Аннотация: Слово - c какой же осторожностью надо к нему относиться, чтобы не обидить собеседника.
Встреча с Учителем
- Госпожа, вы мудрая как Каа..
- Сам ты подколодный, - ответила та.
По ущелью горы Тянь-Цзы, где некогда протекала река жизни Хуанхэ, шёл путник. Путь утомил его. Усталость и нищенское состояние одежды говорило о нелёгком проделаном пути. Халат износился и в прорехах было видно, что тело путника было голо как его лысая голова. Даже чжунчипао и те отсутствовали. Сандали, сделанные некогда из красного дерева, сносились настолько, что представляли из себя тоненькие дощечки подвязанные к лодыжкам обрывками верёвок сплетённых из тросника. За плечами у путника болталась котомка, в которой время от времени, всякий раз когда он спотыкался на горных россыпях, шуршали свитки из рисовой бумаги. Видно дороги они были человеку, если ничего кроме них в котомке небыло.
Путник шёл и шёл, преодалевая крутизну подъёма, к одному ему известной цели. Он шёл к Лао-Цзы - единственному, кому он доверял, Учителю. Тот жил за облаками, в никому не доступном жилище Ка-У-Нас. И одно влекло старого человека к преодолению нелёгкого пути - оценит ли Лао-Цзы записи сделанные на по дороге прожитой им жизни.
В сумерках, когда подножие Тянь-Цзы окутала кромешная тьма путник подошёл к заветному жилищу. Там, за стенами дома Лао-Цзы, солнце светило о звало не прекращать начатый путь.
Присев на камень у дверей Учителя путник почуствовал некоторую оторопь - захочет Лао-Цзы разговаривать с ним после второй, в его жизни, встречи?
- "Оставлю, лучше, свитки у порога светлейшего, - подумал путник. - Увидит - прочитает. А если не прочитает, значит не простил он меня за то путешествие когда, непроизвольно, лишил Учителя чести."
Исполнив задуманное, путник тяжело поднялся и шагнул вслед за Солнцем. А в горной тишине Тянь-Цзы осталось лежать, дожидаясь своей участи, написанное некогда путником. Написанное тогда, когда он мог запросто писать Учителю всё, что встречалось им на дороге жизни.
Поздним вечером того же дня Лао-Цзы, уложив внучку спать, при свете фонаря обёрнутого розовым пергаментом, развернул первый из свитков оставленный непонятным прохожим.
Откровения прохожего
На запись от 04.12.14.
О поэзии и не только
Я поэт! Зовусь я Цветик.
От меня вам всем приветик.
(Цветик)
Кто бы возражал против поэзии, но только не я.
Поэзия это то, что приходит к нам в моменты одухотворения. То, что просится быть высказанным - состояние души в настоящий момент времени. Долго ещё тебя трясёт мелкой дрожью после того, как "рука тянется к перу, перо к бумаге и мысли .... бегут" и появляется шедевр.
Так тебе кажется.
Потом, когда, после пары выкуренных сгарет, дрожь уляжется, ты берёшь в руки исписанный лист бумаги и сознание отказывается верить, что это написано твоей рукой. Не замечал за собой "щенячьего поскуливания" от того, что провидение почесало тебя между ушей при виде женщины. Каждая женщина красива посвоему. Надо только приглядеться. Для кого-то она "мышь серая", а для тебя открылась чарующей красотой.
Но если сопоставить тобою написанное с её внешностью, внутренним содержанием, которые изобразил в стихотворении, то, по истечении времени, начинаешь видеть как был далёк от истины в минуту очарования.
Так можно назвать поэзией то, что написано в минуту расслабленности души или нет?
Нет, конечно.
Поэзия это то, что вечно. Передаётся из поколения в поколение и никогда не увядает.
Кто из нас не грешил поэзией. Особенно в юности. Когда мир казался прекрасным и удивителеным.
Представлялось, что ещё чуть-чуть и откроешь новую страницу в стихосложении. И фамилия твоя займёт место в ряду с поэтами известными. Пускай в самом конце, но с поэтами. Тем более, что кому-то твои стихи нравятся. Их читают, цитируют, декламируют. Но проходит некоторое время и написанное предаётся забвению. О стихах не вспоминают. Фамилия остаётся на слуху в очень узком кругу знакомых. А затем исчезает совсем.
В этом случае надо смириться и не навязывать себя как поэта. Время сказало своё слово. А оно лучший рецензор.
Теперь понятно почему единичных поэтов мы называем великими?
Потому, что их поэзия остаётся современной на протяжении веков. Потому, что стихи эти не сходят с уст со дня рождения и до сего времени. Потому, что поэзии великих посвящаются праздники, на которых школьники читают их "израненые души".
А мы так - "погулять вышли". И называемся стихоплётами.
Ну, а что до катаклизмов о которых автор дневника пишет в начале этой записи, то скажу одно:
- Человечество сошло с ума!
- Лучше неказистая поэзия, чем хорошая война.
И мне жаль бездействующего народа, который попустительствует правительству стран, грызущихся за приоритет, как сабаки за кость. Гордыня величия в них играет. Но никогда им не стать великими. Их души стали мёртвыми и не воспринимают поэзию жизни во всём её многообразии.
Будущего у такого народа нет
На запись от 22.12.14.
"Терпеть ненавижу"
Умножая капитал !
Люди гибнут за металл!
Люди гибнут за металл!
Сатана здесь правит бал!
- Не правильно рассуждаешь, - услышал как-то от двух рускоязычных евреев разговаривающих в скверочке, сидючи на лавочке. - Беря на себя обязательства устраиваясь в фирму помни об одном - деньги хозяина заведения должны стать твоими деньгами. Ты приходишь на службу не для того, чтобы выказывать преданность делу, а за деньгами. А любовь к "делу которому ты служешь" оставь в России. Только там играют на скрипке патриотизма.
Разговор, ненароком, был подслушан в Израиле. Один из собеседников носил сандалеты без носок, другой был в носках.
О чём это говорит? - Коренные израилетяне и те которые приписывают себя к таковым, носок не носят. Тем и отличаются от приезжих, в том числе и от "Russia".
Меня давно возмущает непочтительное отношение людей к чужому труду. До брезгливости возмущает. И всякий раз, вкладывая душу в исполняемую работу, ловлю себя на мысли, что никто этого не разглядит. Но личные принципы превыше всего.
Со временем мне стало проще ничего не делать, нежели видеть, что старания, любовь к проделанной мной работе, не востребованы.
И, что удивительно - всё чаще и чаще замечаю как воплащаются в России слова еврея не носящего носки. Не буду приводить примеров. Они повсеместны и не увидеть их невозможно. Только тот, кому не ведомо обслуживание "на высоте" не заметит пренебрежения к себе.
Поэтому и в рестораны не хожу. Как представлю, что в заливное мне пихают всякую гадость - из души воротит. Был претендент, поверьте.
Заранее заказал на горячее стейк. После того как выпил под салатик, рыбку с оливками - приносят. Удивило, что зелёного салата ребята не пожалели. И майонезу набухали от щедрот своих. А вот стейка не увидел.
Аккуратно, вилочкой и ножичком, взялся за поиски жаренной говядины. Нет мяса!
Подозвал халдея (так и не иначе с ворьём разговариваю): - Любезный, а где заказанное?
- Простите, повара забыли положить.
Вот и возьми такого за "рупь-двадцать".
К музыкальному сопровождению в ресторанах претензии особого рода.
Часто вы слышите солирующих музыкантов на подмостках? Редкий случай! Потому, что играть "с листа" они не умеют. Вот и бацают аккордами с трудом соблюдая ритм исполнения.
А вокалисты там - "не приведи Господь!" Вчера она в передничке между столами мелькала, а сегодня, по графику, она на подмостках шепчет. А чтобы никто не слышал, что голоса нет, то для этого бритоголовый "ударник" есть.
Все они, от уборщиц до администратора, нацелены на то, чтобы наши деньги стали ихними. А работать с любовью то... Как говорит наша дворничиха: - Всем давать, то устанет кравать.
Доставить посетителям удовольствие - провести вечер в ресторане - это в Клайпеду ехать надо.
Там и накормят "фальше-фишь" настоящим, и водочки доброкачественной приподнесут, и на скрипке играют так, что заслушаешься.
Про "Камешки" забыл.
Это не для меня. Ты в меня камешком, а я тебя оглоблей.
Вот это правильно. Ибо верно сказано: - "Как аукнется, так и откликнется".
А хлебушек для семьи приберегу.
На запись от 31.12.14.
С Новым годом?
Праздники приходят и уходят.
Будни остаются на всю жизнь.
Не люблю праздники. Противоестественное в них видится. От праздника до праздника ишачишь словно раб на галере, а повелитель судьбы твоей, кто-то сверху, дарует пару дней роздыха, для жизни тебе не предназначенной.
Но дни эти проходят и вновь начинаются серые будни. Позади принудительное веселье, лживая радость от встречь с близкими, жрачка деликатесов, водка рекой и постоянное ощущение кого-то за спиной: - Поспешай, милый. Расслабона осталось совсем немного. Завтра на работу.
Придёшь с утречка в вонючий автобус, сядешь за руль, движок запустишь, чтобы кабину нагреть, закуришь и ощущения отвратные от воспоминаний канувших дней. Лучше бы праздников не было - жалеть ни о чём не пришлось бы.
- Давно ли у тебя такое восприятие Нового года? - пришёл на ум каверзный вопрос. - Да, пожалуй, сколько помню себя.
За детсадовский возраст не скажу - не сохранилось в памяти. А вот со школьных дней...
Самая короткая четверть. Каждая отметка "на вес золота". Схлопочешь тройку и не будет времени её исправить. А училка в табель среднеарифметический результат выведет. Это значит, что дома мать вздохнёт удручающи - и в кого ты у меня такой тупой? И отчим с ехидной улыбочкой, глядя в упор: - Хотел тебе коньки подарить, но не буду. Не заслужил.
А коньки так хочется. Один остался во дворе без коньков. Ребята и наперегонки и в хоккей, а ты, как не от мира сего, стоишь в сторонке и такая обида гложет.
А новогодние утренники эти... На работе родичам выдадут по два пригласительных - по билету на ребёнка. А Лёшка маленький ещё. Ему представления в детском садике устраивают. Вот эти билеты тебе и достаются. Четыре билета, четыре утренника, которые начинаются тогда, когда спать хочется неимоверно. Приходишь в дом культуры, а там холодища... Ёлка в центре зала стоит покачивая на сквозьняке блестящими игрушками. Пацанва с горки на задницах катается не подпуская к ней никого. Толстая тёханка, под снегурку наряженная, вокруг ёлки скачет и орёт, орёт на весь белый свет о том, что скоро дед Мороз придёт и падарки принесёт.
Видал я эти падарки. Пакет бумажный, а в нём леденцы по двадцать копеек и мандарины от которых уже подташнивает. Ушёл бы с этого праздника, да без падарка нельзя. Дома ругаться будут: - И для чего я тогда деньги начальству платила?
В седьмом классе, на школьной ёлке, с ребятами впервые портвейна попробовал - кислый, с горчинкой, но потом весело стало. Вышли на улицу. Попрятали у кого было что - пионерские галстуки, значки комсомольские и Герка из десятого сигаретами стал угощать. Вот тогда и закурил в первый раз на всю жизнь.
А тут Томка Терентьева - самая моднявая в школе. Все с косичками ходили, а она с распущенными волосами. Целовались с ней в подъезде до тех пор пока у неё губы не заболели. Единственное удовольствие получил тогда от Нового года.
Потом в Возраждение уехал. Решили на праздник девчонок пригласить. Все согласились, только Валька Бочкова заартачилась обидившись на то, что её моей подружкой назначили. Один я без девчонки оказался и с горя напился тогда. Вот дурак-то был.
Потом снова в Ленинграде оказался. Друзей не было, а без них какой праздник - "пьянка да и всё".
После Нового года на работу устроился - фрезеровщиком на завод. И... понеслось.
- Какие праздники, когда цеховое задание не выполняется. Сходил на демонстрацию или, глядя на ёлку, выпил "тэт-а-тэт" и утром к станку. Так всю жизнь трудовую.
В армии помню, что под бой курантов, демонстративно присели всем взводом над толчками и срали мы на Новый год и на службу армейскую...
- Погоди вспоминать. А сколько времени? Вот, блин горелый, чуть с выездом не опаздал. Пора на "линию" пассажиров возить. Только спят же все после ночи Новогодней...
Выезжая за территорию автобусного парка услышал от охранника: - С Новым годом, Николаич!
С.Пб. декабрь 2015.
Вы утверждаете, что добротой и любовью учитель может поставить ученика на путь истинны?
Примите в порядке домашнего задания.
Представьте на миг, что такое произошло на вашем уроке и...
ответствуйте - как вы поступите.
На запись от 19.01.15.
На запись от 03.02.15.
На запись от 05.02.15.
На комментарии к записям
и ответы на комментарии
со стороны автора.
Урок на всю жизнь
Любимой сестрёнке посвящается
Подрастают наши младшие сестренки,
Незнакомые ребята ходят с ними,
И стоим мы, незаметные, в сторонке,
Чуть ревниво за сестренками следим.
(Вадим Мулерман)
Это случилось в посёлке Возрождение, затерянном в бескрайних степях Саратовской области. В том самом посёлке, куда Егор попал будучи отчисленным из школы города Ленинграда. Отчислили его частично за неуспеваемость, частично за "хулиганку", а, скорее всего, потому, что надоело возиться с неуправляемым школьником.
Было тогда Егору пятнадцать лет.
В один из декабрьских вечеров он, с приятелями, возвращался из сельского клуба, где показывали кино про любовь. Любовь кого, к кому - этого в памяти Егора не сохранилось. Вечер прошёл, ну и ладно.
Проходя мимо барака, в котором проживали братья Таюшевы, друзья услышали залихватские звуки гармошки, под которые горлопанили явно нетрезвые люди.
- У Шурки с Витькой день рождения сегодня. Гуляет народ, - сказал Витька Непочатых как бы между прочим.
- Давай зайдём? - предложил Егор. - Может и нам поднесут. Я бы самогоночки хлебнул.
- А тебя приглашали? - остановившись с удивлением спросил Витька.
Все они были однокласниками. Учились в одной школе, что находилась в пяти километрах в Рабочем посёлке. Считали друг друга друзьями. Если бы не закидоны, которые устраивал время от времени Егор.
- Вы как хотите, а я зайду поздравить близнецов. От выпитого мною стакана не оскудеет их праздничный вечер.
Егор направился к дверям барака. Витька сплюнул в сердцах и скомандывал Борьке с Вовкой : - Пошли по домам!
Утром, если бы не мачеха, Егор точно проспал бы в школу. С трудом поднялся, кое как сполоскнул морду холодной водой, поковырял вилкой в макаронах с мясной подливой и, зевая, проклиная всё и всех, вышел на улицу.
Ни Витьки, ни Борьки с Вовкой на перекрёстке не оказалось.
- Ушли, - понял Егор и нехотя поплёлся в Рабочий посёлок в надежде, что в голове прояснится, и он вновь обретёт радость от жизни.
На первый урок - география, он опаздал.
- Не велика потеря, - подумал Егор, который предмет этот "терпеть ненавидел". - Пойду в лавку. Куплю портвейшку и поправлю здоровье.
Как решил, так и сделал. Чуть было на урок литературы не опаздал и поставил себя этим в затруднительное положение: - Как выпить, чтобы училка не заметила?
Залез под парту, отфуфырил бутылёк и, прямо из горла отхватил треть кисловатого, с горчинкой, портвеша. Он бы и дальше оставался в уютной и спокойной обстановке, но неожиданно для себя услышал: - К доске пойдёт Грошев.
Нехотя вылезая, Егор промолвил недовольно: - А что Грошев? Всегда Грошев. Что я вам дорогу перешёл?
- Не ворчи, а иди и читай "монолог Фамусова". Ты с прошлого занятия остался должником.
Егор, чувствуя, что его начинает покачивать, нетвёрдой походкой вышел к доске. Развернулся, стараясь пошире раставить ноги и, нарочито, стараясь оттянуть время расправы над собой, спросил: - Что читать? Фамусова, что ли?
- Его. Его родимого. И не тяни нам время, - промолвила училка, глядя в окно на заснеженную степь.
- Это запросто, - сказал Егор и, став в театральнуя позу, выствив одну ногу вперёд, и как Пушкин, протянув руку, начал читать:
- Петрушка, вечно ты с обновкой,
С разодранным локтем. Достань-ка календарь;
Читай не так... - это, как его, напрягшись замямлил Егор, вспоминая слово.
А, вспомнил: ... - как пономарь,
А с чувством, с толком, с расстановкой.
Лидия Григорьевна, учитель литературы с тридцатилетним стажем, почувствовав недоброе, "вернулась" в класс и подошла к Егору принюхиваясь.
- Грошев, так вы пьяны, - промолвила она в испуге вытаращив глаза. - Как? Как вы посмели?.. Кто вам позволил?..
И спрятав лицо в ладонях, вздрагивая плечами в рыданиях, бросилась из класса.
Егор ещё не успел руку опустить выходя из театральной позы, как дверь с грохотом отворилась и в класс вошёл директор Павел Иванович в сопровождении Игорёши - завуча и классного руководителя - учителя труда, или просто - трудовика.
На мгновение остановившись, не вынимая из-за спины рук, директор, играя желваками, произнёс: - Следуй за мной.
И, тут же развернувшись, вышел сквозь строй вовремя расступившихся сопровождающих.
Егор стоял расхристанный и понурый в кабинете директора школы и ни о чём не думал. Ему было глубоко безразлично, что сейчас произойдёт - выгонят, поставят на вид или влепят пару за поведение.
Хотя пара автоматически предписывает исключение.
Директор, которого все ученики с любовью называли Павлуша, сидел за столом набычившись глядя в лист бумаги лежащим перед ним. Рядом, опершись на указку, сидел завуч - Игорёша. Трудовик, словно подчёркивая, что он из другой компании, стоял у дверей опершись на косяк. Был он из деревенских, специального образования не имел и как примазался к школе было непонятно. Вот этим "непонятно" он и вызывал у Егора брезгливость.
Павлуша с Игорёшей вообще были ему безразличны - им нужно своё, а Егору ничего было не нужно. Пустота окутала его всего. Вязкая, тягучая пустота от которой могла его освободить только Иолла Павловна - учитель по истории, которой, не зная почему, Егор доверился с начала учебного года. Не сразу, но доверился - само как-то получилось.
- Ну, что с тобой делать будем, Грошев? - так и не отрывая взгляда от пустого листа, промолвил директор. - Ты понимаешь, что за пьянство во время урока тебя исключать из школы надо? Что делать-то будешь, когда окажешься без друзей, товарищей? Один - без школы?
Егор молчал как партизан на допросе. Молчали и трудовик с Игорёшей.
Не дождавшись ответа Павлуша обратился к завучу:
- Игорь Анатольевич, готовьте приказ об исключении ученика восьмого класса Грошева из наших рядов. Сегодня и зачитаем на школьной линейке во время большой перемены. Пусть катится. Пусть прочуствует, что значит оказаться вне коллектива, вне друзей, товарищей. Мы без него обойдёмся. А вот обойдётся ли он без нас?
- Иди, Грошев. И не вздумай сбежать. Буду расценивать это как трусость с твоей стороны.
- Трусом никогда не был, - буркнул тот и резко повернувшись, хлопнув дверью вышел из кабинета.
Коридор встретил Егора тишиной, которая бывает, если только, на кладбище.
- Теперь целую неделю будет тихо, - подумал Егор. - Томка с Ленкой в школе, родители на работе... Хочешь спи, а хочешь "Айвенго" читай. Ну, чем не жизнь?!
Большая перемена была после третьего урока. Обычно ребятня высыпала на улицу и швырялась друг в дружку снежками. Доставлось и прохожим. Швырялись до тех пор, пока медный колокол в руках сторожа Семёныча не зазывал всех в классы.
Но, странное дело, в этот раз колокол не зазвучал когда урок закончился. Нина Яковлевна, взглянув на часы, произнесла со всей строгостью в голосе: - Выходим по одному и строимся в коридоре на школьную линейку.
Все уже знали зачем и вопросов к учительнице не прозвучало.
- А ты, Грошев, оставайся в классе. Выйдешь когда тебя позовут, - добавила она и вышла притворив за собой дверь.
Егор, не вставая из-за парты, процедил сквозь зубы: - Да пошла ты... И уставился в окно.
Слышно было как по барачному коридору кто-то пробегал и суетное движение в нём тревогой передавалось в сознание оставленного всеми ученика восьмого класса.
Потом кто-то крикнул: - Директор идёт! И перешедший на фальцет голос Игорёши: - Школа, стройся!
Дверь в класс отворилась. Вошёл трудовик и, как надзиратель из зоны, в которой Егор провёл половину лета перед тем как начался учебный год, произнёс: - Следуй за мной!
Егор вышел гордо подняв голову и держа "руки за спину". Сам себе он казался Олегом Кошевым, которого через мгновение сбросят в шахту. На самое дно. Дно жизни, которая Егору не задалась.
Прошагав между двух шеренг комсомольцев, пионеров, октябрят, участвующих в судилище, он подошёл вплотную к Павлуше и смотрел ему в лицо улыбаясь. Тот стоял в конце строя как палач перед казнью. Только в руках у него был не топор, а лист бумаги с приговором об отчислении Егора из школы.
- Школа, сми-и-ирно! - скомандывал директор.
- Стань рядом, - с железом в голосе произнёс палач.
Некоторое шевеление в рядах и... Мёртвая тишина повисла над всей школой. Егор смотрел вдоль шеренг обступивших его с двух сторон и взглядом искал Леночку, самую любимую на свете из всех людей, - сестрёнку, с которой познакомился приехав из Ленинграда в посёлок, где свершается последнее судилище в его жизни. Она ещё не знала, что натворил её брат. В поисках сестрёнки он не слышал, что зачитывал директор. Последние слова, которые долетели до него из далека, были:
- ... отчислить из школы.
А дальше... Дальше истеричный крик наполнивший корридор, заставивший вздрогнуть и учеников, и учителей, которые стояли каждая перед своим классом.
- Не-е-е-ет!! Не-е-ет!..
Из строя четвёртого класса, вырываясь из чьих-то рук, выскочила Ленка и, рыдая во весь ребятёночий голос кинулась к Егору.
Никто не смел её остановить и она, добежав до брата, кинулась ему в ноги, обняла за колени и, рыдая, повторяя одно: - Егорушка... Егорушка...
Егор не выдержал. Поднял сестрёнку на руки и нырнул в ближайшую дверь какого-то класса. Ленка, порываясь что-то сказать, обняла его и рыдала целуя и целуя лицо отвергнутого человека.
В класс вошла Иолла Павловна держа вруках пальто убитых горем детей.
- Идите домой, - сказала она и стала помогать Ленке одеваться.
Дойдя до своего посёлка, свернув на улицу, идущую к дому, Ленка остановилась и, не глядя на брата, сказала: - Не пойду домой. У Щегольковых побуду. А ты иди. Иди и сделай что обещал.
Вернувшись в школу Егор постучался в учительскую, вошёл и, оглядев всех присутствующих, сказал не уступая Павлуше в жёсткости слов и интонаций:
- Простите меня. Ничего подобного больше не повторится.
Повернулся и вышел не закрывая за собой двери.
На следующий день, по накатанной в снежной степи дороге, они шли в школу держась за руки. Ленка щебетала что-то заглядывая в лицо брата и пританцовывала заливаясь смехом.