Тамара вышла проводить Егора на крыльцо, по пути охая и вздыхая.
- Как ты вырос, ой вырос! Настоящим помощником Настоятелю стал! - со слезами причитала она. В своё время Тамара очень многое сделала для их семьи, ведь жила по соседству. Ещё маленьким Егор прибегал к ней за помощью, если в родном тепле что-то не ладилось. Своих детей Тамаре Бог не дал и помогать Настоятелю она почитала за честь, хотя была простоватой и по бабьи болтливой, но любила Егора, Дашутку и Женю. И теперь Егор догадался, что глаза нянечки покраснели от слёз не только от радости за его возвращение.
- Дашеньку жалко! - призналась она. - Не встаёт нынче, совсем хвори её источили. А Настоятель всё в делах, всё в разъездах. Часа с дочками не пробудет, и в Обитель, по палатам и кельям пойдёт. У доброго хозяина всё на местах, все дела под приглядом. А про кровиночку-то свою позабыл! Ей глазоньки утром открыть и то счастье, а отца-то она вовсе не видит!
- Сергей Дарью любит! - уверенно сказал Егор. - Просто...
Он только махнул рукой и поскорее сбежал с крыльца на подтаявший снег. Пора было браться за поручения Сергея. Каждый день весны и короткого лета помогал выжить в Долгую Зиму, а ждать первых заморозков оставалось недолго, всего каких-то три месяца.
Монастырь был великой общиной, центром всего христианства. Много веков он стоял между Кривдой рекой и северным лесом, но только сейчас обрёл свою наивысшую ценность. Стены защищали христиан от внешнего зла, а врагов у богомольных людей всегда было достаточно. Среди недругов находились и те, кто нарочно обосновались рядом с общиной, но говорить о них, даже лишний раз упоминать, христиане боялись. Не дай Бог накликать беду, ведь ещё жила память о ночной резне пятнадцатизимней давности.
"Наказал Господь, не сказал, за что", - так поговаривали в Монастыре после убийства прежнего Настоятеля. И всё же, с той страшной ночи в общину подземники больше не пробирались, благодаря заключённому Сергеем договору. Но, где-то там, среди северных зарослей, в непроходимой чащобе спряталось хищное племя. Выходить за стены христиане по-прежнему опасались, ведь дороги между общинами проходили через охотничьи угодья подземных волков.
В самом же Монастыре всё из году в год текло по уставу. Община росла и не по дням богатела.
На звоннице гулко и раскатисто грянул благовест. Не сходя с крыльца, Тамара перекрестилась на серые маковки храма Николая чудотворца. Она с тоской вспомнила об их недавнем золотом блеске. В общине многое изменилось с приходом Сергея. На Обитель и раньше нападали враги, Монастырь строился на века, но теперь совсем ощетинился кольями, опоясался рвами и укрылся под надёжной бронёй. Трудно вообразить себе того недруга, который смог бы взять столь защищённую крепость.
- Бог в помощь, Тамарочка! - за приоткрытыми воротами выжидающе смотрела на Тамару знакомая, но во двор без приглашения не входила. Голову её укрывал тёмный платок, поверх серого монастырского платья отороченная мехом жилетка. Тамара сразу узнала Марину: они часто виделись в Слободе; хорошая женщина, и выслушает, и поймёт, и дельным советом поможет. Пусть болтают про неё всякое, сплетничают, но добра Марина людям делала много. За травами и настоями обращались к ней и жёны трудников, и ратников, и даже высоких чинов.
Тамара спустилась с крыльца и подошла к воротам.
- Смотрю, Настоятель вернулся. А куда ездил? - начала Марина расспрашивать. Перед домом Сергея, накренившись в проталинах, стоял внедорожник. Казалось, машина могла передвигаться одними молитвами. На корпусе грубые швы, краска с боков облупилась, все стёкла прикрыты решётками из арматуры. Защита помогала в дороге от нападенья диких зверей, да и против диких людей могла пригодиться.
- К Вороньей Горе нынче ездил, - вполголоса сообщила Тамара. - Чтобы невегласе помочь. Тёмный народ, к таким за раз сунешься - не вернёшься.
- Вот как стал Волк у нас Настоятелем, так пошли в общине дела, - Марина доверительно взяла Тамару под локоть. - Всё-то спорится у него: с язычниками поладил, с дикарями договорился. Без него, верно, сгинули бы. Сколько жизней христианских он спас!
- Спас-то спас, а свою родную кровиночку спасти не может! - Тамара промокнула уголком платка набежавшие слёзы.
- Неужто Дашутке совсем худо? - участливо спросила Марина.
- Плечики худенькие, тельце чахлое, как дитятко маленькая и лёгкая, словно пушиночка! Ничего не ест, отвары не пьёт, всё сестру к себе кличет. А у Женечки сердце-то не каменное! Обнимаются, плачут, горемычные, прощаются друг с другом навеки!
- Как же она такой-слабой-то уродилась? - Марина спросила отнюдь неспроста. Разные слухи ходили про рождение Дашутки. Монастырские женщины снова и снова расспрашивали Тамару, выпытывали и донимали её о жизни Сергея, а нянечка с горечью им рассказывала.
- Я же сама роды тогда у Верочки принимала. Нельзя было ей снова рожать! Ведь только-только Женечкой разрешилась, а тут опять на сносях. Верочка была хрупкой, лёгонькой, голосок кроткий. С первым ребёночком-то ей крепко досталось, а тут...
Тамара вспомнила вечер, когда к ней застучали в окно и позвали снова быть повитухой к жене Настоятеля.
- Волк места себе не находил, метался в сенях сам не свой. А Верочка так кричала, так кричала, пополам разрывалась! Дашутка недоношенной родилась. Мы то с женщинами как могли помогали, да только при родах Верочка кровью и истекла. Вот тогда семья их наполовину и осиротела. Ох и взвыл Волк - никогда я его таким страшным не видывала, словно зверь дикий стонет, глаза блестят, белый весь, о проклятии каком-то кричит, поминает какую-то ведунью и гребень. А Верочка лежит себе тихонечко, на простынях, глаза зелёные в потолок смотрят, будто смирилась со всем грешным миром, простила людей и отдала Богу душу. Может даже мужа своего простила за всё.
- Говорят, он люто терзал её, бил, - припомнила Марина, но Тамара замахала руками.
- О том я не знаю! Как с войны Тавритской вернулся, правда сна и покоя лишился, а тут ещё ночь та страшная в Слободе. Егор после неё жил у нас в доме. Мы с мужем мальчонку всегда привечали, а Волк как с цепи сорвался! Егора из родного Тепла выставил и был в доме с Верой один. Я ещё тогда говорила, что она слаба после родов, еле как за Женей ухаживает. Даже Сергею сказала, а он не послушал, только дверью хлопнул, будто нечистый в него вселился! Но не бил он её никогда! На чём хочешь тебе поклянусь!
- А шрам как же? - не утерпела Марина. Но об этом Тамаре и вовсе говорить не хотелось, слухи разнеслись всякие.
- Точно, когда Верочку обмывали на бедре у неё шрам нашли, - нехотя призналась она, но тут же поспешно добавила. - Но не верю я, чтобы Сергей такое с ней сделал! Не зря Настоятеля Волком кличут, он ведь как зверь души в ней не чаял, любил!
- Зимою в Тепле всё стерпится, - заохала Марина. - Хотя и страшно порой. Долгая Зима Ирода из человека делает. И страха вокруг этой семьи немерено ходит. Вот ты про обмыванье сказала, а я вспомнила, что-воду-то ту украли.
- Святый Боже, да это сплетни всё лживые! - трижды перекрестилась Тамара.
- Может и так, - испугалась Марина, что она уйдёт, и заговорила совсем о другом. - Все ли средства ты против хвори Дашуткиной испытала? Травы, которые я тебе дала, все приготовила?
- Все! Что могли уже сделали! И Егор с Настоятелем все настои с отварами, всю науку врачебную испытали. Лекари с Серафимом из лазарета к нам каждый день дорожку протаптывают, и я Николая Чудотворца молю, свечки ставлю в храме за здоровье Дашутки... но, Господи прости, настаёт её время. Встретится она ангелочком с Верочкой на небушке, до Зимы не дотерпит... А как-жить-то ей хочется! Душой к свету тянется, к дяде, к сестре, а ведь знает, что не будет у неё ничего, кроме жизни загробной!
Больше Тамара ничего не рассказывала. До боли в сердце ей стало жалко воспитанницу. Сочувствуя ей, Марина тихонько сказала.
- Вот что, не все средства ты ещё перепробовала. Если Бога прогневить не боишься и грех на душу взять, то расскажу тебе о самом последнем, непроверенном ещё тобой средстве.
Тамара враз перестала плакать и испуганно выдохнула.
- Говори!
- В общине у нас каждый истинно верит, и в сына Его, и в Духа Святого. В любой беде о помощи прежде всего просить следует светлые силы. Но, когда выпадает судьба самая страшная, самая необратимая; та судьба, которая путь выстилает к могиле, иные готовы против Божьей воли пойти, и даже с самим дьяволом повстречаться.
Тамара слушала Марину, сильно робея, но не отрываясь.
- По общине давно ходит слух о девочке некрещённой, - продолжала она. - Как дикий зверёк она бегает между детьми, играет с ними, водится, смеётся, куражится. Волосы у неё всклоченные, тельце - одна кожа да кости, а глаза чёрные, как земля. Всякий знает, что не простой это ребёнок, а нехорошая Тень и слуга злобных сил. Как увидят её родители возле своих ребятишек, так выскочат на крыльцо, а той уж и след простыл. Никто поймать черноглазку не может, да и сами дети ничего о ней толком не знают. Тень самые весёлые игры придумывает, но о себе ни полслова, даже имя не выспросишь. Слух ходил, будто Настоятель её велел изловить, да не вышло. Упорхнёт она от любого взрослого ратника и никак ты её не догонишь.
- Святый Боже! Неужто, это мавка какая? - перекрестилась Тамара.
- Не знаю. Но живёт она не у воды, а выходит из леса. Дальше рассказывать?
Тамара перепугано закивала.
- Есть в приграничье три места особых - три ровных пня от трёх спиленных сосен, - один на юге, возле холмов, другой на западе, у ручья, третий на востоке, возле обрыва. Найди тот пень, в котором остриём воткнут нож. К нему девочка и придёт. Если кому надо заговор наложить или проклятье, тогда несут ей на алтарь мясо звериное, с кровью. Если же исцеления просят, то кладут орехи, овощи, зерно или яблоки.
- Это же у тёмных сил защиты просить, по языческой вере! - Тамара так испугалась, что даже попятилась. Но Марина крепко взяла её за руку.
- И что же? Другие ведь просят. Хоть последнее это средство, но у вас в доме беда... Предлагать сама не хотела, мало кто про ворожбу эту знает. Но ведь есть и такие: ходят и договариваются, и помогает. А гадания с заговорами, чем, скажешь, лучше? Живём в христианской Обители, других людей крестим, а сами с тёмными суевериями не расстаёмся. Но я тоже на себя наговаривать не согласна. Я Господа почитаю и единоверцев от очей Его отворачивать не хочу. На том и прощай.
Марина развернулась, будто собиралась уйти, но Тамара её удержала.
- Постой! Не серчай на меня, расскажи лучше дальше про Черноглазку. Вдруг решусь на последнее...
Марина пристально на неё поглядела и также тихо продолжила.
- Хорошо, слушай дальше. Как требу из овощей и орехов оставишь - уходи сразу. На следующее утро, если еды на пне не останется, значит Черноглазка согласилась помочь. Приходи к ней с Дашуткой перед самым закатом. Никакого оружия! Иначе девочка не покажется. Если верно всё сделаешь и ни в чём не напутаешь, Черноглазка будет ждать тебя с колдовством.
- Да как же ребёнок один в тёмном лесу со зверьми уживается? - залепетала Тамара. - Там же волки плодятся, да и... норы в чащобе!
Марина холодно ей улыбнулась.
- А чего ей дикие звери? Разве не догадалась ещё, Черноглазка эта - сама из Навьего племени. А Навь волков не боится.
Тамара вздрогнула, прижала руки к сердцу, но совладала со страхом. Поблагодарив гостью за дельный совет, она скорее с ней распрощалась.
- Тамара! Кто приходил?
На ступеньках стоял Сергей. Он уже застёгивал распахнутое пальто с поднятым воротником, но услышал за воротами чужой голос и остановился у входа в избу.
- Подруга заглядывала. Про хозяйство советовались, да как к весне одежду лучше перешивать.
- Опять сплетни пускаешь? Пустая болтовня нам не поможет. Ты отвары Дарье давала?
- Не пьет она, отворачивается! - запричитала Тамара, но Сергей застегнул пальто и процедил.
- Силой пои! За жизнь свою надо бороться. Чтобы выжить, судьбу порою с болью ломать приходится.
*************
Лес разговаривал с ней. Сырой сумрак хвойной чащобы и весенние травы шептались о том, чего никогда не услышит человеческий слух и человеческий ум никогда не поймёт. Голос леса нужно почувствовать, разгадать смысл в дуновении ветра, ощутить, как каждый весенний росток мечтает стать выше самых крепких деревьев. В журчанье воды Сирин слышала песню подземных источников, в молчании камня пыталась разгадать время. Лес говорил с ней, безбоязненно доверял самые сокровенные тайны, потому что она их никому не расскажет, не откроет другим, недостойным, Глухим, и жестоким из Навьего рода.
Покрытые татуировками руки ласкали влажный курчавый мох. Сирин лежала возле тайной пещеры перед ручьём и слушала, о чём говорят весенние заросли. Голос птиц - очень резкий и беспокойный. Птицы слишком глупы. Подселяясь к деревьям, они спешат насытить желудок и совсем не слушают никого, кроме себя. Звери весной очень голодны и потому злятся. Ну, а лес? Лес равнодушен, почти. Если закрыть глаза, отрешиться от звуков, которые люди ошибочно принимают за "голоса леса", от размеренного пения кукушки, от звериной возни, от чириканья, то можно услышать, как дышат деревья. Медленный вдох шестидесятиметровых гигантов начинается на восходе, а выдох заканчивается с закатом, когда тепло вытекает из нагретых за день камней.
Стояло раннее утро и лес дышал. Обычно в это время Сирин сидела возле Белой Волчицы в самом тёмном углу подземелья и держа в руках чашу с травяной сурьей. Настороженно и почтительно она слушала сбивчивое бормотание Влады, обрывчатые слова, исполненные зловещего смысла. В часы предсказаний, по лицу наставницы катились крупные градины пота, она терзала на себе дорогую одежду, добытую Первым Охотником, заламывала руки и скребла ногтями землю. Пророчества давались ей нелегко и изматывали ведунью, но каждый день она снова и снова возвращалась в мир духов и Предков.
За гранью реальности происходили страшные вещи, о которых Сирин могла только догадываться. Ученице не позволялось пить сурью, хотя Сирин каждый день держала чашу с горьким отваром в руках. Священный напиток открывал веды только для Матери Племени, таков уклад Предков, и никто не смел его нарушать.
А ещё... ещё Сирин знала, что Волчице понадобится её помощь, когда Влада вынырнет из своих жарких видений. Она оправится и призовёт к себе Безымянных, долго и горячо будет им что-то нашёптывать и доверит подвиг для рода, укажет им судьбу наперёд. В такие часы Владе становилось не до своей ученицы, и Сирин могла ускользнуть в лес. Она непременно появится вовремя, когда Старшей снова потребуется чаша воды или колдовской сурьи.
Год от года Сирин подрастала и из пугливой малютки превращалась в черноокую девушку. Вот ей уже и пятнадцать Зим, но ласки Сирин так и не видела. Весты любили мужей, охотники гордились потомством, даже о чернушках заботились, но Сирин в племени считали оседлым приёмышем. Она не знала ничего о своих настоящих родителях. Волчица только вскормила её и была вспыльчивой и нетерпимой наставницей. Она обучала её тайному ремеслу ворожеи, готовила себе смену, но тёмные знания преподавались жестоко. С иными чернушками обходились лучше, чем с ней. При вспышках ярости Влада хватала Сирин за чёрные волосы и грозилась зарезать её за малейший проступок. Но дальше угроз и побоев дело пока что не шло... пока что. Сирин чувствовала, что зачем-то нужна наставнице. Не зря она учит её запретному колдовству, отправляет в самые дальние уголки леса на поиски редких трав и заставляет резать ладони ножом.
Тонкие пальцы Сирин прошлись по бледным шрамам. Руки болели гораздо дольше, чем у любой другой Нави, но этим она расплачивалась за великие знания. В племени начали опасаться молодой ворожеи. Если раньше шпыняли её, то теперь чуждались, как одичавшего призрака. Никто кроме наставницы не смел прикоснуться к ней, причинить вред или обидеть неосторожно сказанным словом. Быть может именно из-за этого Сирин набралась наглости пролезать к крестианцам в Обитель и играть там с детьми.
Сирин окунула руку в холодный ручей напоследок и отправилась к алтарям. Что алтари? Всего лишь три пня на окраине леса, но не только Сирин знала о них. Жители соседней общины приходили сюда, чтобы оставить свои подношения. С чего началось такое паломничество Сирин не ведала. Она приметила только, что чем больше Навье племя совершает набегов, тем чаще монастырский люд появляется в лесу с требами, словно нарочно хочет задобрить подземных Волков, нашёптывает свои чудные молитвы, боязливо оглядывается по сторонам и оставляет еду в кулёчках и мисках. Смеха ради, Сирин воткнула в один из пней нож. Когда крестианцы заметили это, то истолковали по-своему и оставили на алтаре ещё больше еды. Люди ушли, а Сирин, недолго думая, принялась угощаться. Только вот оказалось, что оседлые прячутся неподалёку.
Внутри Сирин никогда не было Волчьего Духа и почувствовать чужих, как охотники Нави, она не могла. Когда же заметила, что из кустов за ней наблюдают испуганные крестианцы, ей пришлось пуститься на хитрость. Тонкое тело Сирин изломалось в резких движениях. Она принялась танцевать, будто птица с перебитым крылом. Кобь - предсказание в сложных движениях, вот чем был её танец. Оседлые должны были понять, что они имеют дело не с простою дикаркой, а с самой что ни на есть настоящей ведьмой, которая может за себя постоять. И они поняли...
С тех пор люди начали приходить именно к ней, за помощью.
Если мясо, значит надо кого-то проклясть. Если зерно - больному требуется лечение. Сирин больше нравилось мясо, она любила тёмное колдовство и кровавые привороты. А ещё ей очень хотелось есть. Волчица кормила воспитанницу сама, у других брать еду запрещалось, но давала она сущие крохи. Кроме того, пища всегда пахла кровью. Даже Сирин ощущала её железный вкус у себя на языке. Часто ей самой приходилось отдавать кровь наставнице для какого-то дела. Стоит ли говорить, что ворожея исхудала, как тень, и вечно рыскала в поисках пропитания. Голодный желудок гнал её к алтарям, обменивать колдовство на крестианскую пищу.
На этот раз нож остался в восточном пне, возле пологих холмов на окраине леса. Алтари в разных местах помогали ей лучше скрывать своё общение с чужаками. Сирин давно не видела никого из людей во время подношения треб, но знала почти каждого жителя соседней общины. Не зря она, рискуя собой, пробиралась в Обитель, чтобы своими глазами увидеть, как живут крестианцы. Все их жалобы, все их разговоры и сплетни давно были подслушаны. Особенно много люди говорили о своих неурядицах в храме. Да, она бывала и там. Среди икон и свечей оседлыш особенно откровенен. Очень светлое, ароматное и... странное место.
Вдруг на пути к алтарю послышался шум. Случилось редкое для Сирин событие, она встретила человека во время подношения требы. Пожилая женщина, стараясь не коснуться воткнутого в пень ножа, выкладывала еду из плетённой корзины. Сирин спряталась в соседних кустах и печально вздохнула. Ей принесли только ягоды в меду, прошлогодние орехи, высушенные грибы и пару лепёшек. Но не кусочка любимого мяса! Опять кто-то при смерти или ребёночка сглазил. Сирин уверилась, что среди крестианцев живёт своя ведьма. Ну что же, пусть живёт-поживает, с ней хотя бы не останешься с пустым брюхом.
Только вот ловчее не станешь. Под ногами хрустнула ветка и женщина испуганно обернулась.
Перед Тамарой стояло растрёпанное существо в сером рубище: тонкое личико, лохматые волосы, исписанные татуировками руки. Дикарка не носила даже какого-нибудь пояска и край рубашонки свободно болтался до самых колен. Она настороженно сверлила Тамару угольно-чёрными глазами и выжидала.
- Господь наш заступник... - попятилась крестианка. Взгляд Черноглазки метнулся к корзине. Тамара догадалась, что должна выложить всё. Она скорее вынула из корзинки немного сушёных яблок и семян подсолнечника и лишь затем отступила. Тамара торопилась прочь из проклятого леса, не оборачиваясь. Это была самая первая Навь, которую она встретила в жизни. Но хотя сердце её колотилось от страха, дело она всё-таки сделала, подношение принято и значит на закате можно будет вернуться за колдовством.
Сирин жадно запихивала яблоки в рот, то и дело косясь на остатки еды. Она прекрасно знала за кого болит Тамарино сердце. О, это будет очень сложное колдовство. А если Волчица узнает, то может и вправду зарезать. И всё же Сирин хотела помочь - нет, вовсе не из-за жалости к судьбе крестианской девчонки, которая и так прожила слишком долго. Впервые она могла отомстить за побои... и ещё как отомстить!
*************
- Дашутка... Дашенька-а, вставай моё солнышко, вставай моя маленькая, - ласково приговаривала Тамара и осторожно трясла её за плечо. Но Дарья никак не могла проснуться. Ещё толком не разлепив веки, она услышала мужской голос.
- Тома, скорее давай! Не приведи Бог Настоятель или Женька вернутся!
- Да нету их! Сергей Женю в храме ждёт, на помощь к себе призывает, дело поручить важное хочет. Дальше ведь жить как-то надо.
- Томочка? - пролепетала Дашутка спросонья. Взволнованное лицо няни встревожило и её. Рядом с кроватью стоял муж Тамары - старый, худой и жилистый мужичок. Он воровато оглядывался на приоткрытую дверь, словно и вправду боялся возвращения хозяев.
- Мы сейчас, Дашенька, к лекарке сходим, - улыбнулась Тамара, хотя глаза её выдавали волнение.
- К какой лекарке? - с недоверием нахмурилась Даша.
- Она в лесу ждёт, сама не пойдёт к нам. Мы на лесной окраине с ней должны встретиться, недалеко.
- А отче знает?
Тамара замялась, и Дарью пробрал испуг.
- Я не пойду!
- Девонька моя, надо идти, надо! Знаю, ты сама не можешь, вот и мужа позвала, он тебя на руках понесёт, ты же лёгонькая! Быстро до окраины леса дойдём и вернёмся. Отец твой ещё долго в храме пробудет.
Дарья боялась, но доброе лицо нянечки, которая за всю жизнь не сделала ей ничего плохого, немного её успокоило. Она позволила накинуть на себя пальто и взять на руки. Муж Тамары потянулся к винтовке, но жена зашипела.
- На кой ляд ты с собой ружьё приволок? Я же велела не брать ничего! Оставь тут же!
- Да разве я в лес без оружия сунусь? - взбеленился он. - Там же волчья дикого полно. Да и тех, кто похуже волков. Не загрызут, так зарежут!
- Тамарочка, давай не пойдём! - захныкала Дарья.
- Ну вот, дуботолк, напугал! - огрызнулась она на мужа и тут же с лаской начала убеждать Дашутку. - Ничего, у нас в лесу всё договорено, ни волк нас не тронет, ни лихой человек. Под защитой мы, и не только под Божьей.
- А под чьей же ещё можно быть? - удивилась Дашутка. - Неужели ты и с волками договорилась?
- Да что ты, зверь же слов человеческих не понимает! - беспокойно рассмеялась Тамара и тут же добавила. - Иногда и тёмные силы помогут, коли правильно попросить.
Дарья кивнула и ещё долго размышляла над её словами. Младшую дочь Настоятеля вынесли на руках со двора, затем по вечерним слободским улицам к надвратной церкви. Охрана возле ворот как раз сменилась, при створах стоял знакомый мужу Тамары ратник. Он выпустил беглецов в вечерние сумерки за внешние стены. Дарья старалась не кашлять, хотя часто вздрагивала от душащих приступов. Если бы отец сейчас увидел её, голов бы никому не сносить.
Тёмный лес застыл всего в полутора километрах от Монастыря. Торопливо пробежав по туманной низине, Тамара и её муж с Дашутой на руках скоро попали под густую сень высоких деревьев. Няня спешила провести их к тому месту, где с утра встретилась с Черноглазкой. Она очень боялась не успеть к возвращению Настоятеля или Жени, но про себя решила: "Будь, что будет!".
У алтаря их никто не ждал. Ножа в пне тоже не было.
- Что же это? Неужто обманула меня Черноглазка!
Тамара растерянно остановилась посреди вечерней поляны. С каждой проведённой в лесу минутой ей всё сильнее хотелось вернуться назад. Когда поблизости завыл волк, она почти что решилась, но тут кусты зашевелись и под тусклым бликом неполной луны на поляну вышла дикарка. В руках она несла три глиняных крынки: одна пустая, другая с водой, а третья крепко-накрепко запечатана.
Дикарка поставила кувшины на пень и жестом велела опустить Дашутку на землю. Муж Тамары пробормотал молитву и выполнил её указание. Черноглазка и Дарья поглядели друг на друга. Сирин нахмурилась и прикусила губу. Она видела в крестианской девчонке больше, чем могли заметить медики из лазарета. Наконец, Сирин взяла первую крынку.
- Лекарка твоя водицей, что ли, лечить собирается? - засомневался Тамарин муж. Она ничего не ответила. Отступать поздно.
На горлышке пустой крынки Черноглазка скрестила лезвия двух узких воронёных атамов. Беззвучно нашёптывая, она начала переливать через получившийся крест воду из родника, которая питала деревья, укрепляла их могучие корни и дарила здоровье вековым хвойным лесам. Как только заговор был наложен, она дёрнула Дашутку за пальто.
- Раздеть её надо, - догадалась Тамара.
- Ты что, баба, спятила? Примораживает, а девчонка-то совсем кашлем исходит.
- Велено, значит сделаем! Уйди прочь! - погнала она мужа. Сплюнув, тот отошёл подальше от колдовства. Тамара торопливо скинула с Дарьи пальто, затем и ночную сорочку. Чахлое и бледное тельце с выступающими рёбрами так и сжалось от холода. Дашутку пробрала дрожь, но жаловаться она не посмела. Сирин встала перед крестианкой с полным кувшином в руках и начала выливать заговорённую воду тонкой струйкой ей на голову. Она старалась омыть её целиком, не переставая при этом беззвучно нашёптывать.
Может быть потому, что она не проговорила слова, колдовство не сработало? Кашель ещё сильнее потряс крестианку. Сирин начала понимать, что придётся открыть последнюю крынку, ту самую, которую она украла сегодня из запасов Волчицы. Сирин взяла отставленную напоследок крынку и кончиком ножа вскрыла на горлышке воск. Как и в первом сосуде, внутри этого плескалась вода, но гораздо мутнее и с тухлым застоявшимся запахом. Сирин посмотрела на воду: всё-таки надо было просить у крестианцев мясо!
Тамара со страхом приглядывала за омовением, даже не зная, какое великое зло пытается унять ворожея с помощью мутной воды. Не знала она и о тех, кто неотступно следил за ними с самого первого шага в лесу. За обрядом у алтаря внимательно наблюдали волчьи глаза.
*************
- Аки узрел её, тако очас же смекнул, ще к чему, - прошептал Яр дружкам. - Может мати мову блудливая тварь и обманет, ано меня аже спящего не проведёт! С молочных клеков её, гадину, знаю, сколько подлости в ней, сколько кривды, сколько коварства!
- Энто ще же Сирин, колдует? - хмыкнул Свирь. Четверо молодых Навьих охотников притаились у алтаря и внимательно наблюдали, как оседлый приёмыш обмывает крестианку водой. Ещё в логове Яр заметил, как Сирин ворует крынку, но шума не поднял, а прихватил с собой ватагу дружков и выследил её возле пней. Так и открылось тайное колдовство за еду. Нутро Яра передёрнуло от злости и предчувствия скорой расправы.
После стычки с Великим Зверем прошло три года и его дружки возмужали. Яр уводил их дальше от логова, чтобы в оседлых общинах творить самые тёмные развлечения. Не так давно его руки окропились и человеческой кровью, он на спор разорвал горло оседлышу. Охота на людей горячила кровь больше, чем на животных, хотя на диких зверей охотиться даже было сложнее.
Сын Волчицы снова хотел убивать и изнывал в логове без набегов. В то время ему как раз и попалась Сирин, ворующая у его матери.
- Ена предала наше племя, дружбу с крестианцами заимела, - сплюнул Вольга с отвращением. Иссечённая шрамами шея начала багроветь, в глазах засверкали недобрые искорки. - Оседлый заморыш токмо роду убыток! Мать-Волчицу обрекла на потерю, козни строит, кривляется, единого зла нам желат! Яр, а Яр? Давай кинемся на чужебесых и перебьём их всех ка́пьно! Оружия-то при них нет, энто чую.
Яр покачал головой. Он чувствовал то, чего дружки не ощущали. Зимний Волк предупреждал о растревоженном зле. Колдовство пропитало весь воздух вокруг крестианки. Девчонка источала гнилой смрад проклятия, к которому и на бросок ножа нельзя приближаться. Почуять такое мог даже обычный оседлыш, не то что сын Навьей ведуньи.
- Вот ведь, живая покойница, мертвечиною прямо разит, - не спускал он глаз с монастырской девчонки. - Покуда Сирин ворожбу не закончит, близко к ней не подступайте и не касайтеся проклятой, не то зацепит вас саваном и к Маре уволочёт!
- И на кой ена энто деят, на кой помогат? - в голосе Савы проскользнула нотка жалости к Сирин.
- Жрати хоче, - отрезал вожак и увидел, как Сирин заканчивает ворожбу и прощается с крестианцами. Толстая женщина сунула ей в руки свёрток с орехами. При виде прощального подарка, она только с тоской улыбнулась.
Сухощавый мужик быстро накинул пальто на мокрое тело крестианской девчонки, подхватил её на руки, и они с бабой, не оборачиваясь, поспешили прочь из Навьего леса. В свою очередь Сирин собрала крынки и исчезла в кустах и на поляне больше никого не осталось.
- Час суда настаёт за злодейство, - прошептал Яр.
- Ты заставишь её громко кричать? - чуть ли не содрогался Свирь от предвкушения.
- А ще толку от её криков? - осклабился Яр. - Али забыл? Ена же немая!
Без волчьей души Сирин спокойно перебирала заработанные орешки и не скрывалась, старательно прижимая крынки к груди. Невелика была плата за укрощение такой сильной порчи, к тому же наведённой с большой злобы и желания убить. Но теперь у неё было кое-что поценнее награды, ей удалось хорошо отплатить Навьей наставнице за побои. Пусть Влада побесится, пусть хватается за ножи, душу Сирин согревает отмщение и больше она никого не боится.
А стоило бы.
Яр выскочил из-за дерева, сильно толкнул её в бок и повалил на землю. Охнув, Сирин выронила крынки, попыталась вскочить, но её тут же подхватили под руки Свирь и Вольга и крепко прижали спиной к ближайшей сосне.
- За орешки нас продала?! - выхватил свёрток Яр и высыпал орехи на землю.
- Ых! - жалобно вырвалось из груди Сирин.
- Безгласая калека, и на кой мать тобя токмо ро́стит?! - Яр схватил Сирин за подбородок и остервенело плюнул ей в лицо. Из глаз Сирин хлынули слёзы, губы скривились в беззвучных рыданиях. Яр растравливал Зверя в душе, но почему-то вся злость мигом таяла перед Сирин. Спокойствие охватывало его и ярость тонула в удушающей пустоте. Стоило поглядеть в глаза угольно-чёрного цвета, как Волчий Дух смирялся и отступал от расправы.
Свирь заметил, что напор вожака ослабел и решил подбодрить.
- Лупи её, Яр! По тощим рёбрам ей вшпарь, мы подержим! Пущай знат, аки у племени воровать и якшаться с крестианцами!
- На кой её бить? Ена и так хила! - забеспокоился Сава. - Коли поймали, тако ведите к Волчице!
Кулак Яра сжался, он не желал выглядеть слабаком перед дружками.
- Ааалл! - разрыдалась Сирин. Взгляд Яра опустился к двум синим перьям на кожаном ремешке у неё на груди. Как бы он не распалялся, но так и не поднял на неё руку.
- Да ты ще? - возмутился Свирь.
- Ена из Навьего племени. Позорно её так истязать. Десть ей нож, пущть в честной драке ответит!
- Ена ж не охотник, - напомнил Вольга.
- Нож ей десть! - заорал Яр, так что вены вздулись на его шее. Вольга сплюнул и наспех вложил свой клинок в дрожащие пальцы Сирин.
- Вот, топеряча дело другое! - отступил Яр, очищая место для будущей драки. - Пущти её. Пущай бьётся за свою шкуру!
Но как только друзья ослабили хватку, Сирин упала перед ним на колени и отбросила нож. Она что-то мычала, тянулась к Яру, плакала и пыталась обхватить его ноги. Яр ошалело попятился.
- Ах ты, тощая стерва! - пнул Вольга её под впалый живот и вышиб из Сирин дух.
- Падаль... - прошипел Яр, пока она закашливалась и пыталась подняться с земли. Вольга ухмыльнулся, но Свирь с Савой попятились от побледневшего Яра. Глаза вожака остервенели, с губы закапала кровь.
- Вольга, беги! - дал стрекача Сава. Но здоровяк всегда медлил немного дольше товарищей. Яр набросился на него и со всей силы ударил по шраму на шее. Вольга вмиг растерял весь задор. Биться с Яром, когда он призывал на подмогу Зимнего Волка, себе дороже! Яр попытался пырнуть Вольгу, тот с криком бросился от обезумившего вожака.
Волк не утолил злобы. Яр набрасывался на деревья, до крови расшиб кулаки, затем упал на колени и согнулся от боли. Дух не получил желанной добычи и мстил охотнику, ведь тот призвал его зря. Он легко мог догнать Вольгу и зарезать, но Яр не позволил себе ослепнуть от злости.
Позади послышался шорох. Яр немедля набросился на Сирин, прижал к земле и несколько раз ударил ножом. Но лезвие всякий раз вонзалось в мягкую землю. Яр тупил свой заветный клинок и кричал в дикой злобе. Не смея пошевелиться, Сирин закрыла лицо руками, только бы не видеть его дикого взгляда. И тут Яр затих. В её беззащитное сердце нацелился острый клинок. Яр держал нож двумя руками и пытался надавить на рукоять, но не мог заставить себя убить Сирин.
- Почто не могу? - шипел он. Лицо Яра побагровело от натуги. - Едной тобе не могу вреда причинить. Нож не подымается на немую уродину.
Он чуть ли не плакал. Никогда ещё Сирин не видела его таким растерянным и беспомощным.
- Ааал, - попыталась она окликнуть его. Глаза Яра вспыхнули дикой злобой.
- Убить не могу, покалечить не в силах, ано азмь тобя ненавижу! Слухашь, поганая тварь?! Ще бы ты ни сотворила со мною, азмь тобя ненавижу!
Сирин вздрогнула, как от удара ножа, и слёзы покатались из её чёрных глаз. Она хотела коснуться лица Яра, но тот грубо отбил её руку, схватил за ворот рубахи и разорвал на груди. Сирин испуганно выгнулась, но он только крепче прижал её к лесной земле.
- Уых!
- Умолкни, гадина! Ще захочу с тобою, то и сдеяю! Азмь наследок навьего рода, кажная капля твоей лживой крови - моя!
Он храбрился, но сам с девушкой ещё не был. Даже в набегах молодняк не подпускали к живой добыче матёрых охотников. Но сейчас Яр хотел, чтобы Сирин заплатила за его унижение. Пусть кричит, пусть вырывается, путь боится его! Тяжело задышав, Яр прижался ртом к её груди, но вместо ужаса, она обняла его и притянула к себе. Он отскочил, как ужаленный.
- Дрянь! Стерва! Блудня! - закричал он, как вдруг что-то поползло по его щеке. Он смахнул с лица и с ужасом уставился на мокрые кончики пальцев.
- Ще же ты со мною деяшь, гадина!
Яр болезненно взвыл и вскочил с земли и кинулся прочь. Сирин сама не знала, почему внутри всё дрожит и сжимается от жаркой истомы. Она так и осталась лежать, пытаясь укрыться обрывками ветхой рубашки.
Яр ненавидел её. Она так любила сына Белой Волчицы, любила каждый частичкой юного сердца, но он отвергал её. Но чтобы он не говорил, чтобы не сделал, Сирин будет любить его и верить в его любовь, пока дышит.