Аннотация: Ultreia - "Дальше" - древний клич, приветствие паломников, идущих по Дороге святого Иакова в Сантьяго-де-Компостелла (дорог на самом деле много, разной степени древности, от святилища к святилищу). Ответ на это приветствие - Et suseia: "И выше!" (и впрямь постепенно поднимаемся, и так - около 1600 км, до самой горы Иакова), Мы с Тикки идем по этой дороге и намереваемся из года в год продолжать до самого города Апостола и по пути пишем цикл песен о нашей дороге. Кстати же, мы выбрали Camino Podienses - древнюю дорогу, начинающуюся в святилище Марии в Ле-Пюи.
Ultreia!
Deus adjuva nos!
Ultreia! (интро)
Вот так живешь, спокойно, день за днем, в кругу своих обид и притязаний, а где-то над твоею головой уже сошлись небесные дороги и запылали золотым крестом, и океанской пылью пахнет утро. А вот на мостовой лежит ракушка, что обронил прохожий пилигрим.
Ultreia! Ultreia! Ultreia!
Из ерунды, из крика петуха, Из ткани моросящего тумана, Из шороха шагов ночной порой, Из простыни, что выгнулась как парус, Господь незримо говорит с тобой, Господь тебе сооружает знаки, И в скрипе заржавелых флюгеров Ты различаешь вечное "Ultreia!"
Ultreia! Ultreia! Ultreia!
И вот судьба сожмет тебя в горсти и понесет по зреющему полю, по каменным неспешным городам, чьи имена рассыпаны, как бусы, по скалам, что вонзились в небеса, по мягким травам луговых тропинок - и все пути, пройденные тобой, слились и перевились многократно.
Ultreia! Ultreia! Ultreia!
И где-то поутру, в краю чужом, коричневый от солнца и от пыли. У каменного серого креста на землю бросишь и мешок, и посох, на площади, к фонтану подойдя глотнуть воды, что пахнет первым снегом, и слышишь из раскрытого окна: "Благослови тебя святой Иаков!"
Ultreia! Ultreia! Ultreia!
Et suseia
(Тикки)
Сен-Жак по-нормандски
Сен-Жак по-нормандски -
черные, страшные дети зимы, ракушки полубретонские - возвещают, что есть свет и на севере, что над диким берегом архангел не ждет пилигримов - зачем ему мы, но по мощи своей - защищает,
держит бешеный натиск из-под черной земли, из-под черной воды. Тут не люди - но духи живут. Сам епископ Обер пять столетий простужен, на лице его дикого ветра следы, плечи в каменном мхе - но с поста не сойдет: Он тут нужен.
Не зову приходить - слишком холодно, слишком горЕ. В ледяном ноябре здесь, наверное, все в серебре, дышат льдинками, птиц разбивает о выступы скал. в базилике под сводом - приют малых птиц при Господнем дворе. Отдохнуть невозможно. вот разве понять, что еще не устал.
(Алан)
Лизье
Дождик-дождик над Лизье, небо в серых тучах. Осыпаются в саду розы под дождем. Не печалься ни о чем - завтра будет лучше. Подождем до завтра мы, подождем.
Лето катится рекой. тихой и неспешной, над Лизье колокола медленно звенят. Созревают яблони, отошла черешня, под застрехой воробьи кормят воробьят.
Не печалься ни о чем, будет все в порядке, На земле мы странники, а на небе - в семье. Для разорванных сердец белые заплатки Приготовит в небесах Тереза из Лизье. Невесомою иглой белые заплатки пришивает на сердца Тереза из Лизье.
Не печалься ни о чем, нечего бояться. Все святые помнят нас - даже не вопрос. Вниз на землю брат с сестрой - Теофан с Терезой - сыплют розы, чтоб на свете было больше роз.
(Тикки)
Фанжо
Что это за город там, на горе, Зубчатым венцом увенчавший город? Склоны у горы поросли ежевикой, Спелая пшеница под ветром клонится. - Не ходи туда, пилигрим, пилигрим. Сердце свое ты оставишь в Фанжо.
Что это за город там, на горе, Словно сердолик на нитке дороги? Птицы звенят над ним днем и ночью, Каменный крест возле старой церкви. - Не ходи туда, пилигрим, пилигрим. Сердце свое ты оставишь в Фанжо.
Розы оплетают стены домов. Красные цветы под каждым окошком. Святой Доминик на кровле стоит. Голуби гортанно кличут друг друга. - Не ходи туда, пилигрим, пилигрим, Сердце свое ты оставишь в Фанжо. Будет твое сердце биться неслышно Под порогом каменной церкви в Фанжо.
(Тикки)
Размышления пилигрима о Божьей непостижимости
Время жидким золотом течет над Фанжо, Стелет к Ле-Пюи золотые пути. Прошлый год остался в окне витражом - Можно прикоснуться, нельзя унести. Время лечит млеком и режет ножом, Уходи скорей, пока можешь уйти.
Друг дорогой, Ultreia - а что нам еще, Друг дорогой, Ultreia, где времени нет. Путь среди путей, не камнями мощен - Вымощен молитвами бед и побед. На его ветру не горит голова, Соль его любви проступает на теле. Кто ты здесь такой - трава и трава, Но среди травы, и цветешь, как велели.
Время отрезает куски от людей, Подшивает ими полотна путей. Вот я иссякаю, ложусь в полотно, Вся наша вода переходит в вино,
Время, как Мидас, прикасается к людям, Обращая в золото воду и плоть. Но мы с тобой уйдем, мы отсюда не будем, Друг дорогой, Ultreia - и с нами Господь.
Времени опять не хватило на взгляд, На глоток воды, чтоб напиться на год. Через Финистер, до Фанжо и назад Там, над временами, дорога течет. Друг мой, мне осталась Ultreia моя, Крайняя окраина, мой рубикон. Дальше, где краями сойдутся края, Там, над временами, нам хватит времен.
(Алан)
Дождь над Шеман де Сен-Жак
Дождь идет, дождь идет, на Сен-Жак дождик льет, Чуть видны красно-белые знаки. Дождик льет, дождик льет, а паломник идет, Хоть устал, как четыре собаки. Веселей, веселей, мимо желтых полей. мимо хлева, что пахнет коровой, Веселей, веселей, чтоб добраться скорей До ближайшего теплого крова.
Третий день не везет- третий день дождик льет - Ничего, как-нибудь не потонем. У обочины желтой столпилась трава, тянет к небу сухие ладони. И в простертые руки сожженной травы Милосердие Божье прольется. Так быть может, Господь и до наших молитв как-нибудь в свой черед доберется.
Дождь идет, дождь идет, на Сен-Жак дождик льет, под ногами раскисла дорога. Пусть веселый епископ в соборе Пюи хорошенько помолится Богу. Пусть согласно ему улыбнется в ответ Черноликая Дева Святая. Пусть с утра над великой дорогой в Сен-Жак Снова яркое солнце сияет.
(Тикки)
Багатель
Луиза-Виолетта с утра с иголкой, Пальчики порхают как мотыльки. Золотые дни она проводит с толком, Вышивая розы и васильки, Занавески связаны прошлым летом, Ажурные ракушки, посох и башмак. Под окошком дома Луизы-Виолетты Протекает вечная дорога на Сен-Жак.
Днями напролет монетки звякают в кружке, Посохи стучат по камням мостовой. На двери у соседки прибита ракушка - Тетушка Моник берет на постой. Пилигримы видят Луизу за работой, Весело кричат ей: "Здравствуй, дитя!" Она не отвечает - не было заботы. Вышивать-то долго, а дни-то летят.
А вот идет паломник - впору бы влюбиться, Лилия на шляпе и кудри до пле. Луиза-Виолетта опускает ресницы - Девичье сердечко надобно беречь. Дело пилигрима - бродить по свету, Что же, что дорога под самым окном? Может, у них сердца и вовсе-то нету, Мало ли, где осталось оно.
Луиза-Виолетта - Господь ее помилуй - Пять лет как почивает под серым крестом, А мимо ее дома идут пилигримы, И та же занавеска трепещет под окном. Внучка Виолетта смотрит так же строго. Время пролетает, как полуденный сон. Васильки и розы цветут вдоль дороги, Как те, что прилежно вышивала Луизон.
(Тикки)
Сог. Двое святых
Устав в тумане долин брести, приюта прося у Бога, паломник, вспомни в своем пути двоих из города Сога. Ноэль дошел до края земли, воздевши Христово знамя, Бенильда дни спокойно текли между тремя деревнями. Ноэль гуронам раны лечил, спасение возвещая, Бенильд слагать-вычитать учил крестьянских детишек стаю.
и оба, когда им пришла пора, смешали кровь со Христовой - Ноэль под лезвием топора, Бенильд - не покинув крова.
Устав в тумане долин брести, приюта прося у Бога, паломник, вспомни в своем пути двоих из города Сога. откуда знать тебе, кто твой друг, чего твое сердце стоит? над городом, не разнимая рук, стоят небесные двое,
делясь с посевами Божьим дождем, молясь о нас неустанно: Ноэль, вернувшийся в отчий дом, Бенильд, что дошел к океану.
(Алан)
Св. Ноэль де Шабанель и св. Бенильд - оба родом из Сога (Овернь).
Паломницкая простонародная
- ты скажи мне, мой башмак, далеко ль Омонт-Абрак? отвечай мне, мой дырявый, дошагаем или как? отвечает мне башмак: - День пути - Омонт-Абрак. до него доковыляем, а вот далее - никак.
эх, фляжечка с вином, друг мой - рюкзачище! мне таверна - отчий дом, госпиталь - жилище!
ты скажи мне, мой башмак, далеко ли град Сен-Жак? До великой Компостеллы Дошагаем или как? отвечает мне башмак: не рассчитывай, дурак! После Конка приготовь-ка Для сапожника пятак.
эх, фляжечка с вином, друг мой - рюкзачище! мне таверна - отчий дом, госпиталь - жилище!
Если ты в жару и в дождь то с горы, то в гору прешь, volens-nolens с башмаками диспутировать начнешь.
Я иду, грущу тайком. Жаль расстаться с пятаком, -
только, будь ты хоть епископ,
не поспоришь с башмаком.
эх, фляжечка с вином, друг мой - рюкзачище! мне таверна - отчий дом, госпиталь - жилище!
Паломничество Бенуа Лабра
- А куда ты идешь, Бенуа, Бенуа, Налегке и не глядя назад, Оставляя тот дом, где вскормили тебя, И тобою возделанный сад? - А туда, где к заутрене колокола Белым братьям звонят вдалеке, А со мной разрешенье, что мама дала, И розарий дорожный в руке. Я в Господень отряд записаться решил, Облаченье трапписта надеть, Среди братьев трудиться для Господа сил И молитвой о людях радеть. Ultreia - et suseia!
- А куда, Бенуа, ты собрался опять, Почему не останешься тут? Иль раздумал в монахи, решил подождать, Или братья к себе не берут? - Говорят, слишком юн я, чтоб воином стать, Только сердце кричит мне - скорей, И в обитель другую я счастья пытать Отправляюсь от этих дверей. Зов я слышу так ясно, а слышащий зов - Словно рыба, попавшая в сеть. Мой розарий со мной, ко всему я готов, Не готов лишь отказа терпеть. Ultreia - et suseia!
- А теперь отчего ты в дорогу гоним, Чем Шартреза тебе не мила? Ты аббатом был принят и всеми любим, От добра ли бежишь, ото зла? - Не от жизни монашеской нынче бегу, И, как прежде, молюсь об одном, Но в обители этой я быть не могу, Видно, воля Господня в ином. Послушанье легко мне, и радостен труд, Только в келье, чуть дверь затворю, Черный страх и смятение сердце мне рвут, До рассвета от боли горю. Потому ухожу, избавленья ища - Нестерпимо мне в этом огне, Видно, орден, где братья живут сообща, Будет домом спасения мне. Ultreia - et suseia!
- Отчего ж ты опять не остался в стенах, Изгоняем Господней рукой? Не мирянин уже, и еще не монах, Где же ты пригодишься такой? - Я трудиться хотел, я молиться хотел, Для общины плоды приносить, Но болезни меня уложили в постель, Не давая подняться и жить. А Господь не сказал, и не спрашивай ты, Есть ли дело мне в жатве земной: Я - отвергнутый камень, и руки пусты, Лишь розарий монаший со мной. Ultreia - et suseia!
- И куда ж ты идешь, Бенуа-пилигрим, оборванец с холщовой сумой? Все надеешься стать ты собою самим, Все еще не собрался домой? Посмотри на себя, ты измотан и хил, Побежденный, ступай-ка с войны. Ведь Господь вроде ясно тебе объяснил, Что такие Ему не нужны. - Для того ли Господь за меня пострадал, Чтоб не брал я Господних даров? Если крова земного зачем-то не дал, Над дорогою небо мне кров. И теперь, для себя не прося ничего, Я от мессы до мессы бреду По великим святилищам славить того, Кто остался Собой и в аду. Ultreia - et suseia!
- Человек мой прохожий, а теперь ты куда, До которого краю земли? Обнищал до предела и совсем исхудал, Еле тащишься в римской пыли. На молитве сияет, о тебе говорят, Исцеляет касаньем одним - Для кого-то ты жалок, для кого-то ты свят, А каков ты себе, пилигрим? - Заходя ли под своды высоких церквей, Средь отбросов ища ли еды, я учился молчать и смотреть на людей, Но хотеть одного - как воды. Бенедикт, и Сантьяго, и ассизский бедняк, В чьи дома приходил я в мольбе, Сыты тем же зерном, ту же тайну хранят, Что Мария носила в себе. Ultreia - et suseia!
- Ты куда, Бенуа? Ты - сквозь сети река, Ты для слов утешения нем - Твоя вера крепка, тебе нет сорока - Неужели уходишь совсем? - Не держи меня, друг: в дни Господних страстей, Вспоен милостью, уксусом сыт, Вижу сушу за морем бедных Божьих детей, Горьким морем надежд и обид. И, искупленный мир принимая своим, Я решил, что пора бы домой: Вроде больше ничей, и никем не гоним, И розарий, как прежде, со мной. Ultreia - et suseia! (Алан)
Ste Foy de Conques
У Веры из Ажена золотое лицо, Взрослые глаза и сережки до плеч. Она живет в компании белых отцов - Ее здесь очень любят, о том-то и речь.
У Веры из Ажена самый лучший дом - и праздник для очей, и укрытье от бед. Семнадцать сотен лет обитания в нем Вере из Ажена двенадцать лет.
История ее коротка и проста, Потом наговорят и легенд наплетут, А Вера из Ажена умерла за Христа, И с Ним с тех пор живет, и немножечко тут.
Девчонка из хорошей аженской семьи, И тоже мне победа - все надежды во прах, Когда она связалась со странными людьми, Которые близ виллы скрывались в холмах.
А дальше по накатанной - пришли и за ней, Народное сочувствие, мол, что ж она так, И молодой епископ, такой же чудак, Который говорил, что есть вещи сильней.
Не всякому придется и в семьдесят два Узнать, как это - нечего больше терять, И все, что остается - те самые слова, Которые сказать, пока можешь сказать:
"Меня зовут Вера, и я Верой умру И делом докажу, что мой Бог мне - Бог". И вот теперь звонят колокола поутру И льются пилигримы с горных дорог,
И Вера удивленно глядит на гостей - Ведь столько в мире Бога, почему же все к ней? А им всего-то надо - не чудес, не вестей: Услышать еще раз, что есть вещи сильней.
2010 Conques - Figeac (Алан)
Монпелье. 2
Жан-Мари Пепин уже год как один, Он похоронил свою Сабрин. У него глаза пересохли от слез - Любовь - она такая, всерьез. Полдень, чашка кофе над рекой Эро. Платаны отливают серебром.
Жизнь - смешная штука. День за днем проходит. Бусинка за бусинкой - как цепочка радости.
Жан-Мари Пепин тоже был пилигрим, Мы про это с ним говорим. В петлю иногда хочется залезть, Но надежда все-таки есть. Где-то там, где раньше, где все хорошо, Словно дождь над садом прошел.
Жизнь - такая штука, Катится неспешно. Бусина за бусиной - как цепочка радости.
Город Монпелье, гул колоколов, Перепляс трамвайных звонков, Радио в кафе, крики ребятни, золотые летние дни. "Весело у нас, что ни говори",- улыбается Жан-Мари.
И в глаза закапав, чтоб не так болели, он идет по улицам, выгнутым меж стенами. Улица сбегает вниз, с холма крутого, - бусина за бусиной, - как цепочка радости.