Гришка был весел. Его обычное добродушие и улыбчивость, расцвели серией дополнительных распахиваний губ для безудержного хохота. "Весна, - подумал я. - Лопаются почки, вылезает из-под снега зелененькая травка. Так лопаются губы для широкой улыбки, так изнутри лезет щекочущий смех". Его телефон тоже постоянно "лопался" пиликанием для того, чтобы предъявить текстовые сообщения, теребящие его веселость еще более, однако энергией, приходящей извне, концентрирующейся на экранчике и питающей его жизнерадостность, с другими делиться не желал.
Что с ним? Любовь? Однозначно, влюблен. В жену? Сложно представить. Только такой дурак, как я, может быть влюблен в жену. Собственную. Только твердолобым идиотам дано воспитывать в себе чувство.
Мы травили анекдоты, хохотали. Через некоторое время из него выперло:
- Я влюблен... - надо же делиться переполняющими чувствами.
Для поддержания разговора я поинтересовался подробностями его романа, временными рамками взаимосвязи.
- Я лет десять уже так себя не чувствовал. Я счастлив.
Я же в свою очередь промямлил что-то невообразимое о любви, весне, котах и мировой революции. А внутри что-то скреблось и елозило...
Зависть? Да и зависть тоже. Я люблю. Люблю? Постоянно наполняю бокал чувств, чтобы чувствовать весну... Почему меня не распирает? Почему я не лью на знакомых фразу: "Я влюблен!" Что-то со мной не так. Опять придется копаться в своих чувствах, снова... Понятно, что во мне скреблось... Это мышь. Она хотела сказать: "Да, Гриша, ты влюблен, но твоей дочери шесть лет... Знает ли о твоей любви Светка, жена твоя? И что ты скажешь? Как ты выпутаешься?
Два дня назад и, спустя неделю после разговора с Гришкой, я столкнулся со Светой...
Хочу пояснить. Все мы работаем на одном предприятии. Гриша с некоторых пор подрабатывает ночным сторожем сутки через трое. Светлана обыкновенно-недельным работником в должности смотрителя особо ценных приборов и кучей обязанностей вдобавок (издержки малого предприятия), и я, постоянно избегающий утруждать и насиловать себя, с записью в трудовой книжке как слесарь.
Гришку я знал до его счастливых улыбок и каждовечерних поездок на Гражданку. Гражданкой и была Света. Гришка до этого научил играть меня на гитаре, успел разделить на двоих не один пузырь и спросить уважаю ли я его (в философской беседе) - и все это под прицелом сказочно настроенных глазок, принадлежащих другим гражданкам (не женам). Короче, мы учились вместе. Я гулял на его свадьбе. По-моему он был счастлив. На какое-то время пути наши разошлись, а когда сошлись, я был вытащен за уши из безденежья и безработицы Гришкой - трудоустроен на то самое предприятие. Гриша был ведущим специалистом, он умел и знал, вдумчиво подходил и рационально раскладывал. Света уже работала. После его ухода на престижное предприятие, под более чуткое начальство с хорошим денежным вознаграждениями, ведущим специалистом стал я. Гришка остался подрабатывать сторожем. Света еще работала.
Гришка плотный крепыш небольшого роста, поэтому кажется толстеньким. Всегда отличался знанием огромного количества анекдотов и забористым смехом. Широкое открытое лицо, короткая стрижка и глаза, в которых светится: я добр.
Света ширококостная тетя... Толстая? Да нет. Полная, но по сравнению с ней Гришка не казался худым. Узкие губы, большие глаза, крашеные недлинные волосы. Хохотушка. Извивы характера мне не мешали, хотя напористость ее иногда раздражала. Нормальная баба. Такая и коня на скоку остановить может. Они смотрелись парой. Я прекрасно их знал. Праздники, работа, выезд за город. Они подхватывали меня иногда по дороге на работу. Мы на новой десяточке завозили в детский сад Аню, их дочь, и с музычкой и анекдотами ехали вершить трудовые подвиги. Нормальная у них семья... Была.
Итак, два дня назад и спустя неделю после разговора с Гришей я столкнулся со Светой. Природная наблюдательность сообщила по еле уловимым признакам (каменность в лице между улыбками, брызги слез еле, видимые на кончиках ресниц), что разрыв произошел.
Мне не нужно было ничего спрашивать, хотя вопрос типа "А че у тебя с мордой? Грустная какая-то..." прямо вертелся на языке. Мы поднялись на второй этаж нашу в рабочую комнату.
- Слышал новость? Мы с Гришей разводимся.
В ее голосе для наблюдателя угадывались истерические нотки.
Делаю удивленное лицо и спрашиваю:
- Чего?
- Он захотел.
Смутное беспокойство, мучавшее мня эти дни "что-то я не сделал", проклевывается в мысль: "Не поздравил Светку с днем рождения". Пять дней назад.
- Сделал подарок на день рождения?
- Да, сообщил, когда собрались мои гости.
- Нехорошо. И что теперь?
- Ничего.
- А я хотел спросить, что ты такая грустная...
- Что заметно? Да, мне лучше всех.
Она улыбается.
- И что теперь? - дурацкий риторический вопрос. Я не жду ответа.
- Ничего. Справлюсь.
Она давит сигарету в пепельнице, как будто уничтожает прошлую жизнь.
- Посмотри, у меня лицо не красное?
До разговора мы выпили по стакану вина в компании веселых производственных тетенек.
- Да нет. Нормальное: иссине-рыжее.
- Я все глаза выплакала.
Уходит.
Счастье и несчастье. Что? Как? И почему так - непонятно. Что делать ей? Тридцатник. Дочь на руках. Не было заботы о будущем. Просто и понятно. Муж симпатичный, умница, денег в дом несет, стиральная машина, квартира, новая "десяточка", его постоянно звякающий сотовый телефон в конце-концов...
Наверное, так несчастна она давно не была...