Duchess Alise : другие произведения.

Новый Вавилон

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Часть I.
    Жанр: фантастика, psyhedelic.
    Еще один вариант развития событий при попытке бегства от реальности. Все зависит лишь от места и времени побега, а причины... Иногда они придумываются в тот момент, когда граница между сном и явью становится неощутимой, прошлое и будущее смешиваются, словно слои коктейля B-52, и на сцену выходит тот, чье имя превратилось в бездушность инициалов...
    "...Было тепло. По страницам скользили кометы желтого фонарного света. Я потерла глаза − веки отяжелели и опускались сами собой. Тихо напевало радио − слов не разобрать, но мотив такой знакомый... Я где-то его точно слышала... Эти невероятные переливы мелодии, зависающие в воздухе и продолжающие звенеть где-то внутри головы, подобно серебристому звону хрустальных колокольчиков... Вот только вспомнить бы слова песни... Я же их знаю... Я слышала, слышала когда-то очень давно..."
    Warning: в тексте присутствуют достаточно детализированные описания пыток и пыточных орудий.
    Будет дописано. Когда-нибудь.

   Очень приятно бывает уходить с работы. Когда уходишь насовсем.
   День. Разгар "труда и обороны". В коридорах витают ароматы кофе, где-то за стеной бормочет бесстрастный голос диктора -- он рассказывает о новостях, и каждый час не стоящие внимания происшествия обрастают все новыми и новыми подробностями. За одними дверями кто-то негромко переговаривается, будто шепотом передает сплетни, за другими стоит ор, словно через минуту-другую случится конец света. И все -- и шепчущиеся, и орущие, -- усиленно изображают рабочий процесс. А я иду и загадочно улыбаюсь. Было же время, когда и я являлась частью этой системы -- еще одной белкой в колесе рекламного бизнеса. А теперь -- все.
   Быть "молодым специалистом" очень тяжело. Ты молода и инициативна, в голове роятся нереализованные идеи, в кармане хранятся заветные корочки -- красный диплом! Ты свободно владеешь тремя языками и старательно изучаешь еще два, отлично рисуешь, хочешь покорить целый мир... Но тут всю идиллию портит твой новый босс, который, судя по всему, продал душу дьяволу еще пару веков назад. Ах, как этим сорокалетним мужчинам с кризисом среднего возраста и близорукостью высшей степени хочется испортить жизнь тем, кто не носит очки и не совершает оптовые закупки средства от облысения. И, может, все бы ничего, но я принадлежала к прекрасному полу, и это прискорбное обстоятельство дискредитировало меня в его глазах. Понятно, начальник мне не нравился, и я терпела неприятное соседство, игнорировала его вечные замечания и недовольные взгляды, молчала, когда он едко комментировал мой внешний вид, который его всегда чем-то не устраивал, переделывала работу по миллиону раз и снова выслушивала его презрительное "фи". Не одаренным ангельским терпением такое дается лишь путем титанических усилий. Но, хоть я и была интровертом, но принадлежала холерическому типу, поэтому быстро закипала и легко взрывалась... Можете вообразить, какой силы был взрыв спустя два года адских мук!..
   Я кричала. Нет, я орала на своего руководителя, уперевшись руками в его письменный стол и угрожающе нависнув над ним самим. Владимир Иванович с бескрайним недоумением смотрел на меня через стекла очков-половинок (раскладывающейся модели от Enny Marko. Он вечно таскал их в левом кармане пиджака в крохотном пенальчике "под крокодиловую кожу", и каждое утро, гордо опускаясь в свое руководительское кресло, не менее пяти минут чистил линзы замшевой салфеткой. Боги, я и очки его ненавидела!) и постоянно моргал. А когда буря поутихла, тихо сказал с улыбкой: "Вы уволены". Я, в свою очередь, с шумом выдохнула (содранное криком горло горело) и улыбнулась в ответ: "Спасибо. Но я сама ухожу".
   И ушла. Вот прямо сейчас, собрав в бумажный пакет то немногое, что было принесено на рабочее место из дома. Из пакета вызывающе торчала блестящим голубым боком стеклянная кружка. Попрощалась с охранником, скучающим за сканвордом.
   -- Уже нашла себе лучшее место? -- поинтересовался мужчина в форме.
   -- Нет. Но я всегда мечтала играть в театре.
   -- Эххх... Ну попробуй, попробуй, -- отозвался охранник; сквозь густые усы щеточкой невозможно было разглядеть движенья его губ и складывалось странное ощущение, что он, как чревовещатель, говорит с закрытым ртом.
   ... наверняка решил, что это шутка. Какой же мне театр? В таком возрасте уже поздно. А ведь когда-то...
   Моя мать была влюблена в балет. Отсюда и ее несколько эгоистичная мечта -- увидеть собственную дочь на сцене, исполняющую главную партию в "Жизели". Театр, при котором была балетная школа, находился на другом конце города, но мама, загоревшаяся идеей, возила меня туда четыре раза в неделю. Там были огромные залы с высокими потолками и огромными окнами. Зимой по помещениям гуляли сквозняки, а мы вынуждены были заниматься в легких трико. Маму не пугали ни рассказы о деформации ступни и насыпанном завистницами стекле в пуантах, ни о том, что когда-нибудь я просто не подойду по соотношению роста и веса, и должна буду бросить то, чему посвящу все детство и юность. И я часами стояла у станка в зале с зеркальными стенами, не испытывая ни малейшего интереса от процесса. Надо -- значит надо. И, возможно, когда-нибудь я бы и стала, согласно материнской задумке, примой Большого Театра, если бы не счастливый случай. Как-то, шагая по извилистым коридорам театра, я услышала за дверью пение... И заглянула. И решила бросить балет навсегда. Меня захватил вокал.
   -- У тебя нет голоса! У тебя его нет, никогда не было, и нечего себе врать! -- визжала в истерике родительница, чьи мечты грозились обернуться полным крахом.
   -- Мне плевать, -- меланхолично ответствовала я. -- Зато есть слух.
   Слуха тоже не было, но, право, какая это мелочь по сравнению с упорством и искренней любовью к своему делу.
   Мне снова пришлось регулярно ездить в театр, теперь -- чтобы учиться петь. Но Его Величество Случай вмешался второй раз. Я заболела... И потеряла голос. Мама торжествовала и бесилась одновременно. Лечащий врач всплескивал руками. Я думала, что умру. С детской запальчивостью подносила к венам нож -- кухонный, с зазубренным лезвием, -- и плакала, понимая, что никогда не смогу покончить с со своей никчемной жизнью. А потом как-то сумела подняться и перешагнуть через себя прошлую: занялась самообразованием и начала учить английский. Немецкий. Испанский. Потом в жизни как-то образовалась художественная школа, которая, подобно гигантской губке, впитала все свободное время. Я вдруг оказалась смертельно занята -- а когда у тебя полно дел, некогда грустить о потерянном и минувшем. Наверно, у всех детские мечты забываются именно так -- в мирской суете, бесконечных метаниях между школой искусств, обычной школой, первой работой и домом.
   Я выбралась на улицу, ощутив на губах влажное дыханье февраля. Очередная оттепель: белый снег, черные лужи... Каблуки скрипнули по льду, я не удержала равновесие, запутавшись в ногах, и очень удачно уселась в серый опадающий сугроб. И продолжила сидеть, удивленно смотря в небо. Боже! В нем были звезды! Я увидела звезды впервые за два... три... Сколько лет я не смотрела на небо? Они ведь совершенно точно были там, белые, четкие, сияющие, словно бриллианты. А у меня все не находилось времени задрать голову и посмотреть на них...
   Мимо, шлепая по каше из талой воды и снега, прошагали мама с ребенком, закутанным настолько, что со стороны казалось, будто та ведет на прогулку сверток одежды. Женщина неодобрительно посмотрела на меня и буркнула про "всякую пьянь". И тут во мне словно что-то переломилось. Я запрокинула голову и захохотала. И долго еще, не меньше семи минут смеялась, глядя в звездное - черное в горошек - небо, сидя в мокром снегу и прижимая к себе бумажный пакет с нелепо торчащей кружкой. Театр абсурда!..
   Но как же мне было смешно.
   Смешна была я - в первую очередь, и весь мир во вторую. Я - бегала. Мир -- катился. Ах да, был еще мой шеф, тот -- сидел. У шефа были очки. Очки лежали.
   Вот забавно, не правда ли?..
   Нужно было все это прекратить. Остановиться самой. Остановить мир, вращающийся на самом краю письменного стола. Заставить горделиво восседающего начальника бегать. И разбить наконец очки, сбросить их на пол, швырнуть в стену -- чтобы они посыпались на серый ламинат звонки ливнем. Как показывает производственная практика, из этих четырех пунктов наиболее легко выполним первый.
   Я выбралась из сугроба, отряхнулась и фыркнув в последний раз, побрела по дороге. Куда-нибудь. Домой идти не хотелось. Все это время квартира была для меня неким буфером между двумя заходами на работу; там можно было спать, готовить (но куда чаще - просто разогревать в микроволновке) ужин и доделывать все "на завтра". Именно поэтому комнаты были обставлены аскетично. Квартира располагалась на верхнем этаже, сразу под крышей, раньше там находилась студия какого-то малоизвестного, но безусловно талантливого художника. Талант его выражался не столько в полотнах, сколько в том, что он рисовал их не для получения заработка, а по зову сердца. Именно поэтому (а может, еще и потому, что любил выпить и посещать шикарные вечеринки в самых дорогих клубах) скоро представитель богемы разорился и продал огромные помещения под квартиры. И вот теперь я изредка появлялась в его разоренной студии, чтобы пожарить себе яичницу и почитать еженедельник, устроившись в кресле под светло-лимонным пледом.
   "Наверно, я и моя квартира друг другу не подходим, - философски подумала я, выходя на проспект и минуя магазин сантехники. -- Надо будет уделять ей больше времени в будущем... Теперь я в бессрочном отпуске, так что найду время... ну, хотя бы устроить генеральную уборку".
   Проспект бурлил. На дороге выстроилась обыкновенная вечерняя пробка; среди грязной снежной массы, поглотившей асфальт, гудели кокетливые иномарки с блестящими, как только что после чистки, боками и заляпанные серым, почти однотонные маршрутки. Людской поток размеренно двигался по выскобленной дворниками брусчатке, затекая в магазинчики и торговые центры. Идущие мне навстречу либо сияли ослепительными улыбками -- счастливые подростки, наконец вырвавшиеся из "альма матер" в большой мир, влюбленные пары, шагающие в обнимку и постоянно задевающие прохожих локтями, богатые дамочки, вышедшие на охоту за эксклюзивной покупкой с большим мужниным кошельком, - или, наоборот, спешили вперед, смотря лишь себе под ноги и лишь изредка награждая тех, с кем имели несчастье столкнуться, злобными усталыми взглядами. И шел снег - мелкий, мокрый, похожий на ледяной дождь. Из-за повышенной влажности ветер казался обжигающе холодным, руки замерзали даже в перчатках. Когда пальцы уже не ощущались, решила зайти в первый попавшийся торговый центр, чтобы "разморозиться", и вновь поразилась - как же давно я не гуляла по магазинам просто так, для того, чтобы погреться, посмотреть на красивые и, в сущности, ненужные вещи, вдохнуть аромат свежевыжатого апельсинового сока, доносящийся из крохотного киоска на первом этаже, сплетающийся с запахом ароматизированного кофе из кофейни с третьего. Сколько же времени я жила словно робот, бегала из точки А в точку Б, не останавливаясь, чтобы обратить на те самые яркие, приятные мелочи, из которых состоят жизнь! И вот теперь снова училась быть собой, получать удовольствия от блуждания из отдела в отдел, разглядывая ворохи одежды всевозможных цветов и фасонов, кальяны и деревянные маски божков, фарфоровых кукол и нефритовые ожерелья, ободки для волос и элитный чай в блестящих стилизованных коробочках... По-настоящему заинтересовал меня отдел книг. Я не меньше миллиона лет назад читала что-то, отличающееся от отчетов или самоучителей по пользованию компьютерными программами. Следующие полчаса ушли на разглядывание и перелистывание разнообразных книг, начиная от кулинарных энциклопедий и огромных альбомов для стилистов, напечатанных на мелованной бумаге непревзойденного качества, заканчивая пухленькими томиками современных российских и зарубежных фантастов и сборниками пошлых частушек. В сущности, я не искала ничего конкретного, но была уверена, что найду что-то "свое" -- и не выйду из этого волшебного отдела без покупки. "Свое" обнаружилось случайно. Я подняла взгляд и заметила на стеллаже небольшую книгу в сиреневой обложке с медным тиснением. Фантастический (я поставила вердикт "мистический") роман о вампирах и ведьмах, мрачном средневековье и современной жизни, прекрасных аристократах в блузах с воротниками жабо и очаровательных дамах в платьях на кринолинах. Скользнув глазами по тексту, я почувствовала, как меня захватывает и втягивает в себя невероятный мир интриг, кокетства, тайн и вечной любви... И вынырнуть из круговерти сюжетных хитросплетений я смогла лишь у кассы, со счастливой улыбкой захлопнув книгу и протянув ее кассиру, чтобы та пробила чек.
   Лифт с утомленной пожилой парой, лестница на первый этаж, стеклянный стеллаж с искрящейся бижутерией, салон сотовой связи, двойные двери, за которыми синева зимнего вечера -- и я уже иду, нет, бегу по неприятно-сырой, недружелюбной улице к остановке. За спиной громыхал уезжающий трамвай, протестующе шелестели шины у буксующих по тающему льду автомобилей. На остановке я остановилась под фонарем -- небольшой искусственной луной, -- улыбнулась огромным буквам из неоновых трубок, украшающим фасад торгового центра, и почувствовала себя самой счастливой на свете. Потому что я свободна. Потому что завтра можно спать хоть до вечера, и никто не устроит за это выговор. Потому что на запястье у меня висит пакет с интересным романом...
   Я влезла в маршрутку, устроившись на переднем сидении. Там куда удобней, чем в большом салоне: никто не ходит рядом, не толкается, не шумит и не передает деньги... Достала книгу из пакета. Конечно, темновато, чтобы читать, но это ничего. В голову сразу полезли воспоминания о студенческой юности, когда готовилась к семинарам, наспех вычитывая важные положения в трамвае, в утренней давке.
   Было тепло. По страницам скользили кометы желтого фонарного света. Я потерла глаза -- веки отяжелели и опускались сами собой. Тихо напевало радио -- слов не разобрать, но мотив такой знакомый... Я где-то его точно слышала... Эти невероятные переливы мелодии, зависающие в воздухе и продолжающие звенеть где-то внутри головы, подобно серебристому звону хрустальных колокольчиков... Вот только вспомнить бы слова песни... Я же их знаю... Я слышала, слышала когда-то очень давно...
  
   Было очень душно. И тесно. Дышать нечем совсем. Когда я пыталась вздохнуть, грудная клетка упиралась во что-то твердое. Воздух, который удавалось втянуть в себя, казался густым из-за пыли; та набивалась в нос и рот.
   Я закашлялась и открыла глаза. Было настолько темно, что в какую-то минуту я решила, что и вовсе не открывала их -- или попросту ослепла. Но нет. Когда глаза немного привыкли, мне удалось разглядеть перед собой кирпичную стену. Чуть повернув голову, я удостоверилась, что такая же стена и позади меня.
   Так-так, что-то тут не ладно. Пять минут -- или целую вечность -- назад я ехала домой в маршрутке, читая книгу, потом заиграла эта странная мелодия, такая знакомая, что я запросто смогла бы напеть ее по памяти, а вот теперь я тут, запаянная в стену... Меня захлестнула паника. Неужели мне так и суждено умереть внутри кирпичного гроба?.. Нет, должно быть, это просто дикий сон...
   Я вздохнула настолько глубоко, насколько позволяло узкое пространство, пошевелила руками. К счастью, они были не опущены по швам, а сложены на груди, как у покойницы. Кто бы ни был тот, кто меня тут заточил, он был не слишком здравомыслящим. Я чуть приподняла руки, выставила их вперед, как щит, и надавила на стену. Кирпичи были крепкими, но вот связующий раствор между ними, кажется, ссохся и держал конструкцию не очень хорошо. Я чуть накренилась вперед, встав на цыпочки и со всей силы давя на кирпичную кладку. На пол с шелестом падали мелкие камешки и крошка, потом что-то скрипнуло и кусок стены провалился вперед. Небольшое окошко на уровне груди, размером в три-четыре кирпичика, придало надежды. Так и знала, что все сделано на скорую руку... К тому же, если это на самом деле не более чем сон, я могу вытворять в нем все, что захочу, и изменять реальность на свой вкус. Я уперлась локтями в кладку, надавила... И стена развалилась. Не целиком, конечно. В ней появилась дыра размером с половину моего туловища, через которую можно было вылезти. Я перегнулась через край и головой вперед выбралась из заточения -- ноги все еще находились в узкой нише, достать их из которой не представлялось возможным каким-либо другим способом. В конечном счете, я попросту выпала из стены на засыпанный кирпичной крошкой и кусочками желтоватого вещества, используемого вместо бетона, пол. Больно ударилась коленями и ладонями -- ссадины точно будут.
   Игнорируя неприятное нытье в отбитых частях тела, я поднялась на ноги и отряхнула джинсы. Огляделась.
   Кажется, тут было что-то вроде закулисья заброшенного театра. Сумрачное, лишенное дневного света помещение, засыпанный сором пол. Посеревшие, наполовину истлевшие декорации, сваленные в углу бесформенной кучей и прикрытые сбоку чем-то, напоминающим бордовую королевскую мантию. С другого бока кучу мусора подпирало вычурное колесо с облезающей позолотой. Я прошла чуть дальше. Лестница на верхний ярус. Ряд разбитых ламп под потолком; они напоминали нить искусственных пластиковых жемчужин с облупившимся перламутром. Зрительный зал скрывался где-то за грязной завесой сосборенных кулис. Я прошла по одному из переходов, ведущему, видимо, в гримерную -- там было темно и настолько пыльно, что зачесалась переносица. В конце пути я наткнулась на дверцу с табличкой, надпись на которой уже почти стерлась, и ее невозможно было прочитать. Дернула ручку двери, и та, в противовес моим ожиданиям, поддалась. Я зашла в небольшую комнату. У самой двери стоял металлический манекен, облаченный в роскошное многоярусное платье. Оно и сейчас производило впечатление, несмотря на то, что краски дорогих материалов выцвели, бисерная вышивка обтрепалась, а накрахмаленные кружева потеряли свою форму и безжизненно висели. Я побоялась притронуться к платью -- оно выглядело так, словно легчайшее прикосновение превратит его в пыль. Прошла дальше -- в углу стояли трельяж с мягким пуфиком и платяной шкаф, содержимое которого уже давно стало кормом для моли. На трельяже стояла открытая коробочка с пудрой -- той самой, что делали из рисовой муки, призрачно-белой.
   Боже, в каком я времени?..
   Зеркало покрывал слой пыли и тельца дохлых мух. Я легонько подула на него, чтобы хоть как-то избавиться от грязи и разглядеть свое отражение. В мутном потрескавшемся зеркальном слое я увидела себя... Ффух. Хоть тут ничего не изменилось. Немного взлохмаченные каштановые волосы длиной до плеч, присыпанные строительной крошкой. Бледное лицо, впрочем, в этом сером призрачном мире мало кто был бы розовощеким, особенно после заточения в стене. Испуганные глаза с расширенными от темноты зрачками. Куртка, весь испачканный в пыли шарф -- бежевый, ажурный, с вплетенным по краю кружевом, не менее грязные джинсы и сапоги до колен. Отлично. А я-то думала, что буду выглядеть хуже... Переведя взгляд с зеркала обратно на столик с косметикой, я заметила то, чего не видела прежде. Из-под щетки для волос, лежащей на самом краю, желтел уголок бумажного листка с вензелем. Нахмурившись, я осторожно вытянула бумагу. Приглашение. Очень старое, наверно.
   Я развернула открытку, и оттуда выпорхнуло что-то продолговатое и спикировало на пол, к моим ногам. Подняв, я удостоверилась, что это был билет. В театр.
   Довольно... странно. Найти в гримерной театра приглашение с билетом в театр внутри. Дата и время сеанса -- пятнадцатого февраля в девять вечера. Никогда бы не подумала, что где-то бывают такие поздние показы, кроме стрип-театров...
   Я озадаченно моргнула. Пятнадцатого февраля? Сегодня как раз пятнадцатое. Пятнадцатое февраля. Я потянулась к часам. Половина восьмого.
   Очень любопытно. Если это действующий билет на сегодня, и если он предназначался мне, я успею на спектакль...
   Я вновь обратилась к приглашению. По диагонали округлым ровным почерком было выведено: "Очаровательная Виорика! Мне понятно ваше замешательство: я заставил вас покинуть привычный мир и прибыть сюда, доставив тем самым множество неудобств. Прошу вас быть милостивой и простить меня. В ожидании вас -- и поверьте, на это ожидание я потратил куда больше пары десятков лет, - я, кажется, растерял все манеры истинного джентльмена. Однако же я не теряю надежды, что вы, возлюбленная Виорика, проявите благосклонность к старому артисту и трубадуру, и примете мое скромное предложение посетить вместе последнюю жемчужину этого театрального сезона -- гранд-оперу "Женевьева". Я искренне надеюсь, что непревзойденное либретто усладит ваш взыскательный слух... Не теряя надежду, я буду ждать вас к девяти в правой ложе. Номер вашего места вы можете найти в билете, вложенном в это приглашение. Надеюсь на встречу с вами этим холодным вечером -- в противном случае, мое сердце застынет на промозглом февральском ветру. Убедительно прошу вас, сладкоголосая Виорика, не опаздывать. От того, состоится ли наша встреча или нет, зависят наши судьбы.

Вечно влюбленный вас и ваш талант В. М."

   Я в недоумении перечитала строки еще раз и еще.
   Это приглашение... мне? Действительно мне? Оставленное тут, под пожелтевшей щеткой из свиной щетины, когда-то давно, оно дожидалось своего часа... Или этот тайный поклонник с задатками оратора... так-так-так... Это ведь он каким-то невероятным способом смог затащить меня в этот сумеречный мир -- и все для того, чтобы я встретилась с ним?!
   Боже, это возмутительно. И еще, кажется, мне это не снится... Неужели правда это происходит на самом деле? На самом деле у меня болят колени, на самом деле я приглашена в оперный театр неким В. М.?
   Как загадочно...
   Я засунула приглашение и билет в карман куртки и покинула гримерку тем же путем, что и пришла, миновав сцену, вышла в коридор и добралась до черного хода.
   На улице дул холодный ветер, но снега не было совсем. По темно-синему небу неслись с пугающей скоростью серо-зеленые обрывки облаков, складывающиеся в страшные лохматые морды полулюдей-полузверей, скалящихся в ужасающих гримасах. На моих глазах одна из таких демонических физиономий клацнула зубами и исчезла за чернеющими вдали шпилями пороховых башен. Я передернула плечами. Неприятно тут, однако. Да и нужно искать тот, другой театр, который работает - время не ждет.
   Я вышла на улицу. Ее освещал неверный желтовато-зеленый свет газовых фонарей; по черной брусчатке ползли извилистые тени голых деревьев. Я дошла до первого перекрестка и вывернула на более широкую улицу. Тут было так же безлюдно, только изредка по дороге с грохотом проносились экипажи, запряженные усталыми лошадьми. Я старалась ничему не удивляться. Вопрос "сплю я или не сплю?" до сих пор бы открыт, поэтому я пыталась сделать вид, что все идет так, как надо, и не таращиться на необычный -- для меня, но не для местных жителей -- транспорт.
   Театр-театр... Если б я была театром, где бы я располагалась?.. Ох, я говорю совсем как Алиса, путешествующая по Стране Чудес. Я покачала головой. Нужно что-то делать. Очевидно, что мне нужно просто попасть туда, куда меня пригласили и... либо сон закончится, либо меня попросту отошлют домой, звезданув по голове волшебной палочкой. Или еще что-нибудь.
   Тут я заметила противоположной стороне улицы движение и поспешила туда. Навстречу мне церемонно шагала пара средних лет. Мужчина был облачен в типичный костюм ландскнехта -- германского наемного воина. На нем была огромная фетровая шляпа, украшенная множеством перьев, узкие штаны, наспех перевязанные лентами под коленями и солдатская куртка с широкими рукавами, украшенными прорезями -- точь-в-точь как на картинке из книги про историю моды. Его спутница, как ни странно, одета была скорее по моде XVII века, нежели XV -- на ней было достаточно простое платье бежевого цвета, надетое на корсет, сильно сплющивающий грудь. И хотя этих мужчину и женщину разделяли около двух столетий, они прекрасно ладили, мило беседуя и смеясь в ответ на реплики друг друга. "Ну, была -- не была", -- решилась я, подошла к ним и, задумавшись на пару минут, на каком языке говорить, обратилась к ним на немецком:
   -- Извините, не могли бы вы мне подсказать, где здесь находится ближайший оперный театр, исключая тот, что вверх по этой улице?
   Ландскнехт и его барышня неприлично вытаращились на меня, скользнули въедливыми взглядами по моему облачению с головы до ног и наоборот, после чего наперебой начали что-то кричать, оживленно жестикулируя. Я в недоумении отступила назад:
   -- Не знаете так не знаете, нечего так возмущаться!
   Тут женщина сжала руки в кулачки, распрямилась и завизжала... От ее визга у меня на пару минут заложило уши, я втянула голову в плечи, прикрыв уши руками и зажмурившись. Приоткрыла глаза, когда все стихло... По направлению к нам уже неслась толпа людей в черных сутанах священников. "Боги!" -- только и успела подумать я, когда те схватили меня, ловко связали и поволокли куда-то в переулок. Переулок был как раз такой, каким положено быть переулку мрачного Средневековья; проход между домами был не больше двух метров шириной, да и строения стояли не ровно, а как попало, при этом умудряясь лепиться вплотную друг к другу. Фасады некоторых зданий выдвигались вперед так, что пройти между двумя, стоящими напротив друг друга, можно было только по одному, да и то развернувшись боком. Святым отцам неудобно было тащить плененную меня за собой, поэтому в самых узких местах меня пропускали вперед, невежливо тыкая в спину, когда я мешкала и тормозила движение мрачной процессии. Надо сказать, медлила я довольно часто, потому что по улочке струилось что-то, больше всего похожее на зловонный ручей с болотистой черной водой. Когда первоначальный шок прошел, я попыталась отбиваться, но не так-то много сделаешь, когда тебя держат веревки. Священники переговаривались в полголоса на малопонятном языке... но стоило немного прислушаться, как стало возможным различать сначала слова, затем целые фразы. По обрывкам разговора я узнала много интересного относительно себя...
   -- Что за черт! -- лягнула я ближайшего представителя черного духовенства. -- Никакая я не ведьма, с чего ты это взял, старый козел?
   -- Она упомянула Рогатого Повелителя дважды, стоило ей открыть рот! -- зашелестели святые отцы. -- Дьявольская служка, чертова жена!
   -- Молчи, презренная! -- пафосно воскликнул тот, кому не удалось скрыться от моего гнева и сапога (о последнем напоминал серый след на его сутане, каждый взгляд на который наполнял меня невероятной гордостью за свою скромную персону).
   -- Даже и не собираюсь! -- я снова дернула ногами, но все, находившиеся в непосредственной близости от каблуков, успели уклониться. -- Я не ведьма! Что мне надо сделать, чтобы доказать вам это? И вообще, я опаздываю в театр! У меня свидание, ясно вам или нет, тупые идиоты?!..
   Мы дошли до покосившегося каменного дома в два этажа, в подвал которого вела крутая лестница. После спуска по ней мы миновали целый лабиринт коридоров и переходов и оказались в какой-то страшной комнате, обстановка которой разом напомнила мне Кровавую Башню в лондонском Тауэре и пыточную из романа Гюго "Собор Парижской Богоматери". Первое, что я увидела в мрачном помещении -- огромная "Нюрнбергская дева", таращащаяся на посетителей пустой черной прорезью для глаз. Кажется, в эту прорезь совали раскаленные пруты, чтобы ослепить жертву. Каменный камин был как раз неподалеку, перед ним стояли поленница и ведро, полное металлических прутов. Чуть в стороне от них остывало нечто, отдаленно напоминающее огромную решетку для гриля. "Жаровня! -- ужаснулась я. -- Господь всемогущий, да они же на этом людей заживо жарили!" С другой стороны от камина располагались допросное кресло и "стул ведьмы", очень похожие по конструкции и различающиеся лишь наличием ужасающих, покрытых ржавчиной шипов на втором агрегате.
   "Эээх, -- приуныла я. -- Жаль, что я не ведьма. Придется страдать ни за что... Хотя все происходящее невыразимо странно. Кажется, тут что-то вроде гигантской временной петли, где смешались все времена и все народы...".
   Воздух в помещении был тяжелым и вязким, но, видимо, замечала это одна я. Пахло сыростью, старым сыром -- вернее, это все же был запах плесени, гарью и горелым мясом. "Горелым человеческим мясом! -- уточнила я с поразительным равнодушием, и тут же ощутила, как желудок сжался, проталкивая свое непереваренное содержимое вверх по пищеводу. -- Боже мой, иже еси на небеси... Неужели мне действительно суждено погибнуть тут, в каком-то чокнутом междумирье, свихнувшись от болевого шока?! Это звучит так невероятно, что я... я... кажется, готова в это поверить!". Я закашлялась и потянулась было связанными руками ко рту, испугавшись на какой-то момент, что приступ кашля перерастет в рвоту -- но нет, меня отпустило. Один из священников грубо подтолкнул меня к допросному креслу, другой зафиксировал руки металлическими зажимами. "Что-то сейчас будет. Например, допрос с использованием "испанского сапожка" -- "Пой мне, Эсмеральда!", -- я скользнула взглядом по темному помещению, отмечая все новые устрашающие детали интерьера, -- или вон тех прутов, которые только и ждут, когда их раскалят докрасна... И никто ведь мне не поможет! А самое смешное то, что меня казнят лишь за то, что я выругалась, да в придачу была одета в джинсы -- помнится, во времена испанской... да к черту Испанию, французской инквизиции женщины шелестели многочисленными юбками и молчали в надушенные платочки. Тьфу! Похоже, некий В. М. меня не дождется -- ни к девяти, никогда!".
   Стало ясно, что нужно что-то делать. Убить меня, конечно, не убьют. Сразу, во всяком случае. В вот медленно и верно запытать до смерти могут. На это уйдут не одни сутки, но разве это важно? Во времена гонений на ведьм палачей, тюремных служителей и прочих, прочих процесс выпытывания ложных показаний по каким-то причинам считали невероятно забавным...
   Громыхая сапожищами, в пыточную протиснулись тюремщики. Хотя, наверно, не правильно было называть их так -- кто знает, тюрьма здесь или просто дурдом? Немного подумав, я решила именовать пришедших Старшим и Младшим Инквизиторами.
   Старший выступил вперед, одернул полу красного плаща и оценивающе воззрился на меня. В взгляде его глаз, влажно поблескивающих при свете камина, мне почудилось что-то хищное. Даже не голод, а азарт гончей собаки, преследующей волка во время травли. Младший инквизитор замер за его спиной в ожидании.
   -- Мария Летиция де Монфор обвинила вас в ведовстве и насылании порчи, -- счел нужным сообщить мне Старший. Священники шелестели сутанами, энергично кивая. -- Вас обвиняют в том, что вы -- еретичка и веруете отлично от учения Святой церкви. Это правда?
   Мне вдруг стало смешно. В горле что-то булькнуло, и тут меня понесло.
   -- Вообще-то, это философский вопрос. Честное слово, я иногда бываю агностиком, но в моменты, подобные этому, готова поверить, что Бог есть и ему довольно скучно на небесах. Можете так и записать в протокол... Постойте, у вас даже протокола нет? И это по-вашему допрос? Мне стыдно тратить свое время в этом вертепе!
   Священники округлили глаза и зашептали молитвы -- очевидно, выпрашивали у Бога прощения для грешной меня. Младший инквизитор всплеснул руками. Густые брови Старшего сошлись на переносице.
   -- Ведьма! Отвечай, совершала ли ты какие-либо сношения с дьяволом, приходившим к тебе в виде козла...
   -- Чего?! -- возмутилась я из кресла и подергала успевшими онеметь руками. Металл в ответ на движение отозвался угрожающим лязгом. -- Что за бред? Вы хотите обвинить меня в нимфомании или в галлюцинациях?.. А знаете что, валите к черту!
   Старший инквизитор развернулся на каблуках и на какое-то время оставил меня, отойдя к дальней стене, на которую почти не падал свет. Там он достаточно долго перебирал что-то, словно хирург, подбирающий подходящий инструмент. Вернувшись, он держал в руках металлическую раму, к которой была присоединена болтами металлическая же "шапочка". Вторую часть устройства, в которую вкладывался подбородок, поднес Младший палач.
   -- Знаешь, что это такое, девочка? -- елейным голосом осведомился у меня Старший инквизитор.
   -- Не имею ни малейшего понятия, -- чопорно поджала губы я. -- Грязная ржавая дрянь, которую надевают на голову, я угадала?..
   Естественно, угадала.
   Мужчина подошел ко мне едва ли не вплотную и навис над моим креслом. "Сейчас меня будут запугивать... Вернее, морально готовить к процедуре капитуляции", -- решила я. И оказалась права.
   -- Это пресс для черепа, -- объяснил инквизитор, любуясь, как облики света скользят по металлу крышки убийственного орудия. -- Вот это приспособление, -- он кивнул на "запчасть" в руках помощника, -- зафиксирует ваш подбородок, а это наденется на вашу миленькую головку, -- еще один кивок на сам пресс. -- Сначала от давления раскрошатся твои зубы. Они брызнут изо рта окровавленными осколками. После придет черед челюстей. Они будут переламываться дольше -- мучительно долго, если эту крышу завинчивать медленно. Затем под давлением размягчится твой мозг; он начнет вытекать через...
   -- Достаточно! -- оборвал его наполненный садистскими подробностями рассказ чей-то резкий голос. Я оглянулась настолько, насколько позволяло зафиксированное в кресле тело. Неужели у кого-то из святых отцов не выдержали нервы?..
   Вовсе нет. На сцене моей жизни появился новый персонаж.
  
   У персонажа был фиолетовый плащ с капюшоном и глубокий бархатистый баритон. И если бы ни несколько странный цвет плаща, я бы несомненно записала "вновь прибывшего" в герои-любовники из дамских романчиков в цветастых обложках.
   -- Фон Бриар! -- выдохнул с ненавистью Старший Инквизитор, переключившись с моей скромной персоны на фигуру в фиолетовом. -- Тебе-то что тут надо?
   -- Мне? -- притворно удивился мужчина из глубины скрывающего лицо капюшона. -- Детали для кукол.
   -- Ищи их в другом месте! Здесь вершится правосудие, а не рассказывают сказки, поглядывая на картинки из "волшебного фонаря".
   Человек передернул широкими плечами, от чего ткань его одеяния, такая же блестящая и гладкая, как атлас, пошла сиреневыми волнами. Я бросила в его сторону умоляющий взгляд. Он тут, похоже, единственный нормальный... Относительно нормальный.
   -- Если бы вы и рассказывали сказки, то они, несомненно, были бы страшными и кровавыми, -- глубокомысленно заметил мужчина в фиолетовом плаще и фыркнул. -- Вот эта юная леди уже едва дышит от ужаса. Посмотрите, как у бедняжки дрожат губы! -- у меня и колени заметно дрожали, но палачей и святых отцов это мало интересовало. За свою долгую и верную службу инквизиции они насмотрелись на вещи похуже.
   Я чувствовала, что нужно что-то сказать, чтобы добрый кукольник, или кто он там, забрал меня из этого страшного, провонявшего гарью места, и как можно скорее. Без его вмешательства мои мозги уже вытекали бы через ноздри, а так -- пока на месте и предпринимают тщетные попытки соображать! Но язык вдруг стал скользким и неповоротливым, словно бы распухшим, и я не смогла выдавить ни слова.
   -- Бедняжка?! -- ни с того ни с сего возмутился Младший Инквизитор, прежде прятавшийся за спиной Старшего. -- Эта прислужница рогатого наслала порчу и косоглазие на леди де Монфор! А еще намеревалась утащить ее младшую дочку на шабаш и выпить там с товарками ее кровь -- в ближайшее полнолуние!
   Мужчина в плаще снова фыркнул -- на этот раз недоверчиво -- и захохотал.
   -- Ах, это снова Мария Летиция? Я бы на ее месте уже успокоился и не клеветал на молодых и привлекательных девушек. Леди де Монфор все никак не может смириться с морщинами и неминуемо наступающей старостью. И зря вы обрадовались новой прекрасной мушке, попавшей в ваши сети. Она невинна, как белоснежный агнец.
   Инквизиторы скрипели зубами. Священники притихли в почтении.
   Мужчина в фиолетовом вихрем пронесся мимо моих мучителей, застывших, как восковые куклы в музее, подскочил к моему креслу и стал ловко откручивать зажимы.
   -- Эээ, -- только и промычала я, не в силах совладать с неожиданно отказавшим языком.
   -- Не беспокойтесь, юная леди, я не причиню вам вреда! -- быстро зашептал бархатистый голос мне в самое ухо. В этот же момент оковы раскрылись с глухим щелчком. -- Помогите мне освободить ваши ножки, и покинем наконец это отвратительное помещение.
   Я потрясенно закивала и нагнулась, чтобы снять кандалы с правой ноги. Незнакомец занялся левой, и уже очень скоро я смогла подняться с "позорного трона" и распрямиться. Вершители правосудия продолжали стоять, остолбенев, и даже не делали попыток нам помешать.
   -- За мной, юная леди! -- повелительно бросил человек в плаще, а потом, сообразив, что я так и буду стоять и изумленно таращиться на него, схватил меня за руку и заспешил к выходу. Пришлось следовать за ним; я едва успевала переставлять ноги.
   Меня ждало еще одно путешествие по темным переходам подвала, но, вопреки моим ожиданиям, мы не вернулись к лестнице, ведущей наружу. Мужчина в фиолетовом остановился у маленькой, не доходящей ему даже до плеча, округлой двери, окованной железом. Ее украшали пики, похожие на изогнутые в агонии сердца, и даже замочная скважина располагалась на блестящей металлической пластине в форме искривленного сердца. Незнакомец выловил откуда-то из-под плаща изящный ключ и открыл крохотную дверку.
   -- Проходите, -- мужчина галантно придержал ее, пропуская меня в перед. На какую-то секунду я запаниковала, почувствовав подвох: сейчас меня запрут здесь, в темноте и одиночестве, на долгие годы, и я высохну от обезвоживания или, наоборот, сгнию от сырости подземелий... Но нет, все обошлось. Впереди была не камера или чулан, а освещенная масляными лампами лестница, ведущая вниз.
   -- Спускайтесь осторожно, ступеньки узкие и крутые!
   Я кивнула головой -- мол, принято, -- и тут же чуть не скатилась вниз по винтовой лестнице. Успела в последний момент упереться руками в противоположные стены и остановилась. Хорошо, что тут очень узкий проход. И потолок низкий и, кажется, земляной, из него торчат корни... "Если что -- ухвачусь за них", -- решила я.
   -- У вас все в порядке? -- вежливо осведомился мужчина, шагающий за мной.
   -- Д-да! -- выдохнула я и поняла, что наконец могу говорить. -- О Боже, спасибо вам большое за то, что вы спасли меня от этих психопатов! Даже и не знаю, как отблагодарить вас! Самой мне бы никогда от них не спастись! А когда тот здоровяк достал пресс для черепа, я решила, что мои секунды сочтены... Ой, простите, столько говорю!.. Это все из-за долгого молчания. У меня что-то с языком случилось, точно в него "новокаин" вкололи... Да вы, наверно, и не знаете, что такое "новокаин"...
   Лестница все не кончалась.
   -- Отчего же, -- добродушно усмехнулся незнакомец, -- знаю! Думаете, я позволил бы лечить мои зубы без анестезии, когда я буду корчиться в агонии, прикованный к стоматологическому креслу из красного дерева?
   -- Вообще-то, я думала именно так, -- улыбнулась я. -- В вашем времени, каким бы оно ни было, еще не придуманы бормашины и шприцы с обезболивающим.
   -- Боюсь, вас это несколько смутит, юная леди, но в Вавилоне нет времени. Его стерли. Как стерли и границы между народами, языковые различия и прочее, прочее...
   -- Так этот город называется Вавилоном? В честь того древнего города, где неуемные смертные построили башню, за которую их покарали боги?
   Незнакомец опечаленно вздохнул:
   -- Они сами не знали, во что перерастет то самое столпотворение. А когда узнали, было уже слишком поздно. Их возлюбленный мир населяли сотни народов и народностей, которые беспрестанно воевали-воевали-воевали... И они придумали "для отвода души" вот этот экспериментальный проект -- город вне времени и пространства. В нем собрано все лучшее от реального мира, все характерные черты каждой эпохи... В общем, это огромная сборная солянка, -- чуть менее торжественно заключил мужчина, шурша полами плаща.
   После очередного изгиба винтовой лестницы где-то внизу забрезжил свет -- мягкий и оранжевый, как морковный сок. Мы спустились в огромную гостиную, обставленную в золотисто-охровых и тукло-оранжевых тонах. Незнакомец, замерев напротив меня, откинул с лица капюшон. У него были чуть вьющиеся волосы выше плеч, вероятно, каштановые, но при неярком освещении они казались черными. Черные проницательные глаза с тяжелыми веками, изящный нос, высокие скулы -- все в нем выдавало аристократа. Когда мужчина снял плащ и повесил его на изогнутую вешалку в небольшом алькове в углу, я смогла разглядеть его простую, но в то же время дорогую и подобранную со вкусом одежду: белоснежную блузу с воротником жабо и расклешенными манжетами и черные слаксы, заправленные в сапоги.
   -- Простите ради Бога мой промах, -- не успела я глазом моргнуть, как представительный мужчина в возрасте, неумолимо стремящемся к сорока, рухнул передо мной на одно колено и почтительно склонил голову, -- я до сих пор не представился. Ларс фон Бриар к вашим услугам. Можете звать меня просто Ларс.
   -- Ммм... Спасибо, мистер... Ларс, -- я неловко улыбнулась. -- А я -- Виорика. И встаньте с колен ради бога, мне очень неловко...
   Фон Бриар выпрямился, окинул задумчивым взглядом обстановку гостиной и спросил:
   -- Дорогая, вы не голодны?
   -- Слегка... -- я вспомнила, что попала сюда по дороге с работы, а значит, в желудке лишь сиротливо болтался ленч из дешевого кафе.
   -- В таком случае, нам будет удобней разговаривать за чашкой ароматного чая! -- оживился мужчина, и даже его благородно-бледное лицо слегка тронула краска. -- Как вы относитесь к ликерам?
   -- Я-а... -- несколько обалдела я, но Ларс продолжал, так и не получив членораздельного ответа:
   -- На днях я посетил один прелестный магазинчик из "внешнего" мира. Там невероятный выбор ликеров! Кофейные, травяные, сливочные, фруктовые... Я выбрал вот этот, с тропическими фруктами, но оказалось, что чувствуется в нем лишь апельсин, -- на небольшом квадратном столе, стоящем неподалеку от лестницы, появилась плоская бутылка с ядрено-оранжевым напитком и черной этикеткой, следом за ней -- две крохотные, чуть больше наперстка, серебренные рюмки для ликера.
   Ларс ломал запакованную плитку кофейного шоколада -- самого обычного, современного, какой можно купить в любом супермаркете... в моем времени, разумеется.
   -- И часто вы выходите во "внешний" мир? -- поинтересовалась я, стараясь перекричать хруст разрываемой фольги от шоколадки.
   -- Почти каждую неделю, -- неровные кусочки темного шоколада были аккуратно перемещены на серебряное блюдце. Ларс принес откуда-то, где, вероятно, находилась кухня или столовая, большое трехэтажное блюдо с фруктами, на котором -- я почти не сомневалась в этом -- лежали мандарины и разрезанные на четвертинки киви. Вскоре подоспели и чайники -- с кипятком и заваркой; я засуетилась и помогла расставить чайные пары из полупрозрачного, очень похожего на лунный камень фарфора.
   После мы сели. Так как стол был придвинут к стене, мне пришлось пристроиться с правой стороны, а Ларс оказался "во главе" -- напротив стены. Как заботливый хозяин, он тут же взболтнул бутылку и принялся разливать ликер. Вопреки ожидаемому, тот тек и не густо и вязко, как карамель, а лился, как сок.
   -- У этого ликера не слишком хорошее качество, -- с сожалением поджал губы аристократ. -- В прошлый раз я брал клубничный, к мороженому, и он был намного-намного лучше. Словно растопленный мармелад. За вас, прекрасная Виорика из "внешнего" мира!
   Я, ойкнув, подняла рюмку, мы быстро чокнулись. Я чуть пригубила странный ликер. На вкус тот был как апельсиновый сок с пряностями. При следующем глотке я почувствовала легкий привкус алкоголя, а самый последний глоток обжег язык и горло, словно чистый спирт. Я закашлялась, прикрыв рот ладонью.
   -- Странный напиток.
   -- Действительно, -- с добродушной улыбкой согласился мужчина. -- Не стесняйтесь, драгоценная Виорика. Шоколад?
   Я, кивнув в знак признательности, взяла кусочек кофейного шоколада.
   -- А теперь, с вашего позволения, начнем беседу. Чаю?
   -- Д-да, пожалуйста.
   -- Заварка -- черный цейлонский с бергамотом. Невероятный аромат! -- кипяток с плеском ударился о призрачно-белое дно чашки. -- Итак, расскажите с самого начала. Как получилось, что девушка из "внешнего" мира попала в Новый Вавилон?
   Я вздохнула, придирчиво изучая надкушенную дольку шоколада.
   -- Я читала книгу в маршрутке... потом заиграла та странная мелодия, похожая на воспоминание из прошлого... а после я очнулась в стене. Вот и все.
   Ларс поднес кружку к губам, подул на чай. Отпил.
   -- Мелодия?
   Меня бы скорее удивило, почему пробуждение произошло внутри кирпичной кладки, но у месье Фон Бриара были свои критерии странности.
   -- Да. Мне показалось, что я уже слышала ее раньше... Это песня. Возможно, я пела ее когда-то, еще в те годы, когда занималась вокалом, но сейчас... Сколько я не пыталась, так и не вспомнила ни единого слова!
   -- Может быть, вы всего лишь плохо пытались?
   -- Да, и такое не исключено... -- печально согласилась я и продолжила свой рассказ историей про заброшенный театр и приглашение от таинственного поклонника.
   Ларс слушал с неподдельным интересом, таинственно улыбаясь одними углами губ.
   -- В. М., -- повторил он роковое имя. -- Давно я не слышал эти инициалы...
   Почувствовав, что отгадка где-то совсем рядом, в пределах досягаемости, я приободрилась.
   -- Вы знаете его?
   -- Хм... Отчего же не знать. Когда-то он был достаточно известен...
   -- Да?! И кто же он? -- я почти подпрыгивала в кресле от нетерпения.
   -- В. М. был талантливейшим композитором и музыкантом. Он написал множество прекрасных сонат, несравненные симфонии, а так же музыку для оперы "Женевьева".
   -- Ух, это та самая, на которую у меня приглашение!
   -- К сожалению, он пропал несколько лет назад, и никто не знает, где он сейчас... Кто-то говорил, что он умер, кто-то -- что его покинула его любимая муза, меццо-сопрано Лорелея. С ней случилась беда. Хозяин театра взревновал ее к несчастному и... Ах, да не будем о плохом. Возможно, В. М. уехал куда-нибудь, или заперся на самой верхушке башни с часами и сочиняет свои великие произведения, слушая, как размеренно, словно человеческое сердце, работает часовой механизм... Киви?
   Ларс не переставал меня поражать. Я так удивилась внезапной смене темы, что машинально взяла кусочек сочного фрукта с блюда и даже запихала его в рот, не удосужившись очистить.
   -- И вы собираетесь ответить на приглашение? -- Ларс облокотился на стол, подпер ладонью подбородок и с интересом уставился на меня.
   -- Ээ, простите? Пойти на оперу? Да, конечно, -- я постаралась незаметно выплюнуть кожурки в поднесенную ко рту чайную ложку, но получилось это далеко не так элегантно, как описывалось в книгах, посвященных этикету и поведению за столом. Мужчина с умилением наблюдал, как я краснела и бледнела, стараясь как можно изящней избавиться от мохнатой кожицы.
   -- Не думаю, что вам следует вновь появляться на улицах города в вашем... несколько шокирующем наряде. В этом... этих временах дамы еще не носили брюки и короткие куртки. Только разбойницы и дикарки из провинции. Вы не можете прийти в оперный театр в таком виде!
   -- Знаю, -- виновато наклонила голову я, -- но что же мне делать? Я не обладаю привычкой таскать с собой целый гардероб разнообразных платьев.
   Мужчина выпрямился в кресле, словно аршин проглотил.
   -- К счастью, Виорика, я могу вам помочь. По счастливому стечению обстоятельств, у меня есть пара платьев, которые могли бы подойти...
   Я недоверчиво фыркнула.
   -- У вас? Неужели вы...?
   Ларс окинул меня выразительным взглядом, словно бы вопрошающим: "Вы умалишенная?"
   -- Нет, конечно. Моя возлюбленная умерла, но я так и не нашел в себе силы раздать нищим платья из ее гардероба. Туалетам Иоанны позавидовала бы сама Королева...
   -- Ой, простите, -- я приложила собственную ледяную от волнения ладонь к пылающему лбу. Надо же было сморозить такую глупость! Хотя, с позволения сказать -- а как еще реагировать на подобные заявления из уст мужчины, который носит фиолетовый плащ и пьет дамские алкогольные напитки?.. Нет, воистину, я глупа, да и узколоба при том!
   -- Ничего, не тушуйтесь, юная леди. Вы уже закончили с чаем? Я провожу вас к гардеробу.
   Я в растерянности цапнула с тарелочки еще одну дольку шоколада и последовала за мужчиной.
   Гардероб оказался огромной круглой залой, освещенной настолько ярко по сравнению с "оранжевой" гостиной, что я на мгновение зажмурилась. Глаза слезились. Кое-как размазав кулачком слезы, я огляделась и поняла, что нахожусь в комнате совершенно одна. Ларс ушел бесшумно, словно растаял в воздухе.
   -- Что ж... -- задумчиво произнесла я, осматривая залу.
   О да, ее размеры потрясали. Здесь можно было устраивать званые приемы и балы, но, кажется, помещение выполняло роль эдакой шикарной подсобки. По периметру тянулись прозрачные шкафы с одеждой. Платья! Всех возможных фасонов и цветов. Платья со струящимися подолами из газа, круглые, чем-то похожие на кремовые торты платья на кринолинах, шелковые платья с завышенной талией, бархатные накидки... От их великолепия и разнообразия можно было сойти с ума. Как сомнамбула, я обогнула зал, пытаясь запомнить всевозможные сочетания оттенков и фактур, чтобы когда-нибудь попытаться -- несомненно, безуспешно! -- повторить увиденное сейчас на холсте. О! Сумей я передать с помощью масла сумасшедшее разнообразие и бешеную стоимость этого гардероба, могла бы именоваться величайшей художницей всех времен и народов...
   Я помотала головой, приходя в себя. Нереально. Да и бессмысленно. Зачем нужно рисовать горы заключенных в стеклянные шифоньеры тряпок? Красиво -- да, бесспорно. Вот только великой идеи в этом нет.
   Я закончила круг почета и наконец увидела то, чего не замечала раньше. Над дверью было нечто вроде балкона, куда можно подняться по узеньким прозрачным (неужели и они из стекла?) лестницам. На балконе, блистая, словно огромный бриллиант, возвышался наклонный бассейн, в котором не то плавала, не то лежала девушка.
   -- Иоанна? -- зачем-то позвала я, интуитивно чувствуя, что не получу ответа.
   В какую-то секунду в голову пришла идиотская идея забраться на балкон и посмотреть на нее, обладательницу бесчисленных нарядов, поближе. Я проскользнула по лесенке наверх (стекло под каблуками сапог противно скрипело) и подошла к странному сияющему сооружению. Ох... Если бы на свете существовал алмаз такого невероятного размера, я бы точно решила, что бассейн сделан из него. Округлые каменные бортики украшали филигранные орнаменты из тех же изогнутых сердец, что и на двери сверху. Паутина из золотых сердец. В самом ее центре возлежала (иначе и не скажешь) прекраснейшая из женщин. Модели "Vogue" по сравнению с ней казались гадкими утятами, а мне пора было бы подыскивать себе место в цирке уродцев. Иоанна была совершенна. У нее было сияющее лицо, выражение которого было спокойным, но слегка высокомерным -- лицо женщины-монарха. Фарфоровая кожа, очень светлая, словно излучающая матовое свечение. Ресницы -- как у французских кукол, длинные, изогнутые, черные, словно испанская ночь. Пухлые губы с влажным блеском. Она даже мертвой была румяна и благоухала ванилью и жасмином. Руки, сложенные на груди, были идеально белыми, с длинными пальцами... Тут что-то отвлекло мое внимание и я прищурилась, пытаясь понять, в чем причина. Руки! На запястьях с огромным трудом, но можно было разглядеть тонкие швы -- ряды аккуратных стежков прозрачной рыболовной леской.
   О Боже и двенадцать апостолов!
   Если приглядеться, можно было различить следы лески под ключицами, на предплечьях, на висках... Девушка была сшита из лоскутков! Интересно, она хоть когда-нибудь была живой, или...
   Постойте-ка, Ларс что-то говорил про детали для кукол. Неужели он делает... Это?!
   Я задержала взгляд на безмятежном лице незнакомки в обрамлении шоколадных локонов. Туловище и ноги скрыты роскошным платьем -- кремово-золотым, с тем же самым узором из сердец, что украшал стенки бассейна. Где-то на дне бриллиантового грота, под складками платья, расходилась кругами густая золотистая жидкость. Должно быть, именно она сладковато пахла ванилью.
   Очень странно. Все вокруг -- очень странно. А если Ларс вовсе не такой милый, каким хочет казаться? Отправил меня переодеваться, а сам кинулся точить ножи, чтобы разделать меня на кусочки, отобрать два-три самых совершенных лоскутка кожи, соединить их с другими частями чужих тел и создать нечто, что очаровывает своей страшной красотой... Я вздрогнула.
   Без паники.
   Никто не будет делать из меня... ну, сестру-близнеца спящей в бриллианте роковой брюнетки. Я просто не подхожу по стандартам! А если так, то можно ни о чем не беспокоиться.
   С гудящей головой я спустилась вниз, выловила из самого крайнего шкафа первое попавшееся платье -- фиолетово-лиловое, пышное, с кучей юбок. Не самый лучший вариант, но, думаю, у Иоанны не было неудачных моделей. Такая женщина не наденет то, что не подчеркивает ее прелести. Я мрачно разделась, побросав одежду на пол (тумбочки или вешалки здесь не было предусмотрено), после чего нырнула в фиолетовое нечто... и застряла. Пару минут я возилась и сопела среди складок ткани, потом поднапряглась и пролезла в тесный корсаж.
   Ффу.
   В этот же момент из пола вылетело зеркало и зависло в воздухе так, чтобы я могла видеть себя в полный рост. Отражение -- я почти не удивилась этому открытию -- выглядело намного красивее и опрятнее меня. У меня-зеркальной волосы были уложены эффектными кудряшками, а на лице невозможно обнаружить ни следа усталости.
   -- Ага. Ты Принцесса, а я -- Нищенка, -- зло буркнула я в адрес зеркала. Отражение капризно надуло губы и покрутилось на одной ножке, заставляя платье эффектно раздуваться.
   -- Я тоже так могу! -- я непроизвольно скопировала движения зазеркальной красотки, после чего замерла и нахмурилась. Это неправильно, совсем не правильно! Это отражение должно повторять за мной, а не наоборот...
   Зеркало с хлопком превратилось в дверь, похожую на огромное золотое сердце, сплюснутое по диагонали. На мгновение замешкавшись, чтобы достать из куртки приглашение в оперу, я дернула висящую в воздухе дверь за ручку-кольцо... И оказалась в странной зеленоватой комнате, напоминающей лабораторию.
   Первым, что мне бросилось в глаза, была тележка, наполненная руками. Рук было великое множество, они торчали в разные стороны, растопырив пальцы. На некоторых были кольца и татуировки. На ум не пришло никакой другой ассоциации кроме контейнера, стоящего в витрине супермаркета. В контейнере хранились куриные лапки, которые выглядели немногим лучше содержимого тележки. Меня затошнило.
   -- Я так и знал, что вам надо было рассказать о моей профессии раньше, -- вздохнул над моим плечом Ларс. -- Видите ли, я королевский Кукольник. Делаю для правителей самых красивых, самых живых кукол, которыми они вольны распоряжаться на свое усмотрение. Иначе говоря, я Пигмалион, поставивший изготовление Галатей на конвейер.
   -- И вы во всех них влюблены? -- я вопросительно приподняла одну бровь.
   Ларс добродушно рассмеялся, натягивая зеленые хирургические перчатки на руки.
   -- Нет, только в одну. Я сделал ее на заказ для Ее Величества. Та просила создать ей советницу, которая была бы не глупа, располагала людей к общению и своей необыкновенной внешностью перетягивала мужское внимание с важных проблем на свои достоинства. По мнению Ее Величества, это бы помогло во время встреч с представителями разных времен и народов. Она даже нарисовала мне примерный образ той, кого я должен был сотворить... Но результат превзошел все ожидания. Она была не просто прекрасна. Она была божеством. Куда более сообразительной и доброй, нежели наша правительница -- да хранят ее боги всех подвластных земель! -- не говоря уж о том, что красотой затмевала всех придворных дам. Ее Величество терзали зависть и злость; она возненавидела Иоанну и приказала мне разобрать ее на запчасти. Я не смог... каюсь.
   -- Вы женились на ней?
   Мне было жаль Ларса. Несмотря ни на что.
   -- Нет. Как я мог?.. Она провела всю свою недолгую жизнь здесь, в подземельях. Мне очень хотелось показать ей солнце, весну, небо на закате -- все те вещи, о которых она знала по заложенной в мозг программе, но никогда не видела их собственными глазами. Ах, вы, наверно, и не знаете... У моей Иоанны были чарующие синие глаза!
   Месье Фон Бриар погрузился в воспоминания, на автомате вороша россыпь рук в тележке. Возможно, он искал какую-то конкретную, особенную своей узостью кисть или изящно-острый локоть. Живой "материал" выгибался под противоречащими природе углами, пальцы неловко торчали из металлической сетки на дне тележки.
   Я отвела взгляд от это омерзительного зрелища. Стены с зеленым кафелем, подсвеченным мертвенно-бледным светом, наводили на мысли о кабинете патологоанатома. В углу стоял черный шкаф, в котором отсвечивали голубоватым странные плоские сосуды. За стеклом в них плавали бледные лица, похожие на маски -- не то содранная кожа, не то вся передняя часть черепа. На таком расстоянии сложно было разобрать подробности. Под банками с лицами размещались небольшие таблички: "Гордая", "Неприступная", "Лукавая"... На самом верху шкафа было пристроено что-то вроде маленького круглого аквариума для рыб, заполненное глазными яблоками. От некоторых тянулись красные пучки кровеносных сосудов и обрывки тканей.
   -- Вы вставляете им настоящие глаза? -- удивилась я.
   Мужчина мотнул головой, словно с видимым усилием вырывался из сна наяву. Поморгал, пытаясь сфокусироваться на мне.
   -- То, что у всех кукол стеклянные или пластмассовые глаза -- какой-то безвкусный глупый штамп. Даже куклы хотят видеть...
   Я вздохнула. Мне нечего было сказать. Под прицелом сотни глаз, отделенных от тела, мне было не по себе, а Ларс, кажется, пребывал мыслями где-то далеко отсюда. Интересно, сколько сейчас времени?.. Должно быть, я уже опаздываю на встречу с пропавшим без вести композитором.
   -- Знаете... Я, пожалуй, пойду, -- начала я, но королевский кукольник вдруг схватил меня повыше запястья и, заглядывая мне в глаза, попросил:
   -- О, Виорика! Вы не могли бы оставить мне вот ту книгу!
   -- Какую? -- я попыталась стряхнуть с себя его руку, но не тут-то было. Фон Бриар держал крепко.
   -- Ту, что на столике у шкафа запчастей.
   Я оглянулась. Сбоку к черному шкафу прилепилось нечто вроде крохотной тумбочки, на которой лежала... та самая книга, что я читала в маршрутке, прежде, чем попасть в Вавилон.
   -- Должно быть, я чего-то не понимаю... Как она тут оказалась?!
   -- Думаю, это вы принесли ее. Это же ваша книга, -- предположил Ларс, так и не удосужившись разжать пальцы. Мое запястье начало неметь.
   --Д-да.
   -- Вы... не поймете, прекрасная Виорика. Эта книга обо мне, и место ей -- здесь, в этом мире. Не в вашем. Но если она вам дорога, я предлагаю обмен, -- мужчина уже не выглядел мечтательным или сонным. В нем проснулся нездоровый азарт дельца, поэтому глаза его сверкали, а на щеках проступил бронзовый румянец. -- Ваша книга против потерянной вами мелодии!
   -- Я что-то ничего не понимаю, -- с тех пор, как я вспомнила про то, что время не резиновое, и меня, должно быть, уже с нетерпением ждут, хотелось уйти отсюда как можно скорее. Книга в сиреневой обложке (видимо, мужчина польстился именно на ее цвет) с медным тиснением не имела в настоящий момент никакой ценности. -- Мелодии...Той самой?
   -- Да, -- Ларс победно улыбнулся. -- Я могу подарить вам эту мелодию, или любую другую... Знаете ли, я коллекционер творчества В. М.. Вы с ним как-то связаны, а значит, с вами связаны его мелодии.
   Логика у месье Фон Бриара была никудышной, но затянувшееся прощание уже начало действовать мне на нервы. К тому же, дорога к месту встречи все еще была для меня загадкой...
   -- Нет-нет, любую другую мне не надо, -- решительно отказалась я. -- Эту... ту самую.
   Ларс коротко кивнул.
   -- Она лежит на столике, под книгой. Забирайте ее -- и поторопитесь, ради бога. Думаю, он будет сильно разочарован, не дождавшись вас. Вы много для него значите...
   -- Вот уж не знаю... -- моя рука наконец-то оказалась на свободе. Я метнулась к тумбочке и заметила под сиреневой книгой диск для граммофона без обложки. Стоило лишь протянуть к нему руку -- как он осыпался на пол графитово-черным порошком и совсем исчез.
   -- Моя ме... -- ахнула я в ужасе и тут же услышала ее.
   -- Не отставайте, юная леди. Она приведет тебя к месту назначения, -- Ларс наконец выбрал парочку рук и перенес их на операционный стол. Теперь он подыскивал подходящие инструменты в черном кожаном пенале, -- но стоит вам замешкаться, она бросит вас на произвол судьбы. Красота невероятно непостоянна...
   Мелодия уже ускользала, просочившись под дверь лаборатории. Я поспешила за ней и выскочила на земляную лестницу, чем-то напоминающую огромную кротовью нору. Эта лестница была совсем другой, не той, по которой мы спускались. С потолка не свисали корни, а ступеньки были куда более высокие и крутые. Я подхватила юбки, страшно мешающие при беге (кружевной подъюбник так и норовил зацепиться за каблуки) и, чувствуя себя нелепо, заторопилась наверх, к зеленоватому свету газовых фонарей. К переливам мелодии, внезапно превратившимся в нить Персефоны.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"