Воронью Гору настоящей "горой" и не назвать, скорее, поросший кривыми сосёнками холм. Из-за каменистой земли сосны торчат порознь и вразнобой, где придётся. Нижние ветви - сухие и чалые, стволы гнутые, словно им ещё молодыми ростками приходилось пробиваться между камней. Весь остальной склон зарос рыжим кустарником с набухшими почками. Листьям распускаться ещё слишком рано, в ложбинах до сих пор белел снег, но весна подгоняла природу.
На кривых сосёнках на Вороньей Горе расселись чёрные птицы. Почему им нравилось здесь - не знали даже местные жители. Может быть из-за мышей на горе, ещё одной великой напасти, расплодившейся в изобилии?
На вершину вело множество троп, хотя не все из них по весенней распутице годились к подъёму. Ноги ратников разъезжались в плотной грязи. Данила шёл рядом и придерживал Женю за руку, попутно приглядывая за окрестностями.
Десяток вооружённых, особенно доверенных ратников, высматривали всякое шевеление наверху. На горе гудел ветер. Троих бойцов Данила отправил вперёд, на разведку вершины. Ратники рядом с Женей тихо переговаривались и кивали на кучу камней, за которой могла притаиться засада. Шатуны им не противники, но они могли хорошо закрепиться за Зиму.
Вскоре христиане добрались до места, где упал самолёт. Деревья тут почти не росли, земля горелая, верхушки сосен обломаны. Даже спустя сорок Зим прогоревшее ядовитое топливо не давало прорасти ничему, кроме красно-бурой травы.
Женя расстегнула рюкзак, вынула оттуда пробирку и начала собрать пинцетом стебельки и листочки растений.
- С каждой травиной теперь будешь возиться? - проворчал рядом Данила. Не очень-то ему нравилось торчать посреди голого склона.
- Растения многое о жизни могут поведать, если с божьего позволения их изучать, - отозвалась Женя. - Сок в травах и деревьях меняется, леса вырастают гигантскими. Сборы лекарственные стали опасными, а иные и вовсе порождают видения. Есть и такие травы, каких оседлые прежде не видывали. Многие вымерзли в Долгих Зимах, но с Оттепелью появились опять. Должно быть, причина в снеге или дожде, выпадающих из-под хмари. Чем ближе Долгое Лето, тем чутче надо бы изучать лес. Может и так случится: растения захватят всё принадлежащее людям. Сейчас леса сдержаны холодами, но, когда Долгое Лето настанет, они разрастутся с невиданной силой.
- Я больше других людей опасаюсь, - проворчал сотник, оглядываясь, как по склону к ним спускаются ратники. Женя закрыла пробирку и убрала собранные травы в рюкзак. Ратники подошли к ним и вместе с Женей поднялись дальше по склону.
В сотне метров лежал остов от двигателя. Мелкие патрубки оплетали его и уходили вглубь бочкообразной основы. Створки сопл отломились, жерло сплющилось от удара о землю. Но двигатель оказался так тяжел, что, хоть местные и пытались стащить его вниз - не смогли. Об этом подсказывали обрывки верёвок и подложенные снизу брёвна, и старая борозда поверху склона.
- Кажется, и правда самолёт, - смотрела на двигатель Женя. - Надо поискать фюзеляж.
- Ага, найдёшь его, держи карман шире! - ухмыльнулся Данила. - Что полегче селяне в общину стащили. Даже то, что в землю ушло, выкопали и спёрли. Что по земле разметало - в первый черёд схватили.
- Отыщем, с божьей помощью, - отряхнула Женя руки от ржавчины. В пустошах ей не однажды встречались рухнувшие летающие корабли, но они летали на автопилоте. Неповоротливые и громоздкие, скайрены сплошь нашпиговывались аппаратурой, как применять которую сегодня не помнили и разбирали на металлолом. На горе Женя впервые увидела обломки управляемой машины. Любая весточка о судьбе пилота могла прояснить многое.
- Нам нужна хотя бы одна деталь с заводским номером, может быть какая-то личная вещь, - оглядывалась по сторонам Женя.
- Если бы такое нашли, старейшина бы первый тебе принёс, если простишь ему с долга пару алтынов, - чесал под глазом Данила. От примятой ботинками рыжей травы поднялся едкий запах гнилого железа и защипало в носу.
Хмарь над горой загустела и заклубилась, того и гляди сыпанёт следующий ледяной дождь. Усталые ратники мечтали спуститься в село, ничего не искать и скорее уехать в Обитель. С вершины горы призывно свистнули: головной дозор подзывал к себе остальных. Женя оставила двигатель и поднялась вместе со всеми ещё выше по склону.
На горе среди серых камней чернела пещера. Вход украшен алым узором из треугольников, отпечатков ладоней и рисунков безносых лиц. Женя заглянула внутрь, но никого не увидела, только сухую траву и скомканные грязные шкуры. Данила подцепил одну сапогом, мех оказался невыделанным, с двумя рваными дырами для рук, и отшвырнул шкуру. Изнутри высыпались мелкие кусочки металла. Женя нагнулась поближе, чтобы рассмотреть бляшки в форме ушей, рук и ног, и других частей тела.
- Какие странные. Для чего они? - разглядывала Женя бляшки. Данила только плечами пожал. Он наделся, что вонючую шкуру она трогать не станет. К дикарской одежде Женя не прикоснулась, но скинула на травяной пол рюкзак и начала собирать бляшки в коробочку.
- Данила, Женька, сюда - поглядите! Здесь харя какая-то! - окликнул их кто-то из ратников с другого места вершины. Позабыв о находке, Женя встала и вышла наружу. Чуть дальше от входа стоял врытый в землю обломок сосны. Кору с него начисто ободрали, наверху вырезан грубый человеческий лик. Охранники глядели на старика с пустыми глазами, обмотанного сверху-донизу ожерельями из таких же бляшек, какие Женя отыскала в пещере. Кроме них идола украшали осколки стекла и разноцветной пластмассы, из-за чего он сверкал даже под тусклым солнечным светом, а в зареве от ночного костра должно быть и вовсе переливался, как ёлка на рождество. Отблески света оживляли не только самого идола, но и вытоптанную вокруг площадку. На соседних валунах расселась целая стая любопытных ворон. На обломанной голове идола расправил крылья особенно крупный ворон.
- Не больше года назад воткнули - по дереву видно, не потемнело ещё без коры, - обошёл идола сотник. Данила подобрал камень и запустил им в большущего ворона. Птица с обиженным карканьем поднялась, и вся стая взлетела с оглушительным граем.
- Экая стерва, беду пророчит... - проводил стаю взглядом Данила. - На местных здесь не греши. Да и каким разбойникам идол ставить сдалося?
- Если не шатуны его ставили, кто ж тогда? - переговаривались ратники друг с другом.
- Или в пещере тёмные какие людишки скрывалися?
- Да, караван наш увидели и умотали подобру-поздорову. А раз умотали - за ними дело нечистое.
- Не к добру это всё, братцы, ой не к добру!
- Идолище поганое! Как только язычники таким кланяются? У него и глаз нет.
- Надо его снести, - подвела итог Женя. - Берите верёвки, привяжите за макушку и свалите на землю. Кумирам на земле христианской не место.
Верёвки нашлись, как же без них на гору подниматься? Под карканье воронья, ратники опутали истукана, выстроились по бокам и по команде Данилы взялись тянуть.
- И раз! И два!.. Дружно!
- Не накликать бы на оседлых беды, если мы божка здешнего тронем, - говорил сотник.
- И раз! И два!.. Дружно!
- Кто-то ведь это тёмное страхомордище тут поставил, но в общину с горы не спускался. Как увидят, что их капище разорили, так пойдут людям мстить.
- И раз! И два!.. Дружно!
Идол качался, скрипел, терял бусы и бляшки, но только слегка накренился в промёрзшей земле. Верёвки натянулись струной. Ратники с мрачным упорством тащили безглазого старика вниз.
- Община под охраной Монастыря. Кто её тронет, тот против Бога пойдёт, - ответила Женя. - И никаких язычников на нашей крещённой земле не будет. Кто начнёт всебожие у нас проповедовать, того мы изловим, накажем и обратно в Поднебесье отправим.
Вдруг под идолом что-то треснуло, столб покачнулся и накренился вслед за верёвками. Ратники едва успели отойти в сторону. Идол упал и покатился по склону горы, ударился боком о камень и застыл лицом вниз.
- Отвяжите верёвки, - велела Женя. - Отцу Никону нужно сказать, чтобы поставили путевой крест и освятили вершину. Пусть знают, что эта земля христиан и нас Бог защищает.
Она повернулась к пещере и вдруг обмерла: у входа стоял человек в металлической маске с двумя пробоинами для глаз и красными рисунками вокруг носа и рта. Голые руки дикаря прижимали к лохматой шкуре её рюкзак, забытый внутри пещеры.
- Стой... - обронила она, видя, как дикарь медленно отступает в пещеру.
- Стой! - во весь голос вскрикнула Женя и бросилась за дикарём. Данила оглянулся на крик и побежал следом. Ратники как раз отвязывали верёвки, но схватились за оружие и поспешили за ними.
Дикарь успел заскочить вглубь пещеры. Женя забежала за ним и заметила, как он протискивается в трещину в стене, через которую, видимо, и пробрался. Недолго думая, она полезла следом.
- Женька, стой, куда! - эхом долетел крик Данилы. Женя выбралась в галерею природных пещер. Каменные тоннели вели в глубину Вороньей Горы. Впереди мелькнула гибкая тень. Женя вытащила из кобуры пистолет с подствольным фонариком. Узкий луч света запрыгал по сухой траве на полу. Чем дальше она отбегала от входа, тем тяжелее и удушливее воняло травой и падалью. В пещерах оказалось тепло, словно что-то подогревало воздух. Под ногами мелькнул мелкий зверёк. Женя успела заметить голый хвост и серую крысиную спину и вздрогнула.
Дикарь знал тоннели и обязательно сбежит с рюкзаком, если ждать остальных, разве что в темноте без фонарика он споткнётся и остановится. И Женя бежала, не слушая криков Данилы, ведь в конце концов не заметила у дикаря никакого оружия.
Луч фонаря блестел на покрытых сыростью стенах. В свитере и бронежилете она порядком вспотела. Спуск разделился, пришлось пойти наугад. Жене казалось, она успела заметить куда юркнул дикарь.
В луче фонаря промелькнула лохматая шуба. Женя больше не окликала. Стук ботинок глушила гнилая трава и тесные стены. Больше всего Женя боялась провалиться в трещину или что из-за поворота на неё нападут дикари. Вдруг до слуха долетело журчание. Она удивилась, оказывается в горе есть источник, и пошла на звук воды.
Женя старалась держать пистолет, как учили отец и Данила: слегка согнув локти и глядя поверх прицела. Если на неё нападут или захотят вырвать оружие, то надо стрелять. Но в человека она никогда не стреляла и убивать никого за рюкзак не хотела. Пусть дикарь бросит сам, пусть его надоумит Господь, даже если дикарь не знает Его от рождения.
Женя спускалась всё глубже и глубже в недра горы, тоннели всё не кончались. На щербатых стенах она увидела знакомые отпечатки ладоней и человеческие фигурки. В другое время она непременно бы остановилась и хорошенько рассмотрела наскальную живопись, но, следуя с поднятым пистолетом, только бегло отметила, что пещеры хорошо обжиты. Здесь хватало места, чтобы согреться целому племени, есть вода, можно охотиться на ворон, добывать из гнёзд яйца или ловить грызунов. Такое тепло во времена Долгих Зим стоило многого.
Запах тлена усилился, тошнотворная вонь гниющего мяса перехватила дыхание, горло сжало от тошноты. Женя остановилась и натянула платок на лицо. В тот же миг из-за угла выглянула металлическая маска, словно бы проверяя, отчего не слышно погони. Рюкзак по-прежнему был в руках дикаря.
- Стой! - окрикнула Женя и вскинула пистолет, но дикарь немедленно юркнул обратно. Женя бросилась за ним по тоннелю, но запнулась о что-то мягкое и плюхнулась вниз. Дощатая крышка с хрустом сломалось, лицо обдало смрадной вонью. В падении Женя увидела, что к ней кто-то бежит. Она рухнула на спину, неловко выставила руку и трижды выстрелила во мрак. Уши заложило от грохота. Пули угодили в подбегающего и отбросили его к стене, но он снова напал. Женя выстрелила ещё раз, силуэт отклонился и вновь качнулся навстречу - нет, это не человек: перед Женей болтался обезглавленный труп, подвешенный за ноги на крюке. У тела отсечены руки и вспорот живот, в груди зияют дыры от пуль. Женя упала на кучу гниющих объедков.
- Господи-Боже! - вымолвила она через силу. Расчленённое тело раскачивалось перед ней, повсюду желтели кости. Внутри горы прятались настоящие людоеды. Женя твёрже схватила трясущийся пистолет. - Не убоюсь я зла... дай пути мне к спасению, сохрани и не оставь меня в испытаниях...
Между груд рёбер и черепов фонарь выхватил белый блестящий шар. Женя успокоилась, ведь ратники уже на подходе. Она осторожно приподнялась и подкралась по хрустящим костям к белому шару. Перед ней лежал лётный шлем с рисунком из двух расправленных крыльев. На затылке остался обрывок пластыря с размытым именем лётчика.
Скорее всего, пилот уцелел при крушении и спрятался от холода внутри пещер. Вот почему местные не нашли его среди обломков. Женя взяла шлем, отыскала выход из ужасной пещеры и с трудом выбралась. Дышать стало легче, вода бурлила неподалёку, тоннель перед ней круто забирал вверх.
Вот почему людоеды не тревожили местных, они охотились далеко от Вороньей Горы. Но всё-таки рано или поздно наверняка бы спустились в общину. Дивы - Женя вспомнила, как называл их отец, но не думала повстречаться даже с одним из них. Дивы жили за Поясом, дальше к востоку. Должно быть с Оттепелью они перебрались поближе к оседлым, а значит поближе к еде.
Последний тоннель вывел её в заполненную густым паром пещеру. По каменному дну тянулась глубокая трещина, из-под земли рвалось шипение горячего источника. Женя медленно брела через дымку, выверяя каждый свой шаг. Одежда и волосы быстро намокли. Сквозь белое марево проступил силуэт дикаря в маске.
- Стой! - вскинула она пистолет.
Дикарь не шевельнулся, лишь переступал босыми ногами у трещины и стискивал рюкзак у груди.
- Отдай мне рюкзак. Ты понимаешь?
Дикарь не ответил. Маска следила за Женей пробоинами вместо глаз. Она могла пристрелить его и забрать свои вещи. Видит Бог, он заслужил смерть, потому что питался человеческой плотью. Но смирение и молчаливость дикаря остановили её.
- Верни украденное и я тебя отпущу, - в подтверждение своих слов Женя опустила оружие. Див помедлил, но вот наклонился и поставил рюкзак перед собой.
- Зачем ты взял его? Ты ищешь еду?
Вместо ответа дикарь начал стягивать с себя звериную шкуру. Женя вскинула пистолет, опасаясь, что в одежде он прячет оружие.
- Что ты хочешь сделать?
Дикарь замер, словно оценивая её, но продолжил раздеваться. Фонарик на пистолете мелко дрожал. Во внешности Дива было что-то неправильное. На бедре зияла заросшая молодой кожей яма, ещё одна на руке, лицо, наверняка, обезображено и не зря скрывалось под маской.
- Вы едите своих? - поняла Женя. - Твоё племя держало тебя, как живые припасы? Вот почему ты не пошёл с ними. Сбежал?
- Женька! - окликнул Данила невдалеке. Ратники почти нагнали её. Дикарь подхватил шкуру и попятился прочь. Женя позволила ему уйти, и Див молчком развернулся и скрылся за водяным паром. Ратники забежали внутрь туманной пещеры, злые и раскрасневшиеся от спешки.
- Ох и неслух ты, Женька! - принялся чистить её Данила, пусть и с видимым облегчением. - Спятила, что ли, в одиночку за дикарями ползти! А если их тут целое племя? Забыла, что я тебе говорил? Нельзя по диким землям ходить, как по родному двору! Всё, не будет тебе больше конвоев. Вот донесу, что ты делаешь, Настоятелю!
- Ты видел тело? - Женя подобрала свой рюкзак и проверила всё ли на месте. Лекарства, книги, кошелёк с деньгами, письма: кажется, ничего не пропало. Может быть голодный Див искал лишь еду?
- Видал, да уж... - помрачнел Данила. - Чего говорить, сунься деревенские на гору - несладко бы им пришлось. Эх, чертовщина какая, чудища да убийцы живут возле народа! Вовремя не заметишь, считай, хоронить не че будет!
- Настоящих чудовищ мы сегодня с тобой не видали, - ответила Женя. - Самояды спустились с горы, как только заметили караван. Сбегут теперь может быть к какой-нибудь другой христианской общине. Ещё этой напасти на крещёной земле не хватало. Надо бы собрать ратников в Монастыре и найти Дивье племя, пока они ещё кого-нибудь не убили.
Но тут внутри рюкзака Женя заметила тетрадь в чёрной обложке. Раньше она её точно не видела.
- Посвети-ка мне, - попросила она у Данилы. Сотник подставил фонарь, она раскрыла тетрадь и на пожелтелых страницах увидела исписанные мелкими рунами строки и карандашные зарисовки, но ничего прочитать не смогла, хотя руны всебожцев знала отлично.
- Это что у тебя? - осторожно спросил Данила.
- Это? Подарок, кажется... - рассеяно ответила Женя, закрыла тетрадь и спрятала её в рюкзаке между книг. - Ну всё, собираемся. Переночуем сегодня в селе, а утром в дорогу. Отец меня, верно, заждался. Да и вам, знаю, хочется поскорее назад в Монастырь.
*************
На Слободу опустилась ночь. В тёмное время, несмотря на весну, холода возвращались и улицы быстро пустели. Дымы из печных труб подпёрли низкое небо, по грязи и снегу тянулись жёлтые полосы света от узких окон. Только редкие патрули ратников в поздний час проходили возле заборов. Дарья старалась не попадаться им на глаза и сжимала в руках цветастый матерчатый мешок.
Самый страшный дом в Слободе давно позабросили - нехорошее место, никто в нём не жил с той самой ночи, как в нём вырезали семью. Но для Дашуткиных дел пустой дом подходил лучше многих. Полуночные гадания в мёртвом тепле обещали стать самыми откровенными за год.
Вдруг Дашутка встревожилась и остановилась посреди улицы. Вокруг ни души, лишь собаки подвывают в хозяйских дворах. Но что-то не даёт ступить, велит уйти с освещённого места. За спиной почудилась тень - высокая, на костлявых ногах. Ночное чудовище скалило гнилые клыки и щурилось на Дашутку больными глазами.
- Нет тебя, сгинь, нечистая сила! - зажмурилась Дарья. Сердце бешено заколотилось, но, когда она открыла глаза, зверь исчез, оставив лишь смутные страхи. Он часто бегал за ней по пятам. Три года назад вынырнул из кошмаров и преследовал Дарью, но видеть чудовище могла только она. Ни разу ей не подумалось рассказать об этом отцу или пожаловаться сестре. Женя наверняка не поверит, заставит принять лекарства, а Тамара побледнеет от ужаса и в церковь потащит, молиться. Но даже к чудовищу из кошмаров можно привыкнуть. В конце концов вреда он не причиняет, а на Дашутку в общине и так косо смотрят.
Заброшенный дом в слободе стоял незапертым и без света. За косой оградой раскинул мёртвые ветви погибший в холодах ясень. Наступало время гаданий, подруги Дашутки должны скоро прийти.
В тепло она вошла первой, но перед тем как зажечь принесённые с собой свечи, поплотнее занавесила окна. Огонёк на маленьком фитильке затрещал и по углам брызнули тени. Нельзя растапливать печь, дым из трубы мог встревожить соседей, и Дашутка не снимала верхней одежды. Она как раз заканчивала последние приготовления, когда в дверь постучали, она поспешила открыть. На ветхом крыльце ждали разрумянившиеся от ночного мороза подруги.
- Заходите, - указала им Дарья на залитую янтарным свечным светом комнату.
Подружки, тихо переговариваясь и осторожно шутя в предвкушении таинства, забежали в тепло. Когда Дарья впервые предложила погадать в мёртвом доме, мало кто согласился. Пришлось уговаривать их, что в таком месте гадания выйдут яснее и правдивее прочих.
Монастырь живёт по уставу, но у каждой молодой девушки сердце томится за кого она выйдет и не мечтает ли о ней кто-нибудь, и не случится ли в судьбе неожиданного поворота или беды?
- Фотиния не с вами? - вдруг заметила Дарья.
Подруги переглянулись и покачали головами. Главная соперница Дарьи на ночные гадания не пришла, хотя обещала. Она досадливо поджала губы, хотя даже сама не знала, зачем ей глядеть в бесстыжие глаза Фотинии. Может быть хотелось сказать ей колкое слово, или же намекнуть, что не только она любит Илью? Сладилось у неё, сваты к осеннему спасу придут - сука. О-о, какое нехорошее, грубое слово! Дашутка и не подумала, оно само собой вырвалось из души чужим голосом.
- Принесли? - отвлеклась она.
Каждая из подруг вытащила по кольцу и показала Дашутке. Все кольца разные, от медного до золотого. Сама Дарья сняла с пальца серебряный перстень с янтарным камушком.
- Ну, вот и славно. Только чур вместе держаться и никуда по одной не ходить! В тепле много чего затаилось и шепчется. Слышите? Парень молодой плачет, рядом с ним мать в сенях причитает.
Подруги вытаращились на Дарью и забормотали промеж собой: никто не слышал в пустом доме ни звука. Довольная улыбка расплылась по лицу Дарьи, ей нравился страх подруг, она подозвала всех к столу.
- Садитесь скорее, а то заметит кто-нибудь нашу свечку - разгонит!
Подружки торопливо расселись на подставленных ящиках и чурбаках. Чтобы развеять остатки волнения, они спешно пересказывали друг другу Монастырские сплетни. Очень скоро разговоры свелись к тайным чувствам. То ли одиночество тепла побуждало их откровенничать, то ли таинство, которым они собирались заняться.
"Гадалке у судьбы и спрашивать ничего и не нужно. Человек сам о себе всё расскажет", - вспомнила Дарья слова наставницы.
Из принесённого мешка она вынула сито и насыпала в него пшеницы.
- Бросайте колечки сюда! - указала она на сито. Подруги положили кольца, и Дарья перемешала пшеницу рукой.
- Первое гадание простое, - строго объявила она. - Кто какое колечко достанет, такой и муж у вас будет. Медное - за трудника выйдешь, серебряное - за ратника, золотое - высокого чина будет жених.
Подружки переглянулись. Все, наверное, подумали о Егоре. Он единственный из высоких чинов до сих пор ходил не женатый.
- А если перстенёк с янтарём выпадет, тогда выйдешь за того, кого сама пожелаешь! - закончила Дарья и выставила сито на стол.
На лицах некоторых подруг расцвели загадочные улыбки. И сомневаться не стоит, что они будут искать в зерне лишь янтарный перстень.
Гадание началось, подруги вместе запустили руки в пшеницу. Дарья с ухмылкой следила, как у них сверкают глаза. Какая глупая мелочь! А всё-таки верят.
Пальцы Дашутки нащупали крупный камень, и она вытащила руку из сита, не разжимая кулак. У каждой подружки к тому времени лежало по колечку в ладони. Кивнув, она позволила им взглянуть на судьбу. Тишина в комнате нарушилась вздохами. У одной подруги оказалось медное кольцо, у другой золотое, а у третьей перстень с янтарным камушком. Дашутка удивленно приподняла бровь. Она точно знала, что перстень с камушком выпал ей и разжала ладонь. На руке лежал чёрный камушек, непонятно как угодивший в зерно.
- Это глупое гадание! - недовольно сказала Дашутка. - Ничего в нём правдивого нет. Давайте я вам кое-что понадёжнее покажу...
Девушки начали перешёптываться: им-то гадание глупым не показалось.
"Раскудахтались, куры!", - зло подумала Дарья. - "Ну, погодите же, сейчас устрою!".
Она снова достала мешок из-под стола и вынула два круглых зеркала: первое побольше, второе чуть меньше. Одно она поставила напротив другого и зажгла по бокам две свечи. После этого усадила первую из подруг у большого зеркала - так, чтобы глаза смотрели поверх маленького, в бездонный тоннель из сплошных отражений. В конце этой чёрной дороги дрожали лучистые огоньки свечей.
- Смотри на отражения, - вкрадчиво шептала Дашутка над плечом притихшей подруги. - Там своё будущее и увидишь. Суженого, единственного, старого аль молодого, холостого или вдовца, сытого или голодного - зеркало всё откроет. Но как только увидишь его, выкрикни "чур!", иначе дух из зеркала выскочит и нечистую силу за собою притащит!
Подружка хотела перекреститься, но не решилась. Каждая из них пришла на гадания за советом от тёмных сил. Дарья почувствовала страх и заулыбалась. От живота к груди прокатилась волна приятной истомы. Очень скоро в комнате испуганно вскрикнули: "Чур меня!". Одна за другой подруги садились перед зеркалом, чтобы увидеть в отражении своё будущее.
Дашутка сама не раз испытывала гадание. Если долго смотреть в отраженья зеркал, то при свете свечей могло привидится самое невероятное. Иногда подруги видели не только знакомых людей, но и целые картины из будущего. Кто-то видел себя с малышом на руках, кто-то различил сгорбленного старика или молодого красавца. Слёзы сменялись возгласами радости, удивление - облегчением, но сначала всегда царил страх. Дашутка глубже вдыхала, когда очередная подруга подсаживалась к зеркалам в ожидании призраков.
Но тут ей самой привиделось, что за окном кто-то есть. Ни скрипа, ни стука она не услышала, даже снег под окном не хрустел, лишь почувствовала: снаружи есть кто-то. Она подошла к окну и немного отодвинула занавеску. За мутным от пыли стеклом показалось лицо и тут же исчезло в ночной темноте.
- Довольно! Пора по домам расходиться! - заторопила Дарья подруг.
- Что, уже всё? - недовольно удивились они раннему концу вечёрок, ведь успели пересмотреть в зеркалах половину общины и кольца из сита лишь подтверждали догадки о будущем.
- Кто сказал "всё"? Нет, гадания у нас ещё будут! - быстро сообразила Дашутка. - Как до тепла своего доберётесь, начинайте доски в заборах считать: "Сытый, голодный, вдовец, холостец". На последней доске свою судьбу и узнаете!
Но некоторые из подруг ещё сомневались, и Дашутка начинала сердиться.
- Вот что, есть гадание самое верное - предскажет, выйдете замуж в этом году или... К закрытым дверям храма ступайте, прислушайтесь. Если служба идёт, значит скорая свадьба! Если нет - в родном тепле ещё на год останешься. Если же отпевают кого... - Дарья прищурилась, ощущая, как в подругах сгустился страх, - значит умрёшь!
Всем немедля расхотелось гадать. Каждая из подружек ещё пересчитает доски в заборе, а вот к храму пойдут только самые смелые.
Дарья выпроводила подруг и заперла дверь. Перед глазами так и стаяло лицо, увиденное за окном, она места себе не находила. Через пару минут в дверь постучали. Дашутка поспешила открыть. На пороге стояла высокая женщина в сером платье и кожушке.
- Здравствуй, Мариночка, - с улыбкой встретила Дарья.
- Здравствуй, милая, - отозвалась гостья. - Вот, мимо шла, голоса услыхала, дай, думаю, зайду. Интересные ты гаданья устроила, да ещё в таком месте. Можно к тебе?
- Конечно! - суетливо отошла Дарья и пропустила Марину в дом. Дверь она заперла поплотнее на крюк. На одно оставалось надеяться, что их с Мариной никто не увидит. Иначе слухи по общине пойдут нехорошие.
*************
Ящики и мешки в подземном логове до отказа забиты деталями из светлого металла и серебряными монетами. Первый Охотник добывал в набегах не только дорогую одежду и украшения, которые так любила ведунья, но и эти странные, совсем непривычные для Нави припасы.
В минуты покоя Влада пересчитывала сокровища и раскладывала монеты стройными башенками. За прошедшие Зимы она изменилась так мало: всё те же дикие голубые глаза, волосы цвета пепла, отросшие до самых плеч, возле левого уха на кожаном ремешке болтается оберег из волчьих клыков. Навь стареет почти также, как люди, но у Влады на лице ни единой морщинки, лишь во взгляде исчезла беспечность. Она одета в атласную рубашку и кожаные брюки с поясом. Такую одежду в племени больше никто не носит. Дни, когда она доверяла высоким охотничьим сапогам и грубой оленьей куртке, давно миновали, и всё же её привычки не изменились: под рукой Влада всегда держала два боевых клинка, пристёгнутых к бёдрам, шесть метательных ножей в петлях на поясе и ещё несколько спрятанных под одеждой.
Перед костром стоял Сивер и разговор с ним не ладился.
- С чужеядами едениться - пустая затея, - сказал он от лица всех вожаков племени. Им претило желание ведуньи объединить племена, но лишь Первый Охотник мог высказать это Владе. Сивер предупреждал её, как супругу, о зреющем мятеже.
- Волки Хлада чужеядов издревле сторонились. Совесть Щуров наставляет нас не пущать инородцев на земь.
- Не пущать? - Влада окинула мужа презрительным взглядом. Сивер запустил большие пальцы за пояс с пристёгнутыми топорами и со значением кивнул. Влада лишь презрительно фыркнула.
- В том и беда всех, кто тако мыслит. Племя хочет жить единым набегом в конце кажного лета, мол, воздержание наше даёт оседлым плодиться, запасы копить и жиреть, мол, надоть замать от людей понемногу и тащить в нору столько, сколько хватит до новой весны прокормыхаться. Вамо всем не хватает ума прозреть дальше.
- И ще же ведунья зрит? - сомнительно наклонил голову Сивер.
- Тут и пить сурью не надоть, дабы провидеть грядущее, - презрение Влады сменилось тревогой. Она зашагала от запасов небесного серебра к очагу. Её беспокоили вести, услышанные от дозорных, подтверждавшие со всех концов Края увиденное ей под дурманом. - Лето теплеет, люди более не таятся по избам, торгуют, сходятся капьно и единятся супротив лиха... а ще для оседлышей Навь?
- Страх, смерть и погибель! - ни секунды не раздумывал Сивер.
- Вот тобе и лихо, супротив коего оседлые единятся, - бросила на него острый взгляд Влада. - Люди готовы обиды друг другу простить, токмо бы сойтись против Нави, а на их города у нас клыков нет. Мы из ночи режем, аки велит нам уклад, но дабы в большой войне устоять - Навь сама должна стать сильнее.
- С первых Зим у нас нет единого вожака, кто бы свёл рода вместе, - припомнил Сивер. - Шибко разные мы, и нет силы такой, коя заставит Волков слушаться едного Волка.
Влада остановилась перед столом, заваленным травами, обрезками ветвей с молодыми побегами, кореньями и другими частями растений для настоев и зелий. Из-за её спины Сивер не видел, что она готовит и смешивает, только принюхивался к горьким запахам.
- Твоя Правда, племена разнятся, аки листья по осени, - бросила она через плечо. - Но, аки листья облетают с одних и тех же кормящих ветвей, тако и Навь приманивает к собе одного духа - Волка. Ведуньи знают о подобных собе, мы за Правдой блуждаем в одном междумирье. Моя стая духов сойдётся опять, азмь встану над ними сильнейшей из равных, но вождю Единения чужие ведуньи тако запросто не покорятся.
Когда речь заходила о колдовстве, охотников сразу охватывали суеверные страхи. Ведуньи хранили древнейшие тайны племён, сама тьма липла к их душам. Их умение предвидеть нередко ставило точку в спорах между вожаками. Но не всегда предсказания устраивали охотников, и тогда они поступали по-своему.
- Вожаки в роду - главнее ведуний, - напомнил ей Сивер. - Перемани к собе зрящих кошт, но не уймёшь злобы воинов, егда чужеяды заявятся к нашему племени.
- Сегодня ты много прорёк супротив меня, - Влада вернулась к нему с чашей в руках. - Ано всегда ли Навь побеждала оседлых? Аки долго мы сдюжим супротив людей? Не сам ли ты в прошлое лето за малым не сгинул, егда напал на крестианцев подле реки?
- Ради железа! - лязгнул зубами Сивер. - Навь ходит в набеги за снедью и за чернухами, дабы племя кормыхать и род приумножить. Ныне своротили мы с пути Предков, привечаем к собе чужеядов, в лесу им логова роем, охотимся на светлый металл - и на кой?!
Влада подала ему чашу с прозрачным питьём и равнодушно велела:
- Испей.
За восемнадцать Зим Сивер выпил не мало таких странных настоев. Одни возбуждали желание, другие лишали сна, третьи наделяли тело невиданной силой. Бывало, что зелья не приносили ничего, кроме боли и тошноты. Всё зависело от капризов ведуньи. Больше всего он боялся, что однажды выпьет отраву. Но не выпить настой - означало не довериться Матери Племени. Не доверять ведунье - всё равно, что не доверять роду.
Сивер взял чашу и осторожно пригубил безвкусное зелье, посмаковал на языке, прислушался к чувствам, но ничего не почувствовал, словно воды напился.
- Навь любит волю, - Влада вернулась к сокровищам и запустила пальцы в короб с монетами. Горсть денег со звоном посыпалась через край. - Мы подчиним собе племена. Умные примкнут сами, гордые умоются кровью. Ко всем ведуньям, кого азмь нашла в междумирье, отправилися Неименные. Токмо у нашего племени есмь Волчий Дух Хлада, а у энтого Зверя две стороны: азмь - его воля, наследок мой - его алчность и сила.
- Аки же ты хоче заставить Навь слухать щено? - Сивер не верил, что Яр сможет управиться даже с собственной стаей, не то что со всеми Навьими племенами.
- Судьба его сокрыта в чертогах Мокоши. Прозреть будущее Яра азмь не могу, - глаза Влады на секунду встревожились. Страх за каждое дыхание сына боролся в ней с долгом направить его по собственному пути. Она вспомнила, как страдала родная мать перед её злосчастной дорогой. - Но со мною Яр возвеличится, азмь соберу под его рукою всю Навь. Живу на сие положу - по-иному никак. Наше время уходит, Сивер...
Он нахмурился, хотел переспросить, о чём она таком говорит, но вдруг его изнутри окатило холодом. Он тряхнул головой, попытался собраться. Влада заметила, как он покачнулся, и вернулась с кувшином, из которого наполнила чашу.
- Однажды и мене душу ополовинили, - сказала она, отдавая кувшин в ослабевшие руки Сивера. - Азмь ведаю, какая сие пытка для подземных Волков.
Сивер не удержал кувшина, и тот с глухим грохотом разбился о дощатый пол. Вместе с водой изнутри хлынули серебряные монеты. Он повалился на четвереньки, хватая ртом воздух. Волчий Дух вытеснила пустота, живот скрутило от холода страшнее моровой ночи. Сколько бы он не резал язык о клыки, сколько бы не пил свою кровь, Зверь не возвращался. В душе зияла чёрная рана. Дар Нави, полученный по праву рождения, исчез.
Сивер распахнул рот и вытаращил глаза.
- Лучше сгинуть!
Влада пристально наблюдала, как слабеет её лучший охотник. Сколько раз он рисковал жизнью ради неё, сколько раз пускался в набеги и заслужил славу для племени. Но он не поверил в ту силу, которой она подчинит племена чужаков: и охотников, и ведуний.
- Вот зачем намо людской металл, вот зачем ты грабишь их дома и конвои, - наклонилась она. - Ежели чужеяды дерзнут пойти супротив меня, азмь отниму их звериные души, оставлю одну - слабую, людскую, никчёмную. Аки тобе? Больно? Страдашь? Ще бы отдал за Волка?
- Старая Мать-Волчица сего бы николиже не сотворила! - крикнул в отчаянье Сивер. Влада вспомнила строгий взгляд старой охотницы и отстранилась.
- Она умерла. Ныне азмь веду род. Волку Хлада не пристало корячиться - подымайся! Подле собя желаю видеть сильного мужа. От одного глотка дух Волка от тобя не отступит.
Сивер ощутил, как к нему возвращаются силы. Влада собрала с пола монеты. Деньги ещё пригодятся для бесцветного и безвкусного, но очень опасного для двоедушцев настоя.
- Ежели Кузнецы не обманут, Яр сговорится с Незрячим о многом, - подошла Влада к коробу и ссыпала назад серебро. - Коли моего наследка убьют, аки сдеяли с Неименным, азмь их род до последнего щенка вырежу.
Она поглядела на своды норы, словно учуяла что-то с поверхности, пусть над ней непроглядная толща земли и жилые межени.
- Скоро лето. Егда снег сойдёт, мы направим судьбу Волков Хлада. Токмо бы Яра от Правды не своротили. Молод он: кровь играет, пылает душа, молчит ум. Аки и у меня в его Зимы.