"Перефразируя Кавтарадзе: белые офицеры на службе Республике Советов"
Тема службы бывших белых офицеров в рядах РККА малоизученная, но весьма интересная. На сегодняшний момент наибольшее внимание этой теме уделил Кавтарадзе в своей книге "Военспецы на службе Республики Советов", впрочем изучение данной проблемы в его книге ограничивается Гражданской войной, между тем как достаточно многие бывшие офицеры белых армий продолжали свою службу и позднее, в том числе и в годы Великой Отечественной войны.
Изначально тема службы белых офицеров тесно связана с ростом РККА в годы гражданской войны и проблемой некомплекта командного состава. Дефицит квалифицированных командных кадров был свойственен РККА с самых первых шагов ее существования. Еще в 1918 году Всероглавштабом отмечалось отсутствие достаточного количества командиров, в особенности батальонного уровня. Проблемы с некомплектом командного состава и его качеством постоянно озвучивались среди основных проблем Красной армии в самый разгар гражданской войны -еще с 1918-19 гг.[1]. Жалобы на дефицит комсостава - в том числе квалифицированного - и его низкое качество неоднократно отмечались и позднее. Так например Тухачевский перед началом наступления на Западном фронте отмечал, что дефицит генштабистов в штабах Западного фронта и его армий составлял 80%.
Советская власть пыталась активно решать данную проблему путем мобилизации бывших офицеров старой армии, а также организации различных краткосрочных командных курсов. Однако последние закрывали лишь потребности на низших уровнях - командиров отделений, взводов, и рот, а что касается старого офицерства, то мобилизации исчерпали себя уже к 1919 году. Тогда же начались мероприятия по проверке тыловых, административных органов, гражданских организаций, военно-учебных заведений и организаций Всевобуча с целью изъятия оттуда годных к строевой службе офицеров и направлению последних в действующую армию[2]. Так, по расчетам Кавтарадзе в 1918-августе 1920 г. было мобилизовано 48 тыс. бывших офицеров, еще около 8 тыс. пришли в Красную армию добровольно в 1918 году[3]. Однако с ростом армии к 1920-му году до численности в несколько миллионов (сначала до 3, а затем и до 5,5 млн. человек) дефицит командиров лишь еще более обострился, поскольку 50 тыс. офицеров далеко не закрывали потребностей вооруженных сил.
В данной ситуации было обращено внимание на белых офицеров, взятых в плен либо перебежчиков. К весне 1920 года были в основном разгромлены главные белые армии и количество пленных офицеров исчислялось десятками тысяч (так, только под Новороссийском в марте 1920 года было взято в плен 10 тыс. офицеров деникинской армии, схожим было и количество бывших офицеров колчаковской армии - в списке, составленном в Управлении по командному составу Всероглавштаба, их насчитывалось 9660 чел. по состоянию на 15 августа 1920 года[4]).
Руководство РККА достаточно высоко ценило квалификацию своих бывших противников - так, Тухачевский в своем докладе об использовании военных специалистов и выдвижении коммунистического командного состава, написанному по поручению Ленина на основании опыта 5-й армии, писал следующее: "хорошо подготовленный командный состав, знакомый основательно с современной военной наукой и проникнутый духом смелого ведения войны, имеется лишь среди молодого офицерства. Участь последнего такова. Значительная его часть, как наиболее активная, погибла в империалистической войне. Большая часть из оставшихся в живых офицеров, наиболее активная часть, дезертировала после демобилизации и развала царской армии к Каледину, единственному в то время очагу контрреволюции. Этим и объясняется обилие у Деникина хороших начальников"[5]. Этот же момент отмечал и Минаков в одной из своих работ, правда в отношении уже более позднего периода: "Скрытое уважение к более высоким профессиональным качествам "белого" командного состава проявляли и "вожди Красной Армии" М. Тухачевский и С. Буденный. В одной из своих статей начала 20-х годов, как бы "кстати", М. Тухачевский выразил свое, не лишенное некоторого скрытого восхищения, отношение к белому офицерству: "Белогвардейщина предполагает людей энергичных, предприимчивых, мужественных...". Приехавшие из Советской России в 1922 г. сообщали о "заявлении Буденного, который познакомился со Слащевым, а остальных белых вождей не ругает, а считает себе равными". Все это порождало весьма странное впечатление от командиров Красной Армии. "Красная Армия - что редиска: снаружи она красная, а внутри - белая", иронизировали с надеждой в белом русском зарубежье"[6].
В дополнение к факту высокой оценки бывших белых офицеров руководством РККА необходимо отметить и осознание того, что в 1920-22 гг. война на отдельных ТВД стала приобретать уже национальный характер (советско-польская война, а также боевые действия в Закавказье и в Средней Азии, где речь шла о восстановлении центральной власти в чужих регионах, а советская власть выглядела собирательницей старой империи[7]). Вообще, резкая активизация процесса использования бывших белых офицеров на военной службе началась именно в преддверии польской кампании и во-многом объясняется осознанием советским руководством возможности использования патриотических настроений в среде бывшего офицерства. С другой стороны - многие бывшие белые офицеры успели разочароваться в политике и перспективах Белого движения. В этой ситуации было решено разрешить привлечение бывших белых офицеров на службу в Красную армию, хотя и под жестким контролем.
Тем более, что подобный опыт уже имелся. Как пишет Кавтарадзе, еще "в июне 1919 г. Всероглавштабом по согласованию с Особым отделом ВЧК был выработан "порядок направления перебежчиков и пленных, захваченных на фронтах гражданской войны". 6 декабря 1919 г. штаб Туркестанского-фронта обратился в Управление по командному составу Всероглавштаба с докладной запиской, в которой говорилось, что в его резерв зачислены бывшие офицеры перебежчики из армий Колчака, среди которых "есть много специалистов и строевого комсостава, которые могли бы быть использованы по их специальности". До зачисления в резерв все они прошли через делопроизводство Особого отдела ЧК Туркестанского фронта, со стороны которого "относительно большинства этих лиц" не встретилось "возражений к назначению их на командные должности в ряды Красной Армии". В связи с этим штаб фронта высказал пожелание использовать этих лиц "в частях своего фронта". Управление по командному составу, принципиально не возражая против использования в Красной Армии указанных лиц, вместе с тем высказалось за передачу их на другой (например, Южный) фронт, что и было утверждено Советом Всероглавштаба"[8]. Стоит отметить, что примеры перехода бывших белых офицеров и их службы в Красной армии имелись и до июня 1919 года, впрочем как правило речь шла не столько о пленных, сколько о лицах, сознательно перешедших на сторону Советской власти. Так например, капитан старой армии К.Н. Булминский, командовавший батареей в армии Колчака, перешел на сторону красных уже в октябре 1918 года, капитан (по другим данным подполковник) старой армии М.И.Василенко, окончивший ускоренный курс Академии Генштаба, успевший послужить в армии Комуча, также перешел к красным еще весной 1919 года. При этом он занимал в РККА в ходе Гражданской войны высокие должности - начальника штаба Особого экспедиционного корпуса Южного фронта, командира 40-й стрелковой дивизии, командующего 11-й , 9-й, 14-й армиями.
М.И.Василенко, капитан старой армии, окончил ускоренный курс Николаевской Академии Генерального штаба, в РККА комкор. В 1918 году служил в армии Комуча, в Красную армию попал в 1919 году и к концу Гражданской войны уже командовал рядом армий.
Как уже упоминалось, руководство страны и армии, признав принципиально возможным прием белых офицеров в Красную армию, стремилось подстраховаться и поставить процесс использования бывших белых офицеров под жесткий контроль. Об этом свидетельствует во-первых направление этих офицеров "не на те фронты, где они были пленены", и во-вторых, их тщательная фильтрация.
8 апреля 1920 года Реввоенсовет принимает постановление, один из пунктов которого касался привлечения бывших белых офицеров к службе в составе частей Северо-Кавказского фронта, точнее о распространении на них действия инструкции, ранее выпущенной для 6-й армии. Во исполнение данного пункта постановления РВСР "Особый отдел ВЧК 22 апреля 1920 г. сообщил в секретариат РВСР об отправке особым отделам фронтов и армий телеграммы с приказом об отношении к пленным и перебежчикам офицерам белогвардейских армий. Согласно этому приказу, указанные офицеры подразделялись на 5 групп: 1) офицеры-поляки, 2) генералы и офицеры Генштаба, 3) контрразведчики и полицейские чины, 4) кадровые обер-офицеры и офицеры из студентов, учителей и духовенства, а также юнкера, 5) офицеры военного времени, за исключением студентов, учителей и духовенства. Группы 1 и 4-ю надлежало отправлять в определенные приказом концлагеря для дальнейшего просмотра, причем за поляками рекомендовалось соблюдать "особо строжайший надзор". Группу 5-ю надлежало подвергнуть строгой фильтрации на месте и затем направить: "лояльных" в трудармии, остальных в места заключения для пленных 1 и 4-й групп. 2 и 3-ю группы приказывалось направлять под конвоем в Москву в Особый отдел ВЧК. Телеграмма была подписана заместителем председателя ВЧК В. Р. Менжинским, членом РВСР Д. И. Курским и управляющим делами Особого отдела ВЧК Г. Г. Ягодой"[9].
Изучая вышеприведенный документ, необходимо отметить несколько моментов.
Во-первых - однозначно нежелательный элемент - офицеры поляки, кадровые офицеры и офицеры военного времени из студентов, учителей и духовенства. Что касается первых - то здесь все понятно - как уже упоминалось выше, привлечение бывших белых офицеров активизировалось именно в связи с началом польской кампании и с целью их использования в войне против поляков. Соответственно в данной ситуации изоляция офицеров польского происхождения была вполне логичной. Последняя группа - офицеры военного времени из студентов, учителей и духовенства - по всей видимости выделена как сконцентрировавшая в своем составе наибольшее количество идейных добровольцев и сторонников белого движения, при этом уровень их военной подготовки был по понятным причинам ниже, чем у кадровых офицеров. Со второй группой не все так просто - с одной стороны это кадровые офицеры, профессиональные военные, которые как правило шли в Белую армию по идейным причинам. С другой стороны они обладали большими навыками и знаниями, чем офицеры военного времени, и поэтому по всей видимости советская власть впоследствии все-таки воспользовалась их опытом. В частности, при изучении изданных на Украине сборников документов по делу "Весна"[10], бросается в глаза большое количество бывших белых офицеров - не генштабистов, и даже не штаб-офицеров, а просто кадровых обер-офицеров старой армии (в звании до капитана включительно), служивших в РККА с 1919-20 гг. и занимавших в 20-е годы преимущественно преподавательские должности в военно-учебных заведениях (например капитаны Карум Л.С., Комарский Б.И., Вольский А.И., Кузнецов К.Я., Толмачев К.В., Кравцов С.Н., штабс-капитаны Чижун Л.У., Марцелли В.И., Пономаренко Б.А., Черкасов А.Н., Карпов В.И., Дьяковский М.М., штаб-ротмистр Хочишевский Н.Д., поручик Гольдман В.Р.)
Возвращаясь к процитированному выше документу - во-вторых - стоит обратить внимание на полезные группы - вторая и пятая. С последней все более-менее ясно - значительная часть офицеров военного-времени рабоче-крестьянского происхождения была мобилизована, особенно это касалось колчаковской армии, где командный состав гораздо меньше был представлен добровольцами, в отличие Вооруженных Сил Юга России. Именно этим во многом объясняется меньшая стойкость колчаковской армии, а также большее количество колчаковских офицеров на службе в РККА и относительные ослабленный режим в отношении последних. Что касается 2-й группы - генералов и офицеров Генштаба - то данная группа в связи с острым дефицитом военных специалистов - представляла интерес даже с учетом их нелояльности советской власти. При этом нелояльность нивелировалась тем фактом, что нахождение данных специалистов в высших штабах и центральном аппарате позволяло держать их под более плотным контролем.
Небезынтересно отметить, что А.А.Валентинов, офицер полевой ставки Врангеля писал в своих дневниках уже в мае-июне 1920 года, ссылаясь на данные белых разведчиков и офицеров-перебежчиков про то, что "на Кубани и в Новороссийске сдалось в общей сложности 10.000 офицеров. Почти все якобы живы. Советская власть будто бы прилагает все усилия, чтобы привлечь их на свою сторону. Многие уже служат в красных армиях. Ведущих, впрочем, агитацию против большевиков беспощадно расстреливают."[11] (интересно, что цифра в 10 000 пленных офицеров очень точно бьется с приведенным выше позаимствованным у А.Г.Кавтарадзе числом взятых в плен под Новороссийском белых офицеров). Таким образом, весной 1920 года работа по использованию в РККА бывших белых офицеров резко активизировалась, что отмечалось и противниками большевиков. Приведу здесь обширную цитату из работы Александра Георгиевича Кавтарадзе:
"Выполняя задание Полевого штаба Реввоенсовета Республики по учету и использованию бывших белых офицеров (в связи с мобилизационными расчетами на второе полугодие 1920 г.), а также "ввиду крайней необходимости возможно шире использовать эту категорию командного состава", в Управлении по командному составу Всероглавштаба был разработан проект "Временных правил об использовании бывших сухопутных офицеров из числа военнопленных и перебежчиков белых армий". Согласно им офицеры должны были, прежде всего, поступать на проверку ("фильтрацию") в ближайшие местные особые отделы ЧК для тщательного установления в каждом отдельном случае пассивного или активного, добровольного или принудительного характера их службы в белой армии, прошлого этого офицера и т. д. После проверки офицеры, лояльность которых по отношению к Советской власти была "в достаточной степени выяснена", подлежали передаче в ведение местных военкоматов, откуда они направлялись на организованные ГУВУЗ в Москве и других крупных промышленных городах 3-месячные политические курсы "численностью не свыше 100 человек в одном пункте" для ознакомления со структурой Советской власти и организацией Красной Армии; офицеров, "благонадежность" которых в отношении Советской власти "по первоначальному материалу" выяснить было затруднительно, направляли "в лагери принудительных работ". По окончании 3-месячных курсов в зависимости от результатов освидетельствования состояния здоровья медицинскими комиссиями все офицеры, признанные годными к службе на фронте, подлежали направлению в запасные части Западного фронта и лишь в виде исключения Юго-Западного (на последний не допускалось назначение офицеров деникинской армии и офицеров из казаков) "для возобновления на практике военных знаний", освоения "с новыми условиями службы" и более быстрого и надлежащего ввиду близости боевой обстановки объединения "бывших белых офицеров с красноармейской массой"; при этом укомплектование ими запасных частей не должно было превышать 15% наличного командного состава. Офицеров, признанных негодными к службе на фронте, назначали во внутренние военные округа в соответствии с пригодностью к строевой или нестроевой службе, в части вспомогательного назначения или в соответствующие тыловые учреждения по специальности (лиц с военно-педагогическим стажем направляли в распоряжение ГУВУЗ, "этапников" и "передвиженцев" в распоряжение Центрального управления военных сообщений, различных технических специалистов по специальности), также избегая при этом их численности более 15% от наличного комсостава части или учреждения. Наконец, офицеров, негодных к военной службе, увольняли "от таковой". Все назначения (кроме генштабистов, учетом которых занималось отделение по службе Генерального штаба Организационного управления Всероглавштаба)производились "исключительно по нарядам Управления по командному составу Всероглавштаба, в котором и был сосредоточен весь учет бывших белых офицеров". Офицеры, находившиеся на несоответствовавших их военной подготовке работах, после "профильтрования" органами ЧК должны были передаваться в военные комиссариаты "для нарядов в армию" в соответствии с постановлениями Особых отделов ВЧК и местных ЧК о возможности их службы в рядах Красной Армии. Перед отправлением на фронт разрешалось увольнять офицеров в кратковременный отпуск для свидания с родными в пределах внутренних районов республики (в виде исключения, "по персональным ходатайствам" и с разрешения окружных военных комиссариатов) с установлением контроля на местах времени прибытия в отпуск и отъезда и с круговой порукой остающихся товарищей "в виде прекращения отпусков остальным при неявке в срок отпущенных". "Временные правила" содержали также пункты о материальном обеспечении бывших белых офицеров и их семей за время от момента пленения или перехода на сторону Красной Армии и до передачи из Особого отдела ЧК в ведение окружного военного комиссариата для последующего отправления в распоряжение штабов Западного и Юго-Западного фронтов и т. д., которое проводилось на основании тех же приказов Реввоенсовета Республики, что и для военных специалистов бывших офицеров старой армии"[12].
Как уже говорилось выше - активное привлечение бывших белых офицеров было вызвано среди прочего и угрозой войны с поляками. Так, в протоколе заседания Реввоенсовета за номером 108 от 17 мая 1920, 4-м пунктом шел доклад главкома С.С. Каменева об использовании пленных офицеров, по итогам обсуждения которого было решено следующее: "Ввиду крайней необходимости пополнить ресурсы командного состава РВСР считает неотложным использовать (с соблюдением всех необходимых гарантий) командные элементы бывших белогвардейских армий, которые, по имеющимся данным, могут принести пользу Красной Армии на Западном фронте. По сему поводу на Д. И. Курского возлагается обязанность войти в сношение с соответственными учреждениями для того, чтобы передача пригодных для использования лиц командного состава в Красную Армию в относительно короткий срок дала бы возможно большее число." Д. И. Курский отчитался о проделанной им лично работе уже 20 мая, сообщив в РВСР следующее: "По соглашению ПУРа и Особого отдела ВЧК для ведения текущей работы в Особом отделе командируется из мобилизованных коммунистов с сегодняшнего дня до 15 человек с тем, чтобы более опытные следователи Особого отдела немедленно усилили работу по разбору пленных белогвардейских офицеров Северного и Кавказского фронтов, выделив из них для Запфронта не менее 300 человек в первую же неделю"[13].
Вообще, советско-польская война по всей видимости оказалось пиковым моментом в отношении привлечения пленных белых офицеров на службу в РККА - война с настоящим внешним врагом гарантировала их повышенную лояльность, при этом последние даже обращались с просьбами о зачислении в действующую армию. Так, как пишет тот же Кавтарадзе, после опубликования 30 мая 1920 года обращения "Ко всем бывшим офицерам, где бы они ни находились" за подписью Брусилова и целого ряда других известных царских генералов, "группа бывших колчаковских офицеров, сотрудников хозяйственного управления Приуральского военного округа, обратилась 8 июня 1920 г. к военному комиссару этого управления с заявлением, в котором было сказано, что в ответ на обращение Особого совещания и декрет от 2 июня 1920 г. они испытывают "глубокое желание честной службой" искупить свое пребывание в рядах колчаковцев и подтверждают, что для них не будет более "почетной службы, чем служба родине и трудящимся", которым они готовы отдать себя всецело на служение "не только в тылу, но и на фронте"[14]". Ярослав Тинченко в своей книге "Голгофа русского офицерства" отмечал, что "во время Польской кампании к РККА пришло одних бывших белых генштабистов 59 человек, из них - 21 генерал"[15]. Цифра довольно большая - особенно если учесть, что общее количество генштабистов, служивших советской власти в годы Гражданской войны по Кавтарадзе верой и правдой, составляло 475 человек, примерно таким же было и число бывших генштабистов в списке лиц на службе в РККА с высшим военным образованием, составленном по состоянию на 1 марта 1923 г.. То есть 12,5% из них попали в РККА в ходе польской кампании и служили до этого различным белым режимам.
Кавтарадзе пишет, что "согласно объяснительной записке, составленной в Управлении по командному составу Всероглавштаба 13 сентября 1920 г., по сведениям ГУВУЗ, "каждые 10 дней" Управление по командному составу должно было "получать в свое распоряжение по 600 белых офицеров, прошедших установленные курсы", т. е. с 15 августа по 15 ноября в Красную Армию могло быть направлено 5400 бывших белых офицеров. Однако это количество превышало число красных командиров, которых можно было выделить в Действующую Красную Армию после окончания ими ускоренных командных курсов. Чтобы подобное положение не отразилось "на внутреннем состоянии формирований", было признано целесообразным установить в маршевых батальонах "известный процентный максимум для бывших белых офицеров не более 25% красного комсостава"[16].
Вообще же, бывшие офицеры, служившие ранее в белых и национальных, попадали в Красную армию самыми разными путями и в самое разное время. Так, например, поскольку в годы гражданской войны нередки были случаи использования обеими сторонами пленных для пополнения своих частей, то часто многие попавшие в плен офицеры проникали в советские части под видом пленных солдат. Так, Кавтарадзе, ссылаясь на статью Г. Ю. Гаазе, писал, что " в числе 10 тыс. военнопленных, поступивших на укомплектование 15-й стрелковой дивизии в июне 1920 г., проникли "под видом солдат" также многие пленные офицеры. Значительная их часть была изъята и отправлена в тыл на проверку, но некоторые, не занимавшие ответственных должностей в деникинской армии, "были оставлены в строю, примерно по 7 8 человек на полк, причем им давались должности не выше взводных командиров". В статье упоминается фамилия бывшего есаула П. Ф. Королькова, который, начав службу в Красной Армии писарем команды конных разведчиков, закончил ее в должности исполняющего обязанности командира полка и геройски погиб 5 сентября 1920 г. в боях под Каховкой. В заключение статьи автор пишет, что "ничто их (бывших белых офицеров. А. К.) не могло так привязать к части, как оказанное им доверие"; многие офицеры, "не становясь приверженцами Советской власти, привыкли именно к своей части, и какое-то странное, непоследовательное чувство чести заставляло их драться на нашей стороне"[17].
Кстати, службу в белой армии скрывали достаточно часто. Приведу в качестве характерного примера бывшего прапорщика старой армии Г.И. Иванова. Через 2 месяца после выпуска из училища (1915 год) он попал в плен к австро-венграм (июль 1915 г.)., где в 1918 г. вступил в Сирожупанную дивизию, которая формировалась в австро-венгерских лагерях из пленных украинцев, и вместе с ней вернулся на Украину. В этой дивизии служил до марта 1919 года, командовал сотней, был ранен и эвакуирован в Луцк, где в мае того же года попал в польский плен. В августе 1919 г. в лагерях военнопленных вступил в белогвардейскую западную армию Бермонта-Авалова, воевал против латышских и литовских национальных войск и в начале 1920 г. с армией был интернирован в Германии, после чего выехал в Крым, где вступил в 25-й пехотный Смоленский полк Русской армии барона Врангеля. В время эвакуации белых из Крыма он переоделся красноармейцем и тайно добрался до Александровска, где предъявил старые документы австро-венгерского военнопленного, с которыми вступил в РККА, где с конца 1921 г. преподавал на различных командных курсах, в 1925-26 гг. учился он на высших военно-педагогических курсах в Киеве, затем - служил комбатом в школе им. Каменева. Точно так же многие начинали свою службу в РККА с рядовых должностей - как например капитан И.П. Надеинский: офицер военного времени (он закончил Казанский университет и как имеющий высшее образование, после призыва в армию по всей видимости сразу был направлен в Казанское военное училище, которое и закончил в 1915 году), во время мировой войны он закончил еще Ораниенбаумские пулеметные курсы и дослужился до капитана - максимально возможная карьера для офицера военного времени. В Гражданскую войну он служил в колчаковской армии, и в декабре 1919 года был взят в плен 263-м стрелковым полком. В этот же полк он был зачислен рядовым, затем стал помощником адъютанта и адъютантом командира полка, а закончил Гражданскую войну в 1921-22 гг. на должности начальника штаба стрелковой бригады - впрочем, по окончании войны как бывший белогвардеец он был уволен из армии. Были кстати и обратные примеры, как например полковник артиллерии Левицкий С.К., командовавший в РККА артиллерийской батареей и дивизионом особого назначения и будучи тяжело раненным, попавший в плен к белым. Отправленный в Севастополь он был лишен чина и после выздоровления зачислен рядовым в запасные части. После разгрома врангелевских войск снова зачислен в РККА - сначала в особый отдел Крымской ударной группы, где занимался очищением Феодосии от остатков белогвардейцев, а затем в отдел по борьбе с бандитизмом ВЧК в Изюмо-Славянском районе, после гражданской войны на преподавательских должностях.
Данные биографии взяты из изданного на Украине сборника документов по делу "Весна"[18], где вообще можно встретить немало интересных фактов из биографий бывших офицеров. Так, например, что касается службы белых офицеров, то можно отметить весьма нередкие случаи приема на службу офицеров, успевших не по одному разу перейти линию фронта - то есть как минимум бежавших от красных к белым, а затем снова принятых на службу к красным. Так, например я навскидку в сборнике нашел информацию о 12 таких офицерах, только лишь из числа преподававших в школе им. Каменева в 20-е годы (отмечу, это не просто белые офицеры, а офицеры, успевшие изменить советской власти и снова вернуться на службу в РККА):
Генерал-майор Генштаба М.В.Лебедев в декабре 1918 года добровольцем вступил в армию УНР, где до марта 1919г. был начальником штаба 9-го корпуса, затем бежал в Одессу. С весны 1919 года он в РККА: начальник организационного отделения 3-й Украинской советской армии, однако после отступления красных из Одессы остался на месте, побывав на службе у белых. В декабре 1920 года он снова в РККА: в январе - мае 1921 г. - сотрудник Одесского государственного архива, затем - для особых поручений при командующем войсками КВО и Киевским военным районом, с 1924 года - на преподавательской работе.
Полковник М.К. Синьков после демобилизации переехал в Киев, где работал в Министерстве торговли и промышленности Украинской республики. В 1919 г. он советский служащий, с мая 1919 г. - начальник курсов красных командиров 12-й армии, но вскоре дезертировал к белым. С весны 1920 г. снова в РККА: начальник Сумских лагерных сборов, 77-х Сумских пехотных курсов, в 1922-24 гг. - преподаватель 5-й Киевской пехотной школы.
Батрук А.И., в старой армии подполковник Генштаба, с весны 1919 г. служил в РККА: помощником начальника бюро связи и информации Наркомата военных дел УССР и начальником штаба пластунской бригады 44-й стрелковой дивизии. В конце августа 1919 года перешел на сторону белых, в апреле 1920 года в Крыму вступил в группу офицеров - бывших военнослужащих украинской армии, и с ними уехал в Польшу - в армию УНР. Однако не остался там, а с осени 1920 года перешел линию фронта и снова вступил в РККА, где до 1924 года преподавал в школе им. Каменева, затем преподавал военное дело в институте народного образования.
Бывший подполковник Баковец И.Г. во время гражданской войны сначала служил в армии гетмана Скоропадского, затем - в РККА - начальник штаба Интернациональной бригады. Осенью 1919 года попал в плен к деникинским войскам (по другой версии - перешел сам), на правах рядового был зачислен в Киевский офицерский батальон. В феврале 1920 года попал в плен к красным и снова был принят в РККА и в 1921-22 гг. занимал должность помощник начальника 5-й Киевской пехотной школы, затем - преподавателя школы имени Каменева.
Подполковник Луганин А.А. в 1918 году служил в Гетманской армии, с весны 1919 г. в РККА преподавал на 5-х Киевских пехотных курсах. Во время наступления войск генерала Деникина остался на месте и был мобилизован в белогвардейскую армию, с которой отступал Одессы. Там в начале 1920 года снова перешел на сторону Красной армии и преподавал сначала на пехотных курсах, а с 1923 года в Киевской объединенной школе им. Каменева.
Капитан К.В. Толмачев в 1918 году мобилизован в РККА, однако бежал на Украину, где вступил в армию гетмана П.П.Скоропадского и был младшим адьютантом штаба 7-го Харьковского корпуса, а затем в армии УНР начальником штаба 9-го корпуса. В апреле 1919 г. он снова перешел к красным, у которых преподавал на Киевских пехотных курсах, а с 1922 г. - в школе им. Каменева.
Штабс-капитан Л.У. Чижун после демобилизации русской армии проживал в Одессе, после прихода красных вступил в РККА, был помощником начальника штаба 5-й Украинской стрелковой дивизии. В августе 1919 года перешел на сторону белых, находился под следствием за службу у красных, как уроженец Виленской губернии принял литовское гражданство и таким образом избежал репрессий. В феврале 1920 года снова вступил в РККА, был помощником начальника и начальником инспекторского отдела штаба 14-й армии. С 1921 года на преподавательской работе: в 5-й Киевской пехотной школе, школе им. Каменева, помощник начальника Сибирских повторных курсов комсостава, военрук.
Поручик старой армии Г.Т.Долгало с весны 1918 года в РККА командовал артиллерийским дивизионом 15-й Инзенской стрелковой дивизии. В сентябре 1919 перешел на сторону Деникина, служил в 3-м Корниловском полку, заболел тифом и попал в плен в красным. С 1921 года он снова в РККА - преподавал в школе им. Каменева и Сумской артиллерийской школе.
Капитан старой армии Комарский Б.И., окончивший в старой армии военное училище и офицерскую военно-фехтовальную школу, в 1919 году преподавал на 1-х советских спортивных курсов в Киеве, а затем служил в роте охраны в деникинских войсках. После гражданской войны снова в РККА - преподаватель физкультуры в военных частях, Киевской школе им. Каменева и гражданских вузах Киева.
Еще один спортсмен, также капитан, Кузнецов К.Я., окончивший Одесское военной училище и офицерские гимнастические фехтовальные курсы, в 1916-17 гг. командовал ротой Георгиевского батальона охраны ставки в Могилеве. После демобилизации он вернулся в Киев, во время антигетманского восстания командовал офицерской ротой 2-й Офицерской дружины, а с весны-лета 1919 года служил в РККА - преподавал на высших курсах инструкторов спорта и допризывной подготовки. Осенью 1919 - зимой 1920 гг. - он в Вооруженных Силах Юга России, преподаватель пулеметных курсов, с весны 1920 г. снова в РККА: преподаватель повторных курсов комсостава при штабе XII армии, военно-политических курсов, школы им. Каменева и Киевской школы связи им. Каменева. Впрочем, он свою службу в белой армии скрывал, за что арестовывался в 1929 году.
Также скрывал свое белогвардейское прошлое и капитан Генштаба старой армии Вольский А.И. (в армии УНР подполковник). С весны 1918 г. он в списках РККА, затем - в УНР начальник штаба 10-й кадровой дивизии. В феврале-апреле 1919 года - снова в РККА, в распоряжении штаба Украинского фронта, но затем перешел в Добровольческую армию. В апреле 1920 года он опять в РККА: завуч 10-х и 15-х пехотных курсов, с октября - и.о. начальника 15-х курсов (до января 1921 года), помощник начальника штаба 30-й стрелковой дивизии (1921-22 гг.). В 1922 году он уволен из РККА как политически неблагонадежный (скрыл свое белогвардейское прошлое), но в 1925 году вернулся на службу в армию - преподавал в Киевской школе связи, в 1927-м году - в объединенной школе им. Каменева, с 1929 года - военрук в гражданских вузах.
В киевской школе им. Каменева преподавал и бывший полковник Сумбатов И.Н., грузинский князь, участник Русско-Японской и Первой мировой войн. Будучи мобилизован в РККА в 1919 году, служил в Киевском запасном полку, где входил в состав подпольной офицерской организации, которая перед вступлением в город деникинских войск подняла антисоветское восстание. У белых служил в Киевском офицерском батальоне, с которым отступал до Одессы, а затем в начале 1920 года выехал в Грузию, где командовал стрелковым полком и был помощником коменданта Тифлиса. После присоединения Грузии к Советской России он снова вступил в РККА и в конце 1921 года вернулся в Киев, где был начальником штаба Киевской курсантской бригады и преподавал в Киевской школе им. Каменева до 1927 года.
Естественно, что такие офицеры встречались далеко не только в школе им. Каменева. Так например, успел изменить советской власти, а затем снова поступить на службу в РККА подполковник Генштаба В.И. Оберюхтин. С конца 1916 года он служил в Академии Генерального штаба, с ней же летом 1918 г. перешел на сторону белых, занимал различные должности в белых армиях А.В. Колчака. В 1920 г. снова перешел в РККА, где практически все 20-е и 30-е годы, вплоть до своего ареста в 1938 году, преподавал в Военной Академии им. Фрунзе. Занимавший в 1921-22 гг. должность начальника Одесской школы тяжелой артиллерии (а затем до 1925 года преподававший в ней) генерал-майор артиллерии старой армии Аргамаков Н.Н. точно также: в 1919 году служил в РККА в артиллерийском управлении Украинского фронта, но остался в Киеве после его занятия белыми - и в 1920-м году он уже снова в РККА.
Вообще 20-е гг. были очень неоднозначным временем, к которому неприменимы черно-белые оценки. Так, в ходе гражданской войны в РККА часто принимались на службу люди, которые - как это представляется многим сегодня, и вовсе не могли туда попасть. Так, бывший штабс-капитан Аверский Н.Я., в РККА начальник химслужбы полка, служил в гетманских спецслужбах, преподаватель школы им. Каменева Миллес, бывший военный чиновник, служил при Деникине в ОСВАГе и контрразведке, Владислав Гончаров ссылаясь на Минакова[19], упоминал служившего в 1923 году в штабе РККА бывшего белого полковника Дилакторского, бывшего в 1919-м был у Миллера (на Севере) начальником контрразведки. Штабс-капитан М.М. Дьяковский, в РККА служивший преподавателем с 1920 года, до этого служил адъютантом при штабе Шкуро. Полковник Глинский, с 1922 года начальник администрации Киевской объединенной школы им. Каменева, еще во время службы в старой армии был активистом украинского националистического движения, а затем доверенным лицом гетмана Скоропадского. Весной 1918 года он командовал Офицерским полком, который стал военной опорой П.П.Скоропадского во время организации государственного переворота; затем старшина для поручений начальника Штаба гетмана (29 октября 1918 р. был повышен в звании до генерального хорунжего). Точно также в 1920 году на службу в РККА зачислили такого явно не желающего в ней служить офицера, как подполковник С.И. Добровольский. С февраля 1918 года он служит в украинской армии: заведующий перемещениями Киевского района, комендант Киевского железнодорожного узла, с января 1919 года - на руководящих должностях в управлении военных сообщений армии УНР, в мае попал в польский плен, осенью выбрался из плена и вернулся в Киев. Поступил во ВСЮР, с которыми отступал до Одессы и в феврале 1920 года попал в плен к РККА. Был отправлен в Харьков, однако сбежал по дороге и добрался до занятого поляками Киева, где снова поступил в армию УНР, но через несколько дней опять попал в плен к красным. С конца 1920 года в РККА, впрочем уже в 1921 году уволен как неблагонадежный элемент.
Или вот еще интересная биография. Генерал-майор (по другим данным полковник) В.П. Белавин, кадровый пограничник - служил в погранвойсках при всех властях - в 1918-19 гг. в армии украинской республики командовал Волынской пограничной бригадой (г. Луцк) и был генералом для поручений при штаб пограничного корпуса (г. Каменец-Подольский), в декабре 1919 гда назначен в караульный батальон при Одесском пограничном отделе деникинских войск, с февраля 1920 года на службе в РККА и ВЧК: командир 1-й роты Одесского пограничного батальона, затем на кавалерийских должностях (помощник инспектора кавалерии 12-й армии, начальник штаба Башкирской кавалерийской дивизии, помощник инспектора кавалерии КВО) и снова в погранвойсках - начальник штаба пограничной дивизии войск ВЧК, старший инспектор и заместитель начальника войск ВЧК округа, с декабря 1921 года - начальник пограничного отделения Оперативного отдела штаба КВО.
Изучая биографии бывших белых офицеров из приложений в данном сборнике документов, заметно что кадровые офицеры как правило назначались на преподавательские должности. На строевые же должности отправлялись по большей части офицеры военного времени либо технические специалисты, что подтверждает и картину, получающуюся при изучении документов, цитированных выше. Примерами офицеров на строевых должностях являются например штабс-капитан Карпов В.И., окончивший школу прапорщиков в 1916 году, с 1918 по 1919 гг. служивший у Колчака начальником пулеметной команды, а в Красной Армии с 1920 года занимавший должность командира батальона 137-го стрелкового полка, или поручик Ступницкий С.Е., окончивший артиллерийское училище в 1916 году - в 1918 году он руководил офицерским повстанческим отрядом против большевиков, с 1919 года в Красной Армии, в 20-е годы командир артиллерийского полка. Впрочем, встречались и кадровые офицеры - но как правило из рано перешедший на сторону советской власти - как штаб-ротмистр Н.Д. Хочишевский, в 1918 г. как украинец освобожденный из немецкого плена и зачисленный в кадры армии гетмана П.П.Скоропадского. В декабре 1918 - марте 1919 гг. он командовал конной сотней Синежупанного полка армии УНР, но дезертировал и с марта 1919 г. в РККА: командир конного дивизиона 2-й Одесской отдельной бригады, был тяжело ранен. Подполковник-артиллерист Карпинский Л.Л. успел послужить и там и там - он еще с 1917 года командовал дивизионом тяжелых гаубиц "Кане", эвакуированным согласно распоряжению советской власти в Симбирск, где дивизион и был захвачен отрядом Каппеля вместе со своим командиром. Карпинский был зачислен в Народную армию командиром батареи тяжелых гаубиц, затем назначен командиром артсклада,. В конце 1919 года в Красноярске он заболел тифом, попал в плен к красным и вскоре был зачислен в РККА - командиром батареи тяжелых гаубиц, командиром тяжелого дивизиона и бригады,в 1924-28 гг. командовал тяжелым артиллерийским полком, затем на преподавательских должностях.
Вообще, назначение служивших в белых армиях технических специалистов - артиллеристов, инженеров, железнодорожников - на строевые должности было нередким явлением. Штабс-капитан Черкассов А.Н., служил у Колчака и принимал активное участие в ижевско-воткинском восстании, в РККА в 20-е годы служил дивизионным инженером. Кадровый офицер инженерных войск, штабс-капитан Пономаренко Б.А. , в 1918 г. вступил в украинскую армию, был помощником гетманского коменданта Харькова, затем в армии УНР помощником начальника связи Восточного фронта, в мае 1919 г. попал в плен к полякам. В 1920 г. освободился из плена, снова попал в армию УНР, но дезертировал из нее, перешел линию фронта и вступил в РККА, где служил в инженерном батальоне 45-й стрелковой дивизии, затем помощником командира 4-го саперного батальона, командиром 8-го саперного батальона, с 1925 г. он командир 3-го автомотоциклетного полка. Инженером был бывший поручик Гольдман, служивший в гетманских войсках, в РККА с 1919 года, командовал понтонным полком. Прапорщик Жук А.Я. , закончивший 1-й курс Петроградского института гражданских инженеров, 2-й курс Петроградского института путей сообщения и Алексеевское инженерное училище, в гражданскую войну воевал в колчаковской армии - младшим офицером и командиром саперной роты, командиром инженерного парка. Попав в плен в декабре 1919 года, он до июля 1920 года проходил проверку в Екатеринбургском ЧК, с сентября 1920 года в РККА - в 7-м инженерном батальоне, бригадный инженер 225-й отдельной бригады особого назначения. Штабс-капитан Водопьянов В.Г., проживавший на территории белых, в РККА служил в железнодорожных войсках, также проживал на территории белых и поручик М.И.Орехов, в РККА с 1919 г., в 20-е годы инженер в штабе железнодорожного полка.
Владимир Каминский, исследующий вопросы строительства укрепленных районов в 20-30е годы, как-то писал об имеющейся в РГВА переписке инженерного отдела Украинского военного округа (за авторством помощника начальника инженеров округа Д.М. Карбышева) с Главным Военно-Инженерным Управлением[20], в которой всплыл вопрос о демобилизации военных инженеров, служивших в белых армиях. ГПУ требовало их убрать, в то время как РВС и ГВИУ в связи с острым дефицитом специалистов разрешали их оставить.
Отдельно стоит упомянуть белых офицеров, работавших на красную разведку. Многие слышали про красного разведчика Макарова, адьютанта белого генерала Май-Маевского, послужившего прообразом главного героя фильма "Адъютант его превосходительства", между тем это был далеко не единичный пример. В том же Крыму на красных работали и другие офицеры, например полковник ц.а. Симинский - начальник Врангелевской разведки, летом 1920 года выехавший в Грузию, после чего и выяснился факт его работы на разведку РККА[21]. Также через Грузию (через советского военного представителя в Грузии) передавали сведения о врангелевской армии и еще два красных разведчика - полковник ц.а. Скворцов и капитан ц.а. Деконский[22]. В этой связи кстати можно отметить, что в Грузии с 1918 по 1920 гг проживал и полковник Генштаба Готовцев А.И., будущий генерал-лейтенант Советской армии (кстати в примечаниях в сборнике документах по "Весне" также указывается о его службе у Деникина, но не указано в какой период). Вот что в частности сказано о нем на сайте www.grwar.ru: "Проживал в Тифлисе, занимался торговлей (06.1918 05.1919). Помощник заведующего складом Американского благотворительного общества в Тифлисе (08.-09.1919). Торговый агент в представительстве итальянской фирмы в г. Тифлисе (10.1919 06.1920). С 07.1920 состоял в распоряжении военного отдела при полномочном представителе РСФСР в Грузии. Спецкомандировка в Константинполь (01. 07.1921). Арестован англичанами 29.07.1921 и выслан на родину. Свой провал объяснял тем, что "его выдали сослуживцы офицеры Генштаба". В распоряжении нач. II Отдела Разведупресп (с 22.08.1921). Заведующий сектором Разведупра штаба РККА (25.08.1921 15.07.1922)."С занимаемой должностью справлялся вполне. Подходит для выдвижения на спокойную научную работу" (заключение аттестационной комиссии Разведупра от 14.03.1922)."" По всей видимости именно через Грузию Разведупром РККА была организована работа в Крыму. Офицеры, работавшие на разведку Красной армии были и в других белых армиях. В частности, в колчаковской армии служил полковник ц.а. Рукосуев-Ордынский В.И. - он вступил в РКП (б) весной 1919 г., во время службы в штабе колчаковского наместника во Владивостоке генерала С.Н.Розанова. Летом 1921 года был арестован белой контрразведкой вместе с еще пятью подпольщиками - все они были убиты во время спровоцированного белыми контрразведчиками побега[23]. Переходили на сторону красных бывшие белые (и кадровые царские) разведчики и после Гражданской войны, так например в 30-е годы агентом РУ РККА в Афганистане был полковник Толмачев, белоэмигрант и кадровый разведчик еще царской армии[24]. Вот что пишет про одного такого офицера (не называя впрочем его имени) и - что очень интересно - про мотивацию таких людей - в одной из своих статей Владимир Мерзляков:
"Наверное, помочь найти ключ к этому нам поможет знакомство с судьбой еще с одного незаурядного человека. Пожелтевшие страницы его секретного дела словно заряжены какой-то светлой энергией и человеческой мощью. Он был крупным ученым-востоковедом, офицером Генерального штаба, талантливым военным разведчиком. В годы гражданской войны - нелегальный резидент разведки Добрармии в Закавказье. Арестованный после провала "белого дела", он, всю жизнь служившей России, отстаивающий ее интересы в геополитической борьбе за влияние в этом регионе мира, принял решение сложить оружие и стать на сторону новой России, доказавшей свою субъектность в схватке мировых сил за "место под солнцем". Его руководители, чекисты-контрразведчики, в конце двадцатых в письме Артузову давали ему такую высокую характеристику: "Образованный русский офицер, политик и ученый... в отношении с нами он честен, опасность измены исключена".
Весьма показательна сохранившаяся в секретном архиве запись объяснения этого человека причин его "примирения с большевиками": "Идея монархизма, - писал бывший царский разведчик в середине двадцатых, - для России утеряна навсегда. Потуги эмигрантов-монархистов считаю беспочвенными и лишенными всякой реальной перспективы. Я воспитан и жил в такой атмосфере, которая не позволяет мне иметь левые убеждения. Однако Советский режим принимаю, так как вижу, что идея "единой и неделимой России" большевиками разрешена, хотя и на свой особый манер. Кроме того, Советский Союз ведет большую работу в смысле проникновения на Восток, что импонирует мне как человеку, посвятившему всю свою жизнь разрешению той же задачи в условиях старого режима. Все это мирит меня с большевиками"."[25]
Впрочем, возвращаясь Подытоживая тему службы белых офицеров во время Гражданской войны можно вернуться к работе А.Г. Кавтарадзе и его оценкам их общей численности: "всего в рядах Красной Армии "не за страх, а за совесть служило 14390 бывших белых офицеров", из них до 1 января 1921 г. 12 тыс. человек"[26]. Бывшие белые офицеры служили не только на низших строевых должностях - как основная масса офицеров военного времени, или на преподавательских и штабных должностях - как кадровые офицеры и генштабисты. Некоторые дослужились и до высших командных должностей, как например подполковники Какурин и Василенко, к концу Гражданской войны командовавшие армиями. Кавтарадзе же пишет и о примерах службы бывших белых офицеров "не за страх, а за совесть", и о продолжении их службы после войны:
"После окончания гражданской войны и перехода Красной Армии на мирное положение 1975 бывших белых офицеров продолжали службу в Красной Армии, доказав "своим трудом и отвагой искренность в работе и преданность Союзу Советских Республик", на основании чего Советское правительство сняло с них название "бывшие белые" и уравняло во всех правах командира РККА. Среди них можно назвать штабс-капитана Л. А. Говорова, впоследствии Маршала Советского Союза, который из колчаковской армии перешел со своей батареей на сторону Красной Армии, в должности командира дивизиона участвовал в гражданской войне и за бои под Каховкой был награжден орденом Красного Знамени; полковника Оренбургской белоказачьей армии Ф. А. Богданова, перешедшего со своей бригадой на сторону Красной Армии 8 сентября 1919 г. Вскоре он и его офицеры были приняты приехавшим на фронт М. И. Калининым, который разъяснил им цели и задачи Советской власти, ее политику в отношении военных специалистов и обещал допустить военнопленных офицеров после соответствующей проверки их деятельности в белой армии на службу в Красную Армию; впоследствии эта казачья бригада участвовала в боях против деникинцев, белополяков, врангелевцев и басмачей. В 1920 г. М. В. Фрунзе назначил Богданова командиром 1-й Отдельной узбекской кавалерийской бригады, за отличие в боях с басмачами он был награжден орденом Красного Знамени.
Сотник Т.Т. Шапкин в 1920 г. перешел со своим подразделением на сторону Красной Армии, за отличия в боях во время советско-польской войны был награжден двумя орденами Красного Знамени; в Великую Отечественную войну 1941-1945 гг. в звании генерал-лейтенанта командовал кавалерийским корпусом. Военный летчик капитан Ю. И. Арватов, служивший в "Галицийской армии" так называемой "Западно-Украинской народной республики" и перешедший в 1920 г. на сторону Красной Армии, за участие в гражданской войне был награжден двумя орденами Красного Знамени. Подобные примеры можно было бы умножить"[27].
Генерал-лейтенант Красной армии и герой Сталинградской битвы, кавалер четырех орденов Красного Знамени, Тимофей Тимофеевич Шапкин, в царской армии прослуживший более 10 лет на унтер-офицерских должностях и лишь к концу Первой мировой за заслуги отправленный в школу прапорщиков, в Вооруженных силах Юга России провел от звонка до звонка, с января 1918 года по март 1920.
К Шапкину мы еще вернемся, а вот вышеприведенные примеры действительно можно умножить. В частности, за бои в ходе Гражданской войны орденом Красного Знамени был награжден и успевший послужить в деникинских войсках капитан А.Я. Яновский. Получил орден Красного Знамени и был представлен ко второму капитан старой армии К.Н. Булминский, командир батареи в армии Колчака, уже с октября 1918 года служивший в Красной армии. У Колчака до 1920 года служил и начальник ВВС Запфронта в начале 20-х годов бывший штабс-капитан и летчик-наблюдатель С.Я. Корф (1891-1970), также кавалер ордена Красного знамени[28]. В деникинской авиации служил и корнет Арцеулов[29], внук художника Айвазовского, в будущем известный советский летчик-испытатель и конструктор планеров. Вообще, в советской авиации доля бывших белых военлетов к концу гражданской войны была весьма велика, особенно успели себя проявить колчаковские авиаторы. Так, М. Хайрулин и В.Кондратьев в своей работе "Авиация гражданской войны", недавно переизданной под названием "Военлеты погибшей империи", приводят следующие данные: к июлю в советской авиации всего служило 383 летчика и 197 летнабов - или 583 человека. С начала 1920 года белые летчики стали массово появляться в советских авиаотрядах - после разгрома Колчака в РККА перешло 57 летчиков, а после разгрома Деникина еще около 40, то есть всего около ста[30]. Даже если принять, что бывшие белые авиаторы насчитывали не только летчиков, но и летнабов, то даже так получается, что каждый шестой военлет попал в Красный воздушный флот из белой авиации. Концентрация участников белого движения среди военлетов была настолько высокой, что проявлялась и значительно позднее, в конце 30-х годов: в Докладе Управления по командно-начальствующему составу РККА "О состоянии кадров и о задачах по подготовке кадров" от 20 ноября 1937 года в таблице, посвященной "фактам засоренности слушательского состава академий" отмечалось, что из 73 слушателей Военно-воздушной академии 22 служили в белой армии или находились в плену, то есть 30%. Даже с учетом того, что в данной категории смешались и участники белого движения и пленные, цифры большие, особенно в сравнении с другими академиями (Академия им. Фрунзе 4 из 179, Инженерная - 6 из 190, Электротехничская 2 из 55, Транспортная - 11 из 243, медицинская - 2 из 255 и Артиллерийская - 2 из 170)[31].
Возвращаясь к Гражданской войне, необходимо отметить и появившееся ближе к концу войны некоторое послабление к тем из офицеров, кто зарекомендовал себя на службе в Красной армии: "4 сентября 1920 г. был издан приказ Реввоенсовета Республики 1728/326, касавшийся правил "фильтрации", учета и использования бывших офицеров и военных чиновников белых армий. По сравнению с рассмотренными выше "Временными правилами" на бывших белых офицеров вводились анкетные карточки, состоявшие из 38 пунктов, уточнялось, где могли быть расположены "курсы политической и военной подготовки", численность этих курсов, их максимальное число в одном городе, а также указывалось на необходимость отражения в послужных списках бывшей принадлежности офицеров "к составу белых армий". Приказ содержал и новый, чрезвычайно важный пункт: по истечении года службы в Красной Армии бывший офицер или военный чиновник белых армий снимался "с особого учета", и с этого времени приведенные в приказе "особые правила на данное лицо" не распространялись, т. е. он целиком переходил на положение "военного специалиста", состоящего на службе в Красной Армии"[32].
Подытоживая информацию о службе "белых" офицеров в Красной армии в годы гражданской войны, можно отметить несколько моментов. Во-первых, наиболее массовый характер их привлечение на службу имело с конца 1919-1920 гг., с разгромом основных белогвардейских армий в Сибири, на Юге и на Севере России, и особенно с началом советско-польской войны. Во-вторых, бывших офицеров можно было разделить на несколько групп - основная масса это офицеры военного времени, часто служившие у белых по мобилизации - эти лица по понятным причинам, чаще всего попадали на строевые и командные должности, впрочем как правило уровня командиров взводов и рот. При этом с целью страховки командование РККА стремилось не допускать концентрации бывших офицеров в частях, а также отправляло их не на те фронты, где они были взяты в плен. Кроме того, в войска отправлялись и различные технические специалисты - авиаторы, артиллеристы, инженеры, железнодорожники - в том числе и кадровые офицеры. Что касается кадровых военных и офицеров генштаба, то здесь ситуация была несколько иной. Последние - в связи с острым дефицитом подобных специалистов - брались на особый учет и по максимуму использовались по своей специальности в высших штабах, тем более что организовать там политический контроль было заметно проще. Просто кадровые офицеры - в силу их опыта и знаний являвшиеся также ценным элементом, использовались как правило на преподавательских должностях. В-третьих, по всей видимости наибольшее количество бывших офицеров досталось Красной армии от колчаковской армии, что объясняется следующими причинами. Разгром колчаковских войск произошел все-таки раньше, чем на Юге, и у пленного офицера колчаковской армии было больше шансов послужить в РККА и поучаствовать в боевых действиях на ее стороне. При этом на Юге проще было избежать плена - либо эмигрировав (на Кавказ либо через Черное море),либо эвакуировавшись в Крым. При том, что на Востоке России, чтобы избежать плена, нужно было пройти тысячи километров зимой через всю Сибирь. Кроме того, на офицерский корпус сибирских армий заметно уступал по своему качеству офицерскому корпусу ВСЮР - вторым досталось гораздо больше кадровых офицеров, как и идейных офицеров военного времени - поскольку бежать к белым на Юг все-таки было гораздо проще, да и концентрация населения на Юге и в Центральной России была в разы выше, чем в Сибири. Соответственно сибирские белые армии, имя малое количество офицеров вообще, не говоря уже о кадровых - вынуждены были более активно занимать мобилизацией, в том числе и насильной. И в их армии попадало заметно больше как нежелающих служить, так и просто противников белого движения, часто перебегавших к красным - так что руководство РККА с гораздо меньшей опаской могло использовать этих офицеров в своих интересах.
С окончанием гражданской войны РККА встала перед необходимостью серьезного сокращения - с 5,5 млн. ее численность постепенно была доведена до 562 тыс. человек. Естественно, сокращалась и численность командно-начальствующего состава, хотя и в меньшей степени - со 130 тысяч человек до примерно 50 тысяч. Естественно, встав перед необходимостью сокращения комсостава, в первую очередь руководство страны и армии стало увольнять именно бывших белых офицеров, отдавая приоритет таким же офицерам, но служившим в Красной армии изначально, а также молодым краскомам, занимавшим как правило более низкие должности - уровня командиров взводов и рот. Из числа бывших белых офицеров в армии оставлялась только наиболее ценная их часть - офицеры генштаба, генералы, а также специалисты технических родов войск (авиация, артиллерия, инженерные войска).
В этой связи можно привести следующий документ - "Приказание командующего войсками Московского военного округа о порядке оставления на службе в РККА и увольнении бывших белогвардейских офицеров", от 9 марта 1922 г.:
"Передается [для] исполнения приказание МВО сего года 121/12: "Ввиду того, что срок предоставления ходатайств [об] оставлении [на] службе быв[ших] белых [в] порядке приказа РВСР 1128/202/с истек 15 декабря 1921 года, комвойсками приказал [под] личной ответственность командиров частей, губвоенкомов немедленно произвести самую тщательную проверку правильности пребывания [на] службе [в] Красной Армии лиц командного и административного состава [из] числа бывших белых и представить [в] командный отдел военно-окружного штаба не позднее 15 марта 1922 года: Первое, списки всех бывших белых оставленных [на] военной службе [на] основании примечания [к] пункту 1-му приказа РВСР 1128/202, совсекретно 1921 года, [с] указанием специальности, причем специалистами надлежит считать только тех бывш[их] белых, кои получили высшее-военное образование, или лиц [с] редкой технической подготовкой, а именно: оружейные мастера, артиллерийские техники, пиротехники, военные топографы. Второе, списки всех бывш[их] белых, [в] оставлении коих [на] военной службе были возбуждены ходатайства [в] порядке пункта второго приказа РВСР 1128/202, совсекретно 1921 года, и временно задержанных впредь [до] рассмотрения РВСР ходатайств [о] разрешении командующего войсками. [В] списках надлежит указывать, когда, куда, за каким номером ходатайство было направлено, когда разрешено оставление. Все бывш[ие] белые, кои не подлежат действию примечания [к] пункту первому приказа РВСР 1128/202, совсекретно 1921 года, или [в] оставлении коих не были возбуждены соответствующие ходатайства [в] порядке пункта второго того же приказа, должны быть немедленно уволены [в] бессрочный отпуск [в] порядке означенного приказа. [О] числе подлежащих увольнению, как незаконно находящихся [на] службе [в] Красной Армии, донести [к] тому же сроку. Действие настоящего приказания довести [по] телеграфу.
Наштаокр Алафузо
Ком-штаба Крюков.
9 Марта 1922 года. 250104". [33]
Из данного документа хорошо видно, что в соответствии с приказом РВСР Љ1128/202/с бывших белых офицеров разрешалось оставлять в армии в следующих случаях - либо лиц "с высшим военным образованием" и "редкой технической подготовкой" ("а именно: оружейных мастеров, артиллерийских техников, пиротехников, военные топографов"), либо по особым ходатайствам - по всей видимости хорошо зарекомендовавших себя на службе в РККА или оказавшихся в белых армиях случайно, как те же Шапкин, Говоров, Яновский и др.
Увольнение белых офицеров из армии началось еще в ходе гражданской войны, впрочем одновременно с демобилизацией краскомов - с декабря 1920 года по сентябрь 1921 года из армии было уволено 10 935 человек командного состава и плюсом к ним 6 000 бывших белых офицеров[34]. В целом в результате перехода армии на мирное положение из 14 тысяч офицеров в 1923 году в ней осталось лишь 1975 бывших белых, при этом процесс их сокращения продолжался и дальше, одновременно с сокращением самой армии. Последняя с 5 с лишним миллионов была сокращена сначала до 1,6 млн. человек на 1.01.1922, затем последовательно до 1,2 млн. человек, до 825 000, 800 000, 600 000 - естественно параллельно шел и процесс сокращения численности комсостава, в том числе и бывших белых офицеров, чья численность на 1.01.1924 составляла 837 человек[35]. Наконец в 1924 году численность вооруженных сил была зафиксирована на уровне в 562 тыс. чел., из них для собственно армии 529 865 чел, и одновременно прошел очередной процесс переаттестации командного состава, в ходе которого проверку прошло 50 тыс. командиров. Тогда было уволено 7 447 человек (15% к числу проверенных), вместе с ВУЗами и флотом число уволенных достигло 10 тыс. человек, а демобилизация проходила "по трем основным признакам: 1) политически неблагонадежный элемент и бывшие белые офицеры, 2) технически неподготовленные и не представляющие особой ценности для армии, 3) перешедшие возрастные предельные сроки". Соответственно уволенные 10 тыс. командиров по данным признакам делились следующим образом: 1-й признак -9%, 2-й признак - 50%, 3-й признак - 41%. Таким образом - по политическим причинам в 1924 году было уволено из армии и флота около 900 командиров. Далеко не все из них были белыми офицерами, а часть служила на флоте и в военно-учебных заведениях, поскольку последних уже на начало 1924 года в армии насчитывалось 837 человек, а к 01.01.1925 в РККА осталось 397 бывших белых офицеров[36]. Повторюсь, оставлялись в армии как правило либо технически специалисты, либо квалифицированные военспецы из числа генералов и офицеров генштаба - что кстати возмущало некоторых красных военачальников.
Так, в весьма эмоциональном письме группы командиров Красной Армии от 10 февраля 1924 года отмечалось следующее: "в строевых низших частях произведена чистка командного состава, не только враждебного элемента, но даже сомнительного, сознательно или несознательно запятнавшего себя либо службой в белых армиях, либо пребыванием на территориях белых. Вычищалась и выбрасывалась молодежь, зачастую крестьянского и пролетарского происхождения из числа прапорщиков военного времени; молодежь, которая своим пребыванием после белых армий в частях нашей Красной, на фронтах против тех же белых не могла этим самым искупить своей ошибки или преступления, совершенного зачастую по несознательности в прошлом". И в то же время "все заслуженные, выхоленные выходцы из буржуазного и аристократического мира, бывшие идейные руководители царской Армии генералы остались на своих местах, а иногда даже с повышением. Контрреволюционеры и идейные руководители белогвардейщины, вешавшие и расстреливавшие сотнями и тысячами пролетариат и коммунистов в период гражданской войны, опираясь на поддержку своих старых товарищей по царской академии или родственные связи со спецами, засевшими в наших главках или Управлениях, свили себе прочное, хорошо забронированное осиное гнездо в самом сердце Красной Армии, ее центрально-организационных и учебных аппаратах Штаба Р.К.К.А., ГУВУЗ, ГАУ, ГВИУ, ШТАБ ФЛОТА, Академии, ВАК, Выстрел и Редакциях нашей Военно-научной мысли, которые в их безраздельной власти и под их тлетворным и идеологическим влияниемв"[37].
Безусловно, "идейных руководителей белогвардейщины, вешавших и расстреливавших сотнями и тысячами пролетариат и коммунистов в период гражданской войн", среди высшего командного и преподавательского состава РККА было не так уж и много (из числа таковых на ум приходит разве что Слащев), но тем не менее данное письмо свидетельствует о том, что присутствие бывших белых офицеров было весьма заметно. Среди них были как пленные белые офицеры, так и эмигранты, как тот же Слащев и вернувшиеся с ним полковник Мильковский А.С. (инспектор артиллерии Крымского корпуса Я.А. Слащова, после возвращения в Россию состоял для особых поручений 1-го разряда инспекции артиллерии и бронесил РККА) и полковник Генштаба Лазарев Б.П. (в Белой армии генерал-майор). В 1921 году из эмиграции вернулись подполковник Загородний М.А., в РККА преподававший в Одесской артиллерийской школе, и полковник Зеленин П.Е., в 1921-25 гг. комбат, а затем начальник 13-й Одесской пехотной школы, возглавлявший командные курсы в РККА еще в Гражданскую войну, но после занятия Одессы белыми оставшийся на месте и с ними же потом эвакуировавшийся в Болгарию. Бывший полковник Иваненко С.Е., в Добровольческой армии с 1918 года, некоторое время командовавший сводным полком 15-й пехотной дивизии, вернулся из эмиграции из Польши в 1922 году и до 1929 года преподававший в Одесской артшколе. В апреле 1923 года в СССР вернулся генерал-майор Генштаба Е.С. Гамченко, с июня 1918 г. служивший в армиях гетмана Скоропадского и УНР, и в 1922 году подавший в советское посольство заявление с просьбой разрешить вернуться на родину - по возвращении он преподавал в Иркутской и Сумской пехотных школах, а также в школе им. Каменева. Вообще, что касается эмигрантов в РККА, у Минакова приводится следующее небезынтересное мнение бывшего полковника старой армии и командира дивизии в армии красной В.И. Солодухин, который "на вопрос об отношении комсостава РККА к возвращению офицеров из эмиграции в Россию дал весьма примечательный ответ: "Новый коммунистический состав отнесся бы хорошо, но старый офицерский состав - явно враждебно". Он объяснял это тем, "что оценивая эмиграцию высоко с точки зрения умственной и зная, что в Красной Армии даже бывший белогвардеец может хорошо пойти, боялись бы его ранее всего как конкурента, а кроме того, +в каждом переходящем они видели бы прямого предателя...""[38].
Отдельно можно отметить белых офицеров и генералов, эмигрировавших в Китай и вернувшихся в Россию из Китая в 20-е и 30-е годы. Так например в 1933 году, вместе со своим братом, генерал-майором А.Т. Сукиным, выехал в СССР полковник Генштаба старой армии Сукин Николай Тимофеевич, в белых армиях генерал-лейтенант, участник Сибирского Ледяного похода, летом 1920 временно занимал пост начальника штаба главкома всеми вооруженными силами Российской Восточной окраины, в СССР работал преподавателем военных дисциплин. Некоторые из них еще в Китае начали работать на СССР, как например полковник старой армии, в колчаковской армии генерал-майор Тонких И.В. - в 1920 в вооруженных силах Российской Восточной окраины занимал пост начальника штаба походного атамана, в 1925 г. проживал в Пекине. В 1927 г. он являлся сотрудником военного атташе полномочного представительства СССР в Китае, 06.04.1927 был арестован китайскими властями в ходе налета на помещение полпредства в Пекине, и вероятно после этого вернулся в СССР. Также еще в Китае с Красной армией начал сотрудничать и еще один высокопоставленный офицер белой армии, также участник Сибирского Ледяного похода, Алексей Николаевич Шелавин. Забавно, но вот как описывает встречу с ним Казанин, приехавший в штаб Блюхера в Китае в качестве переводчика: "В приемной стоял длинный стол, накрытый к завтраку. За столом сидел подтянутый седеющий военный и с аппетитом ел из полной тарелки овсяную кашу. В такой духоте есть горячую кашу казалось мне героическим подвигом. А он, не довольствуясь этим, взял из миски три яйца всмятку и выпустил их на кашу. Все это он полил консервированным молоком и густо посыпал сахаром. Я был настолько загипнотизирован завидным аппетитом старого военного (скоро я узнал, что это был царский генерал Шалавин, перешедший на советскую службу), что Блюхера я увидел только, когда он уже стоял совсем передо мной"[39]. Казанин в своих мемуарах не упомянул, что Шелавин был не просто царским, а белым генералом, в общем-то в царской армии он был лишь полковником Генштаба. Участник русско-японской и мировой войн, в колчаковской армии он занимал должности начальника штаба Омского военного округа и 1-го Сводного Сибирского (впоследствии 4-го Сибирского) корпуса, участвовал в Сибирском Ледяном походе, служил в Вооруженных силах Российской Восточной окраины и Приамурского Временного правительства, затем эмигрировал в Китай. Уже в Китае он начал сотрудничать с советской военной разведкой (под псевдонимом Руднев), в 1925-1926 - военный советник Хэнаньской группы, преподаватель военной школы Вампу; 1926-1927 - в штабе Гуанчжоуской группы, помогал Блюхеру эвакуироваться из Китая и сам также вернулся в СССР в 1927 году.
Возвращаясь к вопросу о большом количестве бывших белых офицеров на преподавательских должностях и в центральном аппарате - в Докладе бюро ячеек Военной Академии от 18 февраля 1924 года отмечалось, что "количество бывших офицеров Генерального штаба по сравнению с количеством их в армии во время гражданской войны значительно увеличилось"[40]. Безусловно это было следствием их роста во многом за счет именно пленных белых офицеров. Поскольку генштабисты представляли собой наиболее квалифицированную и ценную часть офицерского корпуса старой армии, то руководство РККА стремилось максимально привлекать их на службу, в том числе и из числа бывших белогвардейцев. Здесь же необходимо отметить и то, что бывшие генштабисты представляли собой особую корпорацию внутри старой армии, весьма сплоченную и со своими взаимоотношениями - нарушить которые часто не могло даже нахождение по разные стороны фронта. Так, в уже упоминавшихся выше дневниках офицера полевой ставки Русской армии ген. Врангеля А.А.Валентинова упоминался следующий эпизод, связанный с попаданием в плен к белым красного военлета, бывшего капитана Генштаба и будущего генерала советских ВВС М.П.Строева: "... Строев был у них авиоглавом. Опустился он под Тихорецкой в наше расположение несомненно по ошибке, так как наши акции в те дни с неудержимой быстротой катились уже к Новороссийску, и никаких надежд на исправление дел у Строева быть не могло. Да и он сам не скрывал происшедшей ошибки. Несмотря на это, когда его привели в поезд ставки и ввели в вагон оперативного отделения, некоторые офицеры генштаба (коллеги, кажется, по выпуску) встретили его оживленными восклицаниями, а капитан Г. даже бросился ему на шею. Делу был придан такой вид, будто Строев опустился к нам нарочно. Ротмистр кн. К. (офицер для поручений при ген. Деникине), ошеломленный происшедшим, допустил несколько очень резких выражений по адресу генштаба. Об инциденте доложили ген. Деникину, указав, что Строев опустился нарочно. Ген. Деникин тотчас же уволил 70-летнего князя К. без прощения. Позже вина Строева была доказана."[41] Показательно отношение к нему белых офицеров Генштаба - и нет никакого сомнения, что представители этой корпорации, служившие у красных, точно так же относились к своим "белым" коллегам, попавшим в плен к красным и всячески помогали им. В том числе и устроится на службе в РККА, благо специалисты такого рода были в крайнем дефиците. В итоге, можно назвать целый ряд генералов и офицеров с высшим военным образованием, полученным в старой армии, участников Белого движения, служивших в РККА в разное время в двадцатые годы:
Артамонов Николай Николаевич, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, генерал-майор старой армии, служил в армии Колчака;
Ахвердов (Ахвердян) Иван Васильевич, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, ген-майор старой армии, с 05.1918 военный министр Армении, ген-лейтенант армянской армии, 1919, служил в РККА после возвращения из эмиграции;
Базаревский Александр Халильевич, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, полковник старой армии, служил на различных штабных должностях в армиях адм. Колчака;
Баковец Илья Григорьевич, ускоренный курс Академии Генерального штаба (2 класса), подполковник старой армии, служил в армии гетмана Скоропадского и у Деникина;
Баранович Всеволод Михайлович, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, полковник старой армии, служил в армиях Колчака;
Батрук Александр Иванович, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, капитан старой армии, в 1918 в гетманской армии и с 1919 во ВСЮР;
Беловский Алексей Петрович, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, полковник старой армии, служил у Колчака;
Бойко Андрей Миронович, ускоренный курс Академии Генерального штаба (1917), капитан(?), в 1919 служил в Кубанской армии ВСЮР;
Брылкин (Брилкин) Александр Дмитриевич, Военно-юридическая академия, генерал-майор старой армии, служил в армии гетмана Скоропадского и Добровольческой армии;
Буров А. - Академия Генерального штаба, подполковник, участник Белого движения
Василенко Матвей Иванович, ускоренный курс Академии Генерального штаба (1917). Штабс-капитан (по другим данным подполковник) старой армии. Участник Белого движения.
Власенко Александр Николаевич, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, кадровый офицер, по всей видимости служил в белых армиях (с 1 июня 1920 года слушал повторные курсы "для бывших белых")
Вольский Андрей Иосифович, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, капитан старой армии, служил в армии УНР и во ВСЮР;
Высоцкий Иван Витольдович, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, капитан старой армии, служил в различных белых армиях;
Гамченко Евгений Спиридонович, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, ген-майор старой армии, служил в армии УНР, в РККА служил после возвращения из эмиграции;
Грузинский Илья Григорьевич, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, генерал-майор старой армии, служил в белых войсках Вост. Фронта;
Десино Николай Николаевич, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, полковник старой армии, служил в армии гетмана Скоропадского
Дьяковский Михаил Михайлович, ускоренный курс Академии Генерального штаба, штабс-капитан старой армии, служил во ВСЮР;
Жолтиков Александр Семенович, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, генерал-майор старой армии, служил у Колчака;
Зиневич Бронислав Михайлович, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, полковник старой армии, у Колчака генерал-майор;
Загородний Михаил Андрианович, ускоренный курс Академии Генерального штаба, подполковник старой армии, служил в армии гетмана Скоропадского и во ВСЮР;
Какурин Николай Евгеньевич, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, полковник старой армии, служил в Украинской Галицийской армии;
Карликов Вячеслав Александрович, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, генерал-майор старой армии, в армии Колчака генерал-лейтенант
Карум Леонд Сергеевич, Александровская военно-юридическая академия, капитан старой армии, служил в армии гетмана Скоропадского, во ВСЮР и в Русской армии ген. Врангеля;
Кедрин Владимир Иванович, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, генерал-майор старой армии, служил у Колчака;
Коханов Николай Васильевич, Николаевская инженерная академия, ординарный профессор Академии Генерального штаба и экстраординарный профессор Николаевской инженерной академии, полковник старой армии, служил у Колчака;
Кутателадзе Георгий Николаевич, ускоренный курс Академии Генерального штаба, капитан старой армии, некоторое время в Грузии служил в национальной армии;
Лазарев Борис Петрович, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, полковник старой армии, в Добровольческой армии ген-майор, вернулся вместе с генералом Слащевым в СССР;
Лебедев Михаил Васильевич, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, генерал-майор старой армии, служил в армии УНР и во ВСЮР;
Леонов Гавриил Васильевич, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, подполковник старой армии, у Колчака генерал-майор;
Лигнау Александр Георгиевич, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, ген-майор старой армии, служил в гетманской армии и у Колчака;
Мильковский Александр Степанович, полковник старой армии, участник белого движения, вернулся в Советскую Россию с Я.А. Слащевым;
Морозов Николай Аполлонович, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, полковник старой армии, служил во ВСЮР;
Моторный Владимир Иванович, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, подполковник старой армии, участник белого движения;
Мясников Василий Емельянович, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, генерал-майор старой армии, служил у Колчака;
Мясоедов Дмитрий Николаевич, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, полковник старой армии, в армии Колчака генера-майор;
Нацвалов Антон Романович, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, полковник старой армии, служил в грузинской армии;
Оберюхтин Виктор Иванович, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, капитан старой армии, в армии Колчака полковник и генерал-майор;
Павлов Никифор Дамианович, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, ген-майор старой армии, служил у Колчака;
Плазовский Роман Антонович, Михайловская артиллерийская академия, полковник старой армии, служил у Колчака;
Попов Виктор Лукич, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, полковник, ?старой армии, участник белого движения;
Попов Владимир Васильевич, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, капитан старой армии, во ВСЮР полковник;
Де-Роберти Николай Александрович, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, подполковник старой армии, служил в Добровольческой армии и ВСЮР;
Слащев Яков Александрович, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, полковник старой и генерал-лейтенант белой армий.
Суворов Андрей Николаевич, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, генерал-майор старой армии, имеются косвенные свидетельства о службе в белых армиях - в РККА служил с 1920 года, а в 1930-м году был арестован по делу бывших офицеров;
Сокиро-Яхонтов Виктор Николаевич, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, генерал-майор старой армии, служил в армии УНР;
Соколов Василий Николаевич, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, подполковник старой армии, служил в армии адмирала Колчака;
Стааль Герман Фердинандович, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, ген-майор старой армии, в 1918 служил в армии гетмана Скоропадского;
Тамручи Владимир Степанович, ускоренный курс Академии Генерального штаба, капитан (штабс-капитан?) старой армии, служил в армии Армянской республики;
Толмачев Касьян Васильевич, учился в Академии Генерального штаба (курс не закончил), капитан старой армии, служил в армии гетмана Скоропадского и во ВСЮР;
Шелавин Алексей Николаевич, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, полковник в старой армии и генерал-майор у Колчака;
Шильдбах Константин Константинович, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, генерал-майор старой армии, в 1918 служил в армии гетмана Скоропадского, позднее состоял на учете в Добровольческой армии;
Энглер Николай Владимирович, Николаевская Военная Академия Генерального штаба, ротмистр, у Кавтарадзе - капитан старой армии, участник белого движения.
Яновский Александр Яковлевич, ускоренный курс Академии Генерального штаба, капитан, в деникинской армии с сентября по декабрь 1919 года (кстати, в белой армии служил и его брат, П.Я. Яновский);
Несколько позже, в 30-е годы в РККА начали свою службу полковники старой армии Свиньин Владимир Андреевич - окончил Николаевскую инженерную академию, в армии Колчака генерал-майор, и упоминавшийся выше Сукин Н.Т., окончил Академию Генерального штаба, в армии Колчака генерал-лейтенант. Дополнительно к вышеперечисленным офицерам и генералам можно упомянуть и не имевших высшего военного образования высокопоставленных военачальников белых и национальных армий, служивших в РККА - таких как бывший генерал-майор Секретев Александр Степанович, участник белого движения, одного из лучших боевых командиров Первой мировой генерала от артиллерии Мехмандарова (занимал пост военного министра Азербайджанской республики) и генерал-лейтенанта старой армии Шихлинского (занимал в мусаватистском правительстве пост помощника военного министра, произведен в генералы от артиллерии Азербайджанской армии) - в СССР персональный пенсионер и автор воспоминаний, умер в Баку в 40-х годах.
Что касается прочих белых офицеров, в первую очередь офицеров военного времени, составлявших в 20-е годы основную массу комсостава запаса, то необходимо отметить лояльное отношение, отсутствие идеологической зашоренности, а также прагматичный подход армейского руководства к ним. Последнее понимало, что большАя часть офицеров белых армий, служила в них зачастую по мобилизации и без особого желания, а впоследствии многие реабилитировали себя службой в Красной армии. Понимая и то, что как обладающие военной подготовкой и боевым опытом, они представляли собой особую ценность как комсостав запаса, руководство РККА прилагало усилия к нормализации их существования в гражданской жизни: "Существующая безработица и предубежденное отношение к ним со стороны наркоматов и других советских организаций, подозревающих их в политической неблагонадежности, что не обосновано и по существу неверно, приводит к отказам в службе. В частности, большинство лиц 1 категории (бывшие белые) отнюдь не могут считаться белыми в настоящем значении этого слова. Все они служили лояльно, но дальнейшее их оставление в армии, особенно в связи с переходом к единоначалию, просто нецелесообразно. По имеющимся сведениям, большинство демобилизованных влачит жалкое существование..."[42]. По мнению Фрунзе, многие из уволенных, пробывшие в армии "по несколько лет" и имеющие опыт гражданской войны, являлись "резервом на случай войны", в связи с чем он полагал, что забота о материальном положении уволенных из армии должна стать предметом внимания не только военных, но и гражданских органов. Считая, что "надлежащее разрешение этого вопроса выходит за пределы Военведа и имеет большое политическое значение", Фрунзе от имени РВС СССР просил ЦК дать "директиву по партийной линии". Вопрос был снова поставлен Фрунзе на заседании РВС 22.12.1924 года, для решения вопроса была даже создана специальная комиссия СНК СССР.
Леонид Сергеевич Карум, кадровый офицер царской армии и командир Рабоче-Крестьянской Красной армии, между двумя этими фотографиями его жизнь претерпела серьезные изменения: он успел послужить в армии гетмана Скоропадского, русской армии ген. Врангеля, и будучи родственником известного писателя М.Булгакова, оказался запечатлен и в литературе, став прототипом Тальберга в романе "Белая гвардия".
При этом руководство РККА постоянно следило за проблемами бывших белых офицеров и постоянно поднимало эту тему - в частности в докладной записке начальника ГУ РККА В.Н. Левичева в РВС СССР о подготовке командного состава запаса, отмечалось: "в особенности тяжелое положение [в отношении] бывших белых офицеров+ Нужно иметь в виду, что эта группа бывших белых в разные периоды Гражданской войны перешла на нашу сторону и принимала участие уже в составе Красной Армии. Моральное состояние этой категории, принадлежащей по своему социальному положению в прошлом к "разночинцам", усугубляется тем, что объективно она является наиболее пострадавшей частью из представителей старого режима. Между тем, признать себя более виновным, чем та часть буржуазного класса, которая "спекулировала" из-за угла, продавали советскую власть, она не может. НЭП, развитие промышленности в общем разместили на службе и государства и частного капитала все категории интеллигентного труда, эта же часть бывшие офицеры, вырванные с 1914 года из производства, потеряла всякую квалификацию в мирном труде, и, конечно, не может пользоваться спросом, как на "спецов" и, в добавок всего, носит марку бывших офицеров". Отмечая недостаточное внимание к проблемам комсостава запаса (в значительной степени представленного бывшими белыми офицерами - так, что касается бывших белогвардейцев, "офицеров и чиновников из числа военнопленных и перебежчиков белых армий и проживавших на территории этих армий", то из числа состоявших на особом учете ОГПУ на 1 сентября 1924 г. 50 900 человек к 1 сентября 1926 г. 32 000 были сняты с особого учета и перечислены в запас РККА), как со стороны местных партийных органов, так и со стороны уездных военкоматов, и считая, "что острота положения и важность проблемы советской подготовки комсостава запаса к войне требует вмешательства ЦК партии", ГУ РККА предложило целый ряд мероприятий для решения указанного вопроса. Речь шла о бронировании должностей в гражданских наркоматах, а также о предоставлении командирам запаса преимуществ при устройстве в качестве преподавателей в гражданские ВУЗы, о постоянном контроле за трудоустройством безработного начсостава и материальной помощи последнему, наблюдении за политической и военной подготовленностью запаса, а также о снятии с учета бывших белых командиров, состоявших в рядах РККА не менее года. Важность трудоустройства бывших командиров была связана с тем, что, как отмечалось в документах того времени, "на почве материальной необеспеченности легко создается отрицательное отношение к призыву в Красную Армию. Это заставляет обратить внимание на улучшение материального положения нашего запаса, в противном случае при мобилизации вольется в ряды армии относительно большой процент недовольных"[43]. В январе 1927 года, после того, как инструкцией по выборам в советы большая часть комсостава запаса, а именно бывшие белые, не служившие в Красной Армии, была лишена участия в выборах, Командное управление ГУ РККА, отмечая, что "количественный недостаток запаса заставляет рассчитывать и на привлечение, правда с некоторой осмотрительностью, и этой группы", а лишение ее "избирательных прав идет вразрез с этим намерением", потребовало "дополнить инструкцию по перевыборам в советы указанием, что избирательных прав лишаются только бывшие белые, не снятые с особого учета ОГПУ, считая, что лица, снятые с него и включенные в ресурсы запаса, уже достаточно профильтрованы и как источник будущего пополнения армии должны пользоваться всеми правами граждан Союза"[44].
Сухие выдержки из документов относительно здесь можно разнообразить яркими и запоминающими иллюстрациями. Вот как описываются типичные представители комсостава запаса из числа бывших белых или проживавших на "белых" территориях в статье Зефирова, работавшего в составе комиссии по переучету комсостава запаса в 1925 году, в журнале "Война и революция":
"Распространенной группой командного состава являются быв. офицеры, не служившие ни в белой, ни в Красной Армии, а проживавшие на территории белых и всю гражданскую войну работавшие по своей мирной профессии в качестве учителя, агронома или же на железной дороге. Внешний вид и психология лиц этой категории, применяя к ним старую военную терминологию, совершенно "гражданские". О военной службе они вспоминать не любят, а свой офицерский чин искренно считают за неприятную случайность, так как в военное училище они попали исключительно благодаря своему общему образованию. Теперь они с головой погрузились в свою специальность, ею горячо интересуются, военное же дело совершенно позабывали и к изучению его желания не обнаруживают.
С большей яркостью, нежели предыдущая группа, в памяти представляется тип быв офицера, служившего в старой и белой армии. Горячий темперамент не позволил ему окончить полностью среднее учебное заведение и он добровольно пошел спасать" Россию от тевтонского нашествия. По окончании военного училище он был отправлен на фронт, где, кроме ранений, получил и красивые ордена за |боевые отличия".
С раскатами гражданской войны он поступил в армию белых генералов, с которыми разделил их бесславную участь. Гнусная вакханалия и спекуляция на его же крови этих |спасителей веры и отечества" разочаровали его в красивых фразах о единой и неделимой" и сдача в плен на милость победителя была |лебединой песнею" его донкихотских мечтаний. Дальше следует состояние на особым учете и скромная служба счетоводом в бухгалтерии рудника. Теперь он, по всей вероятности, искренно хотел бы служить в Красной Армии, но его прошлое заставляет быть осторожным в его предназначении и он берется на учет по последней очереди запаса.
Очень похожий на только что обрисованную группу автор относит также и быв офицеров, служивших во всех трех армиях, т. е. в старой, в белой и Красной. Судьба этих лиц во многом похожа на судьбу предыдущих, с той разницей, что они скорее первых осознали свое заблуждение и в боях со своими недавними единомышленниками в значительной степени искупили свою вину перед Красной Армией. Из Красной Армии они демобилизовались в 21 22 году и теперь служат на рядовых должностях в советских учреждениях и предприятиях"[45].
Возвращаясь к бывшим белым офицерам, оставшимся на службе в РККА и их судьбам, сложно пройти мимо репрессивных мероприятий в их отношении. Сразу по окончании гражданской войны жесткие репрессии в отношении служивших в Красной армии бывших белых офицеров носили скорее единичный характер. Так например генерал-майор Генштаба Вихирев А.А., 6 июня 1922 года был арестован ГПУ, под арестом находился на 01.03.1923 года, и был исключен из списков РККА в 1924 году, капитан Генштаба Гакенберг Л.А. (в правительстве Колчака председатель военно-экономического общества) был приглашен на работу в Всероглавштаб, однако в Москве в июне 1920 года арестован и заключен в Бутырскую тюрьму, полковник Генштаба Зиневич Б.М., в декабре будучи начальником гарнизона Красноярска, сдавший город красным и занимавший в РККА должность помощника инспектора пехоты при помглавкоме по Сибири, был арестован в ноябре 1921 года и чрезвычайной тройкой представительства ВЧК по Сибири по обвинению за службу у Колчака был приговорен к заключению в концлагерь до обмена с Польшей, генерал-майор Слесарев К.М., начальник Оренбургского казачьего училища с 1908 года, в том числе и при Колчаке, после разгрома войск последнего служил в РККА начальником школы курсантов комсостава в Омске, но в марте 1921, во время антибольшевистского восстания в Западной Сибири, был арестован и расстрелян по обвинению в пособничестве повстанцам, кадровый пограничник Белавин В.П., демобилизованный в июле 1921 года - 21 июня 1924 года он был арестован по обвинениям "в активном участии в работе контрреволюционной организации "кадровых русских офицеров", созданной Врангелем" и "в сборе секретных военных сведений про расквартирование Красной армии, которые передавал в центральную организацию через польское консульство", а 4 июля 1925 года военным трибуналом 14-го стрелкового корпуса приговорен к расстрелу и расстрелян. В 1923-м году во время дела военных топографов арестовывался и генерал Павлов Н.Д., однако вскоре он был освобожден и до своей смерти работал профессором в Омске. Впрочем, основная масса офицеров была просто уволена во время массовых сокращений в армии и зачислена в запас. Оставались же как правило прошедшие проверки из числа либо ценных специалистов (генштабисты, летчики, артиллеристы и инженеры), либо доказавшие свою нужность и преданность советской власти и проявившие себя в боях на стороне Красной армии строевые и штабные командиры.
Следующая после 1923-24 гг. волна чисток и репрессий прошла на рубеже десятилетий, в 1929-1932 гг. Это время характеризовалось сочетанием напряженной внешнеполитической обстановки ("Военная тревога" 1930 года) с осложнением внутриполитической ситуации, связанным с сопротивлением крестьянского населения коллективизации. Стремясь укрепить свою власть и нейтрализовать внутриполитических противников, реальных и потенциальных - по мнению партийного руководства - последнее предприняло ряд репрессивных мер. Именно в это время раскручивается знаменитое дело "Промпартии" в отношении гражданских лиц и операция "Весна" в отношении военнослужащих, а также бывших офицеров. Естественно, последняя затронула и бывших белых офицеров, в частности из приведенного выше списка белых генштабистов кто-то был уволен и в 1923-24 гг. (как например Артамонов Н.Н., Павлов Н.Д.), но значительная часть была задета делом "Весна"и сопутствующими репрессиями - Базаревский, Батрук, Высоцкий, Гамченко, Какурин, Кедрин, Коханов, Лигнау, Морозов, Моторный, Секретев, Соколов, Шильдбах, Энглер, Сокиро-Яхонтов. И если Базаревский, Высоцкий, Лигнау были освобождены и восстановлены в армии, то к другим судьба была менее благосклонной - Батрук, Гамченко, Моторный, Секретев и Соколов были приговорены к ВМН, а Какурин умер в тюрьме в 1936 году. Во время "Весны" был расстрелян и брат А.Я. Яновского, П.Я. Яновский - оба они служили в Белой армии.
Вообще тема "Весны" малоизученна сегодня, а масштабы операции несколько преувеличены, хотя ее вполне можно назвать прологом к репрессиям военных конца 30-х годов. Что касается ее масштабов, то их можно ориентировочно оценить на примере Украины - где масштабы репрессивных мероприятий среди военных были наибольшими (Украине по массовости арестов по всей видимости уступали даже Москва с Ленинградом). Согласно подготовленной ОГПУ в июле 1931 года справки через Судтройку и Коллегию ОГПУ по делу "Весна" прошло арестованных по делу "Весна" 2014 чел., в том числе: военнослужащих 305 чел. (из них 71 военрук и преподаватель военных предметов в гражданских и военных заведениях), гражданских лиц 1706 чел.[46] Разумеется далеко не все из них успели послужить в белых и национальных армиях, хотя бывшие белогвардейцы, перешедшие на службу в Красную армию, встречались как среди арестованных военнослужащих, так и среди арестованных гражданских лиц. Так, среди последних насчитывалось 130 бывших белых офицеров и 39 бывших офицеров различных украинских национальных вооруженных формирований[47] - в свою очередь среди них были как и вовсе не служившие в Красной армии, так и уволенные из нее в разное время в 20-е годы[48]. Разумеется бывшие белые офицеры встречались и среди военнослужащих Красной армии, задетых "Весной", в первую очередь среди преподавателей военно-учебных заведений и военруков и преподавателей военного дела гражданских ВУЗов. То, что большая часть бывших белых офицеров была сконцентрирована не на командных, а на преподавательских должностях и в военно-учебных заведениях, бросается в глаза даже при поверхностном изучении имеющихся биографий - так, на 7 офицеров, занимавших командные должности, я нашел 36 лиц преподавательского состава либо военнослужащих военно-учебных заведений[49].
Бросается в глаза и большое количество бывших белых офицеров, преподававших в 20-е годы в школе им. Каменева, являвшуюся по своему уникальным учебным заведением для Красной армии того времени. В 20-е годы перед Красной армией наряду с подготовкой нового командного состава вплотную встала задача переподготовки и доподготовки комсостава из числа краскомов, как правило ставших командирами во время гражданской войны. Их военное образование часто ограничивалось либо учебными командами старой армии либо краткосрочными курсами времен гражданской войны и если во время войны на это приходилось закрывать глаза, после ее окончания низкий уровень военной подготовки становился просто нетерпимым. Сначала переподготовка краскомов носила стихийный характер и проходила на большом количестве разнообразных курсов с множеством учебных программ, разным уровнем подготовки преподавателей и т.д. и т.п. Стремясь упорядочить этот процессии и улучшить качество образования командиров, руководство РККА сосредоточило переподготовку в двух военно-учебных заведениях - Объединенной школе им. Каменева и на Сибирских повторных курсах. Преподавательский состав первой был представлен почти на 100% офицерами старой армии, как правило высоквалифицированными специалистами (преимущественно кадровые офицеры, среди которых нередки были генштабисты и генералы старой армии - именно там преподавали например генерал-лейтенант Генштаба старой армии Кедрин, генерал-майоры Генштаба Ольдерроге, Лебедев, Сокиро-Яхонтов, Гамченко, генерал-майоры артиллерии старой армии Блавдзевич, Дмитриевский и Шепелев, не говоря уже о генштабистах и кадровых военных в более низких званиях). Через школу имени Каменева в 20-е годы прошла значительная часть повторников[50], и многие из них занимали высшие командные должности во время Великой Отечественной войны (это например Герой Советского Союза знаменитый генерал Панфилов и многие другие военачальники)[51].
При этом среди преподавательского состава школы, как мы видели, было немало именно белых офицеров, даже среди перечисленных выше 5 генералов Генштаба четверо прошли через белые армии. Кстати и учебной частью и подбором преподавательского состава школы так же занимался кадровый офицер, успевший послужить в белой армии, и даже не в одной. Капитан старой армии Л.С. Карум - человек с неординарной судьбой. Муж сестры М.А. Булгакова, Варвары, он был выведен в романе "Белая гвардия" под именем Тальберга, не самого приятного персонажа произведения: после написания романа сестра Булгакова Варвара и ее муж даже поссорились с писателем. Капитан Карум успел окончить в старой армии Алескандровскую военно-юридическую академию, в 1918 г. служил в армии гетмана Скоропадского военным юристом (а по семейным преданиям был и вовсе адьютантом Скоропадского), в сентябре 1919 апреле 1920 гг. он - преподаватель Константиновского военного училища в Вооруженных Силах Юга России. Затем латышский консул в Русской армии генерала Врангеля, после эвакуации белых остался в Крыму, благополучно прошел проверку ЧК (поскольку укрывал большевистских подпольщиков) и перешел на советскую службу. В 1922-26 гг. он был помощником начальника, начальник учебной части Киевской объединенной школы им. Каменева - офицер небесталанный, но по всей видимости без твердых убеждений, карьерист. Вот что писалось про него в осведомительных сводках ОГПУ середины 20-х годов: "Среди преподавателей, чувствуется, много всякой "сволочи", но дело свое они, очевидно, знают и делают хорошо... Подбор преподавателей, в особенности офицерья, больше всего зависит от Карума. Карум это лиса, которая знает свое дело. Но, вероятно, нет... в школе более ненадежного человека, как Карум. В разговоре о политработе и вообще с политработниками он даже не может сдержать язвительной улыбки... Есть у него и большая склонность к карьеризму+ Учебой ворочает начальник] учеб[ной части] Карум, который много времени уделяет работе на стороне (лекции читает в гражданских ВУЗах и живет за 7 верст от школы). Сам очень толковый, способный, но все на скорость отделывает"[52]. Во время "Весны" Карум был арестован и осужден на несколько лет лагерей, после освобождения он жил в Новосибирске, где возглавил кафедру иностранных языков Новосибирского мединститута.
Возвращаясь к вопросу о бывших белых офицерах на службе в РККА - как уже упоминалось, наибольшее количество их попало в Красную армию из колчаковских войск, соответственно достаточно велика была их концентрация в Сибири. Впрочем там очищение вооруженных сил от бывших белогвардейцев по всей видимости происходило более мягким путем - путем чисток и увольнений. Один из участников форума сайта РККА в свое время выложил следующую информацию: "Весной 1929 военком Красноярска издал приказ. обязавших командиров красных частей отчитаться у кого сколько бывших белых служит. При этом была установлена планка - не более 20%, остальных отчислить... Однако, большинство командиров проигнорировало приказ - во многих частях белых (бывших) было больше, чем 20%... Потребовались дополнительные приказы и распоряжения, чтобы командиры отчитались. Военком вынужден даже был пригрозить, что те кто не отчитается в указанные сроки лишатся вообще всех бывших белых. Вся эта забавная переписка-приказы-распоряжения хранится в местном архиве".
Тогда же была проведена и очистка политаппарата (sic!) вооруженных сил от бывших белых офицеров. Сувениров в своей книге "Трагедия РККА" в частности пишет следующее:
"В специальной докладной записке Центральному Комитету ВКП(б) "О командном и политическом составе РККА" (май 1931 г.) Я. Б. Гамарник сообщал о проведении большой работы по тщательному выявлению и очистке политсостава от лиц, служивших хотя бы и короткие сроки (два-три месяца) в белых армиях. Всего за 1928 1930 гг. уволено было из армии 242 человека "бывших белых", в основном политруки, завбибы (заведующие библиотеками), учителя. В течение апреля мая 1931 г. проводилось увольнение (или передача в резерв) последней оставшейся группы около 150 человек, в том числе около 50 человек старшего и высшего политсостава. Кроме увольнения из армии, за 1929 1931 гг. свыше 500 человек, служивших ранее у белых, были сняты с работы на политдолжностях и переведены на административно-хозяйственную и командную работу. (Такова была специфика подбора кадров политработников в то время). Эти мероприятия, докладывал начальник Политуправления РККА, "позволили полностью очистить политсостав во всех звеньях от бывших белых""[53].
Вообще, небезынтересно отметить тот факт, что бывшие участники белого движения попадали в РККА и нелегальными путями - так на заседании Военного Совета при НКО в декабре 1934 года, начальник Особого отдела РККА М. Гай приводил следующие примеры: "Например, бывший белый офицер, прибывший нелегально из-за кордона, где он был связан с активными белоэмигрантскими центрами, по грубо подделанным документам поступил на службу в Красную армию и сумел устроиться на ответственную работу на одном из серьезнейших участков. Или другой случай: на весьма ответственной работе в центральном аппарате находился бывший начальник колчаковской контрразведки, активный белогвардеец, сумевший путем простых и несложных махинаций в документах, скрыть этот факт"[54].
Тем не менее, несмотря на репрессии начала 30-х гг., многие бывшие белые офицеры в рядах РККА присутствовали и в 30-е годы. Впрочем, мы уже видели что та же "Весна" задела несколько десятков белых офицеров, служивший в вооруженных силах, при том, что после всех чисток начала 20-х годов их оставалось в РККА около 4 сотен. К тому же многие попадали в армию, скрыв свое прошлое, кто-то призывался из запаса, да и выше упомянутая очистка политаппарата от бывших белых вела в том числе и к переводу их на командные должности. Так что и в 30-е годы бывшие белые офицеры в РККА встречались не так уж и редко. Причем не только на преподавательских должностях - как например упомянутые выше Базаревский, Высоцкий, Оберюхтин или Лигнау - но и на должностях штабных и командных. Выше уже упоминалось большое количество бывших военнослужащих белых армий в советских ВВС, встречались они и в сухопутных войсках, причем на высших командных и штабных должностях. Так например закончившие ускоренный курс АГШ в 1917 году бывший капитан М.И. Василенко занимал должность инспектора пехоты и заместителя командующего Уральского военного округа, бывший капитан Г.Н. Кутателадзе - помощника командующего Краснознаменной Кавказской армией и командира 9-го стрелкового корпуса, бывший капитан А.Я. Яновский - заместителя начальника штаба Краснознаменной Кавказской армии и заместителя начальника Управления по укомплектованию и службе войск ГУ РККА, бывший капитан (во ВСЮР полковник) В.В. Попов командовал стрелковыми дивизиями, занимал должности начальника штаба корпуса и начальника оперативного управления Киевского ВО, а затем помощника начальника Военной Инженерной Академии. Упоминавшийся ранее Т.Т.Шапкин в 20-е и 30-е годы командовал 7-й, 3-й и 20-й горнокавалерийскими дивизиями, успешно воевал с басмачами и в промежутке между командованием дивизиями закончил Военную Академию им. Фрунзе. Карьере последнего нисколько не мешало и то, что с учета (как бывший белогвардеец), он был снят только в начале 30-х годов. Окончивший в 1905 году Николаевскую инженерную академию полковник (у Колчака генерал-майор, из потомственных дворян Костромской губернии) Свиньин В.А., в кадры РККА был зачислен лишь в 1931 году и сразу же назначен заместителем начальника Особого инженерного строительства, а затем заместителем начальника инженеров Особой Краснознаменной Дальневосточной армии и начальником филиала научно-исследовательского института инженерного управления РККА в Хабаровске. За заслуги по укреплению дальневосточных границ он был награжден орденом Красной Звезды. С 1932 по 1935 год начальником инженеров Минского УРа был также бывший колчаковец, П.Т.Загорулько, как и Л.Говоров, перешедший на сторону красных еще в ходе Гражданской войны.
Строевые должности в 30-е годы занимали и бывшие петлюровцы кадровый офицер-кавалерист старой армии, штабс-ротмистр С.И.Байло, в РККА комбриг и начальник штаба 2-го кавалерийского корпуса (1932-37), доктор военных наук, награжденный двумя орденами Красного Знамени, и офицер военного времени старой армии поручик Мищук Н.И., в 30-х годах командир 3-й Бессарабской кавалерийской дивизии им. Котовского. Кстати оба последних командира в начале двадцатых были вычищены из армии, но были восстановлены в ней стараниями Котовского.
В.С. Мильбах в своей книге про репрессии комсостава ОКДВА, писал, что Мехлис в ходе поездки по Сибири и Дальнему Востоку во время конфликта на оз. Хасан, "обнаружил в войсках "значительное количество колчаковцев и бывших белых" и добивался у НКО их увольнения. Несмотря на сложность обстановки, когда на счету был каждый командир-дальневосточник, К. Е. Ворошилов поддержал идею очередной чистки"[55]. Несколько фамилий бывших белых офицеров упоминалось в ходе выступлений во время заседания Военного совета при наркоме обороны, состоявшемся 1-4 июня 1937 года, после ареста группы высокопоставленных военных (Тухачевский, Якир, Уборевич, Гамарник и др.) - как например некто Смирнов, "академик", начальник штаба 4-й кавдивизии, некто Косов (или Коссов), также бывший начальником штаба дивизии и продвигавшийся Буденным "на корпус", полковник Л.Г. Овчаренко, офицер, служивший у Скоропадского, на середину 30-х годов командир 123-го стрелкового полка 14-й дивизии (в выступлении Щаденко он ошибочно назван командиром 123-й Никопольской дивизии). Замкомвойсками БВО Апанасенко в своем выступлении упоминал некоего Лаврова (вероятно речь шла о В.С. Лаврове, начальника отдела ПВО Белорусского военного округа), бывшего ротмистра, всю Гражданскую войну просидевшего на Кубани под властью белых - Апанасенко (в общем-то вполне резонно) замечал, что маловероятно, что при ожесточении и накале Гражданской войны, бывший кавалерийский офицер, на Кубани, в одном из очагов контрреволюции, смог просто так просидеть и избежать участия в боевых действиях[56].
В учебных же заведениях белогвардейцев похоже встретить было гораздо легче, причем не только в академиях, где преподавали упомянутые в начале абзаца генштабисты. Назначенный в 1937 году помощником начальника Казанского танкотехнического училища И.Дубинский и начавший свою деятельность на новом посту с знакомства с личными делами преподавателей, в своей книге "Особый счет" искренне возмущался: "Почти за каждым тянулся свой "хвост". Один служил у Колчака, другой привлекался по делу Промпартии, третий имел брата за границей. Преподаватель Андреенков откровенно писал в 1919 году он верил, что Россию может спасти только Деникин. Под его знаменами он шел с Кубани до Орла и от Орла до Перекопа. Полковник Келлер начальник огневого цикла. Его отец, в прошлом начальник Варшавской дороги, собутыльник царя Александра III. Сын долго хранил царский портрет с именной надписью. Таковой была верхушка школы. Она обучала! Она воспитывала! Давала пример!". И чуть дальше про того же Андреенкова: "это был тот самый Андреенков, который в 1919 году свято верил, что спасти Россию может лишь Деникин, и бросился из революционной Тулы на контрреволюционный Дон, чтобы встать под белогвардейские знамена"[57]. Немало бывших белых было и среди учащихся высших военных заведений - выше уже упоминалось про большое количество бывших белых в Академии ВВС - однако немало их было и например в только что созданной Академии Генерального штаба - в Докладе Управления по командно-начальствующему составу РККА "О состоянии кадров и о задачах по подготовке кадров" от 20.11.1937 указывалось, что из 68 оставшихся на учебе в Академии Генштаба (после того как часть была переведена в войск, на преподавательские должности или вычищена из армии) - шестеро, илипочти каждый десятый, служили в белых армиях (кроме того, 1 служил в полиции, 1 - проживал на территории белых, и 4 - были в плену у белых, категория также бывшая в 30-е гг. под подозрением в связи с массовыми переходами в Гражданскую войну с одной стороны на другую и в связи с тем, что данные лица с некоторой вероятностью сами перейти к белым)[58].
Впрочем пережить 1937 год занимавшим достаточно высокие посты и имевшим подобное прошлое людям было сложно: в частности, из перечисленных выше лиц (Базаревский, Байло, Василенко, Высоцкий, Кутателадзе, Лигнау, Мищук, Оберюхтин, Попов, Шапкин, Яновский) удалось это лишь Шапкину и Яновскому.
Биография последнего, изложенная в справочнике "Комкоры", кстати очень интересна и достойна отдельного упоминания, при этом добровольность его службы в белой армии достаточно спорна. В 1907 году он начал службу в русской императорской армии, поступив в юнкерское училище, по окончании которого был произведен в подпоручики и направлен служить в крепостную артиллерию в Севастополь. Право распределения в технические части, в частности, в артиллерию, получали как правило наиболее успешные выпускники военных и юнкерских училищ. Во время службы он окончил киевские курсы иностранных языков, 2 курса Киевского коммерческого института и в июле 1913 года выдержал вступительный экзамен на геодезическое отделение Николаевской академии Генерального штаба, однако не прошел по конкурсу, и Первую мировую войну встретил командиром роты. Был дважды ранен, а в сентябре 1916 года подвергся химической атаке, и после излечения как боевой офицер отправлен в на учебу в Николаевскую академию Генштаба. С декабря 1917 года был выборным начальником штаба 21-го армейского корпуса и временным командующим, на этой должности формировал красногвардейские отряды для отражения германского наступления под Псковом, а в феврале 1918 года вступил в Красную армию. Затем он учился и преподавал в Академии Генштаба в Екатеринбурге, при этом хотя Академия почти в полном составе во главе с ее начальником генералом Андогским перешла на сторону белых, сам он эвакуировался сначала в Казань, а затем с захватом последней с группой слушателей и преподавателей смог вырваться в Москву. После этого он в должности начальника штаба 9-й стрелковой дивизии участвовал в боях на Южном фронте против войск Краснова и Деникина, но тяжело заболел и попал в плен. Помещенный в Курскую губернскую тюрьму, из последней он был освобожден по ходатайству известных по Первой мировой войне белогвардейских военачальников генерал-лейтенанта артиллерии В.Ф. Кирея и курского уездного военного начальника полковника Сахновского, видимо знавших боевого офицера. В личном деле Яновского имеются свидетельства, что он вступил в армию Деникина добровольно, однако службу он похоже саботировал. Откомандированный в г. Харьков "для отвода помещений под управление курского воинского начальника при эвакуации из Курска", обратно он не вернулся, а после освобождения Курска частями Красной армии прибыл в штаб 9-й армии, и активно участвовал в боях на завершающем этапе Гражданской войны, за что был награжден орденом Красного знамени в 1922 году. Судя по его поведению во время службы в Академии Генштаба в 1918 году, когда он остался верен советской власти, имея все возможности перейти к побеждавшим на тот момент белым, и далеко неактивной службе в частях ВСЮР в 1919 году, Яновский относился к тем 10% из числа офицеров, служивших у красных и попавших в плен к белым, которые - по словам Деникина - в первых же боях переходили назад к большевикам. В пользу этого свидетельствует и его активная служба в Красной армии, и полученный Орден Красного знамени. В межвоенный период Яновский командует стрелковыми дивизиями, занимает должности заместителя начальника штаба Краснознаменной Кавказской армии и заместителя начальника Управления по укомплектованию и службе войск ГУ РККА, преподает в Военной Академии им.Фрунзе и Академии Генштаба, во время войны командует стрелковыми корпусами, дважды ранен, после войны снова на преподавательской должности[59].
Возвращаясь к главной теме - несмотря на все волны репрессий, некоторые бывшие белые офицеры и офицеры национальных армий дожили и до Великой Отечественной войны, в ходе которой занимали высокие посты в Красной армии. Наиболее известные примеры это конечно маршалы Советского Союза Говоров и Баграмян, можно отметить и упоминавшихся выше капитанов старой армии, прошедших ускоренный курс Николаевской Академии Генштаба, А.Я. Яновского и В.С. Тамручи. Впрочем судьба второго была весьма трагична - кадровый офицер-артиллерист старой армии, он оказался одним из старейших танкистов Красной армии - с июня 1925 года он занимал должности начальников штабов отдельного и 3-го танковых полков, с 1928 года он преподает - сначала на Ленинградских бронетанковых курсах усовершенствования комсостава, затем на факультете моторизации и механизации Военно-технической академии РККА и в Военной академии механизации и моторизации РККА, после - на кафедре моторизации и механизации Военной академии РККА им. М. В. Фрунзе. В начале Великой Отечественной он начальник штаба 22-го мехкорпуса, а с гибелью командира корпуса с 24 июня он принимает на себя командование корпусом, затем начальник АБТВ (командующий БТ и МВ) Юго-Западного фронта, участвовал в Сталинградской битве и многих других операциях, но 22 мая 1943 года он арестовывается НКВД, и в 1950-м году умирает в заключении.
Наряду с упомянутыми выше военачальниками в белой армии успели послужить и другие генералы Красной армии, получившие офицерские погоны еще в старой армии. Это генерал-майоры Красной армии Зайцев Пантелеймон Александрович (прапорщик ц.а., в белой армии с декабря 1918 по февраль 1919 года), Шерстюк Гавриил Игнатьевич (прапорщик, в сентябре 1919 был мобилизован в Деникинскую армию, но бежал и возглавил партизанский отряд), в армии Грузинской демократической республики служили генерал-майоры Красной армии Купарадзе Георгий Иванович (в старой армии прапорщик и комвзвода, в РККА комроты с 1921 г.) и Микеладзе Михаил Герасимович (в старой армии подпоручик, в Грузинской армии с февраля 1919 по март 1921 г., в РККА с 1921 г. на должности комроты). C присоединением Прибалтики в РККА также попали на генеральские должности Лукас Иван Маркович, генерал-майор (в старой армии штабс-капитан и комроты, с 1918 по 1940 служил в эстонской армии - с комроты до комполка, в РККА - комполка с 1940 года,) и Карвялис Владас Антонович, генерал-майор (полковник литовской армии, в 1919 году в ее составе на рядовых должностях воевал против Красной армии). Многие представители советского генералитета служили в белых и национальных армиях на рядовых и унтер-офицерских должностях[60].
Впрочем служба всех вышеперечисленных командиров в белых армиях носила как правило эпизодический характер, как правило по мобилизации и практически никто из них не принимал участия в боевых действиях против Красной армии, более того - они стремились по возможности быстрее перейти на сторону Красной армии, часто со своими частями - как например Говоров или Шерстюк. Между тем в Красной армии воевали белые офицеры, прошедшие Гражданскую войну на белой стороне почти от звонка до звонка, как командир 4-го кавалерийского корпуса генерал-лейтенант Т.Т.Шапкин. Именно его корпус во время Сталинградской битвы связал боями наступающие немецкие войска, пытавшиеся деблокировать 6-ю армию Паулюса, и сделал возможным развертывание 2-й гвардейской армии, и как следствие - формирование прочного внешнего фронта окружения немецкой группировки. Вот как описывал Т.Т.Шапкина в своих воспоминаниях Н.С. Хрущев: "Потом к нам прибыл Тимофей Тимофеевич Шапкин, старый русский воин, человек уже в летах, среднего роста, с окладистой бородой. У него сыновья уже были не то генералы, не то полковники. Сам он служил в царской армии, воевал в Первую мировую войну. Еременко говорил мне, что он имел четыре Георгиевских креста. Одним словом, боевой человек. Когда он нам представлялся, на его груди Георгиев не было, но три или четыре ордена Красного Знамени украшали его грудь"[61]. По понятным причинам Никита Сергеевич не стал упоминать о том, что Тимофей Тимофеевич Шапкин служил не только в царской, но и в белой армии. Более того, в белой армии Шапкин служил с января 1918 года и до полного разгрома Вооруженных Сил юга России в марте 1920 года. В царской же армии Т.Т.Шапкин служил еще с 1906 года, в 8-м Донском казачьем полку, где дослужился до вахмистра. В 1916 году за боевые отличия он направляется в школу прапорщиков, а Первую мировую он заканчивает в звании подхорунжего. В январе 1918 года он мобилизован в Добровольческую армию, в мае того же года направляется в 6-й Донской казачий полк на должность командира сотни - в составе Добровольческой армии он воюет с красными под Царицыным, доходит до Курска и Воронежа, а после поражения деникинских войск отступает практически до Кубани. Лишь после полного разгрома ВСЮР, когда остатки белых войск эвакуировались в Крым, а перспективы на продолжение сопротивления были более чем туманны, Шапкин со своей сотней, уже в звании подъесаула, переходит на сторону красных. Со своим эскадроном он вливается в состав 1-й Конной армии, где позже возглавляет полк, затем бригаду и после гибели комдива-14 известного героя гражданской войны Пархоменко его дивизию. В составе Красной армии он успел повоевать на польском и врангелевском фронтах, получить за эти бои 2 ордена Красного Знамени, поучаствовать в боях с махновскими формированиями. Еще два ордена Красного Знамени (в 1929 и 1931 гг., в т.ч. один - Трудового Красного Знамени Таджикской ССР) он получил за успешные бои с басмачами - так что с орденами Красного Знамени Хрущев не ошибся - их действительно было четыре. В 20-30-е гг. Шапкин, как уже упоминалось выше, командовал горно-кавалерийскими дивизиями, в промежутках учился на ВАК и в Военной Академии им. Фрунзе, а в январе 1941 года возглавил 4-й кавалерийский корпус, с которым успешно воевал во время Великой Отечественной войны. В марте 1943 года он тяжело заболевает и умирает в госпитале в освобожденном и при его участии Ростове-на-Дону. Биография яркая и неординарная[62].
Встречались бывшие белогвардейцы и не только на генеральских должностях. У Н. Бирюкова в его дневниках, опубликованных под названием "Танки - фронту" есть например такая запись от 21 сентября 1944 года относительно командования 2-й гвардейской мехбригады: "Командир бригады полковник Худяков. В корпусе воевал. В тяжелой обстановке без соседа вперёд не идёт. Во всех остальных вопросах работает исключительно хорошо. По данным СМЕРШ, работал у белых и будто бы служил в контрразведке. СМЕРШ пока не даёт официальных данных по этому вопросу. Заместитель командира бригады - полковник Муравьёв. Беспартийный. Служил у белых. В корпусе пока не воевал. Бывают антисоветские высказывания"[63]. Более того, были и совсем уж необычные карьеры, как например Эдуард Янович Рюттель - подполковник Генштаба старой армии и участник знаменитого Сибирского Ледяного похода, в 1923 он из Харбина переехал в Эстонию, где в чине полковника служил в эстонской армии начальником Эстонской военной школы. После присоединения Эстонии к СССР в 1940 был мобилизован в Красную армию и в 1943 служил в звании полковника уже в Красной Армии в эстонском запасном батальоне.
Не очень известный факт - из десяти командующих фронтами на заключительном этапе войны (см. фото) двое военачальников имели в своем личном деле отметки о службе в белых и национальных армиях. Это маршал Говоров (во втором ряду в центре) и генерал армии, впоследствии также маршал, Баграмян (во втором ряду крайний справа).
Подытоживая тему службы бывших белых офицеров в РККА - нужно отметить, что эта тема весьма неоднозначная, к которой сложно применять черно-белые оценки. Отношение руководства страны и армии к данной категории, сколь странным это бы не показалось современному читателю, отличалось скорее прагматичностью и отсутствием какой-либо зашоренности. Использование бывших белогвардейцев на командных должностях было достаточно распространенным явлением в гражданскую войну. И хотя с окончанием Гражданской войны значительная их часть была уволена из армии (также впрочем, как и многие краскомы или бывшие военспецы - процесс был обусловлен в значительной степени почти десятикратным сокращением армии) - тем не менее на протяжении и 20-х и 30-х годов бывший "белый" генерал или офицер в Красной армии был не такой уж и диковинкой. По объективным причинам их чаще можно было встретить на преподавательских должностях (это впрочем касалось и военспецов в целом) - но отдельные представители этой группы занимали и командные - и весьма немалые - должности. Впрочем командование РККА не забывало и демобилизованных белых офицеров, уделяя их судьбе и положению в гражданской жизни достаточно много внимания. То, что среди служивших в Красной армии бывшие белые офицеры чаще встречались в военно-учебных заведениях (от военных школ до военных академий) вполне понятно: с одной стороны это объяснялось сомнениями в лояльности данной категории, с другой - поскольку в армии оставляли только наиболее ценных ее представителей, генштабистов и технических специалистов, то и наиболее рациональным было их использование для обучения других и подготовки нового комсостава. Естественно, что репрессии комсостава коснулись и бывших белых, впрочем, в гораздо большей степени они коснулись и командиров, служивших в РККА с ее основания, особенно в 1937-м году. Чем выше любой командир забирался по служебной лесенке к 1937-му году (а из числа белых офицеров в армии к этому времени ан масс оставались только действительно ценные специалисты, которые благодаря этой ценности и дефициту занимали высокие позиции), тем труднее ему было пережить этот год, особенно с отметкой о службе в Белой армии в личном деле. Тем не менее некоторые бывшие белогвардейцы-"золотопогонники" успешно воевали и в Великую Отечественную войну (одна из наиболее ярких фигур - это Тимофей Тимофеевич Шапкин). Более того - из 10 командующих фронтами весны 1945 года - по сути верхушки советской военной элиты - двое имели в своем личном деле отметку о службе в белых и национальных армиях. На долю людей, переживших то время, выпали тяжелые испытания, судьба ставила их перед необходимостью сделать сложный выбор, и наверное не нам судить принявших то или иное решение. Тем не менее, являясь военными по призванию, главной задачей они, воевавшие и на красной и на белой стороне, видели защиту своей страны. Как сказал в ответ на вопрос, как он может работать честно у красных, если победы желает белым, капитан Генерального штаба М. Алафузо, впоследствии дослужившийся в РККА до звания комкора: "Не скрою, я сочувствую белым, но никогда не пойду на подлость. Я не хочу вмешиваться в политику. У нас в штабе поработал совсем немного, а уже чувствую, что становлюсь патриотом армии... Я честный офицер русской армии и верен своему слову, а тем более клятве... Не изменю. Задача офицера, как сказано в наших уставах, защищать родину от врагов внешних и внутренних. И этот долг, если я поступил к вам на службу, я выполню честно"[64]. И именно защиту Родины своей первой и главной задачей видели офицеры, в силу сложившихся обстоятельств служившие и на Белой и на Красной стороне.
[1] вот лишь несколько выдержек из документов сборника "Директивы Главного Командования Красной Армии (1917 1920)", Москва, Воениздат, 1969 г.:
"На Южном фронте у нас ведутся решительные действия против донского казачества. Нами в настоящее время сосредоточен максимум сил для разрешения поставленных вопросов и численное превосходство сил несомненно на нашей стороне, но тем не менее боевой успех нам дается туго и лишь путем продолжительного беспрерывного ведения боя. Причиной тому служит, с одной стороны, слабая боевая подготовка наших войск, с другой стороны, отсутствие у нас опытных лиц командного состава. Особенно большой недостаток опытных командиров батальонов и выше. Бывшие прежде на означенных должностях постепенно выбывают из строя убитыми, ранеными и заболевшими, должности же их остаются вакантными за неимением кандидатов или же на весьма ответственные командные должности попадают люди совершенно неопытные и неподготовленные, в результате чего боевые действия не могут быть правильно завязаны, развитие боя идет неправильным путем, а заключительные действия, если они и удачны для нас, весьма часто не могут быть использованными." Из доклада Главкома В.И. Ленину о стратегическом положении Республики и качестве резервов, январь 1919 г., "Директивы...", стр. 149, со ссылкой на РГВА, ф. 6, oп. 4, д. 49. лл. 49 57.
"Из других наиболее крупных недочетов как частей на фронтах, так и во внутренних округах необходимо отметить:
1) Неподготовленность и некомплект командного состава. Этот весьма серьезный недостаток особенно неблагоприятно отразился и отражается до сих пор на правильной организации войсковых частей и их соединений, на обучении войск, на их тактической подготовке и, как результат, на их боевой деятельности. Можно с уверенностью констатировать, что боевой успех частей был пропорционален боевой подготовке их начальников.
2) Некомплект штабов и управлений. В таком же положении, как и командный состав, находятся все штабы и управления фронтов, армий и дивизий. Ощущается большой недостаток (40 80%) в специалистах генерального штаба, инженерах, артиллеристах, техниках разного рода. Этот недостаток крайне тяжело отзывается на всей работе, лишая ее должной планомерности и продуктивности+" Из доклада Главкома В.И. Ленину о стратегическом положении Советской Республики и задачах Красной армии, 849/оп, Серпухов, 23 25 февраля 1919 г., "Директивы+", стр. 166, со ссылкой на РГВА, ф. 6, oп. 4, д. 222, лл. 24 34.
"во всех операциях против Деникина Главнокомандованию приходится требуемую на фронте массировку сил на ударных направлениях создавать путем подачи фронту свежих дивизий, а не путем перегруппировок действующих на фронте частей. Эта характерная особенность южных фронтов обуславливалась, с одной стороны, очень слабыми как но качеству, так и по числу кадрами южных дивизий и, с другой, значительно низкой подготовкой командного состава, для которого в большинстве случаев такого рода маневры были непосильны, и приходилось мириться с простейшими видами маневра, где прямолинейность являлась основным приемом". Доклад Главного командования Председателю Реввоенсовета Республики об ускорении помощи Кавказскому фронту, 359/оп, 22 января 1920 г., "Директивы+", стр. 725 , со ссылкой на РГВА, ф. 33987, оп. 2, д. 89, лл. 401 403.
[2] "Кроме всего вышеизложенного необходимо отметить, что боевое напряжение восточной половины РСФСР ослаблено необъятной организацией Всевобуча, который поглощает огромную массу командного состава и политических деятелей. Если сравнивать число командного состава (инструкторов) во Всевобуче и число таковых в запасных частях Красной Армии, то оказывается, что в запасных частях на всей территории Республики число командного состава равно 5350 человек, тогда как во Всевобуче их есть 24000. Такое соотношение в числе командного состава абсолютно вредно для успешности организации и формирования армии: запасные части готовят нам пополнения для действующих в настоящий критический момент на фронте частей, Всевобуч же подготовляет контингенты для отдаленного будущего". Из доклада Главного командования В. И. Ленину о необходимости военного единства Советских Республик, 1851, Серпухов, 23 апреля 1919 г., "Директивы Главного Командования Красной Армии (1917 1920)", Москва, Воениздат, 1969 г., стр. 310, со ссылкой на РГВА, ф. 5, оп. 1, д. 188, лл. 27 28. Заверенная копия. 286
[3]А.Г. Кавтарадзе "Военные специалисты на службе Республики Советов, 1917-1920 гг., Москва "Наука", 1988, стр.166-167. Что касается добровольно пошедших на службу офицеров, то Кавтарадзе приводит своей работе несколько оценок - от 4 тыс. до 9 тыс. в одной только Москве, и сам останавливается на оценке 8 тыс. человек (А.Г. Кавтарадзе "Военные специалисты на службе Республики Советов, 1917-1920 гг., Москва "Наука", 1988, стр. 166). При этом следует учитывать, что многие попадали на службу "механически" - переходя на службу целыми штабами, как правило рассчитывая служить в частях завесы с целью борьбы с немцами, и многие из добровольно пошедших на службу вскоре либо уволились, либо бежали на службу к белым (как например известный белый военачальник Каппель или же преподавательский состав и слушатели эвакуированной в Екатеринбург Академии Генерального Штаба, летом 1918 года почти в полном составе перешедшие к Колчаку)
[4] А.Г. Кавтарадзе "Военные специалисты на службе Республики Советов, 1917-1920 гг., Москва "Наука", 1988, стр. 171
[5] Тухачевский М.Н. Избранные произведения в 2-х т. . М.: Воениздат, 1964. Т.1 (1919-1927 гг.), стр. 26-29
[6] С. Минаков, "Сталин и его маршал", Москва, Яуза, Эксмо, 2004, стр. 215
[7] В частности, про Кавказский фронт с подобной точки зрения говорил полковник старой армии Свечин Н.В.: "В начале Советской власти я не разделял ни симпатий к ней, ни уверенности в прочности ее существования. Гражданская война, хотя я в ней и принимал участие, была мне не по душе. Я охотнее воевал тогда, когда война приняла характер внешней войны (Кавказский фронт). Я воевал за целостность и сохранение России, хотя бы она и называлась РСФСР". Я.Тинченко "Голгофа русского офицерства" http://www.tuad.nsk.ru/~history/Author/Russ/T/TimchenkoJaJu/golgofa/index.html со ссылкой на ГАСБУ, фп, д. 67093, т. 189(251), дело Афанасьева А. В., с. 56.
[8] А.Г. Кавтарадзе "Военные специалисты на службе Республики Советов, 1917-1920 гг., Москва "Наука", 1988, стр.171