Проклятый пульс продолжал набирать обороты, оплёвывая встревоженный мозг тугими порциями горячей крови. В висках начинало неприятно покалывать. Леонид расстегнул воротник, и обмахнул лицо ладонью, словно веером.
― Жарко тут у вас.
― У нас температура не превышает санитарных норм, установленных для помещений общественного назначения, ― грузный пожилой мужчина в форме охранника продолжал сверлить посетителя взглядом потускневших от постоянного просмотра газет и сборников с кроссвордами глаз. Выдающейся особенностью этого угрюмого лица были огромные, густые усищи, которые делали охранника невероятно похожим на печального моржа. Жёсткая щетина гипнотически шевельнулась, словно водоросли на мелководье, и сквозь них склизким холодным ершом проскочила очередная дежурная фраза:
― Я ещё раз спрашиваю - куда вы направляетесь?
― Ну, мне надо... по срочному делу, ― не очень уверенно ответил Леонид. Его уже начал раздражать этот самоуверенный тип. Сидит тут, стул протирает, и, похоже, давно - вон, какой взгляд сконструировал. Натуральный кремень. И этот надменный тон, наверняка, с какого-нибудь героя боевика скопировал:
― Куда надо?
Ну, ладно, морж - не на того напал. Лёня увидел на стене таблицу со списком служб и организаций, занимающих помещения в этом офисном центре. Выбрал название посолидней, и уверенно выдал:
― Если для вас это так важно - мне в "Статус".
Тяжёлые складки на лице охранника пришли в движение, слипшись в гримасу искреннего удивления:
― Что? И зачем вам в дамский салон красоты?
Леонид понял, что немного запутался в своей невинной лжи, но отступать было поздно. Он, едва справляясь с волнением, продолжил врать:
― Я дипломированный мануальный терапевт, специалист по массажу. Приглашён на собеседование. Вы меня, кстати, сильно задерживаете.
"Морж" хмыкнул, и процедил сквозь густую щетину:
― Ладно. Лифты там. Пятый этаж, направо до конца.
Леонид постарался унять дрожь в коленках, понимая, что в предстоящей беседе от него потребуется вся его решительность и хладнокровие. Оказавшись в лифте, вместо кнопки пятого этажа, он нажал квадратик с цифрой одиннадцать. Леонид прекрасно знал, куда идти, но не желал, чтобы об этом узнал кто-либо ещё. Исследуя длинные, извилистые коридоры одиннадцатого этажа, Леонид с трудом отыскал невзрачную дверь с совершенно неброской табличкой: "Ренегат-мастер".
Мужчина поднял руку, чтобы постучать в дверь, и на минуту застыл, будто раздумывая над возможностью бросить всё и сбежать подальше. Однако, слишком близко была заветная цель, чтобы устоять против силы её притяжения - Леонид негромко постучал.
― Входите.
За дверью - скромная гипсокартонная коробка, большую часть которой занял переговорный стол в виде буквы "Т". Интерьер разнообразило единственное украшение - резная рама, покрытая бронзовой краской, которая заключила в свои объятья белёный холст с изречением на незнакомом языке, начертанным алыми буквами. Рядом присоседились несколько рамок поскучнее с пёстрыми дипломами, грамотами и сертификатами, выданными, как успел заметить Леонид, за участие в каких-то семинарах и прохождение тренингов. В общем, не более, чем пыль в глаза.
В неширокое окно открывался "роскошный" вид на, живописно украшенную сетью трещин, штукатурку со стены соседнего здания. На фоне окна темнел плотный силуэт, который кивком круглой головы указал гостю на единственный стул, сиротливо затерявшийся в тени огромного стола.
― Присаживайтесь.
Леонид сел, обратив внимание на запрещённый журнал с фотографиями обнажённых девиц, под каждой из которых стоял номер телефона. Леониду стало жарко. Пульс опять подскочил. Когда он последний раз был с женщиной? Три месяца назад! Целых три месяца! Да и та долгожданная встреча не принесла ему ничего, кроме разочарования и осадка горечи после едких насмешек грубой и неудовлетворённой конторщицы. Только та была тусклой, бесформенной и неопрятной, а на этих фото - девушки, сотканные из чистого соблазна и припудренные желанием.
― Так, кого вы желаете? ― будто издалека донеслось до Леонида, тонувшего в медовой трясине сладострастных мечтаний. Будто не веря своим ушам, Леонид тряхнул головой, выразительно скосил взгляд на журнал, и, повернувшись к хозяину кабинета, вопросительно поднял брови. Тот не сразу разгадал смысл этой путаной пантомимы, но, поняв, искренне и громко расхохотался, после чего схватил журнал, и бросил его в ящик стола.
― Нет, нет - такими вещами мы не занимаемся. Это жутко противозаконно. Журнал - это реквизит для одного из наших заказов, и ничего больше. Я хотел спросить, кого вы желаете заказать? Вы ведь знаете, куда обратились? Кстати, у нас в этом месяце акция: покупаете два предательства, и третье получаете в подарок...
Леонид, отводя глаза после неловкой двусмысленности, поспешил остановить ретивого продавца, пока тот не уговорил его на дополнительные услуги:
― Нет, что вы - какие там два, мне на одно едва хватит. Предательство для моего начальника.
― Ясно. Классический вариант. Метите на его место?
― Вы, действительно, должны это знать?
― Нет, просто интересуюсь.
― А, знаете - я вам расскажу. Да, я надеюсь занять его место! И что? Мне сорок шесть лет, и больше половины этого срока я сортирую документы в отделе по планированию загрузки площадей под утилизацию отходов второго уровня опасности. Я стараюсь быть лучшим, надеюсь, что меня заметят и поощрят повышением, но мой начальник продолжает своё ежеутреннее: "А, Лёня, доброе утро. Как поживаете"?
Как! Я! Поживаю! Смотря с кем сравнивать. Если с моим начальником, то очень плохо. Откровенно хреново поживаю! Мне сорок шесть, а я до сих пор - Лёня. Он на год старше меня, но - Иван Арнольдович, причём это имя произносится с вежливой улыбкой и полупоклоном, а не пробрасывается походя через левое плечо. В его столовой подают нормальную еду, а не сублимированную слизь, как у нас. Он получает талоны на межполовое общение с красной окантовкой из расчёта три штуки в неделю. Эти талоны позволяют ему посещать общежития работниц культуры и спать с певичками, моделями и танцовщицами. А я получаю один талон с серым контуром в месяц, который позволяет мне побывать в одной из многочисленных фабричных общаг или навестить младший обслуживающий персонал. И, чаще всего, лучших разбирают здоровенные работяги, а нам, конторским, достаются либо престарелые уборщицы, либо дворничихи с огромными ручищами. Мне скоро никакие межполовые талоны не понадобятся, ― Леонид начал задыхаться от возмущения и обиды.
Он попытался расстегнуть пуговицу на воротнике, но та оторвалась, и укатилась под стол.
― Ну, вот. Одежду, видите, какую выдают - на лоскутья рассыпается. А у Ивана Арнольдовича несколько прекрасных костюмов, которые годами не линяют и не изнашиваются.
Хозяин кабинета звякнул пробкой графина, который тускло мерцал гранями на фоне окна. Крепкая ладонь с пятнами мозолей на костяшках пальцев опустила полный стакан перед Леонидом.
― Выпейте водички. Хорошая вода, ключевая.
Леонид жадно осушил гранёный стакан, громко выдохнул, и продолжил:
― А жилые капсулы? У него там помещается кровать, стол, личные туалет и душевая кабина. У меня же - только кровать и тумбочка. Самое обидное, что, благодаря успехам нашей медицинской науки, мы живём по сто пятьдесят лет в среднем. Вы только представьте, сколько мне ещё терпеть эти талоны с серым контуром, общий клозет, и "доброе утро, Лёня"? Неужели наши прапрадеды дрались, рассыпаясь на куски в радиационном аду, стремились к установлению коммунизма на всей Земле, и победили, ради такого будущего? Денег нет, собственности нет, но и равенства по-прежнему нет. Я - долбанный клерк, бьюсь, как муха о стекло, а ничего не меняется. Я уже думал убить себя, но не смог, как не смог и навредить начальнику. Вы - моя последняя надежда.
Силуэт выстучал короткую дробь пальцами по столешнице, и хлопнув ладонью по листу бумаги, протянул его Леониду.
― Для начала заполните анкетку. Что ж, предательство организовать можем, причём с минимальным вашим участием. Расчистим для вас жизненное пространство. Однако, хочу сразу отметить - бесплатно не работаем, и талоны, особенно с серым контуром, к оплате не принимаем. Внимательно вас выслушав, я не понимаю, чем вы могли бы меня заинтересовать? Внешнеторговые чеки? Бессрочные топливные карты на предъявителя? Или мы напрасно время теряем?
― Нет, нет, я бы не стал..., ― Леонид воровато осмотрелся, и вытащил из-за пазухи матерчатый свёрток. Размотав узелки, он высыпал на стол тускло засиявшие кольцо, две броши и цепочку толщиной с мизинец.
― Недавно я узнал новое слово: "семья". Возле конторы меня встретила какая-то старуха, отдала этот свёрток, и сказала, что это принадлежало моей семье. Не очень понимаю, что это значит - ведь мы все одна большая семья. А вот это я получил в двадцать лет, за победу в шахматном первенстве, ― на стол опустился небольшой жёлтый диск.
Тёмный силуэт жадно сверкнул глазами, и сгрёб золотые побрякушки широкой ладонью. Помедлил, рассматривая украшения, и снисходительно, умело скрывая радость от удачного приобретения, заявил:
― М-м, ну это лучше, чем ничего, но... А-а, была не была - устроим для вашего шефа замечательное предательство. Считайте, что его место уже свободно. Мы с коллегами всё подготовим, а вы приходите завтра в это же время. Вот вам расписочка.
Леонид взял протянутую бумажку, собрался встать, но, о чём-то задумавшись, сел обратно. Медленно, с трудом подбирая нужные слова, он спросил:
― Скажите, а как получилось, что вы способны на предательство, на обман, а мы - нет. Поймите меня - я вам последнее отдаю. Хотелось бы немного уверенности.
Силуэт принялся нервно ёрзать в своём кресле, потом наклонился, вытащил из ящика небольшую коробку, и подвинул её в сторону Леонида.
― Сигарку не желаете?
― Нет. Это же незаконно!
― Ну, тогда и я потерплю.
Хозяин кабинета умолк на секунду, и когда заговорил вновь, то неожиданно перешёл на "ты", а его голос стал твёрже металла:
― Твоё желание понятно. И я тебе с удовольствием всё поясню. Всё равно не расскажешь, иначе окажешься вне закона. Так вот, наши предки устроили последнюю бойню, настолько страшную, что победители не смогли оправиться после неё. Победители не смогли стать прежними людьми, а побеждённые просто не выжили. Все согласились с властью всемирного совета, коммунистическим строем и плановой экономикой. Нет собственности - нет соблазнов. Но, природа человеческая по указке сверху не изменится, ― силуэт ткнул пальцем в сторону изречения в красивой рамке.
― Хомо хомини люпус эст, что значит: "человек человеку - волк". И это не изменить. Война напугала людей, но спустя время стала забываться. Медицинская наука при поддержке всемирного совета стала развиваться невиданными темпами, человечество избавилось от большинства болезней, а жизнь стала намного дольше. Однако, возникла, набухла, словно гнойный нарыв, проблема невиданного доселе перенаселения. Города разрослись до колоссальных размеров, но и в душных утробах этих, растоптавших планету, чудовищ людям пришлось терпеть невыносимую тесноту. Напряжение нарастало, и несмотря на жёсткий контроль государства по улицам рыскали толпы преступников и текли реки крови.
Помогла всё та же медицина. В домах ребёнка, с самого рождения стали применять к детям новейшие программы коррекции личности, уничтожавшие в зачатке все недостатки людской природы. Как на грядках, в детских садах выращивали послушных граждан, членов Всемирной Коммуны, заранее распределяя для них пожизненные профессии и должности. А в самых тяжёлых случаях помогали старые, добрые электрошок, лоботомия, тяжёлые препараты и химическая кастрация. В тесном ульё каждый должен знать своё место, и не пытаться наползать на соседа, рискуя разрушить весь улей, как карточный домик.
А я и мои коллеги росли не в городе, а в позабытой всеми сельской общине. До нас не было дела государству, ведь продуктами граждан снабжают плантации субтропиков и Черноземья. Нас будто не было вовсе. Мы голодали, мёрзли, но смогли выжить, рассчитывая только на себя. Смогли выучиться, воруя книги в городах и слушая беглецов, с чьим сознанием не справились ни электричество, ни химия. Мы выживали, словно дикие звери, но смоги остаться настоящими людьми, и быстро поняли, чего не хватает вам, городским, и как это можно использовать себе во благо. Ведь, несмотря на все ухищрения врачей и политбюро, человек человеку - волк. Этот мир по-прежнему полон волков, но волков беззубых. А мы, за хороший кусок, вцепимся в горло вашему врагу.
― А как же закон? ― неуверенно спросил Леонид.
Силуэт хмыкнул и рассмеялся:
― А мы закон не нарушаем. Это для вас, то, что мы делаем - предательство. А для государства это - "сигнал", сообщение о преступлении. Мы трудимся на благо закона. А то, что "преступник" сам не знал, что делал что-то неправильное - не так уж важно. Ну, надеюсь, не передумал, Леонид?
Тот замотал головой, давая понять, что обратного пути для себя не видит. Крепкие пальцы ухватили душистую сигару, и с сухим шелестом принялись разминать её круглые бока. Рука поднялась и сигара растворилась в тени силуэта. Леонид услышал, как его собеседник шумно вдохнул аромат табака. Видимо, этот запах действовал на него благотворно, потому что он снова смягчил тон и перешёл на "вы":
― Нет, спасибо. Я, пожалуй, пойду. До завтра, ― Леонид суетливо поднялся со стула, и неловко попятился к двери.
― Ну, пожалуй, идите, ― человек откусил кончик сигары, и выплюнул его вслед посетителю, скользнувшему в проём двери. Зажигая спичку, он буркнул:
― Городские, мля, черти малохольные.
На следующий день Леонид вернулся в службу "Ренегат-мастер". "Морж" на входе лишь брезгливо поморщился, но пропустил посетителя без лишних вопросов. В знакомом кабинете на этот раз горел свет, и Леонид смог рассмотреть своего вчерашнего собеседника. Невысокого роста, широкоплечий, и слегка располневший мужчина с грубыми, но вполне гармоничными чертами лица, улыбнулся Леониду, и подошёл, держа в руке пластиковый свёрток.
― Здравствуйте, Леонид. У меня всё готово. Теперь дело за вами.
― Что я должен делать?
― Чувствуется решимость. Это хорошо. Дело в том, что по статусу ваш начальник из горячих напитков получает в пайке сублимированный кофейный напиток "Бодрость", а эту дрянь без сахара не проглотишь. Сахар Иван Арнольдович предпочитает прессованный рафинад вот этой марки, ― мужчина покачал свёртком перед лицом Леонида, и вложил его тому в ладонь.
― Завтра вы должны подменить его сахар на этот. И через неделю увидите результат. Ну, удачи вам, Леонид.
На следующий день Леонид выполнил указания, дождавшись, когда все отправятся на обед. Он быстро пробрался в кабинет начальника, высыпал в карман сахар из вазочки на столе, взамен наполнив её белыми кубиками из пластикового пакета. Потом так быстро догнал коллег, что никто не заметил его минутного отсутствия. Да, если бы кто и заметил, то не придал бы этому решающего значения - ведь государственная медицинская программа модифицировала сознание граждан так, что те вынуждены были доверять равным и беспрекословно слушаться вышестоящих. Это основа основ стабильности во Всемирной Коммуне.
Через неделю внеплановая диспансеризация выявила в крови Ивана Арнольдовича высокое содержание запрещённых препаратов. Растерянным взглядом бывший начальник искал сочувствия у подчинённых, когда его под руки выводили широкоплечие сотрудники госнаркоконтроля. Все понимали, что больше никогда не встретят этого человека, но в глазах подчинённых читалось лишь искреннее осуждение. На освободившийся пост руководителя отдела закономерно назначили лучшего из лучших - Леонида.
Счастливый, он осматривал свой кабинет, прикидывая, что изменит здесь в ближайшее время. И тут зазвонил телефон.
― Алло!
― Поздравляем вас, Леонид Робертович, с повышением от лица службы "Ренегат-мастер".
― Спасибо большое, но... постарайтесь больше сюда не звонить, ― Леонид Робертович без труда узнал этот голос. Почему-то вспомнился затравленный взгляд Ивана Арнольдовича.
― Леонид Робертович, не вешайте трубку - этот звонок очень важен для вас. Мы предлагаем приобрести страховку от предательства, причём со специальной скидкой, как клиенту службы.
― Нет, спасибо. Кому нужно меня предавать? Я вам, конечно, очень признателен, но в ваших услугах больше не нуждаюсь, ― Леонид удивлялся сам себе. Первый день, как вступил в новую должность, а голос уже явно окреп и приобрёл начальственные нотки. Голос на другом конце линии не унимался:
― Напрасно вы так, Леонид Робертович. Не забывайте, что человек человеку - волк.
Леонид Робертович неожиданно вспылил:
― Нет! Не говорите мне ерунды. Вам просто выгодно, чтоб все так считали. Человек человеку - друг, товарищ и брат. Это основа основ нашей Всемирной Коммуны.
― Ну, что ж - дело ваше, ― и трубка выдала серию коротких гудков.
Леонид вдохнул полной грудью, и едва не запел от радости. Он был счастлив впервые за долгие годы. Но ещё больше радовало то, что впереди его ждёт всё самое лучшее - хорошая еда, прекрасная одежда, и межполовое общение по талонам с красной каёмкой. Однако, счастье длилось недолго, и вожделенным талоном Леонид смог воспользоваться лишь раз, потому что спустя всего лишь неделю...
"Во время рейда, проводимого полицией нравов в одном из столичных учреждений, был задержан руководитель отдела Леонид Робертович К.. Сотрудники полиции обнаружили в ящиках его письменного стола запрещённые журналы с фотографиями и контактами женщин, которые занимаются незаконным предоставлением платных услуг интимного характера. Стоит отметить, что руководящую должность Леонид К. занял на прошлой неделе. Особая комиссия в данный момент разбирается с делом морального разложенца. Надеемся, что его ожидает обычная в таких случаях химическая кастрация", ― Джон Автандилович Курманбек-оглы закончил читать вслух газету, скомкал её и яростно швырнул в угол.
― Чёрт знает, что такое! Раньше в этой колонке бывало по два-три сообщения, а теперь известия о неожиданных контрреволюционерах, моральных разложенцах и скрытых террористах по три полосы занимают. И я знаю, почему так происходит. А ты, Франсуа Владимирович, знаешь? ― мужчина в сером френче обернулся и строго взглянул из-под густых бровей на толстого, широколобого коротышку в чёрном костюме с щёгольской красной искрой. От этого взгляда на лбу Франсуа Владимировича высыпала липкая испарина.
― Нет, председатель, понятия не имею.
― Ну, и дурак. Это из-за проклятых служб по торговле предательством, которые повылазили, как галлюциногенные грибы после радиоактивных осадков. Наши героические врачи обеспечили внутреннее сдерживание каждому гражданину Всемирной Коммуны, выдрали с корнем пережитки первобытных инстинктов. А эти мерзавцы предлагают за разумную плату заменить утраченные злость, вероломство и аморальность своими собственными пороками, вовлекая граждан в гибельную антиобщественную воронку. Эти сволочи своими жадными ручонками толкают Коммуну к хаосу и разрухе. И вообще, какого чёрта не выжгли калёным железом эту мерзкую гидру - торговлю предательством?
― Понимаете, председатель - нет в нашем кодексе закона для такой деятельности. Мы же не бандиты, чтобы без суда и следствия...
― Вот, хитрожопые! Откуда они хоть появились? Только не говори, что не знаешь - сразу вылетишь с должности. Будешь у меня оленеводами руководить.
― Уже выяснили, председатель. В основном, эти торговцы предательством - выходцы из оскудевших сельских регионов. Мы думали, что там все с голодухи вымерли десять лет назад, когда неурожай случился. А вот, некоторые выжили.
Джон Автандилович с размаху саданул кулаком по столу, заставив мелко дребезжать стаканы на серебряном подносе.
― Мог бы догадаться! Контра мелкобуржуазная, кулацкие недобитки! Завтра же поставлю на политбюро вопрос о внесении на обсуждение нового закона о противодействии торговле предательством. Всех гадов к ногтю прижмём, как вшей. Представляешь, Франсуа, они мой личный номер как-то узнали - позвонили вчера, предложили страховку купить от предательства. Мне! Председателю Верховного совета Коммуны!
Франсуа Владимирович, едва дыша, сдавленно прошептал:
― А вы? Вы что сделали, председатель?
― Послал их ко всем чертям! Ладно, что-то устал я. Не забудь созвать политбюро. Намекни им на чрезвычайное положение.
Франсуа Владимирович вышел, тихо прикрыл за собой дверь, и облегчённо выдохнул. Председатель отказался от страховки, а значит, на повестке дня завтрашнего политбюро будут совсем другие вопросы. Точнее, вопрос. Председатель уже ощутил слабость, а к утру он не сможет подняться с кровати - возраст, постоянный стресс неожиданно дадут о себе знать. Политбюро придётся, беспокоясь о драгоценном здоровье бессменного председателя совета, найти на его место нового человека. И на пост председателя единогласно будет предложена кандидатура Франсуа Владимировича Скоробогатько. Не зря он столько золота и внешнеторговых чеков передал за страховку от предательства и за само предательство. Ему давно надоело сгибаться под суровым взглядом из-под густых бровей и смотреть с парадной трибуны в спину, укрытую френчем.
Завтра настанет его время! Первым делом он законом установит процедуру ОСОП - обязательного страхования от предательства. Это поможет вернуть стабильность в Коммуну. А потом... потом он устроит всеобщую диспансеризацию с более суровой, чем прежде, коррекцией личности. И особое внимание уделит глухим сельским территориям, которые исстрадались без государственной медицины. Он избавит их от страданий и душевных мук, и все жители Всемирной Коммуны, как один, встанут в общий строй и будут целиком, без остатка, посвящать себя полезному труду, лишь иногда отвлекаясь на маленькие радости по талонам.
А как же иначе? По-другому не получится. Ведь, хомо хомини люпус эст.