Улугбекмедленно брел по пустынной заснеженной улице Длебска и размышлял о... счастье. Странное занятие для дворника после одиннадцати миллиметров осадков, выпавших за ночь, но так уж повелось - перед работой Улугбек любил прогуляться в тишине и порассуждать сам с собой. Что есть счастье, а что - несчастье? Скажем, для кого-то работа дворника в забытой Аллахом провинции - несчастье. А Улугбек был счастлив и тем, что смог вырваться из тоскливого узбекского средневековья. До Москвы, правда, не добрался, осел в Длебске. Несчастье? Как сказать: в столице и жизнь дороже, и конкуренция повыше... Или вот, скажем: дворник. Вроде не слишком счастливая профессия, а с другой стороны - работай себе на совесть, и люди тебя уважать будут. Все жильцы домов по Вишневой улице Улугбека знают, здороваются. А вчера... Улугбек зажмурился от вновь нахлынувшего восторга, в сотый раз за день засунул руку в карман и вытащил кулон. Полюбовался на ходу. Не работал бы Улугбек дворником - не приглашали бы его прибраться время от времени в загородный пансионат, где местная знать - депутаты, генералы - со своими любовницами отдыхают. А не прибирался бы он в пансионате - не нашел бы драгоценность. Улугбек безбоязно крутил кулон с цепочкой перед глазами - час ранний, все спят, никто не увидит. А если бы и увидел - подумал бы, что бижутерия копеечная, слишком уж массивная и кичливая. Но Улугбек умел отличить настоящее золото и камни от подделок. Был в его жизни нехороший период, что уж там. Научили его знающие люди, как бриллианты от стекляшек отличать... Слава Аллаху, позади все это. Впереди - только счастье. Улугбек знал, кому можно кулончик отнести, и примерно представлял, сколько за него выручит. От этой суммы на душе становилось радостно и звонко...
Но главная мечта - заветная, о которой не скажешь никому - была у Улугбека необычная. Не свойственная его сородичам, это он точно знал. Он мечтал, чтобы о нем написали. Роман, или повесть, или хотя бы рассказик небольшой. Любимым произведением дворника была "Собака Баскервилей", но он понимал, что для такого шедевра его скромная личность не подойдет. С другой стороны,Улугбек вовсе не обязательно хотел быть главным героем. Ему хватило бы и какого-нибудь второстепенного персонажа. Улугбек оставлял будущему автору полную свободу действий. Единственное, что волновало Улугбека - чтобы его персонаж не умирал. Он знал, что есть авторы, которые вводят новых героев только для того, чтобы через пару глав их убить - Улугбеку это категорически не нравилось. Таких авторов, по мнению Улугбека, нужно под...
Неизвестно откуда под ноги попал булыжник. Замечтавшийся Улугбек его не заметил. Споткнувшись, он взмахнул руками для удержания равновесия и пробежал по инерции несколько шагов. А когда остановился, то с ужасом понял, что кулончика на золотой цепочке в его пальцах больше нет. Он оглянулся, затем посмотрел под ноги. Цепочка блестела на снегу. Один ее конец был прижат к земле дворницким ботинком, а второй исчезал в крышке люка ливневой канализации.
Улугбека прошиб холодный пот. Он медленно присел, замер, а потом схватил пальцами цепочку. Потянул на себя. Цепочка натянулась. Кулон оставался под люком. Улугбек стравил цепочку, потом снова потянул. Кулон ни в какую не желал выходить. Его необычная форма - в виде молнии - сыграла с дворником злую шутку: кулон каким-то образом шмыгнул сквозь отверстие крышки люка, но обратно выйти не мог - вставал враспорку. Улугбек понял, что люк придется снимать. Присев на корточки и зажав цепочку зубами, он вставил пальцы в отверстия по бокам и стал тянуть крышку на себя. Крышка не поддавалась. "Примерзла" - подумал Улугбек и стал тянуть сильнее, напрягая все свои мышцы и тихонько покряхтывая. Люк не сдавался.
***
Майор Девонский докурил сигарету и неторопливо подошел к суетящимся подчиненным - криминалисту Листу и младшему лейтенанту уголовного розыска Щёнфлису.
- Причина? - спросил майор, кивая на труп.
- Удар в нижнюю челюсь. Огромной силы - шея сломана, - отозвался Лист. Он записывал что-то в свой блокнотик.
- Орудие? Или голыми руками? - уточнил Девонский.
Лист пожал плечами:
- Похоже, просто кулаком. Хотел бы я посмотреть на этого бойца...
В этот момент к Девонскому подскочил Щёнфлис. Вид у него был слегка удивленный:
- Майор, я изучил следы, пока снег еще не растаял... Тут уже походили все кому не лень, конечно, но кое-что любопытное нашлось. Там, метрах в пятидесяти, - он махнул рукой в сторону тротуара - вокруг крышки люка все вытоптано. Будто боролись. Сама крышка лежит в стороне. Но внизу - под люком - никого нет, я проверил. И еще...
- Что - еще? - устало спросил майор, закуривая новую сигарету. Щёнфлис понизил голос, округлил глаза голос и показал пальцем на землю:
- От трупа к люку ведут еще одни следы... Отпечатки лап огромной собаки!
***
Больше всего в жизни Вячеслав Пельменёв ненавидел две вещи: похмелье и мигрантов. Поэтому когда ранним утром, выгуливая пса, он увидел узбека, пытающегося украсть крышку люка, Пельменёва охватил благородный гнев. Он вспомнил, как в детстве мечтал стать стражем порядка, ловить преступников и наказывать виновных. То, что вместо этого он стал продавать подержанные холодильники, нисколько не охлаждало пыл Пельменёва.
- Совсем поох***и, е***ы черно***ые, - просипел Пельменёв и поднял руку, указывая ротвейлеру Рюрику на узбека, - Фас!
Пробежавшая где-то по дну сознания мысль о том, что в таких случаях надо вызывать полицию, а не расправляться с преступниками самолично, была мгновенно смытапотоком выпитого накануне шнапса пополам с клюквенным соком.
***
Пенелопа Ивановна вытерла нос у Сени, поймала за юбку мчавшуюся прямо на угол стола Веронику, поправила бантик у Лизы, глянула на часы, вдохнула побольше воздуха и командирским голосом скомандовала:
- Собираемся на прогулку!
Часть детей - самые послушные - стали укладывать игрушки в коробки. Другая как ни в чем не бывало продолжала свои занятия. Это было нормальный ритуал, после первого "звонка" никто еще всерьез не собирался на прогулку, дожидаясь звонка номер два и номер три - последнего. Пенелопа Ивановна досчитала до двадцати и собиралась было дать второй "звонок", но внезапно замерла, увидев странную сценку, разыгрываемую егозой Ванессой и ее верным Санчо Пансо - конопатым Марком. Ванесса держала в руках игрушечную собаку и говорила ей строгим низким голосом:
-Фас! Фас его!
Марк же, следуя отведенной ему роли, возился на полу с круглой бумажной тарелкой. Он сидел на корточках и делал вид, что пытается ее поднять, но ему не хватает сил.
- Сасем уели ибаи сенозопие! - воскликнула Ванесса и снова сказала, обращаясь к своему псу: - Фас!
Пенелопа Ивановна стала внимательно следить за игрой. Вспомнились утренние новости на местном телеканале, что-то про убийство, собаку и крышку люка. Всплыло в памяти усталое лицо майора не-помню-как-его-там. Демонский? Девонширский? Делегатский? Пенелопа Ивановна хотела набрать номер местного отделения полиции, но затем усмехнулась и покачала головой. "Мы пойдем своим путем" - промурлыкала она сама себе.
- Дети, собираемся на прогулку, второй звонок! - объявила Пенелопа Ивановна, - а после будем делать необычную поделку. Кто первый оденется - тот раньше всех сядет за стол и получит инструменты.
Детей как ветром сдуло в гардеробную.
***
- Жертва - Пельменёв Вячеслав Георгиевич. Проживал в паре кварталов от места убийства, на Ташкентской улице. Холост, живет... то есть жил с престарелой матерью. Никаких особенных врагов не имел, все контакты прорабатываются, соседей допрашиваем...
Щёнфлис прервался, почесал в макушке, затем неуверенным голосом добавил:
- Но все это ерунда, майор. Есть одна более важная деталь: Пельменёв действительно был собачником. Только вот собака у него - кокер-спаниэль...
- Эта с висящими ушами? - уточнил Девонский.
- Да, а еще с лапами втрое меньше тех следов, которые мы обнаружили на месте убийства. Он гулял не со своей собакой!
Лист, сидевший тут же, на кромке майорского стола, прищелкнул языком. Щёнфлис продолжал:
- Да, и вот еще что у нас оказалось, - он передал майору сложенный листок бумаги.
- Что это, Щёнфлис? - с недоумением спросил Девонский. Он развернул листок. На нем красовалась надпись "Если офицерская честь и результат расследования дороги вам, приходите завтра в 9.30. У меня есть информация по вчерашнему делу". Слова и цифры были вырезаны откуда-то и приклеены к листку, а часть букв - намалеваны крупными неровными значками.
- В утренней почте лежало, - развел руками младший лейтенант.
- Дай-ка, - протянул руку Лист. Он осмотрел бумагу со всех сторон, подцепил ногтем пару наклеенных слов, лизнул листок.
- Слова вырезаны из вчерашних газет. Приклеены на клей ПВА. Судя по неровным краям, кривизне строк и неразборчивым буквам, писавший письмо очень торопился, - заключил Лист.
- Или, скажем, ехал на велосипеде, - заметил Щёнфлис.
- На каком велосипеде? - оторопел Девонский.
- Двухколесном, - сказал Щёнфлис, - если бы я стал вырезать и клеить слова во время езды на двухколесном велосипеде, то тоже вышло бы криво. Я просто хотел сказать, что необязательно именно торопиться, можно просто заниматься параллельно еще каким-то важным делом...
- А если к тому же ты бы еще и спешил, тогда получилось бы совсем похоже, - настаивал на своем Лист, - например, если бы ехал на велосипеде, а за тобой гналась собака.
- От собаки у велосипедиста есть оружие, большой гаечный ключ например. Лучше пьяный водитель грузовика, против него спортсмен бессилен - заявил Щёнфлис. Взглянув на буквы, он добавил: - нет, все-таки велосипеда и грузовика недостаточно. Думаю, у писавшего это письмо была какая-нибудь болезнь. Может, эпилепсия?
- Ну вас к черту, - сказал Девонский, - а конверт есть?
Щёнфлис протянул ему конверт. Майор прочитал обратный адрес:
- Вишневая, двадцать два...
- Ха! - перебил его Лист, - это в корне меняет дело. Наш эпилептик на велосипеде, преследуемый пьяным водителем "Камаза", испарился, а вместо него перед нами выросла молодая миловидная воспитательница муниципального дошкольного учреждения "Зорюшка". А мы получаем по двойке, детективы-любители.
- А откуда ты знаешь, что она молодая и миловидная? - усомнился Щёнфлис, - может, пожилая и страшная.
- У меня племяшка туда ходит, я его пару раз забирал. Там воспитательницы все - ого-го! Пальчики оближешь.
Щёнфлис облизнулся.
***
Шестидесятикилограммовый ротвейлер Рюрик, несмотря на грозный вид, был вполне доброжелательным псом. Он даже на кошек никогда не обращал внимания, предпочитая охотиться за теннисными мячиками и фрисби. Поэтому когда Большой Человек, слушаться которого Рюрику приказало Младшее Божество, указал цель и скомандовал вполне понятный приказ, пёс слегка удивился, но послушался. За те секунды, что потребовались ему для достижения цели, Рюрик решил, что не будет калечить незнакомца, а просто собьет его с ног и дождется Большого Человека, которому должно быть виднее, что делать дальше. Однако когда до столкновения с жертвой оставались считанные мгновения, ситуация в корне переменилась. Увы -поделать с этим Рюрик уже ничего не успел. Собачий мир взорвался снопом разноцветных искр, а потом наступила темнота.
***
- Как вам мое послание? - проворковала молодая миловидная воспитательница со странным именем. Ее лицо украшала широкая улыбка, а в аметистовых глазах сверкал тот задорный огонек, который бывает только у людей, много времени проводящих с детьми. Щёнфлис стукнул каблуками и расплылся в ответной улыбке. "Гусар чертов", - подумал Девонский, а вслух произнес:
- Оригинально. Но в следующий раз лучше все-таки просто позвонить.
Воспитательница посторонилась и пропустила полицейских внутрь.
- Снимайте обувь вот здесь, пожалуйста. Проходите...
Девонский помялся, вспомнив о дырке в правом носке, но ослушаться не посмел. Они с младшим лейтенантом разулись и сняли верхнюю одежду. Пенелопа Ивановна открыла дверь в группу. Оттуда доносился громкий стук ложек о тарелки.
- Здласуйте - прокатился по залу нестройный детский возглас, затем ритмичное постукивание возобновилось. Девонский с Щёнфлисом вошли и остановились у длинного стола, по обеим сторонам которого с аппетитом уминали свой завтрак воспитанники "Зорюшки".
- Сначала - подкрепиться! - скомандовала Пенелопа Ивановна и указала офицерам на два пустующих стула с краю.
Девонский, ощущая себя полным идиотом, послушно сел.
- Что это? - спросил Щенфлис, не переставая сверкать обворожительной улыбкой.
- Овсянка, сэр, - объявила Пенелопа Ивановна и вручила стражам порядка по большой деревянной ложке.
***
Силы покидали Улугбека. Он с ужасом понимал, что придется все-таки пойти за ломом, чтобы вскрыть этот несчастный люк, но это означало, что цепочку нужно будет отпустить, и тогда... Что будет тогда, представлять не хотелось. Улугбек взвыл и изогнулся в последней, самой мощной попытке оторвать примерзшую крышку. Лед по краям треснул. Крышка поддалась с неожиданной легкостью, и Улугбек по инерции сел на ягодицы. Крышка при этом оказалась в его рукахв положении щита. Очутившись в вертикальном положении, Улугбек успел заметить большую темно-коричневую тень, метнувшуюся к нему, - а затем чудовищной силы удар в крышку люка повалил Улугбека на спину, в снег. Падая, он услышал жалобный визг, доносящийся откуда-то снизу, и топот тяжелых ног где-то неподалеку. Схватив кулон, Улугбек откинув крышку, вскочил на ноги и бросился наутек.
***
- Вы проводили допрос в детском саду? - удивился Лист, - а разрешение родителей получили?
- Да не было никакого допроса, - усмехнулся Щёнфлис, - там и допрашивать особо некого, большая часть детишек толком не говорит еще. Это самая младшая группа. Пенелопа Ивановна пересказала сценку, которую разыгрывала Ванесса, ну и кое-что из того, что ей удалось вытянуть из девчонки. Зачем было ради этого тащить нас в детский сад - ума не приложу...
Девонский молча наблюдал за подчиненными из угла курилки, щелкая зажигалкой перед третьей подряд сигаретой. От обилия табачного дыма его слегка подташнивало, но размышлялось здесь гораздо лучше, чем в кабинете, где каждая бумажка напоминала ему о недоделанной канцелярской работе. Современный российский следователь имеет гораздо большего с Акакием Акакиевичем, нежели с Шерлоком Холмсом, подумалось Девонскому. Хотя бы курить еще не запретили, и на том спасибо.
- Девочка живет как раз в девятнадцатом доме на втором этаже, - продолжал Щёнфлис, - рано утром проснулась, захотела в туалет. Окно, похоже, было открыто на проветривание, слышимость хорошая. Услыхала незнакомые слова во дворе, посмотрела в окно. Увидела, как местный дворник (она его узнала) пытается поднять крышку люка, а какой-то дядя натравливает на него большую собаку цвета темно-коричневого фломастера. Она ее даже нарисовала.
Щенфлис достал рисунок и протянул Листу. Тот внимательно вгляделся. Девонский тоже подошел поближе и в очередной раз стал изучать полотно. В центре листа бумаги уже упомянутым темно-коричневым фломастером были изображены несколько элементов, издалека складывающихся в едва уловимое подобие собаки. Что-то в технике рисования напоминало майору раннего Кандинского, на выставку которого его недавно вытащила сестра.
- Исчадие ада, - прокомментировал криминалист, - а это что?
Кроме собаки, на рисунке присутствовало солнышко с лучиками (желтый фломастер), радуга (пять фломастеров разного цвета), птичка (на этот раз карандаш - похоже, вмешался другой автор) и еще два набора кружочков и палочек (один зеленый, другой синий). Любой знаток абстракционизма безошибочно определил бы в этих наборах силуэты двух людей, но с точки зрения Девонского они с тем же успехом могли быть, скажем, ёжиком и барабаном.
- Синий - дворник. Похоже, в цвет рабочей робы. Зеленого дядю она не знает. Когда собачка провалилась в люк, Ванесса испугалась и убежала в спальню к родителям. Больше ничего не видела...
- Семен, - обратился к младшему лейтенанту Девонский, - у тебя есть список всех собачников и их питомцев с Вишневой-девятнадцать и окрестностей?
- С Вишневой-девятнадцать да, - отозвался Щёнфлис, - из окрестностей собираю. Похоже, нужных нам собак там не живет, хотя основываться только на детском описании я бы...
- Ладно, хорош болтать, - майор раздавил в пепельнице последнюю сигарету и поднялся, - узнай про всех собачников района и доложи. Да, и отпусти узбека с этой его бижутерией на цепочке, больше мы из него ничего не вытянем...
***
Когда Пенелопа Ивановна впервые увидела майора Девонского по телевизору тем роковым утром, в ней мгновенно проснулся материнский инстинкт. Возникло непреодолимое желание как следует его накормить, расчесать, погладить рубашку, прочитать книжку и уложить спать. Наверное, именно этот порыв заставил ее сыграть фокус с посланием и пригласить детектива в детский сад. Почему нет? Дырявые носки майора и его мрачная небритость в сочетании с трогательной послушностью и телячьим взглядом только усилили материнские чувства. На тихий час, конечно, офицеры не остались (представив, как этот здоровенный мужик в погонах будет калачиком сворачиваться в детской кроватке, она звонко рассмеялась), но помочь расследованию Пенелопа Ивановна считала теперь своим долгом.
Болтливый младший лейтенант рассказал, что жертва - Пельменёв - жил в соседнем районе и выгуливал не свою собаку. Изображение кокер-спаниэля Ванесса категорически отвергла. А вот картинке ротвейлера очень обрадовалась, сразу попытавшись перерисовать ее на бумаге. Это было уже что-то. Первым делом Пенелопа Ивановна позвонила парочке знакомых собачников, живущих на Вишневой-девятнацать и Вишневой-семнадцать. Ротвейлер в районе был всего один, но очень старый, и гуляла с ним тоже очень немолодая дама, живущая одна в пятнадцатом доме. Этот вариант Пенелопа Ивановна рассматривать не стала. То есть женщина, конечно, в этой истории замешана, это сразу ясно. С чего бы вдруг Пельменёв стал выгуливать рано утром чужую собаку, если это не собака его любовницы, утомленной ночной страстью? В таких вещах Пенелопа Ивановна, как и любая другая почитательница женских романов, знала толк. Поэтому женщину, конечно, нужно искать - но она должна быть молодой и красивой. Таких, в сочетании с породой собаки, в округе не значилось. Кроме того, нужно вспомнить и о мотиве убийства. Разумеется, это была ревность. Версии криминального или бытового характера Пенелопа Ивановна считала слишком скучными и рассматривать их не собиралась - пусть этим занимаются полицейские. А вот ревность... Если у таинственной красотки был муж, и он случайно увидел то, чего видеть не должен был - тогда все становится понятным. В этой версии был только один камень преткновения, но он же был и ниточкой к дальнейшему расследованию: ни одна здравомыслящая женщина не станет просить любовника выгуливать собаку, как бы ей ни хотелось спать после любовных утех: его же могут увидеть соседи! Из этого следует, что ни эта красотка, ни ротвейлер (предположительно) не живут на Вишневой-девятнадцать постоянно. А это значит...
Дождавшись тихого часа, Пенелопа Ивановна открыла на своем смартфоне браузер и вбила в адресную строку три сайта: Авито, Букинг и ЭйрБНБ. Еще через десять минут она радостно засмеялась: во всем районе была всего одна квартира под сдачу, где было бы разрешено проживание с животными. И самое главное - эта квартира располагалась на Вишневой-девятнадцать! Пенелопа Ивановна вышла из группы, чтобы не тревожить сон детей, и набрала номер.
***
Андрей стоял на углу дома, прислонившись к холодным каменным плитам, и молча взирал на Пельменёва, выгуливающего его, Андрея, собаку. Сигарета, забытая в углу рта, уже догорела. Пепел дважды падал на снег, но кому придет в голову считать падения пепла на углу Вишневой-девятнадцать в этой Богом забытой провинции? Андрей сплюнул окурок. Он вновь спросил себя, чтонамерен делать - и опять не нашел ответа. Андрей давно подозревал, что жена не слишком серьезно относится к супружеской верности, но никогда явно не ловил ее на изменах. Сейчас же, видя, как Рюрик прогуливается с этой сволочью, Андрей понял, почему Света в этот раз настояла на том, чтобы поехать с ним. Вероятно, они с Пельменёвым - ее бывшим одноклассником - нашлись в соцсетях, списались. Обнаружили, что он живет в том же городе, куда несколько раз в год наезжает Андрей, - а дальше дело техники. "Дорогой, мне надоело сидеть одной, пока ты в командировках, давай хоть раз съездим вместе. Рюрик? Возьмем с собой, снимем апартаменты, где можно с животными, и все будет отлично. Дежурства - ничего, я потерплю. Зато остальное время будем вместе..."
Андрей очень хотел почувствовать в себе гнев. Дикую ярость берсерка - такую, чтобы подлететь к Пельменёву и свернуть набок эту лоснящуюся самодовольством физиономию. Увы - он чувствовал внутри только пустоту и невероятную усталость... Но вдруг ситуация переменилась. Когда эта скотина натравила его Рюрика - добрейшего, воспитанного Рюрика! - на узбека - вот тогда Андрей рассвирепел. Не помня себя от бешенства, он в несколько огромных прыжков покрыл разделявшее его от Пельменёва расстояние и одним пушечным ударом свалил того в снег. Затем подбежал к люку, откуда доносилось поскуливание ротвейлера, спустился вниз. Прижал к себе дрожащего пса, успокоил, затем помог ему подняться по лестнице наверх. Бросив взгляд на бесчувственное тело Пельменёва, Андрей не почувствовал ни малейшего угрызения совести. Насвистывая старинный немецкий марш, он прицепил к Рюрику поводок и направился в квартиру к жене.
***
Щёнфлис заскочил в кабинет к майору и скороговоркой выпалил:
- Сергей Демидович, я дозвонился до этого рантье. Знаете, что он спросил первым делом? "Вы тоже из мэрии, по поводу премии?" Оказывается, ему звонила якобы чиновница из администрации и сказала, что он может получить премию министерства туризма за лучшие услуги, оказываемые частными лицами приезжим...
- Что за бред? Какая премия? - удивился Девонский.
- Я тоже не понял, аккуратно расспросил. Он сам толком не может объяснить, что за премия, но с чиновницей уже виделся и добровольно передал ей всю информацию о жильцах за последний год. Голос у него очень довольный. Как думаете, кто бы это мог быть?
- Я... - начал Девонский, но тут телефон на его столе зажужжал. Жестом показав Щёнфлису подождать, он ответил на звонок:
- Майор полиции Девонский слушает.
- А преподаватель муниципального дошкольного учреждения Лялина говорит! - послышался из трубки насмешливый голос, и Девонский мгновенно вспомнил аметистовые глаза, странное имя и обворожительную улыбку.
- Это не вы случайно... - начал Девонский.
- Конечно, я! Тоже на рантье вышли? А вот и опоздали, господа детективы, я за вас всю работу уже сделала. Принесла на блюдечке с голубой каемочкой. С вас полторы тысячи рублей за визитки с символикой городской администрации, но на первый раз прощаю. Кстати, блюдечки с каемочками у меня сейчас дети делают, в количестве двадцати трех штук, с собачками посередине. Ванесса такого потрясного ротвейлера нарисовала! Вы же за ними придете, правда?
- Правда, - послушно ответил майор, чувствуя, как лицо его краснеет, а уголки губ сами собой разъезжаются в широкой улыбке.
***
-...в "ящике", продолжающем работать еще с Советских времен. Во время командировок он испытывал свои разработки, что-то секретное, связанное с новым типом радаров. Обычно приезжал на пару недель и проводил несколько суточных дежурств. В этот раз приехал с женой и собакой. Во время одного дежурства произошли какие-то неполадки с электроснабжением, и почти все сотрудники на время устранения разошлись по домам. Тогда он и увидел Пельменёва. Дальше ты в курсе - подбежал, ударил, вытащил собаку из люка, поднялся к жене. Быстро собрались и уехали. Сейчас он под арестом у себя в Мариитамске, во всем признался, ждет суда...
Пенелопа Ивановна вздохнула и одним махом опрокинула в себя остатки вина. Они сидели в ее квартире, доедали роскошный ужин ("Доча, ты все записала? Не забудь: предварительная обжарка не дольше пятнадцати минут! Если ему не понравится, я сама приеду и разберусь!") и допивали бархатистое бургундское вино ("Братан, я тебе зуб даю: оно, конечно, стоит как марсоход, но зато ничего приличнее от Глебска до Ла-Манша ты не найдешь!"). Было уже поздно, и Пенелопа Ивановна видела, как от усталости, еды и вина у майора слипались веки. Это ее полностью устраивало: торопить события и переводить отношения в следующую стадию она еще не была готова. Пенелопа Ивановна посадила Девонского на диван, а сама пошла за книгой.
А еще через двадцать минут, дочитав до "... остерегайтесь выходить на болото в ночное время, когда силы зла властвуют безраздельно", она подняла глаза и почувствовала, как сердце наполняется гордостью пополам с умилением. Майор Девонский, свернувшийся в позе эмбриона, посапывая, безмятежно спал у нее на диване.
***
Улугбек быстро шагал по освещенной вечерними фонарями улице Длебска. Время от времени он слегка подпрыгивал и переходил на бег. Если бы случайный прохожий, удивленный иноходью дворника, взглянул на лицо Улугбека, то решил бы, оно отражает свет фонарей - но на самом деле лицо просто светилось от счастья.Денег, вырученных от продажи кулона, хватило и на то, чтобы обставить скромную дворницкую комнатку отличной мебелью, и на гонорар для лучшего в городе писателя. Из кармана Улугбека торчал краешек свитка - скрученных трубочкой листов бумаги, стилизованных под манускрипт начала восемнадцатого века. Если бы тот самый случайный прохожий, закончив изучать лицо Улугбека, решил заглянуть ему в карман и развернуть бумагу, он прочитал бы заглавие манускрипта, оформленное витиеватым старинным шрифтом: "Мое собачье дело". Но прохожих на улице не было, и Улугбек полушел-полубежал один. Ну или почти один: в его правой руке был зажат поводок, на другом конце которого, поминутно оглядываясь на хозяина и зачерпывая пастью свежий снег, рысил молодой ротвейлер.