Славка Морозов слыл у нас в классе "тихорилой". В шкодах участия не принимал. Учился отлично. Учителя о нём говорили с почтением. Мы с некоторой настороженностью. А он никакого внимания на отношение к себе не заострял. Нос не задирал, не выпячивался, не ябедничал, не ссорился ни с кем, но и не дружил.
Однако был он, благодаря своей успеваемости, принят в Совет пионерской дружины, председателем классной дружины и ещё многим кем - сейчас не припомню. И хоть дружить он ни с кем не дружил, но общался со всеми. Даже с двоечниками. На равных.
После седьмого класса пропал он куда-то. Говорили, что уехал вместе с родителями. Но я-то знал, что это не так. Не часто, но видел и батю его, и маманю с сумками из магазина. А вот Славки не видел. Пропал.
Пропал и пропал. Не велика потеря. Если только классному руководителю похвастаться стало некем и нам в пример ставить некого. У нас в классе все ученики "из пролетариата" оказались. Учились и хорошо, и плохо... Отличники то же учились, но это всё еврейские дети были. А их не очень хвалили. Я-то с ними дружил, хоть и были у них фамилии странными. Особенно с теми, кто списывать давал и подсказывал, когда я, понурив голову, у доски стоял.
А потом и я пропал. За не успехи в успеваемости (мягко выражаясь), да не очень хорошее поведение оказался я в Саратовских степях. И признаться надо - на пользу пошло. Стал я послушным, дисциплинированным. Школу закончил, институт...
Правда и пришибленным стал. И от пришибленности этой, только с возрастом стал избавляться.
А это ещё в семидесятых годах было. Я только-только институт закончил. Правда до этого успел и "срочную" отслужить. Так что мне уже под тридцать было. Шли мы с женою под ручку по Малому проспекту, совмещая прогулку с закупкой продуктов долгосрочного хранения: крупы разной, макарон, овощей...
А навстречу полковник с портфельчиком. Их тогда при параде, много по Ленинграду швендало. Будто гордились они формой своей. Или на "гражданку" денег не хватало?... Мне уже тогда ясно было, что в офицерА шли хлопцы из деревень, или по наезженной тропе, родителями протоптанной. Кто "при руках", да при "сооброжалке" - форму вряд ли оденет. Для того честь дороже.
А этот полковник тем обратил моё внимание, что молодой-то он какой. Моих лет наверное. И вот мы ближе и ближе друг к другу подходим. Я пригляделся: - 'Бог мой - Славка Морозов!' - Всё то же отрешённое лицо и взгляд, устремлённый в никуда, никого не замечающий. Не хотел я, видит Бог не хотел. Само как-то вырвалось: - Славка, Морозов!
Он сперва мимо прошёл. По инерции что ли? Но оглянулся на ходу. Вгляделся в меня и что-то радостное в его лице промелькнуло. Остановился. К нам подошёл. Поздоровались мы с ним за руку. Я его жене представил. То, да сё: - Извини, - говорит Славка. - Спешу. Руку мне пожал, жене кивнул, развернулся и пошёл своей дорогой. Ни "до встречи" не сказал, ни телефона не спросил... 'Ну, и хрен с тобой!' - подумал я.
Время незаметно бежит. Но бежит. Бежит так, что порой не успеваешь к обстоятельствам приноравливаться. Закончился "развитой социализм". Сгинула "перестроечная эпоха". Народом "на ура" Бориса "на престол" воздвигли. Только меня это всё не касалось. Трудился я как "папа Карло", что бы в семье не только хлеб, но и мясо было.
И что там Ельцин с Хасбулатовым делить начали? - мне и сегодня до конца не ясно. Даже, когда танки по Белому дому вдарили - я своей задачи не забывал. Только ещё больше в работу впрягся. Чтобы не думала жена моя, чем меня и детей завтра накормить. И чтобы на колготках не экономила.
И вот, в феврале это было, я на буднях выходным оказался.
Встал утречком, позавтракал, кофейку попил, и подумалось мне, что март не за горами. А с ним и праздник женский. 'Что - думаю - жене подарить?... Если цветы, то жена мне этими же цветами и по лицу хлестанёт. Чтобы не тратил я деньги на ерунду всякую'. А душа по листочкам зелёненьким истосковалась за зиму. И решил я сходить на кладбище Смоленское, старинное. Там, почитай, с войны никого не хоронят. Схожу, думаю, нарежу веточек тополиных. Они, если их в воду поставить, как раз к восьмому марту листочки выпустят. А от этих листочков запах - обалденный! Вот обрадуется моя жёнушка.
Как решил, так и сделал. Нарезал я веточек тополиных. Иду по кладбищу зимнему - тихо-то как. Народу - никого. Кресты, да склепы старинные в снегу утопают. Снегири, да синички непонятно где тренькают. Солнышко, если встать в закутке, голову припекает. Я аж шапку снял.
Вдруг, гляжу - дедуся, какой-то на дорожке показался. Весь в чёрном, но в цивильном. Не из церкви, значит, кладбищенской. С палочкой. Еле ногами перебирает. Но идёт. Гуляет. А что - у нас на Смоленском, в те годы, как в парке было. Если в центр податься, то и машин, и другого шума городского не слыхать. Самое место пожилому человеку погулять. Опять же и с Богом пообщаться можно постояв у креста какого.
Дедуся всё ближе и ближе подходит. А я и не смотрю на него. Лицо к солнышку повернул - хорошо! Вдруг слышу - зовёт меня кто-то. Я глаза открыл - дедуся этот меня по имени кличет. Удивился я. Из сугроба вышел. Подхожу в недоумении. Пригляделся, а это Славка Морозов.
Боже мой!! А изменился то как! Но я виду не подаю, что удивлён. Взял его под руку поздоровавшись. И пошли мы с ним к выходу. А ему, чувствую, тяжело идти. А тут скамеечка кладбищенская у могилки. Рядом с дорогой. Я Славку оставил, подошёл к ней, снег смахнул. Предложил посидеть и "Беломорканал" достал. Славка от предложенной папиросы отказался, но присесть - присел. А я и не знаю о чём говорить с ним. Уж больно он изменился не в лучшую сторону.
Славка сам заговорил. Оказывается он в "органах" всё это время служил. Его, ещё малолеткой, когда ему четырнадцать лет исполнилось, батя в спец.школу определил.
- За время службы своей, где только не пришлось побывать - рассказывал Славка.
- Нет, наверное, на глобусе места такого, где бы я Землю не топтал. А тут начали нашу "контору на куски рвать". Без меня, правда. Я тогда в Анголе порядок наводил. А когда вернулся, то оказалось, что нет мне места ни в одном из подразделений. Забыли про меня, пока я интересы Государства за кордоном отстаивал.
Туда-сюда, а мне на пенсию предлагают пойти - по выслуге лет. А пенсия то у нас Советская осталась. А времена уже не Советскими были. Понимаешь, что пенсией той подтереться невозможно было - бумаги не хватит.
Я тогда к Ельцину на прём записался. Не может быть, чтобы меня, профессионала, и со счетов сбросили. К Ельцину не попал. А вот с Руцким пообщался. Он, когда мою историю услышал, так меня в свой аппарат зачислил. Я возражать не стал. А куда мне было податься?...
И всё хорошо было до прошлогоднего октября. Я в те дни, конечно, рядом с вице-президентом был. Ведь у него в аппарате состоял. Мы все тогда в Белом доме осаду держали до последнего. Только ты не думай, что я стрелял в толпу. Не стрелял, клянусь тебе. Хоть и был с автоматом и запасом рожков к нему.
А вот когда по нам из танков долбанули, то с первого выстрела мне осколком пол черепушки снесло. Да так аккуратно, что черепа нет, а мозги остались. Контузило мня тяжело тогда. Очнулся уже в госпитале военном. Как-то выкарабкался с того света. Но иногда сознание теряю и без шапки ходить не могу. Голова стынет и людям на меня смотреть страшно...
Славка снял шапку, а под ней кожа розовая в пол головы и пульсирует. У меня так ниже живота засвербило что-то. Славка шапку одел. Помолчал.
- Теперь вот на пенсии. С матерью на двоих хватает с голоду не помереть. Да, у меня и аппетита нет. И врачи говорят, что помру я скоро. А я думаю про себя - хоть бы летом. Что бы матери по холоду не маяться. Да летом и помирать веселей.
Мы сидели рядом. Я уже которую папиросу в снег затоптал, а о чём говорить со Славкой - не знаю. Не знал потому, что жизнь его для меня была "сплошные потёмки". И о чём спрашивать его можно - тоже было неизвестно.
И всё же я спросил его:
- Может тебе Руцкому письмо написать? Говорят, он к однополчанам свято относится.
- А где он сам то, Руцкой?
- Не знаю. По телевизору говорили, что в тюрьме он - в "Матросской тишине". А теперь и не знаю где.
- Вот и я не знаю. Да и не дойдёт до него письмо моё. Его даже из Ленинграда не выпустят. Уж мне-то известно.
Мы снова помолчали, не зная о чём говорить. И тут я спросил:
- Славк, а у тебя семья есть? Жена, дети?...
- Какие там дети? И, потом, я сам не знаю женат или нет. Помнишь Татьяну Васильеву, что с нами училась? Вот с ней мы расписались когда-то. У нас без этого нельзя. Сразу невыездным станешь. А вот однажды вернулся домой и записку на столе увидал, что не хочет она быть всю жизнь "соломенной вдовой". Ушла к Игорёхе Паньшину из параллельного класса. Он в институте Арктики и Антарктики КТНом числится...
Ладно, иди, Евгений. А я ещё посижу немного. Погода сегодня хорошая. Весной пахнет. А ты иди...
Я поднялся и пошёл зажав в кулаке тополиные ветки. Очень хотелось обернуться, но сдержался. Боялся увидеть, как смотрят мне в след. И только выходя из калитки я оглянулся вдаль пройденного пути.
Славка продолжал сидеть там, где я его и оставил. Облокотившись по-стариковски на палочку...