Они принесли и привезли с собой много техники. Вот стоит вакуумная помпа, мощная, такая маленький прудик перекачает за полчаса. Еще антигравитационный танкер, его по старинке все называют "Трактор". Такими тягают здоровенные, неподъемные валуны, волокут спиленные деревья и перетаскивают особо тяжелые грузы. Этой машине не нужно сцепление с почвой. Она могла бы и гору свернуть, если бы потребовалось.
Озеро было мелким, не больше пяти метров в глубину. Еще немного времени и оно медленно, но неотвратимо превратилось бы в болото. Потом в топь, из которой так трудно выбраться, если попадешься. Где-то тут, на дне, был похоронен танк. Сто лет назад в этих местах шла война. Вторая Мировая, Великая Отечественная. Здесь, в лесу и в частности на берегу озера, состоялся бой - танковая и пехотная роты советской армии против артиллерийской батареи, двух минометов и батальона пехоты немцев.
Этот танк столетие назад завяз в пляжном песке. Экипаж покинул его, бросил и ушел сражаться. Наверное, потому что снаряды совсем кончились, да и топлива осталось всего ничего. Не было никакого смысла вытаскивать так некстати застрявшую машину, чтобы добраться до пригорка, где засели немцы и потом встать окончательно.
Потому танк и оставили.
Озеро разливалось, подтапливало берег и вскоре добралось до железного монстра, окружило его и обняло влажной, но цепкой хваткой. Со временем танк осел, привалился на левый бок, погружаясь в прибрежный ил и окутываясь водорослями. Степенно и как-то важно принялся ржаветь. Потом воды стало больше - пришли годы наводнений и долгих дождей. От слабых приливов танк перевернулся башней книзу и утонул в вязком песке.
Через сто лет его нашли со спутника, обнаружив как непонятную, угрожающую кучу железа. Неправильную. Страшную.
1
- Прямой репортаж с места событий... "Лента точка ру" на связи! Слушайте наши новости, смотрите нашу ленту... "Московский комсомолец" на месте раскопок... Древний танк обнаружен историком по надписям на могильном камне, сообщает Интернет канал "Неведомое"... А теперь - реклама!... Программа "Ведомости" на берегу озера Туманное... - слышался громкий шепот со всех сторон.
Журналисты стояли относительно далеко. Над озером и подбирающейся потихоньку к нему техникой роились видеокамеры, каждая с логотипом своего канала на боку. И только шелест множества голосов ведущих новостей, да жужжание двигателей камер мешали сосредоточиться.
Механик-водитель танкера лениво отмахивался от маленьких, но настырных соглядателей, как от комаров, и курил, печально глядя в мутную гладь озера:
- Ну, так что? Приступим? - спросил один из водолазов.
- Шесть метров в глубину все-таки. Причем два под илом. Так что сидим и ждем специалиста, - ответил ему сухопарый мужчина в тонком свитере и поёжился от холода.
Механик тяжко вздохнул, выбросил обмусоленный окурок и достал новую папиросу. По всем информационным каналам тут же пошла реклама сигарет, папирос, элитного табака и, на всякий случай, пива.
- И кто это будет? - поинтересовался механик-водитель. Похоже, что в своей профессии он считал себя лучшим, и советы каких-то там "экспертов" ему совершенно не требовались.
- Военный историк. Он расскажет, как правильно зацепить танк, чтобы не повредить ничего.
- А-а-а... - ухмыльнулся механик и погладил борт своего танкера.
Через десять минут над лесом стрелой скользнула тень скоростного "летуна". Легкий аппаратик юркнул между деревьев, изящно сверкнул хвостовым стабилизатором и опустился на пляжик. Пассажир его, облаченный в громадные очки и несколько старомодный пиджак, выбрался из-под купола и подслеповато осмотрелся. Рой камер рванулся в его сторону.
- А вот и специалист, - хмыкнул водолаз и сплюнул на землю, - Не прошло и полгода...
Не обращая внимания, а, может, и просто не замечая внимания прессы, пассажир пошел в сторону собравшихся вокруг трактора людей:
- Здравствуйте, я Владимир Алексеевич, - представился он, - Зачем вы меня вызывали?
- Вот те на! То есть как это зачем? Вам разве не передали? - растеряно развел руками мужчина в свитере, - Древний военный механизм, танк КВ-2... Под водой... Почти сто лет. Нам нужна была консультация историка!
- Нет, не передали. Сообщили, что дело очень важное, и без меня ну никак. Интересно, чем же я смогу помочь?
- Мы опасаемся, что сделаем чего-нибудь не так, и памятник войны пострадает. Знаете ли, мы еще никогда не доставали со дна такую древнюю технику, а через воду антигравитацинные подъемники не работают, вы же знаете!
Историк хмыкнул:
- Все очень просто! У каждого танка спереди на броне есть два кольца для крюков. Цепляете к ним трос и тянете.
- Но ведь это же...
- Раритет? Не смешите меня! Это старый советский КВ-2! Вы его что, сломать боитесь?? Это же пятьдесят две тонны брони! Это вам не современная модульная роботехника.
- Ну... - мужчина в свитере помялся, оглядывая собравшихся.
- Так! - взял инициативу в свои руки старший команды водолазов. - Раз такое дело, то начинаем работать, и так уже все утро ждем. Думаю, вы можете быть свободны.
- Да нет уж, если оторвался от работы и прилетел в такую даль, то, пожалуй, посмотрю. А вдруг действительно моя помощь потребуется?
- Ладно, дело ваше, - кивнул водолаз и потянул за маленькое колечко, вышитое в костюм у самой шеи. С легким шипением над головой человека возник едва заметный, чуть мерцающий купол силового поля. Заработала помпа, водная гладь покрылась мутной рябью - взбаламученный ил был похож на разбавленные чернила.
Владимир Алексеевич махнул рукой "летуну" и робот мгновенно снялся с места - если потребуется транспорт, то нужно будет всего лишь послать сигнал-маяк и первый свободный аппарат прибудет в течение пяти минут.
Трое водолазов включили мощные фонари и вошли в бурлящую воду. Все, что они видели, передавалось на внутренние экраны танкера, окна которого любезно были распахнуты для летающих камер. Немедленно заворчали журналисты, и в эфир пошла новая порция сенсационных кадров.
На Владимира Алексеевича никто не обращал внимания. Никто за очень долгое время не приставал к нему с провокационными вопросами, не спрашивал о новых исторических секретах вот-вот готовых к раскрытию институтом Военном Истории и его сотрудниками.
Странно, что вызван сюда был именно директор, а не кто-нибудь из профессоров или, на худой конец, аспирантов. Хотя, такая находка, да еще в таком превосходном состоянии действительно требовала присутствия специалиста уровня Владимира Алексеевича, но только после того, как танк будет извлечен из векового плена.
Владимир Алексеевич шумно вздохнул, набираясь благоухания озера и леса. Как давно не приходилось ощущать таких прекрасных, тревожащих юную, в сущности, душу запахов почти дикой природы - после того как на месте побывал человек, земля перестает быть дикой. С особой остротой пожилой человек понял, что последние полста лет его тревожило: ему страшно не хватало этих тихих лесных звуков (если не считать мерзкого крика техники); едва слышимых голосов друзей, удящих рыбу на другом берегу; писка комаров; шелеста травы; неба над головой, а не серого потолка кабинета.
Когда же доводилось в последний раз бывать на природе? И не вспомнить точно, одна только работа, работа и еще раз работа. Без выходных и без отдыха. Такова доля руководителя крупного института, ничего не поделаешь. Даже в отпуске приходилось вкалывать, даже, может и больше, чем в обычные трудовые будни.
- На-до-е-ло! - с расстановкой прошептал Владимир Алексеевич, улыбнулся и подставил солнцу лицо. В ухо, старательно не замечаемый, затрезвонил коммуникатор и, едва видимый, замелькал перед глазами полупрозрачный значок входящего вызова. Счастье оказалось недолгим.
Владимир Алексеевич нахмурился, мысленно сбросил вызов и попробовал вернуться к блаженному состоянию лесной эйфории, но момент уже был безнадежно упущен...
А в это время гудела помпа, водолазы спустились на дно и поднимали теперь черные тучи песка, илистого перегноя и водорослей мощной водяной струей. Удерживаемые силовыми полями, чтобы помпа не смыла, они шарили по дну эхолотами и приноравливались, как же удобнее зацепить стальными тросами танк. Мужчина в свитере, слишком уж взъерошенный и нервный, как показалось историку, пытался командовать и управлять процессом, чем, похоже, всем только мешал.
Опять заголосил коммуникатор. Историк раздраженно сбросил вызов, не посмотрев на входящий номер. Или спам пришел опять (старому ученому никак не удавалось справиться с настройками фильтров и обновлением защитных программ), или... А и все равно кто! Подождут! Все - подождут!
- У вас, случаем, закурить не будет? - спросил Владимир Алексеевич у мужчины в свитере и снял очки.
- Да, да, конечно... - засуетился мужчина, достал из кармана зажигалку и пачку каких-то дешевых, импортных сигарет и вручил ее, нераспечатанную, историку, изображая всем своим видом невероятную занятость.
Владимир Алексеевич неумело закурил - все-таки уж почти тридцать лет, как сигарету в руках не держал - осторожно затянулся благостным дымом, покатал его на языке, ощущая горечь, и, сдерживая подступающий кашель, тонкой струйкой выдохнул ввысь. Загудела лебедка танкера, вытравливая слабину, заскрежетали в эфире голоса водолазов, "Тише, тише! Так... Еще малька подай! Во-о-от, умница. Стоп!! Всё, готово!", механик-водитель как-то по-особенному, невозмутимо и деловито замер за рычагами своей машины. Танк был надежно зацеплен тросами.
Над озером, если не считать вездесущих летающих камер, наступила тишина. И в этой тишине сначала гордо показали из воды свои головы водолазы, выходящие из пучин, словно мифические богатыри дядьки Черномора, а уже потом заурчал двигатель лебедки "трактора". Взбаламученное озеро содрогнулось рябью, пошло волнами и как-то взволнованно заухало вздымающимися со дна пузырями.
Будто змея, или сказочная, бессмертная Несси с озера Лох-несс, появился грубый, черный, облепленный водорослями, кажущийся от того кривоватым, ствол танкового орудия. Кряхтя, следом показалась некрасивая, непропорционально вытянутая вверх, узкая башня. Тросы струнами застонали - наверное, подвернулась коряга или скрытый илом валун, башня накренилась. Взволнованно заверещал, было, худощавый мужчина в свитере - как же его зовут? - но все обошлось, озеро чвакнуло, отпуская, и танк рывком, будто прыгнул, выбрался на пляж.
Вид его был нелеп и грозен.
Так же выглядел бы рыцарь в доспехах, на коне, в полном вооружении и с копьем, если бы он попал на нынешние Олимпийские игры в окружение статных спортсменов тяжелоатлетов. Даже могучий "трактор" по сравнению со старым танком выглядел игрушкой, спортивной машиной, до того округлыми и плавными были его линии, если сравнивать с угрюмой угловатостью броневых плит. Зрители, что наблюдавшие воочию явление гиганта, что следившие за всем этим в прямом эфире, заворожено ахнули.
Механик-водитель аккуратно, будто соблюдая торжественность момента, открыл дверцу своей кабины и спрыгнул на песок, удивленно закинув потертую кепку на затылок. Танк возвышался над ним, как пирамида над муравейником. Судя по выражению лица водителя, он до конца не мог поверить, что такая маленькая машина как его "трактор" смогла вытянуть КВ-2.
Владимир Алексеевич, забыв про сигарету в руке, с болезненным любопытством всматривался в пришельца из прошлого. Броня была изъявлена больше снарядами врага, чем временем, но все равно казалась толстой и нерушимой. Траки гусениц были облеплены грязью, но стоило все лишь пару раз ударить по каткам молотом, как эта грязь отвалилась бы, и гусеницы снова были бы готовы вспахивать дороги в поисках противника. Короткий ствол орудия вызывающе смотрел вверх, в небо, с него капала вода, но весь вид древнего оружия Советской Армии говорил о том, что танк готов к бою.
Прямо сейчас, сию секунду.
Владимир Алексеевич охнул - пальцы обожгло дотлевшей сигаретой. Когда же он снова посмотрел на танк, то был неприятно удивлен: башня бронированной машины медленно, беззвучно поворачивалась. Как любой человек с плохим зрением, историк немедленно принялся нашаривать по карманам свои очки. Водрузив их на нос, ученый попытался отринуть чувства и следить только за фактами. Это оказалось нелегко. Башня неспеша, неторопясь поворачивалась в сторону наблюдателя, несмотря на то, что наклон танка просто не позволил бы этому случиться.
Наконец раздался приглушенный скрип, это когда-то покрытый зеленой краской ствол пушки стал опускаться, нацеливаясь на Владимира Алексеевича. Смолк ветер, перестали быть слышны охи и ахи журналисткой братии, растаяло в воздухе жужжание моторов камер прямого эфира - черная дыра калибром в 152 миллиметра указывала прямиком на пожилого историка.
Владимир Алексеевич боялся пошевелиться. Творилось что-то очень странное, танк, только извлеченный из воды, никак не мог самостоятельно вертеть орудийной башней, никак не мог искать цель, но искал! Чья-то плохая шутка? Наркотическое действие открытого воздуха, которого не доводилось ощущать десятки лет? Головокружение от первой за четверть века сигареты? Владимир Алексеевич зажмурился, надеясь, что мираж пропадет. От громкого металлического щелчка он испуганно открыл глаза - кажется, он понял, что это был за звук. С таким вот щелчком, лязгом, неприятным и угрожающим, снаряд попадает в орудие и за ним закрывается затвор. Сил на то, чтобы осмотреться по сторонам в поисках помощи не было.
Глубокая, могильная, холодная тишина, предвестник моря ужаса, захлестнула историка. Он едва не потерял сознание от этого, но все еще не верил в реальность происходящего. Надеялся до последнего.
Даже тогда, когда танк выстрелил.
2
Взрывной волной Владимира Алексеевича отбросило в сторону, едва не в самую воду и осыпало землей. В ушах страшно гудело, похоже на контузию. Очки, естественно, куда-то улетели, но напуганный пожилой человек не торопился вставать, напротив, вжимался во влажную землю.
Слух возвращался, но очень медленно. Значит, не контузия все-таки, а просто оглушило. И на том спасибо. Кругом явно что-то творилось. Будто сквозь вату Владимир Алексеевич услышал крики, странную сухую стрекотню и гулкие разрывы. Совсем рядом!
- Эй! - крикнул кто-то. - Эй, командир! Ты живой?
Голос был хриплый и очень усталый.
- Командир? - Владимира Алексеевича кто-то потряс за плечо.
- Я? - не поверил он и поднял голову. Озеро вдруг вспучилось громадным серебристо-белым пузырем, который с рокотом лопнул, разбрызгивая зеленоватую воду. Это же взрыв! Это же...
Историк повернулся к собеседнику, им оказался седоусый, в грязно-серой, засаленной гимнастерке и в танкистском шлеме, мужичок.
- Почему это я "командир"? - задал Владимир Алексеевич самый неуместный в сложившейся ситуации вопрос.
- Ну так лейтенанта убило, теперь ты командир, сержант. Укрыться бы надо...
Снова ухнуло близким разрывом мины, да так, что задрожала земля, и снова чуть заложило уши. Над головой истерично взвизгнули осколки. Уже не думая, не задавая себе никаких вопросов, действуя только рефлекторно, Владимир Алексеевич вскочил, прихватил за плечо седоусого танкиста и стремглав бросился к ближайшим кустам, удивляясь только тому, как легко бежится. Будто в молодости. Неглубокий овражек, в который они вдвоем скатились, оказался не пустым - там кто-то лежал. Лежал и тихонько скулил, подняв исчерченному ветвями сосен небу грязное лицо.
Владимир Алексеевич окаменел, не в силах поверить, что такой звук способен издавать человек, а не собака.
- Ничего, Петрович, ты потерпи, - успокаивающе забубнил седоусый, подошел к раненому бойцу и приобнял его, как мать больного ребенка, - все у нас нормально будет, вон, вишь, командир-то живой, только контузило его взрывом-то... Но раз живой - значит, не бросит, выведет. Мы с тобой, браток, еще покажем уродам, почем фунт лиха.
Это было невероятно, но раненый перестал страшно выть и только всхлипывал трясясь. Только теперь Владимир Алексеевич заметил, что скрюченными руками Петрович цепко держится за живот, а вокруг него расползается кровавое пятно.
- Осколком задело, командир. Мина ухнула. Тебе вот повезло, а Петровичу не очень. Ничего, мы тебя починим, Петрович, слышь? Танки чинили, а человека не смогём, думаешь? Дудки! Ты только не дрейфь.
Intro(входящий вызов)
- Блин, да держите же его! Руки держите!
- Сейчас, сейчас... Никогда бы не подумал, что он такой сильный!
- Рубашку принесите, быстро! Так... заматывай сильнее... сильнее, говорю! Ч-черт! В машину его, пока не поздно. Сколько лететь?
- Минут пятнадцать.
- Надеюсь, успеем.
Intro(отклонен)
Владимир Алексеевич вскочил, сдергивая с себя гимнастерку (от смены костюма он уже даже не удивился), и рванул на себе поношенную рубаху. На полосы, на бинты. И снова оказался шокирован - его тело, хоть и покрытое шрамами от недавних ранений, было молодым. Худеньким и почти мальчишеским. Целую секунду Владимир Алексеевич приходил в себя, растерянно сжимая в руках разорванную нательную рубаху. Раненый охнул, и Владимир Алексеевич, наконец, очнулся, бросился к нему, пытаясь вспомнить, как же в молодости, участвуя в одном из локальных конфликтов в качестве медбрата, перевязывал бойцов, принесенных в медпункт. С тех пор прошло очень много времени, почти полвека, но воспоминания вдруг всколыхнулись, наполнились красками, будто случилось это вчера.
Стало понятно, что имел в виду капитан Гаренцев, когда говорил: "А что война? На войне только одно и хорошо - просто всё. Вот я, вот враг. И никаких сомнений и вопросов...". Капитан Гаренцев погиб через четыре года после этого разговора, успев изъездить полмира, и повоевать в десятке разных мест... Вот и сейчас Владимира Алексеевича совершенно перестал занимать вопрос, что же происходит вокруг, где он, кто он, и как, в конце концов, оказался тут. Он был занят - аккуратно убрал судорожно напряженные руки Петровича от раны и осмотрел ее.
Края раны были рваными, хоть и сама она оказалась небольшая, кровь вытекала толчками, но вяло, значит, скорее всего, перебиты какие-то мелкие сосуды, что неудивительно, и это чревато внутренним кровотечением, которое совсем непросто остановить. Кровь не была черная, это уже хороший знак - печень цела. Вообще, надо бы достать осколок, и тогда вероятность выжить у Петровича бы серьезно выросла, но не в таких условиях... Владимир Алексеевич ощупал лоб больного, убедился, что он слегка горячий, и, несмотря на рассветные сумерки, сумел разглядеть некоторую бледность.
- Помоги-ка! - крякнул историк и подхватил раненого за подмышки, - Осторожненько, надо его поднять, и усадить полулежа.
- Зачем? - спохватился седоусый.
- Потом вопросы задавать будешь, делай что говорю!
- Ишь ты, - хмыкнул довольно седоусый, - Не успел командиром стать, а уж раскомандовался.
- А чего ты меня все так официально "командир", да "командир"? Имени у меня, что ли нет? Вот тебя как зовут?
- Максим, - не задумываясь, ответил седоусый, а потом с гордостью добавил, - Как пулемет!
- А отчество?
- Да брось ты, Кирюха, какое еще отчество? Мы тобой сколько грязь уже месим вдвоем? Почитай с начала войны, уже три года полных будет.
- Сорок четвертый, стало быть, - пробормотал Владимир Алексеевич, - недолго осталось.
- Чего? - не понял Максим, не забывая баюкать раненого, пока Владимир Алексеевич осматривал ранение.
- Недолго войне длиться еще, - улыбнулся Владимир Алексеевич и только потом спохватился, - то есть я так думаю!
- Верно мыслишь, Кирилл, верно.
- Воды бы, хотя бы, рану промыть, - задумчиво сказал Владимир Алексеевич, - я свою посеял где-то.
- На вот, у меня тут свеженькая, перед боем набрал, - протянул флягу Максим, а потом крякнул, - А у Петровича же во фляге еще спирт оставался!
- Спирт? - удивился Владимир Алексеевич.
- Ну... Да, немного совсем, - Максим зарделся отчего-то, - Там в городе у кого-то выменял он, на тушенку.
- Чего ж ты молчал-то! Дай-ка ему выпить, поможет. И мне тоже...
- Что, трясет?
- Трясет.
- Страшно? - в озеро опять шарахнула мина.
- Да уж, не карнавал... - Владимир Алексеевич приложился к фляге, жадно глотнул жгучую жидкость и засипел, - У-у-уххх!
Потом плеснул на тряпку спирту и передал флягу Максиму. Пока Петрович аккуратно пил, историк обеззаразил рану и сделал что-то вроде плотной повязки.
- Есть курить, Максим?
- А то как же. На вот, табачок.
- Ну что, Петрович, не холодно тебе? Не зябнешь?
Раненый смутно посмотрел на Владимира Алексеевича и, с трудом шевеля губами, сказал:
- Да нет Кирюха, только вот руки дрожат.
- Ты смотри, как холодно станет, или в сон потянет, ты из фляжки-то хлебни.
- Это уж не беспокойся! - криво ухмыльнулся Петрович.
- Шутишь, значит, будешь жить! - подбодрил историк и потянул Максима за рукав, в сторонку.
- У него есть минут двадцать, максимум полчаса. Если до этого времени не найдем санитара, Петровичу кранты, - прошептал на ухо седоусому историк.
- Так что делать будем, Кирилл? Бросать его нельзя, а уйти в тыл тоже нельзя... Скажут, дезертиры, мол.
- Не бросим, пусть лучше дезертир, чем сволочь, - решительно сказал Владимир Алексеевич.
Помолчали.
- Я вот только одного не пойму, отчего артиллерия немецкая молчит, а? Не к добру это... - невпопад брякнул Максим.
Историк припомнил прочитанный с утра перед вылетом на место подъема танка документ о проходившем здесь бое (только его точная дата не была известна), и опять опрометчиво заявил:
- Так перед атакой-то нашей, еще в четыре утра взвод отправили в тылы немцев! Фрицы же окопались между озером и деревней, чтобы дорогу простреливать. - Он махнул рукой, указывая направление. - Крепко засели, а вот батарею свою спрятали за деревней, на опушке. Это партизаны сказали, да еще и пособили потом, хоть и было их всего шесть человек...Так наши, значит, в четыре утра тихонько кого смогли перерезали, а кого не успели тихонько - так громко подорвали. Только вот живым никто не ушел. - И тут историк посмотрел на изумленное лицо Максима и снова поправился, - Думаю, что не ушел. Уж больно фрицев много там... Как партизаны сказали...
- Это откуда ж ты столько знаешь?? - подивился старый солдат, - Неужели Попятных проболтался? Вот ведь писарская душа, а! Лишь бы языком трепать, да языком не стать! Ну, ужо я ему задам-то, если он живым останется!
***
- Если нельзя идти назад, значит, пойдем вперед!
- Это куда?
- На немцев и пойдем. Не в лоб, конечно. Нам медикаменты нужны, а еще лучше врач. Как думаешь, Максим, найдем? И за "языка" он вполне тоже потянет потом.
- Ну ты даешь Кирюха, не ожидал я такого...
- Нестандартное мышление залог успеха в любом деле! - улыбнулся Владимир Алексеевич.
- Должны дойти, - подумав, кивнул Максим, и стянул с головы, наконец, свой дурацкий танкистский шлем. Под шлемом оказалась мятая, редкая, светло-седая шевелюра, едва прикрывающая обширную плешь. - Только вот машину оставлять жалко, все-таки старая уже, верная. Не делают таких больше...
- Сейчас уже светает, но еще можно по кустам прятаться. Наши, скорее всего, сейчас с двух сторон пытаются немчуру взять, чуешь, минометы уже сюда не метят? - и действительно, были слышны автоматные очереди, да рявканье танковых орудий. Минометы молчали.
Докурив, Владимир Алексеевич выбросил самокрутку и посмотрел на Петровича.
- Эй, Петрович? Ты там живой?
- Жи-во-о-й, - сипло ответил раненый, - Да чего вы там шепчетесь-то? Думаете, не понимаю я, что мне деревянный сарафан светит?
- Ты вот что, - возмутился Максим, - не болтал бы лишнего, а? Ишь ты, его задело, а он уж и помирать собрался. Помнишь, как комбату полголовы чуть не оторвало? И ничего, живой, заикается только.
- Да я же что... молчу я. Только мужики, не надо меня тут успокаивать, лады? Лучше бы мне тоже цыбарку свернули.
- Нельзя тебе, - мотнул головой Владимир Алексеевич, - да потерпишь ты, подождешь нас? Тогда и цыбарку тебе сварганим.
- Чего же не подождать-то. Подожду, будто я бегать тут кругами буду, ага...
- Да ладно тебе, не ворчи, - улыбнулся историк, но потом сразу посерьезнел. - Так, мужики, времени у нас мало. Что мы имеем?
Максим молча, понятливо вытащил ППС, что болтался у него все это время за спиной, и положил перед собой на планшет. Потом достал вороненый ТТ. Словно вспомнив что-то, у Владимира Алексеевича заломило плечо - у него за спиной тоже болтался такой же пистолет-пулемет, забытый, оттого незамечаемый. На правом боку обнаружилась кобура с ТТ.
Историк взял в руку ППС, с некоторым ужасом вновь ощущая тяжесть смертоносного оружия, и нахмурился: в голову полезли сухие строки с тактико-техническими характеристиками. Пистолет-пулемет Сударева, образца '43-го года, калибр - 7,62-мм. По праву считался лучшим стрелковым оружием своего класса во время Второй Мировой войны... то есть сейчас... Тридцати пяти зарядная, весом в пять с половиной килограммов, смерть. Оказывается, смерть тоже можно измерять. Штучно или на вес.
Восьми зарядный 7,62-мм пистолет "Тульский, Токарева" образца '33-го года. Могучий, массивный кусок вороненой стали. Оружие, которое переживет эту войну, в отличие от людей. Переживет, и будет убивать еще полста лет... Вот что значит "Качество"!
Intro(входящий вызов)
- Нейропрограммистов в операционную, живо! Вирусологов и психиатра!
- Вызвали еще в полете, будут сейчас.
- А чего его колотит так?
- Тебя бы не так еще колотило! Он же сейчас другую жизнь живет.
- Тогда подвиньтесь-ка, ребятки. Серега, посмотри на интерфейсы?
- Ужас, древность какая! Нейрошунт прямого контакта. Ему уже лет пятнадцать. И, кажется, никогда не модернизировался...
- Будем радиоканал рубить?
- Попробуем, только о-о-очень осторожно!
Intro(ожидание)
То ли в голове помутилось от усталости, то ли от близкого взрыва той мины, то ли просто от ужаса держать в руках оружие, но Владимир Алексеевич почувствовал дурноту, мир поплыл, стал распадаться мозаикой, искрить электрическими дугами.
Intro(ожидание)
- Так, отключать нельзя. Надо что-то придумать.
- Горит?
- Еще как. Если сразу канал обрубим, вполне можем получить кому. Безвыходную.
- Ё-моё! Пора бы уже законодательно запретить прямые нейрошунты.
Intro(заблокировано)
- Эй, командир! Кирюха, ты чего? - заволновался Максим.
- Э-э-э, ничего... все в порядке. Наверное, с голодухи мутит.
- Смотри, не пугай так! Ну так что? Идем?
- Идем, - кивнул Владимир Алексеевич и еще раз оглядел разложенное на земле богатство: два ППС, свой и Максима и три ТТ. Действительно, чего ждать? Надо идти.
3
Владимир Алексеевич смутно представлял, как они сделают задуманное. Из тех же документов, которые изучал утром перед... ну, перед тем, как все это случилось, он помнил, что медпункт немцы развернули в самой деревне, точнее на ее окраине, ближе к своим позициям.
Добраться туда будет совсем непросто! Кругом же идет бой! Будто в подтверждение этого логического довода, прямо по кустам, за которыми прятались Максим и Кирилл, мазанула дикая, свистящая пулеметная очередь. Впереди, буквально метрах в пятидесяти, едва доползший до пригорка, дымился танк Т-34. Из люка механика-водителя, нелепо раскидав перемазанные кровью руки, свисал боец. Безнадежно мертвый. Чуть впереди танка страшно-нелепо, как изломанные куклы, лежали солдаты, пехота. Даже в сумраке рассвета, становящегося все ярче, это зрелище было пугающим настолько, что у историка чуть не подкосились колени. Руки предательски задрожали.
А ведь как стройно выглядел план на бумаге! Зажатых с одной стороны озером, с другой деревней, немцев, взять наскоком с дороги и через редколесье, танковым рывком. Да обойти озеро в ночной тьме, и напасть с тыла, вгрызаясь в ненавистную серую вражескую спину! Быстро, одним махом. Потому что второго маха не будет - слишком мало солдат, слишком мало танков. Пан или пропал!
И что в итоге? Про итоги Владимир Алексеевич предпочитал не думать. Не хотел думать. Очень плохо, когда все знаешь наперед...
***
- Оврагами пройдем вдоль дороги. Потом придется перебежку сделать, через простреливаемое место. Авось пронесет... Затем огородами, а там посмотрим.
Хороший план. Главное - простой и понятный. Да и чего мудрить? Взял покрепче пистолет в руку и ну бежать! Только пятки и сверкают. Только бы пулеметчик не обратил внимания...
Из показаний:
...А крики-то убиваемых и убийц все слышнее, все ближе. Уже как река они, смывают. Будто лошади, попавшей в стаю волков, хочется кричать от ужаса и затыкать уши, и бежать-бежать-бежать, только бы не слышать этого, не думать, что сначала кого-то, а потом тебя. Не чувствовать, что вот сейчас, прямо сейчас, азартно блестя глазами из-под каски, в тебя метит крепкий, разъевшийся фриц.
Ах, как же муторно и тоскливо, как же обезоруживающе страшно! Суки! Да, суки! Вот так хочется кричать, когда живот сводит, когда сердце летит впереди ног, потому что боится под пулю. Страшно под пулю-то.
Но надо... Никуда не деться. Через эту дорогу, под свинцовый ливень - надо! Иначе Петровичу хана. А что Петрович? Он мне брат, сват? Лежишь мордой в холодную, пыльную землю, и хоть сам себя за загривок поднимай - не пойду! Какой к бесу Петрович? Знать не знаю, не слышал, вот Христом богом...
- Щя-а-ай-зее! - завизжал кто-то молодым, детским почти голоском. Бумкнуло. Граната, видать. Шарахнуло, а это уже танки. Визг замолк, оборвался. ...
Конец цитаты
...Владимир Алексеевич осторожно высунулся - над бруствером, где засел пулеметчик и еще несколько солдат, возвышался теперь Т-34, нестерпимо грозный и нестерпимо беззащитный - у него была порвана гусеница. Уже зная, догадываясь, что будет дальше, Владимир Алексеевич вскочил, глянул через плечо на Максима - бежит ли следом - и махнул через открытое место. Самый быстрый спринт. Наверняка рекорд на двести метров!
Историк бежал, почти не дыша, и все посматривал на танк, из которого теперь, торопливо, выскакивали танкисты, да не все успели через узкие люки. Оставляя за собой дымный след, в бок бронированному чудовищу врезался Фауст-патрон. Полыхнуло, ярко, больно. Рвануло так, что закачались деревья - сдетонировал боезапас. Одного из танкистов, что замешкался, не успел вылезти, разорвало пополам. Верхняя часть, расслабленно-мертвая, взлетела высоко-высоко, к птицам, а потом упала...
Не выдержав, Владимир Алексеевич споткнулся, рухнул на колени, и его растревоженный пустой желудок выдал фонтан рвотной желчи.
- Ох, еб... - матюгнулся Максим, схватил Кирилла за шиворот и потащил волоком безвольное, мягкое, обвисшее тело.
Intro(входящий вызов)
- Что происходит?
- Нормально, нормально, - бубнит кто-то, шепелявит. - Не все коту масленица...
- Да вытрите вы его, захлебнется же! Сестра!?
- Вакцина готова?
- Сейчас, сейчас, погоди, компилится!
- Что так долго?
- Ты на аппаратную часть посмотри! Это же рухлядь! Радуйся, что я вообще хоть какие-то исходники нашел. Ты бы лучше за каналом смотрел, а то связь нестабильна. И где психиатр вообще? Я что, сам буду мат прогноз составлять?
Intro(отклонено)
Дышал Максим хрипло, взахлеб, брызгаясь слюной и выпучив глаза. Владимир Алексеевич и очнулся, казалось, именно от этого оглушающего хрипа. Очнулся и тут же полез искать оружие, ППС нашелся, а вот пистолет...
- Я пистолет потерял.
- Х-х-хрен с-с ним-м, - крякнул Максим и бросил на колени историку второй ТТ, который взял у Петровича, - Ну и... пробежка... етить!
Владимир Алексеевич вспомнил летящее тело танкиста, и его снова передернуло. "Хрен с ним", подумал он, "Действительно... хрен с ним". Утерся и мрачно посмотрел на Максима.
- Ну как, пойдем?
- По-пошли, уфф...
4
Из показаний:
Через огороды ползком, будто в угаре, будто по пьяни. А пьяным и дуракам везет. А кто мы, если не дураки? Полезли в пекло, сами полезли, никто не тащил, никто не упрашивал. С пукалками своими полезли. Огородами...
Не знали же, что огороды горят, что деревня как огромная полыхающая печь - ни вздохнуть, ни глаза открыть. Глупцы! Захотели тихо и незаметно. Вот и ползли меж дымящихся, исходящих жаром угольев, что были раньше хатами. Ползли, или перебегали, уже не таясь, спасая шкуру от нестерпимого жара, покрываясь огромными волдырями, обещающими нестерпимую боль, если не сию секунду, так одну спустя.
Видели горелые трупы. Это те, кто не захотел уйти, когда началась стрельба. Те, кто хотел отсидеться, отчаянно надеясь на защиту родного погреба. Видели немцев, те бежали куда-то, кричали, но тоже не всмотрелись в нас, как во врагов - дым был густой и мешал видеть.
Один выскочил из пламени прямо на Максима, тот, не думая, наотмашь ударил пистолетом по лицу, потом пихнул в необъятный живот сапогом, и фриц с воем сгинул в кипящей огнем геенне. Мимоходом все, бегом, походя. Сниться этот кошмарный вой будет уже потом...
Как нашли медпункт? Кто бы помог вспомнить... наверное увидели, что на отшибе стоит, да и пошли к нему, а это он и оказался. Хорошо хоть хватило мозгов идти кустами, которые пусть и были редкими, но прятали худо-бедно.
Конец цитаты
Руки немилосердно потели. ППС прямо вываливался, будто живой. Сердце бешено колотилось, разгоняя адреналин по мышцам. Хотелось бежать, или прыгать, или стрелять. Чего угодно, только не стоять. Или упасть просто и лежать, медленно остывая... пот застилал глаза, саднили обожженные веки, но все это было неважно, не чувствовалось, потом почувствуем... потом.
- Сколько? - спросил шепотом Максим.
- Один мотоцикл у входа. Там двое. Еще двое постоянно ходят туда-сюда. Внутри, может, человека четыре, не считая раненых.
Максим насупился:
- Все равно сдюжим!
- Сдюжим... Значит так, Максим, дай-ка мне второй ТТ. А тебе вот на, ППС.
- Зачем?
- Да ты слушай, как будем делать... Выходим вдвоем, одновременно. Ты сразу к колодцу...
Из показаний:
Вышли вдвоем. Ровно, прямо, как на параде. Как статуи.
Максим полоснул быстрой очередью и бросился к колодцу. Немцы обалдели, конечно. Но уже ничего не успели сделать. Я стрелял с двух рук. Как это, по-македонски? Или это когда от бедра? Неважно. Я сделал четыре выстрела, и четыре тела легло на пыльную землю. Кто-то ранен, кто-то убит.
Я чувствовал странную, неумолимо-сладостную дрожь, рот сам стал щериться в улыбке, и я стрелял, чувствуя, как отдача тяжело бьет по рукам, как дергаются черные пистолетные стволы. Максим прикрывал меня из-за колодца.
Пихнув ногой дверь, я медленно, вальяжно вошел и выстрелил прямо. Какой-то юнец стоял, направив на меня шмайссер. Почему он не стал стрелять - не знаю. Напугался моего вида? Кроме того юнца в хате было еще пятеро. Я стрелял методично и быстро, пока в живых, если не считать лежачих раненых, не осталось двое, я и немец - в пенсне, коротко стриженый, в халате, заляпанном кровью.
Только потом я услышал стоны лежачих раненых... Почему-то я не стал по ним стрелять...
Конец цитаты
...Следом за Владимиром Алексеевичем в хату ворвался и Максим, хищно осмотрелся стволом своего ППС, и убежал проверять, не забыли ли еще кого? Через секунду из-за занавески раздался короткий выстрел и вскрик.
- Лежал там. Офицер. Без руки. Но другой рукой уже Вальтер доставал, - пояснил Максим, появившись в комнате, повертел трофейный Вальтер и засунул его за пояс.
Историк, с лица которого все еще не сошло дикое выражение, рывком обернулся к немцу в пенсне и спросил по-немецки: