Мой племянник, студент, Вадим Денисов какое-то время снимал комнату у тридцатилетней вдовы, певицы и актрисы Сусанны Самсоновны Сабуровой. Влюбился в неё, но она его как мужчину не воспринимала. О чём с актёрской прямотой ему и сказала. Тогда Вадька принялся ей сватать меня. Говорил, какой я умный, красивый, мужественный. Рассказывая обо мне небылицы, заинтересовал вдову.
Сабурова решила со мной познакомиться, пригласила нас с Вадькой на именины.
За столом у молодой красивой хозяйки собралось много гостей. Все, как один, мужчины. "Женихи" были разных возрастов и всевозможного достатка. О чём можно было судить по нарядам, причёскам, татуировкам и перстням с цепочками. Гости спорили друг с другом до хрипоты. Из кожи вон лезли, стараясь понравиться хозяйке.
- Что же вы молчите? - приставал ко мне племянник, - покажите своё красноречие, откройте изумруды души своей.
- Дай спокойно поесть, - отнекивался я.
- Значит наше дело дрянь, - впадал в отчаяние Вадька.
Не мог же я ему сказать, что Сусанна Самсоновна, улучив момент, на ушко мне шепнула: "Потерпите эту болтовню. Через полчаса я балаболов провожу, а вас попрошу остаться и помочь мне убрать со стола".
За полчаса она не управилась, но ближе к часу ночи гости разошлись. Ушёл и племянник, не верящий в мой успех. Он и в самом деле был ещё мальчишка, ничего не понимающий во взаимоотношении полов.
До двух часов ночи мы с Сабуровой мыли посуду и приводили в порядок её квартиру. Когда с уборкой было покончено, она предложила:
- Оставайтесь. У меня полно свободного места. Куда вы пойдёте на ночь глядя?
Разумеется, я остался, собственно, для этого и пришёл. Но сколько мороки, какая прелюдия. Видимо без этого порядочной женщине отдаться нравящемуся, но малознакомому мужчине затруднительно.
В ту ночь у меня с Сусанной Самсоновной, что называется, "случился роман". Не банальная, пошлая, половая связь двух взрослых людей. А именно роман с большой буквы, с часовыми исповедями, слезами, врастанием друг в друга. В книгах это описывается так - "на них внезапно снизошла любовь". Сначала мы притирались, отношения были робкие, трепетные. Встречались один-два раза в неделю то у неё, то у меня. А кончилось тем, что уже и дня не могли провести друг без друга. И вот, в назначенный день я к ней не приехал и не позвонил. Была для этого веская причина.
Племянник Вадька, будучи в неведении о наших с Сусанной отношениях, сообщил мне между делом, что у Сабуровой появился "новый хахаль". Внутри у меня всё оборвалось.
На следующий день позвонила Сусанна.
- Куда пропал? В чём причина? - интересовалась она.
- Я думаю, о причинах ты догадываешься сама.
- Совершенно в неведении. Подскажи.
- Вадька сказал, что у тебя новый воздыхатель.
- Ах, вот оно что. А знаешь что, миленький... Ты мне противен! - закричала в трубку Сабурова. - И ты, и твой косоглазый племянник. Ты как шпион, - живёшь не своей жизнью. Только и знаешь, что ходишь, вынюхиваешь, подслушиваешь, высматриваешь, как там другие люди живут, какие слова говорят, о чём думают. И человек для тебя ничто, материал. Губка, которую нужно выжать и выбросить. Ты и со мной так поступишь, я знаю. Как только я тебе надоем, как только перестану будоражить твоё воображение, - так сразу и бросишь. Для тебя нет таких понятий, как долг, честь. Любовь ты тоже не признаёшь и не понимаешь. Ты кичишься тем, что ты православный, что ты христианин, но это тоже ложь! Какой ты православный? Какой ты христианин? Они другие, не такие, как ты. Они умеют прощать, не бросают и не предают. Они подают руку утопающему, они верят в лучшее, верят в Бога. А ты? Ты же ни во что не веришь! Ты мерзкий, противный лжец! Я тебя никогда не любила и не могла любить. Ты мне не нужен и не интересен. Давай, иди к своей белобрысой соседке докторше, пусть она тебя подлечит. У неё и мама доктор, и папа, и брат. От всех болезней тебя вылечат. И от зазнайства, и от скупости, и от самомнения. Иди, иди! Ты мне не нужен!
- Хорошо, - воспользовавшись паузой, сказал я, - если станешь завтра звонить, то звони не слишком рано. Хочу выспаться.
- Ты меня не понял? - продолжала она, - Я же тебе объяснила, что всё кончено!
- Повторяю, не слишком рано. Ни в шесть, ни в пять.
"Однако ж, Вадька трепач, интриган, дубина стоеросовая", - ругался я про себя. - "Сначала созвонился с Сусанной, сообщил ей, что видел меня мило беседующим с новой соседкой. Видимо, высказал ей своё предположение, что я ухлёстываю за ней. А затем позвонил мне и доложил, что Сабурову сопроводил домой настоящий щёголь и ловелас. И в кого только пошёл такой. Откуда у балбеса такой длинный язык. Скорее всего, после рассказа про соседку, с которой я якобы мило беседовал, Сусанна и пустилась во все тяжкие".
В четыре часа утра зазвонил телефон. Я машинально поднял трубку, а потом уже было неловко класть её на рычаги. Я сел на край кровати, закурил, так как знал, что разговор затянется.
Сабурова плакала в трубку и извинялась за вчерашнее, валила всё на выпитое вино. Разговор продолжался около трёх часов. Сообщив, что опоздаю на работу, я прервал разговор и пошёл бриться.
Вечером раздался звонок в дверь, на пороге стояла Сусанна. Пришла наобум, без предупреждения. Красивая, решительная, желанная. Я сидел с ней рядом на диване и не мог на неё насмотреться. Какую же им силу над мужчинами даёт Господь Бог. "В раба мужчину превращает красота". Но это сладкое рабство, добровольное, взаимное.
- Прощать тебя не стану, - опустив глаза, нерешительно сказал я, - И ты меня не заболтаешь.
- Не торопись. Ведь я ж люблю тебя, ты это знаешь. Послушай, хочешь почувствовать себя королём?
- Не прощу, - упорствовал я.
- Прощать не надо, - помилуй. Ощущение, я тебе доложу, неописуемое.
- Так ты хочешь, чтобы я тебя помиловал или простил?
- Мне без разницы. Прости дуру, помилуй в последний раз. Королём станешь.
- В твоих глазах? - смеясь, уточнил я.
- И в моих, и в своих. И окружающие это, конечно же, отметят. Только Господь и его святые угодники способны простить человеку всё. И только король может помиловать за такое, что простому смертному и в голову не придёт.
- Ну и болтушка же ты, Сусанна, - примирительно произнёс я.
Она кинулась мне на шею, чмокнула в губы и спросила:
- Будешь королём или тебе нравится быть рабом слепой ревности? Ты кому больше веришь, мне или сплетникам, завидующим нашей любви?
Почувствовав себя королём, я окончательно растаял.