Дружинин Руслан Валерьевич : другие произведения.

Волшебная книга

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Эта история о Лите - девочке, приехавшей на отдых к морю. Лита мечтает написать картину, способную вместить в себя целый мир. В доме Литы однажды появляется волшебная книга, из которой она узнаёт, что настоящее счастье и волшебство - в маленьких, но очень важных вещах.
  "Какая прекрасная солнечная погода!", - распахнула Лита окно в комнатке под самой крышей. Тотчас освежающий морской бриз нахлынул на неё, обласкал лицо, руки и шею, взбил густые волосы. Перед Литой разлилось во всю синеву безбрежное синие море. Его было видно из бабушкиной мансарды, и на ближайшие дни это будет её уголок, её светлое царство. Вниз по улице спускались дома - маленькие двухэтажные и одноэтажные домики с белыми стенами и синими подоконниками. Улочка южного городка дремала в полуденной тишине. Лита повернулась, в комнате со скошенными стенами стояла чисто заправленная кровать, пара её чемоданов и раскрытый этюдник, привезённый Литой на отдых. Но больше всего в комнате было книг. Казалось, это книги жили здесь, а не Лита. Книги стояли на полках, в шкафу, лежали стопками у сундука и на сундуке тоже. И всё это - хорошие книги: романы о любви, добрые приключения и сказки. Комната светлая, солнечная, в ней вовсе не тесно, хотя она и небольшая, и книги в ней - главные гости. Лита же здесь на недолгий срок.
   Пустой холст на этюднике говорил о том же. Сумеет ли Лита что-нибудь нарисовать, пока отдыхает у моря? В пути она уверяла себя, что в богатом пленэрными видами южном краю сюжет для картины отыщется быстро. Хотя бы соседняя улочка: может быть нарисовать её? Или всё-таки море? Само собой, на отдыхе нужно нарисовать море: пусть тысячу раз до тебя его рисовали всеми красками и манерами.
   Лита взяла с этюдника любимую кисточку и провела по шелковистой вершинке пальцем. Холст один и времени так немного. Солнечная или тёмная комната, маленькая или нет - Лита не задержится в ней: море прекрасно, светел и город, уютны тихие мощёные улочки: она будет гулять, всё возможное время проведёт на воздухе в поисках хорошей натуры.
   Ей захотелось немедля выйти и прогуляться, но ступеньки внизу заскрипели, по лестнице поднялась бабушка с чайным подносом. На тонкой фарфоровой тарелке лежали только что испечённые румяные крендельки, в глубокой мисочке янтарно золотилось варенье из абрикосов, пестрели яркими фантиками конфеты в плетёной корзинке.
  - Ой, я помогу! - поспешила Лита принять поднос.
  - Ничего, солнышко, я поставлю сама, - улыбнулась ей добрая бабушка. Бабушка... а ведь держится прямо, и поднос ей нести не тяжело, и в седых волосах проглядывают тёплые золотистые пряди. Она живёт в домике на южной улочке, откуда так недалеко до морской синевы.
  - Не стоило так трудиться, дорогая бабушка. Я не успела даже распаковать вещи!
  - О, никакого труда. Я рада, что мне есть, кому испечь и кого угостить. Присядь, Лита, выпей чаю, перед тем, как пойдёшь. Ты ведь хотела прогуляться?
  - Да, - смутилась Лита. - Но я конечно останусь! Пейзаж от меня не убежит.
  - А-а, так ты всё-таки хочешь нарисовать пейзаж, наше море? - поставила бабушка поднос с чаем и крендельками на покрытый ажурной скатертью стол.
  - Признаться, бабушка, я ещё не решила, рисовать ли мне море. В нашем городе может быть найдётся другой сюжет? Я так давно здесь не была!
  - Ты вспомнишь, - села бабушка, и Лита скорей опустилась. Бабушка подала тонкую фарфоровую чашку на блюдце и налила чай. Лита взяла горячие, пахнущие свежим слоёным тестом крендельки. И на вкус они оказались волшебными, как тающая во рту карамель, и чай необыкновенно душистым и сладким. Бабушка напомнила ей в какие места в городе лучше всего заглянуть. Лита благодарно пообещала так и поступить, ведь жалко засиживаться дома, когда так манит солнце и море; и время среди книг, пусть и таких хороших, не продвинет картину ни на штришок.
  - Да-а, хороших, - мудро кивнула бабушка. - Но, признаться, дорогая Литочка, я храню их вовсе не для того, чтоб читать. Предназначение книг в моём доме в другом.
  - И в чём же? - с живым любопытством спросила Лита. Бабушка светло улыбнулась.
  - Они оберегают в моём доме добро.
  - Как интересно! Оберегают добро? И какое?
  - Какое в нём есть, - загадочно произнесла бабушка. - Без него, без добра не появится книга.
  - Ещё книга?
  - Особая книга, - выпрямилась бабушка и поправила накинутую на плечах шаль. - Она появляется, только если в доме царит добро и для неё найдётся место.
   Лита огляделась: полки в комнате заняты, шкафы плотно заставлены толстыми увесистыми томами, широкими энциклопедиями, романами, приключениями и сказками - не оставлено местечка ни для одной, даже самой маленькой книги. Может быть та самая книга, о которой говорила бабушка, могла появиться на стопке других книг? И как это - появиться?
  - Бабушка, неужели ты говоришь о какой-то волшебной, невидимой книге?
  - Конечно о волшебной, ведь книги, Лита - самые волшебные вещи на свете. Но отнюдь не невидимой. Эта книга - самая настоящая и самая волшебная из всех книг.
  - Ох, бабушка! Ты сама, часом, не волшебница? - не могла сдержать добрый смех Лита.
  - Нет, я не волшебница, и сама точно не скажу, почему волшебная книга появляется у меня, но мы знакомы с ней очень давно.
  - Как интересно, - прислушалась Лита. - Расскажи, бабушка, что это за волшебная книга и правда ли она гостит у тебя?
  - И верно, она приходит ко мне, как гостья, - наклонила голову бабушка в лёгкой задумчивости. - И пустых страниц в ней год от года всё меньше. Когда её нет, мне почему-то воображается, что она в чужих добрых руках, не у меня в доме, и что она может вернуться, только если в нём сохранить добро. Потому его оберегают самые лучшие мои книги. Какое счастье, когда книга всё-таки изредка навещает меня. Но только лишь изредка.
   Лите на миг показалось, что бабушка рада расстаться с книгой на время, даже если считает её лучше всех.
  - В первый раз я увидела книгу, когда была совсем маленькой, - указала бабушка взглядом на полки, приколоченные к стене. На полках, как и во всей остальной комнате, не осталось для книги свободного места. - Книга приманила меня, хотя я только-только научилась читать. Я взяла стул, поднялась на него и впервые взяла волшебную книгу, пусть ещё ничего не знала о её волшебстве. И первые же слова в ней... - бабушка со светлой грустью вздохнула, - первые же слова в ней открыли: передо мной лучшая книга, какую я только найду. Так оно и оказалось.
  - Что же в ней такого особенного? За исключением, пожалуй, что она волшебная? - заслушалась Лита. - И появляется, когда хочет, и исчезает.
  - Каждое её слово - особенное. Ведь каждое слово в ней, как будто бы говорило со мной.
  - Удивительно! Волшебство! - сладостно потянулась Лита. После чая с бабушкиными крендельками ей стало так хорошо, что никуда не хотелось идти. - Всё волшебное так прекрасно! Вот бы и мне побольше волшебства! Ну, хотя бы самую чуточку!
  - Чуточку - это как раз то, что нужно, - ласково глядела бабушка. - Волшебство дарит счастье, но вечное счастье может и опечалить.
  - Как хорошо ты сказала! Но я предпочла бы быть вечно-вечно счастливой, всегда-всегда!
   Бабушка улыбнулась и взялась за поднос.
  - О, я помогу с посудой! - поспешила встать Лита.
  - Кажется, ты всегда хотела быть счастливой? Отчего же не прогуляешься, как хотела? - кивнула бабушка на окно.
  - Ой, а ведь правда! - спохватилась Лита. - Так и все дни пролетят, а я не напишу картину.
  - Ну, беги, беги, солнышко, пока море самое синее и день самый яркий из всех.
   Лита чмокнула бабушку в щёку, подхватила фотоаппарат и летнюю шляпу и сбежала вниз по лестнице. За входной дверью она окунулась в прекрасный, наполненный солнцем, запахами моря и нагретого белоснежного камня день.
   Она оказалась на улочке, ведущей к набережной. Пологий мощёный спуск превратил её шаги в летних туфельках в торопливый полёт. Она придерживала рукой шляпу, солнце изредка попадало в глаза, лицо и шею ласкал летний ветер. Она пробежала мимо оградки, сквозь чугунные кольца которой кивали пышные головы хризантем, мимо магазинчика с яркими зелёными гроздями винограда, румяными персиками и янтарной курагой на стеллажах, мимо белых стен и оград, небесно-синих наличников и красных с рыжиной крыш. Из соседнего порта доносился крик чаек, качались мачты и хлопали натянутые на ветру паруса. Какие чистые яркие краски! Лите очень хотелось нарисовать и цветы, и магазинчик, и улочку с белоснежными домами, и колыхающуюся на волнах рощу мачт в соседнем порту - чудесно всё! Всё просится к ней на холст, но единственный холст - для единственного сюжета, самого лучшего сюжета о летнем отдыхе возле моря.
   Море. Конечно же, море не заменит ничто, ни одни городские красоты не превзойдут его: необъятное и серебряное, белоснежное и лазурное, тёмно-синее и перламутровое - море. На его берегу Лита остановилась и забыла о всех других красках мира. Она видела совершенство, не вмещающееся в слова, не охватывающееся глазами, непознанное мечтой. Море. Как уместить целое море, величиной в целую жизнь - нет, величиной в несколько жизней! - на одном маленьком белом холсте?
   Лита приподняла камеру и щёлкнула фотоаппаратом, словно в робкой попытке поймать часть морской красоты на гладь плёнки. Грусть осеняла её. Она брела по белокаменной набережной, и глаза её по наитию искали натуру для камеры, но не для холста. Она фотографировала прибой, пенное покрывало на берегу, рыбаков возле лодок, отражение солнца на окнах, выросшие между камней цветы, даже прибрежную скульптуру античной богини, но... в её камеру, в её душу, в её взгляд не вмещалось глубокое синее море с белыми и перламутровыми цветами, не вмещалось в фантазию. Не уместится оно и на холсте - всего лишь кусочек от моря.
   Лита побывала и в местах, подсказанных бабушкой: в белоснежной ротонде на выступе скалы, в городском парке с акациями и кипарисами, на старых улицах возле древних восточных дворцов. Она видела калейдоскоп южных красок, цветов и узоров, тысячу мест, достойных руки художницы, но ни одной подходящей натуры для её маленького холста. Фотоаппарат снимал арки, удивительные фонтаны с хрустальными струями, высокие памятники с хитрой складкой теней на каменных и бронзовых платьях и сюртуках. Осталось несколько кадров, в объектив попалась вывеска "Куклы". Лита взглянула своими глазами: да, куклы! - перед ней небольшой магазинчик, в витринах старинные куклы в кружевных платьях и чепчиках: выразительные детские лица и пушистые ресницы из натурального волоса.
   Лита зашла в магазин, за длинным стеклянным прилавком не оказалось продавца. На прилавке расставлены кукольные стульчики, сервизы, столы, кукольные шляпки висят на маленьких вешалках, кукольные кареты и домики, кукольные расчёски и туфельки. Во всю стену тянутся полки, на них, сидя и стоя, расставлены куклы в пёстрых ситцевых и дорогих атласных и бархатистых нарядах. И нет ни одной похожей - все разные: и по нарядам, и по лицам, и по старине, и по размеру. Лита подошла к кукле у самого входа, она и привлекла её внимание через стекло витрины. Платье с рукавами-фонариками, заколка с крупным камушком в волосах, круто завитые локоны. Ни одной похожей куклы, но эта... Лита помнила её точно такой, как в детстве.
   На город опустился вечер. В день приезда Лита обошла всё побережье, так много видела и впечатлялась морскими красотами, что все силы потратила. Она брела вдоль по улочке к дому бабушки. Туфельки припорошила пыль, на фотоплёнке не осталось ни одного свободного кадра, шляпа нагрелась на солнце и ленты устало шуршали по спине и затылку. Она думала о пейзажах, о восточных дворцах, о море и о холсте - маленьком белом холсте, способном запечатлеть только кусочек огромного мира, всего один кусочек её лета, её жизни, её нескольких дней в краю детства.
   В тишине дома уютно тикали ходики, бабушка задремала на стуле возле залитого розоватым светом окна. Лита укрыла её сетчатой шалью и в мыслях пообещала непременно испечь что-нибудь в благодарность за крендельки и чай.
   В мансарде она оставила шляпу на книгах, камеру положила на стол и остановилась перед холстом. Чистый белый прямоугольник сиял перед ней, как незаполненная страница. Капля краски могла всё решить. Лите хотелось коснуться холста влажной кистью и разлить цвет. Красный - крыши домов. Синий - море. Пурпурный - дворцы. Чёрный - мачты в порту. Какой бы цвет случайно не появился, из всего выйдет картина. Но ничто в ней не вместится из большого чудесного мира полностью.
  - Почему не появится волшебный холст? - задалась Лита вопросом и потянулась, выпуская из тела всю накопленную негу прошедшего летнего дня. - Ах, всё-таки волшебство - такое чудачество! - с радостью выдохнула она и отправилась в ванную, торопясь поскорей искупаться и лечь в постель.
   Она лежала на прохладных простынях, закинув руки за голову, и смотрела на освещённый мягким сиянием луны потолок. На потолке шуршали тени листочков и веточек из сада под окнами.
  - Даже луна здесь особенная, такая большая и яркая, и голубая, как волшебный фонарь. И почему я так много думаю о волшебстве? - повернулась Лита. - Наверное, потому, что весь мир вокруг меня - волшебный. Наверное, потому, что тут так много красок, пейзажей, и любая художница, даже самая неумелая отыскала бы здесь вид для этюда, - Лита посмотрела на холст. В лунных сумерках он отливал голубым серебром, на нём качалась тень веточки, словно писала на холсте вечерними красками свою картину. Лита вспомнила о прогулке, о море, о магазинчике кукол.
  - Что же нарисовать? - поглядела она на фотоаппарат. На плёнке осталось превеликое множество снимков, но ни один из них не подходил для картины: Лита знала это наверно, ощущала внутри. Она вздохнула и легла на подушку, но глаза её коснулись полки. Среди плотного ряда книг стояла зелёная с золотым теснением на корешке книга, не виденная ей прежде. Лита привстала. Ей чудилось, что книга среди других тёмных книг немного светится в сумерках и не от ровного сияния луны, а сама по себе, своей позолотой.
   Лита спустилась с постели, прошла по тёплому полу и вытащила книгу - та и правда светилась, позолота вилась завитками и курчавыми виноградными лозами вдоль обложки. Никакого имени автора и заглавия на нежно-зелёной книге Лита не видела, только виноградные лозы, завитки золочёных узоров и сросшиеся аркой кроны деревьев.
   Лита раскрыла книгу и прочитала выведенные курсивом слова: "Эта книга о тебе"
  - Как хорошо, если бы все книги были такие, - не сдержала улыбки Лита. Она перелистнула страницы, но ни на первой, ни на второй, ни на седьмой или даже десятой не нашла ни единого слова. Страницы плотной атласной бумаги под лунным светом отливали мягкой голубизной. Но вот на двадцатой или тридцатой странице Лита увидела первое слово: "Кошка...". Её взгляд скользнул дальше и вслед за ним завились слова: "Кошка дремлет, значит в доме порядок. Если бы в доме был какой беспорядок, я, кошка, точно бы не дремала. Лишь в этом особенном месте, где появляется пятнышко света я вспрыгиваю на ручку дивана, поджимаю лапки и немного дремлю. Солнце греет мне шкурку, по загривку растекается ласковое тепло, солнышко нагревает меня, а я и не шевелюсь. Я дремлю: в доме тихий порядок. В комнате только я, тёплое пятнышко света и самая маленькая кошка среди двуногих больших. Не хочется открывать глаза, но я приподнимаю веки и вижу, как самая маленькая кошка из двуногих играет ряжеными болвушками. Болвушки тоже похожи на кошек, только они не мяукают и не ходят на четырёх лапах, не едят сливок и не греются на ласковом солнышке. На болвушках лёгкие яркие платьица, как и на самой маленькой двуногой кошке. Но я никогда не полезу в противное платье, и никогда не дозволю расчёсывать мне усы и приплетать бантик к хвосту. Я не болвушка - я кошка. И глупые игры самой маленькой кошки отнюдь не по мне. Лучше потяну-у-сь на со-о-олнышке, вот та-а-ак, и зевну-у!.. Самая маленькая из двуногих кошек оглянулась. Ну вот, кажется, время ласки. Отложила златовласых болвушек и пошла ко мне, взяла на лапки и прижала к груди. От неё пахнет молоком и пирожками, м-м-мр! Мр-р, мр-р, и шурка в яркий горошек шуршит под щекой и под ухом, когда я трусь об её мягкое тельце. Как она называет меня? А? Ванес-са - так должно быть двуногие кошки называют нас, правильных кошек. Засуну нос ей под ухо и подышу под её волосами. Она так вкусно пахнет, настоящий котёночек! Мы пошли? Куда мы пошли? Я у неё в лапах: так приятно, тепло. Кажется, солнышко, его горячее пятнышко следует повсюду за ней, как бы не задремать... о, она усадила меня среди болвушек - здравствуйте. Что, предложит мне чай? Но в маленьких расписных мисочках нет ни капельки чая и из чайника не течёт. Странные игры для самых малых котят. Как же хочется спа-а-ать! Вот это зевнула. А что за звук? Она не слышит. Маленькая кошечка не слышит, как внизу поднимаются шаги больших кошек. О, вот услышала, повернула головку, навострила ушки... ах да, такие не навостришь. Ну, смотри - смотри глазками, кто войдёт в отдвижную стену. В этом доме так много отдвижных стен! Большие кошки заходят и выходят через них, когда им захочется, а я открыть не могу. Нужно ловить момент! Ловко спрыгнула, маленькая кошка меня не поймала, а вот стена с щелчком ручки открылась и отошла! Ловчее меня нет никого, куда ей угнаться! Проскользну мимо пахнущих травой и мылом ног, но оглянулась, пожалуй. Зачем большие кошки пришли к моей маленькой тёпленькой кошечке? Что там? Такая яркая, перевязанная бантиками коробка. Да, и бантики, и коробки я знаю: в коробке я родилась. Но эта... поменьше, пошире и плоская. Как волшебно шуршит тонкая хрустящая обёртка! Моя маленькая кошечка радуется! Большие кошки ей подарили хвостик на палочке и большую белую как сливки книгу, перевязанную яркой лентой. Да что же это? Как необычно, и пахнет чужим: нет, этого не было прежде в доме, оно где-то лежало припрятанным - не порядок. Какой беспорядок! Теперь я не усну. Хотя, вниз по лестнице, возле распахнутого окна есть место, куда пятно света скоро заглянет. Его я не пропущу. В доме у каждой двуногой кошки есть своё имя: и у самой большой кошки, с чёрными, как моя шкурка усами, и у кошки поменьше, с длинными, как у моей любимой кошечки волосами, но пахнущими не пирожками и молоком, а душистым мылом. И конечно же у моей любимой маленькой кошечки имя есть! Моё - Ванесса, а её..."
   Лита назвала про себя своё имя. Она видела себя кошкой - нет, она видела себя взглядом кошки, которой не помнила с шести лет. Ванесса - её любимая кошка: благородная, умная, она казалась Лите умной и очень любящей. И куклы! Она вспомнила кукол, Ванесса звала их болвушками, но Лита ясно видела кукол, пока читала, и ту самую старую куклу, как возле двери магазина, она узнала её! Это была её кукла, её старая кукла, какой она играла лет десять назад! И родители... Лита видела их молодыми: черноусого папу и длинноволосую маму. Тот день она запомнила хорошо. Вернее, она помнила их подарок: её первый альбом и акварельные краски - с этого и началась её любовь к рисованию! И детскую комнату в старом доме и старый диван, где Ванесса любила понежиться на солнышке - всё это Лита помнила! А главное, читая волшебную книгу, она видела маленькую себя.
   Как же давно это было - взглянула Лита на книгу. Другая жизнь и та же самая. Она толком не помнила себя шестилетней. Зато кошка помнила. Давно забытая кошка. Боже! Как книга смогла сохранить воспоминание кошки и передать ей его через текст? И в историю Лита погрузилась, как в волшебство, как в сказочный сон: она видела себя кошкой, она думала по кошачьи. Книга начиналась так странно, как воспоминание, пришедшее в ум, но воспоминание про неё, про Литу!
   Лита перелистала страницы, но все они опустели. Ни слова больше, ни хвостика, ни начала, ни одного многоточия!
   Лита перепугалась: раз в книге для неё ничего больше нет, то книга исчезнет - навсегда-навсегда! И ничего больше о ней не расскажет.
   Лита вернулась к кровати и легла поудобнее. Она хотела перечитать ту историю о кошке и снова листала страницы, но не нашла ни одной строчки, лишь в самом начале остались выведенные крупным курсивом слова: "Эта книга о тебе", - прочитав их опять, Лита перестала тревожиться, крепко прижала книгу к стучащему сердцу и под шелестение лунного сада уснула счастливой.
   Утренний свет ласково тронул щёку, Лита вздохнула, открыла солнцу глаза и с наслаждением потянулась под одеялом, но вспомнив, что прижимала книгу к себе, привстала в постели и наскоро огляделась. Книги не было. Уж не приснилась ли ей волшебная книга? Если так, то это столь замечательный сон, что ей захотелось посмотреть его снова!
   Волшебная книга, может быть, только фантазия, но белый холст на этюднике - вполне настоящий, и Лита твёрдо решила, что сегодня постарается найти самый красивый пейзаж и зарисовать его. Она поднялась, сбегала в ванную и оделась, зарядила плёнкой фотоаппарат, быстро спустилась по лестнице, но её окликнула бабушка: она не отпустила Литу гулять, пока та не взяла корзинку со вкусными бутербродами с джемом.
   Лита знала, что должна обязательно написать море. Даже если выберет вид с набережной или со скалы, море должно обязательно попасть к ней на холст, хотя бы чуть-чуть! "Чуть-чуть моря..." - думала Лита, - "разве может быть так? Чуть-чуть необъятного, чуть-чуть волшебного, чуть-чуть фантастического синего моря - чуть-чуть! Даже если весь холст я запишу синим, я не напишу море - нет-нет, лишь чуть-чуть! Как написать море? Целое море, а не его кусочек? Как не солгать: "Посмотрите - это целое море: на моей картине целое море, а не чуть-чуть!" - как?" - думала Лита и спешила по набережной мимо лодок, рыбацких сетей и качающихся на волнах мачт. Спешила к белой беседке на скальном выступе, но вид с неё Лите не приглянулся. Она фотографировала море с высоких террас прямо из города, сбегала по длинным белым лестницам вниз и снова всходила наверх. Если уж не удастся написать целое море во всём величии синих безбрежных просторов, то Лита напишет его в берегах, рядом с каменным белым портиком или со статуей античной богини, или между больших выбеленных солнцем камней. Пусть они оттенят синий кусочек, обрамят его, скроют, если уж целое море не написать.
   Лита устала, её туфельки не для бега. Прохлада раннего утра сменилась на зной, она не позавтракала и к обеду присела на каменной набережной. Море - сегодня зеленоватое, с лёгкой золотой искоркой, накатывалось на гальки пляжной косы. Белые чайки раскинули крылья с чёрными законцовками и, уловив потоки горячего воздуха, парили в знойной безоблачной синеве. Лита сфотографировала полёт чаек. Она напишет их на холсте? Белых птиц? Небо - ведь следует написать небо: безграничное и голубое, как ленты на её шляпе, такое восхитительное и свободное, что и летящая чайка не знает, где у неба конец. Как можно написать его на картине? Разве только кусочек? Над кусочком моря кусочек неба, и спрятать его за белой чайкой, хотя в жизни белые чайки с лёгкостью растворяются в нём.
   Лита откинула с корзинки клетчатую накидку, выбрала бутерброд из мягкого душистого хлеба и откусила кусочек. Вот так - кусочек от целого бутерброда. Кусочек. А ведь большие картины пишутся кусочками, как жаль.
   Бабушка прекрасно готовит: ничем вкуснее Лита позавтракать не могла! Или это свежий морской бриз подсластил её завтрак и наполнил мягкие сочные бутерброды ноткой морской воды! Лита кушала море - от этой мысли она рассмеялась: вот так по кусочку она слопает его всё!
   Лита вообразила, как явится на набережную с этюдником, обмакнёт любимую кисть в наполненную красками палитру и нанесёт синий штрих. Поместится ли это утро, запах моря, её счастье, её безграничное счастье в одну картину? Как жаль, что нельзя писать прямо по воздуху, она бы вышла за холст, её кисть написала бы море по бризу, барашки волн стали бы ей вместо холста, подхватили бы краски и всколыхнули их, и писали живую картину самим морем, а не её рукой.
   Рука Литы нырнула в корзинку, но под накидкой она ощутила переплёт книги. Затаив дыхание, Лита вынула под солнечный свет волшебную книгу. Неужели бабушка положила её? Нет, книга появилась в корзинке сама. Зелёная обложка горела позолотой, деревья сплели ветви аркой, приглашая совершить путешествие к волшебной стране.
   Лита открыла книгу, и, как и в первый раз её ждали слова, захватившие сердце и душу: "Эта книга о тебе". Лита медленно листала страницы и вновь многие оказались пусты. Затаив дыхание, она искала начало истории, но натолкнулась на него совершенно внезапно. История начиналась с первой строки и вилась дальше во весь следующий лист.
  "Не устала ли она? Каждый день несёт свою тяжёлую сумку, а сумка у неё наверняка очень тяжёлая, я помню, какие тяжёлые сумки бывают - да-да! Лямки еле держат тяжеленный портфель, распухший от тетрадей и книжек. И хвостик! Как мне нравится её хвостик! Играет на каждом шагу! Нашлю ветер, пусть поиграет её лёгким хвостиком на затылке, поднимет листву, пусть закружится в осеннем вальсе, охолодит её щёки! Да, Лита! Да-да, это мой ветер! Ты ощутила его? Он холодный? Он свежий! Он несёт дождь из туч, но не бойся, тучи я прогоню, ни одной капли ни коснётся твоей светлой головки! Ты любишь ходить без шапки. Пойду за тобой, за твоим хвостиком, по пятам, по следам, по пылинкам, по листьям - мой ветер поднял их. Ха-ха, Лита, смотри - я над тобой! Иду кверху головой! Над твоей головой, Лита! Ну, посмотри же на меня! Ещё ветер: подую тебе в лицо! Морщишься? Извини. Знаю-знаю, не хорошо, когда осенний ветер дует в щёки и нос: дыхание перехватывает, да? Но это я. Я! Лита! Перед тобой! Посмотри на меня, я здесь: ха-ха! Иду задом-наперёд, перед тобой: смотри - я не оглядываюсь и не упаду! Я иду перед тобой и не упаду, я летаю Лита! Ха-ха! Ну, посмотри же на меня, на мои листья, на пылинки... о! Смотри, паутинка, я пронесу её перед тобой, для тебя: смотри, как она серебрится на солнце, как играет. Остановилась. Лита! Увидела! Ты такая внимательная! Посмотри на меня, на мою паутинку, я играю ей - это я! Это я! Лита, ты моя любимая, ты всё замечаешь, любые мелочи, ты видишь меня! Конечно же видишь всё: и мой ветер, и разноцветные осенние листья, и семечки одуванчика, и вихри морозной вьюги, как я вскруживаю ледяную крупу для тебя! Ты чуткая и внимательная, ты живёшь красотой, а я показываю красоту для тебя: какую только могу. Я смогу!.. А помнишь наш первый день в школе? Твой новый класс? Ты так покраснела перед доской, не могла слова вымолвить! Я тебе помогла, помнишь? Подняла такой ветер, что распахнулось окно и разметались листы на столе у учительницы, и все одноклассники засмеялись! Смеялись, Лита, и смеялись не над тобой - над заполошной учительницей, а я бросала листы, поднимала их в воздух, развеяла по всему классу! Мы играли, Лита! Играли с тобой! И ты чисто смеялась, моя милая Лита, мы вместе смеялись! Ты не слышала, но я тоже смеялась - да-да, очень громко, вместе с тобой! Листы улеглись, ты рассказала одноклассникам, кто ты, Лита, ты уже стала их одноклассницей - твой смех и мой ветер тебе помогли.
   Да... а помнишь, ты простудилась в январе и грустила дома перед окном? Всё стекло заледенело и ничего не было видно. Я стучала мелкими льдинками по стеклу для тебя, и ты слушала, ты очень внимательно слушала, Лита, ты очень внимательная, любимая, живая моя душа. Я сдвигала занавеску у твоего места в классе, когда ты изнывала от солнца или мёрзла. Это я принесла красный шарик, когда ты печальная шла из школы домой. Ты увидела его, Лита, ты всё замечаешь, ты любовалась им, мне же казалось, что ты любуешься мной.
   Тот молодой учитель... вспомни, урок рисования: он так нравился тебе, а я знала секрет и хранила его, и листы с мольберта тогда сдула тоже я. Я мешала! Конечно мешала, Лита, ведь смотрела ты не на того. Ну, неужели не видишь, не замечаешь, как смотрит этот мальчик, кто рисует на мольберте у тебя за спиной? Ты такая внимательная, Лита, ты заметишь паутинку на ветре и шарик, услышишь мелодию льда по стеклу, но его ты не замечаешь, а ведь он смотрит во все глаза на тебя, Лита, лишь на тебя - только на тебя, Лита! Сброшу листок - обернись, заметь его смущённый взгляд, Лита! Он смутится, он, конечно, смутится, если ты обернёшься, я знаю его - он честный и чистый, он впервые влюблён - в тебя! Ты его первая любовь, Лита: настоящая любовь, а вовсе не молодой учитель. И учитель тоже всё знает, учитель всё видит, он улыбается про себя... а ты не видишь, самая внимательная девочка, кто видит незримое, кто наслаждается полётом семечка одуванчика, не замечает любви. Ах Лита... мама целует тебя, укладывает в постель, и я рядом, я всегда рядом: что бы ни произошло, кого бы ты не полюбила, сколько бы не прошла, кем бы не стала - я с тобой, пока ты видишь меня, мою паутинку, семечко, вьюгу, листок, мой ветер под крыльями чаек - всё это я делаю для тебя. И я рядом. Прошу лишь, не смущайся и не разгадывай, кто я. Улыбнись ветру..."
   Уголок страницы затрепыхался. Лита вскинула голову. Ветер залез под её летнюю шляпу и чуть не скинул. Лита едва удержала её на голове. Страницы зашелестели, быстро-быстро перевернулись и книга захлопнулась.
  - Подожди! - воскликнула Лита и оглянулась вокруг. Кто прячется в ветре? Её ангел-хранитель? Доброе маленькое приведение? - Постой! Тут ли ты?!
   Неужто волшебная книга лукавит?
  - Не обманывает ли она меня? - поглядела Лита на книгу. - Кто ты? Подожди!
   Но озорной ветер взвихрился, захлопал платьем Литы и улетел к чайкам. Порыв улёгся, шептали волны, белые камни калились под знойным солнцем - всё стихло. Лита вернулась к корзинке. Она и правда порой без всякой причины счастливо улыбалась, солнце в школе всегда падало на неё или уходило в тень, если мешало ей в классе. И про учителя живописи никто не знал, кроме неё: никто-никто из друзей! Но хозяйка ветра узнала, она всегда была рядом с Литой. Лита оглянулась. Полуденное солнце ослепительно отражалось в окнах соседних домов.
   Лита заполошно взялась за книгу и перелистала страницы, в надежде найти историю про хозяйку ветра. Но поздно, поздно, поздно, все слова на страницах исчезли, кроме заветной строки. Ветер шепнул ей сквозь всплески волн: "Эта книга о тебе, Лита...".
   Она закрыла книгу, взвесила её на руках, Лите нравилось, что она настоящая. Нравилось знать: волшебная книга - не выдумка. Хоть довериться ей нелегко. На её страницах появлялись истории о ней - истории думающих и видевших её существ, а она и забыла их или вовсе не подозревала, что они рядом.
   Без малейшего страха Лита вернула книгу в корзинку. Ещё не все истории рассказаны, значит книга появится вновь - так думалось Лите. Они ещё обязательно встретятся.
   Лита возвращалась на закате. Фотоаппарат с заснятой плёнкой висел на груди. Но места, с которого можно нарисовать пейзаж, она снова не выбрала. Закатное солнце подкрасило улочки медовым светом. Вечерний город неспешно жил в безветренной тишине. Хоть бы маленький порыв шевельнул кипарисы, хоть бы потревожил на стёклах солнечные блики, или подхватил и закружил маленькие лепестки хризантем, опавшие на тротуар. Ветер мог подать знак: её доброе маленькое приведение ещё здесь, оно приглядывает за Литой и хочет поиграть с ней, развеселить её, как и раньше веселило и оберегало Литу.
   Ветер не поднимался. Но у самого домика бабушки зашумели деревья в саду, облетели белоснежные лепестки с пышных цветочных головок и метелью закрутились вокруг замершей Литы. Она сфотографировала улицу в вечернем свете и танцующие на ветру лепестки, постояла немного, вдохнула аромат ветра и вошла в дом.
   Бабушка накрывала к ужину стол. Фарфоровый чайник заваривался под узорной салфеткой, на столе разместился прекрасный сервиз с золотистой и тёмно-синей каймой, дымились сладкие пирожки, вазочки полнились обсыпанной сахарной пудрой пастилой и вареньем, на блюде нарезан пышный фруктовый пирог.
  - Ты вернулась, Лита! - радостно встретила её бабушка и расспросила, нашла ли Лита хороший пейзаж. Лита рассказала про море и о ветре, и о чайках, и про маленькое приведение. Бабушка не удивилась.
  - Лита, в мире есть волшебство, значит и волшебные духи тоже.
   Она спросила, что Лита сфотографировала. Лита ей рассказала о самых красивых местах, где была и посетовала немного, что не может вместить бескрайнее синее море в картину.
  - Мне хочется заполнить холст волшебством, - призналась она. - Написать по-настоящему большую волшебную картину!
  - Не упусти маленькое волшебство, Лита, - подала ей самый вкусный кусок пирога с вишнёвой начинкой бабушка. Пирог таял во рту, как сладкое манное облако, горячий чай из изящных фарфоровых чашек обогревал и бодрил. Но Лите всё время казалось, что волшебство тут, перед ней, тоненькой паутинкой серебрится на солнце, и она его чувствует, но не замечает, не видит, а значит не сможет нарисовать. Писать же не волшебную картину ей теперь не интересно.
   Чай допили, и Лита помогла бабушке вымыть посуду. Бабушка сказала, что поменяла наволочки и простыни её постели. Лита поблагодарила, пожелала спокойной ночи и поднялась наверх.
   Она зажгла ночник, расправила пахнущую хвоей постель. Под белоснежным одеялом лежала книга. Сердце Литы радостно затрепыхалось. Она взяла книгу, легла на свежие прохладные простыни и открыла зелёную с золотым тисненьем обложку. "Эта книга о тебе", - обещали ей выведенные курсивом слова. Лита поёжилась под одеялом, как под белым мягким сугробом. В потоке чистых страниц она разыскивала историю, как могла бы искать на снегу следы сказочной птицы. От книги пахло морозом - или ей показалось? В потрескивании корешка слышался снежный скрип. И руки, и лицо мёрзли. Кажется, на страницах поблёскивал иней. Лита прочла первые буквы и тут же мороз захватил её, она услышала музыку и увидела переливающуюся зелёными и красными огнями ёлку.
  "Снег летит - крупный, пушистый, он так лёгок, невесом, как счастье на моём сердце. Неужто это и есть счастье? Я, кажется, счастлив. Кажется! Кажется! Ах, если это лишь кажется, то лучше сбежать, навсегда отступиться и не бояться! Чего я боюсь? Всё в порядке, нет, я всего лишь волнуюсь. Билеты с собой, бумажник тоже, часы... без пяти минут пять: она опоздает? Что ж, я подожду. Сколько я буду ждать? Час, если нужно. Нет, больше часа! Буду ждать до утра. Нет, если она не придёт, я прожду до утра, хоть два дня здесь промёрзну перед этой ёлкой в рождественском парке!.. Счастливые люди, живут обыденной жизнью, спешат с праздничным настроением мимо меня, улыбаются, а я жду. Жду её возле ёлки и, конечно, дождусь. Мы пойдём на каток: я так плохо катаюсь, совсем не умею стоять на коньках! Свожу её в кафе неподалёку - её любимое, с выпечкой и сладким кофе. А может глинтвейн? Мороз невелик, любит ли она глинтвейн? А если не любит, что я скажу? Господи, сердце, как заведённое! Этот вечер - особенный! Никогда раньше не замечал, как ярко блестят огни на деревьях, как переливается ёлка, какие на ней золочёные большие шары! Я не замечал рождества, его не было, словно не было праздника в моей жизни, пока она не заговорила со мной. Хотя я сам подошёл, но она заговорила! Я думал, что вовсе для неё не существую и она со мной не заговорит! Или хуже, заговорит как со случайным прохожим, что ей всё равно. Она ЗАГОВОРИЛА со мной по-настоящему, как с другом, как со СВОИМ другом, боже! Я её пригласил, я пригласил её: как мне только смелости хватило! Если бы она не согласилась - никаких праздников, я бы потерял рождество! Его бы не было для меня - никогда-никогда! Но теперь... ёлка, заснеженный парк и витрины, каток: рождества никогда не было для меня, лишь сегодня, в этом году оно наступило, я обрёл волшебство. Волшебный праздник! Как я её встречу? Привет? Скажу "привет" - самое простое начало. Свожу на каток... нет, сначала в кафе! Нет, сначала всё-таки на каток: неудобно кататься, поужинав. Где же она? Где? Без двух минут пять. Она опоздает? Пусть опоздает насколько захочется - я подожду! Я дождусь!.. Неужели она? Вот, кажется, в белой шапочке и розовом пальто- это она! Она! Лита!.."
   Лита прижала книгу к груди. Сердце готовилось вот-вот выпрыгнуть, лицо разгорелось, она глубоко и трудно дышала, мысли метались, в голове звучал его возглас! Кто он? Люди редко называют себя по имени в мыслях. Она увидела себя его глазами: радостную, разрумянившуюся от мороза, счастливую. Этого ещё не случилось! Будущее рождество! Он видит её в скором будущем, кто он?! Лита знала, кто он - волшебная книга раскрыла. Нельзя не понять, побывав в его сердце и в мыслях. Её первое свидание с ним на рождество. Её любовь... Любовь? Она полюбит его? Неужели?! Он любит её - она знает! Как никто в мире не может знать: она узнала, побывав в его чувствах, в не случившемся ещё воспоминании! А она?.. Неужели она его любит?
   Лита приподняла книгу. Лёгкий страх пробирал её: вдруг история исчезнет, и она не узнает, что было дальше? История сохранилась, строчки на месте, но взгляд Литы скакал, мысли разбегались, она едва могла понять слово-другое. Но Лита читала, ещё больше она испугалась не узнать про любовь - про свою первую любовь в чужом сердце.
   Её зимний наряд - она узнала свои зимние вещи. Она, как и юноша в книге, задыхалась от радости. Она видела себя улыбающейся, с волшебным светом в глазах, такую глупую и счастливую. Всё сказанное им, все её ответы, как в жару, как в тумане. Она не слышала собственного голоса, не понимала его, как и юноша, он оглушён счастьем и внемлет ей, он переполнен ей, он говорит лишь о светлом и добром. Они на катке, он держит её за пуховые рукавички, они вместе неумело скользят по скрипучему льду на коньках и смеются. В кафе они пьют горячий кофе с любимыми пирожками, он рассказывает ей о поездке в чужую страну, она слушает, но не рассказ, а его голос. Она слушает его голос, только бы слышать его! Он провожает её по зимнему парку. Среди закуржевленных ветвей деревьев сверкают и перемигиваются золотые гирлянды. Ёлка обметена снегом и тихо играет благозвучную песню. На уединённой тропинке он берёт её за руку, говорит негромко, но с жаром. В сердце Литы пылает огонь. Их губы сближаются.
   Лита накрылась книгой и крепко-крепко зажмурилась. Её щёки вспыхнули красней кумача. Кажется, сердце решило вырваться из груди. Она знает кто он. Это... нет! Даже будь в ней достаточно смелости, она бы никогда не решилась признаться себе! Неужели будущее рождество станет самым волшебным из всех? Неужели жизнь Литы решится?!
   Лита закрыла книгу, обнялась с ней. Нет! Нет! Какая страшная книга, всё выдумки! Нет! Нельзя подсказывать людям, да так, что можно ума лишиться, что будет с ними на рождество! Нельзя читать мысли других! Нельзя радоваться раньше времени! Нельзя ощущать на вкус поцелуй, которого не было...
   Но Лита шептала.
  - Книга! Книга! Милая книга, неужто всё правда? - и шелохнуться в объятиях с ней не могла. До утра она перелистала книгу ещё тысячу раз, снова и снова, желая всё-таки убедиться, кто он и правда ли она его любит? Как и раньше история исчезла со страниц. Остались лишь выведенные курсивом слова, наполнявшие Литу и радостью и тревогой, слова и терзали её и осчастливливали, и зажигали в ней свет, и накрывали его мутным стеклом.
   Лишь под утро она уснула.
   Лита проснулась поздно и сошла к бабушке. После ночных переживаний её лицо озарялось улыбкой. На вопрос, что с ней сталось, Лита ответила:
  - Мне приснился лучший в жизни самый волшебный сон!
  - Как много ты говоришь о волшебстве, солнышко, - с мягким добродушием улыбнулась бабушка. Лита рассмеялась и сбежала к ней по ступенькам. Она обняла бабушку и долго сжимала в объятиях. Ни слова она не сказала о книге, но, кажется, между ними не требовалось никаких слов: обе знали, книга вновь появляется, и волнительное счастье Литы таится в её волшебных словах.
  - Не сегодня ли ты хотела увидеть друзей? - отошла бабушка к накрытому для завтрака столу. Лита забыла.
  - Да-да! В день перед отъездом! - спохватилась она. - В день перед отъездом... - тише и едва грустнее повторила Лита. Она беспокоилась, что без бабушки, без её наполненного добрыми книгами дома к ней никогда-никогда больше не придёт волшебная книга. Не будет историй, волшебных воспоминаний из чужих душ, но воспоминаний о ней, о Лите, какой она была и какой станет. Исчезнет лучшая книга из всех волшебных книг - отражений людских судеб и жизней.
   Бабушка советовала ей за завтраком не расстраиваться и не тратить дня понапрасну, встретиться с друзьями и рисовать. Неужели Лита так и уедет, не сделав наброска, не тронув холст? Лита молчала. Мысль о холсте погрузила её в неглубокие оттенки печали. Как можно написать счастье? Как можно вложить его в границы холста? В его белоснежное покрывало не войдёт ни восторг Литы о будущем рождестве, ни веселье с маленьким приведением, ни даже ни одно крохотное воспоминание кошки, ни море, ни безграничное небо - ничто из стоящего волшебной картины. Картины - волшебные, неповторимые, пишутся красками счастья, восторга и света вовсе не на холсте, допила чай Лита.
  - Не забудь шляпу и камеру: сделай снимки с друзьями, - подсказала добрая бабушка. Лита ни с того, ни с сего обняла её вновь и поцеловала в тёплую щёку.
  - Ты самая лучшая! - призналась она. Бабушка засмеялась и огладила Литу по голове, и ещё долго смотрела ей в след сквозь окно, куталась в шаль и печально ей улыбалась.
   Лита встретилась с друзьями на набережной, где плескались волны прибоя и кричали подхваченные бризом чайки. Друзья собрались вместе впервые с самого детства. Восторг от встречи затмил мысли о волшебстве, о картине, о книге. Лита смеялась - искренне, переливчато, вспоминала проделки друзей, и они вспоминали, какой была Лита в ту пору, когда городок возле моря был для Литы родным.
   Друзья показали ей, как изменился город. Она заново гуляла по улочкам и открывала их для себя глазами друзей. "А помнишь?", "Не знаешь?", "Вот тут было, да?" - звучало ежеминутно. Лита кивала, придерживала рукой шляпу и улыбалась, живо оббегала глазами загорелые лица друзей. Как в детстве, но... не как в детстве - иначе. Маленькие её друзья выросли - не узнать. Она выросла. Их голоса изменились и лица немного другие: у кого пополнели, у кого заострились, у кого приятные черты, а у кого и изъяны. Но их души не изменились - нет-нет! В чём угодно Лита могла ошибаться, но только не в этом.
   Они прогулялись по скалам над морем, много фотографировались: море будто нарочно сегодня сверкало всеми оттенками голубого, лазурного и перламутрового. Друзья привели её в то кафе, где в детстве они ели мороженое: земляничное, шоколадное, сливочное и пломбир. Кафе до сих пор работало на том же месте, и много чего в нём осталось по-прежнему, даже любимое место за столиком будто бы их дождалось. За мороженым Лита заметила: одни друзья стали больше молчать, другие чересчур весело говорили, третьи нарочито расстраивались, что завтра ей на поезд. Исчезла детская простота, с какой они прежде доверяли друг другу. Она - гостья, желанная гостья, но не навсегда, в ту пору как в детстве они были навечно.
   Вечером они заглянули в книжный магазин, куда в детстве и не вздумали бы заходить. Шкафы и полки расписаны по жанрам, на них теснятся тонкие книги в ярких обложках и ряды толстых томов и небольших томиков, пахнет бумагой и типографской краской. Но среди книг Лита не нашла ни одной такой же, про себя. Появится ли волшебная книга снова? Лита купила книгу с доброй историей, чтоб подарить её бабушке.
   Вечерело, и море окутали сумерки. В руках у друзей сыпанули искрами бенгальские огни. Морская пена накатывала на голые ноги, ласкала нагретой за день водой. Задорные разговоры, подобно искристым огням вспыхивали и разгорались, переливались весёлым смехом и... угасали, как затухающие угольки на стальной спице. Друзья умолкали, говорили всё тише, вздыхали - устали за день, тосковали в преддверии расставания; расходиться они не спешили, итак зная прекрасно, что скоро надолго расстанутся, но глубоко в сердце радовались и этому расставанию.
   Лита сфотографировала их на берегу в мягких волнах отлива, обещала им фотографии, обещала писать и непременно приехать ещё. Обещала им, понимая, что в эту минуту они расстаются не менее счастливыми, чем радовались при утренней встрече.
   В сумерках глубокого вечера Лита вернулась домой и поднялась в комнату. Шляпа устало повисла на спинке кровати. Лита поглядела на фотоаппарат, под крышкой надёжно хранилась заснятая плёнка.
  "Наверное, хорошо получилось...". Фотография помогает в точности не забыть, ухватить вид, фон, перспективу и внешность, до последней черты и тени. Но засняла ли она ускользавшую дружбу, или всего лишь давно не видевших друг друга людей?
   Лита посмотрела на холст. Смогла бы картина воплотить то, что не видят глаза или камера, но что ощущает душа? Белый холст чист, ни мазка краски, ни наброска карандашом. Ни моря, ни неба, ни дружбы Лита не нарисовала. Если можно было бы писать по волнам и по воздуху, взять ветер из-под крыл чаек и вспышки бенгальских огней, она бы нарисовала картину. Но холст ей теперь не годится, не нужен.
   Волшебная книга умела передать воспоминания, грёзы и чувства, раскрывала глаза душе. Но как же волнующе думать о ней, ждать её возвращения и бояться, что однажды она не вернётся. Неужто бабушка заставила полки хорошими книгами, чтобы ей, самой волшебной из книг, не оставалось места? Не ждать, не листать записанных о тебе страниц, не перечитывать оживающие перед душевным взором истории, не знать про будущее - в этом спокойствие. Спокойствие, но не счастье.
   Лита не нашла книгу. Волшебная книга не появилась. И более Лита решила не думать о ней, не искать глазами нарочно, хоть на час позабыть. Она спустилась на кухню исполнить данное себе обещание: сегодня вечером она отблагодарит бабушку за доброту.
   Бабушки не было дома. Лита нашла рецепт, завязала фартук, взялась готовить. Она увлеклась и забыла о книге. Но глаза её нет-нет и стрельнут на хорошее место, где бы книга могла появиться: слишком желанная, слишком лишающая покоя и каждый прочтёт в ней своё о себе.
   Дверь открылась - вернулась бабушка. Она принесла корзинку, полную свежей рыбы и зелени.
  - Какой восхитительный запах! - с порога похвалила она. Лита достала пирог, он и впрямь получился удачным и блестел от подтаявшей корочки сахара.
  - Великолепный пирог, солнышко. Сегодняшний вечер и правда особенный! - бабушка вынула лучший сервиз, Лита сняла чайник, они разлили чай, разрезали угощение и обсудили, насколько пирог подоспел и удался. Бабушка рассказала Лите о лавках в порту, о свежей рыбе, из которой она приготовит завтрак. Так, по чуть-чуть они договорились до отъезда и сборов в дорогу.
   За чашкой чая бабушка с пониманием вздыхала, когда Лита успокаивала её и обещала ей, что будущим летом приедет опять.
  - Ты так и не написала картину, - с мягкой улыбкой кивала она. - Я завидую будущему, твоим годам: ты напишешь, ещё не раз приедешь к морю. Пусть будет всё по-другому, ты отыщешь историю, место и чувства, какие захочется нарисовать: кусочек моря, кусочек чистого неба, немного чаек, портик, фонтан, может быть кипарис. Что рисовать, Лита - не важно, главное, каким светом ты рисуешь изнутри.
  - Каким светом я рисую изнутри?
  - Да. Он пишет картину, твою историю. И в самом простом предмете, внутри завершённой картины светится волшебство, если оно сияло внутри тебя.
   Лита оторопела, но тут же обняла бабушку - крепко-крепко и заходящимся голосом попросила не скучать по ней.
  - Буду-буду скучать, моё солнышко. Буду скучать по этому вечеру, по этому пирогу и чаю, по сегодняшнему дню, и главное - по сегодняшней тебе, какая ты сейчас, по твоей улыбке сегодня, по твоему сегодняшнему блеску в глазах. Сколько у нас осталось этих сегодня? Не много ль, иль много. Запомню тебя сегодня счастливой и немного грустной, как есть!
  - Если бы я могла сохранить всё это на картине и подарить тебе навсегда, на всю жизнь, на всю память!
  - Недолог человек и память его коротка. Но есть те, кто проживёт дольше нас и пронесёт память о нас ещё дальше. Фотографии и картины, друзья и любовь, лучшие дни твоего лета - этого лета, живут всегда, и не в волшебных книгах - в сердцах и памяти. Порой даже кажется, что лучшее, что мы видим и чувствуем, мы пережили для памяти: ибо это и есть книга, в которой нет ни начала и ни конца и так много чистых и затерянных листов.
  - Я буду помнить о тебе всегда, бабушка! - ещё крепче обняла её Лита. И они долго сидели возле стола и молчали и вслушивались в своё счастье - для памяти. Запоминая его на многие годы.
   Ночью в постели Лите совсем не спалось. В лунном свете серели собранные чемоданы, на серебряном полотне колыхались тени шелестящего сада. Сложен этюдник с чистым холстом. Лита вспоминала всё, что с ней приключилось в гостях у бабушки: маленькие залитые солнцем улочки, набережную, качающиеся мачты в порту, кукольный магазин, прогулки по городу, встречу с друзьями и, конечно, волшебную книгу. Лита слушала тихий шорох листвы, ощущала на коже дыхание прохладного ветра, вспоминала маленькое приведение, мечтала о будущем рождестве и не могла не представлять, что теперь будет думать о ней каждая встречная кошка.
   В шёпоте листьев ей слышался шорох страниц - завораживающий и призывный. Лита встала, прошла по лунному свету к шелестящим теням. На подоконнике лежала книга. Ветер перелистывал незаписанные страницы. Лита взяла её и вернулась к постели. В её руках книга переливалась звоном, будто маленькие колокольчики спрятались под корешком. Лита села на кровати, взгляд соскользнул с зелёной обложки на посеребрённые луной чемоданы, и она поняла, что это последняя встреча с волшебной книгой.
   Лита открыла обложку. На первом листе её вновь поджидали слова, выведенные курсивом. Четыре волнующие сердце слова: "Эта книга о тебе". Она листала страницы, но робко, неторопливо, боясь вспугнуть звон волшебного колокольчика и нарушить их последнюю встречу. Начало истории ускользало: как только Лита перелистывала страницы, строки таяли, Лита не успевала прочесть, лишь одно слово из многих запоминалось ей в тот краткий миг, пока слова не исчезли совсем. "Солнце..." - прочла она, - "цвета", - успела уловить в тающих строчках, - "зайчик", - чуть позже растаяло слово. Чем торопливее Лита листала страницы, тем быстрее таяли строки и тем тише звенели крохотные колокольчики.
  "Не спеши, Лита", - сказала она себе. - "Лучшее скрыто в малом".
   Теперь она листала страницы неторопливо и строки задерживались перед ней дольше. Она ещё бережнее переворачивала листы и звон колокольчиков едва усилился. Строки оставались перед ней как раз на то мгновение, в которое она могла их прочесть, и Лита узнала историю о себе.
  "Как звенят лёгкие трубочки! Ветер дует, трубочки колышутся на тонкой леске и стукаются: тихий звон далеко слышно. Здорово! Очень здорово! Синие трубочки - зелёные через стекло. Прижму стёклышко к глазу - их видно на солнышке! Солнечный зайчик бежит по ним! Ха-ха! Зайчик! Поймаю лучик на стёклышко, скользну светом по полу. Как поймать? Убегает! Доведу зайчика по стене до ковра, по узорам к обоям и рамкам, где фотографии, по горам и по пенным барашкам, по бенгальским огням, по книгам на полке!.. Зайчик вспыхнул на книге! Какой золотой, какой блестящий, зелёненький! Нет - книга зелёная, на ней много золота, золотых кружев! Откуда она? Её не было. Скорей на диван, иначе не достать. Вот так... такая большая, но совсем не тяжёлая! Столь зелёного цвета я ещё не видала, погляжу через стёклышко: книга светится сама по себе! Золотые деревья - надо пощупать, золото отойдёт? Потереть ногтем - нет, не отходит, ни золотой крупинки не остаётся на пальце. Красивая книга, а что внутри? Сяду поудобнее на диване. Ноги устали стоять. Положу книгу на платье, открою. Как пахнет! Как духи... нет, как цветочки! Как море. Сложные вытянутые слова и столько завитков на хвостиках! Перелистаю страницы. Пустая! Нет ни строки. Это альбом, в нём можно рисовать? Что написано в самом начале? Строчка сложная и узорчатая: "Эт-та, кни-ига о теб-бе..."
  - Мам! Мама! Сюда! Я нашла о себе книгу!
   Сердце Литы упало. Она увидела себя в дверях - в фартуке, заляпанном краской. Её волосы стали длиннее, лицо едва старше, в руках кисти, во взгляде смешанная с волнением радость.
  "Мам, я нашла о себе книгу! Смотри! Смотри же, пока показываю! Моя книга, она обо мне! Мамочка, смотри! Не обнимай же так крепко, помнёшь мою книгу... Мама, я тебя тоже люблю, больше всех на свете! Мамочка... не плачь, ну чего ты? Мне нельзя брать книгу, да? Мама, не плачь, не то я зареву! Ты рисовала? Хорошо получилось?", - дверь из комнаты приоткрыта, на маминой подставке картина. Какие цвета! Синий и голубой, белый, зелёный. Что там? Целый мир! Весь мир на картине! "Мам, она волшебная, мамочка? Я вижу весь мир, правда!.. Почитаешь мне книгу, сама?"
  
  Волшебная книга
  Руслан Дружинин
  14.02.2023 / 14.10
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"