Он отдал четыре патрона от своего карабина в руки той отчаянной женщины. Влада была права: подаренное мясо спасёт умирающую семью ненадолго. Невегласи съедят его за пару недель, даже если будут растягивать. Ещё до первых морозов голод вернётся к ним с новой силой. Мать и двое детей проживут лишь чуть дольше, продержатся до первого снега, может быть первый месяц Зимы, но смерть всё равно не отстанет. Следующей весной к Звонкому Бору выходить не было смысла. Живых там не будет.
- Вы поступили мудро, этим людям нужна была помощь. Спаси вас Господь, - поблагодарила охотников Вера, когда они вновь вошли в лес. Михаил попытался одёрнуть её, но крестианка не отступила. - Голодного накорми, страждущего напои, болящего посети - всё это было вами исполнено, хоть вы и язычники.
От таких слов Влада только сильнее стиснула зубы.
- Стоило ли их спасать? Хватит думать о других, крестианка. Тебе теперь с голоду пухнуть, сама будешь корешками да листвою питаться. Дорога длинная: чем-жить-то рассчитываешь?
- Умеренность и пост ради дела благого мне давно стали привычны, - со смирением ответила Вера.
Резко остановившись на месте, Влада задрожала от ярости. Глянув в глаза не ожидавшей такого преображения пленницы, она зарычала.
- Радуешься, что спасли их?! Худых детей, да две тощие бабы?! А ведь ещё до Зимы, даже с нашим запасом одна из них сдохнет! Вопленицу кормить они точно не будут: зачем им её причитания? А сегодня к закату и последний мужик верно сгинет, только вот... - прервавшись, Навь стёрла с губ кровавую пену; с лютой жестокостью в волчьих глазах она продолжила отчеканивать каждое слово. - Только вот труп баба хоронить точно не будет. А зачем?! Он ей ещё пригодятся, ох пригодится, когда дети жрать захотят!
Судорожно вздохнув, Вера отшатнулась от Нави, но запнулась о корень и упала на землю. Вук залаял, Михаил попытался заступиться за родную сестру, но Влада оттолкнула парня на маленького Егорку. Схватив Веру за волосы, она задрала лицо крестианки к себе и глядя прямо в ненавистную зелень глаз, закричала.
- Что ты знаешь о Яви?! Что ты знаешь о том, как живут люди Долгими Зимами?! Сидючи в своей крестианской избе, да по старым заветам молясь - ничего ты не видела, ничего ты не знаешь! Представить не можешь, на что способны те, кого возлюбить ты слепо пытаешься! Не ведаешь, что творится в законопаченных избах, пока снег не сойдёт! По весне ты оттаявших детских трупов не видывала, возле общин самоубившихся девок не считывала, а они в одних тонких рубахах выскакивают на страшный мороз; от ужаса спасаются, что в семьях творится! И вы, твари поганые, Навь зовёте чудовищами? Нас то клеймите выродками?! А жизнь-то к одному всех ведёт - к смерти! - Серко увидел, что дело зашло дальше чем следовало. Он схватил Владу и оттащил её прочь от разрыдавшейся Веры. Но Волчица не успокаивалась; брыкаясь в крепких объятьях брата, она продолжала кричать. - И ты за них, Серко?! Предательство крови! Сколько раз мы за деревнями с тобой наблюдали?! Сколько видели?! Осенью закроет дверь благородный отец, а через одиннадцать месяцев не вошедшая в возраст дочь приплод от него в руках тащит! И все морды воротят и всем совестно, а сказать никто ничего не желает! Кто в Тепло их Зимою заглядывал?! Даже слыша крики о помощи, кто рискнёт по морозу пройтись, да в чужую дверь постучаться?! Ненавижу вас! Ненавижу оседлышей! Твари поганые, нож марать о вас жалко!
- Мы не такие! В нашей общине никогда таких зверств не бывает! - крик Веры задохнулся в отчаянном плаче. - У нас никто над ближним своим не глумится, каждый по законам Божьим живёт - один за другого держится и помогает! Мы не такие!
Влада побелела лицом, ярость подземной Волчицы разгорелась сильнее. Это был тот самый приступ, которого так опасался Серко. Он чувствовал, что может не справится с разбушевавшимся духом сестры. С злобной желчью она выплюнула в лицо крестинами новую порцию правды.
- Четыре патрона мы той твари оставили - убийце вложили в руки оружие! Уже сегодня она может одну душу сгубить, а когда её страшные запасы иссякнут, начнёт решать: кого больше любит - сына своего или дочку? А знаешь, сына-то она любит больше! До последнего будет парня тянуть, а когда малец всё же сдохнет, оружие наведёт на себя! Сыто вы видать у себя в крестианской деревне живёте, раз о таких делах даже не слышали! "Пост ради благого дела", говоришь!? Лучше бы мы той бабе одну пулю оставили, чтобы сразу её себе в башку закатала и никого больше не мучала! Застрелилась бы, как твоя...
Серко ударил не задумываясь и не дал Владе произнести последнего слова. Пощёчина и испуганный вздох прервали её безумную речь. Влада свалилась с ног и крепко сжала землю в побелевших от напряжения пальцах; из её груди вырвались сдавленные всхлипы. Несмотря на страх, Вера потянулась к Одинокой Волчице. Девушка видела боль, которая разрывала безумное сердце. Однако, Навь совсем не рыдала. Закинув остриженную голову так, что затрещало в хребте, Влада хрипло и надсадно рассмеялась пепельно-серому небу. Жутким был этот смех. Навь вложила в него все свои чувства: и горе, и ярость, и тяжесть терзавшего душу проклятия.
- Бесноватая ведьма, она одержима! - зачастил Михаил, помогая Вере подняться. Серко тоже схватил Владу под руки и привёл её в чувства. Смех тут же утих, девушка сосредоточила взгляд голубых глаз на родном человеке. Навья ярость медленно отступала, Зверь не успел выжечь душу охотницы без остатка.
- Хорошо, что ты рядом, Серко. Всю игру бы я себе испоганила, - Влада с великой нежностью провела по щеке брата рукой.
- Для тебя это игры? Когда же они наконец прекратятся? Ты ведь можешь с ума сойти, сгинуть от этого, остановись!
Губы девушки перед ним тронула грустная и задумчивая ухмылка.
- А я ведь верю, Серко... верю, что коли доведётся рискнуть, так и у самой судьбы можно выиграть. Будто у жизни есть какие-то правила...
*************
Старый скиталец достал коробок и ловко зажёг лампу с единственной спички. Топливо в керосинке мгновенно вспыхнуло и весёлый огонёк обдал жаром.
- Вот ведь отрава, - опустил стекло на синеватое пламя старик. Комната убежища наполнилась тусклым светом и теперь маленькая гостья была лучше видна для уставших от бессонницы глаз. Девочка семи Зим отроду сидела на стуле возле выдвижной крышки стола. Уже очень много Навьих детей побывало в этой затерянной среди подземных переходов коморке. Здесь было значительно чище чем в остальных помещениях бункера. На свободных от копоти стенах висели иллюстрации взятые из старых книг, да и сами книги имелись в обилии. В убежище нашлась хорошая библиотека, которая стала для старика настоящим подарком. Правда пришлось "посражаться", чтобы спасти книги от уничтожения в кострах. Объяснить Старшей Волчице ценность печатного слова оказалось непросто.
Слишком долго скиталец пытался изменить Навий род. Охотники научились говорить на общепринятом для оседлых наречии, и теперь только изредка переходили на подземный язык. Некоторые даже умели читать. Каждый ребёнок вместе с Навьим укладом постигал мир с другой стороны. Немного стихов, немного историй и добрых рассказов, и вот уже в глазах подземных детей загорался другой огонек - не вечная настороженность хищника, а искреннее любопытство и интерес к жизни, которая цвела до эпохи обледенения. Но более старшим охотникам уже не нравились эти "сказки" о прошлом. Все, кто прожил более двадцати пяти Зим смотрели на скитальцев с презрением. Они часто жаловались Матери племени, но та не разрешила трогать людей. Конечно же из-за Олега...
Однако, в этот раз девочка пришла к учителю не сама. Весты старались не смотреть на ребёнка, когда заталкивали её в комнату. Стоило нечастной переступить за порог, как женщины поскорее ушли. Впрочем, скиталец и так догадался в чём дело.
Он хорошо знал Олесю, ведь считал её лучшей и последней из своих учениц. Уже целый год они проходили письменность и даже начали осваивать математику. Ей нравилось смотреть на картинки и слагать свои первые строки. Тихая, скромная, безобидная... как же она изменилась сейчас.
На стуле перед скитальцем сжался комочек великого горя. Волосы девочки растрепались из тёмной косы, а грубое платье совсем изорвалось. Олеся могла и сама справиться с этими бедами, ведь давно была обучена шитью и прочему рукоделию, однако, вся правая рука ребёнка оказалась перемотана грязными лоскутами. Со слезами в глазах, она тихо убаюкивала повреждённую ручку за локоть.
- Ну ничего, ничего... - постарался успокоить скиталец. Он осторожно приподнял маленькую ученицу и посадил её к себе на колени. Словно испуганный зверёк она вздрагивала теперь даже от его прикосновений. Лишь увидев на столе знакомую книгу, Олеся слегка успокоилась.
- "Стихи", - еле слышно прочитала она крупное название на обложке.
- Верно. Стихи для детей - то есть для вас, - улыбнулся старик. Пока не пришла Девятитрава, нужно было хоть как-то отвлечь ученицу от боли. - Сможешь прочитать хоть одно?
Олеся кивнула. Скиталец не спеша открыл книгу и выбирал стихотворение. Посмотрев на хитрые "руны" Тёплого Лета, девочка начала с запинкой читать.
"Я узнал, что у меня есть огромная семья,
И тpопинка, и лесок,
В поле каждый колосок!
Речка, небо голубое -
Это всё моё, pодное!
Это Родина моя!
Всех люблю на свете я!"
Почитав последние слова, Олеся не удержалась и снова заплакала. Даже безобидное, светлое стихотворение разрывало ей сердце. Скиталец быстро закрыл книгу и начал бережно укачивать малышку у себя на руках.
- Ну, тихо-тихо. Извини, я думал поможет. В старом мире было гораздо больше солнца, добра и даже небо изумительно чистого, голубого оттенка. Ты только представь... - ребёнок затих и перестал сотрясаться в рыданиях. Продолжая её успокаивать, старик рассказывал дальше. - Мне было наверное столько же, сколько сейчас и тебе. Однажды мы с отц... Мы с семьёй отправились загород. Ни домов, ни машин, только наполненный солнцем день и золотое поле пшеницы. Очень долго каждому колоску расти под чистым небом. Из единого зёрнышка появляется стебелёк; из стебелька растёт ещё горстка зёрнышек. Целых три жарких месяца созревают колосья, волнуются под тёплым ветром. Один колосок слаб и не даст хорошего урожая. Но представь себе целое поле - огромный ковёр сотканный из золота жизни. Это не снежное покрывало и не гиблая стужа, а настоящая сила природы. Кто-то скажет, что смерть всех сильнее, потому что длится одиннадцать месяцев к ряду, а я скажу: "Если Зима так сильна, так почему уступает место короткому лету?"
Девочка ненадолго задумалась и спросила учителя.
- Леля сильнее Марены? Одна сестра сильнее другой?
- Гораздо-гораздо сильнее. Лето вернётся, дай только время и человек снова посадит колосья; голод исчезнет, а с ним и жестокость. Все сразу станут добрее и...
- Больше никого не убьют? - всхлипнул ребёнок. - Я не хочу, чтобы у меня ещё кто-то умер! Я буду сильной! Я обещала, что буду!
Старик насторожился и аккуратно взял Олесю за здоровую ручку. Вместо петельки из алых ниток, которую носили все весты, у неё на запястье была повязана белая нить.
- Ещё одна... А у Риты, сестрёнки твоей?
Олеся молча кивнула.
- Бедные вы, несчастные! - поцеловал растрёпанную головку старый скиталец. - Этот путь не по вам, не по вам... У тебя такое чистое и доброе сердце!
- Я сильная. Я справлюсь. Ради Риты и мамы. Я обещала, - с нажимом на каждую фразу повторила Олеся. В этот раз её голос не дрогнул, а глаза замерли на огоньке старой лампы. Сложно было представить, что случилось с душой этого маленького человека, после предательства собственного отца...
За порогом комнаты раздался шорох длинной одежды и в дверном проёме показалась Девятитрава. Жена скитальца со сдержанной строгостью осмотрела сидевших возле стола; ни сострадания, ни понимания во взгляде старой женщины не было. Светлана очень изменилась за годы проведённые с Навью.
- Олеся, пойдём. Я с рукой тебе помогу...
Ребенок спустился с колен старика и смело подошёл к окутанной тайнами женщине, которую в племени боялись даже охотники. Тем самым Олеся будто доказывала, что готова справиться со совей новой долей. Девятитрава склонилась к ней ближе и осторожно осмотрела повязку на правой ручке. Лицо ведуньи стало мрачнеть - рана оказалась серьёзней чем выглядела. Но в слух она ничего не сказала и просто увела малышку в своё тёмное логово.
- Сами побоялись к ней сунутся, ко мне заявились, чёртовы... - старик вспомнил трусливых вест, но договорить не успел. Хриплый кашель потряс его грудь и после приступа на руке остался липкий сгусток собственной крови. - Уже скоро...
- Что скоро?
Голос сына прозвучал неожиданно. Олег стоял на пороге и с тревогой смотрел на отца.
- Видел ребёнка? - сменил тему тот.
- Да.
- Узнал?
- Не разглядел.
- Счастливый дурак.
Олег ухмыльнулся, прошёл в комнату и сел за выдвижной столик. Разговоры с отцом за последние двадцать Зим всегда были сложными. Всё началось после того, как семья скитальцев связала свой путь с Навьим племенем. Прожить столько времени в одном убежище с подземными дикарями оказалось не просто, тем более что Михаил совсем не желал перенимать их порядков.
- Это Олеся - старшая дочка Деяна, - без всяких вступлений начал старик. - Когда предатель собрался бросить вызов Старшей Волчице, так едва ли подумал, чем всё это закончится. Но его семья не виновата, дочери тут не причём!
Олегу нечего было сказать, кажется, он даже не до конца понимал недовольства скитальца. От этого отец рассердился только сильнее.
- Вчера вечером особо верные твоей "невесте" охотники отправились вершить самосуд. Предательство очень сильно взбудоражило племя, они ищут участников заговора - тех, кто ещё мог сотрудничать с чужаками. Охотники ворвались в блок где живут родные Деяна и набросились на беззащитную весту...
- Отец...
- Нет ты дослушай! - рявкнул скиталец. - Они хотели покарать невиновных, сорвать злобу целого рода на нескольких слабых! Бедная веста ничего не знала о замыслах мужа - я в этом уверен! Она терпела удары, пытаясь укрыть собой младшую дочь, а той отроду всего-то три года. Никто не пришёл к ним на помощь, никто! Только Олеся бросилась защитить мать и в потасовке девчонке сломали руку - вот истинное лицо твоего любимого Навьего племени!
- Обычно они так не поступают и сородичей ценят превыше всего! - возмутился Олег. - Неужели Анюта позволила такому случиться? - он сам теперь часто находился вне логова, охраняя лес вместе с воинами Нави. Все ждали нового нападения Виичей, а то обещало быть очень скорым.
- Вмешалась твоя Анюта, - старик недовольно поморщился. - Она этих извергов и остановила. Стоило ей появиться, как у всех душа ушла в пятки. Племя прекрасно запомнило белую ярость, которая её охватила в лесу. Старшая рассудила, что дети и веста о планах Деяна не знали. Он - это выродок, а семья его в стороне. Только тогда охотники разошлись. Вдова лежит сейчас без сил в своей комнате, а дети как перекати-поле по убежищу мечутся. Их никто на руки не принимал, бросили все и боятся.
- Племя успокоится и найдёт для них место. Это лишь первое время, Анюта спасла их! - напомнил Олег. - Она не дала свершиться ужасному, как бы ты не...
- Думаешь, она кого-нибудь пожалела?! - с возмущением оборвал Михаил. - Знаешь, что твоя любимая Навь сказала плачущей девочке в "утешение"? Той самой, что целый год просидела у меня на коленях, пытаясь научиться читать?! "За предательство рода отцом, ты своей кровью ответишь", - вот что сказала! - Олег поражённо застыл - он не ожидал услышать такого. - Лишь сегодня, когда я увидел белую нить на руке у Олеси, - продолжил старик, - до меня дошёл смысл сказанных слов. Ты знаешь, что означает у Нави белая нить?
- Их повязывают детям до обретения духа, как обереги...
- Да. И это не простой оберег - это отметка на целую жизнь! Помнишь, Светлана как-то повязала Владе чёрную нитку? Ведунья имеет право выбрать себе ученицу - любую из племени. Никто не может противиться порядку уклада - таков закон! Он запрещает развязывать или перерезать нить ребёнка.
- Анюта перегрызла зубами чёрный оберег от ведуньи, - вспомнил Олег. - Как Старшая завязала дочери нить белого цвета - это знак будущего охотника племени...
- А ведь Олеся была выбрана вестой и Рита тоже носила оберег красного цвета! - напомнил скиталец. - Но их судьбу разрушил предатель отец. Теперь дочерей заставят искупить чужой грех, заставят сражаться когда они подрастут, примут в стаю, где от их доброты ничего не останется. Разве это всё справедливо?
Повисло молчание. Перед тем, как начать вспоминать о своих сожалениях, старик всегда немного молчал.
- Почему ты всё ещё любишь Волчицу, Олег? Прошло двадцать Зим, ты видел Навьи порядки, неужели в тебе ничего не изменилось от этого? Они - звери.
- Это не так...
- Так, Олежка, так. Пока молодняку не заточат зубы, они очень похожи на человека - обычные дети, хоть и дерзкие, словно волчата. Но что твориться после обряда взросления? Волчата хотят впустить в себя Зверя. Дух к ним не приходит, а они все равно дерутся до крови, даже весты порой сцепляются за какое-нибудь барахло - так положено, так живёт Навий род, так они испытывают силу друг друга. Знаешь, от слова "род" меня уже начинает тошнить! Этим у них объясняется всё - любая жестокость, любые преступления, за которые в старые времена сажали за решётку, подальше от нормальных людей.
- Они изменились: мы смогли научить их быть добрее и сдержаннее. Они уже не тёмное племя, которое привязывало девушек на морозе, - не согласился Олег, но на это скиталец только горестно возразил.
- Изменились? Они стали понятнее говорить, задумываться о поступках и оценивать мир с другой стороны, но не больше. Все мои труды оказались напрасны. Даже детей я не могу оградить от повального варварства! Когда вся эта ересь про "Волчий дух" вскрылась - я только смеялся. Страшно стало потом, когда стало понятно, что эти маньяки готовы поверить в безумие! Они и верят! Откуда вообще взяли этих Волков?! Навь опасна для всех, кто им попадётся. Не дай бог хорошим людям встретиться на пути с кем-нибудь из подземников.
- Это не так...
- Так! Они воруют девушек, Олег, тащат их в своё логово и насильно заставляют жить в своих семьях! Сколько раз мы останавливали эту мерзость? Вспомни несчастных, кто забрёл в Навий лес. Не удивительно, что после насилия чернушки сходят с ума и пытаются напасть на мучителей.
- Если род слаб, если не хватает людей и племя оказалось на краю выживания...
- Олег! Раньше ты бы мне никогда так не ответил! Что с тобой происходит? Ты прожил с Анютой уже двадцать Зим, сам стал отцом и не можешь понять, что хорошо, а что плохо?! Твои дети сейчас мечутся где-то в лесах, ищут новое логово, опираясь на видения травяного наркотика и гадания рун - вот до чего мы опустились! Я помню те времена, когда мир был другим и не поверю никаким оправданиям. Навь - это не люди!
- Внутри них есть любовь, отец. Я понял это, когда встретил Анюту. Нежность, честность и благородство. Нави нужны такие как мы, чтобы провести к настоящему свету. Я не верю, что мои дети не способны понять доброту. Ты называешь Владу с Серко зверьми в человечьем обличии? Но ведь их учили не только охотиться в стае. Сколько мы времени провели, стараясь передать свои знания о прошлом мире?
- Влада так ничего и не поняла, - отмахнулся старик. - Твой сын открыт доброте, он тянется к ней с раннего детства, но его воспитали охотником. Если вдруг для Серко представится шанс вернуться к людям, то он просто погибнет или натворит страшных дел.
- Это не так...
- Ты трижды сказал: "Это не так", но от этого легче не стало! - разозлился скиталец. - Вначале ты считал, что в твоей любви к подземнице нету зла; сейчас говоришь, что Анюта не такая злая, как остальные; а что будет завтра? Она голыми руками разорвала человека! Её даже племя боится, а ты всё ещё веришь в любовь? Вероятно, когда твоя благоверная начнёт душить меня заживо, только скажешь: "Ну, она могла быть немножечко злее"? Анюта соблазнила тебя, наплодила потомства и спрятала под землёй, словно трофей от охоты - в этом вся суть дикого племени. Ты просто чернушка, которая сама лезет в нору...
- Я вижу в её глазах настоящее, она любит всем сердцем. Ей тяжело, часто больно, но ради меня она изменяется. Между нами уже не только любовь, но и дети. Если Серко с Владой вдруг не вернутся, то мы оба погибнем, ведь нам больше незачем жить. Единственное, что нас различает - Анюта боится, что Серко с Владой повстречаются в пути с новым миром, а я надеюсь на это. Они должны увидеть что-то другое, чтобы Навь получила шанс на спасение.
Михаил сокрушенно вздохнул и поднял на своего неисправимого сына глаза. Скиталец наконец собрался с духом сказать самое главное, что созревало в его мыслях уже не один год.
- Я хочу уйти от Нави, Олег. Я достаточно прожил с племенем и многого навидался. В своей любви ты можешь прощать грехи Волков, а я не могу. Лучше бы двадцать Зим назад я умер на обледенелой дороге и не добрался до бункера. Ведь даже встреча с твоей матерью стала ударом под дых. Она так сильно изменилась за эти годы, что я её просто не в силах узнать... Раньше Светлана лишь выдумывала красивые сказки для меня, а теперь сама верит в них. Нет больше сил на всё это смотреть, мне кажется, что я и так прожил лишнего. Единственная радость - внуков увидел. Пусть хоть дети твои будут счастливы, пусть хоть они доживут до Долгого Лета, когда всё безумию настанет конец... хотя бы в это я ещё согласен поверить.
*************
Они шли до самого заката, глубже в лес, пока ночная темнота не заставила остановиться и развести новый костёр. Серко не любил ночи, ведь тьма всегда накрывали мир ожиданием Зимы. Как только летнее солнце скрывалось за кромкой леса, холода возвращались, и тогда на небесном холсте начинали сверкать особенно яркие звёзды. Правь смотрела на своего внука, давая суд всем совершённым делам. И далеко не за каждый поступок Серко был готов оправдаться. Прошлое всегда возвращается в памяти и становится самым тяжёлым укором. Сколько друзей, сколько родичей смотрело на него светом звёзд. Проклятие Зимнего Волка - кровь за кровь, месть за раны. Следуя этой дорогой Серко совершил не мало худого и всегда боялся, что снова настанет пора отомстить.
Вздохнув, парень перевёл взгляд на притихших людей. После криков в лесу Влада спала беспробудно. Она редко показывала истинное лицо Волчьего духа - вторая сущность терзала её и сводил с ума. Зверь давно искалечил внутри всё настоящее. Это Волк заставлял двоедушца видеть мир по-другому, это он придавался страстям и толкал на немыслимые поступки. Со времён, когда они были детьми, Влада изменилась настолько, что Серко редко мог предугадать её настроение. Ярость и одиночество заставили Владу ненавидеть весь мир. Дома в оседлых селениях, дым от чужого Тепла и маленькие общины - всё, с чем они встречали в походах, охотница проклинала. Один Серко знал, что быть может Влада отдала бы последнее, только чтобы обрести хоть немного простого счастья людей. Но это была не стезя Навьей дочери, кровь навечно венчала её с Волчьим духом. То, что в детстве казалось лишь благостной силой с каждым годом обращалось в проклятие...
За раздумьями Серко не заметил, как рядом с ним появился бодрствующий человек. Только дух, который никогда не спал внутри Нави, заставил его обернуться. Вера нерешительно остановилась в двух шагах от охотника, не решаясь подойти ближе.
- Ты чего не спишь, крестианка?
Она нервно коснулись плеча, где обычно лежала коса из золотистых волос, но тут же отдёрнула руку.
- Я вам давно сказать хотела...
- Что?
- Вы когда сестру тащили, у вас шов разошёлся... на куртке.
- Кто? - задёргался Серко, пытаясь заглянуть к себе за спину. И действительно, плотно сшитая куртка на волчьем меху оказалась распорота.
- Тоже мне лихо. Утром заштопаю...
- Давайте-ка лучше я, - предложила девушка. Она с сожалением посмотрела на грубые стежки поверх Навьей одежды. Серко не знал, что ответить. Появление пленницы в такой час, тем боле после всего что случилось, вызвало одни только вопросы. Нуждаясь в ответах, он разрешил присесть рядом с собой.
- Прохудившаяся одежа как начало для разговора? - догадался охотник, протягивая свою куртку. Вера скромно кивнула. В её руках появилась небольшая коробочка, в которой со звоном рассыпались иглы. Ловко перебирая тонкими пальцами, она достала одну и вдёрнула нить. Серко с интересом смотрел за её умелой работой. В Навьем племени многих девочек сызмальства воспитывали для замужества, но даже вестам было далеко до мастерства крестианки. Взгляд невольно перешёл к срезанным волосам на затылке. Лишь это портило чистую красоту Веры, и в том была заслуга только вспыльчивого нрава сестры.
- Подровняла же она тебя...
- Что? - не поняла Вера.
- Много зла мы вам сделали, но откровенно скажу - Совесть не мучает. Я и Влада всегда воспитывались так, что к чужакам доверия нет. Только племени своему доверять можно, да и то не всем родичам. В каждом человеке лукавство найдётся, обман или затаённая злоба. А вы сердце ко всем открываете; готовы жалеть, сострадать. Я ведь заметил, как ты к сестре потянулась; даже её тебе жалко, даже жестокость и гнев ты готова простить, будто видишь в чём их причина. А Влада от этого только злее становится, не хочет ничего выставлять напоказ. Лишь мне ведомо насколько велико её горе.
- В глазах твоей младшей сестры живёт Зверь, но душа человеческая. Она ранена - дух истерзан. Не всё, что делает Влада происходит по её доброй воле. Кто я такая, чтобы иметь право на ненависть? Миша прав - она тоже дочь Господа, хотя никогда этого не признает. Не судите, да не судимы будете; ибо каким судом судите, таким и будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить.
Обдумывая эти слова, Серко замолчал. Глядя, как Вера заботится об одежде, он вдруг испытал тягостное чувство вины. Волчий дух спутал это чувство со страхом и тотчас огрызнулся. Чтобы приструнить Зверя внутри, охотник сжал пальцы в два увесистых кулака. Заметив его странную злобу, Вера замерла в нерешительности и шить перестала. Серко постарался успокоиться и не пугать больше девушку. Сейчас, оставшись наедине, он наконец признался себе, что крестианка ему очень нравится. Сколько жестокости, сколько равнодушия к чужим бедам он видел в племени. Ни у одного родича не найдётся доброго слова для чужаков. Серко даже не помнил, чтобы к оседлым проявляли хоть каплю постыдного милосердия. Он сам старался выглядеть более грозным в кругу охотников и не позволял себе слабости. Сострадание - никому ненужная чушь, которая живёт только в рассказах скитальцев. И он часто слушал отца, стараясь принять его странные истины сердцем. Но как только мальчик подрос, его судьба была подчинена нуждам племени. В стае тут же высмеяли и обратили всё обучение скитальца о старом мире в позор, заставили слушать только голос Волка внутри. С тех пор Серко изменился, стал видеть в делах и поступках лишь корыстную выгоду, силой добиваться желаемого и брать всё, чего только Зверь пожелает. Но хотел ли он сам таких перемен?
...Впервые охотник решился на то, что делал до этого только для вожаков племени - он извинился.
- Прости Владу за власы... и за гребень тоже прости. Она в тебе не просто пленницу видит, а угрозу для собственных замыслов. Токмо не спрашивай, какие мысли созрели в её голове - не поймёшь, да и ужаснёшься. Порой она поступает не так как Совесть велит...
- Вы часто говорите о Совести так, как будто это нечто живое, - со скромной улыбкой заметила Вера.
- Так и есть, - согласился Серко. - Совесть - совместная весть. Мы общаемся через неё с голосом пращуров. В своей мудрости предки подсказывают нам как поступить, чтобы не ошибиться. Если ты Совесть не слушаешь, то с тобой непременно случится беда. Тогда и вспомнишь, будто мыслилось так не делать - это голос предков подсказывал. Навь слышит его лучше прочих, да только прислушивается не всегда. Как и Влада...
Неловко коснувшись обрезанных волос на затылке, Вера как можно легче сказала.
- Ты про гребень заговорил, а я уже и забыла обиду. Для чего он мне сейчас нужен? С раннего детства мне косу растили, на три луча заплетали и приданое к свадьбе готовили...
- Приданое?
- Да. Матушка с отцом думали по возрасту за хорошего человека отдать. Скорая свадьба у всех на виду, а к доброму делу надо долго готовиться, чтобы не с пустыми руками войти в новый дом. Но родители умерли, а Яна пропала, и пошла наша жизнь под откос. Пришлось оставить деревню, бросить всё нажитое добро; только гребень с собой и взяла. Лишь памяти об отце с матерью жалко, а гребня самого мне не жаль...
В глазах Веры отразилась нежданная грусть, пальцы на ровном стежке задрожали. Серко всё больше удивлялся порядкам в крестианской общине и их взглядам на мир. Всё это очень сильно отличалось от привычного уклада подземного племени. Нет, любовь не была чужда Навьему роду, но для этого требовался всего лишь один решительный шаг во время Ночи Костров. Силой и ловкостью можно было добыть себе девушку, о которой порой мечтал с юных Зим, или неожиданно оказаться отвергнутым. Но шаг всё же делаешь - узнаёшь своё будущее.
- Значит сестру, которую вы искать отправились, Яной зовут?
Вера вздрогнула и сжала ладони, кажется, она укололась.
- Яна была самой старшей из нас - на целых три года старше Миши. Мать с отцом хоронила она, сильная была, на мир смотрела не так как мы с братьями. Кому Бог даст сына для опоры в семье, а кому дочь подарит, которая в жизни не потеряется - Яна как раз из таких дочерей. Когда в общине решили искать себе новое место, она вызывалась в первый дозор, да не взяли. Но она всё равно на своём настояла, пошла со вторым, Тепло разведать хотела, чтоб о нас позаботиться. С Мишей они долго спорили - не отпускал её брат, да и я не хотела такого пути. Помню, сказала Яна перед самым уходом: "Жизнь человеческая в руках Божьих, а судьба только нами решаема. В какую сторону повернём, так и будет". Миша противился, а она действительно спасти нас хотела. Оградить от...
Вера запнулась и не сказала больше ни слова. Спешно взявшись за шитье, она как будто и забыла о чём говорила.
- От чего оградить вас хотела? - попытался дознаться Серко, но девушка только опустила ресницы пшеничного цвета.
- От страхов своих, от тяжёлой жизни после смерти родителей. Деревенский старейшина многим нам помогал, если бы не набеги разбойников, так всё бы хорошо у нас было. Но когда Яна пропала... - крестианка долго молчала, но наконец решилась узнать о том, ради чего пришла этой ночью к Серко. - Ответь мне, охотник, только прошу тебя искренне: откуда у тебя карта, которую ты носишь с собой? Это ведь Янина карта с крестами...
Вот для чего она подошла - Веру волновала судьба её старшей сестры, той самой девушки, которую не успел спасти Навий сын в заброшенном доме. Он сглотнул и отвечал взвешивая каждое слово.
- Мы нашли человека, который был одет в такую же куртку как вы.
- Мёртв?
- Да. На него напали из засады и расстреляли. При этом человеке нашлась карта с крестами.
- Да, я понимаю... А не видел ли ты девушку с золотыми волосами и глазами как у меня?
- Нет, не видел...
Серко соврал. Просто не смог сказать правду и разрушить надежду горевшую в зелёных глазах. Крестианцы бросили дом, прошли долгий путь, и всё ради того, чтобы найти пропавшую в лесах родственницу. Что могла подумать Вера, узнай какой смертью погибла сестра? Как он сам тогда оправдается?