Осенние
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Автописьмо - вещь таинственная. А уж если оно идёт у художника, предсказывая, мягко говоря, плохие новости... Справиться с ним в одиночку тяжело.
|
1.
Только Таня могла ворваться к нам домой в воскресное утро и пребывать в блаженном убеждении, что будет встречена с радостью.
- Алён! Пошли гулять! У меня Пашка уехал - свобода попугаям! Здрасьте, тётя Надя! Алёну пришла забрать, а то что-то она скучная тут у вас, да и не гуляет совсем! Все воскресенья сидит дома! Что это такое?! А сегодня на улице солнышко! А какие листья - жёлтые-прежёлтые! В такой день только гулять! Вот чего она дома сидит? А, тёть Надя?
- Доброе утро, Таня, - приветливо улыбаясь, сказала мама моей подруге, которая уже пыхтела и упиралась изо всех сил, так же изо всех сил уволакиваемая мной в комнату, Мама-то, вставшая раньше всех, чтобы собрать отца на рыбалку, не выглядела, как я - взъерошенной и хмурой.
Затащив Таню в свою комнату, я, зевая, спросила:
- А правда, что так рано?
- Рано?! - возмутилась подружка, пританцовывая у зеркала и оправляя короткие завитые волосы. Затем она вынула из кокетливой сумочки помаду - о, простите! - две помады и теперь прикидывала, какая ей сейчас больше подойдёт: Таня верит, что цвет помады надо менять часто - в зависимости от настроения или от погоды, например. Интересно, что на этот раз заставляет её сменить боевую раскраску? - Сегодня после обеда дождь обещали. Надо успеть погулять в первой половине дня. - Она сняла с губ моими салфетками "старую" помаду, подмазала рот новой и отошла от зеркала, чтобы критически взглянуть на результат. - Ну, чего стоишь? Давай быстрей! Потом времени точно не будет. Пашка сказал, что к матери сгоняет быстро.
Таня вышла замуж полгода назад и до сих пор вела себя с мужем, как с влюблённым в неё парнем, который боится, что его девушка вот-вот вспорхнёт и улетучится из его жизни. Она считала, что такое поведение придаёт пикантности семейным отношениям. Неизвестно, что считал Пашка - светловолосый верзила, который снисходительно улыбался, едва его взгляд падал на жену, но был он всегда очень спокоен, и на его фоне Таня всегда казалась суетливой, увлечённо и беспечно чирикающей маленькой птичкой.
- Слушай, я ещё не проснулась, - медленно сказала я, озадаченно глядя на отражение подружки, которая изящными пальчиками слегка растягивала слишком откровенно скрученный локон, а заодно супилась на какое-то пятнышко на носу, - ты не могла бы сказать вразумительно, зачем именно ты пришла?
- Девочки, чаю будете?
- Ой, тётя Надя! Спасибо! Только ведь если сядем за чай - не уйдём совсем! Дождь обещали - вы знаете? Говорят - чуть не ливень. Алён, собирайся!
Мама вышла, а чёртова конспираторша покрутила у виска пальцем, скептически глядя на меня.
- Ты что - в золоте купаешься? Денег куры не клюют? У меня цейтнот - учти!
- Всё, поняла. Сейчас... Минут десять.
- Да ладно! Я сегодня добрая - пятнадцати хватит?
И Таня снова припала к зеркалу - настоящая птичка в своём голубом, с золотыми разводами костюмчике - из жакетика и короткой прямой юбки, да ещё в туфельках на каблучке, да ещё с волосами завитыми, пока мужа рядом нет. "Только Пашке не говори, что я без него волосы завиваю, - ревновать будет!" - радостно щебетала она.
Я вздохнула. Таня права. Денег маловато - и в ближайшем будущем больших поступлений не предвидится, разве что зарплата, которую получаю в своей конторе - под таинственным названием "Мастер на час", а на деле - бывшие "Добрые услуги". Я работаю там сразу после окончания университета - знакомая пристроила перепечатывать кому какие надо работы. Сначала печатала на машинке, потом на компьютере. Знакомая пристроила, потому что по специальности я сначала работы не нашла, а потом уж попривыкла к работе и к месту. В нашей конторе три машинистки, кроме меня. Но моя зарплата выше, потому что я (кхм - скромно так) гений - разбираю любой почерк. Даже врачебные рецепты на лекарства!.. И, честно признаюсь, я никогда не думала, что в наш век всеобщей компьютеризации находится столько народу, пишущего от руки!.. Трачу обычно не так много, но иной раз взбредёт в голову что-нибудь купить такое - на что денег не хватает, и тогда выручает поход в одно неизвестное родителям местечко. Правда, туда тоже не каждый раз сбегаешь... Но и случаев, когда нужно денег побольше, в моей жизни - раз-два и обчёлся.
Итак, карты на стол! Роскошь кутить у меня бывает только после наших с Таней походов на довольно известную в городе улочку для людей, которые могут продавать какие-нибудь поделки не заводского или фабричного производства. Рукодельные, конечно. Ну и плюс к мастерам здесь можно найти коллекционеров. Каждое воскресенье, в хорошую погоду, улочка превращается почти в базар. Здесь довольно весело, и много народу. Приходят и музыканты, и художники. Вообще, продавцы в основном - молодёжь. Хотя пристраиваются и шустрые бабульки с вязанием, и солидные старики - с марками, открытками и прочим... Кто приносит картины, кто - плетёные корзины или какие-нибудь изысканные штучки; кто - вязанье, кто - керамику, кто работы по камню или по дереву. Даже просто пройтись между рядами - здорово! Настроение на этом уличном базаре, среди этого радостного гама, в звучании живой музыки, среди то и дело вспыхивающего смеха всегда чудное - восторженное и поднимающее.
... Если бы не длинные тёмно-русые волосы, меня бы можно принять за парня: я чуть выше Тани, худощавая и любитель мужской джинсы и кроссовок. Таня очень яркая - я довольно невзрачная, не люблю косметики, да и вообще не люблю выделяться. Мне интересней наблюдать жизнь, чем играть в ней какую-то, хоть чуть заметную роль. Таня из моих философствований однажды сделала вывод, что мне просто лень - жить на всю катушку. Тогда я пожала плечами - возможно. Не возражаю. Впрочем, мы с нею разно смотрим на жизнь, но что интересно - нам всё равно вместе хорошо. Подруги. С детства.
- Слушай, на-ка помаду, - не выдержала Таня, разглядев меня, уже готовую выйти на улицу. - Губ же совсем не видно! И где сумочка, которую я тебе подарила? Хоть когда со мной гуляешь - бери! А ещё вот - возьми! Это подарок на последний день августа!
Что - что, а подарки Таня приурочивать к праздникам любит. Да ещё подчеркнуть это приурочивание не против. Ух ты... Браслетик! Из оранжевых с коричневыми разводами стёклышек! Надела на руку - хм, а вот это мне нравится. Для джинсовой рубашки с коротким рукавом - самое то! Да и осенний этот браслет какой-то.
- Танюш, спасибо!
- Пожалуйста! Но учти - это за сегодняшнее. У меня денег нет - так что баш на баш!.. Подходит под август? Мало того что последний день месяца, - гордо сказал подружка, - так у нас сейчас и ещё последняя прогулка этим летом!
- Что уж ты как торжественно! - засмеялась я. И уже в прихожей сказала: - Мама, я буду после обеда. Если что - звони.
- Хорошо вам погулять, девочки! - пожелала мама, закрывая за нами дверь.
- Свобода попугаям! - шёпотом повторила Таня этажом ниже. И заулыбалась. - Я и правда себя чувствую сбежавшей от мужа! Ммм, какое балдёжное ощущение! - И тут же озаботилась. - Алён, а вот возьми такую ситуацию - сбеги я. Как думаешь, Пашка меня искать будет? А вдруг - нет?
- Будет, - уверенно сказала я. - Только у тебя проблема появится, после того как найдёт: пристегнёт тебя к себе - будешь всю жизнь рядом с ним на поводке, как собачка, для Пашкиной уверенности. Тебе это надо?
- Нет, не надо, - капризно сказала Таня и выпятила губки. - Алён, я там, случайно, помаду не стёрла?.. А ну на фиг её! Алён, пошли в кафе! Перед - а не после!
- Ты мне уже подарок сделала... - начала я, но вспомнила вчерашний день, допоздна проведённый за клавиатурой, и свысока хмыкнула. - А пошли! У меня деньги есть и будут! Так что точно - не фиг! Гулять так гулять!..
Воскресенье было чудное: дождливые деньки впервые прервались на паузу, и высоченное небо вызывающе синело глубокой безоблачностью. Солнце, словно забыв, что конец лета, припекало, как в июле!
После кафе забежали в супермаркет, взяли две пачки альбомных листов и, уже никуда не сворачивая, поехали на улочку, носившую претенциозное название Новый Арбат. В маршрутке, глядя, как Таня готовится к предстоящему действу, я не выдержала и позорно захихикала. В подпрыгивающей машине, на крутейших поворотах подружка пыталась восстановить утренний макияж!
На солнечный августовский денёк народу набралось здесь много. Уже подходя к Арбату, мы услышали энергичный гомон, музыку: с одной стороны - аккордеон, с другой - команду гитаристов с барабанщиком; пение и смех - и заулыбались сами. Потом Таня оторвалась от меня и прошла вперёд - посмотреть, что интересненького появилось. Знаю, куда рванула подружка: здесь есть несколько очень интересных мастеров бижутерии.
Я же прошлась между рядами, с интересом приглядываясь ко всему, что расставлено на плитах, на ящиках, на коробках, на разложенных скатёрках, а то и на внушительных камнях, которые прикатили сюда по предложению городских художников-проектировщиков. Идти, разглядывать все интересности, проникаясь удивительным мастерством и поразительными предметами, о существовании которых не всегда подозреваешь, для меня - напитаться самой счастливой атмосферой творчества...
На том же радостном подъёме я дошла до конца одного из рядов и обнаружила сидящего здесь Женьку - он студент последнего курса худграфа. Ещё год - и будет иметь собственную студию: папаша его может себе позволить содержать "бедного" художника. Правда, о Женькиных картинах не скажешь, что они будут залёживаться сданными куда-нибудь в "Лавки художников" нашего города. Женька - талант. Этого не отнимешь. Втайне я шалею от его акварелей - они такие, такие... Ммм... Чудо - в общем.
- Алёна, привет! - кивнул он мне и снова уткнулся в лист бумаги, продолжая творить портрет модели, благоговейно сидящей на камне перед ним.
- Привет, - тихонько сказала я, устраиваясь неподалёку и вынимая карандаши.
В среде художников, которые собираются на Новом Арбате, одна я без профессионального образования. Меня обзывают примитивистом, но мои карандашные портреты тоже неплохо расходятся. Сейчас стоящая вокруг работающего Женьки толпа увлечённо следит за ним. Я знала - он будет работать недолго. Потому что профессионал - он и есть профессионал. Для Женьки написать портрет - дело нескольких минут.
Ко мне толпа сразу вряд ли подойдёт, заворожённая Женькиным процессом творчества. Да и сам он невольно притягивает внимание. Слегка сутуловатый, с жёсткими короткими волосами какого-то неопределённого русого цвета, с глазами азиатского разреза, но светло-зелёными, Женька на всех смотрит чуть свысока, хотя сам ростом не очень высок. Вроде и внешность не слишком примечательная, но есть в Женьке чувственная внутренняя сила и властность, которая и притягивает (или перетягивает) внимание абсолютно всех зрителей к нему.
Поэтому мне и нужна Таня.
Пока она, застряв где-то в рядах, высматривала себе побрякушки, я не спеша устроилась на камне поменьше - подальше от Женьки, он не любит теснины. Мои орудия труда - как у него: альбомные листы, карандаши; единственное отличие - он любит время от времени акварельными мелками рисовать. Только у него всё высшего качества - и, естественно, ненашенского производства... Пачку своих листов я положила на камешек напротив - здесь сядет моя модель. Заняла местечко, в общем.
Пока суд да дело, на горизонте появилась Таня - и у меня сердце перепуганно замерло, как всегда, когда она летит на своих каблучках, слегка подпрыгивая и попискивая: "Ой! Ой!" - и пошатываясь: вот-вот свалится! Но долетела невредимая, свалилась с тем же счастливым писком:
- А-а! Успела! Ура-а!
- Цыц! - шёпотом велела я, делая громадные глаза и кося в сторону, на Женьку.
Сообразив, в чём дело, Таня слегка отвернулась в сторону и сморщила задранный носик. Женьку она на дух не переносила: он раз и навсегда отказался рисовать её! Да ещё так обидно сказал, что не любит кукольных типажей.
Но моё отношение к Женьке Таня знала. И, будучи хорошей подругой, не встревала с ним в споры. Вот и сейчас - оттаяла и принялась спокойно посматривать вокруг, зная, что именно рассеянное внимание модели для меня самый лучший вариант для рисунка.
Пока я рисовала, ко мне подошли, правда, я не стала смотреть в сторону. Моя любимая модель-рекламщица сидела смирно - и дала возможность быстро войти в состояние, когда знаешь, что получится и рисунок, и настроение. Вскоре Таня поднялась с места, чмокнула меня в щёчку и, потрясая листом с рисунком, облюбовалась на портрет, чуть не целуясь с ним: "Ой, я такая хорошенькая! Ой, как получилось-то здорово!" - на зависть всем вокруг.
Ещё через полчаса она уже спокойно коснулась рукава моей джинсовой рубашки и прошептала одними губами:
- Пока! Счастливо тебе!
- Пока... И спасибо.
- На здоровье...
Получив очередной вожделенный портрет и прекрасное настроение, а заодно прорекламировав меня в очередной раз, Таня со спокойной душой упорхнула домой - ожидать мужа из поездки.
Как она потом ругала себя за быстрый уход...
В отличие от Женькиных портретов, мои стоили недорого. Но цены я не сбивала ни ему, ни тем ребятам, с которыми я давно здесь знакома и которые подошли позже. Желающих посидеть на камне, чувствуя себя значительным (моделью!), и получить портреты - много. А некоторым ещё и интересно посмотреть, что будет, если тебя нарисуют как минимум два художника.
Я уже набрала довольно крупную, по моим запросам, сумму, когда на камень плюхнулся весёлый парень, мой ровесник, явно слегка подвыпивший.
- Давай меня! - скомандовал он, располагаясь на камне с удобством: расстёгивая хоть и лёгкий, но дорогой кожаный пиджак (странно, что это он в таком? Вроде распогодилось), ноги в разные стороны, чтобы не свалиться...
Не люблю таких. Выпивохи, особенно богато одетые, всегда вызывают во мне подозрение, что они могут пойти из-за какой-нибудь мелочи на скандал. Правда, вокруг свои ребята-художники, помогут, если что... Да и этот парень, кажется, не так чтобы очень выпил... Вот только рядом нарисовались ещё трое парней того же типа, самоуверенные и в кожанках. И стало ещё тревожней.
Бросив незаметный взгляд в сторону Женьки, я увидела, что он смотрит на меня. При виде моих вопросительно вскинутых бровей, он спокойно кивнул. От сердца отлегло. Женька, вынужденный с папашей иногда появляться на светских сборищах города, знает многих если не по именам, то в лицо. Если кивает - значит, этот парень угрозы не представляет.
А потом и вовсе успокоилась. Я не очень хорошо понимаю людей, но, приглядевшись к сидевшему на "моём" камне, решила, что он не из породы скандалистов. Он гораздо мягче. И лицо довольно добродушное, мягких очертаний. Явно любимец девушек. Большие глаза заранее блестят в ожидании рисованного "чуда". Рот полуоткрыт, как у ребёнка, приготовившегося увидеть обещанный подарок. Лохматый, но это придаёт ему больше добродушия. И вообще - похож на большого, но ласкового лохматого пса.
Я пожала плечами и принялась за работу. Этого парня рисовать легко. На иных "натурщиках" карандаш словно застревает, не зная, как провести ту или иную линию, а здесь - летает! Наверное, у него и впрямь характер - отражение внешности: счастливый и лёгкий. Говорят же, что иногда можно определить... Это не только личное замечание. Многие из знакомых художников подтверждают: пока рисуешь - узнаёшь человека.
Коротко поглядывая на парня, я легко "лепила" лицо на бумаге, входя в состояние, близкое к трансу вдохновения, если такое есть на свете. Рука с карандашом, правда, небольшой болью напомнила, что рисую не первый портрет, что, кажется, перенапрягла мышцы... На секунды я опустила руку, расслабляя пальцы и собираясь тряхнуть кистью.
Машинальный взгляд на рисунок - и сначала глазам не поверила (не впервые, но всегда сначала не веришь!), а потом поняла, что произошло, и замерла от страха. Почувствовала, как резко похолодело лицо, когда отхлынула кровь. Всё ещё пытаясь удержать деловое выражение лица, украдкой снова бросила взгляд на Женьку. Повезло. Тот в этот момент привычно посмотрел на меня. Отвернулся было, спокойный, - и резко обернулся снова заглянуть в мои глаза. Прикусив нижнюю губу и медленно пропуская её между зубами, я с некоторым облегчением следила, как он не спеша откладывает пачку акварельных мелков, просит кого-то посторожить своё "хозяйство" и идёт ко мне.
- А что случилось? - звонко, по-мальчишески спросил мой "натурщик".
Спохватившись, я сразу выдала фразу-заготовку для таких случаев:
- Извините, пожалуйста! У вас такое выразительное, очень необычное лицо! Но для меня оно слишком неуловимое, что я просто не в силах поймать нужное выражение. Если хотите, я...
- Но я же видел, что ты почти закончила! - возмущённо перебил он меня, а на лице такая детская обида, что я невольно улыбнулась.
Внезапно под моими руками, плотно прижавшими к коленям отощавшую папку альбомных листов с новым рисунком сверху, раздался резкий треск. Один из дружков лохматого парня выхватил лист, порвав его немного по краю.
- Не надо!
Спрыгнув со своего камня, я бросилась к нему, но парень был высокий. Он, хохоча, поднял свой трофей над головой и быстро передал его "натурщику". Им всем было весело - смеялись в голос, как от хорошей и даже ядрёной шутки.
Пока "натурщик" не взглянул на лист.
В ужасе я обернулась в поисках Женьки. Чуть не столкнулась с ним, вставшим рядом. По уходящей улыбке лохматого парня Женька быстро оценил ситуацию.
- Беги!
Вариант побега тоже был заранее обговорён. Как только я смоюсь, все наши будут повторять одно: "А кто её знает? Прибилась не так давно - и, вообще, сегодня впервые видим. Не, ни в университете, ни в училище не видели".
Сграбастав в охапку все свои вещи, я в последний раз оглянулась на лохматого парня с его друзьями: его длинные брови, пока рисовала - очень энергичные, сейчас жалобно сомкнулись на переносице, а у друзей, окруживших его - всматриваясь в портрет, от неожиданности открылись рты.
А дальше - меня спрятали спины толпы. Спешно удирая между гуляющими, я лихорадочно засовывала "живописное" хозяйство в пакет, затем цепляла ручки пакета на локоть и быстро-быстро собирала волосы в пучок. К остановке я вышла в чёрных очках и только здесь более-менее свободно вздохнула: если эти ребята на машинах, меня, одетую как типичная горожанка, вряд ли узнают.
Пока на остановке ждала троллейбуса, прячась на всякий случай в тени навеса, музыкально промурлыкал мобильник. Женька.
- Жень, ну что там? - нервно спросила я.
- Мы убедили их, что тебя не знаем, - привычно медлительно отозвался Женька. - Хотели портрет отобрать - не дали. Но я успел заглянуть... Алёна, а ведь у тебя такое впервые.
Я сморщилась от желания немедленно разреветься.
- Да хоть впервые, хоть - нет! Жень, ну что мне-то делать, если рисовать хочется, а вот такой страх получается?
- Не ври. Такое у тебя не всегда бывает. Это седьмой случай.
- Жень, а ты их знаешь? Ну, этого парня?
- У отца шапочное знакомство с этим семейством. Хочешь узнать о них?
- Нет! Я хочу вообще забыть об их существовании!
- Забудь, - согласился Женька. - А насчёт Арбата не беспокойся. Ты и так не слишком часто здесь бываешь. Пару месяцев не походишь, а потом... - Слышно было, как он хмыкнул, кажется ухмыльнувшись. - Потом перекрасишься в блондинку, наденешь юбку и блузку с какими-нибудь рюшечками... Ну и про индейскую раскраску не забудь. Они тебя и через недели две не узнают, - уже серьёзно добавил он. - Так что не переживай.
- Постараюсь, - пообещала я.
Ткнув до сих пор дрожащим пальцем в кнопку мобильного, я вздрогнула: показалось, кто-то решительно шёл ко мне. Но человек просто торопился, постоянно оглядываясь на подходящий к остановке троллейбус. Наверное, смотрел, какой номер. Я снова осторожно выглянула из-под навеса и быстро зашла (чуть не споткнулась - так подрагивали ноги от пережитого!) с передней площадки, благо водитель открыл дверь выйти какой-то старушке. В троллейбусе оказалось полупусто - воскресенье же. Я уселась на одиночное сиденье спиной ко всему салону, сжимая сумку вздрагивающими руками, и задумалась.
Рисовать я люблю. У меня получается неплохо. Говорят, что и в самом деле видно дилетанта, но дилетанта талантливого. И всё бы ничего... Вот только время от времени карандаш начинает рисовать не то, что видят глаза. Сегодня был именно такой случай. На лице, которое появлялось под острием карандаша, я, сама того не замечая, начала старательно вырисовывать нечто, чего не было на лице лохматого парня. Я уродовала его, рисуя длинную рану, пересекавшую глаз ото лба до скулы. И теперь не знаю, что произошло с моей рукой: то ли она мне подсказала сегодня своей болью, что рисовать дальше нельзя, то ли боль и впрямь была. Хуже, что я никогда не знаю, что происходит на самом деле: я вызываю эти раны? Или я предупреждаю о них?
Но хуже всего этого... На портрете, который я сегодня рисовала, оказался вовсе не лохматый парень. Запечатлённый мной мужчина чем-то похож на него. А может - и нет. Может, мне со страху показалось. Именно это и было впервые - что и понял Женька.
2.
Выспаться толком не удалось. Тело, уставшее за день, требовало полного покоя. А истомившаяся душа ныла от недоказанной вины. Всю ночь снились толпы с Нового Арбата, лица знакомых художников, но чаще - жалобно-удивлённое лицо лохматого парня, его друзей, а затем всё заслоняло то, другое, рисованное лицо. Даже в беспокойном сне, в котором всё слышишь и чувствуешь, что ворочаешься, не зная, как лечь удобней, и в котором не можешь, тем не менее, открыть глаза, я видела, что эти два лица очень похожи. Разница только в том, что одно - мягких очертаний и молодое, а другое - жёстче и старше.
Под утро ко мне пришёл серьёзный кот Мурзила, пободал моё лицо своей мордой с сопливым носом, дождался вялых со сна поглаживаний и плюхнулся рядом. С ним, обмурлыкавшим меня, я заснула крепче: призраки вчерашнего происшествия стали менее отчётливы, отдалившись.
А к утру я уверилась, что лохматый парень спустя годы попадёт, например, в аварию, в которой пострадает его лицо. Этим и только этим объясняется он, повзрослевший, появившийся под моей рукой на бумаге.
Сонная и усталая, не выспавшаяся из-за беспокойного сна, я поплелась на кухню варить кофе. Встала за полчаса до обычного времени. Но ничего не поделаешь. Сна ни в одном глазу. Мурзила поспешил за мной, пришлось поухаживать и за ним, накладывая ему в мисочку завтрак. Пока он ел, я убрала с плиты джезву и выждала, пока кофе слегка остынет. И... Одного горячего глоточка хватило, чтобы в мозги закралась крамольная мысль. А если попробовать изменить его судьбу? Ну этого, неизвестного, на моём листе который. Всего лишь... Всего лишь по памяти нарисовать снова его лицо, но уже жёсткой рукой залечить... то есть проигнорировать его этот страшный порез? Нарисовать просто лицо - без повреждения?
Я даже проснулась от этой мысли - сразу. До сих пор ничего подобного не делала. Я боялась тех рисунков до ужаса. До полуобморочного состояния на несколько дней вперёд и на бессонные ночи, потому что боялась, что рисованные лица будут сниться и сниться... И никогда в голову не приходило, что можно что-то поправить. Наверное... Наверное, я повзрослела, стала лучше соображать, несмотря на вчерашнюю панику?
Во всяком случае, сейчас... Я машинально взяла чашку и пошла в свою комнату, где начала усиленно думать, как бы эту задумку воплотить, пока лохматый парень не повзрослел. Усевшись на подоконник и отпивая горячий чёрный кофе, я смотрела на улицу... А ведь точно. Время-то ещё есть. Надо попробовать. Ведь никто мне не запрещает экспериментировать? И, может, парню дали шанс, приведя его ко мне? Пути судьбы неисповедимы.
Итак, надо определиться со временем. Руки, как говорится, чешутся начать прямо сейчас, но это нереально. До времени выхода на службу - всего ничего. А для кропотливой работы над таким рисунком надо хорошенько сосредоточиться. Ага. Сегодня понедельник. Папа скоро уйдёт на работу, но после того как уйду я. Неизвестно ещё, когда вернусь: день в нашей конторе ненормированный. Но, если есть идея, значит - можно использовать ночное время, когда ко мне никто из родителей не войдёт, а я не смогу отвлекаться на что-либо другое в боязни разбудить их. Полная сосредоточенность. Всё. Решила! Ночью и приступим!
Ох, как пришлось долго стоять перед шкафом с одеждой! В привычном - в том, в чём была на Арбате, на улицу уже не выйдёшь. Женька прав. Пришлось основательно порыться в старых вещах и с большой неохотой влезть в старое платье, которое уже совсем было собралась выбросить. Оттого и нашла с трудом, что вешалка с ним была задвинута в самую глубь шкафа. Там же и кофточку нашла. Посмотрела на себя в шкафно-дверное зеркало. Хм... А неплохо, между прочим, в платье выгляжу.
Уже перед выходом из дома пришлось отвлечься на звонок мобильника. Женька. Опять. Странно.
- Привет.
- Привет. Во сколько выходишь?
- Сейчас.
- Подожди немного - я подъеду к дому, буду ждать у остановки.
- ... Зачем? - обалдев от неожиданности, спросила я.
- До работы подвезу. На всякий случай.
- Да я сама могу... Ой, а тебе сегодня в университет не надо?
- Алён, сегодня первое. В универе что сегодня? Правильно - общий сбор. Мне это надо? Расписание я и завтра могу посмотреть. Да и подъезжаю я уже. Выходи. Ждать не люблю.
И отключился. А я в совершенном ошалении посмотрела на замолкшую трубку. А-а... Ну... Ещё и командует. Да он никогда не обращал внимания!.. Нет, я понимаю, что Женя - человек занятой и творческий. Но с ним никогда не было такой дружбы, чтобы он захотел мне помочь! Он мне сочувствовал, как и остальные, посвящённые в мою тайну, но и только! Всегда держался отстранённо... И вдруг... Что это с ним? Или первого числа не знает, как день провести?
Не хочу думать о его подспудных мотивах - Господи, я уже как следователь заговорила!
- Мама, я пошла!
- Алёна, во сколько сегодня будешь? Тётя Лида нас приглашает на день рождения.
- Мама, ты же знаешь, что у меня день зависит от заказов!
- Ну, тогда позвонишь, если что.
- Ага. Пока.
- Счастливо, дочь, - привычно церемонно сказала мама, закрывая за мной дверь.
Одно к одному. Сегодня вечером я буду одна в квартире. Можно будет заняться воплощением утренней идеи... Сбегая по лестнице, я начала планировать день до вечера, а потом плюнула на это безнадёжное при моей работе занятие и стала думать про Женьку и про то, с чего бы это ему приезжать за мной. Про это интересней.
Женя ждал меня не в машине, а около. Но не потому, что такой галантный. Насколько я успела изучить его по Новому Арбату, плевать он хотел на условности. Вёл себя обычно так, как ему удобней. Но мне нетрудно догадаться, почему он вышел. В нашем переулке, выводящем к остановке, очень интересно смотреть на соседний дом именно сейчас, что Женя и делал: дело в том, что с севера набежали очень тёмные тучи, а с запада сильно и даже мощно светило солнце - и контраст этих двух состояний был так тревожен и красив, что наверняка сердце художника не выдержало. Вот Женя и любовался на освещённый солнцем дом, за которым громоздились почти чёрные тучи.
Но на мои шаги обернулся - хоть и неторопливо, как всё обычно делал.
- Хм. Впервые тебя в платье вижу, - бесцеремонно сказал он и кивнул: - Садись.
"И даже дверцу не открыл!" - веселея от его наплевательского отношения к правилам поведения, подумала я, ныряя в салон чёрной высокой машины.
- Жень, а что за машина? Такая пружинная! - Я даже слегка покачалась на сиденье, как ребёнок, который подпрыгивает на кровати.
- "Мазда", бэушная, - неохотно сказал Женя. - Из Франции пригнали.
- Такая интересная!
Он покосился на меня недоверчиво: чему, мол, интересоваться тут? Но мне в самом деле было интересно. Я на таких машинах в жизни не каталась. Такси - вот все машинные мои поездки... А как эта "мазда" с места рванула - у меня аж дух захватило! Правда, что на всех перекрёстках и переходах Жене пришлось останавливаться - не больно-то в городе погоняешь. С перекрёстками у меня время появилось на любопытство. Поскольку сидела рядом, то сразу и спросила:
- И всё-таки - почему? Ты меня от этого парня прячешь? Думаешь, он будет преследовать меня?
- Да не знаю, что он будет делать! - с заметным раздражением отозвался Женя. - У меня сегодня день такой, что не знаю, куда деваться. Вот и решил начать с полезного дела. Заодно узнаю, где ты работаешь. Ну? Куда дальше?
Вот как. Угадала. Только странно, что такой человек, как Женя, не знает, как провести время, не занятое учебными часами.
- Дальше по проспекту, а потом заворачиваешь в переулок МЧС-ников. А там я тебе просто покажу.
- Во сколько заканчиваешь сегодня?
- Могу сказать, только как узнаю о сегодняшних заказах у начальства.
- Я перезвоню.
Я покосилась на него. Ладно. Сам предложил подвезти - пусть сам и раскаивается. Знает же, что спрошу.
- А зачем тебе знать, во сколько заканчиваю?
- Пойдёшь со мной на вечеринку к одному перцу. Празднуем первое. Наших там много будет. Ну, и с других курсов тоже.
- Но при чём тут я?!
- Наши, как и я, заканчивают последний курс, - с подчёркнутым терпением объяснил Женя. - Ты вроде как тоже наша. Кто-то из ребят предложил позвать тебя. Хватит этого объяснения?
- Пока - да.
Теперь покосился он, но больше ничего не сказал. А минут через пять расслабился. Кажется, он ожидал, что я начну задавать один за другим вопросы. Но мне было не до того. Вот говорят же, что планировать собственное свободное время слишком конкретно нельзя! Только я придумала, что буду сегодня вечером делать, - и на тебе. Придётся переигрывать. С другой стороны - хоть чуть-чуть забыть о вчерашнем тоже неплохо бы. Ещё неизвестно, смогу ли рисовать сегодня... Подняла слегка руку, посмотрела на отчётливо дрожащую ладонь. Ужас...
Мне очень хочется на эту вечеринку. Для меня после окончания университета была единственной отдушиной Таня, которая водила меня по всяким кафешкам. Я, конечно, привыкла, что с моим дурацким расписанием очень трудно куда-то целенаправленно попадать. На всякие торжества или празднества. Но иногда очень хотелось побыть среди весёлой толпы, потанцевать и подурачиться.
Когда я обнаружила свои странные таланты - сначала неплохо для дилетанта рисовать, потом угадывать несчастье с человеком, я забилась в такую раковину, что в скором времени поняла: я вообще разучилась общаться с людьми вне работы. Одичала - в общем... Усмехнулась себе. Если на вечере, куда так своеобразно пригласил меня Женя, будут знакомые с Арбата, уже легче.
- Вон тот дом - там наша контора. Ага, слева.
Машина мягко качнулась. Я осталась сидеть на месте.
- Ну? Что?
С трудом сдерживая смех, я паинькой посмотрела на него.
- Жень, дверцу-то я захлопнула, а как открыть - не знаю.
Перегнулся через меня, опять-таки бесцеремонно опершись на мои колени, и открыл. После чего недовольно напомнил:
- Перезвоню через час - узнать, во сколько за тобой заезжать.
Посмотрев его шикарной машине вслед, я упрямо подумала: "А я всё равно не понимаю, почему ты вдруг заинтересовался моей скромной персоной! Неужели только из-за того, что я стала героиней некоего триллера?"
И спокойно пошла к лестничке, ведущей в наши рабочие "апартаменты".
Понедельник - день тяжёлый. Только я появилась на пороге приёмной, как начальство - приземистый плотный крепыш, лет сорока, с намеченной лысиной, именуемый Порфирием Ивановичем (всегда восхищалась его имечком!), немедленно возопило, грохнув кулаками по столешнице, отчего подпрыгнули два допотопных телефона:
- Иди быстро к себе! Там наши неграмотные дуры не могут разобраться с профессорскими записями!
При чём тут неграмотные? Если почерк у того профессора, как у пьяной вдрабадан курицы? А то этот профессор впервые к нам попадает! Да мы его знаем... Ой, дай Бог памяти - без малого лет семь, коллеги сказали. До меня ещё в контору захаживал.
- Здравствуйте, - вздохнула я и пошла через приёмную к себе, в комнату машинисток. Приёмная у нас такая, что является одновременно и проходной комнатой, объединяя шесть рабочих комнатушек.
В этой комнатушке у нас один компьютер - мой. И несколько допотопных пишмашинок, из которых только три на ходу. Нас, машинисток, на данный момент четыре человека. Из них только я печатаю на компьютере... Как же наши дамы обрадовались моему появлению! Для меня заказов пока не появлялось, так что я с чистой совестью уселась на краешек собственного стола с компьютером и принялась диктовать Машеньке (ей за шестьдесят, но её все зовут именно Машенькой) записи с кипы замусоленных листов, в которых, как чуть позже выяснилось, ещё и нумерации страниц не хватало.
Рабочий день полетел. Едва успели закончить с записью под диктовку, появились заказы и для меня. А поскольку в записи надо было не только внимательно вглядываться, но и вчитываться, то на долгое рабочее время я просто выпала из реальности.
От звонка мобильника, лежащего на столе, откровенно подпрыгнула.
- Ну что? - спросил Женя. - Во сколько будешь свободна?
Стирая пот со скул и с облегчением глядя на экран компьютера с открытым файлом, я посмотрела на заказы, прикинула время выполнения.
- А во сколько вечеринка начинается?
- Алён, ты соображаешь, что говоришь? Кто идёт на начало?
- Тогда после восьми.
- Переодеться успеешь?
Я мысленно зарычала. А может, ну её на фиг, эту вечеринку?
- Джинсы и блузка - допустимо?
- Нормально. Заеду в девять.
Задумавшись, поняла, что свободный вечер дома пропал напрочь. Но и такого больше не будет за весь год, чтобы кто-то пригласил куда-то. А мне... хочется.
... Оказалось, что правильно хотелось. Квартира "перца" оказалась шикарной. Через пять минут я в ней без Жени заблудилась бы. А народ всё прибывал. В полутёмных комнатах было просторно. Меня окликали знакомые голоса, и, всмотревшись в неровно скачущую от светомузыки тьму, - я радостно здоровалась со знакомыми ребятами. Добрались до широкой залы, где играл настоящий эстрадный ансамбль и где танцевали. Женя снизошёл протанцевать со мной вальс - ну, тот, в котором, обнявшись, топчутся на месте. Потом подошли парни из арбатских знакомцев, тоже потанцевала. Потом девочки зазвали в круг, познакомили с теми, кого я ещё не знала, снабдили мороженым и ценными указаниями, в какой комнате находится "шведский" стол.
Наверное, за целый день я начала забывать вчерашний ужас. Его просто перебили новые впечатления. Поэтому по сердцу буквально шарахнуло, когда, проходя мимо одной из комнат, я внезапно увидела лохматого парня.
Он сидел в одном из кресел, в окружении двух из трёх друзей, которые были с ним на Арбате. Я спряталась за раскрытой дверью, встревоженно вглядываясь в него. Он был спокоен. Наверное, день был тоже довольно суетливым, и парень смог забыть то потрясение, которое испытал вчера... Вздохнув, я стала решать, оставаться ли на вечеринке дальше, или сбежать от греха подальше: а вдруг нечаянно столкнёмся?
Лёгкую беседу прервал звонок мобильного. Я только было ступила шаг от двери, всё ещё держа компанию в поле зрения... Лохматый парень привстал, не прерывая разговора, и, достав из заднего кармана джинсов телефон, снова сел.
Парни замолчали, давая ему возможность поговорить.
- Что? - громко спросил лохматый. - Не слышу! Говори громче!.. - Неожиданно он вскочил с кресла. - Что?! Не может быть! Когда?!
Его растерянно блуждающий взгляд резко остановился на мне, не успевшей встать в сторону. Медленно опустилась рука с мобильником, всё ещё тревожно звучащим.
- Ты... - с трудом выговорил он, глядя на меня чуть не с испугом. - Это всё ты! Ты накаркала! Ты виновата! Ведьма! Сволочь! Пришла убедиться, что дело сделано, да?!
Я пыталась что-то сказать. Что я не при чём. Что я даже не знаю, что случилось и в чём меня обвиняют. Но горло вдруг перехватила судорога - наверное, у заик такая бывает. И я только и могла, что отступать. А потом внезапно даже для себя резко развернулась и, чуть не врезавшись в кого-то, кого не разглядела, побежала куда-то - лишь бы подальше от этой комнаты, подальше от этого страшно перепуганного и обозлённого лохматого.
Меня колотило от ужаса. Что случилось? Значит, несчастье не с ним? Но ведь он сейчас наверняка помчится туда, откуда ему сообщили какую-то страшную весть! А вдруг с ним будет что-то по дороге?!
- Ты что разбегалась тут? - Женя поймал меня за руки, останавливая.
Я затрепыхалась в жёстком захвате, мельком вспоминая, что про него говорили - кажется, боксом занимается. И залепетала, быстро и глотая слова:
- Женька, тот парень - он здесь! Он здесь и меня ищет! Он видел меня, и ему позвонили - какое-то несчастье случилось, но не с ним! Вон он...
Последнее я прошептала, обернувшись и ахнув. Лохматый парень, решительно расталкивая всех, быстро шёл напрямую к нам. Друзья от него не отставали.
- Он нас не видит! Дёру!
Те же сильные руки быстро схватили меня под локти и повернули куда-то в сторону. Пара шагов - и мы очутились в тёмной комнате. Дверь быстро закрылась, скрывая нас от яркого света в предыдущей комнате. Обмерев от нового ужаса, я услышала в самой комнате странные, стонущие звуки. Не сразу дошло, что комнату облюбовала какая-нибудь парочка. Но дошло, и стало очень стыдно.
Стыдно не было Жене, к которому я вынужденно прижималась. Он еле слышно хмыкнул на стоны в комнате и склонился к щели между дверью, не до конца прикрытой, и косяком. Чёрт бы его... Склонившись, он ещё сильней прижался ко мне, но его, кажется, это не волновало. Додумавшись в недвусмысленной ситуации до этого момента, я успокоилась. Раз его не волнует, чего психую я?
- Ушли, - прямо в ухо прошелестел Женя. - Выходим...
Выскользнули из комнаты под уже громкие стоны - так что нас не услышали.
Ещё минута - и Женя, проведя какими-то проходными комнатами и коридорами, втащил меня в ту самую комнату, где недавно сидели парни лохматого, и усадил в кресло.
- Рассказывай.
Путано и с пятого на десятое я объяснила ему, что произошло.
- Значит, это не он, - заключил Женька. - Может, что-то случилось с его родичем?
- Я не знаю, что происходит, - тщательно выговаривая слова и следя за состоянием глаз, сказала я. - Но я хочу немедленно уехать домой. Прости, Женя.
- Отвезу.
Промолчав на его реплику, я погрузилась в размышления. Так несчастье и в самом деле случилось с кем-то из родных лохматого? Или что-то случится с ним самим? Нет, он сам сказал, глядя на меня, что я виновата в том, что уже случилось... Покорно шагая следом за Женей, я услышала, как он кому-то велел проверить, уехали ли те четверо, которые только что ушли. Потом мы спустились на лифте, и нас встретили внизу, уверив, что те, слишком быстро бежавшие, уехали.
Уже за рулём Женя, не глядя, сказал:
- С тобой как в триллере, блин. Живёшь интересно.
- Кому интересно, а кому и... - И я захлюпала носом.
- Ладно, не расстраивайся, - недовольно сказал Женя. - Хочешь - разузнаю, что там у них? Мне теперь и самому интересно стало.
- Хочу-у...
Утешать он не стал, быстро довёз до дому, сказал: "Пока!" и пропал в темноте. Я доплелась до подъездной двери, испуганно подскочила на звук проезжавшей по дороге мимо дома машины и быстро приложила ключ к кнопке домофона. В самом подъезде почувствовала себя более-менее в безопасности - свои стены! И потопала к себе.
Родителей ещё не было - десятый час. Но если и приедут, то в комнату заглядывать не будут. От тёти Лиды могут вернуться очень поздно. Поэтому свободное время всё-таки появилось. Я решилась. Если у лохматого парня там что-то и в самом деле случилось - что-то, что он связывает с вчерашним рисунком, я всё равно попробую сейчас же выполнить задуманное мной утром.
Покормила заброшенного Мурзилу, который, впрочем, дрых до моего прихода на холодильнике, заварила чай и с чашкой водворилась в своей комнате.
Села за письменный стол, нашла чистые альбомные листы. Задумалась... С чего начать? Лицо лохматого запомнила. Начну делать то же, что делаю на Арбате. Держа мысленный образ лохматого парня перед внутренним взглядом, я нерешительно прикоснулась карандашом к листу. Линия скулы и подбородка. Тут же отняла карандаш от листа. Отдышалась. Вроде пока ничего особенного. Снова затаила дыхание и провела линии бровей, теперь отмечая, что они не такие длинные, как у лохматого. Затем появились границы глаз. Заштриховала тени под нижними веками. Снова пауза. Вгляделась - глаза нормальные? Кажется - да. Правда, я пока не начинала вырисовки зрачков, оставив на потом. Нос. Губы...
А потом меня снова понесло!.. И я не могла оторвать карандаша от появляющихся линий - и чётких, и мелких... Карандаш будто сам дёргал мою кисть - лишь бы пальцы его держали, а на бумаге появлялся тот же портрет - взрослого мужчины. Но - слепого! Потому что зрачков я ему не рисовала, а тот, кто водил на этот раз моей рукой, словно ослеп сам - не увидел, что глаза... Опомнилась только тогда, когда руку свело от судороги. И откинулась на спинку стула. Что у меня получилось?
Да, этот мужчина - копия лохматого, только копия повзрослевшая. Брат? Дядя?
Облизав пересохшие от напряжения губы, я осторожно поднесла карандаш к рисованным границам пока слепых глаз. Но левой рукой я теперь придерживала кисть правой. Осторожно, то и дело всем телом откидываясь назад, чтобы физически отодрать карандаш от его "поля деятельности", я принялась рисовать глаза. Первый получился здоровым - тот самый, который был здоровым и вчера. Со вторым пришлось тяжелей. Карандаш то и дело рвался начертать что-то своё, не отпуская сомкнутых на нём пальцев. А я не давала себе впасть в то состояние транса, при котором карандаш становился вообще неуправляемым, и примитивно копировала первый глаз.
Сначала шло всё хорошо, а потом те силы, которые меня использовали в качестве каркающей заклятия вороны ("Ведьма! Сволочь!"), решили, что я слишком крепко держусь, и справились со мной другим образом. Когда я в очередной раз оторвала взгляд, комната перед глазами покачнулась. Мне показалось, что я отключилась буквально на мгновения, но, когда снова увидела лист с портретом, прокусила губу до крови. Второй глаз оказался светлым - вытекшим, перерезанный всё той страшной чёрной царапиной. Всхлипнув - даже не столько от страха, сколько от злости, я прошептала:
- Ничего... У меня, кроме карандаша, ещё и ластик есть!
Я сражалась с этим чёртовым портретом, наверное, всю ночь. Я стирала царапину, старалась закрасить зрачок глаза... Иногда мне казалось, я сошла с ума... А потом застонала от боли в спине и оглянулась. За окном светлело... Согнувшись, я встала, походила по комнате, с трудом воспринимая факт: будильник показывает шестой час.
Снова подошла к столу. На портрете мужчина смотрел на меня обоими глазами, хотя один из них и был перерезан царапиной - правда, уже не такой отчётливо чёрной.
- Ничего, - мрачно сказала я. - Завтра я тебе попробую ещё и эту дрянь убрать.
3.
Как я психанула утром, минут через сорок, проснувшись уже по звонку будильника и обнаружив, что этот глаз снова посветлел! Слабая от бессонной ночи, но злая от обиды: ведь получилось же сначала! - я с трудом взяла себя в руки и снова закрасила глаз, как смогла, да ещё ластиком снова еле заметным сделала порез. Ещё подумала про результат: "До дыры ему глаз дотру! Новый портрет нарисовать, что ли? А этот куда девать?!"
Кофе не спас. В затуманенных бессонной ночью мозгах нудела лишь одна мысль: "Хорошо, что сегодня Женька не везёт меня на работу!" Обоснование сильное: в переполненном поутру транспорте заснуть точно не дадут, а вот мягкие кресла в салоне "мазды" усыпляют мгновенно. Уже в прихожей мельком глянув в зеркало - не крашусь же, только волосы пригладить - снова чертыхнулась: прокушенная губа кровоточила. Пришлось замазать её маминой помадой и пожалеть, что у себя такой нет - на всякий случай. Купить, что ли, после работы? Деньги теперь есть - на мелочь не жаль.
На работе позорно уснула - прямо за столом, скрестив на столе, перед компьютером, руки - щекой на них. Засыпала под резкий стук клавиш пишмашинок - проснулась в тишине. Ничего не соображающая, с головной болью, трудно подняла голову от стола и застыла: в комнате никого! Причём и рабочих машинок не видно и не слышно! Куда все подевались?!
Оказывается, Машенька скомандовала перетащить орудия труда в другой кабинет, а дверь в эту комнату закрыли, чтобы меня не будить. Порфирий Иванович не возражал. Кажется, именно он выдвинул теорию, что я влюбилась: видел, как я вчера приехала на работу на шикарной машине. А тут ещё на моём лице пара намёков на бурно проведённую ночь, да и впервые засечённая коллегами помада на вспухших губах! И женщины обрадовались: наша Алёнка наконец кавалера себе нашла!
В нашей конторе, этом стоячем болотце, любая новость - скандал века! Ладно, хоть выспаться дали. Но это заслуга Порфирия: какой ему прок от непроспавшегося работника? Напортачит с перепечаткой - клиентов не будет.
Преподнесли кофе - знают, что люблю чёрный. Выпив и придя в себя, я решительно провела пальцем под носом и хищно накинулась на все заказы, благо они оказались немногочисленными и короткими. Успела снова помочь с перепечаткой Машеньке, додиктовав ей научно-популярный опус профессора, и только потом повинилась, что нет, не влюбилась, и хахаля тоже нет, а просто друг возил в хорошую компанию знакомых студентов - праздновать первое сентября.
- Жа-аль, - вздохнула Машенька. - В нашей-то конторе кого найдёшь? Этих шкандыбайников, что ли?
И кивнула в сторону комнаты, где шумно и весело располагались главные рабочие конторы: маляры, штукатуры, электрики, плотники и слесари. Машенька могла и не кивать туда - там народ солидный и семейный в основном. Мне все если не в отцы годятся, то сами меня за малышню считают - я ж худая, лицо длинное. Да и шустрая - хожу быстро, потому что по-другому не умею. Никто из них не верит, что мне двадцать седьмой. В общем, наша контора - место то ещё. Из каждой здешней дамы сваху можно делать... Я фыркнула и спросила:
- Есть что-нибудь ещё?
- Для работы-то? Нет. Хочешь пораньше уйти?
Вопрос праздный. На часах только четыре. Порфирий раньше шести никогда не отпускает: а вдруг ещё заказов принесут?
- Нет, хочу пойти подышать свежим воздухом.
- А, вон что! Иди, конечно. Если что будет - сбегаем за тобой.
В нашей конторе магическая фраза "подышать свежим воздухом" означает посидеть в небольшом сквере за домом. Это такое уютное местечко, что его закрывают от основных дорог три дома - и все торцами. Так что за сидящими здесь наблюдать из окон некому, отчего я и люблю этот скверик. Скамеек здесь - раз-два и обчёлся. Но есть парочка, которая прячется среди загустевших на воле кустов: это место неизвестно к какому жэу относится, дворников здесь почти не бывает, разве что иной раз появится какой-нибудь от границы своего "личного" дома, да пройдётся метлой по краю дорожки.
Вот сюда я и пришла, прежде отчитавшись перед Порфирием о сделанном. Подумать надо было, а где ещё такое место найдёшь, где не окликнут не вовремя?
Лохматого парня я понимаю. Он меня испугал вчера здорово. Но и сам боится. Ещё бы... Как вспомню... Мало того, что вместо собственной физиономии увидел лицо своего родича, так оно ещё оказалось изуродованным. Нагнал на него страху портрет. А потом, только начал успокаиваться, и на тебе - тревожный звонок: родич попал в аварию! Может, и не в аварию. Но факт тот, что лохматый увидел ЧП заранее. Подумал, наверное, обо мне сразу. И тут же меня обнаружил там, где меня вроде не должно было быть. Потрясение за потрясением. Вот тебе и ведьма... Эх...
Целую неделю шли дожди, и больше в скверике я не появлялась. С портретом намучилась. Глаз - ладно. Затушёвывался. Но порез по нему и в самом деле начал лохматиться бумагой. Пришлось попробовать всё-таки нарисовать другой портрет. Ха... Все беды перескочили на второй! Первый стал обычным рисунком! Уже что-то. Я с облегчением вздохнула и принялась смелей работать с портретом.
Ну упрямый! Сколько я с ним шёпотом ругалась, из-за того что у него снова плохо с глазом и с порезом, - жуть! И так и сяк обзывала! А однажды истерика была: представила себя со стороны - ночь, портрет неизвестного, я к нему обращаюсь с руганью! Шёпотом! Выразительно! Как будто заклинания читаю!.. Пришлось голову укутать в одеяло - и там хихикала до слёз! Настоящая ведьма!.. Но и устала от портрета и от работы над ним здорово.
Самое смешное - это, наверное, что портрет я как портрет и воспринимала. Обращалась к этому человеку как... ну, как Гаев у Чехова к шкафу обращался: "Дорогой, многоуважаемый шкаф!" Или, как бывает, с Мурзилой говорю. Да что там - все со своими собаками и кошками разговаривают! Ну, вот... А я завела себе портрет. Кхм.
Когда впервые поймала себя на этом отношении к рисунку, долго размышляла, почему так. Вроде и человек симпатичный: вон какое лицо! - почему бы не говорить с ним, скажем, как с человеком, который тебе позвонил по мобильному? Нет, никак не получалось увидеть его живым.
За этими дождями и вечными тревогами, что там с портретом, я как-то подзабыла, что Женька обещал звонить. Один раз мельком вспомнила, но сообразила, что ему в начале учебного года звонить просто некогда. Да и курс у него последний.
В субботу пришла - и, как обычно, сразу к портрету. О... Глаз остался таким же, а вот с порезом снова придётся повозиться. Взялась за ластик. Остановилась. Снова посмотрела. Значит ли, что у этого человека с глазом теперь всё в порядке? Ответа, наверное, никогда не узнать. Вздохнула. И принялась за кропотливую работу над порезом.
Вторник следующей недели... Дожди закончились - и закончилась моя работа над портретом, потому что тоненькая линия пореза не уходила, как я ни старалась. Пожав плечами: зато глаз спасён! - отложила портрет под кипу разных бумажек в ящике письменного шкафа. Пару раз доставала - проверять на всякий случай, а потом перестала.
Снова подумалось, почему не звонит Женька. Хотелось бы быть уверенной, что у этого человека теперь всё в порядке. Но сама звонить не решилась. Женька - человек глубоко в себе, мало в каком он сейчас настроении...
За пару дней сильнейший ветер высушил весь город от дождей, и скверик снова был в моём распоряжении, пока заказов нет. Я брала в ближайшем киоске мороженое, закрытый стакан с кофе и какое-нибудь пирожное, а в последнее время ещё и дешёвую булочку: зачастили к моей скамейке два голубя. Асфальтовый пятачок возле скамейки был небольшой - и неровными плитами от трещин. Две птицы суетливо бегали по нему, подбирая кусочки булочки, пока я сидела и наслаждалась сухими осенними деньками. Мне всё казалось, что они - пара, и это было как-то... ласково, что я кормлю его и её.
Но, в отличие от прохладного августа, сентябрь - месяц всё-таки осенний. Я бегала в той же джинсе, но не боялась, что меня узнают, потому что теперь на улице ходила в лёгкой куртке, в чёрных, солнцезащитных очках - в солнечные дни, а в дожди - под зонтом. Ну и волосы собирала так, что кожу на голове иной раз чувствовала очень болезненно - приходилось заново распускать "хвост", делая его свободней. Ещё изменение - Машенька уговорила меня постоянно красить губы. Пришлось обратиться к Тане, а та примчалась с целой кучей фирменных помад, из которых мы, сидя в моей комнате и хихикая, подбирали перед зеркалом нужную расцветку. К помаде, в общем-то, я привыкла после необходимости маскировать прокушенную губу.
Дни тянулись однообразные, но мне нравилась их предсказуемость. Спокойней.
На рисование я наложила строжайшее вето. Даже под угрозой остаться совсем без денег я не пошла бы больше на Новый Арбат.
А ещё я заметила за собой странность, на которую можно было бы не обращать внимания, если б не обратили наши тётеньки-машинистки: я начала бояться незнакомых людей. Во всяком случае, я пыталась говорить с нашими заказчиками только тогда, когда в комнате рядом присутствовал ещё кто-нибудь из конторы.
Может, поэтому всё чаще с наступлением сухой погоды я убегала за дом, в скверик. Здесь я ощущала умиротворение и какую-то защищённость. Порфирий не возражал: я - вот она, под рукой. Позвонить, а то и послать за мной кого-нибудь мальчишек-курьеров из конторы нетрудно, а те и не возражали: у меня всегда с собой шоколадка, и я не из жадин. Так что вместе с пацанами - чаще школьниками, подрабатывающими после уроков, сначала съедали вкуснятину, а потом уже шли в офис.
Сегодня заказов нет с утра. Я устроилась на любимом месте, предварительно сбегав за всякими сладостями, и собиралась смаковать своё пребывание в этом восхитительном местечке... Подтянув ноги на скамейку, на подстеленную газету, и обняв их, я сидела и тихонько бросала голубям кусочки булки, когда среди кустов заметила высокую фигуру, которая медленно и неуверенно приближалась к моей скамейке.
Странно... Послали кого-то за мной? Утро. Мальчишек нет. Могли бы и по мобильнику звякнуть. А может - мимо пройдёт? Надежда угасла... "Не дай Бог - пьяница какой-нибудь, которому и вторник кажется субботой", - мрачно подумала я. Некоторое время следила за чёрной фигурой, пока обречённо не поняла, что человек идёт ко мне.
А потом пропала надежда, что это алкаш или бомж. Неизвестный оказался слишком близко. Короткое драповое пальто нараспашку, виднеющийся из-под него чёрный костюм, короткие чёрные волосы и узкие тёмные очки... Я медленно спустила ноги со скамьи, готовая рвануть отсюда изо всех сил, появись только намёк на опасность... Один из голубей вспорхнул ко мне, на скамью, как всегда, когда я забывала отщипнуть крошку: булку-то птицы в моей руке видели, помнили, что это богатство - им.
Быстро рассчитала, как бежать и куда. Напряглась... И будто сдулась... Чёрная ниточка шрама пряталась под левым тёмным стеклом его солнцезащитных очков, заползая наверх, ко лбу, и вниз, через скулу, - завидев её, я затаила дыхание. Зачем он меня ищет? И как, вообще, нашёл? И что будет делать? Драться-то, небось, не собирается? Если хочет наорать, то лучше пусть здесь! Стыдно - если в конторе.
Голубь остановился рядом со мной - точней с булкой, и клюнул.
Он тоже остановился.
- Будете драться - сбегу, - исподлобья глядя на него, предупредила я. Угроза вышла по-детски смешной, но выговорила я её серьёзно.