Довмонт вошел в сени, слегка прихрамывая. Князь оправился от долгой хвори, однако нога побаливала. Не глядя по сторонам, Довмонт прошел к стулу с высокой спинкой, сел и только затем обвел взглядом собрание. Под хмурым взором притихли и вытянулись ближние бояре, строже стали лица кметов и слуг. Повинуясь властному знаку, подошли и стали за стулом сыновья, игумен Иосаф и вечевой дьяк. Довмонт кивнул, дьяк вышел вперед, развернул свиток и стал читать. Довмонт не слушал, князем владело раздражение. Месяц как изгнали сборского посадника, а он узнает об этом третьего дня! Понятно, что сборская княжна не спешила хвалиться, но сыновья-то, сыновья не сказали... Послушали мать, пожалели хворого отца. Он еще не в гробу!..
Дьяк закончил читать. Довмонт жестом подозвал Казимира. Литвин приблизился и слегка охрипшим голосом начал обвинение. Довмонт не вникал в слова, более наблюдая за лицом крестника. Казимир явно волновался, сбивался, делал паузы. "Не договаривает! - понял Довмонт. - Что ж там было?.."
Довмонт выслушал Казимира третьего дня и тогда же почувствовал мутность истории. Сотня кметов захватила укрепленный Сборск? Как? Крестник лепетал о дьявольской птице, мечущей огонь с неба, о Евпраксии, заключившей сделку с дьяволом, Довмонт не верил. Тридцать третий год он правил в Плескове, бывал в десятках походов, но нигде и никогда не видел дьявола. Казимир что-то скрывал. Где он обретался после захвата Сборска? Почему сразу не прибежал? Крестник уверял: было соромно, отправился в Литву в надежде собрать войско и вернуть Сборск самому. Не получилось... Выглядело правдоподобно, но что-то не вязалось, не нравился Довмонту этот рассказ. Но более гневило князя другое. У него под боком, на расстоянии дневного перехода, случилась кровавая свара за власть. Погибла по меньшей мере сотня кметов. Сотня! В битве Довмонта с литовским князем Герденей погиб один - Антоний, сын Лочков, брат Смолигов. До сих пор памятно. Другие походы Довмонта случались вовсе без потерь. Речь, конечно, не о битве под Раковором, там щедро полили снег кровью. Так ведь схватились с закованными в латы датчанами и немцами. Здесь же свои убивали своих: секли мечами, били стрелами, вешали на стенах...
Сборская распря будила у Довмонта тяжкие воспоминания. Некогда он, в ту пору удельный князь Нальшенайский, поднял руку на владетеля Литвы. Миндовг забрал у Довмонта жену - единственную и любимую. Она приходилась младшей сестрой жене Миндовга; старшая на смертном одре завещала мужу младшую - чтоб растила ее детей. Миндовг даже не подивился странной просьбе, прямо с похорон и забрал ладушку. Довмонта он не опасался - куда тому против владетеля Литвы! Миндовг ошибся. Литовское войско отправилось на войну с Русью, Довмонт с дружиной под выдуманным предлогом отстал... Миндовг, двое сыновей князя жизнями заплатили за обиду. Но третий сын, который вел войско на Русь, уцелел... Довмонту пришлось грузить на повозки добро, в компании ближних бояр искать защиты в Плескове. Его приняли ласково, поставили князем. Тридцать три года он платит кровью за доверие. Мечом, которым сразил Миндовга, рубит бывших соплеменников и немецких хищников. Безжалостно рубит! Плесков рад, что предпочел иноземного князя русскому. Плесков славит храброго, мудрого и справедливого Довмонта. В церквях возносят молитвы за ревностного строителя храмов и монастырей. Никому нет дела до воспоминаний князя, его тяжких снов. Они приходят только к нему, и в последнее время все чаще. Окровавленные тела на лестницах и переходах - стража Миндовга стояла насмерть, ярость в глазах владетеля Литвы за мгновенье до смертельного удара, перекошенное ужасом лицо жены... Он не тронул ее, но и не забрал. Обесчещенная Миндовгом, она была не нужна. Он не смог бы к ней прикоснуться. Родственники и бояре не позволили бы. Они шли за ним, чтоб отплатить за обиду, а не для того, чтоб вернуть подстилку Миндовга...
В последние годы Довмонт все чаще вспоминал первую жену. Выплывало из памяти юное лицо, большие синие глаза, заплетенные в толстую косу волосы цвета речного песка... Нет ее на свете, Довмонт тридцать лет как женат. Дочь переяславльского князя Димитрия подарила ему сыновей. Мария красива и благочестива, любит мужа и детей, но вспоминается почему-то та, первая...
Князь глянул на Евпраксию. Она слушала Казимира с суровым лицом. Ноздри ее трепетали. "Убила бы, дай ей волю! - понял Довмонт. - За что? Чем так обидел? Сватовством? Кому Казимир помешал? Кого избрала она? Данилу? Чтоб выйти замуж за сотника, положила сотню кметов?" Данило стоял рядом с княжной, Довмонт окинул его тяжелым взором. Если обвинение подтвердится, сотник кончит дни в порубе или на виселице - как вече решит. Евпраксия наденет клобук монашки. Дорого стоила ее любовь, не задумалась о цене. Это у литовской жены Довмонта не было выбора, у княжны был...
Князь перевел взор на спутников княжны. Кроме Данилы перед князем стояли незнакомый Довмонту кмет, высокий, с приятным лицом и чернявый немец в круглой шапочке с перьями. Шапку при появлении князя немец предусмотрительно снял. Чуть далее топталась высокая и крепкая баба, судя по одеже, служанка. Эти-то зачем?
Казимир закончил и сделал шаг в сторону. Довмонт указал на княжну:
- Отвечай!
- Я пришла сюда не отвечать, а обвинять! - возразила Евпраксия.
Брови Довмонта взлетели вверх.
- Кого хочешь обвинить?
- Его! - княжна указала на Казимира. - Убийцу сборского посадника князя Андрея! Предателя, задумавшего передать Сборск немцам!
Собрание загудело. Довмонт поднял руку, устанавливая молчание.
- Это тяжкое обвинение! - сказал тихо, но все услышали. - У тебя есть послухи?
Княжна сделала знак бабе. Та подошла и поклонилась князю.
- После того, как князь сбежал из Сборска, - Неёла показала на Казимира. - Я прибиралась в ложнице, где он жил. Он все бросил, ничего не взял. В его сумке нашла...
- Что?
- Вот! - Евпраксия показала стеклянный флакон в кожаном чехле. - Это смертное зелье! Мы добавили в питье собаке - издохла. Можем и твоей, князь, дать, для поверки. Мой отец умер, как поел с Казимиром с глазу на глаз. Накануне был крепок и не хворал.
Довмонт глянул на крестника.
- Это не мое! - крикнул Казимир. - Сама подбросила! И бабу свою научила!
- Прямо здесь поклянусь, перед владыкой! - сказала Евпраксия. - Неёла тоже.
- А ты поклянешься? - спросил Довмонт у Казимира.
- Да! - облизал тот губы.
Довмонт нахмурился - дело принимало плохой оборот. Если обе стороны поклянутся, как определить виновного? Кто из двоих готов солгать перед Богом? Вчерашний язычник или влюбленная княжна? Оба могут. "Почему Казимир сразу поверил, что в посудине яд? - подумал Довмонт. - Почему не попросил поверки? Княжна могла обмануть. В Сборске трудно найти нужный яд, да и Плескове поискать. На Руси не принято травить князей, здесь их режут - как и в Литве. По ядам немцы мастера..."
- Приведите собаку и сыщите травника! - велел Довмонт.
Ближний кмет рванулся из сеней и скоро явился с псарем. Тот вел на поводке старую суку. Довмонт мысленно одобрил: поняли правильно, доброго пса жаль. Псарь отдал поводок кмету, поставил на пол плошку, налил в нее из фляжки светло-желтой жидкости.
- Мед! - пояснил князю. - Ласка любит! Глазами плохо видит, но чует добре.
Сука и вправду волновалась, тянулась к плошке, натягивая поводок.
Довмонт глянул на княжну. Та вытащила из флакона пробку, плеснула в плошку.
- Отпускай! - велел князь.
Ласка подбежала к плошке и стала жадно лакать. Люди в сенях смотрели на нее с острым любопытством. Сука вылакала плошку до дна, облизала дно и улеглась на пол, примостив голову на лапы. Довмонт глянул на княжну.
- Не торопись, князь! - сказала Евпраксия. - Зелье хитрое.
Протекла минута, другая, пятая... В сени влетел запыхавшийся травник. Долговязый, в длинной рясе с пояском, он с порога поклонился князю. Довмонт сделал знак подойти.
- Что за зелье?
Травник плеснул из флакона в руку, растер жидкость ладонями, понюхал, затем лизнул.
- Добрая трава! - сказал радостно. - Здесь не растет. Издалека привозят. От сердца помогает. Настоять в кипятке и добавить в питье пять капель...
- А ежели больше? - спросил Довмонт. - Плеснуть, не считая?
- Сердце заколотится и станет худо. Молодой, может, и отлежится, а вот старому не встать...
- Глядите! - крикнул кто-то, указывая на суку.
Все повернули головы. Ласка лежала на боку, вытянув лапы. Подбежавший псарь потрогал суку, заглянул пасть.
- Издохла! - объявил громко.
- Твой пес тоже был старым? - спросил Довмонт у княжны. Евпраксия кивнула. Князь глянул на травника: - Что скажешь о посуде?
- Немецкая работа! - сказал травник, вертя в руках флакон. - В Плескове не купишь.
Довмонт глянул на Казимира, тот нервно облизывал губы. Княжна не солгала, понял Довмонт. Она имела право на месть. За смерть отца вырезают род врага. Однако Казимир поклянется, и судить придется княжну.
- Ты говорила о предательстве? - спросил Довмонт Евпраксию. - Поведай!
- Казимир убил моего отца, чтоб передать город ордену.
- Лжа! - отчаянно крикнул литвин.
- Он привел в Сборск роту немецких наемников.
- Я нанял их на свои деньги! Чтоб защищать город!
- Здесь стоит капитан наемников, княже! Спроси его!
Чернявый немец с круглой шапочкой в руках вышел вперед и поклонился Довмонту.
- Как тебя зовут? - спросил князь.
- Конрад.
- Кому служишь?
- Кондотьер Богдан! - наемник указал на незнакомого князю кмета. - Я приносить ему присяга после того, как князь Казимир бежать из Сборска.
- Почему Богдану?
- Он брать меня в полон.
- Кому служил до Богдана?
- Ордену.
- Казимир говорит, что ему!
- Солдаты земли Швиц служить тому, кому присягать. До Богдана я присягать ландмейстер ордена Святой Девы Марии.
- Он послал тебя в Сборск?
- Так!
- Что велел?
- Служить князь Казимир и ждать войско ордена.
- Лжа! - закричал Казимир.
- Я присягать! - насупился Конрад и указал рукой. - Этот монах!
- Он еретик, княже! - завопил Казимир. - Как можно верить его клятве?
- Сам еретик! - обиделся Конрад. - Вот! - он вытащил из-за ворота серебряный крест. - Я верить в Господь наш Иисус Христос, я молиться ему. Я креститься не так, как вы, но бог наш един. В кого верить ты, Казимир? Ты бежать из города и бросить свой солдат. Трус! - Конрад плюнул. - Я лучше сидеть в чистилище, чем служить тебе!
- Владыка! - повернулся Довмонт.
Иосаф подошел и встал перед наемником.
- Клянешься ли ты перед лицом Господа нашего, что сказал правду? - спросил звучным голосом.
- Клянусь! - подтвердил Конрад, перекрестился и поцеловал крест.
Довмонт глянул на Казимира. Литвин был бледен, нижняя челюсть дрожала. Можно не спрашивать.
- В поруб его! - велел Довмонт. - До суда веча!
В сенях стало тихо. Князь Плескова волен в своем суде, но к смерти приговаривает только вече. Казимир побледнел и растерянно глянул на Довмонта. Подскочившие кметы сняли с него пояс с кинжалом, завернули руки за спину.
- Господин! - взмолился Казимир по-литовски. - Пощади! Я все расскажу!..
Довмонт не отозвался. Князя мучил стыд. Голова седая, а не распознал предателя... Будут теперь злословить! В лицо сказать не посмеют, побоятся, а за спиной шепнут... Из-за Казимира другим перебежчикам не станет веры. У ливонского ордена два смертельных врага - Литва и Русь. Потому от родовых распрей литвины бегут на Русь, рассчитывая на приют. Более могут его не получить. Всякий уверится: литвин служил ордену! Казимир бросил тень на всех единоплеменников. По смерти Довмонта вече вспомнит и призовет в Плесков русского князя. Сыновьям не получить города...
Казимира увели. Довмонт сделал знак Евпраксии подойти.
- Хотел дать тебе доброго мужа, а вышло - погубил отца, - сказал сокрушенно. - Прощаешь ли ты меня?
- Прощаю! - сказала княжна тихо. - Ибо не ведал ты, что творил.
- Тогда слушай мою волю! Сумела отбить Сборск, сумей и сохранить! Будешь в нем посадницей! (В сенях зашумели...) До Рождества. За это время найди себе доброго мужа. Раз я не сумел, ищи сама. Выберешь доброго воина, сделаю посадником. Выберешь тихого, дам приданое и дом в Плескове! Захочешь уехать в другие земли - препятствовать не буду. Сгода?
- Спаси тебя Бог, князь! - сказала Евпраксия.
Довмонт встал и обнял ее.
- Бог не дал Андрею сына, но дочку послал боевую, - шепнул в ухо. - За Давыда моего пойдешь?
- Избрала уже! - ответила княжна.
- Тогда зови на свадьбу! - улыбнулся Довмонт. - Посаженным отцом, - он отпустил княжну и подозвал немца. - Видел вас в поле, - сказал, разглядывая наемника, - крепко стоите! Будешь сражаться за Русь?
- Кондотьер решать! - ответил Конрад.
- Какой с ним уговор?
- Служить до Рождества Богородицы.
- Что так мало? У Богдана нет серебра?
- Он не давать нам серебро, велеть отслужить свой выкуп.
Довмонт мгновение смотрел изумленно, а затем захохотал. Собрание поддержало. Громкий смех прокатился по сеням и замер в переходах.
- Сколько живу, но не слышал, чтоб наемники служили за выкуп! - сказал Довмонт. - Ай-да, Богдан! Слушай меня, Конрад! Если кондотьер не захочет ряд продлить, приходи в Плесков! Сговоримся!
Конрад поклонился.
- Суд кончен! - объявил Довмонт и кивнул вечевому дьяку: - Запиши!
- Погоди, княже!
Довмонт удивленно посмотрел Иосафа. Игумен выступил вперед.
- Ты осудил клятвопреступника и убийцу по делам его, - сказал игумен, - однако оставил без разбора обвинение в колдовстве.
- Казимир восклепал на княжну!
- Клятвопреступнику веры нет, - согласился Иосаф, - но отец Пафнутий из Сборска донес мне о скверне. Чтоб вернуть город, княжна вошла в сговор с волхвом по имени Богдан. Это его ты только что хвалил. Волхв прилетел на громадной птице, плюющейся огнем и поражающей люд клекотом. Птица убила кметов Казимира на стенах города и плюнула в ворота. Те растворились, княжна с кметами ворвалась в Сборск и захватила его. Княжна вправе мстить за смерть отца и прогнать из города клятвопреступника, но звать на помощь чародея - преступление перед Богом!
Довмонт хмуро глянул на Евпраксию. Та смешалась.
- Дозволь мне, княже! - Богданов выступил вперед. - Если владыка обвиняет меня в чародействе, мне и отвечать. Так?
Довмонт посмотрел на Иосафа, тот кивнул.
- Вот! - Богдан вытащил из-за ворота медный крест на шнурке. - Разве чародеи носят кресты?
- Слуги дьявола хитры! - возразил игумен. - Некоторые, особо сильные, могут носить кресты и выдавать себя за христиан. Другие и в церковь божью ходят, а дома волхвуют.
- А с чего ты взял, что я волхв?
- Ты летаешь на птице?
- Летаю!
- Разве сие не от дьявола?
- Отец Пафнутий спрашивал меня о том же. Не доносил тебе мой ответ?
Иосаф покачал головой.
- Повторю, что ему сказал. Глянь в окно, владыка! У пристани стоят лодьи. Человеки не могут плавать, как рыба, но плавают! Разве они чародеи? Или волхвы?
- Лодьи делали люди. Они не живые.
- Моя птица такая же. Из дерева, железа и полотна. Можешь сам убедиться - мы привезли ее! Она за городом укрыта, чтоб не будоражить люд. Хочешь глянуть?
- Седлать коней! - поспешно велел Довмонт.
Когда кавалькада из нескольких десятков всадников прибыла на берег реки Великой, то увидела десяток наемников, охраняющих копну сена. Эту 'копну' доставили к Плескову уже привычным путем - на плоту.По знаку Богдана солдаты раскидали сено, взору князя и свиты предстала птица с двойными крыльями. Вздох удивления прошелестел в окружении князя. Богдан спрыгнул с коня и подошел к самолету.
- Гляди, владыка, дерево! - он похлопал по фюзеляжу. - Полотно! - он коснулся крыльев. - Железо! - Богдан взялся за цилиндр мотора.
Довмонт слез с коня, подошел. Осторожно коснулся ладонью крыла, затем двинулся вдоль самолета, трогая и щупая. Следом, как по команде, устремилась свита. От напора любопытных рук По-2 закачался, но устоял. Лейтенант бдительно следил, чтоб от самолета ничего не оторвали. Обошлось. Никто не заглянул под фюзеляж, где на направляющей висел последний 'эрес'. Бомбы Богданов решил не брать, а вот 'эрес' захватил - на всякий случай.
- Как она плевалась огнем? - спросил Иосаф.
Лейтенант снял "ДТ" и дернул за рукоятку перезаряжания - на траву упал патрон. Отдав пулемет подбежавшей Ане, лейтенант поднатужился и вывернул пулю из гильзы. Аня поднесла глиняную плошку, лейтенант высыпал порох на дно. Повинуясь знаку, кмет Данилы поднес тлеющий трут. Богдан кинул его в плошку. Порох пыхнул ослепительным пламенем.
- Смертные зелья бывают разными! - сказал Богдан. - Одни надо выпить, другие засунуть в железную палку и поджечь. Вот и огненный плевок. Эту птицу делали люди.
- Немцы? - спросил Довмонт.
- Русские!
- Далеко?
- За горой-Уралом.
- Не ведаю такую! - сказал Довмонт. - Далеко Русь разбрелась.
- Как она летает? - встрял Иосаф.
- Покажу! Не хочешь со мной?
К удивлению лейтенанта игумен кивнул. Богданов помог ему забраться в кабину штурмана (под рясой Иосафа оказались обыкновенные порты, заправленные в стоптанные сапоги), пристегнул ремнями. Попросив ничего в кабине не трогать, лейтенант перебрался в кабину пилота. По его знаку Аня провернула винт. Готовый к запуску мотор выстрелил выхлопными газами и заревел. Отступившие назад гости подались еще далее. По-2 побежал по лугу и взлетел. Богданов плавно набрал высоту и на малой высоте направился в сторону от Плескова - не следовало будоражить город. Над рекой он сделал круг и пошел на снижение. Самолет приземлился и покатил к ожидавшим его людям. Те отпрянули. По-2 остановился, Богданов помог Иосафу отстегнуть ремни. Из кабины игумен выбрался сам. Подошли князь со свитой. Они во все глаза смотрели на игумена.
- Велика и обильна Русская земля! - торжественно сказал Иосаф. - Зело украшена лесами, реками и полями. Потому так много врагов, алчущих ее богатств, - он повернулся к Богданову. - Долетит ли до Иерусалима птица твоя?
- Нет! - сказал Богданов.
- А до Киева?
Лейтенант покачал головой.
- Ну, в Новгород?
Богданов прикинул расстояние, количество бензина в баке и еще раз покачал головой.
- Не от дьявола творение это! - заключил Иосаф. - Хитер враг человеческий, да хвастлив - гордыня им владеет. Коли б от дьявола была птица сия, то слуга его непременно похвалился. Тут бы я его и поймал! Богобоязненный человек силы свои соизмеряет, гордыню гонит. Благословляю тебя, чадо!
Богданов поклонился и поцеловал крепкую длань игумена.
- Отблагодарили тебя за Сборск? - спросил Довмонт пилота.
- Я не просил благодарности.
- Ну, так я награжу! - князь отвязал от пояса кожаный кошель. - Прими!
"Служу Советскому Союзу!" - едва не сказал лейтенант, но вовремя спохватился. Взял кошель и поклонился.
- Перебирайся в Плесков! - предложил Довмонт. - Сотником сделаю, жалованье дам. Мне такая птица надобна.
Богданов колебался мгновение. От Сборска до Плескова тридцать километров по прямой. Ровно на столько же дальше от места, где они провалились в прошлое.
- Не прогневайся, князь, но останусь в Сборске. По нраву мне там. Коли понадоблюсь, прилечу. На птице моей это мигом!
Довмонт нахмурился и внезапно поймал взгляд Евпраксии. Та смотрела на Богдана влюбленными глазами. "Так вот кого избрала! - понял князь. - Вот какая награда Богдана ждет! Ладно! Как сыграют свадьбу, обоих - в Плесков! Условием поставлю! По Богдану видно, что не князь. Из кметов... Захочет княжну - подчинится! А в Сборск посадник найдется..."
- Быть по сему! - сказал Довмонт и, прихрамывая, пошел к коню.
Гости из Сборска провожали кавалькаду взглядами, пока та не скрылась в балке.
- Ох! - сказала княжна и прижала руку к сердцу. - Обошлось!
- Все хорошо, Проша! - шепнул Богданов и, пользуясь тем, что Данило отошел, сжал ей руку. - Ты молодец! Умница!
- Это ты молодец! - возразила княжна. - Я женщина!
Богданов засмеялся:
- Держалась по-богатырски! Одолели врага битве, одолели и в суде. Надо бы отметить!
- Нам отвели горницы в княжьих хоромах, - сказала княжна, - после полудня князь звал на пир.
- Тогда пройдемся по Плескову! - предложил лейтенант. - Очень хочу город посмотреть... Ане обновок купим! - Богданов подмигнул штурману. - Она самолет подготовила, с плошкой сообразила.
- Нет сил! - сказала княжна. - До сих пор ноги дрожат. Поеду в хоромы, прилягу!
Она ускакала с Данилой, Богданов подозвал Конрада. Развязал кошель, насыпал в ладонь наемника горсть серебра.
- Угости солдат! Гляди только, чтоб не перепились! Завалите самолет сеном и сторожите!
- Приезжай к нам! - предложил Конрад. - Что тебе эти хоромы? Не будет тебе перины! Кинут на пол суконную кошму с блохами, на которой собака лежала, не уснешь. Душно, блохи кусают... Приезжай! Лето, тепло, погода ясная... Выпьем пива, ляжем на сено и будем глядеть на звезды! Они здесь, как в земле Швиц, только ближе.
Он подозвал Аню и рассказал о предложении наемника.
- Я как вы! - сказала штурман.
- Договорились!
Богданов вскочил в седло подведенного коня, наклонился и подхватил Аню под мышки. Штурман взвизгнула, но, оказавшись на холке жеребчика, успокоилась. Богданов обнял ее левой рукой, правой взялся за повод. Аня прильнула к нему и вцепилась в пояс.
- Как стемнеет, жди! - крикнул Богданов Конраду.
Наемник кивнул. Никто из них не догадывался, что этим вечером они не увидятся. Что встреча произойдет через несколько дней и будет отнюдь не радостной.