Аннотация: ...Это была простая история, в простых, почти детских картинках. Человек держит за руку человека, и у них есть ребёнок...
Руслан Дружинин.
Половинка.
...Это была простая история, в простых, почти детских картинках. Человек держит за руку человека, и у них есть ребёнок...
И!
Этой ночью Эл взял свои лучшие кристаллы. Расположив копья у юрты, он разжёг костер, и сел возле входа на любимую железную голову. Ночь будет тёплой и светлой - это будет хорошая ночь. На тёмно-малиновом небе рассыпались мириады ярчайших звезд, а над степными травами висели две большие, поспевшие алым луны. Эл поднял голову и на его очелье, стянувшем непослушные, вечно торчащие волосы, звякнули железные клыки. Издали повеяло ветром. Ветер принёс из степей ароматы ночных трав и цветов. Эл вдохнул терпкие запахи и настороженно обвёл взглядом округу. Он старался смотреть в оба глаза, знал, что У осталась беспомощной внутри юрты. Он её защитит: она знает об этом, надеется на него, даже верит. Эл сам однажды обещал ей такое в одну из тех тёплых ночей. Быть может в ту самую ночь, которая стала прологом для этой...
Из-за полога раздался нарастающий, болезненный стон.
- Иииииииииии! - кричала У. Но Эл не дрогнул, он продолжил наблюдать за степной тишиной. Из юрты послышались всхлипы и частые, глубокие вздохи. Ему было нельзя возвращаться, нельзя заходить: она разозлится, ей и так тяжело. К тому же она очень стеснялась...
- Иииииииииииии! - ещё громче вывела У; тут же послышался звон стекла. Что-то там полетело и навеки разбилось. Эл вздохнул, наверное это были его любимые лампы, которые он притащил с Разносвалки. Но они станут только первой платой за то, что он её так обидел, что ей было больно сейчас, что она надрывалась. За ночь, пока у женщины останутся силы, У разобьёт ещё многое из любимых сокровищ. Она занималась этим с первого дня, как Эл привёл её в дом. Жальче всего было старые шушки, но те сами оказались виновны, они начали стрелять в У, как только та показалась. Пришлось выкинуть все, а ведь он их любил - вот что значило связать свою жизнь с Половинкой...
Сам-то Эл был из Цельников, чем конечно гордился. Его отец с матерью прошли путь света до самого кончика: и к первому сходили, и ко второму дошли. А вот У осталась насовсем Половинкой, но стоило ей об этом напомнить, как она прыгала на загривок и начинала кусаться. До крови кусалась и очень больно. А в тот день, когда У поняла что он её не нарочно обидел, так чуть совсем не загрызла.
Новый звук заставил забыть обо всём. В степи что-то щёлкнуло, Эл соскочил с головы, а та загремела, как порожняя бочка. У в юрте рявкнула, вероятно грозясь избавиться от последних сокровищ, но Эл не позволил себе отвлекаться. Нужно было смотреть в оба глаза, ведь скоро заявится шнырь. Они часто приходят к обиженным женщинам, когда настаёт срок для лучика. Но сейчас это был вовсе не шнырь. Над высокими, сочными травами, поднялась стрекоза. Она звонко щёлкала янтарными крыльями, перебирая под тощим брюшком стальными ногами. Крутанувшись на месте, стрекоза немножко посмотрела на Эла и умчалась подальше.
"Туда тебе и дорога, нечего тут выглядывать!", - подумалось Элу, когда он возвращался на место. Он надеялся, что его любимую голову У всё же не тронет, не прикажет убрать. Это была хорошая голова: с неё в траве много видно. И шныря он даже близко к У не подпустит, вот вмажет ему копьем, так тот сразу...
Не додумалось. Шнырь сидел перед ним и лупал большими глазами. Он был выше Эла даже прижав свои задние лапы к земле, а передние были почти как у человека: пятипалые, только длинные и костлявые. Конечно же шнырь заявился к его обиженной женщине, никто ведь не знал, где они, шныри эти, всю жизнь проживают. Но вот лучиков они чуют всегда, являются в срок и пытаются тихо украсть. Простая добыча, ведь Ма отбиться не может: она слабая, шнырю легко до неё докопаться. Если Па с копьём рядом нет, то тогда он наскочит и вырвет лучика из слабой руки. А куда потом шнырь девается: никто знать не может, но говорят, что он лучиков ест, потому что дурак.
Но этому дураку не улыбнётся - Эл был Па, ну, вернее им станет, и у него было копьё! Угрожающе зарычав, Эл сиганул с головы, пытаясь проткнуть шныря с ходу. Тот затрещал почти также как стрекоза, но немного грознее. Он ловко унёс худощавое тело чуть в сторону, уклонился и, посмеивался теперь над незадачливым чевиком. Ну, может и не посмеивался, Элу так показалось: из треска дурачины было и не разобрать ничего. Только ямистая голова ходит на тонкой шее шныря, да розовые глаза лупятся на защитника.
- Иииииииииииииии! - в два раза громче растянула крик У. Шнырь развернул голову к юрте, пытаясь прорваться сбоку, но Эл угрожающе наставил копьё, не дав ему сделать и шага. Вот тогда шнырь оскалился, показал свои дурацкие зубы, но тут же получил точно в глаз. Эл метил в глаз, но конечно же не попал, хотя метил точно. Быстрое существо проскочило к нему за спину и метнулось ко входу в их дом. Правильно Де говорил, что надо всегда возле входа стоять, тогда как бы шнырь не крутился, внутрь он не заберётся. А сейчас Эл должен был бегать за ним, словно сам одурел. Не хотел ведь, совсем не хотел, но придётся стрелять...
Это был последний шанс остановить дурачину, до того как она окажется в юрте. Эл не знал: как там его У, и сможет ли она дать дураку точно в глаз. Скорее всего точно не сможет, не обидься она, так бы врезала по щербатой башке, уж за ней бы не заржавело. Да только шнырь всегда приходит в тот час, когда Ма уже встать не может - на то они и шныри.
Эл затряс древко копья со всей силы. Кристал на конце засверкал синим пламенем и с шипением сорвался с тугих кожаных ремешков. Всего-то секунда, дурачина даже не успел заглянуть за цветной полог юрты - наконечник пробил ему бок и вылетел с другой стороны. Шнырь яростно затрещал. Он наверное разозлился, что в его боку сделали дырку, потому что оттуда что-то вывалилось и потекло. Нет, не кровь: кровь только красная, а это и вовсе дрянь фиолетовая, а значит ничего, залатается. Дурак ухромал обратно в траву, унеся с собой треск и намеренья что-то украсть.
- Не сдохнет, очухается, - уверенно сказал себе Эл. Он не хотел убивать, ведь шнырь был слабак, ничего бы не сделал. Даже Ма, если сильная, отбиться от него легко может. В этом мире были вещи куда пострашнее...
Тем временем У перестала кричать, вместо неё кричал лучик. Громко, протяжно, от чистой души, что явилась под свет алых лун. Эл тоже почувствовал свет в своём сердце, будто бы волна радости давит из живота прямо в грудь и от этого выступают хорошие слёзы. Он понял почему всех маленьких зовут лучиками: они зажигают сердца родителей чистым, хорошим, нужным и важным светом...
У.
...Она всегда злилась, с ней было тяжело, и тогда он часто не понимал, зачем вообще привёл женщину в юрту...
Он всегда вставал раньше неё. Когда лучик ещё не родился, то всегда было так. У спала дольше, нежась на разноцветных лоскутных одеялах. Её каштановые волосы всегда в беспорядке путались и метались по пухлой подушке. Иногда Эл во сне случайно ложился на них, а просыпался уже от грубого тумака. Она всегда злилась, с ней было тяжело и тогда он часто не понимал, зачем вообще привёл женщину в юрту. Па мог бы ему рассказать, если бы не погиб от бродячего Скрипуна. Де мог бы ему рассказать, если бы не умер, потому что был старый. Ма могла бы ему рассказать, зачем нужны У и как их терпеть, но она пропала, когда Эл был ещё совсем маленький. Пришлось разбираться во всём самому, вспоминать.
Сначала он терпел её норов, позволял всё бросать, и бить, и швырять. Быть может у женщин так полагается? Но когда она избавилась от половины того, что нравилось Элу, а другую велела выкинуть, он не стерпел. Он сам её поколотил, не сильно, всего два раза кулаком по спине. До сих пор жалел он об этих ударах! У заплакала по-плохому, ведь при всей своей злобности была слабее него: тоньше, хрупче, изящнее. Такой же как он, но другой. Женщина выскочила из юрты и убежала далеко-далеко. Он бросился вслед, а она дальше бежит и воет всё громче. Убежала в лес, а там много шушек! Они конечно же жахнули, пришлось У падать в кусты и ждать пока Эл всех не выключит. А потом он её на руках обратно в юрту тащил, чертыхался. У целый день с ним не разговаривала, сидела надутой. Он нашёл для неё самые красивые лампочки, что светились и пели, а она их разбила. Эл убежал на много шагов, чуть не утонул, перемазался в чёрной тягучке, достал ей Цветок-Шептун, а когда он вернулся... У откатывала от юрты его любимую голову! Он подскочил, начал браниться, размахивать руками, а У на цветок только смотрит и глаз не отводит. Эл смутился, отдал Шептун и У вдруг прижалась к щеке тёплым ртом, звонко поцеловала. Тогда в груди Эла впервые зажёгся тот нежный свет, что стал только сильнее, когда лучик родился. Этой же ночью Эл понял, что У очень нужная, и интересная, и может хихикать, когда он шепчет ей разные глупости, и обнимать, и любить...
Ещё не открыв своих глаз, Эл улыбнулся, представил, что сейчас повернётся, обнимет её и женщина, быть может, ответит. А может ударит и оттолкнет, отвернётся. Тогда он будет видеть только загорелый холмик плеча, укрытый тёмными волосами и изящную спину. Эл будет водить пальцем по этой спине, следуя по рисункам из многих линий, кругов и точек. Такие оставляют на коже только жители Железной Горы, значит У пришла издалека: и как только она попала на Разносвалку?
Он открыл глаза, порывисто обернулся, чтобы обнять, был готов ко всему: и к ударам, и к ласке. Но рука легла в пустоту, У рядом не оказалось, даже одеяло остыло. Эл подскочил на постели, быстренько огляделся: в юрте не было никого, только то, что было всегда. Треугольный железный стол на трёх ножках, ютился возле дальней стены: на нём Эл любил собирать свои шушки, но теперь У любила на нём готовить, а Эл теперь и не знал, где ему любить собирать. И сейчас там стояли горшки и кастрюльки, прикрытые листьями от насекомых. Из них тянуло запахом корешковой каши и фруктового сока. Можно поесть, но ему не хотелось, он волновался. В другой стороне круглой юрты, было место для множества банок и железок с водой. Некоторые бочки предназначались совсем не для воды, недурацкие железки могли говорить, но У всё равно собирала в них воду. А слишком умные, что пыталось ей возражать, ещё и попинывала. Рядом с банками Эл развесил огромное количество старых зеркал, и это было самое любимое место для У. Она могла долго вертеться, разглядывая себя: то через одно зеркальце, то через другое: то с пером в волосах, то с цветком на груди. А когда он нечаянно обидел её, она подкрадывалась к зеркальным осколкам, чтобы лучше разглядеть свой растущий живот. Гладила этот живот, округляла глаза, подставляла бока каждой стекляшке и нежно нашёптывала.
Возле зеркал было пусто. Эл тут же посмотрел на кроватку, которую сделал для лучика из пустой головы; хоть для чего-то бедняге нашлось место в юрте, хоть так её разрешили оставить, да ещё позволили занести внутрь! Лучика тоже на месте не было, с краёв свисали только разноцветные тряпки пелёнок.
Под потолком крутились прозрачные крылья стрекоз. Они тихо звенели, когда через откинутый полог дышал степной ветер. Эл подскочил на постели, дотянулся до первого же копья и выбежал прочь, наружу. Он окинул глазами зелёное море травы, что стелилась под дыханием ветра, сверкнув бликом солнца, по изумрудным волнам скользил юркий свет. Высокотравье росло по самый пояс, в нём могла спрятаться не только хитрая дурачина, но и низенький чевик. И всё же он видел У: она сидела далеко в стороне. Над зеленью торчали пёрышки в волосах, а по воздуху разносился звон золотистых колец.
"Чего ей опять взбрело в голову?!", - рассердился Эл, широко зашагав к глупой женщине. Не такой глупой как дурачина, но порой не умнее железки. Лучик был на руках своей Ма, он кормился от нежной груди, щурясь под тёпленьким солнцем. У легонько покачивала его, но глаза смотрели в даль, туда, где Эл ничего не увидел. Только степь, ветер и низкие белые облака. Вот если бы она смотрела на запад, то там было на что посмотреть: разноцветный лес сомкнулся стеной в дне пути от их дома, а за ним Разносвалка, где Эл чаще всего встречал других чевиков. Там он встретил и У, но она пришла на Разносвалку впервые. Ей кто-то сделал плохое, она плакала: у неё был синяк на плече, рука сильно болела. Эл привёл к себе в юрту женщину, но она так и не рассказала, как забрела в те края, почему ушла от Железной Горы, и кто её стукнул.
У смотрела на восток, не на запад. Конечно она ничего не могла видеть в той стороне, потому что там всё было так далеко...
- Уже прошло шестое двулуние... - Вдруг подала голос У. Её голос был тонкий и звонкий, как золотые кольца в каштановых волосах. Глаза сейчас: очень грустные и синие-синие, с аленьким ободком вокруг радужки. Женщина заплетала на висках длинные яркие пёрышки: жёлтые, красные и зелёные. Некоторые пёрышки она взяла от железок: прозрачные, и чешуйчатые.
- Нам надо нести лучика к свету - мы его родили, вот нам его и нести, - резко поднялась У. Развернувшись, она зашагала обратно к их юрте. Лучик на руках гнусаво заплакал; шаг женщины был мельче, покачестей, Эл легко её обогнал, и пошёл спиной впереди.
- Он маленький, может ему ещё подрасти?
- Сколько? - остановилась вдруг У, от чего кольца у неё волосах зазвенели. Он пожал плечами, не зная, что ей ответить. Сколько он сам рос? Когда его отнесли? Он забыл, и вспомнить было так сложно. Сколько растут лучики? Шесть двулуний прошло, а он всё ещё маленький. Мяша, вон, за три двулуния уже бегает, хвостом мягким вертит, под ногами путаться начинает. А лучик всё маленький, может он плохо ест?
- Давай ещё подождём шесть двулуний? В цельнолуние он точно вырастет, может даже больше меня!
- Вечно вы, Цельники, всё по целому меряйте! Нельзя ему без света жить, без света не выживешь! Каждая шушка в тебя стрелять начинает, каждый Скрипун охотится за тобой, стальные осы изжалят: потому лучикам имён не дают, пока не отнесут прямо к свету! И к первому надо сносить, и ко второму, наверное, тоже...
Тут она замолчала, грустно посмотрев на сынишку. Он примолк, закрыл голубые глаза и сопел в обе дырки.
- Я имя ему хочу дать, - шёпотом продолжила У. - Для него должно быть красивое слово. А имён давать нельзя, понимаешь? Они часто гибнут, я это помню. Как только лучики только рождаются, их шнырь хочет украсть. Как подрастают, так железки начинают охотятся. Маленькие гибнут, Эл, а я не хочу, чтобы наш лучик погиб...
- И я не хочу! - торопливо добавил мужчина, на секунду задумался, понял, что и правда не хочет. - В степях мы в безопасности: железок тут нет. Но раз его надо к свету снести, то мы отнесём! Сейчас можем к первой Буре пошлёпать, а через шесть двулуний, когда лучик вырастет выше меня, пошлёпаем ко второй...
- Нет уж, не будет он Половинкой! Сразу ко всем отнесем, как хорошие делают. А ты, Эл, по-плохому предлагаешь мне сделать! Знаешь, как Половинке тяжко живётся? - с обидой в голосе сказала У. - Идёшь ты по лесу или по жалище, половина шушек по тебе не стреляет, а половина убить тебя хочет. Цельникам хорошо, с Цельником каждый прут в лесу разговаривает, вон сколько шушек насобирал, пока я не выбросила! Ни одной злой железки рядышком не оставила, чтобы они не вредили!
Последние слова У сказала почти в полный голос. Маленький на её руках вздрогнул и плаксиво поджал кулачки, но она прижалась губами к его круглому лобику, и опять успокоила. Глядя на них, Эл вспомнил новое чувство: тревогу, но не за себя, а за близких. Для того, кто прожил много лун в одиночестве, такое было вспомнить непросто.
- Это опасно: Бури стоят далеко, я дороги не помню. Нужно будет долго идти по местам, где я никогда раньше не был...
- Зато я помню, моя Ма мне рассказывала! - уверенно ответила женщина. - Каждый к Бурям сходил, когда у него лучик рождался. А те, кто не пошёл, всех маленьких потеряли...
Сказав это, У прошла мимо, вернулась, пнула его под коленку, вновь отошла, и скрылась за пологом юрты. Эл ещё немного постоял на копье, поджимая подбитую ногу: вот беда, он не мог вспомнить, что рассказывал Де о пути света, а ведь Де говорил. И как к первой Буре дойти, и как ко второй, и что делать, когда видишь свет... Каждый мужчина должен был знать о таком! Элу тоже рассказывали, наставляли, но он всё позабыл. Правильно У по-плохому сердилась, он многое забывал из того, что было важно. Они все забывали...
Как собраться в дорогу? Эл это помнил, потому что часто ходил на Разносвалку. Даже когда У появилась, всё равно бегал туда, перебирать интересности. Многие железки пытались с ним заговорить, доказывая, что они не дураки. Только дураки говорить не умеют и дурацкого в мире полно! Если подумать, то все деревья дурацкие, и мяша дурак, и шнырь, и подлова. Они все говорить не умели, а вот железки могли. Они просили Эла соединить их, прикрутить одну на другую, настроить, подладить. Он любил это делать, железки сами подсказывали куда что вставлять. Не торопливо, электронными голосами указывали, как подсучить батарею или засадить кумулятор. Он слушал их, улыбался, собирал: часто даже не зная, что сам собирает. Иногда у него получалось, иногда всё взрывалось. Один раз жахнуло так, что он целый день провалялся под деревом. Но Эл любил натыкаться на нужное методом проб и ошибок.
Как собраться в дорогу? Эл снова вспомнил, что должен помнить об этом. Часто, даже самые важные вещи забывались так быстро! Например однажды, он забыл принести У свежие фрукты из леса. Она любила готовить из их терпкой мякоти соки. Мясо не любила готовить, от него пахли руки, к нему было мерзко для неё прикасаться. А он любил мясо больше, чем плоды с корешками. Ведь те были кислые, но У смеялась, запихивала ему фрукты в рот, и страшно сердилась, если он не съедал всё с красивых тарелок. Она велела ему искать только красивое, сразу хватала такие мелочи из мешка, когда он приходил с Разносвалки, а потом просила приносить ещё больше красивого. В юрте стало мало железок, но было уж очень много красивого и абсолютно дурацкого. Даже чёрной тягучкой не пахло, голые ноги теперь не кололись о гайки...
Как собраться в дорогу? Эл опять подумал об этом, когда вспомнил, что должен думать только об этом. Он аккуратно сложил в меховую сумку кристаллы и выбрал самое крепкое древко. Оно было не простой палкой, а светлой железной трубой.
"Фильтры не установлены, пожалуйста осторожнее", - выдала палка когда её хорошенько встряхнули. Эл улыбнулся: и палке, и юрте, и светлому дню, и замахнувшейся на него У.
- Ой! Ой-ой-ой! - закричал Эл, когда женщина начала тянуть его за ухо. Она старалась вырвать древко из рук.
- Ни одной паршивой железки с нами в дороге не будет! Они все опасные, их нельзя трогать!
"Пожалуйста, осторожнее, фильтры не установлены", - сказала трубка, пока У попыталась разжать ему пальцы. Но Эл не отдал. Он прижал к себе драгоценность, вывернулся, получил звонкий шлепок по спине.
- Не дам! Моё! - рявкнул Эл, решив показать, кто в юрте главный. У прищурилась, тяжело зафыркала, спыхивая упавшую на лицо прядку волос, но похоже сдалась, ничего не сказала. Она уже была готова идти. С её плеч крест на крест свисали перемётные сумки, сшитые из множества лоскутов. А за спиной, в удобном меховом коконе, лежал лучик. Он не спал и звонко смеялся, пока Ма пыталась отобрать палку у Па. Похоже ему нравилось на спине, он чувствовал себя хорошо. У обернулась и ловко перекинула кокон к себе на грудь. Она обняла лучика, весело прободалась с ним носом и забыла о злости. Эл уже выскочил за порог, по привычке повертев головой в разные стороны. Опасности не было, можно отправляться в дорогу. В степях почти не встречалось опасностей и вообще никого не встречалось. Людей всех мастей можно два раза по пальцам пересчитать. Эл мало кого встречал, даже не Разносвалке. В степных травах скрывались только мелкие железяки и дурачины. Лишь он, наверное, в степях жил. Всё вкусное ведь в лесу растёт, а тут только корни...
- Ну что, идём? - бодро обернулся он к У. Но женщина замерла на пороге. Она со слезинками на глазах осматривала их общий дом: цветные стёклышки, подушки, банки, даже люльку из притихшей навсегда головы. Так и стояла, оглядываясь по сторонам, ведь каждая вещь принесённая за последние пятнадцать двулуний, была обтрогана ей. Ей было жаль покидать свою юрту - это был дом.
- Идём? - неуверенно повторил Эл, переминаясь на месте.
- Идём, - кивнула она наконец и вышла наружу. Пошла быстро, не оборачиваясь, прижимая лучика к своей груди. Эл потрусил лёгким бегом, придерживая на боку сумку с кристаллами. Если их сильно трясти, они могут и стрельнуть, а получить наконечником в бок не хотелось. Так и вспомнился досадливо трещащий шнырь с дыркой в изгибистом теле.
- А тебе рядом с нами не страшно? - вдруг спросила У не оборачиваясь. Она глядела только перед собой, меряя шагами ароматные травы.
- Чего мне бояться?! Я сильный: меня никто не обидит! - не понял Эл. На всякий случай мужчина показал У копье. Вдруг она подумала, что он его дома оставил, или не взял, потому что она стала сердиться. Но У даже не посмотрела на сверкающий синим кристалл. Глядя в степную даль, женщина тихо сказала:
- Тебе не страшно с нами идти? Ты - Цельник, тебя никто не обидит. А я - Половинка, лучик и вовсе ещё Никакой, - У прикусила губу, словно опасаясь сказать ему дальше, но всё же сказала:
- Нас будут убивать, Эл. Если ты будешь рядом, то и тебе по-плохому достанется...
Он задумался. Что на это ответить? А что говорят в таких случаях? Он не мог вспомнить, или не знал никогда. Потому Эл сказал так, как он думает, как чувствует, глядя на У с лучиком в коконе.
- Если вас будут убивать - я не побегу!
Взи.
...Он пыхтел, находя в себе знания, а она затаённо смотрела, ожидая уверенных слов...
Много-много времени они шли по степи. И слева степь, и справа степь, и впереди степь. Раньше позади была юрта, но теперь позади была тоже степь. Эл и У только знали, что надо идти на восток: туда, где поднимается солнце. Если с утра, когда ты проснулся, ты пойдешь на восток, то без сомнения выйдешь к двум Бурям. Это он помнил... Нет, Эл вспомнил это! Как приятно всё-таки вспоминать, что тебе говорили! Особенно если оно очень важное, если воспоминание стоит того, чтобы его вспоминали! Тогда кажется, что внутри очень щёкотно: ты понял, ты вспомнил, ты стал умнее! И теперь твёрдо знаешь, что тебе нужно делать: а нужно идти на восток, туда, где поднимается солнце...
- Весело тебе? - с досадой буркнула У, глядя на глупости в лице Эла. Он сам себе улыбался, наслаждаясь воспоминаниями, а вот Половинке было совсем не до смеха. - Лучше бы смотрел по сторонам, разве не видишь где мы идём?
И правда, за памятью Эл совсем потерялся. А они уже шли между белых камней: булыжники возвышались над изумрудной травой, словно половинки расколотых шариков. Их было много и все лежали вразнобой друг от друга. Вот один булыжник лежит, а в десятке шагов уже другой возвышается. Самый маленький: до колен, а вот самый большой: выше головы, рукой не достать до горячей макушки. То, что макушка у камня горячая, сомневаться не стоило. На каждом из камушков шевелился золотистый ковёр из стрекоз. Железки двигали прозрачными крыльями, собирая энергию солнца. Крылья немного светились, и от этого каждый камень пылал янтарным огнём. Это было красиво, а У любила красивое.
- Поймай мне одну, я хочу посмотреть! - начала просить женщина.
- Чего-чего? Зачем-зачем? - Эл нарочно повторил по два слова, чтобы придать важности недовольству. Ему не хотелось ловить стрекоз - это было трудное дело, а посмотреть: так это ведь просто так! Есть дела поважнее, лучик должен Цельником стать, а У вредничать начинает...
- Поймай, тебе говорят! - сверкнула женщина ободком синих глаз, даже губы поджала. - Без стрекозы не пойду, хочу посмотреть!
Эл вздохнул, пригибаясь к траве, он полез до камней. С первым камнем ничего не получилось: ещё за пять шагов стрекозы почуяли чевика и взмыли вверх. Рой застрекотал, защёлкал железными лапками и умчался подальше. Эл тоскливо обернулся, но У не собиралась от него отступаться. Сложив руки, она ждала возвращенья мужчины с добычей.
С другим камнем он поступил чуть умнее. Если красться медленно и замирать, когда рой дёргает крыльями, то можно подкрасться поближе, почти на два шага. Но железки всё равно улетали, не позволяя схватить себя за крыло. С пятью камнями случилось вот так, пока Эл наконец не догадался ударить копьем. Когда он подкрадывался на два шага, то выбрасывал древко вперёд, прижимая стрекозу прямо к камню. Все улетали, а эта никак не могла.
- Вот! - улыбаясь от довольства собой, протянул мужчина крылатую железяку для У. Стрекоза трепыхалась и щёлкала, пытаясь вырваться из руки чевика. Но У даже не подумала к ней прикоснуться.
- Показывай мне, показывай сам! Я смотреть хочу, а не трогать!
Опять за своё, не любила она железяки, хоть тресни! Вздохнув, Эл стал прижимать стрекозу к шелковистой траве.
- ВЫ МЕШАЕТЕ ИССЛЕДОВАТЬ, НЕ ПРЕПЯТСТВУЙТЕ! ВЫ МЕШАЕТЕ ИССЛЕДОВАТЬ, НЕ ПРЕПЯТСТВУЙТЕ! - защёлкала железяка. Она была умной и целой, жаль, что придётся показывать из неё. Найдя в траве камень, который хорошо ложился в ладонь, Эл с размаху ударил её между крыльев.
- МЕХАНИЗМ СЦЕПЛЕНИЯ ЛОПОСТЕЙ ПОВРЕЖДЁН! - щёлкнул внутри стрекозы исковерканный голос. Ещё удар, и из фасеточных глаз посыпались искры, но вместе с этим появилась картинка: небольшой экран возник прямо в воздухе. У присела поближе, внимательно глядя на изображение перед собой. Она видела какие-то подземелья, бледных существ, что тянулись длинными пальцами прямо к отснявшей их стрекозе. Эл ещё разок бахнул камнем, картинка тут же сменилась. Экран летел где-то высоко над землёй, открывая пространства заваленные прогоревшим железом. Огромные поля из железа, огромные машины из железа, огромные люди из железа - всё мёртвое, всё перекошенное, всё заросшее травами. У стало страшно. Она всхлипнула и отвернулась.
Эл с досадой посмотрел на неё, а картинка погасла. Стрекоза больше не шевелилась и ничего не показывала.
- Ну что, насмотрелась? Хватит, или еще одну будем ловить?
- Ещё одну лови! На этой нету того, чего я хотела!
- А что ты хотела через неё посмотреть?
- Бурю хочу увидеть! На месте стоит, или нет. Хорошо мы идём, или зря шлёпаем, бестолково? Может её уже нет и лучик останется Никаким...
- Вот ты глупая! - вскочил Эл, рассердившись на женщину. Он пыхтел, находя в себе знания, а она затаённо смотрела, ожидая уверенных слов. У сейчас они нужны были больше, чем для него самого. Но ведь Эл и правда не знал, есть ещё на востоке те самые Бури, или может ушли? Надо было спросить, перед тем как отправиться. Немного подождать, сходить на Разносвалку, там ещё подождать, пока на Разносвалку придёт другой чевик. Поговорить с ним, узнать: стоят ли Бури на месте, ходят ли к нем ещё с лучиками? А если тот чевик не знает, то ещё подождать, пока придёт тот, кто знает. Так сидеть на Разносвалке и ждать, может одну луну, может две, может пока лучик сам не вырастет больше Эла! Но идти твёрдо зная, а они пошли ничего не узнав. И не боялся он этой дороги: Эл просто не знал теперь, как ему успокаивать У...
Зло швырнув камень подальше, он развернулся, зашагал в сторону нового шелестящего купола. Достанет ей еще одну стрекозу! Они крепко вдарят железке и У увидит что Бури на месте! Какая-то из стрекоз должна была видеть, она подсмотрела, пролетала над ними, может даже сидела у Бурь на плече!
Но видимо он был слишком зол, видимо недостаточно тихо подкрадывался. Стрекозы зазвенели янтарным дождём, оставив его без добычи. Эл начал злиться, начал грозиться копьём им вдогонку, но вдруг, прямо за камнем, он приметил красноватые отблески. Свет падал на кристаллы необычного, алого цвета. Проходя через кристаллы, лучи солнца отражались волшебными бликами на боке белого камня.
Эл осторожно приблизился, выставив копьё впереди. Он увидел большую кучу травы, росшую вокруг высоких кристаллов. Стекляшки торчали одна за другой коротким рядом в семь штук. Это были замечательные стекляшки! Если синий кристалл привязать и немного встряхнуть, то он полетит словно пуля, воткнется в мягкую дурачину - вот и ужин готов! Но если взять красный кристалл, то тот не только летит, но и взрывается! Редкая вещь: Эл не мог пройти мимо!
Доставая железную пилку из сумки, он подкрался к травяной куче. Подпиливать надо всегда осторожней, сердечник где-то там, в глубине, но он очень крепкий. А кристаллы: лишь только отростки - они тоньше, отломить их легко.
Но только Эл взялся подпиливать, как его начала кричать У:
- Эл! Эл! Эл! Эл! Эл! Эл! - она повторяла, раз за разом добавляя громкости голосу. Ей было не видно из-за камня мужчину, она не видела, как он подпиливает основанье кристалла. Прикусив от старания губы, Эл не отзывался. Пот тёк с лица, в голове плыли мысли: он представлял, как выйдет с копьем, на котором будет наконечник уже алого цвета. Вот У обомлеет! Синее она конечно тоже любила, но красное лучше, чем синее: оно зрелое, редкое и похоже на высокие луны. До луны не дотянешься, а кристаллы - пожалуйста!
- Эл! Эл! Эл! Эл! Эл! Эл! Эл!
Чего она орёт, глупая женщина?! Ей надо ведь только чуточку подождать! Вот сейчас он первый подпилит, привяжет его ремешками, и...
Вдруг куча дрогнула, копье с неё покатилось на землю.
- Пожалуйста, осторожнее! - загнусавил растерянный голос. Тут же из ожившей травы послышался низкий гул. Заросли рвались, лопались, словно перепревшая кожа. Пахнуло землёй, из нутра посыпались черви. Вытаращив глаза, Эл схватил копье и быстро зашагал прочь от камня. Он шёл не оборачиваясь, мелко перебирая ногами и не в коем случае не глядя на кучу!
- Эл, чего ты там делал?! Эл, зачем ты ушел?! Эл, никогда от меня больше не уходи! Эл, тебя не было долго! Эл, где стрекоза? Эл, ты зачем схватил меня за руку? Эл, куда ты так сильно спешишь? Почему мы так быстро идём? Эл! Эл!!! Эл!!!
Волоча за локоть глупую женщину, мужчина ошалело глядел только перед собой. То, что спало в траве их не видело, оно снова уснёт, не заметит!
- Взииииииииии!!! - как болтом по железу резануло позади удалявшихся спин.
- Бежим!!! - рявкнул Эл.
Женщина вскрикнула, обернулась, посмотрела, как за камнем поднимается червивая глыба, и вскрикнула снова. Они побежали, но недостаточно быстро. Эл знал, что так им не убежать. Отец бегал быстрее, он даже не смог оторваться!
- Вззииииииииии! - пронзил слух новый скрип. Гора бросилось за ними в погоню.
- Прячься за камень! - на ходу толкнул Эл свою женщину в сторону. Испуганно всхлипнув, та шарахнулась за крупный валун. Эл развернулся, расставил ноги пошире, выставил копье на врага. Он не боялся, его сердце просто перестало биться от страха...
Прямо за ними, рассыпая с костлявого тела остатки земли, бежала самая страшная железка из всех. Скрипун был похож на четырёхногую дурачину: с когтистыми лапами и багровыми фарами вместо глаз. Вдоль хребта у него росли шипы из кристаллов. Под крепкими рёбрами пульсировало алое сердце. Загребая конечностями, Скрипун мчался прямо на Эла. На его спине что-то лязгнуло, поднялось. Стволы шушки щёлкнули, но оказались забиты землёй, их просто разорвало от первого выстрела. От вспышки Скрипун пошатнулся, но лишь на секунду замедлился - страшнее и вреднее железки на свете просто не существовало. Стоило сделать что-то не так, как она тут же бежит за тобой, пока не догонит. А Эл хотел отпилить кусок от неё...
Скрипун налетел вихрем на Эла, обдав его ошмётками червивой грязи. Из глубины костлявого тела вырвался жуткий рык. Глаза-фары уставились на свою жертву, за мгновение сменив цвет с красного, на мертвенно белый.
- ИДЕНТИФИКАЦИЯ! - громыхнул жуткий, нечеловеческий голос. Эл покрылся холодными каплями пота. Он Цельник - и это последнее, что его защищало. Копье выставленное перед собой, было скорее жестом отчаянья, нежели надёжным оружием. Нужно не двигаться и стоять смирно, никаких резких движений! Эл вспомнил, и знание обожгло ледяным холодом. Он ведь раньше помнил об этом, пока не забыл! Он вспомнил, что не нужно бежать, надо стоять и не двигаться...
- ИДЕНТИФИКАЦИЯ! - лязгнул Скрипун, задвигав железными челюстями. Треугольные зубы сверкали, они не ржавели от старости. Такие зубы нельзя было сломать или выбить, они сами могли кого хочешь порвать на куски. За зубами виднелось множество трубок. Жерла начинали дымиться, держа человека на опасном прицеле. Так погиб Па, от него почти ничего не осталось...
- ИДЕНТИФИКАЦИЯ! - в третий раз прогудела машина, обводя чевика белым свечением фар. Миг и лампы в них приняли зелёный оттенок. Вся поза железки расслабилась, в голове что-то с вращением щёлкнуло, зубастая пасть сомкнула клыки.
- АТЛАНТ. ЦЕЛЕЙ НЕ ОБНАРУЖЕНО, - равнодушно заключила железка, опускаясь на все четыре длинные лапы. Она абсолютно потеряла интерес к Элу, тот вновь смог ощутить своё сердце. Оно колотилось, как жук пойманный в банку. Но тут из-за камня охнул вздох, еле слышный, Эл спутал его с тихим ветром. Но Скрипун насторожился, оттенок круглых фар стал малиновым. Железка развернулась на костлявых ногах, дикой кошкой припустив прямо к камню. Не было ни дыханья подумать - Эл действовал, позабыв о собственном страхе! Он направил копьё в Скрипуна, затряс древко и выстрелил. Синий наконечник с шипением залетел под коленку задней железной ноги, заставив охотника отчаянно зарычать. Ему не было больно: Эл был уверен, что не было, но Скрипун разъярился. За полвздоха охотник развернулся на месте: глаза светились смертельным оттенком, обе фары смотрели на Эла. Теперь тот был больше не в безопасности. Железка попыталась ринуться на него, однако задняя нога всё же вышла из строя. Она не позволила охотнику напасть на беззащитного чевика сразу. Чтобы перестроиться, потребовался ещё один вздох. На трёх ногах Скрипун захромал к своей жертве. Оставалось совсем не много, не достаточно, чтобы привязать новый кристалл на копьё. Эл отбросил трубу, не слушая её вежливых жалоб, схватил кристалл в голую руку и начал трясти наконечник прямо в ладони, хотя знал, что скорее всего останется без нескольких пальцев. Ему было страшно: и за себя, и за У, и за лучика. Кристалл зашипел, стало так больно, что в голове не представить, но он всё же выстрелил. Эл завыл и упал на колено, пережимая обожжённую кисть. Такой выстрел не мог быть точным, он летел не с твёрдой палки, а с мягкой руки. Эл думал, что не попадёт, что кристалл летит слишком косо, и... И всё же попал. Наконечник влетел прямо в голову Скрипуна, заставив того пошатнуться. Стекляшка разбилась на тысячи мелких осколков, высадив левую фару. Скрипун замотал головой, его развернуло совсем в другую сторону. Нельзя было медлить, Эл схватил говорливую палку, побежал прямо к камню, но... У там не было. Она была за другим.
- Эл! Эл! Эл! Бежим скорее отсюда! Скорее-скорее-скорее бежим!
Чевик бросился к своей женщине, прижимая обожжённую руку к груди. На ней не хватало безымянного пальца: тот грубо срезало и прижгло наконечником. Они отбежали уже далеко, когда Эл позволил себе обернуться. Скрипун не гнался за ними, он ловил летающих рядом стрекоз...
Подпрыгивая на месте и размахивая передними лапами, убийца охотился за трещащими рядом железками. Одна из них слишком долго задержалась на месте, пялясь на охотника выпуклыми глазами. Скрипун схватил стрекозу и тут же разорвал её надвое. Перебирая ловкими лапками под животом, он вынимал детали из чёрной тягучки, ремонтируя повреждённую ногу.
- Бежим-бежим-бежим! - затараторила У, лучик в коконе на спине Ма громко плакал. Эл не стал возражать. Они помчались прочь от охотника, что было сил и дыхания...
Тэ...
...Она назвала своё имя, ничего больше, и этого было достаточно...
Ориентир виднелся издали. Большущая железка на гусеницах вцепилась в железку на двух ногах. Обе были мертвы, так и застыли не выявив победителя в драке. Клешни и буры приземистой железяки разметали фигуру на тысячи мелких кусков, но стальной великан успел проломить башню машины. Тканк навеки остался стоять возле Венка - так их звали все, кто проходил мимо Битвы. Не важно, кто был здесь героем, а кто проигравшим, место схватки стало ещё одной свалкой под набирающим силу дождём...
- Раз, два, три... - тихо шептала У, пересчитывая пальцы на руке Эла. Но как только она доходила до безымянного, непременно начинала плакать. Она плакала, когда они искали место для отдыха, она плакала, когда Эл проверял огромную железную голову, высматривая в ней опасности. Она плакала, пока привязывала целебные листья к обожжённой руке. А теперь она плакала, пересчитывая пальцы.
- Раз, два, три... Пять... Раз, два, три... Пять... Нету четвёртого, моего самого любимого нету!
- Да вот будет тебе! - отдернул Эл руку, поморщившись от резкой боли. Не любила она его пальцы настолько, чтобы о каждом потерянном плакать! Сама придумала, да может и не потерял он его навсегда, может вырастет у него ещё палец. Подлове, вон, выдерни лапку, так через одну луну новая вырастет! Вот и у него вырастет, может быть...
- По-плохому ты сделал! - всхлипнула У, шлёпнув ладошкой по его голове. - Ты зачем за тот камень полез? Зачем Скрипуна разбудил?
- Я полно таких железяк видел! Они лежат, не шевелятся: у кого ноги скрючились, у кого башка отвалилась! Почти у всех внутри кристаллы синего цвета. Синего, понимаешь?! Очень мало красных кристаллов, мало тех, что взрываются! Такое не бросишь, мимо запросто не пройдёшь!
Он осторожно приподнял целебный листочек. Ладонь почернела, стрельба из руки дорого обошлась.
- Не ковыряй! - рявкнула У. От этого лучик в коконе гнусаво заплакал. Женщина быстро передёрнула лямку, положив маленького возле груди. Сосок Ма исчез у него между губок и сын замолчал. Эл начал сердиться: он ведь спас её с лучиком, отвёл от них Скрипуна, победил в этой схватке! А она? Где благодарность?! По-хорошему надо было ему "спасибо" сказать, или хотя бы гладить по голове, а глупая женщина только кричала!
- Если бы ты лучика держала тогда по-хорошему, Скрипун бы вас не заметил!
У подняла на него испуганный взгляд, её глаза неожиданно заметались. Она побледнела, словно женщину уличили в чём-то ужасном.
- Я держала...
- Плохо держала!
- Нет, хорошо! Только он посинел...
Эл замер на полуслове. Ему ещё никогда не доводилось видеть лучиков синими.
- Он плакать хотел, - продолжила У. - Громко-громко заплакать. Мы ведь слышали, как та железка с тобой разговаривает. Я ему шептала, что всё хорошо, в лобик его целовала, а он всё равно плакать хотел!
У крепче прижала к себе беспомощного человека. Он был у них один, запасного лучика не было!
- Я ему ладошкой зажала рот и не дала громко кричать. Держала его, держала, а потом вижу - наш лучик синеет! Ручками не шевелит и голова опускается! Я его так хорошо держала, что ему стало плохо! Испугалась, ладонь убрала: он вздохнул, раздышался, вот Скрипун нас тогда и услышал...
Эл не знал, что ответить. Иногда воспоминания приходили к нему вовремя и поворачивали разговор в нужное русло. Но чаще, он оставался с проблемами наедине. Вот и сейчас Эл не знал, что ответить заплаканной женщине.
- Ты не делай так больше. Я вот не могу дышать если нос мне зажмут, вот и лучик не может. Он маленький, пусть кричит если хочет... Я - Цельник, со всеми железками справлюсь! Скрипун механический, ему не нужно дышать, он этого не понимает...
Эл замер, заметив на лице У удивление. Она поражённо смотрела на него, услышав новое слово. Длинное, сложное, но очень знакомое.
- Механический, механиииззммм, механика! - просмаковал на губах Эл, улыбаясь. Надо же! Он ни с того, ни с сего что-то вспомнил! И ведь старался вспомнить другое, как успокаивать женщин, а вспомнил вот это! Твёрдо знал, что слово обозначает: теперь любую железку, он будет звать механизмом. Какое длинное, прекрасное слово, как река шестерёнок, которая течёт через голову, занимая точными мыслями!
- Шестерёнка! - выпалил Эл. Ещё одно слово! Чем больше он думал о механизмах, тем больше удавалось припомнить. Эллипс, рычаг, спираль, сохраненье энергии! Воспоминания - очень нужные, очень важные, драгоценные воспоминания понеслись у него в голове! Они заняли воображение Эла, но... Тут же оборвались. Мысли вспугнул громкий стук. Железную голову кто-то побеспокоил. Металлическая стенка прогнулась от удара снаружи и отошла с громким "бах!". Эл вскочил, хватаясь за обеспокоенное копьё.
- Эл! Эл! Эл! - трясла У за штанину. - Там кто-то ходит! К нам в рот кто-то смотрит!
Он молча кивнул, подкрадываясь к косому выходу из головы. Эл выглянул через рот, разглядывая в ливне того, кто к ним приходил. Под ложечкой сосала холодная мысль, что это Скрипун, что он починился, выследил их и уже не упустит. Между крупных деталей не было никого. Ржавые механические руки и механические ноги были безмеханически разбросаны в разные стороны. Механизм огромной ступни наполовину утонул в немеханической грязи. Механическая шестерёнка, размером с юрту Эла, лежала у куска механического пальца с проводами механчес... Нет, пожалуй слово "механизм" надо бы говорить чуть поменьше, а не всегда, когда хочется. На улице громоздился бардак, залитый ливнем. И в этом бардаке Элу предстояло найти нарушителя их уединения. Это точно был не Скрипун, он уже бы напал; Скрипуны терпением не отличались. А если этот кто-то, сам их боялся, так надо сходить к нему, да напугать хорошенько! Пусть шлёпает отсюда подобру по-здорову, а то им самим сейчас страшно!
- Тут жди, а я осмотрюсь! - обернулся он к У. Женщина в этот раз не стала вредничать, послушалась его с полуслова, а может ей было страшно выходить из головы? Элу тоже страшно, но хотелось выглядеть смелым и не дрожать если кто-то ещё рядом бахнет. Он вынырнул из сухого под дождь, зашлёпал по жидкой грязи. Вода была тёплая, но противная, потому что лезла везде. Как хорошо им могло быть сейчас в юрте! В такую погоду У разводила огонь и они садилась поближе, накрываясь лоскутным одеялом. Говорили долго, о разном. Иногда говорили, но чаще молчали. Порой У выводила голосом песни, не размыкая крепко сложенных губ. Эл дышал ароматом её мягких волос, обнимая за горячие плечи, слушал, как по наруже льёт дождь. А сейчас лило прямо на Эла, все небеса хотели выжать на него свою влагу. Он бегал под ней, заглядывая под каждый железный лист и корягу. На свалке было пусто, но когда Эл возвращался, то увидел в стороне шевеление.
Фигура пряталась под рукой механизма: лохматая женщина в ободранной одежде из перьев. Она давно увидела Эла из тени, но вела себя тихо, чтобы он не заметил. Должно быть женщина хотела укрыться от дождя в голове, но место уже было занято. Незнакомка была не одна, у неё на руках лежал лучик, укутанный в тряпки. Женщина грела его, прижимая к себе и с опаской смотрела на Эла. Она боялась, ведь он был с копьем, был сильнее и тоже ей совсем незнакомым.
- Ты кто? - спросил Эл. Женщина засуетилась неловко скрываясь в тени.
- Эй, не прячься, я всё равно тебя вижу! Как тебя называют? Ты откуда идёшь? Это лучик у тебя на руках? - но женщина продолжала молчать и вжиматься, совершенно не желая с ним разговаривать. - Где ваш Па? Он ушёл посмотреть кто шумит? Он тоже на этой свалке?
Тишина.
"Ещё одна глупая женщина! Они что, все такие глупые, не могут понять по-простому? Я уже так устал, что говорю по-простому, без лишних слов. Умные слова мне нужны самому, для умных мыслей, а женщины даже простых не понимают! Я ведь прямо спросил, чего она молчит, как глупая дурачина?!"
- Я не уйду! А ну говори слово, которым тебя называть! Меня Элом зовут и я тебе просто о том говорю, потому отвечай тоже просто!
Он ударил концом копья по раскисшей земле.
- Пожалуйста, осторожнее, фильтры не установлены! - мягко напомнила железяка. А вот женщина ничего не сказала. Она всё молчала, затаившись в тени, наверное думала, что Эл сам уйдет, ведь она совсем с ним не разговаривает. Но Эл стоял под дождем, подбоченившись: никуда он не пойдет, пока она не ответит!
- Тэ... - вдруг раздался голос из темноты. Она назвала своё имя, ничего больше, и этого было достаточно.
- В нашей голове много места, давай к нам? - предложил Эл. - Мы костёр разведём, у огня будет лучше, чем сейчас под водой.
Она отмолчалась. Махнув рукой, он отправился обратно к У. Та ждала его, навострив уши. Стоило появиться внутри головы, как она налетела кусаться.
- А ну рассказывай, чего ты так долго?! Почему ходил и кричал под дождём, чего я разобрать не смогла?!
Он посадил женщину обратно на место, подумал, что надо бы развести костёр, как обещал. А то придёт Тэ, а у них огня нет, не по-хорошему будет. Морщась от боли в руке, Эл начал сдирать оплётку с толстого провода. Он рассказывал У всё, что знает. Пока речь шла о механизмах на свалке и о том, что новые слова надо говорить только к месту, У слушала молча. Но как только речь зашла о незнакомке, женщина насторожилась.
- Эта Тэ, она красивая?
Эл подумал, вспомнил: чёрные волосы, промокшие перья, настороженное лицо.
- Она с лучиком.
- Я тебя не об этом спросила! - быстро рявкнула У. И чего так сердиться? Ведь ещё недавно лечила его, плакала над каждым пальчиком, а теперь была злее железной осы!
- Ну... Она не такая, как ты, - задумался Эл.
- А много ты женщин видел? - спросила готовая ужалить оса. Посмотрев на неё, он начал загибать целые пальцы:
- Ма, У... Ииии...
- Кто такая И?! - подпрыгнула У.
- И - это просто "и", это я так считаю!
- Дальше считай!
А он стоял и глупо смотрел на неё и нечего было больше считать. Вернее, он мог назвать Тэ, но что-то внутри ума наконец подсказало, что лучше не надо.
- Понятно, - шепнула У. Она взяла Эла за руку, посадила его рядом с собой возле огня. Женщина больше ничего не сказала, только хмурилась, не выпуская руки. Другой ладошкой было больно даже чесаться. У стала вдруг тихой, смотрела на него настороженно. Тэ к ним не пришла и Элу показалось, что так хорошо, что так будет лучше. У была странной, не такой как всегда. Она отпустила руку, только когда пришла пора кушать. Все фрукты и корешки, У пекла на тонкой проволоке и отдавала ему, себе почти ничего не оставляла. А когда он спохватился, то начала отказываться. Сама делила еду на кусочки, подкладывала в улыбавшийся рот мужчины. Эл зажмурился от удовольствия, словно мяша на солнышке, за весь вечер он не получил ни тумака, ни укуса. Они легли спать и Эл моментально уснул. Но только он разоспался, как почувствовал - на него надавили. У обхватила мужчину руками с ногами, а лучик лежал между ними. Они никогда так не спали: женщина даже шевельнуться теперь не давала.
- Отодвинься.
- Нет. Не отдам.
- Куда "не отдам"? Маленького задавишь!
- Люби.
- Прямо сейчас?
- Да.
- ...
- !
- Я устал.
- Я тебя накормила, значит люби!
Эл задёргался, выплелся из-под рук, пытаясь устроиться поудобнее. Но У опять вцепилась в него, как подлова вцепляется в жертву. Эл весь болел, было холодно, он устал, он хотел спать, он пальца лишился, он лучше поспит...
- Люби! - приказала У, настойчиво тыкая кулаком.
- Я спать хочу, отцепись, глупая женщина!
- А, теперь-то конечно! Теперь то у тебя много всяких, нашёл себе новых на свалке!
Эл замер: чего она городила?! Почему женщины ведут себя странно? Как можно его, такого честного, со всех сторон замечательного, обижать?
У продолжала настойчиво требовать:
- Люби!
Он постарался, он изо всех сил постарался делать так, как было в их лучшие ночи. Прижался к У, начал шептать ей разные глупости, она зло захихикала, а скорей зарычала. Но всё было не так: это не юрта, не теплота летней ночи и не честная тяга друг к другу. Всё было чересчур... Механически! Когда дело дошло до самого главного, рядом заплакал лучик - его задавили.
- Нет, я так не могу! - вскочил Эл. - Так не правильно, я лучше в другой голове лягу спать!
- Стой, бесполезный мужчина!
Он уже вскочил, но остановился у раскрытого рта. Лучик плакал, У взяла сына на руки, кивнула на место возле себя.
- Ложись спать, всё равно не отдам! Даже если ты всю жизнь безобидным останешься...
Эл проснулся от того, что лучик кричал. Он никогда так долго и громко не плакал. У трясла на руках сына, предлагала грудь, но он отворачивался и вновь начинал заливаться. Его личико покраснело, сын изо всех сил сжимал свои маленькие кулаки.
- Мы что, его поломали? - спросил Эл, вспомнив возню прошлой ночи. У подняла на него рассерженный взгляд:
- Ты в маленьких не понимаешь! Собирайся скорее, дальше пойдём!
- Да разве по-хорошему, что он сейчас плачет?
- Бегом-бегом собирайся, мы дальше пойдём, не останавливаясь!
Эл честно пытался вспомнить что-то о лучиках, но и правда не знал как за ними ухаживать. Женщине было виднее, здесь она не была глупой, это он был почти дураком. Запихав вещи в сумки, Эл и У пошли дальше. Они прошли Тканка и Венка, оказались ненадолго в густой тени механизмов. Погода уже прояснилась, солнце начало греть до верхнего жара. Стало немного душно, вода с цветов и травы быстро ссохла. Всё было прекрасно: впереди уже виднелись заросли лохматого леса. Эл вспомнил, что через него надо пройти, чтобы стать ближе к Бурям. Новая память как всегда подарила открытую радость. Вот только лучик плакал не переставая...
- Нас слишком слышно. Почему он так долго плачет? Почему ты не можешь его успокоить?
- Я ОДНА разберусь! - крикнула У, бросив быстрый взгляд за плечо. Эл оглянулся и заметил ту самую женщину, которую встретил на свалке. Она шла далеко позади, но никогда не отставала. На её руках был свой маленький лучик и он совершенно не плакал. Иногда Тэ становилась на цыпочки, слушая, как плачет их маленький.
- А давай её спросим?! - расплылся в улыбке мужчина. Идея показалась ему замечательной, очень-очень хорошей. Но У посмотрела на него так, будто он предлагал ей спрыгнуть с обрыва.
- Что? Нееееет, нет-нет-нет-нет, это мой лучик! Пусть она своего рОстит и в перья его наряжает! Знаю я таких - они на деревьях живут, в подвешенных шариках! Я вот не доверяю тем, кто на деревьях живёт, чего им по земле не ходить? А значит они на ней что-то гадкое сделали и сейчас прячутся наверху, среди птиц! Курица кривоногая, не дам я ей никого, близко не подпущу!
- Нет, это не дело и очень глупо! - решительно остановился мужчина. - Её круглый дом далеко, да и наша юрта не близко. Мы идём с лучиками в одно тоже самое место, неужели не ясно? Почему нам тогда вместе с ней не пойти?
- Потому что я не хочу!
- А я хочу, чтобы лучик не плакал, я спрошу у неё!
Не успела У отозваться, как Эл убежал.
- Эл! Эл! Эл! Немедленно вернись, или я тебя укушу! Вернись, я тебя искусаю! - раскричалась глупая женщина. Ну нет, он не вернётся, пока не попросит помощи у бредущего позади чевика. Когда Де и Па умерли, Эл всю жизнь провёл в одиночестве. Встречи с людьми для него были редки. Почти все, кого он видел за жизнь, попались ему на Разносвалке. Но разговаривать с новыми чевиками было одно удовольствие! Столько нового узнаёшь, столько важного вспоминаешь! Он узнал, что железки - это железки, что шушки стреляют, когда дёргаешь за красный провод. Да и само слово "провод" он узнал от знакомцев. У него были знакомцы, с которыми он виделся часто - один раз в три-четыре двулуния. Они рассказывали ему о селениях за Железной Горой, но он никогда туда не ходил, ему нравилось жить одному. Думал сходить, но так и не сходил.
Тэ стояла на месте не пытаясь бежать. Уже с утра она заглядывала в железную голову, но У прогнала её злобным рыком. На деревьях так никогда не рычали, там всегда говорили в пол голоса, чтобы не испугать птиц. Она с детства привыкла говорить потихонечку, никогда не рычала.
Мужчина был высокий, крепкий, красивый, с широкой грудью и гибким телом. В его руках было копье, но лицо оказалось добрым до простоватости. Больше всего Тэ удивили золотые глаза. Это хороший мужчина, таких хороших всегда было мало...
Тэ оказалась старше, чем Эл, на пять цельнолуний. В её волосах были перья, на коротком платье из сеточки тоже торчало множество перьев. Она вся была какая-то перьеватая, очень растрёпанная, промокшая, грустная и настороженная. Но лучик был сух, разноцветные тряпки на нём от дождя не промокли. Эл догадался, что женщина всю ночь укрывала его собственным телом.
- Я Эл!
- Тэ... - повторила для него новая женщина. Он осмотрел её с ног до макушки и невольно задержался глазами на груди и на бёдрах. Они были шире и больше чем у худенькой У. Он впервые сравнивал женщину с женщиной. Но если У светилась энергией и злобствующей красотой, то Тэ была похожа на тлеющий уголь. Глаза золотистого цвета: точно такие же как у него. Интересно.
- Наш лучик плачет, а твой молчит! - авторитетно заявил Эл. Тэ сразу прижала свой кокон к себе.
- Он тоже плачет, ты просто не слышал... У вашего ребёнка животик болит.
Ребенок - ещё одно слово! Лучик - маленький чевик, так его всегда называли! Верно, ребёнком Эла звал Де, но мужчина с тех пор всё забыл, а сейчас вспомнил! Тэ ему подсказала!
- Можешь сделать так, чтобы он больше не плакал? - шагнул Эл к робкой женщине. Тэ кивнула, её рука тут же оказалась в цепкой хватке мужчины. Он потащил новенькую за собой, прямо к У, но та и не думала делиться ребёнком. Глупая женщина что-то гавкнула, отвернулась и даже хотела от него убежать. Но Эл был проворней, он схватил У за талию и отнял лучика, хотя это было не просто; она брыкалась, как зыбь попавшая к железякам.
- Вот погоди! Вот он посинеет, сама будешь плакать! - не вытерпел Эл. У побледнела, он сказал по-плохому, ведь женщина очень боялась за маленького. В этот момент Па вырвал ребёнка из ослабевшей руки. Лучик надрывно кричал, пока его отдавали к незнакомо пахнущей Ма, но Эл был уверен, что делает правильно.
Во время борьбы, Тэ держалась недалеко в стороне. Она смотрела на драку, неуверенно переступая на месте. Новая женщина подошла, только когда стало понятно, что сильный мужчина всё же получит своё. Осторожно потянувшись к чужому ребёнку, своего лучика она опустила в тряпичный кокон. У кружилась вокруг, стараясь подскочить и вцепиться Тэ в волосы. Но Эл заслонял её от ударов, стараясь держать подальше свирепую Ма.
Новая женщина знала в лучиках толк. Она сразу развязала пелёнки, приложила ухо к вздутому животу. Заметив это, У как то притихла, только шипела проклятия. Из своей единственной сумочки, Тэ извлекая багровый листочек, растёрла его прямо в ладошках и смазала лучику рот. Всё это время он плакал, но вскоре затих. Боль в животе успокоилась, ему стало легче.
Эл широко улыбался, он был доволен и даже ударил о землю копьем от довольства. Новая женщина вздрогнула от резкого звука, с сожалением передав ребёнка обратно на руки У. Принимая его, молодая Ма хотела глянуть и на пришлого лучика, но Тэ испуганно отвернулась, не хотела ей ничего показывать.
- Идёшь к Бурям? - начал расспрашивать Эл. - Бури ещё стоят на востоке, никуда не ушли? Надо к ним идти или нет?
- Они ещё есть, - полушёпотом ответила Тэ. - Я уже в третий раз к ним иду. Первый раз с Ма и Па, когда была маленькой, во второй: с первым лучиком. А в третий - сейчас, со своим последним ребёнком.
- А где его Па?
- Нету...
Сказав последнее слово, она только крепче вцепилась пальцами в свёрток. Рядом с Тэ никого не оказалось, она рискнула в одиночку путешествовать к свету. Вот почему выглядела такой растрёпанной и помятой. Наверное, по пути ей пришлось отбиваться от механизмов и дурачин. У неё не было мужчины с копьем, мужчина её только обидел и бросил. По-плохому сделал, не как настоящий мужчина. Эл разозлился на мысли об этом и решительно предложил:
- Пойдем с нами! Мы тебя до Бурь доведём!
- Э-э неет! Хорошо, что нам помогла, но дальше шлёпай одна! Мы семья: Эл и я, никого нам больше не надо! - оскалилась У. Она заслонила мужчину от глаз чужой женщины, даже несколько раз щёлкнула зубками.
Тэ испуганно отшепталась:
- Я могу одна, честно-честно, я справлюсь. Я должна одна, наверное... Наверное я пойду...
Эл почувствовал, как внутри него растёт ком обиды: холодный и скользкий, будто толстая личинка подловы. И очень противно ему будет ходить с таким червяком, если Тэ он так просто отпустит. Жалкая она, какая-то тихая. Вот и пятно красное у неё по шее ползёт, наверное лямки от кокона натирают.
- Нет, через лохматый лес пойдём вместе! Я чевик и ты чевик: чевики должны ходить вместе, чтобы немножечко помогать! Ты лечить можешь, а я от железок копьём отбиваться, а У...
Он обернулся к своей настороженной женщине. Чего она умела?
- У готовить хорошо может - фруктовые каши и корешки! Очень вкусно!
- А я больше мясо готовить люблю, - шепнула Тэ и пошла вперёд по траве. Эл так и остался смотреть, как покачиваются перья на её круглых бёдрах. Так и смотрел, пока не получил подзатыльник. У дала ему по голове, потом спохватилась и тут же погладила. А он снова посмотрел, как качаются бёдра у Тэ, и его опять шлёпнули. Если он не смотрел - его гладили, а если смотрел - стукали. Так и шли...
А!!!
...Вырастить Половинку из Никакого - очень непросто...
Этому лесу названья было не нужно. Оно сразу становилось понятным, стоило только взглянуть на кривые деревья с мягкими волосами. Длинные, пушистые кроны свисали с закрученных по спирали стволов. Нити имели оттенок от синего, до изумрудно зелёного. Дневное солнце подсвечивало их, замечая между ворсинок светящихся бабочек. Робкие крылья мимолётных существ порхали среди бликов пыльцы. В лохматом лесу было тихо, в нём было мягко, в нём царило спокойствие. Тишина успокаивала, узкие тропки, петлявшие между узловатых корней, заставили идти ближе друг к другу.
- Так значит: ты уже была возле Бурь? - спросил Эл, идущую по правую руку Тэ. Женщина молча кивнула, стараясь держать своего лучика подальше от них. По левую руку шла У, которая дёргала Эла за палец.
- Мы тоже там будем, подумаешь!
- А какие они, эти Бури? - спросил Эл, даже не поворачиваясь к своей глупой женщине. Тэ подняла голову и прозрачные ворсинки погладили её по лицу. Они всегда тянулись к живому теплу, обнимали вошедших в лес чевиков, и даже самую противную дурачину. Только железок никогда не обнимали, хотя те тоже были тёплыми, иногда даже горячими.
- Первая Буря: сидит, - ответила Тэ тихим голосом. - Она очень грустная. Спиной туда, где солнце восходит, лицом на запад...
- Мы тоже умеем сидеть, подумаешь!
- У неё волосах живёт ветер, а в высокой короне устроились птицы. Не такие, как живут на деревьях: белые, лёгкие, невесомые. Они срываются с острых лучей и парят в небесах, не двигая крыльями. Они - словно свет...
- Мы тоже на птиц посмотрим, подумаешь!
Затаив дыхание, Эл переспросил:
- А какой он, тот свет, которому надо лучик показывать?
- Я не знаю, - вдруг ответила Тэ.
- Мы тоже не знаем, подумаешь!
- Ну помолчи же ты хоть на сейчас! - обернулся Эл к надувшейся У. Он не мог понять такого ответа, мужчина хотел расспросить Тэ получше.
- Ты же была возле Бури, но почему не увидела света?
Женщина взялась за край своего тонкого платья, подняла его, показав верхнюю часть бедра. На нём хорошо виднелся рубец и потемневшая опухоль. На это было неприятно смотреть, Тэ скорее спрятала уже зажившую ранку.
- Я не прошла. Мой мужчина и первый лучик погибли в злом жалище. Чтобы забраться в дрожащую комнату, которая вывезет к свету, придётся идти через ос. А мы не смогли, не сумели...
Эл замолчал. В памяти начинали всплывать важные слова, которые говорил ему Де. Он рассказывал о чём-то таком, пока был ещё жив. У первой Бури свили гнёзда железные осы: злые и очень опасные. Чтобы сделать лучика Цельником, придётся пройти через рой, не каждому удастся такое. Вырастить Половинку из Никакого - очень непросто.
- Значит, это твой второй лучик? - наконец нашёл слова, Эл.
- Да! Мы дойдём в этот раз! Непременно дойдем! Это опасно, но я Цельник, мы справимся даже без Па!
- Я тоже Цельник и Па вам не нужен! - стукнул мужчина копьём. - Я с вами, рядом!