Мы сидели, смотрели фильм. Я, Лёшка, и моя подруга Катя. Фильм кончился, Катя засобиралась. Лёшка тоже задергался: походил по комнате, повзводил глаза к потолку, наконец, наткнулся на почти пустой мусорный пакет.
- О! Я мусор вынесу, - заявил он после ухода Кати.
- Зачем, - удивилась я. - Мусора-то нет.
- Мне надо! - он побросал несколько бумажек со стола, скомкал грязное полотенце, высморкался в салфетку и упаковал все это в пакет. - А ты говоришь, мусора нет!
Ну надо человеку мусор вынести - пусть вынесет.
Час нет. Два. Провалился что ли?
Набираю номер, с мобильным сейчас всюду ходят, даже на помойку.
- Да, Светик! - отвечает.
- Ты где вообще? - спрашиваю
- Как где? Как обещал. На помойке? - говорит, как ни в чем не бывало.
- А что ты там делаешь? - уточняю я.
- Как что? Мусор выбрасываю.
Я прыгаю в кроссовки и бегу на ближайшую помойку.
Из-под ног разлетаются желтые листья, они похожи на искры. "Из-под ног - искры, от сцепления обуви с землей", - думаю я.
За бачками мужик писает.
- Где ты? - перезваниваю Лёше.
- На помойке, - отвечает.
- И я на помойке, но тебя здесь нет.
- А я на другой помойке! - заявляет Лёша.
Я бегу на другую помойку. Самая красочная деталь - выкинутый унитаз, на бачке трещина, она так похожа на черную тонкую улыбку.
- Ты где?!
- Я в унитазе.
- В унитазе?!
- В унитазе.
Заглядываю в унитаз, точно зная, что человек там не спрячется.
- В унитазе, где?!
- В унитазе-унитазе!
- А как ты там оказался? - у меня кончается терпение, но чувства к Лёше сильнее. Он дорог мне, дорог даже на помойке, даже в унитазе. Но слёзы в горле. Чувствую себя обманутой.
- А я сел на унитаз, - поясняет он. - Нажал на клавишу спуска. Слился, так сказать...
- Издеваешься? - кричу я сквозь слёзы.
- Шучу, - в интонациях - улыбка.
- И где ты?
- На помойке.
- На какой помойке? Я тоже не помойке.
- Ты меня не найдешь. Это особенная помойка. Я себя выбросил, - объясняет он.
- Лёшенька милый, расскажи, где ты.
- На помойке, - упорно отвечает он.
Опять суженый на помойке сгинул. Сама чувствую себя выкинутой. Мечусь по всему району, но не нахожу. Холодно, я в одной футболке, сыпет мелкий дождь. Меня лихорадит. От холода? Нервное. И только рыжие искры листьев разлетаются из-под кроссовок.
Снова перезваниваю:
- Ты еще на помойке?
- Да, - голос довольный.
- Что делаешь? - я устала и не хочу никуда бежать.
- Свету жду!
- Меня?
- Тебя, но другую. Я договорился. Она сейчас заедет на своём Мерседесе.
- Куда? - вяло интересуюсь я.
- На помойку. Заедет, заберёт меня, и мы поедем ужинать в ресторан. А потом на нашу квартиру.
Делать нечего, только вернуться в пустую съемную комнату. Дрожать, и сыпать слезами.
Закрываю глаза. Сейчас сяду на свою яхту и поплыву в тёплые страны, где ждут меня непомойные принцы. Где моя яхта не подходит к помойкам.
Открываю глаза. Рядом Вадик лежит. Ва-а-адик. Правильно. Какой Лёша? Не было никогда никакого Лёши! Вадик мой. Любимый. Этот не убежит. Не выбросится на помойку. От моего поцелуя просыпается.
- Светка, сон такой странный приснился.
- Да, - говорю. - Странный.
- А у нас мусор вынесен? - спрашивает он.
Дрожь бежит по спине, перед глазами искы-листья. Но это был сон!
- Спи, - говорю, - милый, я сама выброшу.
Но мусор я выбросила вчера. Нет никакого мусора!