Как-то раз прочитал я в словаре значение слова "дилемма". Прочитал и забыл, как это обычно бывает. А сейчас вдруг вспомнилось, слово в слово вспомнилось: дилемма - это затруднительный выбор между двумя равно неприятными возможностями. Сижу и повторяю, как Попка. Затруднительный выбор... Равно неприятными... Чертовски верное определение, чтоб мне провалиться.
***
Надо, наверное, объяснить, как я до такой жизни дошел. До дилеммы этой своей. Даже не знаю, с чего и начать, разве что... Ладно, начнем с Вадика.
Вадик - приятель мой закадычный. Умный парень, книжек много читает, с людьми интересными общается. В политике рубит, и в экономике, и еще черт знает в чем. Зашел Вадик, значит, пару месяцев назад ко мне в гости, разговорились мы, а он и давай про страну нашу многострадальную рассказывать, про ужасы всякие, которые у нас повсеместно творятся. А я - ясное дело, сижу, уши развесил, только пиво бутылка за бутылкой открываю (это Вадик припер пакетик с пивом, мне пока не везде его продают, слишком молодо выгляжу). В общем, обрисовал он ситуацию нашу политическую, примеров кучу привел, один другого выразительней. А потом на часы взглянул и слинял, мол, извини, кореш, дела.
Ну а я сидел-сидел, думал-думал над вадикиными словами, да и не выдержал. Открыл ЖЖ свой, куда я обычно фотки да стишки глупые выкладываю, да и накатал заметку о бюрократах наших, кровопийцах российских. Так и так, говорю, такие они растакие. И написал в конце: все взяточники - пустозвоны. Точнее, сначала я по-другому написал, но решил, что без мата оно солидней выглядит, да и слово "пустозвоны" мне понравилось, его Вадик пару раз употребил, запало оно мне в душу.
Написал, значит, гнев свой праведный выплеснул, да и забыл про заметку эту несчастную. Еще пару недель жил себе как прежде, на работу ходил (поступить в университет у меня в этом году не получилось, ну да ничего, в следующий обязательно поступлю. А в армию меня не взяли - говорят, нужен ты нам больно, с болячками своими, потом проблем с тобой не оберешься), по городку нашему вечерами гулял, девчонок красивых цеплял. Безуспешно, правда. Хотя не совсем, есть там одна цыпочка, глазки мне строит, хоть и ведет себя недотрогой, но я... А, черт, вам же это неинтересно совсем. В общем, жил себе, не тужил. А потом как-то раз с работы домой прихожу - а там мать белее снега стоит на пороге и в руках трясущихся бумажку держит (я с матерью вдвоем живу, папашка мой уже десять лет как преставился от цирроза печени, Царствие ему Сорокоградусное). Смотрю я на бумажку и глазам своим не верю: повестка. В суд. В качестве обвиняемого.
Оказалось вот что. Заместитель мэра нашего, Голубятников, прожженный бюрократ, хапуга и взяточник, прознал каким-то макаром о заметке моей. Той самой, которую я под влиянием вадикиных идей написал. Прочитал он ее - и в прокуратуру. Как же так, говорит, этот сопляк смеет чиновников обижать, опору государства Российского? Там на него сначала как на дурака посмотрели, но Голубятников - парень не промах, свинья редкостная и очень уж настойчивая. Накатал он, значит, бумажку, нажал на какие-то там рычажки в Управлении, экспертов "своих" привлек, и - понеслось. Обвиняли меня, оказывается, ни много ни мало "в разжигании политической, идеологической ненависти или вражды в отношении социальной группы". Потому как взяточники - это, оказывается, социальная группа, и, значит, моя фраза насчет пустозвонов есть уголовное преступление, статья 282 Уголовного Кодекса нашей с вами ненаглядной Российской Федерации.
Мама родная, подумал я тогда, роди меня обратно. Что ж это такое творится-то?
В общем, затаскали меня по судам. И непонятно, чем бы это все дело кончилось, если бы не вмешались Парфилов с Ковриловым. Двое очень-очень серьезных ученых, Парфилов Геннадий Иванович и Коврилов Игорь Григорьевич. Один социолог, второй - микробиолог.
Вообще-то они еще год назад друг про друга и не слыхали. Познакомились как-то случайно в одном европейском городе, пообщались, выпили вместе, идеями своими поделились и вдруг поняли, что идеи-то общие, только подходы разные. Решили они, значится, объединить усилия, научную группу создали: двое профессоров (они сами то есть), двое научников, один аспирант и один инженер - все родом из нашего наукограда, Зеленопятки. Работали-работали, а потом выдали продукт: пустозвонную машинку. Это, значит, аппарат такой: туда дышишь, а он тебе показывает, сколько процентов в тебе от пустозвона. То есть по-научному это как-то иначе называется, но Парфилов с Ковриловым и сами ее так величают: пустозвонка. Обосновали они свое изобретение таким образом, что если человек жизнь свою понапарсну тратит, другим жить мешает и вообще ведет себя как последняя сволочь, то все это потому что у него то ли ген какой-то не в порядке, то ли фермент определенный мало вырабатывается - я, если честно, не понял ни шиша. Главное - что можно по выдыхаемой газовой смеси определить такое вот отклонение и численно сопоставить со "стандартами" (где уж они их брали - даже не спрашивайте, не знаю я). А для подтверждения своей правоты они под видом медицинской комиссии попросили дыхнуть в свою машинку несколько сотен человек - сотрудников нескольких институтов, муниципалитета, разнорабочих, в общем, много кого нашли. А предварительно собрали информацию о каждом - что говорят о нем друзья, знакомые, сослуживцы. В общем, нехилую такую работу провернули, даже команду по социологическим исследованиям из Москвы вызывали, благо денег у них куры не клюют - проектов да грантов Парфилов с Ковриловым себе понабрали что грибов после дождя.
Вот и выяснилось, что действительно работает машинка-то. О ком говорили: пустой человек, жизнь свою понапрасну тратит, у других кровушку пьет, - тот и в самом деле пустозвоном оказывался. Процентов так на девяносто. А кто хороший человек, делом полезным занимается, не гнилой внутри - у того и показания ближе к нулю. Мало таких, правда, нашлось. В основном - учителя младших классов. Это потому что с детьми общаются, а дети - они... Так, что-то я отвлекся.
Ладно, показали они свое изобретение судьям да экспертам различным, предъявили в виде исключения - остальные данные анонимными были, вроде Мистер Икс да мадам Игрек - результат самого Голубятникова (девяносто семь и три десятых процента. Я все думал тогда, откуда ж эти два и семь "недостачи" взялись), и говорят: отстаньте от парня, все он правильно написал.
В суде их, ясен пень, послали куда подальше. Судья, как послушала выступление Коврилова, так у нее глаза по пять копеек, и волосы дыбом. Вы что, говорит, издеваетесь надо мной? В общем, не стали бы слушать моих доблестных защитников, если бы не одно совсем уже фантастическое обстоятельство.
Об изобретении своем, а заодно и о проделанном "эксперименте", эти двое написали на своем сайте. Есть у них какой-то там блог специально для ученых. Кто-то взял и скопировал это дело в ЖЖ.. Скопировал, друзьям разослал - и пошло-поехало. Через неделю запись эта, про "пустозвонку", первое место в рейтинге жэжэшном занимала. Там ее и увидел наш продвинутый в интернет-вопросах Президент. Прочитал, откомментировал в том ключе, что полезная какая штуковина получилась, и вызвал обоих в Кремль, дабы перспективы использования обсудить.
Тут уж судья наша как шелковая стала. Ой, говорит, и в самом деле полезная штучка эта ваша "пустозвонка". А ты, Куличев (это она про меня, если вы не поняли), и не виновен вовсе, оказывается. Правду ты написал, про пустозвонов-то.
Тут уж я обрадовался, думаю, все, отстанут от меня наконец. Хотел уже с коньяком на поклон ученым идти, за избавление от строгого и справедливого суда нашего благодарить.
Рано радовался.
Президент, оказалось, очень уж воодушевился штуковиной. Даже слишком. Надо, говорит, прям сейчас ее и поставить на пользование. Мы тут как раз реформу силовых ведомств проводим, вот и заставим всех сотрудников дышать в трубочку. Чтобы сразу, значится, отделить зерна от плевел.
Какой тут вой поднялся! Кричали все - и зерна, и плевела. Министры, генералы, начальники, замы - все в позу встали и рогом уперлись. Не дадим, говорят, на какой-то там хреновине себя испытывать. Вот ученые ее изобрели, пусть сами в нее и дуют, а нам это дело не к лицу.
Президент, ясное дело, тоже сдаваться не собирался. Ах так, говорит? Ах вы вот так? Да вы...
В общем, скандал назрел нешуточный. Ситуация в стране была близка к революционной, пока не вмешалась Дума и не предложила создать специальную комиссию, которая проанализирует все "за" и "против" и предложит оптимальный вариант использования. В общем, смягчили немного обстановочку. А ученым - Парфилову с Ковриловым - предложили перед комиссией выступить. Вот такого вот числа и приехать, да разъяснить все, по полочкам, значит, разложить.
Вот тогда они и пропали. Все шестеро - два профессора, два научника, один аспирант и один инженер.
Всю эту историю со скандалом я, понятное дело, не с экрана телевизора услышал. Все, от начала до конца, в тайне великой держалось, это мне потом уже Костя, друг мой из "органов", рассказал. Собственно, к нему я и пошел, когда вдруг понял, что ни Парфилова, ни Коврилова нигде нет, а судья наша как-то злобненько ухмыляется, на меня глядючи. Пришел к Косте в кабинет, на стул бухнулся и взмолился:
- Помоги, говорю, чертовщина какая-то творится. Пропали защитники мои головастые, судья уж победу свою чует, копытом бьет...
Вообще-то я не думал, что Костя мне поможет. Он мужик занятой, дел всегда по горло, носится по всему городу, преступления всякие раскрывает. Со мной общается постольку поскольку. Поэтому, когда он серьезно так на меня посмотрел и плечо мое лапищей своей волосатой сжал, я даже удивился немного.
- Черт с тобой, - говорит, - помогу чем смогу. Жди меня здесь.
Взял со стола несколько бумажек и вышел. С полчаса его не было, я уж успел со скуки какие-то папки с делами просмотреть. Ну и ужасы, скажу я вам, творятся в нашей тихой Зеленопятке!
Вернулся Костя, значится, лицо, как обычно, твердокаменное, но я-то вижу: глаза блестят. Значит, в порядке все, будет искать ученых пропавших. И правда, говорит мне:
- Пошли, по пути все расскажу.
Вышли мы с ним на улицу, тогда он мне расклад весь и поведал. Оказалось, с этими многоумными пропавшими ясности никакой и в помине нет. Силовики уверены, что это дело рук президенстких фэсэошников, вроде как спрятали ученых в надежное место, дабы не приключилось чего. Те, в свою очередь, винят во всем ментов (Костя сказал, что у него знакомый есть в ФСО, они время от времени делятся друг с другом служебными секретами). Найти пропавших, с одной стороны, хотят и те и другие, а с другой - все друг другу пытаются помешать. Ну и наконец, обе стороны делают вид, будто ничего не произошло, дабы скандал не раздувать и от голословных обвинений воздержаться.
- А наше с тобой, - сказал Костя, - дело маленькое. У нас есть заявления от родственников пропавших, и я только что убедил шефа в том, что надо бы ученых поискать, так, для протокола. Так что "добро" нам дали, только не забывай, что мы с тобой меж двух огней находимся, и ничего хорошего скорее всего не выйдет.
Я головой для вида покивал, а сам в душе прыгал от радости - чтобы у Кости, да не вышло? Шиш вам, господа министры, и вам, госпожа судья, и вам, господин Голубятников, образина толстомордая, ничего у вас не получится. Найдем мы и Порфилова, и Коврилова, и двух научников, и инженера, и аспиранта. Только вот где их искать?
Я и спросил Костю, где ж нам поиски наши проводить. Он ничего не ответил, только рукой показал на старенький пятиэтажный дом с выводками бабулек у каждого подъезда и бросил коротко:
- Опрос родственников потерпевших. В первую очередь.
Супруга у Порфилова оказалась очень даже ничего. Я от Вадика слышал, что ученые по многу раз женятся, и что с каждым разом жена все моложе и моложе получается. Вадик знает, о чем говорит - у него отец академик, а мать приемная чуть старше самого Вадика, видели бы вы ее, ух!
Опросили мы Наину Прокофьевну Порфилову по всей форме, что, да как, да когда. Я, правда, несколько раз отвлекался - очень уж декольте на халатике у профессорской супруги было глубоким. Только на меня она внимания не обращала, а вот от Костиного взгляда таяла на глазах. Еще бы - разве этакая знойная женщина будет смотреть на сутулого прыщавого сисадмина?.. А, черт, ладно - никакой я не сисадмин, это я только перед девчонками понты кидаю. Монтажник я, сеть по квартирам прокладываю. И до сисадмина мне как нашему коту Рыжику до американского бандита Джона Диллинджера: вроде оба воришки, а квалификации несравнимы.
В общем, из того, что я запомнил, выходило следующее. Пятнадцатого числа, в четверг, Геннадий Иванович сначала весь день был на работе, а потом пошел с друзьями в баню. Традиция это у них такая - по четвергам косточки старые греть. Из бани они вышли все вместе, однако потом пути разошлись: Геннадий Иванович пошел по тропинке через парк домой, остальные двинулись в другую сторону. Больше никто профессора не видел.
- Ваш муж часто ходит пешком? - спросил тогда Костя.
- Нет, обычно - на машине, хотя если погода хорошая, то на велосипед садится или на своих двоих... Но после бани всегда гуляет, дышит воздухом. Говорит, полезно... - пропела Наина Прокофьевна, деликатно строя глазки суровому оперу.
Опер чарам прелестницы не поддавался и продолжал опрос:
- Как часто путь вашего мужа пролегает через парк? Институт ведь находится в другом месте, не так ли?
Дама кивнула:
- Да, Гена обычно ходит по главной улице. В парк забредает нечасто...
В общем, поспрашивал ее Костик еще немного, да и собираться начал. Даже к чаю не притронулся (а я, стыдно сказать, уже две чашки выдул, да еще пряниками объелся и парочку незаметно с собой прихватил).
- Ну что, Костя? Что скажешь? - спросил я, когда мы вышли из квартиры.
- Скажу, что кому-то надо меньше на сиськи пялиться, - грозно ответил мой напарник (Костя - мой напарник! Каково, а?).
Я дал слово себе и Косте, что в дальнейшем буду сдерживать свои бьющие через край подростковые потребности и поинтересовался, куда мы пойдем дальше.
Дальше мы пошли к жене Коврилова. Там все оказалось не так интересно, жена была старенькая (наверное, у Коврилова работы больше, некогда ему личной жизнью заниматься), и я вел себя прилично. К тому же чаю уже не хотелось.
Выяснили, что Коврилов пропал в тот же самый злополучный четверг, тоже вечером, но только не после бани, а во время вечерней пробежки. Вроде как его кто-то видел в полдевятого, когда он только начал бежать, а потом - все. И снова дорога пропавшего пролегала через парк, правда, уже другой. В нашей Зеленопятке этих парков пруд пруди, весь город можно за один вечер украсть таким макаром.
В общем, все оказалось довольно банально, на одной только любопытной детали Костя встрепенулся - когда жена Коврилова сказала, что профессор перед этим две недели болел и пробежками не занимался. Выздоровел только во вторник, тринадцатого.
- Интересно, - сказал тогда Костя, но дальше распространяться не стал.
Потом мы зашли домой к одному из научников (у другого дома никого не оказалось) и аспиранту. Первого похитили из туалета бильярдной комнаты нашего развлекательного центра, в котором (туда мы тоже зашли) оказалось две двери: в зал с бильярдом и на улицу. Второго, похоже, взяли поздно вечером прямо из института - он постоянно засиживался один допоздна в лаборатории. И правильно что украли, технику безопасности впредь будет соблюдать, одному там нельзя находится, это даже я знаю.
Самое интересное произошло потом, когда мы пришли домой к инженеру, Николаю Павловичу Скоробятникову. Он жил не в квартире, как остальные пятеро, а в небольшом домике за объездной дорогой. Мрачноватый, надо сказать, у него домик - заброшенный какой-то и вдалеке от остальных строений. Обошли мы с Костей участок по периметру, в дверь стучали-стучали, никто не открыл. Вдруг слышим - треск в кустах. Костя сразу руку на кобуру, пистолет выхватил - и мягко, как барс, в кусты шмыгнул. Я, понятное дело, за ним.
Оказалось - кошка гуляет. Костя успокоился, пистолет обратно засунул, говорит:
- Шуганые мы с тобой что-то... Кстати, что это там впереди темнеет?
Пошли мы вперед и увидели небольшое строеньице - два на два - с дверкой открытой. Наверное, оттуда кошка и сбежала, когда мы ее услышали. Сунулись мы в эту дверку, оказалось - сарай, а под ним погреб.
- Ну-ка, - сказал тогда Костя и включил фонарик. Спустились мы вниз, походили по сырой земле, позаглядывали в банки - погреб как погреб, достаточно большой, глубокий, сырой, холодный. И вдруг сверху кааак громыхнет!
Костя бросился к выходу - а поздно. Оказывается, дверка та хлипкая только в сарай, что над погребом стоит, вела, а сам погреб закрывался тяжеленной обитой металлом крышкой на петлях, которую мы поначалу и не заметили, потому что она к стене была прислонена. Крышка-то и громыхнула так, что уши заложило. А потом еще какое-то поскребывание сверху раздалось, как будто скобу на место кто-то ставил. И все - больше никаких звуков, кроме собственного дыхания, мы не слышали.
Плита оказалась как в египетских пирамидах - Костя ее колотил-колотил, даром что здоровый как бык, а ей хоть бы хны. Присел он тогда на ящик какой-то, поводил фонариком туда-сюда, на телефон свой посмотрел (ноль "палок") и сказал:
- Нда, Егорка, дела. Вляпались мы с тобой по самое не балуй...
И сигарету закурил. Я хотел сказать, что не надо курить - воздух в таких случаях надо экономить, а вместо этого попросил самому покурить. Вот ведь натура моя паршивая - вроде мысли правильные бывают, а делаю все равно не то.
Посидели мы с Костей, покурили. Покричали немного, да только кто ж услышит?
- Ну ладно, детектив, раз все равно делать нечего, давай думать. Что скажешь?
Я подумал-подумал и сказал:
- А черт его знает, что тут говорить. Взяли всех под белы рученьки, да и увезли куда-то. Хорошо сработали - в один вечер всех загребли...
- Вот именно, Ватсон. А теперь скажи мне, что это может значить?
Я мозгами раскинул немного и говорю:
- Значит, все сделали настоящие профи, да? Спецназ какой-нибудь...
Костя усмехнулся (я лицо его прекрасно видел: фонарик мы решили пока не выключать, у меня с собой в сумке запасные батарейки оказались) и сказал:
- Не совсем. Подумай как следует. Парфилова взяли, когда тот возвращался из бани, в которую ходит только по четвергам. Корнилова - во время пробежки, причем две недели перед этим он не бегал. Научника вытащили из сортира бильярдной, место, не спорю, отличное для похищения, но о том, что он идет играть в бильярд, знали очень немногие. Аспиранта похитили из института, так, что при этом никого больше в лаборатории не было. О чем все это говорит?
- О том... - казалось, было слышно, как шуршат мои опилки в голове, - о том, что... что похитители хорошо знали потерпевших!
- Именно. Причем не только потерпевших, но и их окружение. А теперь - твоя версия насчет спецназа. Разумеется, хорошо обученная группа могла все это провернуть, но вот только времени на изучения образа жизни каждого у нее не было. Вся эта заварушка с противостоянием Президента и силовиков началась несколько дней назад, и ни одна из заинтересованных сторон до этого и слыхом не слыхивала о наших с тобой ученых. Так?
- Так. Но они же могли всех расспрашивать, чтобы выяснить, где кто будет находиться пятнадцатого вечером?
- Ага, и сразу вызвать море подозрений и слухов. Зеленопятка - не настолько большой город, чтобы можно было быстро и незаметно для окружающих выяснить такие подробности.
Ну, в общем, я с Костей согласился. И в самом деле, в нашем городе любой такой вопрос становится достоянием общественности уже на следующий день. Я как-то пытался выяснить, какие цветы любит одна длинноногая цыпочка из параллельного класса, так когда назавтра пришел их покупать, продавщица не спрашивая завернула какие надо. А с девчонкой той ничего не получилось - она поступила в Москву и теперь, говорят, тусит там с какими-то мажорами на бэхах. Ну и дура.
Так, что-то я снова отвлекся. Мажоры мажорами, а в тот момент мы с Костей сидели в темном холодном погребе и вели наше мудреное расследование пропажи шестерых ученых.
- Значит, менты здесь, скорее всего, не при чем. Из нашего отделения, конечно, могли бы - теоретически, - но тогда я бы об этом уже узнал. Ну а московские и подавно не сумели бы такую операцию разработать, по причинам, которые мы с тобой уже выяснили. По тем же причинам отпадают и фэсэошники. И я все больше склоняюсь к той мысли, что вся эта затея - фикция.
Так и сказал - "фикция". Я аж дымом сигаретным поперхнулся.
-Это как, - говорю, - какая еще фикция?
- А так. Сами ученые и устроили все это дело, чтобы все думали, что пропали. Они ж не дураки - понимали, что опасность грозит, что много кому своей машинкой пустозвонной дорогу перешли. Вот и обезопасили себя. А когда придет время - появятся, выступят перед этой самой комиссией в Думе...
Костя, скажу я вам, голова. Побольше бы таких милиционеров - глядишь, и порядка в стране больше будет. Действительно, это ж так очевидно - сымитировали похищение, а сами сидят где-нибудь в домике загородном да в картишки рубятся. Или новое изобретение готовят. Черт его знает, чем обычно ученые в свободное время занимаются, надо будет как-нибудь у Вадика спросить.
- Ну ладно, - сказал Костя, - будем считать, что основная версия у нас есть, а теперь давай-ка отсюда выбираться.
- Кстати, насчет "выбираться" - сказал я, - а кто ж нас запер-то здесь?
- Ну мало ли кто... Наше расследование многим может не нравиться, вот и решили на время убрать со сцены... Выберемся - узнаем.
А сам уже доски какие-то отодрал, одну мне вручил. Стали мы с ним стенку долбить - земля хоть и слежавшаяся, но понемногу поддается. Только я устал быстро, сел отдохнуть, на Костю засмотрелся. Красиво он, конечно, тогда выглядел: полутьма, луч фонарика, здоровенный лысый мужик методично долбит куском доски по земляной стене - только комья летят. Терминатор, ей-богу.
И решил я тогда спросить Костю:
- А почему ты взялся мне помогать? Ты ж сам не верил в успех, да и дел у тебя невпроворот (сразу припомнились мне лежащие на столе папки со всякими ужасами).
Он остановился, посмотрел на меня. Усмехнулся:
- Раньше, может, и послал бы тебя куда подальше. А сейчас... Я ж, Егорка, встретился с Ковриловым. За пару дней до похищения, просто пришел к нему в институт и попросил в трубочку дыхнуть. Очень уж любопытно мне стало...
Сказал - и замолчал. Подолбил стенку маленько, снова остановился.
- Непростая эта штуковина, брат. Посмотрел я на результат - и задумался. Знаешь, это, оказывается, очень непросто - думать. Немногие люди умеют это делать, а те, кто владеет этим ремеслом в совершенстве - опасные люди. Остерегайся тех, кто умеет думать, Егорка, они с легкостью могут перевернуть твою жизнь вверх тормашками...
Энто я, если честно, не совсем понял. Зачем это - бояться умных людей? Я всю жизнь, наоборот, дураков боялся. Впрочем, потом я понял: это, наверное, у Кости небольшое помрачение рассудка случилось от замкнутого пространства. Клаустрофобия называется, я в книжке читал.
- Так ты теперь, значит, другой человек, так, Костя? - спросил я.
Он опять усмехнулся.
- Хотел бы я... А, впрочем...
Договорить он не успел, потому что в это мгновение послышался легкий скрежет сверху. Затем снова все стало тихо.
Костя выхватил пистолет, подкрался к лестнице, поднялся и слегка нажал на крышку. Она подалась. Костя подождал немного, вслушиваясь, затем резким могучим движением толкнул ее от себя и отпрыгнул.
Наверху никого не было.
Мы вылезли из погреба, отряхнулись, посмотрели друг на друга и рассмеялись.
- Припугнуть, значит, нас решили. Мол, не лезьте не в свое дело. А мы и так все выяснили, да, Егорка?
- Да, - говорю, - спасибо тебе, Костя. Если эти ученые-кипяченые действительно сами себя спрятали, то бояться мне нечего: через три дня появятся, выступят перед Думой и все кончится хорошо.
Пожал он мне руку, но сказал на всякий случай оставаться на связи. Разошлись мы с ним, каждый в свою сторону, и на душе у меня пели птички и танцевали обнаженные нимфы.
Вечером раздался звонок.
- Выходи, - бросил Костя и повесил трубку.
Я вышел на улицу. Было темно и прохладно, где-то поблизости слышались голоса алкашей.
- Жопа, - сказал Костя и потащил меня в близлежащий кабак.
В следующий раз он открыл рот только когда нам принесли заказ - нефильтрованное пиво и колбаски "Радость бюргера" (оказалось, все официанты его здесь знают и приносят блюда не спрашивая).
- Прошла такая информация, - сказал Костя, наклонившись ко мне близко-близко, так, что никто в окружающем гаме нас не мог услышать, - что руководство МВД получило анонимное письмо с некоторыми требованиями. Точнее, предложением. Вы выполняете такие и такие наши пожелания, а ученые в нужный момент в Думе не появляются. И вообще не появляются до тех пор, пока весь этот шум не уляжется, а Президент не осознает свою неправоту. "Пожелания", кстати, вполне выполнимые и даже здравые - уволить несколько одиозных личностей, навести кое-где порядок и все прочее...
- Ого, - только и смог выдавить я.
- Это еще не все. Я позвонил "своему" человеку в ФСО и задал прямой вопрос - не получали ли они чего-то подобного, только наоборот. Он отнекивается, но по его реакции я понял, что таки да, получали. Ты понимаешь, что это значит?
Я не понимал.
- Это, твою мать, значит, что похищение действительно состоялось и что за этим стоит какая-то третья, неизвестная нам политическая сила! Это уже не шуточки, черт бы меня подрал!
Я понял, что это не шуточки. Я мог бы даже не слушать Костю - достаточно было вида его лица, слегка перекошенного, с горящими глазами, раздутыми ноздрями. Он явно наслаждался происходящим, это была его стихия.
"Уйдет" - подумал я тогда, глядя на Костю, - "не место ему здесь, в захудалом провинциальном отделении милиции, ему нужно наверх, в разведку там или еще куда...". Даже грустно немного стало.
- И что теперь делать? - совсем уже плаксивым голосом спросил я.
- Не знаю. Думать. Как следует, черт возьми, думать.
И откинулся на кресло.
Сидели мы, значит, пили пиво, ели сосиски, и думали. Официантка, та, что постарше, на меня иногда строго посматривала - вроде как рановато еще пить, - но грозный вид моего друга, похоже, отбивал у нее всякие вопросы.
А я и в самом деле слишком много пил. А потом вспомнился тот вечер, когда я тоже перепил и фигню всякую стал в ЖЖ постить, от которой все и завертелось. И вдруг меня как током шибануло!
- Костя, - зашептал я, нагнувшись к напарнику и даже, кажется, взяв его за воротник, - Костя, я нашел!
- Что нашел? - таким же шепотом спросил он.
- Решение нашел! Смотри: ведь все это началось с моего блога, так? А как вообще совпало то, что я написал про пустозвонов и то, что Парфилов с Ковриловым в то же время выдали свою машинку-пустозвонку, а? И кто указал Голубятникову на мой пост, и кто надоумил его подавать на меня в суд? Он, конечно, свинья редкостная, но вряд ли стал без постороннего науськивания этим заниматься... И потом - случайно ли запись профессоров поднялась на первое место в рейтинге? Может, это все грамотно спланированная операция? А эта самая сила, которая третья политическая, она наша, Зеленопяточная? Тогда ясно, почему так легко всех похитили - здесь же ни у кого ни от кого нет секретов!
Странное дело, мой язык слегка заплетался, но мозги работали как двигатель у новенькой Тойоты. Кажется, я учился думать, а значит, по классификации моего напарника, становился опасной личностью.
- Шаришь, - сказал Костя, - ну а...
- Вадик! - чуть было не крикнул я, - помнишь, я тебе говорил про него? Это же он навел меня своими разговорами и пивом, даже слово "пустозвон", чудом застрявшее в моей дырявой башке - его рук дело! Я не помню, говорил тебе или нет, но он - настоящий гуру в политике! Все про всех знает, и всех всегда ругает, и, кажется, в какой-то организации состоит, он мне говорил что-то по пьяни разок...
- Что за организация? - теперь уже схватил меня за грудки Костя, - давай, вспоминай!
- Не... не помню. Что-то там с гражданской или общественной волей или как-то так... Суть не в этом, я тут еще подумал: у него ж отец - академик, а значит, есть академическая дача, точно?
- Точно!
- Так вот там их всех наверняка и держат, на этой самой даче! То есть я, конечно, не уверен, но мне просто мысль пришла - никто ведь не будет обыскивать дачи академиков, так? А между прочим, там погреба можно посерьезней того, в котором мы с тобой сидели, сделать!
Костя усмехнулся и долбанул меня по плечу своей ручищей так, что подо мной чуть стул не сломался.
- Счет!!! - заорал мой напарник.
***
В общем, отец Вадика оказался не при чем. Ученые на соседней даче сидели, зато - как я и предполагал - в подвале. А Вадик действительно оказался членом этой организации, со штаб-квартирой в Зеленопятке, как ее... Тьфу, опять забыл название. В общем, лихие ребята, я их даже зауважал, хотя и нехорошо это - людей похищать, пусть даже с благими намерениями. Они-то думали, что когда все разрешится и все наперегонки выполнят их требования (что, кстати, почти и случилось), то потом разойдутся с миром - судить их вряд ли бы стали, чтобы шумиху не поднимать. Только вот мы с Костиком, да вызванная им группа фэсэошников, помешали. Не знаю, правда, как они там дальше все решать будут - не мое это дело. Главное, что с меня все обвинения сняли, а Голубятникова и судью ту уволили к чертям собачьим.
Еще мы с Костей на тайной встрече с Президентом побывали. Там же и ученые были, мы с ними друг друга за спасение благодарили. Президент всех похвалил, сказал, что машинка-пустозвонка вещь, безусловно, хорошая, но он подумал-подумал и решил, что внедрять ее пока все-таки рановато, а что у нас полстраны пустозвонов, он и так знает. А потом попросил профессоров, чтобы они еще одну машинку изобрели, чтоб не просто проценты показывала, но еще и делала из пустозвона нормального человека. Парфилов с Ковриловым обещали подумать.
А после той встречи Костя привел меня в свой кабинет, достал бутылку коньяка и какую-то завернутую в блестящую упаковку штуковину. Впрочем, я и так знал, что там подарок от наших ученых.
Выпили мы с ним по чуть-чуть, поболтали, а потом я попросил открыть подарок. Он посмотрел на меня внимательно, вздохнул и снял упаковку. Потом развернулся и, не говоря ни слова, направился к двери.
- Костя, - тихо сказал я, - ты скажешь мне...
- Сорок девять, - так же тихо ответил он, - сорок девять целых ноль пять сотых процента, - и вышел.
***
И вот я уже с полчаса сижу с этой свой дилеммой, с машинкой то есть. Наберу воздух, чтобы дыхнуть туда - и выпускаю в другую сторону.
Молчит машинка, ждет.
А я как дурак сижу и думаю. Сорок девять процентов. А если у меня - тоже сорок девять? Каково это - быть наполовину пустозвоном? А если больше?
Страшно, черт возьми. И знать страшно, и не знать - страшно.