Аннотация: Вот так, помимо желания, возникнет в памяти образ любимой девчонки из юности.
Я рисую, я тебя рисую, я тебя рисую,
Сидя у окна.
Я тоскую, по тебе тоскую,
Если бы ты это только знать могла.
Тот день, седьмое ноября, решили собраться у Пожидаевых. Они недавно поженились, зарегистрировав свои отношения в ЗАГСе и нам, холостякам, было интересно "почём фунт лиха" семейной жизни. У каждого из нас были девчонки, каждый боготворил свою избранницу, и женитьба наша была вопросом времени. Рано или поздно, но жениться пришлось бы. Так лучше связать судьбу с той, отношения с которой проверено временем дружбы связавшей нас в пионерском лагере "Орлёнок".
Ещё по весне, на улицах тогда снег лежал, нас, строителей треста "Промстрой", по рекомендации комитета комсомола, направили на отборочную комиссию при городском комитете КПСС. Отбор был безапелляционный, без скидок на заслуги в трудовой деятельности.
Сперва "мужи" комитетчики, потом собеседование с психиатром и, как завершение отбора, сочинение на тему "Основные задачи пионерской организации в построении коммунистического общества в СССР".
Не все прошли отбор. Из двадцати пяти человек только пятеро осталось. Остальные вернулись каждый по своим объектам строительства. А нам предстояло посетить семинар и прослушать курс лекций по идеологии, педагогике, культурно развлекательной программе. По каждому из этих предметов предстояло сдать зачёты, и только тот мог рассчитывать на высокое звание пионервожатого, кто сдаст их успешно. Так я оказался во всесоюзном пионерском лагере. Точнее в его филиале, расположенном недалеко от города Куйбышев, на живописном берегу Волги.
Но и на этом подготовительный период нашей вожатой деятельности не закончился. Получив "мандаты" приехали на место назначения и: - Вы строители? - так будьте любезны подготовить лагерь к заселению племенем "младым и незнакомым" в соответствии с требованиями надзорных органов. А нам всё равно было - что белить, что к стенке становить. Только бы не вставать раньше-раньшего и не трястись два часа на электричке в Соцгород, где строился долотный завод для нужд нефтедобывающей промышленности.
И каково же было наше удивление, когда под вечер на территорию лагеря въехал автобус и привёз девчонок - студенток из педагогического института. Они только что сдали весеннюю сессию и были направлены к нам в качестве воспитателей пионерской детворы. Мы, в начале, страшно расстроились. Но присмотревшись повнимательней решили про себя, что девчонки ничего - симпатичные и согласились на содружество полов.
Ужин состоялся по настоящему молодёжным - вино, водочка, картошка с тушёнкой... И всё это под дружные переглядки - кому кто достанется. Всё-таки впереди три месяца общения и ошибиться было нельзя. Я выбрал Тамару Николаевну Тюк (это фамилия такая) - шикарные волосы спадали ниже плеч, грудь средних (не маленьких) размеров, греческий профиль, высокая - с меня ростом. В спальном корпусе, где мы временно разместились, сразу предупредил братву, чтобы на неё никто "рот не разевал". Когда все улеглись, то, на сон грядущий, каждый высказался, кто кого "застолбил".
Не знаю почему, но проснулся рано. Натянул "техасы" (брюки из плащевой ткани с множеством карманов, наклёпок и молний - самые модные в шестидесятых годах) и босиком прошлёпал на открытую веранду покурить. И каково же было моё удивление, когда обнаружил там свою избранницу наслаждавшуюся пением птиц, восходом солнца, яркой, по весеннему, зеленью берёз во множестве растущих на территории лагеря.
- Ранняя пташка? - спросил у Тамары Николаевны.
Та вздрогнула, повернулась в мою сторону и улыбнулась очаровательной улыбкой.
- Здравствуйте, Евгений Николаевич. Хорошо-то как! Век бы тут жила и никуда не уезжала.
- Век, не век, а три месяца будем привязаны к лагерю. Выходной - один раз в месяц. Так что ещё соскучитесь по дому.
- Вместе скучать будем. Вам ведь тоже захочется увидеть и родителей, и друзей, что в городе оставили.
- Мне скучать не по кому. В общежитии живу. А что до друзей, то не обзавёлся ещё ими. Если только сумею подружиться с теми, с кем приехал сюда. Но это время покажет.
- Вы всегда такой щепетильный. По-моему, если тебе хорошо с кем-то, тот и друг.
- Ошибочка, Тамара Николаевна в вашем мировоззрении. Друг, это тот, кому можно доверить всё, даже жизнь. Всё, кроме жены.
- А вы женатый?
- Бог миловал - ещё не совершил такой ошибки.
- Почему ошибки?
- Потому, что женятся на тех, кому готовы служить до конца дней своих. И жена даётся Богом и на всю жизнь. По-другому себе не представляю. Но женщина такое коварное создание, что... Лучше об этом не говорить.
Словив на себе удивлённый взгляд избранницы, улыбнулся, превращая разговор в шутку и, чтобы сменить тему, сказал:
- Пойдёмте, лучше, завтрак готовить. Скоро все проснуться и жрать захотят. А мы им каждому по плошке с ячменной кашицей, да с маслицем. А на десерт , какаву будьте любезны не побрезговать.
Так началась моя дружба с девчонкой, которая и сегодня будоражит память, не давая душе успокоиться.
В тот день, седьмого ноября, у Пожидаевых мы были вместе. Вместе салаты готовили, вместе помогали стол накрывать, и сидели вместе на диване в окружении бывших вожатых и воспитательниц. Двое из нас уже поженились и пригласили остальных отметить "красный день календаря".
Что и говорить - водки, вина для дам, закуся было предостаточно. Спонсорами застолья были пацаны, потому как девчонки ещё не работали, а на студенческую стипендию не зашикуешь. Передо мной стояла бутылка водки "Столичная" и я, время от времени, подливал в рюмашку, не дожидаясь тостов.
Не помню после какой Томка толкнула меня в бок и прошипела: - Не гони лошадей.
Глянув на неё затуманенным взглядом, налил себе ещё и демонстративно выпил. "Будут мне указывать пить или не пить. Что я не зарабатываю, что ли?" Томка в ответ на мои действа порывалась встать и выйти из-за стола, но я, обняв за талию, усади подругу на место. Посопротивлявшись она успокоилась, но отвернулась, как будто меня тут и не было.
"Ну и чёрт с тобой, - решил я. - Решила власть надомной показать. А вот фигу тебе."
И тут слово взяла Пожидаева:
- Друзья! Давайте выпьем за то, чтобы нам никогда не расставаться. Чтобы мы дружили, переженились и, потом, дружили семьями.
Кто-то прокричал - "Ура-а-а!" Кто-то впопыхах опрокинул уже налитый стакан, и только я не притронулся к полной, до краёв, рюмке.
- Женя, а ты что не пьёшь?
- Ему хватит, - встряла впереди меня Томка.
Глянув на неё чуть свысока, я опрокинул содержимое рюмки в рот и, не закусывая, сказал: - За дружбу. А жениться, это после армии. Мне уже повестка пришла. Девятнадцатого - "Не плачь девчонка, пройдут дожди. Солдат вернётся, ты только жди..."
Слов нет - набрался я в тот вечер. Помню, что после того как ушли от Пожидаевых затащил кого-то в кафешку и заказал кофе с коньяком. Помню, что подавальщица спросила: - Вам коньяк в кофе или отдельно?
Потом ничего не помню. Кто, как меня дотащил до общежития, так и осталось тайной. Но очнулся я в чужой комнате, на чужой кровати в плаще, костюме и при штиблетах новомодных - остроносых. В комнате никого не было, но свет горел. С трудом поднялся и глянул на себя в зеркало. Что там увидел - лучше не рассказывать. Сперва мне показалось, что кто-то облил меня помоями, но, приглядевшись внимательно, мой затуманенный мозг подсказал, что это была закуска со стола Пожидаевых.
- Не фига себе, - пронеслось в башке. - Это как же я так опозорился?
Еле передвигая ногами, спустился тремя этажами ниже, нашёл свою комнату, вошёл, включил свет, снял с себя всё, собрал в кучу и побрёл в душевую, что находилась в полуподвальном помещении.
Вернулся часа через полтора. Вернулся свеженький, протрезвевший и, пользуясь тем, что соседи разъехались ещё перед праздниками, стал выглаживать электрическим утюгом всё постиранное - рубашку, брюки, галстук. Больше всего было мороки с плащом. Пиджак, слава богу, не пострадал. Так, помялся слегка, но я его отпарил и он приобрёл надлежащий вид.
К вечеру, одевшись в отутюженное, выглядел франтово. Пересчитав деньги, оставшиеся после попойки, вышел на улицу, сел в трамвай и поехал в педагогический институт просить у Томки прощения. Та прошла мимо, будто это ни я стоял на лестничной площадке, чувствуя себя описывавшимся бобиком. Остановилась только на улице, в квартале от института:
- Не смей показываться мне на глаза. Видеть тебя не могу. Так опозорить меня, так опозорить... Придёшь восемнадцатого. Тебе в армию девятнадцатого? Вот восемнадцатого и придёшь. Так и быть провожу тебя.
Повернулась резко и застучала каблучками по тротуару.
В общежитии делать было нечего. Мужики на работе, а я болтался по коридору словно "цветок в проруби". И вот под вечер меня приметила комендантша:
- Ты что не на работе.
- Отпуск у меня по случаю призыва в армию. А чем заняться не знаю.
- Слушай, а нарисуй мне стенгазету. Сможешь? Я тебе и ватман, и краски дам. А рисовать можешь в художественной мастерской. Она всё равно пустует. Художник наш уволился перед праздниками.
- Да, запросто, - обрадовался я такому предложению. - Тебе к какому времени надо.
- К вечеру поспеешь?
Оформить стенгазету труда не составляло. Через полтора часа всё было готово. Комендантша аж завизжала от восторга, взглянув на моё творение, и убежала в "красный уголок" повесить его на видном месте.
Теперь за себя можно было не волноваться. Работа, тем более творческая работа, отвлекала от всего. И от тоски по Томке тоже. А рисовать приходилось с утра до вечера. Сперва для своего общежития, потом для женского... Потом пришла директриса из кинотеатра "Юность", который разделял эти два общежития. Той надо было афиши рисовать.
Дни летели не заметно, но с приближением восемнадцатого числа тревога вселилась в меня, и я понял, что мне предстоит ещё заслужить прощение у Томки. Но как это сделать наверняка, чтобы простила и согласилась ждать из армии - этого я не знал.
И вот, проснувшись ночью, спустился в мастерскую и сел за холст натянутый на подрамнике уволившимся художником. Ещё не созрев до мысли, что я хочу сделать приготовил кисти, выдавил на фанерку масляных красок и, кажется помимо своей воли, стал писать Томкин портрет. Писать по памяти. Так, как видел её сегодня во сне.
Если что-то не получалось, то закрывал глаза и её лицо, глазищи, губы, которые готов был целовать без устали, возвращались ко мне и мазок к мазку на холсте появлялась она - та, которую я, наверное, сумел полюбить.
Томка возвращалась из института после трёх. Дома, я знал это точно, её ждала мать. Но не хватило у меня решимости нажать кнопку звонка и войти в квартиру, где меня, не так давно, встречали с радостью. Так и стоял на лестничной площадке в напряжённом ожидании услышать перестук её каблучков. Но даже тогда, когда нас разделяло несколько ступенек, я не решался сделать шаг навстречу. Томка, завидев меня, остановилась должно быть в недоумении - что я здесь делаю, а в следующий миг бросилась ко мне и мы слились в долгом поцелуе.
Когда нам обоим стало не хватать воздуха, она вырвалась из объятий и, повиснув на мне, прошептала: - Какой же ты дурак. Ну почему не приходил? Почему?!
Сняв с подоконника портрет, завёрнутый в газеты, развернул его и протянул девчонке, которой меньше чем через сутки предстоит ждать всё время моей службы во флоте. Я готов был подарить ей весь мир, но больше чем на портрет меня не хватило. Но от того как она переводила взгляд с портрета на меня и с меня на портрет понял, что впереди нас ждёт много, много счастья.