии Святой стражи политическими репрессиями и начали деловито и спокойно спасать то ценное, что могли бы уничтожить чужаки. Вот с Эрмитажем не успели, потому что халатность не бывает предсказуемой. Димитри видел, как Майал присела у чаши, где когда-то горел Вечный Огонь и стала гладить гранит, то ли ставя маячки для стационарного заклинания, то ли разговаривая с ним. Сам он подошел к краю ступеней и посмотрел на кладбище, за которым уже много лет не приглядывали должным образом. Розы одичали, на дорожках валялся принесенный ветром мусор. Димитри не хотел, чтобы перепуганная администрация устроила шоу для него и прессы, так что о планах наместника на сегодняшний день мэр узнал только утром, когда князь прибыл в Адмиралтейство. И не успел ничего сделать. Около кладбища уже были гвардейцы Димитри, развернувшие назад всех, кто вдруг возжелал прийти на кладбище с метлой или граблями. Только трупов ретивых служак в этот день и не хватало. Зато они пропустили немолодых и не слишком празднично одетых людей с цветами, выглядящих несколько скованно и казавшихся слегка присыпанными пылью. Самым ярким пятном в облике каждого такого человека были цветы, которые все они держали в руках. Узнавая друг друга, они приветствовали знакомых только взглядом, но их общность была несомненна и однозначна. Они смешались с журналистами и саалан, одетыми, согласно протоколу, в фиолетово-лиловые цвета траура. Сам Димитри для этого дня выбрал темно-синий цвет. Последними приехали эксперты ООН, расследующие случаи нарушения прав человека в крае. Им было явно сложно присутствовать на церемонии: вчера девочки выполнили задание на славу и напоили дорогих гостей из самого международного сообщества до бессознательного состояния. Димитри кивнул главе пресс-службы: развлекать этих после того, как сам князь двинется на Марсово поле, предстояло ему и его подчиненным. И начал церемонию.
   - Благодарю всех, кто пришел сегодня на Пискаревский мемориал, в это святое для города место, - сказал наместник. - Это честь для меня, стоять сегодня здесь и говорить с вами всеми. Последние восемь лет все утренние сводки начинаются с объявления количества людей, ставшими жертвами прошедшей ночи. Не нарушу традицию и я. Сегодня ночью жертв не было. Нам повезло, как редко везет. И я хочу поблагодарить всех, чей на первый взгляд незаметный труд позволил не записывать в число потерь тех, кто еще был жив на момент восхода солнца, как случалось в первые годы моего правления. Противоречия между верностью городу и профессиональным долгом, кажущиеся непреодолимыми, не помешали этим мужественным мужчинам и женщинам трудиться на благо города так, как они считали важным и должным, пусть и с риском для жизни. Во многом именно благодаря усилиям именно таких людей неделю назад сотни школ, профессиональных училищ и техникумов распахнули свои двери для тысяч детей и подростков, именно они бережно сохраняли ту инфраструктуру, которую мы сперва не заметили и не смогли оценить, а теперь не представляем, как жили без этого раньше.
   Пресс-атташе и незаметные пыльные люди с цветами в руках увидели, как поперхнулись и переступили с ноги на ногу представители мэрии. Генеральная линия власти менялась, как и всегда в этом городе, неожиданно и прямо на глазах случайных - или далеко не случайных - свидетелей. Князь продолжал говорить.
   - Нам всем предстоит еще много работы. Многое за эти годы было утрачено - что-то безвозвратно, что-то еще можно восстановить. И, наверное, это моя ошибка: я был слишком занят заботами дня сегодняшнего, забыв, что за спиной каждого из нас стоит незримая сила, связывающая нас с прошлым, без памяти о котором невозможно будущее. Так сложилось, что в земле, где я родился, не случалось ничего подобного, что пережил Ленинград. Мне известны все имена города, но это его имя - имя героя. У нас были войны, случались осады, мы знали и голод. Но ничего сравнимого по масштабам разрушений и количеству жертв не случалось никогда. Я приношу извинения за своих соотечественников. Даже самым открытым для нового знания оказалось сложно поверить и принять реальность полумиллиона жертв, похороненных только на одном кладбище города. Некромантия, - и в его голосе прорвалась горечь, - была нам ближе и привычнее. И в канун святого для города дня я хотел бы сделать то, что стоило сделать много лет назад: восстановить ритуальный огонь. Он будет гореть вечно в трех точках города, как это и было раньше. Здесь, на Пискаревском кладбище, на Марсовом поле и на площади Победы.
   Пока администрация во главе с мэром пыталась осознать, что же только что случилось на их глазах, пока досточтимые из Академии то ли мысленно писали доносы, то ли пытались развидеть происходящее, князь сделал несколько шагов к прямоугольной чаше, где должно было биться огненное сердце этого места и преклонил колени. Кто-то из незаметных людей переступил с ноги на ногу. Кто-то прижал цветы к груди, внимательно слушая наместника, у кого-то покраснели глаза.
   А Димитри призвал огонь из ближайшего Источника, активируя стационарное заклинание, якоря для которого расставила сперва Майал, потом присоединившаяся к ней Дарна. Починить газопровод, подающий топливо, городские службы не успели, но пламя, живое теплое пламя все равно было нужно в этом месте и мертвым, и живым. А потом, улыбнувшись своим и не заметив чужих, Димитри пошел вперед по аллее, мимо гранитных плит и зеленых холмов, мимо бывших клумб и ветхих скамеек. Досточтимый Айдиш, смотревший трансляцию церемонии в своем кабинете, так и не смог решить, что же он видит: пресветлый князь окончательно рехнулся или ему настолько нечего терять. Утренний туман обнимал наместника, перебирал его волосы, залезал под эннар и люйне. Квадрокоптеры прессы летели над ним, то обгоняя, то отставая, и саалан казалось, что его сопровождают дракончики их родины. Для самого Димитри трехсотметровая аллея стала бесконечной, как тропинка между ледяных торосов, приходящая ночным кошмаром к каждому ребенку его народа. Он поднялся по ступеням серого гранита. В щелях между плитами пробивалась трава, еще совсем летняя, да и сами они казались теплыми и так и манили лечь и прижаться к ним щекой. Но он не стал этого делать. Вместо этого он преклонил колени перед величественным памятником и достал из-за пазухи кожаную флягу и бережно поставил ее к постаменту.
   - Мы не приносим нашим мертвым цветов, - сказал он. - Мы дарим им подарки. В этой фляге молоко наших друзей, которым они спасали детей моего народа от голода и согревали своей шерстью от холода, когда их и наши предки шли по безбрежной ледяной пустыне. Пусть это будет для людей, о которых ты скорбишь. Позволь разделить твою скорбь и нам.
   Позже на форумах и имиджбордах спорили: князь знал обычай, или минута молчания у него получилась случайно. Но это было уже не важно. Когда пришло время, Димитри встал, обошел монумент и оказался перед стелой. Гранит под его ладонью оказался неожиданно ледяным, несмотря на солнце. Князь, возвысив голос, прочитал надпись, высеченную на камнях:
   Здесь лежат ленинградцы.
   Здесь горожане -- мужчины, женщины, дети.
   Рядом с ними солдаты-красноармейцы.
   Всею жизнью своею
   Они защищали тебя, Ленинград,
   Колыбель революции.
   Их имен благородных мы здесь перечислить не сможем,
   Так их много под вечной охраной гранита.
   Но знай, внимающий этим камням:
   Никто не забыт и ничто не забыто.
   И, пока эхо его слов летело над зелеными холмами, камнями, деревьями и поздними дикими цветами, Димитри понял, что просыпается не только город, и времени правда почти что и нет.
   Комиссия ОБСЕ, изъявившая желание последовать за князем на Марсово поле, была не то чтобы разочарована, но начала терять интерес. Ветер усиливался, стоять под ним было утомительно, протокол был примерно тот же: краткая речь с признанием заслуг горожан и извинениями перед городом от имени власти, обещание чтить городские святыни и церемония зажжения огня. Затем горожане остаются проводить стихийный митинг с возложением цветов, а кортеж князя следует дальше. Комиссары даже не заметили, что от колонны отделились несколько машин и скрылись в городских улицах. А когда питерский ветерок, игриво покачивающий фонари над Садовой, пересчитал очередной раз пуговицы на пиджаках гостей и похлопал их по щекам их собственными галстуками, они дали себя уговорить поехать в более уютное и защищенное от погодных условий место. Так что к закату все, кто должен был быть на местах, были на местах, а все, кого на улицах не должно было быть, были под крышей.
  
   Утром вторника замок опустел. Все, кто могли пригодиться, уехали с князем в город и до завтра не должны были вернуться. На приозерской базе остались только некоторые медики и те из Охотников и ветконтроля, кто находился в их ведении по состоянию здоровья. Маги и недомаги уехали все.
   В обед Полина зашла к секретарю школы оставить кое-что на подпись директору, и он передал ей конверт от князя. Вскрыв его у себя в кабинете, она прочла: "Я прошу тебя, как друг просит друга и как мужчина просит женщину, сегодня не ездить в город и, если не будет большой необходимости, не выходить в сеть. Д.". Прочтя записку князя, Полина некоторое время занималась бумагами, но посмотрев на часы третий раз за полчаса, предпочла сесть и прислушаться к себе. Потом открыла на мониторе карту области и погодный сайт. После этих нехитрых действий она позвонила Айдишу и задала ему странный вопрос: "Айдар Юнусович, нам с вами предстоит хреновейшая ночь, вы в курсе?" В курсе директор не был, и она подошла объяснить. Ткнув пальцем в монитор и назвав исторические реалии, а затем предложив прогноз погоды прямо со своего коммуникатора, она посмотрела на директора. Он глянул на экран комма, потом в стол, потом куда-то в угол:
   - Ну, понятно. Как, по-вашему, это может выглядеть?
   Полина посмотрела на него, слегка наклонив голову:
   - Айдар Юнусович, а у вас в пединституте летняя практика тоже в лагерях отдыха была?
   Он улыбнулся в ответ, и она задала второй вопрос:
   - А у вас тоже дети по ночам в грозу не спали?
   Он пожал плечами:
   - Да нет, у нас был гениальный физрук, и он устраивал на пятый день после заезда ночной поход, после этого все спали отлично, и не было никаких лазаний по окнам с наволочками на головах и мазаний друг друга зубной пастой... Но ночной поход в такой ветер и в сентябре... Не знаю, Полина Юрьевна, не уверен в этой идее.
   - Да она и не по сезону, если честно. Но подошло бы что-то в этом роде. Айдар Юнусович, а если...
   Через полчаса решение созрело, еще через час Айдиш собрал срочную летучку и отправил Полину в сопровождении секретаря в набег на школьную библиотеку. Осмотрев добычу Полина критически заметила:
   - Мнда... Не густо.
   Юноша воодушевленно предложил:
   - Так поехали городскую библиотеку тряхнем! До заката еще целых два часа!
   Полина посмотрела на него с уважением:
   - Вот где надо было искать соратника по благородному идиотизму, а я-то все на Алису надеялась...
   Секретарь улыбнулся в ответ и зарделся, как барышня:
   - А вы на нее правильно надеялись, Полина Юрьевна. Я после неудачной дуэли прыгать и бегать пока не могу, да и ходить мне разрешили только на короткие расстояния, поэтому я и здесь. Велено еще год колено не беспокоить, а уже потом можно постепенно разрабатывать. По школьному зданию я хорошо хожу, а ваши прогулки мне далеки, я бы вам там только мешал.
   Полина охнула:
   - Кости-то целы? Это чем же тебя?
   Секретарь опустил ресницы:
   - Нет, не все целы. Абордажным топором. Но победителем признали меня!
   За час езды до Приозерска Полина узнала, что "эта нахалка" сама его вызвала фактически на ровном месте и ему осталось только принять вызов. У него в планах были только каникулы на Кэл-Алар и морской поход с одним из капитанов, а получилась вот эта нелепая история. Некая барышня, участвовавшая в походе примерно на тех же основаниях, что и он, вместо того, чтобы нормально попросить у него приглянувшийся ей жемчуг, который при дележе достался ему, выдумала нелепый повод и ринулась драться, за это была выкупана, но сразу же вытащена, после чего потребовала дуэли, а потеряв меч после выпада, выхватила у кого-то абордажный топор. И вот, добыла им обоим такой славы, после которой он предпочел убраться сюда на первую свободную должность, лишь бы с глаз долой, пока не забудут, и скрыть имя. А она так и носит прозвище Жемчужина. Теперь еще время от времени пишет ему покаянные письма, потому что после той баллады об их дуэли была еще и вторая, как он уехал в дальние края добывать другие драгоценности, гораздо более дорогие и редкие, и как он обязательно вернется и всем все докажет и покажет, а ей так особенно. Полина пообещала, что как только он сможет - обязательно примет участие во всем, чем захочет, он в ответ заулыбался и сказал, что у них хороший маг, и уже следующим летом... Еще через полтора часа Полина с добычей вошла в конференц-зал. За окнами ветер уже начинал заметно пошевеливать дальний лес, и на воде у волн появились белые гребни.
   Учителя быстро разделили книги, распределили места - и к началу времени ужина вышли в столовую, где на раздаче и на каждом столе уже красовалась записка с просьбой не уходить после ужина, а дождаться События. Так что когда Айдиш скомандовал начинать, в столовой была уже порядочная толпа, и всех интересовало, что же за событие будет, а не летящий на уровне второго этажа мусор и мелкие ветки, и уж всяко не белые гребни на воде, с которых ветер принялся срывать пену. Учителя по очереди представили выбранные книги и предложили собраться в отдельный круг всем, кого заинтересовало читать и слушать эту книгу всю нынешнюю ночь по кругу до самого утра. Дети резво распределялись по группам, цепляясь за учителей и друг за друга. Разумеется, некоторые не смогли выбрать, и их Полина забрала с собой к себе в кабинет. Им была предложена самая важная роль нынешней ночи, и эту роль Событие публично не презентовало. Для этой роли участники должны были снять с себя все цветные шнурки и заколки и надеть зеленые куртки с накомарниками, которые за все лето ни разу не пригодились. Капюшоны до утра должны были быть на головах, а накомарники обязательно следовало опустить так, чтобы лиц не было видно. Сама она зашла ненадолго в приемную директора, выпросила у секретаря ненужный карандаш для глаз и нанесла им сложный кельтский узел на правую щеку. Подумав, нарисовала слева ветку, поднимающуюся из-под ворота платья по шее слева до самого глаза. Секретарь восхищенно ахнул: "Какая идея!" Она подмигнула ему и вышла за дверь. Ночь сказок начиналась.
   Через полчаса Полина выпустила уже подготовленный "дикий гон" в коридоры, взяла свечу и пошла осматривать спальни. Окна, оставшиеся открытыми, форточки, оставленные на микропроветривание, бумажные оригами и фантики, вставленные в притвор оконной рамы - это все нужно было убрать и закрыть окна плотно. Двадцать пять метров в секунду с порывами до тридцати трех - совсем не смешно при неплотно закрытом окне, даже если исключить из уравнения дату шторма и ее содержание и смысл.
   Крутило и правда нешуточно. У чтецов срывался голос даже в закрытом помещении, часам к двум пополуночи самых слабых физически начало познабливать, и Айдиш распорядился поставить в холлах, где сидели группы, мощные широкие свечи на несколько фитилей. Гончие неслышно обходили коридоры и бодрили своим появлением всех, кто отвлекся. Никаких "бубубу" и завываний по углам - все это Полина настрого запретила. Баловались по мелочи: помигать лазерной указкой, в темноте коридора пустить цветной лучик по стене, просто подойти и постоять с группой, потом тихонько хихикнуть и незаметно исчезнуть. Но и отвлекались не очень охотно: холлы периодически наполняли всплески хохота и возбужденные веселые реплики. В три часа Полина напоила слегка скисший "дикий гон" кофе, сваренным по-взрослому крепко, угостила печеньем и выпустила их в коридоры снова. В полпятого начало светать, и ветер уменьшил напор. В сиреневых утренних сумерках воспитанники расползлись по постелям, за ними ушли спать и учителя. А в восемь утра прозвучала мелодия к подъему - и школа, пошатываясь и позевывая, выстроилась на линейку. Слегка зеленый от недосыпа директор объявил финал События и подытожил произошедшее в двух фразах, отметив для всех участников, что правила соблюдать интересно только тогда, когда их можно время от времени нарушить, так вот, если уж нарушать, то так, чтобы потом было приятно вспомнить. Как вот, например, эта ночь, проведенная совершенно неправильно, но все-таки отлично. И завершил короткую речь тем, что теперь всем надо выйти на улицу и убрать мусор, который ветер набросал на территорию, пока мы читали и играли. Выйдя на улицу и оглядев школьный двор и игровые площадки, воспитатели из саалан вздрогнули. Двор, кроме хвои, листьев и мелких чешуек коры, был забросан серовато-белыми ветками, на первый взгляд пугающе напомнившими кости. Собранный в одну кучу, мусор выглядел не симпатичнее, и Айдиш, улучив момент, обратился вполголоса к Полине:
   - Полина Юрьевна, вы это видите? Как бы вы с этим поступили?
   - Сожгла бы, не прикасаясь - уверенно ответила она.
   Это был первый случай, когда Айдиш пренебрег правилами маскировки. За все годы его пребывания на земле он первый раз при свидетелях призвал огонь из Потока. И ничего страшного не произошло, никто ничего не заметил: дети так же увлеченно тащили остатки мусора в костер в жестяных совках и ведрах, взрослые так же зябко поеживались и несколько заторможенно смотрели на пламя. Куча догорела быстро, минут за сорок на земле осталось только пятно пепла. Школьники и их наставники потянулись обратно, в тепло и в нормальную жизнь. К вечеру начался дождь, и из города добрались последние вымотанные ночным боем маги.
  
   Ликвидация любой чрезвычайной ситуации - это очень много простой тяжелой монотонной работы, от которой нельзя отвлекаться, что бы ни происходило вокруг, пока она не закончится совсем вся. И мало кто из тех, кому перепадала такая работа, может рассказать о ней что-то внятное, а тем более героическое. Это вчуже хорошо открывать глаза и ахать, а когда ты в этом участвуешь, ты тупо долбишь, как сказали, там, где тебя поставили. А если совсем не повезло, подхватываешь ту часть, которую должен долбить сосед, если он выбыл из строя.
   Лелик никогда не говорил об этом с Алисой, пока они жили вместе, но именно она в своей группе под командованием Майал одна без разговоров стояла на указанной ей точке как вкопанная и добросовестно отстреливалась по каждому нештатному шевелению ветки на определенном Сержантом участке - до тех пор, пока в сереющей предрассветной мгле не увидела, как сосед слева зачем-то спустился с холма и попилил каким-то странным зигзагом через шоссейку в зеленку. Тогда она оставила позицию, скатилась по склону чуть не кувырком и догнала его, уже оседающего на траву. А не сумев добудиться, с матом и слезами тащила этого лося на себе до взгорка, на котором их поставили, а потом и по склону вверх, периодически спотыкаясь и падая на колени, и не прекращая рыдать в голос. Потом она две минуты или даже больше плакала на плече подбежавшего помочь Серга, вместе с которым она положила свою уже неживую ношу на траву, трясла его за куртку и повторяла: "Живой, сука, живой" - и над ними занимался рассвет, прогнавший ветер, а на траве лежал вытащенный ею боец из отделения Магды, которому обломок кафельной облицовки внешней стены дома в последний час боя сломал шею. Сержант с Инис считали убитых оборотней по пятнам слизи, оставшимся в зеленке, делили уцелевшие хвосты, вызывали ветконтроль и ругались с кем-то по комму. А Алиса и Серг курили одну сигарету на двоих, передавая ее друг другу после каждой затяжки, и молча смотрели на рыжий восход.
   Тем более этого не знала Хайшен, получившая под свою ответственность кучу самоуверенных раздолбаев и правый берег, про который Айдиш мог ей много рассказать, если бы она спросила. Она и не знала, и не предупредила досточтимых, но решила не делить стражу на три поста, как посоветовал князь. Это их всех и спасло. То есть почти всех. Когда офицеры, знавшие боевые заклинания, развернулись с позиций и отвлеклись от поставленной князем задачи ради того, чтобы сказать скалившейся из оврага безликой серой мгле, кто здесь маг и вообще хозяин, над свистом и воем шторма и грохотом кровельной жести колокольным звоном поплыл ее голос, перекрывший шум ветра. "Стоять на месте, крысьи дети! Думать не сметь позорить Академию!" - приказала она. И офицеры вернулись держать щит. Назад дошли все, кроме одного, упавшего сначала на колени, а потом лицом в землю. Она отрядила троих из них прикрывать группы, занятые защитой жилых кварталов, но боевые заклинания, как выяснилось, требуют наличия не только боевого мага, но и конкретного противника, поэтому она пересмотрела решение - потеряв на этом всего одного человека, того самого досточтимого Хагарея. Он вдруг отошел от братьев, создававших второй огненный шар, оглянулся на Хайшен растерянно и печально, тихо сказал: "Больно кусают старые боги..." - и перестал дышать. Когда он опустился на землю, его дух был уже за Гранью. Хайшен отозвала остальных и приказала им поставить второй щит, прикрывающий братьев. В ту ночь на правом берегу потерь больше не было.
   Мистрис Инмере предстояло выучить этот урок только этой ночью, но она была старательной и ответственной юной дамой, хотя, как не раз отмечал мастер Дейвин, не без склонности к авантюризму. Поэтому когда вместе со своими товарищами, еще не получившими колец, она создавала сеть, способную поймать все, что мелкий ветер оторвал от стен и крыш, она быстрее всех сообразила, что их общих сил просто не хватит, чтобы удержать весь этот мусор в воздухе. Срывая голос, она крикнула крайнему: "Клади на мост! Там все равно никого нет!" - и переформировала сеть в пологую воронку с центром над Троицким мостом. В серых утренних сумерках на мосту лежала порядочная куча мусора, трое, включая саму Инмере, были залиты кровью из собственных носов по самые коленки, у нее был сорван голос, а младшая в команде девчонка-первогодок в самый неудачный момент перегнулась через парапет с характерным звуком и стравила в воду ком из слизи и желчи. Но потерь в команде не было, и вверенный район был отслежен достаточно хорошо. Так что, когда ветер утих, они даже вернулись в Адмиралтейство без посторонней помощи, так и не заметив, что мост всю ночь был разведен, а щебень, ветки и кровельная жесть падали в речную воду. Свидетелей, способных обратить на эту деталь внимание магов, не нашлось: ветконтроль у них забрали на Шпалерную часа в три пополуночи, мастер Дейвин там разгребал что-то серьезное.
   Мастер Ранталь, потомок хаатских пахарей, это знание нес в крови и в печени, как говорили на его родине. Его предки обновляли эту простую истину каждую весну и каждую осень, и еще дважды в середине длинного субтропического лета. Так что для него задача не представила никакой сложности, он выслушал князя, собрал свою группу, честно сказал им, что к утру все будут, как квамы из-под вьюка, и всю ночь добросовестно занимался монотонной и равномерной уборкой воздуха над районом от любого осколка размером крупнее его кулака, пока ребята сгребали мелочь другими заклинаниями. Утром он привел к назначенному времени всю свою группу в Адмиралтейство, где их встретили измочаленный мастер Дейвин и князь, выглядевший немногим лучше, отпустил приданный ему ветконтроль, отчитался и встал со своими бойцами сперва на проверку состояния недомагов из других групп, а затем начал ставить порталы уходящим, которые были уже не в состоянии сделать это самостоятельно. Его ребят даже проверять не стали - напоили кофе и отправили спать.
   Дарна с группой прибыли последними. У воспитанницы князя был совершенно пустой поясной ремень и ничего, вообще ничего, на запястьях, на шее и в волосах. Из всего, что на ней было, когда они отправились от площади Победы в Автово, остались только перстень мага и кольцо князя. У остальных было не лучше, а одного они вообще внесли в Адмиралтейство на носилках, но в сознании и ругающегося на чем свет стоит. Из отчета было понятно, что у них еще два убитых кровельной жестью, а хвосты они даже считать не стали, было не до того.
   Перед ними приехала Святая стража. Хайшен, поприветствовав князя, отчиталась, затем высказалась вежливо, но емко: "Никогда не видела такой мерзости, как здесь". Потом помолчала и добавила: "Жаль, что император не выбрал Мексику, когда предлагали".
   Дейвин в ответ на вопрос князя, как все прошло, зажал в кулак нашейный шнур с рабочим амулетом и сказал, что могло быть хуже, участок и правда очень сложный. И почему-то предложил снести к крысьим мамам старинный тюремный комплекс, на который он всю ночь смотрел, и разровнять это место. Эти здания были через реку от его позиции. Димитри покачал головой в ответ: вряд ли позволят, архитектурный памятник все-таки. Дейвин не понял точно, почему серые тени, лезшие из-за реки, отступились от него - то ли почуяли винтовочную гильзу с надписью, так и висевшую рядом с рабочим амулетом, то ли им почему-то было важно его происхождение. Он только отметил себе спросить потом у Марины Лейшиной, знавшей все о местных законах, писаных и неписаных, что такое голубая кровь и почему это важно. Ему и его людям в ту ночь повезло дважды: фонтаны Летнего сада еще не отключили к началу шторма, и дотянуться до Потока было легко, кроме того, рядом располагался еще один сад, имевший два своих Источника, Таврический. Так что по крайней мере здесь они могли себя не ограничивать, и им хватало и на то, чтобы держать защиту на уровне второго этажа, как приказал князь, и на то, чтобы отбиваться от помех, весьма активных, но все же вполне бравшихся простыми бытовыми защитами. Их было очень много, и они были упрямыми и неугомонными, но их можно было заставить отойти хотя бы на время и выиграть почти десяток минут, чтобы подновить щит над землей. Ночная работа в итоге напоминала то ли жонглирование ножами и стеклянными банками одновременно - и смотри не перепутай! - то ли процесс защиты гнездовища сайни от орды ддайг. В любом случае это был десяток часов очень грязной и травмоопасной малоосмысленной возни. И результат предсказуемый: из молодежи двое были покусаны этой серой пакостью и один порезался собственным же заклинанием от усталости. Очень даже неплохо в этаком-то бардаке, сказал граф.
   Сам Димитри приехал с Пулковского рубежа с тяжелым чувством. Терять людей в бою ему приходилось и раньше, и потерь было немного, всего одна девочка-недомаг. Но он впервые видел, как убивает призрак пули, вылетевшей восемьдесят с лишним лет назад. Его студентка стояла с ним рядом и держала вспомогательные нити его заклинаний, а потом обернулась назад, судорожно вздохнула, кашлянула, подавившись ветром, шагнула то ли вперед, то ли вбок и неловко осела на край того самого кювета, через который Полина не дала ему шагнуть меньше ста часов назад. Он забрал у девочки нити заклинания, услышал, как всхлипнул ее кудрявый золотоглазый любовник, протянул руку и принял у него струю Потока, которую тот брал для подруги из фонтана обсерватории - а она так и лежала до утра, запрокинув голову в небо, пока восход не отразился в ее открытых глазах. Перед утром он увидел, как за ней подошел призрачный темноволосый местный парень в форме МЧС и позвал ее к таким же саалан, встречавшим на рубеже. Димитри показал другу девочки, так и не ставшей магом, как она уходит к другим мертвым, и потом всю дорогу до Адмиралтейства держал голову мальчишки на своих коленях, пока тот не смог наконец сесть и прекратить неудержимо рыдать. Остальные были молодцом: небольшие ожоги рук от перерасхода, одно кровотечение носом и вроде все.
   В одиннадцать утра Димитри распорядился оставить убитых в Адмиралтействе и забрал живых в Ладожский замок. Среди горожан в ту ночь пострадавших не было.
  
   Следующие двое суток князь потратил на два неприятных дела сразу, ни одно из которых нельзя было ни отменить, ни даже отложить. Надо было, во-первых, собрать людей Асаны, отправленных в южные марки, и принять у них отчеты, а во-вторых, подготовить к походу за Грань погибших прошлой ночью. Димитри распорядился найти корабль, достойный его людей, и передал остальные заботы тем из досточтимых, кто после вчерашнего боя был способен этим заниматься. Хайшен была занята по уши. Она опрашивала всех выживших участников событий, начиная с тех, кому больше всего досталось. Дейвин разбирал работу недомагов. Димитри подумал и решил присоединиться к Асане, обследовавшей юг края.
   Крупные города, к счастью, практически не пострадали, не считая сбитых ветром кровель и поваленных деревьев. Небольшим поселкам и селам пришлось хуже. Разумеется, чем больше удалено от дороги было поселение, тем серьезнее оказывались атаки фауны. Деревня с названием Заозерье встретила Охотников распахнутыми дверями домов, характерными следами синеватой пыли на ступеньках крыльца ближайшего дома и слизью в холодной прихожей, сенях, в соседнем.
   - Живых, похоже, не найдем, - сказала Асане Магда.
   - Ищем, - приказала виконтесса.
   Магда кивнула своим и пошла вперед. Действительно, один из домов был закрыт изнутри, и из его трубы шел дым. Фавны, а тем более оборотни, не умели топить печь, так что была надежда, что там есть живые и, может быть, даже не зараженные люди. Магда уверенно открыла калитку, просунув руку между штакетинами к щеколде, и пошла по дорожке к дому.
   - Стоять, - донеслось откуда-то сверху.
   Князь и виконтесса одновременно посмотрели наверх и увидели выглядывающего с чердака сурового старца лет шестидесяти пяти. Асана скомандовала бойцам остановиться.
   - Вы люди или нелюди? - строго спросил старик.
   - Мы люди, - ответил князь.
   - Перекрестись, - потребовал старик.
   Князь напряг память, вспоминая чужой ритуал. Так, руку к середине лба, затем к окончанию грудной кости, потом к правому плечу, потом к левому.
   - Повторяй за мной, Асана, - сказал он беззвучно.
   Она, как обычно, послушалась, не задавая вопросов.
   - А они? - донеслось с чердака.
   Асана распорядилась на сааланике, чтобы Магда и бойцы повторили ритуал.
   - Добро, - сказал старик, - проходите в дом, я спускаюсь, а внук мой вас сверху побережет.
   Маг отряда, подбежавший с дороги, сказал:
   - Но я не чувствую никакой магии!
   - Проходи, сказал! - повысил голос хозяин. - Вражеские фавны ждать не будут.
   В доме прямо из сеней обнаружился проход на чердак. Старик кивнул Магде и магу:
   - Поднимайся. Оба двое поднимайся.
   Просторный чердак, в углу которого, почти незаметные, прятались два велосипеда и какой-то мотор, оказался оборудован пулеметным гнездом. Асана, поднявшаяся вслед за своими людьми, восхищенно присвистнула сквозь зубы.
   Старик, нежно похлопав пулемет по кожуху, гордо сказал:
   - Вот она, магия. Семь паршивых собак и троих вражьих фавнов в огороде положили и соседей прикрыли, как могли. Капуста пропала только из-за них, сволочей, снять-то не успели, а теперь пулями посекло и этими забрызгало, надо сжигать, а резиновых перчаток и не осталось. Но картошку уже выкопали, так что ничего, проживем...
   - Еще живые остались? - спросила Асана.
   - Кроме нас, два дома, - ответил хозяин. - Мухины на том краю, у них тоже, - он подмигнул Асане, - магия, и Савельевы с нами по соседству, у тех двустволка и карабин новый охотничий, вроде Сайга. И мы, Рассказовы, я Денис, а он Илья. А батя его, Андрей, электричку водит, смена у него. А вчера с нами был.
   - Где погибшие? - спросил Димитри.
   - А погибших, не считая покусанного, который сам с собой уже разобрался, считайте, и нет, - ответил старик Денис Рассказов. - Народ как понял, чем пахнет, дунул на лодках еще с утра через озеро в Орлино и Дружную Горку к родне. Они еще вернутся, может. А может и нет.
   - А вы почему не уехали? - спросила Магда.
   Старик Денис смерил ее недоуменно-презрительным взглядом:
   - Три мужика в доме и станковый пулемет, чего нам уезжать-то. Вы бы, кстати, через Симанково до Мишкина Носа прошлись, раз все равно тут, они там залечь могли. Там рядом вода, конечно, но мало ли.
   Еще минут десять ушло на объяснение географических деталей местности и тактических подробностей, потом Асана вручила старшему Рассказову свою визитку и скомандовала отряду выходить. Димитри подумал, пока вместе с Асаной объезжал озеро, воспользовался одичавшим Источником в соседнем с Заозерьем большом селе Орлино, поставил портал и вернулся в Адмиралтейство.
   К середине дня восьмого сентября стал понятен масштаб проблем в области. Обошлось в общем неплохо, серьезно пострадали только это самое Заозерье в Сиверской марке, Вильповицы в Красносельском графстве и Коноховицы в баронстве Вруда. Последнее было особенно неприятно, потому что была убита вся смена на заправке и сама заправка сгорела. Причины установить не удалось, заправка, как выяснилось, восстановлению не подлежала. То ли это люди решили продать свою жизнь подороже, то ли твари напакостили, и куда-то упала искра. Еще ураганным ветром повалило столбы, но местные жители даже не жаловались: это происходило у них ежегодно не по одному разу, начиная с двухтысячного года, из-за хищнической вырубки лесов, бывших единственной преградой для ветра этого направления. Полностью без света остался город Тосно и несколько крупных поселков, которые, к счастью, были защищены минными полями.
   Вернувшись в Адмиралтейство, князь обнаружил сбивающегося с ног досточтимого Лийна, который пытался организовать помощь собратьям по обетам и светским магам, отправленным в южные марки и, конечно, не принявшим во внимание советы князя. Пострадавшие маги делились на две категории. Первые были напуганы до потери связной речи и только могли повторять про жуткий холодный туман и решительных мертвых, заклинавших ветер и атаковавших оборотней, да жаловаться на местных, которым все было нормально. Отряды самообороны не видели никаких призраков, не верили ни в какую потустороннюю помощь. Заявляя это, они на глазах у магов успешно координировались с невидимыми союзниками и глумились над саалан, отказываясь видеть очевидное, называя магов тупыми инопланетянами и советуя им меньше есть сырых грибов с трухлявых пней. С точки зрения сельчан, туман был явлением повседневным и обыденным и скорость ветра двадцать пять метров в секунду никак не могла ему помешать быть на обычных для него местах. Этого уже было достаточно для того, чтобы полностью дезориентировать магов саалан, но местные, как будто в насмешку, еще и обесценивали их работу. Аргументы, приведенные ими, были ничуть не понятнее их действий. "Зачем ты вообще туда поперся, мы не ходим, и ты не ходи", "от фавнов минные поля понаставлены и коктейль Молотова в сенях запасен, обошлись бы, нечего Охотников по ночам гонять почем зря", - цитировали маги Академии наперебой, заливая стресс травяными чаями.
   Второй категории пострадавших нужно было срочно готовить средство от тяжелого похмелья: местные жители сочли их слишком нервными и "от видений" напоили самогоном, жутким опалесцирующим пойлом в полтора-два раза крепче водки и действующим исподтишка. Все, кто его пил, клялись, что выпили немного, но в себя прийти не могли никак. Вплоть до полной невозможности построить портал.
   Князь хотел бы показать это все Хайшен, но она была занята подготовкой погребального обряда, и ему предстояло к ней присоединиться. Корабль для погибших уже был найден. Когда Димитри увидел фото этой яхты, присланное в почту, он едва не задал вопрос о причинах продажи судна, тем более для таких целей. Но посмотрев характеристики, понял, что как бы ни была красива яхта, стоящая в доке пять лет без ремонта и обслуживания, она сможет выдержать только один переход, и то без гарантии. Хозяину она была не нужна все это время, его давно не было в крае. Гарантию собирался создать князь вместе со студентами и недомагами. Воссозданной заклятиями яхте предстояло пройти через залив за Кронштадт со своим печальным грузом и там стать огненной могилой для восьми из десяти погибших магов и одиннадцати Охотников из саалан. Хайшен занималась обрядовой частью. Ей доверили построить путь корабля так, чтобы заклятия могли поддерживаться за счет естественных потоков Силы, существующих в любом море. Помогали ей Айдиш, Дейвин и маги да Онгая, которых он смог выделить в эти сумасшедшие дни. Начав восьмого утром, они должны были закончить к утру десятого числа. Димитри был бы рад быть с ними все это время, но ему в четверг предстояла тяжелая встреча: отец погибшей студентки пришел в край, чтобы забрать свою девочку домой, в родное для саалан море. Одного из своих людей Скольян да Онгай хоронил по местному обряду, рядом с его любовницей, петербурженкой, умершей от пневмонии в двадцать втором году, а остальные погибшие в ту ночь уходили в море под огненным парусом, по обычаю саалан. Подготовленный для них борт срочно списали, и имя корабля было уже закрашено.
  
   День четверга князь полностью выделил на разговор с отцом погибшей студентки.
   Это был довольно молодой маг из северных земель саалан, ровесник Дейвина. Его земель почти хватало на марку, но все же он был герцог, а не граф. Димитри он знал и верил ему, не будь так, его дочь не попала бы на практику в Озерный край. Герцогу было важно, чтобы его дочь учил именно князь Димитри, а в каких землях будет проходить практика, его не интересовало. Но оба они даже в кошмарном сне не могли себе представить случившегося. Точнее, Димитри мог. В том самом сне, который предсказал ему отъезд в Озерный край и гибель внука. Они оба остались здесь - Эйнан, его мальчик, и Унви, дочь герцога да Горие. И вот, двое мужчин, отец и дед, смотрели в окно кабинета Димитри на холодную серую воду и осторожно говорили о больном. Князь Димитри уже успел рассказать герцогу Муану о крае, о сложностях с местными, об ошибках предыдущего наместника, о том, что он успел за восемь лет, и о том, чем здесь занимались студенты-недомаги до этой осени. Муан вздохнул и задал прямой вопрос, слегка не дождавшись конца рассказа.
   - Как так случилось, князь? Она была сильный маг и умная девочка, что могло убить ее рядом с тобой?
   - Пойдем в зал Троп, я покажу тебе, - сказал князь.
   Оба мага отправились из резиденции на юг края. Город, куда Димитри привел отца своей погибшей студентки, назывался Ропша. Источник находился в парке рядом с городом, так что князь избежал необходимости встречаться с местным бароном. Выйдя из портала и дождавшись герцога да Горие, он повернул налево по тропе и уверенно прошел вперед несколько сотен метров. Остановившись напротив стелы, он кивнул на нее своему спутнику:
   - Вот памятный знак, Муан. Здесь захоронение. Таких по краю тысячи. Не покидай тропы и тем более не прикасайся к нему, это будет больно. - Заметив, что маг поежился, Димитри добавил. - Да, в таких местах и должно знобить, но никакого некроманта здесь нет. Как видишь, не я делаю это с тобой, а они сами. И лучше нам здесь не задерживаться. Пойдем обратно.
   Вернувшись в Адмиралтейство, Димитри предложил герцогу горячий чай, зажег огонь в камине и потратил примерно час на общий рассказ о Второй мировой войне, а затем еще минут сорок - на историю блокады и боев на Ленинградском фронте, чтобы хотя бы в общих чертах объяснить ему, с чем встретилась его дочь. Увидев, что Муан да Горие услышал и понял его, князь перешел к конкретике.
   - Те, чью могилу ты видел, еще дружественные, герцог, а вот те, с кем они сражались, сейчас по-настоящему неприятные сущности. И их война еще продолжается. Мы не знали о ней и оказались между молотом и наковальней, а когда шторм еще и разбудил фауну, у нас не осталось выбора, выходить в эту ночь на дежурство или нет. Погибла не только Унви, всего в ту ночь было убито десять магов, в том числе двое офицеров Святой стражи.
   Услышав это, герцог кивнул, потер лоб и спросил:
   - Как же вышло, что вы не знали об этой опасности?
   - Я спрошу об этом еще до Долгой ночи по счету империи, - медленно сказал князь. Взглянув в лицо собеседнику, он добавил. - У меня много вопросов и к да Шайни, и к Академии, но это дело будущего. А сейчас я сочувствую твоему горю, герцог.
   - Князь, у меня нет других живых детей, - вздохнул да Горие. - Что точно случилось с Унви? Мне предстоит писать ей прощальную балладу.
   - Призрак пули, герцог, - отозвался Димитри. - Эта пуля вылетела восемь десятков местных лет назад - и вот, ее тень нашла свою цель. Оказывается, маг, работающий в Потоке, уязвим для таких атак... - князь опустил голову, скорбя. - Мне жаль твою девочку, она могла стать хорошим магом.
   Димитри проводил герцога в Адмиралтейство, постоял рядом с ним, пока тот собирался с силами, чтобы последний раз взять свою дочь на руки, открыл ему портал в Саалан, вернулся в Приозерск и некоторое время сидел в кресле перед камином, глядя в огонь. Когда сумерки за окном сгустились и небо стало лиловым, князь поднялся и вышел из кабинета.
  
   Полина в тот четверг совершенно не ждала Димитри на урок и поэтому принесла ноутбук для того, чтобы попрактиковаться в технике, пока ее никто не видит. Разумеется, она знала о трауре в замке, но сочла, что в ее положении присоединяться со своим сочувствием будет как-то двусмысленно. Это не считая остальных соображений. А согласно им, во-первых, могло быть гораздо хуже и для коренных жителей края, и для контингента присутствия, а во-вторых, саалан относились к смерти совсем не так, как земляне, так что лучшее, что она могла сделать, - это использовать вечер по своему усмотрению. Когда дверь открылась и вошел наместник, она просматривала ролик на ноуте с остановками и повторами то ли третий, то ли четвертый раз.
   - Здравствуй, - сказал он негромко.
   - Здравствуй, - ответила она, обернувшись к нему, и поднялась с пола.
   Димитри вспомнил, что этикет танго предписывает объятие при встрече и прощании, и обнял ее, почувствовав ответное объятие. И только после этого ощутил, как сильно все его тело скручено напряжением усталости и переживаний последних дней. Конечно, она все поняла. Но спросила не об этом.
   - Посмотришь со мной видео?
   - Да, с удовольствием. Спасибо.
   Он сел на пол рядом с ней, опершись рукой на паркет за ее спиной, и у нее мелькнуло в сознании сравнение "как будто опирается на мое плечо" - а так и было. Ее спокойное дыхание и ровное настроение держали его и позволяли дышать, как если бы она была огнем или родником. Разумеется, он не позволил бы себе взять Силу у живого существа без осознанного согласия, а у нее даже и с разрешения. Но дружеское присутствие помогало ему вспомнить, как это - быть спокойным и ненапряженным, дышать и говорить свободно. Весь час, обычно отводившийся обычно на танец, они сидели на полу и обсуждали историю танго, включая самые невеселые ее страницы. К концу урока Димитри почувствовал себя достаточно живым, чтобы обратить внимание на бытовые мелочи.
   - Дорогой друг, - сказал он, - я благодарю тебя за этот час, но у меня остался один вопрос, ответ на который может быть довольно длинным, насколько я знаю тебя и представляю тему. И поскольку сидеть тут на полу прохладно даже мне, давай переместимся в мой кабинет и закончим разговор там.
   Полина кивнула и поднялась. По коридорам этажа аристократов они шли молча, князь заговорил только в своем малом кабинете.
   - Вот чего я не понял, Полина. Этот танец вполне может шокировать любого из саалан, но для вас его появление было органично и естественно. Почему же танго встречали такими жестокими гонениями? Оно ведь так быстро распространялось в вашем мире.
   - Да-а, - задумчиво протянула Полина, - ты прав, будет длинно. Но если тебе интересно - слушай.
   Князь кивнул, подвинул ей по столику чашку с фруктовым чаем и, мельком покосившись в сторону камина, простым заклятием зажег поленья, уже уложенные там чьей-то заботливой рукой.
   Она говорила долго. И, нужно отдать ей должное, была удивительно бережной и тактичной, обтекаемыми фразами упоминая о Второй мировой, ранившей и убившей многих только вчера, через десятилетия после окончания. Она упомянула, что эта война действительно продолжала убивать и ранить тех, кто родился после нее, причем в большинстве случаев не применяя оружие. А потом, после небольшой паузы, признала, что это и до сих пор продолжается, правда, теперь уже меньше, чем раньше. А потом сказала такое, отчего он едва не поперхнулся чаем.
   - Ты хочешь сказать, - переспросил он, - что скудоумие и ханжество, соединившись с рабской покорностью и рабской же трусостью, могут породить... вот такое?
   - Я хочу сказать, - четко ответила она, - что как раз перечисленный тобой набор именно вот это и породил здесь. И неоднократно. В списке были Аргентина, родина танго, и Япония, находящаяся на противоположной стороне планеты от нее, и Германия, равноудаленная от них обеих, и Италия, отделенная от Германии только Швейцарией, которая не так уж и велика, и Испания, соседствующая с Италией, и... можно, я не буду продолжать список?
   - Не продолжай, - согласился князь, - это не так и важно. Мне интересно другое. Трусость и покорность - не те качества, которые могут создать угрозу. Ханжество может быть неприятным, но для того, чтобы заставить замолчать чрезмерно рьяного проповедника, нужно не такое большое усилие. Скудоумие опасно ровно настолько, насколько предоставлено само себе. Их сочетание должно быть еще более беспомощным, а ты говоришь, что оно едва не поглотило весь ваш мир. Как вышло, что вы все приняли это всерьез, ведь когда это начиналось, вы уже владели огнестрельным оружием? Это же решается двумя-тремя выстрелами, а остальное не стоит внимания и не может создать большой беды.
   - Вот именно остальное беду и создает, - несколько резко ответила Полина. - И причина беды не в лидере, лидеры у этих волн никакие. Нормальный лидер во главе такой толпы не встанет, потому что совершенно ясно, что с ним случится после этого. Причина беды как раз в толпе, а не в том, кого она поднимает на флаг.
   "...Серый ветер..." - подумал Димитри и безотчетно обхватил чашку вдруг зазябшими ладонями. А вслух сказал:
   - Продолжай, пожалуйста.
   Полина даже не кивнула в ответ. Это был тот самый взгляд, которым ему сигналили "да" все женщины, с которыми он танцевал в ночь перед штормом. Только последовал за ним вовсе не танец.
   - Беда с такой толпой, - сказала она, - даже не в том, что при появлении очередного подобного здесь мой, например, номер в расстрельном списке был бы в лучшем случае двухзначным, а не почти тысячным.
   Димитри едва не вздрогнул снова. На мгновение у него перед глазами мелькнули золотисто-рыжеватые кудри, веселая улыбка с ямочками на щеках, взгляд, полный жизни и страсти... Его приемной дочери, чья жизнь оборвалась на ступенях храма одним давним зимним утром, танго понравилось бы, несомненно. Именно поэтому она и выбрала умереть. Ей, как и всем тангерос, которых он успел увидеть, нужна была жизнь, а не существование. И свобода, а не защищенность. Вот, значит, в чем беда.
   - Беда в том, дорогой мой наместник, - сказала Полина, - что явившееся очередное вот это, прогнив и рассыпавшись, могло отравить еще два или три поколения детей, родившихся здесь. Походя на Алису, какой она стала теперь, они бредили бы величием вот этого. Играя в это. Стараясь быть похожими на это. Пытаясь быть достойными памяти вот этого. И выбирая в лидеры кого-то вроде твоего предшественника. Только такой и виделся бы ими как лучший.
   "Да, - подумал он, - это настоящая опасность. Это, не подавившись, сожрало бы всю империю Аль Ас Саалан. Как было перед смертью старого короля. Тогда как раз так на нашей земле почти получилось".
   Полина вдруг замерла, как бывало всегда, когда она о чем-то глубоко задумывалась. Он отвлекся от своих мыслей и с интересом посмотрел на нее.
   - Слу-ушай, - сказала она, - а если ты мне эти вопросы задал... Сколько у вас вообще империй-то было? Вот эта ваша, которая сейчас, она у вас какая по счету?
   - Первая, - ответил он со вздохом. - До нее были только короли. Спасибо тебе, друг мой. Это был важный разговор, но даже если бы его не было, твое присутствие сегодня было очень важно для меня. А сейчас мне пора закончить день, завтрашний будет долгим и непростым.
   - Да, конечно, - легко сказала она и поднялась с кресла. - Доброй ночи.
   Полина попыталась было выйти, но Димитри догнал ее у двери, чтобы обнять на прощание, как и положено между теми, кто танцует танго. А уже потом пожелал доброй ночи и ушел во внутренние покои.
  
   Поднявшись утром, князь вызвал камериста и попросил заплести косу достаточно надежно, чтобы до вечера прическа осталась в приемлемом виде. Камерист молча принес лиловые и серые шнуры. Димитри кивнул. Закончив с прической, он принял из рук слуги сиреневую люйне, чернильно-синие жойс и темно-синий кожаный эннар, указал камеристу на мелины глубокого фиолетового цвета, завершил туалет, посмотрел на часы и убедился, что время позавтракать осталось. Новости во время завтрака он не стал ни просматривать, ни слушать: все, что не подождет, уже случилось, все, что еще не произошло, дождется следующего дня. А сегодня он должен был проводить своих ребят за Грань.
   Ритуал прощания в Адмиралтействе начался в полдень. Его вела Хайшен, как самая старшая из предстоятелей, присутствующая в крае в тот день. Лийн помогавший ей, выглядел молчаливой тенью за ее правой рукой. Ритуал, как и положено при таком количестве умерших, затянулся минут на сорок. Потом настала очередь Димитри говорить слова благодарности и прощания этим мертвым за всех живых. Эта часть ритуала нужна была не тем, чьи оставленные духом тела лежали перед ним на досках, а тем, кто стоял сейчас за его спиной, даже не пытаясь облечь чувства в слова. Он говорил целых пять минут, пытаясь вместить в слова сааланика то, чего еще не знал народ Аль Ас Саалан до этих дней. Только без четверти час дня первого из мертвых саалан вместе с доской, на которой он лежал, перенесли на палубу яхты, подведенной к причалу у Эрмитажа. За ним разместили остальных. Вторая яхта, которую вел князь, ждала рядом. На ее борту должны были следовать живые. Их задачей было вывести нежизнеспособный корабль с убитыми на борту из реки в залив и довести до Кронштадта, где саалан решили открыть огненные врата за Грань для своих мертвых.
   Димитри решил упростить себе задачу и по Неве против течения выводил самостоятельно только корабль живых, доверив второе судно буксиру, который и провел восстановленную магией мертвую яхту с ее печальным грузом до Петровского фарватера, а там маги, бывшие на яхте вместе с князем, взяли заботу о ней на себя.
   Разумеется, на борту яхты князя были Асана и Дейвин. В походе участвовала и Хайшен с пятеркой офицеров Святой стражи, и Скольян да Онгай с самыми сильными из своих вассалов. Свою яхту, "Сирень", князь приобрел еще два года назад, уже успел привыкнуть управлять ею и даже получил удостоверение "без ограничения парусности и района плавания", хотя выделить много времени на практику не мог. На всякий случай он все еще продлевал контракт с инструктором из морской школы, но в этот раз вел корабль сам и не пригласил на борт никого из местных. Этот поход был делом саалан. На "Сирени" не было никаких украшений и огней, администрация империи просто попросила всех капитанов и штурманов освободить фарватер для ритуала, так что никаких неожиданностей не должно было случиться.
   Второй корабль, тот, что шел без имени, в родном для саалан море был бы еще незаметнее первого, поскольку мертвым не нужны ни украшения, ни знаки отличия, это игры живых. Но едва яхты отошли от причала, князь заметил на палубе между досок с телами цветы и свечи в высоких подсвечниках, защищавших огонь от ветра и капель воды. Кто-то из местных, видимо, успел оставить их там. А на выходе в залив Асана сказала: "Как странно, я вижу огни в воде". Димитри передал штурвал графу Скольяну и подошел к борту посмотреть.
   Действительно, на воде были крохотные самодельные кораблики с огоньками свечей внутри. Некоторые из этих игрушек продолжали сопровождать два корабля, некоторые загорались и уходили на дно, но, так или иначе, эти светляки тут и там мелькали в начинающихся сумерках неяркими золотыми искрами. Впрочем, у входа в морской канал они перестали попадаться. Кронштадтский корабельный фарватер этим двум судам тоже освободили, но Зрением маги видели на рейде паромы и баржи, ждущие своей очереди пройти в акваторию порта или следовать дальше по своему маршруту, и частные катера у причалов Кронштадта. Но самой тяжелой частью задачи было не это все, а люди на яхте, на нитях заклятий следовавшей за яхтой князя. Димитри приходилось отправлять лодки и даже корабли мертвых в Саалан, но тогда он не мог видеть то, что видел теперь. На борту были не мертвые тела и укрывающие их цветы. Точнее, не только они. Князю казалось, что живой дух корабля, тяготящийся состоянием оснастки и корпуса, существует внутри безымянной яхты, но как-то отдельно от нее, и помнит свое имя - при жизни она называлась "Пилигрим". И те, чьи тела сейчас лежали на палубе, казалось, присутствовали там, хотя и выглядели растерянными и безучастными. Кто-то, опершись на фальшборт, глядел в воду, кто-то, сидя на палубе рядом со своим телом, наблюдал за движением облаков, некоторые, стоя на корме, смотрели на город, но все они были на корабле. Ужас предстоящего окончательного прощания был, оказывается, обоюдным. Димитри видел их и мог позвать, но знал, что это запрещено Путем и законом Саалан, а они проживали одиночество рядом с теми, кому доверяли в жизни больше всего, и понимали, что не смогут ни дозваться, ни достучаться. За его спиной скорбно молчала Хайшен, а Дейвин ушел на корму и там, отделившись от всех, укрощал свой гнев, вызванный невозможностью сделать хорошо там, где это можно и нужно, и беспомощностью перед лицом Пути и закона. Скольян да Онгай тоже выглядел подавленным, но так же, как и остальные, честно делал свою часть работы, и безымянный корабль шел вперед.
   Дронов, сопровождавших обе яхты, Димитри не видел, ему было не до того, как и графу да Онгаю. Эта идея, принадлежавшая его пресс-службе, нервировала только Асану и немного Дейвина. Пока вся администрация наместника участвовала в ритуале прощания с погибшими, пресс-служба в кои веки работала без пинков и напоминаний. В пресс-центре шла прямая трансляция ритуала, и найденный пресс-секретарем комментатор из умных коллаборационистов перемежал трансляцию ретроспективой успехов команды наместника и причинами, по которым саалан так серьезно отнеслись к ночному шторму. Трансляция передавалась и на сайт администрации империи. Статистику уничтоженной фауны ветконтроль все еще считал и обещал представить в отдельной справке не позднее утра субботы. Этот репортаж смотрело, как оказалось, больше горожан, чем ждали в пиар-службе Димитри. В том числе неожиданно много обращений к сайту прошло через адреса "Линка-на-Неву". Ждать от Самого по этому поводу каких-то благодарностей никто не собирался, но при встрече с главой пресс-службы через несколько дней друзья графа да Айгита с Литейного высказали ему свои респекты за идею и исполнение.
   А пока горожане наблюдали через коммы, планшеты и ноутбуки, как два кораблика, безымянный корабль мертвых и молчаливый корабль живых, достигли намеченной точки и, отойдя с фарватера, остановились перед тем, как расстаться окончательно. В закатной тишине маги молча сворачивали нити заклятий, расцепляя корабли. Предстоял последний этап ритуала, самый простой формально и самый тяжелый для чувств живых.
   Димитри никогда не был склонен к нерешительности, поэтому, едва увидев, что корабль мертвых полностью свободен и все заклятия убраны, он подал сигнал призвать огонь на бывший "Пилигрим". Все пятнадцать магов, бывшие на борту, обратились к Потоку одновременно, и оба корабля слегка вздрогнули на воде, а затем безымянная яхта, по которой уже бежали языки пламени, развернулась носом на Зеленогорск и начала отходить от "Сирени", яхты князя. Димитри заметил, что рядом с ним охнул Дейвин, тихо вздохнула Хайшен и замер изумленный Скольян, но уже не мог обернуться к ним, завороженный видением. "Пилигрим", новый и сияющий, с именем на борту, как в первый день своей жизни, шел в открывающийся в море портал, обрамленный огнем, и внутри открывшегося окна в другой мир не было никакого привычного саалан тумана, а было зеленое море с веселыми волнами, увенчанными белой пеной, и яркий берег вдалеке, несший на себе упоенно цветущие и обильно плодоносящие сады, охраняемые утесом с сигнальным костром, а над утесом возвышалась гора, и на ее вершине в темнеющем вечернем небе высилась светлая башня с одиноким окном, льющим в сумерки золотой свет. И люди на "Пилигриме", живые и удивленные, смотрели вперед, на эту открывшуюся им землю, и совершенно не помнили ни про оставленных живых, ни про покинутый ими город, ни даже про далекую родину за звездами. А им вслед летели протяжные гудки всех кораблей, бывших в то время в заливе. Затем окно схлопнулось, огненный столб, поглотивший яхту, начал опадать и ушел в воду, и Димитри скомандовал возвращение.
   Он снова встал к штурвалу и не слышал, как Дейвин, подойдя к Скольяну, спросил: "А ты-то где успел себе это найти?" - и как Скольян недоуменно посмотрел на него и пожал плечами. Тем более он не видел внимательного взгляда Хайшен, направленного на графа да Онгая.
  
   Вечером на причале у Эрмитажа кто-то неведомый поставил зажженные свечи. Горожане тоже почтили погибших, по-своему. Сообщение получилось многослойным: пожар в Эрмитаже случился примерно в эти же даты, но и корабль с саалан, погибшими, защищая город от фауны, отправился в свой последний поход именно от этой пристани. Социальные сети, как в городе, так и за пределами края, загудели об этом с ночи, трактуя случившееся каждая в рамках политических пристрастий и картины мира своих пользователей. Разноголосица получилась что надо, и шум тоже вышел отменный. Наместник не стал вникать, доклад пресс-атташе выслушал вполуха и только повторил, что хочет видеть справку со статистикой по событиям вторника-среды как можно скорее, желательно не позже субботы.
   А Скольян да Онгай, не успев закончить рабочий день, угодил на разговор к дознавателю Святой стражи. И отвечал на очень непростые вопросы. То есть, на первый взгляд, они казались простыми, но граф понимал, что любой неверный ответ - и его жизнь кончена, а его две жены и трое детей оказываются в очень неудобном положении.
   - Граф Скольян, ты видел что-нибудь особенное сегодня во время церемонии прощания с убитыми в шторм? - спросила Хайшен.
   Да Онгай пожал плечами:
   - Ровно то же, что и ты, досточтимая, мы ведь стояли рядом.
   - Видел ли ты подобное раньше?
   - Подобное чему? - уточнил граф. - Кораблем мы отправляем мертвых первый раз за восемь лет, раньше или нечего было предать морю, или это все же происходило не в одном месте, и каждый из погибших получал свою лодку.
   Хайшен тихонько вздохнула.
   - Граф, опиши, что ты видел сегодня во время ритуала прощания с погибшими.
   - Какая часть ритуала тебя интересует? - еще раз уточнил Скольян. - Мы начали в полдень и вернулись обратно около полуночи.
   - Я хочу знать, что ты видел, когда мы призвали огонь на безымянный корабль, - ровно и немного замедленно сказала Хайшен.
   - Я видел необычное распространение огня, - осторожно начал граф да Онгай, - я отметил оригинальную иллюзию, вероятно, возникшую самопроизвольно или в силу случайного переплетения нитей заклятий...
   - Остановись, граф.
   Скольян послушно замолк, с тоской глядя на Хайшен.
   - Что ты сейчас чувствуешь? - спросила священница.
   - Я испуган. Я смущен. Я в шаге от недолжного и не уверен, что еще не перешел черту.
   Она протянула ему ладони и взяла его руки в свои.
   - Я с тобой, Скольян. Я стояла рядом и видела то же, что и ты. Давай же назовем увиденное вместе.
   - Хорошо, Хайшен, - сказал вице-мэр. - Давай сделаем это. Я видел, что корабль уходит в портал, обрамленный огнем.
   - Я видела в портале море и берег, к которому направился корабль, - отозвалась настоятельница. - И на этом берегу были сигнальный огонь и огонь приюта.
   - Это обитаемый берег, - продолжил Скольян да Онгай, - и те, кто отправился к нему на корабле, не были мертвы, хотя мы знали, что они убиты.
   - И корабль, который мы видели ветхим и ненадежным, войдя в портал, выглядел целым и крепким, - закончила дознаватель. - Теперь я спрашиваю снова, Скольян, видел ли ты что-либо подобное раньше?
   - Нет, - уверенно ответил граф. - Точно не видел.
   - Этого не может быть, граф. Подумай и вспомни.
   - Хайшен, я могу подтвердить при свидетелях, держа шар дознания в руках, что никогда раньше я не встречал души умерших и дух корабля, и никогда раньше, заглядывая в портал, я не видел там ничего, кроме тумана.
   Хайшен, покачав головой, отпустила руки Скольяна.
   - Граф, для того, чтобы увидеть это сегодня, нужно было встретиться с подобным раньше. Так что если ты видел сегодня то, что описал вместе со мной, это был не первый такой раз с тобой. Вспоминай.
   - Но ты же тоже видела это? И вряд ли ты, даже по долгу службы, встречала души мертвых, самовольно гуляющие по палубе корабля, который и на воде-то держится только благодаря слаженной работе десяти магов?
   - Да, ты прав, такое я видела впервые в жизни. Но до этого я видела кое-что похожее, здесь, в крае. Совсем недавно, три пятерки дней назад.
   Вице-мэр замер и некоторое время смотрел на настоятельницу очень большими и круглыми глазами. Потом попросил:
   - Расскажи мне. Может быть, тогда я сумею понять, что видел я, и расскажу тебе.
   - Скольян, ты знаешь сад у моря за рекой Смоленкой? Тот, что за домом, во дворе?
   - Знаю, Хайшен. Его зовут Анфисин сад. Он начат внучкой одного путешественника и ее учениками.
   - И памятник в этом саду ты знаешь?
   - Детям блокады? Да, я видел его.
   - Я тоже видела. И тени мертвых, которые приходят туда, я видела.
   - Там совсем тихо... - задумчиво произнес граф и хотел было добавить что-то, но Хайшен подхватила реплику и развернула разговор.
   - Да, страшно перед Смоленкой на набережной и в заливе. Граф Дейвин показал мне.
   - И он тоже? - охнул да Онгай.
   - И он, - кивнула Хайшен. - Так что ты не первый, граф.
   - Ну, если так, - задумчиво сказал вице-мэр, - то получается, что я как раз первый, ведь со мной это случилось зимой девятнадцатого года, пока мы ждали легата императора.
   - Как это было, Скольян?
   - Хайшен, - граф пожал плечами, - это был обычный день, я шел по улице и вдруг увидел трупы между сугробов. Пригляделся и увидел, что это просто мусор. А потом мне точно так же привиделись люди, которые шли по улице и тащили за собой санки или несли ведра с водой, и один из них упал и не поднялся, а подойдя ближе, я увидел только снег...
   - Что ты чувствовал после этих видений, граф?
   - Конечно, сначала мне было жутко. А потом я привык.
   - Говорил ли ты с достопочтенным об этом?
   Скольян да Онгай замялся. Но встретив внимательный ждущий взгляд Хайшен, признался:
   - Видишь ли, досточтимая... В ту зиму было очень холодно, и приходилось довольно много работать, в том числе и в Потоке. А еды было маловато, и она была довольно однообразная, как у нас в дальних поселениях севера. Конечно, здешняя еда сытнее, чем наша, но нам все равно не хватало, ведь приходилось постоянно колдовать. Источников тоже не было, и хотя мы нашли добровольцев для того, чтобы покрыть самые необходимые расходы, Силы было в обрез. И я все время пил ддайгский чай. Помногу, больше двух чайников в день. Так что решил, что у меня видения из-за чая и это снадобье, согласно своим свойствам, показывает мне мои собственные страхи, не имеющие отношения к реальности. А когда легат прибыл, и я увидел, что это Димитри да Гридах, и понял, что теперь все будет хорошо, то перестал пить этот чай, будь он неладен, чтобы не доводить до беды, как молодой маркиз да Шайни. Прошло уже восемь лет. Откуда мне было знать, что ддайгский чай изменяет Зрение навсегда?
   Хайшен наклонила голову.
   - Я услышала и поняла твой рассказ, Скольян. Вряд ли дело в чае, ведь его пьют, в том числе и в таких чрезмерных количествах, и в землях саалан. И ни у кого до сих пор он не вызывал таких видений. А я не пила этого чая, и граф Дейвин тоже. Князь Димитри, может быть, и пил его, но точно не столько, сколько ты. Но мы, все четверо, видели одно и то же. Не беспокойся, в твоих делах и словах я не нашла недозволенного. Не ты призвал эти тени, не ты виновен в их появлении. Ты не пытался подчинить их себе и не подчинялся им. Твой рассказ важен для следствия, благодарю тебя. И прими мое сочувствие твоему горю из-за смерти вассала. Тяжело терять верных в чужой и суровой земле.
   Граф наклонил голову, принимая соболезнования, поблагодарил и спросил, свободен ли он уже. Хайшен отпустила его обычными словами офицера Святой стражи, закончившего допрос: "Ты чист и свободен", - и осталась размышлять. Она совершенно не представляла себе, как допрашивать этих мертвых, и ни в коем случае не хотела дополнительно усложнить обстановку в крае. Но принести их слово для суда в столице она была должна.
  

Читайте продолжение по ссылке
16 Серый ветер
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"