|
|
||
Пожарный Кран
Павел Кузьмич Черепахин был единственным доктором на обширных гектарах этих странных поселений. Каждый день к нему стекались десятки пациентов и собутыльников. Он, не жалея себя, лечил их по чем зря и всячески пытался наставить на путь истинный. Однако последнее время больных становилось все меньше и меньше. А за всю прошлую неделю не пришло ни одного стоящего больного. Вчера, правда, два раза приходил хромой Вовка, да и то только для того чтобы вынуть занозу. Поначалу Павел Кузьмич расстраивался из-за отсутствия потока страждущих, но потом, решив, что так оно видно правильнее, перестал расстраиваться. Все же временами на него находило невыносимое желание квалифицировать недуг и всячески в нем докопаться до резуса-казуса, мать его.
Сегодня был обыкновенный день, такой же обыкновенный, как и вчера и скорее всего такой же, как и завтра. Павел Кузьмич, которого, между нами говоря, люди за глаза, а порой и в глаза называли ПК, сидел за своим столом и, по обыкновению, топил муху в чернильнице, приговаривая: Что, падла, мерзко, небось, в чернилах-то булькать?. Потом он обычно спасал муху, сушил ее и отпускал на все четыре стороны, провожая словами: То-то! Теперь ты синяя и тебя не увидит всякая лягушка. Пока жива будешь, благодари своего доброго ПК!, после этого он садился обратно за стол, и лицо его застывало в выражении полного удовлетворения и паскуднейшего спокойствия человека, уверенного в своей необходимости на этой планете.
Павел Кузьмич выпивал редко и не очень много, отчего у него всегда было что выпить. Следует заметить, что в здешних краях выпивать значит надраться до того состояния, когда начинаешь верить в коммунизм и, вообще, светлое будущее. Павел Кузьмич не верил в коммунизм, правда, порой верил в светлое будущее, но и эта вера была довольно хрупкой, потому разбивалась с утра о неизбежное похмелье. Спиртное Павел Кузьмич все же употреблял, употреблял постоянно и поэтому постоянно находился в состоянии творческого подъема и нездоровой радости. В этом-то состоянии его и застал первый пациент.
Первым пациентом был Ефим, просто Ефим. В этих местах он появился недавно, пять или шесть лет назад и все знали его как Ефима - диссидента. Он, правда, говорил, что он еще и декадент, но в это верили лишь пацаны у клуба и хромой Вовка, который постоянно спорил с Ефимом о необходимости социальных перестановок в государстве и реформы емкостей. Реформа емкостей была самая последняя и наиболее прогрессивная идея Ефима. Он предлагал разливать водку не в пол-литровые бутылки, а в бутылки по ноль шесть. Стаканы же он предлагал делать по двести, тогда комбинация на троих была бы кристально честной и не нарушала бы приятный процесс распития ненужными сомнениями о том, кому больше досталось. Тем более что сомнения эти выражались подчас не в молчаливых вопросах, а в шумных потасовках, в которых Ефиму доставалось больше всех, как самому умному и диссиденту хуеву. Ефима не расстраивали побои, его вдохновляло то, что с внедрением его изобретения они прекратятся и тысячи диссидентов ему станут благодарны.
Ефим вошел, как всегда с выражением полной готовности отразить любые нападки на его идеалы. Он вошел и встал в конце кабинета (он считал, что это начало). Ефим, кстати сказать, был один из немногих пациентов, которых удавалось только лечить, но не наставлять на путь истины. Ефим считал, что он и так уже давно идет по этому тернистому пути, что он уже сожрал свой фунт изюму, но еще не вынюхал свой порох в пороховницах.
-Здравствуйте, Доктор! - он поздоровался так, как здоровается учитель третьего класса со своими учениками, которые уже не так глупы, как первоклассники, но и не так еще умны, как он.
-Здравствуй, Ефим, здравствуй! - могло показаться, что слова доктора были порождены вековым одиночеством, совсем, видно, он заждался первого пациента. Так оно наверное и было, потому что Павел Кузьмич находился теперь на вершине вдохновения, - На что жалуетесь, любезнейший?
-Смотря где... - загадочно произнес Ефим.
-Что вы имеете в виду? - доктор замялся, он трепетал в предвкушении сладостной лечебной процедуры - или у вас проблемы с мня... мня... на семейном фронте?
-Пошляк ты, ПК, совсем нет, у меня образцовая семья. Я имел в виду, что жалуюсь я в разных местах на разные вещи. Вот в сельмаге я жалуюсь на отсутствие, в телевизоре на присутствие...
-Ты не в сельмаге и не в телевизоре, - перебил Павел Кузьмич, - ты у доктора.
-Я догадался...
-Догадливый ты, Ефим, - с издевкой сказал доктор, он начинал уже злиться, потому понял, что его вдохновению здесь выхода не будет, что Ефим почти здоров и лечить его от всей души не получиться. Подумав об этом, ПК решил поскорее избавиться от Ефима, чтобы принять следующего пациента, которому быть может шибко худо, который страдает и жаждет видеть его, Павла Кузьмича, единственную опору и надежду медицины в этих местах..
-Так какие же у тебя проблемы со здоровьем?
-Небольшие, собственно, совсем небольшие...
-А конкретнее?
-У меня болит тут, - сказал Ефим и хлопнул себя по не выглядящему нездоровым брюху.
-Так, так, и давно это у вас началось?
-Только что.
-Зачем же вы шли ко мне, если у вас раньше не болело? - опять начиная злиться, произнес Павел Кузьмич.
-Жестокий ты, ПК! Тебе хотелось бы, чтобы я сначала загибался от боли дома, потом трясся больной в дороге и блевал на невинную публику, потом совершенно справедливо получил бы за это по морде и тогда уже явился к тебе?
-Да нет... - соврал Павел Кузьмич, он был бы рад, если бы Ефиму дали в дороге по морде, тогда он хотя бы вел себя скромнее и было бы что лечить. Доктор уже начал понимать, что Ефиму просто хочется побеседовать, и помощь квалифицированного специалиста ему не нужна. Доктор расстроился. Доктор почувствовал, что он не нужен Ефиму - диссиденту как доктор, что он нужен ему как собеседник. Доктору стало досадно. Он отошел за ширму, налил себе спирту в пробирку и опрокинул все это себе в рот.
-Так что мне делать-то? - послышался голос Ефима.
У ПК все еще хрустело стекло от пробирки на зубах, он хотел сказать какую-нибудь гадость, но передумал, поняв, что из этого может развиться оживленная научная беседа, из которой не вырвешься пока сам Ефим не посчитает тему исчерпанной. А доктору вовсе не хотелось черпать тему, ему хотелось лечить!
-Я тебе дам таблетки спокойно сказал Павел Кузьмич.
-Вот спасибо, а я, знаешь ли, всегда считал что таблетки - это самое что нужно и полезно! Смотри, ПК, что я у Вовки одолжил! - Ефим достал из кармана какую-то металлическую конструкцию, которая весьма заманчиво поблескивала хромом.
-Что это за хреновина? - внезапно заинтересовавшись, спросил Павел Кузьмич, видимо этот блеск напомнил ему блеск хирургических инструментов, на которые он мог любоваться часами. Он, по правде сказать, и в доктора-то пошел по большей части из-за любви к блестящим штуковинам, которые могут выдать для всякого рода операций.
-Да так, - хитро до пошлого молвил Ефим. Он хотел придать своему лицу как можно более значимое выражение, но получилась какая-то ужасная гримаса, выражающая великую скорбь по не ведающим великих ведений.
-Да, славная бесполезица (Павел Кузьмич считал, что если есть слово безделица, то слово бесполезица непременно должно быть в русском языке), у меня была одна такая, немецкая. Эта вроде тоже немецкая? - доктор врал, нагло врал - ничего подобного у него не было, он даже представления не имел о том, что это за предмет зажат в руке Ефима. Правда ПК был также не уверен знает ли сам Ефим, что держит в руке. Поэтому он одновременно проверял компетентность Ефима и вырисовывал свою, липовую.
-Не знаю, - ответил Ефим, - Вовка вроде говорил, что сам ее сделал и что это его собственное изобретение...
-Странно... - доктор смутился, - не могло же у меня быть изобретение Вовки, сделанное в германии до того, как Вовка его изобрел... - ПК наиподлейшим образом клонил к тому, что врал хромой Вовка, а вовсе не он. Однако в последствии оказалось, что врали оба.
-Да, действительно странно, - сказал Ефим, - но мне-то на это глубоко класть. Я чего хотел сказать, вот ты в прошлый раз хвастал, мол, спирт бывает в сто градусов...
-Спирта нет.
-Как так? Ведь...
-Нету спирта, тебе говорят! - начал расстраиваться доктор.
-Ну дай спирта, пожалуйста. ПК, - Ефим тоже начинал расстраиваться. А когда Ефим и Павел Кузьмич расстраивались вместе, это расстройство не проходило бесследно ни для одного, ни для другого. Павел Кузьмич хорошо это понимал, тем более, что очки свои он так в ремонт и не снес, все ходит с одной дужкой и треснутым стеклом.
-Хрен с тобой, - разумно сжалился доктор, - налью сто грамм, только больше ни-ни...
-Конечно, ПК, конечно, мне больше и не надо! Только ты со мной шлепни, один я не пью, - соврал Ефим. Врал он редко, но всегда с умыслом. Он не просто хвастал своей сдержанностью в питие, он хотел, чтобы ПК подобрел вместе с ним, дабы развести его еще на пару пробирок.
В общем, дело закончилось пьянкой, после которой не осталось у доктора ни спирта, ни пробирок, ни даже бинтов. Причем куда делся спирт и пробирки, было ясно всем, а куда пропали бинты, знал только Семен Абрамыч Подгауз, который работал в поликлинике рентгенологом. Как мог он заполучить эту должность, никто не знает, за то все знают, что рентгеновского аппарата здесь нет, и никогда не было. Тем не менее, Семен Подгауз каждый день проводил в своем кабинете за какими-то важными исследовательскими наблюдениями сущности и природы (поначалу некоторых особливо продвинутых субъектов интересовал вопрос: сущности и природы чего? Впрочем, вскоре и эти вопросы были утрачены). Самое же поразительное было то, что Подгауз иногда даже вел прием больных, который они потом называли издевательским экспериментом, сущности коего, правда, не раскрывали.
Пьянка уже двигалась к своей страшной развязке, когда Павел Кузьмич, всегда умевший взять себя в руки, очнулся и понял, что если не прекратить этот разгул теперь, то длиться он будет еще дней пять, не меньше. Доктор нащупал какие-то таблетки и всучил их Ефиму, предварительно окунув его головой в ванночку с перекисью водорода.
-На, принимай по одной в сутки, - сказал ПК, - всего наилучшего, заходи еще, буду рад помочь. Следующий, пожалуйста.
-Привет, - сказал Ефим, заметно протрезвев и погрустнев. Он сунул таблетки в карман, развернулся, глупо усмехнулся и пошел, что-то бормоча себе под нос. Вероятно, он был раздосадован тем, что доктор, который считался у них большой ученой единицей, отказался выслушать его новую прогрессивную идею. Ничего, подумал Ефим, есть еще хорошие люди, есть. Повеселев, он поплелся к клубу, где как всегда сидели пацаны, которые всегда нальют и выслушают, иногда, правда, могут и в глаз двинуть, но это издержки, это плата каждого диссидента за идею.
Павел Кузьмич же так и не дождался следующего, чуть погоревал, потом даже обрадовался, решив, что сегодня не тот день, когда можно болеть, что сегодня день чудесный и радостный. Он поймал еще одну муху, это он делал всегда с завидной легкостью - мало кому в здешних краях удавалось так быстро и ловко ловить мух. Сказав ей что-то на ухо (ПК был уверен, что у мух есть ухи и считал это своим открытием в области медицины и прочих наук), как всегда принялся окунать ее в чернильницу. И опять на голове его было блаженное лицо и опять было ему легко и весело. Он снова чувствовал свою значимость. Не расстраивало его больше отсутствие больных, наличие Ефима и перебои с продуктами. Он знал, что мухи будут всегда, потому что мух в этих местах много, а доктор один.
3
|