В канун 78-й годовщины начала Великой Отечественной войны Министерство обороны РФ рассекретило документы, касающиеся защиты Брестской крепости.
"Героическая оборона Брестской крепости стала одной из самых ярких страниц в истории Великой Отечественной войны. Двадцать второго июня 1941 года в результате внезапного нападения гитлеровские войска планировали за несколько часов полностью овладеть цитаделью, однако встретили яростный отпор её защитников, до конца сдерживавших натиск врага.
Битва у "цитадели над Бугом" стала одним из первых крупных сражений Великой Отечественной войны и вошла в её историю как яркий подвиг наших военнослужащих, пример жертвенного отношения к воинскому долгу, доблести и отваги. Именно после боёв у Брестской твердыни в дневниковых записях, письмах домой гитлеровских офицеров и солдат появятся признания о том, что здесь для них началась совсем другая война, такого грозного противника они ещё не встречали. Враг не скрывал потрясения от мужества бойцов Красной Армии, он начал осознавать, что "поход на Восток" не будет для него лёгкой прогулкой". (МО РФ)
Реальные воспоминания защитников цитадели, фотокопии рассекреченных боевых донесений и разведсводок, переводные трофейные документы вермахта (кликните по фото "Брестская крепость")
"Не пойму, как остался жив..."
В этом году Ришату Салиховичу Исмагилову, одному из двух оставшихся в живых защитников Брестской крепости, исполнилось 99 лет. Родился в 1920 году в Нуримановском районе Башкирии.
В 1940 году призван в Красную Армию, где служил радистом роты связи 455-го стрелкового полка, дислоцированного в Брестской крепости. в 1941 году демобилизован по тяжёлому ранению. Он провёл на войне всего несколько дней - самых первых, самых страшных дней, когда солдаты не просто смотрели смерти в лицо, они были в её руках.
С 1942 года - учитель, затем директор школы в Нуримановском районе.
Воспоминания Ришата Исмагилова о первом дне войны: "Накануне, 21 июня, мы проводили тактические занятия за пределами крепости, практически на границе - даже слышали команды, отдаваемые немцами. К вечеру, возвращаясь в крепость, встретили машину комдива генерала Ивана Лазаренко - он ехал в Минск. Вечер был свободным: кто смотрел кино, кто стирал воротнички, кто писал письмо домой. Всё, вроде, как обычно, но командиров не видно и сигнала отбоя нет. А накануне в крепости появилась старуха-нищенка, подбиравшая объедки. Откуда она здесь? Задержали, сняли с неё верхнюю одежду - оказалось, это загримированный немецкий солдат.
Легли во втором часу ночи. Я спал в казарме на трехъярусных нарах. И снится мне страшный взрыв, потом другой. Очнулся - стою в коридоре босиком, в нательном белье. Меня вместе с нарами снесло взрывной волной. В двухметровых стенах - пробоины. Кричу: "Товарищи, война! Тревога!" Побежал по коридору: повсюду убитые, раненые и умирающие бойцы. Половина солдат погибла в первые минуты атаки фашистов. Спускаюсь на первый этаж, в штаб. Там ничего не видно от пыли, поднятой взрывами. Один дежурный телефонист убит, второй при смерти. На лестнице по дороге в казарму встретил лейтенанта Виноградова. Он скомандовал: "Поднимитесь и вооружайтесь!" Рядом сержант Овсиенко из ящика раздавал патроны. Начали подтягиваться уцелевшие бойцы. Винтовки вытаскивали из-под обломков, встали у пробоин в стенах. Отстреливались весь день. Каждый патрон на счету. Немцы ведут бешеный огонь, мы отвечаем одиночными выстрелами... Командиры пытались наладить связь с другими подразделениями, но враг держал под прицелом все двери казармы.
Когда наступало затишье, мы вытаскивали из-под обломков раненых. У одного выворочены кишки, у другого вырваны скулы, третий просто без сознания. Помню, один из умирающих прошептал: "Убейте Гитлера..."
Мы стреляем, немцы стреляют, окружили крепость. У нас только винтовки, у них - и винтовки, и автоматы, и пулеметы. Крепость горит. Под ней находилась база нефтепродуктов, фашисты подорвали её.
С первых минут - ни связи, ни еды, ни воды, ни медикаментов, ни одежды, ни обуви. К вечеру появились несколько офицеров и красноармейцев, автомашина и одна танкетка. Офицеры - командир полка майор Ян Лацит, старший лейтенант Жданкин, капитан Шилипин - определили каждому проёмы для стрельбы и на случай, если противник появится в самой крепости. Помню сержанта Приблуду - он прошёл через плен и был освобождён, рядового казаха Есеналиева, земляков рядовых Петрова и Дмитрия Шубина - после войны, вернувшись из плена, он жил в Благовещенске. Были ребята с Украины - рядовые Остапенко и Фоменко.
Кто-то раздобыл еды - по два сухаря и куску селёдки. Ночью нашли по глотку воды. Первую ночь практически не спали, отдыхали по очереди. Утром второго дня в соседнем помещении столовой вспыхнул пожар. Нас - человек 20, но как пройти - немцы стреляют. Комсорг Самвел Матевосян повёл в штыковую атаку. Там многие и полегли. Вторые сутки прошли в такой же перестрелке, а немцы разбрасывали с самолётов листовки примерно такого содержания: "Красноармейцы, убивайте своих командиров-коммунистов, и мы оставим вас в живых. Сопротивление бессмысленно. Москва уже занята нами, Сталин в плену".
Вечером 24 июня незнакомый офицер и сержант Овсиенко организовали из нас группу для выхода в город и установления связи с командованием дивизии. Прежние группы не вернулись. Отправились под утро втроём.
Выпрыгнули из разбитого окна штаба полка. Немцы в темноте нас не увидели, но услышали, стали стрелять наугад. Пришлось ползти под пулями. Мост через реку Мухавец простреливался - по-пластунски пробрались левее и перешли речку вброд, прячась за деревьями, нависшими над водой. На берегу нас обнаружили фашисты и открыли огонь. Остапенко погиб. Сам до сих пор не пойму, как целым и невредимым выбрался из простреливаемой зоны.
Стали пробираться к северным воротам через лес у домов комсостава. Здесь к нам присоединилась женщина, видимо, жена командира - в ночной сорочке, вся в крови. Тут раздалась пулемётная очередь - случайная попутчица упала. В третьем часу ночи мы с командиром группы добрались до Северных ворот - десятиметровый тоннель через внешний земляной вал крепости. Рванул на вал первым. Проскочил - и сразу в ближайший ивняк. Командиру оставалось сделать несколько шагов, когда его настигла пуля...
Двинулся дальше в лес. К утру услышал голоса, прислушался: наши. Оказалось, группа офицеров и рядовых, человек 25. Они направлялись в цитадель и искали место прохода. Рассказал о положении в крепости и доложил офицеру о приказе найти командование дивизии. Старший по званию приказал группами по два-три человека двигаться в сторону Бреста. Так мы вошли в город, но в какой-то момент потерялись. Я снова остался один.
Картина была страшная: кругом - трупы людей, лошадей, разбросанные вещи, сгоревшие дома, только печные трубы торчат. Запах невыносимый. В сторону Минска шли местные жители со скарбом, красноармейцы. Над дорогой кружат немецкие самолёты. Летят в одну сторону - бомбят, летят обратно - добивают уцелевших из пулемёта. До сих пор перед глазами лицо стрелка, который целится в меня. Я прижался к дереву, он изрешетил весь ствол, но не попал.
Затем - путь на восток с группами, выходившими из окружения. В составе одной группы артиллеристов я помогал нашим подавать снаряды. Но расчёт из нескольких орудий был подавлен, нам было приказано отступить в лес. Прячась, продвигались дальше вдоль дороги на Минск. К вечеру присоединился к большой группе советских офицеров и солдат, с их помощью нашел штаб и адъютанта комдива генерала Лазаренко. Это было 27 июня 1941 года. Приказ всё-таки выполнил: в белорусских лесах встретил командира дивизии, доложил, как сражается крепость.
Снова стал связистом в штабе полка. После одной из атак фашистов мне приказали проверить, есть ли в окопе раненые, и вынести их в тыл. Начался авиационный налёт. После взрыва потерял сознание. Очнулся - нога вся в крови, ботинок пропитан ею. Стоявший рядом фельдшер-казах уже собирался уйти: в такой обстановке тяжёлых иногда не брали. Но я пообещал, что пойду сам. Попал в полевой госпиталь, затем в Курск. Зимой 1942-го, после долгого лечения в Курске и Томске, вернулся домой на костылях, с пятнадцатью осколками в теле. Учился заново садиться, передвигаться: на коляске, сначала на двух костылях, потом на одном". ("AиФ")
