Егер Ольга Александровна
Солнце Ирия_Часть 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
Оценка: 7.44*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ПОЛНАЯ ВЕРСИЯ_ПОКА БЕЗ ПРАВОК! _Чужой край может стать второй родиной. Незнакомцам вовсе не обязательно быть злыми. А еще стоит поверить, что именно здесь можно найти счастье, можно добиться его, если оно, вдруг, упирается...

   ЧАСТЬ 2. СОЛНЦЕ ИРИЯ
  
   Глава 1
  
   Ирий... Это место овеяно легендами. Человеческие фантазеры, убежденно твердили, что здесь текут кисейные реки, что с небес сыплется манна, что мертвые здесь встречают живых...
   Однако на деле все выглядит совершенно иначе.
   Здесь и впрямь есть реки и небеса, горы, даже поляна с папоротником, который независимо от времени года (а здесь этого разделения нет), светится миллионами блуждающий огоньков в ночи.
   Здесь цветут (точнее цвели) самые необычные и прекрасные цветы -- их словно кто-то нарочно посыпал крошкой драгоценных камней. А сколько радуг в одночасье появлялось над озером, где высится черная башня! Да и строение это не было никогда таким страшным, как сейчас. Когда-то очень давно вокруг частично разрушенного замка плавало несчетное количество кувшинок. По темным стенам вверх тянулся вьюнок, распускающий в темное время суток голубые колокольчики, распространяющие сладкий запах.
   Птицы ворковали. Соловьи пели новые песни. И не редко звучали старые - те, древнее которых не сыщешь. В небесах, ныряя и прячась в облаках, летали игривые ирийцы, а опускаясь на твердую землю, обращались людьми... счастливыми людьми.
   Но в один момент все это исчезло. Радужный мир утратил краски, а врата рая заперлись изнутри, оставив прекрасный, чистый душой пернатый народ в заточении. Так должно было быть. К такому решению пришел владарь и спорить с ним никто не посмел, да и не хотел -- птицы слишком уж боялись и ненавидели людей, хорошо изучив тех за долгие несколько веков соседства. Только смелые и отчаянные вылетали за границу, разведывая, не изменился ли людской мир. К сожалению, он менялся не в лучшую сторону...
   Существа по обе грани возведенной стены в равной степени оказались в западне: птицы в человеческом мире утратили способность обращаться и говорить с людьми, а те, что живут в Ирие -- пребывали в вечной печали за семью печатями (точнее за семью каменными великанами-охранниками). Страх и разочарование породили ужасную атмосферу в птичьем краю: здесь то и дело шли дожди, ирийцы прятались, и в то время как люди плодились и размножались, в райском месте почти не было слышно детского плача -- птенцы были желанной редкостью.
   Однако новый день многим показался началом светлого будущего. Обитатели Ирия получили небольшую надежду, когда темно-грязные, фиолетовые и серые тучи разошлись, пропуская солнце, которого здесь ждали сотни лет.
   Прорываясь сквозь границы и выставленные стены, в Ирий, неведомо из какого мира, прилетел ветер. Не ураган. А скорее ветер перемен к лучшему. Он пронесся над спокойной гладью бескрайнего озера, всколыхнув его воды, разметал тучи, подул на них, прогоняя, очищая небо. Здешние люди-птицы и позабыли, какое оно -- синее чистое небо. Когда лучики ласкового солнца пробрались в дома на деревьях и в гнезда на верхушках, мало верилось, что оно задержится надолго, это тепло. Все живые существа выбрались порадоваться свету, серебристые рыбки выпрыгивали, изгибаясь в воздухе, и вновь опускались в водоем. Красиво затянули песни соловьи на одном берегу, и на другом тут же подхватили мотив.
   Боясь упустить такой славный момент те, кто был людьми, хорошенько разбежались, оттолкнулись от грязной земли, и взмыли в небо, расправляя крылья, подставляя их ветерку. Они кружили, ныряя в потоки воздуха и выныривая, как те самые рыбки в озере.
   Смех разнесся по округе, подхваченный ветром, и стало казаться, что это он заливисто хохочет, радуясь тому, что есть с кем поиграть.
   Пригревшее и приласкавшее всех солнышко, собрало на ветвях огромного дуба сплетниц. Синяя птица, усевшись рядом с невеличкой - красной, растеряла перья и превратилась в миниатюрную женщину, с не менее яркими и красивыми глазами, как ее недавнее оперение. Она поведала о дивном существе из человеческого рода, поселившемся в башне владаря.
   - В башне ребенок! - хвастала новостями синеокая.
   - Ребенок? Человечий? А как зовут его? - задумалась черная ворона.
   - Элишка, кажется, - ответили ей, и черная призадумалась. Она полетела к башне, чтобы посмотреть на новую жительницу Ирия. А пока летела, по всему раю разнесся слух, что маленькая девочка принесла с собой солнце, и тем самым дитя заранее заслужило любовь и почет всех жителей здешних мест.
  
   Ворона покружила вокруг башни, заглянула в каждое окошко, и робея, приземлилась на подоконник покоев владаря. Он спал в постели, укрытой черным одеялом, будто сотканным из тех мрачных туч, которые так долго поливали Ирий дождями. Сон правителя был безмятежен и светел. Его не нарушало ни игривое солнце, ни пение развеселившихся соловьев, ни плетение косицы из его длинных волос, и уж тем более не беспокоил нехитрый напев:
   Я сплету Марфуше косы,
   Чтобы стала всех пригожей!
   Чтоб росла краса-девица,
   Чтоб сыскала себе принца!
   У-ух!
   Придет принц
   На коняшке белой.
   Будет он
   Дюже смелый!
   Э-эх!
   "Ну да! - подумалось вороне. - Принцу нужно быть очень смелым, чтобы посвататься к нашей Марфуше... Особенно, когда она проснется и начнет метать гром и молнии..."
   На последней веселой ноте рукодельнице-мастерице пришлось спрятаться. Потому что сон владаря мигом прошел. Повелитель сел на постели, потянулся. А в распахнутую дверь влетел сокол, и кружа под крышей, начал свой доклад.
   - Солнце в Ирие! Птицы поют! Вода от берегов отходит. Многие из гнезд повыбирались. Все оживает, хозяин!
   - Кажется, я слышал соловьев. - Расправил плечи, потянулся за сложенными в кресле вещами повелитель, и быстро облачился в свои черные одежды, оповестив верного друга: - Слетаю к горам, посмотрю...
   И сокол посмотрел... на владаря. Опустил голову, мазнул взглядом по черной шевелюре хозяина, и с карканьем, больше свойственным вороне, ухнул на пол.
   - Что с тобой, Бориска? - участливо спросил правитель.
   - Что-то перед глазами все закружилось. - Молвил сокол, пристально разглядывая новый облик владаря. - Не бери к сердцу.
   Владарь уж было шагнул за порог, как услышал еще кое-что:
   - И корону-то надень! - чуть тише добавил: - А то еще не признают без венца-то...
   Повелитель Ирия водрузил на голову черную корону, так и не обратив внимания на косы, умчался облетать свои владения... Бориска тем временем, осматривал его покои.
   - Вылезай, а то клюну куда попаду! - предупредил он того, кто скрывался под кроватью, и конечно, желающих выбраться под пристальные очи сокола не обнаружилось. Наоборот, рукодельница отползла дальше, чтоб птица не смогла ее достать, как бы ни засовывала морду под ложе. - Вылазь, кому говорят! Я тебе покажу, как из владаря чучело делать!
   - Я хотела, чтоб он красивым был! - заревели из-под кровати.
   - Святые яйца! - воскликнул сокол, взмахнув крыльями. - Она еще и в слезы ударилась! Значит, как из повелителя посмешище делать -- нам весело, а как по заднице за то получать -- так плачем!
   - А что же вы, Борис Васильевич, сами ему позволили в таком виде из башни отбыть? Посмешищем по горам летать... - спустилась с подоконника темноволосая девушка. Вопли из-под мебели прекратились. Сокол напыжился, заквохкал, однако объяснить, почему допустил такой опрометчивый поступок, не удосужился.
   - А ты чего ж видела и промолчала? - повернул к ней голову он.
   - Ну так меня-то здесь и быть не должно... - пожала плечами девица.
   - Ага-ага... - ворчал Бориска, но к чему прицепиться не нашел. А его собеседница, которой и быть в покоях владаря не положено, заглянула под кровать.
   - Эй, проказница, выходи, будем вместе от этого старого ворчуна отбиваться!
   - Кто это тут старый?
   - Видишь, с тем, что он ворчун -- согласился! - подмигнула ребенку девушка, и помогла выбраться. - Меня Аннуткой звать, а тебя -- Элишкой? Мама так назвала? Ты ведь дочка Аглаи?
   - Мою маму Лииной звали, - лопотала малышка.
   - А еще ее и Аглу когда-то нарекли. Лииной -- это у вас в деревне кликали. Мы ее тут Аглаей именовали. А как ее по обиде кликали, я тебе не скажу... Потому как маленькая еще! - Уже вполне спокойно оповестил сокол, деловито расхаживая по комнате.
   - Ты зачем владарю косы заплела? - спросила новая знакомая.
   - У него волосы длинные, красивые... А мне... - замялась девчушка.
   - Скучно тут одной, - догадалась Аннутка. - Пойдем, сделаем тебе куклу какую-нибудь, с длинными волосами.
   - Как у владаря? - обрадовался ребенок.
   - Ну почти, - замялась немного девушка, а сокол порадовался, что ножниц в башне нет, и на шелковые локоны господина никто не покусится.
  
   Шитье куклы заняло несколько часов. Ворона слетала куда-то, и разноцветные птички, воротившиеся вместе с ней, принесли: кто по конному волоску, кто тряпицу какую, кто иголки да нитки, кто пуговки -- все, что только смогли в клювах через грани перенести. А еще ягод собрали для маленькой девочки. И теперь она сидела довольная, счастливая, сытая, играла своей новой куклой, пока Аннутка застилала краденными из других миров тканями и одеялами наскоро сделанную для девочки кроватку, больше напоминающую гнездо.
   - Погулять пойдем? - спросила Элишка, с надеждой уставившись на девушку.
   - Эт, вряд ли! - скептично отнесся к возможности их прогулок занудный сокол, посмотрев в окно. Огромное черное пятно, машущее здоровенными крыльями, приближалось, суля горе и наказания. А гром, содрогавший ясное небо, лишь подтверждал:
   - Ой, ждет тебя расправа, малявка! Вон -- летит твой ужас на крыльях ночи! Али лучше сказать "Красота на крыльях ночи"???
   Зря только старый сокол запугивал ребенка. Владарь никогда и руки на Элишку не поднимал, слова дурного не говорил... Он вообще с ней не говорил. Смотрел сурово, холодно, свысока, и девочке делалось совестно, дурно, и хотелось забиться в уголок, чтобы не злить владаря. Она и пряталась поначалу. Сидела в своей комнате, на холодном полу, куклу к себе прижимала, жаловалась ей, как подружке на долю свою сиротскую. Да так в обиде и слезах засыпала. Просыпалась в ночи, когда небо изливало собственные слезы. Вскакивала она от страха, потому что снились ей кошмары про маму, про папу, про Сережу и бабушку, про Любочку и Ванечку, дядю Алешу... Тогда она дрожа, шла по темным коридорам, по винтовой лестнице поднималась, останавливалась перед тяжелой деревянной дверью, с усилием толкала ее, пробиралась внутрь и забиралась под одеяло большого черного ложе. Так и засыпала до утра, пока солнышко не разбудит... Или недовольный владарь, в чью постель вторглись.
  
   Глава 2
   Вода достаточно глубокого озера была кристально чистой. Настолько, что было видно не только снующих туда-сюда блестящих рыбок, но и само дно, покрытое мелкими камешками, а также части замка, ушедшие под воду. Зрелище представало такой чарующей красоты, что смотреть на подводный мир можно было часами. И Элишка, как завороженная, смотрела туда, свесившись с подоконника окна, которое находилось ближе всего к озерной глади.
   За почти хорошее поведение (а может и просто потому, что владарь хотел хоть ненадолго избавиться от присутствия надоедливого злокозненного ребенка) девочке разрешили не просто покинуть башню, а даже погулять по окрестностям.
   Еще разок бросив взгляд на берег, где яркими, манящими цветами, цвели деревья (и ведь наверняка благоухали), Элишка опустилась на подоконник и нетерпеливо подергала Аннутку за руку.
   - А как мы доберемся до того берега?
   Дверей, выводящих наружу и моста до берега, не было предусмотрено конструкцией. Именно по этой причине Элишка свесилась из окна, чтобы поглядеть на озеро, примеряясь, доплывет ли.
   - Эм... - задумалась девушка. - Здесь мостов почти нет. Так как мы летаем... А вот для тебя владарь...
   - Пешком пойдешь! - опередил Аннутку Борис Васильевич, решив, что церемониться и сюсюкать с детьми бессмысленно, потому попросту вытолкнул девочку из окошка, как любого другого птенца. И это хорошо, что падать не высоко -- каких-то полметра до воды.
   Упав, Элишка лишь стесала себе коленки, но устояла на воде, будто на земле или невидимом мосту. Подивилась такому событию...
   - Владарь дозволил тебе ходить по воде! - Раскричалась вороной Аннуткой, кружа над девочкой.
   "Раз так, то плакать не буду!" - решила получить удовольствие от удивительного дара малышка. К тому же, ранки все равно быстро заживали, и вскоре от них и следа не осталось на маленьких ножках.
   С любопытством посмотрев вниз, Элишка попрыгала, проверяя воду на прочность. И к ее великому изумлению гладь не потрескалась, как лед, а девочка не ухнула под воду. Обрадовавшись сему факту, она пробежалась вперед и назад, и сделала несколько кругов вокруг башни, покрикивая и повизгивая от распирающего ее счастья.
   Владарь высунулся из окна, чтобы посверлить взглядом создание, посмевшее так вопить в чудесный и спокойный денек. Убедился, что кроме Элишки устраивать хаос тут больше не кому и скрылся в полумраке своих покоев. Если бы в Ирие страдали от мигреней, то Квад непременно пожаловался бы на головные боли, возникающие от производимого девочкой шума.
   - Извини, владарь! - не столько попросил прощения, сколько, судя по тону, поиздевался сокол Бориска. Обращаясь же к егозе, добавил стали в голос: - Пошли уже, чудное!
   Жизнерадостное дитя, приплясывая, помчалось по водной глади, тешась волшебным даром...
   Но, преодолев половину пути до берега, вдруг остановилась, подумала, а почему бы в такой славный денек не разреветься, крича белугой -- села да и расплакалась.
   - Ну, и по какому поводу хнычем? - лениво уточнил Борис Васильевич, убежденный, что в ребенке слишком много жидкости от того она ревет по причине и без.
   - А я поплавать хочу! - заявила Элишка. - Но не могу!
   - Зато не утонешь! - расхохотался сокол.
   - Зато и не поплаваю! - продолжала реветь девчушка.
   - Но, помыть то ее как-то надо. А то ведь попахивает... - отметила ворона.
   - К роднику! - направил всех Бориска.
   - Пойдем, вдруг, вода, струящаяся вниз, поведет себя иначе, и ты сможешь искупаться. - Оптимистично настроенная Аннутка привела девочку к удивительному роднику, бьющему из горы, которая спряталась в белой тучке. Правда идти к этому заколдованному месту пришлось так долго, что Элишка измаралась еще сильнее, по дороге гоняясь за ящерицами и мышками, объелась ягод и ими же испачкалась.
  
   Совсем маленький водопад струился по камням горы, наполовину украшенной папоротниками, а наполовину -- укрытой легким туманом. Идеальной формы пруд был любим многими птицами. К примеру, аистов здесь оказалось предостаточно, что позволило причислить их к числу настоящих ценителей здешних красот. Длинноногие птицы деловито вышагивали в воде, выискивая прыгучую пищу. Элишка, движимая исключительно хорошими намерениями, шмыгнула в озеро, пробежала с визгом под ногами аиста и рванула вперед за лягушкой, не обратив внимания на то, что позади творится: птицы стояли раскрыв клювы над рухнувшим в воду соплеменником и изредка посматривали на егозу, обратившую их обед в охоту.
   Борис Васильевич лишь прикрыл глаза крылом от стыда...
   - Простите ее. Она -- просто ребенок. - Извинялась ворона.
   - Вот! - радостное дитя хлюпнулось на коленки перед мокрым аистом, которого не так давно само же сбило с ног, и подсунуло (пожалуй, чтобы не обижался) ему крупную лягуху. Птица посмотрела на преподнесенный дар, на Элишку и не сразу сообразила, что полагается в подобных случаях делать. Во всяком случае "спасибо" застряло где-то в горле вместе с клекотом недовольства. Пока аист размышлял, прыгучая дичь взяла и ускакала, немного испугав, не ожидавшую такого подвоха девочку.
   - Ой! - пискнула Элишка. - Сейчас я поймаю еще! - заявила она аисту и помчалась за новой добычей.
   Ее так поглотила эта игра в догонялки, что порой лягушек и жаб вырывали из-под самого клюва уже намерившихся отобедать цапель. Те только и успевали грозно клекотать в спину егозе. Разумные птицы в итоге решили поберечься и вышли из воды. Без еды они не остались -- целая горка слегка контуженных хладнокровных была выложена перед голодными пернатыми.
   - Молодец, всех накормила! - похвалил, давясь смехом, сокол.
   Цапли и аисты подбрасывали в воздух лягушек, и те вскоре пропадали в их клювах. Обедая, птицы еще и посмеивались, отмечая прыть и ловкость маленькой охотницы, а еще тот факт, что если так будет продолжаться, то все они ожиреют от лени, станут неповоротливыми и неподъемными. После чего попросили Аннутку и Бориса Васильевича приводить к водопаду маленькое создание только, когда в округе никого нет.
  
   Выстиранное, разложенное на камнях платье сохло под лучами солнца. Элишка тоже пыталась согреться после купания, с загадочной улыбкой рассматривая радугу над водопадом. Черная ворона прохаживалась поблизости, хорошенько задумавшись над чем-то.
   - Надо поискать тебе одежду... - Наконец проронила Аннутка. - Обязательно слетаю, поищу что-нибудь подходящее.
   - Чем это плохо? - не понимала Элишка.
   - Возможно, если бы ты в нем не ползала на пузе по земле, когда пыталась достать ежа, его можно было носить и носить! - ответил вместо вороны сокол.
   Огромная дыра на ткани, появившаяся в ходе поисковых поползновений в кустарнике, пожалуй, была в две ладони размером. Кстати, эти самые ладошки-мерила, изрядно саднили после ласки колючек.
   - Да, такой тряпкой можно теперь только полы мыть... - Комментировал изношенность наряда сокол. - Вот! Выводили на прогулку нормального ребенка, а приведем обратно оборванку какую-то!
   - Не приведем... - выдала ворона.
   - Правильно мыслишь! - обрадовался Борис Васильевич. - Оставим ее здесь и не будем заморачиваться по поводу одежды!
   - Борис Васильевич, вы всегда таким были? - спросила вдруг чернокрылая.
   Сокол замолчал.
   - Во всяком случае, присмотрите за Элишкой. Я быстренько слетаю и вернусь! - и не дождавшись ответа, ворона взмыла в небо.
   Оставшаяся за главного вредная птица пристально посмотрела на притихшую малышку.
   - Вы меня не съедите! - уверенно заявила девочка.
   - Это почему?
   - Во-первых, вы уже кушали. А во-вторых, вы вовсе не злой. Просто вредничаете... - улыбнулась Элишка.
   Сокол, которого совершенно внезапно перестали вообще воспринимать как угрозу, ошалело сел. Помолчал. Подумал. Придумал, как напугать ребенка. Раскрыл клюв и...
   - А что делает владарь? - из-за вопроса пришлось отложить воспитательно-показательные ужастики, и уточнить:
   - В смысле?
   - Он же не сидит целыми днями в башне. Куда он летает? Туда, где мы с мамой и папой жили?
   - К людям? - Борис Васильевич попробовал подобрать подходящие слова, чтобы объяснить маленькому созданию: - Он собирает чистые души. Детские души. Случается так, что девочки, вроде тебя, и мальчики в том мире, откуда ты пришла, болеют... и умирают...
   - Как мама?
   - Да, как мама, - вздохнул сокол. - Так вот, когда дети закрывают глаза, то их души улетают на свободу. Они становятся птицами.
   - Когда мы летели сюда, я видела белых голубей! - поделилась наблюдениями Элишка.
   - Именно голубями они чаще всего к нам и попадают. Владарь летит и собирает их в стаю, чтобы они не потерялись, не озлобились в одиночестве. Вместе с ним, они прилетают сюда. Здесь они успокаиваются, ждут своего часа и вновь улетают на землю, где опять рождаются и пробуют в очередной раз прожить чуть подольше, получить немного счастья, любви. Аннутка, к примеру, трижды возвращалась. Два раза умирала в возрасте шести лет. А на третий уже взрослой, и упросила владаря оставить ее тут.
   - Три раза... - задумалась маленькая.
   - А ты не хочешь обратно?
   Элишка вдруг задрожала. Ничто ее больше не влекло в тот мир. Еще и вспомнилось мамино лицо... Не то, улыбчивое и красивое, а изуродованное огнем... Девочка расплакалась, чувствуя, что больше не может удерживать в себе эту боль.
   - Да не бойся, никто тебя отсюда не выгоняет... - утешал ее сокол. - Пока! Пока ведешь себя хорошо!
   И малышка мигом утерла слезы. Ведь нужно было вести себя так замечательно, чтобы уж точно и ни за что на свете ее не выгнали из птичьего рая, где так красиво и много добрых птиц.
   - А взрослые?.. Почему взрослые не прилетают сюда? - успокаиваясь, она прятала свое горе за любопытством, которое очень быстро одолело печаль.
   - Ну, потому что они уже не такие, как дети. Даже, если взрослые и кажутся хорошими, то со временем могут стать плохими. Им все надо менять, строить, переделывать, командовать. А тут такого не любят. Здесь никогда ничто не меняется, потому Ирий вечен. Все подчиняются владарю, никогда не сомневаются в нем или его решениях. Конечно, наябедничать на соседей могут. Но уважают его и его мнение. - Ответил Борис Васильевич. - Хотя... Погода у нас меняется... Вот и весь минус.
   - А мама? Как же она здесь жила?
   - Мама другое дело! Людей у нас тут очень-очень мало! Собственно, маманя твоя единственной и была. А теперь вот ты у нас тут шустришь... - Хмыкнул Борис Васильевич, заметив издали приближающуюся ворону, с какой-то тряпкой в клюве. - Аннутка наряд тебе где-то уже стырила... Эм... - покосился на девочку сокол. - То есть нашла. Сейчас примерять будем!
  
   Черная птица летела над миром людей, обласканная нежными ветерками. Маленькие белые голуби, слетались под ее крылья отовсюду, будто их влекло к ней необъяснимой силой, той, что приманивает мотыльков к свету. Лишь один маленький голубь, когда другие вслед за черной птицей отправились к границе с Ирием, немного приотстал от клина, да и опустился в степь родную, где когда-то с сестрицей собирал ягоды и грибы.
   Голубок опустился на веточку, осмотрелся, вспомнил еще что-то о жизни, столь скоротечной. "А ведь мама волнуется! Горюет!" - подумал он. И не желая расстраивать матушку, полетел к маленькому давно не беленому дому. Сев на подоконник он постучался клювиком в окно.
   "Мама! Мама! - звал он. - Я здесь мама!"
   Да только не слышали его люди в убогом домишке, занимались своими привычными делами, словно никогда тут не было Стёпки Семечкина. Хотя маленькая, старая кроватка и дырявый крошечный лапоть в углу, свидетельствовали о его существовании.
   - Убери, Глаша! Выкинь, немедля! - пнув носком Степкин лапоть, приказала мама.
   И Глаша, родная, милая сестричка, торопливо, сунула эту память в мешок, да понесла из дома. Отец лишь взглядом недобрым каким-то проводил ее.
   "За что обиделись?" - не понимал голубь, постукивая клювом по стеклу.
   - Гляди! - наконец, обратила на него мама внимание, и отца подтолкнула.
   Вот тут то Стёпка обрадовался. Затрепетал крылышками, и только папа окно распахнул, полетел в мамины теплые руки. А те хвать его и к столу придавили.
   - Глашка! Глашка! - окликала мама. - Подай доску и нож...
   "Зачем?" - встрепенулся голубь. Как ни силился, не вертелся, а вырваться не мог. Оголодавшие люди слишком хотели есть. Даже голубь сгодился бы им для поживы. Жаль, наивный Степка не помнил, за какую вину его отвели в лес, и накормили плохими ягодами, от которых так сильно болел живот, а потом хотелось спать. Он просто, как и все хотел кушать. Глаша еще тогда, глотая слезы, отказывалась делить с братом ягоды, и щедро разрешила съесть и свою порцию...
   Лезвие ножа поднялось в воздух, и собиралось опуститься прямиком на шею... Но одной рукой жизнелюбивую птичку удержать не удалось и голубь уперся лапками в стол, выскользнул из пальцев женщины, и сделав круг по пустому дому, вылетел в распахнутое окошко.
   Степа еще долго-долго летал в поисках той черной птицы и горько плакал. А потом заплакал еще сильнее, когда понял, что остался совсем одинешенек в темном лесу.
  
   Глава 3
   Когда тебе нечем заняться, дни тянутся скучной и серой чередой. Только и можно бесконечно смотреть на блестящие волны, то ли целующие темные камни башни, то ли нарочно бьющиеся об стены, в надежде разрушить строение. Если то угрозы озера, то замку владаря было все равно до их осуществления. Он планировал простоять на своем месте целую вечность.
   Элишка отошла от окошка, и осмотрелась, в поисках хоть чего-то интересного. Усилиями Аннутки и ее друзей в маленькой комнате появилась вполне удобная, мягкая постель, вешалка для одежды, и целых пять платьев (очень красивых!). Собственно, под единственный предмет мебели, девочка и заглянула: но ни котенка, ни Бабайки, там не нашлось. Поиграть было не с кем! Ей оставалось только одно - в тысячный раз заплести и расплести волосы любимой кукле.
   - Эй! - позвали от окна.
   С готовностью к новостям и играм, Элишка обернулась, точно зная, что с подоконника сейчас непременно спустится Аннутка. Девушка действительно прилетела к ней, и даже с гостинцем. Она протянула малышке несколько тонких и длинных угольков, больше похожих на черные палочки.
   - Это тебе!
   - Спасибо! - глаза девочки тут же загорелись от восторга, и погасли секундой спустя. - А что это?
   - Это древесный уголь. Я видела, как один мужчина рисовал этими палочками. Очень красиво! Только рисуют на бумаге. Сейчас Илия принесет. Он следом за мной летел.
   Другая птица - сизокрылый голубь - едва смог добраться до башни, и уронил рулон на пол, торопясь избавиться от ноши. Подняв скрученный листок, Аннутка аккуратно развернула его и разложила перед девочкой. Провела угольком по его поверхности, сделав несколько линий для примера, соединила их, добавила еще несколько, и так на бумаге появился домик. Элишка хлопала в ладоши от восторга.
   - Теперь ты! - предложила Аннутка.
   Элишка от усердия прикусила язык, вырисовывая палочки и кружочки, стараясь нарисовать солнышко и заборчик.
   - Молодец! - похвалил, проникший в комнату сокол. - Нашла, чем занять ребенка! И тихо в башне, и владарь отдыхает, и я перед ним не краснею...
   - А вы уже натворили чего? - заинтересовалась Аннутка.
   - Ничего я не натворил! - запротестовал, отстаивая свою невиновность, Борис Васильевич.
   - Как же, как же! Наслышана, с утра обо всем, чего вы только не натворили! - рассмеялась девушка. - Сова о том только и кричит!..
   Даже перья сокола покраснели, стоило ему вообразить, чего бы такого могли порассказать о нем честному пернатому народу...
   - Некогда мне с вами разговаривать! Дел у меня по горло! - выдал в итоге виновник некоего позорного события и торопливо вылетел в окошко. Только ветер и доносил его ворчание в полете: - Ну, Софья, ну не сова, а сорока! Опозорила старика!
   - А что он сделал? - полюбопытствовала Элишка.
   - Ну, скажем так: сходил в гости не совсем удачно... - хохотнула Аннутка. - Рисуй, не отвлекайся!
   И Элишку полностью поглотило сие занятие: она нарисовала и кичливых павлинов, и гордого петушка, и... Хорошенько подумав, попробовала нарисовать маму. Но вот беда - мамино лицо уже не виделось ей так отчетливо и ясно. Пришлось даже обратиться к Аннутке - вдруг ее воспоминания свежи.
   - Что там у тебя? Мама? Признаться, я и сама ее плохо помню... Ты лучше у влада... - Запнулась ворона, и подумала, что уж такими воспоминаниями господина Ирия лишний раз отвлекать не стоит. - Ты другое что нарисуй! - предложила она. - Ты прости, - попробовала прогнать чувство вины перед малышкой Аннутка. - Тут никто не поможет, только на свою память рассчитывать и придется.
   Она взяла протянутый листок, чтобы рассмотреть картинки, и весьма удивилась.
   - Что это за птички?
   Посмотрела... и захохотала, чуть по полу не каталась.
   - Чего смешного? - не понимала причины такого веселья девочка.
   - Покажи, покажи павлина еще раз! - попросила единственная подружка, встречавшая недавно самовлюбленного птаха с красивым хвостом (которому, кстати, этот хвост повыдергать и обещала). Посмотрела, и снова залилась смехом. - А можно я заберу у тебя этот кусочек?
   Девочка согласно кивнула. Ворона аккуратно оторвала клочок с павлином, в клюве портрет зажала и растопырила крылья, готовая сорваться в полет.
   - Полечу, покажу. Скажу: портрет твой, дружище! Полюбуйся, какой красавец! Хочу посмотреть, как его самодовольную рожу перекосит! Вот смеху то будет! - торопилась она.
   - Ничего не понимаю, - повертела оставшийся листок Элишка. Ей собственные художества такими забавными не казались...
   Через какое-то время следом за Аннуткой прилетали и другие почитатели художественного творчества, видевшие, как с павлина вся его гордая гримаса сползает. Каждая птица смотрела на листик, смеялась и просила оторвать, подарить особо полюбившееся изображение своего соседа или товарища, а то и недруга, чтобы ткнуть ему в самодовольное лицо или клюв. Так у Элишки остался совсем крошечный клочок бумаги.
   - Эхе-хех! - вздохнула она. Бумага таяла на глазах, а вот желание разрисовать что-нибудь по-прежнему было велико...
  
   - Что это? Что это за скалящаяся рожа, я спрашиваю?! - ткнул пальцем Борис Васильевич, в кой-то веки обратившись пухлым невысоким мужчиной. Его негодованию подвергся крайний верхний рисунок на стене около винтовой лестницы.
   - Это не что! А кто! - гордо выпалила Элишка, чувствуя себя оскорбленной.
   Аннутка, как виновница беспорядков, и собственно, подстрекатель к оным, стояла позади девочки, с любопытством осматривала шедевры юного художника и гадала "что есть что". Ну и пыталась особо не смеяться при догадках. Хотя улыбка так и растягивала губы, а щеки просто начали болеть от усердия.
   - И кто? - зря спросил воспитатель.
   - Вы! - огорошила девочка.
   Тут и владарь невольно усмехнулся. Но мимолетно, так что почти никто не заметил его ехидной усмешки.
   А сам оригинал, с которого было срисовано произведение, был готов рвать на себе волосы.
   - Но-но, Бориска, так и лысым остаться можно! - ласково приговаривал Квад, не позволив своему помощнику обрести плешь.
   - Я? - задыхался в гневе не оценивший мук творчества Борис Васильевич. - А почему я такой зубастый и кого-то ем?
   - Это вы ругаетесь. - Поправила его художница.
   - Ну да. Вполне привычное для вас состояние. - Вставила "словечко" в защиту Аннутка, и на нее посмотрели так... что она поторопилась отступить на шажок-другой.
   - А это? Это что - черти??? - никак не мог умерить гнев Борис Васильевич, грозно тыча в следующее изображение.
   Вот тут Элиша смутилась, и потупила очи.
   - Это Ква... - промямлила она тихонько. - Это Квад...
   Взрослые оторопели, а потом уставились на владаря, лицо которого слегка вытянулось.
   - А рога где? - почему-то тем же шепотом спросил у автора рисунка Борис Васильевич.
   - Ничего вы не понимаете! Это не рога, а корона! - раскричалась девочка.
   - Отмыть! - прекратил споры о художественном видении мира владарь и удалился в свои скромные покои.
   - Отмывайте, отмывайте! - напоследок злорадно пропел сокол и улетел за владарем.
   Аннутке с Элишкой пришлось браться за тряпки, нанести воды и приниматься за уборку в помещении.
   - Знаешь, - задумчиво протянула девушка, возя кусочком ткани (к слову - старым платьем Элишки) по камням вокруг жуткой рогатой рожицы. - Пожалуй, этот портрет стоит оставить... владарю, на память! Ну, чтоб хоть иногда менялся в лице, как сегодня, а не ходил все время с каменной миной! Ему полезно!
   И расхохоталась, не обращая внимания на расстроенную подобной критикой девочку.
  
   Маленькие шажки к изобразительному искусству не прекратились. Хотя бы потому, что ворона регулярно приносила и угольки, и бумагу. С каждым днем у Элишки все лучше и лучше получалось рисовать. Даже очень правдоподобные рисунки выходили из-под ее "пера". Только вот листики неумолимо заканчивались...
   Тогда самостоятельная девчонка выходила на прогулку.
   - Надо, что-нибудь белое! - осматривалась она.
   Попытка порисовать на зеленых широких листьях лопуха не привела к желаемому результату. На камнях получалось краше. К примеру, лягушка вышла вполне натуральная... Цапля чуть себе клюв не сломала, когда пыталась поддеть примеченный "завтрак", прикорнувший на камне.
  
   Аисты явились на столь редкое событие - аудиенцию у владаря - всем семейством: родители прихватили с собой все свои три яйца. Будущие птенцы были предъявлены хозяину Ирия, то есть, поставлены прямо на стол.
   Борис Васильевич, вновь в облике человека, встал позади хозяйского кресла, принял, самую что ни на есть, серьезную маску лица, и кривил губы, покусывая, когда очень хотелось рассмеяться.
   - Вот! Разберитесь! - выпалил папа-аист, подтолкнув корзину поближе к владарю. Тот с интересом заглянул... Чего он только ни ожидал увидеть: и огромных червяков, и пятнистых яиц, и чужих яиц (хоть бы совиных), даже дохлых мышей. Но яйца с глазами видел впервые.
   - Могу представить, как он прилетает в гнездо, а оттуда на него таращатся эти! - все же хохотнул Бориска, и прежде, чем владарь признался бы, мол, не знает, что тут даже поделать (кроме как просто помыть скорлупу, ну и отлупить одну проказину), обратился к аистам: - А не надо, дорогие мои, оставлять яйца там, где любой дура... то есть ребенок достать может!
   - Это где это? - возмутился аист. - На самой верхушке дерева?
   - Ну, значит, дерево выбирайте повыше! - нашелся сокол.
   Мужчины бы устроили веселенькое препирательство, измерили бы то самое дерево, на котором обитало семейство, если бы не вмешалась мама-аист.
   - Вы уж объясните ей, - заговорила женщина. - Что так баловаться нельзя. Вы же сами знаете, как долго все мы ждали птенцов.
   - Обязательно. Поговорю! - пообещал владарь.
   Хотя их воспитательный диалог с Элишкой сложно было назвать успешным, да и долгим. Владарь явился в комнату с таким зверским видом, что девочке захотелось спрятаться под кровать. Она бы отделалась одним строгим взглядом, да только настроение господину подпортил второй ходатай - цапля с побитым клювом. В результате, Квад отобрал угольки, сказав: "Никогда больше! Не смей!". Да с таким рокотом звучали слова те, что даже гром во внезапно накативших тучах, и то тише шумел.
   Владарь ушел.
   Девочка проревела сутки. И небо вторило ей, щедро поливая Ирий дождем.
   - Не отдаст он тебе больше твои палки-рисовалки! - припечатал откровением сокол, заглянув на вразумительную беседу. - А нечего по окрестностям шастать и народ пугать! В чем птицы виноваты???
   Борис Васильевич уже подошел к завершению монолога о вреде рисования.
   - И вообще, извиниться надо пойти: перед цаплей, перед аистами. Кладку трогать у нас нельзя!
   - Святые яйца? - утирая слезы и сопли, Элишка припомнила любимое высказывание воспитателя.
   - Да! У нас они священней некуда! Полвека, а то и больше, новых птенцов не было. А тут такое счастье привалило!.. И ты со своими художествами. Да аист чуть заикой не стал!
   - Извините! - вновь разревелась девочка.
   - Не у меня, дуреха! - брезгливо отшатнулся сокол, и торопясь скорее покинуть хнычущего ребенка, бросил наставление: - Посиди тут сама и подумай над своим поведением!
  
   И Элишка долго думала. Плакала и думала.
   И становилось ей так невыносимо стыдно, что еще задолго до рассвета она ушла из черной башни...
  
   Глава 4.
   Ее звали Глашенькой. Шла она по лесу. Вышла засветло, пока другие в деревне не проснулись, чтобы в окутанном туманом, и таком привычном лесочке насобирать грибов для супа. Глаше очень хотелось кушать. Живот так и сводило от боли. Чтобы отвлечься хоть немножечко, девочка запела. У нее был удивительный тонкий голосок.
   И вот она шла по тропинке, нагибалась то за одним грибочком, то за другим, да песенку пела. Как вдруг, обычный для здешних мест, туман разошелся, предоставив Глаше поглядеть на чудо: стоял напротив нее братец ее - Степка. Босоногий, улыбающийся, но такой бледный.
   - Глашенька! - кричал он.
   - Степка, - обрадовалась сестра, и бросилась к нему. - Как же ты?.. Жив! Прости меня, Степка!
   Как же Глаша плакала, как ревела. А Степка, вроде и не понимал, отчего так мучится сестра его. Все успокаивал.
   - Не волнуйся, Глаша. Я здесь пещерку нашел, а рядом поляна - сколько на ней ягод и грибов! Пойдем, покажу! - он взял сестренку за руку и повел за собой.
   Туман обволакивал их, совсем укутав. Глаша наивно шла за братом, не подозревая, чем закончится короткий путь...
  
  
   В Ирие второй день погода нагоняла тоску. Солнце лишь изредка выглядывало из-за тяжелых серых туч, чтобы приласкать смельчаков, высунувших нос или клюв на улицу из домов да гнезд.
   В замке владаря, особенно в башне, стало холодно. Сам правитель, практически неуязвимый для ветров и сквозняков, передернул плечами, кутаясь в накидке из черных перьев. Он шел по лестнице, спускаясь вниз, и остановился перед дверью, за которой жило создание, сеющее хаос и неразбериху в его владениях. Прошел внутрь, ожидая увидеть то чудище еще спящим. Однако, ребенка в постели не было.
   Посмотрев на угольки в собственной ладони, владарь Квад положил их на столик - еще один предмет мебели, появившийся благодаря местным умельцам. Взял один из листочков, вгляделся в черты весьма своеобразного портрета и узнал... По глазам, по их выражению узнал Аглаю. И внутри владаря разыгрался целый шторм, тут же усмиренный здравым разумом.
   Вернувшись к себе и сев в кресло у окна, Квад не сразу понял, что тот листок, он так и держал в руках, принеся его с собой.
   - В самом деле, что за напасть такая? Верните солнце, повелитель! Я знаю, вы можете! - не успев толком поздороваться, сокол начал разговор с требований. Он недовольно переминался с лапы на лапу, прохаживаясь по столу, и периодически струшивал прицепившиеся к перьям капли на бумаги и книги. - А что это у вас? Наше чудище запугивает очередным творческим порывом? Дайте-ка гляну... О! Наша маманя! А ничего - прогресс на лицо! Почти похожа. Глазами! Остальное смазалось, наверное, потому что забывает девка мамку-то!
   - Вот, верни ей. - Попросил владарь, закрыв клюв соколу бумагой.
   Обиженный подобным поведением помощник, не став спорить (да и не вышло бы - клюв то занят!), удалился. Вернулся же опять о чем-то досадуя:
   - Дурная Аннутка! Ну, как можно шастать где-то с ребенком по такой погоде? Я вот бы сидел в тепле! Хотя, может я просто такой старый, что ничего не понимаю в подобной погоде?
   Владарь не вслушивался, приказал только растопить камин (что случалось ой-как редко) и улетел в мир людской за новыми душами...
  
  
   Маленькие светящиеся голубки прилетели в черную башню Ирия. И была в стайке той та самая девочка Глашенька, правда себя она уже не помнила. Да и зачем, когда тут ее уж точно никто не обидит, да и именем старым называть не будет.
   Владарь опустился на ноги в своих покоях. Прошел к столу, уселся и задумчиво посмотрел на игривый огонь в камине.
   - Поди, устали! - отозвался из полумрака комнаты Бориска. - Настоечки на шиповнике не отведаете?
   Квад перевел взгляд на сокола, вечно пытавшегося накормить или напоить его чем-то.
   - Заботливый! - заметил владарь.
   - Сейчас схожу за настойкой, - пообещал Борис Васильевич, оборачиваясь человеком. У дверей в очередной раз посмотрел на окно и поежился. - Гроза будет! Вон какие тучи!
   - Постой! - зачем-то остановил его Квад, задумавшись о грозе. - Вернулись ли Аннутка с Элишкой?
   - Нет. Не приходили. Наверное, пережидают непогоду где-то...
   Черные брови владаря вдруг сдвинулись к переносице.
   - Отправь кого-нибудь за Аннуткой! Немедленно!
   Пришлось Борису Васильевичу спускаться не только за настойкой, но и будить ласточку - Варвару. Она единственная вестницей оставалась при черном замке, тут и жила. Правда, работы ей толком не было, Борис Васильевчи и за сороку, и за ласточку справлялся перкрасно - сплетни разносились по Ирию с неимоверной скоростью.
  
   Аннутка примчалась по зову владаря через каких-то полчаса. Все это время в холодном, почти каменном сердце правителя созревала сильнейшая буря, и даже Борис Васильевич начал сомневаться, что ужасная погода прекратится.
   Прилетела ворона одна, и на вопрос, куда подевала несносного ребенка, честно ответа:
   - Я к ней со вчерашнего утра не заглядывала. - И тут, прислушиваясь, как шумит за окном гром, она не на шутку испугалась. - Пропала, что ли?
   Ответить ей никто не удосужился. Владарь, секундой назад сидевший в кресле, выпорхнул в окошко.
   Кружил он, не опасаясь ни сильных порывов ветра, ни проливного дождя, ни молний, сверкающих то тут, то там. Только подталкивало его что-то, торопя, тревожа попусту. Час, два, три кружил владарь над землями и горам, лесами. А зоркие его глаза нигде так и не видели маленькой светловолосой девочки. Сколько бы он ни опускался ниже к земле, сколько бы ни летал у ущелий и пещер - не видать было Элишки.
   Но ведь никуда она из Ирия подеваться не могла!
   Владарь проверил каждый драгоценный камень в огромной системе, отделяющей Ирий от мира людей. Ни один не треснул, ни один с места не сдвинули - защита оставалась целой и невредимой.
   Дважды возвращался владарь домой, чтобы узнать - не приходила ли Элишка.
   - О чем ты говорил с нею в последний раз??? - напустился он на сокола, вжавшего голову от испуга.
   - Я все правильное говорил: что нужно вести себя учтиво, что в гнезда чужие залезать нельзя, что яйца - не трогать и не раскрашивать!
   - И все?
   - А говорили вы тем же тоном? - уточнила Аннутка, не находившая себе места. Пусть болезней и смерти в Ирие не существовало, только наводнение и ветер могли принести немало бед. Оттого-то что гнезда, что дома местные жители строили высоко на деревьях. - Нормальным тоном я говорил!
   - Потому она и сбежала. Вы ж ребенка запугали своими постоянными придирками. Ей играть хочется, чтобы кто-то восторгался ее картинками...
   - Да уж пол Ирия в восторге. Причем поклонников творчества сразу видно: одни заикаются, другие хромают...
   - Хватит! - одновременно с громовым раскатом прозвучал голос владаря. - Что еще ты ей говорил?!
   - Что после таких выходок надо прощения просить... - чувствуя себя виноватым, ответил сокол.
  
   Еще одна попытка. Полет с твердой уверенностью, что уж теперь пропажа непременно найдется. Владарь точно знал, куда надо лететь: в сердце правобережья, к раскидистому дубу. И там, на верхней, широкой ветви, в пустом гнезде, свернувшись калачиком, лежала маленькая светловолосая девочка. Созерцание настолько одинокого, оставленного и позабытого всеми создания, рождало в душе владаря пустоту.
   Он опустился на ветвь, склонился над гнездом, чтобы подобрать смертное дитя...
  
   Элишка проснулась там, где чувствовала себя наиболее защищенной. Черное, мягкое одеяло, обволакивало ее как тучка, однако теплая и славная. Это одеяло прятало от тревог. И только от владаря спрятать не могло. Он сидел в кресле, как в первый день ее пребывания здесь, смотрел пустыми глазами, погруженный в собственные мысли.
   - Опять разочарование? - спросила Элишка, поймав слезинку, скатившуюся по подбородку Квада. - Я не хотела тебя расстраивать... - Принялась оправдываться она. - Борис Васильевич сказал, надо извиниться. И я пошла. Но в гнезде никого не было. Я решила подождать, когда все вернутся. Или они теперь там не живут? А ты искал меня? Да?
   Квад хранил молчание. Слушал, но ничего не отвечал.
   - Ну не грусти! - попробовала улыбнуться девочка и скорчила рожицу правителю. У того лишь бровь изогнулась... что тоже было результатом. Правда, потом его еще попробовали потрепать за щеки, чтобы растянуть улыбку, так сказать, вручную. Квад категорически отказывался улыбаться.
   - Спи! - не став терпеть насмешек, хозяин Ирия поднялся, чтобы уйти, и поискать себе занятие, пока в его комнате будет властвовать маленькое проблемное создание.
   - Не оставляй меня. Пожалуйста! - поймала край его рукава Элишка, требовательно оттягивая назад. - Посиди со мной, пока я не усну.
   Владарь присел в кресло, и стал ждать.
   - Ты далеко! - надула губки девочка, и мужчине пришлось пересесть ближе, на кровать.
   Тогда малышка легла на подушку и, уставившись на правителя, попробовала уснуть. Честно попробовала, но ничего не получилось. Поворочалась с бока на бок, замоталась в одеяло, как в кокон, размоталась -- сон не шел. Только признаваться, что выспалась, Элишка не стала -- ведь выгнал бы ее владарь из комнаты. Потому пошла на хитрость и завела разговор:
   - Расскажи про маму.
   - Зачем? - немного удивился владарь.
   - Я не помню... - призналась маленькая. - Забываю. Помню, мама пела, чтобы я уснула. А ты споешь мне?
   Владарь лишь покосился на ребенка, дав понять, что за песнями стоит обратиться вовсе не к нему.
   - Ничего, если ты не умеешь или не знаешь ни одной песенки. Я тебя научу...
   Элишка с готовностью учителя села на постели, напротив мужчины. Прокашлялась и завела:
   - Ай-люли, ай-люли,
   Поскорее сон иди!
   Спи, хороший мой, усни.
   Сладкий сон тебя манит.
   В няньки я к тебе взяла:
   Ветер, солнце и орла,
   Улетел орёл домой,
   Скрылось солнце за горой.
   Ветра спрашивает мать:
   "Где изволил пропадать?
   Или волны ты гонял,
   Иль с звёздами играл?"
   - "Не гонял я волн морских,
   Звёзд не трогал золотых -
   Я дитя уберегал,
   Колыбель его качал".
   Спи, хороший мой, усни!
   Сладкий сон тебя сморил...
   (найдено в Интернете, кажется, Аполлон Майков)
   Скоро песня закончилась, и в комнате только потрескивал огонь, а владарь мирно спал.
   - Хорошо, - пришла к выводу Элишка, убрав локоны с безмятежного лица спящего. - Я буду петь тебе колыбельные, а ты - под них засыпать!
   И она умастилась у него под боком, взяв за привычку приходить каждую ночь, чтобы убаюкать повелителя Ирия, и конечно, уснуть около него на "черном облачке".
  
  
   Глава 5.
   Каждый день маленький ребенок сидел у окошка и смотрел, как люди-птицы взмывали в небеса. Молодые днем и ночью могли кружить высоко над морем. А потом следом за ними поднимались и совсем малыши. Причем родители выбирали для учений полетам именно черную башню. Прилетали, садились на крыше и сталкивали птенцов вниз. Падая, те верещали сначала от испуга, но потом так весело! Эх, как же Элишка им завидовала! Она смотрела на свои тонкие белые ручки и ждала, когда они превратятся в крылья. Но перья никак не появлялись. Впрочем, с малышами такое случалось. Некоторые обзаводились крыльями лишь, когда их выталкивали из гнезда...
   Элишку вытолкнуть было некому. По крайней мере, сейчас. Борис Васильевич, конечно, согласился бы оказать посильную помощь... Но почему-то, казалось девочке, что летать благодаря ему она бы не научилась.
   "Надо попробовать самой!" - решила Элиша.
   Встала босыми ножками на край кроватки и прыгнула. Приземлилась не совсем удачно. Разбила коленку, и только порадовалась, что ранка быстро заживет.
   Именно этот момент выбрал ястреб Ора, чтобы навестить малышку.
   - Ну, чего смотришь! - напустилась на него летунья. - Тебе хорошо, а у меня вот вавка!
   И птице предъявили на обозрение боевой трофей. Ора даже попятился.
   - Чего пугаешь пернатого?! - влез в их монолог сокол, решив вступиться за молчаливого собрата. - Если в голове вавка, то и ноги страдают! Ты это...
   Борис Васильевич задумался.
   - Чего ж я тебе сказать то должен был???
   Походив важной птицей по подоконнику, он спустился на пол уже босыми ногами. Но при том был одет по какой-то старинной и дико забавной моде.
   - А как вы в птицу превращаетесь? - пристала к нему любопытная девочка, окончательно выбив из головы мужчины мысли о важной теме разговора, и собственно цели посещения.
   - В птицу? Не знаю. Само выходит, - ответил он.
   - А почему сразу в одежде, когда человеком становитесь?
   - Голышом холодно летать, знаешь ли. - Выпалил на одном дыхании Борис Васильевич. - К тому же, владарь так пожелал - чтобы тебя не смущать.
   Элишка опять задумалась. И чего бы это ей смущаться?
   - Знаешь, была б ты птицей, непременно сорокой обратилась! Любопытна слишком! И трещишь без остановки. - Нахмурился воспитатель. - Что же мне надо было?..
   - Сорока... - смаковала эту идею Элишка. - Крылышки бело-черные.
   И ей идея очень понравилась. Она уже вообразила себя двуцветной птичкой.
   Миленькое личико девочки просияло коварной улыбкой, которую задумчивый взрослый как-то и не заметил. А уж то, что ребенок прошмыгнул в двери, и побежал вверх по лестнице, на крышу - вообще пропустил мимо внимания, как событие. Зато Ора проявил ответственность взрослого и разумного существа. Он полетел следом, и всячески пытался остановить Элишку.
   Но ее-то даже притормозить, не то, что вразумить не вышло! Несмотря на усилия ястреба, Элишка упорно поднималась по лестнице, игнорируя пернатый мешок, прицепившийся к подолу ее платья. А когда мешок одумался и решил пожаловаться на малявку владарю или тому же Борису Васильевичу, Элишка уже добежала до круглой дверки, ведущей на крышу, и толкнула ее.
  
   Прохладный воздух слегка холодил. Ветерок был сильнее, чем казался. Но так ведь оно и лучше! С крыши открывался такой чудесный вид, что Ирий просто таки хотелось обнять и "потискать, как котенка" (как выразилась бы сама Элишка).
   Преодолев расстояние до обрыва, маленькая еще не оперенная девочка остановилась у самого края и посмотрела вниз. Волны бились об стены замка, будто сетуя, что не могут проникнуть внутрь. Боялась ли девочка высоты? Вовсе нет. Она была совершенно бесстрашна и уверена, что крылья непременно вырастут, когда она прыгнет. Широко расставив ручки, девочка полетела вниз. Отдалась во власть ветра... Но у того явно не было настроения играть с детьми. Так что малышка неумолимо падала и падала. И возможно, разбилась бы об твердую воду...
   Не успела она испугаться, как все же взмыла вверх... Как же она обрадовалась!
   - Я лечу! - радостно прокричала она.
   - Ну да, ну да! - пропел ехидно сбоку сокол.
   И тут Элишка поняла, что своим полетом обязана вовсе не ветру, не появившимся крыльям, а большой черной птице, ухватившей ее когтями за платье. И птица та была очень недовольна. Возможно потому, что вес ребенка казался ей тяжелым...
   - А как тебе прилетит по заднице, когда обратно в башню вернешься! - насмехался Бориска.
   Так что наслаждаться полетом было некогда. До конца перемещений по воздуху она провисела кулем, пока ее не поставили на ноги в замке. Элишке оставалось лишь смириться и принять очередное наказание: помыть стены, полы в башне. "Что у нас там еще не помыто?" - задумалась Элишка, на всякий случай заранее просчитывая свои дальнейшие наказания.
   Хотя... все эти наказания - по части Бориса Васильича - все его выдумки. Уж тот на слова не скупился! А как пугал! Хотя дальше запугиваний никогда не переходил черту. Впрочем, на сей раз, решение о воспитательных работах принимал сам владарь. Он ухватил девочку под локоть и поволок куда-то вниз, а остановившись у темного коридора на этаже, самом близком к воде, еще разок присмотрелся к девочке.
   - А что там? - насторожилась она.
   - А у нас там подвал! А в подвале темница, где мы держим мелких пакостников, воришек и грубиянок, ну и таких несносных детей, как ты. - Услужливо пояснил сокол.
   - Ой! - пискнула Элишка разом причислив себя ко всем категориям подлежащим заключению в подземелье, и немилосердный владарь, подтолкнул ее идти дальше.
   - Ха! Сидеть тебе в темнице, красна девица! - насмехался в след сокол.
   Элишка не на шутку испугалась - а вдруг и впрямь - не увидит больше солнышка! Будет томиться в подвалах, в цепях, как раба какая. Сразу заупрямилась, чуть ли за каждый камешек не цеплялась, когда ее волоком тащили на погибель. Девочку вели почти на самое дно башни.
   Когда перед ней распахнули тяжелые двери, она уже готовилась разреветься и упасть на колени, умоляя господина Квада не наказывать и не запирать ее здесь. И хорошей, прилежной быть обещала, и клялась угольки в руки не брать!
   Владарь молча слушал, нахмурив брови. И терпеливо ждал, когда весь этот спектакль закончится, а слезы прекратят изливаться потоками.
   - Это наша Элиша? - ласковый голос полной женщины, очень напоминал бабушку Радмилу, и мигом остановил истерику ребенка. Девочка сразу успокоилась, когда увидела еще одну "заточенную невольницу". И уж если здесь ее держали против воли, то что-то слишком вольно и славно ей тут было: в комнатке было достаточно мебели и места, света от распахнутого окна на втором этаже.
   Девочка дернула курносым носиком и с интересом уставилась на незнакомку, потом на владаря. Тот подтолкнул девочку к женщине.
   - Проходи, моя хорошая. - Позвала Элишку она, протягивая руки.
   Темница оказалась не страшной: вдоль стен комнаты стояли ряды полочек, а на каждой полочке - гнездо с яичком, в центре же помещения располагались уютные кресла и стол, на котором томился блестящий самовар. Да и прежняя заключенная выглядела очень хорошо: в чистеньком сарафане, в кружевном переднике и чепце. Румяная, пухлая, улыбчивая. Ей явно тут нравилось.
   Женщина взяла Элишку за руку, и усадила себе на колени, вытерла подолом белого фартука с кружевами непослушную слезинку с розовой щечки.
   - Вы не несносный ребенок! - сообразила девочка, дав повод взрослым посмеяться.
   Только владарь недобро покосился на сокола.
   - Конечно, нет! Я присматриваю за этими малютками... Я - нянюшка Пелагея!
   Пелагея кивнула на ряды выстроенных вдоль стен на полочках яиц. От них исходил слабый мягкий свет. Спрыгнув с колен Пелагеи, Элишка прошлась вдоль полок, остановилась около одного особо светящегося яйца и замерла, рассматривая его. Потрогала. А там внутри будто бы кто-то шевелился, ворочался, как во сне.
   - Святые яйца? - поинтересовалась Элиша, припомнив, как часто их поминал Борис Васильевич, а теперь она видела их наяву, те самые, пресловутые.
   Пелагея рассмеялась.
   - Ох, Борис Васильевич! Не язык - помело! - приговаривала она.
   Элишка протянула руку к другому яйцу. Оно было теплым, и спал в нем кто-то до боли знакомый.
   - Не стоит, моя, славная. Они сейчас спят. И будут спать сладко и долго, пока не придет их время.
   - А что там? - заметив движение внутри полупрозрачной скорлупы, поинтересовалась девочка.
   - Там? Такие, как ты, любопытные детки. Они ждут своей очереди, чтобы вылупиться, и спуститься обратно на землю. - Терпеливо рассказывала Пелагея, а Элишка очень внимательно слушала, раскрыв рот и опасаясь пропустить хоть одно словечко. - Будешь мне помогать?
   - А что надо делать? Высиживать яйца? Я видела, как курочка у бабушки делала...
   - Нет! - смеялась добрая нянюшка. - Высиживать не надо. Просто, как владарь голубей приведет, лови каждого, да и усаживай на полочку в свободное гнездышко. Он в яичко превратится. Ну и следи, чтобы оно не разбилось, чтобы никто его сон не потревожил. Согласна?
   Элишка часто-часто закивала.
   Пелагея ей очень понравилась. А еще она никак не могла заставить себя уйти от одного из тех яиц - оно будто светилось ярче остальных, будто бы и тепла от него больше шло.
  
   - Почему ты не дашь ей крылья? - не мог понять Борис Васильевич, преследуя в коридорах господина.
   - Зачем? Это опасно для нее. - Отвечал ему повелитель.
   - Ага, ага! - от чего-то не поверил сокол. - А мне сдается, что ты просто не хочешь, чтобы она в один прекрасный день взяла да и улетела, как ее мать!
   - Ты бы, слетал на собрание, Бориска. Узнал бы о чем птицы говорят. - Отослал докучливого помощника владарь. - Глядишь, меньше размышлять будешь, пока при деле!
   - Не дождешься! - бросил на прощание Бориска, исполняя веление.
  
   С того дня Элишка вместе с Пелагей ловили голубей, готовили для них гнезда из свежих, душистых трав и цветов (Элишка лично собирала вместе с Аннуткой и Орой), и усаживали на полочки. В этой работе не было ничего сложного. Наоборот, Пелагея уже не так скучала, да и ребенку нашли занятие. А после всех трудов нянюшка и ее помощница садились пить травяной чай за круглым столом в центре хранилища, и вели задушевные беседы: Элиша рассказывала о маме, о папе, о бабушке Радмиле, племянниках и братике - Сереже; о том, как впервые увидела Бориса Васильевича и очень его испугалась. Пелагея внимательно слушала, смеялась вместе с девочкой, и пыталась утешить, когда Элишка внезапно вспоминала, как оказалась в Ирие.
   А вечером, когда нянюшка садилась за пряжу, малышка поднималась к себе, ложилась в постельку, укутывалась в одеяло, сшитое из цветных лоскутков. Но уснуть не могла. Сон будто нарочно обходил ее стороной. Тогда Элишка долго ворочалась с бока на бок. Без колыбельной сны не торопились прийти. Петь самой себе было немного странно, потому Элишка пробиралась в покои владаря. Обычно он сидел в кресле или за столом: перебирал красивые разноцветные камешки или что-то читал. Девочка присаживалась рядом в кресле или же засыпала в его постели, просто наблюдая за ним. А иногда усыпляла и самого владаря, напевая ему колыбельные.
   Правда, утром ее непременно безжалостно будил Борис Васильевич.
   - Что ж ты за создание такое тупо-умное! - ворчал он, отчитывая Элишку.
   - Чё это вы не определитесь: тупое или умное я создание! - улепетывала от него девочка, прячась от воспитателя.
   - Клюнуть тебя, что ли, в темечко, чтобы поняла? - прицеливался сокол. - Мальчики и девочки должны спать отдельно!
   - Почему? - не понимала Элишка.
   Сокол вдруг проглотил дальнейшие высказывания в адрес ребенка.
   - Ну, потому что устроены по-разному! - выпалил он, не сумев толком разъяснить, в чем те отличия заключаются. - Тебе рано про то знать! Вот вырастишь, я тебе все объясню!
   Ждать Элишка того времени не собиралась. И однажды, когда владарь спал в полной уверенности, что его не побеспокоят (три дня ему попросту не мешали высыпаться, да и заверили, мол, дитя тревожить более не станет - наивные!), Элиша пробралась в его покои. Вещи повелителя были аккуратно сложены на спинке кресла, а сам он спал, видимо, нагой.
   Девочка отдернула одеяло. Посмотрела. Сравнила.
   - Ну и не такие разные... Просто у него руки, ноги длиннее... И вообще, какая-то лишняя штучка есть!
   Вернув одеяло на место, она вернулась к себе в комнатку, убежденная, что с владарем что-то не так...
  
  
   Глава 6.
   Долгие дни Элишка присматривала за спящими душами, с нетерпением ожидая, когда они проклюнутся сквозь скорлупу и вылетят на свободу. Ей было крайне любопытно, какие существа появятся на свет.
   Одно яичко никак не шло из ее головы. И стоило только девочке войти в комнатку, как ее просто таки тянуло к нему. Подойдя, она оглядывалась на Пелагею, и когда та не видела - водила ручкой по гладкой светящейся оболочке.
   - Спи, маленький! Надеюсь, тебе снятся сладкие сны. А если и не снятся, то я расскажу тебе сказку! Жили-были в далеком краю...
   Пелагея, занятая свои делами - а она частенько садилась за прялку - и сама прислушивалась, диву даваясь: какие интересные истории придумывает девочка. Вскоре она стала самым преданным слушателем маленькой сказительницы.
   - Что ты прядешь? - спросила как-то Элишка, присев рядом в кресло, когда сказка закончилась.
   Нити у Пелагеи были сплошь разные и необычные: серые, голубые, золотистые и серебряные, и другие. Она не пыталась создать из них какой-то красивый узор. Да и вязала нянюшка не носочки, не платочки, а какие-то странные веревочки.
   - Судьбы вяжу, выплетаю! - улыбнулась Пелагея. - Каждая нить - богатство, упорство, удача, счастье, любовь, беды, голод, ненависть... Каждый цвет, что-то да значит...
   - И мамину плела? - в лоб спросила малышка.
   Нянюшка, вдруг остановилась. Горько и грустно ей сделалось.
   - Плела. - Призналась она, и до того, как девочка сильно разобиделась на нее, объяснила: - Не я выбираю нити. Они сами мне в ладонь попадают. Как бы мне ни хотелось сплести славную судьбу, гладкую, чистую да ровную - все никак не получается.
   Но Элишка уже затаила грусть, и объяснения не помогли от нее избавиться.
   - Так не берись, если не получается! - нахмурившись, словно тучка, сказала девочка и ушла от мастерицы не умеющей плести достойные и счастливые судьбы.
   Ушла, чтобы позднее, когда нянюшка отправится спать, вернуться и самостоятельно взяться за пряжу...
  
   - И что за что отвечает? - задумалась девочка, стоя над корзинкой с клубками.
   - Ненависть, зависть и несчастья? Больше вы никому не достанетесь! - решила она, выбрала все темные и серые нитки из корзины, да и выкинула их из окна. Посмотрела, как те идут на дно, опускаясь медленно в прозрачной воде.
   - А это, наверное, богатство! - Потянула она за кончик золотой нити. - Сейчас мы сплетем тебе счастье! - пообещала Элишка тому самому яичку, которое выделяла из прочих, и принялась сплетать золотые нити с серебряными... и всеми яркими, которые только ей попались на глаза, считая, что чем ярче плетение, тем слаще и веселее жизнь сложится у будущего птенчика.
   Только уже через пару минут пришла в такую ярость! Подлые нити не вязались в узелки и косички. Они рвались, путались, образуя дикий несуразный новый клубок. И чем больше Элишка пыталась его распутать, тем больше злилась, в итоге впала в такое отчаяние, что выть захотелось! Собственно, она и завыла, заревела во весь голос, надрывно и отчаянно, горько и тревожно, ненавидя клубки и собственные ручонки, которые не смогли сделать ничего полезного.
   Девочка так громко плакала и кричала, что совсем не заметила, как задрожали стены, и полочки, прикрепленные к ним; как яйца в гнездах засветились тревожным желтоватым светом, и из них то же стали доноситься рёв и детский плач. А еще яйца опасно зашатались, норовя упасть на пол и разбиться.
   - Прекрати! - приказ, внезапно появившегося в хранилище владаря и впрямь имел удивительно молниеносный эффект, утихомирив и стены, и крикливых созданий. Правда, замолчать Элишку заставил скорее страх, а не повеление. Она даже язык чуть не прикусила от неожиданности.
   - Элиша! - за повелителем птичьего рая вовремя подоспела и нянюшка. - Что случилось?
   - Лучше спросить: что происходит??? - сердился владарь Квад, вырвав из рук ребенка клубок спутанных нитей. - Что ты натворила?
   - Ничего. - Испугано отпиралась девочка, но понимание, что ее застали на горячем, пришло очень быстро. - Я хотела сплести судьбу... - протянула она, вот-вот готовая к новому этапу истерики. И хуже всего то, что детские души в любой момент были готовы проявить солидарность, всласть накричаться со своей подружкой.
   - Никто, кроме Пелагеи не может этого делать! Это ее работа! - сцедил Квад, и больно схватил малышку чуть выше локтя. Встряхнул, и насильно выволок из хранилища, чтобы более не возникало бунта.
   - Квад! - кричала ему в след нянюшка. - Квад!
   Но повелитель не останавливался - он быстро шел по коридору, свернул к лестнице и поднимался по ступенькам наверх, не отпуская хнычущего ребенка от себя. Отпустив девочку лишь в своих покоях, он заметался из стороны в сторону, когда Элишка упала на пол, села, поревывая и следя за владарем.
   - Никогда больше не делай такого! - тихим и одновременно громким голосом, отчитывал ее Квад. - Твое поведение бесконтрольно. Ты причиняешь слишком много неудобств. Сеешь хаос! Устраиваешь неприятности там, где быть их не должно! Игры с нитями судеб - это верх наглости, самонадеянности и... и... глупости!
   - Ты выгонишь меня? - испугалась девочка, быстро смекнув, чем теперь может обернуться ее вольность.
   - Стоило бы! - рявкнул владарь.
   - Я просто хотела сплести хорошие судьбы! - ответила в свое оправдание она и вопли зазвучали с новой силой, в более высоких тонах.
   - Прекрати, сказал! - громыхнул его голос.
   Элишка всхлипнула еще разок, испугавшись, что ее могут и отлупить. Мало ли на какие подвиги способен владарь в пылу гнева.
   - Ты хотя бы представляешь, что могло произойти? Ты разбудила всех, хотя они должны были спать. А если бы хоть одно яйцо разбилось?!
   - А если бы хоть одно яйцо разбилось?! - повторила за ним девочка, идя на поводу у любопытства.
   - Те души были бы потеряны навсегда. - Словно сам испытывая боль, ответил на то хозяин птичьего рая. - И это случилось бы по твоей вине! Из-за тебя. Понимаешь?
   Элишка покачала головой. Она не понимала.
   - Взрослые, умирая в другом мире, больше не попадают сюда. Души детей, умирая здесь, исчезают из всех миров, без возможности родиться снова. Теперь ясно? - уточнил Квад, как никогда многословный.
   - И я тоже?
   - Ты не умрешь. - Коротко ответил он, немного лукавя, чтобы успокоить ребенка. - Ты попала сюда не так, как другие.
   Сам, уняв гнев, сел за стол, в удобное кресло. Он мог вновь стать неразговорчивым и мрачным, однако проказливая и очень любознательная девочка не позволила. Элишка подобралась поближе, села у его ног и, заглянув в черные очи повелителя Ирия, спросила уже ровным голосочком, будто никогда не плакала и не устраивала истерик:
   - А почему только нянюшка плетет судьбы?
   - Потому что кто-то должен. Нити слушаются ее и сами собираются в корзине...
   - То есть, те, которые я утопила, тоже вернутся? - скорее вслух подумала, чем спросила, она.
   Бровь владаря дернулась вверх.
   - Ой, - девочка поняла, что сболтнула лишнего, постучала ладошкой по губам, и мигом перевела тему разговора.
   - И твою судьбу она плела?
   - Нет. - Владарь шумно выдохнул, все же, радуясь, что нити судеб и впрямь вернутся на свое место самостоятельно. - Мою судьбу сплели задолго до появления Пелагеи и Ирия.
   - Кто?
   - Тот, кто создал все миры.
   - Как он выглядит? - Элишка положила голову на колени владарю и, не переставая, сыпала вопросами, а он терпеливо отвечал, будто соскучившись по долгим разговорам, словно молчал сотни лет, не имея возможности хоть с кем-то перекинуться парой словечек. Он рассказывал о том Ирие, который только-только появился, и о тех мирах, которые видел; о том, как все быстро стало меняться, и его это немного печалит, хоть он и считает перемены - поворотом к лучшему. Сам вернулся в эпоху воспоминаний, накрывших его с головой.
   Когда он закончил свой рассказ, понял, что маленькая девочка, устроившая такой беспорядок и хаос в его доме, тихо и мирно спит, положив голову ему на колени. Квад поднял ее на руки и отнес в комнату, где положил на маленькую кроватку и бережно укрыл одеялом.
  
   Коварные серые и черные нитки лежали в корзинке. Сухие. И определить по ним новые они или те самые, утопленные в озере, было нельзя.
   - Зло возвращается! - заключила девочка, глядя, как Пелагея плетет веревочки. В новой вязке слишком уж много собралось темных нитей. - И кому достанется такая штука?
   Она почему-то очень боялась, что незавидная, неказистая и скорее мрачная судьба уготована именно той душе, спящей в самом теплом и светлом яйце.
   - Не знаю. - Ответила Пелагея. - Я лишь плету их. Голуби сами выбирают, какую веревочку взять.
   - Вплети хоть одну белую! - умоляла девочка.
   Пелагея опустила руку в корзину. Нити, будто бы прислушались к просьбам ребенка - нянюшка достала крепкую белоснежную ниточку. Улыбнулась светло.
   - Крепкая вера. У этого малыша все будет хорошо. Он сам справится со всем, несмотря на горести, которые выпадут.
   Элишка была просто окрылена счастьем. Она даже бросилась в пляс вокруг кресла няни.
   - Пожалуй, ты, когда попала к нам голубем, получила самую пеструю и яркую ленту! - проговорила Пелагея и осталась не услышанной, так как малышка слишком уж радовалась чужому счастью. - Чистый ребенок! - шептала нянюшка. И у нее был прекрасный повод порадоваться самой - все же нести свою ношу в компании гораздо приятнее, и дни больше не кажутся такими длинными, скучными и однообразными. Теперь все вроде как в новинку.
  
   Повелителя, возвращающегося в башню, вполне можно было принять за черную большую тучу, неумолимо надвигающуюся, торопливую, быструю. И вся эта темная летучая громадина скользнула, уместившись в большом окне, почти до самого потолка. Но окно это располагалось вовсе не на последнем этаже, под крышей, где находились покои владаря, а на самом нижнем... прямо напротив коридора, ведущего к хранилищу. Ведомый привычкой, бесшумно подкрался к дверям хранилища, чтобы подслушать.
   Спи, младенец мой прекрасный,
   Баюшки-баю.
   Тихо смотрит месяц ясный
   В колыбель твою.
   Стану сказывать я сказки,
   Песенку спою;
   Ты ж дремли, закрывши глазки,
   Баюшки-баю.
   Баю-баюшки-баю!
   Во лазоревом краю
   Солнце село, cкрылось прочь,
   День угас, настала ночь.
   Тишина в лугах, в лесах,
   Звезды ходят в небесах,
   И дудит им во рожок
   Тихий месяц-пастушок.
   Выводил мелодию тоненький голосок Элишки. Ее слушатели - спящие души, благодарно молчали, наслаждаясь песенкой, и платили мягким светом.
   - Ты спишь или слушаешь меня? - заговорила девочка, прервав песню. Она остановилась около одного яйца на шестой полке. Зашептала ему. - Когда вылупишься, выбирай самую яркую и красивую веревочку! Ты непременно должен прожить жизнь полную счастья, без боли и грусти!
   - Ну и ты тоже постарайся. - Обратилась она к другой душе, посчитав, что выделять любимчика некрасиво.
   Потом отошла на несколько шагов назад. Поклонилась в подобие реверанса, и заявила аудитории:
   - Странствующий бард, Элишка Чудесная, желает вам спокойной ночи, и отправляется отдыхать. До новых встреч! - уже стоя одной ножкой на пороге, она вдруг обернулась, чуть не позабыв оповестить: - В следующий раз я расскажу вам сказку.
   Когда она вышла в коридор, то никого там не встретила. Хотя кто-то, все же, был. И прятался в темноте, и смотрел вслед маленькой девочке, шагающей босыми ножками по черным каменным полам, и отчего-то улыбался.
   А в хранилище совсем погас свет, стало темно...
   И самое важное - черная башня, казалось, наконец, прогрелась теплом солнца. Согрелся каждый камешек, и каждая живущая здесь душа, даже душа владаря.
  
   Глава 7.
   Пелагея кружила по комнатке, то и дело спотыкаясь об голубей, явно возомнивших себя камешками на ее пути. Каждый пернатый уже успел сорвать со стойки свою особенную веревочку, и Элишка привязала ее к лапке. Сама малышка, когда еще только увидела первого голубка, поторопилась вовремя закрыть окошко, чтобы души не разлетелись. Только потом она присела в большое кресло, боясь на кого-то ненароком наступить. Даже ноги под себя подтянула. Но шкодливые голуби, забрались даже на спинку мебели. Нянюшке пришлось браться за веник, чтобы прибрать скорлупу от яиц, из которых вылупились готовые к перерождению души. Следя за ней, и поглаживая одного из голубей, забравшихся ей на руки, Элишка задумалась:
   - Матушка Пелагея, а почему замок под водой оказался?
   - Эм... - задумалась нянюшка, и убедившись, что птички никуда не улетят без ее ведома, присела в соседнее кресло. - Попробую тебе объяснить. Когда-то очень давно мы жили с людьми. Все было хорошо. Пока владарь не подарил крылья Бориске... то есть Борису Васильевичу. Они часто беседовали на достаточно философские темы, и Квад посчитал его человеком чистым и добрым, потому и наградил крыльями. А Борис Васильевич... Не то, чтобы он ими сильно хвастался, просто другие стали завидовать. Тут еще вождь человеческий часто стал приходить к владарю в горы, и все просил дать крылья и остальным. Да не женщинам и детям, а именно воинам. Владарь видел его темную душу, знал, зачем крылья воинам, и что одна человеческая стайка непременно нападет на другую. Вот и отказывался. Тот вождь (не знаю, как ему вообще пришла в голову такая идея) надоумил других поклоняться нашему владарю, посчитав, что простых слов и прошений мало. Не понимал, что крылья даются только достойным, тем, кто заслуживает их добрыми делами. Тот, дурачина, подумал, что нужно молиться владарю, как божеству. Вот и построил этот замок, якобы в его честь, и еще парочку. Потом и вовсе стал жертвы приносить. И не простые - фрукты, ягоды... Они клали на алтарь детей!
   Глаза Элишки округлились. Она даже побледнела, представив на алтаре себя и некоего бородатого человека, заносящего над ней нож.
   - Владарь не выдержал да и прогнал людей, а Ирий спрятал, чтоб не шастали сюда. Замок он затопил, оставил только башню по настоянию Бориса Васильича. Все же, здесь удобнее, чем в пещерах жить, где мы раньше обитали. Вот с тех пор мы с людьми не особо ладим - жестокие они чересчур!
   Девочка долго пыталась переварить услышанное, отогнать страшные образы, пока ее вновь не отвлек от раздумий голос Пелагеи:
   - А-ну, глянь-ка, не прилетели ли аисты!
   Элишка быстро поднялась по лесенке к окошку и выглянула. Птицы кружили высоко над замком, о чем девочка и поведала нянюшке.
   - Лови их по одному и подавай мне! - говорила о голубях она.
   И тут-то началась самая забавная часть работы в подземелье: Элишка гонялась за голубями, они убегали или прятались, но ей удавалось их изловить. Пелагея бережно брала голубя, шептала ему благословение на счастливую жизнь и выпускала к аистам. Так постепенно в небе выстроился целый птичий клин, который возглавляли взрослые, большие птицы.
   - Хочешь, выпустить этого сама? - предложила Пелагея Элише.
   Девочка посмотрела на птичку в своих руках и замерла, не решаясь отпустить. Так и хотелось сжать ручки сильнее. Глаза крошечного создания были такими знакомыми, что малышка неохотно дошла до окошка.
   - Ну же, иди скорее! - поторапливала Пелагея.
   - Говори ему: "Лети, душенька, горя не знай, да лиха не сей! Радость пожинай да любить умей!"
   Девочка повторила, добавив от себя: "Лети, Сережка!" - и выпустила голубя, разревевшись.
   - Чего ты? - принялась утирать ей слезы нянюшка.
   - Братик то мой... был... - взвыла Элишка.
   - Не плачь, моя хорошая! - успокаивала ее Пелагея. - Глядишь, он хорошую семью встретит, его там любить будут.
   - Мы его тоже любили! - навзрыд ревела Элиша. - А нас всех убить хотели. Аннутка тоже за счастьем летала, пока сюда вороной не вернулась!..
   - Но-но! Успокойся! Теперь-то все хорошо: и у тебя, и у Аннутки твоей, и у Сережи все будет хорошо! - гладила ее по головушке няня, только вселить в девочку покой так и не смогла. - Иди, отдохни немного!
   Элишка, все еще, грустная и зареванная сначала отправилась к себе в комнату, но потом резко изменила курс. Оставаться в одиночестве, когда на сердце кошки скребут, никому не хочется.
  
   Владарь сидел за широким столом, перебирая яркие камешки. Бросив мимолетный взгляд на ребенка, приоткрывшего дверь, решил не отвлекаться от своего занятия.
   - Ты же не реветь сюда пришла? - спросил он.
   Элишка всхлипнула тихонько, но удержалась от очередного слезливого порыва. Прошла в покои и облокотилась о стол.
   - С ними можно играть? - сразу же оживилась она, потянувшись к каменьям.
   Квад перехватил тоненькую ручку и покачал головой.
   - Не играть!
   - Тогда зачем они тебе? - вздохнула девочка, не понимая.
   Поразмыслив на тему "А не выгнать ли мне сие создание?", владарь поберег нервы, осознав, что если не найдет ребенку занятие, то этот самый ребенок озадачит всех подряд... Квад усадил малышку в свое кресло и подтащил второй стул, куда уселся сам.
   - Проведи рукой над камнями. - Показал наглядно он. - Если какой-то покажется тебе горячим, скажи мне.
   Элишка поводила ладошкой над зеленым, синим и желтым. И только желтый оказался раскаленным, словно на огне подогрели. Девочка тут же одернула руку, пожаловавшись повелителю.
   - Хорошо, - похвалил он, забрав указанный камешек, принялся выводить какой-то символ на боку драгоценности.
   - А это зачем? - любопытствовала маленькая помощница.
   - Из таких камней состоит граница Ирия... Это наши стражи!
   И Элишка сразу вообразила себе огромную, высокую стену до небес из светящихся, красивых камешков. Глаза девочки так и загорелись.
   - И плохие люди через нее не могут перейти. Но время от времени камни надо заменять. Сейчас мы выберем самые подходящие, я слетаю и поставлю их на место пустых.
   Вспомнив об ужастиках, рассказанных Пелагеей, Элишка поняла, почему Ирий окружили волшебной стеной. И она взялась помогать владарю, лишь бы больше не подпустить злых людей к своему новому дому.
   - Пользу приносишь? - ехидно прокомментировал помощь в поисках камней Борис Васильевич, влетев в окно.
   Элишка показала ему язык.
   - Не мешай, Бориска! - сразу остановил его владарь.
   - Я? Да как я могу! - хохотнул сокол. - Занимайтесь, занимайтесь!
   Он сидел рядом и терпеливо ждал, когда будет выбрано необходимое количество камней. А потом вместе с повелителем полетел к границе. Она очень отличалась от той, которую нафантазировала себе Элишка. Никакой стены вовсе не было. Камни лежали в специальных отверстиях в больших валунах на самой границе с белой мглой тумана. Стоило шагнуть в него, и незадачливый ириец попал бы в другой мир.
   Владарь встал около одного из огромных валунов, ногтем поддел охолодевший за сотни лет камешек.
   - Устал ты, братец. - Заговорил он с камнем. - Отдохни.
   Бережно уложил отслужившего свое стража в траву и положил на его место в небольшом отверстии валуна новый.
   - Боевая душа... - хмыкнул, как-то совсем не уважительно сокол. - Или лучше сказать демон?
   - Смотря, какое понимание у тебя слова "демон". Он просто создание, такое, как ты или я. И отличается он от нас тем, что в нем больше чувства справедливости, еще немного больше гнева. Он прекрасно распознает черные мысли, сильно сердится на тех, кто обижает добрых и хороших. Потому я и прошу его и его собратьев стеречь наш дом.
   - Ну да... А еще мы отличаемся тем, что они живут в камнях!
   - Ну, замок тоже из камня! - пожал плечами владарь, шепнул что-то совсем тихое, и удовлетворенно осмотрел, видимую лишь ему стену, слегка дрогнувшую при смене демонического караула.
  
  
   Глава 8.
   Под пение райских певцов, выводящих красивую мелодию на все лады, было легко предаваться воспоминаниям. А потом, какая-то особая нота заставила владаря взять в руки листок бумаги, поставить на стол чернильницу и начать писать письма в прошлое. Оказывается, ему было что сказать. И он выводил строчки одну за другой без остановки. В душе его что-то ворочалось, словно котенок, играющий клубком спавших эмоций.
   - Что ты делаешь? - тонкий вкрадчивый голосочек настолько неожиданно ворвался в мысли повелителя, что он с трудом подавил желание, спрятать письмена.
   - Пишу, - коротко ответил он.
   - Красиво! - оценила девочка. - Я тоже так хочу. Научи и меня!
   - Бориска справится с этим лучше. - Попробовал отказаться Квад, сбросив тяжкий груз - маленького недоросля - на птицу менее занятую и терпеливую (по его мнению).
   Огромные круглые глаза Элишки гораздо четче ответили ему на то.
   - Хорошо, - опустил голову владарь. - Садись рядом.
   Собственно, Квад и сам понимал, чем кончится его затея: Элишка станет капризничать, Бориска - усердствовать, ругаться на нее, и в итоге - оба устроят беспорядок и шум в замке, от которого пострадает сам владарь. Потому он положил перед ней листок бумаги, дал в руки перо.
   - Сперва, я научу тебя языку твоей родины. А потом... нашему языку. Но запомни: ты должна хранить его в тайне несмотря ни на что!
   - Согласна! - заинтересовалась девчушка.
   - Хотя, вряд ли ты будешь здесь с кем-то переписываться...
   - Почему? - не понимала такого пессимистичного настроения ученица.
   - Кроме меня мало кто использует письменность... - Вздохнул владарь.
   - А я буду писать тебе! - заверила Элишка, чтобы он так не печалился. - Давай, учи меня! Быстрее научишь - быстрее напишу тебе письмо!
   Владарь подчинился бесспорной логике, и рассмеявшись от души, принялся выводить буквы на бумаге, объясняя ребенку, что они означают, как читаются, как сочетаются, складываются в слова.
  
   Спустя какую-то неделю, под дверью собственных покоев, терпеливый учитель письменности обнаружил загадочное послание. Точнее, заприметил его Бориска, и подал повелителю, а тот взялся рассматривать, ибо прочитать не смог. Хотя суть уловил.
   - Что это? - заглядывал через плечо хозяина сокол.
   - Письмо. - Вполне спокойно отнесся к получению таинственного сочинения владарь.
   - Весьма странное. - Резюмировал Борис Васильевич. - Там, наверное, очень нехорошие слова написаны! - И рассмотрел внимательнее закорючки. - Может это проклятье?
   - Отчего же! Судя по вот этой иллюстрации - вполне хорошие слова. - Усмехнулся загадочно повелитель Ирия, и они вместе с соколом спустились за разъяснением написанного к автору.
   - Что тут непонятного??? - обиделась девочка и обратилась к Кваду. - Я написала тебе: "Доброе утро!". И солнышко нарисовала.
   - Солнышко мы, как раз, поняли. - Кивал Борис Васильевич, потешаясь искренним недовольством ребенка. - Но не торопись писать письма. Не изводи бумагу. Сначала потренируйся. Продолжай заниматься! А то ведь ни одного слова не разберешь.
   - А я вообще не вам писала! - оскорбилась девочка.
   - Бориска прав, Элишка. - Сдерживая улыбку, заметил владарь. - Писать письма еще рано.
   Элишка нахмурилась. Ей все было понятно... Хотя прочитать написанное она повторно не смогла...
   Вытянула губки трубочкой, как стала часто делать, когда ее что-то не устраивало. И изобразила гордую, но оскорбленную птичку... то ли уточку, то ли павлина. До горделивого орла она попросту недотягивала - решил Борис Васильевич.
   - Хорошо. - Все же прислушалась к совету повелителя девочка, и закрыла дверь перед носом взрослых.
   - Вот же проблема у нас растет! - ворчал сокол, не обратив внимания в какой момент владарь легкой поступью ушел восвояси.
   То самое первое письмо так и хранится у него. По сей день, в сундуке воспоминаний оно занимает свое законное место где-то между черепком яйца жизни и флейтой ветра.
  
   Брат с сестренкой бегали по полянке. Старший все пытался найти достаточно хвороста. Холода пришли слишком быстро. А Веня был дома за старшего. Так что на его худые плечи и легла обязанность собирать хворост, топить печь, охотиться. Правда, сегодня повезло: мальчик поймал несколько белок. Младшая, егоза, прыгала из одного следа брата в другой, как лягушка и громко смеялась.
   - Катюша, не отходи далеко! - просил ее брат.
   - Я туточки! - кричала озорная девчушка с веснушками. - Веня, смотри - так зайка прыг-скок?
   - Так, так! - кивал брат, даже не оборачиваясь.
   - А мишка делает так? - и она растопырила ручки, приподняв их вверх, замычала, топая по хрустящему снегу.
   - Да, да. - Соглашался Веня. Достаточно сухой хворост лежал целой кипой под елкой. И мальчик увлеченно его складывал на санки. - Все, Катюша, сегодня у нас будет тепло! Садись на сани!
   Оглянулся... А Катюши и нет. Даже следа ее нет нигде.
   - Катя! - закричал на весь лесок Веня.
   Да только никто не отозвался.
  
   - Это зайка? - радовалась увиденному русаку Катюша, пытаясь его погладить.
   - Зайка. Хочешь маленьких зайчат увидеть? - спросил ее мальчик, одетый совсем не по погоде, да еще и босой.
   - Хочу! - захлопала в ладоши девочка.
   - Тогда бери меня за руку! - предложил ей новый друг.
   И она доверилась ему, взяв за руку. Плотные, вязанные мамой варежки, не пропускали холода, исходящего от мальчишки, так внезапно появившегося в лесу, и совершенно не страшащегося морозов. Он повел Катюшу в самую чащу...
   А потом туда же прилетела огромная черная птица.
  
   Согретый солнцем Ирий не ведал суровости зим. Он цвел, пестрел яркими красками, благоухал миллионами прекрасных растений. В такой погожий денек грешно было сидеть в хмуром замке. И Элишка решила, что сможет заставить владаря хоть не на долго отвлечься. Она пришла в его покои, надеясь уговорить прогуляться вместе. Хотя... если честно, то ей очень хотелось полетать... Другими словами - оседлать самую большую птицу Ирия и покататься на ней по окрестностям. Владарь мог отказаться, но малышка бы прибегла к самому безотказному способу добиться своего - скорчила печальную мордашку, сделав вид, будто вот-вот заплачет... Неведомо почему, но отказать разобиженному ребенку Квад ни за что не мог... И уже через короткое время она непременно будет радоваться полету на спине черной красивой птицы.
   "Коняшки" дома не было. Что очень огорчило ребенка. Элишка прошлась до кровати, провела ладошкой по гладкой ткани покрывала, шутливо отпустила щелбан черной короне, стоявшей на письменном столе, и зацепилась взглядом за стопку бумаг, исписанных почерком владаря. Подхватила все эти листки, встала у окошка, и принялась читать, уже вполне бегло составляя слоги.
   "Твое имя до сих пор стоит комом у меня в горле, душит, не позволяет дышать ровно и свободно. Мне сложно произнести его. И я прихожу в негодование, когда его произносит Бориска. Скажи, отчего так больно? Из-за предательства? Ты ведь предала меня, мою милость, мой рай. Ушла. Сбежала. Отказалась от нас. От меня" - Писал кому-то он.
   "И, все равно, я бы отдал многое, чтобы вернуть тебя. Мне не хватает тех вечерних бесед на крыше замка. Пусть я не понимал и не понимаю многого, о чем ты говорила мне. Пожалуй, просто не способен в виду того, что я вообще не способен чувствовать, как вы - люди. Но...
   Я чувствую - что-то меняется. Даже солнце уже не так радует мой взгляд. А ведь сейчас здесь солнечно и хорошо. Ты бы порадовалась изменениям в Ирие. Непременно полетала бы со мной над горами и лесами. Вот уже который день ночные фиалки, твои любимые, обволакивают замок ароматом, создавая удушливый кокон для меня. И мне становится грустно, и тяжело дышать. Впервые воспоминания мешают мне существовать. Ты бы так это назвала - грусть... Может быть, потому что тебя нет - я грущу. Когда ты оставалась подле меня, было спокойно. Словно я - нерушимый камень на грани нашего рая. Теперь на камне трещина..."
   О чем он, задумалась Элиша, о каком таком камне пишет?
   - Кто позволил??? - громовой тон этого голоса, испугал девочку не на шутку. Она невольно содрогнулась и выпустила из рук бумаги. Письма подхватил шутник-ветерок и разбросал по глади воды. Они не долго продержались на поверхности, быстро намокли, став тяжелыми, как мысли и чувства автора.
   Владарь перегнулся через подоконник, отбросив со своего пути ребенка. Но, увы, его письменный диалог с призраком пошел ко дну водоема.
   Элишка же больно ударилась. На глаза сразу накатились слезы. А черные глаза владаря горели огнем ненависти, обжигали презрением. И не было похоже на то, что он бросится успокаивать ребенка. Наоборот, он разразился приступом гнева, отчего девочка совсем задрожала.
   - От тебя одни проблемы. Сплошь хаос! До каких пор ты будешь бродить по моим владениям и нарушать покой всех, кто здесь живет? Кто сказал тебе, что тебе все дозволено? Кто ввел тебя в такое заблуждение? - теперь его голос уподобился змеиному шипению. А за окном стремительно сползались темные тучи, закрывая собой солнце. - Тебя приняли сюда из жалости, из почтения к твоей матери! Но ты не наше создание! Ты являешь собой пример человеческого невежества, глупости. Ты - болезнь, которую я лично принес сюда. Сколько я буду расплачиваться за это? Тебя стоило бы бросить там, где умерли твои родители, брат и вся семья! С такими как ты - разрушителями. Все, что ты только не возьмешь в руки, к чему только не притронешься ломается, крошится, портится.
   Его светлое лицо потемнело, и стало страшным. А Элишка разревелась, тихо попискивая, и хватая ртом воздух. Даже дышать - и то было больно. Она забилась в угол и лила слезы, не прекращая, всхлипывая и дрожа. Из этого скромного укрытия девочку выдернули, больно схватив за руку. Дотащили волоком до порога и выставили прочь.
   - Вон отсюда! - рявкнул владарь, захлопнув перед ней двери.
   Элишка поняла одно: сейчас ее выбросили не только из комнаты, а предлагали покинуть рай, четко указав на ненужность.
  
   Что чувствовал ребенок?
   Что чувствовал ребенок, оставшийся без семьи?
   Без мамы, которая могла бы согреть одним взглядом, даже не обнимая...
   А обняв, прогнать болезни тела и души.
   Что чувствовал ребенок, которому указали на то, что он не желанен, не нужен в этом мире, и в другом, да и места ему нет нигде?
   Которому напомнили, что нет дома, нет ни одной родной души, с которой рядом тепло и спокойно...
   Хотя был Ора. Но где его разыскать в такую непогоду? В горах?
   Да и смогла бы птица заменить всю семью, в которой так нуждалась маленькая, одинокая девочка?
  
   Черная башня вдруг превратилась в кусок льда, и даже стоять в, казалось бы, уже привычной комнате было тяжело, холодно и страшно.
   Элишка решила уйти оттуда, где она - обуза для всех. Но куда? Куда ей деваться? У нее не было ни дома, ни угла, который можно было бы назвать своим.
   В придачу к глобальному одиночеству лил этот противный, холодный дождь. И Элишка шагала под его безжалостными струями на берег, прочь от замка владаря. Шла, не оглядываясь, глотая слезы и обиду, иногда спотыкалась и проваливалась по щиколотку или по колено в воду, отчего ужас в сердце возрастал до заоблачных пределов.
   Все же добравшись до берега, промокшая до ниточки, она зашла в самую глубь леса и остановилась на тропинке, задрав голову вверх. Дождь все лил немилосердно, смешиваясь с ее слезами.
   Продрогнув, не чувствуя голода, она долго стояла под ледяными струями небес, глядела, как в домиках среди ветвей горит слабый свет и мамы укладывают своих птенчиков спать. Как же Элишка им завидовала! Ей оставалось только вспоминать маму... Да и то... Память о ней исчезала, будто ее нарочно стирали.
   От этого стало еще больнее. Элишка заревела громче. Ей даже захотелось кричать. Но только она дала волю чувствам, как ставни домов быстро захлопнулись.
   И она перестала так надрываться. Обхватив себя за плечи, будто пытаясь согреть и успокоить саму себя, девочка пошла дальше. К пруду, куда ее водила Аннутка. Ворона уже несколько дней не появлялась в замке, а где она жила, Элишка не знала - так бы уже давно отправилась к ней. Впрочем, даже птицы-одиночки в такую непогоду переселялись из обычных гнезд в дома. А домов здесь было слишком много, чтобы отыскать необходимый.
   Временный и не слишком удобный приют замерзшая малышка смогла отыскала под большой, раскидистой ивой. Села под ее ветвями, прижалась спиной к стволу дерева, и плакала в сласть, пока, наконец, не выбилась из сил. Уже не хотелось выть или биться в истерике, кричать, плакать. Элишка отрешенно уставилась на капли в луже, завороженная магией воды.
  
   - Не объяснишь, что на тебя нашло? - попытался воспитывать владаря Борис Васильевич. Его и самого погода раздражалась и заставляла ежиться при малейших дуновениях сквозняка.
   - Не объясню! - отрезал тот, глядя на согнутую крошечную фигурку уходящую от замка по воде, босиком. Неоднократно мысленно одергивал себя и успокаивал, когда его колдовство поддавалось разрушительной силе гнева, и малышка проваливалась под воду.
   Ярость немного утихла - девочка добралась до берега. Руки перестали дрожать. Он даже впервые испытал укол совести за свое поведение. Подумаешь - какие-то письма! Письма к человеку, которого уже давно нет. И чего только было так злиться?
   - Она такая жалкая... - вздохнул сокол. - Такая маленькая и совсем одна.
   - Бориска, уйди! - вновь не сдержался Квад, и небо рассекла молния.
   Сокол не стал мешаться, напрашиваясь на лишние проблемы, а то и на место действующего громоотвода.
   Девочка, шедшая по воде, испугано дрогнула, и поторопилась к берегу. Она действительно выглядела такой несчастной, что было бы у владаря сердце и разорвалось бы на части. Хотя... кто знает, может, именно оно сейчас и руководило его поступками, может именно оно велело ему обернуться птицей и лететь следом, наблюдая со стороны.
  
   Сердце разорвалось, слезы кончились. Остались только дождь и пустота где-то внутри. Элишка отчаянно пыталась согреться собственным дыханием. Терла руки, плечи, ноги. Но так устала! Она бы уснула без единой мысли. Только...
   Ноги... Черные высокие и очень знакомые сапоги она увидела прямо перед собой, и кто-то отодвинул ветви ивы, чтобы подойти ближе. Ей же захотелось подальше отодвинуться, однако всюду были лужи.
   - Пришел, чтобы выбросить меня за грань? - спросила Элишка, в какой-то степени смирившись с тем, что совершенно никому здесь не нужна.
   - Нет. - Ответил владарь, присел рядом.
   - Тогда зачем?
   Владарь молчал, тщательно подбирая слова, а может ему просто нечего было ответить, ибо он сам не знал причины. Вместо ответа в его голове колокольчиком прозвучал голос Аглаи, просившей отдать ее крылья дочери...
   Он вдруг накинул на девочку часть своего пернатого плаща, придвинув ребенка к себе. Недоверчивая и строптивая, она попробовала отвернуться, выкрутиться и отодвинуться.
   - Не надо! Я же - разрушительница. - Вновь всхлипнула она, однако владарь не позволил ей отвернуться, прижав к себе продрогшее создание.
   - Я вечен... - ответил Квад.
   Тепло и спокойствие сразу же проглотили девочку. Щечки ее вновь стали розовыми, а губки - алыми. И обида мгновенно уснула, спрятавшись в душе. Она положила голову ему на колено, спрятанная от стужи и ненастья.
   - Ты больше никогда не станешь прикасаться к моим вещам... Без моего дозволения. Хочешь, что-то посмотреть - спроси! - Тихо говорил Квад. - Пока ты хорошо себя ведешь, ты можешь оставаться здесь.
   - Не волнуйся, я буду помнить... откуда я... - сказала Элишка, проваливаясь в сон.
   Ее слова почему-то кололись, как иголки ежа. И владарь не знал, как стоит принимать их. Одно было понятно - коротенькая фраза оставила после себя неприятный привкус на губах. И он возвращался постоянно, когда Элишка со странной грустью смотрела на повелителя или со всей покорностью соглашалась с любым приказанием.
  
  
   Глава 9.
   Долгий путь к родственникам утомил не только Семена, но и его жену. Ей пришлось гораздо труднее - ее багаж давил и на плечи, и на ноги, и на мочевой пузырь. Это только Семен мог позволить себе снять с плеча мешок и отдохнуть, а Клава с большим пузом не расставалась.
   - Ох... Почему мужики не рожают? - пыхтела она, присев на бревно в лесочке, которым они решили сократить дорогу до селения, где жили родители Семена.
   - Делать нам больше нечего! - хмыкнул ее муж. - И вообще, не причитай! Я вот мешок тащу на себе, и не жалуюсь!
   - А давай меняться? Я тебе пузо, а ты мне мешок! - оживилась Клава, массируя свою ношу.
   - Ну да... - хмыкнул Семен. - Вот так снимешь и передашь.
   - Жене помочь не хочешь, только и знаешь, что попрекать! - Протянула Клава. - И сколько нам еще идти?
   - Не далеко... Тут... Близко. - Ответил ей Семен, озираясь. Признаться, он немного потерялся в лесу. К счастью, на прогалинку, где они устроили временное пристанище, выбрался мальчуган, собиравший то ли ягоды, то ли грибы. - Эй! Сорванец, поди сюда!
   Ребенок боязливо подошел к незнакомцу, стараясь держаться на приличном расстоянии.
   - Сколько идти до Багрянцево? Ты оттуда?
   - Оттуда, - робея, говорил босоногий мальчишка.
   - Небось, короткий путь знаешь, - подмигнул ему мужчина, и ребенок просто расцвел, готовый показать секретную тропку. Даже заплясал на месте, торопясь поведать этот секрет.
   - Идемте, дядя, я покажу!
   - Надеюсь, пацан у нас родится, - бросил желание на ветер Семен, помогая жене встать.
   - Вот и роди себе пацана, а я - девку! - с большим трудом поднялась на ноги Клава. - Эй, пострел, не беги так, а то не все тут такие шустрые!
   Они медленно пошли за ребенком в глубь леса, рассуждая и споря о том, кого принесет им аист. Только аист так и не прилетел...
   - А вы хорошими родителями будете? - спросил проводник.
   - А как же: лупить буду, если нашкодит, и пряника давать, если порадует! - усмехнулся Семен.
   - То кнут, то пряник... Все вы такие. - Бормотал ребенок. - Никак не определитесь... Как с собаками!
   - Что говоришь? - навострила уши Клава.
   - Говорю, мои родители тоже строгие... - громче говорил мальчик, и все вел случайных встречных в топи....
  
   Годы в Ирие минули незаметно. И почти ничто не изменилось за то время. Почти...
   Владарь, как и прежде, собирал детские души, приносил их в башню и отдавал на попечение нянюшке. А потом, тихо и беззвучно передвигаясь по винтовой лестнице, поднимался в свои покои и, сбрасывая накидку, останавливался у постели. Знал, что его ждет... она - уже не маленькая девчушка, а белокурая молодая девушка. Только ее, пожалуй, и касались перемены - бескрылой крошечной птички, потерявшей свое гнездо. Она спала сладко, замотавшись в черное одеяло. Длинные вьющиеся золотистые локоны, как бесчисленные золотые ленты разметались по темным подушкам. Квад смотрел на нее и думал...
  
   Она открыла голубые глаза, потянулась и села. Владаря рядом не было, что очень ее расстроило. Девушка рассчитывала проснуться рядом с ним, улыбнуться ему и пожелать доброго утра, расспросить о полетах в другой мир.
   - Утро доброе! - поприветствовали ее.
   - Борис Василич? - спохватилась девица, и мягко улыбнулась ему. - Доброе! А где Квад? Разве он не вернулся?
   - Вернулся. Вот собрался себе около флюгера гнездо вить. С утра размышляет, где ему спать теперь, раз ты его покои заняла.
   - А разве здесь, со мной нельзя? - не понимала Элишка, ласково погладив черную перину.
   - Да будет тебе известно, что приличные незамужние девицы не спят в одной постели с мужчинами, с которыми не связаны никакими узами! - принялся поучать ее мужчина.
   - А с чего вы взяли, что я приличная? - выдала несносная девчонка, и ее выдворил из кровати ударами ремня, ради чего сокол в кой-то веки превратился в человека, даже вспомнил такую процедуру привития разума, через ремень приложенный с силой к мягким частям тела.
   - Все! Достаточно! - забилась в угол Элишка, и Борис Васильевич обрадовался, что наука пошла впрок...
   - Значит, мы с Квадом станем замужними! - определилась девчонка с решением проблемы.
   - Бестолочь! - сокрушался горе-учитель. - Прежде, чем делать такие заявления, нужно узнать, хочет ли он сделать тебя своей женой!
   - Тогда я пошла... - подскочила к дверям Элишка, и потянула ручку на себя.
   - Куда? - опомнился воспитатель.
   - Узнавать! - выдала она, припустив по лестнице.
  
   Владарь Квад стоял на крыше, у самого края, устремив взор в бескрайнюю синь безмятежного горизонта. Славный день не предвещал дурных событий. Ветер играл облаками и сплетал ароматы цветов в один - удивительно бодрящий и заставляющий любить жизнь. Улыбка так и растягивалась по лицу хозяина птиц, когда светловолосый вихрь распахнул круглые двери, ворвавшись на небольшое пространство, и уставившись на мужчину горящими глазами, спросил:
   - Женишься на мне?
   Подбежавшему к тому моменту Борису Васильевичу показалось, что господарь пернатого народа готов упасть с обрыва.
   - Что это значит? - достаточно грозно спросил Квад, причем у Бориски тут же пожалевшего о своих нравоучениях.
   "Молчать надо было про замужество!" - вбивал себе в голову мысль Борис Васильевич.
   - Не обращайте внимания. Просто вопрос социального воспитания и роли женщины в обществе, ее правах, обязанностях... - пробормотал учитель. - Мы разберемся со всем сами, в другом месте. Пойдем!
   И попробовал увести взбалмошную девицу. Однако та ухватилась за дверь, намереваясь остаться в помещении подле владаря. На мгновение Бориска подумал, что девчонку придется волочь вместе с дверью.
   - Женишься?
   - Нет! - не задумываясь, рявкнул Квад, и пальчики девушки соскользнули с дерева.
   На нее было больно смотреть. Элишка помрачнела ликом, позволила увести себя прочь от черствого мужчины.
   - Сама напросилась! - сказал утешительное воспитатель. - О таких вещах не так узнают!
   - А как? - она вновь преобразилась, став любознательной и веселой, за что Борису Васильевичу захотелось отлупить эту непостоянную особу. - И вообще, вы мне много чего обещали рассказать! Например, чем мужчины и женщины отличаются! Так я уже взрослая! Я готова слушать!
   Она уставилась на него светлыми, наивными голубыми глазами. А Борис Васильевич...
   - Может, ты уши себе и отрастила, а я вот, не готов тебе что-то рассказывать! - выпалил он до того, как обернуться соколом и улететь.
   - Были бы у меня крылья, вы бы от меня так просто не отмахнулись! - вздохнула Элишка, пригрозив кулачком подлому воспитателю, и подумала, что непременно ощиплет вредного птаха.
  
   Богатый лес. Красивое поле цветов. Две девушки шли через него, собирая травы и плетя... не венки, как делали бы обычные нормальные девушки в человеческом мире, а гнезда, ибо эти красавицы жили в Ирие. Да и гнезда на головы они не примеряли, а складывали аккуратно в корзину, чтобы потом отнести в хранилище душ.
   Поблизости, не улетая слишком далеко, охотился Ора - верный ястреб.
   - Да ты с ума сошла! - ужасалась Аннутка, выслушав последнюю весть о переполохе в черном замке.
   - Почему сразу с ума сошла? Никуда я не уходила. Я все еще на своем уме стою! - не понимала девушка. - И вообще я обижена. Если б не Борис Васильевич, с его постоянными нотациями... Тоже мне воспитатель нашелся!
   Она резко остановилась и уселась в своем красивом платье прямо на траву. А та была так высока, что совсем спрятала белокурую красавицу. Аннутке тоже пришлось сесть напротив, чтобы заглянуть в глаза глупой собеседнице и убедиться в отсутствии проблеска здравого смысла.
   - И как мне теперь жениться на владаре? - охала Элишка. От досады она быстро сплела очередное гнездо, которое потом надлежало поставить на полочку в хранилище.
   - Дуреха! - потешалась подруга. - Ты хоть знаешь, что такое замужество?
   - Кажется, мама и папа были замужем. И ничего - жили счастливо, спали рядом. Все время вместе были, за руки держались, смеялись...
   - А тебе просто хочется спать около владаря?
   Элишка кивнула. И всего на секундочку Аннутка представила себе весьма колоритную пару - светловолосую, сияющую и улыбающуюся Элишку и владаря... Нет! С владарем все было сложнее. Вообще вообразить его подпрыгивающим от радости, с ухмылкой на обычно каменной физиономии, и с искрами в черных (абсолютно черных, без белков) глазах оказалось еще той сложностью!.. После недолгих стараний Аннутка прыснула со смеху.
   - Чего ты смеешься-то! - толкала в плечо подругу Элишка. - Около него тихо, хорошо, тепло и совсем не страшно. И кошмаров никаких нет! И сны снятся красивые.
   - Ты еще такая маленькая птичка! - рассмеялась заливисто Аннутка, утирая подступившие слезы, и попробовала унять эмоции, чтобы совершенно серьезно поведать: - Замужество - это нечто большее. Это когда ты становишься единым целым с другим человеком. Ты несешь за него ответственность, а он - за тебя. Все беды вы делите поровну. То же и с радостями.
   - Единым целым? - проронила белокурая девушка, пока слабо понимая, как достичь такого единения. Но быстро нашла вариант. - Понадобиться метра три-четыре веревки...
   - Зачем? - не сразу сообразила старшая подруга.
   - Чтобы стать единым целым, чтобы примотать к себе... - Выдала Элиша.
   - Знаешь, я сейчас воспользуюсь методом Бориса Васильевича, и стукну тебя! Ты вообще о чем думаешь?! - рассердилась собеседница.
   - Ну, где бы веревку достать... - честно ответила Элишка, и получила законную затрещину, впрочем, так и не вернувшую благоразумие белокурой головушке.
   - Ай! - потирала голову девушка.
   - Владаря нельзя связывать! И вообще, я не о том! Для того, чтобы с кем-то соединить свою душу, тебе не понадобится веревка. Есть всего одно условие, чтобы стать цельным созданием!
   - Какое?
   - Любовь!
   - А что это? Где это найти? - и она сразу заозиралась, завертелась, осматриваясь, не завалялась ли где-нибудь клейкая субстанция, именуемая любовью.
   - Вот тут! - ткнула пальцем в грудь Элишке подруга. - Это чувство, когда ты томишься вдали от любимого, когда тебе больно оттого, что больно ему, когда тебе хочется обрушить весь мир из-за того, что кто-то причинил ему зло. Тебе хочется, чтобы он улыбался и никогда не огорчался. Хочется следовать за ним повсюду. Когда ты таешь от прикосновения его рук. Когда хочется смотреть на него, любоваться им, как диковинным цветком. И ты знаешь, что он один может прогнать твое одиночество. А еще очень боишься, что однажды этот цветок завянет или его оборвут.
   Что такое одиночество Элишка знала прекрасно. И оно будто отзываясь при упоминании собственного имени, больно сжало сердце, настолько, что перехватило дыхание и слезы накатились.
   - Ты любишь кого-то? - спросила девушка подругу.
   Аннутка смутилась и опустила глаза. Задумчиво посмотрела вдаль, будто могла отсюда увидеть того желанного и далекого мужчину.
   - Есть один человек, - с болью вздохнула она. - Там, за гранью...
   - И ты потому летаешь туда каждый день? Потому почти перестала приходить ко мне?
   - Ты сейчас помогаешь Пелагее, тебе все равно не до меня.
   - Работы, и правда, прибавилось. Знаешь, меня это даже немного пугает. Что же там такое происходит, что столько душ к нам летит?
   - Всякое может быть: болезнь какая, война... - Подумала она вслух, а еще взмолилась: "Лишь бы войны не было в Полесье! Лишь бы Полесья не коснулось!".
   А Элишка вдруг расплакалась, что встревожило ворону.
   - Ты чего? - спохватилась Аннутка.
   Даже Ора прилетел к девушкам, с интересом заглядывая в лицо хозяйки. В последнее время он обитал в замке, будто его специально позвали и велели не выпускать из внимания Элишку. Она понимала, что теперь ястреб следит за ней, вроде бы ненавязчиво. Но с другой стороны, радовалась, что может поговорить о сокровенном хотя бы с ним.
   - Сколько же эти малютки пережили! - плакала она, не забыв и собственный опыт до сих пор обжигающий душу.
   - Да успокойся ты. Пережили. Теперь-то они тут. Здесь их никто не обидит... Кроме тебя. - Брякнула подруга, и слезы моментально прекратились - исключительно из-за неожиданных и беспочвенных обвинений.
   - С чего мне их обижать? - не поняла белокурая, решив разобидеться.
   - А кто душам в хранилище глаза нарисовал? Скажешь, Борис Васильич?!
   Девушки на минутку замерли и разразились смехом, потому как вообразить ворчуна, крадущегося с угольком для рисования в хранилище, было настолько забавно, что фантазеркам даже удалось представить его с выражением шкодливого ребенка на лице.
   Отсмеявшись, Элишка все же решила оправдаться
   - Ну, когда беседуешь с кем-то приятно видеть лицо...
   - Почему-то Пелагея итак справлялась. И только ты без чудачеств не обходишься! Разве со спящими можно беседы вести?
   - Знаешь, как они меня слушают! - вскочила Элиша.
   - Да они спят! - не верила ей ворона.
   - Ничего они не спят!
   Чтобы доказать Аннутке свою правоту, Элишка привела ее в хранилище, усадила в кресло перед многочисленными полками, и предложила завести диалог... Конечно, односторонний. Подруга посмотрела на полки с гнездами, на девушку, и покрутила пальцем у виска. Блондинка начала вскипать от злости.
   - Вот смотри. - Элишка приготовилась, и повернувшись к полкам лицом, заговорила. - Какую сказку вы хотите сегодня послушать? Про бычка?
   Тишина.
   Пелагея даже начала посмеиваться, наблюдая за устроенным представлением. Но больше всего веселила реакция Аннутки, с подозрением глядящей то на нянюшку, то на когда-то вполне нормального человеческого ребенка. Она явно приходила к мысли, что с возрастом человеческие существа прибавляют в росте, не теряют в разуме.
   - Может о птице счастья? - Расспрашивала Элишка, оборачиваясь и подмигивая Аннутке.
   В ответ - тишина.
   - Тогда я расскажу вам о...
   - Вон тот мне подмигнул! - подпрыгнула в кресле Аннутка, указывая пальцем на одно из яиц с глазами, явно решив подыграть подружке, чтобы не обижать лишний раз. Да и вообще - с помешенными связываться - себе дороже.
   - Он не мог! Глаза же у него нарисованы! - нахмурилась та.
   - Вот и я о том. - Скрестила руки на груди девушка, прекратив притворство. - Они не могут тебя слушать и отвечать - они спят!
   - Если они спят, это не мешает им слушать меня! - утверждала Элишка.
   - Не будь глупой! - упиралась подруга.
   - Все! Девочки. Не спорьте. - Примирила их нянюшка Пелагея. - Лучше чаю липового попейте... А то и драться начнете...
   - Ага... - кивала Аннутка. - Сразу после чая.
   Элишка нахмурилась, и правда подумала, выдать парочку щедрых тумаков вороне, чтобы ее мозги встряхнулись и начали воспринимать окружающее правильно. Впрочем, точно о том же подумывала и Аннутка. И девушки за чаем странно таращились друг на друга. Пелагея осуществила мысли обеих - выдав подзатыльники, так что драка автоматически отменялась.
   "Ладно, ладно - подумалось Элишке. - Я найду твое гнездо, приду к тебе ночью, и когда ты будешь спать, буду тебе сказку рассказывать!"
   "Только бы ночью не приперлась со своими сказками!" - подумалось вороне.
  
   Квад стоял у окна, наблюдая за неровными полетами молодых птиц на фоне заката. В Ирие было тихо и удивительно хорошо. Все находилось на своих местах, как тому и положено.
   - Привет! - поздоровалась Элишка, бесшумно прокравшись в покои.
   - Если ты собираешься... - начал владарь.
   - Не собираюсь. - Перебила его она. - Прости. Аннутка объяснила, как глупо это все выглядело утром. - Сдалась на милость правды девушка, про себя мысленно добавив, что если бы попробовала провернуть тот же фокус, к примеру, вечером - получила бы совершенно иной ответ от повелителя.
   Владарь итак не сердился, ибо о мыслях бескрылой птички ничего не ведал, и быстро выкинул из головы утренний эпизод.
   На какой-то промежуток времени хозяин Ирия и девушка замолчали, любуясь райским пейзажем. За окном так красиво кружились пары в пушистых облаках, и успокаивающе сладко пели. Только не всем было так радостно. Например, одной девушке у окошка, постоянно чувствующей тень одиночества за спиной.
   - Какое твое одиночество? - задумчиво протянула Элишка, заставив Квада хорошенько задуматься над философским вопросом.
   - Похоже на гром и дождь. И пустота тут... - ответил коротко владарь, постучав пальцем по собственной груди.
   - А мне тепло и спокойно, когда идет дождь... - Проронила она. - Ты пробовал заполнить свою пустоту? - сыпала вопросами девушка. Она уперлась спиной в стену и сползла к полу, присев. Пожаловалась на собственные попытки избавиться от одиночества. - Когда болезненно пусто... Это словно что-то изнутри тебя поедает. Или кто-то душу вытягивает... Пелагея, говорит, это голод мучит, и я ем ее пироги, но еда не помогает. Наполняется желудок, но не сердце. Конечно, я не говорю ей, что мне все равно больно. Ем вприкуску со слезами.
   Квад повернулся. Красивый вид за окном больше не привлекал внимания. Теперь он смотрел на хрупкую девушку, которая, как выяснилось, стала мудрее, несмотря на детские поступки.
   - Когда рядом Аннутка или Борис Васильевич - не так больно. Когда я смотрю, как плетет нити Пелагея, даже становится немного легче. Но, когда они все уходят... И я опять остаюсь одна.
   Она замолчала, вспомнив, как в такие страшные минуты, когда кажется, что тьма высасывает из тебя силы, и каждая тень - голодный монстр, поднималась по витиеватой лестнице, и проскальзывала в приоткрытую дверь, откуда всегда шел слабый свет свечи. И непременно заставала владаря за книгой, сидящим в кресле, за столом.
   Теплые чувства, окутавшие ее, уничтожили, подступивший к горлу комок горечи. Девушка попробовала улыбнуться. Посмотрела на владаря.
   - Но ты чаще один, чем я. - Продолжила говорить Элиша. - Наверное, тебе больнее. Если ты позволишь...- Она прикусила губу до боли, и все же сказала: - Я попробую заполнить твою пустоту... Не буду надоедать. Просто буду рядом... Не гони меня.
   Она ухватилась за его руку. В глазах владаря отразилось удивление, и разобраться насколько оно приятное или наоборот, Элишка не смогла. Все ждала, когда он так же бессердечно и холодно прогонит ее, не моргнув и глазом.
   А Квад... Он и в этот раз промолчал, не дав никакого ответа на ее слова. Впрочем, девушка расценила молчание, как согласие.
   Хозяин птиц присел напротив, вытер проступившую на ее губах кровь, и помог подняться. Элишка хотела прижаться к нему, но не позволила себе такой вольности. С благодарностью приняла ту маленькую жалкую подачку, которую позволил себе сам повелитель - он чуть крепче сжал ее ладонь в своей.
  
  
   Поздней ночью, в полумраке, в отблеске луны, двигалась по тропинке к поляне тень. Она лихо забралась по дереву в чей-то дом среди ветвей, и... встав у изголовья спящей девушки... начала рассказывать сказку:
   - Жили-были в царстве, что под небесами, царь, царевич и собачка Жужа!
   - Ааааааа! - возопила неблагодарная слушательница, подпрыгнув, и свалилась с кровати. - Да чтоб тебя! - выругалась она, опознав демона ночи.
   - Чего ты так реагируешь? Это добрая сказка... - удивился тот, женским тоненьким голоском.
   - Зато я - злая! - ответила Аннутка, ухватив подушку за край, и как размахнулась! - Ты мне поспать дашь???
   - Не буду тебе сказки больше читать! - кричала Элишка, убегая от разгневанной подруги.
   - Обещаешь? - допытывалась та, в очередной раз опуская "инструмент мести", в роли которого выступила подушка, на голову безрассудной девушки.
  
   Глава 10.
   Любимое занятие - чтение - увлекло хозяина птиц. Он перелистывал ветхие страницы книги, за которую в иных мирах продали бы не только собственный дом, но и жизнь. Когда-то вороны принесли сей труд человеческого ума, выкрав из другого мира. И поначалу, владарь отругал воришек... А потом зачитался... С тех пор маленькое хобби ворон и сорок, (назовем это взаимствованием) процветало - повелитель просто закрывал на то глаза, лишь просил не тащить в Ирий непотребство и опасные предметы. За книги же благодарил... И иногда, после прочтения, отдавал с просьбой вернуть.
   От захватывающей истории его могли отвлечь лишь две вещи: непосредственные обязанности господина рая и неуемный нрав скучающей молодой особы. Особа, словно нарочно, испытывала терпение Квада. Она сидела на полу, у его ног, облокотившись о колени мужчины, и преспокойно рисовала.
   - Тебе не надо помогать Пелагее? - спросил он, подсмотрев рисунок. Сегодня на листке расцвели дикие цветы дальнего широкого поля, близ гор.
   - Если бы было надо, то ты тоже не сидел тут с книгой в руках! - заметила девушка, продолжая наносить штрихи крошечным кусочком уголька. Тонкие длинные пальчики она измазала настолько, что реши сейчас почесать нос...
   - Держи! - Квад выдал ей платок.
   - Спасибо, - поблагодарив, художница тут же замарала вещицу.
   Оба вновь замолчали, каждый вернулся к своему занятию. Однако владарь, достаточно хорошо знакомый с характером взращенного в домашних условиях светловолосого создания, просто ожидал, когда посыплются докучливые вопросы или просьбы. И вот первый:
   - Кто такой любовник?
   Квад прикрыл глаза и сосчитал до трех, после чего поинтересовался:
   - Кто именно удосужился тебе о таком рассказывать?
   - А это плохое слово? - искренне изумилась Элишка, уставившись на владаря в надежде, что ее просветят на данную тему. - Я думала, что любовник - это тот, который всех любит... Я не права?
   Владарь подавился подкатившим к горлу комком.
   - Почти права. Любовник - это враг мужа. - Влетел в комнату, нарушив идиллию, сокол, и сразу начал с пояснений.
   - Но у Аннутки нет мужа... - брякнула, не подумав, при ком отпускает такую ценную информацию, Элишка.
   - Зато любовник есть! - хохотнул Борис Васильевич. - И мозгов - ни на грош!
   - Ворона! - сцедил владарь и поднялся с кресла.
   - Ой... - осознала ошибку болтушка, и ухватила повелителя за сапог. - Ты куда?
   "Делать из вороны сороку! Чтоб новый облик соответствовал старому наполнению! - подумал владарь. - А может и ощипанную курицу!"
   Но посмотрев на девушку, немного помедлил с ответом. Не одобрила бы она нового вида подруги, и устроила бы такой кавардак!..
   Мужчина перевел взгляд на картинку и протянул руку:
   - Вставай! Полетаем.
   Элишка несказанно обрадовалась. Это ж событие века - владарь сам предлагает себя использовать!
   - Ты только плащ возьми, чтоб не замерзнуть! - успел напомнить сокол, когда девчонка, не своя от счастья, бросилась к повелителю обниматься.
   - На крыше? - уточнила она.
   Владарь кивнул. Его глаза улыбнулись ей. Хоть губы его остались неподвижными. Она выскочила за двери... и секундой спустя, вновь заглянула:
   - Ты же не полетишь без меня??? - не верилось ей в такую щедрость.
   - Я буду ждать наверху. - Коротко ответил владарь.
   Тогда Элишка помчалась со всех ног к себе в комнату и быстро достала из сундука плащ, набросила на плечи, потуже завязала, чтобы не спадал капюшон, и не менее быстро побежала обратно вверх по витиеватой лестнице к круглой двери, ведущей на широкую площадку. Владарь уже ждал там, сурово косясь на сокола.
   - Да разберусь я. - Говорил Бориска. - Не изволь беспокоиться.
   Краем глаза заметив Элишку, Квад прекратил все разговоры. Протянул руку ладонью вверх, предлагая девушке опору. Она с удовольствием ухватилась за такую возможность - почувствовать прохладную ладонь повелителя. И, взявшись за руки, они подошли к самому краю. Элишка нетерпеливо, с замиранием сердца посмотрела вниз на воду и камни.
   - А можно я... - начала она.
   - Нет! Никаких прыжков! - на корню отрезал ее идею он, даже не дождавшись конца предложения. Однако, увидев, как надула алые губки белокурая девушка, отступил назад, уступая ее желаниям. Элишка встала лицом к мужчине, а в следующую минуту, широко расставив руки, отдалась во власть ветра и притяжения земли, полетев в пропасть.
   - Я бы на твоем месте ее не ловил! - посоветовал Борис Васильевич.
   Но Квад всегда поступал по своему разумению, отпустил соколу недовольный взгляд, дескать тебя-то ловить и не просили, и сам прыгнул вниз. Он обрушился камнем следом за Элишкой. Легко и быстро догнал ее в свободном падении к воде.
   Кроме прохлады ласковых ветров девушка в какой-то момент почувствовала, как время замедлило свой ход (это словно все на мгновение замерло, даже ветер и полет, шум птиц умолк), и широкие ладони с длинными пальцами крепко обхватили ее за талию. А потом одним рывком маленькую фигурку забросили назад, за спину, сотканной из воздуха черной птицы. Вот уже парой секунд спустя в небо взвилась гигантская тень с белокурой наездницей на спине.
  
  
   За некоторым исключением можно было бы сказать, что картина, нарисованная грифелем, ожила, обрела множество красок... С одним лишь дополнением - в этом безупречном пейзаже появились горы, и самое главное - в самом центре живописи - стройная, бескрылая фигурка, пляшущая в море цветов. Пожалуй, во всем Ирие не нашлось бы ни единой души, которая не оценила бы ее красоты. Сейчас владарь был самым главным ценителем. Ему казалось, что его край расцветает вместе с этой девушкой, что растения набираются от нее жизненной силы, чтобы благоухать и радовать, вдохновлять. Да и сам повелитель чувствовал себя сильнее. Такое непривычное явление, как улыбка, медленно и уверенно расползалось по лицу обычно скупого на проявление эмоций хозяина Ирия.
   Он любовался человеком, будто чудом, а не призирал.
   Ее светлые волосы на фоне немного помрачневшего, фиолетово-розового неба, казались золотыми нитями. И почему-то, улыбка, казалась, намного красивее любого здешнего цветка. Вполне возможно, что владарь уже слишком привык к голосу этого создания, и слушал бы с удовольствием вместо трелей соловьев.
   - Иди сюда! Потанцуй со мной! - звала повелителя оторваться от насиженного места Элишка. А так как он танцевать не умел...
   - Ты просто не пробовал! - заявила она, не принимая отказа, и потянула за собой. Но большая, грациозная черная птица была таковой только в небе. На поле, заменившем танцевальный пол, владарь стоял, словно вкопанный сторожевой валун, а юная белокурая девушка плясала вокруг него. Хотя иногда он кружил ее, чувствуя себя действительно вовлеченным в затейливый танец, и даже получал сомнительное удовольствие, рвущееся наружу едва заметной улыбкой. Но в итоге, она все равно отпустила его руку и долго парила, как бабочка, среди трав и цветов, ткани длинной юбки развивались, будто крылья.
   Квад стоял в центре поляны, завороженный, и жадно слушал переливы ее смеха. На мгновение, он задумался о том, какие бы крылья подарил наивному созданию: пожалуй, у нее были бы золотистые, переливающиеся на солнце перья... или бирюзовые, и голубые, с раскраской, как у павлина, а на головке птицы непременно появилась бы корона-хохолок, как у венценосного голубя. В воображении повелителя Ирия нарисовался образ новой дивной птицы, похожей на многих и в то же время единственной, неповторимой. Правда, цвет ее оперения так и остался неясным. Впрочем, птица получилась бы действительно красивая и необычная... но немного неуклюжая. Выплясывая и кружась, Элишка внезапно пропала в волнах трав...
   - Со мной все в порядке, я просто споткнулась! - заверила владаря, склонившегося над ней. - Немного ударилась локтем...
   Она, как в детстве, продемонстрировала ему покалеченную руку, и владарь, наверное, по привычке подул на локоть. Элишка растянула на лице довольную улыбку, так и не решив подняться с земли. Квад понял, что его поймали на очередную женскую хитрость. Чтобы укорить в коварстве белокурое создание, он нахмурился.
   - Не злись! - щелкнула его по носу девушка, чем могла бы разозлить еще больше. Однако владарь не стал обижаться. Наоборот, замер, размышляя над чем-то...
   - Захотела бы ты себя сейчас нарисовать? - вслух задумался Квад. Элишке очень нравилось смешение цветов на закате, безмятежная и прекрасная глубина озера, загадочность туманов, и непременно она оценила бы мягкие переходы тонов: собственной нежной кожи, золотых прядей волос и засохших трав с голубыми и красными цветами на веточках. Ее глаза стали такими яркими сейчас.
   - Если бы ты видела себя, как вижу я... - невольно сорвалось с губ владаря, и его рука коснулась нежной щеки, залившейся румянцем.
   Впервые его взгляд смутил Элишку. На краткий миг она замерла в смятении. Но оно уступило место сладкому теплу, будто медом, пролившемуся по сердцу. И тогда девушка приподнялась, потянулась, прикоснулась губами к щеке владаря, и медленно отодвинулась, чтобы рассмотреть в его глазах...
   Только вот не было в них ни любви, ни ласки. Они пугали холодом, отчужденностью и мраком, ибо непроницаемо черные они смотрели куда-то за горизонт Ирия.
   Тело его напряглось, окаменели мускулы. Он более не любовался красотой природы и девушки, а весь обратился в слух - где-то в другом мире повелителя пернатых призывали детские души.
   - Тебе надо лететь. - Поняла Элишка, ощутив укол разочарования.
   - Ты не доберешься до башни сама. До дождя. - Огляделся владарь. Тучи сгущались, обещая непогоду.
   - Ты же можешь развеять тучи? - с надеждой спросила она.
   - Не сегодня. - Покачал головой он. Времени оставалось совсем мало.
   - Тогда я полечу с тобой! - решила упертая девушка, уверенно поднимаясь вслед за повелителем. Владарь не стал долго раздумывать - не до того ему было - повернулся спиной к собеседнице, и она, привстав на носочки, крепко обхватила его за шею. Короткий прыжок - и над поляной распахнула крылья черная большая птица. Элишка с горечью обернулась назад, уже пролетая над "пристанищем счастья", наградила поляну взглядом сожаления: как бы ей хотелось подольше оставаться на земле рядом с Квадом!.. Увы, повелителя душ часто отвлекали и сопротивляться зову смерти он никак не мог.
   Девушка пригнулась и накинула капюшон, чтобы не замерзнуть - ветер между мирами был ледяной.
  
  
   Глава 11.
   Маленькая церквушка уже догорала, превращаясь в пепелище. И, пожалуй, никто из свидетелей (уцелевших свидетелей) этого пожара не смог бы точно сказать, сколько человеческих жизней отныне будут развеяны ветром по всей земле. Впрочем, владарь насчитал около десятка лишь одних детских душ.
   - Они все сгорели заживо? - хриплым голосом проронила Элишка, невольно сжимая перья, как гриву лошади, в кулачках.
   В воздухе пахло гарью и смертью. Горло саднило и стыло сердце. Девушка почувствовала как оледенели ноги от страха перед встречей с собственным прошлым, лицом к лицу.
   Черная птица, приметив еще два столба дыма, и мелькающие на их фоне белые светящиеся пятнышки, отчего-то свернула в сторону лесного холма, выделявшегося на фоне верхушек деревьев, подальше от мрачных картин вольного художника по имени Смерть.
   Там на широкой площадке черная птица приземлилась. Девушка осторожно скатилась со спины по боку повелителя птиц, понимая, что эта вынужденная остановка сделана ради нее.
   - Оставайся здесь! - приказал владарь.
   - Ты же вернешься? - холодея от дурного предчувствия, спросила девушка, и стиснула зубы, когда очень захотелось прокричать: "Не улетай! Не бросай!". Голос дрожал, впрочем дрожь охватила все тело.
   Квад не сказал ничего, казалось все итак понятно. Он непременно вернется...
  
   А меж тем в селениях разгоралась бойня. Люди убивали друг друга. И причиной тому была болезнь - жуткая, беспощадная, не делающая исключений ни перед детьми, ни перед седой старостью. Владельцам же этих земель было все равно, сколько живых заразилось и сколько выстояло в борьбе с болезнью. Они опасались, что чума распространится по всей стране. Лекаря, успевшего спасти три десятка несчастных, убили первым, не позволив ничего объяснить.
   Крики отчаяния и боли, ненависти, страха заменили и оттеснили птичий галдеж. Хотя пернатым не хотелось участвовать в сюите смерти. Лишь стервятники ожидали своей очереди кормиться, но сидели на ветках молча, провожая огромную черную птицу скучающими взглядами.
   От ужасных криков в жилах Элишки стыла кровь. Даже с холма ей было прекрасно видно все то, что происходило в деревнях. И голова кружилась, и из тумана разума вдруг стали проявляться багровые картинки.
   Девушка упала на колени перед ужасом. Закрыла уши руками и крепко зажмурилась, до боли.
   - Я не хочу вспоминать! - приказывала себе Элишка, но память упорно подбрасывала одно видение за другим в костер боли: мама, охваченная огнем, отец, которого не стало совсем внезапно, без прощаний и слов, брат... Вот и все - только пустота... Постоянная и заменившая родных.
  
  
   Владарь летал к границе и обратно трижды. Вселенная словно сговорилась, выпустить на волю доселе запертое зло. Оно не на шутку разбушевалось, устроив игрища на территории людей. И везде, где древнее создание прогуливалось размеренным шагом, разгорались пожары. В какой-то момент Кваду показалось, что человеческий мир напрочь окутало плотным дымным кольцом, через которое не проступает ни один лучик света. Возможно, вскоре там вообще не останется живых существ - все задохнутся в дыму, в гари... Все...
   - Элишка! - с ее именем на устах Квад вновь прорвал серое удушливое полотно смога, словно в одном из тех заколоченных зданий, была заперта и его бескрылая птичка. Потому, гонимый несвойственными чувствами, он вначале кружил над догорающими храмами, прислушиваясь, вглядываясь. И, признаться, забыл, где оставил белокурую девушку. Потому немного полетал там и сям, пока серая мгла, застившая обзор, не поредела, превратившись в подобие прозрачного шелка. В хаосе проявился одинокий, покошенный шпиль храма - того самого, первого, на который они смотрели, спустившись сюда из рая. Владарь свернул в противоположном направлении, к холму, который не спутаешь ни с каким другим. Черная птица коснулась лапами травы, повертела головой на длинной шее, прошлась до деревьев и чуть ли не заглянула под каждый куст, подумав, что снесла бы всю мешающую растительность, лишь бы поскорее найти девушку.
   Не обнаружив оставленного человечка, птица снова завертелась по округе, как собака, взявшая след, прислушалась. Девушки нигде не было, и Квад искал следы, любой намек, который подсказал бы, где крошечная и такая уязвимая пропажа. Потерявшуюся Элишку куда проще было бы отыскать, если бы все это случилось в Ирие, где от взора владаря ничто и никто не сможет укрыться, где все подчиняется законам, его законам. Но в людских пределах с девушкой могло приключиться что угодно.
  
   Потемневшее небо, обрастало звездами. С наступлением ночи ветер принес потоки холода, явно нарочно доставленные из мест обитания вечной зимы. Белокурая девушка дрожала, забившись в угол небольшой норы, принадлежавшей либо волку, либо лисице с ее потомством. Вздрагивала и плакала, выставив вперед себя рогатину. С другой стороны входа усиленно разгребая лапами землю работал голодный одичалый медведь, ревел, злился, но не прекращал попыток добраться до пока живой свежатинки. Элишка понимала его стремление поскорее поужинать, вот только сама не хотела быть главным блюдом. Она не знала, питаются ли медведи людьми, но проверять догадки на практике поостереглась. Впрочем, убедить зверя поискать что-то повкуснее, чем тощая девчонка, не получилось.
   - Уходи! Уходи! - только и могла кричать она медведю.
   А тот ревел, мол, никуда не пойду, пока не порву на части хоть кого-нибудь!
   А Элишка ревела, в свою очередь, объятая истерикой.
   - Пошел, пошел! - мелодию двух голосов разбивал третий - мужской, уверенный и свирепый. Медведь, хотел того или нет, но внял сему гласу - резко развернулся, напоровшись на весьма наглого и смелого охотника... трех охотников. И каждый так и норовил ткнуть ему в грудь чем-то острым. Коварные люди окружили зверя, заставляя самого разрываться на части... потому как не знал он на кого первым наброситься.
   - Давай руку! - прикрикнул еще один мужской голос, и в проеме норы показалось вполне приветливое лицо, с яркими голубыми глазами. - Да не бойся ты!
   И благодаря этому незнакомому человеку, Элишка в мгновение оказалась в безопасности, на воле, на свежем, ободряющем воздухе. А охотники дразнили медведя, распаляли в нем злобу, чтоб совсем лишила головы, и он сам напоролся на острые лезвия, услужливо выставленные мужчинами вперед.
   - Они же его убьют... - промямлила Элишка.
   - Конечно. - Согласился с ней ее спаситель. - Зато ты цела. Похоже, кто-то сегодня просто обязан лишиться жизни: либо ты, либо он! Выбирай, хочешь жить?
   Признаться, Элишку очень пугала смерть. Она и раньше вдоволь насмотрелась на ее представления, чтобы совершенно точно понимать, насколько отныне и навеки любит жизнь... Но медведя тоже было жалко... Кто ж виноват, что он сильно голоден и уже не различает съедобное и не очень.
   Вдруг собеседник, ухватив девушку за подбородок, развернул лицом к себе. Элишка не успела даже возмутиться. Просто замерла в изумлении от такой близости к кому-то еще, кроме трех единственных близких существ, которых можно было сосчитать по пальцам одной руки.
   Мужчина рассматривал ее с живым интересом, совершенно непривычным и несвойственным ни владарю, ни Борису Васильевичу, ни... Да, не с кем было сравнить этого незнакомца. Он был совершенно другим, непривычным.
   - Красивая. - Ухмыльнулся мужчина, хорошенько ее рассмотрев с ног до головы. - Признаков болезни нет. Ты не из ближайших деревень, не так ли?
   Элиша кивнула.
   - Откуда такая здесь?
   Девушка прикусила язык. Она тоже внимательно рассмотрела молодого мужчину: волосы цвета спелой пшеницы, колючий взгляд, темные брови, орлиный нос и ямочка на подбородке. Наверное, (а если бы Элишке попадалось больше человеческих мужчин, она бы знала совершенно точно) его можно было бы считать красивым. Хотя, ей привычней и приятней, а главное ближе, была темная красота владаря. И воспоминание о нем ледяными ладонями одиночества и предательства сжало ее сердце. Сделалось так больно, что Элишка ощутила горячие слезы на глазах.
   - Я... - мямлила девушка.
   - Не плачь, канареечка. Испугалась, небось! - ободряюще приобнял ее мужчина, и вытер блестящие слезы. - С неба свалилась, что ли? - развеселился он, иногда отвлекаясь и посматривая на охотников.
   Элишка кивнула.
   - А крылья где? - насмешливо подмигнул он.
   - Не выдали. - Вздохнула спасенная, честно жалуясь на такую несправедливость.
   - Забавная. - Одобрительно улыбнулись ей.
   Медведь, наконец, выбрал жертву из числа охотников и бросился в атаку. Чуть было не разодрал в клочья. Бравые друзья вступились за товарища, и поступили как зверь - пошли на голодного и сердитого медведя, не жалея животного.
   - Сейчас вернусь. Извини меня... - попросил прощения незнакомец и присоединился к охотникам, оставив ненадолго Элишку.
   Пару мгновений она постояла, глядя на всю эту неразбериху, ужаснулась жестокости... людской. Медведя, который мог ее загрызть, ей отчего-то было жальче. Но помешать его смерти ей не хватило духа.
   Позади зашуршали листья и сухие веточки, будто под натиском чьих-то ног, а может и от натиска ветра, напоминая о ком-то. И Элишка спиной, нет всем своим естеством, почувствовала присутствие владаря. Каждая частичка ее тела пожелала сейчас обернуться и бежать скорее туда, где находится повелитель птиц. Зачем же сопротивляться собственной воле? И девушка побежала, не жалея ног, по зову сердца.
   - Куда ты? - кричал ей охотник с колючим взглядом, бросаясь вдогонку.
   А она торопилась, боясь, что владарь улетит без нее.
   К тому времени, как она выскочила на небольшую лесную прогалинку, облилась горючими слезами. Увидев Квада, стоящего с отстраненным задумчивым видом около срубленного дерева, она не останавливаясь, подбежала и бросилась в его объятия, ткнувшись головой в крепкую грудь повелителя.
   - Ты вернулся... - шептала она, красная, задыхающаяся от бега и переживаний. Крепко, сильно и властно, жадно сжала в кулачках ткани его черного кафтана, потянув на себя. Подняла голову, чтобы посмотреть в черные глаза. - Полетим домой??? Пожалуйста!
   Его взгляд был пуст. Квад отстранился...
  
   К тому моменту, как охотники добрались до той самой прогалинки, куда мчалась странная белокурая девушка, местность оказалась опустевшей: ни птиц, ни животных, ни, тем более, юных красавиц. Черная птица давно унесла свою добычу в родное гнездо - в Ирий.
   - Может почудилось? - вслух задумался охотник, почесав затылок.
   - Жениться тебе надо, Илья! - насмехались друзья. - А то бабы в усадьбе томятся по тебе, а ты за русалками гоняешься!
   - Давай поворачивать к дому, Ванька ранен. - Кивнул в сторону пострадавшего, которого поддерживали товарищи, Кирилло.
   - Непременно женюсь - вот только найду эту русалку! - усмехнулся Илья, решив поспорить с судьбой.
  
   А в Ирие, ступив на крышу башни, Элишка расцепила крепкие объятия.
   - Как полетали? - спустился на крышу сокол Бориска.
   Да только сразу понял, что стряслось что-то. Девчонка глаза опустила, ни на кого не глядела, сжалась вся то ли от холода, то ли от страха.
   - Хорошо, Борис Васильевич. - Тише комарика пропищала она, и бросилась наутек.
   - Прогулка на пользу, видать, пошла. Присмирела девочка. - Сказал сокол, хотя никакой радости не испытывал. Так - по привычке сыпал колкостями. Только не услышал привычное от владаря: "Бориска!".
   Квад стоял пред ним, глядя на круглую дверь. И был он пуст и потерян во тьме собственных дум. А над головой повелителя Ирия уже смыкались темные тучи. Летний гром грозил жителям рая ненастьем. На берегах торопливо сбрасывали крылья, оборачивались людьми и торопились спрятаться в теплых уютных домах. Те же, кто птичий облик предпочитал людской плоти, искали себе сухой кров.
   - Понятно. Лучше б вы дома посидели! - нахохлился сокол, торопясь за хозяином в башню, к огню.
  
   В раз помрачневшая комната показалась такой сырой, что к слезам Элишки добавился и насморк. Как маленькая девчонка, она забилась в угол рядом с кроватью и разревелась надрывно, горько.
   А на полу валялась изорванная тряпка, которая некогда была любимым плащом, сшитым собственными руками. Элишка вообще мечтала сжечь эту пакость, чтобы огонь уничтожил не только ткань, но и воспоминания о дне, когда ей преподнесли самый жестокий урок.
  
   Глава 12.
   Черная башня, непривычно тихая, хранила молчание, которое не нарушалось ни криками птиц (опасающихся летать вокруг черного пика), ни заливистым смехом или сказками, песнями одной белокурой девушки. В полной тиши лишь слышен был мерный разговор двух сторожил рая, разместившихся за столом в хранилище душ.
   - Непривычно как-то, - передернул плечами Борис Васильевич. - Аж мурашки по коже. Аж мурашки от этой тишины!
   - А ты спой, Борис Васильевич! - усмехнулась Пелагея, налив в блюдце горячего чая, и сдула пар.
   - Эт тогда не чай пить надо! А настойку на хмеле! - сощурился он.
   - А чай тебе, значит, не угодил! - хмыкнула женщина. - Рассказывай, сплетница наша, что там приключилось?
   - Кто это тут сплетница! Я к твоему ведому, сокол, а не сорока! Да и не знаю я. Ибо не делилися они со мной. Прилетели оба пришибленные какие-то. Одна нос из своей коморки не показывает, второй, как туча грозная сидит на крыше или в покоях запирается, да пишет, пишет что-то. Сказитель!
   Борис Васильевич с большим удовольствием уничтожал приготовленные женщиной сладости, жалуясь на хозяина.
   - Вкусно-то как! - хвалил он. - И когда только успеваешь, и прясть, и готовить, и с душами разбираться!.. - Меж словом нахвалил нянюшку сокол-мужчина. - В общем, заметил я, что руку он повредил где-то. Представляешь? Прилетели, она - к себе в комнату спряталась, а он - стоит, главное, смотрю - а у него рука правая в царапинах, даже какие-то щепки из ран торчат...
   Пелагея чуть чай на себя не опрокинула. Владарь во все века считался существом вечным, не подвластным никому и ничему, кроме своего долга.
   - Он рукой так дернул, - повторил движение владаря Борис Васильевич. - Щепки разлетелись, раны затянулись... Впервые такое видел!
   - Выходит, в том мире его беда ждет! - с долей страха осознала нянюшка, и сердце ее кольнула боль.
   - Та не! Думаю, то он сам себе от дурной головы вавку сделал!
   - Это как? - нахмурилась Пелагея.
   - А не скажу. Но если у мужика в голове вавка есть, то тут только сама вавка все исправить может. - Туманно объяснил Борис Васильевич и, чтобы не вдаваться в подробности о том, кто такая Вавка, где она живет, принялся нахваливать угощения.
   А Пелагею все не покидало дурное ощущение, и весь тот день она посылала мольбы во все миры разом, чтобы силы Вселенной собрались, и сделали владаря сильным, не подвластным горестям и напастям... ну и пресловутую вавку вылечили.
  
  
   Квад впервые коротал время не за книгой, и, не любуясь небесами, но при том, стоял у окна. Он следил, как маленькая тонкая фигурка, кутаясь в платок, идет по глади озера к берегу, в который раз стараясь сбежать из замка. Верный ястреб тенью скользил в потоках воздуха над ней, сопровождая маленькую хозяйку.
   С некоторых пор, владарю в голову стала приходить одна неприятная мысль, которую он записал на листе бумаге:
   "Аглая, Аглу... Я чуть было не потерял ее - твой драгоценный подарок, часть тебя... Кажется, зря ты вручила мне свой маленький дар, свою дочь. Вначале, я думал, что эта ноша не по мне, что это мое наказание. Не понимая, как с ней обращаться, я постепенно научился говорить с ней, слушать ее, заботиться о ней, понимать, чего она хочет. Но, наверное, я не способен защитить ее так, как того хотела ты. Когда я должен был сделать это, пришел другой, и у него получилось лучше. Сейчас, глядя на нее, я все больше нахожу в ней твоих черт. Вы обе умеете любить и знаете что-то, о чем не ведаю даже я - тот, кто рожден раньше всего и всех в десяти мирах! Хуже всего то, что я вижу еще одну твою черту - вам обеим здесь душно, вы будто задыхаетесь взаперти. Совсем скоро настанет время, и ей тоже захочется улететь... Как тебе, когда я был вынужден запереть тебя. Прости. Мне не стоило тогда так поступать с тобой. Надо было дать тебе свободу... Судьба, все равно, расставила все на свои места. И ты не примешь моих извинений, потому что тебя нет... И я не смогу тебя вернуть..."
  
   Там, где заканчивалась тропинка, где росло много ив, стоял большой-большой дуб... Впрочем таких дубов в Ирие было более, чем достаточно для того, чтобы на широких, крепких ветвях любой птичьей паре можно было свить свое гнездо, либо построить вполне удобный домик. Вот только в округе, в данном случае, был всего один дом: маленький, серенький, худо сколоченный, зато увешанный разными забавными побрякушками, которые при дуновении ветерка мелодично позвякивали.
   И вот около этого самого дома, рядом с дубом, стояла, пригибаясь время от времени к земле, белокурая девушка. Пригибалась, прикрывая буйну голову руками, чтобы одна озлобленная птица не вцепилась ей в волосы когтями, не исцарапала лицо и не клюнула в темечко. А ведь именно такими были намерения злой птицы.
   - Да чего ты бесишься??? - не понимала Элишка. - Уймись! Я к тебе, как к подруге, а ты... "волосы повыдергаю, парик себе сделаю!". Зачем тебе парик такой??? Тебе своих волос мало?
   - К подруге? - возмутилась ворона, и осуществила очередной налет. - Отлично! Лысая подруга будет у меня! Тряпочку подарю, чтоб лысинку натирать до блеска!
   Девушка пригнулась.
   - Кто наябедничал на меня владарю??? Кто спрашивается??? Подруга! Лысая подруга! Я тебе по секрету рассказала про своего человека!
   - Надо было сразу сказать, что это секрет! - бормотала под нос Элишка. - Я же не знала. Ты ж не сказала!
   Выдержав небольшую паузу, в которой Аннутка припомнила, что и впрямь не уточнила некоторых деталей, смягчилась и решила на глупых девчонок не обижаться. Спрыгнула с ветки уже девицей, и предстала, недовольно щурясь, перед Элишкой. Ну и отпустила подзатыльник, вместо теплого дружеского приветствия, после чего поинтересовалась:
   - Так зачем пришла?
   - Просто поговорить... - вздохнула девушка. Да так печально вышел этот вздох, что Аннутка забыла о мечте отлупить одну светловолосую бестолочь.
   - Поднимайся! - кивнула ворона, приглашая в гости. И вытаскивая веревочную лесенку, ворчала. - Почему я-то с тобой нянчусь???
   Вопрос был риторическим, ибо ответ на него Аннутка знала давным-давно. Аглая - вот кто просил приглядывать за малышкой, будто она уже тогда знала, что ее чадо так или иначе окажется в Ирие, будто ученица шамана ведала о своей судьбе.
  
   - Я получила свой урок. Жестокий. - Часом позже подытожила историю о своих приключениях в другом мире Элиша, болтая ногами и сидя на ветке, с высоты которой открывался великолепный вид на черную башню в окружении поблескивающей воды.
   - Глупости! - заявила на услышанное Аннутка. - С чего ты взяла, что он решил тебя проучить и бросить там одну? Думаю, владарь вовсе не хотел тебя там оставлять. Он, наверное, сам растерялся...
   - Да? Я поняла, что не нужна здесь, когда... - Она вспомнила холодный дождь, и как пряталась от сурового повелителя, разом излившего на нее все свои мысли о вредном ребенке, совавшем нос куда не следует и выкинувшем письма в воду... - Я видела это в его глазах. И не раз. Иногда мне хочется его тепла, и я мечтаю...
   - Ну да, а потом бежишь к нему с глупыми вопросами про свадьбу! - хихикнула Аннутка.
   - И получаю отказ, который бьет больнее пощечины! - чуть не заплакала девушка.
   - Но все равно любишь его...
   - Он - все, что у меня есть! Он - все, что я знаю! А что тебе сделали, когда узнали о твоем человеке из того мира?
   Настроение собеседницы мигом изменилось, и заступаться за повелителя птиц уже не хотелось. Она села удобнее, чтобы не сползти с ветки. Гордо выровняла спину и выдала:
   - Да, сокол наш ясный, мозг мой несчастный вынес весь! Напрочь! - сквозь зубы сцедила ворона. - Сказал, есть два варианта: либо я остаюсь здесь и забываю о человеке, либо я отказываюсь от крыльев и могу жить так, как мне нравится...
   Элишка раскрыла рот.
   - Жестоко! Что ответила?
   - Что подумаю. В общем, в опале я теперь. Владарь думает, я на тебя дурно влияю! - опустила голову, уставшая Аннутка, посмотрела вниз, а до земли было далеченько! - Может не стоит нам видеться пока? Посидишь тихонько в башне. Все успокоится...
   - А ты за это время возьмешь, да и улетишь к своему человеку. И останусь я опять одна? Нет уж! - решила Элишка. - Будешь лететь - забери меня с собой, пожалуйста!!! Ну, прошу тебя!
   - И что ты будешь делать там? А? Мы будем... эм... жить... Детей нарожаем. А ты...
   - А я буду помогать тебе их воспитывать.
   - Владарю кто поможет, если ты со мной уйдешь?
   - Разве у него мало помощников? Вон: Борис Васильевич, Пелагея...
   Пожалуй, Пелагеи ей бы и впрямь не доставало. Элишка непременно бы скучала по нянюшке. А о злобном соколе можно было смело забыть!
   Девушка опустила плечи, ежась от холода.
   - И что ж делать-то теперь? - задумалась Элишка, чуть не ухнув с ветки. - Никому я не нужна...
   - Тебе - быть тише воды, ниже травы. Глядишь, и оставит тебя здесь. А мне... Мне - решать.
   Почему-то такая перспектива выглядела для Элишки серой и мрачной. Ей не хотелось быть незаметной для владаря, и почему-то подумалось, что Аннутке не будет мил Ирий, если в нем нет того человека, ради которого бьется сердце птички. Рано или поздно, ворона точно сделает выбор... Выбор в пользу своего человека. Тогда у Элишки больше не будет подруги.
   Обе девушки вонзили взгляды в черную башню...
   И, наверное, впервые владарю икнулось... Неоднократно...
  
   Глава 13
   Владарь редко занимал это кресло в центре хранилища. Он чувствовал себя не так удобно, как хотелось бы. Да и, признаться, не хотелось ему сейчас находиться здесь - летел бы он прочь, куда глаза глядят.
   Утром он привычно спустился, чтобы подсмотреть, а точнее проверить, пришла ли сюда белокурая девушка, рассказывает ли сказки, поет ли. Но вместо ее голоса, он услышал песнь пожилой нянюшки, а потом и:
   - Входи, коль пришел. Ты, все ж, хозяин здешний, а не воришка какой.
   И владарю пришлось открыться, выйти из темноты. Потом его к столу пригласили, да настойчиво так, что он не успел и опомниться, как сидел в кресле, испытывая на себе любопытный взгляд Пелагеи. Ни спрятаться, ни скрыться от этого взгляда не получалось, и понятно теперь почему Творцы выбрали именно эту женщину Мастерицей судеб. Она отчетливо видела все, что творится на душе любого существа.
   - Поделиться ничем не хочешь? - спросила она.
   Владарь покачал головой - он был жадным на слова и эмоции.
   - Да ты, как мальчишка себя ведешь! - усовестила няня. - Из тебя все щипцами тащить надо? Пораниться в другом мире как смог?
   Владарь невольно опустил взгляд на собственную руку, сжал правую в кулак и разжал.
   - Дерево упало...
   - Прям тебе на руку?
   - Нет. Дерево упало из-за меня...
   - А с каких пор это повелитель птиц в дровосеки подался?
   Владарь нахмурился - не воспринимал он человеческие шуточки, которыми то и дело сыпали Пелагея с Борисом. Зато нянюшка в волю посмеялась, и Квад в самом деле стал чувствовать себя мальчишкой.
   - Рассердился.
   - Когда? Сейчас или тогда?
   Черная бровь мужчины дернулась вверх. Пелагея сдержала ехидную улыбку.
   - А до гнева, ну то есть, до того, как ты дрова пошел рубить голыми руками, что ты такого увидел?
   - Ничего! - соврал владарь и отвернулся. Прошелся взглядом по комнате, и все же спросил: - Почему она не приходила сегодня?
   - К тебе или ко мне? - уточнила нянюшка, ухмыляясь чему-то своему. - Ко мне она спускалась. На рассвете. Не спалось ей. Посидела немного, и ушла куда-то.
   - К вороне! - сразу догадался Квад.
   - Не ты ли недавно сказал, что она плохо влияет на девочку? Они уж давненько не видались, чтоб тебе не перечить.
   - Разве они меня слушались хоть раз? - хмыкнул владарь.
   - Ну, теперь слушаются.
   Гордости от этого он почему-то не испытал. Если две девчонки вели себя смирно - значит, задумали что-то грандиозное, что Кваду не понравится.
   - Если не у вороны... У нее еще есть друзья? - вслух задумался он.
   - Нет... - покачала головой Пелагея. - Наверное, хочешь узнать, где она сейчас...
   И заливисто рассмеялась. Да так, что мужчина, сидящий перед ней, мог бы покраснеть, если бы умел.
  
   Проводить дни в одиночестве... стало уже вполне привычно. Не весело, но и не так больно.
   Она усаживалась на большом валуне около речушки на возвышенности, откуда открывался прекрасный вид на горы. И подолгу смотрела вдаль, не шевелясь. Слушала птиц, смотрела, как под легким ветерком колышутся травы и листья. Кажется, во всем этом великолепии было проще смириться с мучившей ее пустотой. Теперь одиночество было чем-то родным, неотделимым. Единственное - справиться с тягой к черной башне оказалось трудно. Иногда Элишка поворачивалась назад, глядела на черный пик, тянущийся к облакам, вздыхала и вновь отворачивалась. Ора вскрикивал где-то впереди, кружа над водами реки, хвастая, какой он умелый рыболов.
   - Чего там уметь! - ворчала на хвастуна Элиша. - Рыба сама вон из воды выпрыгивает... Глупая! Ты б ее под водой поймать попробовал!
   Ора подхватил ту самую глупую рыбину и сел на камешек неподалеку, чтобы с большим удовольствием съесть свою добычу. С ворчливой девицей делиться он не планировал - пусть сама себе ловит еду!
   Элишка только хмыкнула. Достала из мешочка листки, кусочек гладкой коры, грифель, и глубоко вдохнув, принялась выводить на бумаге... К собственному удивлению - не лицо матери и не владаря, а того человека из другого, жестокого мира. Его черты, будто сами собой, проступили на листе, будто всегда жили там, и теперь, со временем стали четче. Острые скулы, завивающиеся волосы, ровный нос и губы, слегка изогнутые в насмешливой улыбке. Глаза (они удавались Элишке лучше всего) смотрели с картины прямо на художницу. Правда, черный грифель не мог передать красоты их цвета. Но она-то помнила!
   Мужчина на рисунке протягивал руку, словно звал, войти в картину и сбежать из Ирия, от холодного владаря, и возможно, найти счастье, свое место, но в другом мире. Элишка сама поверила своему таланту, и потянулась пальчиком к нарисованным пальцам мужчины...
   - Это что-то новое! - у самого уха раздался голос Аннутки. Да так напугал завороженную картиной подругу, что та свалилась с валуна, разбросав листы по всей поляне.
   - Дура! - выругалась художница, торопливо подбирая рисунки, пока ветер не решил ими поиграть.
   - Ты гляди, хоть что-то от меня почерпнула! - посмеивалась ворона, подняв с земли изображение незнакомца.
   - А что это ты сегодня такая довольная? Случилось что-то хорошее?
   - Расскажу, как только ты мне поведаешь, что это за красавец у тебя тут нарисован! - выдвинула свое условие Аннутка, усевшись в траву. - Слушаю внимательно!
   - Ох! - вздохнула Элишка, и села рядом, устремив взгляд к горизонту. Ора расправился с рыбой, и парил над водой уже просто так - ради удовольствия. Вода блестела под лучами солнца, и в воздухе пахло сладко. Захотелось сделать еще один глубокий вдох, от которого на сердце станет легче. Но там давно лежал неподъемный груз. - Я не знаю ни его имени, ни того, кто он. Это тот человек, который спас меня.
   - Ты не говорила, что он настолько красив.
   - Разве красив? - как-то безразлично отнеслась к этому открытию Элиша.
   - Ну да. Тебе ж подавай пернатого, мрачного, неразговорчивого. - Хмыкнула Аннутка, и чуть не наговорила лишнего. - Упертого ду... душой.
   Подруга только вздохнула тяжко.
   - Так что тебя обрадовало то? - постаралась отвлечься Элишка, уверенная, что любая весть от вороны порадует ее не менее чем саму Аннутку.
   - А я послезавтра ухожу... Ну чего лицо так вытянулось? Чего глазки-то пучишь? И не надо так рот открывать - червячка тебе никто не принесет. Хотя, если попросить Ору... Эй! Дружок!
   Элишке показалось, что в нее попала молния и сожгла дотла. Она смотрела на подругу, с ужасом, не желая верить в то, что та радуется собственному изгнанию из рая.
   - Ты... Ты... Ты предательница! - выпалила Элишка, ударив счастливую Аннутку по лицу. Все веселье разом пропала. - Ты бросаешь меня!
   - А я не обещала твоей матери, нянчить тебя целую вечность! - сквозь зубы проговорила недавняя подруга, удерживая в узде бурю эмоций. - Видят боги, я хотела спокойно попрощаться.
   - Не хочу я прощаться! Не хочу! - Протестовала упрямая девушка, топая ногами. Вырвала рисунок из рук Аннутки и побежала к черной башне. Ей хотелось крушить все подряд, метать молнии, не оставить и камня на камне от этого лживого рая! Но на деле... На деле, она просто в очередной раз пролила литры слез... на подол Пелагеи. Ведь первым делом пришла к нянюшке, упала на колени перед Мастерицей судеб. Пелагее пришлось отложить нити и клубки обратно в корзину.
   - Скажи, няня. Почему мне нигде нет места? Почему все меня отталкивают, гонят прочь?
   - Как это нет места? - поглаживала ее по голове нянюшка.
   - Для меня нет! - Элишка подняла голову, чтобы пожаловаться: - Все здесь мамино. А мне нет места. Моя жизнь осталась там, где она умерла. Там, где все они умерли. Тут же все ее... Квад забрал меня, потому что она просила. Аннутка со мной дружит, потому что она просила... Они все смотрят на меня, и ее видят. А меня - никто, никто не видит, не видит какая я...
   - А какая ты? - внезапно спросила Пелагея.
   Вот и настало время крепко задуматься, да поискать источник проблем не вокруг себя, а в себе. И что же Элишка могла сказать о себе?
   "Грубиянка, эгоистка, плакса?!" - внутренний голос, был уж больно суров и похож на Бориса Васильевича. Девушка покрутила головой, прогоняя его, отсела, вытерла слезы, стала гадать, кто она такая: уж не птица точно. Человек ли - неведомо.
   - Не печалься, душенька моя! - обняла ее Пелагея и усадила в кресло. Сразу чаю налила, варенье поставила. - Этот ответ много времени требует. У некоторых вся жизнь на поиски его уходит. Но ты не торопись. Подумай, что делала плохого, и больше так не поступай. А потом, подумай о хороших своих делах. Взвесь, чего больше: дурного али хорошего. Поймешь, кто ты. А там, глядишь, и Судьба тебе на твое место укажет.
   О себе, как и о судьбе, думалось плохо. Зато сладкое яблочное варенье быстро исчезало, приглушая вкус горечи. А спокойный и мягкий голос нянюшки усмирял бушующие эмоции. Так что Элишка пережила предательство подруги быстро и вполне спокойно. А уж потом попробовала разобраться в себе... Натурой она оказалась очень сложной, и до самого утра так и не определилась, кем является, в чем ее талант, за что ее стоит любить... В общем, она и сама разлюбила себя. Да настолько, что не только начала понимать Квада, но и чуть не плюнула в собственное отражение в чаше с водой.
   "Зачем ему держать в своих владениях такое бесполезное создание?" - пришла мысль в ее голову. Ответ она узнала сегодня - все в Ирие исполняли матушкин завет.
  
  
   Глава 14.
   Владарь стоял в глубокой пещере. Прямо перед ним, где должен был бы начаться перекресток ходов, испалинская огненная птица расправляла крыла. В ее глазах сверкали миллионы звезд. Она внимательно смотрела на пришедшего к ней мужчину. Он не шевелился, то ли заколдованный ее взглядом, то ли окутанный страхом.
   Квад опустил голову, прикрыл веки и выставил руки ладошками вперед, прося огненное создание, и не произнося ни слова. Птица и сама опустила голову, а потом к ногам мужчины выкатилось будто изнутри светящееся яйцо, размером со страусиное. Он поднял его, рассмотрел, удивившись тому, что скорлупа испещрена тонкими круговыми узорами, словно искусной вязью. Еще раз поклонился огненной птице, и укутав в свой черный плащ необычный подарок, поторопился уйти, оставив в покое самый большой секрет Вселенной.
  
   Столько всего этим утром радовало Элишку! Она проснулась от яркого света, потому что на небольшом, из свитых прутьев и круглого тонкого камня столике, стоял особый светильник - чудное и красивое яйцо. Когда Элишка его впервые увидела, то подумала, что это чья-то удивительная душа спутала окошко, и не долетела до хранилища. Но потрогав скорлупу, не ощутила привычного трепета или сердцебиения. Яйцо было тихим... Так что ни для чего, кроме как для освещения комнаты оно не годилось. Зато теперь, Элишка могла рисовать даже по вечерам и ночам, и не приходилось тратить свечи! Хотя были в этом и минусы - свечение не прекращалось, когда отчаянно хотелось спать. В такие минуты, Элишка доставала кусочек ткани, и накрывала этот подарок. Но неизменно рядом со светильником ей снились удивительные, яркие сны, в которых она парила птицей над дивным краем.
   Вторая причина порадоваться - ожерелье из жемчуга. Каждая бусинка так блестела и переливалась на солнце, что заставляла улыбаться. Маленькие кругленькие перламутровые шарики на ниточке казались чем-то волшебным. Их бесконечно хотелось рассматривать, любоваться ими, перебирать. А надев на шею, Элишка не переставала поглаживать ожерелье.
   Она собрала свои рисунки, и засобиралась к единственной подруге, чтобы если и не уговорить остаться, то хотя бы примириться перед прощанием, ну и поблагодарить за ценные подарки.
   - Эй! Сумасшедшая! - позвали из окна, и Элишка обернулась на зов...
   - Кто это здесь сумасшедший! - насупилась она.
   - Да живет тут одна... - рассмеялась Аннутка, усаживаясь на подоконник. - Иди, хоть попрощаемся как подобает.
   - А если я не хочу прощаться?
   Детский вопрос и глаза полные слез. Аннутка и сама чуть не заплакала. Но постаралась улыбнуться, ведь лить слезы было не в ее привычке.
   - Иногда приходится. - Сказала она, подвинувшись, чтобы Элишка присела рядышком. - Сложно быть одиноким всю жизнь. Это важно, быть кому-то нужным. Я люблю человека, я нужна ему, а он - мне, и я пойду за ним, куда бы он ни отправился... Когда-то давно, твоя мать помогла мне и просила присмотреть за бескрылым созданием, которое появится в Ирие. Я тогда удивилась. Теперь понимаю, что она прекрасно знала, на что идет, когда решила остаться в том мире и родить тебя. Она знала, что наверняка умрет, что лишится всего, и опять будет страдать... - Голос Аннутки дрожал, будто она смотрела в собственное будущее уже зная, что ничего хорошего ее не ожидает за гранью.
   - Ты боишься? Ты ведь тоже знаешь, что тебя там ждет. - Элишка крепко-крепко сжала ее холодную руку.
   Страх, муки и боль - вот все, что было в том, в другом мире, откуда пришла и сама Элишка. И она дорожила Ирием, хоть и понимала, что в раю, где живут крылатые создания, ей нет места.
   - Страшно. Но страшнее остаться и прожить целую вечность с черной дырой вместо сердца. - Порывистым внезапным движением, Аннутка прижала к себе девушку, зашептав: - Мне страшно до смерти (а я ведь не раз умирала там!). Я точно знаю, что уже не вернусь сюда. Но если, однажды, сюда попадет мой ребенок... Пожалуйста, будь для него другом, как я для тебя!
   - Обещаю. - Также шептала в ответ Элишка, и пошла вместе с подругой на крышу. А там еще раз крепко обняла, пообещав: - Я никогда не сниму эту...
   - И правильно, - улыбнулась Аннутка. - Красивые бусы! Приятно знать, что владарю не чуждо раскаяние. Правда, мириться, подкупая девушку безделушками... Хотя... Он же не знает, как правильно поступать. Ты его не зли сильно... Он не особо сведущ в делах человеческих, мало соображает в том, что чувств касается...
   - Владарь... - непонимающе протянула Элиша. - А я думала, это ты принесла мне.
   - Нет. Я до того на тебя рассердилась, что сидела, не вылезая из гнезда... - Честно выдала ворона. - А он заботится о тебе. Так что помирись с ним. Хватит прятаться каждый в своем углу. А теперь... Прощай, моя единственная подруга!..
   Аннутка сорвалась с крыши и улетела. А Элишка следила за ней до тех пор, пока маленькую черную точку не поглотила пелена тумана. И сразу стало вдвойне пусто на душе. Настолько одиноко, что вновь захотелось разреветься. Девушка поторопилась спуститься вниз, обратно в башню... Толкнула одну дверь, пробежала по ступенькам, и потянула ручку другой. А когда увидела владаря... Слезы сами полились, прямо как из водопада, впадающего в озеро. Он не успел толком встать с кресла, как хныкающая девчонка уткнулась ему в грудь и надрывно ревела, все прижимаясь, требуя внимания и тепла. И это вместо "Извини!" или "Давай помиримся!". Все извинения и долгие речи просто утонули в слезах. Впрочем, и владарь боялся в них захлебнуться.
  
   Как и прежде, когда так сильно хотелось сбежать от кошмаров или одиночества, она спешила укутаться в маленькую черную тучку - в темное одеяло на большой кровати. И с удовольствием, умилением, подолгу смотрела в лицо строгого, взрослого и такого далекого сердцем мужчины. Сейчас он не спал, а лежал рядом, и Элишке было позволено вглядываться в его совершенно черные глаза, гадая о том, что же скрывается за этой тьмой.
   - Борис Васильевич говорил, что ты выбрал маму своей... - шепотом проронила она, боясь, что владарь не просто уйдет от неприятной темы, но и покинет ложе. - А значит, ты дорожил ею. Тебе было также больно, как мне сегодня, когда улетела Аннутка? Хотя глупо спрашивать такое. Она была важнее подруги. Так ведь? Я помню... Помню, как ты плакал, в тот день...
   Чтобы не оставить Кваду шансов, девушка перебралась поближе. И обеими руками ухватила его за руку.
   - Ты можешь не признаваться. - Предупредила она. - Я все понимаю. Пусть другие уходят, но я тебя не оставлю. - Элишка подняла голову, чтобы встретиться с ним взглядом. - Я не хочу, чтобы тебе опять было больно... как тогда.
   Владарь смотрел на нее пристально и долго.
   - Ты не причинишь мне боль. - Сказал он. - Никто не может этого сделать.
   Элишка улыбнулась, хотя не поняла о чем говорил Квад. Наивное белокурое создание снова опустило голову на подушку и с чистой совестью уснуло.
   - Жесток ты, владарь! - заявил Бориска, спрыгнув с подоконника. - Она к тебе с раскрытым сердцем, а ты... Ты б ее еще послал куда, сразу. А то туманно так все...
   - Ты случаем, не знаешь, какая птица пронырлива, и любопытна? - аккуратно встал с постели владарь, чтобы не потревожить сна девушки.
   - Если та птица, еще и побрякушки блестящие любит - то, то ворона или сорока! Скорее всего, сорока! - заключил Бориска.
   - Вот и я думаю, что сорока, но никак не сокол! И зачем только позволил тебе самому выбирать! - покачал головой Квад. - Cделал бы сразу сорокой...
   Сокол раскрыл клюв и смешно растопырил крылья. Даже перья стали дыбом. Он хотел протестовать, мол, дареного не воротят, но тут повелитель задел плащом перевязанные лентой листы, которые Элишка всюду носила с собой. Они повалились на пол, не плотная перевязь ленты соскочила, и картинки раскрылись перед взором владаря. Квад взялся их поднимать. Многие из пейзажей и лиц он уже неоднократно видел, как и цветы, изображенные грифелем. Только один портрет ему ранее не показывали... И Квад понимал почему...
   - О! Это чего у нас за мужик тут нарисован? - оценил произведение болтливый сокол. - Тьфу, какие у нашей девицы фантазии. Не-е, этот прынц явно не из нашего гнезда вывалился!
   Квад в эту минуту не слушал Бориску. Он сверлил взглядом спящую девушку.
  
   Элишка проснулась совсем одна. Сквозняк прогуливался по комнате. За окном лил дождь, постукивая по камням и воде. Ее рисунки лежали на краю одеяла.
   - Квад... - позвала она, но никто не откликнулся. - Борис Васильевич!
   Но и воспитателя не было. Хотя обычно именно он будил ее и выставлял за двери, долго читая нравоучительные речи.
   Невольно ей подумалось, что башня опустела.
   Как в кошмарном сне, Элишка в полумраке пошла вдоль стен, спускаясь вниз, в хранилище. Толкнула дверь, огляделась... И чуть не завыла от горя, когда и Пелагеи не обнаружила.
   - Ты чего бродишь, как призрак? - однако нянюшка никуда не делась - она просто отлучалась. Вот и вернулась обратно, и вместе с ней вернулось приятное тепло. - Садись, чай пить будем! Пусть ворона от нас улетела, но мы расстраиваться не станем! Мы будем радоваться за нее. Нашла девочка свое счастье - это ж хорошо!
   Приговаривая еще что-то воодушевляющее и бодрое, Пелагея быстро водрузила на стол самовар. По хранилищу потянулись приятные ароматы варенья из роз. Все, что тяготило душу Элишки ушло.
   - Ну что? Помирились вы с владарем? - расспрашивала нянюшка.
   - Да, - счастливо улыбалась Элишка, не догадываясь, что за то время, пока она спала, уж больно много в мире изменилось...
  
   Подлая призрачная птаха пряталась где-то среди коряг у болот. Она так отчаянно сопротивлялась зову черной птицы, что в результате смогла осилить инстинкт полного и беспрекословного подчинения. А черная огромная птица все не улетала. Она бродила вдоль болота, да всматривалась в каждую корягу. И от одного вида на этого исполинского монстра голубю становилось страшно. Ему казалось, что вот он на секундочку выглянет из убежища, и огромный клюв распахнется, поглотит его...
   - Так эти болота столько ужаса наводят на людей? - поблизости послышались голоса. Черный птах взлетел на высокие ветви засохшего дуба и притаился. По кочкам, по камешкам осторожно ступая, из-за ближайшего пожухлого камыша выбрались мужчины. Один из них был светловолос и улыбчив, что совершенно не вписывалось в мрак и сырость местного окружения. Этот человек и его спутники остановились около болота.
   - Осушить бы здесь все. Вырубить с корнями этот гадюшник, а там, глядишь, и получится, что путнее тут построить. - Предложил один из спутников.
   - Не знаю, что и сказать. - Почесал в затылке светловолосый, и огляделся: вокруг было как в сказке... в жуткой такой ее части, где добрый молодец обычно встречает привратника потустороннего мира.
   - Соглашайся, барин! - уговаривал проводник.
   - Илья. И правда, чего ломаться? Дай ему денег. Убьешь одним выстрелом двух зайцев: и от нехорошего этого места избавишься, и прибыль получишь...
   - Если, конечно, Фадей сам потом в Ягулишну какую-нибудь не превратится! - смерил проводника взглядом барин.
   - Что ты! Побойся бога, барин! - осенил себя знамением Фадей, и тихо так выдал: - А коли и превращусь, то неизменно в казну платить буду...
   И мужики рассмеялись, сдобрив смехом сделку.
   - Хорошо. Будут тебе гроши! - согласился Илья. Проводник Фадей бросился целовать ему руки. Однако светловолосый барин отступил назад. - Не надо этого!
   - А чем же благодарить тебя, барин? - не унимался радостный мужик, будто не болото выцыганил, а настоящий прииск с золотыми копями.
   - А ты, как Ягулишной станешь наколдуй ему бабу... - посоветовал Кирилло - товарищ верный барина.
   - Какую? - сразу приготовился Фадей.
   - А такую, чтоб волосы - золотыми волнами. Чтоб глаза - голубые, как озеро чистое, или как небо ясное. Стан тонкий - тростиночка... Голос - нежный да ласковый... - описывали уже оба друга Ильи, то и дело посматривая на него, не рассердится ли, как его же описание девицы исказили до сказочного. А птица черная слушала и кого-то ей портрет словесный напомнил. Потому повелитель пернатых внимательнее присмотрелся к людям.
   - Где ж такую сыскать? - пожал плечами Фадей. - Я б тебе, барин, дочь свою предложил. Да она рыжая...
   - Не надо мне! Я эту найду. Даст бог. Найду! И коли уж найду - никуда она от меня не денется... - Поклялся Илья.
   - Просто в прошлый раз он ее упустил. На медведя отвлекся... - шепотом пояснил Кирилло.
   - Вот с тех пор и ищет! - хихикнул второй товарищ.
   "Ищи, ищи!" - подумалось черной птице, резко и шумно сорвавшейся с ветки над головами людей. Мужчины невольно присели, прижимаясь к земле, а потом подняли взгляды ввысь.
   - Может зря ты тут хозяйничать решил? - спросил Илья. - Дичь тут странная... Демона больше напоминает.
   - Да деревья вырублю, болота засыплю, и дичь нормальная станет! - оптимизму этого человека можно было только позавидовать. А маленькая призрачная птичка, радовалась своей свободе и уже искала новых жертв, которые непременно сгинут в этих проклятых болотах!
  
   Глава 15.
   Она сидела на постели, ожидая его возвращения...
   Она бродила из стороны в сторону, уже начиная подозревать, что владарь нарочно не торопится домой...
   Она рисовала...
   Она сидела с тоскливым видом на подоконнике и глядела в небо...
   Потом ей все надоело, и девушка села за стол, взяла стопку бумаг...
   Вот тут-то он и появился. Перехватив листы из ее рук, быстро спрятал в сундук свои письма.
   - Я ведь просил!
   - А я тебя, между прочим, ждала! - поднялась она, упершись руками в столешницу, вознамерившись устроить маленький скандальчик, чтобы успокоить собственные нервы и подпортить чужие.
   - Зачем? - хмыкнул он, и внезапно замер, будто изваяние, услышав совершенно искренний и немного обескураживающий ответ:
   - Соскучилась!
   Квад удивительно долго смотрел в глаза девушки, наверное, пытаясь отыскать ложь. Но не было и намека на нее. Элишка тепло улыбнулась и подошла, обхватив теплыми ладошками холодные пальцы владаря. Ее тепло быстро передавалось повелителю, чуть ли не раскаляя кожу, как огонь накаляет металл. Неприятно не было. Просто это тепло, как-то быстро распространялось вверх от ладони, к груди, горлу, лицу...
   - Можно я побуду эгоисткой? - испросила она разрешения. - Пелагея говорит, это плохо. Но я не могу иначе.
   Темные брови владаря вопросительно поднялись.
   - Я хочу отобрать тебя у всего мира. Для себя. Хотя бы на чуть-чуть.
   "Интересно, как..." - подумал Квад.
   - Побудь со мной сегодня, хоть немножко. Давай полетим на поляну! - упрашивала Элишка, и глядела такими сияющими глазами, в которых отражался лишь владарь. - Я не прошу ничего больше. Я буду тихой, не буду доставлять проблем. Просто побудь рядом, только моим.
   Она странным образом влияла на него, подчиняя своей детской воле, капризам. И что являлось ее орудием против владаря, он никак не мог понять. Может быть, он чувствовал в ней частичку Аглаи, и потому не был способен отказать ей... Временно, Квад отдался в рабство прелестной бескрылой птахе.
  
   Он сидел в высокой траве, устремив взгляд к горизонту. Его владения были прекрасны. Они вдохновляли красотой и яркими красками. Они заставляли ее улыбаться. Она поразительно вписывалась в окружающий мир, как рожденная здесь, сотворенная самой Вселенной ради этого места. Сам владарь выглядел, как большая черная клякса на изысканной картине... Впрочем, Элишка попробовала исправить ситуацию, и наскоро сплела венок из трав и цветов, водрузила его на голову мужчины. Потом, с чистой совестью, уселась напротив и принялась рисовать портрет Квада.
   - Не шевелись, пожалуйста! - просила она, улыбаясь и щурясь от яркого солнца.
   Квад мог по долгу не двигаться и оказался прекрасным натурщиком для юной художницы. Он с интересом наблюдал за ее увлеченностью, за тем, как ее взгляд скользит по его шее, запоминая, как фокусируется на его подбородке и губах. Взгляд был настолько ощутимым, словно прикосновение - мягкое, нежное, ласковое, теплое. И ощущение его будоражило и приятно пьянило владаря. Он передвинулся ближе, протянув руку к девушке, чтобы сравнить чувство реальное и навеянное.
   Элишка оторвала взгляд от рисунка и посмотрела на Квада, застывшего с протянутой к ней рукой. Он не шевелился, а она... Прикрыла веки и потерлась щекой о его ладонь. Это касание было куда приятнее выдуманного...
   Решив не упускать такой шанс, Элишка бросила в сторону рисунки и кусочек коры, который служил ей подставкой, уголек.
   Но как-то импульсивно, не рассчитав силы, метнулась к владарю, чтобы упасть в его объятия... Упала в прямом смысле слова, потому как Квад, поймав ее, рухнул на спину, погрузившись в траву.
   - Не ударился? - испугалась она.
   - Нет, - поджал губы он, не сознаваясь, что острый маленький камешек уперся в бок.
   Девушка положила голову ему на грудь и попробовала поймать его взгляд. Сейчас Квад был более теплым и близким, даже расслабленным, будто его не отягощали заботы собирателя душ и повелителя рая. Он смотрел на Элишку, и хоть его черные глаза не выдавали никаких эмоций, девушке чудились веселые искорки и нежность. Его рука нежно поглаживала волнистые золотые кудри на ее голове.
   - Спасибо, - проговорила она, счастливая. - За то, что подарил себя пусть и ненадолго.
   Она приподнялась на локтях, любуясь его безмятежным лицом.
   - Квад, - произнесла Элишка. - Я, кажется, люблю тебя. Знаю, ты пока не можешь этого принять. Ты любил маму... Но я буду терпеливой. Я буду ждать. И буду любить. Если ты мне разрешишь...
   Она наклонилась, вознамерившись прикоснуться к его губам поцелуем... Но вдруг приподнявшийся навстречу этому жесту вдадарь стал непроницаемо холоден. Его глаза смотрели куда-то мимо Элишки. Она даже оглянулась, опасаясь увидеть какого-то страшного зверя. Да только не было никаких животных позади. А вот разбросанные портреты и пейзажи - да. И среди множества знакомых лиц, владарь остановил внимание на одном... Количество портретов этого человека увеличилось с последнего раза.
   Он резко поднялся.
   - Достаточно глупостей!
   - Глупости?! - рассердилась Элишка, устав от его недоверия. Она была готова бороться с самим владарем, доказывая ему свои чувства. Точнее навязывая их. Поймав его за локоть, она заставила смотреть себе в глаза. - Ты вообще слышал меня? Я тебе тут в любви признаюсь! А ты - бесчувственный чурбан! У тебя что, камень вместо сердца??? Или ты... - она заговорила более тихо, едва сдерживая праведные слезы. - До сих пор думаешь только о маме?
   - Я ни о ком не думаю! - сцедил Квад, вырвав руку из ее захвата, но так и не отвел глаз от портрета, который сейчас до безумия хотелось сжечь!
   - Ну и дурак! Придурок! - выпалила вроде бы взрослая девушка, и топнула ногой. - Ну и сиди сам в своей башне! Мучайся от одиночества!
   А потом еще чуть не бросилась постучать кулачками по широкой груди владаря. Но он резко поднялся в небо и исчез в неизвестном направлении.
  
   Элишка добиралась до башни сама. И потратила на это полдня. Вернулась уставшая, злая, и с четким планом мести. Она вознамерилась вернуть владарю все его подарки. Хоть было их и не так много. К собственному удивлению, обнаружила повелителя птиц в его покоях. С ходу выдала:
   - Забирай! - и сорвала с себя бусы, рассыпавшиеся по полу перламутровыми шариками. А потом швырнула яйцо-светильник, да так, что разбила его об стену. После чего гордо удалилась, оставив после себя не просто беспорядок, а хаос... хаос в душе владаря, который никак не мог понять...
   - Она... - обалдело протянул сокол, склонившись над черепицей, оставшейся от яйца. - Она разбила его? Вот так запросто? Целый подаренный мир???
   Владарь сидел на корточках, собирая кусочки почти готового к рождению нового мира. И лишь исполинская огненная птица - мать всех миров - знала, скольких усилий ему стоило получить этот шанс на новую жизнь для ненормальной девчонки.
   - И какой он должен был быть? - заинтересовался Бориска, опуская клюв чуть ли не в ладонь Квада.
   Владарь сосредоточился на блеске во внутренней части скорлупы и замер. Мир был ярок. Ярче Ирия, светлее, краше, просторнее. Там росли странные деревья с сиреневой листвой, а вместо простой травы вся почва была покрыта цветами. В озерах стояла прозрачная, кристальная вода, рыбы летали...
   - Красивый, но пустой и бесполезный мир... - вздохнул Квад.
   - Значит, это не ее судьба. - Философски подметил Бориска.
   - Пойди и объяви ей, что завтра она отправится за Грань... Ей пора вернуться к людям. - Удивил своим решением владарь.
   - Ты что же? Выгнать ее решил? - испугался сокол, едва ль не свалившись. Он даже отлетел от повелителя.
   - Она сама хочет туда. Просто еще не осознает. - Ответил ему. Квад разложил осколки нерожденного мира на своем столе. - Настанет день, когда она придет и скажет это сама. Так зачем ждать...
  
   Во дворе суетилась прислуга, которая никогда не знала покоя: вечные дела, которым нет конца. Барыня приказала к празднику последнего тепла навести порядок, наготовить угощений, да созвать музыкантов. Не забыла она позвать и гостей, среди которых числились самые завидные невесты с не менее завидным приданым. Но не столько приданое девушек интересовало Софью Илларионовну, а титулы. После смерти супруга она вдруг совершенно иначе зажила, перед ней открывались новые горизонты, которые мог расширить для своей маменьки любимый сын - Илья. Правда, он пока об этом ни сном не духом не ведал.
   - Голубчик мой, ну, что же ты не весел? Такой праздник впереди. Ты вот с такой кислой миной и проходишь? - беспокоилась мать. - Ты мне всех невест распугаешь! - и она вполне добродушно отвесила ему подзатыльник, что мигом привело молодого человека в чувства.
   - К чему все эти смотрины? Я уже решил на ком женюсь! - хмурился светловолосый молодой помещик, посматривая в окно.
   - Я уже сотню раз слышала о твоей призрачной нимфе лесной! Но, милый мой, стоит ли гоняться за каким-то призрачным видением, когда вокруг столько аппетитных девушек в самом расцвете! Я внуков хочу! - не стареющая Софья Илларионовна, совсем уж по-детски положила голову на плечо сына, и забавно надула пухлые губы.
   - Вот не представляю вас, маменька, бабушкой! - усмехнулся сын.
   - Ну, я ж не буду его кормить и нянчить. На то тебе жена дана. А я буду этого карапуза баловать! - она щелкнула его по носу веером, и приказала. - Иди к себе, и чтоб вечером все девушки, при одном взгляде на тебя падали в обморок!
   - Слушаю и повинуюсь, - в шутку отвесил поклон сын, поднимаясь в свои покои на втором этаже. Лишь из любви и уважения к матери, он был готов терпеть светских львиц, их дурнушек дочерей и, возможно, даже женился бы на одной из них... Но увы, он никак не мог выбросить из головы образ белокурой лесной колдуньи, которую вырвал из лап медведя. Почти каждый раз, когда появлялось свободное время, Илья Андреевич собирался с друзьями и отправлялся на охоту в тот самый лес, близ сожженных деревень. Уже второй год он не мог найти ее... И начинал понимать, что день за днем становится одержимым желанием, жаждой обладать ускользающей мечтой. Не редко он выходил из себя из-за очередного провала поисков. От одержимости можно было избавиться только одним способом - заполучить ту девушку...
   Или жениться на другой - так считала Софья Илларионовна, и как раз делала все от нее зависящее, чтобы спасти сына.
  
   Дом наполнился малознакомыми людьми. Приглашенные музыканты играли популярные в столице мелодии. Однако не все слушатели оказались благодарными. Мужчинам было наплевать на музыку, они оккупировали карточный стол и уже делали ставки. Женщины с неодобрением смотрели в их сторону. Так что некоторым представителям пола сильного, но покладистого, все же пришлось отказаться от привычных утех и присоединиться к женским компаниям. Естественно, Софья Илларионовна, в своем новом, купленном в городе платье, находилась в центре всеобщего внимания. Илья смотрел, как овдовевшие и холостые мужчины, включая даже молодых парней, суетятся вокруг его матушки и думал, что ей впору еще разок выскочить замуж. Но отчего-то Софья Илларионовна даже и думать о том не хотела. Либо считала брак предприятием не прибыльным и бессмысленным, либо отчаянно скучала по почившему супругу. Последнее казалось Илье глупостью. Отец держал всех в ежовых рукавицах и не позволял даже вздохнуть без его приказа. Илья спасался вылазками на охоту, которые затягивались на месяцы. Жил с товарищами в охотничьих сторожках и чувствовал себя вполне счастливым, пока не возвращался домой. Мать ему было жаль - она всегда оставалась верной своему супругу. Так что, если сейчас ей хотелось насладиться свободой, то пусть радуется!
   - Илья Андреевич! - обратилась к нему дама, кажется княжна Анастасия. Рядом с ней, стыдливо пряталась за веером, девица лет семнадцати. Глаза у нее были красивыми, а вот на счет всего остального Илья имел сомнения.
   - Илья Андреевич! - обратив на себя должное внимание, и получив приветственный поклон, княжна уверенно подхватила молодого человека под локоть, направив к окну. - Ваша матушка, сказала, что у вас диво, какие окрестности. Может быть, вы покажете, что-нибудь интересное Анне Максимовне?
   Илья посмотрел на младшую дочь баронета Максима Южкина. Судорожно вспоминал, что такого стоит показывать приличным дамам. Однако, кроме конюшни, да странного леса с заколдованными болотами, ничего придумать не смог.
   - Ну, покажите, хотя бы звезды! - подталкивала чуть ли не в спину его княжна, подсказывая выход... а точнее указывая на выход из дома.
   Помещик устало посмотрел на лучащуюся от счастья мать. Та кивком головы указала на двери, мол, иди, проветрись. Так что, тяжко вздохнув, Илья галантным жестом, положил ладонь юной спутницы себе на локоть:
   - Скажите, Анна Максимовна, как давно вы любовались звездами?
   Девушка и пикнуть не успела, оказавшись во дворе. Фантазия сразу же нарисовала ей романтичную иллюстрацию из книги: звездное небо... Нет! Лучше закат, и на его фоне, красавец блондин, крепко прижав ее к своей груди, скажет...
   - Навозом что-то попахивает. Да не обращайте внимания. В деревенской местности, это нормальное явление. Станете здесь жить, привыкните...
   Анна Максимовна решила упасть в обморок, ибо вся романтика разбилась вдребезги об эти несколько предложений, нарисовав крайне удручающую картину возможного будущего в компании супруга-деревенщины.
   - Вот и зря, - вздохнул Илья, поднимая увесистое женское тело с земли. Основной вес, видимо, тощей фигуре Анны Максимовны добавляли юбки, расшитое платье и корсет. - Испачкаетесь же!
   Но девушка его не слышала. Она очень поторопилась прочь от реальности... в небытие.
   - Эй! Мужики! - окликнул помещик, и на его зов из сеновала выскочил крупный парнишка в потертой желтоватой от пота рубахе. - Пахом, ты что ль?
   - Ага, - закивал тот, уже догадываясь, о чем его попросят. Старательно вытер руки об штаны и протянул вперед.
   - Отнеси даму в покои к нянюшке. Пусть присмотрит. - Распорядился Илья.
   Анну Максимовну легко подняли крестьянские могучие ручищи и бережно транспортировали в дом. Илья Андреевич же, наконец, остался один. Присел на скамейку за сеновалом, и решил поразмыслить. Ведь вернувшись в дом, ему умело подсунут очередную впечатлительную девицу, которую матушка и княжна прочат Илье в спутницы жизни. А он так же легко согласится прогулять ее до сеновала, расскажет о чем-нибудь дурно пахнущем и результат вновь унесут к нянюшке...
   - Да постой же! - с таким вот требованием мимо Ильи внезапно пронеслось белокурое видение, и помчалось за псом.
   Илья поднялся. Сердце его зашлось в сумасшедшей пляске. Он чувствовал, он понимал, что лесная фея... Она сама нашла его! И молодой помещик бросился вдогонку, стараясь не выпускать женский силуэт из поля зрения. Он бежал, сломя голову. Боялся, что вот-вот и не успеет поймать ее.
   Коварный пес свернул за угол конюшни. Девушка потеряла его из виду. Стала, озираясь. И немного испугалась, когда ее внезапно схватили за руку. Она дрогнула и попятилась, потому Илье пришлось поймать ее в объятия, прижав к себе крепко.
   - Теперь ты никуда от меня не денешься! - пообещал Илья.
   - Ой! - испугалась девушка, и сейчас, в хорошем освещении луны, он рассмотрел ее. У нее были очень красивые большие голубые глаза, слегка вьющиеся длинные локоны, широкие темные брови и алые губы... Но это была не она! То есть не та лесная дева, занимавшая все мысли Ильи. Очень красивая, и очень похожая на ту самую... Но не она!
   И сердце вновь провалилось куда-то в пропасть. Захотелось крушить и ломать все вокруг от обиды на такую несправедливость. Он ума не мог приложить, где же еще стоит поискать...
   "Похоже, ты никогда ее не найдешь!" - обреченно подумал помещик.
   - Кажется, я вас знаю! - обрадовалась девушка. - Вы ведь сын Софьи Илларионовны! Мне ваша маменька много о вас рассказывала.
   - А вас, простите, как зовут? - с трудом скрывая разочарование, протянул Илья.
   - Простите, - высвободилась девушка, отошла на шаг, чтобы присесть в легком реверансе и представиться, как подобает. - Анастасия Алексеевна Камышкина, младшая дочь герцога Алексея Ярославовича.
   - Что ж... - протянул Илья, расценивая ситуацию не как худшую. - Почему бы и нет...
   Он вернулся к матушке, заявив, что устал метаться в поисках от одного разочарования к другому, что матушка, без сомнений, права, и он выбрал, наконец, девицу, на которой хочет жениться. Настенька была счастлива, встретив сватов у порога своего дома...
  
   Глава 16.
   Ей хотелось реветь навзрыд. Хотелось схватить владаря за плечи, потрясти в надежде, что лед, крепко удерживающий его эмоции, потрескается и рассыплется, освободив настоящего, доброго и теплого Квада... Такие мысли посещали Пелагею, глядящую на ссутуленную фигурку девчушки, отправляющейся в ссылку. Ради прощания с ней нянюшка вышла из Хранилища и сейчас стояла у каменных валунов на краю озера.
   Крепко прижав к себе изгнанницу, Пелагея зашептала:
   - Он еще сам не понимает, какую ошибку совершил! Но он поймет. И очень скоро. А ты - держись. Знаю, будешь скучать по нему. - Женщина вложила в маленький чересплечный мешочек Элишки несколько черных перьев. - Как захочешь увидеть его - брось перо в сосуд с водой. Как перо коснется поверхности, так рябь пойдет, а потом увидишь его, где бы ты ни была.
   - Зачем он так со мной? - не понимала девушка, заливаясь слезами.
   - Глупый потому что! - подмигнула нянюшка, и снова обняла. Чмокнула в макушку. - Иди детка! Я верю, что однажды ты вернешься в Ирий!
   Элишка шагнула к каменным великанам и остановилась, в последний раз бросив взгляд на черную башню. Ей не верилось в счастливое возвращение. Сердце больно ныло в груди. А владарь... не пришел даже попрощаться. Он прогонял ее из своего рая... И это было понятно всем без исключения.
   С опаской сделав шаг вперед, девушка услышала крик птицы. Оглянулась... Но это всего лишь Ора решил, что отправится вместе с ней и разделит ее участь, какой бы та ни была. С верным ястребом уходить было немного спокойнее. И Элишка ступила за Грань...
  
   - Ох, зря мы это сделали! - ворчал сокол, не находя себе места.
   - Ты из гордой птицы превращаешься в курицу-наседку! - Заметил владарь, пытаясь погрузиться в чтение. Но буквы будто разбегались перед взглядом, а прочитанное не укладывалось в голове. И после продолжительных попыток, он закрыл книгу. Сделал это громко, испугав преданного слугу. - Она - человек! Пусть находится среди своих.
   - Ну да... Пусть посмотрит на людей. Че ж она раньше-то не рассмотрела?! Пусть посмотрит, - остановился на подоконнике сокол, присмотрелся к владарю, и развил тему. - На мужиков. Авось кто ей и приглянется.
   Теперь Бориска и впрямь заметил насколько изменился повелитель за время несения бремени родителя. Его лицо перестало быть каменной маской. Мышцы непослушно выдавали все кипящие внутри эмоции. Видимо, повинуясь внезапному порыву, он поднялся на ноги и подошел к окну. Но сделал себе лишь хуже...
   На той стороне озера изгнанница обернулась, чтобы последний раз посмотреть на черную башню, где прожила долгих шестнадцать лет, а потом взяла, да и прошла через Грань... И больше в Ирие не стало Элишки.
   Внутри владаря дрогнула пустота и стала разрастаться в груди.
   А в Ирие сгущались темные тучи, плотно укутывая голубое небо, словно солнце вновь ускользнуло из рая птиц следом за маленькой белокурой девушкой, решив спрятаться в ее мешочке.
  
  
   Снега выпало так много, что ноги проваливались до колен в этот пушистый покров. Красота, посеребренного леса завораживала и радовала, придавала воодушевления. А вот дикий, кусачий холод - нет. Буквально сразу пришлось достать из мешка плащ, и спрятать под него Ору. Птице такая погода никак не нравилась. Уже через каких-то пару часов прекрасная и ослепляющая зима совсем разонравилась одинокой путнице.
   Пробираться через лес неведомо куда было трудно. Элишка не знала, в какую сторону идти, где искать место для ночлега. Пальцы на руках и ногах сначала жгло от холода, а потом она и вовсе перестала их чувствовать.
   Сгущались сумерки. Поднималась метель и заметала следы одинокой девушки, бредущей через лес не имея цели. И холод теперь пронизывал насквозь. Хотелось расплакаться. Но Элишка понимала, что слезы быстро превратятся в сосульки. Впервые она остро ощущала, что такое голод. Он мучительно больно сжимал желудок.
   На пару мгновений зубы перестали выстукивать затейливый ритм на потеху вьюге. Но только ради того, чтобы девушка чихнула. И укутавшись в плащ плотнее, прижала покрепче такую же околевшую птицу. Попробовала подтянуть ткань к лицу повыше, дыханием согревая Ору. Однако ноги уже почти не слушались. И появилось странное желание остановиться и больше не двигаться.
   - Я не могу больше! Нет сил! - пожаловалась она Оре.
   Околевшая птица ободряющее клюнула в руку, намекая, что необходимо двигаться вперед. Потому Элишка заставила себя идти дальше.
   Пришлось преодолеть длинный путь (или он просто таким показался), но наконец, впереди замаячил теплый свет. Путница ускорила шаг, немного подпрыгивая, чтобы не застревать в сугробах.
   Это был небольшой составленный из бревен и мха дом. В его окнах горел добродушный свет, зазывая войти. И добравшись до порога, Элишка не медля ни секунды, постучалась. Тяжелая дверь распахнулась и ее окутало тепло.
   - Здравствуйте, люди добрые! - жмурясь и улыбаясь, поздоровалась она. - Не откажите в гостеприимстве! Приютите сироту!
   И поклонилась до самого пола, как учили ее Борис Васильевич и Пелагея.
   - Здравствуй, здравствуй! - пробасил мужской угрожающий голос, и дверь глухо захлопнулась.
   В комнате у камина, за столом и на лавках сидели мужчины. Человек десять, а то и более. И совсем уж не дружелюбно смотрели они на девушку. Улыбались, только как-то неприятно.
  
   Борис Васильевич отодвинулся от большой круглой чаши на столе и заметался по комнате.
   - Вот! Наивный ребенок попался в первую же ловушку. Ей же никто не рассказал о том, какие люди бывают!
   Он хотел адресовать владарю очередной укор, только уже было некому. Секунду назад сидевший в кресле Квад исчез.
   - Дурень! Ты теперь так каждый раз метаться будешь??? - вздохнул Борис Васильевич и снова прильнул к чаше, со всем вниманием следя за тем, как белокурую наивную девушку, испуганную до слез, закрывают в крошечной комнатушке с крысами, а ее ястреба пытаются изловить здоровенные мужики.
  
   Она сидела в темной каморке, будто поглощенная тьмой. Прислушивалась к каждому шороху, и беспокоилась о ястребе. Судя по голосам, доносившимся из-за двери, Ору поймали, но мужчины очень сомневались, что мясо дикой птицы будет вкусным. Потому просто решили продать достаточно драгоценное животное.
   Элишка задрожала. Сердце подсказало, что ее судьба в мире людей закончится быстро и трагично. И она не вернется никогда-никогда в Ирий. Заплакав, вспомнила лицо владаря. Губы сжала, чтобы не позвать его - а ведь так хотелось, прокричать его имя, позвать, чтобы спас. В ту же минуту стало очень обидно от мысли, что единственный, кому она доверяла и рядом с кем хотела быть, не придет, не станет помогать и защищать, ведь сам изгнал из своего рая, своего сердца.
   - Тьма крадется, ищет путь... - запела она тихонько, всхлипывая. - Мне ее не обмануть.
   Сердце сжалось от тоски
   Ты меня, мой друг, прости.
   Не увижу глаз твоих,
   Не коснусь я губ родных.
   Стану тенью за окном,
   Буду плакать я с дождем,
   Звать тебя...
   Но забудешь ты меня...
   Пропев эти тоскливые строки, она заревела сильнее от жалости к самой себе. И, похоже, была готова прореветь всю ночь напролет... Если бы у предводителя шайки в этот вечер не дрогнуло сердце. А вместе с ним нервы... И кажется, даже мозги немного задрожали...
   Мечтая поскорее прекратить собственную головную боль, он отправился к ее причине и распахнул дверь, напугав пленницу. Он мог бы ее ударить, но понимал, что истерика станет только громче и сильнее. Потому решил заговорить.
   - Ну что ж ты воешь??? - воззрился на нее он. - Мы ж тебя не убиваем... - и чуть подумав, уточнил: - Пока еще...
   Элишка взвыла громче, постепенно впадая в истерику.
   - Тише ты! Оговорился я. Не будем мы тебя убивать. Продадим...
   Такой вариант пленница тоже не одобрила, о чем свидетельствовал новый вой.
   - Вот интересно, ты еще громче можешь? - потирая виски и жмурясь, исключительно у самого себя поинтересовался атаман. Ответ был более чем утвердительным, а истеричный вой - впечатляющим. - Все! Сдаюсь. Продавать не будем. Хочешь с нами жить? Мы тебя разбойничать научим.
   Элишка резко оборвала самозабвенное "Ыыыыыы", и внимательно, с интересом посмотрела на мужчину. Он присел на корточки напротив девушки. И сейчас не выглядел пугающим или злым. Наоборот. Усталый дядька, с любопытством и добротой рассматривал пленницу.
   - Хотя, какая из тебя разбойница?! - проронил он и подмигнул. - Готовить умеешь?
   - Пироги. - Честно призналась она. - С ежевикой.
   - С ежевикой? Это хорошо. Только где ж ее достать зимой-то! - хмыкнул атаман. - А что еще умеешь?
   - Сказки рассказывать. - Пожала плечами честная пленница.
   Атаман заливисто рассмеялся.
   - Пойдем-ка. Голодная небось, сказительница. - Он протянул широкую шершавую ладонь, помогая девушке встать. Вывел из темницы и, как маленькую, подняв под руки, усадил прямо на стол. Достал из сундука кусок хлеба и немного сыра. Вручил девушке, а сам сел на стул и приготовился слушать. Откусив поочередно то одно угощение, то другое, Элишка успокоилась.
   - Когда-то давно... Жили на свете крылатые люди...
   Спавшие до того разбойники, один за другим начали подниматься на лавках, усаживаться удобнее. Уже к середине рассказа спящих в доме не осталось. Кто-то достал кувшин с хмелем и разлив в несколько кружек, пустил по кругу. Грозные и страшные тати слушали сказочницу словно дети - удивляясь, печалясь и смеясь.
   - Знаешь, Иже, - обратился к атаману Рыжий Ванька. - Хорошая она... Юродивая, конечно, но хорошая. Сказки у ней чудные. Одежда у ней чудная. Негоже нам над юродивыми издеваться.
   - А мы и не станем. Выгонять девку тоже не будем. Видать, ее и семья нарочно выгнала в такой холод. Надеялись, что не вернется. - Стараясь не отвлекать сказительницу, шепотом отвечал атаман. - Жалко ее. А сказки у нее забавные. Пусть остается. По хозяйству помогает. Да и нам веселее будет.
   - Только остальным строго накажи, чтоб не обижали! - напомнил Ванька.
   - А ты ей, наверное, на чердаке комнатушку сделай. Сена там набросай. Бардак разбери. - Кивал Иже.
   - Сделаю, - согласился Ванька, поднимаясь на ноги. И обходя под стеночкой, чтобы никому не мешать, удивился тому, насколько странным выдался вечерок, и как чудно ведут себя его соратники. Да когда б они вот так чинно сидели да слушали байки какой-то бабы? А тут - даже рты разинули.
   - А владарь поднимется, крылья черные свои расправит... - повествовала Элишка, широко-широко расставляя поднятые руки, чтобы показать насколько велики крылья хозяина птиц.
   - Эх, чудно! - вновь повторил Ванька, забираясь на чердак по приставленной лесенке. Взглядом мазнул по запорошенному окошку и померещилась ему тень черная. Моргнул - пропала тень. - Ох, чудно! - приговаривал он, осеняя себя священным знамением, отгоняющим бесов.
  
   Черная тень облегченно вздохнула. Устало опустила голову на грудь. Прикрыла глаза. Вновь вздохнула. Да и решила лететь обратно - в птичий край, где ей и место.
  
   Илья Андреевич измерял шагами двор, запорошенный снегом. И измерения привели его к интересной мысли, что ходит он кругами. Потому решил остановиться. Вдохнул холодный морозный воздух. Охолодил заодно и разум. Но чувства вновь вскипели, а тело напряглось, будто бы струна. А причиной тому - крик роженицы. И вот, не сдерживая желаний, молодой помещик бросился на крыльцо. Толкнул дверь, пробежал в просторную гостиную и замер, приметив на верхней ступени лестницы матушку, вытирающую руки полотенцем. Она подмигнула сыну задорно, и позвала подниматься в комнаты. Илья быстро преодолел все сорок с лишним ступенек и оказался в покоях жены.
   Служанки расторопно уносили воду, окровавленные тряпки, замывали полы какими-то пахучими растворами. Так что в душной комнате уже сносно пахло. Супруга, Анастасия Алексеевна, обессиленная, взмокшая, с побелевшими губами, бледная, лежала на постели.
   - Радуйся, зять наш! - тут же подскочила к нему герцогиня. - Наследник у нас!
   - Не у вас. А у нас! - уточнила Софья Илларионовна.
   - Как Алексей Ярославович-то обрадуется! - не обращала на нее внимания герцогиня Камышкина, еще не представляя, чем обернется явление на свет наследника.
   Илья же вообще не замечал женщин. Он взял на руки тяжелый сверток с ребенком и вгляделся в морщинистые черты. Сходства он пока не замечал, но чувствовал доселе не ведомое желание защищать и беречь это маленькое существо. И, конечно, он был горд, как все отцы.
   - Что с ней? - кивнул в сторону кровати счастливый отец.
   - Ничего. Устала. После родов такое случается. Измоталась. Ты не тревожь ее пока. Пусть отдыхает. Пара дней и она в себя придет! - заверили матушки. И Илья поверил. Ушел, отмечать с мужиками рождение сына.
  
  
   Глава 17.
   Cофья Илларионовна, кажется, не спала всю ночь. Сначала отдавала распоряжения, потом следила за тем, как идет подготовка к приезду гостей. Гости были не простыми - сам герцог Камышкин решил наведаться в имение к своему зятю и посмотреть на внука. Сначала Софья Илларионовна думала, что брак ее сына будет прибыльным и во всех отношениях счастливым. Однако герцог оказался до безобразия жадным. Из приданного у Анастасии Алексеевны были подушки, перины, сервизы, зеркала, совсем немного серебра и украшений, лошадь, да единственная служанка, которая проболталась о том, что любимец царя-батюшки недавно проигрался в карты. Так что на приданном для любимой дочери решил сэкономить, отдавая немалые карточные долги.
   Как мать, Софья Илларионовна желала сыну добра и лишь всего самого лучшего. Как женщина, она так же хотела лучшего для себя. Потому ночь на пролет она думала, как убить двух зайцев одним выстрелом. И план созрел. Хоть он категорически не нравился Софье Илларионовне. Хотя, чего греха таить, однажды она уже прибегала к нему, чтобы освободиться...
   - Как только, они уедут, я тоже не стану сидеть дома. - Не здороваясь, без излишних приветствий в комнату вошел хмурый Илья. Он давно не высыпался, да и ходил в последнее время, будто в воду опущенный. Матушка уж и не знала, чем ему помочь. Хотя подозревала о причине такого настроения.
   - На охоту отправлюсь! - выпалил сын.
   - Правильно. - Ласково улыбнулась ему Софья Илларионовна. - Молодому мужчине незачем целыми днями в доме сидеть! К тому же, когда маленький ребенок шумит по ночам, тут и не до сна. Жена вся в заботах, некогда тебе внимания уделить. И впрямь, развейся! Я сама за всем присмотрю!
   Илья поцеловал руку матери и отправился проведать супругу. А Софья Илларионовна достала из ящичка стола небольшой флакончик с бесцветной жидкостью. Подумала немного, и спустилась на кухню. Флакончик она крепко сжимала в руке, и бесконечные рюши ее рубахи прикрывали хитрый скарб.
  
  
   По тракту из города Белозерска в сторону, наверное, Каменного или же Белых Столпов, ехала груженая карета. На крыше было полно свертков да сумок. Кучер контролировал дорогу лишь одним глазом, ибо вторым досматривал слишком уж интересный сон. Иногда ему хотелось полноценно поспать (двумя глазами сразу), да только в постоянной тряске это не удавалось. Впрочем, сон как рукой сняло... Увесистой рукой с дубиной. Причем последняя угодила прямо по темечку, когда лихой народ выскочил из леса около дороги и, напугав коней, остановил карету.
   Тати, скрывшие свои лица грязными тряпками, отворили двери салона под визг двух женщин и недовольное ворчание двух пожилых мужчин. Причем один, в тонком монокле на цепочке, вещал о жутком наказании, властях, которые не потерпят такого поведения!
   - Потерпят. И вы потерпите. Мы быстро! - пообещал один из разбойников, сунув нож под горло умнику. - Отдаем все, что не жалко. А что жалко - отдаем обязательно!
   И второй тать тут же протянул большой холщевый мешок. В него полетели деньги, кольца, сережки и бусы, все содержимое кошелей.
   - Мадам, спускайтесь! - выделив одну из женщин, третий вор, вдруг вывел ее из кареты. И дама, откровенного говоря, взмолилась, когда ее придирчиво осмотрели с ног до головы. - Раздевайтесь! - велел наглый тать.
   - Что? Позвольте! Вы разговариваете с дамой! - тут же вступился дяденька в монокле... И уже через секунду ему пришлось надеть монокль на другую сторону, так как второй глаз внезапно перестал видеть. Опешившей и побагровевшей от позора даме пришлось раздеваться...
  
   В маленьком, занесенном снегом, домике горел огонь в камине, пахло кашей и пряностями. Варился в котле компот из сухофруктов. А единственная хозяюшка этого местечка занималась уборкой. Девушка отставила метлу в сторону и утерла пот со лба.
   - Умаялась? - усмехнулся атаман.
   - Нет. - Покачала головой Элишка. - Еще надо к речке сходить.
   - Возьми с собой Игната. - Он сразу кивнул мужчине, все это время игравшему в карты с дружками. Игнат сбросил последнего туза с рук и радостно оповестил об окончании игры! Взял корзину с бельем и направился к двери. Только вот пришлось повременить со стиркой. Двери распахнулись и через порог переступили Василь, Степан и Владязь.
   - Элиша! Гляди, какие мы тебе гостинцы принесли! - радостно выкрикнул Владязь, достав из мешка красивое, голубое платье и черный, обшитый кружевами плащ.
   Девушка всплеснула руками. За месяц, из пленницы она стала любимой воспитанницей или даже дочерью в глазах мужчин. Они регулярно покидали дом, неведомо куда уходя, и всегда возвращались с чем-то интересным. Сегодня вот платье подарили. А в прошлый раз Ванька принес Элишке заколку. И она радовалась, как маленькая. Чувствовала себя нужной, важной. Тут же, поднялась к себе на чердак, надела обновку и похвасталась мужчинам.
   - Прям царевишна! - нахваливали они, смущая девушку.
   - Спасибо, Владязь! - чмокнула в щеку щедрого татя она. - Садитесь кушать. Каша готова. А я пока к реке сбегаю, вещи постираю.
   Набросила на плечи кушак и вместе с Игнатом отправилась вниз по протоптанной тропинке. Стараясь не упасть, поскальзываясь, она преодолела горку, потом прошла по сбитым доскам, оставшимся от мостка, и принялась стирать, не зная, какие разговоры ведутся в ее отсутствие.
   - Грустит она что-то. Чай, не совсем дуреха. Понимает, что выкинули ее как собачонку. - Вздохнул Ванька, присев за стол рядом с атаманом.
   Иже кивнул. Бросил кусок вяленого мяса ястребу, поймавшему лакомство.
   - Жалко девку.
   - Может, в город ее сводим, на ярмарку? - предложил Степан.
   - Только мы все потом с ярмарки-то не вернемся. Наши физии теперь на каждом столбе висят! - вздохнул атаман. - Затаиться бы пока.
  
   В ледяной воде полоскать рубахи и штаны - мало приятного. Руки стынут, и постоянно приходится согревать их дыханием, а белье то и норовит - уплыть куда-нибудь подальше или утонуть. Элишка никогда раньше не испытывала такого холода. Она помнила о зимах, проведенных еще с родителями. Но раньше это казалось лишь счастливым и красивым сном, где дети играют в снежки и папа катает на санках. Теперь же холод затмевал все: и красоту леса, и сияние снега.
   Игнат попробовал оказать посильную помощь, но только упустил одну из рубах. И ему пришлось гнаться за ней по бережку. А Элишка, воспользовавшись его отсутствием, отыскала небольшую лужицу в снегу и опустила в нее черное перышко. Оно закружило на поверхности и показало желанный облик.
   Сердце сжалось. На поверхности воды появился владарь. Казалось, будто Элишка наблюдает за ним через крошечное окошко. Квад занимался привычными делами - что-то писал, сидя за столом.
   "Наверняка, очередное письмо маме" - подумала она. Потянулась рукой к его лицу. Хотела коснуться того, кто каждую ночь появлялся во сне, и из-за кого совершенно не хотелось просыпаться, вновь возвращаясь в мир, где нет владаря. Притронулась и будто бы Квад почувствовал - повернул голову, отвлекаясь от письма.
   - Я скучаю по тебе. - Сказала Элишка лужице, едва не расплакавшись.
   - Да чего уж там. Я ж недолго бегал. Вот достал! Только ее опять полоскать придется, потому как пока шел - уронил малехо! - подоспел Игнат, размахивая рубахой с отпечатками его же сапог. Элишка вздохнула, постаралась улыбнуться и быстро вытащила перышко, отрусила от воды и спрятала за пазухой.
   - Вот и славно. - Сказала она, вновь принимаясь за полоскание.
  
   Квад отложил бумагу. Отодвинул и коснулся пальцами щеки. Она словно хранила память о недавнем прикосновении. И вызывало оно странную тревогу.
   Поддавшись желанию срочно чем-то заняться, владарь подумал, что стоило бы вернуть солнце в Ирий. Ибо в последнее время здесь шли, не прекращая дожди. Они все моросили и делали жизнь взаперти невыносимо тоскливой.
   Достав из сундука флейту ветра, Квад поднялся на крышу башни. Встал на краешке перильца, задумался. Оглядел земли свои - серые да мрачные, вновь окутанные тоской, непогодой и сыростью. Собрал воздуха в легкие, приставил флейту к губам и заиграл.
   Нежная мелодия. Печальная. Разнеслась она над водами озера, попала даже в самый отдаленный уголок Ирия. Призвала она ветер сильный, что стал дуть, что есть мочи, тучи грязные отгоняя, небо отчищая.
   Выглянуло солнышко ласковое, но будто бы обиженное, что долго не звали. Поцеловало лучиком владаря и прильнуло к деревьям, воде да цветам.
   - А что, уже самому тучи прогнать не под силу? - на крыше приземлился сокол Бориска. - Хотя, хорошо, что о флейте вспомнил! А то я уж думал, что с этими дождями, мы скоро из птиц в рыбу превратимся!
   Владарь не слушал его - смотрел вдаль.
   - Скажи, Бориска, неужель и раньше здесь так пусто было? - спросил он внезапно.
   Бориска тоже всмотрелся в ту же сторону. Кажется, ничего не изменилось. Серость, мрак и мрачные краски совсем недавно яркого рая.
   - С чего ж тебе пусто? Все тут есть... - да осекся. - Кроме одного - того, владарь, к чему твое сердце прикипело. Да ты сам эту драгоценность выбросил. Так что мучаешься... Вернул бы, а?!
   - Я не о том спрашивал! - нахмурился Квад.
   - А об чем же?
   Да только владарь к двери пошел, по лесенке потопал, убегая от разговоров с верным, прозорливым соколом.
   - Пусто ему! - хмыкнул Бориска. - Дурить не надо было! Вот что!
  
  
   Герцог Камышкин не мог нарадоваться, набаловаться дитем крошечным. Все приговаривал, что дочь его, наконец, принесла папеньке удачу и подарила наследника. И обмолвился, что уже отписал мальцу все свое состояние.
   - Только пришли слухи из Каменного, мол, его светлость все деньжата проиграл. Имение задолжал купцу из Северного, а земли, что к Стародолу протянулись, отписаны князю Велимиру в уплату очередного долга. Так что внуку он может оставить разве что портки свои... - шепотком поведала ключница своей госпоже - Софье Илларионовне. Госпожа изогнула тонкую бровь, призадумавшись. Велела проверить слухи. Да уже во время ужина поняла - правдивы они. По тому, как гости едят все ведь понять можно. Обычно господа из высших сословий кушают, что воробышки. По крайней мере, их жены... А вот герцогиня Камышкина сейчас набивала рот туго, вызывая у Софьи Илларионовны отвращение. Нарезав тонкими ломтиками кусочек мяса, она пришла к весьма занятной мысли, что ее новые родственники стали совсем стары и похожи на хряков. Причем на хряков с которых ни сала, ни мяса поиметь нельзя. А на кой такой убыток иметь?
   Так что взмахнув рукавом над кувшином с вином и пожелав сладких снов своячнику, отправила его с подарком на ночь в покои гостей. И ни капли не расстроилась, когда спустя неделю пришла от Камышкиных весть о скорой кончине герцога.
   Теперь Софья Илларионовна размышляла над другой дилеммой. Осталась у нее невестка... Бестолковая невестка... Слабенькая...
  
  
   Глава 18.
   Элишка видела счастливые сны и потому не хотела просыпаться. Она была счастлива вне реальности. Ведь только там к владарю можно было прикоснуться, обнять, прижавшись к его груди, и верить, что он принадлежит только ей. Во снах он всегда излучал особое тепло и никогда не отвергал ее. И она, прислонившись к нему, рассказывала обо всем, что приключалось с ней за прошлый день.
   - Тебе нравится здесь? - спрашивал Квад, интересуясь ее новой жизнью среди людей. Хотя вряд ли стал бы распрашивать и проявлять участие в реальности.
   - Возможно, - соглашалась девушка. - Они хорошие и добрые люди. Пытаются угодить. Я никогда раньше столько подарков не получала... Но твои подарки были для меня желанней и дороже.
   - И все же, ты разбила подаренное яйцо. - Упрекнул владарь.
   - Прости. Я рассердилась на тебя... - опустила она глаза и немного отсела, больше не опасаясь, что он исчезнет. Владарь пропадал лишь с рассветом, когда сама Элишка просыпалась.
   - Почему ты выгнал меня?
   - Я не выгнал. Отправил туда, где тебе положено быть. Среди своих.
   - Моих здесь нет. - Покачала головой она.
   - Есть. Скоро ты перестанешь грустить, и забудешь об Ирие. - Твердил который сон подряд Квад.
   - Не забуду! - уперто убеждала и себя, и его Элишка.
   Так они и спорили до тех пор, пока петух не запел, предвещая рассвет. И девушка проснулась в слезах, потому как рядом не было самого важного... Она накинула на плечи плотную шаль из собачьей шерсти и посмотрела в крошечное окошко. Метель решила все укрыть снегами и лютовала, сердясь на что-то. Но, несмотря на такую погоду, Элишке пришлось подниматься, одеваться и идти кормить курочек, которых принес Радмир. Птиц поселили в недавней темнице и теперь они через день давали яйца. Только Элишка к ним не прикасалась. Птиц кормила, а яйца собирать отказывалась и на остальных ругалась. Все приговаривала: "Святые яйца! В них души!" Мужики только переглядывались, не спорили... Но стоило юродивой отойти (белье выстирать или погулять по лесу), как они тут же готовили себе яичницу и ели быстро, пока девчонка не вернулась. Когда же она спрашивала, куда яйца подевались, отвечали, мол, души вылупились и улетели. И она верила...
   Да на сей раз, как на зло, метель разбушевалась.
   Иван, что лис, бродил около курятника, нервируя петуха. Девчонка варила кашу. Но мужикам хотелось мяса и яичницу. Потому они нервно бродили по дому, измышляя, как бы и куда спровадить девушку, чтоб и с ней все в порядке было, и самим пожрать!
   Вот Степан и придумал.
   - А ты не хочешь на белок пойти поглядеть?
   - Так метет же, - пожала плечами Элишка и продолжила варить кашу.
   - Так ведь уже перестало. - Взглянул на окошко Владязь.
   - В такую пору, говорят, в лесу можно много чего интересного встретить. - Поддержал Святозор. - Например, белок не рыжих, а огненных, что снег растопить могут.
   - А еще оленя с золотыми рогами! - с горящими глазами повествовал Гуля, и мужики покосились на него, что на дурака деревенского. Атаман чуть подзатыльник не отвесил.
   - Правда? - Элишка тоже посмотрела так, что здоровые мужики вдруг подумали: "Знает, что врем и считает нас полными идиотами!". Даже совестно стало перед ребенком. Но через мгновенье и ее глаза заблестели - уж больно захотелось оленя диковинного повстречать.
   - Ой! А можно мне погулять? Посмотреть? - подпрыгивала от восторга перед встречей с легендами лесными девушка, и атаман отказать ей не смог.
   - Радмир, с ней пойдешь! - приказал он.
   У голодного татя на физиономии такое несчастное выражение застыло. "За что?" - читалось по этому лицу.
   - Сходи, сходи, проветришься. А кашу мы тебе оставим! - похлопал его по плечу атаман Иже.
   И пришлось Радмиру водить юродивую по лесу, пока все нормальные мужики вкушали мясо и яичницу!
  
   Метель действительно улеглась, и девушка весело шагала по снегу, двигаясь вглубь леса. Снег хрустел под ее ногами, переливался и блестел. Элишка торопила скучающего Радмира. Он кутался в тулуп, ворчал себе что-то под нос, но смиренно брел следом.
   Огненные белки уперто не хотели попадаться девушке на глаза, потому она решила искать следы золоторогого оленя. Правда, отличить след оленя от следа того же волка не могла, и встретив чей-то отпечаток на снегу, тут же дергала Радмира.
   - Олень? - спрашивала она, тыча пальцем в углубление в снегу.
   - Заяц.
   - Олень?
   - Ежик! - качал головой Радмир. Потом, подумав, решил нарисовать на снегу олений отпечаток, чтобы его более не доставали каждые пару шагов дурацкими вопросами.
   - Понятно! - сказала она, и дальше, натыкаясь на чьи-то следы, произносила вслух: "волк", "заяц", "ежик", "человек", "много людей"...
   - Стой! - приостановился Радмир, внимательно рассматривая отпечатки целой компании топтателей снега. И сапоги те были не простыми, не сельскими. Да и тропки вели в другую сторону от тракта. И шли эти люди под деревьями все...
   - А знаешь, что... - стараясь не терять спокойствия, сказал Радмир. - Если спрятаться под той елью и сидеть тихонько-тихонько, то олень с золотыми рогами непременно появится. Он просто решит, что его больше никто не ищет. И не станет бояться. Ты садись тут. А я спрячусь в другом месте. Только потом никуда не уходи. Хорошо?
   Элишка кивнула. Наивное дитя присело, прячась под еловыми ветками, и затаило дыхание. А Радмир скрылся за деревьями и быстро побежал к логову татей, тревожась о том, что не поспеет вовремя и не предупредит друзей.
  
   Городская стража Белозерска старалась не шуметь, чтобы не спугнуть татей, которые не давали дышать свободно местным жителям. Охотник из местной деревеньки привел их прямиком к логову атамана Иже. И теперь собирался удрать, пока не началась заварушка.
   Мужчины достали мечи, и ступали, приближаясь к хижине, почти неслышно. Окружили дом, встали у окон, у дверей. Да с налету распахнули, бросившись в атаку.
   Иже вскочил первым. Правда, испугался он, что то Элишка вернулась и вот-вот застанет его за поеданием яиц. Да только не она то пожаловала... А тяжелую чугунную сковороду с остатками еды пришлось бросить прямо в гостя. Бросил метко - угодил прямо в голову. Дальше... Все завертелось ураганом в маленькой обители воров и разбойников. У стражей были мечи, с которыми толком и не развернуться, не замахнуться в помещении. А у татей были кулаки, да лавки, столы и всякая утварь...
  
   Когда Радмир добежал до дома, то замер на пороге, не веря своим глазам. Долго и тяжело дышал, сползая по стенке. Весь пол был укрыт кровью и трупами. Так что зрелище было не из приятных. Но душу Радмира грела единственная радостная мысль, что распластались тут не его друзья.
   - Фух... Я уж думал... - выдохнул он.
   - Элишка где? - бросил на него беглый взгляд Иже, вытирая кровавый нож, и отдавая распоряжение. - Выносите их и прикопайте где-нибудь подальше. Ваня, Серый, приберите здесь!
   - Я ее под елью оставил.
   Тати споро справлялись с заданием.
   - Хорошо, что ее не было. Мы сейчас здесь порядок наведем, а потом надо бы придумать, куда девчонку пристроить. Если одни проведали о том, где мы, то и другим труда не составит.
   - У нас есть день, два от силы. - Согласился с атаманом Рыжий Ванька.
   - Иди за девочкой. Веди ее не торопясь! - уставший Иже присел на лавку, утираясь грязной тряпкой. Он пока смутно представлял, что делать дальше. Может быть, поискать какую хорошую семью в деревне? Да разве ж она там выживет?.. С собой ее тоже не возьмешь. Подарить ей, что ли, милостивую смерть?
   Мужчина тяжело вздохнул и самому от себя дурно сделалось. Вот мужику глотку перерезать - это да. А такую наивную девчонку тронуть и рука не поднимается. И в чем только причина?
  
   Начинало смеркаться и холодать. Золоторогий олень так и не появлялся. Элишка было подумала, что Радмир подшутил над ней, а еще подумала, что вернувшись в хижину, непременно отругает его. Однако около ели кто-то появился... И девушка, обрадовавшись, выглянула, готовясь либо схватить за рога оленя, либо подергать за волосы коварного лгуна.
   Однако снег скрипел вовсе не под копытами мифического зверя, и не под сапогами человека. Белое снежное покрывало топтали волки. Целая стая окружила Элишку. Мохнатые хозяева леса скалились и рычали. Оголодали совсем. Как тот медведь, что чуть не разорвал Элишку в прошлом. Она замерла, не решаясь шевельнуться. Понимала, что крикнет или сделает хоть шажок и волки атакуют. Сердце зашлось в приступе страха. Сдавило горло. И подмоги ждать ей было неоткуда. Единственное, что могла бы сделать девушка, так это забраться на дерево. Да вот только, успеет ли?..
   Сделала едва заметный шажок назад. Ветки кольнули в спину. Оглянуться было страшно. Однако Элишка попробовала побежать... И свернув влево наткнулась на волчицу. Та оскалилась. По зубам ее стекала слюна.
   Откуда-то сверху, камнем упало что-то черное. Упало беззвучно и растеклось черной кляксой поднимающейся вверх, вырастающей в человека. И этот черный человек закрыл собой Элишку, оказавшись прямо перед волчьей стаей. Лишь волчица не позволяла девушке убежать. Впрочем, она и не собиралась больше мчаться прочь сломя голову.
   - Квад! - обрадовалась своему спасителю девушка, припав к его спине.
   - Не двигайся! - попросил он. Извлек из кармана маленький костяной свисток, подул в него. Нехотя волки подняли головы. Перестали рычать. Волчица отбежала подальше и позвала стаю за собой. Люди стояли и не шевелились до тех пор, пока последний зверь не ушел своей дорогой.
   - Ты пришел за мной! - шептала Элишка, пряча лицо в пернатой накидке владаря. - Пришел! Я знала, что ты заберешь меня!
   - Нет! - коротко ответил он. Но медлил, хоть и собирался уйти. Чувствовал, как сильно она сжимает в кулачках его накидку. Держится, отказываясь отпустить. А потом ее хватка ослабла, и она добровольно сделала шаг назад.
   Квад обернулся, хотя мог вновь улететь, как делал всегда. Но сейчас он смотрел на нее. Она стояла, опустив голову, не поднимая на него глаз. Будто виновата в чем-то. Да разве ее в том вина, что она человек, рождена среди людей и потому может предать, обмануть, как все люди. У них это в крови. Квад понял это еще с того самого момента, когда человек впервые пришел к нему... Понял, и создал Ирий, избрав свою судьбу.
   Сейчас же, вопреки знаниям и рассудку, ему хотелось утешить ее, протянуть к ней руку... Однако, это значило бы, что он дает ей надежду... Но Элишка никогда больше не вернется в Ирий! Так было решено, и ничто этого не изменит. Ирий простоит еще долгие века без нее. Никаких предательств, никакого обмана! Никаких людей в царстве птиц!
   - Не ходи в лес одна! - сухо сказал владарь, и исчез.
   Элишка зажмурилась - глаза пекло и щипало, слезы копились, собираясь сорваться и потечь по щекам.
   - Эй, ну что, красавица? - раздался голос Радмира где-то близко. - Ну что, являлся тебе олень с золотыми рогами?
   Девушка утерла слезы. Подняла голову и молвила:
   - Являлся... Только не олень то... А козел! Злой и бесчувственный! Пойдем отсюда. Домой хочу.
   Бойкая и решительная она направилась вперед, торопясь вернуться в хижину, где все привычно, и никто ее не гонит прочь.
   - Эй! Не торопись так! - не поспевал Радмир, уговаривая остановиться. Да чтобы хоть немного ее замедлить пришлось смять снег и бросить в нее комом. Так игра в снежки позволила мужчине выиграть немного времени для уборки в доме. А Элишке запомнилась, как самый счастливый момент, ради которого стоит дожидаться зимы.
  
  
   - Помоги! - только и могла говорить белокурая девушка, уходя под ледяную воду. У нее не было сил сражаться за собственную жизнь. Намокшая одежда сковывала движения и тянула вниз, на дно.
   - Помоги! - в последний раз попросила она, чувствуя, что пальцы соскальзывают по льду.
   Но ребенок, сидевший напротив, и так легко одетый для холодной зимы, безучастно смотрел на нее, замерев в нескольких шагах. Под ним не трескался лед, он вообще не отбрасывал тени. Он смотрел пустыми глазами на путницу, которую хитростью заманил к реке. Это была очередная жертва маленького призрака. Загубленных по его вине душ становилось все больше и больше. И он всех их ненавидел. Особенно взрослых. Особенно мужей и жен. И вот таких вот юных девушек...
  
   Глава 19.
   Они снова встретились. Увы, лишь во сне. Сидели на крыше черной башни, окруженной водами самого прозрачного и кристально чистого озера. Вели разговоры, сидя бок о бок, и любовались красотой рая.
   - Почему мама хотела уйти отсюда? - не понимала Элишка, глядя на красивое рассветное небо. Звезды все еще украшали небосвод, но и солнце, вступая в свои права, принималось за работу искусного художника, окрашивало часть небес, что ближе к воде, нежнейшими розовыми и желтыми красками.
   - Ей не хватало того, что есть в том мире. - Отвечал владарь.
   Элишка взяла его за руку. Подняла, рассматривая длинные мужские пальцы, намного длиннее ее собственных. Она запомнила каждую деталь, ведь любила его руки и желала их тепла.
   - Что там такого?
   - Люди. Она нашла там твоего отца. - Его голос звучал странно, когда разговор заходил об Аглае. Будто слегка подрагивал, как лист на слабом ветерке. - И ты тоже найдешь...
   - Но я не хочу искать. - Качала головой Элишка, крепко переплетая их пальцы. - Я хотела остаться с тобой. Там ничего нет. А здесь есть ты...
   - Но там твое место. Оставшись здесь, ты думала бы о нем. И рано или поздно ушла бы... - Уперто твердил владарь, не желая слушать другого мнения.
   - Ты совсем меня не слышишь! - рассердилась она, и устав от этого диалога, проснулась. Укусила подушку, представив на ее месте владаря.
   Спустилась вниз сердитая. Принялась за готовку, да так гремела посудой, что мужчины замерли, боясь даже спросить, отчего такое настроение у девушки.
   - Что в реальности, что выдуманный! Глухой! Непроницаемый! - ворчала она.
   - Кто обидел тебя? - осторожно поинтересовался Иже.
   - Сон. Сон меня обидел. - Ответила Элиша, поставив на стол уже готовую кашу и ложки. - Кушайте!
   Но мужчины как-то засомневались, стоит ли прикасаться к еде, поданной таким образом.
   - Ты не заметил, она туда ничего не подсыпала? - осторожничал Иже, ведь кто знает, что может прийти в буйную голову.
   Ваня только плечами пожал.
   - Эй! Кто дома? - в распахнутую дверь проскользнул холод. А снег тут же высыпался на порог. Всеслав был слишком весел для человека, вернувшегося из деревни, где каждый готов убить татя или сдать страже за награду.
   - Элиша. Иди, надень самое красивое платье, и тот плащ, что как для принцессы шитый! И спускайся скорее! - прокричал он.
   - Зачем? - недоумевала девушка.
   - Велено тебе, сходи, принарядись! - подтолкнул ее атаман, и нахмурился. Элишка не стала спорить с ним. Поднялась наверх, достала подаренное голубое платье и красивый плащ, подколола волосы, спустилась. А все уже топтались во дворе. И заприметив девушку, расступились, пропуская ее к белой заседланной лошадке.
   - Красивая? - спросил Всеслав. - Она твоя.
   Элишка помнила лошадей... Но других. Больших, с мощными копытами и не менее крупными шеями. Таких лошадей, каких обычно запрягали в повозки в деревнях и с какими вспахивали поля. А эта... Эта лошадка была иной: будто вылепленной из снега, тонкой и изящной. Девушка погладила ее по лбу.
   - Ну чего стоишь? Залезай в седло! - подбадривал Иван.
   Кто-то из мужчин подхватил ее на руки, и поднял вверх, посадив в седло. Степан поставил ее ноги в стремена. Всеслав подал поводья. Элишка огляделась. Теперь она была выше всех, и смотрела на мужчин с высоты не малого лошадиного роста.
   - Пяточками немного ударь по бокам, и она поскачет. - Приговаривал Иван. - А остановиться захочешь, потяни на себя поводья. Да смотри, из седла не выпади.
   - Я ее повожу немного, - вызвался Степан, понимая, что сперва стоит дать девушке привыкнуть, и направил лошадку по тропинке.
   Довольная Элишка, восседала на спине дивной лошадки. Лучезарно улыбалась. Тати смотрели ей вслед и, сквозь улыбки, шептались.
   - Зачем коня привел? - спросил Иже у Всеслава, готовясь прибить идиота. Прокормить лошадь итак голодающим мужикам будет сложно, особенно в зиму.
   - Раз нам прощаться сегодня. То пусть хоть какая-то приятная память у нее останется. В деревне, дружбан мой согласился взять ее к себе. Но только за плату. Вот и пришлось коня украсть. Приведу девочку. Отдам коня.
   - Ты дружбану намекнул, что если пальцем ее тронет... если хоть словом-взглядом обидит, мы все за ним явимся? - уточнил атаман.
   - А то... - Ухмыльнулся Всеслав, припомнив, как побелел его деревенский товарищ и потом долго клялся.
   Но, все равно, болело у старого Иже сердце за это наивное дитя. Будто собственную дочурку оставлял босой и одинокой сиротинушкой.
  
  
   Поводив немного лошадку по заснеженной поляне, и дав Элишке привыкнуть к седлу, Степан, вдруг хитро улыбнулся и спросил:
   - Может с ветерком?
   Не зная еще, что ей предлагают, девушка радостно улыбнулась. И тать ударил ладонью коня по крупу. Тот встал на дыбы, заставив наездницу прижаться к конской шее и крепче перехватить поводья. А потом сорвался в бег, и помчал по лесу. Сначала Элишке было страшно... Да и Степану, не ожидавшему такого от смирной коняшки дурно сделалось. Он хотел было броситься вдогонку... Но куда ему состязаться в прыткости со зверем!
   - Я лечу! - скоро девушка вскрикивала от счастья, а вовсе не от страха.
   - Лети, соловушка! - весело откликнулся Степан, повернув к дому. - И не поминай нас лихом!
   Скакать через лес оказалось сродни полету. И Элишка сразу же полюбила езду верхом. Она смогла обуздать коня, и он немного сбавил скорость. Девушка выровнялась в седле, наслаждаясь движением и красотой вокруг. Ее красотой тоже наслаждались, но издали, ничем себя не выказывая. Этот ценитель красоты летел следом, не отставая от наездницы.
   Скакун вошел во вкус, чувствуя свободу. Он лихо брал любые препятствия, будто не замечал ни коряг, ни вывернутых деревьев. Но вот впереди оказался поваленный дуб - мощный и широкий. Элишка натянула поводья, пришпорила коня и прижалась к его шее, предвкушая очередной прыжок. Животное преодолело препятствие. И... лишилось наездницы. А та повалилась на снег, крепко ударившись головой о корягу.
   И тот час наблюдатель спустился вниз, чтобы упасть рядом на колени.
   Она лежала у его ног. Румяная. Золотые локоны разметались по белому снегу, словно по подушке. Владарь протянул к ней руки, чтобы бережно и аккуратно поднять девушку...
  
   Ей привиделся он - темный, холодный и красивый. Такой родной. Совсем близко.
   - Владарь, - простонала она, понимая, что на самом деле его больше не увидит.
   Тот, кто сейчас удерживал ее в объятиях совсем не походил на властителя птиц. Этот был румяным, светловолосым, кудрявым, и его глаза весело ей улыбались. В них не было ни льда (как в черных глазах владаря), ни укора. Лишь веселые смешинки и живой человеческий интерес.
   Элишка смутно припоминала этого мужчину. Раньше они уже встречались. Она попробовала сесть удобнее, чтобы рассмотреть внимательнее лицо человека, но сделать это оказалось сложно. Девушку везли на каурой кобыле, чеканившей шаг по большому тракту.
   - Кто вы? - испугалась она.
   - Тот, кто искал тебя очень и очень долго! - загадочно пояснил мужчина.
   - А зачем? - наивно спросила она, прикоснувшись к ушибленному виску.
   - Чтобы быть с тобой. - Честно и уверенно ответил незнакомец, сияющий ярче солнца. - И больше я не позволю тебе улизнуть от меня!
   - Ты... Я видела тебя. В лесу! - припомнила Элишка и попыталась отстраниться. - Ты - охотник!
   - Илья! - назвался он. - Так меня зовут. А как твое имя?
   - Элишка... - растеряно проронила она, и вдруг вспомнила еще кое-что. - Пусти меня! Мне надо домой. Меня ждут!
   - Кто?
   - Друзья.
   - И где твой дом?
   Девушка оглянулась по сторонам. Но местность была совершенно незнакомой. И пришлось признать, что отыскать хижину татей не сможет. Потому лишь пожала плечами.
   - Не волнуйся! Я дам тебе дом. Я дам тебе все, чего ты только пожелаешь! - пообещал ей Илья.
   Но чего Элишка хотела, так это вернуться к владарю. Хотела и прекрасно понимала, что никто не подарит ей этого.
   - Не все... - с грустью проронила она, тяжело вздохнула и отдалась на волю нового знакомого.
  
   Тати двигались вдоль деревьев, следом за небольшой компанией конных. Судя по виду, были те ребята не из бедных, да и возвращались с охоты, прихватив с собой диковинную белокурую дичь.
   - Ладно. Все равно, нам бы пришлось отправить ее к кому-нибудь. - Вздохнул атаман Иже.
   - А этот вроде приличный мужик. Вон как бережно ее придерживает. - Подметил Всевлад.
   - Да. И сияет, как начищенная монета! - сплюнул под ноги Степан. - Виды какие-то у него на нее есть. Как бы не обидел...
   - Пойдемте, братцы, - подтолкнул всех атаман. - Видать, судьба у нее такая. Может, еще и лучше нас заживет!
   Лихой народ вновь скрылся в чаще лесной, чтобы попрощаться с родным логовом и покинуть его.
  
   Он прилетел домой тихий и мрачный. Сел за стол. Посмотрел на письма. Взял чистый листок, перо... И не нашелся, что написать. Мысли покинули его голову. Сбежали в другой мир, где белокурую девушку забрал в свой дом помещик Илья Кручинин.
  
  
   Глава 20
   Она ранее не видела таких больших домов: словно дом на доме выстроен - два этажа, да еще и чердак. Сколько в нем комнат, Элишке и представить страшно было. В самой большой комнате, с круглым ковром в центре, стояли большие резные, до блеска начищенные, столы. Стулья здесь были тоже чудные. Пожалуй, лишь у владаря в комнате Элишка видела подобные: большие, с мягкой спинкой и удобным сидением. На стенах висели картины. Правда, странные люди, изображенные на них, пугали девушку. Так что она отвела взгляд. И принялась рассматривать людей живых. А здесь их жило так много! Еще во дворе к приезжим сразу поспешили ребятишки и мужчины, которые быстро перехватили поводья, забрали у охотника Ильи вещи, и также скоро поторопились скрыться в доме. А когда Элишку провели внутрь, то тут она повстречала множество женщин. Одни носили в корзинах свежестиранную одежду, другие натирали полы, третьи торопились с подносами в руках. У каждой свое занятие... И каждая взглядом неприятным по незнакомке мазнула. Совсем молоденькие девчонки зашептались у стены, посмеиваясь, и бросая на Элишку недобрые взгляды. От такой "приветливой" встречи, захотелось укрыться где-нибудь в укромном местечке, да хоть бы и за плечом мужчины. Только Илья радостно улыбался и, перехватив крепко руку Элишки, повел ее по лестнице наверх. Да шел так быстро, что и попросить его медленнее двигаться не удавалось. Толкнув одну из больших резных дверей, он уверенно прошел в светлую комнату, в которой дивно пахло цветами, хоть и не было их здесь, ведь где ж зимой отыскать!
   На стенах портреты висят, да картины с природой. Окна тканью красивой прикрыты. Хотя... Цветы все же обнаружились. На подоконнике стояло несколько маленьких горшочков. Вот только не пахли бутоны.
   - Матушка! - поклонился Илья, дернув и Элишку.
   Та чуть на колени не упала. А потом подняла голову и внимательно посмотрела на женщину, которую назвали "матушкой". Была она моложава, строга ликом. Спину держала ровно, будто все время на коне, в седле проводит. Ее длинную косу густыми гребешками расчесывали девки. Женщина сидела в кресле у камина и лишь уголками глаз следила за Элишкой.
   - Я нашел ее, - радостно провозгласил Илья, бросившись целовать мамины холеные, белые руки, увенчанные перстнями и браслетами.
   - Встань, девонька. Дай-ка на тебя посмотреть! - попросила матушка. С кресла поднялась, обошла Элишку, за волосы подергала, за подбородок лицо приподняла, чтобы в глаза посмотреть. - Выйди, Илья Андреевич. Дай нам поговорить. И вы, девки, идите!
   Голос ее был мелодичен и красив, но внушал трепет и ужас, пробирающий до костей. Словно могла эта женщина причинить зло. А может и впрямь могла. Потому как все комнатку покинули, не пререкаясь. Матушка в кресло обратно присела. И Элишку к себе поманила. Да она прямо так, на пол и присела рядом с креслом, чем развеселила женщину.
   - Любишь сына моего? - спросила строго матушка.
   - Должна? - наивно уточнила Элишка.
   Брови матушки вздернулись от такой прямолинейности... или глупости.
   - Раз привел сюда, стало быть, должна. Но с этим не мне разбираться... - И немного помолчав, решила уточнить. - А что жена у него есть знаешь?
   - Нет... - покачала головой Элишка.
   - Что ж ты за незнайка такая? - с досадой, немного раздраженно дернула ее за подбородок матушка. Веселый тон вновь сменился строгостью. - Родители твои кто, где они? Откуда сама? Или тоже не знаешь?
   - Я... - хотела она сказать, что из Ирия, да вовремя язык прикусила. - Из леса я. Нет у меня родителей. Откуда они не помню. Давно умерли.
   - Сиротка значит. Что ж... Я бы тебя не приняла... разве что в девки дворовые. Но какая из тебя холопка? Личико светленькое, губки алые, волосы - золотые. Стан тонкий. Больше на дворянку похожа. Мужики бы тебе горя понаделали... - Шумно вздохнув, и задумавшись о чем-то своем, Софья Илларионовна, все же, пришла к определенному выводу. Громко кликнула сына. Илья тут же оказался рядом. Нелепо присел на пол рядом со своим чудом лесным.
   - Коль дорога она тебе так... Пусть остается. Скажем, что она любимая двоюродная сестра твоей жены. Камышкиных, кажется, совсем не осталось, чтоб подтвердить то. Нам того и надо. Так что, говори всем, что она приехала за родственницей ухаживать, да дитя нянчить. И никому про свои нелепицы "нашел-потерял" ни словом не обмолвись! Да в руках себя держи. Нам слухов лишних не надо! - наказывала она. - А ты, детка, теперь о спокойной жизни забудь.
   - Матушка! - просил Илья.
   - Полно тебе. Не загоняю я же ее... до смерти. Мелочь всякую выполнять будет. - Она вновь повернулась к Элишке, и та понимала, что прячется за тоном, за голосом ее любезным что-то скользкое и неприятное. - Жить будешь в комнатке маленькой, но одна. С девками дворовыми говори поменьше. Никуда сама не ходи. Меня зови Софья Илларионовна. Будешь за нашим сокровищем присматривать, ну и за мамкой его. Поняла меня? А там... если все будет тихо и гладко, может и поженитесь...
   Элишка мало что поняла, кроме одного: ее оставляют жить здесь и хотят, чтобы она за кем-то присматривала.
   "Что лист на ветру... - подумалось девушке о собственной судьбе. - Куда занесет, там жить и придется..." И грустно сделалось, потому как не было у Элишки места, куда она могла бы вернуться и сказать: "Вот мой дом! Здесь меня ждут".
  
   Его жена... Женщина, которая принадлежит ему, а он - ей... Та, чье место теперь по немыслимым, непонятным причинам должна была занять Элишка. Хотя надобно ли оно ей? Мил ли ей Илья? Красив. Нет в том спору. Любоваться им хочется. Теплый он. Совсем не похож на владаря, который что камень приграничный в Ирие стоит... Но любовь? Сердце уклонялось от ответа и вело себя тихо. Так что девушка решила разобраться во всем позже. А сейчас она вошла в темную комнату, где дурно пахло, и кто-то стонал во сне.
   Жена Ильи была совсем бледной и лежала в постели, в полумраке. Ее будто нарочно прятали от солнечного света, и потому завесили окна плотными шторами, которые не пропускали и крохотного лучика. Да и вряд ли проветривали это помещение - воздух был совсем затхлый, противный, вязкий. Войдя, Элиша закашлялась.
   "Не мудрено заболеть!" - подумалось девушке, и она отодвинула тяжелую ткань от окна, пустив слабый зимний свет в покои.
   - Илюша, - слабо позвала женщина.
   Элишка сразу же подошла, присела у кровати, подав стакан с водой.
   - Простите, что разбудила. - Извинилась искренне.
   Сонная Анастасия Алексеевна попробовала приподняться, чтобы рассмотреть говорившую. Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы привыкнуть к освещению. А потом... Ее опухшие глаза сверкнули неистовой яростью, обидой и ненавистью. Она оттолкнула стакан, и тот упал на пол, излив всю воду.
   - Кто ты? - спросила она, впрочем, не надеясь, что ей вот так прямо возьмут, да и выскажут правду: "Любовница я вашего супруга! Будем знакомы".
   - Я... - Элишка замялась, припомнив разговор с Ильей, привезшим ее в этот дом со странными людьми.
   - Я расскажу тебе все, душа моя! Без утайки. Я хочу быть честным с тобой. И ты отплати мне тем же! - он все держал ее за руки, будто боялся отпустить, и эта близость заставляла немного подрагивать глупое сердце, радостно трепещущее, словно поддакивающее внутреннему голосу: "Хоть кому-то мы нужны! Возрадуемся же!". - С той встречи в лесу, я долго искал тебя. Прочесал весь лес и окрестности. Но о тебе никто не слышал, никто никогда тебя не видел. И я отчаялся. Даже и впрямь подумал, что ты мне привидилась. Но ведь друзья мои тоже тебя видели! Ты стала мечтой. Я видел тебя во снах. Ты дразнила меня и пряталась в лесу. А я не мог за тобой угнаться... Вот сейчас ты - моя реальность. Но уже немного поздно. Когда думал, что тебя больше не увижу, встретил ее. И решил, уж лучше с ней, чем одиночество и мука без тебя...
   В этом Элишка частично могла его понять. Она даже подумала, что сейчас поступает также: лучше оставаться рядом с этим Ильей, чем без владаря, в одиночестве, в неизвестности... одной.
   - Я не люблю ее... А тебя - да!
   - Но ты даже не знаешь меня... - удивлялась Элишка.
   - А разве для того, чтобы полюбить кого-то нужно изучать его? Любовь либо есть, либо ее нет. - Ответил Илья, в сотый раз целуя ее руки. И она рассудила, что в его словах есть правда. Неоспоримая. К тому же, сама Элишка точно знала, каково это любить и быть гонимой тем, в ком души не чаешь. Потому она не стала причинять боль Илье. - Прости, что тебе придется ухаживать за ней. В этом мало приятного. Она совсем больна. Ей не долго осталось... Она будет спрашивать: кто ты, откуда... Говори, что ты присмотришь за ней. Что сиделкой будешь. И все.
   Так она и поступила, не став спорить.
   - Меня зовут Элишка. Я буду присматривать за вами. Если вам что-то понадобится - зовите меня.
   - Уходи! - потребовала Анастасия Алексеевна, если б силы позволили, бросила бы чем-нибудь в девушку. А только дверь прикрылась, как ударилась она в плач, и проплакала до самого рассвета. И сделалось ей от того хуже.
   Элишке было жаль эту несчастную женщину. И потому она пришла на следующий день, полная решимости: несмотря на недовольство затворницы, прибралась. Мыла полы, песню напевала (и только в этот момент Настасья молчала), окна распахнула, воздух свежий пустила, одеяла вытрусила, подушки выбила... А Анастасия Алексеевна все сидела в постели, на подушечки опираясь, и сверлила ее злым взглядом.
   - Вот сейчас мы порядок наведем, и вам сразу легче дышать станет! А как легче станет, так мы и подниматься из постели начнем, а там, глядишь, и вовсе на прогулку пойдем! Вы же давно по двору не ходили?..
   - Позови ко мне Илью! - не дослушав, потребовала женщина.
   И все настроение Элишки сдулось, как лопнувший пузырь.
   - Хорошо, - и опустив голову, пошла к хозяину.
   Тот сидел в своем кабинете, на первом этаже, и просматривал отчеты купцов, да старост. Прежде чем войти, Элишка постучалась. И мужчина сразу поднял голову, оторвавшись от бумаг. Улыбнулся ласково и приветливо. Когда он улыбался, его глаза искрились радостью. И вся она принадлежа одной девушке - Элишке. Удивительно, насколько приятно было открытие, что ты вызываешь у другого человека столь приятные чувства!
   - Входи скорее. И дверь прикрой! - попросил он. - Да не бойся! Иди ко мне! - увидев, что она мнется на пороге, Илья позвал к себе. А потом и вовсе усадил на колени, крепко обнял и уткнулся носом в ее волосы, чтобы жадно вдохнуть аромат. Неловко сделалось Элишке. Она здесь, принимала ласку мужчины, жена которого терзалась от неведомой болезни наверху. А другой мужчина, чьего внимания хотела она сама, даже не вспоминал о ней и всегда был холоднее камня.
   - Соскучился. Не видел тебя всего лишь полдня. И забоялся, что ты пропала. - Говорил Илья. Тоже он произнес и утром, когда тихонько прокрался в ее комнату с целым подносом сладостей, чмокнул ее в лоб и вновь ушел. - Ты устала? Ничего. Сейчас я со счетами закончу... И, как стемнеет, мы с тобой верхом прокатимся.
   Он оказался добрым и заботливым. Всякий раз, когда Элишка встречалась с ним взглядом, этот человек так улыбался, и так на нее смотрел, что она чувствовала себя особенной. Ведь другие девушки (а Элишка слышала, как они шепчутся) завидовали, и жаловались друг дружке, что и в былые годы, до того, как хозяин женился, ни на кого так не смотрел. К слову, о жене...
   - Она зовет тебя. Видеть хочет. Сейчас. - Сказала Элишка, и заметила, как быстро изменилось приветливое и сияющее лицо мужчины, он стремительно мрачнел. Помолчал некоторое время, а потом с какой-то горечью поцеловал девушку в щеку, и вместе с ней поднялся из-за стола.
  
   По лестнице он поднялся быстро, словно хотел поскорее разобраться с проблемой (в основном с собственной совестью) и забыть обо всем. Свернул направо, прошел до резной двери и замер. Сделал вдох. Принял более добродушное выражение лица. Подмигнул Элишке перед тем, как спрятаться за дверью в покоях супруги...
   А дальше... Элишка слышала, как Анастасия Алексеевна кричит на мужа, попрекает его любовницей, которую притащил в дом, и не стыдится своего греха! И, что ее он тем самым обидел. И, что у девки сей, шалой, ни капли совести нет! И, что стоило бы ее пороть, а потом выбросить на пороге более подходящего для такой проходимки заведения...
   Элишка понимала... Нет, скорее чувствовала, что все эти обидные слова о ней. И теперь вспомнился ей разговор с Аннуткой, а потом и с Борисом Васильевичем, который объяснял, кто такой любовник. Оказывается, не такой уж это и хороший человек - тот, кто больно другим делает, кто семьи разбивает и заставляет мучиться. Вот и Элишка сейчас тоже - плохая. Из-за нее страдает Настасья Алексеевна. А Элишка... "Дрянь!", как выразилась та бедная женщина.
   Оттого захотелось плакать и бежать прочь.
   Не выбирала она для себя такой судьбы. И уйти бы, сбежать от этого позора рада. Да только некуда, разве что и правда - в то присловутое "подходящее заведение". Только ведь Элишка даже не понимала, почему оно "подходящее", где находится, чем там занимаются. А вот, что поступает дурно - сознавала. И по всей видимости, это "дурно" началось с момента ее рождения... Мигом воскресли в памяти счастливые дни в отцовском доме, светлые лица родных... А вслед за счастливыми воспоминаниями, не позабыла отозваться и яростная боль потери.
   Жалость к себе пришлось придушить в собственном сердце. Ведь в соседней комнате крики родителей поддержал и малыш, забытый отцом, матерью, няньками. Он самозабвенно вопил в колыбели, оставшись совсем один, призывал на помощь хоть кого-то, кто смог бы защитить его от пустоты и одиночества.
   - И куда только нянька подевалась? - заглянула к нему Элишка, утирая собственные слезы рукавом.
   Ребеночек лежал на мягких подушках, дергал пухлыми ножками и ручками, выбравшись из пеленок. Щеки малыша покраснели, голос уж совсем охрип. А няньки нигде не было.
   - Тебе тоже грустно? - заговорила Элишка, покачивая кроватку.
   Мальчик прислушался к ее голосу, распахнул пошире маленькие глазки, и будто бы признал девушку. Смолк. Да и Элишке показался он до боли знакомым.
   - Не печалься. Все пройдет. Завтра солнышко взойдет...
   Элишка подняла его на руки и прижала к себе. Он был теплым, тяжелым и беззащитным. Кажется, раньше ей не приходилось возиться с такими маленькими людьми. Но это было приятно. Сразу появилось чувство собственной важности, словно ты необходим кому-то, и только ты являешься чьей-то защитой, стеной, ограждающей от бед и ненастий.
   Элишка улыбнулась ребенку, а он ей. И все тревоги девушки улетучились.
   - Вот видишь! Нет ничего страшного. Я побуду с тобой! - пообещала девушка, и запела, как когда-то для владаря, чтобы прогнать его тревоги:
   Ай-люли, ай-люли,
   Поскорее сон иди,
   Спи, мой маленький, усни.
   Сладкий сон тебя манит.
   Прохаживаясь по комнате туда и обратно, Элишка остановилась. Посмотрела на ребенка в собственных руках, так доверчиво прислонившего тяжелую головушку к ее плечу. Он сладко спал. Ни тени обид и горя не опускались на его безмятежное личико.
   - Вот и славно, - сказала она, осторожно укладывая в постельку малыша, и укрывая одеяльцем. - Спи, мой хороший. Ты вырастишь смелым и добрым...
   Она вдруг осеклась, внимательно присматриваясь к малышу и гадая, могла ли судьба так причудливо сплести их жизни, и может ли этот несчастный малыш быть...
   - Сережа? - спросила она, будто ребенок мог вот так запросто открыть глазки и признать ее - свою сестренку младшую...
   - Дмитрием его звать. Твой голос успокаивает... И не только его! - раздалось от неприкрытой двери, испугав девушку. Она обернулась, встретившись взглядом с Ильей. Он стоял, опираясь плечом о дверной косяк, и внимательно следил за Элишкой.
   - Няни тут не было и я вошла... - сбивчиво объясняла она, смущаясь под пристальным взглядом. - Почему его к маме не приносят?
   Илья протянул руку, призывая ее подойти, а, взяв ее маленькие пальчики и сжав в своей широкой ладони, вывел в коридор, на ходу объясняясь:
   - Никто толком не знает, чем она больна. Несколько лекарей осмотрели, но сказали лишь, что это послеродовое, что все пройдет со временем. Однако ж, с каждым днем ей все хуже. Если же принести Димку... Вдруг, он тоже заболеет. И что тогда? Дети даже простуду с трудом переносят.
   - Но ей бы стало легче. - Подумалось Элишке. - Хотя... Не хотелось бы, чтобы такой малыш мучился.
   Илья остановился, поцеловав ее руку, и поймал взгляд.
   - Моя жалостливая! - усмехнулся он, поймал взгляд девушки, и осторожно потянул к себе. Элишка даже подалась. По необъяснимой причине, она доверяла ему - незнакомому, странному. А может просто хотелось хоть рядом с кем-то почувствовать себя необходимой.
   Но тут на нижнюю ступень лестницы ступила одна из служанок, с полной корзиной уже сухого белья. Сперва она глядела под ноги. А когда подняла глаза, Илья сразу же отстранился. Да нахмурился. Служанка же, женщина крупная, румяная, с любопытством осмотрела их. Хихикнула и поторопилась к госпоже.
   - Нужно быть осторожнее... - покачал головой, недовольный чем-то мужчина, стоило только служанке удалиться. - Теперь пересуды пойдут!
  
   И пересуды не просто пошли, а полились, что грязная вода из ведра.
   - ... А они стоят на лестнице, милуются. Меня заприметили, и сразу - лица каменные, разве что присвистывать не стали, дескать, случайно тут столкнулись. - Хохотала та самая румяная женщина, сидя на кухне, и помогая поварихе начищать картошку.
   - С кузиной своей жены! - покачала головой повариха.
   Девки, сидевшие при них, и тоже помогавшие с заготовками на день грядущий, слушали, раскрыв рты. Иногда кивали и поддакивали. Вносили свою лепту в эту историю, допридумывали. Наутро в коридорах, в каждом уголке, уже будет рассказана иная, более развёрнутая версия любовного романа, и каждая служанка будет твердить, что лично видела, как хозяин тискал любовницу чуть ли не на глазах законной супруги, девка хохотала, злорадствуя, а хозяйка плакала и просила не мучить ее.
   - Да какая она кузина! - всплеснула руками прачка. - Думаешь, благородных дам привозят вот так: на одном коне со встречающим, так еще без всего полагающегося барахла? Она ж приехала без сундуков, без служанок.
   - Ага, ага! - зловещим шепотком поддержала ее рыжая девка. - А я слышала, как хозяин с хозяйкой из-за нее ссорились! Как кричали! Она ее шалой обозвала! Дрянью!
   Дверь в кухню резко распахнулась. Звук получился настолько громкий и устрашающий, что Элишка в своем закуточке, в углу у печи, дрогнула. А как подпрыгнули на своих местах женщины!
   - Сплетни готовите? - уточнил хозяин. - Как бы завтра самим не пришлось ими питаться...
   И уточнил где именно будет проходить трапеза (в чулане, а может и в темной), если пустоголовые бабы рты свои, черные, не закроют! Бабам это не понравилось (хоть они мигом и подсчитали, что чуланов на всех не хватит), так что предпочли помалкивать, пока хозяин кричит, да батогом размахивает.
   Даже позже в такие моменты Илья казался Элишке страшным. Потому она говорила с ним тихо, кротко опустив голову. Сейчас же, тихонько покинула кухню, спряталась в своей комнате, стараясь унять дрожь.
   - Теперь я понимаю, почему люди Ирий раем называют. - Вздохнула она, протянув Оре, сидящему на подставке около окошка, пойманную в мышеловке мышь. - Но даже из этого кошмара мне больше некуда пойти... Разве только в... смерть.
   Она всхлипнула. Ора склонил голову на бок и что-то проворковал утешительное, а может винил девушку в излишней плаксивости, которая никогда не приводит ни к чему хорошему.
   - Ты прав... - утерла лицо от слез девушка. - Если я буду полезной здесь, то меня больше не выгонят.
   До нее еще долго доносились крики, обещания высечь кого-то. И когда шум, наконец, прекратился, и свет везде погас, а слуги разбрелись по своим комнатам, Элишку сморил сон. И в том сне она отчаянно пыталась догнать владаря... Да только она бежала по земле, где под ноги все время то кочка попадется, то камень, то коряга, то ямка... Черная птица-владарь летел себе в ясном небе, и даже головы не поворачивал. Как бы Элишка ни кричала, а он так ее и не услышал.
   - Элишка! - ласковый голос, и мягкое прикосновение к лицу, пробудили ее. Сквозь пелену сна, она разглядела мужчину, склоняющегося к ней через подоконник. Поймала его за руку, боясь отпустить... А вдруг улетит?
   - Не уходи! Не бросай меня! - плакала и молила она.
   - Я не собираюсь никуда уходить! По крайней мере, без тебя. - Пообещали ей. - Плохой сон приснился?
   Элишка протерла глаза. Мужчина, столь нежный и близкий, оказался Ильей, а не владарем. И от осознания того сердце больно сжалось, а потом и вовсе провалилось во тьму.
   - Я помогу тебе забыть о нем! - сказал Илья, сам не подозревая от чего собирается спасть несчастную. - Одевайся потеплее, проветримся.
   Он отличался от того, каким был несколько часов назад на кухне. Улыбался, как прежде - ясно и тепло, обещая прогнать боль и пустоту, и забыть вовсе не о плохом сне, а о том, о чьем существовании даже не подозревал. И Элишка согласилась. Ей это было необходимо - забыть о боли и жить дальше, как то делают все нормальные люди...
   Она скоро оделась, и выскользнула в окошко, прямо в широко распахнутые объятия Ильи. Он отпустил ее совсем не на долго, лишь, чтобы ставни и окошко затворить. А после, вновь взял за руку, и побежал, увлекая за собой, к воротам. Там уже скучали, переступая с копыта на копыто, две красивые, оседланные лошадки. Илья поднял Элишку, усадив в седло, и сам быстро взобрался на спину каурого скакуна.
   - Поехали! - сказал он, ударив зверя по бокам.
   А дальше... Пленительное ощущение полета, холод ветра и бесконечная дорога...
  
   Заснеженные окрестности выглядели сказочно. Каждый кустик, каждое дерево вдоль сельской дороги, были щедро осыпаны серебром зимы, и поблескивали при свете круглой луны.
   Всадники галопом промчались до села Вязьма. Эта короткая поездка принесла девушке настоящую радость, ведь нет ничего лучше свободы. Все осталось позади, и совершенно не хотелось возвращаться к прошлым печалям. C тех самых пор, как впервые села в седло, она полюбила конные поездки за схожесть с полетом, о котором так мечтала в Ирие. Вот только мысли о птичьем рае утяжеляли некий призрачный груз на сердце. Из-за него становилось трудно дышать. И потому Элишка сбавила ход, чтобы восстановить дыхание.
   Приметив укрытый, словно одеялом, лес, кони перешли на легкий прогулочный шаг, позволив наездникам завести разговор.
   - Не каждой женщине нравится конная прогулка. Да еще и ночью. - Заметил Илья. Его глаза странно сияли в полумраке зимней ночи. - Но ты другая. Расскажи мне о себе все. Я хочу узнать тебя. Что ты любишь? Что приносит тебе радость? Чем тебя порадовать? Мать сказала, что у тебя нет никого. Где ты жила все это время?
   Элишка задумалась. Почему-то ей не захотелось рассказывать об Ирие, и о Кваде. Потому она обошлась такими словами:
   - Мои родители умерли, когда я была маленькой. А меня забрал к себе мамин друг. Он ее очень любил и любит до сих пор, потому взял меня к себе в память о ней. Там все грустили о ней... А я... Я была не нужна. Так что однажды меня выгнали.
   Эти слова порезали нежное сердце не только самой Элишки, но и Ильи, который не понимал, как можно было вот так запросто выгнать нежное создание. Он высек бы каждого, кто осмелился навредить белокурой девушке. От ярости мужчина даже сжал в побелевших кулаках поводья.
   Она остановила коня, быстро разобравшись как управлять четвероногим другом. Лес кончился. Впереди, где-то далеко на горизонте, виднелся город с высокими каменными домами и припорошенными крышами. От него исходил свет, словно среди этих домиков прикорнуло солнышко, и через пару часов поднимется, чтобы осветить небосвод.
   - Нам надо разворачиваться, - осознал Илья, подсчитав, что рассвет и впрямь не за горами. И к тому моменту, следовало бы вернуться домой, причем сделать это до того, как слуги проснутся.
   - Может поедем дальше? - с надеждой спросила Элишка.
   - Не хочешь туда? - догадался Илья, кивнув в сторону дороги к имению. - Понимаю. Матушка встретила сурово. Настасья Алексеевна... неприветливые слуги... - Перечислял он, а Элишка добавила бы в список собственные кошмары, но промолчала. - Потерпи немного. Матери придется принять тебя. Слуги будут в ноги кланятся. А Настасья... - Он не договорил, опустил взгляд на собственные руки, и сцепил челюсти так, что мышци на скулах подрагивали. Через секунду он отвлекся от собственных тяжелых дум, спрыгнул на землю, и спустил Элишку, чтобы идти дальше, держа ее за руку. Они вели посторонние разговоры, смотрели себе под ноги... И чем ближе становилось поместье, тем замедляла шаг девушка. Так что вскоре мужчине пришлось вернуть ее в седло и гнать лошадок до самого дома.
   Увы, как бы ни хотелось Илье поспеть до пробуждения дворовых и прочих, но несколько слуг их приметили, и не забыли донести о том Софье Илларионовне... Так что на следующий день у Элишки стало вдвое больше обязанностей.
  
   Глава 21.
   Настасья Алексеевна сверлила свирепым взглядом свою невольную няньку, даже не замечая, что злость сия прибавляет ей сил и здоровья. К примеру, появилась мощь в руках, чтобы вот так запросто дотянуться до стакана на столе и демонстративно его уронить на пол. Стакан вдребезги, нянька - за веник и тряпку.
   - Чтоб ты поранилась и кровью истекла! - пожелала Настасья Алексеевна.
   Элишка и поранилась. Палец к губам приложила, и ничего не ответила хозяйке. Но следующий стакан принесла покрепче - он упорно не хотел биться при столкновении с полом. Зато в полу едва ли ямка не образовалась.
   - Давайте-ка, Настасья Алексевна, сядем! - заботливо подсела к ней девушка, отбросив веник с совком, и крепко обняв за плечи, как дитя, попробовала усадить. Больная не теряла времени даром, и плюнула сопернице в золотые волосы... Элишка скривилась. Подавив желание найти кляп для подопечной, отыскала для себя косынку и спрятала локоны.
   - Вы б еще кусались, как лошадь дурная! - посоветовала девушка, и глаза Настасьи Алексеевны кровью налились, а рот раскрылся... Дальше звучали традиционные вой, ругань, к которым Элишка быстро привыкла, и обращала на них внимание не больше, чем на докучливую муху в свинарнике, куда частенько приходилось ходить, кормя поросят по приказу Софьи Илларионовны. Разнообразить словарный запас девушки, после подслушанных будничных диалогов дворовых мужчин, было невозможно. Хотя после стирки белья, чистки картошки и выгребания печной золы, уборки в комнате хозяйки, ее сынишки, Элишка от усталости мало на что обращала внимание.
   - Что стряслось? - ворвался в комнату Илья, и тоже много чего выслушал с удивлением обнаружив, что в лексиконе жены появились новые слова, не свойственные приличным женщинам. С тем, что он изменник, сукин сын и предатель, спорить не стал. Покивал головой, со всем соглашаясь, и присел на край постели, приобняв супругу.
   - Элишка помогает тебе и делает все, чтобы ты поправилась. Зачем ты так с ней? - приговаривал он, а сам то и дело посматривал с нежностью на девушку, которая отвернулась ко всем спиной, снимая паутину в углах.
   - А мне ее расцеловать прикажешь? - запротестовала, спихивая мужа с постели, Настасья. - Это уж ты без меня и сам сделаешь! Что так смотришь на меня? Или считаешь, будто я не знаю, чем вы вечером занимаетесь, уезжая на конях?
   - К вашему сведению, - не выдержала Элишка. - Мы просто катаемся! Вот вы выздоровеете, и вас с собой возьмем. А то совсем бока себе отлежали. И попахивать начинаете! - Высказалась она. - Хватит валяться на подушках! А-ну, поднимайтесь!
   - Да я тебя... - больная огляделась, выискивая тяжелый предмет, коим смогла бы прибить любовницу мужа. Но дотянулась только до подушки. Но швырнуть ее сил не хватило. Тяжелая перьевая подушка придавила ее же саму.
   - Все! Успокойтесь обе! - потребовал мужчина, снимая подушку с головы жены. - Элишка, пойдем. - Увел и любовницу, притворил дверь, сразу приступив к нравоучительной речи. - Не вступай с ней в перепалки. Она больная женщина. Ей нужен покой...
   - Я сейчас встану и упокою ее! - закричали за дверью.
   - Жду с нетерпением, когда вы от постели оторветесь! - выкрикнула в ответ Элишка.
   - Да что ж тут творится? - вышла в коридор Софья Илларионовна, привлеченная шумом. - До коли в нашем доме этот балаган будет продолжаться? Илья, вернись к работе, дружочек. А ты, - она смерила взглядом девушку, да таким, что ничего хорошего ожидать от истинной хозяйки дома не следовало. - Пойди ко мне. Поговорим.
   - Матушка! - предупредительно выступил вперед, заслоняя собой Элишку, мужчина.
   - Ты свои дела решай, а мы - свои решим. Поручение у меня к Элишке. Вот и все. - Ласково говорила Софья Илларионовна, и пришлось ей уступить. Да поручение оказалось угрозой...
   - Мне Настасья уж тоже поперек горла стоит. Да только еще хоть раз скандал затеешь, и вас обеих в доме моем не будет. Тебя продам в красный дом, а ее со свету сживу! Уяснила? - больно дернула за косу Элишку матушка Ильи. - А теперь иди в конюшню, поможешь стойла чистить.
  
   - Поделом тебе, девонька! - приговаривал старый конюх, водя поскребком по бокам ретивого жеребчика. Он вдоволь нахохотался, когда девчонка, сосланная в его попечительство спросила о красном доме. Правда, более молодого конюха, Ваньку, осадил, когда тот пообещал наглядно ей показать, чем в том доме занимаются. - Неча помеж мужем и женой лезть!
   - А я и не лезу, - отозвалась Элишка, сгребая на лопату пахучие удобрения, на которые расщедрились коняшки. - Оно само так получилось...
   - Ну да... Вот потому и тут ты очутилась! В следующий раз зашлет тебя Софья Илларионовна в коровник. А от тель и в псарню переселит насовсем.
   И злобно расхохотался. А мальчишка, который тоже при конюшне находился, толкнул девушку под ноги, и она, не удержав равновесия, упала прямо на колени в смрадную кучу. Чем позабавила тружеников. Наверное, Настасья Алексеевна смеялась бы также, подумалось девушке. А вот Элишке начинало казаться, что лучше уж жить с собаками, чем с людьми. Она поднялась, и чтобы не выказывать обиды и горечи, гордо подняла голову.
  
   С закатом солнца прислуга торопилась в свои постели, чтобы выспаться перед весной, когда работы прибавится на порядок. Так что Элишке уже легче дышалось. Она забралась в банную комнату, долго, остервенело натиралась сухой мятой, украденной на кухне, мылась холодной водой, потому как подогреть ее было некому. Застирала одежду, выветрила на подворье, унесла к себе в комнату, и развесила перед окном. Подкормила пойманной в конюшне мышкой Ору, и в чистом, торопливо поднялась по лестнице, отыскав спасение в комнате самого маленького хозяина этого дома. Дмитрий Ильич сразу проснулся, услышав знакомые шаги, и попробовал встать, опираясь на стенку колыбели.
   - Привет, дружочек! - радостно поздоровалась она, присев на пол, рядом с ним. - Помнишь, как нам раньше жилось? Свободно, славно... Бабушка Радмила чуть не каждый день пироги нам с тобой готовила, да блины. И как мы с тобой на речку ходили. А когда мальчишки меня обижали... ты защищал меня... - Голос ее вдруг дрогнул. - Плохо, что здесь ты маленький. Был бы большим - защитил бы. Вырастай поскорее! - Протянула руки, освободила малыша из его заключения и позволила вволю поползать по теплому ворсистому ковру рядом. - Хоть ты меня рад видеть! А то я уж думала, что совсем никому не нужна.
   - Мне нужна! - ответил ей голос старшего хозяина.
   Илья едва слышно ступал по деревянному полу. Закрыл двери, чтобы ни у кого не возникло желания, зайти в спаленку его сына, и присел позади девушки, подвинув ее к себе. Она оперлась на него спиной, чувствуя поддержку и тепло. И была бесконечно благодарна за возможность согреться.
   - Ты совсем холодная. Не заболела? - встревожился он, крепче обнимая ее, растирая худенькие плечи, целуя белые, мозолистые руки. - Я поговорю с матерью, чтобы избавила тебя от работы.
   - Не говори! - воспротивилась она, опасаясь, как бы ей не прибавили еще заданий. - Все хорошо. Честно. Я... я справляюсь...
   - Агу... - заискивающе заглянул ей в глаза ребенок, упершись ручками в колени девушки, а ногами в ковер. - Пррр...
   - Хочешь попрыгать? Иди сюда! - взяв его под ручки, Элишка поставила мальчика себе на ноги, и время от времени приподнимала. Он пружинисто отталкивался, поднимался вверх, весело смеялся и пускал пузыри изо рта в знак наивысшего удовольствия.
   Илья, не менее счастливый в такие тихие минуты покоя, поцеловал девушку в шею, потом медленно, с наслаждением спустился поцелуями к плечу.
   - Такой я и представлял себе семейную жизнь... - признался мужчина. - Только с тобой, а не с ней. - Шептал он, одаривая ее поцелуем в висок. Но остановился. Хоть и потребовалось ему не мало усилий.
   - Стой! - отстранилась Элишка. - Все эти люди правы. И это неправильно. Перестань. Пересуды опять пойдут. Настасья плакать будет. А ей нервнчать нельзя. Мне нужно уйти...
   - Куда? Тебе же некуда идти. - Напомнил Илья. - К тому же, я не отпушу тебя. Ты моя! Я отвоевал тебя у медведя. Думаешь, у всех моих домашних не отвоюю? Потерпи просто.
   Он вернул ее на прежнее место, сжав в своих объятиях. И дальше говорил, обжигая дыханием:
   - Сегодня я ездил по делам. В Вязьмах был. Видел там мастера, который камни ценные добывает и из них красоту всякую делает. Был у него один камешек, который мне напомнил о твоих глазах. - Повествовал Илья. - Так вот сделал мне мастер кулон. Вот этот...
   Илья достал из потайного кармашка подвеску с бирюзой дивного цвета на шнурке и, показав Элишке, быстро надел ей на шею.
   - Когда совсем устанешь от слуг, от поручений маминых, посмотри на камешек, и вспомни обо мне. Иди и жалуйся, а я со всеми разберусь! - говорил он мягким шепотом. - Я не дам тебя в обиду! Я - твоя защита от всех!
   Элишка грустно улыбнулась. Его сын забрался девушке на руки, и умастившись, сладко засопел курносым носиком. Девушке только и оставалось быть счастливой, осознавая свою необходимость... Но сомнение и страх копошились в сердце. Она заняла чужое место.
   - А ты моя защита! Когда ты здесь, мне легче. - Не останавливался Илья. - Нет никакой пустоты, и не хочется срываться с места, чтобы бродить по лесу в поисках неизвестно чего... А ведь раньше я так и делал. Как зверь... Понимаешь?
   Илья не дождался ответа. Элишка спала на его груди, удерживая ребенка. И надо было бы ее разбудить, переложить сына в колыбель, а девушку отправить в ее комнату. Но ему не хотелось упускать такое маленькое счастье из рук, вот так резко прерывать их умиротворенный сон и лишить себя самого удовольствия видеть любимую женщину, ощущать ее. Пахла она сегодня иначе... И он точно знал, кому за сие надо сказать спасибо. Потому решил поутру переговорить с матерью. Сейчас же крепче обнял и Элишку, и ребенка, уткнулся носом в ее волосы и облокотился плечом о колыбель. Им оставалось несколько часов беспечного сна перед буднями полными новых сплетен и обвинений, душевных мук...
  
   * * *
   - Ей, ей! Вот те крест! - клялась толстая тетка Мотря, время от времени переходя на высокие нотки, когда за рассказом переставала отдавать себе отчет в том, где находится. Мотря намывала пол в коридоре, у приоткрытой двери. Рядом с ней на коленях, с тряпкой в руке сидела и Зойка.
   - Да ну! Неужто у них совсем совести не осталось? - раскрыла рот Зойка.
   - Совсем ни капли. Вот утром, зашла Люська, к мальцу, хотела его покормить...
   - А чего это Люська его самого на ночь бросает-то? - не понимала Зойка.
   - Дык, Софья Илларионовна, велела девке той за малым приглядывать по ночам. А Люська на радостях теперь с Ванькой-конюхом развлекается. - Хихикнула Мотря. - Так вот чаво я хотела сказать. Значить, вошла Люська, а эти двое на полу спят! Представляешь! Тут и гадать не надо, чем они всю ночь баловались, что ажно на полу спать полягали! Видмо, совсем без сил остались... - заржала баба, и быстро рот грязной тряпкой закрыла, озираясь по сторонам.
   - Жалко нашу хозяюшку! - взвыла Зойка, посматривая на дверь. - Болезная такая. А муж совсем загулял. Еще ладно б, где на чужой стороне. А так через стенку! Совсем здоровый розум потерял!
   - Да ну! То девка его не иначе как заколдовала! И Софья Илларионовна так думает! Недавеча сама так и сказала... - клялась Мотря.
   - Бедная Настасья Алексеевна! - причитала Зойка.
   Слушая этот разговор, Настасья Алексеевна сразу почувствовала, что ей очень хочется сделать кое-кого другого бедным и несчастным! Более того - неживым!
  
  
   - Поедь, Илья Андреевич, в Каменный! Разберись там с нашими купцами. В гильдию надо взнос подать, связи завести полезные. Надо! - настаивала матушка после того, как поутру нянюшка застала хозяина с любовницей в детской спаленке. Илья мешкал с ответом. Не хотел уезжать. Да матушка заверяла: - Присмотрю я за твоей девкой. Никуда она от тебя не денется! Ты пойми, чем больше ты к ней внимания проявляешь, тем хуже и себе, и ей делаешь. Ты езжай. Я с Настасьей проблему решу, а вернешься - женишься на своей сиротинушке и будете жить счастливо! - пообещала она, только про себя подумала: "Жить счастливо, но не долго... Глядишь, наскучит тебе вторая жена, заведем третью - знатную, богатую..."
   - Ну чего молчишь? Езжай, купишь ей чего красивого: обновки, украшения... - Уговаривала Софья Илларионовна. - А то ведь она у тебя бесприданница. Только птица бестолковая при ней и все.
   Илья усмехнулся, представив Элишку в новом небесно-голубом платье или в костюме для конной езды, и как они вместе скачут по полям да сельским дорогам, как гуляют по лесу, и какой она будет - лучезарной, светлой, желанной.
   - Хорошо. Но ты отвечаешь за нее. С ее головы не должен упасть ни один волосок. - Пригрозил Илья. - Руки должны быть нежные! Никаких конюшен, хлевов и прочего!
   - Все будет, как ты хочешь, душа моя! - согласилась матушка. И Илья первым делом побежал к своей птичке. Она сидела в комнате, все еще немного напуганная после утреннего разноса, учинённого Софьей Илларионовной. Каждой клеточкой тела ощущала ненависть, пропитавшую не только сердца здешних обитателей, но и стены, пол, потолок этого дома. Ворвался, широко распахнув двери, встал на колени перед ней, взял ее тонкие ручки в свои, поднес к лицу, и потерся о них, словно кот. Поцеловал каждый пальчик.
   - Мне придется уехать и оставить тебя одну. Я постараюсь вернуться, как можно скорее! - говорил он - единственное светлое пятно для Элишки во всем этом мраке. - Матушка присмотрит за тобой... Так что ничего не бойся.
   Но именно этого Элишка и боялась больше всего - его матушки. Строгая, холодная женщина внушала ей ужас. От нее словно исходил зимний холод, так что, находясь в одном помещении, хотелось поскорее подойти к камину. И что с ней произойдет за время отсутствия Ильи, было подумать страшно.
   - Не едь! - вцепилась в его ворот девушка. - Не оставляй. Ты говорил, что ты моя защита! Или возьми с собой. Пожалуйста! Ты ведь говорил, что я нужна тебе.
   - Успокойся, моя птичка. - Поцеловал ее в щеку Илья, немного испугавшись горяченного взгляда девушки. - Она обещала заботиться о тебе. А когда вернусь, привезу тебе наряды...
   - Мне не нужны наряды! - протестовала Элишка. - Не бросай меня!
   У Ильи сердце обливалось кровью. Он закусил губу, и был готов пойти на попятную, отказавшись от навязанной матерью поездки в Каменный.
   - Давай договоримся, когда я вернусь, мы поженимся! - предложил он.
   - Но у тебя есть одна жена. Разве можно и вторую завести? - удивилась Элишка, толком не знакомая с правилами этого мира.
   - Я обещаю, что ты будешь единственной! - сказав эту загадочную фразу, он поцеловал ее в лоб, и ушел, оставив на один безумно долгий и мучительный месяц...
  
   * * *
   На кухне кипела работа. У каждого была своя обязанность: рыбу почистить, нарезать, пожарить, кашу сварить, котлет налепить да пожарить, овощей начистить, бульон сварить, пирогов напечь и т.д. Элишка то бегала в подвал за овощами, то мыла посуду, по подметала пол, на который постоянно сбрасывалась кожура, рыбные очистки или крошки. Иногда все перечисленное летело прямо на спину девушке, когда она занималась уборкой, и очень хотелось выпрямиться, закричать: "За что вы так со мной?". Но она-то понимала, что ответ ей не понравится, что слуги злятся потому, что хозяева гневаются. И Элишка молчала... Все, о чем думали слуги, вслух произносила Настасья Алексеевна рано утром, потом в обед и вечером, когда девушка наведывалась к ней, чтобы прибрать, принести поесть, помыть сварливую женщину, переодеть, вынести за ней ночной горшок, сменить постельное белье. Еще неделю назад она ревела в три ручья от несправедливости, от жестокого обращения, от того, что очень болят руки и, порой невозможно разогнуть спину, но теперь сносила все молча, а вечером приходила и падала от усталости, погружаясь в пустой сон, будто в омут. А утром просыпалась с дохлой мышью на подушке - заботливый Ора сам находил себе пропитание, а отныне пытался подкармливать и хозяйку, которая сама редко вспоминала о еде. И недоумевал, когда она, подавив вопль, неблагодарно отказывалась от "завтрака", бросая его на пол. "Ну и ходи голодная!" - мог бы сказать он.
   - Эй, государыня! - позвала ее повариха. С недавних пор Элишку сначала за глаза, а потом и напрямую стали называть "государыней помоев". И ей приходилось глотать обиду, отмалчиваться на оскорбления. - Метнись в подвал, мне нужна картошка! И грибы!
   Элиша безропотно отложила веник и савок. Поторопилась в подвал, подхватив корзинку с пола. Она уже давно не слушала их злых речей. Просто выполняла задания, пропуская колкости и ругательства сквозь уши.
   - Зачем в подвал? - повернулся к поварихе Сенька, прозванный рыбником за его умение покупать свежую рыбу и готовить ее. - В чулане же все есть.
   Повариха толкнула его в бок так, что тот чуть не порезался собственным ножом.
   - Ты работай, болтай - меньше! - шикнула на него другая повариха. - Девка молодая, пусть ножки разомнет!
  
   Картошку она собрала в глубокую корзину с ручками, а грибы долго не могла найти в полутьме. Осилив это задание, продрогнув немного от подземного холода, метнулась к двери, чтобы поскорее вернуться на кухню и там согреться. Уперлась рукой в дверь, толкнула... Двери не отпирались. Тяжелые, дубовые - их можно было отпереть только хорошенько упершись, двумя руками. Причем, Элишка помнила, что оставила одну дверь приоткрытой... И как она так тихо сама затворилась? На всякий случай, девушка, отставив корзину, попробовала толкнуть дверь снова. Однако ничего не изменилось. Теперь Элишка удостоверилась, что ее нарочно заперли.
   - Эй! - кричала она в наивной надежде, что непременно появится хоть один здравомыслящий человек, и освободит ее. - Кто-нибудь!
   Но никто не откликался. Ни час спустя, ни два часа... Ни когда стемнело.
   Все ненавидели ее. Все, кроме Ильи и его сына...
   Но единственный защитник был слишком далеко, и честно признаться, она не надеялась увидеть его снова.
   Лишь крысы проявляли интерес к ее персоне.
   Очень быстро она устала кричать, и просто села на ступеньках, пытаясь согреться, обхватила плечи руками...
   Холод не отступал. Он взял девушку в крепкие объятия.
  
   - Где эта девчонка, я вас спрашиваю??? - раскричалась Софья Илларионовна, Дмитрий Ильич изволили громко кричать и плакать, и никакие мамки-няньки в такие минуты не могли на него повлиять, кроме Элишки. Хозяйка давно заметила эту особенность, приговаривая "Ну хоть на что-то сгодилась!". А так ребенок, и вместе с ним чуть ли не все поместье, не только не спали, не ели, не пили, так еще и за головы держались, пытаясь унять боли второй день к ряду. Под эти же крики, вся дворня была построена у крылечка, стараясь понять, на что ж так сердится Софья Илларионовна.
   Кто-то из сорванцов, стыдливо опуская глаза, проблеял, дескать, видел, как любовница господская спускалась в подвал, шла за картошкой, да так оттуда и не вернулась. Шла она туда еще утром прошлого дня.
   А вот искать ее решили следующим вечером, и Софья Илларионовна всерьез занервничала, представив, как находят они труп девичий в подвале, и как терзается в трауре ее сын, слишком уж привязавшийся к сироте. Меньше всего на свете хотела она увидеть его вновь таким безучастным ко всему, каким он был до свадьбы и до появления этой безродной дворняги.
   - Немедля в подвал! - рявкнула она на слуг, и обернулась к девкам. - А вы ванную теплую готовьте! Да камин топите. И на всякий случай, знахарку зовите. Живо!
   Прислуга засуетилась, успевая шептаться о любовнице хозяина, из-за которой всем на орехи перепало, и уж лучше бы она куда подевалась и издохла там, разлучница-проклятая!
  
   Когда распахнули тяжелые двери - нашли пропажу: бледную, с посиневшими губами, искусанными крысами пальцами. Она сидела на ступеньках, прислонившись спиной к холодной стене, тяжело дышала, и не открывала глаз. Вдохи и выдохи давались ей тяжким трудом, с хрипом, через кашель. Выглядела девчонка очень плохо, и вызывала опасения на счет здоровья...
   Софья Илларионовна прикусила до боли губу. Потом раскричалась на прислугу, кому-то даже отпустила оплеуху. Приказала отнести девушку в дом, помыть, отогреть, накормить, напоить и предоставить местной знахарке.
   Девчонку немилосердно мучил жар, по ночам посещали кошмары. И хотели того девки и прочая прислуга, или нет, а сидели над ней, обтирая, уговаривая отвар лечебный испить. Не спали денно и нощно... Дмитрий Ильич вопил во все свое мощное детское горлышко, требуя подать ему сию же минуту любимую няньку! А знахарка разводила руками, признавая бессилие, мол, девица хоть и молода, да только жить не хочет, потому и поправляться не собирается.
   - Лихорадка эта зверская, - поясняла бабка. - А девка - нежная. Сожрет ее болячка. И сроку отведено на то - два дня!
   - Да за что ж это все на мою голову? - упала в кресло подле постели больной Софья Илларионовна, бросив на девушку сердитый взгляд. - Невестка одной ногой на том свете, так и эта туда же решила... Что ж с Илюшенькой будет?
   Ей как раз пришло письмо от сына, где он интересовался домашними делами и состоянием своей любовницы. Как на грех, матушка отписалась, дескать, все отлично, живем счастливо: не ссоримся, вышиваем, хозяйством опекаемся. А тут... словно накаркал кто. Впрочем, она безошибочно угадала, чьи козни привели Элишку в подвал, и почему уж два дня туда больше никто не ходил.
   - Настасья Алексеевна, голубушка, - ласково говорила с ней Софья Илларионовна, поглаживая по головушке. - Как здоровьице ваше?
   - Отлично, матушка, - с невинным видом отвечала невестка. - Чувствую, скоро поправлюсь. Спится хорошо. Слабость отступает.
   - Хорошо. Вот только, если вы, милая моя, - Анастасия Алексеевна почувствовала, как тонкие пальцы свекрови впиваются в волосы, заставляя откинуть голову назад, - еще хоть раз позволите себе подобную выходку, то отправитесь вслед за этой девчонкой раньше отведенного вам срока! Уяснили? В моем доме, без моего ведома, никто не смеет наказывать кого бы то ни было! Все ли вам понятно? - больно дернув невестку за волосы, поинтересовалась матушка.
   - Но она же... - заикнулась болезная, в слезы бросаясь.
   - Ничего не хочу слышать! Пусть хоть сто любовниц заводит, а сын мой должен быть счастлив! Не моя вина в том, что ты такая слабая оказалась. - Выпалила безжалостная хозяйка. И поспешила к себе, на ходу отдавая приказания прислуге: - Если еще хоть одна душа выполнит приказ этой стервы, или заговорит с ней - получит плетей, а потом будет искать себе нового хозяина... если жив останется!
  
   Дмитрий Ильич все кричал и кричал, призывая Элишку. Но она не слышала его. Она бродила в бреду в туманах сновидений, потерянная, с одним лишь именем на устах. Звала, окликала и плакала, потому что он, как и раньше, был глух к ее мольбам...
   Измотанные слуги, уверенные в том, что любовница хозяина не жилец на этом свете, с чистой совестью отправились спать, оставив девчонку в одиночестве, в темноте.
   Потому в эту ночь никто не заметил, как окошко в комнате Элишки распахнулось настежь, пропуская не только холодный, уже пахнущий весной ветер, но и черную тень, заполнившую все пространство помещения, потушившую единственную свечу на столе. Тень приобрела очертания мужчины в высокой черной короне. Он сел у постели, склоняясь над больной, положил руку ей на лоб, и прикрыл глаза. Он стоял так долго. Пока жар не отпустил свою жертву. Девушка дышала ровно и спокойно, погружаясь в здоровый сон. Мужчина в черном тяжко вздохнул, еще какое-то время посидел рядом с больной, поглаживая ее искусанные крысами пальчики. Задумчиво рассматривал их, бережно, нежно поглаживал... С пересохших, потрескавшихся губ девушки вдруг сорвалось: "Квад!" - словно она почувствовала его, безошибочно угадала повелителя птиц...
   - Спи спокойно, бескрылая. - Прошептал он, и на рассвете покинул мир людей, не дожидаясь предупреждения петухов о восходе солнца.
  
   Cофья Илларионовна встала с постели предварительно позвонив в колокольчик. В доме было на удивление тихо. И женщине даже не сразу поверилось в столь удивительное умиротворение.
   Девки тут же оказались рядом, подали таз с водой, чтобы хозяйка смогла умыться, вычесали длинные локоны, уложили в прическу и подали платье.
   - Как там наша больная? Жива? - осведомилась она, еще вчера продумав, как объяснит смерть девчонки сыну.
   - Жар спал. - Оповестили ее, и хозяйка решила проведать несчастную лично. Вошла в комнату величаво... Да только пустую кровать и застала. Бросила непонимающий взгляд на служанок, те головы в плечи вжали, сами не понимая, как упустили...
   - Найти! - рявкнула Софья Илларионовна.
   Да искать особо не пришлось. Девушка не пряталась... Хозяйка нашла ее по голосу - дивная нежная песня, которая уже стала привычной в этой доме, звучала в детской. И хозяйка остановилась у порога комнатки на втором этаже, тихонько приоткрыв дверь, чтобы убедиться: девушка, едва только встав на ноги, пришла к ребенку. Она пела для него, сидя на полу, у колыбели. А малыш внимательно слушал ее, опираясь на перильца, и улыбался от счастья.
   - И что ж в тебе только находят наши мужчины? - хмыкнула Софья Илларионовна, но спустя секунду улыбнулась с облегчением. - Приворожила, что ль?
   Признаться, на нее саму голос этой девчонки производил довольно странный эффект. Успокаивал, подчинял. Только по этой причине Софья Илларионовна, давно отвыкшая подчиняться, и злилась. Но сегодня она простила этой странной девчонке все. Ведь все складывалось лучше некуда: ребенок остался при няне и больше не тревожит никого криками, сын - при драгоценной любовнице, а сама Софья Илларионовна...ей не придется оправдываться перед сыном.
  
  
   Глава 22.
   Она передвигалась по кухне, с веником и совком, как и прежде собирая мусор. Не обращая внимания на тычки и оскорбления... будто бы случайные. Это не так тревожило ее, как подозрительно внимательные взгляды и тишина. Все были увлеченно сосредоточены на передвижении Элишки.
   Казалось, все занимались своими делами: повариха готовила обед, поварята метались по кухне, норовя утащить хоть что-то вкусненькое, за что не получат оплеуху, уставшие после работы мужики, наскоро перекусывали борщом, сидя за столом около окна. Лишь один сегодня будто и не планировал уходить с кухни - Ванька-конюх. Он не сводил глаз с Элишки, пожирая взглядом. И все тайком посмеивались, наблюдая то за ним, то за ней, будто знали что-то и предвкушали.
   - Тут еще грязь осталась. Смотри. - Указал Ванька на горстку луковой шелухи у своих ног.
   Сердце Элишки ушло в пятки, как только она подумала о том, что надо сделать шаг в его сторону. Кожей почувствовала всеобщее напряжение. Нож перестал стучать по деревянной дощечке, ложки - скрести по мискам, а кот - мяукать, требуя кусочек мяса. Элишка сделала два, три, четыре шага к Ваньке, медленно, с опаской наклонилась, готовая отпрыгнуть в любую минуту... Но ее быстро и ловко схватили за волосы на затылке, заставив сесть на колени и поднять голову на уровне пояса мужчины. Он смаковал этот жест, слегка поворачивая ее голову.
   - Не пискнула даже. Видать, привычна! - хохотнул Ванька. - И главное, вровень так стоит! Будто для того и создана!
   Мужики у окна не сдержались от смешка. А Ванька ткнул девчонку себе в пояс. Элишка взметнула вверх руку, в которой сжимала веник и угодила им в лицо мужчины. Не ожидавший такого поворота событий, конюх разжал хватку, что позволило девушке вырваться. Правда, ей это стоило клока волос. Она быстро отползла подальше.
   - Су... - высказался Ванька, отплевывая попавшие в рот клочья мусора и кошачьей шерсти. - Только под хозяев стелешься?
   - Не мил ты ей, Ванечка, - повариха усмехнулась и вернулась к прежнему занятию, нарезая тонкими ломтиками мясо.
   - Еще бы! Ты ж не барин! С холопами, вроде нас, она не водится! - кивал старик Феня, зачерпывая ложкой густой, наваристый борщ.
   Элишке очень захотелось закричать, выругаться, перебить всю посуду на кухне, высказать этим негодяям все, что накипело в ее душе. Но трезво рассудив, что завтра ей вновь придется находиться среди этих людей, ужаснулась и прикусила язык. Бросила веник и савок, мысленно послав всех подальше, и развернувшись на пятках, быстро побежала прочь. Преодолев гостиную, взлетев по лестнице, словно за ней погоня, она прошмыгнула в комнату Анастасии Алексеевны, куда по велению Софьи Илларионовны никто из слуг более не имел права входить. Захлопнула дверь и сползла по стене, сев на пол, обхватила колени руками. Чуть не расплакалась...
   - Что не сладко живется? - ехидно, смакуя каждое слово, обратилась к ней хозяйка покоев.
   - Слаще некуда! - из вредности выпалила Элишка, и стиснула челюсти так, что больно стало.
   - Хлебай ложечкой! - рассмеялась Настасья Алексеевна, и отвернулась на другой бок, злорадствуя. Душа ее пела от восторга - разлучница сполна получала по заслугам. И это не могло не радовать законную супругу.
   Тут уж ее противница почувствовала приступ ярости. Она решила, что еще и от этой противной женщины терпеть оскорбления не станет! Увы, они в одной лодке. Им стоит примириться друг с другом.
   - Дура набитая! - не осталась в долгу Элишка.
   Настасья даже развернулась к ней лицом, чтобы видеть глаза этой хамки.
   - Шлюха! - ответила ей на то Настасья Алексеевна.
   И соревнование в оскорблениях продолжилось, затянувшись на час. В процессе выбора оскорбительных сравнений, Элишка заметила, что перестала бояться, злиться и даже немного расслабилась, выбросив из головы случившееся в кухне. Перекрикивание постепенно превратилось в вялое перебрасывание словами, и пока победителей в соревновании не намечалось, а слова иссякали. Не повториться в выбранном слове не получилось.
   - Ненормальная! - устало резюмировала жена Ильи.
   - Что ж, игру закончили. Слова все перебрали! - не стала спорить с последним ругательством Элишка. - Либо вы, Настасья Алексеевна, встаете и переодеваетесь самостоятельно, либо вам придется терпеть меня - ненормальную!
   - Идиотка, я не могу встать! Если б могла, думаешь, я бы тут валялась сутками? Тебе придется меня переодеть! - позволила Настасья, злобно прищурившись. И даже улыбнулась. Это очень не понравилось Элишке. Она подходила к больной, как несчастный идиот, которому доверили кормежку жуткого дикого зверя в клетке - взяв свежую ночную рубаху со стула и вытянув ее впереди себя, словно пытаясь ею защититься. Шла медленно, крадучись, выверяя каждый шаг, будто боялась, что Настасья Алексеевна в любой момент бросится и искусает ее. Ловила себя на мысли, что наступает на знакомые грабли... "Грабли" все слаще ухмылялись.
   Как только девушка попробовала переодеть прикованную к постели женщину, та действительно укусила ее за ухо. Испуганная Элишка, продолжая удерживать одежду, вскрикнула и повалилась на пол. А учитывая, что ночную рубаху она почти надела на противницу, то потащила ее за собой. Та всячески брыкалась, кусалась и плевалась... Так что пришлось отомстить ей тем же. Разнимать барышень никто не торопился - после приказа Софьи Илларионовны, кроме Элишки в покои жены Ильи Андреевича никто не входил. Склочницы отпряли друг от друга сами, изрядно искусанные, исцарапанные, и переодевать теперь нужно было обеих: платья изорвались до состояния ветоши. На голове Элишки не доставало еще одного клока волос, и она опасалась, что такими темпами останется лысой. А Настасья Алексеевна выглядела, будто ее лишай побил.
   - Да... - рассмеялась своим мыслям Элишка, представив, как они обе выглядят со стороны. - Видел бы нас сейчас Илья... Разлюбил бы обеих!
   Настасья недовольно фыркнула, подумав, что доля правды в этом есть. Ни одному мужчине не нравились склочные бабы.
   - Лягаетесь вы как совершенно здоровая! - заметила Элишка, придерживая руку у ребер. - Может вы только притворяетесь больной?
   - А как же! Чтоб ты меня, как куклу одевала. Это ж такое удовольствие видеть твою рожу каждый день! - плюнула в ее сторону Настасья.
   С минутку обе помолчали, разглядывая собственные ссадины и синяки. Потом Элишка решила пойти на мировую, и подсела чуть ближе.
   - Может, хватит ссориться? Я же не по своей воле здесь. Просто идти больше некуда. - Сказала она.
   - Можно подумать, ты мужа моего тоже против воли собственной соблазнила. Дескать, само так вышло! - передернула плечами вынужденная собеседница, но с пола самостоятельно подняться не смогла. Потому решила гордо уползти обратно к кровати. Вышло гордо и до боли смешно, и ужасно неуклюже.
   - Я его не соблазняла... Хотя бы по той причине, что не знаю, как это! - поведала Элишка, подхватив женщину под руки, и приподнимая. Но Анастасия Алексеевна оказалась достаточно тяжелой, потому перенести ее к постели не удалось. Элишка ее попросту доволокла. - К тому же, я с ним раньше познакомилась, чем вы...
   И словами этими заслужила еще один плевок, на сей раз угодивший прямо в лицо, ибо к тому моменту, Анастасия Алексеевна уже возлежала на своем месте.
   - Вот, честное слово, я вам кляп сделаю! - пригрозила Элишка. - И молитесь, чтобы он был из чистой тряпки, а не из половой!
   - Но тебе ведь все равно придется его снимать, чтобы накормить меня! - ехидно заметила Настасья и подтянула одеяло.
   - А кто сказал, что я буду вас кормить? - ответила тем же ненавистная любовница, и после продолжительной паузы добавила: - Будете сидеть здесь одна, грязная, вонючая, испражняться под себя, голодать. А я обижусь, буду просто делать вид, что убираюсь у вас... Согласитесь, что мы с вами друг от друга зависим. Я могу у вас спрятаться, а вы только от меня получите еду, питье и одежду. Только я могу растопить для вас камин. Остальные не торопятся сюда подниматься и уделять вам время. У них своих дел по горло.
   - И только ты будешь выносить за мной горшок! - зловредно добавила Анастасия Алексеевна.
   - А если не буду, то вам в мокрой и вонючей постели долго лежать придется... Пока аромат до вашей свекрови не доберется!.. - продолжила развивать тему Элишка и законная супруга действительно закрыла рот, видимо, вообразив месть любовницы в полной мере.
   - Я думаю, нам стоит попробовать существовать мирно. - Сказала Элишка. - Ну, хотите, я вам Димку принесу? Знаю, что вы давно его не видели, и сильно по нему скучаете...
   Девушка заметила, как лицо собеседницы исказили боль и ненависть. Она видела своего малыша лишь один раз, сразу после появления на свет. А потом его унесла Софья Илларионовна, и больше никто не показывал ребенка матери. Даже, чтобы покормить не приносили. Она отвернулась, чтобы любовница мужа не видела ее слез. Но уже секундой спустя, почувствовала теплые объятия и легкий поцелуй в темечко. Элишке было ее жаль больше, чем себя саму. Настасья страдала, не могла подняться и покинуть комнату, не могла нянчить собственного сына, не могла рассчитывать на любовь мужа... И точно также, как Элишка, находилась на чужой территории, среди людей, которым до нее дела нет. Сейчас она была изгоем. Немного иным, чем сама Элишка.
   - Я обязательно его принесу. - Пообещала она. - Но тебе надо поправиться.
   - Не принесешь, - всхлипывала Настасья. - Не разрешат!
   - Я ни у кого спрашивать не собираюсь! - уверила ее Элишка. - Если тебе нужно ненавидеть меня, чтобы подняться с этой кровати - ненавидь на здоровье. Но обязательно встань, окрепни и тогда никто не сможет отобрать у тебя сына и твои права!
   И Анастасия Алексеевна решила не пренебрегать предложением - спихнула девушку со своей постели. Та упала прямо на копчик, ушиблась и скривилась от боли.
   - Чего расселась? Окошко открой - душно же! - потребовала она. Элишка поднялась с пола, потерла ушибленный бок, и ворча, ковыляя, как старуха, пошла к окну, чтобы впустить свежий воздух, пропитанный ароматом сладкой весны. Сделала глубокий-глубокий вдох, уговаривая себя прожить еще один день здесь, собрать волю и смелость в кулак, и выйти за двери этой комнаты, сходить на кухню за едой для Настасьи...
  
   Недалеко от Багрянцево в небольшом лесочке уже таял снег, а сквозь него пробивались первоцветы, жаждущие ласки солнца. Пробуждались животные. И, казалось, что сам лес просыпается от долгого сна, оживает голосами птиц и ручьев. Лес дышит и тянется верхушками деревьев к яркому небу, сбросившему серый наряд, сотканный из туч. Нина чувствовала это. Она всегда любила весну, больше, чем лето или осень. Хотя у последней тоже были преимущества, к примеру, золотые и красные цвета ее убранства, прохлада и большой урожай грибов и ягод.
   Хорошая погода вдохновляла. Нина шла по тропинке, подбирая подсохший хворост, напевала веселую песенку. Она совсем не чувствовала страха перед лесом, прозванным деревенскими Проклятым. Поговаривали, что здесь постоянно пропадают люди, в основном дети и семейные пары. Потому сюда почти никто не ходил. По крайней мере, исключительно по надобности выбирались большими компаниями и старались держаться все вместе. Нина не считала себя трусихой. Последние несколько лет никто не пропадал. И она считала, слухи просто страшилками.
   Собрав приличную связку, Нина остановилась около дуба, залюбовавшись белочкой. Ярко-рыжая зверушка весело прыгала по веткам.
   - Ааааааа! - по нарастающей заголосил кто-то, испугав красивую белочку настолько, что она едва не свалилась с дуба. Нинка тоже подпрыгнула на месте. Оглянулась. В нескольких шагах от нее, под березкой стоял маленький мальчик и самозабвенно вопил, потирая красные от слез глаза. Видимо, не только Нинка считала себя смелой и сильной, и пошла в лес одна. Но она дорогу помнила. А этот маленький путник позабыл. Потому и горестно подвывал, пугая лесных жителей.
   - Чего ревешь? Заблудился? Зачем же сам в лес пошел? - расспрашивала Нинка. - Ты вроде не из наших. Из Грибовихи, что ль? Хочешь, отведу домой?
   Малыш закивал, и ухватил девушку за руку, изъявляя полное согласие двигаться в сторону родного дома и мамки.
   - Ты, что-то совсем не по погоде одет. Вон и руки ледяные. На вот мой кожух. - Она быстро укутала ребенка, и ласково ему улыбнулась...
   Вместе они пошли по тропинке через поляну первоцветов. И Нинка улыбалась, увидев их, как дурочка...И это была ее последняя улыбка, которая сменится гримасой ужаса, застывшей навсегда.
  
   Глава 23.
   В круглой чаше из меди с позолотой отражался другой мир - мир людей, где все не так сладко и красочно. Там слишком много боли... И ее всю, без остатка, давали испить бескрылой девочке. Пелагея видела, как Элишка каждый вечер плачет в подушку, жалуется Оре на свою судьбу, латая платье, разорванное "по чистой случайности" вредными поломойками, кухарками, и прочими слугами, которые считали своим святым долгом пнуть, толкнуть девушку, наступить на подол ее платья. И не важно, что Элишка уже укоротила его на ладонь, не позволительно открыв щиколотки! А сколько щипков приходится вытерпеть этому ребенку от каждого мужчины, что живет и работает в поместье! Как часто девочку колют иголками или булавками, "невзначай" ошпаривают кипятком из чайника, "совершенно случайно" опрокидывают на нее помои...
   Нянюшка быстрыми шагами забралась по витой лестнице, удержав в узде желание громко стукнуть кулаком в дверь комнаты владаря, деликатно постучалась. Прошла, встретив его удивленный взгляд и, присела напротив за стол. Квад отложил бумаги, камни, и внимательно посмотрел на женщину.
   - Что заставило тебя подняться сюда? - спросил он у той, которая практически никогда не покидала хранилища.
   - Квад, - обратилась она, проигнорировав титул и прочие любезности, положенные повелителю птиц. - Я люблю тебя и почитаю, не только, как мудрого правителя, отца народа и хранителя душ... Я отношусь к тебе, как к дитяте... - Ласково ворковала она, и глаза ее горели материнской любовью. - К дитяте глупому, и неразумному...
   Владарь было раскрыл рот, но ему просто не позволили слова молвить.
   - Исключительно по собственной глупости ты потерял бесценный подарок Аглаи. Да-да! Подарок! Ибо самой Аглае никогда не было здесь места. Она это прекрасно понимала, потому и сбежала. Потому и подарила тебе бесценное - часть себя, и ту, что станет частью тебя...
   - Я сейчас очень плохо понимаю, о чем ты, нянюшка! - стиснув зубы, проронил Квад. Но одно только упоминание о двух запретных женщинах мигом испортило ему настроение.
   - Я говорю о том, - сердито вскрикнула Пелагея. - Что ты может и мудрый, сильный правитель, существо высшее... и все такое. Не в пример нам, простым человеческим душам... Но в делах любви глуп до безобразия. Вот за что ты девчонку к людям сослал? А? А я тебе скажу! - не дождалась ответа женщина. - Из чистой ревности! Уж не знаю, чего тебе в твою коронованную голову пернатую взбрело, а идиотская то выходка была!
   - Вы пришли оспорить мое решение? - нахмурился владарь и за окном полыхнула молния, на мгновение утихомирив разгневанную женщину.
   - Поспоришь тут с тобой! - вклинился в разговор Борис Васильевич, сев на подоконник и струсив капли с перьев на стены и пол. - Самодур ты наш!
   - Что? - вскочил владарь. - Вы сегодня сговорились, что ли? Я отправил ее туда, потому что она человек. Как и ее мать! И должна находиться там, среди таких, как она...
   - И потому, что ты боялся, что она предаст тебя, так же, как ее мать... - подытожил Бориска. Несмотря на молчание повелителя, дождь красноречиво забарабанил по подоконнику, выдавая секреты мужчины.
   - Все люди стремятся к своим. - Спокойно говорил Квад. - Аннутка прожила с нами достаточно долго. Сколько раз она возвращалась?
   Бориска и Пелагея не нашлись с ответом. Аннутка, по их мнению, была еще глупее Квада и Элишки вместе взятых.
   - К тому же, Она получила то, что хотела. - Сказал владарь, опустив голову, чтобы никто не заметил ярости в его глазах.
   - Она - это Элишка? - уточнила нянюшка, вскипая от злости на несправедливость и глупость некоторых. - И чего же она хотела? Чтобы над ней каждый день издевались, ноги об нее вытирали, в спину плевали, голодом морили и крошки за другими заставляли подбирать, чтоб били каждый день?
   Пелагея была готова расплакаться, броситься повелителю в ноги и молить, вернуть девушку домой, в Ирий. Впрочем, она не стала игнорировать собственные порывы.
   - Верни! - плакала на коленях Пелагея.- Здесь ее лелеяли, своей считали, а там - ненавидят, унижают, боль причиняют.
   - Не могу. - Отвечал владарь, поднимая женщину. - Ее место там!
   - Да с чего ты взял??? - придя к выводу, что слезы не имеют никакого воздействия, женщина вновь вернулась к крикам. Рассердилась, хлопнула дверью так, что вся башня и затонувший замок дрогнули от ее ярости. Ушла, решив более с повелителем не говорить! Бориска, чтобы не нарываться на гнев правителя тоже быстренько исчез. Квад остался один...
  
  
   Элишка вернулась на кухню. К счастью девушки, мужчины уже покинули теплое помещение и отправились выполнять свою работу. Так что у столов да печи в основном крутились женщины.
   - Мне бы ужин для... - подала голос Элишка, но кухарки были так заняты, что не услышали ее. Пришлось повторить громче. - Ужин для Настасьи Алексеевны!
   - Ща, будет ей ужин! - отвлеклась баба Варя, махнув на нее тряпкой, и суетливо переставила одну кастрюльку, потом вторую.
   - Подай, картошку. Вон она, в миске! - попросила ее другая кухарка. Элишка ступила ближе к столу. Подхватила большую миску, наполненную нарезанной картошкой, и передала тетке Алёне. Но тут же последовала следующая просьба: "Нож. Большой. На полке". А потом: "Доска!", "Ведро с очистками подвинь!", "Тушку придержи!"... И вот она оказалась в водовороте работы, которую и выполнять-то не должна была. Но делала все, что ни просили. Делала быстро, не задумываясь... Так что, когда баба Варя сказала "Держи!" - протянула руки вперед. В ладонях оказался казанок... Только что снятый с огня. Раскаленное железо впилось в нежную кожу, как змея молниеносно впивается в тело жертвы, оставляя раны.
   Вскрикнув, Элишка обронила казанок, вывернув все содержимое на пол. Горячая каша с мясом растеклась по полу. Женщины, вскрикнув, бросились в стороны.
   - Растяпа! - припечатала девушку по голове Алёна. И стало в два раза обиднее - красные полосы на ладонях немилосердно горели, вздувались страшными волдырями. Горькие слезы полились по щекам.
   - Чего уставилась? Вон ужин для Настасьи Алексеевны. Неси. А то пришла сюда. Прохлаждается... - ворчала баба Варя, попутно поднимая казанок. А тетка Алена, не обращая внимания на ожоги девушки, вложила в раненные руки поднос. Да подгонять стала. Поломойки быстро принялись за дело, убирая горячую кашу из-под ног поварих, да ворчали, мол, нельзя пускать на кухню всяких безруких идиоток.
   - Неси, живее! - подтолкнула в спину Элишку тетка Алена.
   Не скрывая слез, девушка вновь поднялась по лестнице, бледнея с каждым шагом. Поднос так и дрожал в раненых руках. Движения давались с огромным трудом... Но она открыла дверь на втором этаже, и вошла в покои заточенной здесь госпожи. Дрожа, словно осиновый лист на ветру, дошла до постели больной, поставив на стол ношу. И очень быстро ушла, не дожидаясь, когда еще и здесь на нее набросятся. Заперлась в своей комнатке, села на кровать, долго плакала и дула на раненые руки, дрожа от несуществующего холода. Ора закричал рядом, соскочил с подставки, прошелся по постели, заглядывая в ладошки девушки, но помочь ничем не мог. Потому только возмущенно кричал и размахивал крыльями. Его участие и забота не приносили облегчения. Только сон помог забыться. Сон внезапный и болезненный...
  
   Ее знобило. Лоб покрылся испариной. Кошмары терзали душу. И как любой ребенок (не важно, сколько лет ему исполнилось), звала во сне единственного, кто мог подарить тепло и защиту - маму. Но вовсе не мама принесла ей успокоение - другой дух. Темный. Он опустился на колени у ее постели, взял тонкие израненные руки и накрыл своей большой ладонью. Жар медленно исчез, пропала боль и даже волдыри исчезли. Остались только красные полосы, как напоминание о недавних ожогах.
   Он коснулся губами ее лба, прогоняя кошмары и боль.
   Надломленный голос произнес слово, всколыхнувшее чувства, воздух и мир в целом: "Квад!". Слезы, горючие, горькие полились на подушку. А, когда она открыла глаза, с жадностью взирая на реальность, готовая поймать темного призрака за ворот пернатой накидки - сжала в руках только воздух. Удивилась, что пальцы сгибаются без боли, и, что волдыри пропали. Хорошенько осмотрела руки, не веря в такое невероятное исцеление. Сердце, знающее правду, уже забилось сладко и быстро: "Он был здесь! Ради тебя!" - приговаривало трепетное, ретивое. И жить стало веселее от одной только мысли о присутствии в этом и других мирах одного единственного, важного не человека.
   - Ора! Ты же видел его? - едва не набросилась на птицу девушка, чтобы выбить признание и просто потискать, как какого-то котенка. К счастью Оры, Элишка еще ни разу не позволила себе такой глупости. Хотя... ястреб не был хорошего мнения об ее умственных способностях. Потому и присматривал за слишком подвижным человеческим созданием, очень напоминающим прежнего хозяина.
   Прибывая в замечательном настроении, она едва сдерживала желание запеть какую-нибудь веселенькую песню. Мурлыча на ходу, оправила платье и выглянула за дверь комнаты. В доме было подозрительно тихо. Только сейчас Элишка осознала, что в бреду пролежала до самого заката. А значит, слуги и хозяева спят. Настасья, наверняка, так и осталась голодной. Взволнованная этой догадкой, девушка, как мышка, тихонько прокралась на кухню, наскоро собрала хлеба, сыра, колбасы, прихватила кувшин и чашу, быстро поднялась по лестнице, кое-как открыла двери, удерживая продукты, чтобы ничего не уронить, и вошла.
   - Явилась! Я тут с голоду должна умереть? Грязную посуду оставила тут... Даже попить принести забыла! - в полумраке зажглась свеча у самой кровати.
   - Типун вам на язык, как любят говорить ваши кухарки. - Усмехнулась Элишка. - Просто случилось кое-что. Задержалась. - Призналась она. - Но все хорошо закончилось... А вы прошлое подношение уже съели?
   - И что такого приключилось, что ты аж светишься в темноте? - Настасья была готова даже пооткровенничать, лишь бы больше не сидеть в одиночестве. В последнее время мрак действовал ей на нервы. Все казалось, что тени живут своей тайной жизнью и замышляют против нее плохое. И вообще, до умопомрачения хотелось выбраться из постели, комнаты и дома, пойти на улицу, вдохнуть свежего воздуха!
   - Ничего особого... - не стала делиться Элишка. Отчего-то она боялась говорить об Ирие и владаре здесь, не доверяя испорченным людям. - Ты хорошенько кушай, а я сейчас...
   Выбравшись в коридор, она постаралась меньше шуметь, едва касаться пола ногами, лишь бы никого не разбудить. Толкнула дверь в соседнюю комнату, добралась до колыбельки малыша, радуясь, что никакие мамки-няньки сегодня не спят подле хозяйского наследника. Протянула к нему руки, шикнула на дитя, шепнув ему, что это она - его любимая нянюшка, его младшая сестрица, пришла. Взяла ребенка и отнесла родной матери.
   Настасья Алексевна полусидела в постели и, как раз ела, когда вдруг увидела в полумраке служанку с ее сынишкой в руках. Задрожала, смахнула внезапно накатившую слезу, и даже с кровати встала сама, чуть не обронив тарелку. Метнулась вперед неуверенно и быстро, опасаясь, как бы видение не пропало, охваченное коварными тенями, как бы не проснулась свекровь. Подхватила ребенка на руки и... Элишке пришлось удерживать уже двоих, потому как Настасье стоять на ногах давалось большим трудом.
   - Тише ты, резвая кобылка! - проворчала Элишка, шатаясь под натиском двух тел. - Никто не должен об этом узнать. А если ты сейчас на пол рухнешь, то весь дом разбудишь!
   - Я тихо... - клятвенно обещала Настасья.
   - Тихо упадешь? - хмыкнула любовница. - Не стоит! Лучше на кровать тебя вернуть...
   Так что Настасья Алексеевна не без помощи ненавистной ей девки, добралась обратно до постели, где удобно уселась, приняв в объятия драгоценное чадо.
   Дмитрий Ильич глядел большими круглыми глазами на мать, и пока не решил: плакать ему или не надо. Женщина, державшая его на руках, была ему плохо знакома. Хотя... Что-то все же знакомое он в ней распознал и улыбнулся. Не очень уверенно, и криво. Но старательно.
   - Мой хороший. - Расплакалась Настасья, и пожаловалась Элишке. - Его ж от меня сразу забрали. Даже покормить не приносили. Так даже звери не поступают...
   Она говорила, горячо рыдая, шептала тихо и быстро, чтобы никого не разбудить и не накликать беду.
   - Не реви! Все хорошо! - уговаривала ее Элишка, приобнимая двоих сразу и успокаивая. - Это наш большой-большой секрет! Ты себя хорошо ведешь - я приношу его к тебе. Договорились?
   И почти до самого утра смотрела, как мать тешится с ребенком на руках, думая о том, что, наверное, и ее мать вот так улыбалась, когда баюкала...
   Тут-то Элишка поняла кое-что важное - ей необходимо набраться сил, и несмотря ни на что поддержать Настасью; ей необходимо стать опорой для этой женщины. Больше ведь некому!
  
   Глава 24.
   Весеннее солнце хорошенько высушило землю, заставило пробиваться сквозь почву, жадные до его тепла, цветы. А те распускались и благоухали. Ветер подхватывал легкий аромат и разносил его по имению, выманивая женщин, не менее ожидавших весны, как те цветы. Элишка вскочила пораньше почувствовав, как ее саму наполняет радостью и солнцем. Распахнула окошко... И не менее счастливая птица, пользуясь еще слабыми лучами солнца, выпорхнула через окно на свободу. Метнулась в огород.
   - А-а-ай! - раздалось оттуда, бодрым бабским возгласом.
   - Вот те и доброе утро! - вздохнула Элишка, наблюдая, как Сенечка - дворовая девка, сняв с пояса передник, машет на Ору, и визжит, визжит, визжит...
   Ястреб вернулся обратно с добычей в руках.
   - Приятного тебе аппетита! - опечалилась девушка, понимая, что сегодня опять придется краснеть перед Софьей Илларионовной. Сенечка уже бежала с жалобами к хозяйке. И пришлось Элишке выслушать много нелицеприятного. Она смиренно стояла перед хозяйкой имения, боясь поднять глаза. Сенька и еще несколько служанок изливали Софье Илларионовне жалобу за жалобой: и ленива девка, и гордячка жуткая, и руки непонятно из какого места растут - все ломает, все роняет, что ни доверь. Софье слушать было не в сладость. Она прикрывала глаза и потирала виски, щурилась. Да видать, не особо хотела принимать участие в беседе. Выгнать девчонку она ведь не могла. Это грозило скандалом с сыном. А до тех пор пока любовница приносила счастье Илье, Софья Илларионовна была готова на многие закрыть глаза. Вот и сейчас махнула рукой служанкам, отправив девок прочь.
   - Простите, - жалобно пролепетала Элишка в свое оправдание. - А чтобы Ора никого не пугал и вел себя тихо, я прошу вашего дозволения выгуливать его на окраине поля.
   - Интересно, кто ж тебя саму выгуливать будет с твоим ястребом? - хмыкнула Софья Илларионовна. Голова ее покачивалась, будто хозяйка не знала, к какой части кресла ее прислонить.
   Тут, как на зло, раскричался Дмитрий Ильич. Да таким воплем разразился, словно нарочно.
   - Ванька-конюх с тобой ездить будет. - Наскоро решила хозяйка, потирая уже два виска.
   - Нет, сударыня. Прошу вас! Только не он! - уговаривала Элишка, покрываясь холодным потом от одной мысли, что с этим мужиком придется остаться один на один.
   Глаза Софьи Илларионовны округлились. И даже боль ненадолго отступила.
   - А что ж так?
   Элишка покраснела и побелела одновременно, боясь и произнести.
   - Приставал? - удивилась хозяйка, и сразу пришла к выводу. - Ну, значит повод дала. Такая уж женская судьба. Следи за собой! Не верти хвостом перед кем попало. Помни, что ты сыну моему дорога. А он очень расстроится, если о шашнях твоих узнает.
   - Да я не...- хотела было заступиться за себя девушка, но тут вопль младшего хозяина стал куда громче.
   - Все. Иди. Слышишь - разрывается! Я подумаю, кого с тобой отправлять! - не иначе, как будучи в более чем удачном для Элишки расположении духа, пообещала Софья Илларионовна, и повелительно махнула тонкой белой ручкой, указывая на дверь. Девушка поторопилась исполнить повеление, но на пороге, распахнув двери, столкнулась с Кириллом - другом Ильи и стражем имения. Он был одним из охотников, которые всегда находились при хозяине. А вот следом за ним шел русый бородач с, до боли знакомыми, карими глазами. Элишка рот раскрыла, поймав взгляд этого человека. Тот же хитро улыбнулся и подмигнул, быстро юркнув следом за Кириллой в покои хозяйки. Сердце девушки забилось больно и радостно, когда дверь притворилась. Уже легкой поступью она пошла к ребенку и, качая его на руках, все приговаривала: "Теперь будет легче! Знаешь, кто к нам пожаловал? Дядя Степа! Он мой друг! Но пока никому о том говорить не будем!". Она смеялась, и ощущение, что поступила правильно, не выдав никому факт своего знакомства со Степаном, крепло.
  
   Cегодня на кухне было слишком тихо. Шипение яиц на сковороде дополнялось лишь постоянным бессильным всхлипыванием женщин. Мужчины, по привычке, занявшие место у окна за столом, молча пили да смотрели в пол. Гнетущая атмосфера стала практически ощутимой. Воздух стал липким и горячим. Элишка не отважилась войти, так и осталась на пороге, у двери, выжидая подходящий момент, чтобы унести еду для Настасьи.
   - Варь, ну ты сходи, что ль к Софье. Она ж тоже баба - поймет. Такое горе! - поварихи были чем-то расстроены. А баба Варя то ревела громко, то всхлипывала да подвывала, то и дело утираясь передником.
   - Горе-то какое! - подвывали девки, рассевшиеся прямо на полу. - Девчонка ж совсем малая!
   - А я ей говорила: "Не ходи. Проклят тот лес!". - Вскричала баба Варя. - Так все себе на уме! Мать - на заработки, а эта дуреха - в Проклятый лес! И хоть бы кто присмотрел! Сестру ж просила...
   - Ой, горе! - вздыхали ото всюду, поминая несчастную загубленную душу.
   - Я ж помнил Нинку вот такусенькой, - захмелев приговаривал конюх.
   Нинка была дочерью бабы Вари. Самой меньшей. И насколько Элишка поняла, то случилась с ней беда в том самом Проклятом лесу. Девочку нашли мертвой в овраге. Элишке тоже стало не по себе. Достаточно было представить ребенка, столкнувшегося с бедой один на один. И ведь никто не пришел на помощь... Но сейчас... ее наверняка забрал владарь и унес в Ирий. А значит Нинка в надежных руках, в безопасности. Ей, конечно, на минуту пришла в голову идея, рассказать об этом матери погибшей и тем самым успокоить. Однако сразу же и потухла. Не зря же люди давно считают Ирий выдумкой. Да и владарь не просто так его скрыл ото всех.
   Элишка тихонько прокралась в кухню, подхватила поднос с кушаньями для Настасьи и быстро зашагала прочь. Впрочем, сегодня на нее никто не обратил внимания. Никто, кроме Настасьи.
   - Чего такая мрачная? - встретила Элишку она, и девушка поведала о последних новостях, от которых и Настасья стала хмурой. - Жалко ребенка.
   - Нет, - покачала головой Элишка. - Чего жалеть, если теперь она в мире, где нет горя, кроме ненастья. Спит, небось, до поры рядом с нянюшкой и рядом с...
   Она прикусила язык, поймав очень внимательный взгляд собеседницы.
   - С кем?
   - Не важно, - отмахнулась Элишка, присев на край постели. - Я не один раз слышала от матери сказку о птичьем рае и ее хозяине. Она говорила, что владарь, - слово так больно скребло в горле и прокалывало язык тысячами тончайших иголок, - забирает души невинных детей в иной мир, где прохладные водопады, где люди становятся птицами, и не зная бед, летают в облаках над черной башней. Вокруг башни плещется голубое прозрачное озеро. А в нем живут серебряные рыбки. В лесах на берегу можно увидеть самые необычные деревья, каких здесь нет. Там есть маленький водопад, просторное золотое поле с колосьями и цветами, которые пахнут слаще и приятнее, чем здешние. Там стоят загадочные горы, где обитает птица-исполин, породившая миры. Все, кто живет в Ирие, умеют летать. В особые дни, когда на берегу зацветают яблони и вишни, ирийцы танцуют в облаках под пение соловьев и прекрасных дев, стоящих на прибрежных скалах. А владарь... Владарь играет на дудочке ветров, разгоняя тучи.
   - А взрослых туда не берут? - заинтересовалась Настасья, представив этот дивный уголок так явно, что могла услышать песнь дев, покачивающихся на прибрежных скалах. И ту самую нежную, едва уловимую мелодию дудочки в крепких мужских руках. Ей представился даже владарь - несомненно прекрасный и загадочный. Такой, в какого можно было влюбиться с первого взгляда.
   - Нет, - покачала головой сказительница, в памяти которой слишком уж ярко ожили картины Ирия. Настолько ярко, что сердце сжалось от боли. - Даже выгоняют...
   - Мне бы хоть глазком посмотреть на красоту этого твоего птичьего рая, - тяжело вздохнула Настастья, отправляя в рот ложку жидкой каши. - Или хоть во двор выйти. Надоело тут сидеть. Хочется на воздух, пройтись, подышать. Были б у меня крылья, как у этих ирийцев из сказки... Я б улетела отсюда.
   - Если только, когда все уснут... Может мы и выйдем... - задумалась Элишка, но пока сложно представляла, получится ли задуманное. Ведь даже когда основная часть людей в поместье засыпала, то уж охрана у ворот не дремала.
   Однако Настасья так загорелась этой идеей, что вцепилась Элишке в руку, и горяченными глазами уставилась в лицо.
   - Обещай, что мы пойдем и тихонько пройдемся по саду! - взмолилась больная.
   - Ночью? Ты ж ничего толком не увидишь!
   - Звезды, небо, свежий, прохладный воздух... - перечисляла, похожая на сумасшедшую, Настасья. - А что еще необходимо? Поверь, мне и этого будет достаточно!
   - Хорошо. Я подумаю, как это сделать. - Согласилась Элишка, понимая, что Настасья тоже узница Софьи Илларионовны, да еще и находится в более сложном положении. Если ей, Элишке, дозволялось ходить по улице, то тюрьма Настасьи - опостылевшая комната.
   Вот с мыслями о побеге из темницы, девушка и спустилась вниз. Где, свернув за угол, к своей комнате, уперлась в крепкую мужскую грудь. И сразу шарахнулась в сторону, молясь, чтобы не встретить на своем пути Ивана. Но с широкой родной улыбкой на лице перед ней стоял Степан. Более того - он распахнул руки в стороны, призывая повиснуть у него на шее. Что Элишка и сделала.
   - Как ты здесь? - спросил мужчина, отпустив девушку, и поглядывая по сторонам.
   - Я уж подумала, что вы меня нарочно бросили! - всхлипнула Элишка, высказав мысль, которую всячески старалась гнать прочь. Степан было раскрыл рот, да взгляд потупил.
   - Давай обо всем не здесь поговорим. Меня с тобой отрядили птицу твою выгуливать. Так что собирайся. - Подтолкнул он.
  
  
   Весна в своем пестром наряде прошлась по деревням, лесам и полям, заставляя принарядиться всю округу.
   Зеленела сочная красивая трава. Деревья торопились за благодетельницей и примеряли лиственные короны. Как славно пахло! Не иначе, как свободой! И Элишка считала, что именно так и есть. Она лихо неслась вперед верхом на лошади, играя в догонялки с ястребом. Тот явно был не менее счастливым, расправляя крылья на воле, но не выпуская из поля зрения хозяйку. Степан, признаться, еще ни разу не видел такой преданности пернатых. Ястреб не оставлял ее одну, и ради девчонки менял свою привычную птичью жизнь, будто собираясь стать человеком.
   Воля пришлась по душе и заскучавшей в стойлах лошадке. Так что не чувствуя на своей спине девичьего веса, она сама вознамерилась взлететь, ускоряя бег. Степану было за ними не угнаться. А девчонка громко смеялась. Внутри нее росла уверенность, что если она сейчас отпустит поводья, и широко расставит руки в стороны - непременно взлетит...
   - Эээ! Тпру! Глупая! - нагнав девчонку, Степан перехватил повод, и остановил коня. - Так же и разбиться можно.
   - Я бы не разбилась, - улыбнулась девушка, немного разочарованно. - О! Мы уже около леса.
   Она быстренько спешилась, спрыгнула на землю и теперь, оставив коня мужчине, помчалась по тропинке к лесу. Ора, не менее довольный, уже открыл охоту на какую-то мелкую дичь, скрытую от взоров высокой травой. Охота явно проходила успешно, потому что птица достаточно быстро ухватила добычу и приземлилась на небольшом камне.
   Степан медленно шел по следам девушки, стараясь не выпустить ее из виду. Любовался и все думал, как ей поведать правду - горькую и тяжелую. И вдруг замер, как всегда, когда случалось слышать песню или сказку Элишки. Он давно перестал ломать голову, размышляя над тем, почему ее голос имеет такую силу над его волей. Что ж... Ему невдомек было, что с белокурой красавицей они знакомы. Правда, в прошлой нежизни - когда Степан не был Степаном, а спал, ожидая своего часа в хранилище душ.
   Ее руки выплетали из наскоро собранных цветов и трав венок. А голос выводил грустную песнь:
   "У любви моей крыла,
   Голос льется как вода.
   Я б к нему скорей пошла.
   Да дорогу не нашла.
   Истоптала ноги в кровь,
   Чтоб увидеть его вновь.
   Только владарь мой суров
   Не нужна ему любовь..."
   - Может, уйдем отсюда, не хочешь снова на свободу? Подальше от этих людей? - размечтался Степан, присев на поваленное дерево и задрав голову к небу. Пока еще немного сероватое, оно не определилось, опрокинуть ли на землю потоки воды или подарить людям немного тепла. И только Степану вид этого вечного небосклона придавал ощущение покоя, независимо от того, какое решение примет небо. - Я бы построил маленький домик, да хоть здесь, в лесу. Жили бы себе, как раньше...
   - С дядьками? - ухмыльнулась она, признавшись, что скучала по почти беззаботной жизни с малознакомыми людьми, опекавшими ее как родную.
   - Понимаешь, - замялся, сжав в кулаке поводья, мужчина и шутя, стукнул по носу лошадку, опустившую морду к сочной травинке. - Нет дядек. Мы ведь, и правда, тебя бросили. Точнее хотели. - Он боялся поднять глаза. - Но потом оно само так вышло. Мы ж не простые мужики...
   - Знаю, вы разбойники. - Как-то неожиданно проговорила она, ни капли не волнуясь статусе своей прошлой семьи. - Когда живешь бок о бок со сплетницами - многое узнаешь. Не трудно было догадаться...
   Степан на минуту задержал ее взгляд на себе и совершенно четко осознал...
   - Вижу, прошел твой недуг! - проговорил он, отметив, что девочка больше не кажется ненормальной. Да и была ли она блаженной? Скорее уж больно наивной.
   - Какой недуг? - удивилась Элишка, склонив голову на бок, и напялила на собеседника венок.
   - Да никакой. - Отмахнулся Степан, улыбнувшись ей в ответ. Ни капли расстройства или истерики, ни капли слезинки он не заметил. "Что с блаженной возьмешь!" - подумалось мужчине. - В общем, дядьки все попали в засаду. Больше никого не осталось, кроме меня. Вот я и подумал, проверить, как тебе живется. Решил, коли тебе тяжко, заберу с собой. А то эти бояре только с виду щедрые да добрые.
   - Не сладко, - вздохнула Элишка. - Там все злые.
   - Так почему не хочешь уйти? - Степан был готов к любому ответу, но только не к подобному.
   - Из-за Настасьи.
   - Это кто такая?
   - Жена моего любовника.
   - Не прошел твой недуг! Силу возымел! - пришел к выводу мужчина.
   Он прошелся по зеленой траве, вытаптывая ее сапогами, почесал в затылке, и сам себе сказал: "Беру свои слова обратно! Как дурехой была, так ею и осталась!"
   - Ты хоть сама-то понимаешь, что несешь??? - напустился на девчонку мужчина. А она посмотрела на собственные руки и пожала плечами.
   - Ничего...
   - В смысле, что говоришь - понимаешь? - уточнил мужчина.
   - А что я сказала? - не понимала Элишка. - Все говорят, что мы с Ильей... Что мы... Любовники. А Настасья - его жена.
   - А вы, правда, любовники? - вкрадчиво спросил Степан, пытаясь понять, блажь все это или нет. В его сердце росла тревога.
   - Кажется, нет. - Проронила она, почесав висок ноготком.
   - Кажется??? - начинал выходить из себя Степан.
   "Ну, точно Борис Васильевич!" - подумалось Элишке, и она заулыбалась, окончательно ввергнув взволнованного мужчину в панику.
   - Это как понимать? - злился Степан, обуреваемый искренней яростью родственника, пекущегося о нерадивом чаде. А увидев огромные синие глаза и блаженную улыбку девушки, сдался. Сделав глубокий, успокаивающий вдох, прикрыл веки и спросил: - Ты с ним... ложе делила? Целовалась? Он себе что-то неподобающее позволил?
   - Нет, - покачала головой Элишка. - Он внимательный. Заботится. Он теплый. С ним рядом спокойнее, чем с другими. Он... Он напоминает мне отца.
   - То есть, ты его не любишь... - понял Степан, этот факт облегчал ему труд - увезти девушку подальше от имения купца.
   Но сейчас ее лицо вновь выражало вселенскую грусть. Элишка любила, и, кажется, всю жизнь будет любить одного мужчину - не человека. Ее душа и сейчас тянулась к нему, через горизонт, через время и расстояние... Но умом Элишка совершенно точно понимала, что вряд ли еще хоть разок побывает в Ирие. Слезы моментально затопили ее глаза, и Степан, повинуясь желанию, защитить дитя от любых бед, приобнял девушку за плечи.
   - Или любишь? - испугался мужчина.
   - Люблю... - кивала, рыдая глупая девчонка. - Но не его.
   - А кого ж тогда?..
   И к слезам добавился вой. Элишка уткнулась в плечо Степану и принялась щедро поливать его рубаху горькими слезами.
   - Что-то подсказывает мне, что плач этот по кому-то утраченному... - проговорил Степан, поглаживая её по плечу. А ещё он понял, что она не расскажет никогда и ни за что о том человеке! - Ну, а с Настасьей твоей что?
   - Болезнь какая-то. Её не выпускают из комнаты, не разрешают с ребенком видеться. Лежит день и ночь в кровати, не поднимается. - С каждым словом истерика ослабевала, и Степан радовался выбранной теме разговора. - Ест не всегда. Сейчас, конечно, все лучше немного. Я постоянно проветриваю, окна открываю. Цветы ей приношу. Ест хорошо. Мы даже по комнате стали с ней ходить. А сегодня она попросила вывести ее во двор... Но нам ведь не разрешат. Софья Илларионовна запретит. Думаю, нам обеим влетит от нее.
   - А мы не будем ее спрашивать! - подмигнул Степан, вытирая мокрые следы на щеках девушки. - Есть у меня идея... Но пообещай мне, что подумаешь над тем, чтоб уйти со мной! Я дам тебе на то три дня!
   Элишка закивала, довольная Судьбой, которая вернула ей хотя бы одного хорошего друга. Так что, счастливая, она готова была обласкать взглядом и теплом собственной души весь мир... Но только не странную белую тень, мелькнувшую среди деревьев. Именно тень. И именно белую. Это был лишь призрак ребенка. И уж неведомо почему, Элишка могла отличить загубленную душу. Может годы, проведенные в заботе о детских душах, так повлияли на нее.
   - Что ты бледная такая сделалась? - рассматривал ее Степан.
   - Ничего, - проговорила она, еле шевеля губами. А про себя подумала, что еще вернется сюда, пройдется по лесу, и отыщет заблудившегося ребенка.
  
   Когда двое ощущали ласку Удачи, и разговаривали в поле у кромки Проклятого леса, по деревеньке, что звалась Лопыщем, неспешным шагом прогуливалась смерть. Сначала она отыскала пристанище в доме мельника.
   Смерти было всего шесть лет. Она и сама не знала, какая роль ей отведена. Она была простым потерянным ребенком, в одночасье лишившимся всей семьи и крова. Она долго бродила в одиночестве, и совсем обессилила от голода. Впрочем, одиночество путницы скрашивала маленькая рыжая белочка, не менее истощенная и уставшая.
   Дитя и ее грызун спрятались в сарае, среди мешков с мукой. Утром их отыскал мельник, жена которого настояла оставить ребенка в доме, ведь дети давно уже завели свои семьи и дом был слишком тихим.
   - Люсь, ну может у ней свои папка с мамкой есть! - отказывался от идеи мельник.
   - Что ж то за родители, что ребенка в таком состоянии бросили? - обтирала холодный пот со лба девочки женщина.
   - Искорка, - шептала пересохшими губами малышка.
   - Кто такая Искорка? - сюсюкала с ней жена мельника.
   - Бе... белочка, - проговорила девочка.
   - Я поищу, - пообещала Людмила. - К травнице за травами и отварами для тебя сбегаю, и поищу!
   Однако в заботах она совсем позабыла о данном обещании. А крошечная исхудавшая белка пробралась в загон к корове и, брызжа слюной, бросилась на буренку.
  
   Глава 25.
   Этим вечером в поместье царило удивительное спокойствие. Совершенно несвойственное купеческому дому и всем его жителям. Даже баба Варя, утром выплакавшая глаза по потерянной дочери, сидела у печи с травяной настойкой в руках и не сводила глаз с Элишки. Впрочем, все - конюхи, дворовые, псарьи, кухарки и детвора - заполонив пространство кухни, затаив дыхание слушали дивную песню:
   В небеса взлетала птица
   Широко раскрыв крыла...
   Небесам хотела покориться.
   Пела ей про мир заря.
   Ее голос буквально рисовал удивительные, сказочные картины, перенося слушателей в иные миры, где не существует земных проблем и боли.
   На краткие мгновения песня сделала Элишку не изгоем, а любимицей. А еще эта песня помогла Степану... помогла незаметно подсыпать в травяной сбор, который все так щедро разливали сегодня по кружкам, немного сон-травы.
   - Отнеси хозяйке! - тетка Алена протянула одной из девок поднос с исходящей ароматным паром кружкой. Говорила она шепотом, чтобы не испортить песню. А Зойка и спорить не стала - быстро подхватила напиток и шустро помчалась к Софье Илларионовне, надеясь поскорее вернуться в уютную кухню.
   - Вот шельма! - со странной блаженной улыбкой произнесла повариха, глядя на Элишку. - Но поет, что птица дивная!
   - Хороша! - похвалил Степан, прервав песнь, и сразу же выставил перед собой кружку. - Выпьем молча, други мои! За прибывших к вам, - говорил он о себе. - Чтоб жилось им на новом месте сладко!
   Проходящая мимо Люська, коснулась его бедром, и подмигнула, намекая, что и впрямь ждет мужика здесь жизнь долгая и счастливая... Если псарий, муж Люськин, косящий сейчас недобрым оком в сторону Степана, ложку дегтя не подбросит в идиллию.
   - И тех, кого с нами нету помянуть надо! - поднялся дед Феня.
   В гнетущей тиши слуги Софьи Илларионовны осушили кружки, и скоро засобирались на боковую. Степан с горечью вспомнил отошедших в иной мир товарищей... И тоже засобирался...
  
   Вот тут-то и настало время угнетенных. Они выбрались на волю - в прохладу ночи, и неуверенно, едва ковыляя в сторону свободы (ограниченной двором), почти добрались до беседки в саду.
   - Я прям в чудище из сказки превращаюсь, - радостно объявила Настасья, заставив своих провожатых на мгновенье замереть. - Днем сплю, ночью шастаю. И есть так хочется!
   - Жаренных фазанов? - на всякий случай уточнил Степан.
   - Хоть бы морковочки, - жалобно протянула барыня.
   - Ну, на... - не пожалел чужого запаса мужчина, наскоро достав из первого попавшегося мешка у амбара корнеплод. Тут же во мраке ночи послышался хруст. Элишка хихикнула, представив с каким наслаждением и зверским видом барыня уплетает нехитрый ужин.
   - Странный вкус. - Вполне довольно произнесла Настасья, усиленно перемалывая морковку зубами.
   - Вполне нормальный. - Пожал плечами Степан. - Земляной. Вот если б ты подождала, пока я ее тебе почищу... Вкус был бы совершенно другим!
   Настасья тут же выплюнула погрызенное. А Степан достал ножик из-за пояса, очистил надкушенный продукт и вновь вернул его голодающей.
   - Так лучше! - согласилась та.
   - Была у меня одна дурочка на попечении, стало - две! - едва слышно вздохнул мужчина. - Ай, да я! Ай, да везунчик!
   - Мы же прокатимся верхом? - с надеждой в голосе уточнила барыня, пропустив сквозь уши мужские излияния на счет удачливости и дурочек.
   - Э нет! - категорично отказал Степан. - Тебе, сударыня, чтоб в седле держаться таких морковок надо штук десять каждый день есть!
   - Я готова! - упиралась Настасья.
   - Изволите, чтоб я вам мешок принёс? Будете грызть? - впрочем, мужик тут же скрестил руки на груди и сверху вниз уставился на глупую девчонку, демонстрируя, что ни на шаг не сдвинется ни в сторону амбара, ни в сторону конюшни.
   - Лучше б вы оба морковь грызли, чем друг друга. Идемте, в беседке посидим. - Примирительно предложила Элишка, все это время игравшая роль опоры для Настасьи. И признавалась себе, что вес у сударыни прибавился. - Степан прав, тебе рано в седло прыгать. Ты и стоишь-то с трудом. И труд тот - мой! Так что давай помаленьку: воздух свежий, потом - лошадки.
   - Что ты со мной, как с маленькой??? - возмутилась Настасья.
   - О! Я гляжу, полегчало тебе, сразу вспомнила, чьих кровей. Командовать вознамерилась? - начала сердиться Элишка и сделала шаг в сторону, оставив болезную без поддержки. - Ты еще покричи, чтоб все проснулись. И закончатся наши прогулки, вот прям здесь!
   Настасья прикусила губу. Пошатнулась. И тут же сдалась.
   - Веди меня в беседку! - повелела она.
   - Повинуюсь, - подхватила ее Элишка, шутливо присела, и вместе с ней пришлось присесть и барыне, которая опиралась на плечо девушки. А пока они вместе занимали места в беседке, Степан сбегал за обещанным мешком морковки. Правда, принес маленький, в котором уместилось штук десять корнеплодов.
   - На, барыня, отужинай! - со смешком выпалил он, и предоставил даме поле деятельности - взвалил ей на колени пыльный мешок.
   Настасья искоса на него посмотрела, но, чтоб утереть нос мужику достала первую морковку и яростно захрустела.
   - Ты ж учти, на конях кататься завтра поедем! - потребовала обещание Настасья.
   - Только после десятого мешка! - покачал головой Степан.
   Элишка только хмыкнула. Общение между этими двумя складывалось легко и задиристо, словно меж старыми друзьями, а не меж хозяйкой и подневольным. Оттого и находиться с ними рядом было уютно.
   Степан предложил девушке семечки. И Элишка взяла горсть. На удивление было тепло. Пахло травами и манящей свежестью, обещающей безоблачное счастливое завтра. Звезды и луна мерно поблескивали на темном небе. К беседке, то есть к людям тут же пришла мурчащая кошка. Она забралась на руки к Настасье, вместившись рядом с мешком. Мурлыканье умиротворяло и вселяло веру в лучшее. Счастливая душа Элишки сейчас грелась в уюте тесной компании.
   - Дивный вечер! - вздохнула барыня. - Я уж так давно на улицу не выходила!..
   - Да... Значит не знаешь, что многое поменялось, - тут же подхватил разговор Степан, крайне заинтриговав девушек. Те быстро обратились в слух. - Там построили недавно сенник, а за тем забором лес, и озеро, в которое девки ходят стирать и купаться.
   - Откуда ты столько знаешь? Ты ж один день здесь пробыл. - Сощурилась Элишка.
   - С людьми общаться надо! Вот если бы ты с ними поговорила по душам, то узнала бы, какие легенды тут обитают. - Сказав это, и уловив момент, когда обе девушки с интересом на него уставятся, Степан принялся лузгать семечки.
   - Какие легенды? - потребовали слушательницы в один голос.
   Мужчина усмехнулся и принялся рассказывать.
   - Говорят, что в такую лунную ночь... Когда луны полный диск на небо поднимается... И сверчки помалкивают... Выходит на свет ночной полюбоваться...
   - Олень златорогий? - нахмурилась Элишка, памятуя давнюю шутку, после которой здесь оказалась.
   Степан покачал головой.
   - Девица прекрасная? - предположила Настасья.
   - Раньше была. Красива, статна. Волосы ее, длинные, что шелк, развевались на ветру. Наряд ее, белый, кружевной, был прост и казался сотканным из лунного света... Только вот баба та... упырица до людской крови жадная...
   Сказав это, он в шутку клацнул зубами у шеи барыни. Девушки тихо взвизгнули и рассмеялись. Но смеху их внезапно пришел конец, ибо окно на втором этаже купеческого дома скрипнуло раскрывающимися ставнями. Скрипнуло противно так, будто плита гробовая на кладбище в полнолуние... Вся троица в испуге мгновенно спустилась под скамейки, едва ли не прижимаясь к земле.
   - Упырица на свет ползет... - протянула Настасья, давясь смехом и морковкой. Она мельком взглянула на дом, обнаружив у окна Софью Илларионовну - очень похожую по описанию на героиню рассказанной легенды. - Не иначе, как проголодалась. - Заключила девушка, подумывая, а не бросить ли в упырицу морковкой.
   - Ага, вон на луну полюбуется и по наши душеньки придет. - Сокрушалась Элишка, предчувствуя беду. Софья Илларионовна не двигалась с места, всматриваясь в темноту двора.
   - Что ж на нее-то сон-трава не подействовала? - задумался Степан.
   - Ну так, упырица ж. На нее только кол и подействует! - фыркнула барыня. - Сволочь! Такой вечер испоганила. - Выругалась Настасья.
   - О! Барыня, да вам и язык простых людей не чужд! - хохотнул Степан. - Все, девочки. Пора закругляться. Медленно, красиво, притворяясь муравьишками, ползем вон к тому колодцу.
  
  
   Глава 26.
   Нет ничего роднее этого светлеющего неба с оранжево-розовым горизонтом. Нет ничего теплее этого солнца, только поднимающегося над блестящей гладью воды. Нет ничего лучше ощущения, что ты дома, где ни одна беда не сможет достать тебя своими мерзкими щупальцами.
   - Знаешь, я очень хочу, чтобы она выздоровела. Я хочу увидеть ее уверенно стоящей на своих ногах. Думаю, она будет отличной мамой моему брату. Тогда я смогу тихонечко уйти вместе со Степаном. Он ведь прав... У меня ничего не осталось, кроме Оры. И ничего не держит в поместье. Там... там все... - Тихо говорила Элишка и улыбалась. Она никогда не говорила о плохом, что случалось днем, среди людей. Даже во сне избегала боли, которую ей причиняли, и старалась говорить о приятном. - Может, уйдем тихонько. Заживем снова вместе. Я и Степан. Найдем домик в отдалении. Я буду стирать и готовить... А вот Степану с ремеслом придется завязать. Пусть лучше курочек разводит! Или лошадей. У него хорошо получается!
   Владарь сидел недвижим, как обычно. Слушал, всматриваясь в горизонт.
   - Как мне помочь ей? - всерьез задумалась Элиша.
   - Аглая знала бы... - проронил Квад.
   Элишка внимательно на него посмотрела... Конечно, он все еще любил, помнил и всегда будет помнить маму. И он прав - мама точно знала бы, что делать.
   - Травы! Мама брала меня с собой, когда надо было собирать заготовки для бабушки... - припомнила она и тихий, прохладный лес, где стоял отцовский дом, и свою первую встречу с хозяином птиц, и его соколом. - Но я то не знаю, что собирать... Как бы хуже не сделать...
   Элишка расстроилась, и былое воодушевление испарилось, как крохотное облачко на небе.
   - Пожалуй, стоит в ближайшем селении поискать травницу! - решила она, и уже с улыбкой посмотрела на владаря.
   - Знаешь, в моих снах ничего не меняется. - Горько усмехнулась она. - Ты такой, каким я тебя запомнила. Но хотя бы здесь, во сне, мне есть с кем поделиться мыслями... Мой дом давно разрушен. Семья погибла. Остался только Сережа. Но теперь его и зовут иначе. Теперь он - Дмитрий. У него своя семья. А я ему - просто нянька. Сюда мне тоже дорога закрыта... Степан единственный, кто на моей стороне. Он и Ора.
   Потом она замолчала. Посмотрела на Квада пристально. Из ее взгляда медленно и уверенно исчезала детская наивность. С каждым днем в глазах девчонки росли взрослая усталость, грусть, разочарование.
   - Квад, ты был прав... Я не для этого места... Я приношу с собой несчастья. Сюда принесла. И туда с собой притянула. Настасью расстроила. Дядьки погибли. Когда я думаю об этом... - слезы подступили к глазам и горечь сдавила ее горло. Но она собралась с силами, чтобы договорить. Это ведь ее сон. И здесь она могла позволить себе быть сильнее, чем в том мире. - Думаю, тебе стоило оставить меня на пепелище. Возле матери. И я бы не мучилась сейчас... И других не мучила. Но содеянного не воротить, как говорила нянюшка Пелагея. Если бы я спросила ее совета, она бы наверняка, сказала, что теперь всё от меня зависящее - это сотворить больше добра, чтобы уравновесить с горем. И я постараюсь изо всех сил, чтобы Настасья выздоровела...
   Она не всхлипывала, но плакала молча. По её щекам просто текли слёзы... И поднимающееся солнце блестело в этих слезах, словно в бриллиантах.
  
   - Эй! Ты чего? - Степан тряс её за плечо, надеясь вырвать из лап кошмарного сна, заставившего девушку лить слёзы в реальности. И она с удовольствием вырвалась, оказавшись в объятиях, ставшего родным дядьки.
   - Ну чего? Чего? Дурное то! Забудь! - приговаривал он, краем своей рубахи слезы с девичьих щек. И был сейчас так похож на нянюшку Пелагею, что Элишка привычно прижалась к нему. А Степан замер, не зная, как реагировать. - Я там жду тебя. Коней оседлал. Мы ж собирались засветло прокатиться, пока беготня не началась. А ты тут разоспалась!
   - Я уже не сплю. Все хорошо! - Элишка быстро поднялась с постели, а уснула она в платье, так что и одеваться особо не пришлось. Сразу улыбнулась дядьке, чтоб не нервничал лишний раз. А другие... За время, проведенное в этом доме, она поняла, что не стоит плакать при ком-то. Отчего-то здешние люди, видя чужие слезы, сердятся и только пуще ругают. Она наскоро переплела косу, накинула на плечи жилет, быстро отыскала кожаную перчатку, и кликнула Ору. Ястреб сел на руку, сложив крылья, готовый отправляться на охоту.
   - Поехали! - уверенно сказала девушка.
  
   В этот раз их дорога вела вовсе не к тому странному лесу, у кромки которого они гуляли в прошлый раз. Она тянулась через поле, и змейкой ныряла в соседнее село, где Степану было велено передать гостинцы семьям кухарок, а еще купить кое-что по мелочи.
   Ора, как раз, нырял в высокие травы, то и дело доставая из них полевых мышек.
   - Надо попутно поискать знахарку или травницу! - сама себе напомнила девушка, с нетерпением разглядывая виднеющиеся домики.
   - А я, как раз о том же подумал. Если мы твою Настасью на ноги поставим, уедешь со мной? - завел разговор Степан. Сегодня девочка выглядела иначе. Увереннее, взрослее... Но мерцающий в ее больших глазах огонь горя не мог обмануть мужчину. Он твердо решил увезти ее прочь из того поместья.
   - Уеду. - Честно ответила Элишка. - У меня ничего нет, кроме тебя и Оры. - Повторила она слова, сказанные во сне владарю. - Только куда мы пойдем?
   - Куда? - впервые задумался мужчина. - Да мало ли мест на земле? Хочешь, в городе укроемся. Хоть бы и в Каменном. Среди людей спрятаться легко.
   Но с Каменным у Элишки были связаны дурные воспоминания. Она уже слышала это название в одной из прошлых жизней.
   - Там мой отец умер. Не поедем туда! - решила девушка.
   - А нет - в деревне.
   Впереди, как раз виднелось маленькое, вполне уютное поселение.
   - На крайний случай, сколочу домишко в лесу. И будем мирно жить.
   - Ах, твою ж мать!.. - раздался в поле голос, утверждавший, что жить мирно не выйдет. По крайней мере, вот сейчас точно не получится.
   - Кажись, твой ястреб говорящую мышку поймал, - приподнялся в стременах Степан. Даже шею вытянул, чтобы рассмотреть диво-дивное - мышь говорящую. Добыча ястреба оказалась весьма крупной - в человечий рост, с темными волосами, одета в темно-коричневые просторные одеяния. А еще яростно ругалась с птицей, кружащей над ее головой.
   - Я те не гнездо! Отстань! Кышь, зараза! - ругалась пойманная.
   - Аннутка! - сначала шепотом проговорила Элишка, словно боясь спугнуть "мышь", а потом уже кричала во весь голос, скатившись с седла, и бросаясь на перехват незнакомки. Та так и замерла, раскрыв рот. И не удержала равновесия, когда ее повалили в высокую траву.
   - Как же я рада тебе! - не могла нарадоваться Элишка, всматриваясь в знакомые черты. Что правда, черты эти изменились: добавилось морщин, появились темные круги под глазами. Некогда красивые, густые, шелковые темные волосы вороны действительно напоминали соломку для гнезда. И чем больше Элишка всматривалась в пойманную Орой женщину, тем больше росла в ней тревога, что обозналась.
   - Вы знакомы? - заметив продолжительное замешательство меж девушек, Степан подобрался поближе, чтобы при надобности принести свои извинения, и увести подальше свою юродивую. Даже слова приготовил: "Простите, она не опасная. Но на людей иногда бросается. Не уследил!".
   Однако, не проявлявшая особой радости от встречи женщина, отодвинула от себя Элишку, и села, ворчливо выдав:
   - И сюда за мной увязалась! - вздохнула она.
   Глаза Степана поползли на лоб.
   - Я не увязалась! - всхлипнула Элишка внезапно. - Он меня выгнал!
   И так разревелась!.. Лицо женщины, названной Аннуткой, изменило выражение со сварливого, на удивленное. Она притянула к себе светловолосую девчонку и погладила по спине, утешая.
   - Ну и баран! - заключила Аннутка. - Какая из него теперь птица? Разве что индюк напыщенный. Так здесь таких на праздники подают богатеям... Все! Заканчивай реветь! Это дело бесполезное! Вставай. Мне долго на холодной земле нельзя теперича...
   Степан помог подняться Элишке и ее подруге. Та, как выяснилось, была на сносях. И широкие темные одежды скрывали большой живот.
  
  
   Дом Аннутки был невелик, стоял на окраине селения, поближе к лесу, все норовя спрятаться под лапами елок одной своей стороной. Забор его был перекошенным, но в глаза бросалось, что периодически его латали, меняли дощечки на новые.
   Внутри же, из-под потолка на балках свисали связки сушеных трав, грибов, цветов. Собственно, всем этим лесным разнообразием и пахло. Аннутка растопила печь, чтобы прогнать сырость, которая до летней поры здесь властвовала, и наскоро подогрев какой-то сбор, протянула кружку Элишке.
   - Так ты - травница! - осенило гостью, в голове которой зазвучал голос Пелагеи: "Ничего не происходит просто так... Наши пути ведут друг к другу. Они тесно связаны, как эти ленты...".
   - Да. Тесное общение с твоей матерью не прошло даром. Вот запомнила кое-что, кое-чему сама научилась. Теперь применяю. Пей давай!
   Она деловито расхаживала по дому, раскладывая новые травы на теплой печи и убирая уже высушенные. Двигалась с трудом, переваливались со стороны в сторону, придерживая поочередно то поясницу, то живот.
   Ора деловито шагал по столу, также с интересом рассматривая обстановку, как и его хозяйка.
   Элишка улыбнулась. Аннутка так хотела этого: собственный уютный дом, малыш, и любимый мужчина под боком.
   Она огляделась по сторонам. Если с домом, ребёнком всё было понятно, то, где тот самый, ради которого ворона оставила рай, оставалось загадкой.
   Отвар ярко пах, немного кружа голову. Элишка осмелилась сделать небольшой глоток. Горький напиток сделал своё дело - через несколько минут на душе стало легче.
   - Вижу, у тебя все хорошо?
   Плечи Аннутки вдруг напряглись, а голова опустилась. Она стояла спиной к подруге. И лица её не было видно. Но сказала она: "Хорошо... Как видишь...".
   - А муж где?
   - Работает... наверное... Лучше, расскажи, как ты здесь оказалась. Только без слёз! - предупредила ворона, усаживаясь с другой кружкой за стол к Элишке. - Не терплю я этого в последнее время!
   - Ты и раньше слёзы чужие не любила. Скорее палкой по башке огреешь, чем пожалеешь! - фыркнула Элишка, вызвав тень лёгкой улыбки на лице подруги.
  
   Выполнив все поручения Софьи Илларионовны и служанок, Степан решил заглянуть в шинок, выпить кружку-другую кваса и дать двум давешним знакомым время поговорить.
   - Слышь, хозяин, а чей то дом на отшибе? - заинтересовался Степан, потягивая квас.
   - А тебе чего? - прищурился пузатый дядька, поставив перед гостем закуску.
   - Да ничего... - пожал плечами заезжий. - По делам к вам прибыл. Ну и знахаря какого сыскать мне надо. Для хозяев местных кое-что собрать. А у вас тут что-то сильно тихо и людей нет...
   - Мор у нас тут разбушевался. Люди болеют. Много. - Коротко отвечал хозяин. - Животина дохнет без причины. Спасу нет...
   - Вот как! - напрягся Степан, подумывая, хватать девчонку и срочно везти обратно, пока здесь окончательно деревня не вымерла и они вместе с ней. - А я думал разыскать травника или знахаря у вас. Но раз плохо у вас все, знать нет его здесь. Я еще глянул на тот дом, подумалось, что вот в таких, как тот на отшибе они и живут.
   - А еще ведьмы в таких домах живут! - вклинился в их диалог, сидевший рядом мужик потрепанного вида.
   - Так у вас там ведьма? Вот чудеса! Хоть глазком взглянуть! - усмехнулся Степан.
   - Да че там смотреть?! Вон Василь ужо насмотрелся! Теперь и не просыхает! - хмыкнул болтун, кивнув в сторону типа, уснувшего над кружкой. Был он уже одутловат и грязен, что и возраста не определишь. Но мужики сказали, что ему не больше тридцати лет.
   - Василь и до того странный был! - не нашел ничего интересного в пьяном засоне хозяин заведения. - Все ходил по селу, байки травил про птиц, что в людей превращаются. Мы посмеивались. А детишкам нравилось. Слушали, как сказку. Мы и решили, что он у нас сказителем местным стать решился.
   В голове Степана вдруг ярко загорелась странная мысль. А что, если все это связано: Элишка, часто баящая сказки о людях-птицах, подруга ее обмолвилась о птицах, а теперь и этот...
   "Надо во всем разобраться!" - решил он.
   - Потом женился, бабу привел красивую. - Продолжал хозяин. - Выдохнули, решили, одумался мужик. Заживет по новой...
   - Да только баба у него странная. - Подхватил болтун.
   - Наши-то к ней часто за настоями бегают, бо знахаря нету, лекаря из города не выписывают. А она и роды принять поможет, и скотину вылечит... - Не обращая на внимания на односельчанина, продолжил хозяин. - Правда...
   - Правда, в том, шо скот у нас тут мрёть без конца, да и людей косит нечистая какая-то. А баба эта круглый год на сносях, а детей все нет. Мертвыми рождаются! Бо ведьма она! Недавеча на меня как зыркнула, так меня понос прохватил!
   От таких подробностей Степану перехотелось даже квас пить, не то что закуску пробовать.
   - А ещё башка у тебя болит, Кузьмич! Потому что тебя жинка твоя прокляла... Скалкой по башке прокляла. Так шо ж она теперь тож ведьма? - хозяин навис над Кузьмичом, явно планируя тоже чем-то тяжелым проклясть завсегдатая.
   - Ведьма, зуб даю! - утверждал тот.
   - Давай, давай свой зуб! Ща я тебе, алкашу старому, все твои зубы повыдергаю! Будешь только суп жрать из кружки! - раздалось за спиной болтуна, и голос этот до того напугал мужика, что он шею попытался в плечи втянуть.
   - Вот так добро проиграло битву со злом... - хихикнул хозяин, провожая взглядом скандальную парочку. Старика прокляли еще раз пять по дороге до дома, судя по скандальным воплям во дворе и бесконечным "Ой, не бый!". Вопли эти стали сигналом к пробуждению и для Василя. Он поднялся из-за стола, и неровной походкой, взяв курс на дверной проем, поторопился на выход...
  
   - Ну, а Илья этот?.. Он что? - выслушав рассказ подруги, Аннутка не удержалась от расспросов.
   - Илья?.. - признаться Элишка уже и забыла о нём. - Он... Пока был рядом, пытался защитить. Но он женат. И мне жаль его жену. Я не хочу вставать между ними. Возможно, если бы всё сложилось иначе... И Настасьи не было, я бы осталась с ним. И жила счастливо. Наверно. Но... есть она. И Илья, не тот... Не Он!
   - Уж коли тебя выгнали из рая, то терпи! - вздохнула Аннутка, сделав ещё один глоток горького отвара. И заглянув на дно кружки, произнесла. - Если выбора нет... А его нет. Разве, что уйти в другое место. Ты, по крайней мере, можешь себе это позволить. Вон, с тем мужиком, который тебя привёл.
   - Степан? Он из татей, что меня приютили.
   - Да хоть бы и так... - хмыкнула подруга. - В обиду, вряд ли даст.
   - Это точно.
   Глядя на ворону в человеческом обличье, Элишка вдруг осознала, что счастья та не нашла среди людей. Под глазами её залегли глубокие морщины. Кожа её стала сероватой, покрылась пятнышками. Когда-то озорные глаза потухли и смотрели с затаённой болью.
   Внезапно, взяв подругу за руку, она сказала:
   - Давай, втроём, вместе уйдём. Мы со Степаном договорились, что как только я поставлю на ноги Настю, сбежим. Подальше ото всех. Пойдем с нами! Я же вижу, что тебе не сладко!
   Глаза Аннутки вдруг заполнились слезами. Поджатые губы перекосило. Но она быстро утерла мокрые следы со щек.
   - Не могу. На таком сроке особо не попутешествуешь. - Вздохнула ворона, оглаживая большой живот. - Я теперь полностью твою мамку понимаю, которая до твоего появления на свет никуда с места не дёргалась и превращаться реже старалась. Тут и двигаться лишний раз не хочется. Чувствуешь себя бочонком пороха. Я уже троих потеряла. Этого просто обязана родить!
   - Роди! - кивала Элишка, сама заливаясь слезами. - А потом на коня и прочь. Ты - родишь, я - Настасью вылечу, и поминай, как звали!
   - Ты совсем, как человек говоришь... - рассмеялась Аннутка, на миг став прежней, такой, какой была в Ирие. - Хорошо. Вылечим твою подругу. А там посмо...
   И не успела она договорить, как дверь распахнулась.
   - Ну что, ведьма? - заорал внезапный гость.
   Лицо Аннутки перекосила гримаса ярости.
   - Собственно муж... Знакомься. - Сквозь зубы сцедила она, не отводя пристального взгляда от супруга, одновременно нащупывая что-то на столе. - Тот самый. Вот его-то и выменяла, взамен на крылья.
   Теплых семейных объятий, которых можно было бы ожидать от встречи возлюбленных, не случилось. Мужчина, от которого явственно разило спиртным, промчался через комнату, роняя всё на своем пути, остановился лишь напротив Аннутки, да и то, крепко схватившись за её горло.
   Элишка, вскрикнула, не зная, что делать. А потом поторопилась на подмогу подруге, стараясь оттянуть от её горла руки незнакомца. Но он голосил что-то про адовы муки, про обман и прочее, и крепкой хваткой держался за горло синеющей женщины. Ора взлетел, собираясь выцарапать глаза душителю. Но сделал только хуже. Из-за птицы, размахивающей крыльями и лапами, Элишка не могла ухватиться за руки мужчины. Впрочем, тот отвлёкся на мгновение от упоительного процесса избавления мира от колдуньи в лице Аннутки, и толкнул девчонку так, что та покатилась по полу.
   - Снова демонов призываешь? Проклятая! Кого на сей раз??? - вопил мужчина.
   - Меня! - с рыком вырвалось позади душителя и Элишка увидела крепкий силуэт Степана, опускающего мешок на пол.
   Появление нового персонажа произвело на пьяного впечатление. Он засмотрелся на дверной проём, силясь разглядеть визитёра из ада. И так, и не определившись с мастью демона, пал, поверженный тяжёлой сковородой.
   - Знакомьтесь, муж мой... Василь! - ласково произнесла Аннутка, пытаясь отдышаться. И бодро пнула пьяное тело ногой. - Как отработал, душа моя? - спросила она, и еще разок пнула в бок. - Вижу, устал сильно. Ну полежи... Отдохни... И я отдохну чуток...
   - А говорила, что тебе здесь хорошо живётся! - потирала ушибленный бок Элишка.
   - Как получается, так и живётся. - Огрызнулась Аннутка и медленно опустилась на лавку. - Это он устал. Проспится, будет извиняться, в любви клясться. Все нормально. Я уже привыкла.
   - Веселая жизнь у тебя... - оценил Степан, помогая Элишке встать.
   - Уж какая есть. Другой уже не дано. - Пожала плечами хозяйка дома. - Вы, езжайте. Мне отдохнуть надо. А травы для твоей подруги по несчастью вон... В шкафу. На второй полке. Возьми мешочек. Будешь по ложке заваривать на кувшин горячей воды. Понятно? Три раза в день по стакану пусть пьёт, перед едой. И ничего другого пить ей не давай!
   - Спасибо! - поблагодарила Элишка, взяв из шкафа тряпичный мешочек с травами. - Ты это... - Хотела спросить она, но Аннутка помахала рукой, дескать, все нормально, идите!
   - Пойдем мы хозяюшка, спасибо за приют! - поклонился Степан, выпроваживая Элишку во двор. Но сам задержался. - Тебе помощь не нужна? Справишься?
   - Шутишь? - хмыкнула Аннутка, кивнув на сковороду. - У меня все в порядке. И амулет есть от пьяни! И сила пока тоже имеется. Только вот отдышаться надо. Хотя...
   Она кивнула на плед, что лежал на лавке у окна.
   - Накинь на супруга моего. А то сама не дотянусь... - Попросила Аннутка. Степан пожал плечами, мол, дура-баба. Но выполнил просьбу. Пьяница у его ног сладко причмокнул губами и свернулся калачиком, что пес преданный.
   - Ну тады, прощай! - еще раз поклонился Степан, и вышел, притворив за собой дверь.
   А Элишка всю дорогу ехала, да оборачивалась назад, поглядывая на удаляющийся дом.
   - Нормально все будет! - глядя прямо, говорил Степан.
   - Не уверена, - сокрушалась Элишка.
   - Я проверю, чтоб все было нормально! - уточнил мужчина. - Муж ей ничего не сделает. А вот...
   Он еще разок оглядел пустые улицы и редких людей, вырвавшихся посидеть на лавке под лучами солнца. Одутловатые, мрачные... Чуть вдали на пригорке виднелось кладбище, куда несли трех новых постояльцев, а за ними шествовала незначительная колонна провожатых. Мрачная картина в солнечный день!
   - Травница. С болячкой, надеюсь, справится. - Хмурился Степан.
   - А мы можем забрать ее с собой?
   Степан чуть коня не остановил. Скитаться с одной полоумной - это одно дело, а с двумя!.. Да еще если вторая и беременна притом...
   - А ты всех сирых и убогих собираешься подбирать??? - уточнил он, и уже представил целый караван из несчастных баб, возглавляемый им - Степаном. - Может еще и Настасью потащим?
   - Не. У нее Илья есть. И Димка.
   - А у этой твоей подруги муж. Пьяный, битый. Но есть. - Ответил Степан. - Пока она его окончательно той сковородой не повредила...
   - А если повредит, возьмем? - тут же нашла лазейку Элишка, явно собираясь саморучно бить пьяницу, ну или подругу подговорить.
   Степан аж закашлялся от негодования.
   - Тогда точно возьмем, бо за убийство мужа, ее по головке не погладят. Будет такая же беглая, как мы с твоими дядьками...
   - А вы тоже мужей убивали?
   Глаза Элишки округлились. Степан на мгновение замер, не найдя ответа. А потом внимательно на нее посмотрел и рассмеялся, взъерошив волосы.
   - Вот... А я уж было подумал, что ты нормальной стала... Поехали, дуреха. И по приезду помыться хорошенько надо. Сразу же. Чтоб заразу никакую на себе не принести!
  
   Глава 27.
   "Птичка... Белокрылая... Хрупкая... Так и хочется заточить тебя в клетку и не выпускать. Держать тебя рядом. Любоваться тобой. Но ты - создание хрупкое, нежное. Тебя каждый обидеть способен. А я не хочу таким становиться. Я буду беречь тебя так, как не смог другую. Буду радовать тебя и сам буду радоваться тому, как ты счастлива. А для меня нет ничего важнее твоего счастья, твоей улыбки и глаз твоих...
   Уже скоро. Скоро я приду к тебе. И мы будем счастливы!"
   Письмо было глупым, наивным и романтичным. Даже отец Ильи не был способен на подобные слова, сказанные или написанные в годы юности.
   - И в кого же ты у нас такой? - сокрушалась Софья Илларионовна, ожидая от взрослого сына большей прагматичности.
   Она еще раз посмотрела на короткое письмо, в котором ее чадо признавалось в любви и тоске к безродной девице, и хорошенько задумалась, стоит ли ей передавать весточку.
  
   - Смотри, ползет! - веселилась Настасья, и сама ползла следом за ребенком по полу.
   - Ты ж смотри, куда именно он ползет! - напустилась на счастливую мамашу Элишка и быстро убрала ведро с мутной водой подальше от цепких детских рученок, уже ухватившихся за край. Пара мгновений и по полу заструился бы грязный водопад. Но Элишка успела - отобрала ведро и отставила в сторону. Подвязав юбку, спрятав волосы под косынкой, она боролась с грязью и пылью в комнате Настасьи, старательно очищая паутину, пыль, натирая полы, по которым сейчас так бодро ползали Настасья с Димой.
   - Ох и сердитая у нас тетка! - смеялась Настасья, подхватывая мальца и усаживаясь на теплой шкуре, разложенной около кровати. Она уже значительно лучше чувствовала себя. Руки обретали былую крепость, цепкость, ноги лучше слушались. - Если она бросит свои тряпки и поползает с нами, ей станет веселее. Правда? - разговаривала она с ребенком.
   И тот агукал, смеялся в ответ, соглашаясь с матерью.
   - Я бы и рада все бросить. Но вы ж грязные будете, как поросята. И мне вас сейчас придется расстроить. Димку надо нести обратно, пока никто не заметил...
   Элишка бодро подхватила малыша, и пока его родная мать не успела слова молвить - уложила в постельку в его собственной комнатушке, ровнехонько до прихода одной из нянек. А по возвращению застала картину, которую прозвала барским бесчинством - Настасья стояла вся облепленная паутиной, совершенно этого не замечая, и тянулась веником к особо живописной паучей сетке. От усердия она даже прикусила язык.
   - Ты что творишь? - опешила Элишка.
   - Помогаю. - Не оборачиваясь, ответила ей барыня, старательно поднимаясь на носочки, лишь бы дотянуться до лохмотьев паутины в углу.
   - Неужто, вы этому обучены, Настасья Алексевна? - лишь посмеялась любовница.
   - А чего тут обучаться? Берешь веник и машешь...
   Барыня махнула, как посчитала нужным, в результате чего паутина, оторванным перышком, плавно опустилась на голову Настасьи, свесившись прямо на лоб вместе с ткачом этого шедевра. Надо отметить, что творец паутины был знатно откормленным и не менее оскорбленным. А барыня... Как выяснилось, до жути боялась пауков. И до того, как Элишка успела снять с нее паутину, завизжала, словно при виде ножа у татя в руках.
   - Что здесь происходит? Кто позволил встать? - громовым раскатом по комнате прокатился вопрос, мигом прекративший и истерику, и попытку барыни лично прибраться в своих покоях. Веник упал на пол уже в гробовой, гнетущей тишине.
   Софья Илларионовна стояла хмурым изваянием, и только взглядом метала молнии то в одну даму сердца своего сына, то в другую.
   Оробевшая Настасья не нашлась с ответом. Побледнела и выглядела натуральным умертвием, поднятым из какого-нибудь семейного склепа.
   - Я смотрю, вы тут примирились с присутствием друг друга. Что ж... - слишком уж спокойным и ровным голосом сказала хозяйка поместья, опустила глаза, посмотрев на зажатый в собственных пальцах конверт. И не поднимая головы и взгляда, молвила. - Славненько... Танцуй, милая. Письмо тебе...
   Сердце Настасьи встрепенулось радостно и тут же упало в пучину, когда Софья Илларионовна, посмотрела на Элишку, протягивая весточку ей.
   - Илья пишет. - Добила она. - Читать ты, хоть, умеешь?
   Элишка приняла письмо, но затравленно поглядывала на Настасью, понимая, насколько той больно. И никак не могла взять в толк, почему Софья Илларионовна так поступает с той, кого приняла в свою семью. Листок, сложенный конвертом, преступно задрожал в руке.
   - Я окажу тебе услугу... - выхватила и раскрыла письмо Софья Илларионовна. - "Птичка... Я буду беречь тебя так, как не смог другую. Буду радовать тебя и сам буду радоваться тому, как ты счастлива. А для меня нет ничего важнее твоего счастья, твоей улыбки и глаз твоих... Уже скоро я приду к тебе. И мы будем счастливы! На веки твой, Илья."
   Добившись желаемого результата - обе девушки стояли поникшие, побледневшие, напуганные, готовые излить водопады слез, - Софья Илларионовна, свернула письмо, бросила его на пол и ушла восвояси, позволив сердечным подругам повырывать друг дружке волосы...
   Однако, вопреки ее ожиданиям, Настасья не набросилась с кулаками на любовницу мужа. Внезапно, почувствовав недомогание, она покорно вернулась в постель, и отвернулась от Элишки, укрывшись одеялом, чуть ли не с головой.
   - Я не хотела, чтобы так было... - тихо проговорила Элиша.
   - А чего ты хотела? Влезть между мужем и женой, и чтоб при этом все были счастливы??? Такого не бывает! И я - дура набитая! - рыдая, злилась на себя Настасья. - Позволила себя обмануть, доверилась... Забыла, что мы с тобой по разные стороны... Ты разрушила мою семью! Уходи!!!! Прочь! Я не хочу тебя видеть!!!
   И даже подушкой швырнула.
   И даже попала.
   Угодила прямо в лицо. От чего Элишка ощутила, словно ей болезненную пощечину отпустили. Дыхание сперло. Голова закружилась.
   - Не волнуйся... - просила Элишка, совладав с собой и присев на край постели. Ей было горько и больно. Не меньше, чем самой Настасье. - Уйду. - Пообещала она. - Скоро. А ты будешь счастлива и здорова. И вырастишь сына. Обещаю!
   Поцеловав край одеяла, где предположительно должно было находиться лицо Настасьи, она оставила несчастную...
  
  
   - Да ведьма она! Из-за ней все наши беды! - распалялась толстая бабка, с черной повязкой на лбу. Рядом шли такие же понурые люди. Путь их вел с кладбища на поминки.
   Женщина не просто кричала, а билась в истерике, стремясь найти виновного в гибели мужа.
   - Сколько ж это будет продолжаться? Сначала Любка, потом Нинка, потом Ивась! - выла она.
   - Баб Зин, ну хватит, - дергал ее за рукав и время от времени утирал распухший от слез нос высокий детина с впалыми щеками. - Баб! Ну, все мы не вечные!
   И вышагивающий рядом монах был с ним солидарен. Однако у женщин было своем мнение.
   - А чтоб ей ... - баба Зина разразилась проклятьями в сторону самого дальнего домишки в селении, стоявшего на отшибе, ближе к лесу.
   - Угомонись ты, баба! Ну не в такой день же склоки устраивать! Подумай о душе упокоенной! - пристыдил священник.
   Но злоба только копилась.
   - Права Зинка, - шептались позади соседки. - Шо то и скот мрет. И вон ужо почти половину деревни за оградку переселили.
   И тоже посматривали недобро на тот дом, не понимая, что смерть бродит по окрестностям, не привязываясь к какому-то жилищу. У нее свой четкий план, цепочка трагедий уже набирает новые звенья и растет с каждым днем. "Переселенцев за оградку" с каждым днем будет все больше.
   В том, "гиблом", доме не было спокойно. Черные невидимые тучи сгущались не только снаружи, но и внутри.
   - Да пошел вон! - чудом вытолкала муженька за порог Аннутка, и заперла дверь на засов. - Пока не протрезвеешь - не возвращайся!
   Муж был не согласен выполнять подобное задание. Во-первых, трезвый образ жизни ему давно опротивел. Во-вторых, дом был его и он попробовал взять дверь тараном... А точнее лбом. Таран оказался слабым. Дал трещину при столкновении. Так что, крепко чокнувшись об толстую древесину головой, мужчина упал на землю, картинно раскинув руки и ноги. И подозрительно затих.
   - Василь! - позвала из своего укрытия Аннутка, наблюдая за происходящим через щелочку меж бревен.
   Супруг не откликался.
   - Василь? Ты там живой? - на всякий случай уточнила женщина, и не услышав ответа, робко приоткрыла дверь. Но к большому удивлению, Василь даже не предпринял попытки обмануть, резко вскочить на ноги и снова попытаться задушить жену. Потому Аннутка, испуганно бросилась к нему, проверила дыхание и сердцебиение, и выдохнула. - Ну, дурак!.. И зачем я только на тебя крылья променяла!..
   - Ведьма! - раскрыл красные, наполненные кровью и ненавистью глаза Василь.
   Но не успел даже ухватить за подол платья - Аннутку словно ветром сдуло. За мгновение засов быстро вернулся на место, хозяйка - в дом, увесистая сковородка - в руки (на всякий случай).
   Во дворе вновь зашуршало. Видимо восставший (на четвереньки) против несправедливости муж, полз в направлении еще какого-нибудь входа в дом. Судя по звуку, двигался он к окну, дабы влезть через него к любимой...
   - Анка! Открывай!
   - Романтик хренов! - выругалась Аннутка. - Бабам в средневековых романах песни под окнами пели, а ты орешь!
   - Поганка! - тут же завел старую руладу Василь.
   - Бегу любимый! Бегу, прям, спотыкаюсь, - сквозь зубы сцедила Аннутка, удобнее перехватывая рукоятку сковороды. И когда створки окна распахнулись, и показалась голова, женщина, не раздумывая, припечатала по ней оберегом.
   - А чего это у нас сезон романтики открылся, что ли?! - почесала в затылке Аннутка, обнаружив аж двух мужиков сразу, пораженных ее красотой и сковородой... В одном, высоком, она признала Элишкиного дядьку. Его первым в чувства и привела, за ноги втащив в дом.
   - Ну ты, мать... - потирал ушибленное место Степан. - Хоть бы спрашивала имя перед тем, как губить. Чуть башку не расшибла... Страшная ты женщина!
   - А кто ж знал, что ты припрешься! Еще и не в дверь полезешь! Но совет приму... буду спрашивать имя, а потом нашкрябаю его на сковороде: "Василь - 29 раз, Степан - 1 раз". И насечки буду ставить... - хмыкала Аннутка методично привычными, отработанными движениями, связывая все еще бессознательного супруга, как дитя пеленками. - Ты, кстати, зачем пожаловал?
   - Элишке обещал проведать тебя. Решил, чтобы к тебе внимания лишнего не привлекать с другой стороны зайти - от глаз внимательных подальше. А тут этот твой...
   - Так это ты его?
   - А потом ты меня! - скривился Степан, ощупав поврежденный череп. Голова гудела.
   - Ну, прости, - не особо раскаялась женщина, но в качестве извинений подала кружку с травой. - Выпей. Голове легче станет.
   - Спасибо! - Степан покорно сделал глоток и посмотрел на плененного. Врезать ему еще разок очень хотелось. И под шумок, когда Аннутка отвернулась к печи, чтобы поставить кашу подогреть, таки пнул. - Я не смог расспросить нашу юродивую, так хоть у тебя узнаю: откуда вы с ней знакомы? Есть у ней кто из родных али нет никого?
   - Юродивая? - рассмеялась женщина. - Ну, не поспоришь. Что-то в этом есть. С головой у нее всегда проблемы были. Никак не вырастит из своих розовых соплей. Хоть и поведала за короткий век такого, что не каждому нормальному человеку выпадает. Родных у нее нет. Совсем. Ее мать звали Аглаей, хотя близкие, приемная семья, называли Лииной. Отец, приемный, был охотником. Настоящего отца не знала и сама Аглая.
   - Выходит, гулящая была?
   - Нет. Просто так сложилась судьба. Если бы Аглая случайно не оказалась в одном месте, и не встретила настоящую мать Элишки, то девчонки не было бы на свете. - Вступилась за память о подруге Аннутка. Она поставила тарелку перед мужчиной, а вторую, напротив, для себя. - Она была и моей подругой тоже. Аглая заступилась за меня, когда я в том нуждалась и не могла спастись от людей. Она спасла меня, а взамен попросила приютить и присмотреть за ее дочерью, когда та появится на свет. Аглая и Варн погибли порознь, насколько мне известно. Только-только обретенная семья сгорела и была убита лихими людьми барина. Уж и не знаю, сколько лет назад. Охотник умер в доме барина, когда с мужиками на совет поехал. А Аглая - защищая детей. Тогда погибла вся деревня, а барин отчитался перед князем, дескать, все уже были мертвы из-за болезни и пришлось деревню сжечь, чтоб не распространилась зараза. Выжила тогда только Элишка. Ее забрал старый друг Аглаи. Он принес ее к нам. Я помогала заботиться о ней, растить ее. А когда она подросла, стала ей подругой. Но, потом встретила этого... - Она пнула пьяницу. - Променяла покой и сытую спокойную жизнь. Впрочем, если родится мой ребенок, я не стану роптать и сожалеть. Но тогда, я никого не слушала и ушла по зову сердца.
   - В общем, дурой была! - подвел итог Степан.
   - Ну да... - усмехнулась Аннутка, не сопротивляясь. - И что было там в мое отсутствие - не знаю. Знаю лишь, что она наивная, доверчивая и ей до сих пор больно от предательства. Потому что она полюбила Его. А он выгнал ее в этот жестокий мир.
   - Он - это тот мамкин друг? - догадался Степан. - Барин он что ль, какой? Я б ему морду начистил!
   - Забавная бы потасовка вышла! - рассмеялась от души Аннутка. - Вроде барина.
   И смех ее оборвался. Женщина резко скривилась, схватилась за живот и тяжело задышала. Степан метнулся к ней.
   - Ты это! Не смей рожать! Я не знаю, что делать! - паниковал мужчина.
   - Не волнуйся. Не сегодня. - Заверила его Аннутка, и выровнялась. - Но уже скоро.
   Степан не стал возвращаться за стол.
   - Ваши деревенские говорят, ведьма ты.
   - И?
   - Я не верю ни в ведьм, ни в колдунов - только в человеческое коварство и жадность. Но люди здесь мрут, как мухи. - Говорил он. - Я хочу забрать Элишку отсюда. А она не хочет без тебя ехать. Тебе здесь медом не намазано, - Степан бросил красноречивый взгляд на дремлющего Василя. - Семейной жизни ты сполна хлебнула. Так что собирай вещи и уедем с нами!
   - Тяжело вам со мной придется. - Хмыкнула женщина. - Но посмотрим. Мне бы сперва родить!
   - И сделать бы это до того, как местные на тебя с вилами пойдут.
   - Ну... Это дело не сиюминутное!
   - Постарайся, - настаивал Степан. - И это... Ты нам весточку отправь в случае чего! - попросил он, откланявшись ушел.
  
  
   Софья Илларионовна сидела у окна. Погода выдалась славная. Трудолюбивые слуги пользовались каждым мгновением, согретым солнышком - кто отправился в поле, кто в огород, кто занимался облагораживанием двора. Наблюдать за простым людом было даже интересно. Все суетились, что-то носили туда-обратно, как муравьи.
   Прибывая в хорошем настроении, хозяйка имения раскрыла письмо, принесенное девками. И бегло прочла. Новости не обрадовали, но и не расстроили, зато в каком-то смысле облегчили жизнь. Во всяком случае, Софья Илларионовна поняла, что до сего момента поступала совершенно правильно.
   - Софья Илларионовна, матушка, - позвала девка Варя, слегка приоткрыв дверь после тактичного стука. - Герцогиня Камышкина пожаловала. Очень просит.
   - Ну... Какая же она теперь герцогиня... - не удержалась Софья Илларионовна. - Зови, только Настасье Алексевне пока ни слова. Не будем пока волновать.
   Как-только хозяйка поместья приняла царственный вид, усевшись в другое кресло, ближе к чайному столику, в покои вошла пожилая женщина, одетая в простые черные одежды. Ее голова была покрыта черным вышитым платком.
   - Здравствуйте, дорогая. Уж простите, что вот так вас принимаю. Плохо себя чувствую. Как вы знаете, мы здесь изоляцию небольшую организовали - по округе болезнь какая-то ходит. Да и дочь наша по сей день болеет... - заговорила Софья Илларионовна, приглашая гостью ко столу. Расторопные девки тут же налили ароматный чай в фарфоровые кружки и ближе подставили к дамам печенье и булочки.
   - Вы, наверное, милая, уже слышали о наших горестях. - Пожилая гостья нервно мяла в руках единственный белый платок, не решаясь спросить или попросить об услуге. Горе состарило ее, измучило, согнуло до самой земли. В ней больше нельзя было узнать былой моложавой дамы из светского общества, хохотушки.
   - Как же, дорогая, я соболезную вам. Мне ль не знать, что такое потерять супруга - опору и кормильца!
   На лице герцогини отразилось облегчение - ее здесь примут, выслушают, поддержат. Все же, родственники. Да и ничто не роднит так женщин, как схожее горе.
   - Если бы не мой Илюшенка, не знаю, как бы тогда выстояла на ногах. Уж что со мной творилось! Света белого не хотелось видеть! В монастырь уйти хотела! Кстати, для вас это отличный выход из ситуации!
   - Что? - не поверила своим ушам герцогиня.
   - Монастырь, - повторила Софья Илларионовна.
   - Софочка, милая, если бы я в монастырь собиралась, разве б я пришла к вам? Вы моя последняя надежда. Здесь дочь моя - моя опора и надежда, моя жизнь. - Горячо заговорила гостья. - Вы же понимаете, как мне сейчас тяжело! Остаться без финансов, без супруга, без крыши над головой. Вы, как вдова, понимаете все сложности, с которыми я столкнулась. Я надеялась, вы поможете. Мы же родственники!
   - Ну, во-первых, я вам не Софочка! - в глазах хозяйки дома сверкнул недобрый огонь. - Я теперь по положению гораздо выше вас! Ведь, насколько мне известно, вы утратили и титул, и последние панталоны, после того, как ваш дражайший супруг-игрок покинул нас, оставив вам лишь долги. Во-вторых, - Софья Илларионовна встала, возвысившись над гостьей во всех смыслах, - я уже приютила вашу болезную дочь под своей крышей. Кормлю ее, пою, одеваю. Внука родила - и на том спасибо! Я не обязана содержать всю вашу семью за свой счет.
   - Софья! - упала ей в ноги утратившая все герцогиня, и ухватила за подол, моля сжалиться. - Какая семья? Уж никого, кроме меня, да Настеньки не осталось!
   - И то радует. К тому же, Настенька ваша, не Камышкина уж давно. Она теперь наша невестка. Но... Помочь, я вам помогу. Уж без крыши над головой не оставлю. Варя, позови-ка мне Степана и Ваньку.
  
   Элишка поднималась по лестнице, сосредоточившись на том, чтоб не уронить поднос да не расплескать суп. Она не сводила глаз с тарелочки. Двигалась медленно и аккуратно. И чуть не столкнулась с Софьей Илларионовной. Та под локоть вела женщину в черном, куда-то вниз на улицу. Женщина упиралась, плакала. Но, похоже, на хозяйку поместья это не производило никакого впечатления, ведь лицо ее было застывшим, словно маска.
   - Софья, ну позволь хоть дочь увидеть. Рассказать ей обо всем. Она от меня должна услышать.
   - Не Софья я вам! - приговаривала помещица. - Не стоит лишний раз тревожить больную. Я сама ей все скажу, не извольте волноваться. Езжайте в новый дом, приходите в себя. Обживайтесь. А как дочь ваша поправится - я вас извещу, приедете навестить!
   На Элишку внимания никто даже не обратил. Она все так же медленно поднималась, а Софья Илларионовна выпроводив свою гостью, быстро взлетела вверх, обогнав девушку, и первой вошла в покои Настасьи Алексеевны.
   Когда Элишка, наконец, дошла с подносом до двери, в комнате оглушительно кричала и выла Настасья. А Софья Илларионовна вновь вернулась к себе.
   - Что случилось? Она опять тебе гадостей наговорила? - спросила Элишка, поставив свою ношу на столик у кровати. Попробовал развернуть Настасью лицом к себе и отобрать у нее подушки, которые та то ли кусала, то ли обнимала, или которыми пыталась задушиться. - Ну ответь ты мне! Что приключилось? Это мама твоя приходила?
   - Мама? Приходила? - на мгновение отвлеклась Настасья и снова завыла белугой. - Она не пустила ее ко мне! За что она так со мной????
   - Вот и мне интересно! - присела на край Элишка и приобняла несчастную за плечи. - Ну не плачь. Тебе только слез сейчас не хватало. Ты ведь выздороветь хочешь. Ну ради сына своего вытри слезы, успокойся. Перестань! Не слушай ты Софью Илларионовну!
   - Она сказала... Сказала, что папенька... Папенька умер!
   Элишка на минутку замолчала. Самой заплакать хотелось. Но прикусила губу.
   - Хорошо. Тогда плач! - разрешила она. - Плач, если его это вернет. То плач!
   Слезы лились, но уже без всхлипов. Настасья переваривала услышанное.
   - Она маменьку не пустила ко мне. Я ведь даже попрощаться не смогла! - жаловалась, как маленькая, Настасья, позволяя убаюкивать себя, поглаживать и успокаивать.
   - Может и к лучшему, что тебя там не было, и маму ты не увидела. Мне стоило больших усилий, чтобы заставить тебя подняться с постели. Даже, если поводом тому было желание меня поколотить! А после похорон, да и дороги туда-обратно, ты б вообще слегла! А ты ведь нужна Димке... Да и как ты меня бы выжила из своего дома, если бы сил лишилась? - Элишка обняла ее и слегка покачивалась, как ее собственная мама, когда снились кошмары или мучала бессонница. - А если хочешь с мамой поговорить - не беда. Ты можешь написать ей письмо. Мы передадим и принесем тебе ответ. И Софья Илларионовна, - девушка понизила голос до шепота, чтоб не накликать беду, - не узнает о том.
   - Да! Я напишу! - закивала Настасья. - Подай бумагу. В ящике стола!
   Она утерла слезы, но изредка всхлипывая, принялась выводить строчку за строчкой, жалуясь матери на происходящее, сокрушаясь, что не может, но очень хочет оказаться рядом, обнять и вместе оплакать отца. И есть еще столько всего, что нужно рассказать!..
   - Вот и славненько. А теперь кушай. Я пойду, попрошу, чтоб передали... - Свернув письмо, и спрятав в рукав, Элишка выглянула за дверь, но голос Настасьи ее остановил.
   - Ты же вернешься? - ее глаза смотрели по-детски испугано и моляще, словно в Элишке была ее единственная защита. И она кивнула. Тихо спустилась на кухню, затем выглянула во двор. Там и нашла Степана, только что спрыгнувшего с повозки. Ему тайно передала письмо, шепнув на ухо, кому передать. А уж затем вернулась к Настасье, и уже никуда не выходила, оставшись подле нее до самого утра.
  
   Она поднялась засветло. Оглянулась на свернувшуюся калачиком на кровати Настасью. Аккуратно отняла свою руку, высвободив от ее пальцев. Бесшумно поднялась, чтобы не разбудить уставшую, измотанную от слез барыню. Но она все равно вздрогнула, распахнула глаза, поймала.
   - Не уходи! - просила.
   - Я вернусь и принесу тебе ягод! Нужно с Орой на охоту съездить, иначе он опять будет охотиться во дворе. А Софья Илларионовна - накажет, и его, и меня!
   Настасья оставила свой эгоизм, ей не хотелось сегодня наказаний ни для Элишки, ни для ее птицы, ни для себя. Кажется, они все наказаны проведением, потому судьба и свела их вместе.
   - Возвращайся скорее!
   - А ты спи!
  
   Ора чувствовал свободу и нетерпеливо сжимал когтями кожаную перчатку, а вместе с ней и руку девушки. Он расправлял крылья, желая поскорее почувствовать ветер. Вольной птице было сложно жить с людьми в доме. С охотником в лесном домишке было куда проще и уютнее. Никто не запрещал охотиться, летать, когда хочешь. Окошко всегда было открыто для него. И каждый раз его ждали обратно. Его понимали. Он тоже тосковал по тем дням. Потому сейчас снова складывал крылья, ожидая прогулки. Элишка спустилась во двор, также нетерпеливо топчась на месте. Поторопилась к конюшне, когда увидела мужчину, выводящего двух лошадей.
   - Ну, поехали прокатимся! - встретил ее не родной и надежный Степан, а ненавистный Ванька, внушающий ужас. И Элишка попятилась. - Софья Илларионовна, просила выгулять тебя с твоей птицей. В лес...
   Внутри все сжалось и похолодело. Сердце больно ударилось, а внутренний голос во всю кричал: "Беда случится! Не вернешься ты из леса!"
  
  
   Глава 28.
   Его конь ехал медленно под грузом тяжелого наездника. Тот же сверлил липким, неприятным взглядом спину девушки. Разум Элишки обволакивал мерзкий туман, хотелось плакать и бежать прочь, ее лошадь то и дело срывалась на бег, и приходилось ее осаживать, потому как Ванька сразу догонял и хватал за поводья, угрожая пересадить девушку к себе в седло. Ора больше не торопился срываться в полет, нервничал не меньше хозяйки. Но она дернула рукой, настаивая, чтоб ястреб взмыл вверх. Мышь он выследил быстро, уже у самой кромки леса поймал и приземлился на камень с дичью. Разрывая на части свой завтрак, искоса глядя на человека, повсюду следующего за Элишкой. Похоже, он открыл собственную охоту.
   Оставив лошадей, привязанными к дереву, Элишка наивно посчитала, что сможет избавиться от провожатого.
   - Я в лес схожу, - дрожащим голосом произнесла она, стараясь не смотреть на Ивана, жующего травинку. - Мне нужно собрать ягод для Настасьи Алексеевны.
   - Ягоды так ягоды! - не стал спорить мужчина, позволив девушке пройти вперед по тропинке. А потом отправился за ней.
  
   Она знала, чем все кончится. Знала и боялась. Потому бежала в лес, в надежде найти там укрытие. Спрятаться...
   Но он бегал быстрее.
   Он поймал ее у березы, заставив вскрикнуть от ужаса. Прижал к тонкому стволу дерева, разрывая верх платья.
   Ни ее слезы, ни попытки оттолкнуть, сопротивляться не заставили его отступиться. Он продолжал рвать одежду. Его руки обследовали и сжимали грудь, задирали юбку.
   Иван повалил ее на траву, лицом вниз, подтащил к себе, придавив весом. Она скребла ногтями землю, оставляя глубокие борозды. Она кричала во весь голос и умоляла отпустить. А он обзывал, тянул за косу, наматывая ее на кулак и приговаривал: "Сейчас посмотрим, что в тебе барин нашел!".
   А лес был тих и глух к страданиям девушки. Лес был светел... Он пропускал тонкие солнечные лучи-стрелы, согревал землю. Где-то усиленно работал дятел, отсчитывала годы чьей-то жизни кукушка... а может быть лишь мгновения... мгновения Элишкиной жизни, которые сейчас крупицами отнимал Иван.
   - Пожалуйста! - молила, захлебываясь в собственных слезах, Элишка.
   Но кто бы мог прийти на помощь? Илья, который находится сейчас в Каменном? Как бы он ни обещал беречь ее - не справился. Да и не надеялась на него она. Степан? "Куда же ты пропал, дядька?" - мелькнула короткая мысль и Элишка снова закричала: "Квад!"
   Но на ее голос отозвался только Ора - единственный защитник, оставшийся после гибели отца.
   Птица спикировала, вцепившись в лицо мужчины когтями. И теперь уже вопил он, пытаясь оторвать от себя пернатого. Но удавалось это только с кусками кожи.
   Элишка подалась вперед, подтянулась и, встав на четвереньки, отползла в сторону, а там, подхватив остатки юбки, чтоб лохмотья не мешали, бросилась вперед, не разбирая пути. Бежала, не видя куда. Пока земля не закончилась под ногами, и девушка скатилась по обрыву, цепляясь за ветки и корни, торчащие из земли. Теперь она боялась кричать и звать на помощь. Внизу бушевала река. Вверху - рыскал, судя по окрикам, целый и почти невредимый, но взбешенный Иван. И неизвестно, что хуже - попасть в лапы изувера или сгинуть в реке, разбившись о камни. Потому она прикусила губу, не чувствуя, как рот наполняется кровью. Попробовала правой ногой найти опору. И в какой-то момент ей удалось. Висеть над обрывом стало чуточку легче. Но мышцы рук сильно дрожали.
   Помощь пришла откуда не ждали - сверху показалось любопытное детское личико мальчишки.
   - Не говори! Не зови никого! - взмолилась Элишка, слыша, как Иван кричит где-то поблизости: "Где ты, тварь?! Выходи! Найду - хуже будет!".
   Ребенок, понимающе закивал. Протянул руку к Элишке. Она потянулась к нему. В его взгляде, вдруг, заблестел какой-то странный огонь, и на лице появилась зловещая улыбка. Элишка так и не смогла поймать его руку. Осознание того, что перед ней призрак, тот самый, которого она видела среди деревьев в прошлый раз, пришло слишком поздно. Спасительный камешек под ее ногой канул вниз, в воду, и сама Элишка полетела вслед за ним.
  
  
   Она пыталась выкарабкаться изо всех сил. Ее спасло то, что река была глубокой, иначе разбилась бы о камни. Но стремительный поток не позволял ухватиться ни за ветки, ни за мокрые валуны. Намокшее платье стало непомерно тяжелым и тянуло ко дну. Элишка ударилась головой о камень, и могла вообще больше не подняться на поверхность... она совсем потеряла силы. Не понимала куда плыть, но старалась удержаться на поверхности. Сквозь воду она увидела спасительный черный крылатый силуэт. Птица подлетела поближе к реке и вырвала из ее объятий девушку, как рыбку.
   На берег, на другой стороне, опустился уже темноволосый мужчина, держащий в руках насквозь промокшую девушку. Он поставил ее на ноги, и прижав к себе, накрыл краями своего плаща, укутав, спрятав от холода.
   Элишка не сразу поверила своему счастью. Да и тепло к ней вернулось лишь через время. Она дрожала, прижимаясь к его груди. Зуб на зуб не попадал. Хотелось закрыть глаза и потерять сознание. Но она боялась. Боялась, что потом, вновь придя в себя, больше его не увидит. И потому она сейчас жадно пыталась почувствовать его запах и тепло, слушая мерный, совсем редкий ритм его сердца.
   Он положил ладонь на рану на ее голове. Та медленно стянулась. И вместе с уходящей болью, тело покинул и холод. Элишка постепенно согрелась. Плащом владаря она была укрыта от всех бед мира. Только здесь, только вот так она чувствовала себя спокойной.
   - Спасибо! Спасибо, что пришел за мной и спас! Или я умерла, и ты пришел за моей душой, чтобы забрать в Ирий? Если так, то я больше не буду выходить из Хранилища. Лишь бы вернуться... - Она было обрадовалась, но потом повернула голову. Собственного тела, прибитого течением к берегу не увидела. - Ты все-таки спас меня... Спас, и снова оставишь...
   Элишка горько вздохнула, решив наслаждаться тем, что есть - хотя бы вот этим мимолетным прикосновением. Потому обняла владаря обеими руками, позволив себе немного отдохнуть от выпавших на ее долю бед.
   - Тебе... Тебе не обязательно спасать меня, всякий раз... - проговорила она. - Не надо! Ты же выгнал меня. А когда появляешься, то даришь слабую надежду...
   Она чуть было не сказала: "Не приходи и не показывайся, не береди душу!". Но боялась не увидеть его снова, задев этими словами.
   - Там был дух... Одинокий дух ребенка. На горе. - Прошептала она, упиваясь его теплом. - Он подошел достаточно близко. Он хотел моей смерти. Почему?
   - Он обижен. Когда Аннутка попала к нам, она тоже скиталась по лесу, обиженная на весь свет, из-за того, как с ней поступили при жизни. - Ответил владарь, наконец, нарушив тишину. И Элишка крепче сжала руки, чтобы не отпускать его.
   - Я видела ее здесь. - Продолжила разговор она. - От прежней вороны ничего не осталось. Думаю, она уже и сама не рада, что ослушалась тебя. Мы обе с ней обучены горьким опытом.
   - Мне жаль. - Коротко ответил владарь, защищая ее от ветра.
   Они снова замолчали. Рядом шумела река. В лесу пели птицы. И солнце освещало двоих, прижавшихся друг к другу на берегу, подарив девушке слабое ощущение счастья. Облака неспешно плыли по небу. Вынужденное единение могло продлиться и дольше, но где-то наверху кричали: "Где ты, тварь?". И голос тот был до боли знаком. Он грозил очередным кошмаром.
   Услышав этот вопль, Элишка вздрогнула, прижавшись к владарю так, будто хотела стать частью его плаща. Владарь поднял голову, чтобы увидеть кричавшего. Но взор его затуманился. Другой голос сейчас заполонил разум. Души... В селении Лопыще последний вздох свой отдавали дети. Их было четверо. И еще трое умирали на окраинах Вяземского, Верховичи - всех сел и деревень, что стояли ближе к Проклятому лесу. А еще гибли в других городах, но уже иных государств.
   Элишка почувствовала, как спина его напряглась. Как каждая мышца его тела окаменела. И она покорно разжала руки, сделав шаг назад.
   - Лети, - сказала, не поднимая головы, смахнув слезу.
   Владарь медлил, силясь рассмотреть ее лицо сквозь туман долга, навязанного Вселенной. А потом резко взмыл вверх.
   - Вот ты... - хотел было прокричать Иван, заприметив свою жертву на другой стороне реки, но черный силуэт заставил его поперхнуться собственными словами. Мужчина моргнул и силуэт исчез. Померещилось иль нет, но Ванька на всякий случай осенил себя знамением и поплевал через плечо. Зато прежние желания отступили прочь. Пока он спускался, Элишка обдумывала, что делать дальше, как избежать расправы над собственным телом. Пусть и короткое время рядом с владарем, но оно вселило немного уверенности. И когда Иван настиг ее, она, собрала волю в кулак, чтобы сказать... Но сначала получила удар по лицу, после которого упала на землю. Однако задуманное произнесла.
   - Ты можешь издеваться надо мной, как все. Но если еще хоть раз тронешь - я расскажу Софье Илларионовне!
   - И что? Думаешь, твоя жизнь для нее важна? - отпустил ей пощечину мужчина, вновь распаляясь. Элишка стерпела и эту боль, и вновь вперила тяжелый, ненавидящий взгляд в мужчину.
   - Важна... Вы все говорите, что я любовница. - Осмелела немного она.
   Иван снова замахнулся, но ударить не решился. С Софьи Илларионовны станется отдать его под плеть за то, что не уберег девчонку. В прошлый раз, когда эту дуреху закрыли в подвале, наказание получили все! Надо было ее по-тихому взять силой, и пригрозить, чтоб пикнуть не смела. А теперь... Он осмотрел ее потрепанный наряд, наливающийся синяк на щеке, и понял, что любовница барина после прогулки имеет далеко не товарный вид. Ему уж точно получать нагоняй.
   - Да чтоб тебя! - выругался мужчина. - Идем! И никому ни слова о том, что здесь было! На вопросы отвечай, что в реку упала, а я спас тебя!
   Элишка молча пошла за ним обратно к месту стоянки, где скучали привязанные лошади.
  
   В поместье она лишь порадовалась, что все заняты и некому видеть ее в таком состоянии. Элишка, как смогла, поправила платье, сплела косу. Стоило лошади остановиться, она спрыгнула и, не поднимая глаз от земли, бросилась в дом. Но на пороге ее встретил Степан, преградив путь.
   - Вот, для твоей барыни... Сегодня ездил по делам, заодно заглянул... - заговорил он, вручив бумагу, и тут же ухватил девушку за подбородок. - Кто с тобой так? - спросил он, взволнованно осматривая каждую царапинку на ее лице.
   Она прятала глаза.
   - Сама... Упала... - Стараясь не расплакаться и не наябедничать, выдала Элишка.
   - Эй, пацан! - услышал Степан во дворе. - Коней забери!
   И сразу понял, кто причина "падения" и разорванной одежды.
   Элишка пробежала от двери, рискнув промчать через гостиную на первом этаже, где слуги обычно не маячили, чтобы не нервировать Софью Илларионовну, и спряталась в покоях Настасьи, надеясь там пережить собственный страх и бурю, что осталась позади. Ора же, проводив хозяйку, благополучно вернулся на свою жердочку, попав в комнату через приоткрытое окно. Вредный мужчина не смог причинить ему никакого вреда, хоть и пытался.
  
   Она влетела в комнату, поправляя на себе единственное порванное платье. Дрожала и старалась не расплакаться. Прижалась спиной к двери, не сразу заметив, что Настасья поднялась.
   - Я так понимаю, с ягодами не сложилось! - поняла она. - И что за вид? Такое впечатление, что не ты за ягодами охотилась, а они за тобой. Или...
   И тут осененная догадкой, она прикусила язык. Глаза Элишки молили о тишине! Ей не сразу удалось перевести дух и выбросить из головы, события, произошедшие в лесу. Радовало только то, что дорогой назад Иван оставил свои притязания и сокрушался о побоях. Ворчал, правда, себе под нос что-то вроде: "Дурак! Надо было сперва думать! А бить потом... Так, чтоб видно не было!.." И она точно знала, что в следующий раз он именно так поступит - сначала изобьет так, чтоб синяков не осталось, а потом довершит начатое в лесу.
   - Возьми в сундуке мое старое платье. - Больше не расспрашивая, предложила Настасья Алексеевна. Элишка не стала отказываться. Ее собственное нуждалось в... даже не в починке, а скорее в помойном ведре. Она аккуратно сбросила с себя вещи, открыв на обозрение следы побоев, синяки от мужских рук. И вот тут-то Настасья задохнулась от злости. - Кто?
   - Не важно, - отмахнулась Элишка, быстро облачаясь в старое простенькое хозяйское платье синего цвета. Заново сплела косу дрожащими руками.
   - Пожалуйся, Софье Илларионовне. Пусть его выпорют! - посоветовала женщина.
   - Только хуже будет!
   - А думаешь, вот так все само пройдет? Он должен получить по заслугам! - настаивала она. - Он ведь надругался...
   - Я сбежала. - Выдохнула Элишка. Здесь в человеческом мире она многое узнала о жестокости. И что такое насилие понимала. Как и тот факт, что почти стала жертвой. - А когда пряталась, упала с обрыва в реку.
   Настасья сцепила зубы.
   - Так что твоя мечта избавиться от меня сегодня чуть не сбылась! - попробовала пошутить Элишка, горько усмехнувшись. Но руки ее предательски дрожали, хоть лицо и пыталось выдержать маску спокойствия.
   - Идиотка! - выругалась Настасья.
   - Ну прости. В следующий раз непременно утону! - Пообещала Элишка, и увернулась от летевшей прямо в лицо подушки.
   - Не будь еще большей идиоткой, чем есть. С меня достаточно смертей. Да и никто в своем уме смерти никому не пожелает... Будь то бандит или любовница мужа.
   Элишке нечего было ответить. Она посмотрела на свои руки. Дрожь не проходила. Ее следовало чем-то унять. А чем, как не работой?
   - Надо принести тебе что-то поесть, раз уж с ягодами не вышло! - девушка схватилась за ручку двери.
   - И ты пойдешь туда? К ним? - остановила ее Настасья.
   - Ну, если хочешь, можешь сама сходить. А я полежу, подожду, пока все поржут с того, что ты мне прислуживаешь. Вот потеха будет!
   - Правда. Я и без еды посижу. Лучше окно открой. Да скажи мне, ты письмо передать сумела?
   Элишка вдруг опомнилась. Письмо ведь спрятала в рукаве старого платья.
   - Ой! - все, что сказала, перед тем, как вытряхнуть из лохмотьев у ног записку. - Вот!
   Письмо было немедленно открыто и с жадностью прочитано. А потом вновь полились слезы.
   - Ее выгнали. У нее больше ничего нет, даже крыши над головой! Софья Илларионовна сослала ее в деревню, в лачугу. Разве так можно с моей матушкой? Я этого так не оставлю! - Настасья вознамерилась подняться и учинить скандал. Но теперь уж Элишка ее попыталась остановить.
   - Ты чего? Хочешь и сама оказаться подальше отсюда? От сына?
   Гнев разом утих. Настасья вдруг поняла, что любовница мужа права! У Ильи есть замена жены и избавиться от супруги будет просто. А вот выдержит ли она сама расставание с сыном? Конечно, нет.
   - Подумай лучше, что делать! - предложила Элишка. Она-то всегда бежала за советом то к Аннутке, то к нянюшке, то за разъяснением к Борису Васильевичу или Кваду. Сейчас все премудрости жизни приходилось постигать самостоятельно, набивать шишки, а иногда и зализывать раны.
   - Я знаю! - сказала Настасья, и вновь дернулась. - Волосы ей выдергать!
   И отбросила одеяло, планируя приступить к исполнению плана сию секунду.
   - А других решений нет? Думаю, лысая Софья Илларионовна будет злее и коварнее! - не пустила ее Элишка.
   - Зато лысая походит! - фыркнула Настасья, и тут же выдумала новое наказание для свекрови. - Тогда ноги ей переломаем!
   - Зверь ты, Настасья Алексевна. Ты ее еще за пятку укуси... - присоветовала Элишка. - Это у тебя лучше в твоем состоянии получится. А когда тебя слуги вязать будут, как буйную, можешь еще и слюной забрызгать.
   Сквозь слезы проступил смех. Настасья представила, как глупо бы выглядела со стороны эта потасовка двух почтенных барынь и выдохнула. Откинулась на подушки, уставившись в потолок, затянутый тканью.
   - Что ж делать с этой несправедливостью?
  
   Люська вбежала в кухню с последними новостями, торопясь поделиться с кухарками.
   - Ой, бабаньки! Там в конюшне Степан наш с Ванькой сцепились! И угадайте, кто причина?
   - Кто? - не сразу сообразили те.
   - Ну эта, - Люська изобразила волны, спускающиеся от головы и захлопала ресницами.
   - А чего? - допытывалась баба Варя.
   - Да, Степан грит, повез наш Ванька девку вместо него, а тот не уследил за дурой, чуть не втопилася!
   - Ох, уж лучше б втопилась, дурында! Столько бед от одной девки! Вот, непутевая. Все мужики из-за нее передерутся. - Злилась тетка Алена.
   - Ой, че буить, еси Софья Илларионовна прознает, что Ванька девку чуть не втопил?! - цокала языком Зойка, забыв про чистку картошки. Так и зависла с ножиком, в размышлениях над ведерком.
   - Ну... Положим, за девку плетей он хватит... Но и Ваньку нашего в обиду мы не дадим! - решила тетка Алена. - Зойка, брось ты картошку. Поставь мне воду! Мы сейчас суп сварим!
   - Так мы тот еще не доели! - раскрыла рот Зойка.
   - Тот из курицы был... - вытирала руки о передник Алена, собираясь изловить мясо для блюда.
   - А этот из чего будет? Из голубя?
   - Почти... - не стала уточнять кухарка.
  
   Над Лопыщем стоял женский плач. Этот день принес горе в четыре дома сразу. И в каждом разбивалось на части сердце матери. Сегодня умирали дети. Умирали страшно, словно бесы в них вселились: извивались, кричали, бросались на близких, прятались от света и боялись воды. Их маленькие души сидели на крышах собственных домов, смотрели на страдающих родных и ничего поделать не могли. Не успев даже осмыслить тот факт, что к семье своей они больше не вернутся, души почувствовали силу, манящую куда-то ввысь. Сила та исходила от кружащей над домами черной птицы. И любопытные души не спорили с желанием подлететь поближе, полюбопытствовать.
   - Да... Много у тебя дел да забот нынче, владарь. - Тихонько проговорила беременная женщина в темных одеяниях.
   Она стояла на пригорке, укрытая тенью леса и наблюдала за дивным танцем пернатого.
   - Ты не раз еще сюда вернешься. Этим людям не ведомо о бешенстве. Для них это мор, бесовские, ведьмины козни...
   В Лопыщях, как и в других деревнях становилось шумно и мрачно. Будто с тучами сгущались над селениями беды. Аннутка старалась лишний раз не показываться на глаза ни своим односельчанам, ни супругу. Она знала, сама слышала, какие слухи ходили по округе. В гибели скотины, неурожае и смертях все обвиняли ведьму. И пока жители обнаружили лишь одну колдунью.
  
   Несмотря ни на что сегодня Элишка отыскала в себе удивительный источник смелости, который передала и Настасье. Но, признаться, сама не знала, насколько его хватит, и как скоро он иссякнет. Она просто делала то, что надо и старалась не размышлять о последствиях.
   - Уж темнеет, - заметила она, бросив взгляд на распахнутое окно. Там, за горизонт опускалось солнце. Время, проведенное в раздумьях и утешениях друг друга, пролетело незаметно. И только желудок Настасьи Алексеевны помнил который час, и что его не кормили стало быть весь день!
   - Схожу, принесу нам с тобой что-нибудь. Супа иль бульона. И настой тебе. Нам нужно, чтобы ты окрепла и поставила Софью Илларионовну на место. - Поднялась с края постели Элишка.
   - И ты рискнешь туда идти? А если они тебя опять...
   - Ты же есть хочешь? - опередила ее Элишка. - Значит, остальное не важно.
   Она оправила платье, сделала глубокий вдох, чтобы придать себе сил, и шагнула за порог.
   - Тебе приходится все делать одной, - вздохнула Настасья, когда дверь закрылась. - Ходить за двоих, терпеть за двоих... Мы обе заложницы...
  
   В кухне непривычно тихо и уютно ужинали работники. Почти все завсегдатаи собрались. Ели суп из глубоких мисок да причмокивали. Подмигивали друг другу и посмеивались. Но не разговаривали.
   - Тетка Алена, мне бы для барыни ужин. - Стараясь не глядеть на мужчин и женщин, и на присутствующего здесь Ивана, попросила Элишка. Выглядело это, как поклон. И только пробуждало гордость в кухарке, да и прочих. Сама любовница барская по струнке перед ними ходит, чуть ли не в ножки кланяется, еду вымаливая.
   - Вон. Готово все давно. - Кивнула в сторону подноса с кашей, тушеным мясом и овощами кухарка.
   - Ты б тоже присела, поела. - Небывало щедрая сегодня Люська зачерпнула ковшом из котелка, налив бульон в миску, и даже зачерпнув туда мяса. Такое отношение насторожило Элишку, уже подхватившую поднос.
   Мальчонка, постоянно отиравшийся на кухне, сунул тарелку девушке. И все поплыло перед глазами...
   В миске плавала голова ястреба... В помойном ведре среди картофельных очисток и луковой шелухи выглядывали птичьи лапы и перья.
   Элишка побледнела, понимая, что вот-вот потеряет сознание.
   - Какие мы нежные! Сиди голодная! Неси собакам, Сёмка! - велела повариха мальчишке, и тот посмеиваясь помчался на улицу. А девушка на ватных ногах пошла обратно к своей хозяйке, глотая слезы вместо ужина. И поставив на столик еду, сползла на пол, забившись в истерике.
   - Что опять? - потребовала ответа Настасья, не зная, за что хвататься: за трапезу или за девушку. - В другой день я бы порадовалась твоей истерике. Но сегодня мне не досуг - голова болит. - Попыталась поддеть Настасья. Но слова ее не возымели эффекта. И пришлось сменить тактику. Вкрадчиво и мягко спросила: - Что случилось? Били? Приставал?
   - Нет! Они убили Ору! Они сварили его! - чуть ли не заикаясь от боли, смогла выдавить из себя Элишка.
   - Кто такая Ора? - Настасье пришлось временно забыть о еде, встать, пройти к девушке и сесть рядом, приобняв за плечи.
   - Папин ястреб. Он - все, что осталось от моей семьи. - Взахлеб плакала Элишка.
   - Подумаешь птица, - пожала плечами Настасья, не вполне понимая причин такой истерики. - Она бы когда-нибудь сдохла. Можешь прикармливать голубей...
   Элишка еще громче заплакала.
   - Нет! Ну это невыносимо! - взбунтовалась Настасья общей ситуацией. Слишком много событий за один день выпало на их долю. - Успокойся! Приедет Илья, попросим его купить тебе новую птицу! Ивана пусть накажет! И все встанет на свои места.
   Девчонка подавилась на всхлипе. Настасья замолчала, сама только сейчас осознав, что больше не воспринимает соперницу соперницей. Скорее сестрой. Более того - она готова делить своего единственного возлюбленного с другой, чужой женщиной. Точнее, уже совсем родной.
   - Знаешь, я не верю больше в чью-то помощь. Кроме нас, никто нам не поможет! - уставилась она на Настасью. - Они отобрали у тебя сына, у меня - Ору. Они делают нас слабыми. Они издеваются и глумятся над нами.
   - Да. - Согласилась Настасья, поглаживая белую макушку соперницы. - Людям нравится попирать грязными ногами тех, кто упал. Я ведь недолго чувствовала себя счастливой в этом доме. Как сына родила, так и не нужна стала. А когда ты появилась, так вообще...
   - Прости, - неустанно молила о прощении Элишка.
   - Так сложилась судьба, - понимала Настасья. - Я ведь... Я, вспоминая тот вечер, когда впервые увидела Илью... В нем не было ни радости, ни восторга. Точнее были они пару мгновений. А потом исчезли. Я влюбилась в него сразу, но вот он меня не полюбил. Он даже не разговаривал со мной особо. Ограничивался короткими отповедями, когда я спрашивала что-то. Я думала, пройдет. Стерпится, слюбится... А потом эта странная болезнь. Меня терзают смутные сомненья. Я не надеюсь на долгую жизнь. И если так станется...
   - Не говори дурного! - закрыла ей рот ладошкой Элишка.
   - Нет! Дослушай и пообещай! - твердо потребовала Настасья, оттягивая ее руку от лица, словно чувствуя, что другого шанса не будет. - Если вдруг меня не станет, обещай, что позаботишься об Илье и о Димке. Клянись! Мне некому боле довериться!
   - Я постараюсь. Но ты не умирай, пожалуйста! - взмолилась Элишка, сжав ее руку. - Только не бросай меня! Пообещай, что выздоровеешь! Мы же договорились. Ты выздоравливаешь, а я - ухожу, чтобы ты была счастлива.
   - Не могу обещать того, что невыполнимо! - горько усмехнулась Настасья.
   - Тогда и я обещать ничего не стану! - нахмурилась собеседница. И Настасье стало смешно. Ее соперница, любовница ее мужа была просто ребенком, не познавшим, какой жуткой может быть жизнь. Да. Порой она казалась взрослой и серьезной, уверенной. Но именно сейчас Настасья чувствовала себя старше и мудрее. Погладив по голове заплаканную девушку, она решилась солгать.
   - Обещаю! А теперь прекрати плакать, подай поднос с едой, будем с тобой трапезничать и сил набираться назло всем нашим врагами. И пусть подавятся своим супом из ястребятины! - ни к месту добавила Настасья, спровоцировав очередной поток слез. - Ну прости... Прости...
  
   Степан радовался холодному полу ямы. Намятые местными бока не так ныли и болели. Радовался тому, что Иван получил свое. Нож, который Степа носил за сапогом, вошел четко под ребрами. Но увы, мерзавец остался жив, благодаря вовремя подоспевшим бабам и псарьему. Эту сволочь быстро зашили, перемотали. Впрочем, с час назад Иван приходил на собственных ногах, похвалиться недужим здоровьем, и плюнуть в морду, пообещав сотворить с девочкой то, что сегодня не удалось.
   Мужчина перевернулся на бок. Связанные за спиной руки свело судорогой.
   "Ты у меня, тварь, еще откушаешь стали!" - пообещал темноте Степан, решив долго не задерживаться в холодной. И стал придумывать план, как выбираться и увозить девчонку.
  
   Глава 29.
   Яркое солнце ранним утром принесло не только тепло, но и будоражащие кровь новости, разом смешивая все чувства и планы.
   Во дворе бодро, с шумом суетились слуги. Весело лаяли собаки. Ржали уставшие кони, жалуясь на дорогу.
   - Что ж там так громко? - заворчала, заворочалась Настасья, подталкивая Элишку локтем в бок, чтоб та поднялась с постели и разузнала о происходящем. И девушка нехотя сползла с края, оторвав голову от мягкой подушки. Покачиваясь спросонья, дошла до окна. Слегка отодвинула занавеску и... Сон сняло рукой. Глаза пришлось протереть кулачками дважды, чтобы удостовериться в увиденном.
   - Насть! - позвала она, не веря собственному зрению.
   Хозяйка, заинтригованная скорее самим неуважительным зовом, и сама встала ото сна. А мельком глянув в окно, почувствовала, что сердце из груди рвется, как птица из клетки. Даже ноги от переизбытка чувств подкосились.
   - Вернулся! - выдохнула она. - Беги! Беги к нему! - подталкивала, но Элишка не двинулась с места. Лишь с упреком смотрела на подругу. - Беги! Я же не могу...
   - Можешь! У тебя уже сил достаточно, если не сильно волнуешься. А я не хочу снова вставать меж вами. И чтобы... - упрямо зашептала Элишка, опустив глаза.
   - Глупая. Всё в любом случае переменится. - С горечью осознавала Настасья. - Так зачем сожалеть о том, что нам не подвластно! Иди, кому говорю?! Тебя он захочет увидеть первой! А потом и мне немного его тепла достанется!
   - Но я же обещала тебе, что уйду...
   - Вот пока не ушла, лучше мое пожелание выполни! Ты мне прислуга или кто? Сказала - иди к нему! - настаивала Настасья.
  
  
   Вода в круглой медной вазе покорно показывала иной мир. В нем гибли люди. Умирали в таком количестве, что кладбища могли бы разрастись настолько, что заменили собой города и поселки. А потому - горят погребальные костры, в которые превращаются деревенские дома и богатые усадьбы. Смерть прогуливается размашистым шагом, и забирает всех, без разбора. Ее верные помощники Страх и Болезнь, которые в самом начале были избирательны и отбирали лишь особенных, сострадающих, с большим и добрым сердцем людей, теперь коснулись каждого. Мир катится в пропасть... Возможно, не весь мир. А только его часть. И, конечно, после гибели, он снова оживет. Уцелевшие вновь возведут дома на месте пепелищ. Но ни в один из этих домов не войдет Она. Маленькая, белокурая... Она умрет в самом начале этого кошмара. Когда костры будут загораться, как свечи в темной комнате - один за одним. Она будет гореть в огне. И никто ей не поможет.
   Сердце нянюшки Пелагеи разрывалось на части. Она подхватила вазу, прошла к окну и выплеснула лживую воду-провидицу. Но легче на душе не стало.
   - Моя девочка! - приговаривала нянюшка, впервые приняв решение изменить чужую судьбу. Она села за работу. Дрожащими руками перебирала нити. В руке непременно оказывались темные, и она отбрасывала их снова и снова в корзину. С самого дна достала единственную белую нить. Уж обрадовалась, собираясь плести оберег... Но коварная нитка, разрушив единственную надежду, окрасилась черным. Тогда нянюшка отправилась к синим горам.
   - Я не позволю! - шептала она в ярости, вышагивая прочь от черной башни по поверхности воды.
  
   В глубокой пещере было на удивление светло. Птица-исполин спала, заложив голову под крыло. От нее исходил жар. И при желании или без него, она могла сжечь дотла любого, кто приблизился бы к ней. Но она лишь слегка приоткрыла глаза, из любопытства, поглядев на гостью.
   - Матушка, - Пелагея опустилась на колени. - Моя просьба так мала... Так незначительна для тебя, что крупица пыли. Но для многих, живущих в Ирие - весома, как солнце на небе, что дает жизнь всему живому. Ты ведь все можешь... Мне не изменить судьбу этой девочки. Это в твоей власти! Спаси ее. Или заставь владаря нашего прозреть и забрать девочку из того мира. Они ведь любят друг друга. Дай им счастья! Они заслужили...
   Больше нянюшке сказать было нечего. И все звуки в пещере вновь смолкли. Птица не шевелилась. Она вновь закрыла глаза и уснула. Пелагею охватила дрожь от осознания, что великая Птица-исполин не прислушалась к ее мольбам.
   Тишина казалась оглушающей. Нянюшка медленно, на полусогнутых ногах двинулась обратно к черной башне, понимая, что предначертанное случится так или иначе. И ей остается только в очередной раз наблюдать за гибелью души, к которой привязалась. Наблюдать из уютного и спокойного Ирия, не знающего бед.
  
   Он стоял на пороге, снимая перчатки. Быстро отдал их и плеть служанке, поднял голову. Увидел Её. Она спускалась по лестнице, навстречу. И по его мнению, делала это слишком медленно. Потому молниеносно оказался рядом, не позволив ей ступить на последнюю ступеньку, и заключил в объятия, жадно дыша в ложбинку у шеи. Она замерла, не зная, как отреагировать, ведь точно слышала, как приоткрылась дверь наверху. Ощущала на себе взгляд его жены. И не могла переступить сейчас через её чувства.
   - Пойдем, скорее! - требовательно потянул её за руку он, услышав позади возню прислуги и шепотки.
   В собственном кабинете, где можно было не опасаться любопытных глаз, он прижал ее к себе и требовательно поцеловал. Первый поцелуй этого мужчины Элишке показался странным. Да и особо приятных чувств не вызвал. Ей подумалось, что роднику также неприятно, когда его пытаются осушить. Но потом Илья, уже веря собственным ощущениям, понимая, что девушка никуда не исчезнет из его объятий, поцеловал ее нежно и ласково, и чувства в Элишке вновь изменились: сделалось легко и тепло, а перед закрытыми веками, словно светило солнце. Но, все равно, было что-то неуловимо неправильное в ощущениях. И это заставляло отпрянуть от мужчины.
   - Постой! - отодвинулась она. - Ты с дороги... Ты разве не хочешь...
   Она хотела сказать: "Не хочешь жену свою увидеть? Она скучала. Она нуждается в тебе". Но нетерпеливый Илья перебил ее.
   - Да. Ты права. С дороги не мешало бы пыль с себя смыть. А потом уже с поцелуями к тебе бежать. - Рассмеялся он, поднял ее и закружил. Потом вновь поставил на твердый пол, чтобы обхватить ее лицо ладонями и поймать испуганный взгляд. - Но я соскучился. Мне в каждой светловолосой девушке на улице ты виделась. Да сердце же не обманешь. Я тебе столько подарков привез! Платья, шали, сапожки, туфельки...
   - Какой молодец! - похвалила его Софья Илларионовна, как всегда во время оказавшаяся на пороге. - А о матушке, тоскующей о своем чаде, и не подумал. Только девки в голове. Не ожидала я от тебя такого!
   Она хмурилась. Качала головой. Голос ее был надменным. И все это вместе наводило на Элишку ужас. Но Илью ни капли не пугало! Ему было достаточно рассмеяться и, подойдя ближе, закружить суровую матушку, подхватив под колени, как Софья Илларионовна превратилась в жеманную девчонку.
   - Ну, полно те! Полно! Что ты мать опоры лишаешь?! - хохотала та, стуча кулачками по широким плечам сына.
   - А не я ли ваша опора, матушка? - отличное настроение Ильи передалось и хозяйке поместья. Она не могла более сердиться. Сын чмокнул ее в шею, и приобнял за талию, теперь обратившись в сторону Элишки. - Спасибо вам, матушка, за то, что сберегли мое счастье. Сразу видно - словно зеницу ока берегли. Ни в чем не отказывали.
   Последнее касалось нового платья на девушке. Софья Илларионовна припомнила, что ранее видела его на другой избраннице сына, но отрицать свою причастность к цветущему виду красавицы не стала.
   - Мы тебя не ждали сегодня. Думали, ты через неделю только вернешься, - снова нахмурилась женщина. - Потому к твоему приезду ничего не готово. Ты, пожалуй, иди... в баню.
   - Матушка! - не теряя хорошего расположения духа, веселился с ее слов Илья. - Только приехал, а вы сразу отсылаете куда-подальше.
   За подобное получил веером по голове от матушки.
   - Я велю тебе помыться, освежиться! А не то, что ты подумал! Набрался глупостей всяких. - Ворчала Софья Илларионовна. - Приведешь себя в порядок и сразу ко столу выходи! Давай, не заставляй нас с Элишкой ждать!
   При упоминании собственного имени, Элишка сжалась в комок.
   - Слушаю и повинуюсь! - усмехнулся Илья, подскочил к девушке, наскоро одарив ее поцелуем в щеку, и умчался прочь.
   - Послушай меня! - сцедила сквозь стиснутые зубы Софья Илларионовна, убедившись, что сын, отправился в нужном направлении. - Раз уж он так и не оставил своей привязанности к тебе... Не перечь ему. Потакай. Со всем соглашайся. Не жалуйся. На кухню не ходи. Ты более делами домашними не занимаешься. К Настасье тоже не ходи. Нечего вам подружками становиться! Пусть ею теперь Василиса опекается. А ты... подле сына моего будь! И... переселю я тебя, пожалуй. Собери вещички. В гостевую комнату переберешься. Да почаще к Дмитрию захаживай. Будем придерживаться истории о дальней родственнице, что за ребенком присматривает. Только...
   Софья Илларионовна больно сжала локоть Элишки, дернув на себя. Все изменения грозили превратиться в ад, которого девушка еще не видела.
   - Рот на замке держи, если кто тебя спрашивать будет о том, кто ты. Все поняла? - еще сильнее дернула Софья Илларионовна, оставляя следы от пальцев.
   - Поняла, - опустила голову Элишка.
   - Иди, собирай свои пожитки. Завтракать с нами будешь. Уж придется ради сына твое общество потерпеть. - Вздохнула Софья Илларионовна, улыбнулась и отправилась распоряжаться: чтоб принимались готовить (что было лишним, ведь кухарки уже давно хлопотали, лишь услыхав о новости), чтоб прибрались в комнате хозяина, перестелили, пыль вытерли, проветрили, чтоб подготовили комнату гостевую, и чтоб языки поприкусывали - отныне воспрещалось говорить о любовнице барина.
  
  
   Кажется, все поместье ликовало и радовалось приезду барина. Это ощущалось даже во время завтрака, на котором Элишка впервые присутствовала как гостья, а не служанка. Но было ей при том до того неуютно!
   Глядя на все убранство стола, угощения, она мысленно возвращалась к запертой в своей комнате Настасье. Уж ее завтраком в эдакой суете вряд ли озаботились. Зная, что подруга голодна Элишке и кусок в горло не лез.
   - Пришлось сменить управляющего на Княжьей площади. - Между едой рассказывал Илья. - Этот шельмец десять процентов прибыли себе в кошель клал. Мы с Владимиром заглянули в его тетради, а там вовсе не те цифры, что он нам присылал в отчетах. Учинили ревизию. А пока нового управленца искали, я вот такой гостинец вам, матушка, нашел.
   Он вытер руки салфеткой и извлек из кармана небольшую бархатную коробочку. Раскрыл ее перед матерью, демонстрируя серьги с жемчугом и драгоценными камнями.
   У Софьи Илларионовны заблестели глаза.
   - Платьев вам, матушка, не привез, - признавался мужчина. - Вы предпочитаете этим сами опекаться. Зато купил вам тканей и прихватил в одной мастерской журнал городской с моделями нынче модными. Коль будет ваше желание - выберите, позовем мастера. Голубка моя, - исполненный нежности и любви взгляд обратился к Элишке. - Порадуй меня. Примерь то платье, с кружевами, что привез.
   Элишка испуганно перевела взгляд на Софью Илларионовну. Но та сегодня пребывала в хорошем расположении духа, а потому одобрительно кивнула, отпуская девушку.
   - Прошу меня простить, - откланялась Элишка, тайком стащив со стола заранее завернутое в салфетку пирожное. Выскользнула в коридор, да скорее побежала к заветной двери. Постучала.
   Настасья нервно бродила из угла в угол по комнате, заламывая руки в ожидании встречи с супругом. И Элишку встретила слишком радостно, пока не осознала, что муж так и не пожаловал. А увидев разочарование на ее лице и Элишка расстроилась.
   - Он придет! - пообещала она, разом понурившейся, присевшей на стул Настасье. - Придет и будет с тобой. А я оставлю вас завтра вечером!
   Настасья молчала, глядя в пол.
   - Вот. Софья, - Элишка протянула подруге пирожное, вложив его в обмякшие руки, - приказала Василисе за тобой смотреть, так что...
   - Все так складывается?! - хмыкнула законная барыня. - Ужин с моей семьей, освобождение от обязанностей, черной работы... Слышала, комнату тебе новую дали. Слуги громко шепчутся в коридоре. Не иначе моя свекровь смирилась?! А я... Все еще здесь! Как в заточении. У меня все больше и больше поводов, чтобы ненавидеть тебя!
   Говорила Настасья словно сама себе. Взгляд ее остановился.
   Но ладони Элишки обхватили ее руки. Девушка смотрела в глаза сопернице. И в глазах ее не было ни зла, ни надменности, ни злорадства. Лишь искреннее волнение за судьбу. На мгновение Настасье стало совестно.
   - Ты можешь встать, одеться и спуститься вниз. Заяви о своих правах! Я помогу тебе. В каком платье ты хочешь пойти? - настаивала, убеждала и подталкивала Элишка. - Разве ты не хочешь увидеть его?
   - Только он меня видеть не хочет, - прикусила до боли губу Настасья.
   - Не смей реветь! Слышишь? - встряхнула ее за плечи любовница мужа. - Ты больше не больна! Ты молода, здорова и красива! Хватит сидеть здесь и жалеть себя. Ты вернешь его себе! Я приведу его вечером. Ты поговоришь с ним... А я освобожу Степана и мы уедем подальше. Все будет хорошо! Поняла?
   Вселив капельку надежды в законную супругу хозяина имения, Элишка поторопилась к себе, переодеваться. А Настасья все смотрела на пирожное и, горько плача, шептала: "Вот теперь еще и объедки с их стола есть остается..."
  
   В столовую Элишка вернулась в нежном белом платье, ткань которого на свету отливала бирюзой. К платью прилагались и чулки, и корсет, и туфли. Но все это так и осталось лежать на сундуке в новой, более просторной комнатушке.
   Илья отодвинул стул и вышел из-за стола, чтобы подать девушке руку.
   - Хороша! - нахваливал он. - Всем на зависть хороша! - Он прокрутил Элишку под рукой, словно в танце. - Хоть прямо сейчас под венец!
   И Элишка, и Софья Илларионовна в этот момент замерли в напряжении. Глаза матушки сперва округлились, а потом сузились. Лицо лишь на миг потеряло маску и снова за ней скрылось. Только кулачок левой руки крепко сжался до побелевших костяшек.
   - Жаль, женихов свободных нет... - с издевкой отметила она.
   Настроение Ильи резко обрушилось в пропасть. Он вернулся к столу, уперся в него руками, готовясь к скандалу. Но сделал глоток вина и с вызовом уставился на мать.
   - Мы поженимся! - заявил он.
   - Душенька, любой каприз! - Софья Илларионовна тоже сделала глоток вина, чтобы продолжить препирательство. - Ты только кое-что забыл, мой дорогой! Ты уже женат и у тебя есть наследник!
   Илья заскрежетал зубами.
   - Я не хотел этого брака. Вы меня подталкивали! - злился он.
   - Элишка! - рявкнула хозяйка поместья. - Покрасовалась и полно! Смени наряд на повседневный!
   Намек был ясен и понятен - матери с сыном было о чем поспорить. И делать сие не пристало при посторонних.
  
   Мужчина, облаченный в черное, возник так внезапно перед маленьким ребенком в глухом лесу, что малыша непременно ожидали бы заикание и нагоняй от матери за грязные штанишки. Но... призраки не портят вещи и не боятся никого. Они сами готовы испугать любого. Правда, конкретного мужчину ни в лес завести не удалось, ни довести до нервного срыва, ни с обрыва сбросить.
   "Сегодня твое пребывание здесь закончится!" - говорила поза мужчины в черном.
   "Я не пойду с тобой!" - говорило выражение лица ребенка.
   Померявшись взглядами, ребенок бросился наутек, заставляя взрослого гнаться за ним через кусты и овраги. Другой бы человек, ноги изранил да сломал. Но владарь не был человеком. Он летел за ребенком на крыльях, стараясь не выпустить его из виду. Одинокая озлобленная душа, оставленная без присмотра в этом мире, могла принести непоправимый вред. Как правило, вот такие души становились предвестниками несчастий и болезней, войн.
  
   Когда Элишка вернулась, в столовой оставался один Илья. Он сидел за столом, задумчиво опустошая бокал. Элишка присела рядом. Его взгляд, словно в тумане, медленно обернулся к ней и сфокусировался не сразу. Лишь через несколько мгновений.
   - Давай прокатимся! Ты же любишь проехаться по окрестностям верхом! - внезапно предложил он.
   - С удовольствием! - от подобного она отказаться сейчас не могла. До безумия хотелось сбежать подальше от этого места и давящих со всех сторон людей и обязанностей. Похоже, в том же нуждался и сам Илья.
   Во дворе наскоро снарядили лошадок. Элишка торопливо вскочила в седло, не дожидаясь помощи от мужчин, не обращая внимания на взгляды тех, кто совсем недавно был готов растоптать ее. Сейчас все эти люди притаились, словно змеи, и ждут подходящего момента, когда девушка впадет в немилость и интерес барина к ней угаснет. Вот тогда они наиграются! Но Элишка не собиралась давать даже шанса издеваться над собой. Она твердо решила - покинет этот приют как можно скорее. И стоило воротам распахнуться, как она подзадорила пятками свою лошадь. Прижавшись к ее шее, помчалась вперед, ощущая свободу, как ветер на своей коже. Она неслась, будто за ней гнались, пока не добралась до знакомой полянки у Проклятого леса, куда обычно приезжала со Степаном. Опомнившись, Элишка потянула поводья, успокаивая лошадку.
   - Пожалуй, мне никогда не разонравится вот так с тобой кататься, - подъехал ближе Илья. - Только обещай мне, не нестись, сломя голову. Я, все же, волнуюсь о тебе. А коли сбросит?
   - Не сбросит! - убеждала Элишка.
   - Но я ведь тебя подобрал, как раз когда тебя лошадь сбросила. Ты лежала рядом с отпечатками копыт. - Напомнил он.
   - Это было давно. Тогда я впервые сидела в седле. - Вздохнула Элишка, спрыгивая на землю и подбирая веточку.
   Ее примеру последовал и Илья. Спешился. Повел лошадь в поводу, стараясь не отставать от девушки.
   - Как ты жила без меня все эти дни? - спросил он, подталкивая к правде.
   - Не так, как сейчас, когда ты вернулся. - Туманно ответила она, подняв лицо к небу. Зажмурилась. А когда распахнула глаза - Илья смотрел на нее, все приближаясь. И вновь поцеловал. На этот раз ощущения были приятными, легкими.
   - Я скучал. Очень сильно. Боялся, что когда вернусь, тебя уже не будет. - Взяв ее за руку, он продолжил путь.
   - Неужели, я так сильно нужна тебе? - не понимала Элишка.
   - Как воздух, чтобы дышать. - Объяснил Илья.
   - Но ведь пока меня не было, ты спокойно дышал. И даже женился! - упрекнула она.
   - А сейчас, я не могу дышать без тебя. - Заявил он, заставив Элишку подумать: "Нет, барин, будешь ты жить счастливо без меня и дальше!"...
  
   Маленькая девочка в красном платке, с двумя косичками, опасно стояла у обрыва. Одной рукой, на которой висела корзинка с уже собранными грибами, она ухватилась за ветку дерева. Другой - тянулась к упавшему с обрыва и застрявшему на ближайшем выступе лаптю. Мамка непременно заругала бы Марфушу за потерянную обувь. Эти вот - новехонькие, купленные. А до того Марфе пришлось стаптывать сестрины лапти - большие, неудобные и дырявые. Потому девочка силилась достать соскочивший новый лапоть, чтобы не возвращаться к обноскам и не выслушивать от мамы поучений. О том, что ее могли отругать за тайную вылазку в Проклятый лес, она не думала. Ее больше волновали вкусные грибочки, которые и поджарить на костре можно, и закрыть на зиму. А какие в этом лесу росли ягодки! Ежевика! Малина! Такой сладкой нигде в селении не сыщешь. Вот из-за сладости Марфа и не заметила, где стоит. А ножка соскользнула. Благо, что за ветку ухватилась и вся не сверзилась в реку с горы.
   До лаптя оставалось чуть-чуть. Только бы веточка не оборвалась!
   И она бы выдержала. Если бы не мальчишка, налетевший на девочку из ниоткуда. Сначала, слегка толкнув, он остановился. Покорно выслушал от Марфы все, что она думает о глупости мальчишеской. А потом, зыркнул в сторону елок и со всей силы толкнул девочку в плечи. Она лишь ручками, что птичка, взмахнула и полетела... Вниз. Где разбилась о камни.
   - Пришел за душой, - сказал мальчонка мужчине в черном. - Так забирай!
   И когда черная птица спикировала вниз, чтобы забрать свежую душу в Ирий, ребенок лишивший жизни несчастную девочку вновь исчез. Владарь сердился. Ему хотелось сравнять этот поганый лес с землей, достать из нее не менее мерзкую душонку и волоком, на веревке оттащить ее в птичий рай. А уж там воспитать, как следует! Ибо следующей жизни этой погани не видать лет двести!
  
   Чудесный, светлый день подходил к концу. Небо красилось багрянцем. А так хотелось вернуть солнце на место, а время оборотить вспять, чтобы еще немного погулять вдали от имения. Но Элишка смирилась с участью. Она уговаривала себя немного подождать. План побега был почти готов. Необходимо лишь отыскать крепкую веревку да лом - а там уж за Степаном дело. Еще надобно было отыскать нож, собрать вещи и еду.
   - Я сегодня выполняла твои просьбы? - заглянув в глаза Илье, спросила она.
   - Да, - улыбнулся ей он, еще не подозревая, к чему клонит девушка.
   - Тогда и я тебя попрошу. Исполнишь ли ты мою просьбу?
   - Любую, душа моя! - пообещал Илья, поцеловав ее руки.
   - Не злись. Я прошу только сходить к ней. - Она кивнула на окна второго этажа. - Она ждала твоего возвращения как никто! Ты ей нужен, как воздух и вода. Ты - смысл ее жизни. Ты и ваш сын! Поговори с ней.
   Ему такое пришлось не по нраву. Мужчина сник с лица. Однако покорно отправился в дом.
  
   Он отворил двери, вошел в темную комнату, где снова перестали зажигать свет и открывать окна, где воздух вновь стал неприятным и спертым, что даже минутку задержаться не хочется. Впрочем, его давным-давно не тянуло прийти сюда. Для него в этом помещении время остановилось.
   Он пришел, принес с собой кувшин с водой и маленький стеклянный сосуд. В темноте, уверенно добрался до постели. Оставил на столике кувшин, придвинул стул поближе, отодвинул полог балдахина, чтобы посмотреть на ту, что лишь притворилась спящей.
   - Ты вернулся! Ты пришел ко мне! - услышав его шаги, она уже была готова ко встрече, и как только ткань отодвинулась, бросилась к мужчине в объятия. - Я думала, разлюбил ты меня, как твоя мать говорит. А ты любишь, ты приходишь!
   - Люблю. - Сухо отвечал он, даже не замечая изменений. Ни румянца на ее щеках, ни уверенности движений.
   - Малыша моего бы повидать... Почему няньки не несут его мне?
   - Я же говорил тебе, родная, слаба ты еще. Он от тебя болезнь подхватит. Ты же не хочешь, чтобы он так же мучился, как ты?
   Она поджала губы, больно прокусив нижнюю, едва ли не до крови. И снова взмолилась.
   - Давай хотя бы во двор выйдем. Или хоть окошко приоткрой. Мне так на солнышко хочется, воздуха свежего вдохнуть! - почти умоляла она.
   - Конечно, пойдем. Ты только окрепнешь немного, и мы с тобой на ярмарку сходим, купим тебе платок красивый...
   - Красный? - спрашивала она, хотя понимала, что не сбыться ничему, не видать платка красивого, расписного.
   - Хочешь красный. Пусть будет. Главное, чтобы снова твои щечки были румяными. - Улыбнулся он. - Сарафан купим, платье новое, сапожки. На пир гостей позовем, чтобы все видели, какая у меня жена красивая!
   Женщина молча плакала, крепко впиваясь пальцами в руку мужа.
   - Ну что ты плачешь? Опять больно? На вот, выпей лекарств немного. - Сказал он, и щедро накапал в кувшин из маленького пузырька. Затем налил в чашу немного воды и передал женщине. - Выпей, моя хороша, станет легче.
   Она вдруг выпрямилась, села, гордо держа спину, запрокинула голову и посмотрела на него с таким укором, словно хотела спросить: "За что ты так со мной?". Она точно знала, что после "лекарств" легче не станет. Но он настойчиво подставляет чашу, и ласково так уговаривает, руку ее поглаживает. А ей некуда деться. И обидно ведь как! Принимает воду, пьет, чувствуя, на себе его пристальный взгляд; чувствуя, как стекает по горлу хваленое лекарство, опускается в желудок, и тот сжимается от позабытого приступа. Женщина старается не подавать виду, но уже проступает холодный пот и, она ложится на измятую опостылевшую постель, сворачиваясь в калачик.
   Он поцеловал ее в лоб, пожелал сладких снов, и вышел, оставив ее одну, опять в темноте, опять в беспамятстве от мук.
   Он вновь притворил дверь, запер на замок. Но не торопился уйти. Опустил голову, прислонившись спиной к стене, и посмотрел на пустой пузырек в руке. Сжал до боли, до побелевших косточек и... снова спрятал. Потом пошел прочь, выбросив из головы усталую женщину, передернул плечами, сбросив с плеч невидимый груз, да и спустился по лестнице во двор, где его ждала другая.
   А та, которая осталась в темной, запертой комнате, из последних сил держалась, чтобы не кричать и не выть. Приподнялась на руках, дотянулась до столика и сбросила кувшин на пол. Он разбился, разлив "лекарство", странно пахнущее, горькое и неприятное.
  
  
   Глава 30.
   Этим вечером, уснув легко и без страха, без усталости, она вновь очутилась на крыше черной башни. И рядом сидел владарь. Горизонт красился багрянцем, и не было понятно: рассвет ли, закат ли в Ирие. И казалось, вот именно сейчас, пожелай того Элишка - она непременно полетела бы над кристальными водами на своих крыльях. Но рядом сидел тот, от кого не хотелось ни уходить, ни улетать. И времени побыть с ним было совсем мало - лишь часы, отведенные сном.
   - Сегодня приключилось кое-что... - Рассказывала она. - Он поцеловал меня... Вот так...
   И она придвинулась к владарю, коснувшись его губ: легко и мягко, и как-то совершенно иначе. И сердце, действительно затрепыхалось в боли и сладости, как о том рассказывали девки в имении, повествуя о настоящей любви. Солнце Ирия протянуло золотые необычные лучи из воды, раскрасив в совершенно новые цвета горизонт, отчего тот сделался светлым, ярким... Только Элишка того не заметила. Лишь через какое-то время отодвинулась от ошеломленного владаря, лукаво усмехнулась и сказала:
   - Жаль, что сон... Вот, если бы ты прилетел ко мне... Каким был бы поцелуй с тобой на яву? - Она смотрела на небо, а не на пораженного событием владаря. - Он ведь будет совершенно другим. Трепетным, теплым, заставляющим забыть обо всем, заставляющим хотеть жить, летать... А сейчас и жить не хочется... Но это ведь уже давно мои проблемы?
   А потом она проснулась... Скорее по привычке. Но сегодня не нужно было никуда бежать, не надо было стирать или готовить, убирать. Все это осталось позади. И останется навсегда, ведь вещи уже были собраны. Осталось лишь, сходить к Настасье, проверить, поговорить, узнать, как вчера прошла встреча с Ильей. После чего прокрасться к Степану и предать все необходимое для освобождения.
   Она шла к подруге с твердой уверенностью, что все хорошо, что та бодрствует счастливая и довольная.
   Однако в комнате было темно. Окна затворены. Влажный воздух, пропитавшийся быстро распространяющейся сыростью, заставил закашляться.
   - Василиса вообще ничего не делает? - ругалась Элишка, распахивая окно и впуская ароматный свежий ветерок, а вместе с ним и свет в тюрьму Настасьи. Обернулась и едва сдержала крик, рвущийся от бессилия, испуга и боли.
   Настасья вновь лежала бледная на подушках, не открывая глаз. Кожа снова приобрела оттенки зелени и синевы. Под глазами залегли темные круги. Испарина блестела на лбу. Женщина тяжело и прерывисто дышала. Элишка бросилась к ней.
   - Что же это? - не понимала она. - Ты же выздоровела. Ты же ходила...
   Но Настасья не слышала ее. Бред не выпускал ее из стальной хватки. Элишка чувствовала беду. Кожей ощущала и понимала, что необходимо торопиться. В крошечном мешочке, в котором люди носят деньги или другие драгоценные вещи, она всегда держала... перья, принадлежавшие любимым. Было там и перо Аннутки.
   В своей комнате, прикрыв дверь и налив воды в чашу для умывания, она крепко сжала перо в руке, мыслями переносясь к Аннутке. Бросила трофей на поверхность воды, дождалась, пока он опишет несколько кругов в чаше и позвала, не надеясь, что ее услышат.
   - Аннутка! Аннутка! Аннутка!
  
   - Твою ж...! - выругалась та, которую звали в селении ведьмой. Выругалась, когда каждый кувшин, каждая лохань с водой, каждое ведро и даже горшок завопили ее именем. Женщине пришлось склониться над тазиком, в котором лежали несколько начищенных картошин. - Ну, вот как ты это делаешь, а? Он, что когда озеро заклял для тебя, со всей водой в мире договорился? Мне теперь без твоего внимания даже в туалет не сходить, а?
   - Ты меня слышишь! - обрадовалось отражение на глади воды. - Я так боялась, что можно только видеть, а не разговаривать!
   - Ну так... - вздохнула Аннутка. - Ради нас владарь с водой не договаривался. Мы только глядеть в нее и способны. Это ж ты у нас ребенок особенный. Он все боялся, что ты, дурочка, утопнешь по малолетству...
   - Да? А чего ж я тогда здесь уже раза два тонула? - возмутились из тазика.
   - Ну так со здешними озерами никто договор не вел о том. Это наше озеро тебя терпело и дорожкой тебе служило. Ты чего всполошила то? Явно ж не оттого, что соскучилась, к чудесам Пелагеи обратилась.
   - Настасья... Ей плохо! Очень! Мне кажется... кажется... - запнулось отражение белокурой печальной девицы.
   - Да ясно, чего тебе кажется... - отложила картофель и нож Аннутка.
   - Ты можешь помочь? - взмолилась вода.
   - Я то? Я тут не помощница.
   Отражение на глади опечалилось еще сильней. Побледнело. Заплакало.
   - Ее матушка в вашем селении, кажется. Ее туда отвезли. Думаю, Настасья захотела бы ее увидеть... - Уже не сдерживаясь от слез, говорила Элишка.
   - Знаю я, что одну старуху сюда мужики привезли. Видела Степана. Схожу к ней! Поговорю. - Пообещала Аннутка. - А ты не реви! Это привычное событие для этого мира. Здесь часто умирают...
   Но Элишке было сложно смириться. И она плакала, плакала от беспомощности... Даже когда вынула перышко из чаши, плакала. Скрутилась на кровати и вволю предалась слезам.
   - А я знал! Я говорил! Ведьма ты! - радостно возопил над ухом Аннутки Василь, углядев в тазике лицо девичье. - На костер...
   Дальше договорить не смог, получив в лицо тяжелой крышкой, лежавшей на столе. И пал на пол. Ведьма к нему обернулась с ножом в руке, и приставила к горлу лезвие.
   - Ведьмой ведь меня ты сделал! - сказала она. - Как первенец наш умер, так ты из меня всю душу выбил. А что осталось... Человеческого в том мало. Пожинай, что посеял, муженек. Вместе мы с тобой до самой смерти! И рука об руку в ад пойдем!
   Василь с воплями бросился из дома. И подтягивая штаны, на каждой улице кричал о том, как его ведьма ножом тыкала, да приготовить на ужин хотела.
   Аннутка отложила домашние дела и отправилась в путь, повидать еще одну обиженную женщину.
   В двери ее комнаты постучали. Пришлось отворить, хоть и не хотелось. На пороге стояла Любша - молоденькая девка, из тех, кто не отходит от Софьи Илларионовны. В руках она держала поднос с притираниями, кувшином с чистой водой.
   - Вот. - Брезгливо искривила губы и брови девушка. - Хозяйка велела тебе передать... Будто я еще уличной девке прислуживать должна.
   - Так и не прислуживай. Иди. - Отправляла ее Элишка, сердитая на весь белый свет. - И Василисе скажи, чтоб она к барыне сходила. О законной жене хозяина все забыли? Только обо мне вспоминаете, чтоб уколоть побольнее. А она голодная сидит, потому что выйти не может! Преданные вы слуги, преданные...
   Любша уже собралась плюнуть в ненавистное лицо, как позади раздались шаги, и не успела она обернуться, а хозяин уже оказался рядом с букетом каких-то голубеньких цветов в руке и дурацкой улыбкой на влюбленном лице. Служанка сунула в руки господской любовницы поднос и ушла, скрипя зубами.
   - Не мог дождаться утра. Вот принес тебе цветы! - протянул букет Илья, проходя в комнату следом за Элишкой.
   Она села на кровати, обхватив колени. Смотрела на него, желая спросить: "Неужели тебе совсем не важно, что она там умирает в одиночестве?"
   А он видел лишь ее лицо и следы слез на щеках.
   - Ты расстроена из-за чего-то?
   Ей захотелось кричать в ответ, обругать его, выгнать, отправив к законной супруге. Но требовать уважения и любви к другому человеку было бессмысленно. Элишка устало опустилась в кресло. Она ничего не могла поделать.
   - Настасья... Она, кажется, она умирает. Позови лекаря! Пусть придет. Пусть сделает что-то. - Просила, почти умоляла девушка.
   Илья тоже сел на край кровати, опустил голову ниже плеч, а букет оставил у ног девушки.
   - Лекарь ничего не сможет сделать. Это давняя болезнь. Она появилась после рождения Дмитрия. И уже не отступит. Нам остается только молиться и жить дальше. - Говорил он, глядя на собственные раскрытые ладони. - Думаешь, мне не больно, не страшно, не хочется что-то сделать для нее? Я уже все сделал, что мог. Но ее душа ускользает от нас. Она скоро оставит нас. Меня - вдовцом, а сына - сиротой. Только ты сможешь заменить нам ее! Не бросай нас.
   Элишка смотрела на него и не понимала. Что-то не складывалось в этой картине... Впрочем, мужья бывают разные. На примере Аннутки Элишка убедилась, что тот, кого любишь в самом начале, позже обращается в мерзавца. Илья, казалось, был не таким... Но сейчас всё изменилось... Этот человек, забыв о той, кто подарила ему сына, в часы, когда нужен умирающей, сидит здесь, с цветами в руках...
  
  
   Старушка-герцогиня жила в полуразвалившейся хибарке, где до нее старуха с косой увела уже троих одиноких людей. Видимо теперь и ее обрекали на эту участь. Когда беременная женщина в черных одеждах вошла в дом, герцогиня доедала свой обед - краюшку сухого черного хлеба. Увидев незнакомку, она выронила еду из рук и бросилась к незнакомке, словно к родной.
   - Ведьма! - радостно вскрикнула и прослезилась старуха.
   Аннутка кашлянула.
   - Обычно это произносят с ужасом или обвинениями, - заметила она.
   - А я ведь и сама уже собиралась идти к вам! - говорила герцогиня, заглядывая в карие глаза колдуньи.
   - Да? - удивилась та.
   - Дочь моя... - начала старуха.
   Ведьма остановила ее взмахом руки, и присела на покошенный табурет, мысленно надеясь, что тот не развалится под ее весом. Перевела дух. Преодолевать расстояния становилось все сложнее. Каждое действие, движение отнимало слишком много сил.
   - Знаю я о дочери твоей все, - кряхтела колдунья. - Да только помочь ничем не могу. Зелья, которые я давала для нее лишь ненадолго помогли. А сейчас... - Чтобы сказать это матери, Аннутке пришлось собрать всю волю в кулак, сделать глубокий вдох и выдать на выдохе. - Силы покидают ее. Не долго осталось. Сходи к ней. Пусть не остается одна в такие минуты.
   Старуха села прямо на пол. Ноги подкосились. Она прижала руки к груди, раскачивалась и выла. А затем стала рвать на голове волосы.
   - Что же я буду делать? Никого у меня нет больше. Зачем мне такая жизнь? Дочь единственную со свету сжили. Муж на тот свет отправился. А мне, старухе, что делать? В петлю лезть?
   Аннутке самой больно стало. Слезы полились.
   - Матушка, а что если... есть место, где дочь твоя будет жить долго, счастливо, не испытывать нужды ни в чем. Там, где никто ее обидеть не сможет. Подальше от всех этих людей, что вас так истерзали. - Вдруг спросила она, и старуха смолкла.
   - Я бы свою жизнь отдала за то. - С сумасшедшим блеском в старческих помутневших глазах, сказала герцогиня.
   Ведьма прикусила губу.
   - Цена будет именно такой... - Кивала колдунья. - Моя последняя бабушка, когда я умирала взрослой позвала Его. И он забрал меня в свои владения - в птичий рай. Поверь, там жизнь течет спокойно и не торопливо. Только мне вот не сиделось на месте, снова хотелось вернуться к людям. А лучше б там осталась! Я научу тебя, как позвать владаря. Мы спасем твою дочь!
  
  
   Ему пришлось отвлечься на дела, переговорить с внезапным гостем, принесшим товар на продажу. И это позволило сделать Элишке две вещи: заглянуть к Степану, бросив ему веревку и лом, после чего отправиться к Настасье.
   Ей и вправду оставались считанные часы. Даже не часы, а минуты. И Элишка не смогла оставить ее одну. Она сидела на полу, у ее кровати и крепко держала постепенно леденеющую руку.
   - Душно мне, - в бреду шептала пересохшими губами, на которых проступала багровая кровь, Настасья.
   - Я все окошки пооткрывала, милая, - отвечала Элишка и плакала. Сначала она наивно пыталась согреть холодные пальцы собственным дыханием. Но позже поняла, что это глупо и действительно ничего нельзя поделать.
   - Элишка... Дима... Забери моего сына и уезжай со Степаном! - глаза Настасьи вдруг расширились, взгляд стал ясным, руки стали сильными, речь - четкой. - Слышишь?
   - Слышу, - кивала Элишка.
   - Они и тебе жить не позволят, избавятся однажды... Как от меня. Как наследника родила, родители разорились и ты появилась, я им не нужна оказалась. Обидно... Обидно, что сам яд мне принес. И дура же... Выпила. Знала и выпила... - вещала на смертном одре Настасья. - Со Степаном вам будет лучше. Без богатства, но на воле, в любви...
   С каждой минутой Элишке становилось все страшнее.
   - Не умирай, пожалуйста, - просила она единственную родственную душу в поместье. Но та не была вольна выбирать. Яд, принесенный в качестве лекарства, был другим - действовал куда шустрее прошлого и не оставлял шанса.
  
  
   Пожилая женщина пела среди поля при полной луне. Иногда всхлипывала, глотала слезы, и крепче сжимала в кулак порезанную руку, по которой струйками стекала из вен кровь, и капала на черное перо.
   Черны, вороньи крыла,
   Черны сердце и глаза...
   Ты расправь свои крыла,
   Да лети, скорей сюда.
   Приходи, прилетай!
   Душу детки забирай!
   Приюти, сохрани!
   Чисту душу забери!
   И дальше она уже просто шептала и шептала, теряя сознание:
   - Хозяин птиц, душ приказчик, снизойди до просьбы моей. Кровью своей заклинаю, за светлое дитя свое прошу - забери мою девочку! Никому она зла не желала, никому худого не делала...
   Да расплакалась, упав на землю без сознания и не видела, не слышала, как черная птица прорезает мощными крыльями небеса и летит от края горизонта к другому краю поля, туда, где поместье, в котором испускает дух молодая женщина.
   Ведьма, опираясь на длинную палицу, присела рядом с умирающей старухой.
   - Ты все сделала правильно, матушка, - погладила ее по голове Аннутка.
   Старческие глаза с трудом раскрылись, чтобы посмотреть на колдунью последний раз. Тонкие губы растянулись в улыбке.
   - Теперь все хорошо у нее будет!
   Ее глаза вновь закрылись. Женщина провалилась в небытие...
  
   Она словно вынырнула на поверхность из глубины тьмы и сна, потревоженная чьим-то присутствием и судорожно глотнула воздух.
   Он был здесь: стоял у постели, рассматривая умирающую. Обернулся, встретившись взглядом с Элишкой.
   - Квад... - зашептала она, и уже хотела подняться, броситься к нему. Но он прилетел за другой. Он выполняет свой долг перед Вселенной. Элишка всегда принимала это безропотно, понимая, что ничего не вправе требовать или просить.
   - Надеюсь, она будет счастлива... там... с тобой...
   Сглотнула слезу, когда владарь поднял Настасью на руки, выскользнула за дверь, прижавшись к ней спиной ненадолго. В груди клокотала обида. Догадка, посетившая ее, камнем ложилась на сердце...
   Так же, как Элишка заняла место Настасьи в этом доме, подле Ильи, так и Настасья теперь займет ее место рядом с Квадом. И от этого было нестерпимо больно.
   - Нет! Достаточно! - задыхаясь, шептала она себе, твердо решив изменить всё! Для этого необходимо освободить Степана и уехать из поместья. Ей хотелось поскорее оставить всё позади.
   Элишке удалось незамеченной выбраться во двор. Хотя сердце ее учащенно билось каждый раз, когда позади раздавался голос Ильи, требующий от прислуги немедленного отчета о том, где Элишка. А не отыскав девушку, он отправился к законной супруге, что означало - об исчезновении Настасьи вскоре будет знать всё поместье.
   Элишка поторопилась. Когда она добралась до Степана, он сидел у единственного зарешоченного окошка, словно чувствовал, что девчонка придет. Во взгляде мужчины холодным пламенем горели мысли.
   - Уедем! Уедем сейчас! - затараторила девушка, упав на колени.
   - Тихо ты! - цыкнул на нее узник, в руках которого была их общая свобода. - Вставай! Иди к конюшне. Да так, чтоб никто не видел. Спрячься и жди меня!
   Жесткий холодный уверенный голос отрезвил затуманенный разум Элишки. Она поднялась и уже не ощущая собственных ног, бросилась к конюшне, пробираясь под крышами пристроек, чтобы не оказаться в поле зрения любопытных глаз.
   А вокруг с сумасшедшей скоростью развивались события. Со второго этажа кто-то прокричал: "Нет больше нашей барыни!". Поднялся вой.
   Илья раздавал приказы: обыскать поместье и найти пропавшую супругу. Из своего укрытия Элишка видела, как ему подали коня, и с небольшим отрядом хозяин поместья выехал за ворота в сторону посёлков. Видимо, счел, что супруга, несмотря на болезнь, отправилась к матери.
   "Что же... Так даже лучше!" - подумала Элишка, а спустя еще какое-то время заметила Степана. Он вышел во двор свободно, однако старался держаться тени. Прошел к колодцу, от него к беседке в саду...
   Ворота вновь распахнулись, пропуская городскую стражу. Наездники сунули охранникам листок с какими-то записями. И тыча в него пальцем, громогласно объявил: "Вот, прибей на ворота. Разыскиваем душегубца и вора. Он последний из шайки остался. Говорят, около вас тут бродил..." И вдруг, один из всадников повернул голову, заприметив коренастую фигуру у беседки. Подался вперед, игнорируя как местных охранников, так и своих напарников. Медленно, с угрозой, подъехал к темному силуэту. Потребовал выйти на свет. Силуэт ответил, что ему и без лишнего освещения очень даже не плохо. Всаднику голос показался знакомым. Он потянулся к внезапно зазудевшей ране на шее и повторил приказ: "Шаг вперёд! На свет!". Сделал он это достаточно громко, так что другие стражи обратили внимание. Силуэт сделал шаг... Затем текучим и быстрым рывком стянул всадника с коня, ударив поверженного ногой в лицо, сам вскочил в седло и помчался на встречу стражам, точнее воротам позади них.
   "Куда же ты? А я?" - хотелось закричать вдогонку, но Элишка не смогла проронить ни звука.
   А Степана встречали пистолями и порохом. Несколько резких звуков-вспышек и к воротам он доехал уже повиснув на шее коня. Всадники остановили жеребца, вытащили из седла обездвиженное тело и привязали за ноги, чтобы волочить до города по земле, а животное вернуть пришедшему в себя владельцу.
   Элишка закусила собственный кулак, чтобы не кричать. Сердце оборвалось еще при выстрелах. Слезы застилали глаза. Чувство одиночества полного и однозначного захватило врасплох, уничтожив всех призраков надежды и скромные мечты на свободную жизнь. Все пути перекрыты: в Ирий, за пределы поместья...
   На втором этаже большого дома закричал ребенок. Его тоже одолевали страхи. И не став дожидаться, когда стражи утащат свою добычу, Элишка вернулась под крышу собственной темницы. Заперла дверь в комнате наследника всего этого богатства, и взяв ребенка на руки, прижала к себе.
   - Тебе снова пришлось пережить это: в прошлой жизни ты дважды терял семью. А я... совсем о тебе забыла. Хотела бросить...
   Малыш закричал громче.
   - Прости, - молила Элишка, укачивая его.
  
   Глава 31.
   Внизу плескалась настолько чистая вода, что даже с высоты было видно и дно, и раков, бредущих меж камней, и рыб, и раковины. По голубому небу неторопливо плыли кучерявые облака. Птицы на берегу пели на все голоса, но складывались они в особую мелодию, успокаивающую душу. А стоило хорошенько присмотреться к камням у воды, и можно было рассмотреть в этих величественных валунах - орлов и других хищных птиц, вырезанных руками какого-то мастера. На этих камнях сидели девушки и задорно смеялись, подбадривая летающих поблизости молодых парней, красующихся в лучах солнца.
   - Все именно так, как она говорила! - глубоко вдохнула Настасья и отошла от окна. - Значит, то были не сказки. Это ведь Ирий?
   - Да! У вас о нем сказки рассказывают, а владарем нашим детей запугивают... Дескать, прилетит за тобой большая черная птица и унесет с собой. И знаешь? Это почти правда. Только забирает он невинные детские души, да и то - после смерти. Пойдем, покажу тебе всё! - дивная говорящая птица-сокол, прохаживалась важная по каменному полу впереди Настасьи. И той сделалось смешно. Прохлада, исходящая от камней, свидетельствовала о правдивости происходящего.
   Сокол довел ее до деревянной двери и остановился. Комната была единственной на этом этаже.
   - Вот. Здесь ты у нас, скорее всего, обитать и будешь. - Говорил гостеприимный сокол, отчего-то не уверенный в собственных словах. - Покоев гостевых у нас особо нет. Но это единственная свободная комната с кроватью, сундуком, столом. Так что нуждаться ты вряд ли в чем-то будешь. Кажется, даже несколько платьев там лежит. От прежней нашей постоялицы. Там еще рисунки могут быть. Но ты их не выкидывай. Сложишь - я заберу.
   Настасья, уже готовая хозяйничать в своих покоях, взялась за ручку.
   - Бориска! - громом прокатилось по всей башне, эхом застряв в ушах и всколыхнув сознание.
   Гостья даже руку от двери отдернула, словно ручка была шипящей змеёй.
   Сокол вжал голову в плечи.
   - Не здесь! - рявкнул владарь, обнаружившийся на лестнице.
   Его черные очи метали молнии. В них плескалась гроза. И смотреть на мужчину было страшно. Казалось, что буря и мрак, скрытые внутри того, кто носил черную корону, высвободятся и всё вокруг затянет непроглядная тьма, пустая и устрашающая. Настасья даже голову в его сторону побоялась повернуть. Мельком глянула - испугалась и отошла к стене.
   - Так ведь это единственная комната с мебелью. - В свое оправдание сказал Борис Васильевич. И тут же пошел на попятную, чтобы не схлопотать. - Сказал бы сразу - дорога, как память. А то "посели"! И всё тут. Сейчас что-то подыщем, клич бросим, вдруг, у кого чего найдется...
   Владарь так в гневе и ушел, удовлетворившись лишь тем, что его поняли правильно, и в обход его веления не пойдут.
   - В том мире нежеланной была, и в этом... - всхлипнула Настасья.
   - Да не хнюпай ты носом! - ворковал сокол, передергивая крыльями. - Сейчас тебя поселим. У нас там просто одна особа жила... В общем, владарь теперь сам не свой, с того момента, как выгнал ее. Места себе не находит, и нам покоя не дает. Дурень!
   - Бориска! - снова прогремел голос. А вместе с ним гроза, распугавшая молодежь на берегу.
   Сокол замер, и лишь когда раскаты утихли, вновь заговорил, но тише.
   - Не обращай внимания! Ты с ним редко видеться будешь. Живи себе спокойно.
   Но Настасья не знала, как можно спокойно жить под одной крышей с таким страшным мужчиной и при этом не пересекаться.
   - А как ту особу звали? - что-то подсказывало Настасье, что те удивительно яркие и детальные истории, которые она слышала от любовницы мужа, были далеко не игрой фантазии и не рассказанными на ночь бабушкиными байками.
   - Элишка, - не подумав, выдал заветное имя Борис Васильевич, и на всякий случай остановился, вжимая голову в плечи. Но воплей не последовало, молнии не засверкали. - Только при владаре ее имя не упоминай. Да и с другими, когда разговариваешь - лучше шепотом. А то такое будет... Если услышит! Ты ж ее знала по прошлой жизни... И как она там?
   - Поменялись местами, - озвучила мелькнувшую мысль Настасья, следуя за болтливым соколом. И сейчас ее эта мысль не смущала, а наоборот - дарила надежду. - Отлично! - ответила она и соколу, и собственным мыслям. - Теперь в особенности. Не скитается по подворотням, живет в большом доме, рядом с мужчиной, который ради неё собственную жену убил...
   "А мне нужно наладить свою жизнь здесь! - думала гостья. - В Ирие нет горя, болезней, боли. Здесь можно было стать счастливой. Так ты говорила, двуличная? Что ж... Ты отобрала мою жизнь, а я - заберу твою!"
   И она оглянулась в сторону лестницы, решив, что с владарем придется познакомиться поближе.
  
   Кладбище вызывало у Элишки неприятное ощущение. И неприятней оно становилось вдвойне, когда она пыталась понять, кого несли в большом деревянном ящике.
   Тем вечером, вернувшись домой, Илья привез с собой тело женщины, которое никому не показывали, кроме Софьи Илларионовны. А она, взглянув на него, объявила, что их любимая дочь, Анастасия, безвременно скончалась. По своей глупости, больная и несчастная, та пожелала отправиться к родной матери. Заблудилась в лесу и была разорвана дикими животными, потому хоронить ее придется в закрытом гробу, дабы не волновать ужасающим зрелищем. Лишь Элишка точно знала, что Настасья была жива и здорова. А вот, что произошло далее с телом дядьки ей ведомо не было.
   Дмитрий Ильич заплакал, когда плакальщицы подняли вой, причитая и сетуя на несправедливость мира.
   - Тише, мой хороший, - успокаивала ребенка Элишка. - Не слушай, этих людей. С твоей мамой все в порядке. Она в раю.
   - Избавилась от барыни и радуется, - шептались за ее спиной девки, которым было дозволено отправиться на прощание с хозяйкой.
   - Вон как глаза блестят. Ужо себя барыней возомнила!
   - Софочка, - пряча лицо за темной вуалью, прибывшая на погребение княжна шла рука об руку с Софьей Илларионовной. - Как жаль девочку! А Илюша... Илюша так молод! Да и ребенку мать нужна. Как же такому маленькому и без материнской ласки!
   Софья Илларионовна едва подавила улыбку, понимая, к чему ведет подруга-сводница.
   - Есть великолепная партия, - княжна просияла от радости, обсуждая выгодную сделку, и даже приподняла вуаль, чтобы хорошо видеть собеседницу. - Из графского рода...
   - Бедные, значит. - Кивнула собственным мыслям Софья Илларионовна.
   - Софочка, почему сразу бедные? - оскорбилась княжна и даже повысила голос, обратив на себя внимание окружающих. Мигом вернула свойственное знати надменное выражение лица, и прикрыла его вуалью. - У семьи есть состояние. Не такое, конечно, как у вас... Но. Есть титул!
   - И что нам тот титул?
   - Софочка, дорогая, титул - сегодня есть, а завтра никому не нужен! А вот замок у моря... передается только по наследству. А Кристиночка одна у папеньки с маменькой!
   Софья Илларионовна на мгновение представила себе это дивное зрелище - широкий балкон, вид на море, кричащие чайки... Вспомнила о реальности: большое, наполненное народом имение, вид на свинарник и поля, крики, доносящиеся из курятника...
   - Да. Девочка, и впрямь, хорошая. - Решила Софья Илларионовна, подумав: "Вот только куда мне эту деть?". И пристально посмотрела на любовницу сына. Та, почувствовав острый взгляд, передернула плечами и постаралась спрятаться за плечо Ильи. За мужским плечом, как за каменной стеной - спору нет! Но даже за стену всякого накапать можно...
  
   Дивный новый мир... Он был новым и его хотелось исследовать. Его воздух вдохновлял и убеждал, что эта жизнь будет счастливой. Обязательно! Окрыленная Настасья решила приступить к изучению нового места проживания со всей любознательностью: попыталась высмотреть берег, виднеющийся из окна... Виднелся он сквозь мрачные тучи и стену дождя. В общем, вид был еще тот! Так что занятие оказалось скучным. Хотелось выбраться и побродить по лесу, по полю, вблизи рассмотреть прибрежные каменные изваяния... Местным, конечно, не стоило заботиться о том, как перебраться через озеро или поле - крылья расставил и вперед! Ей же такой милости никто не даровал. Настасья тяжко вздохнула...
   Побродив немного по пустой комнатушке, в которой сейчас появились сносного вида и удобства кровать, небольшой сундучок с тройкой платьев и тканей, крошечное зеркальце, она вновь попробовала найти себе занятие. Спустилась еще одним пролетом ниже, где по словам неумолкающего сокола коротала дни еще одна местная обитательница, которую все ласково называли "нянюшкой".
   В комнате нянюшки все было уставлено полочками, уходящими под самый потолок. И на каждой полке были выстроены яйца. На полу лежали плетеные цветные коврики, в углу стояла прялка, а рядом - корзина с нитями самых разных цветов. В дальнем углу висела занавеска, скорее всего прикрывающая кровать. В центре стояли два кресла (явно из разных наборов - но, как уже Настасья знала, в Ирий вещи попадали весьма странным образом - чаще их просто крали из земного мира) и маленький круглый столик. Вот в одном из кресел сидела нянюшка, и глядела она в медную круглую плошку. Смотрела зачарованно, будто видела там не свое отражение, а что-то большее.
   Настасья прокашлялась в кулачок, дав о себе знать. Ведь даже тихий скрип двери, не заставил нянюшку отвлечься от своего занятия.
   - Ну, входи, гостья! - пригласила ее хозяйка комнаты.
   Настасья тут же воспользовалась приглашением и присела в соседнее кресло.
   - Я... - начала было она, но всевидящая и всезнающая нянюшка перебила ее, взмахнув рукой и заставив воду в плошке покрыться рябью.
   - Знаю кто ты. Можешь не говорить.
   - А я о вас наслышана. Борис Васильевич многое о вас рассказывал.
   - Ну, Борис Васильевич, у нас главная сорока-трещотка, говорит без умолку. Хоть и крылья соколиные. Чем только владарь думал, когда в сокола его оборачивал - не понятно! Чем он думает - вообще секрет. Мозги у него явно куриные лишь на бульон и годные! - ворчала няня. - Ну, а тебе, видать, скучно. Занятие пришла себе искать, али секреты какие вызнать? Но это тебе к владарю надобно. Ты попроси его на берег тебя отправить. Тебе там лучше будет! А пока... Вот тебе чай с травами... Попей. Подумай. Что ты такого умеешь, чтоб тебе дело нашлось!
   - Вкусно! - похвалила Настасья, сделав глоток действительно ароматного и бодрящего чая. Расспрашивать откуда берутся угощения или напитки она тоже не стала. Борис Васильевич и об этом поведал: на том самом берегу, который так хотелось рассмотреть Настасье, жили ирийцы, среди них были и мастера на все дела. Были и пекари. Но гостинцы в черную башню отправляла лишь одна женщина - Малена. Сегодня утром она прислала своего сына с корзинкой, в которой стоял горшочек с кашей и тушеными овощами, а еще был бережно завернут кусочек ягодного пирога. Впрочем, нянюшка частенько и сама готовила. А значит, в башне где-то должна была быть кухня. И Настасья крепко об этом задумалась. Ей всегда хотелось попробовать готовить самой.
   - Владарь... тоже спускается сюда? - вдруг спросила она.
   - Владарь? - бровь нянюшки изогнулась. К гостье она относилась настороженно, Настасья чувствовала легкое пренебрежение, но списала это на старческую подозрительность и закрытость Ирия. - Владарь ходит и летает, куда ему вздумается. И делает, что хочет. Самодур!
   Последнее нянюшка сказала тихо и оглянулась на дверь. Впрочем, сильного страха не испытывала. Настасье подумалось, что она была бы даже рада, если бы правитель услышал ее слова.
   - Вы его не боитесь, - заметила девушка.
   - Ну... чего мне его бояться? Свою работу я выполняю. Мысли никакие не утаиваю. Все, что думаю - говорю. А лебезить перед ним не собираюсь. Не заслужил! Вот, когда одумается - тогда и поговорим!
   Дождь забарабанил по подоконнику сильнее.
   - Ишь, ты! Сырости навел! - фыркнула небесам нянюшка, наливая горячего чая и себе. - По былым временам соскучился - когда все серым серо было?
   - А я, признаться, побаиваюсь. Не знаю, как глаза на него поднять. Боязно мне. - Призналась Настасья. - Как говорить с ним?
   - Если дурного на душе не таишь, значит и глаза поднимешь. - Отчеканила нянюшка. Настроение ее соответствовало грозе, а не дождливой погоде.
   И вдруг на фоне барабанящего дождя легкая красивая мелодия флейты разнеслась по округе. Она прорезала темные, тяжелые тучи и высвобождала солнечный свет.
   - Что это? - спросила Настасья, уже отставив чашку и поднимаясь с кресла. Ее влекла мелодичная загадка. Так что, не дожидаясь ответа, девушка оставила нянюшку в ее дурном настроении и поднялась по лестнице на самый верх башни, где заканчивались ступеньки, упираясь в круглую дверь. Толкнула ее. И с болью проглотила комок, застрявший в горле. А потом сделала шаг вперед, и еще один... Страх перед высотой постепенно ослаблял хватку, позволяя пройти по площадке и даже посмотреть вниз с края крыши. Могучие световые лучи падали в кристальные воды озера один за другим. Дождь истончался, превращаясь в тонкие серебристые нити, спущенные небом, чтобы хоть на миг приблизиться к земле. А потом игривые радуги развесили мосты над башней и берегом. На фоне всего этого фантастического великолепия на краю площадки стоял владарь, прижав флейту к губам. Его мелодия заставляла ветер играть с облаками, как котенок с клубком.
   - Это удивительно! - вырвалось у Настасьи.
   Владарь повернулся резко и стремительно, явно не одобряя прерванного уединения. Нахмурился, заставив девушку попятиться. Краткое мгновение и она не почувствовала пола под правой ногой. Лишь воздух. Настасья взмахнула руками... но это не помогло ей ни обрести опору, ни взлететь. Девушка рухнула вниз. Увы, вода манила к себе с такой силой, что избежать ее холодных объятий не удалось бы... Если бы не другие - не менее крепкие, пахнущие пряными ветрами, облаками и спокойствием.
   Настасья так давно не чувствовала такого покоя! И она прижалась к мужской груди, не желая расставаться со спасителем даже, когда под ногами оказались прохладные плиты пола.
  
   Элишка смотрела на огни ночного неба и думала об Ирие. Она даже не сомневалась, что Настасью приняли тепло в птичьем рае. Возможно, ей отдали ее комнату или поселили рядом с водопадом. Но больше в своих размышлениях, она склонялась к первому, чувствуя болезненный укол ревности - теперь рядом с владарем была другая... Пожалуй, такую же боль испытывала Настасья, когда в ее доме, рядом с ее мужем появилась Элишка...
   - В твоих глазах все звезды неба! - с улыбкой сказал Илья, пристально глядя на Элишку и едва коснувшись щеки губами, поцеловал.
   "А как же Ты, мой владарь, смотришь сейчас на нее?" - подумала она, и отстранившись, чтобы не было видно ее слез, сделала глоток расслабляющего домашнего вина из железной походной кружки.
   Этим вечером, несмотря на все запреты матушки, сразу после похорон, дождавшись, когда все уснут, Илья принес Элишке мужские одежды, приказал скоро собираться и вывез подальше от имения. Они проехали верхом до того самого проклятого леса и остановились у скалистого обрыва, под которым разливалась река.
   Илья развел костер, достал мясо и овощи, нанизал их на прутья и принялся жарить на огне. Элишка бросила на землю покрывало, прихваченное из дома. Вот и сидела на нем, задумчиво поглядывая то на небо, то в огонь.
   Поздний ужин удался. И закрепился легким вином, обманчиво придающим чувство свободы.
   - А еще - тебе к лицу мужской наряд! - и снова коснулся ее щеки.
   - Да. В штанах гораздо удобнее, чем в юбке. - Призналась Элишка.
   Несмотря на прекрасное настроение мужчины, на тепло и отсутствие посторонних, отодвинулась. С исчезновением Настасьи она стала более холодной и отстраненной. Но Илью сейчас волновало лишь ее присутствие, а не настроение.
   - Не смущай меня! - попросила она, сделав еще один глоток из кружки. Отчего-то ей казалось, что рядом, за левым плечом стоит тень одиночества. И легкий страх подпустил щупальца к сердцу. Наверное, потому, что, глядя в небо или всматриваясь в огонь, она все думала о том, каким будет ее завтра. План побега окончательно рассыпался после смертей Степана и Настасьи... И боль от потери делала действительность мерзкой. Стоило всего на миг закрыть глаза, чтобы увидеть обмякшее тело мертвого друга или холодное выражение лица владаря, забирающего Настасью.
   Элишка сделала еще один глоток вина, после чего кружку у нее отобрали, правильно расценив настроение девушки.
   "Неужели мне придется остаться здесь и быть несчастной до самого конца? И мне, и Аннутке?" - терзали ее мысли.
   - Послушай... - говорил Илья. - Понимаю, что ты привязалась к моей жене, сочувствовала ей... Но рано или поздно это должно было произойти. Так что перестань об этом думать. Забудь, как я, и смотри в будущее! Мы будем вместе. Все будет хорошо. Чтобы было меньше толков вокруг нас, мы будем чаще выбираться по вечерам вот так: только ты и я. Пройдет немного времени... По правилам нам нужно выждать год... Но я поговорю с матушкой, и через сорок дней мы объявим о помолвке. Ты станешь моей невестой и сделаешь меня самым счастливым мужчиной на свете!
   "А кто сделает счастливой меня?" - блеснули слезы в ее глазах.
   - Мы будем счастливы! - заверил он, крепко обняв и поцеловав девушку в лоб.
   А она смотрела в огонь и чувствовала, что ее душа горит в этом пламени и совсем скоро пропадет, истлеет. И признаться, хотелось превратиться в пепел и улететь прочь с ветром...
   Они просидели у костра еще несколько часов. Элишка больше молчала и завороженно, задумчиво смотрела на огонь, словно пыталась разыскать что-то важное в угольках. Илья заметил, как сильно она изменилась: в ней прибавилось холодности и отчужденности, прежний светлый ореол, окружавший улыбчивую красавицу, померк. Но мужчина решил не обращать на это внимание. Ведь все непременно поправится после свадьбы!
   Еще через час они вернулись в поместье. Слуги спали и лишь постовые тихо распахнули ворота и приняли коней. Элишка и Илья двинулись к дому. Тихо прокрались по комнатам, поднялись по лестнице.
   Илья довел Элишку до самой двери, придержал за руку и крепко поцеловал, пожелав сладких снов. Но Элишка точно знала, что сниться ей будет Ирий с его птицами, чистым небом, полями и цветами; с его кристальным озером и черной башней; с его мрачным повелителем...
  
   В приоткрытую щель двери было хорошо видно все детали нежного прощания. Девушка скрылась в своих покоях, а Илья так и стоял, как завороженный у ее порога, глупо, как мальчишка, улыбаясь.
   - Эта девчонка сводит тебя с ума! - сама себе прошептала Софья Илларионовна, а потом, открыв дверь шире, позвала: - Илюша, дорогой мой, ты ли это бродишь в ночи?
   - Мама, - развернулся на каблуках он, явно застигнутый врасплох. Вот только идиотская улыбка никуда с его лица не делась. Что заставляло Софью Илларионовну скрежетать зубами.
   - Составь своей старой матушке компанию, дружочкек, - протянула руку она. И сыну ничего не оставалось, как принять ее, заверяя, что его матушка в отличном состоянии души и тела, а ее внешним данным может позавидовать любая молодица. Но спустя четверть часа свое мнение изменил, и комплименты мог озвучить весьма сомнительные. Касались они, в основном, коварства и ума, какими обладают змеи.
   - Мы с таким трудом восстанавливали честь нашей семьи после и до смерти твоего батюшки... - говорила мать. - Мне стоило стольких усилий скрывать его похождения и его отношение, как ко мне, так и к тебе...
   Лицо ее перекосило от неприятных воспоминаний.
   - Я знаю. Вам не стоит напоминать мне о том, каким счастьем для нас с вами стала кончина отца! - сцедил сквозь зубы Илья. - Но отказываться от своего слова - не стану!
   - Весь в папеньку! - вздохнула, пустив слезу, Софья Илларионовна. - Он тоже каждой своей девице обещал жениться, позабыв, что в этом же доме у него живая жена и наследник!
   - Моей жены больше нет. Меня ничто не сдерживает! - упрекнул сын. - И я не позволял себе никаких непристойностей в отношении Элишки!
   - Но, признайся, дорогой мой! - тут же лицо матери сменило маску на заинтересованно-сосредоточенную. - Все, чего тебе хочется - просто обладать ею. А она... Она не дворянка, не принадлежит к знатному роду, не богата... Ее воля итак подчинена тебе. Зачем отягощать себя узами брака с безродной, пусть и красивой, наивной девушкой, если можно получить желаемое, не оплачивая такую высокую цену. Она итак должна быть тебе благодарной за хорошее отношение, за кров над головой. Что ей еще нужно? У нее есть все: дом, еда, платья, которые ты ей даришь. В конце концов, у нее есть ты! С Настасьей она притерпелась, даже подружилась. Почему же ты думаешь, что она будет не в ладах с твоей новой женой? Годик походишь в холостяках, насладишься своей Элишкой...
   - Я не поступлю, как отец! Мои женщины не будут страдать от присутствия друг друга в одном доме, не будут устраивать скандалы и травить друг друга ядами! - он сорвался с места, выплеснул предложенный чай в остывший камин и встал перед матерью так, чтобы его лицо было отчетливо видно даже в едва светлеющих рассветных тонах. - Я сейчас отчасти понимаю отца. Вы изматывали его своими советами о том, как надо жить! Потому он нашел себе безотказную Катерину. И она не была подлой или плохой. Она была простой женщиной. Я женюсь! И точка! А если вы и дальше будете настаивать на своём - я женюсь завтра же!
   Он собрался было уходить... Но потом помедлил у двери, оглянулся и оставил мать в одиночестве с окончательным решением:
   - Я женюсь на Элишке через сорок дней! Свадьба будет скромной, тихой. Никого не приглашать! Организуем венчание в ближайшем храме. Завтра займитесь подготовкой!
   И ушел, игнорируя звук разбивающейся посуды.
  
   Владарь спустился с крыши по лестнице и отворил дверь в свои покои. Там его ожидал освещенный слабым светом луны женский силуэт. И Квад плотно притворил за собой дверь. Его ждали.
  
   Глава 32.
   Площадь крохотного города, близ усадьбы Кручининых, сегодня полнилась народом. Заезжие и местные купцы, продавцы снесли все свои товары на самодельные прилавки. Иностранные мастера-оружейники, проезжая в столицу, решили показать новое пищали, пистоли и прочее. Заинтересованный Илья с друзьями внимательно рассматривал длинный ствол ружья, названного "мушкетом".
   - Это весьма модная модель. - Вещал продавец. - За морем очень ценится.
   - Да какая ж она модная, когда в столице наши гвардейцы уже такие в музейную комнату посдавали?! - хмыкнул Николай сбоку и товарищи засмеялись, быстро сместив прицел интереса на другие ружья, подороже.
   - Ты, Илья Андреевич, уверен, что во второй раз жениться хочешь? - спросил вдруг Николай, бросив взгляд на застывшую поодаль, около лавки с цветами, девушку.
   - Никола, и ты туда же? - собрался возмутиться Илья, но пока шутя, надеясь, что ссориться с побратимом и другом детства не придется.
   - А кто еще пытает? - изобразил удивление друг.
   - А то ты не знаешь! Матушка!
   - Ну так, матушка твоя опыт имеет, людей насквозь видит. Ты, вон, одну невесту ужо без материного пособничества выбрал. Может, лучше прислушаться, а? А с этой и так можно... - рассуждал, рассматривая в упор белокурую девушку Николай.
   - Я сам решу, что можно, а что нельзя! - рассердился Илья по двум причинам: во-первых, ему порядком надоели "ненавязчивые" мамины намеки и подсказки, сделанные через сторонних людей, во-вторых, плотоядный, охотничий взгляд друга на ту, кого Илья считал своей.
  
  
   - Степана нет... - глотая комок в горле, говорила Элишка. - Как вспомню, его и тех людей с ружьями - дышать больно.
   - Значит, на мужчин снова понадеялись, а они - как всегда... - Старалась не подавать вида, расстроенная Аннутка. Впрочем, Элишке ее лица не было видно.
   Они встретились на рыночной площади. И сейчас их разделяла стена дома. Говоря с подругой, одна делала вид, что очень устала от солнца и прячется в тени, вторая - рассматривала цветы в большом напольном вазоне, выставленные у цветочной. Илья с товарищами остановились в охотничьем ряду, о чем-то весело споря и советуясь. Лишь изредка он посматривал на девушку, просто, чтобы убедиться, что она не исчезла, не сбежала.
   - А с этим, что делать будешь? Он же тебе нравится.
   Элишка перевела взгляд на светловолосого мужчину.
   - Он напоминал мне почти забытый образ отца. Потому и нравился. Но сейчас он пугает меня. Пугает своей настойчивостью. Я не понимаю, зачем я ему нужна.
   Аннутка рассмеялась.
   - Потому что ты - глупая! Ясно дело, чего мужикам надо!
   - Он не такой! - утверждала Элишка. - Точнее был... Сейчас, мне сложнее и сложнее изворачиваться и выдумывать достойные причины, улизнуть от его объятий.
   - Посмотрим, что ты запоешь, птичка, через пару деньков! Теперь-то его ничего не останавливает. Жены нет. Мать ему, видать, не указ. А законы человечески каждый под себя подмять способен.
   - Он хочет жениться на мне...
   - Значит, ты остаешься? Мне больше места нет в этой деревне. Атмосфера накаляется. Так что, даже, если мой ребенок родится живым и здоровым, нам с ним не позволят существовать там. И в пути, да и на новом месте, нам помощь была бы кстати!
   - Я... - замялась Элишка. В поместье всё ещё оставался малыш, за которым она обещала присматривать. Но и Аннутка нуждалась в поддержке. - Разве, что с Димкой уйду. Я обещала Настасье. Хотя... Двое с маленькими детьми, без денег и еды... Без жилья...
   - Ты сделала выбор... - поняла подруга.
   - Нет! Я... - запнулась Элишка. - Я столько раз пыталась представить, какой будет моя жизнь с Ильей... И ничего хорошего в ней не вижу. Это сплошные муки, которым нет конца. Издевательства его матери, слуг. Мне кажется, я не смогу все это терпеть. Во всяком случае, не долго. Настасья была права - мне они не дадут жить счастливо. Изведут, как извели ее. Потому, уйду! Я уйду с тобой! Слышишь?
   Аннутка не отвечала. А стоило Элишке заглянуть за угол, как обнаружила пустынный проулок, словно вороны здесь не было.
   - Элишка! - окликнул ее Илья, оказавшийся рядом. - Ты выбрала себе свадебный подарок?
   - Нет! - покачала головой она. - Мне ничего не нужно!
   - Моя прекрасная! - умилялся мужчина, старательно сдерживая себя на людях, чтобы лишний раз не прикасаться к возлюбленной и не вызывать досужих толков. Впрочем, на рынке было слишком много свидетелей, и они уже шептались, интересуясь, кто та девушка рядом с помещиком, на которую он завороженно и слишком счастливо для вдовца смотрит.
  
   Утро в раю было мрачным, темным и дождливым. Настасья сидела на подоконнике и понимала, что провести весть день вот так - глядя на дождь - не сможет. Нужно было срочно чем-то себя занять. Книги, принесенные ей Борисом Васильевичем, никак не привлекали. Сегодня они пылились в углу. Вышивать ей тоже не хотелось. Отправиться на берег можно было только с владарем или с его разрешением. Но в такую погоду, из замка лучше было не высовываться. Настасье все еще было сложно адаптироваться к местным погодным изменениям.
   Легкой, пружинистой походкой, она прошлась по комнате. Взяла со стола книгу. Пролистала пару страниц. И тут ее посетила великолепная мысль! Собравшись с духом, она отправилась в покои владаря. Тихо, робко постучала в дверь. Не услышав, дозволения, потянула ручку на себя и шагнула в комнату. Замерла на пороге.
   Владарь сосредоточенно выводил пером письма на бумаге, и похоже, не обратил внимания на гостью. Она прокашлялась. Перо в его руке замерло. Мужчина поднял голову, сосредоточив взгляд на белокурой девушке. На мгновение в его черных глазах что-то дрогнуло. Огонек, которого ранее Настасья не видела. Впрочем, в эти очи она не так долго смотрела, чтобы считать себя знаток характера и поведения владаря.
   - Я могу просить вас об одолжении? - не решаясь пройти дальше порога, спросила она.
   Владарь махнул рукой, позволяя приблизиться.
   Осмелев, девушка прошла ближе, устремившись к стопкам книг, возвышающимся вдоль стен.
   - Борис Васильевич, приносил мне книги. Но я все прочла. Погода не позволяет посидеть на крыше... Так что я осмелилась прийти сюда и просить вас о небольшой порции знаний. Я могу взять какую-нибудь книгу? - говорила она, с жадностью осматривая ближайшую башню из томов.
   Квад кивнул. И снова продолжил писать. Но изредка, посматривал на девушку, которая никак не могла определиться с выбором. Сначала она достала одну книгу, потом другую, затем третью... И вот уже через какое-то время, владарь обнаружил свою гостью увлеченно читающую прямо на полу.
   - Простите... - смутилась она. - Не смогла остановиться. Как красиво написано...
   Любовь - не преграда, не повод уйти!
   Любовь - это сила, что помогает идти!
   Она, как огонь в темноте зажжена,
   Чтоб ты, дорогая, отыскала меня!
   Пока любовь в твоей груди сгорает -
   Я всякий раз смогу прийти, моя родная.
   Приду к тебе сквозь пыль веков,
   Проплыв и океан, и море вновь.
   Приду, и поклонюсь тебе
   Самой яркой на небе звезде...
   Процитировав стихотворение, Настасья отвернулась к окну. В ее глазах заплясали слезинки.
   - Разве бывает такое чувство? - спросила она. - Когда-то я верила в него. Но видимо, мне не суждено было его испытать. Я верила, что люблю мужа и он меня любит. А он отравил меня...
   - Одна женщина... - Внезапно заговорил Квад, всерьез задумавшись. - Говорила, что любовь бывает разной. Кому-то она дарит крылья, а кого-то тянет камнем вниз. Одних возвеличивает, а других заставляет делать скверные поступки...
   - Мудрая женщина, - опустила голову Настасья.
   - Да. Она испытала любовь во всех ее проявлениях. - Владарь смотрел в окно, отложив перо и бумагу. - Сначала ту, которая приносит боль. Потом любовь стала ее спасением, и она обрела семью. Другая, отеческая любовь, спасла ей жизнь. Третья, заставила жить здесь. Но настоящую, по ее мнению, светлую и исцеляющую, она отыскала за пределами моего рая...
   - Она ушла от вас? И вы ее так легко отпустили? - заинтересовалась, поддерживая разговор Настасья.
   - Она не хотела возвращаться. И я не смог удержать ее. Там у нее была семья. - Владарь, нуждаясь в прохладном воздухе, который мог бы охладить его печаль, встал у окна, делая глубокий вдох.
   - Она и сейчас живет там? - Настасья встала рядом. Она видела пробивающуюся на его лице печаль, и не смогла унять жалость - накрыла его руку своей. Владарь перевел взгляд, оценивая то ли жест, то ли свои ощущения. Настасья смотрела с нежностью и участием.
   - Ее судьба была такой, как и прошлые - огонь и смерть вокруг.
   - Как жаль... - расплакалась Настасья, и пытаясь утешиться, прильнула к мужской груди. - Разве нельзя просто быть счастливой? Почему всегда нужно расплачиваться страданиями?
   - Это закон Вселенной, - произнес владарь.
   - А как вы пережили это? Вы ведь любили ее? Ту мудрую женщину? - она подняла голову, и почти коснулась его губ.
   - Она была... - проговорил владарь, и осекся.
   Настасья не поняла, что произошло. Но по черным глазам владаря пробежала белесая дымка, как туман, и резко испарилась. А мужчина, к которому она сейчас прижималась, шагнул назад, затем выпорхнул в окно огромной черной птицей, оставив девушку одну. Она утерла слезы, подняла, оставленную на полу книгу, и снова вернулась к чтению, присев на подоконник.
  
   Во дворе седлали лошадей. Не изменяя своим привычкам, помещик собирался на охоту.
   - Я уж думала, эта твоя блажь прошла, - вздыхала матушка, стоявшая на пороге доме.
   День выдался славным, погожим. И все семейство, включая любовницу с наследником земель на руках, отобедали на крыльце. Теперь же женщины остановились проводить своего благодетеля.
   - А я ненадолго. Хочу порадовать вас, мои дорогие, свежатинкой. Попутно проверю, как там ведется осушение болот. Признаться, меня этот лес порядком вымотал - слухов ходит много, да и людей в нем погибло не мало! Чем быстрее мы от него избавимся, тем лучше. А древесину продадим подороже. Вот и будет отличная прибыль. - Он поцеловал сына и любовницу. - Ты уверена, что не хочешь составить мне компанию? - спросил ее он.
   - Уверена. - Улыбкой ответила ему Элишка, удерживая на руках ребенка.
   - Вот и чудненько, у вас с маменькой будет время подготовиться к церемонии. Продумать скромное застолье. Ах да... - припомнил он. - Я позвал вашу швею, маменька. Заплатил, чтобы она язык за зубами держала. Пусть снимет мерки, пошьет Элишке свадебное платье и ночное, а еще белье новое, и постельное. Этот брак я хочу начать с чистого листа. - И игнорируя перекошенное лицо матери, присоединился к ожидавшим его товарищам. Вскоре компания охотников покинула пределы поместья.
   - Послушай меня, - сцедила сквозь стиснутые крепко зубы Софья Илларионовна, собираясь сорвать злость на будущей невестке.
   - Не стоит. - Остановила ее отчего-то слишком уж хладнокровная к выпадам хозяйки, девка. - Я знаю, что вы хотите сказать. Мне не доставляет происходящее радости. Я прекрасно могу оценить свои и ваши силы, а также свое будущее...
   - Будущее?! - с легкой иронией и откровенной насмешкой вырвалось у Софьи Илларионовны. - Разве оно у тебя есть?
   - Вот и я об этом. - Снова перехватила инициативу Элишка. - Вы не позволите мне жить здесь с вами. Вы сделаете все, чтобы избавиться от меня, как от своей прошлой невестки. Зачем же утруждаться? Я могу облегчить вам труд. Позвольте мне просто уйти. Ваш сын вновь будет свободен. А я скроюсь с ваших глаз.
   - Куда? Глупая! - вздохнула барыня, посмотрев на тяжелые резные ворота, которые быстро закрывали мужики. - Он искал тебя так яростно... Думаешь, отпустит, когда нашел? Ты его недооцениваешь. Он пожертвовал своей женой ради тебя. Я не понимаю этой его привязанности. И очень надеюсь, что она пройдет после свадьбы. Но не рассчитывай на статус жены. Он будет фиктивным. Ибо о вашей свадьбе никто и никогда не узнает. Это лишь для его успокоения. А потом подумаем о твоих словах...
   Софья Илларионовна скрылась в проеме двери, а Элишка смотрела ей в след и понимала, что после свадьбы ее отпустят только на кладбище в закрытом гробу. Раз уж о венчании никто и не узнает, кроме приближенных, так и о похоронах тоже. Вторая беглая невестка Софье Илларионовне явно не нужна...
   Смиренно поднявшись на второй этаж и уложив в колыбель, засыпающего малыша, Элишка вернулась к себе в комнату. Меряя шагами помещение в ожидании прихода швеи, она пыталась продумать план побега. Самой выдумать что-то путнее не получалось, разве что бежать сию минуту прочь, перепрыгивая через высокий забор и вызывая приступ смеха у окружающих. А вот уйти под покровом ночи, когда все спят - другой вариант. Или же затеряться в толпе на вот такой ярмарке, как сегодня... Но этот шанс она уже упустила. Элишка попробовала связаться с Аннуткой, как в прошлый раз - бросив воронье перо в воду. Но однажды, использованное перо, отказывалось показывать хозяйку.
   - Вот беда! - злилась девушка, от досады перевернув крохотный таз для умывания. И вдруг, остановилась в своих метаниях. На подоконнике распахнутого окна, задумчиво глядя на нее, сидела ворона.
   - Ты ведь поможешь мне? - спросила она птицу, отчего-то уверенная в том, что ее поймут.
   - Кар! - ответила та, не торопясь улетать от сумасшедшей девушки.
   - Я напишу письмо, а ты отнеси Аннутке. - Просила она внимательную ворону. И села за стол, быстро вывела текст на листе бумаги: "Не уходи без меня! Свадьбы не миновать, как и моей гибели после нее. Уйдем вместе! Пока не могу придумать как. Но сделать это надо до венчания. Времени осталось мало - дней десять". Записку, она аккуратно привязала к лапе крылатой помощницы и птица, улетела.
   - Идем-ка, швея приехала! - распахнув дверь ее комнаты, позвала Софья Илларионовна, лично явившись за невесткой.
  
   Маленький призрак метался по лесу и очень искусно прятался. Таких владарь еще не встречал. Слишком хитрый и шустрый. Беглец пропал из поля зрения большой птицы. Зато люди в это поле попали.
   Они медленно крались, через заросли, чтоб не спугнуть кабана, каких в Проклятом лесу развелось бесчисленное множество. Вообще, этот лес кишел живностью, так как люди боялись заходить вглубь. Да только эти пятеро отважились. И кабана они быстро загнали в ловушку, пристрелили и устроились на небольшой прогалине, чтобы освежевать тушку.
   - Ты и впрямь решил жениться? - верный друг, Кирилл, придерживался тех же взглядов, что и Софья Илларионовна. - Но зачем тебе в женах не дворянка?
   - Не начинай! - пригрозил ему ножом Илья и посмотрел на Николу, посмеивающегося в усы. - Она будет моей и все тут!
   - Вот смотрю я на тебя, и диву даюсь, - влез в их разговор рыжий Никита. - Ты ее попробовал, что так крепко держишься? Нет! А вдруг, она не стоит всех твоих сил?
   - Стоит! - нахмурился Илья.
   - Ты ж сам говорил, что только поцелуи были! - посмеивался Кирилл, развалившись на траве. - Ты бы к делу перешел, а там глядишь, и жениться уже не надобно...
   - Я вот за одной ухаживал. Такая Матрона была, веревки из меня вила. Уже и свадьба намечалась. А как до дела дошло - понял, не моя.
   - Ну да... Не после того ли случая, ты к нам в дружину затесался, за три версты от своей деревни, чтоб ее разгневанный батя тебя не нашел? - рассмеялся Никита.
   - Женщина меняет все. - Вдруг проронил самый старший из охотников - Север Данилыч. Он не болтал попусту, всегда взвешивал каждое слово, от того и был молчалив чрезмерно. - Дай чувствам остыть, и тогда поймешь, хочешь ли ты на всю жизнь быть прикован к ней или нет.
   Север Данилыч поднялся, и подхватив пойманных, освежеванных кроликов, спрятал в сумку.
   Все эти разговоры и намеки порядком надоели молодому помещику. Он вскочил на коня, привязав тушу кабана к седлу и припустил по дороге домой, чтобы скорее встретиться с той, которая волновала его сердце. Был он после охоты груб и зол. Придя в ее комнату, полез с поцелуями, напугав девушку так, что ей пришлось оттолкнуть мужчину от себя с такой силой, что он упал и ударился о стол головой.
   - Ты в трауре! - сурово напомнила ему девушка, не подпуская ближе.
   - Она для меня ничто! - выпалил Илья, заметив разочарование в глазах возлюбленной. Находясь на другом конце комнаты, она присела в кресло и была холодна, как никогда. Элишка с каждым днем менялась, все отдаляясь и отдаляясь от него. И это раздражало не меньше!
   - Она достаточно мучилась, чтобы ты почтил ее память, - вздохнула она, понимая, что вся любовь и нежность этого мужчины были обманом. И, пожалуй, с Настасьей он тоже был мил и нежен до тех пор, пока ему это было выгодно.
   Слова Элишки отрезвили жениха. Он встал рядом с ней на колени и опустил голову, целуя ее руки.
   - Прости. Я всего лишь хотел твоего тепла. Невмоготу мне ждать свадьбы. - Был честен он. - Я хочу быть с тобой, и не оглядываться, не слушать пересуды, не обращать внимания на слова других людей... Я хочу быть просто счастливым...
   - Я насмотрелась на такое счастье, пока тебя не было... - припомнила Элишка. - Мужчины, как правило, ходили довольные поутру. А девушки... Кто-то терпеливо страдал и сносил побои, оскорбления от окружающих, потом пряча пузо и отдавая детей в приют, что на окраине. Твоя мать не хочет здесь лишнего шума. А кто-то лез в петлю, потом их за кладбищем хоронили. Их там таких много лежит. За короткое счастье с Иваном Глафира из соседней деревни расплатилась слезами, а потом завязала на шее веревку. По крайней мере, так говорили ваши поломойки, сплетничая после ужина. Ты хочешь того же для меня? Ты - барин, хозяин поместья. У тебя власть над жизнью и смертью всех, кто в пределах поместья. Я - никто... У меня нет дома, нет семьи или титула. Какая-то дальняя, загадочная родственница твоей жены... По сути прислуга... Вы ведь с матушкой представляли меня и служанкой, и гувернанткой... Никто не расстроится, если завтра меня не станет...
   Илья резко поднялся на ноги. Эти укоры... Эти слова... Куда подевалась его нежная лесная птичка, нуждавшаяся в заботе и опеке?
   - Ты - женщина, которую я люблю! - уверенно заявил он. - Я... Я расстроюсь! Ты нужна мне!
   - Будешь ли ты любить меня завтра так же, как сейчас? - она выглядела измотанной, и Илье сделалось больно от этого. Он отступил.
   - Прости. Я запутался. Матушка и прочие... - Илья нервно взъерошил волосы. - Я не отступлюсь от своего слова. Ты будешь моей женой и никто не посмеет отозваться о тебе плохо!
   - Спасибо! - прикрыла глаза она, но не выглядела счастливой. Из-под ресниц потекли слезы.
   - Ну же, не плачь, родная! - приговаривал Илья, утирая их своим рукавом. - Что сделает тебя счастливой?
   - Давай завтра снова съездим на ярмарку, погуляем. - Решила она. - Там, говорят, представление давать будут.
   - Хорошо, - быстро согласился он, не подозревая о планах невесты.
  
   Когда в деревне умерли еще трое детей, люди собрались не в храме, а в шинке. И на пьяную голову, стали собираться с силами, чтоб избавить селение от напасти. Вывод был прост - взять факелы и сжечь дом вместе с ведьмой!
   - Остановитесь, глупые! - затворил дверь, встав перед ней во весь не малый рост и вес хозяин шинка. - Протрезвейте, а потом за факелы и вилы хватайтесь. Какой мужик свою сварливую бабу ведьмой не считает? И что каждую жгут средь ночи? Василь всегда странным был. Что ж он теперь провидец???
   - Да ведьма она! - настаивали бабы, пытаясь протиснуться к выходу. - Как появилась - беды сплошь. Сама родить не может, и наших детей губит.
   - Ну, положим несчастная она баба, раз родить не может. Но какими вы-то будете, коли по утру выяснится, что она не ведьма, а вы ее без суда и следствия сожгли?
   Пьяный и отважный народ притих. Сегодня глас совести в лице хозяина шинка спас жизнь Аннутки. Она же сидела дома, складывала вещи для долгой дороги и ведать не ведала об опасности.
   Черная ворона постучалась в ее окно, весьма удивив женщину.
   - Ты еще и с посланием! - придержав птицу, она отвязала записку. - О! ты не перестаешь удивлять меня! Умнеешь, прям, на глазах. Знать хлебнула горя, раз быстро повзрослела. Что ж...
   Свернув записку, она бросила ее в огонь и порадовалась тому, что Элишка научила ее читать и писать. Взяла уголек, клочок ткани, и задумалась над ответом...
  
   Глава 33.
   Настасья чувствовала себя счастливой. Сначала она прогулялась вдоль берега, который ее так манил. Рассмотрела вблизи камни-великаны. Они действительно были величественными изваяниями, изображавшими исполинских птиц. Затем ее провели к чудному водопаду. Такого она никогда не видела. Даже не задумываясь, девушка сбросила с себя одежду и окунулась в воды озера, в которое впадал водопад, и из которого медленно текла речушка. Настасья постояла под тяжелыми струями, затем нырнула и проплыла под водой, распугивая рыбу. Сорвала лилию и принесла ее своему провожатому, застывшему на камнях темной черной статуей.
   - Кажется, я влюбилась! - заявила она, выходя из воды, и медленно одеваясь. - Ирий - действительно рай. Пожалуй, меня ничто не заставит уйти отсюда.
   Владарь рассматривал лилию в своей руке и о чем-то размышлял.
   - Ты можешь остаться на берегу, если хочешь. - Сухо отвечал он.
   - Ты уже гонишь меня из своего замка? - с горечью усмехнулась Настасья, завязывая шнуровку платья на груди.
   - Пока ты не найдешь себе занятие по душе, можешь оставаться там... - получила она ответ.
   - А я уже нашла... - Рассмеялась гостья этого мира. - Я буду твоей тенью! Буду везде ходить за тобой, развлекать разговорами, чтобы тебе не было скучно...
   И прижалась мокрая. Коснулась его губ. Всего на мгновение. Потом посмотрела в черные глаза, ожидая увидеть там вполне привычные человеческие эмоции: интерес, желание, удивление. Но его глаза были черны и пусты.
   - Я буду рядом каждую минуту. Я никогда не оставлю тебя, как другие... Как Элишка, или та... вторая...
   Теперь в темноте его глаз плескался гнев. Такой яростный, что сравним был лишь с пламенем, уничтожающем все в лесной чаще и не разбирающего пути. Владарь сделал ровно один шаг назад.
   - Ты останешься здесь! - холодно прозвучали слова. Впрочем, его голос никогда не обретал теплых нот, всегда оставаясь отзвуком грома. - Борис Васильевич, подыщет тебе дом! - его глаза сузились от ярости. Затем владарь взмыл в небо, оставив гостью Ирия в одиночестве.
   - Кто тебя за язык тянул??? - злилась на себя Настасья, готовая волосы рвать от досады.
   Лилия вновь полетела в воду. Вернуть владаря сейчас никто бы не смог. Но она дала себе слово попробовать еще раз. Уж теперь Настасья не отступится и добьется счастья, удержит положение, станет хозяйкой, если не поместья, то черной башни и птичьего рая в придачу.
  
  
   Знакомая черная ворона ходила по подоконнику туда-сюда. Вид у нее был скучающий. Она ждала, когда автор закончит свое новое произведение, которое обещало быть гораздо длиннее прошлого сообщения. Судя по затраченному времени, у Элишки должен был получиться роман. И хорошо бы не в трех томах. Ворона нервно передернула крыльями, оглянулась на небо, окрашивающееся закатными красками. Пора было лететь прочь.
   "Прости, Аннутка! Сегодня попробовала сбежать на ярмарке. Димку с собой брать не решилась. Хотя тошно от одной мысли, что он останется здесь, с ними. Но ему будет лучше, чем мне - будет жить в достатке и бед не узнает. Что же, касается побега, то... Сначала сумела потеряться в толпе. По крайней мере, так думала. А выяснилось, что потерялась я в принципе. Куда не двинусь - везде одинаковые стены, хоть лбом об них бейся! Решила спросить дорогу. Подошла к молодому человеку и... Угадай, у кого я спросила: "Как мне пройти к подъездным воротам?"?! Да! У Ильи. А он даже не понял, что я потерялась, и не услышал моего вопроса (к счастью). Мы пошли на выступление передвижного балагана. Там был фокусник. Он показывал странный трюк с исчезновением людей. Я подумала, что это шанс! Но подлый циркач не захотел меня звать на сцену, как бы я ни просилась. Лишь Илью повеселила. После выступления я заглянула в ящик, в котором у фокусника пропадали люди. Даже залезла в него, когда никто не видел (о, я очень надеюсь, что такого конфуза действительно никто не видел!). Но там просто оказалась дыра, ведущая под сцену. И я в нее свалилась. Ушибла бок и поясницу, порвала платье, выбралась с другой стороны сцены, как раз попав в руки Ильи. Такой дурой я себя еще не чувствовала! Хотя нет! Потом я настояла на конной прогулке. Решила ускакать на коне. Думала, доскачу до леса, а там спрячусь... Доскакала до дуба... На ветке, которого повисла из-за невнимательности. Летела на всем скаку, и решила оглянуться, посмотреть насколько отстал от меня Илья. Ветку заметила только, когда та больно ударила в живот. Руками схватилась, да так и повисла. Илья посмеялся. Сказал, что у меня сегодня очень несчастливый день (а то я не поняла!) и мне надо поберечься... В усадьбу вернулась вся в синяках! Он лично вез меня на своей лошади. Единственное, что хоть немного порадовало - отложила денег - обменяла втихую некоторые Настасьины вещи на деньги. Сложила небольшой узелок из продуктов. Даже Димкины вещи припрятала. Постараюсь уйти ночью... Дня через два... Когда нога пройдет - её я ушибла, когда с ветки свалилась".
   - Прости, о многом написать надо было. - Извинялась девушка перед пернатой, привязывая послание. - Лети.
   Ворона сорвалась с места, растопырив крылья. Громко каркнула на прощание.
   - Интересно, интересно! - привлеченная карканьем птицы, Софья Илларионовна, отставила кружку. Вышла из беседки, чтобы рассмотреть окно, из которого вылетела пернатая.
   - И не впервой, - проронила Манька, стирая со стола крошки после вечернего чаепития своей госпожи. Софья Илларионовна в последнее время находила себе отдушину, посиживая за чашечкой чая и наблюдая закат.
   - Скажи-ка, Ваньке, пусть в следующий раз изловит! - приказала хозяйка и повеление было тут же передано.
  
   Неожиданно получив письмо, Аннутка растерялась. Читала и писала она с большим трудом на ирийском. Местное письмо она так и не удосужилась изучить. Впрочем, и учителей здесь не нашлось. Мужики считали, что умная и образованная баба - горе в семье. А вот Элишка когда-то настойчиво заставляла подругу учиться, чтобы обмениваться письмами, как сейчас. Потому худо-бедно разобрав символы, женщина села у камина и принялась читать. А читая, время от времени посмеивалась, стараясь не разбудить пьяного, сопящего мужа. Когда же он просыпался, она вновь убаюкивала его сковородой. Перевернув письмо другой стороной, и взяв небольшой кусочек остывшего угля, она написала краткий ответ.
   "Дорогая моя, беглянка! Не тяни ребенка с собой в опасное путешествие. Нам и с моим трудно будет. Хорошо, что решила отложить побег под покровом ночи - страшно подумать, что с тобой еще может приключиться!.. В щель забора не лезь - застрянешь! В нужник тоже не ходи - провалишься! Жених со смеху помрет! А ты, пахучая еще долго ходить будешь - нас по этому запаху быстро и найдут! Хотя, если ты там утопнешь, он точно к тебе приставать не будет! Ты лучше попробуй на охоту с ним съездить и лесом ко мне удрать... Хотя есть все шансы, что тебя с дичью перепутают... Так что сиди пока на попе ровно и жди. Я что-нибудь придумаю!".
   Письмо, как и прошлое, отправилось с вороной, но уже следующим днем. Однако попасть в руки Элишки оно не успело. Ворону сбили на подлете из арбалета, прохлаждающиеся стражники. А письмо, как и просила Софья Илларионовна, оказалось у нее на столе. Но внимательно осмотрев бумагу, женщина лишь нахмурилась и пока припрятала вещицу в ящик.
  
  
   Судьба в это время готовила свадебный подарок героям нашей истории. В этот день в ворота города Каменного въехал обоз, ведомый зарубежными купцами, до этого успевшими объехать не один крупный городок. Купцы выглядели очень уставшими после длительной дороги. Грязные и мокрые, они потребовали растопить им баньку, ну и пригнать пару сговорчивых баб. Но даже расслабление в бане не сняло боль и усталость. Купцы разместились в номерах, и всю ночь мучились от жара. А жар разгонял по телу болячку, заставляя кожу покрываться гнойными волдырями. Но, несмотря на слабость в руках и ногах, шум в голове и испарину на лбу, иноземцы поднимались, одевались и отправлялись на торговую площадь. И все, кого они касались перенимали болезнь сами того не зная...
  
  
   Глава 34.
   Владарь вглядывался в горизонт. На сиренево-сером фоне ярко вспыхивали молнии. Мрачная погода пронизывала воздух страхом и волнениями. В привычном аромате свежести можно было уловить еще один - запах смерти.
   Владарь поморщился. Он стоял на краю крыши и вглядывался в происходящее, собираясь с мыслями и силами. Он, единственный, видел сейчас на огромном расстоянии от грани миров, происходящую там битву. Грань дрожала...
   - Неужто, это оно? - дрогнувшим голосом спросил сокол.
   Квад кивнул.
   - За всю мою жизнь здесь, лишь один раз они пытались пробить границу. - Перья на шее сокола встали дыбом. Ему и думать не хотелось о том, что происходило на границе.
   Крылатые твари с вытянутыми пастями и длинными лапами, голодные до бессмертных душ, рвали в клочья грань межмирья. Стражи в камнях просыпались и вставали во весь свой исполинский рост, заслоняя собой рай, и вступая в бой, метая молнии или просто раскусывая пополам, наседающего врага.
   - Ты за старшего. Проследи за порядком. - Отдал приказ владарь и расправил крылья. - Когда там все успокоится - принесешь мне новые камни!
   - Главное, чтоб было кому нести... - не подумав проворчал Бориска, молясь сейчас всем богам разом.
   Квад полетел к границе рая, где дрожала невидимая стена, укрывавшая мир птиц от кровожадной напасти. За пределами рая существовали не только алчные люди, но и твари страшнее, считавшие, что кровь местных жителей продлит их собственные жизни. А это означало лишь одно - владарь должен был драться и победить. Как сотни веков назад, когда он был значительно моложе и сильнее...
   Но один он и не планировал ввязываться в эту борьбу. Чем ближе владарь подлетал к краю, тем явнее, величественнее становились почти незаметные фигуры великанов с заостренными ушами. Демоны, спавшие в камнях у предела рая. А за спиной владаря выстраивалась еще одна армия. Исполинские фигуры птиц, казалось бы, навеки вкопанные в песок по орлиные головы на берегу озера, сейчас ожили, чтобы исполнить свое предназначение - защитников рая. Не знающие страха и боли, они поднялись из песка, стряхнув с себя путы, оставив позади на некогда безмятежном берегу, глубокие ямы. И первыми преодолели кордон, сцепившись с крылатыми черными врагами...
  
   Настасья дрожала от страха. В крепости сейчас прятались ирийцы, жившие у границы. Остальные спрятались в горах. Сиреневое небо с раскатами грома и вспышками молний пугало. Сильный ветер растревожил кристальное озеро настолько, что оно превратилось в угрожающий океан. Его волны вздымались высоко-высоко, обрушиваясь на стены крепости и заливая воду в помещения. На первых этажах окна заперли ставнями, и подпирались тканями, чтобы не пустить воду в помещения. А выше... Выше была лишь комната самого владаря и чердак.
   - Ты от окошка отойди-то! - попросил Борис Васильевич, глядя на проем в стене так, словно собирался его увеличить в разы или наоборот заложить камнями, дабы не пустить то, что бушевало по ту сторону Ирия.
   - Что происходит? - Настасья растирала плечи, пытаясь согреться.
   - Меньше знаешь, крепче спать будешь! - не захотел делиться информацией сокол.
   - Здесь, судя по всему, никто уснуть не сможет. - Вздохнула Настасья.
   - И то правда, - сдался Борис Васильевич, оглянувшись и убедившись, что никто его не подслушивает, сокол начал рассказ. - Ирий - место, где можно жить вечно, если душа твоя чиста. Но он не один такой. Их много. Подобных владарю десятки. Великая Птица, породившая мир, взяла однажды своих первых созданий, которых создала из воздуха, пыли и огня - демонов... Были они воинственны и чужды жизни. Они бы разрушили ее прекрасное творение. Ибо с появлением людей, затеяли битву. Птице не было дела до войн, пока прекрасные сады и холмы не заполыхали диким огнем. И тогда она захотела сжечь тех, кто породил хаос. Но демоны оказались живучими, их тела расплавились и превратились в камни. А души оказались навечно заточены. Впрочем, некоторые темные сущности, не желая быть заточенными в каменной клетке, выпросили у Птицы второй шанс. И она сжалилась над ними, поручив хранить и беречь чистые души людей - других ее творений. Так самые хитрые из демонов стали владарями - хранителями бессмертия, стражами и судьями во всех мирах, а остальные - так и спят в камнях...
   Сокол крепче сжал мешочек когтями.
   - Души в каждом из Ириев так зависят от своего владаря, что не могут без него обойтись. Если владарь погибнет - Ирий исчезнет. Его поглотит тьма. А вместе с тьмой придут те твари. Раньше они тоже были простыми ирийцами. Но когда их владаря обуяла прежняя гордыня и жестокость - рай пал, а все его жители превратились в чудовищ, желающих вернуться в прежний мир, но теперь ведомых жаждой крови.
   - Прав ты, Борис Васильевич! Не уснуть мне теперь, даже, коли сильно захочется! - сильнее задрожала Настасья, сдерживая слезы.
   - Да не бойся ты так! - успокоила Пелагея, подкравшись бесшумно. - Наш владарь не глуп и силен. Это раньше он, наивно так, Ирий прямо в мир человеческий перенес. Зато потом оградил его самой крепкой стеной из соплеменников.
   - Соплеменников? - повторила, как зачарованная Настасья.
   - Таких же демонов, но которым второго шанса не дали. Все камни в Ирие обладают собственной душой. Даже те, которые вон там, на берегу стояли. Лишь крепость эта, что людьми построена, из обычного камня. Да и только в нашем Ирие живет прародительница мира!
   - А толку то? Спит себе и сны видит. А до дел наших ей... - фыркнул сокол.
   - Это да. - Не стала спорить Пелагея. - Во всяком случае, нервничать лишний раз не надо! А надобно во владаря нашего верить!
   Последние слова Пелагея произнесла как можно громче, чтобы всем было слышно.
   - Владарь - сердце и душа Ирия. А мы - и есть Ирий. Так что верить надо, что справится наш повелитель.
   И настали долгие часы мучительной тишины, в которые ирийцы думали каждый о своем, крепко сжимая кулаки.
  
   На улице города Каменного шумел и пестрил праздник. Традиционная ярмарка ко дню основания города завершалась красочным фейерверком. На черном небе вспыхивали огненные цветы - розовые, желтые, красные, фиолетовые. Элишка смотрела на них, запрокинув голову, и иногда вздрагивала от резких громогласных хлопков, раздававшихся перед восхождением на небосвод стрелы будущего огненного цветка. Голова кружилась, шея болела, и девушке уже очень хотелось отправиться на постоялый двор, где их с Ильей ждали комнаты. Эту ночь предстояло провести в городе. В Каменный они выехали еще утром на собственной карете, и приехали после обеда. Успели сделать покупки и пройти по ряду, принадлежащих семье Кручининых, магазинчиков.
   И честно признаться, Элишка радовалась возможности сбежать подальше от суеты и подготовки к свадьбе, от Софьи Илларионовны, от злых взглядов и шепота за спиной. Радовалась она и первому в своей жизни фейерверку, расцветающему над головой огромными светящимися цветами на черном небе. Это было упоительно и красиво. Лишь громкие взрывы немного пугали.
   - Почти такой будет в день нашей свадьбы! - пообещал Илья.
   Веселья не прибавляло лишь это - осознание неминуемого. Чем ближе становился день свадьбы, тем страшнее делалось Элишке. Сердце сжималось в черный пустой ком. Этот мужчина более не вызывал даже намека на приятные эмоции. И когда он обнимал ее вот так, как сейчас, хотелось отстраниться и бежать прочь.
   Впрочем... Она попробовала. Сначала сделала шаг, когда он отвлекся на очередной взрыв. Потом второй... И уже не помня себя, побежала. Проталкивалась сквозь толпу. Торопилась. Выбралась из толпы, оглядываясь назад. Илья преследовал. Он смеялся, словно пьяный, и бежал за ней. Она ускорилась, заметила узкий проулок между домами и попробовала скрыться там. Но даже в полумраке грязной улочки, ей не удалось спастись. Илья настиг неожиданно, схватив за руку, развернув к себе и крепко прижавшись губами в поцелуе. Его глаза были закрыты, а выражение лица счастливым. Но Элишке хотелось выть и откусить ему губу, толкнуть или ударить...
   - Бежим! - внезапно оторвался от поцелуя мужчина и поволок ее к постоялому двору, не дав опомниться.
   Как мальчишка он пробежал через две улицы и влетел в здание, поднявшись на второй этаж, и остановился у комнаты, прижав девушку к стене. Снова прижался поцелуем, не дав опомниться или слова сказать. И ни капли не обращал внимания на жалкие протесты, считая все забавой. Не остановился и через пару мгновений, для того, чтобы открыть двери, и втолкнуть в помещение девушку.
   - Стой! Не надо! - попросила она, теряясь от его напора и пытаясь вырваться из объятий. Все происходящее напоминало поездку с Иваном, и начинало пугать до истерики и дрожи. Только сдаваться она не собиралась. Лишь само настроение Ильи отличало его от того, с каким нападал на девушку Иван, пытаясь добиться желаемого. Когда она начала сопротивляться лишь усилил натиск, опрокинув ее на постель, и пытаясь быстро развязать завязки на платье.
   - Стой! - уперлась руками ему грудь девушка, пытаясь освободиться и оттолкнуть от себя.
   - Почему? - не останавливался он, целуя шею и спускаясь ниже. - Свадьба, все равно, состоится! Ты - моя!
   Ее платье затрещало. Ткань в нескольких местах благодаря усилиям мужчины порвалась и обвисла лохмотьями.
   - Нет! - вскрикнула она, уперлась коленом ему в грудь и с усилием оттолкнула. Только сейчас успела перевести дыхание, пока мужчина собирался с мыслями и осознавал событие - его попросту столкнули с кровати.
   - Что происходит? - поднялся с пола, ошарашенный Илья. - Ты манишь. А теперь...
   - Я не манила. Мне надо было... надо было уйти из толпы. Мне стало плохо! - придумала оправдание она, трезво оценив обстановку. Она не знала города, чтобы уйти отсюда в одиночку и не попасть в руки какому-нибудь другому мужчине, с теми же наклонностями. А сегодня таковых в городе было много. Элишка заметила это еще пару часов назад. На нее смотрели тем же неприятным, липким взглядом, как и в поместье.
   - Почему ты просто не сказала? - не понимал Илья.
   - Я и говорю! Ты же слова сказать не дал!
   - Прости, - казалось бы усовестился Илья, но в попытке успокоить девушку, вернулся к прежнему занятию, превращая ее платье в тряпье.
   - Все! Ты должен уйти! - потребовала Элишка, забившись в угол и придерживая остатки ткани у груди. - Это все неправильно! Ты считаешь, что я не знаю, к чему это приведет? Ты идешь на поводу у низменных инстинктов и советов матери. Ведь она говорила тебе, предлагала надругаться надо мной и отменить свадьбу. Не так ли? Я останусь для тебя такой, как любая из служанок в твоем доме, на которую ты можешь предъявить права в любой момент.
   - Ты считаешь меня таким? - ужаснулся мужчина, хотел сделать шаг к ней, но она дрогнула от испуга и Илья остановился. Он сцепил зубы, чтобы не говорить более грубых слов. Развернулся и ушел, хлопнув дверью.
   Сегодня Элишка спаслась во второй раз. Перевела дыхание, переоделась, заперла дверь на засов и попробовала уснуть. Как же ей хотелось оказаться в Ирие...
  
  
   А утром покидая город в карете, они ехали молча, сторонясь друг друга. Точнее Илья пытался приблизиться, но девушка, пуганной птице, дернулась в сторону, словно от удара. И он прекратил посягательства. Но кровь его кипела и злость заставляла все помыслы вращаться вокруг одной порочной фантазии. Стойкость и воспитание удерживали эмоции слабым щитом, который вскоре мог обрушиться.
   Каменск к моменту отъезда их кареты еще не проснулся. Лишь стражники осматривали улицы и площади, поднимая на ноги пьяниц, спящих под прилавками. А до обычных попрошаек, спящих во дворах храмов, никому особо не было дела. И очень зря. Когда стража поутру собирала трупы незадачливых игроков и пропойц, столкнувшихся с местными бандитами на шумном празднике, одно тело оказалось весьма пугающим и покрытым волдырями.
  
  
   Аннутка собрала большую котомку и побрела прочь еще до рассвета. Она оставила свой дом и спящего в постели мужа, надеясь оставить всю эту жизнь позади. Тихо, медленно беременная ведьма преодолевала длительное расстояние. Несколько раз женщина останавливалась на полянках, чтобы отдохнуть и съесть то кусочек сыра, то выпить воды. Она замечала духов, которыми все полнился этот странный лес. Но они не приближались к ведьме. Понимали, что обмануть ее им не удастся.
   Когда прохлада начала усиливаться, Аннутка поняла, что вечереет. Лес темнел. И пора было искать пристанище. К счастью, на пути ей повстречался крошечный, покошенный старый дом.
   - Ну, спрятаться здесь, наверное, можно. - Решила женщина и отправилась на поиски хвороста. Наскоро развела огонь, смела пыль со столов и пола, лавки. Разложила вещи, а у подхода к дому, поставила палку с найденным черепом лисы.
   - Охраняй! - приказала она черепу, и спряталась в доме. Наконец, почувствовав себя вполне спокойно, вдали от людей и бывшего любимого мужа, она растопила очаг и тяжело вздохнула, поглаживая живот. Ребенку нетерпелось.
  
   Сокол напряженно всматривался во всполохи на горизонте. Казалось, он даже различал фигуры и силуэты сражавшихся. Мог поклясться, что видел огромную черную птицу.
   И вот, к счастью, красный столб света поднялся ввысь, прекращая все волнения и убивая страхи. Этот цвет прокатился по небу волной, следом возвращая синеву. В крепости сразу же изменилась атмосфера.
   - Так, хорошие мои, все возвращаются по домам! - радостно проговорила нянюшка.
   Борис Васильевич вылетел в окно, торопясь на подмогу повелителю.
  
   Квад ждал его на границе. Каменные великаны возвращались на свои места, устало загребая крыльями разворошенный песок. А огромные валуны у межмирья выглядели потрепанными и исполосованными огромными когтями, пожалуй, навечно утратив свой первозданный вид. Владарь стоял, облокотившись на один из них спиной. Под ногами все еще тлело тело поверженного чудовища, постепенно превращаясь в пепел. Глаза Квада сосредоточились на искрах. Повелитель птиц думал о чем-то малоприятном. Возможно, о том, что пока ему чудом удавалось сохранять человеческий облик и не пасть вот так низко, сохранить шаткий мир в Ирие, уберечь вверенный ему народ. Вид у него был такой, словно не ночь прошла в битве, а не меньше нескольких месяцев. Темные круги залегли под глазами. Черты лица заострились. Впрочем, в межмирье все так и могло быть. Пернатый плащ потерял часть оперения и мог похвастаться дырами, подпалинами и темными пятнами крови. От повелителя ясно пахло гарью. Руки все никак не могли избавиться от длинных острых когтей и перьев.
   - Я принес! - радостно объявил сокол, бросив в подставленную ладонь, мешочек с камнями. - Многих заменить придется?
   - Десятерых, - устало проговорил Квад, еле ворочая языком. Даже движения - развязывание мешочка - давались ему с трудом. - Они закончили жизнь так, как и хотели - в бою.
   - Сам-то как?
   - Хотелось бы отдохнуть... - едва шевелил губами владарь, приступая к замене одних стражников на других, и волновался о том, что вскоре придется отправиться за новыми. А найти тех, кто готов сотрудничать и принять роль стража не так много. На подобное заточенных в камнях демонов подталкивало только желание как можно скорее проститься с подобным существованием.
   После праведных трудов, наконец, прилетел в башню и пал жертвой долгого забытья.
  
   "Квад! Теперь я знаю, почему ты писал маме письма. Письмо - это способ поговорить с близким и любимым, когда ты не можешь этого сделать. Ты доверяешь бумаге свои чувства, свою душу, представляя любимое лицо. И облегчаешь боль в сердце. Но мне не становится легче. Мне больно от того, что ты изгнал меня. Мне больно и страшно здесь: бороться за свою честь, за жизнь. Надеюсь, когда мы уйдем с Аннуткой, все будет проще. Хотя я уже ни на что не надеюсь. Жизнь в этом месте научила меня никогда не надеяться на хорошее, всегда готовиться лишь к плохому, и ничего не ожидать от людей. Единственное место, где я могу быть счастливой - в Ирие. Пусть он и существует теперь только в моей фантазии, во сне. Но я уже смирилась и с этим. Я глушу эту невыносимую тоску, и стараюсь реже вспоминать о тебе. Но ночью, когда моя душа свободна от утренних забот, я возвращаюсь к тебе снова и снова. Потому что ты - единственный, кого я любила и буду любить."
   Она опустила перо в чернильницу и посмотрела на письмо, которое никому не отправит. Как и Квад когда-то, она просто спрячет его в стол и никому не покажет. Вот и сейчас, спрятала его. Но за спину, когда дверь комнаты резко распахнулась, пропуская Даньку. Цепкий взгляд той уловил каждое движение.
   - Барин тебя просят! - Заинтересованно посматривая, будто взглядом желая изъять спрятанное, проговорила девка.
   - Иду. - Коротко ответила Элишка, и замерла, ожидая пока прислуга затворит двери, чтобы убрать письмена в стол. А потом вышла, проверяя, не стоит ли кто в коридоре, и отправилась вниз.
   Данька выглянула из детской, прошмыгнула, словно мышь в покои содержанки барина и сунула свой любопытный нос в ящики письменного стола. Читать она не умела. Но, коли уж любовница хозяина так испугалась, значит было в тех бумажках что-то важное. И она забрала верхний лист, спрятав его за пазухой. Покинула комнату также незаметно и отнесла свою добычу барыне.
  
  
   Глава 35.
   Ее тепло, нежность прикосновений... Она была подобна солнцу, на которое сложно смотреть, и к которому так тянет каждого, кто засиделся во тьме. А владарь чувствовал, что тьма ему опротивела. Ему хотелось прикоснуться к ней. Она заставляла губы растягиваться в улыбке при одном только взгляде на нее. Она целовала нежно и жадно, постоянно нашептывая: "Ты мой! Теперь и навсегда! И никто этого не изменит... Даже глупая Элишка... А я буду повелительницей птичьего рая!"
   Собственно, произнесенное имя и заставило владаря распахнуть широко глаза, выбравшись из омута забытья, в котором прибывал.
   Нежные, пленительные и требовательные поцелуи, касания принадлежали вовсе не той, кого он видел во сне. На его постели сидела другая. Тоже светловолосая, с голубыми глазами, заслоняющая собой солнце, и будто являвшаяся сама солнцем... Но она - другая. И это вызывало злость!
   - Что ты здесь делаешь? - резко поднялся владарь, опрокинув девушку, едва не рухнувшую на пол. Она чудом усидела на краю постели.
   - Я... - смутилась она, быстро растеряв пленительный свет. - Я пряталась здесь со всеми... Тебе было плохо и я... я ухаживала за тобой. Ты не приходил в себя несколько дней.
   - Почему ты в моей постели??? - сердился он.
   - Ты ведь тоже здесь. Вот я и была рядом, пока ты нуждался во мне.
   - Более не нуждаюсь и не нуждался! - рявкнул Квад так, что гром прогремел над башней и пуганные стайки птиц на берегу взмыли в небо. Гостья башни тоже дрогнула.
   - Я ухожу... - едва слышно проронила она, встала и попятилась к двери.
   - Зря ты так с девкой, которая тебе добра желала. Она ж просто волновалась. Помочь хотела. - Как только за Настасьей закрылась дверь, голос подал самый любопытный сокол в Ирие. - Ну что так злишься? Это ж бабы. У них сердце доброе, жалостливое. Вот и тебя решили обогреть. Ты попробуй, вдруг понравится. А то прошлым тепла от тебя не досталось...
   Хмурый лик владаря, поумерил желание мудрствовать. Борис Васильевич быстро закрыл клюв.
   - Ну, хоть спасибо за заботу скажи и все, - улетая, предложил он.
  
   Она собиралась с силами, стоя у окна. Слегка подрагивала от обиды, и смотрела, как медленно цапли, удерживая в клювах веревки, подтягивают с берега лодку.
   - Спасибо за заботу! - без особой признательности произнес владарь, подойдя ближе и встав за спиной девушки.
   Она порывисто обернулась, устремив заплаканные глаза к нему.
   - Я не хочу уходить!
   Внезапно она так стала похода на Элишку, которая всеми силами сопротивлялась его приказу и хотела остаться рядом. Пожалуй, именно поэтому он не ушел сразу. А остался, и выслушал все, что хотела сказать гостья рая.
   - Я... Я люблю тебя! - выпалила она, собравшись с духом. - Мне больно. Мне сделали больно там, из меня душу вырвали... Я знаю, что и тебе больно. У тебя ведь тоже есть раны. Та - первая женщина, которой уже нет. Она оставила тебя и предала первой. Потом вторая - Элишка - она предала твои чувства, твой рай ради того, чтобы быть с моим мужем. Чтобы быть его любовницей. И ты все еще думаешь о ней. А ведь я могу залечить твои раны. Я буду преданной. Буду рядом. А ты заполнишь мою пустоту. И мы оба будем счастливы. Ведь повелитель рая тоже должен быть счастливым. Не так ли? Позволь это себе! Позволь мне сделать тебя таким!
   И она припала к его губам, настойчиво целуя. Владарь, все еще обдумывавший ее слова, потерял момент, когда можно было остановить странную человеческую женщину, переходящую от слез к внезапным поцелуям...
   А цапли... Цапли внезапно выронили веревки. Впрочем, одна птица даже упала в воду, и вынырнула уже человеком, забирающимся в лодку.
   - Плывем обратно? - спросил мокрый молодой человек, глядя снизу вверх на своего пернатого напарника. Цапля опустилась на сидение рядом и только почесала лапой голову в знак ответа.
  
   В мире людей все шло своим чередом. За каждые семь лет покоя, хорошего урожая и процветания, приходилось расплачиваться несколькими годами разрушений. И этот год был именно таким. Люди гибли. Болезнь уродовала их. Тела их были покрыты ужасными язвами. Стражи города Каменного находили в подворотнях десятки жертв болезни. Многие дружинники тоже подхватили хворь и теперь были заперты в казармах. Горожане, поддаваясь панике, пытались бежать из города, но главный лекарь князя приказал запереть ворота. И сейчас он шел подле господина по длинному бараку, куда согнали всех, на ком нашли признаки болезни. Среди зараженных были и малые дети, которых матери прижимали к груди, но спасти этим не могли.
   - Только не говори мне, - начал князь, прикрывая лицо платком. - Что это она!
   - Я б и рад промолчать, - опечалено проронил усталый седой лекарь. - Но это действительно чума. Вряд ли она у нас сама по себе завелась. Думаю, из ближайших деревень прибыла.
   - Никто не писал мне о подобном... - князь решил, что осмотр окончен и поторопился на улицу, стараясь держаться подальше от больных, чтобы и краем сапога никого не коснуться.
   - Возможно, не писали, потому что некому писать, - лекарь поднял голову к небу. Едкий дым с окраин города вздымался вверх серыми столбами. К счастью, пока не было ветра.
   - Отправлю-ка гонцов, проехаться по окрестностям! - решил князь, прислушиваясь к возмущенным крикам горожан, собравшихся у ворот. Нервы стражников сдавали. Послышался первый выстрел, заставляющий паникующих замолчать и сделать шаг назад.
  
   Владарь тихо, почти незаметно прошел в хранилище, и как бывало, присел в одно из кресел у камина. Нянюшка сегодня мрачная и печальная сплетала нити судеб. Почему-то ее не радовали даже яркие и цветные ленты. Она просто делала, что положено и смотрела в полумрак комнаты, будто видела там нечто пугающее, словно предсказание собственной участи.
   - Она сказала, что любит меня и хочет сделать счастливым... - тихо сказал владарь.
   - Ну и что? - философски подметила матушка Пелагея. - Элишка тоже тебя любила. И говорила об этом открыто. Только ты ж не бежал ко мне с этой новостью. Видать не тяготила она тебя.
   Владарь стиснул зубы.
   - Вранье это все. Обманом будешь сыт недельку, другую, потом соскучишься по правде... Но правда к тому моменту сгниет. - Едва ль не глотая слезы, сказала Пелагея, обратив внимание, что в ее руках снова появилась черная лента. И внезапно, рассердившись, она бросила плетение в корзину, глядя на нее так, словно сжечь хотела.
   - Чует сердце мое беду. И я ничего не могу поделать. Хорошее уже не вернуть. Ты - владарь. Вот и делай, что считаешь должным. А потом ни вини ни меня, ни кого другого.
   - Матушка! - хотел было что-то сказать на ее грубость он, но Пелагея перебила, махнув рукой. Из глаз ее полились слезы, которые она тут же попыталась утереть подолом передника.
   Впервые на памяти владаря, нянюшка плакала за очень долгие годы жизни здесь. В последний раз он видел ее слезы, когда Пелагея оплакивала гибель своих детей и внуков, умерших от рук лесных татей, промышлявших поблизости от Ирия, в те годы соседствующего с миром людей.
   Он присел рядом с ней на колено, взяв женщину за руки. Ее глаза были полны боли, обиды. Обвиняющий взгляд, вонзился в него.
   - Если пришел за благословением ко мне, то не видать тебе его! Слеп ты стал. Не чувствуешь и не видишь, что движет той женщиной. Ревность, расчет, желание лучшего.
   - Разве не все люди испытывают эти чувства? - не понимал владарь.
   - Квад! Ты хоть раз замечал их в Элишке? Она чиста и наивна. И там она умрет. Умрет, пока ты здесь с другой возишься. А если не станет ее, сможешь ли ты жить? Спроси себя. Ты ведь действительно, по-настоящему ее любил! Сильнее, чем Аглаю. Та, как ни старалась пробудить в тебе чувства, не могла. Растолковывала, объясняла. Но ты был холоден. А девочка, заставила тебя ревновать, желать внимания, ласки. Только ты все, как должное воспринимал. Вот и маешься теперь. А коли ее не станет в том мире... Ты ведь не сможешь защитить ее, как бы ни старался. Ты ж и сам пропадешь. И мы все с тобой. Станем такими, как те, за гранью...
   - Нет, матушка. - Сердито ответил владарь на все это. И был он полон решимости. А оставив нянюшку одну, вышел из хранилища, поднялся в свои покои. Там его ожидала девушка, обещавшая любить вечно. Она отложила книгу и повернулась к нему, встречая с улыбкой. Подошла и прильнула, целуя.
   - Холоден ты, - поняла она, отстраняясь. - Но со временем это пройдет.
   Она вновь хотела прижаться к нему, однако владарь перехватил ее руку и отодвинул в сторону. Покачал головой.
   Лицо девушки исказила злоба. Она сама сделала шаг назад. Ярость наполняла ее, как вода пустой сосуд. Быстро догадалась о причине такого поведения. Это было легко. Все его мысли занимала другая - Элишка, о которой здесь старались не говорить, и которая теперь полностью заменила ее саму в другом мире. Сердце Настасьи и все ее чувства исполнились злостью и ревностью.
   - Она предала тебя. Но ты все равно выбираешь ее?! Посмотри на меня. Я здесь, - она вновь подошла и взяла его руку, чтобы его ладонь прижать к своей щеке. - Я предлагаю тебе верность и счастье. А ты?..
   - Нет! - коротко ответил владарь, и одним словом разрушил облик спокойствия. На лице Настасьи вновь проступила злоба. Она резко дернулась и прохаживаясь нервно по комнате, говорила будто с собой.
   - Да будь она проклята, твоя Элишка! - закричала она, готовая броситься в драку. И замахнулась на владаря, но он поймал ее за руки и удержал ровно до того момента, как она с силой постаралась вырваться. Но ее усилия привели к тому, что Настасья упала на пол. Даже сидя на хладном полу, продолжала кричать и плакать. - Она забрала у меня все! Все! Мужа, сына, положение. Здоровье. Жизнь! Даже тебя! Да чтоб она провалилась! Ненавижу!.. Чтоб она...
   Договорить ей попросту не удалось. Крепкая мужская рука практически запечатала слова, перекрыв рот.
   - Во-первых, детка, не стоит так кричать! - Борис Васильевич в кой-то веки воплотился человеком ради того, чтобы вмешаться и прекратить бардак.
   Владарь с большим усилием выдохнул, и расслабился. Ведь еще пара слов и молнии бы разбили башню, обрушив крышу на голову вопящей. И раз уж о ней было кому позаботиться, он не стал дожидаться окончания истерики. Улетел туда, куда так требовало, молчавшее долгие столетия сердце.
   - Во-вторых, - продолжал Борис Васильевич, проводив взглядом повелителя и возвращаясь к подопечной. - Пора утереть слезы и оценить ситуацию. Ты - человек взрослый. И сама понимаешь, что насильно мил не будешь. И злишься ты, потому, как не по-твоему все складывается. А винить всех вокруг - это так по-человечески. Поднимайся, милая. Будем искать тебе новый дом, подальше от башни. Где-нибудь, где мысли твои очистятся и сердце успокоится, где ты обретешь счастье и равновесие. А коли нет... - философски заметил он. - То вновь к людям отправишься. Вот тебе мой совет, детка: живи. Просто живи, не стремясь к излишним удобствам и власти. Радуйся тому, что уже в твоих руках, даже, если в ладошках всего три крохи хлеба.
  
   Он летел к ней сквозь грозовые тучи и мягкие облака. Пролетал над городами. И чем ближе становился тем, сердце больнее билось, предвкушая трагедию: облака сменялись дымом чадящих человеческих тел и тлеющих домов. Казалось, что небольшой лес и поместье Кручининых практически заперты в кольце дыма и огня. Но кольцо пока было не полным. Несколько деревень рядом с лесом пока жили мирно и тихо. Их одолевали совсем другие болезни и беды.
   Владарь черной птицей спустился на подоконник окна, где приметил златовласую фигурку.
   Она стояла, словно фарфоровая кукла в изящном белом наряде. Швея завершала работу, подметывая подол прозрачной ткани, покрывающей широкую юбку.
   - Вот и все. Осталась только фата. - Закрепив иголки в игольнице на запястье, мастерица выровнялась в полный рост, чтобы оценить собственную работу. - Ну, покрутись, что ли, перед зеркалом. - Толкнула она Элишку в бок. - А то по твоему лицу и не скажешь, что ты счастливая невеста. Улыбайся!
   "Счастливая?" - с сарказмом подумала Элишка, и чтобы не спорить со швеей, покружилась немного вокруг оси, старательно изображая пресловутое невестино счастье.
   - Прекрасная работа! - оценил заказчик, войдя в комнату без стука. - Вы заслуживаете тех денег, что я вам плачу!
   Швея было чуть не сказала, мол, жениху невесту видеть до свадьбы в подвенечном платье... А потом махнула рукой. Какие уж тут приметы, когда празднество намечается сразу по истечению 40 дней после гибели первой жены!
   Илья подошел ближе, и приобнял невесту, заглянув в зеркало, чтобы полюбоваться на общее отражение.
   - Никто не может похвастаться такой невестой. Даже царица так не блистала, идя к алтарю! - заверил он, и шепнул чуть тише, поцеловав в щеку. - Прости меня.
   - Прощу, - согласилась будущая покладистая жена. - Если завтра ты возьмешь меня с собой в лес. Охотник из меня плохой, но уж больно хочется верхом проехаться. Обещаю, что мешать не буду!
   Илья только рассмеялся - громко и заливисто.
   - Другим женам подавай шелка да колечки-бусики, а моей на волю хочется, по лесу побродить, в седле прокатиться. Будто в крови у тебя степные ветры беснуются.
   Он поднял ее и закружил, радуясь.
   - Не хочется птичке в клетке сидеть! Все забываю, что ты у меня дикая. - Веселился мужчина.
   В стекло, вдруг, словно птица ударилась, немного напугав всех присутствующих в комнате. И лишь Элишка почувствовала трепетную радость, бросившись, отворять ставни. На подоконнике лежало черное перо с зеленоватыми и синими искрами колдовства, запутавшимися меж волосков.
   - Ой, чур меня! - осенила себя святым знаком швея, и дернула молодого господина за рукав. - Не к добру, когда птица в окно стучится. Беду кличет.
   - Замолчи! - сквозь зубы проговорил Илья, начиная думать, что все в этом мире восстало против их свадьбы.
   А Элишка радовалась - у ее беды были черные, но такие родные глаза. Она спрятала перо ото всех, чтобы вернувшись к себе в комнату и наполнив таз для умываний водой, посмотреть на повелителя птиц.
  
   - А тут живет колдунья! Она ест непослушных детей! - приговаривала Люся, сидя в укрытии за кустом колючего шиповника. На небольшой лесной прогалине, около поваленного дерева, поросшего мхом стоял слегка покосившийся крошечный домик. На палке, которая когда-то была частью забора, красовался белый череп, принадлежавший то ли козе, то ли какому другому животному. Но ребенок-то об этом не знал. А Люсе то было лишь на руку. Пусть верит! - Вон, видишь, из черепов своих жертв она частокол собралась делать! Петя из соседней деревни сестру свою не слушал старшую, все прятался и убегал, врал, все свои пакости на сестру перевешивал, чтоб мамка ее ругала. Так она и отвела братца своего к ведьме. А та его - ам. И все - вон Петька где оказался...
   Маленький Ванечка слушал внимательно. Глаза его становились круглыми от страха. Еще немного и мальчишка подмочил бы единственные штанишки. Но боялся, что за такое Люся его точно оставит в этой глуши. А слезы уже наворачивались на глаза.
   - Люся, посли домой! Я босе никуда бегать от тебя не стану! - взмолился ребенок, вцепившись за край сарафана старшей сестры. Не так давно он ослушался приказа тихонько сидеть под деревом, пока Люся не насобирает грибов, и погнался за птицей, едва не свалившись с обрыва. Девочка подоспела вовремя. Да так рассердилась на мелюзгу, что чуть не отходила лозиной. Пока бежала за бестолковым ребенком, рассыпала по дороге все грибы. И корзину потеряла. Более того, вопреки родительскому указу, дети ушли слишком далеко от деревни.
   - То есть слушаться будешь? - нахмурилась девочка. - Ну ладно. Пойдем домой, я тебя пока ведьме скармливать не буду!
   Но лицо ребенка вдруг совсем побелело. Он смотрел на поляну и беззвучно раскрывал рот.
   - Ну что, что? Пошутила я. Никто там не живет. Этот дом заброшен! - решив, что довела ребенка до заикания, и мать теперь заругает.
   - Чего прячемся? - прозвучал вдруг где-то совсем близко незнакомый женский голос. Дети резко сорвались с места и помчались прочь, вопя о ведьме.
   - Ну вот... Нашли себе место для игр! - сердилась ведьма, глядя вслед улепетывающим ребятишкам. - Будем надеяться, что сюда дорогу они забудут! Хотя сомневаюсь. А ты чего по лесам бродишь, неприкаянный?
   Третий ребенок - мальчик, маленький и бледненький - замер, спрятавшись за деревом. Но испуганным не выглядел. Наоборот, смотрел хищно.
   - Пойдем, обиженный, видали мы таких, как ты. Так что свои хитрости при себе оставь. Поговорим лучше. - Позвала ведьма и особо не рассчитывая на то, что к ее словам прислушаются и примут приглашение, двинулась обратно к дому. Однако ребенок, помедлив, пошел следом.
  
   Когда в мире людей властвовала ночь, наступало время снов. Деревенским снились богатства и урожай, малые дети. Богатым - еще большие богатства. А Элишке... Ей снился Ирий и его повелитель, по которому так тосковала душа.
   Они сидели на черном покрывале, прижавшись друг к другу. И целовались... Она наслаждалась каждой минутой и не собиралась отстраняться. А он и не отпускал ее от себя. Быть счастливой во снах - это единственное, что ей сейчас оставалось.
   - Пора! - сказала она, впервые оторвавшись от его губ. За окном медленно поднималось солнце, окрашивая небо розовым. - Пора просыпаться и возвращаться.
   - Нет! - не отпускал он.
   - Да. Я бы хотела остаться во снах и всегда быть рядом с тобой. Но это ведь смерть, не так ли? А мне страшно умирать. Ведь ты не придешь за мной. Ты собираешь только детские души и тех, за кого просят ценой собственной жизни. За меня некому просить. Хотела бы я знать, зачем ты сегодня прилетал ко мне. Но во сне ведь это будет ложь, ты скажешь то, что я хочу услышать.
   - Спроси меня и я отвечу! - предложил он, снова целуя.
   - И ты скажешь, что прилетел, чтобы забрать меня, потому что любишь? - хмыкнула она. - Это сон. Я взрослая девочка и больше не верю во все это. Я знаю, что мне не вернуться.
   Она шутливо поцеловала его в нос.
   - Прощай, призрак моего любимого! До встречи во сне!
   - На яву! - пообещал он.
   Девушка лишь улыбнулась перед тем, как растаять.
  
   Квад откинулся на подушки, счастливо улыбаясь. Если отправиться в тот мир через пару мгновений, он как раз настигнет ее в компании жениха на охоте. Останется только привлечь ее внимание и забрать. Как она удивится, увидев его! И как обрадуется, когда он унесет ее домой...
   Тяжелая дверь чуть скрипнула, пропуская сокола.
   - Ну, слава всем богам разом! - прозвучало вместо приветствия. - Я, конечно, рад, что ты постигаешь новое, что ты по-человечески счастлив. Улыбаться научился искренне. Но губы-то не опухли еще?
   - Не опухли. - Огрызнулся владарь, впрочем, улыбаться не перестал. Просто не получалось снова сделаться серьезным и мрачным. - Кажется, теперь я понял, почему вы, люди, так часто обнимаете друг друга и целуете. Это приятно.
   - Еще бы. - Кивал сокол. - Видишь ли, люди хотят стать одним целым с тем, кого любят. А поцелуй подобен единению. Хотя, потом люди и другое делают, тоже приятное...
   И тут владарь сел. Мрачность сама накатила волной. А потом накрыло совсем нехорошее чувство злобы... Вот он и улетел, решив проверить, не задумал ли чего один жених. Не захотелось ли и ему урвать больше поцелуев...
   - Правильно, возвращай нашу девочку! Уже давно пора! - усмехнулся сокол. - Повелитель повелителем, демон! А в сущности влюбленный дурак! Очень ревнивый дурак!
  
   Глава 36.
   Небольшой узелок с вырученными за всякие мелкие вещички деньгами, прятался под охотничей курткой. В корзине, подвязанной к седлу, тихо звякала посуда. В другой была уложена еда для пикника. Но Элишка в тайне надеялась, что до пикника не дойдет, и весь этот багаж притороченный к ее седлу, отправится вместе с ней в путешествие сегодня же. Оставалось только выбрать удобный момент. А пока она ехала и улыбалась будущему мужу, рассматривала птичек и цветы, старательно отстав от охотников.
   Мужчины и впрямь отъехали чуть поодаль, но за девушкой все равно присматривали. Север Данилыч держался поблизости. И, вроде, на нее не смотрел, да только каждый раз смещаясь в сторону или придерживая коня, она замечала, как пожилой охотник и сам замедляется, передвигается. Охраняет. "Чтоб не сбежала!" - подумала Элишка и прислушалась к карканью, присевшей на ближайшей сосне вороны. А потом заметила уж больно знакомого голубка, прячущегося среди веток.
   - Неужто ничего не хочется. Все мысли отринул? Может, в монахи подашься? - посмеивался Никола, то и дело бросая заинтересованные взгляды на девушку позади.
   Илья старательно сдерживался. Ехал молча. Хотя уж очень чесались кулаки.
   - Хочешь, - шепнул с другой стороны, словно искуситель, Кирилл. - Мы под каким-нибудь благовидным предлогом оставим вас одних? А?
   А вот эта идея показалась Илье весьма привлекательной. Он тоже оглянулся на суженую, улыбнулся, и хотел было сказать товарищам: "Да свалите уж!". Но тут кони резко остановились, а потом нервно начали топтаться на месте, не решаясь идти дальше. Поднялся сильный порывистый ветер, словно намеренно поднятый каким-то демоном. Лошадям устоять было нелегко. Многие из них поднялись на дыбы, норовя сбросить всадников. Впрочем, Никита и его барин действительно пали на землю. В седлах остались лишь Север Данилыч и Кирилл. Но когда перед мужчинами повалился огромный старый дуб, заставив маневрировать, - и им пришлось сверзиться. Благо, что коней под уздцы успели схватить, пусть те и повалились на бок. Ветер побушевал еще какое-то время, заставляя прижиматься к земле и щуриться от летящих песка, веток и листьев. А затем утих также резко, как и возник.
   - Все живы? - выкрикнул, вытирая глаза рукавом, Илья. Он встал на колени и никак не мог открыть веки.
   - Поцарапаны немножко, но жить будем! - отозвался сбоку Кирилл, часто моргая. - А вот на охоте, кажется, сегодня крест можно ставить. Видать лесной хозяин свои угодья охраняет.
   - Не мели чушь! - огрызнулся Илья.
   - За конями придется бежать. - Вздыхал, отряхиваясь, Никола. - Надеюсь, не далеко ускакали.
   - И не только за конями... - тяжело вздохнул Север Данилыч.
   Позади мужчин на дороге никого не было, словно ветер унес невесту барина вместе с лошадью.
  
   Наездница старалась не выпускать из виду маленького белого голубка. Они уже встречались однажды. И она помнила, что помощи ждать от него не стоит. Но все равно мчалась следом, прочь от мужчин, оставшихся на дороге. Лошадь ошалело неслась, лавируя между деревьями. Посуда, судя по звону, давно превратилась в труху, бьющуюся о стенки закрытой корзины. Зато продукты и деньги были при ней. Лишь о Димке она волновалась. Он ведь оставался в поместье. Но уж ему-то волноваться было не о чем. Никто не оскорбит и не обидит наследника Кручининых.
   Сколько девушка проехала сказать сложно, но старалась не оглядываться. Хотя очень боялась, что погоня уже близко. Впереди показалась мрачная полянка с хиленьким домиком. Голубь присел, как черные вороны в жутких сказках о привратниках пустоши для грешников, на череп какого-то животного, висевшего на остатках дряхлого забора. Элишка потянула поводья, заставляя коня сбавить шаг, очень надеясь, что ее не поджидают в очередной ловушке.
   - О! А вот и гости пожаловали! - обрадовалась временная хозяйка лесного дома. - Очень вовремя.
   - Аннутка! - обрадовалась наездница, спрыгивая с коня, и перехватывая поводья, которые тут же бросила, намотав на ближайший столбик частокола. - А я уж думала, опять меня этот, - она кивнула в сторону голубя, - в беду завести хочет. Не обманул.
   - Не обманул. Мы с ним договорились, что вести он себя будет хорошо. А потом поговорим об Ирие. Ты навсегда? - решила уточнить подруга, принимая в объятия Элишку.
   - Не знаю... - успела ответить она. - Но очень надеюсь, что они отстали. Будут искать и вряд ли легко сдадутся. Так что придется нам с тобой быстро собираться. Мне очень повезло, что ветер сильный поднялся и я смогла оставить их.
   - Сильный ветер, говоришь? - призадумалась Аннутка, ведь стояла жара, и даже легкого дуновения не было. Беременная женщина уж извелась, пока ходила к речушке за водой. Но предположения о природе этого загадочного ураганного ветра можно было и не озвучивать.
   Воздух рядом с женщинами вздрогнул, поднялся вихрем и затих. А на месте крошечного вихря появился Он - владарь. Он не сводил глаз с Элишки, а та явно сдерживалась, чтобы не разреветься и не броситься ему на шею, стояла, нервно кусая губы. От всплеска чувств ее останавливала только обида на этого мужчину и мысль, что прилетел он вовсе не за ней.
   - О... - протянула Аннутка. - Гляжу на вас и думаю, что мне нужно сделать вид, будто каша в котелке подгорает и оставить вас одних? Или ты за этим?
   Она кивнула в сторону голубя, но тот уже спрятался где-то в глубине дома. Владарь не обратил на это внимания, он смотрел только на белокурую девушку.
   - Подгорает... - согласился владарь.
   - Не тупая, - собралась было Аннутка. Но тут же замерла, не сводя глаз с края поляны. Там маячили светлые силуэты всадников. - И ты вроде умный! - заговорила она намеками. - Так что лети отсюда, притворись, будто и не было здесь. - Лишь подбородком указала на появившихся охотников. - А то представь, что могут сделать с двумя женщинами люди, увидевшие их рядом с демоном в лесу! Меня итак ведьмой кличут. А она, - кивнула на Элишку Аннутка, - в не менее шатком положении.
   И сама, на всякий случай, отошла поодаль от подруги. Сейчас каждое слово, действие могло разрушить все.
   Владарь едва не высказался, припомнив некоторые слова Бориса Васильевича, но поступил мудро, взмыв в небо.
   - Элишка, - кричали издалека.
   - Мне надо спрятаться! - метнулась к дому девушка, но Аннутка ее перехватила, выставив руку вперед.
   - Куда?! Конь здесь. Хочешь, чтобы они дом обыскивали? Что я против них? Беременная баба, да и только. Мы лишь хуже сделаем. Лучше уж притворимся, что ты заблудилась. А завтра вечером (но лучше сегодня), найди предлог, чтобы сбежать! Коня оседланным держи. Если надо через окно и щель в заборе проскользни, но покинь поместье и иди ко мне в лес. - Посоветовала Аннутка. - Нам надо бы утром выдвинуться отсюда. Мне тяжело идти. Но я ни за что не остановлюсь.
   Элишка уже всхлипывала. Слезы душили ее, а чувство обессиленности толкало на опрометчивые поступки. Она подняла глаза к небу, окинула взглядом стоящие кругом деревья, ища поддержки у крылатого создания. Но, сжав кулаки, прокричала:
   - Я здесь!
   Утерла слезы, шепча подруге:
   - Я не хочу возвращаться. Пожалуйста... - молила она, едва ли не срываясь в истерику, и не цепляясь за руку Аннутки.
   - Терпи. Ты найдешь выход! Я пришлю за тобой голубя, чтобы ты не заблудилась! - шепнула подруга.
   Охотники выехали на полянку. Светловолосый молодой мужчина выдвинулся вперед и, взволнованный, быстро преодолел расстояние до Элишки, чтобы спрыгнув с коня, крепко прижать ее к себе. Но она смотрела на подругу с молчаливой мольбой, будто та и впрямь была всемогущей ведьмой, способной повелевать стихиями и людьми. Аннутка не шевелилась.
   - Испугалась, моя птичка? - спрашивал он, осматривая девушку на предмет ранений или царапин. Но кроме слез больше ничего не обнаружил. Потому с облегчением выдохнул. - Не задалась охота. Лучше вернуться в поместье!
   - Да. Да! - соглашалась она, совсем не скрывая слез. Но потом вспомнила кое о чем. Повернулась к Аннутке. - Спасибо вам!
   Илья окинул подозрительным взором беременную женщину. Но не удостоил ее ни приветствия, ни благодарности. Лишь развернул найденную девушку, отвязал ее коня и повел прочь. Другие охотники, будто заподозрив что-то, глядели на лесную жительницу с подозрением.
   Аннутка так и стояла в сторонке, наблюдая за происходящим. Она видела лицо подруги, когда ту увозили прочь. И у самой сердце кровью обливалось. А когда всадники пропали из виду, тяжело опустилась на старый бочонок для дождевой воды.
   - Сердце кровью обливается, - выдохнула Аннутка, стараясь сдерживать эмоции. - Скажи-ка, владарь, - услышав легкое дуновение ветерка позади, она повернулась к приземлившемуся повелителю Ирия. - Отчего ты ее сразу не забрал, как устроил эти фокусы с ветром?
   Но владарь молчал, не желая отвечать на глупые вопросы.
   - Не будь дураком. - Ворчливо говорила она, очень напоминая сейчас Бориса Васильевича. - Надеюсь, сегодня она сбежит. Так что вернись сюда вечером.
   Аннутка с трудом поднялась, и медленно, поддерживая одной рукой живот, направилась к дверям, словно прихрамывая.
   - Но ты же не поговорить с ней прилетел! - остановилась она, оглянувшись. - Проверил свои и ее чувства? Правильно. Пора возвращаться домой вам обоим!
   - Я не смогу забрать тебя, ты же знаешь! - сказал он, и в голосе слышалось сожаление. Сердце Аннутки внезапно кольнула тонкая иголочка обиды. Но ворона всегда была мудрой и понятливой, хоть и ухитрялась попадать в идиотские, а порой и безвыходные ситуации. И эта тоже выхода не имела. Женщина на миг прикрыла глаза, чтобы удержать внезапно подкатившие слезы.
   - Да. Чтобы забрать кого-то, вроде меня, нужен обряд и чья-то жизнь взамен. - А потом она погладила большой живот. - Или две жизни... - И прошла в дом, чтобы немного отдохнуть и избавиться от волнений. Но их стало в два раза больше. Аннутка задумалась о том, как же владарь будет забирать Элишку, если и ее спасение требует жертвы. И кто же ей станет?
  
  
   Тем днем, когда владарь вернулся, в Ирие разыгралась ужасная гроза. От раскатов грома дрожали не только небеса, но и земля. Вода в озере потемнела. Молнии слепили и пугали. Птицы в панике попрятались. Многие временно перебрались в пещеры, опасаясь очередного нашествия демонов. Но каменные великаны уверенно стояли на своих местах, погруженные в пески на берегу. Дело было вовсе не во внешних врагах Ирия.
   - А что это мы такие злые? - любопытствовал Бориска, прячась за дверью и подсматривая за повелителем через крошечную щель. Владарь выбрасывал все из сундука, рвал на мелкие клочья старые письма. Огляделся. Взял чернильницу и с рычанием разбил ее об пол, все заляпав черной жидкостью...
   - А убирать кто будет? - рассердился сокол, понимая, что честь эта выпадет ему.
   Хозяин рая повернул голову в сторону птицы и стукнул кулаком по двери, спугнув разговорчивую птицу... и Бориска вдруг понял, что сейчас от испуга все перья осыплются. Потому, отступил назад, и с воплем: "Пелагеюшка! У нас владарь беснуется!" - побежал вниз, чтобы спрятаться у нянюшки.
   Владарь сел на пол. Отчего-то внутри его разрывало на части. Он обхватил собственные плечи, в надежде, что сможет остаться цельным. Однако было поздно - сердце расчертила огромная трещина. Он и впрямь не учел тот факт, что вернуть Элишку в Ирий будет не так просто, как хотелось бы. Недостаточно взять и перенести ее. Нужен обряд. Но в том мире, кроме Аннутки никто о нем не знает. Эта память погибла с последними шаманами, носившими пернатые накидки и шапки с рогами оленя. Это Аглаю можно было в любой момент выдернуть из человеческого мира, ведь у нее были крылья и она принадлежала Ирию. Но она добровольно желала остаться среди людей. И чем дольше она находилась там, тем слабее становилась ее память об Ирие. Владарь тогда прекрасно понимал, что она не захочет возвращаться, когда увидел ее в захудалой деревеньке. А Элишка... И почему он так и не подарил ей крылья???
   Нянюшка тихо прошла в его комнату и приобняла за плечи, поглаживая по голове, как маленького ребенка.
   - Ну, тише... - Приговаривала, прижимая к себе. - Свернуть с этого пути уже нельзя. Я готова пожертвовать собой, чтобы ты смог вернуть ее. А она займет мое место и станет новой хранительницей, рядом с тобой...
   - Нет! - и он, оставив башню, отправился сквозь пелену дождя, не обращая внимание на молнии, к горам, где спала праматерь всего живого. Квад собирался найти иной выход, чтобы никем не жертвовать.
  
  
   Глава 37.
   Софья Илларионовна встречала сына на крыльце. Была она взволнована. Все стражники поместья, дворовые, конюшие и прочие выглядели не менее нервными. Метались и перешептывались. Женщины причитали по углам. Илья насторожился, оглядевшись. Отдав коня подскочившему Ивану, взбежал по ступеням крыльца к матери. Элишка не стала останавливаться - скрылась в доме, вбежала в комнату, переоделась и упала на кровать, ткнувшись в подушку. Ей было необходимо хорошенько выплакаться, чтобы потом, успокоившись, хорошенько все обдумать или просто потянуть время до вечера сославшись на плохое самочувствие, а потом... Потом выждать момент и выбраться в окно, спуститься сетке для винограда, затянувшей почти всю стену, и прячась в тенях, добраться до забора у нужника. Только там не было стражи, никто особо не ошивался, да и в заграждении была брешь - мужчины никак не собрались с духом, чтобы починить разболтавшийся штакетник. Некоторые особо любвеобильные молодые люди пользовались этим лазом, чтобы на ночь удрать в соседнее село.
  
   - Сынок, - сдерживая волнения, и беспрестанно комкая в руках какую-то бумагу, начала матушка, когда они скрылись ото всех в кабинете.
   - Что приключилось? На вас лица нет! - Илья и сам занервничал, видя мать в таком состоянии. Заставил ее присесть в кресло и подал стакан воды.
   - Приезжал княжеский вестник. В округе бушуют болезни. Все дороги перекрыли. Я уж думала, что вы не доберетесь до дома. Но молитвы мои были услышаны. - Быстро говорила Софья Илларионовна. - Велено не выходить из дома. Так что поместье теперь тоже закрыто от посторонних. Но и нам нельзя пока выезжать. Некоторые деревни близ Каменного почти вымерли. Людей жгут вместе с домами. Главный лекарь велел всех, у кого есть малейшие признаки недомогания содержать в отдельном помещении и не допускать к ним здоровых людей. Все очень страшно, сынок!
   Илья от досады ударил кулаками в стол.
   - И все это накануне свадьбы!
   - Какая свадьба? Разве о том сейчас стоит думать? - рассердилась мать. - Разве ты не видишь, что боги всеми силами пытаются отвести от тебя беду. Все говорит о том, что не стоит тебе связывать себя с этой девкой. Ты нашел ее в лесу. Она так затуманила твой разум, что ничего и никого, кроме нее ты не видишь! Она имеет над тобой власть! Она - ведьма. Посуди сам. Родителей мы ее не знаем. Она о них не говорит. Скиталась по лесу. Жила одна, а руки, что у аристократки - работы не знали. И с тех пор, как она здесь появилась - одни проблемы. Жена твоя исчезла. Теперь вот болезни эти.
   И раз уж сын пока не додумался, чтобы перебить обвинительную речь матери, она сунула ему под нос скомканные листы бумаги.
   - Девчонка постоянно кому-то пишет. И письма эти странные... Язык непонятный. Я показывала писарю. Он знает десяток языков. Но этого никогда не видел! А отправляет она их с воронами! Послушай только - с воронами! Не с голубями, не телеграммой! - перешла на шепот Софья Илларионовна. - Некоторые письма она прячет в ящик стола. Загляни сам, чтобы убедиться, что я не вру.
   Задумавшийся сын внезапно расхохотался.
   - Матушка! Что за небылицы? Ну какие ведьмы? Вы взрослая, ученая женщина. Вам ли не знать, что все это выдумки? Или вы готовы придумать даже такую дикую историю, лишь бы я отказался жениться?
   - Зря ты так... - оскорбилась Софья Илларионовна и от обиды всплакнула. - Я в подобные глупости тоже не верила. Но теперь мне страшно. Я ж вижу, как она мужчин околдовывает: тебя (разве ты, который не испытывает нехватки женского внимания, когда-нибудь вот так ломал себя, чтобы угодить женщине?!), сына твоего, который только у нее на руках не кричит, Ваньку, Степана, который беглым преступником оказался... Пока тебя не было, она с этими двумя в лес частенько выезжала, якобы ястреба своего выгулять... Возвращалась довольная. А мужики за нее рвать глотки готовы были. Тебе же к себе притрагиваться и не позволяет! Кто знает, с кем еще она уединялась, пока ты не видел. Может и с кем-то из твоих дражайших друзей!
   Заметив, что сын стиснул зубы и на лице его нервно подрагивали желваки, Софья Илларионовна, остановилась. Выдохнула и отошла к двери. Илья дошел до нужной кондиции в своих эмоциональных порывах. В нем уже бушевал необузданный вулкан, который вот-вот взорвется. Мужчины семейства Кручининых! Все они легковерны. Управлять ими было достаточно просто, если знать, на что давить.
   - Она всю жизнь тебе испортит! Но... может, эта эпидемия нарочно нам послана? Ведь свадьбу придется отменить. Все служители храмов заняты. В основном отпеваниями! А у тебя будет время подумать. Хорошо подумать о том, кто она такая... И не путаешь ли ты вожделение, с любовью...
   И вышла, оставив молодого человека вскипать от ярости.
  
   "Вожделение? Наваждение? Другие мужчины?" - мысли обрывками метались в голове, и приносили столько боли и злости, что она казалось, заполнила внутренности и заменила воздух в легких.
   Он практически взлетел по лестнице. Его вела ярость. Толкнул дверь, чуть не сломав и вошел, напугав девушку. Элишка попятилась к окну. Илья выглядел, как тот медведь, от которого когда-то спас ее. Он словно утратил человеческий облик. Запер двери и пошел на нее. Такое выражение лица она уже видела. Эта решимость причинить ей боль, добиться своего и утолить физическое желание, надругаться, показать свою власть над ней! С таким же лицом, но игривостью, вместо злости на нее напал Иван... И тогда ее спасло лишь чудо. Сейчас убежать она могла только через окно... Но...
   Илья схватил ее, когда она попыталась раскрыть створки. Дернул на себя, бросил на кровать, вжав лицом в подушки. Дышать было нечем, а тяжелый мужчина навалился сверху мешком. Он стал разрывать одежду, игнорируя сопротивление. Как бы она ни выкручивалась, как бы ни молила оставить ее в покое, как бы ни взывала к разуму и той чистой любви, о которой он сам же когда-то говорил - все было тщетно. Он заломил ее руки за спину, а потом схватил за волосы... Ей оставалось лишь плакать в подушку, поглощающую ее всхлипы, крики и мольбы, урывки дыхания.
   А в соседней комнате кричал ребенок... И няньки бежали к нему, не обращая внимания на звуки, доносившиеся из комнаты невесты барина. Да и что им было до ее слез? Одной глупой девкой больше, одной меньше.
   Софья Илларионовна постояла у приоткрытой двери, посматривая на происходящее в коридоре. Раздумывая о чем-то, она окликнула девку Стежку, попросив привести к ней Ивана.
   - Дело у меня к тебе будет! - загадочно молвила она. - Тебе понравится.
   И Иван ухмыльнулся, вполне догадываясь, с кем будет связано порученное дело.
  
   Дети сидели на лавке в хате. Люська икала, а белый, как мел, Ванечка намочил уже вторые чистые штанишки, потому что взрослые пытались выяснить причину испуга детей и лишний раз заставляли вспоминать о ведьме.
   - Я пошутить хотела. А она, оказывается, и вправду, там живет! Страшная! Съесть нас хотела! - рассказывала девочка, а мальчишка, разразившись внезапным криком, потянул палец в рот и смолк.
   - Никифор! Никифор! - заголосила мать. - Да что ж это делается?! Ведьма в лесу себе бед не знает, а мои дети так до конца жизни и будут бледными заиками? Посмотри, она ж порчу на них навела!
   - Не шуми, дура! - рявкнул муж. Он итак прекрасно понимал, что необходимо действовать. Молча вышел во двор, взял топор и уверенно направился к лесу. А следом стали подтягиваться и другие деревенские мужики и бабы. Кто-то нес с собой виллы, кто-то тащил заготовленные факелы.
  
   Вокруг Каменного, в ближайших городках и селах чадили костры, в которых горели взрослые и дети. Души одних растворялись в слабом свете солнца, пытавшегося скрыться за горизонтом. Ему было страшно и стыдно смотреть на происходящие. А потому солнце неустанно клонилось вниз, чтобы исчезнуть, оставляя красный след на небосводе. Души детей, непонимающие происходящего с ними, взлетали вверх. И попадали под крыло большой черной птицы. Уставшей птицы, которая возвращалась собирать урожай душ уже третий раз. И судя по тому, что костры зажглись еще в трех местах, плодясь будто от падающей искры, придется работать всю ночь. А ведь у владаря оставалось нерешенное дело. Праматерь не откликнулась на его просьбы. Оставалось лишь найти человека, который отдаст свою жизнь за Элишку. И ему вдруг пришла в голову неправильная, но вполне осуществимая идея: запугать кого-нибудь из этих глупых смертных и потребовать совершить обряд...
   Черная птица присмотрела небольшой дом на краю деревеньки, где одинокая женщина плакала над телами мужа и ребенка...
  
   Глава 38.
   Темная комната и красный закат в так и нераскрытом окне. Шевелиться не хотелось. Она боялась, что малейшее движение воскресит боль и воспоминания того, что произошло несколькими минутами назад...
   Когда он закончил, и его ярость отступила, Илья лениво сполз на пол. Посидел немного в тишине. Его взгляд коснулся висящего на вешалке свадебного платья и стало немного стыдно за произошедшее.
   - Всё против этой чертовой свадьбы! - сцедил он. - Но это не значит, что я так просто откажусь от тебя. Я слишком долго ждал и многим поступился, чтобы взять тебя. А ты отталкивала, неблагодарная! Осталось всем доказать, что ты моя! Мы поженимся завтра же! Я лично привезу, сегодня привезу, священника! И пусть закроют рты те, кому это не нравится! А ты... будь благосклоннее, чтобы ЭТО не повторилось. Ты ведь достойна нежности...
   Он решительно поднялся, но слегка пошатываясь, словно пьяный, покинул комнату. Совесть, скребущую когтями по сердцу, заглушил несколькими бокалами вина и вновь забрался в седло.
   А она так и лежала, переброшенная через кровать. Лежала, как сломанная кукла. Проклятое свадебное платье маячило белым пятном в полумраке, на другой стороне комнаты. Все ее чувства, вся она была уничтожена. Она умерла. Потому и не шевельнулась, когда дверь тихо приоткрылась, пуская слабый свет из коридора. По деревянному полу приглушенно зацокали небольшие каблуки домашних тапочек.
   - Я помогу тебе. А ты уберешься отсюда подальше и больше никогда не вернешься. - Тихо сказала Софья Илларионовна, бросив сверху на девчонку потрепанный временем и крысами серый плащ. - Через час охрана будет сдавать пост. Вся прислуга закроется в своих комнатах. Я запретила им выходить до самого утра. Ты сможешь выйти и добраться до щели в заборе. Уходи, пока я добрая...
   А потом ушла. Элишка оставалась неподвижной. Но через какое-то время поднялась. Мысль о том, что Илья привезет священника и обряд будет совершен, и ей придется терпеть его рядом, каждый раз чувствуя себя измазанной навозом, сломанной, мертвой - претила, но заставила подняться, побороть слабость, боль и тошноту. Доверять Софье Илларионовне она и не собиралась. Но плащ надела и бесшумно отварила окно.
  
  
   Барина, как ужаленный, помчался прочь со двора, рявкнув на охрану с требованием открыть ворота. И даже кого-то приложил хлыстом, когда ему сказали, что Софья Илларионовна, княжьим повелениям следуя, запретила кого-либо выпускать, а всех, кто окажется под воротами гнать в три шея. Иван наблюдал за всем, спрятавшись в углублении между сараями, закрытом тенью и виноградом. Охрана сменялась. Мужчины были встревожены, а потому передавали пост молча. Озабоченные ситуацией вокруг поместья, они и не заметили тень, спустившуюся по стене со второго этажа дома. А вот Иван напрягся и нетерпеливо погладил рукоять ножа за поясом. Тень спряталась. Подождала, пока охрана не разойдется на свои места и юркнула в другое укрытие, постепенно передвигаясь к нужнику. Иван так же незаметно преследовал ее, не выпуская из виду. Тень отодвинула, едва окончательно не вырвав штакетницу в заборе, и просочилась на свободу. Ивану, с его габаритами, это было сделать гораздо сложнее, а потому он немного отстал. Тень припустила со всех ног, сливаясь с темнотой и ныряя в ближайшее поле. Преследователю пришлось поднапрячься, чтобы хоть немного нагнать ее. Она мчалась к лесу, стараясь смотреть себе под ноги. Но услышав подозрительный шорох позади, оглянулась. Капюшон плаща упал, открывая белую макушку, словно маяк для Ивана. На лице девчонки отразился страх. И она ускорилась. Мужчина тоже прибавил бег.
  
   У Элишки закололо в боку. Но страх был настолько сильным, что ноги сами несли ее прочь. Иван не отставал. Более сильный, он нагнал ее, повалив на землю, и они покатились кубарем, чудом не разбив головы и не свернув шеи.
   - Попалась! - радостно воскликнул мужчина, придавив девушку весом и прижав нож к ее горлу.
   - Что тебе надо от меня? - цедила сквозь зубы она. Страх мешался с болью и ненавистью. Настолько сильными, что Элишка готова была выцарапывать себе свободу ногтями.
   - А как ты думаешь? - насмехался Иван, одной рукой пытаясь убрать спутавшиеся коконом вокруг ее ног края плаща. Но когда избавился от ткани, озадачился, раздосадовано выругавшись. Вместо удобной юбки, которую достаточно было задрать, а потом спустить с девчонки панталоны, мужчина удивленно обнаружил штаны. - Не рыпайся, а то мы не успеем развлечься. Сдохнешь раньше времени, а меня к трупам не тянет...
   - Тварь! - выругалась она. И пока он был занят застежками на ее одежде, дотянулась до камня, схватила и ударила им по голове Ивана. Тот закатил глаза, и повалился прямо на девушку, чуть не впечатав лезвие ей в горло. Нож оставил кровавый след на шее, но Элишка не обратила внимания. Изо всех сил постаралась сбросить с себя мужчину. Откатилась в сторону и стала на четвереньки. Иван заворочался, испугав ее. Так что переводить дыхание и отдыхать было попросту некогда. Мимо пролетел, сияющий призрачным светом луны, голубь. И Элишка помчалась за ним по дороге, стараясь не потерять из виду, и не упасть, споткнувшись о камень или корягу.
  
   Конные добрались до Багрянцево. Храм стоял на холме чуть в стороне. Деревня казалась вымершей. Окна забиты или закрыты ставнями. Впрочем, даже некоторые двери были заколочены. Никита и Кирилл оглядывались и передергивали плечами. Им здесь совсем не нравилось. Так и чудилось, что с погоста сейчас мертвецы попрут.
   Илья ехал впереди, взял курс на храм и остановил лошадь лишь у дверей, едва ли не у самого порога. Постучал. Но никто не ответил. Снова постучал, требовательно и громко. Посчитал, что стук от кулака слишком тихий, и забарабанил по двери ногой. Священник явился со свечой в руках в тот момент, когда древесина на входе начала жалобно трещать, будто собиралась потерпеть поражение в этом бою и разлететься щепками.
   - Чего надо? Князем велено никого не пускать! Отпевание провожу только утром! Идите восвояси! - рявкнул злой спросонья человек в исподнем.
   - Плевать мне на все. Я - Илья Кручинин, хозяин этих земель! Открывай! - потребовал поздний гость.
   - Уж простите, но отворять не стану. Так говорите, в чем такая срочная нужда?
   - Завтра же утром я хочу жениться. Ты проведешь обряд! Собирайся! - приказал, коротко обрисовав ситуацию Илья.
   - Побойтесь всевышних! Какие свадьбы в такое время? По всей округе бушуют болезни, словно конец света настал. Вы, верно, пьяны! - затараторил священник и попытался закрыть дверь, но молодой человек поставил ногу на порог, не позволив запереть обитель. А потом бросил мешок с монетами на пол. Священник замер, посмотрел на подношение
   - На нужды вашей обители! - коротко сказал Илья. - И получишь еще один, если никому не проболтаешься об обряде!
   Лицо вестника всевышних изменилось.
   - Дайте мне время собраться.
  
   В селении Остовы, около стен города Каменного пылали погребальные костры. В живых из 60 с лишним взрослых и 43 детей осталось человек 15. И половина из них должна была умереть завтра. Надежда была как раз из числа смертников. Ее колотила дрожь, мучила слабость. Она стояла на коленях и смотрела на пламя и тела, которые заменили собой уголь. Ее муж и сын тоже стали углями. Жить больше было не для чего и не для кого - весь смысл утерян. Дом пуст. Селение - и то, опустило. Надя видела, в каких муках умирали близкие, соседи. И безумно боялась. На мгновение подумалось, что пока у нее есть хоть капелька сил, лучше оборвать жизнь самостоятельно - утопиться или прыгнуть со скалы, повеситься... К скалам идти было далеко, к реке тоже. А вот добраться до сарая - близко. Она взяла себя в руки, доковыляла до дверей, вошла, осмотрелась. На гвозде висела плотная веревка для скота. Взяв ее и завязав петлю, перекинула через балку и принялась искать подставку под ноги. Отыскала небольшой бочонок с зерном, поставила, забралась на него и... Слезы полились ручьями. Прощаться с жизнью не хотелось. И закралась воодушевляющая мысль, что может-быть все обойдется... Но Надежда пока не видела ни одного выздоровевшего.
   - А стоит ли? - раздался в темноте мужской голос, и бочонок чуть не укатился из-под ног. Надежда судорожно вцепилась в веревку у горла. Едва удержала равновесие. А огромная птица, казалось бы сокол, боком подпихнула бочонок, заставив его вернуться на место. - Уж простите, что испугал, сударыня! Но неужели вы хотите, чтобы ваша смерть была бесполезной. Вы, конечно, вернуть близких этим не сможете. Но зато в ваших силах спасти одного человека, который этого достоин!.. Я расскажу как...
  
   В лесу быстро стемнело - хоть глаз выколи. Праведный пыл честного народа, отправившегося покончить с колдовской напастью, немного поутих. Впрочем, каждый шорох, уханье сов, и даже мелодия сверчков, уверяла борцов в том, что они на верном пути, а все звуки и движения в темноте, подозрительные тени - насланное ведьмой проклятье для отвода непрошенных гостей.
   - Зажигай факелы! - скомандовал Никифор.
   - Я голоса слышу, это видать, мертвые к нам подкрадываются! - горячо шептала бабка Клафира, цепляясь в руку крепкого молодца Ставра. Тот и впрямь прислушался, стараясь отделить чирканье кресала от других шумов вокруг. Голоса и впрямь были.
   - А я говорил, что перед тем как на расправу идти, надо было сначала у детей выпытать, куда идти. - Ворчал старик Борислав.
   - Да тихо ты. - Цыкнул на него Ставр, навострив уши.
   - Нечисть! - заорал кто-то из соседних кустов.
   - Бей, гадов! - издал клич Никифор, замахиваясь топором на приближающие воинственные тени. И начался бой. Нечисть живо отмахивалась и уворачивалась от топоров и палиц, защищаясь собственными топорами, палицами и виллами. В представлении Ставра умертвия должны были кусаться и рвать плоть, а не материться и призывать всевышних в помощь. Так что окликнул тех, кто нес факелы, требуя скорее зажечь свет. И он осветил врагов.
   - Васька, ты что ли? - рассмотрела одного из нападавших бабка Клафира, осеняя себя знамением. - А когда ты помереть успел, паршивец? Только ж на прошлой неделе виделися!
   - Тьфу на тебя, дура! - выругался, также осенив себя священным символом, бледный кривозубый старик. - Живой я!
   - А че бледный такой? - не верила Клафира. - И смердишь!
   - Болею я, - ответили ей. - И смердю, бо чеснока наелся. Он вроде нечисть отпугивает...
   - И не только нечисть! - согласились близстоящие.
   - А по лесу ночью, чего шастаете? - заинтересовал Никифор.
   - Так ведьму хотим жечь. Ох и поизмотала она наших. Вся деревня вымерла. Вот тока мы и осталися! - отозвался кто-то в темноте.
   - Да? Так и мы по ее душу идем.
   - А пойдемте вместе. Оно всяко веселее. - Ляпнули во тьме. И Ставр очень понадеялся, что не сама ведьма это предложила.
  
   Аннутка проверила мешок. Убедилась, что все собрала. И замерла на пороге. Выглянула в окно. Элишки все не было. А малыш в утробе бился нетерпеливо.
   - Терпи. Маме сначала надо уйти отсюда и место другое подыскать. А там и появляйся на здоровье! - уговаривала она собственный живот. Но ребенок рассудил иначе. По ногам женщины потекла вода. - Что ж ты такой непослушный!
   Выругавшись, она осела прямо на пол. Схватки были сильными и болезненными. Хотелось даже потерять сознание и очнуться, когда эта боль окончится, а малыш будет на руках. Но сознание упорно держалось на плаву.
  
   Глава 39.
   Илья вернулся в поместье. Охранники не стали спорить, распахнув ворота перед барином. А он отдал лошадей и велел расположить священника на ночь в доме, в свободной комнате на втором этаже.
   Софья Илларионовна вышла со стороны кухни, проводив взглядом гостя.
   - Ты зря потратил время. Ты добился своего, так зачем привез священника? - сказала она и сын вспыхнул.
   - Я сказал, что женюсь, значит так и будет. Я держу свое слово!
   - Ты ведешь себя как капризный ребенок! - всплеснула руками женщина. - Даже не дослушал. Ты потратил время впустую. Мог остаться дома. И не подвергать свою жизнь опасности. Девчонки нет в доме. Она исчезла.
   - Что значит, исчезла? - не понял Илья и моргнул. А потом поднялся в ее комнату. Она и впрямь была пустой. Свадебное платье так и весело на вешалке, кровать была измята. Окно распахнуто.
   - Улетела, не иначе, - насмешливо проронила у его уха матушка. - Ведьмы ведь так поступают.
   Илья готовился взорваться.
   - Загляни в ящики стола. Письма там! - подтолкнула она.
   Сын сделал шаг, другой, обошел стол и потянул ручку ящика. Там действительно лежали бумаги. Но на них не было ни строчки. А потом он провел рукой по стенкам ящичка. И в самом дальнем углу лежали те самые письма. Его взгляд прошелся по строчкам. Ни одной знакомой буквы на этих листах и впрямь не было. Илья швырнул их и те разлетелись в разные стороны.
   Куда могла деться ведьма? Ночью? Только уйти в лес! Там, судя по старым сказкам, они совершают свои страшные обряды с жертвоприношениями и заманивают неповинных детей.
   И Илье вспомнилась странная, одинокая женщина в глуши лесной. Вся в черном. Дом ее не менее странный. Череп на колышке забора. И этот страшный ветер, будто посланный каким-то демоном, чтобы заставить их убраться подальше с тропы...
   Все же верить в то, что девушка, которую он так жаждал - ведьма, не хотелось.
   Может Элишка и не ведьма... Может она просто попала под влияние?
   Мужчина вновь покинул дом в сопровождении друзей и отправился в тот самый лес.
  
   В покошенном доме горел свет. Девушка толкнула дверь, голубь пролетел внутрь первым. За ним вошла и она, быстро затворила за собой, обнаружив подругу на полу с широко расставленными ногами. Аннутка взмокла от потуг.
   - Вовремя, аааа! - рычала она, сквозь стиснутые зубы. - Налей воды в таз, приготовить полотенца и нож. Нож нужно раскалить в огне. Тебе придется принять роды.
   - Но я... Я не умею. Я не знаю, что делать... - растерялась белокурая.
   - Я буду объяснять. - Она снова напряглась, взвыла. - Подставь руки. Когда покажется головка, аккуратно будешь придерживать ребенка. Только не урони.
   Элишка сосредоточилась. Вид ей открывался не слишком радужный. Но после пережитого сегодня, она решила не реагировать. Собралась с силами. Головка вскоре показалась, а при следующих схватках и плечи...
   - Я вижу его! Вижу! - обрадовалась она.
   - Вот и славно, - обессиленно проговорила Аннутка, словно радости не испытывала. А затем снова завыла.
   - Если б знала, что так больно будет, не хотела бы детей. - Попробовала пошутить женщина.
   Небольшая передышка кончилась, еще немного стараний и Элишка поймала на руки окровавленного малыша. Схватила одной рукой полотенце, смочила в воде и наскоро обтерла новорожденного.
   - А теперь бери нож, нагрей и режь пуповину! - откинувшись на пол, велела Аннутка. Почувствовала боль, но уже не кричала. Подруга подала ей малыша, и новоиспеченная мать, перевернув его за ноги, шлепнула по попе. Малыш разразился плачем. А Аннутка улыбнулась и прижала его к себе.
   - Живой! - приговаривала она. - Только крошечный такой, слабенький. Но живой.
   - Отдохни, поутру уйдем. Сейчас вам двоим идти в темноте по лесу будет сложно, - не менее уставшая Элишка, привалилась спиной к лавке. Но судьба распорядилась иначе.
   На улице стало шумно. Разноголосье напугало обеих девушек. Они дрогнули, когда в дом постучали и грозный мужской голос потребовал:
   - Ведьма! Выходи, мы знаем, что ты там!
   - Да, дорогуша, выходи, это я - твой супруг!
   - Твою ж мать! - выругалась Аннутка. - Нам придется сейчас же уходить!
   - Но как? Дверь и окна - не вариант! - огляделась по сторонам Элишка.
   - А надо ли нам, чтоб она выходила? - спросил кто-то особо умный, с той стороны двери. - Жги и пошли домой! А то спать охота!
   - И правда, Ставр, кинь факелок. Пусть горит, проклятая!
   - Сдурели совсем! - возмутилась Аннутка, но тут факел влетел в окно, разбивая мутное и грязное стекло. Упал на кучу тряпок и пламя вспыхнуло, поднимаясь к потолку.
   - Держи! - вручив завернутого в полотенце ребенка Элишке, Аннутка поднялась на колени и поползла. Нащупала руками небольшое кольцо в полу и потянула. Открыть подвал с первой попытки не удалось. Пришлось потратить все оставшиеся силы. А дым тем временем наполнял помещение, прижимая женщин к полу. Мстители подожгли дом с других сторон. Крыша потрескивала над головой, стены с внешней стороны дома облизывал огонь. Аннутка уперлась ногами в пол, и стиснув зубы, потянула кольцо на себя. Голубь метался по помещению. Смерть ему не грозила, но страх не позволял просто наблюдать.
   - Давай же! - молила она крышку подвала. - Ну же!
   Элишка и ребенок кашляли. Аннутке и самой не чем было дышать. Но она понимала, что если не откроет подвал - они втроем погибнут в огне. Потому женщина из чистого упрямства тянула за кольцо, хоть сил после родов и не было. Крышка подалась ее силе воли и отворилась, но так резко, что придавила собой Аннутку. Та скривилась от боли, выругавшись.
   - Давай, спускайся! - прикрикнула она на Элишку. - Живо!
   И подруга нырнула в подвал, ожидая Аннутку и заглядывая в квадрат света над головой. А за ней в подвал слетел и голубь.
   - Иди прямо, вдоль стен. Там должна быть дверь! Я ее не открывала, - сквозь кашель говорила подруга. - Но ты должна выйти. Береги его...
   Крышка с грохотом упала обратно.
   - Нет! Аннутка! - закричала не своим голосом Элишка и принялась колотить кулаком по дереву над головой.
   - Мне все равно не уйти... - выдохнула в дым роженица, откинувшись на спину и глядя на горящий потолок. Под ней растягивалась лужа крови, все увеличиваясь в размерах.
  
   Холод подвала и пронизывающий страх, заставляли девушку дрожать. Она прижимала к себе малютку и плакала, медленно двигаясь вперед, вдоль стены, как велела ей подруга. Спотыкалась, ударялась обо что-то в темноте, но шла, тихо шепча ребенку на руках: "Не бойся! Мы обязательно выберемся!". И он, верил ей - слушал молча, не привлекая внимания тех, кто бродил вокруг дома с вилами, ожидая, когда коварная ведьма выпрыгнет из огня и кинется мстить обидчикам. Голубь пролетел вперед и своим светом показал Элишке очертания двери. Девушка ускорила шаг, уперлась рукой в кусок дерева, приколоченный к двери, оторвала. Затем второй и третий. Толкнула дверь. Но та не открылась. Подземным выходом давно никто не пользовался. На миг стало страшно. А вдруг она не выберется? Сердце заколотилось, после чего больно сжалось, готовясь к смерти.
   - Нет! Мы отсюда выйдем! - проговорила она упрямо, и толкнула дверь плечом. Потом отошла чуть дальше и пошла на таран, снова толкнув дверь. Плечо болело. Но она повторяла эти толчки раз за разом, пока дверь не выпустила ее на свежий воздух в конце полянки, под елью. Элишка вскарабкалась по земляным ступеням, раскидала ветки, прикрывавшие вход и оглянулась. Дом на поляне превратился в костер, поднимающийся до небес. Люди, устроившие поджог, зачарованно смотрели, стоя неподалеку, не торопясь расходиться.
   - Аннутка, - сглотнув подступивший ком, проронила она и побрела прочь, унося с собой частичку подруги.
  
   Шла во мраке, уставшая и обессиленная. Двигалась, пока ноги позволяли. Впрочем, она уже не чувствовала ни ног, ни рук. Спотыкалась. Падала. Поднималась и снова шла вперед. Голубь летал где-то рядом. Но на него она не обращала внимания. Нужно было просто уйти подальше от пожара, который унес жизнь единственной подруги, от поместья, в котором ей причиняли боль, насиловали. Признаться, люди заставляли ее ненавидеть их и бояться. Она бы с удовольствием осталась в лесу. Но долго ли она протянет одна, с ребенком?
   Время ночи истекало. Небо становилось серым.
   Когда шаги стали отдаваться в пояснице болью, Элишка остановилась, прижавшись спиной к сосне. Ребенок никак не выказывал недовольства, не кричал и даже не ерзал в ее руках, не отвлекая от мучительных мыслей и утомительного путешествия.
   - Что нам с тобой делать? - разговаривала с ним она. - Сбежать-то мы с тобой сбежали. Что дальше? Я не смогу тебя прокормить. Тебе нужны тепло и дом... Что же делать?
   Элишка развернула сверток, чтобы взглянуть в крошечное личико ребенка и... Бледные мужские руки вовремя закрыли ей рот, накрыв ладонью и придержав за затылок. Крик был подавлен. Но дрожь разлилась по телу. Все те же руки, придвинули ее ближе к крепкому телу, укутывая в черную накидку, пахнущую ветром и свежестью.
   - Я? Это я? Я задушила его? - захлебывалась слезами она.
   - Нет! Не ты, - шептал голос владаря. - Он умер через минуту после матери, задохнувшись от гари. Ему не суждено было жить. Слишком слабый. Потому он вернется в хранилище и будет ждать своего часа...
   Он провел по ее волосам рукой и поцеловал в лоб, стараясь успокоить.
   - Тише! Не плачь. Ты сделала все, что могла. Ты очень старалась спасти его, но не смогла бы... Вытри слезы...
   - Я больше не могу! - пожаловалась она. - Я так устала!
   - Ты должна продержаться еще немного. - Просил он. - Я люблю тебя! Слышишь?
   Вряд ли она сейчас слышала его признание. Элишка не воспринимала ничего. А владарь поднял голову к небу. Белеющие стайки душ кружили там. Его глаза затягивала пелена, но уходить сейчас, оставлять ее одну он не желал.
   - Ты сможешь побыть здесь немного? Подожди меня тут. Никуда не уходи! Дождись меня! - просил он. Отстранился, взял из ее рук сверток. - Я вернусь за тобой. Слышишь? Вернусь!
   Но она плохо понимала его слова. Плакала, и все мысли кружились вокруг мертвого маленького тельца в руках владаря. А он взмыл в небо.
   Элишка медленно сползла по стволу дерева на землю. Обхватила колени руками, уперлась в них лбом и разревелась. Усталость требовала, чтобы девушка уснула и забылась во сне. Она и рада была провалиться в мир грез, а затем проснуться и поверить, что все произошедшее (Илья надругавшийся над ее телом, смерть Аннутки в огне и гибель ее ребенка в руках Элишки) - кошмар и не более того. Глаза сами закрывались, словно веки были свинцовыми.
   Хруст веток заставил ее расплющить веки.
   - Квад! - встрепенулась она, но перед девушкой стоял Кирилл, недобро ее осматривая. А по бокам - другие охотники. Она хорошо рассмотрела их лица, и Ильи.
   - Взять! - отдал он приказ, с такой ненавистью, что удивительно, как сам не схватился за оружие.
   - Нет! - закричала Элишка, но тяжелое нечто, ударившее по затылку, обрубило желание кричать или говорить. Девушка растянулась в сушняке на земле, без сознания. Мужчины приподняли ее, связывая руки и ноги.
   - Может потому она и набивалась в сиделки Дмитрию? Тоже отдать его этому бесу хотела? - вслух проронил Никита, ужасаясь увиденному.
   - Но теперь у нее ничего не выйдет. Из холодной особо не поколдуешь. Замерзнет и все свои колдовские штучки забудет. А завтра согреется на костре! - крепко связывал ее Кирилл.
   Мужчины подняли ее под руки и поволокли к лошадям, оставшимся у дороги.
  
   Глава 40.
   Недалеко от Остова на небольшом холме стояла женщина. Она шаталась от дуновения ветра, кашляла кровью и никак не могла сосредоточиться. Стояла она в центре нарисованного палкой круга. Сокол прохаживался вдоль рисунка, напоминая слова древнего призыва.
   - Чем важна эта девушка? - спрашивала Надя.
   - Она росла под моим крылом, - призналась птица. - Но мой хозяин, который любит ее всем своим каменным сердцем, отправил ее к людям в наказание. И этот ребенок получил сполна. Она была бита и предана, обманута. Терпела издевательства, но оставалась наивной. Я хочу вернуть ее. Но без тебя не смогу. Закон рая таков - перенести туда живого человека можно только взамен на чью-то добровольно отданную жизнь. Ты, Надежда, умрешь совсем скоро. Ты взмокла от жара. Тебя треплет болезнь. А волдырей на твоем теле все больше. Дышать тебе сложнее. Но ты умрешь не зря. Твой ребенок, наверняка, уже в нашем раю. Я попрошу Элишку и Пелагею присмотреть за ним.
   Сокол остановился, глядя на женщину. Она вдруг резко упала на колени и раскашлялась кровью. Утерла губы и подняла голову к небу.
   - Пусть так... - Сказала она, взяла нож и черное перо. Сделала надрез на запястье, из которого заструилась чернеющая кровь. А потом зашептала, прикрыв глаза, чувствуя, что жизнь уходит по ее венам:
   Черны, вороньи крыла,
   Черны сердце и глаза...
   Ты расправь свои крыла,
   Да лети, скорей сюда.
   Приходи, прилетай!
   Сокол напрягся. Ему было жаль эту женщину. Но помочь он ей ничем не мог. А она вдруг совсем опустила голову и замолчала, так и не договорив призыв.
   - Наденька? - окликнул ее сокол и подошел ближе. - Надя?
   Женская фигура накренилась на бок и упала замертво. Сокол постоял еще немного рядом и улетел, очень сомневаясь, что сможет отыскать еще одну душу взамен.
  
   Шаги заставили ее проснуться и вздрогнуть от ужаса. Маленькая воняющая нечистотами холодная яма была ее временным домом. Элишка промерзла до костей, лежа здесь. Она попробовала сесть. Взгляд не фокусировался. Все плыло перед глазами. Голова раскалывалась и тошнота подкатывала к горлу.
   - Вставай, - стукнув по решетке сапогом, потребовал охранник.
   А второй, открыл дверцу и ухватил под локоть, вытянув ее под лучи солнца. Элишка щурилась. Свет резал глаза. Ноги еле держали ее. Зато крепкие мужчины по бокам не позволяли остановиться, волоча вперед. Она попробовала выровняться. Но все тело кричало о боли. И вот так на подгибающихся ногах она, пока не подозревая, что ожидает впереди, шла к широкой площадке перед домом. Здесь собрались все: поломойки, дворовые, личные слуги Софьи Илларионовны, конюшие, псарьи, дворники, мастеровые, повара и охрана, прачки. Был здесь и незнакомый Элишке человек - в церемониальной одежде. Кажется, священник. Он стоял рядом с Ильей и Софьей Илларионовной у небольшого помоста, окруженного связками хвороста.
   - Что происходит? - спросила девушка, и ее толкнули в спину. Она упала к ногам бояр.
   - Вчера деревенские отправились в лес и сожгли дом ведьмы, надеясь так прекратить распространение болезней и несчастий, которые поселились на наших землях. - Заговорил священник. - Но они не знали, что ведьмы было двое. И одну вчера поймали с жертвой в руках. С маленькой, крошечной жертвой, которой было несколько часов от роду! Она отдала это невинное дитя демону, пришедшему к ней.
   В Элишку полетели камни. Негодующий народ жаждал ее смерти. И все люди, собравшиеся здесь, были готовы приписать каждую свою неудачу ей!
   - Нет! - вскрикнула она, пытаясь спрятаться за ноги Ильи. Но мужчина пнул ее сапогом, взглядом, приказав охранникам поднять девчонку и привязать к столбу на помосте.
   Элишка выкручивалась, упиралась, вырывалась, но все равно оказалась на возвышенности. Охранники уверенно привязывали ее толстой веревкой, а толпа улюлюкала, слушая речи священника.
   - Мы прекратим ее бесчинства и очистим ее душу. - Уверил этот человек, и Илья принял в руки факел, переданный одним из охотников его свиты. Софья Илларионовна самодовольно ухмыльнулась и отошла немного в сторону от помоста, на котором извивалась ведьма.
   - За что вы так??? - не понимала Элишка. - Что я сделала вам всем? - кричала она.
   - Ведьма! - доносилось ото всюду. - Ведьма!
   - Разлучница! Душегубка! - выкрикивали люди.
   - Квад!!! - кричала она имя, поднимая голову к небу.
   Илья аккуратно поджог хворост с одной, потом с другой стороны, и пламя стало разрастаться. Изголодавшийся огонь жадно набросился на добычу... Илья, наконец, поднял голову... И в глазах его горел тот же огонь, что сейчас охватывал ветки, подбираясь к ногам девушки.
   - Квад! - кричала, срывая голос Элишка. - Квад!
   Огонь полоснул, будто хлыстом, по ногам причиняя такую боль, от которой Элишка разразилась криком. Она попробовала хоть как-то подпрыгнуть, встать на носочки, чтобы быть подальше от пламени. Однако оно подбиралось с неимоверной скоростью. А ветер раздувал его, нарочно, делая сильнее.
  
   Владарь прилетел в лес, к тому самому дереву, у которого оставил Элишку. Он верил, что Борису Васильевичу удастся получить, уговорить ритуальную жертву. Но пока не знал, что сокол провалил задание. Опустившись на землю, Квад сердито ударил дерево, чуть не сломав ствол. Девушки не было.
   - Элишка! - закричал он.
   Маленький призрачный голубь робко выглянул, спикировав с ветки и маняще бросился вперед, в сторону имения Кручининых, увлекая за собой владаря.
  
   Огонь вспыхнул, поднявшись высоко-высоко, и девушка остервенело закричала... Пламя поглотило ее полностью... Темная фигурка в огне перестала дергаться и кричать.
   Вот тут и появилась черная птица. С приближением к площади, она становилась все больше и больше. Птица не сводила глаз с костра.
   Ветер под ее крыльями затрепал пламя. Но, кудрявое и жадное, не собиралось отпускать свою жертву. Да и некого было. Она перестала биться в муках, смолкла. И только когда ее сердце окончательно замерло, пламя послушно утихло, притворившись, что проиграло в борьбе с ветром. Зато черная птица распознала обман - от костра ей ничего не осталось - обугленное тело да и только.
   В отчаянье черный огромный птах стал бросаться в толпу, крушить дома, играючи подбрасывать людей, давить их в мощных лапах... Все это напомнило ему войну, вековой давности, когда он был духом хаоса - демоном, жаждущим власти и находящим удовлетворение в разрухе. Но сейчас побоище не приносило успокоения. Боль билась в груди, разрывая внутренности. И от этой боли птица бесновалась еще больше.
   Догорающие связки хвороста под лапами черной птицы с хрустом и треском разлетались в разные стороны, и попадая в дома, на крыши, в конюшню занимали окружающую территорию ярким, нарастающим пламенем. Теперь огонь встал на сторону нечистого, помогая ему.
  
   Поместье полыхало. Женщины истошно выли и визжали. Дети кричали, прячась за матерей. Мужчины оказывались на земле раненые.
   Софья Илларионовна упала - ни жива, ни мертва. Сын в испуге склонился над ней. Но тут же с облегчением выровнялся, отдавая короткие приказы окружающим: хозяйку поместья отнести в безопасное место, а мужчинам - браться за оружие. Очень быстро суматоха превратилась в деловитое копошение, в процессе которого женщины и дети спрятались в погреба да уцелевшие постройки, а мужчины, вооружившись, стали окружать пернатое чудовище.
   В своем неистовстве черная птица и сама не заметила, как попала в ловушку. Рассвирепев, она устремила взгляд на Илью, и клюнула его. Илья успел увернуться один раз, второй, третий. Но на четвертый клюв пробил мужчине плечо, повалив на землю. И тут же стремительно двинулась на него, чтобы завершить начатое, уничтожить причину всех бед. Илья закрылся рукой, попробовал ползти, но кто-то из мужчин очень вовремя и достаточно метко метнул вилы, попав в крыло птице, пригвоздив ту к земле. Так что дальше раненного зверя принялись травить: каждый успел выстрелить в зловещую птицу. Ружья изрешетили чудовище. Виллы создавали игольчатый хребет на его спине, впиваясь в позвоночник и вырывая клочья кожи. Черная кровь капала повсюду, словно яд. Но даже раненая, птица уперто наступала. Мощная когтистая лапа опустилась на грудь Ильи и тот... задохнулся, теряя воздух, слушая, как ломаются собственные кости в груди. Распластался на земле, затихнув и более не шевелясь. Так оборвалась его жизнь. А потом, оттолкнувшись от своей жертвы, черный ужас тяжело взмыл в небо и неровно полетел прочь.
   В имении поднялся плач.
  
   Владарь летел, не чувствуя боли, ни ран, ни изломанных костей... Он летел опустошённый. Да и летел ли?
   Огромная черная птица рухнула тяжелой кровавой тушей в том самом Проклятом лесу. Попробовала подняться, но сил не осталось. Потому владарь отдался на волю Смерти - той, которая даже бессмертного может лишить боли. Он даже молил ее прийти, потому что не видел существования, не видел Ирия без солнца. Он проклинал себя за то, что выпустил Ее из уютной клетки птичьего рая. А теперь она была мертва. Она погибла так же, как ее мать - в огне.
   "Я отдаю себя ради нее..." - думал он, теперь совершенно отчетливо понимая, что двигало Аглаей, стремящейся жить и умереть рядом с охотником.
   Ее проклятье сбылось. Он почувствовал все краски любви: окрыляющее счастье, жгучую ревность, уверенность и покой, которые придает одно лишь существование любимого человека. Но теперь смысла во всем мироздании для умирающего владаря больше не было. И он смирился, испуская последний выдох...
  
   Ирий содрогался от бушующего ненастья. Ураган, зародившийся рядом с черной башней, крушил рай. А пределы Ирия разрушали его бывшие стражи, очнувшиеся ото сна, и покинувшие темницы драгоценных камней. Внезапно почерневшее небо будто пожирало испуганное солнце. Башня дрожала от ударов взбушевавшегося, разъяренного натиска волн. Но именно сюда слетались ирийцы, перекинувшиеся в птиц. Прятались в немногочисленных комнатах, которые мигом превращались в подобие битком забитой голубятни.
   Почивавшие в своих сосудах невинные души лежали на полу Хранилища. И медленно угасали.
   Испуганная Пелагея бросилась к единственному, кто мог защитить... Но его не было в покоях. И тогда нянюшка взбежала по лестнице на крышу, вышла на площадку, вглядываясь в горизонт, в небеса. Владаря нигде не было. Страх, которого прежде Пелагея никогда не испытывала, сковал доброе сердце женщины, заставляя леденеть. Она точно понимала, что происходит.
   - Они не вернутся, - озвучил ее мысли, растерявший привычную дурашливость Борис Васильевич. Сейчас он, кажется, резко постарел лет на сто. В нем не было ни намека на горе или страх, которым сейчас предавалась, стоящая рядом женщина. Он чувствовал себя виноватым.
   Две единственные человеческие фигурки замерли на площадке, на самой верхушке башни. Их поливали дожди, а они стояли, дожидаясь печальной участи, став свидетелями гибели рая.
  
   Ветер, путешествовавший меж миров и времен, проскользнул в пещеру, где спала птица-исполин. Он принес ей в дар вести, холод и несколько искорок с пепелища, чтобы поведать о том, как печально окончилась история любви, так и не случившейся в этом мире. Среди даров были и черные перья повелителя рая. Птица взглянула на них и встрепенулась. Прервав свой вековой сон, выбралась из пещеры под серо-фиолетовое небо Ирия, расправила крылья и огласила рай громким печальным криком.
   Коварный ветер взъерошил ее перья, вырвав одно, и умчал его, закружив в диком танце. Что ему было до конца света и гибели живого? А может и было что-то. Ведь у всего, что обитает в мирах, есть свой разум, своя душа.
   Птица еще долго стояла на скале, наблюдая за тем, как мрак и тьма - предвестники ужасного Ничто, подступают с границ Ирия все ближе и ближе.
   А ветер нес ее перья в человеческий мир. Там он закружил их над пепелищем костра, вокруг которого кричали и выли люди. Он собрал пепел и поднял маленьким вихрем, унося прочь остатки той, которую когда-то звали Элишкой.
  
  
   Ирийцы срывались со своих гнезд, покидали дома и бежали прочь. Все, как в тот день, когда владарь отправился на битву за грань, стремились укрыться в черной башне. Но Настасья уперто не желала прятаться там, где был Он или куда мог вернуться, где все дышало Элишкой и воспоминаниями о ней. Нет. Ей там места не было. И потому, несмотря на страх, она просто заперла дверцы и ставни своего крошечного дома, и села на кровать, обняв подушку. Пусть мир рушится - ей плевать! Она итак мертва.
  
   Во мраке леса, недалеко от болота и топей лежала уже не черная птица. А мужчина. Его черная кровь впитывалась в землю. Одежда была изодрана и жизнь уходила из тела. Лишь какие-то скудные остатки все еще теплились внутри, оставляя его подвешенным на нити между жизнью и смертью. Даже сознание все еще оставалось при нем. Квад с нетерпением ждал, когда его истерзанное тело начнет рассыпаться мелкими перьями и пылью, и они разлетятся, подхваченные ветром, унося какие-либо свидетельства о том, что некогда в мире существовало бесстрашное и почти всемогущее существо - собиратель невинных душ. Сейчас ему было все равно, что случится с Ирием, который он оберегал, как зеницу ока. Ему хотелось только одного - смерти! И, кажется, она пришла. Тихо, неслышной поступью, подобралась к владарю. Но вместо того, чтобы прекратить его муки, пощекотала нос перышком. Владарь чихнул. Перышко снова коснулось его носа и губ. И тогда он резко распахнул глаза.
   - Вставай, соня! - улыбнулась ему смерть, отчего-то принявшая облик белокурой, смертной, из-за которой так болезненно крошилось каменное сердце.
   - Зачем? - хрипло прозвучал его голос.
   - А зачем здесь лежать и грязь собирать? - уточнила смерть. - Вставай. Я же не могу тебя нести!
   - Ты умерла! - напомнил ей Квад.
   - Ты, вроде как, тоже, - улыбалась она, пожав плечами. - Но это не повод вот так валяться здесь!
   Квад не стал противиться велению смерти и сел. Почувствовал, как боль, внезапно накатившая, при этих движениях, отступает. А потом посмотрел на нее - прекрасное видение в лазорево-голубом облаченье, пернатой накидке и такой же удивительной короне. Она вся излучала свет и тепло. И потому в голову владаря закралось странное подозрение. А чтобы подтвердить свои мысли, или уж совсем разозлить смерть, он вдруг притянул ее к себе и крепко прижался губами.
   Она не сопротивлялась, лишь заверила факт:
   - Ожил! А я уже волноваться начала! - и теперь сама поцеловала и прижалась.
   - Прости, я не успел. - Крепко сжимал ее он, упираясь лбом в ложбинку у шеи. - Прилетел, а тебя уже... Я не сдержался и... Уничтожил все там. Я убил того мерзавца! Я так давно желал ему смерти! Я любил тебя! И люблю! Я отправил тебя к людям из ревности. Каждый день, я мучился от этого черного чувства. Каждый день сходил с ума. И каждый вечер прилетал к тебе, когда ты спала, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке. Элишка! И из-за собственной ревности обрек нас обоих на гибель!
   - Тише, я все знаю, - успокоила она, поглаживая его буйную голову. А из глаз владаря впервые текли слезы.
   - Но как? Я ждал смерти! - проговорил он, силясь понять, кому стоит посылать мольбы с благодарностями.
   - Ну вот! Я думала, он мне обрадуется, а ему смерть подавай! - звонко рассмеялась девушка, и капризно попробовала отстраниться.
   Но ее сразу же поймали и жадно прижали к груди, боясь выпустить хоть на один миг. Она и не роптала. Снова прижалась к владарю, и вскинув голову, чтобы заглянуть ему в глаза, улыбнулась. А потом провела перед его носом огненным пером, показывая маленький дар.
   - Ты знал, что когда владарь умирает, он может загадать последнее желание в награду за годы службы? И, что ОНА исполняет просьбу? До тебя никто ничего не просил у нее... А ты пожертвовал собой... Ради меня. - Говорила Элишка, любуясь мужчиной в ее объятиях, теперь уже простым, ведь даже глаза его более не были непроницаемой чернотой, а обрели зрачок и темную радужку. - Я - твоя награда!
   Она весело поцеловала его в краешек носа. И он крепче сжал руки на ее талии.
   Квад с интересом рассматривал корону на ее голове - лазорево-голубую, с золотистыми краями. Провел рукой по венцу и сердце сжалось, от мысли, что между ними снова пропасть.
   - И не думай! - предупредила она его порыв сделать шаг назад. - Лучше, полетим домой? Я так соскучилась по Пелагее, даже по Борису Васильевичу и его вечному ворчанию.
   - Боюсь, Ирия больше нет, - с хрипом вырвалось у него.
   - Глупости! Нет ничего, чего нельзя исправить! - не верила наивная, новоиспеченная владычица, крепко взяв его за руку. - Летим!
   А потом обернулась через плечо и сказала: "Ты тоже летишь с нами! Дай мне руку!". Все это время за гостями из другого мира наблюдал ребенок... Точнее лишь тень от ребенка. Он задумчиво смотрел на женщину и мужчину, не понимая, что именно привело его сюда. Но к белокурой красавице тянуло, к ней влек яркий теплый свет, в котором хотелось согреться. Душа, принесшая столько боли миру смертных, потянулась и взяла Элишку за руку. А она крепко сжала ладонь Квада. И оттолкнувшись от земли, они троем взмыли в небо. Три птички полетели к горизонту, в поисках разрушенного рая.
  
   Ирий перестал существовать. Как и его жители, запертые нынче в темноте. Невинные души, наверное, так и погибнут здесь, в башне. Как и люди-птицы. Они все разделят судьбу своего владаря... или уже разделили...
   Пелагея устала плакать. Следы слез высохли и стягивали кожу на щеках. Она жалела, что не отдала свою жизнь ради Элишки, когда могла это сделать. А сейчас упустила шанс и вынуждена ждать гибели в темноте и пустоте. Она все еще сидела на крыше и не двигалась с места, ведь идти все равно было некуда.
   Тишина звенела в ушах, как натянутая струна.
   Пелагея вглядывалась в темноту. Но ничего различить не могла, даже Бориса Васильевича. И признаться, уже ничего не чувствовала, и ни на что не надеялась.
  
   Мертвый, черный, без капли солнечного света, без единой живой души - таким застали Ирий три птицы, опустившиеся на плотную черную воду, и превратились в людей.
   - Это я разрушил все. - Сокрушался Квад.
   - Ничего! Мы все поправим! - не разделяла его терзаний Элишка, и сделала шаг во тьму, которая расступалась, признавая ее хозяйкой. - Когда-то ты преподнес мне дар, которым я пренебрегла. - Сказала она, отбросив край пернатой накидки и сняв с пояса мешочек. Из бархатной ткани владычица достала причудливо светящееся яйцо. Почти такое же, какое некогда владарь Квад подарил несносной бескрылой девчонке.
   Элишка присела, опустив на твердую тьму заключенный в оболочку мир. Легонько постучала по яйцу, словно стучалась в дверь. И внутри что-то шелохнулось, отзываясь. Скорлупа захрустела. Яйцо нетерпеливо запрыгало на месте. А потом появился маленький надкол. Когда же откололся первый кусочек и из щели вырвался мощный луч света, вся оболочка пошла трещинами.
   На мгновение все трое зажмурились от яркой вспышки света, поглотившего тьму. Когда же открыли глаза - вокруг был, казалось бы, прежний Ирий. Но немного другой: вода прозрачная настолько, что просматривалось дно, а в ней - невероятные серебристые рыбки плавали, ничего и никого не боясь; по бескрайнему, яркому синему небу плыли облака - причудливые, бело-розовые; а на берегу шелестели зелеными, красными, желтыми и розоватыми кронами великаны-деревья.
  
  
   От долгого напряжённого созерцания тьмы глаза Пелагеи настолько устали, что вокруг, как ей показалось, запрыгали светящиеся точки. Среди этих мелких прыгающих точек-мошек, нянюшка вдруг сосредоточилась на одной. Она находилась вдалеке и не шевелилась. А когда из нее вырвался ярчайший луч свет, разрезавший тьму, словно ножом - вскочила.
   - Борис Васильевич, вставай, родной! - в образовавшемся полумраке, теперь отчетливо можно было рассмотреть прикорнувшего от усталости мужчину. Тот потер глаза и поднялся, встав рядом с Пелагеей.
   - Что это? - не понимал он.
   Но тут свет ощутимой волной накатил на черную башню, и женщина с мужчиной крепко зажмурились. А вновь открыв глаза, заозирались, улыбаясь. Ирий снова ожил.
   Убедившись в этом, Пелагея обратила взор туда, где появилась та самая световая точка. Вместо нее, сейчас по глади озера шли трое. И уж фигуру владаря, в черном одеянии - она опознала совершенно точно.
   - Квад! - всплеснула руками нянюшка, а Борис Васильевич сорвался с места соколом и полетел навстречу. Но уже через пару мгновений вернулся в сопровождении. Когда лазорево-голубая птаха опустилась на крышу белокурой девицей, нянюшка не смогла сдержать слез.
   - Деточка! - бросилась к ней она. - Я думала, что вас двоих не стало...
   - Тише, нянюшка. Все хорошо, - успокаивала белокурая красавица в пернатой короне. Она источала успокаивающий и согревающий души свет, почти такой, каким обладал владарь... И лишь сейчас Пелагея заметила не только корону на ее голове, но и то, что сам владарь ныне выглядел обычным человеком. Глаза уж точно были вполне человеческими.
   Девушка мягко улыбнулась няне, догадавшейся о чудесной перемене.
   Отныне Элишка владычица Ирия!
   - Детки мои! - крепко заключила их двоих в объятия няня, расцеловав. И отступила, предоставив место Борису Васильевичу.
   - Получила таки свое, мелкая? - усмехнулся мужчина, быстро обняв девушку. - Крылья есть. Владарь - под боком.
   - А вы такой же вредный. Но я скучала, - созналась она.
   Борис Василеьвич подошел к Кваду, и тоже приобнял его, забыв, что бывший владарь не любитель подобных проявлений чувств.
   - Я рад, что ты вернулся, мальчик! - по-отцовски произнес он.
   - Нашли мальчика! - озвучила мысли самого Квада Элишка, и дернула того за руку, увлекая в башню. - Нам бы отдохнуть с дороги...
   Владарь чувствовал себя странно, словно не в своей тарелке. Нет, он безумно был счастлив от осознания, что Элишка жива и рядом с ним. Более того, он понимал, что теперь она принадлежит ему, а он ей, и разлучить их больше никто не способен. Но то, что сердце теперь бьется иначе, и что все вокруг другое - сбивало с толку. Ему требовалось время привыкнуть, осознать.
   Элишка ворвалась в его покои, толкнув дверь, вихрем прошлась по комнате, коснувшись каждого предмета рукой. А потом совсем по-детски плюхнулась на черную кровать.
   - Я возвращалась сюда в каждом сне! - проговорила она, потом поднялась и подбежала к сундуку. Открыла его, пошуршала сложенными в нем сокровищами и достала то, что хотела - черную пернатую корону. Как она попала туда - Квад не понял. Но не стал ломать голову над играми и возможностями создателей. А Элишка подошла ближе, собираясь водрузить символ власти на голову Квада. Однако он перехватил тонкие девичьи запястья, не позволив ей этого сделать.
   - Нет! Однажды я уже все разрушил! - покачал головой мужчина. - Я сам разрушил свой мир! Мне не быть владарем. Верни ее туда, где она была.
   Она слушала терпеливо и внимательно.
   - Я и возвращаю! - ответила Элишка на его признание. - Тебе дали второй шанс, так воспользуйся им. Великая Мать знала, что все будет так, как есть. Ты совершил смертельную ошибку... Но, если я сейчас отпущу тебя, позволю тебе истязать себя - то ты совершишь еще одну. И она также приведет к гибели - меня и этого мира. Потому, что без тебя и я не смогу жить. А ты сможешь без меня?
   - Разве ты не видела, что со мной случилось без тебя? - спросил он.
   - Вот! - она надела на его голову корону и усадила на постель, сев рядом, взяв за руку. Поцеловала его пальцы, потом губы. - Когда мы не вместе все рушится. Потому я больше не позволю тебе прогнать меня! К тому же, не ты убил меня - а люди. Тебе не нужно казнить себя. У нас есть все для счастья. У этого Ирия сразу два хранителя! Квад, - она ласково погладила его по щеке, сводя с ума одним только прикосновением, разжигая огонь в его теле, - ты же станешь моим владарем?
   - Да, моя владычица! - согласился он, усмехнувшись, и прильнул к губам своей госпожи. И через долгие-долгие сладкие минуты счастья, возрождающие душу, его глаза снова стали черны, как самая черная беззвездная ночь. Но Квад уже не был прежним. Он познал любовь и боль, и их истинную цену. Его сила вернулась, как и обязанности. Квад вновь стал владарем Ирия, излучая свет силы редких птиц - собирателей душ. Ведь все должно быть уравновешено: Ирий нуждался не только в луне, но и в солнце, как свет нуждается в темноте.
  
   Настасья стояла на берегу у кристального озера и смотрела, как двое крылатых людей парят вокруг черной башни. Женский смех разносился по округе. В воздухе пахло цветами и травами. И те двое были счастливы. А она... Кажется, ей стоило учиться любить то, что имеешь.
   Она медленно пошла прочь, возвращаясь к своему дому. Ей предстояло осмыслить кто она, и что делать, и заново искать смысл жизни.
  
   Эпилог
   За окнами дома мягко опускались снежинки. Улицы были заботливо укутаны зимним покрывалом. А в помещении потрескивали поленья, да в печи игриво подмигивал огонь.
   - Вот так и закончилась эта сказка! - говорила сказительница.
   Поздний вечер собрал в светлице простого деревенского домишки всех молодиц. Они третьи сутки приходили сюда послушать удивительную историю о крылатых людях, предательстве и любви. И история их так захватывала, что каждый вечер становилось все больше слушателей. Все лавки, коврики на полу были заняты девчонками разных возрастов. Они, по началу, пытались что-то плести и вышивать, а потом просто замирали с рукоделием в руках и внимательно следили за прядильщицей.
   - У нового Ирия стало два повелителя - непохожие, как солнце и луна. Но они намного счастливее светил, которые не могут встретиться. Они никогда не разлучаются. Но и людей в свой рай больше не пускают.
   - Оно ведь и хорошо. - Вздохнула рыжеволосая красавица с веснушками. - Теперь-то Элишка счастлива. Она заслужила свое счастье. А от людей видела только зло.
   - Но дядьки то ей попались хорошие! - противопоставила другая девочка.
   - И владарь тоже счастлив! - улыбнулась третья.
   - А что было с ее братцем? Сережей, который сыном Настасьи переродился? - заинтересовалась четвертая - самая старшая из присутствующих.
   - Сережа. Дмитрий Ильич чуть не погиб во время пожара. Но няньки вынесли его из дома. Софье Илларионовне, пришлось отстраивать поместье. После похорон сына все свое внимание она переключила на внука. Баловала. Однако Дмитрий Кручинин вырос лучше, смелее и умнее своего отца. Он и сейчас управляет тем поместьем. Не прогоняет нуждающихся. Но об Ирие и своей семье из прошлой жизни ничего не помнит. - Женщина устало потерла переносицу. - А теперь идите по домам, поздно уж совсем. Ночь на дворе!
   Девушки засобирались. Прощались с прядильщицей и уговаривали придумать в следующий раз историю о людях-рыбах. Но, к сожалению, сказочница не знала таких.
   А село и правда уже освещала луна. Ее мягкий серебристый свет заставлял снег сверкать, словно по округе разбросаны драгоценные камни. Девчонки двинулись по вытоптанным тропкам, обсуждая финал истории, и только Анна остановилась у калитки, вспомнив, что забыла варежки. Она бросилась обратно в дом. Но у двери в светлицу замерла, так и не распахнув дверь до конца.
   - Я же говорила, что ты однажды поймешь, что такое любить до смерти! - насмешливо говорила с кем-то прядильщица.
   - Еще тогда ты знала... - мужской голос оказался для Анны неожиданностью. Прядильщица давно слыла отшельницей. Она жила на отшибе совсем одна и никого в свою жизнь не пускала. Только изредка брала себе учениц, делясь секретами мастерства: учила прясть, ткать, вышивать или собирать травы. Но такая благосклонность на нее снисходила в определенный период. Отчего-то именно зимой. Наверное, в холодную пору года она особенно ощущала одиночество.
   - Знала, потому и просила тебя заботиться о ней. Она была моим тебе даром - той, которая никогда не оставит. А если бы ты не был таким упрямым, вы бы избежали всех этих неприятностей, мой владарь! - говорила прядильщица.
   И вот тут, резанувшее слух словечко, пробудило такое любопытство в Анне, что она слегка толкнула дверь, заглянув в образовавшуюся щелку. Прядильщица сидела у камина, время от времени подбрасывая в огонь поленья. А мужчина в черном плаще стоял рядом. На его накидке выплясывали огоньки, поблескивая и путаясь среди голубоватых и зеленых искорок, живущих в черных перьях. На голове же, и впрямь, была черная корона.
   - Прости, - просил он.
   - Давно простила. Я все еще слежу за вами. И я видела, как она счастлива. Моя птичка! - улыбнулась ему прядельщица. Да и сам мужчина невольно улыбнулся, вспомнив ту, кто остался дома.
   - Ты не пойдешь со мной? - уточнил он.
   - Нет, владарь. Никто не отдаст за меня свою жизнь взамен. Так что это мой последний путь на земле. Я больше не хочу страдать от любви или без нее. Да и к жизни возвращаться не хочу. Так что лети к ней, и не смей сказать, что я жива. Обидится. Подумает, что бросила. А мне, старухе, слезы лить не хочется! - ворчала женщина. - Мы уже давно попрощались. Лети и будь счастлив!
   Мужчина в мгновение ока стал черным птахом и вылетел в приоткрытое окно, которое хозяйке дома пришлось срочно закрывать.
   - Натрусил снега! - брюзжала женщина.
   - Аглая! - догадалась Анна, и явно произнесла это вслух. А мастерица замерла, услышав свое прежнее имя, которым ее уж давно никто не называл.
   - Ну... Проходи, мышка, раз уж притаилась там. - Пригласила странная женщина.
  
  
   Конец.
Оценка: 7.44*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"