Заплаканная Ольга вбежала в кабинет заместителя заведующего кафедрой органической химии Еракиной. Вера Николаевна пила крепкий чай вприкуску с сахаром. Взглянув на аспирантку, она отставила чашку и принялась успокаивать девушку.
- Оленька, голубушка, на тебе же лица нет. Носик красненький, глазки опухшие. Сессии уже все сданы, до защиты еще далеко. Что тебя так расстроило? Кстати, из 'каморки' пропал весь запас высокочистого барбитурата ЖК, синтезированного по заявке Володи, - переключилась на другую тему Вера Николаевна. - Чекмаков в ярости, тебе лучше не попадаться ему на глаза, пока не придумаешь правдоподобную версию. Это вопиющее происшествие!
Ольга разрыдалась еще сильнее.
- Вера Николаевна, мне и придумывать ничего не надо. Владимир сам и забрал, - она достала мокрый платок и попыталась вытереть глаза, но лишь размазала по щекам тушь. - И сам использовал.
Последние слова дались Ольге с трудом.
- Так, девочка, прекрати истерику, и пойдем разбираться к Володе.
Ольга покачала головой и присела на стул. Собравшись с силами, она сказала:
- Я туда больше не пойду. Не могу его видеть таким...
Вера Николаевна поняла, что добиться от девушки большего не получится. Она направилась в лабораторию Бездолина, заглянув по дороге в кабинет заведующего кафедрой Чекмакова. Вадим Семенович требовал у кого-то по телефону сведений о пропавшем барбитурате ЖК.
- Вадим, возьми себя в руки и иди со мной.
- Куда, Вера? Ты видишь, в каком я состоянии? Это же форменное ЧП! Препарат стоимостью в эн тысяч долларов пропал из запертой на кодовый замок кладовой!
- Я знаю место, где мы можем его найти. Идем, Вадим, будь мужчиной.
В лаборатории шумел системный блок компьютера. Ничто больше не нарушало покоя, царящего в обычно оживленном помещении. Вера Николаевна обошла стойку с лабораторной посудой и, словно наткнувшись на невидимую преграду, оступилась, едва не упав. Чекмаков успел поддержать ее. Владимир Бездолин сидел в кресле, запрокинув голову и безвольно свесив руки. На лице застыла гримаса навалившегося удушья. Он был мертв. Со стены его снимала еще работающая бытовая видеокамера.
Владимир проснулся в пять пятнадцать утра от нервного напряжения. Сон не забылся, а ярким отпечатком оставался на сетчатке и походил на предостережение, отмахнуться от которого было бы низко и беспринципно. Владимир еще раз прошел весь эпизод шаг за шагом.
Он сидит в библиотеке Менделеевки и штудирует курс 'Неорганической химии' под редакцией С.П. Дракина. Наступающие сумерки затемняют окна. В помещении царит тишина, которую изредка нарушает царапанье березовых ветвей по стеклу. Пригибаясь от сильных порывов ветра, они словно хотят заглянуть в глаза единственному оставшемуся посетителю. Оля, ассистент, только что вышла. Что она там придумала в очередной раз? Перекур или кофе? Владимир не стал задумываться. Ему известно, что ольгин воздыхатель уже полтора часа спит в девятке рядом с проходной. На заднем сидении лежат неудобные длинные каллы. Только чувство долга и еще сопричастность к чему-то грандиозному, рождающемуся прямо на ее глазах, мешают ей сбежать догуливать вечер. В читальном зале пусто. Полки с книгами обступают, как ласковые великаны, предлагающие себя на рассмотрение. Неожиданно библиотечную атмосферу нарушает стук упавшей книги. Обернувшись, Владимир замечает между стеллажами темную фигуру. Она движется плавно, будто не касаясь земли. Внезапный порыв заставляет Владимира подняться навстречу. Удивление переполняет его, когда он узнает Дмитрия Ивановича Менделеева. Великий Химик похож на монумент в вестибюле института. Разница лишь в том, что тот сидит и держит в натруженных руках книгу, а этот перемещается в пространстве в полный рост. Владимир слышит низкий сочувственный голос:
- Пришло время, Володенька. Как ни прискорбно говорить, но, милостивый государь, я вынужден уведомить, что час исполнения клятвы близок. Слова ее двадцать лет прописаны в вере твоей и до сего дня покоились в сердце твоем. Не взыщи, напоминание сие будет первым и последним. Наступает время благородных людей и лихих антиподов их. Сойдутся они не на поле брани с мечами в руках, а в информационном пространстве во имя разумности. Но битва их подобна будет сражению богов и титанов, а ставкой в ней послужит жизнь человеческая.
Владимир молчит не в силах уложить столь необычное предупреждение в рамки своего мирка кафедры органической химии, на которой он работает доцентом. Речь Великого Химика порождает в нем ощущение животного страха. Услышанные слова - чистая правда, и он понимает, что они значат. Темные пересекающиеся круги застилают фигуру, но быстро рассеиваются, открывая улыбающееся лицо Ольги. Девушка мягко теребит его за рукав. Он глядит сквозь нее и боится, что сердце выскочит из груди или, наоборот, остановится. Пропотевшая рубашка облепила спину. Его бьет озноб.
Владимир выдернул себя из сна, проснувшись уже сидящим на постели. Поднес к лицу потные ладони и ощутил холод не то лица, не то рук. Рассвет пытался раздвинуть неплотно задернутые шторы. В зеркало смотреть не хотелось. Ничего нового, кроме когда-то молодого человека с поседевшими висками и припухшими веками, там все равно обнаружить не удастся. Владимир прошел по пустой квартире на кухню и заварил чай из шиповника с каркаде. Все ценные вещи, включая мебель, давно проданы, равно как и дача с машиной. От премии химического общества осталось только ощущение не до конца выполненного обязательства. Все вырученные средства пошли на безуспешное предотвращение экспериментов в Массачусетсе с препаратами, которые синтезировал Владимир. Горячий красный напиток с медом приятно кислил во рту и согревал продрогшее тело. Владимир глядел на фиолетовые виноградины обоев, а перед глазами возникали знакомые лица сокурсников.
На Белорусском вокзале их собралось тогда всего девятеро. Остальные ехать в Тучково по разным причинам отказались. Процедура посвящения в студенты многим вчерашним абитуриентам казалась надуманной. Староста группы, Юлька Ковригина, яркая фигура которой издалека бросалась в глаза, собирала всех под табличкой Ф-15, обозначавшей номер их группы. Она трогательно вертела головой в стороны, высматривая своих, а ее толстая коса выписывала эллипсы на уровне талии. Поднимавшееся солнце подсвечивало синюю идиллию осеннего неба.
- Электропоезд до Можайска отправится в восемь часов двенадцать минут со второго пути. Проследует со всеми остановками, кроме...
Первым на мосту ко второму пути, оказался долговязый Пашка Синицын. Он оглядывался на остальных и победно улыбался, перескакивая через три ступеньки сразу. Володьке то и дело попадался на глаза его профиль с доминирующим носом. Если дело не касалось дверных проемов, от которых надо было уворачиваться, Пашка бегал быстро. Места он занял сразу всем так, что студенты из других групп претендовать на них не могли. Маленькую Олю Лейкину заперли в самый угол к окну. Остальные видели только ее пышные кудрявые волосы. Олег Борзенко, загорелый крепыш из Ростова, пристроился рядом с Ковригиной и незаметно присматривался к ней. Когда поезд тронулся, студенты с топливно-органического факультета, или ТОФики, затеяли петь масляные песни под гитару, но их быстро угомонили.
- Предлагаю расписать пулю, верняк займем время до приезда, - Пашка достал из рюкзака карты.
- Предложение поддерживается мужской половиной, но не подходит женской. К тому же я не умею играть, - сообщил Олег. - А заняты должны быть все.
- Логично, - поддержал Андрей Вольнов и поправил очки. Он производил впечатление неторопливого человека, который привык все делать основательно.
- Одна из целей посвящения в студенты - это спаивание коллектива. Даже такого немногочисленного, как наш, - вступил в разговор Артем Тарасов. Его темная голова выглянула из-за юлькиной спины.
- Логично, Тёма.
- Нужна игра одна для всех, - продолжал Артем. - И я ее знаю. Она называется 'мафия'.
- Учи, - потребовал Володька.
Артем объяснил правила. Оказалось, что можно играть всем. Даже Марика Рохас, которая только тихо улыбалась, согласилась с этим предложением. Они уже знали друг друга по именам, но еще не имели представления о человеческих качествах каждого и едва ступили на путь постижения дружбы. А 'мафия' им помогала. В первом раскладе Володька оказался капитаном Каттани. Процесс изобличения преступников длился долго, но полицейский так и не справился. Во время очередного игрового 'сна' он был убит.
- А правда, что в Тучково мы будем приносить страшную клятву на верность Химии? Я от второкурсников слышала, - спросила Света Сережкина.
- Ерунда. Они, верняк, нагрузились, им и привиделось, - ответил Пашка, попытавшись обнять Свету.
- В деканате говорили, что за основу взят текст клятвы Гиппократа, - сказала Юля Ковригина.
- Как можно в химии принести клятву Гиппократа? Как мы можем кому-то навредить? - спросил Олег.
- Красавчик, логичные вопросы задаешь, - втянулся в разговор Андрей.
- Не скажи, брат, ученые порой такие результаты получают, что их использование опасно для многих. Вспомни хоть Нобеля с его динамитом. Из лучших побуждений сотворил средство разрушения, - сказал Артем.
- Так что ж теперь не изобретать ничего? - прервал его Володька. - Идеи витают в воздухе. Если не мы, то кто-то другой их подхватит.
- Жаль, что ответственность за подхват там же не витает, - сказал Артем.
От станции до пионерского лагеря, принадлежавшего институту, добирались пешком под предводительством декана физ-хима Михаила Гранкевича. Проселочная дорога, усыпанная прошлогодней хвоей, блуждала среди высоченных елей по пустеющему лесу. На пожухлой траве и листьях блестели обильные капли росы. Кто-то из параллельной группы затянул 'Постой, не уходи..' Цоя. Ему не подпевали, но внимательно слушали. В безмолвии леса гулко разносились слова:
В наших глазах - крики 'вперед',
В наших глазах - окрики 'стой'.
В наших глазах - рождение дня
И смерть огня.
- Ребята, а ведь мы счастливые люди, - вдруг сказала Марика.
Никто не оспаривал ее мнения. Девчонки улыбались, а ребята делали вид, что именно благодаря их присутствию у слабой половины возникло такое сильное чувство. Прибыли в лагерь к обеду, сразу после которого состоялся турнир по мини-футболу. Ф-15 хорошо держалась до полуфинала, из которого ее таки выбили въедливые ТОФики. Перед ужином состоялся конкурс агитбригад. Коллективные номера были откровенно недоработанные, но в личном зачете два выступления обратили на себя внимание. Пашка спел переделку песни 'На Колыме, где тундра и тайга кругом...', повествующую о несчастной любви на картошке. Володька же выдал химические садистские куплеты, которые довели до колик даже Гранкевича, хотя он в них и был одним из подопытных персонажей.
Когда стемнело, студенты из Ф-15 проникли в дальний конец лагеря и разложили костер рядом с вековой елью. Разговор не клеился. Все смотрели на огонь. Слова таинственным образом замирали, так и не слетев с языка. Артем чуть ли не из рукава извлек две бутылки анисовой. Поскольку стаканчики не захватили, бутылки приговорили к осушению по кругу из горла. Неожиданно из темноты на освещенное пространство вышли три девушки в облегающих черных трико. До слуха донеслись приглушенные звуки 'Танца с саблями' Хачатуряна. Танцовщицы выхватили из костра тлеющие головешки и начали вращать их, изгибая тела и руки. Скорость вращения и ритм танца постепенно ускорялись, доводя мелькание красно-оранжевых углей до рези в глазах. Девушки медленно отступали от огня, сливаясь с чернотой, пока видимыми не остались только пронзающие ночь оранжевые линии. Володьке показалось, что его сознание раздваивается. В таком состоянии трудно чем-либо удивить. Однако это оказалось неправдой. В следующее мгновение перед ребятами на фоне все еще пляшущих углей возник солидный бородатый мужчина, одетый в темный сюртук. Он казался знакомым и чужим одновременно. Именно таким Володька представлял себе Менделеева после прочтения книжки из серии ЖЗЛ.
- Милостивые государи и государыни, - начал мужчина. - Извольте повторять за мной слова клятвы посвященных химиков, ибо тот, кто не произнесет ее, не достоин носить гордого звания 'Химик'.
Все присутствующие, думая, что происходит продолжение дневного праздника, с улыбками начали произносить завораживающие слова.
- Перед лицом бесконечного пространства и беспричинного времени во спасение своей души и всего человечества именем Парацельса, Ломоносова, Бутлерова и Менделеева торжественно присягаю.
- Почитать научившего меня химическому искусству наравне с моими родителями.
- Передавать химическое искусство пожелавшему изучать его безвозмездно и без договора, а с одним условием - соблюдать настоящую присягу.
- Направлять все результаты моих открытий на благоденствие всего человечества и полностью предавать их широкой огласке.
- Я не буду использовать химическое искусство для зрелищных развлечений.
- Я не дам никому просимого от меня смертельного или разрушительного средства.
- Я всемерно воспрепятствую использованию своих открытий во вред роду человеческому.
- Я умолчу о любой возможности использовать свои открытия во вред, считая ее химической тайной.
- На исполнение данной присяги я употреблю все имеющиеся у меня средства, а если понадобится, то и собственную жизнь.
- Если я нарушу данную присягу, то пусть меня покарает праведная десница Альфреда Нобеля. Клянусь.
Когда на следующий день группа возвращалась в Москву, Света спросила:
- А как же те, кто не поехал на посвящение? Они же не приносили клятву. Это несправедливо по отношению к нам. Или вчерашнее шоу всего лишь шутка?
- Они просто никогда не станут великими химиками, - пошутил в ответ страдающий от похмелья Тёма.
Владимир принял решение. Последние пятнадцать лет он работал над барбитуровыми эфирами жирных кислот. Эти соединения различались по фракционному составу и по степени воздействия на центры удовольствий в человеческом мозгу. Бездолин сумел синтезировать первые миллиграммы вещества, которое вызывало стабильные положительные эмоции в сочетании со средней физической нагрузкой. В качестве наркотика препарат использовать было невозможно, поскольку увеличение дозы не приводило к опьянению или возбуждению. Он был рекомендован для применения у больных после тяжелых физических травм, а также у людей с легким нарушением психики вместо антидепрессантов. Однако в ходе многочисленных экспериментов Владимир случайно наткнулся на барбитуровый эфир такого состава, который вызывал у крыс кратковременное удовольствие, связанное с повышенной двигательной активностью и агрессией. Солдаты нового поколения. Им нравится процесс войны. Исключений нет. Препарат одинаково хорош для белых и серых грызунов. 'Барбитурат ЖК' - рабочее название, придуманное Владимиром. Крысиная эйфория длилась недолго: тромбоциты в крови начинали соединяться друг с другом, и примерно через 40 минут наступала смерть из-за гипоксии или инсульта. Владимир никогда не публиковал эти результаты. Но утечка произошла. Два месяца назад пресс-секретарь Массачусетского института заявил о запланированных на начало июня испытаниях барбитурового препарата на ста восьми добровольцах. Бездолин знал, кем они могут стать. Формула тщательно скрывалась, но ученый без труда опознал за ширмой слов очертания уродливого детища. Тогда-то он и вспомнил в первый раз о клятве. А когда на перекрестке Новослободской и Лесной улиц Владимир начал задыхаться, то понял, что пора действовать. На факсы и электронные письма американцы не ответили. Лишь один раз пришло сообщение, что Бездолин пишет на странном английском: все слова знакомые, а общий смысл непонятен. Ему посоветовали подучить язык. В тот вечер приступ случился в гастрономе. Дыхание остановилось, но кто-то из покупателей рот в рот запустил его легкие. С каждым днем жизнь становилась все более лихорадочной. Водка и страх стали постоянными спутниками Бездолина. Владимир решил получить американскую визу и поехать в штаты для разборок на месте. Ему не выдали загранпаспорт из-за допуска к секретным сведениям. В отчаянии ученый продал имущество и направил вырученные средства на финансирование двадцатиминутной телепередачи о готовящемся в США измывательстве над добровольцами. Вчера стало известно, что передачу покажут через четыре месяца в конце лета. Для переноса эфира на более ранний срок у Владимира уже не хватило денег. Борьба зашла в логический эндшпиль. Ученый принял последнее решение.
В институт Бездолин приехал к восьми часам. Забрал из 'каморки' заранее заказанный барбитурат ЖК. Установил на подставку и включил видеокамеру. Налил стакан коньяка и всыпал вещество. Свои действия он комментировал, добавляя пояснения о причинах происходящего. Потом сел в кресло и слово в слово прочитал клятву, данную двадцать лет назад в тучковском лесу. Поднял стакан и, чокнувшись с объективом, выпил.
- Я опечален, милостивый государь, и рад твоему решению, - сказал Менделеев.
Одет ученый был так же, как в тучковском лесу и во сне.
- Нет нужды пояснять ни радость мою, ни грусть.
- Дмитрий Иванович, а те американцы остались живы?
- Не это важно. Гораздо ценнее то, что ты первый и пока единственный Химик, который до конца выполнил присягу. Тебя ждет большая работа и скупая благодарность последователей. Ты отправишься в прошлое, чтобы гордо нести таинство клятвы посвященных химиков, - Менделеев сделал приглашающий жест рукой, и Владимир остался один.
Филипп Теофраст фон Гогенгейм* взглянул на собравшихся в рабочей комнате учеников. Пока их только трое готовых присягнуть на верность Химии. Образ бородатого мудреца в темном сюртуке постепенно угасал в его памяти. Жаль, забыл спросить, как именно Дмитрий Иванович подобрал оптимальный состав водки. Хотя, какая теперь разница? Мозг быстро адаптировался к непривычным условиям, впитывая опыт и знания Парацельса.
- Итак, повторяйте за мной.
- Перед лицом бесконечного пространства и беспричинного времени во спасение своей души и всего человечества именем своего учителя и своих родителей торжественно присягаю...
* Филипп Теофраст фон Гогенгейм (Парацельс) (1493 - 1541) - знаменитый врач, алхимик, считается одним из основоположников химии.