14 января 1969 года, в 10 часов 39 минут московского времени на орбиту искусственного спутника Земли мощной ракетой-носителем выведен космический корабль "Союз-4". В качестве командира корабля - Владимир Александрович Шаталов.
15 января 1969 года Б. В. Волынов совершил полёт на космическом корабле "Союз-5". В ходе полёта была выполнена стыковка с КК "Союз-5", после чего на корабль "Союз-4" через открытый космос перешли Евгений Хрунов и Алексей Елисеев, с которыми Шаталов возвратился на землю.
Корабли "Союз-4" и "Союз-5" находились в состыковочном состоянии 4 часа 35 минут. Б. В. Волынов вернулся на Землю на корабле "Союз-5".
Биографии всех четырёх космонавтов, как впрочем, и последующих, мало отличались друг от друга: средняя школа, служба в авиационных полках летчиком- инструктором, дальнейшее продвижение по службе, учёба и окончание военной академии, и, наконец - зачисление в отряд космонавтов.
Всем космонавтам, летавшим в этом году в космос, за успешное осуществление космического полёта и проявленные при этом мужество и героизм лётчикам-космонавтам: Шатилову, Волынову, Хрунову, Елисееву, Шонину, Кубасову, Филипченко, Волкову, и Горбатко (Шаталову и Елисееву - дважды) Указом Президиума Верховного Совета СССР присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали "Золотая Звезда".
ВЛАДИМИР ШАТАЛОВ
Родился 8 декабря 1927 года в городе Петропавловск Североказахской области, Казахская ССР.
После полета Ю. А. Гагарина стало традицией присваивать космонавтом порядковые номера. Юрия Гагарина назвали - первым космонавтом. Германа Титова - вторым, Андрияна Николаева - третьим.
Как-то Гагарин шутя произнёс - "Интересно, как будет себя чувствовать тринадцатый? Кто им будет из наших ребят?".
Им стал Владимир Шаталов.
Накануне полёта, журналисты ехали в гостиницу, где живут космонавты, шутили: - "Сегодня - понедельник, 13 число, а завтра полетит в космос - 13-ый космонавт".
Но, на космодроме нет суеверных. Далеки от суеверия и те, кто живёт в Звёздном городке. Они приводили убедительные примеры, вспоминая о том, что именно в 13-ом веке были сделаны многие астрономические открытия: вышла в свет знаменитая книга "Сфера вселенной", большой астрономический трактат "Альмагест", написанный Клавдием Птоломеем (состоит из 13 томов). В 13-ый день марта 1781 года была открыта планета Уран. У Венеры в 13 раз блеска больше, чем у Сатурна. Первая советская ракета на жидком топливе, получившая у гирдовцев наименование "ГИРД-09", была запущена в производство под номером 13. Многие спутники серии "Космос" стартовали в 13-ый день месяца...
Тем не мене, (это лично моё мнение), порядковый номер 13-го космонавта капризная судьба заставила Шаталова ожидать долго - с 1965 по 1969 год, пропуская до него полёты других. Судите сами:
С 3-го мая по декабрь 1965 года Шаталов проходил подготовку к полёту на корабле "Восход-3" по научной программе в качестве командира третьего (резервного) экипажа, вместе с Юрием Артюхиным. Полёт намечался на ноябрь 1965 года, но неоднократно откладывался, а затем был отменён.
С января по 10 мая 1966-го года проходил подготовку для полёта на корабле "Восход-3" по военной программе в качестве второго пилота второго (дублирующего) экипажа, вместе с Георгием Береговым. Планируемая длительность полёта 16-20 суток. 24-25 февраля 1966 года выполнил комплексную суточную тренировку по программе полёта. 5 марта 1966 года решением ГМК был допущен к выполнению космического полёта. Экипажи выехали на полигон, корабль прошел все проверки, но запуск был снова отложен, а затем отменён совсем.
С января 1967 года по январь 1968 года происходил подготовку по программе стыковки двух кораблей на орбите в качестве командира третьего (резервного) экипажа пассивного КК "Союз", вместе с Владиславом Волковым и Петром Колодиным.
С февраля по июль 1968 года проходил подготовку по программе "Стыковка" в качестве командира третьего (резервного) экипажа активного КК "Союз".
С августа по октябрь проходит непосредственную подготовку для испытательного полёта по программе стыковки с беспилотным кораблём 7К-О-А в группе с Георгием Береговым и Борисом Волыновым. Во время старта КК "Союз-3" 26 октября 1968 года дублёром командира корабля.
С ноября по 12 декабря 1968 года продолжал непосредственную подготовку по программе стыковки кораблей "Союз в качестве командира экипажа активного корабля 7К-ОК.
И вот наконец, 14 января 1969 года, был запущен космический корабль "Союз-4". В качестве командира корабля - Владимир Александрович Шаталов.
С 8 августа по 17 сентября 1969 года проходил ускоренную подготовку к космическому полёту по программе совместного полёта трёх кораблей в качестве командира второго (дублирующего) экипажа КК "Союз-6" и "Союз-8" вместе с Алексеем Елисеевым, и КК "Союз-7" вместе с Алексеем Алексеевым и Петром Колодиным.
18 сентября 1969 года был назначен командиром основного экипажа КК "Союз-8", вместе с Алексеем Елисеевым и дублёром командиров "Союз-6" и "Союз-7".
В своей книге Михаил Ребров вспоминает о Шаталове так...
В январе 1969 года на экраны вышла документальная лента о полете космических кораблей "Союз-4" и "Союз-5". В ней есть кадры, где "Космонавт-13" Владимир Шаталов шагает по бетонным плитам стартового сооружения. Наверное, мало кто обратил внимание на странную деталь - обувь космонавта: он то в ботинках, то в унтах. И это на сравнительно коротком участке пути. А "хитрость" вот в чем: кинохроника снимала Шаталова 13 января. Погода на Байконуре в тот январь была морозная, и космонавт надел унты. Старт в тот день не состоялся. На следующий день он решил: пойдет в ботинках, все равно перед посадкой в корабль "земную" обувь снимать. Когда монтировали этот незамысловатый сюжет для широкого показа, отобрали, наиболее "эффектные" кадры. Вот и появилась в документальном кино эта несуразица.
В официальном сообщении ТАСС было объявлено, что запуск космического корабля "Союз-4" произведен 14 января, в 10 часов 39 минут. Так оно и было. Однако первоначально старт планировался на 13-е число, на тринадцать часов по местному времени, но...
Итак, 13 января, понедельник, а стартует в космос "Космонавт-13" - таков порядковый номер Шаталова в списке летающих космонавтов. Помню, как на Байконуре шутили: "Сошлись роковые числа. Трижды выпала "чертова дюжина", да еще понедельник - "тяжелый день" - жди неожиданностей и сюрпризов". Однако Шаталов заменить свой номер отказался.
Время предстартовых ожиданий течет медленно. Ракетчики-стартовики синели от холода. Почти три часа на открытой ветру смотровой площадке (в тот морозный день столбик термометра спустился ниже двадцати пяти) казались вечностью.
Уже разошлись фермы обслуживания. Теперь дело за кабель-мачтой, которая отойдет по команде "Земля-борт!" Это - как разрыв пуповины: ракета переходит на автономное питание. Но, что это? Часы идут, отсчитывая последние секунды, а привычных команд не слышно?..
Не стану описывать, что было дальше. Трудно подобрать слова, чтобы передать ощущения, которые лавиной вдруг обрушились на меня: настороженность, предчувствие чего-то неотвратимого, растерянность и страх. "Что случилось? Чем это может кончиться? А если вдруг?.." Все это прокручивалось в голове, вызывая нервный озноб.
- "Амур"! Я - "Заря", - нарушил тишину чей-то голос из бункера. - Слушай меня внимательно. И спокойно. Старт отменяется. Точнее, переносится на завтра...
Шаталов вспоминал потом: "Это сообщение - как обухом по голове. Мгновенно погасло лирическое настроение. Я как будто вернулся с небес на землю. Шесть лет шел к этому дню: мечтал, работал, тренировался. И все, оказывается, напрасно. "Вот чертовщина, не верь после этого в приметы". И все же взял себя в руки: "Нельзя раскисать, надо держаться!"... Наконец за бортом послышался какой-то стук, скрежет, я почувствовал, как открыли люк. В лицо ударил морозный воздух. "Не беспокойся, ничего страшного не произошло, - сказал тот, кто первым оказался рядом со мной. - Засомневались в показаниях одного приборчика. Сейчас его еще разок проверят, если нужно - заменят. Ну, а завтра, в это же время, полетишь". "Все правильно, - отшутился я. - Кто же улетает в космос по понедельникам, да еще тринадцатого числа".
Утро 14 января выдалось ясное. Величаво всходило золотое солнце, а в южной части неба висел тоненький серебряный полумесяц. "Как серпик - только без ручки", - подумал, чтобы отвлечься от других мыслей. О старте думать не хотелось: "Ну пришло это завтра, не надо торопить время. После зимы будет весна, потом лето. Будем ждать..."
Мороз покрепчал. "Надеть унты? - подумал Шаталов. - Если отменят пуск и сегодня, не буду мерзнуть". Но в последний момент переодеваться не стал и пошел в ботинках. В назначенное время прибыл на стартовую позицию. Поднявшись на лифте на верхнюю площадку, махать провожающим не стал. "Плохая примета". И при последующих стартах он оставался верен этому своему решению.
Ракета вывела корабль на орбиту. Впереди была коррекция, этап дальнего сближения и стыковка, а пока - немного свободного времени. Невесомость не принесла ощущения приятной легкости. Скорее наоборот.
- Я подплыл к зеркалу, - рассказывал о своих впечатлениях Шаталов, - что висело на одной из стен орбитального отсека и... чуть не отшатнулся от него. На меня смотрело лицо совершенно незнакомого человека: расплывшееся, опухшее с красными глазами. Не лицо, а какая-то тыква. Неужели это я? "Вот каков он, "привкус" Солнца!" - подумал про себя...
Вслед за "Союзом-4" стартовал "Союз-5", в экипаже которого были Борис Волынов, Евгений Хрунов и Алексей Елисеев. Программа полета была выполнена, хотя не все шло гладко.
Случайные совпадения и недомолвки испокон веков являлись - на горе цензорам - источником метких каламбуров (и остаются таковыми по сей день!). В те годы родился своего рода анекдот: "Шатались, шатались, волынили, волынили, ни хруна не сделали и еле-еле сели". Надо же было истории подобрать имена участников эксперимента с таким расчетом, чтобы все они имели непосредственное отношение к теме остроты. Но это так, к слову.
Первая стыковка позволила строить новые планы, сделать еще один шаг на пути к созданию орбитальных станций. На октябрь 1969 года был назначен запуск сразу трех космических кораблей. На первом предполагалось провести испытания технологической аппаратуры "Вулкан". Это был "Союз-6", который пилотировали Георгий Шонин и Валерий Кубасов. "Союз-7" и "Союз-8" должны были, как говорилось в стартовом сообщении ТАСС, выполнить "маневрирование на орбите". Поскольку маневры задумывались сложные, требовался хорошо подготовленный экипаж. В "Союзе-7" отправились Анатолий Филипченко, Владислав Волков и Виктор Горбатко. На борту "Союза-8" находились Владимир Шаталов и Алексей Елисеев. Им предстояло выполнить самое сложное задание.
В корабль садились в приподнятом настроение. Шаталов шутил: "Снова тринадцатое число, снова понедельник и снова в 13 часов, правда, с минутами, поэтому, Леша, настраивайся на то, что сегодня мы не полетим, стартовать будем завтра". Бортинженер не был расположен шутить: "С тобой только свяжись, на тебя все несчастья липнут".
Пролезая в спускаемый аппарат, Владимир тщательно проверил состояние крышки переходного люка и начал завинчивать штурвальное колесо. Оно легко поддалось, потом пошло с некоторым сопротивлением. Шаталов поднажал и, вероятно, перестарался: одна из спиц не выдержала усилия и треснула в месте сварки. Однако крышка закрылась и, замки сработали. Инструкция в таких случаях предписывает доложить ведущему специалисту по кораблю.
Шаталов озадачился: "Вот неудача, подумал и тут же сознание обожгла другая мысль: - Сейчас начнутся проверки, а до старта не так уж много времени. Если все это затянется, пуск перенесут. А там - кто знает!"
- Леша, - обратился к Елисееву, - с люком не все нормально.
- Что? - не понял тот.
- С люком, говорю, неприятность. Спицу сломал. Надо докладывать.
- Погоди, как это сломал?
- Поднажал сильнее и... И сломал. - Завтра полетим. Бортинженер сник, но быстро оценил ситуацию:
- Замок сработал, значит все в порядке. Не будем торопиться с докладом, - успокоил себя и товарища.
Однако Шаталов решил иначе: молчать нельзя. Дежурный оператор воспринял сообщение с борта настороженно: "Ждите! Сейчас к вам поднимутся".
Инженеры-стартовики не заставили долго ждать. "Лететь можно, - сказали после осмотра. - Ничего страшного".
- Леша, - в голосе Шаталова звучала хитринка, - успокойся, полетим сегодня: тринадцатого в тринадцать.
Наиболее сложным этапом была стыковка "Союза-7" и "Союза-8". Корабли сближались на затененной части Земли. Световые маяки позволяли контролировать сближение и ориентацию кораблей. Но сам процесс шел со сбоями, бесконечные переговоры с Землей, советы и рекомендации утомляли, после каждой неудачной попытки следовала новая, но желаемого результата достичь не удавалось.
Липкий пот выступал под нательным бельем Шаталова. Корабль не слушался. Ни так, ни сяк. В наушниках голос оператора смолк, только, казалось, сквозь легкий шумовой фон было слышно тяжелое дыхание того, кто находился на связи. Ни часы, ни минуты - секунды текут, даже доли секунд, а сердце командира отстукивает гулко, будто вот оно бьется прямо под мягкой тканью куртки. "Или мы что-то не так делаем, или техника мудрит", - пульсировала тревожная мысль.
- Отставить дальнейшие попытки, - скомандовала Земля. И только тогда двое в корабле почувствовали усталость. А еще то, что этот изнурительный труд и эта внутренняя мучительная борьба с непослушной техникой становятся постоянной необходимостью.
- Не получилось, - вздохнул Шаталов, задержал в легких воздух и на выдохе повторил: - Не получилось!..
Не простым был разбор того полета. Мнения членов Госкомиссии резко разошлись, оценки тоже. Но уже тогда было известно, что в начале следующего года на орбите появится орбитальная станция "Салют" и на ней должен работать экипаж. А работа эта может начаться только после стыковки станции с транспортным кораблем - иначе космонавтов на орбиту не доставишь. Эту миссию должен был выполнить "Союз-10".
И снова встал вопрос об экипаже: "новичков" или "старичков"? Пересилило мнение генерала Каманина: первым кандидатом назвали Шаталова, вторым в экипаж был включен Алексей Елисеев, третьим - Николай Рукавишников.
19 апреля 1970 года Байконур проводил в полет "Салют", 23 апреля готовился старт "Союза-10". Трое сидели в корабле, четко выполняя все то, что положено сделать в ходе проверки бортовых систем. По громкой связи шли обычные переговоры и велся отсчет времени, предупреждая космонавтов и стартовую команду о часовой готовности... Получасовой... пятнадцатиминутной... В корабле уже приготовились услышать команду "Ключ - на старт!", но вместо нее оператор тем же размеренным тембром предупредил:
- "Амуры", потуже затяните ремни, приготовьтесь к эвакуации... Старт откладывается на сутки!
Алексей Елисеев, обычно сдержанный и спокойный, с досадой хлопнул по бортжурналу: "Началось!"
Шаталов, уже привыкший к такому повороту событий, поспешил подбодрить товарищей.
- Не вешать носа, ребята! Все будет в порядке. Завтра обязательно полетим.
- Вечно с тобой происходят неприятности, - ответил Алексей. - Все люди как люди, улетают с первого раза, а у тебя то одно, то другое...
Они выбрались на площадку ферм обслуживания, обхватывающих ракету. Новичок Коля Рукавишников не проронил ни слова, будто все так и должно быть.
- До завтра, - сказал Шаталов, хлопнув ладонью по металлу обтекателя и, обращаясь к товарищам, добавил: - Будем спускаться вниз.
Лифт быстро вернул их на землю. Владимир отметил, что лучше возвращаться через космос, чем спускаться на лифте. Елисеев и Рукавишников промолчали. А случилось вот что: одна из мачт не отошла от ракеты, хотя команда на отход была выдана. Можно было рискнуть, полагая, что в момент подъема ракеты мачта отошла бы сама. И такие предложения звучали. А если не отойдет, если пропорет обшивку ракеты, если носитель завалится в момент отрыва и взорвется? Опасения пересилили. Рисковать, когда на борту люди, - не лучший способ выполнения космической программы.
На следующий день "Союз-10" стартовал. После коррекций корабль перешел на монтажную орбиту. Когда до "Салюта" оставалось 150 метров, Шаталов отключил автоматику и взялся за ручное управление. Все шло штатно, расстояние с каждой секундой сокращалось. Главное на этом этапе - не дать кораблю "гулять" по тангажу и рысканию. И погасить скорость: ведь сближаются многотонные аппараты, к тому же ощетинившиеся антеннами, приборами, различными устройствами.
- Спокойно, ребята, не торопитесь, до конца зоны есть время, - предупредили из Центра управления.
- Сейчас будет касание, - ответили с орбиты.
И тут же космонавты почувствовали глухой удар и услышали трение металла о металл. Началось легкое покачивание. Оно длилось совсем не долго, и вскоре все успокоилось.
- Кажется пришли! - произнес Шаталов.
Потом они убедились, что сработали замки сцепления, произошло стягивание, а затем и жесткая сцепка "Союза" с "Салютом".
- Будем готовиться к переходу? - запросил "Амур-один". Из ЦУПа ответили неопределенно: "Пока отдыхайте".
- Мы не отдыхать сюда прилетели, - включился Рукавишников.
- А мы и не дадим вам отдыхать.
И посыпались вопросы. Земле не понравился этот "глухой удар", последовали долгие переговоры с Центром управления, и после пяти часов полета в состыкованном состоянии экипажу выдали команду не на открытие переходного люка, а на расстыковку.
Вот такая бывает невезуха. Злополучное 13-е виновато или что-то еще? Решайте сами.
Работу на "Салюте" предстояло начать другому экипажу.
ЕВГЕНИЙ ХРУНОВ.
Евгений Хрунов родился 10 сентября 1933 года в деревне Пруды Воловского района Тульской области в большой крестьянской семье.
В 1959 году Е. Хрунов вместе с Виктором Горбатко, оказавшимся с ним в одном звене, успешно прошел медицинскую комиссию и вскоре был зачислен в состав войсковой части 26266 - будущего Центра подготовки космонавтов.
В 1964 году Хрунов приступил к подготовке по программе "Выход", предусматривавшей осуществление первого выхода человека в открытый космос. Был дублёром Алексея Леонова.
Был членом экипажа "Союз-2", который должен был стартовать 24 апреля 1967 года, для стыковки с запущенным ранее кораблём "Союз-1" и перехода вместе со вторым членом экипажа "Союза-2" (Елисеевым) для возвращения на "Союзе-1". Ввиду неполадок на однотипном "Союзе-1" (полет которого окончился катастрофой с гибелью космонавта Комарова) старт "Союза-2" был отменён, что спасло жизнь его экипажа.
15 января 1969 года вместе с Борисом Волыновым и Алексеем Елисеевым он отправился на орбиту на корабле "Союз-5".
На следующий день впервые в истории космонавтики была произведена стыковка двух кораблей на орбите. После стыковки кораблей "Союз-4" и "Союз-5" Евгений Хрунов и Алексей Елисеев надели скафандры и вышли в открытый космос. Спустя 37 минут на корабле "Союз-4" их встретил Владимир Шаталов. За это время они провели ряд экспериментов и фотографирование станции.
Хрунов был вторым среди советских космонавтов, побывавших в открытом космосе. В шутку друзья назвали его первым космическим почтальоном. Он доставил с Земли корреспонденцию Владимиру Шаталову, командиру "Союза-4", который стартовал на сутки ранее экипажа "Союза-5".
До сих пор этот переход из корабля в корабль через открытый космос остаётся единственным.
17 января космонавты вернулись на землю. Евгений Хрунов проработал в космосе 1 сутки 23 часа 46 минут.
После первого полёта и отмены лунных программ Хрунов продолжил подготовку к космическим полётам на космических кораблях типа "Союз" и орбитальных станциях типа "Салют".
ЕЛИСЕЕВ АЛЕКСЕЙ СТАНИСЛАВОВИЧ
Родился 13 июля 1934 года.
После Первой мировой войны родители отца будущего космонавта, литовцы по национальности, поселились в Рязанской губернии, где и родился Станислав Курайтис.
В 1945 году отец был осуждён, как "враг народа" за антисоветскую агитацию и отправлен в лагерь на 5 лет. Его жена Валентина была вынуждена развестись и взять свою девичью фамилию - Елисеева.
В 1950 году, в возрасте 16 лет, Алексей Курайтис сменил фамилию и стал Алексеем Елисеевым. В 1951 году окончил среднюю школу Љ 167 города Москвы. В 1957 г. окончил высшее техническое училище имени Баумана и получил диплом инженера-механика. По распределение работал в лаборатории ОКБ-1. В 1962 г. окончил аспирантуру и вернулся в ОКБА-1.
23 мая 1966 года получил статус кандидата в космонавты-испытатели.
В декабре 1966 стал космонавтом-испытателем.
Елисеев проходил подготовку в качестве бортинженера корабля "Союз" по программе "Стыковка". Был членом экипажа "Союз-2", который должен был стартовать 24 апреля 1967 года для стыковки с запущенным ранее кораблём "Союз-1" и перехода вместе с третьим членом экипажа "Союз-2" (Хруновым) для возвращения на "Союзе-1". Ввиду неполадок на однотипном "Союзе-1" , полёт которого окончился катастрофой с гибелью космонавта Комарова, старт "Союза-2" был отменен, что спасло жизнь его экипажу.
В 1968-69 годах Елисеев входил в группу советских космонавтов, готовившихся по советским программам облёта Луны и посадке на неё ЛЗ. По этим программам в 1968 году выезжал в командировку в Сомали для изучения южного полушария неба.
До декабря 1968 года продолжал подготовку по программе "Стыковка".
Первый полёт состоялся 15 января 1969 года на КК "Союз-5". Продолжительность полёта составила 1 сутки 23 часа 45 минут 50 секунд.
Экипажами впервые в мире была выполнена ручная стыковка пилотируемых кораблей.
Второй полёт Елисеева состоялся 13 октября 1969 года на корабле "Союз-8". Полёт завершился успешно 18 октября 1969 года. Продолжительность полёта - 4 суток 22 часа 50 минут 49 секунд.
ВОЛЫНОВ
Борис Валентинович Волынов родился 18 декабря 1934 года в городе Иркутске, в семье Валентина Спиридоновича и Евгении Израилевны.
Ставши старшим лётчиком, летал на самолёте МиГ-17.
Примечательно, что в отряд космонавтов Борис Валентинович попал одновременно с Юрием Гагариным и Германом Титовым - 7 марта 1960 года.
С ноября 1961-го года по август 1962-го проходил подготовку по программе группового полёта корабля "Восток-3" и "Восток-4" в группе космонавтов.
В июне 1963 г. Б. В. Волынов был дублёром Валерия Быковского во время полёта на космическом корабле "Восток-5".
В 1964 г. проходит тренировку для полёта на космическом корабле "Восход" вместе Борисом Егоровым.
В 1965-м году проходит тренировку в качестве командира экипажа космического корабля "Восток-3", однако в мае 1966 года полёт был отменён.
С сентября 1966 года по 1967 проходил тренировочную подготовку по программе облёта Луны на космическом корабле "Л-1" в составе группы космонавтов.
Мать Волынского была еврейкой. Он считается первым евреем (по галахическому определению), побывавшим в космосе. Хотя в его документах было записано: "Национальность - русский". Еврейское происхождение мешало его карьере и участию в полётах, что отражено в дневнике Каманина.
Н. П. Каманин. Скрытый космос. 1968 год, 20 декабря.
Вчера всю группу космонавтов, готовящихся к полёту на двух "Союзах", вызывали в ЦК КПСС Сербин, Строганов и Полов, беседуя с ними, особенно интересовались подготовкой к стыковке и переходу двух членов экипажа из корабля в корабль....
У меня были опасения, что Сербин снова будет заниматься "еврейским вопросом", - однажды он уже высказывался против допуска в космический полёт Бориса Волынова только потому, что у него мать - еврейка. Но, судя по докладу генерала Кузнецова, на этот раз все обошлось благополучно. Думаю, Сербину пришлось отступить под влиянием Мишина, Келдыша и Афанасьева, которых я, защищая кандидатуру Волынова, сумел привлечь на свою сторону.
Н. П. Каманин. Скрытый космос. 1969 год. 11 января.
Я представил Госкомиссии восемь космонавтов, полностью закончивших программу подготовки к полёту на двух "Союзах", и внес следующее предложение о назначении основного и дублирующего состава экипажа группы космических кораблей:
командира корабля "Союз-4" (он же командир всего экипажа) - В. А. Шаталов (дублёр - Г. С. Шонин),
командир корабля "Союз-5" - Б. В. Волынов (дублёр А. В. Филипченко),
бортинженер - А. С. Елисеев (дублёр - В. Н. Кубасов)
инженер - исследователь - Е. В. Хрунов (дублёр - В. В. Горбатко).
Госкомиссия утвердила моё предложение.
Так закончился мучительно долгий путь Бориса Волынова к космическому полету. Он начал готовится к полётам вместе с Гагариным, пять раз был дублёром и один раз назначался командиром "Восхода", но перед предстоящим полетом создалась большая угроза, что его не включат в экипаж "Союз-5" только из-за того, что у него мать - еврейка (отец - русский). В самые последние дни приходили письма из ЦК с призывом: "Не посылайте евреев в космос!". С большим трудом удалось защитить хорошего парня от злобных и глупых нападок.
В газете "ТРУД", была опубликована статья Головачёва В. И. , в которой подробно изложен рассказ о том, как проходил спуск на землю.
15 января 1969 года вместе с Евгением Хруновым и Алексеем Елисеевым он отправился на орбиту на корабле "Союз-5" в качестве командира экипажа.
Когда космический корабль вошел в зону радиосвязи, из Центра управления полётами посоветовали на следующем витке сориентировать корабль вручную. Когда Борис Волынов легко справился с этим и дал автоматам команду на спуск, двигатель отработал положенное время и "Союз-5" устремился к Земле.
Через 6 минут от спускаемого аппарата должны были отделиться с помощью пиропатронов - бытовой и приборно-агрегатный отсеки.
Космонавт услышал, как над головой грохнуло. Балка, на которой установлен люк-лаз, прогнулась и сразу же встала на место. Видимо, на секунду образовался зазор в люке, и этого было достаточно, чтобы давление в кабине упало на 100 миллиметров ртутного столба. Однако самое страшное было впереди: в иллюминатор Борис увидел торчащие антенны. Это означало, что массовый приборно-агрегатный отсек не отошел. В такой ситуации Бориса Волынова ждала верная гибель при прохождении плотных слоёв атмосферы.
- "Я понимал, что жить осталось не так много, - рассказывает" Волынов. В бортовой журнал записывал самое главное. Когда вошел в плотные слои, в иллюминаторе увидел огненные струи. Мне казалось, что они уже и между стёклами. В кабине запахло дымом. (Как потом выяснилось - прела уплотнительная резина на крышке люка). Кабина наполнилась гарью. Паники у меня не было, голова была ясная, но жить очень хотелось".
Б. В. Волынов вырвал листки, где были записи о стыковки, и положил их в середину бортжурнала. При пожаре у них там больше шансов уцелеть. Корабль вращался, и он видел попеременно то Солнце, то Землю... И вдруг раздался новый взрыв. Волынов подумал: "Это последнее, что я услышу". Но, нет, он всё ещё был жив. Корабль стал вращаться очень быстро, голова - ноги, голова - ноги... В иллюминатор он заметил, что укреплённый снаружи металлический индикатор стал мягким, "поплыл" и на глазах испарился. Корабль летел, объятый пламенем.
Взрыв отделил-таки спускаемый аппарат от приборно-агрегатного отсека. До Земли ещё оставалось километров девяносто. Кабина была полна едким дымом. Если бы произошла разгерметизация (а оставались миллиметры несгоревшей резины), то не единого шанса выжить у Бориса Волынова, летевшего без скафандра, не было бы.
Спуск продолжался в нештатном режиме - при огромных перегрузках и бешеном вращении. Врачи потом удивлялись, как выдержал всё это организм, почему не произошло кровоизлияния в мозг.
Затем раздался хлопок - значит должен выйти парашют. Но Волынов понимал, что при вращении стропы закрутятся, купол сложится, и тогда аппарат камнем будет падать на Землю. Но и здесь повезло - стропы, хотя и закрутились, но корабль остановился и начал вращение в другую сторону. Купол не смялся. Увидив это, Борис подумал - "Значит, ещё поживу".
Когда на Земле он открыл люк-лаз, то увидел: снаружи, вместо жаропонижающей стали - "застывшая "шапка" расплавленного металла.
При посадке удар был такой силы, что у Волынова произошел перелом корней зубов. Когда через 40 минут к нему пробились спрыгнувшие с парашютов поисковики - три солдата и старший лейтенант, Борис Волынов снял шлемофон и спросил: "Посмотрите, я седой?" - "Да нет, вроде", - ответил лейтенант...
В 10 часов утра 19 января Волынов вместе с тремя остальными космонавтами докладывал Государственной комиссии о результатах полёта, а 22-го января в 13 часов, сразу после посадки самолёта, доставившего космонавтов в Москву, участвовал с остальными тремя космонавтами в докладе руководителям СССР.
Вот что писал о Волынове в своей книге Михаил Ребров...
Эти записки я показал одному из тех, кто многие годы стоял у руля нашей космонавтики. Полагал, что он, человек титулованный, не обойденный высокими должностями и наградами, да и сделавший немало, что-то уточнит, подскажет. Возвращая, он поморщился: "Пусть это будет для вашего архива. Тон и приведенные факты искажают представление о нашей работе, и кроме вреда, ничего не принесут". "Кому?" - не удержался от вопроса. Но ответа не получил.
Еще древние говорили: храните молчание, если не хотите сказать правду. В силу своих достаточно скромных сил я вовсе не желал подправлять историю. Но что было, то было. В моем представлении возвращение правды вносит необходимые коррективы, по крайней мере в три момента: в осознание всей сложности штурма космоса (тем более что в этом деле столько героизма, воли и верности долгу), в жизнь космонавта Бориса Волынова и, наконец, навязчивую, а порой и злобную "мифологию", которая, просачиваясь в трещины молчания, нас просто одурачивает. Много это или мало? Для меня - достаточно. Хотя в этом плане личное мнение никакого значения не имеет.
Все мы одинаково бессильны перед случайностью, и потому все об этом молчим. А жизнь упрямо учит: не отвергай любое "вдруг", не бунтуй против него, не упрекай за то, что приходит без стука, без предупреждения.
Ах, это непредусмотренное никакими программами "вдруг"!
Вот с такого маленького "вдруг" и начался тот удивительный по сложности полет. После задержки со стартом на орбиту ушел "Союз-4", пилотируемый Владимиром Шаталовым. Через сутки стартовал "Союз-5". На борту корабля были трое: Борис Волынов, Алексей Елисеев и Евгений Хрунов. В ходе полета "Союзы" маневрировали, сблизились и состыковались вручную. Елисеев и Хрунов перешли через открытый космос из корабля в корабль. Так была создана первая в мире экспериментальная космическая станция и впервые в истории осуществлен такой переход.
Тогда, в январе 1969-го, мне довелось провожать экипажи на Байконуре, а потом встречать в заснеженной степи в районе Караганды. Первый "Союз" приземлился штатно. Через сутки планировалась посадка Бориса Волынова.
Утром 18 января меня предупредили: "Быстро собирайтесь, перелетаем в Кустанай, самолет забит, всех не возьмут". Расспросы в таких случаях неуместны. Собрал нехитрые журналистские пожитки и в "Ан-24". На место приземления нас не пустили. "Союз-5" завершил полет в 11 утра по московскому времени, а встретиться с Борисом Вольтовым удалось лишь вечером, в самолете, который возвращался на Байконур. Но и там, на борту, это произошло не сразу: врачи ссылались на усталость космонавта, на необходимые послеполетные обследования.
Борис сам вышел к нам спустя час после взлета. Выглядел он действительно усталым, почему-то прикрывал рот рукой, но держался бодро, весьма скупо рассказал о полете, сдержанно упомянул, что "спуск проходил по программе, техника работала надежно". Признаюсь: тогда не заметил каких-либо следов, оставленных тайной. В самолете царило приподнятое настроение, говорили о стыковке и переходе, о предстоящих торжествах в Москве по поводу очередной удачи. В этой версии, даже если принять ее за истину, ощущалась недосказанность и оставалось неясным: почему Волынов скован, угрюм, не расположен к расспросам? Я протянул Борису его фотографию: "Распишись". Он достал авторучку, аккуратно вывел свою фамилию и поставил дату. Наши глаза встретились. "Все потом", - упредил он мой вопрос.
"Союзы" расстыковались 16 января в 15.55. В раздельном полете космонавты выполнили обширную программу экспериментов и наблюдений, проверялась и работоспособность техники. Так прошли сутки, потом вторые. В 3 часа 11 минут - очередной сеанс связи с Землей. "Заря" передала "Байкалу" (позывной Волынова): "Готовьтесь к посадке". Космонавт выполнил ориентацию и доложил: "Все сделано за две минуты, тангаж и крен по нулям". В 10.20 корабль вышел на траверз Гвинейского залива. В расчетное время включилась тормозная установка. Двигатель выдал требуемый импульс, и "Союз-5" перешел на траекторию спуска.
Шесть томительных минут ожидания "главной команды". Вот он, легкий толчок. Это сработали пиропатроны, разделяющие три корабельных отсека: приборный, спускаемый аппарат и орбитальный. "Теперь только один путь - вниз", - подумал Борис и бросил взгляд на иллюминатор. Неведомая сила, вдруг подтолкнувшая его, заставила рвануться вперед. Он не верил своим глазам, крепко сожмурил и открыл снова. За толстым стеклом отчетливо виднелись антенны, что крепятся на солнечной батарее. Сознание обожгла мысль: "Приборный не отошел!" Скорее машинально, чем с полным осознанием случившегося, космонавт передал на Землю, что на борту авария. Хотел произнести еще что-то, что не умещалось в сердце, но сдержал себя.
Самого слова "авария" в докладе не было - режим открытой связи категорически запрещал любые упоминания о технических неполадках. На Земле не сразу поняли, что разделение не произошло. Потом - шок. И тогда вроде бы рядовой полет становится "особым случаем". А главное - космонавт обречен. Ведь никаких шансов на спасение не было.
К подробностям происшедшего мы вернулись спустя годы. Борис рассказывал просто, обыкновенно, привычными словами, без "завлекательных" подробностей, без игры в снисходительность к технике, ее создателям, к себе самому. Говорил только правду, понимая, что интонационную иронию мы, журналисты, всерьез не воспринимаем.
- Полет был счастьем, - сказал, преодолевая некоторое смущение. - Им и останется, смотря и не смотря на все сопутствующие обстоятельства.
Не было в этих словах кивка ни в сторону скорби, ни в сторону веселья. Но само упоминание о счастье показалось нелепым. Борис это понял и тут же добавил.
- Не удивляйся. Ведь даже цветовая гамма в этом мире делится на черное и белое. Краски - только на переходе, как и в космосе, когда заря зажигает зарю...
Спускаемый аппарат в форме автомобильной фары, что в нормальных условиях создает аэродинамическое качество, "тащил" на себе почти трехтонный "довесок" с раскинутыми "крыльями" солнечных батарей. Тяжелая "связка" беспорядочно кувыркалась. С этого и началась спираль космической драмы.
Как щелчок в сознании: "Конец тебе! И всему конец". А потом... Страх? Нет, им овладело совсем иное - паника. По его словам, это много страшнее и хуже. Когда человек идет по краю бездны, ему тоже страшно. Но он идет. И пытается как-то устоять, удержать равновесие, осознанно делает осторожный шаг вперед. Паника лишает всего - мыслей, действий. Смертельный конец очевиден, и от него не уйдешь.
Те, кто приучали нас к "триумфальным победам в космосе" и убеждали, что о трудностях и говорить-то не стоит, убивали в нас сознание того, что на орбите - живой человек, а вместе с ним и все человеческое - боль, тоска, испуг, уныние, растерянность, малодушие. И нервы у него не из проволоки, а как у всех.
Подкорковое чувство сигналит: "Кранты, кранты!.."
Это длилось секунд десять - пятнадцать ("кто тогда считал!"). Потом отступило. Он старался осознать ситуацию и овладеть ею, уловить и сформировать тенденцию происходящего, собственным, трезво отточенным пониманием попробовать повлиять... На что?
Обреченность и безнадежность создавали ту липкую неопределенность, которая окружала его, давила, мучила сомнениями, расслабляла... Такое надо пережить, чтобы понять.
При входе в атмосферу вокруг "связки" бушевало адское пламя, испаряя металл обшивки и превращая его в раскаленную плазму. Теплозащитный экран, который при нормальном спуске берет "огонь" на себя, спасти не мог. При беспорядочном вращении огненный смерч обрушивался на незащищенную часть кабины. Внутри появился ядовитый дым - горела термоизоляция.
Приборы показывали, что клапаны двигателей разворота открыты, но импульсов не было. Автоматика, которая поначалу попыталась выправить положение корабля, стравила топливо. Взбудораженное сознание фиксировало все, и чем больше времени затрачивалось на понимание, тем выше был процент обманутых надежд. До боли, до судорог хотелось стукнуть ногой по днищу - авось, поможет, пройдет разделение.
А время неумолимо приближало конец. Каждой своей клеточкой, каждым нервом он чувствовал, что от смерти его отделяют какие-то минуты. Перегрузки, сверхнапряжение всей нервной системы да еще одиночество. Бескрайнее, тоскливое одиночество. На орбите, как в окопе, самое страшное для человека - ощущение одиночества.
"Вот тебе, Боря, и конец. Кранты! Шмякнешься так, что и костей не соберут. И от этого не убежать, не укрыться, не спрятаться. Разве что отодвинешь чуть-чуть, совсем ненадолго. Нет, и это не получится". Томление ожидания рождало страх монотонности: "Сколько же можно? Будет ли просвет? Полпросвета? Хоть видимость выхода? Когда все это кончится?"
Он знал, что техника - "хилая". Даром что ли столько лет бок о бок с разработчиками и испытателями. Но думал ли, что такое случится с ним? Нет, конечно. "Но неужели так-таки и нет способа узнать наперед свою счастливую или несчастливую карту?"
Сердце щемил некий отзвук безысходности. О ком он думал? Прежде всего о себе самом, хотя и догадывался, что не один он переживает случившееся. В Центре управления люди с головой, им разжевывать не надо, все понимают с полуслова. И - наперед. Рассказывали, что когда в ЦУПе оценили ситуацию, кто-то пустил шапку по кругу, мол, не сейчас, то завтра будут собирать на похороны. Не знаю, было ли так на самом деле. Но убежден: ужас конкретный и ужас абстрактный несравнимы. Для Бориса Волынова была реальность, для нас - страшная история, не более.