Иван да Марья

Меж холмов река бежала,
У реки село лежало.
Посреди селения - дом.
Жил Матвей с женою в нем.
Маврой все хозяйку звали.
На селе их уважали.
Жили лишь своим трудом, 
Хлебопашеством, скотом.
И детей тому учили.
Старших двух уже женили.
Получив земли надел, 
Сыновья ушли в отдел.
Младший сын Иван остался, 
Да и тот в плечах раздался.
Грудь у парня колесом.
Ради шутки гнет уж лом.
Парень видный сам собою
И не глупый головою.
Девки, видно по всему, 
Просто сохнут по нему.
Только Ваня, ну не оком, 
Все в стороночку, все боком, 
Не подходит ни к одной, 
Погуляет и домой.
Сам Матвей порой дивился:
"И в кого он уродился!"
Часто Мавре говорил:
"Разве я таким вот был?
Помню годы молодые
В те денечки золотые
Я как Ваня не робел, 
Тискал девок как хотел.
Посушил мозги девчатам.
Перебил зубов ребятам.
Все, конечно, из-за них.
Словом, не был парень тих".
И однажды он решился, 
Видно сильно рассердился:
"Слушай, Мавра! Вот что, мать,
Я хочу тебе сказать:
Наш Иван того добьется, 
Что село все засмеется.
Это надо б нам учесть.
Нашу он роняет честь.
Коль такой он, что ж придется, 
Рождества только дождется, 
Нам самим, уж так и быть, 
Парня надо окрутить".
Мать все сыну рассказала
И в добавок наказала, 
Чтоб зря время не терял, 
А невесту подбирал.
Дни летят, бегут недели.
Ваньку думки одолели:
Как женитьбы избежать, 
Иль невесту подыскать.
Похудел он очень сильно 
И до слез ему обидно,
Что его родной отец
Силой гонит под венец.

Закружили, зашумели,
Белоснежные метели.
По ночам такой мороз:
Щиплет руки, щиплет нос.
Рождество уже подходит, 
Ванька места не находит, 
Проклиная белый свет, 
У кого б спросить совет!
Тут он вспомнил про старуху
Ворожею, повитуху, 
Что живет в конце сел.
Вот она бы помогла.
Надо бы поторопиться 
К ней пойти и поклониться.
Ну а дома мать с отцом 
Спорят ночью, спорят днем.
Спор у них не без причины.
Не найдут такой дивчины, 
Чтоб была бы без изъяну
И понравилась Ивану:
Та - коса, а та - горбата,
Та - годами старовата, 
Ту - припадки часто бьют, 
Оклематься не дают.
Это - от роду ленива,
Та - уж слишком не красива, 
Та - Ивану не под стать.
Где ж ему невесту брать?
Как то раз темнеть лишь стало,
Прихватив с собою сало
От родителей тайком,
Ванька входит в бабкин дом.
У порога поклонился, 
Шапку снял, перекрестился.
А затем к столу прошел
И такую речь повел:
"Вот, бабуся, тебе сало
Я принес, хоть может мало...
Ты уж мне не откажи,
Будь добра, поворожи.
Вся беда лишь в том таится - 
Не хочу пока жениться.
Ну а матушка с отцом,
Хоть кричи, стоят на том.
Нынче свадьбу бы сыграли, 
Да  невесту не сыскали.
Тут уж, видимо, сам Бог
В этом деле мне помог.
Сам не знаю, что со мною,
Не гулял я не с одною.
Не лежит моя душа, 
как была б ни хороша.
На вечерках  я  бываю, 
Не селе всех девок знаю.
Всей душой они ко мне,
Но они все не по мне.
Что мне делать? Сам не знаю...
На тебя вот уповаю.
Я тебе ну чем смогу,
Не останусь я в долгу."
"Что придешь, милок, я знала - 
Ваньке бабка отвечала - 
Погадаю. Все скажу, 
Только карты разложу.
А кого печаль так гложит, 
Тот под Рождество ворожит.
Ты, Иван, пришел как раз, 
Завтра ведь оно у нас.
Если ты сейчас поверишь, 
То потом не пожалеешь.
Я помочь тебе хочу, 
Ворожить как научу.
Видишь, карты как ложатся.
Можешь ты не сомневаться
И спокойно ночью спать - 
Свадьбы в скором не бывать.
От родимого порога
Предстоит тебе дорога.
В край далекий ты пойдешь, 
Там судьбу свою найдешь.
Там ты с трудностью столкнешься
И со злом соприкоснешься.
Только ты не отступай,
Рук своих не опускай.
Счастье - просто не дается, 
За него надо бороться.
В правде счастье и в труде - 
Это мой совет тебе.
А когда домой вернешься, 
То и тут не оберешься
Ты хлопот с женой своей,
Но ты будешь счастлив с ней.
Вот и все, что я узнала, 
Все тебе я рассказала.
А теперь, родимый дом, 
Отправляйся ты домой.
Я и так за твое сало
Слишком многое сказала.
Коль в другой ты раз придешь,
Чуть побольше принесешь.
Да... а, одно чуть не забыла, 
Старость память всю отбила - 
Как придешь, Иван, домой, 
Сразу сходишь за водой.
Да не вздумай брать простую, 
Тут уж надо ключевую.
Свечку ты зажжешь одну,
Стол придвинь плотней к окну, 
А колечко, не простое - 
Обручально - золотое 
Ты у матери возьмешь, 
До сухо окно протрешь, 
В ковш опустишь то колечко,
Да смотри, что б без словечка,
И зальешь его водой
Этой самой ключевой.
Точно сделай как сказала, 
А иначе - толку мало.
Ковш, свечу на стол поставь, 
Сзади зеркало приставь, 
Чтоб все это отражало, 
На окошко направляло.
После богу помолись 
И спокойно спать ложись".
Все как бабка повелела
Ванька выполнил умело.
Утром рано соскочил
И к окну скорей в чем был.
Та свеча, что у кольца, 
Вся сгорела до конца.
В темноте нашел другую, 
Лишь зажег он восковую 
И к окну ее поднес, 
Да так к полу с ней прирос.
Мать честная, что за диво!?
Так прекрасна! Так красива!
Величава и стройна 
Смотрит девушка с окна.
Ванька сам себе не верит, 
Долгим взглядом ее мерит.
Уж не грезится ему, 
Иль все это на яву?
Он, то свет рукой прикроет, 
То глаза свои закроет, 
То немного отойдет,
То за ухо ущипнет...
Нет, она не исчезала, 
Так стоит как и стояла, 
К Ваньке руки протянув, 
Губки лишь слегка надув.
Долго ею любовался, 
Лишь потом уж догадался
Заглянуть,  а ковш с водой
Был до дна совсем пустой.
Знать, мороз ее такую 
Рисовал всю ночь святую.
Знать, она его судьба, 
Знать верна та ворожба.
Ванька глаз не отрывая
Смотрит не осознавая - 
Счасть рядом, вот оно!
И не слышит, что давно
За окном с зарей сливаясь, 
Звонкой песней заливаясь, 
По над крышами домов
Льется звон колоколов, 
Рождество благословляя,
Всех к заутренней взывая.
Понял, наконец, Иван, 
Что все это не обман.
На душе вдруг посветлело,
Налилось тут силой тело,  
Забурлила в жилах кровь,
Будто он родился вновь.
Все ожило в нем, вскипело
И душа его запела.
Вдруг в кальсонах и босой
Он пустился в пляс такой, 
Что сосновы половицы 
Завизжали как девицы.
Мать с отцом уже вставали, 
Сами недоумевали - 
Что за грохот,  будто дом
Кто-то ставит кверху дном!?
Шум из кухни доносился.
И не зная ничего, 
Поспешили на него.
Лишь порог переступили
В изумлении застыли...
То в присядку, то в прискок, 
Сотрясая потолок,
Ванька носится кругами
Отбивая дробь ногами.
Разудалый русский пляс
Был в разгаре тут как раз.
Долго так Иван крутился, 
Все ж потом угомонился.
На окошко показал
И родным все рассказал.
Те не мало подивились, 
А потом разговорились.
Стали думать да гадать,
Где ж невесту ту искать?
Под конец они решили - 
До весны все отложили.
Как на речке лед сойдет, 
Так Иван за ней пойдет.
Тут Ивана осенило:
Что в стекле в оконном было,
Карандаш лишь в руки взять,
И на холст все срисовать.
Ровно три дня и три ночи,
Не смыкая даже очи, 
Над столом Иван корпел.
Вышла дива - не картина - 
Загляденье - девчина.
И с загадкой для ума
Перешла на холст сама.

Сколько раз вставало солнце,
Улыбаяся в оконце,
Столько раз ложилась ночь.
Ваньке ждать уже не вмочь.
Он не ест, ему не спится,
К ней, невесте, он стремится.
Наконец пришла весна,
Ваньке вовсе не до сна.
Солнце ласково пригрело
И трава зазеленела.
Отправленья день настал.
Ванька утром рано встал.
На иконы помолился, 
За порог и в путь пустился.
День, другой Иван идет, 
Сам себе под нос поет.
Во все села он заходит,
О невесте речь заводит.
У всех встречных на пути
Спросит: "как ее найти, 
Эту самую девчину?".
И покажет на картину.
Был у всех один ответ:
"в нашем крае точно нет".
Во и пятый день подходит.
Снова он в село заходит.
Так устал - едва бредет,
Тут мужик его зовет.
Отдохнуть с ним предлагает, 
Рядом место уступает.
Он на лавочке сидит, 
Самокруткою дымит.
"Вижу - с дальней ты дороги.
Стало быть, устали ноги.
Кто ты есть? Куда идешь?
Что в душе своей несешь?
Или радость, иль заботу,
Может ищешь ты работу?
Так работник нужен мне
И сейчас вот - по весне.
Сам ведь знаешь - посевная...
А со мной беда такая, 
Что не сеять, не пахать, 
Только охать, да вздыхать...
На Крещенье это было, 
Мне полста перевалило.
Крепко, помню, подгулял.
С той поры хиреть и стал.
Зиму всю нутром я маюсь,
Как поем - так загибаюсь.
Все внутри огнем горит, 
Голова при том болит.
На глазах, как свечка, таю,
От чего  - и сам не знаю.
Люди сеют, я - сижу, 
Со слезой на все гляжу.
Голова хоть и седая, 
Да ведь жинка молодая.
Только б жить, а я то вот - 
Сил хватает до ворот...
Еле жив, а все неймется, 
Все надеюсь, кто найдется
Поле мне мое спахать.
Жаль ведь  - будет пустовать.
Слышишь, парень,  ради Бога, 
Задержись хоть на немного,  
Ты с дорогой не спеши,
Ну хотя бы лишь спаши."
Стал просить мужик Ивана:
"разочтусь я без обмана:
Сколь запросишь - столько дам".
Призадумался Иван.
"коль такая неулада, 
Мужику помочь бы надо.
Да идти то дальше как?
Весь запас харчей иссяк."
Слушай, дядька, что скажу:
"Поле я твое спашу, 
И не будем мы рядиться, 
Но, как это говорится, 
Уговор будет такой:
Мой мешок набьешь едой.
Коль расчет такой подходит - 
По рукам, тогда выходит.
И, чтоб время не терять, 
Сразу - в поле и пахать."
Тут калитка приоткрылась 
И хозяйка появилась.
Двинув мужу тумака, 
Сунув руки под бока, 
Зло Ивана оглядела
И змеею прошипела:
"Ну-ка, ну-ка, голубок, 
Покажи-ка свой мешок!
Во все время разговора 
Я стояла у забора.
Ну, да ладно... Бог с тобой, 
Накладу в мешок я твой."
И ехидно улыбнулась.
Снова к мужу повернулась:
"вот что, старый дуралей, 
Без меня ты впредь не смей.
Ты в делах таких не смыслишь, 
Что потом с него ты взыщешь?
Коль зерно переведешь 
И семян не соберешь!
И даю наказ особый: 
Ты гляди за ним там в оба.
Проходимцев этих знаю...
Эх, как жаль - сама хвораю, 
Ночь которую не сплю,
Видит Бог, едва терплю.
Сколь сидеть, а ну вставайте!
Марш во двор и запрягайте!

Ходит Ванька день, другой
Вслед за плугом, бороздой.
Громко песни напевает, 
Лошадей все подгоняет.
Ровно ложит пласт на пласт,
До работы он гаразд.
Третий день к концу подходит,
Вот Иван коней выводит.
На село с тоской глядит,
Тут он дядьке говорит:
"Что-то скучно больно стало,
Пожую немного сало,
Да в село потом схожу, 
На девчат хоть погляжу".
"Ох, Иван, а спать когда?
Столько верст туда-сюда!
Ну, да дело тут такое, 
Словом, знаю - молодое.
Ну и что ж, Иван, сходи,
Да попутно к нам зайди.
Пахота с трудом дается, 
Сам ведь видишь - упряж рвется.
Я ее бы починил, да кусачки позабыл.
Помню, там они лежали, 
Где мы плуг с тобою брали.
Как в сарай,  Иван, зайдешь, 
На окошке там найдешь".
Восемь верст - почти не дело,
Шел пока совсем стемнело.
Вот и дядькин двор как раз.
Ванька вспомнил про наказ.
К тетке в дверь не стал стучаться - 
Не хотелось с ней встречаться.
Маханул через забор.
И к сараю через двор.
Долго там проковырялся.
Все на что-то натыкался
В темноте, едва нашел.
И назад было пошел, 
Ну тут вдруг остановился,
В тень присел и затаился.
Видит Ванька - от ворот
Человек к крыльцу идет.
Не дошел, остановился, 
Набожно перекрестился.
Вот в окошко постучал
И спокойно себе ждал.
Скоро дверь в сенях открылась
И хозяйка появилась.
"Яша, Яшенька, дружок,
Ясноглазый голубок!
Что же так ты припозднился,
Не другой ли соблазнился?
Если б знал, как я ждала,
Дуты тяжкие гнала!"
Тетка Яшу обнимает 
И целует, и ласкает.
После за руку берет
И к двери в избу ведет.
Ванька диву даже дался, 
Сразу было растерялся, 
Но потом в себя пришел
И к крылечку подошел.
Видит - свет сквозь ставни бьется.
Он к окну и вот смеется.
Между ставень в щель глядит.
За столом жених сидит: 
И плешивый, и ушастый, 
И лицом весь угревастый, 
Телом больно доходной,
И на глаз один косой.
Для такой дородной тетки
Он не годен и в подметки.
Но зато, о, как он жрет!
И куда в него идет?
За двоих он уплетает
И наливкой запивает.
Озверело мясо рвет, 
Между пальцев жир плывет.
Ну а тетка?! Ух какая...
Говорила, что больная...
Возле Яши так и вьется,
И играет и смеется.
"Ай да, те-тка! Вот, змея!
Нарвались бы на меня...
Да не буду я Иваном, 
Коль смерюсь с таким обманом
И проказы вам спущу.
Я за дядьку отомщу!
По всему видать, что надо
Проучить такого гада."
Дальше Ваня не смотрел.
Мести план уже созрел.
Дай да Бог, что б не сорвался, 
А то этот хмырь зарвался.
На крыльцо Иван спешит
И ногою в дверь стучит.
Сам опять к окну вернулся, 
Видит - Яша поперхнулся, 
Тетка места не найдет,
Что случилось, не поймет.
Наконец сообразила, 
Яшу за руку схватила,
По избе туда-сюда...
Надо б спрятать бы куда...
Вот она что-то сказала,
На подпечье показала,
Занавеску подняла
И забраться помогла.
Ваньке то и надо было:
"Ну, держись теперь, дурило!"
Сам быстрее вновь к дверям
И устроил тара-рам.
"Да иду, иду, открою...
Вот себя только прикрою.
Что-то я занемогла
И пораньше спать легла.
А, кому там ночь не спиться,
Кто так в дверь мою стучится?"
Через толщу всех досок 
Слышен теткин голосок.
"Надо ж, тетка, так заспаться - 
Не могу и достучаться.
Я - Иван, работник ваш.
В избу пустишь и узнаешь" -
Ванька тетке отвечает,
Сам злобою закипает.
Сам в руках кусачки жмет, 
Вслед за ней в избу идет.
"Нет мне, тетка, с дядькой сладу.
Я работал до упаду, 
До погибели устал.
Ну а он в село погнал.
Мне какая в том отрада,
Что ему кусачки надо?
Говорит  - под печкой ложу.
Из-за них тебя тревожу".
Тетка ахнуть не успела,
Как Иван довольно смело,
Даже глазом не моргнув, 
Головой под печь нырнул.
Яшу там, в углу, зажал,
Тот от страху завизжал.
Долго и остервенело,
Злобно рвал он Яши тело.
Тот хрипел, стонал, терпел,
Под конец все же взревел,
Как-то все же извернулся,
От Ивана оттолкнулся,
Из под печки так хватил,
Что чуть тетку с ног не сбил.
Та у печки все топталась, 
Но к тому ж не растерялась:
"Ох, ты! Ах, ты! Боже мой!
Да ведь - это домовой!
Только так она вскричала,
Тут же в обморок упала.
Ванька было оробел,
Вылез, тетку оглядел.
Обошел вокруг два раза:
"Притворилася зараза!" - 
Сам себе он так смекнул.
Ковш воды в нее плеснул.
Хлопнул дверью и к - дороге, 
Да, дай Бог, скорее ноги.
Восемь верст в раз отмахал,
Всю дорогу хохотал.

Снова Ванька поле пашит,
Ходит он и плеткой машит.
Дядьке, что б не осерчал, 
О вчерашнем промолчал.
Но лишь начало смеркаться,
Стал опять он собираться.
Ел, не ел, скорей  - в село,
Напевая весело.
Как вчера все повторилось.
На стук тетка появилась.
Яшу за руку взяла, 
В дом с собою увела.
Ванька следом - под окошко.
Приоткрыл его немножко.
Слышит - Яша говорит, 
А сам стонет и кряхтит:
"Вдруг, да черт опять подшутит - 
Вновь работник ваш прибудет.
Сможешь ли ты уберечь?
Только, чур уж - не под печь."
Тетка с этих слов сплакнула, 
Яшу даже упрекнула:
"Что, ты, что, ты, мой милок,
Мне не веришь голубок?!
Стала я теперь умнее
И придумала хитрее...
Видел там, в сенях, тулуп, 
Догадайся, коль не глуп?
Утром рано вспозаранку
Вывернула на изнанку.
Знала, Сокол, что придешь...
Тут уж, Яша, хошь не хошь,
Если кто вдруг постучится, 
Должен в раз ты облачиться
В тот тулуп и, милый мой, 
Дверью выйдешь ты другой.
Попадешь в сарай овечий,
Хоть и дух твой человечий, 
Черт и тот там не найдет, 
А не Ванька - идиот".
Сам себе Иван смеется:
"Он в овчарник заберется, 
Черт тот, может, не найдет,
От меня - едва ль уйдет!"
Он к колодцу и - за воду.
Полную налил колоду,
А затем к крыльцу бежит, 
Пуще прежнего стучит:
"Что-ты, тетка, ошалела,
Крепко спать - разве дело!
Дядька там не ест, не пьет, 
Лишь заботаю живет.
О жене своей печется: 
Как ей там одной живется?
Не взирая и на ночь,
Вот меня прислал помочь".
Тетка двери открывает, 
Мужа на чем свет ругает:
"Что он, старый, опупел,
Или в поле мало дел?
Что бы там твоему дядьке 
Чири сели на запятке!
Вот гнилой, вот старый пень,
Я кручусь здесь целый день".
"Да ты, тетка, не ори, 
Я работал до зори,
Было спать уже собрался, 
А он снова привязался, 
Говорит: "даю наказ,
Что б село смотался в раз.
Жинка, знаю там там забыла,
Скот сегодня не поила".
"Ах, ты, идол! .. Ну, постой,
Заявись только домой!"
Тетка дядьку проклянает, 
А Иван что делать знает.
В этом деле больно спец, 
Он к воде погнал овец.
Подгоняет к водопою, 
Наблюдает за одною.
Овцы все, как овцы пьют
И назад в сарай идут.
А одной что-то не пьется, 
У колоды только трется, 
Смотрит - шерсть на ней овечья,
А фигура - человечья.
Это - Яша! Он, милок!
Ну, держись теперь, дружок!
Меж ног Яшу зажимает, 
В воду голову толкает, 
После за уши берет
И лицом колоду бьет, 
Приговаривая Яше:
"не ходил бы к овцам нашим, 
Я б тебя, голубчик мой, 
Не поил бы здесь водой!"
Видит тетка - худо дело.
На Ивана налетела:
"Что ты делаешь, подлец?
Перегубишь мне овец!
Ваньке в волосы вцепилась, 
Не на шутку расходилась.
А Иван меж тем толчет,
Яши вздоху не дает.
Фыркал тот, мычал, крутился.
Как-то снова изловчился, 
Кто уж знает, как он смог
Проскользнуть там между ног.
Из под шубы так рванулся, 
Что не раз перевернулся.
Прытко на ноги вскочил
И в калитку - только был.
Тетка сразу спохватилась, 
От Ивана отцепилась.
"Ох, ты! Ах, ты! Боже мой!
Это тот же домовой!" - 
Только так она вкричала,
Снова в обморок упала.
На хозяйку Ванька злясь, 
И к колоде наклоняясь, 
На нее он опрокинул
И спокойно двор покинул.

Пятый день Иван пахал.
Пуще прежнего устал.
Все же вечером собрался 
И опять в село подался.
Сел в тени он, за дрова, 
Не спуская глаз с двора.
Все как прежде повторилось:
Лишь за Яшей дверь закрылась,
А Иван уж под окном,
Сожалея об одном,
Что, однако, Яше мало
У колодца перепало.
Тот в избе лишь очутился, 
Как на тетку напустился:
Был он очень сильно злой.
"Полюбуйся, я какой!
Так то вот, моя подруга, 
Видно слабо любишь друга.
Вот уж год, как я хожу,
Дальше - больше я гляжу - 
Ты душой ко мне хладеешь".
"Стой! Молчи! Да как ты смеешь
Меня этак попрекать?!
Душу мне мою мотать?! - 
Тетка Яшу перебила - 
Зиму мужа я травила, 
Уж не ради ли тебя?!
Нет, мой милый, лишь любя!
Гнет его всего корежит,
А в могилу не уложет...
Всю дорогу мнилось мне - 
Окочурится к весне.
Разве в том я виновата, 
В том, что зелье слабовато.
Сам ведь ты его принес,
Так с меня какой же спрос?
А тут этот навязался.
И откуда только взялся?
Не работник - прямо черт, 
Да при том еще и тот!!!
Если только можно было,
И его бы отравила."
Ваньку прямо затрясло:
"Вон куда вас занесло!
Ух, ты, язва! Вот паскуда!
Да и тот упырь - иуда!
Дядьку взумали травить.
Нет уж, этому не быть!
А пока что Яшу - гада, 
Поучить бы еще надо.
Может в толк все же возьмет,
Что ему тут не пройдет".
Крепче он к окну прижался.
Своего все же дождался.
Слышит Яша говорит:
"Бочка там, в сенях, стоит.
В ней перо у вас хранится.
В ней хочу и схорониться.
Знаю, снова тот придет.
В ней меня он шиш найдет".
Ванька снова в дверь стучался,
Но в избе лишь оказался, 
Сходу тетке заявил:
"Что дурак он раньше был.
Дадьке запросто поддался,
Что сюда, в село, таскался, 
Что сейчас последний раз 
Дядькин выполнит наказ.
И что б выполнить быстрее
Затопляй-ка печь скорее.
Так уж надо, стало быть,
Будем воду кипятить".
Печку тетка растопляет 
И сама себе гадает.
Осенило вдруг ее:
"Он стирать будет белье...
А коль этим он займется, 
Знать, им с Яшей обойдется".
Вот в печи огонь горит 
И вода уже кипят.
Ванька ведра наливает
И на улицу таскает.
А затем, словно яйцо, 
Катит бочку на крыльцо.
Тетка в раз сообразила, 
Рот в злобе ей покосило,
Завело под лоб глаза,
И вдруг прыгнув как каза,
Кошкой в Ваньку уцепилась - 
До того она озлилась:
"Изуродую всего, 
Но не дам сгубить его!"
В ухо Ваньке прошипела:
"Эко право, разве дело
Шутки мне с тобой шутить" .
Ваньке тетка говорит:
"Стоило ли столь тащиться,
Что б так просто отступиться".
От себя ее толкает,
Разговор с ней продолжает:
"И сегодня дядька твой
День был словно сам не свой,
Все твердил: "Дела, мол, плохи,
Завелись в пере там блохи".
Просит: " Ног не пожалей, 
Кипятком ты их облей".
Ну, коль просит, как откажешь?
Хошь, не хошь, а все ж уважешь".
Он берет воды ведро,
Ухнул в бочку на перо, 
Подождал он, подивился,
Яша там зашевелился:
"А, что б я на месте сдох,
Коль тут мало этих блох!
Глянь-ка, тетка, что творится,
Все перо ведь шевелится.
Ванька тетке ждал на зло,
Что бы Яшу припекло:
"И, как это говорится, 
Что б мне тут же провалиться,
Коль я дядьку подведу -
Этих блох не изведу!
Он туда - ведро второе,
Начилось уж тут такое...
Слышен рев, и чем сильнее, 
Тем Ивану веселее.
Бочка ходит ходуном 
И от туда перья в ком.
Как из пушки вылетает
По двору его мотает.
Это - Яша, он орет, 
На себе одежду рвет.
Налетел вдруг на колоду,
Опрокинул, пролив воду.
"Ой умора! Ха...ха...ха...
Это - блохам всем блоха"!
Ванька тетке: "глянь, какая!"
Сам хохочет, приседая.
А кругом перо и пух.
И тут тетка на пол - бух!
В этот раз уж без притворства.
Он  - за ковш: один, другой, 
Окатил ее водой:
"Ай, да тетка, все неймется, 
Ну, да дядька разберется, 
А пока что, черт с тобой"!
В двери сам и дуй, не стой.

Солнце ласково играет, 
Пахоту Иван кончает. 
Выезжает на межу.
Дядька Ваньке: "что скажу,
Что вспахал ,то слава Богу!
Завтра бы еще погоду:
Рож посеять нам с тобой
До обеда и домой".
"Ладно" - Ванька согласился,
И у дядьки отпрасился
Чуть пораньше на село.
"Дельце там еще одно.
Что б с ним справиться быстрее
Одеженку б постарее 
Надо,  дядька, мне достать.
Не подскажешь, где бы взять?"
"Тю...ю, чудак, добра такого
Ка бы уж чего другого...
Этим, брат, хоть пруд пруди,
Никуда и не ходи.
Там, в селе, в моем амбаре, 
Всякой всячины по паре:
 Тряпки, пакля, канапле...
А зачет это рванье?
Не пойму, ты понимаешь?"
"Завтра, дядька, все узнаешь.
Промолчать Иван решил 
И к селенью поспешил.
Словно мышь во двор пробрался
И в амбаре оказался.
Что уж делать, Ванька знал.
Горб к спине он привязал, 
Благо, пакли было много.
Посидел над ней не много.
Брови, бороду, усы - 
Все для старческой красы 
Прикрепил Иван умело.
Подождал, когда стемнело.
В руки - шапку, узелок.
И чуть ноги поволок.
Тетка дверь едва открыла
И чуть снова не закрыла.
Дед такое ожидал,
Своевременно не дал.
Долго с ней перепирался,
Но в избе все ж оказался.
И спросив, где можно лечь, 
Дед, кряхтя, полез на печь.
"Слышал я, иль показалось?
Ты о горе заикалась? - 
Дед спросил, едва прилег - 
Может я бы чем помог?
Может ты в долгах увязла? 
Аль в грехах каких повязла?
Может нужен мой совет?
Есть нужда в том или нет?"
"Ой, дедуся, ой родимый!
Грех то мой не замолимый.
Как решилась, не пойму.
Видно так уж быть тому!
Что бы не было помехи, 
С милым Яшенькой в утехе,
Мужа сжить решилась я
И хочу спросить тебя:
"Что тут: зелье слабовато, 
Или ложу маловато?
Зиму билась напролет,
А он знай себе - живет.
Гнет его, всего корежит, 
А в могилу не уложит.
А еще тут, как назло,
В дом наш черта занесло.
К нам работничек нанялся.
И откуда только взялся?
Не видать бы его век.
Сатана - не человек!
Стоит Яше появиться,
Он давай над ним глумиться.
Так разделал, так прибил,
Что ему и свет не мил.
Ужас, как я сердилась!
И его свести б решилась.
Помоги, дедусь, прошу.
Я обоих порешу!"
"Да...а, тут грех,
Скажу не малый,
Ну да я старик бывалый.
Что уж тут душой кривить, 
Приходилось и травить - 
Прохрипел старик вздыхая - 
Коль беда твоя такая, 
В этом деле я не прочь, 
Так и быть, берусь помочь.
Если есть, тащи наливку:
Четверть там, или бутылку.
Даже глазом не моргну, 
В миг я это проверну."
Тетка тут уж закрутилась
И наливка появилась.
Дед над нею пошептал, 
Жидкость в четверте взболтал:
"Все хозяюшка, готово, 
Только выпьют, даю слово,
Им конец. Их в раз сведет.
И запомни на перед:
Не изведан толком броду,
Не совалась бы ты в воду.
Завтра же не поленись, 
Да пораньше поднимись.
Ты хозяйка постарайся, 
Не на что не отвлекайся.
Напеки и навари,
Баньку жарко натопи.
Говоря так, между нами,
Не пожадничай дровами.
Да поддерживай в ней жар.
Пару веничков запарь.
Как я зная, завтра, в среду,
Ты встречай-ка их к обеду.
А теперь ты помолись
И спокойно спать ложись".
Утром тетка рано встала, 
Старика как не бывало.

Только солнца луч блеснул, 
На лицо воды плеснув, 
Закусил Иван немножко,
На плечо - с зерном лукошко.
Взмах рукой туда-сюда, 
Ровно сеет семена.
После сева взборонили.
Наспех вновь перекусили,
Напоив коней водой,
Собрались скорей домой.
Ванька к дядьке повернулся,
Посмотрели и улыбнулся:
"Слушай, дядька, что скажу.
Уходить я погожу.
Снял одно с тебя я бремя,
Но расчет держать не время.
Случай тут еще такой:
Распроклятый домовой 
На твоем дворе завелся.
Ну а я прямо извелся,
В эти ночи выживал.
Ну упрямый черт попал.
Только ты не удивляйся.
Не шучу, не ухмыляйся.
Говорю тебе к тому - 
Будь готов ты ко всему.
Вот доедем мы до дома,
Банька будет нам готова.
Тетка встретит нас с тобой, 
Стол накрыт само-собой.
Будет масло, сало, сливки,
Четверть полная наливки.
Будет пир у нас горой...
Пусть позлится домовой!
Если, дядька, ты поможешь, 
А, я знаю, что ты сможешь,
Он у нас, тот домовой,
Разочтется головой.
Да к тому еще узнаешь, 
От чего ты сам страдаешь.
Думай, дядька, что уж хошь...
Под конец ты все поймешь.
Тут уж, дядька, так мне надо, 
В этом будет нам отрада.
Словом, пальцы как согну,
Да еще и подмигну, 
Тут уж, дядька, постарайся.
Главное - не растеряйся.
Так и знай с минуты той
Повторяй ты все за мной".
Дядька к Ваньке повернулся, 
Посмотрел и улыбнулся:
"Что-то, Ваня, ты темнишь, 
Мне всего не говоришь.
Значит, будет нам отрада?
Что ж, согласен, коль так надо".
"Ну вот, дядька, и лады,
Только уж не подведи.
Благодарен мне ты будешь, 
При расчете не забудешь".
Сколько ехали и вот - 
Кони встали у ворот.
Тут и тетка вылетает,
Быстро створки растворяет,
Под уздцы коней берет
И сама во двор ведет.
"Ах, касатики родные,
Труженики удалые.
Уезжали далеко,
Сев давался не легко.
С ходу вижу - примарились,
Да, к тому же, припылились.
Хоть болею, не могу, 
Но коней я распрягу.
Я и впрямь, как будто знала, 
Вас сегодня поджидала.
Потеряла сон, покой,
Изболелась я душой.
Я вам баньку изтопила.
Напекла и наварила".
Тетка чуть ли не поет
И сама, как мак, цветет.
"Полотенце там и мыло,
В баньку, милые, да живо".
Ванька дядьку умотал, 
Веник в прутья исхлестал.
Волос сплавился от жару,
А ему все мало пару.
Квасу ковш - на комелек,
А сам снова - на полок.
После бани долго млели,
А потом к столу присели.
Ванька много пил и ел.
Так уж много, что вспотел.
Наконец-то отвалился,
Икнув раз, перекрестился.
Тут и пальцы он согнул,
Да и дядьке подмигнул.
Сам за голову схватился, 
По избе он закрутился:
"Ой...ее...ее....еей!
Что с моею головой?!"
Вдруг он встал и покачнулся,
На пол - бух, и растянулся.
Дядька много не мудрил, 
Все, как Ванька, повторил:
На колени опустился,
Рядом с Ваней развалился.
"Яша! Яшенька! Милок!
Мой возлюбленный дружок! - 
Тетка радостно вскричала - 
Знать, не зря я привечала,
Давче старца одного! 
Дай да Бог ему всего!
Окочурилися оба".
"Молодец, моя зазноба!" -
Яша был уже в дверях,
Весь опухший, в волдырях.
"Слушай же теперь меня!
Здесь хозяин буду я!"
Он смело к столу подходит,
Гневным взглядом всех обводит:
"Я тебе не бывший муж,
Затяну на шее гуж.
Ты теперь работать будешь,
Про болезнь свою забудешь,
Чем болела и когда.
Знай, возьму все же тебя
Я в ежевы руковицы.
По одной лишь половицы 
Будешь ползать у меня 
И бояться, как огня.
А теперь, ты говорила,
Что от мужа прикопила...
Ну-ка, все на стол мечи,
Да живее, не мычи!"
Дальше дядька не стерпел,
Как медведь он заревел.
Вслед Иван, свершив скачек, 
Сразу двери на крючек.
Тетка страшно побелела, 
Где стояла, там и села.
Сразу там же, у стола, 
Богу душу отдала.
Дядька с Ванькой не грешили,
Суд над Яшей не вершили,
Так как поняли потом - 
Яша тронулся умом.
Позже всех родных собрали.
Что, как было рассказали.
Дядька под конец сказал:
"Сам Господь их наказал".
На другой день яму рыли.
А на третий схоронили.
После сели помянуть.
"Ну, пора мне, дядька, в путь - 
Молвил Ванька - задержался, 
Видит Бог, как я старался
Все дела твои свершить,
Но мне надо поспешить".
"Видно важное то дело,
Коль уж ты довольно смело,
Не взирая и на ночь,
Так спешишь убраться прочь!
Помолившись на божницу, 
Ванька вытащил тряпицу.
Перед дядькой развернул.
Ахнул тот, едва взглянув:
"Ой, вы, люди, подойдите,
Вы сюда только вгляните!
Ай, да Ванька, ай, пострел!
И когда только успел?
Знаю, парень ты послушный.
Но к тому еще и ушлый.
Гляньте, люди, как точь в точь
Срисовал он мою дочь!"
Ваньку будто кто подбросил, 
Даже чашку на пол сбросил,
Сразу к дядьке: "повтори!
Что умолк? Да говори!
Слышишь, дядька, жду ответа!
Я прошел почти полсвета,
Все стремясь к судьбе своей.
Где она? Скорее к ней!"
"Ух какой же ты горячий,
Больно, Ванька, нетерпячий - 
Тот вздохнул ему в ответ - 
Эх, Ванюша, мой ты свет,
Тут история такая, 
Дочь моя, Иван, больная.
С детства недугом страдает.
От чего? Никто не знает.
Ест как все и так же пьет,
А с постели не встает.
Лишь на утренней заре
Погуляет во дворе,
Только солнышку вставать - 
Дочка снова на кровать.
Тут еще жена такая: 
Ей как мать  и не родная.
Ей была она чужда,
Стало быть и не нужна.
Шею мне перепилила, 
Дочку голодом морила.
Хоть и жаль было до слез, 
Да к сестре своей я свез.
Вот, Иван, она какая, 
Марья - дочь моя родная.
Хоть я, Ваня, и не прочь
За тебя отдать бы дочь,
Да зачем тебе такая, 
Коль уж от роду больная?"
"Ну уж, дядька, нет и нет! - 
Ванькин был ему ответ - 
С ней пока не повидаюсь, 
Я домой не возвращаюсь".
Дальше долго не рядились, 
Вскоре в дом сестры входили.
Ванька лишь в избу вступил, 
В изумлении застыл.
Мать честная! Что за диво!
Величава и красива!
Только уж не из окна
Перед ним стоит она - 
Раскрасавица девчина,
Точь ну в точь, как  на картине.
Губки лишь слегка надув,
К Ваньке руки протянув:
"Милый - молвила она - 
Заждалася я тебя.
Что за мной придешь ты - знала.
С нетерпеньем ожидала.
Вот таким, ну прямо в точь,
Ты снился мне из ночи в ночь.
Ты прости, но я устала, 
Для тебя я лишь и встала".
Тихо молвила она 
И опять в кровать легла.

Сорок дней, как две недели, 
Очень быстро пролетели.
День настал, и вот народ
Был у дядькиных ворот.
На дорогу выбегали
И молодых из церкви ждали.
Ждет и дядька у крыльца
Молодых из-под венца.
А в дали уж пыль клубится,
Пара троек лихо мчится.
"Едут! Едут! Расступись!
Эй, ты, бабка, берегись!"
Люди ахнуть не успели, 
Как они во двор влетели.
Сам жених, как мак, цветет.
На руках жену несет.
Их отец благословляет
И к столу всех приглашает.
Люди хлынули гурьбой,
Начался тут пир горой.
Свадьбу восемь дней гуляли,
Восемь дней все пировали.
Пили, ели не в продых
За здоровье молодых.
Восемь дней дядька держался, 
А потом все же сорвался.
К браге так он уж припал, 
Что на завтра и не встал.
День один лишь провалялся, 
На другой - к ночи скончался.
День один погоревали, 
Да и дядьку закопали
Рядом с первою женой - 
Был наказ его такой.
Часть вторая

Лето красно догорает,
День заметно убывает,
С молодой Иван женой
Возвращается домой.
Пять возов скрепят осями,
На переднем - едут сами,
На последнем - Васька кот,
Позади же скот бредет.
За добром Иван не гнался,
Но и взять не отказался,
И раздумывать не стал,
Все до мелочи собрал.
А молва вперед бежала.
Ванька к дому подъезжал.
А отец давно все знал.
Мать с расстройства захворала,
День который уж валялась.
Вот однажды у ворот
Окружил обоз народ.
К возу Ванькиному жмутся,
Пальцем тычут и смеются:
"Гляньте, люди, а она
Не жива и не мертва".
"Он своими погнушался, 
На больную и нарвался".
"Тот же самый чернозем, 
Только из дали везем".
"Да добро его смутило,
На больной и оженило  - 
Потешались над ним люди -
Да у ней коса до груди, 
Ног, уж видно, нет совсем,
На посмешище нам всем.
Ты на ней, Иван, женился".
И отец тут появился:
"Сын Иван, ты мой меньшой.
Вон какой уж стал большой.
Так большой, что уж женился.
А умом вот не разжился.
Толку нет тебя ругать,
Но хочу тебе сказать,
Что добра навез ты гору,
Но не меньше и позору.
Как с моею седеной 
Пережить позор такой?!
Хворую ты взял девицу, 
Ведь жену, не кабелицу!
Кто тебе будет варить?
Будет кто коров доить?
Обошьет и обстирает?
Кто детишек нарожает?
А в избе кто приберет?
Полотна тебе наткет?
В поле кто тебе поможет,
Если встать она не может?
Чем же думал, сын ты мой,
Коль женился на такой?
Знать совсем ты бестолковый,
Коль жениться на путевой
Не хватило разуменья, 
Нет тебе благословенья
От родителей твоих.
Братьев ты забудь своих,
Этот двор, сюда дорогу
И не подпущу к порогу.
Мой последний тебе сказ - 
Разворачивайся в раз". 
Так сказал, Матвей вздохнул,
Тяжело рукой взмахнул:
"Такова моя уж воля,
А твоя, сыночек, доля".
Тут Матвей перекрестился,
Хлопнув дверью в доме скрылся.
Ванька слова не сказал, 
Лишь затылок почесал...
Знать не кончилась дорога:
"Но...о, родные! Уж немного...".
Лошадей возжей хлестнул,
От ворот их отвернул.
Кони больно притомились,
Но тут люди расступились,
Он поехал вдоль села, 
Как дорога повела.
На краю остановился,
С воза слез, перекрестился,
Как быть дальше, он не знал,
Но тут кот вдруг подсказал:
Спрыгнул с воза, припустился,
Через миг в избушке скрылся.
В ней давно никто не жил,
Ветер лишь один кружил
Над ее убогой крышей.
В ней огромной темной нишей
Без двери зиял проем.
"Стало быть, здесь заживем
Мы с тобой, моя родная!
Знать, судьба у нас такая...
Живы будем, не помрем,
Как-нибудь переживем!"
Постоял, полюбовался, 
И скорей за дело взялся.
Чистил, мыл и убирал,
Стекла в окна повставлял,
Дверь на весил, печь поправил,
Дым пустил, варить поставил.
Дни бежали и недели.
Вот уж птицы улетели.
Дышит осень холодком.
Вот уж речка подо льдом.
Марья так и не вставала.
Так лежит, как и лежала.
Лишь на утренней заре
Погуляет во дворе.
Только солнышку вставать,
Марья снова на кровать.
Ванька прямо замотался:
Мыл, варил и убирался.
Он так зиму напролет,
Словно рыбына об лед,
Бился с Марьей, но впустую - 
Не вставала, ни в какую.
Как просил, как умолял, 
Трижды даже отругал.
Марья слушала, молчала,
Ничего не отвечала.
А на улице весна.
Ваньке стало не до сна.
А с прилетом с юга птицы,
Прикупил Иван землицы.
Надо в поле выезжать,
Но вот двор как оставлять?
За порядком кто присмотрит?
Скот напоит и накормит?
Ехать в поле день настал.
Ванька рано утром встал.
Как уж он не торопился,
У печи остановился.
На кота долго смотрел,
В голове, вдруг, план созрел.
За него он ухватился:
"Слушай, Васька, рыжий кот,
Ты - кошачий обормот,
До  чего ты опустился,
Пуще Марьи обленился.
Ты же днями на печи 
Греешь задом кирпичи.
Мыши вон уж как плодятся,
Хвост отгрызть тебе грозятся.
А с них станется, с мышей, 
Доберутся до ушей.
Ну, да ладно, это к слову,
Я к тебе, брат, по-другому...
Вот что, Васька, на сей раз:
Я даю тебе наказ - 
Сам я в поле выезжаю, 
На тебя дом оставляю.
Ты же время не теряй - 
Живо печку растопляй.
Напечешь ты и наваришь,
А затем белье запаришь.
Ну, а главное - смотри, 
Ты мне Марью накорми.
Стены известью побелишь,
Я вед знаю, ты сумеешь.
Пол помоешь, приберешь,
А затем во двор пойдешь.
Скот на речку ты сгоняешь,
Пойло свиньям намешаешь.
В стойлах вычистишь навоз.
Пух почешишь с наших коз.
Двух коров затем подоишь
И теляточек напоишь.
Вот такой тебе наказ
Будет, Вася, на сей раз.
Ты уж, Рыжий, постарайся,
На мой гнев не нарывайся.
Васька выслушал наказ
И хитро прищурил глаз:
Но наказ ведь - не приказ, 
Если глубже разобраться,
Можно и не подчиняться.
Даже будь то и приказ - 
Он скорее не про нас.
Тут с котом Иван простился,
Дверью хлопнул, удалился.
К вечеру уж сам не свой 
Возвращается домой.
Входит в избу, мать честная!
Холодища то какая!
Марья скорчившись лежит,
Посинела вся, дрожит.
Кот хитрее оказался:
В старый валенок забрался.
Осерчал уж тут Иван,
Бросил шапку на диван.
Помолившись на божницу,
Одевает руковицу.
Он за хвост кота берет, 
К койке Марьиной идет.
Одеяло открывает,
Ей за пазуху толкает.
Упераясь кот орет,
А Иван его уж бьет.
Бьет кота, наяривает,
Да и приговаривает:
"Печку, Идол, не топил,
Марью ты не накормил!
Ты в избе не прибирался!
Со скотом не управлялся"!
А кот, знай себе, орет.
Марье грудь когтями рвет.
А она даже не пикнет, 
Не застонет и не вскрикнет.
Ваньку больше зло берет,
Больше Ваське поддает.
Но вот Марья содрогнулась,
Соскочить, было, рванулась. 
Видит Ванька - на глаза
Накотилась ей слеза.
Больно жалко Марью стало,
Зло само собой пропало.
Ванька руки опустил,
Кот на печку припустил.
Тут Иван засобирался, 
До полночи управлялся.
Ночью спал он там -  не спал, 
Утром рано снова встал.
Ел - не ел, опять собрался, 
Возле печки оказался:
"Ну ты, Васька, рыжий кот, 
Ты - кошачий обормот.
На меня не обижайся, 
Ты сегодня постарайся,
И смотри на этот раз
Тот же выполни наказ.
Гнев ты мой теперь уж знаешь,
Стало быть не подкачаешь,
Но гляди - коль повторишь,
День на печки пролежишь,
Вольно там или не вольно,
Долго буду бить и больно.
Васька и на этот раз 
Свой хитро прищурил глаз:
Мол, на мне ты не проедешь.
Где уж сел, ты там и слезишь.
Я работы не боюсь,
Но работать шиш возьмусь.
День, второй к концу приходит.
Ванька места не находит.
Свечерело - на коней
И до дому поскорей.
Дома та же все картина:
Во дворе ревет скотина, 
Оба, как вчера, лежат
И от холода дрожат.
Тут Иван уж расходился,
Пуще прежнего озлился.
"Ой, Ванюша, ой милок - 
Слышит Марьин голосок - 
Целый день я только знала, 
Что ему напоминала,
Говорила я ему, обормоту твоему.
Дурака  ты, кот, валяешь,
Что лежишь, не прибираешь,
Что не варишь, не печешь,
За водою не идешь!
Вот хозяин наш вернется,
Так тебе не обойдется!
Аль вчерашнее забыл, 
Как дурнинушкой ты выл?
Я просила, умоляла,
Даже скалкой угрожала,
Он и усом не повел,
Сам себя же и подвел!" 
"Знать не впрок моя наука, 
Мне уж с вами прямо мука!" -
Тяжело Иван вздохнул.
И в сердцах ведерко пнул.
Сгреб кота и с ним - к постели.
Затолкал он еле-еле
Вновь за пазуху жене,
Снова скалкой по спине
Он кота охаживает, 
А сам приговаривает.
Долго так он его бил, 
Сам уж выбился из сил.
Наконец, жена взмолилась.
Алой кровью обагрилась
Вся рубаха у нее:
"Ваня, Солнышко мое!
Отпусти кота на волю,
Получил он свою долю
На сегодня уж сполна.
Слову я буду верна
И тебя я заверяю, 
А я это точно знаю,
Твой любой теперь наказ 
Васькой выполнится в раз!"
Руки Ваньки опустились.
"Что ж, считай - договорились.
Я согласен, спору нет - 
Был Ивана ей ответ.
Вам пора за ум уж взяться:
Не лежать, не притворяться".

В третье утро, в третий раз
Он дает коту наказ.
Сам на поле. Пашет, сеет.
А душою все ж болеет.
Свечерело - на коней,
Поспешил он поскорей.
Ванька к дому подъезжает
И подумать, что не знает.
Чешит он затылок свой:
"Не ужели, впрямь, двор мой!?"
Не узнать! Его избушка 
Стала словно как игрушка.
Как грибок она стоит,
Крыша краскою блестит, 
Чисто, ровно побелена,
И в ограде подметено.
Входит в избу - красота!
Прибрано все, теплота.
Пахнет маслом, пахнет щами,
Пахнет свежими хлебами...
Ванька рад, душа поет.
Он к печи к коту идет.
Спину Ваське нежно гладит,
За работу его хвалит:
"Молодец ты, рыжий кот,
Ты теперь не обормот.
Зря ты раньше упирался.
Вон, гляди, как ты убрался!
Сразу воду б не мутил,
Я б тебя не колотил".
"Ха! - тут Марья закричала - 
Ты спроси меня сначала,
Кто же печь топил, варил,
Да порядок наводил?
День ты был пока в отлучке,
Я давала ему взбучки...
Бесполезно, вот нахал,
Даже с печки не слезал".
"Да ты что, не уж то правда!?
Разберусь уж с ним я завтра - 
Ванька лыбится хитро - 
Выверну ему нутро!"
"Ладно уж тебе, не ври, 
Вон садись к столу и жри - 
Зло Ивану прошипела - 
Будто прям с котом тут дело...
Жри скорее, да и спать,
Завтра рано ведь вставать!"
Марья днем уж не ложилась,
По хозяйству все крутилась,
За такой весенний день
Переделает сто дел.
Ни на миг не приседала
И Ивану не давала.
Пряла, шила и ткала,
Мыла, чистила, мела.
Радоваться бы Ивану, 
Да жена не без изъяну - 
Выгнал лень с трудом таким, 
Заболела вдруг другим.
С каждым днем и все сильнее
Становилась Марья злее.
Что не сделал - все не так,
Ей не угадишь ни как.
Ваньку прямо заедает, 
Что и делать с ней не знает.
Коль пошел, то не туда,
Ты ей слова - она два.
Злой огонь в глазах пылает,
Меры в ругани не знает.
Только б дома - пол беды, 
В люди с ней не выходи:
Всех облает, обругает 
И скандалы затевает.
Где в селе ни шум, ни гам, 
Так и знай, что Марья там.
Так до лета с нею бился, 
Понапрасну изводился.
Но однажды видит он
Больно дивный вещий сон.
Утром Ванька лишь поднялся,
Сразу же засобирался.
"Слушай, женушка моя,
На поля поеду я.
Не желаешь прогуляться?
На поля полюбоваться?
Там такая благодать!
Там цветов можно нарвать".
"Фи...чего там не видала - 
Марья Ваньке отвечала - 
Не поеду, не хочу.
Вот белье лишь замочу, 
Лучше буду я стираться,
Чем, как ты, дурень, болтаться".
И пошла: "бу-бу, бу-бу...",
Словно черт дудит в трубу.
Да Ивана вдруг дошло,
На нее коль так нашло,
Лучше не перепираться,
А скорее соглашаться.
Что уж толку от того,
Не добьешься своего.
"Ладно, Марья, оставайся,
Здесь с хозяйством управляйся.
Я, по правде, не хотел
Отрывать тебя от дел.
Так оно будет мудрее,
Да вернусь я побыстрее.
На хлеба там погляжу, 
Да поправлю чуть межу".
"Нет и нет! - она вскричала - 
Не хотела я сначала, 
Но теперь назло тебе,
Чем торчать в этой избе, 
Лучше в поле прогуляюсь,
А потом уж постираюсь.

Час как едут и другой.
Говорят между собой:
"Что жена такая злая?
Благодать - гляди какая!
Воздух чист, цветы цветут,
Птички песни нам поют.
Солнце ласково играет,
День хороший обещает".
Говорит жене Иван:
"Видишь - вон мой балаган.
От дождя в нем укрывался,
Наш надел за ним начался.
Вот  - пшеница, там - овес,
Ух, как сильно он подрос!
Ржи посеял я немножко,
Ну, всего лишь три лукошка.
А там видишь, Марья, клен?
Я вокруг посеял лен.
А под кленом умудрились, 
Муравьи вдруг поселились.
Не придумать и умней,
Прямо рядом, меж корней.
Я до них сейчас пройдусь,
А затем межой займусь.
Ты ж за мною не ходи, 
Понапрасну лен не мни.
Лучше чем-нибудь займись:
Слезь с телеги, разомнись. 
Ну тут Марью понесло:
"Нет пойду! Тебе назло!
Да пойду! - она вкричала -  
Перво-наперво сначала, 
А я так того хочу,
Муравейник растопчу!
То же умник мне сыскался,
 Не на ту ты тут нарвался!
Вздумал мне наказ давать,
Да на все мне наплевать!"
Марья быстро соскочила, 
Прямо к клену припустила.
"Сон, знать, в руку, стало быть,
Удалось мне заманить" - 
Ванька вслед ей улыбнулся
И за нею вслед рванулся.
К клену муж с женой подходят
И вокруг его обходят.
"Как от вырос, Марья, клен!
А когда я сеял лен, 
Он таким мне не казался,
Да и в шить, кажись, раздался.
Мне уж и не обхватить...
Ты уж, Марья, не пытайся,
И напрасно не старайся".
Ванька Марью подзадорил 
И умышленно заспорил:
"Нет уж, что тут говорить, 
Не за что не обхватить!"
"Ты  - мудрец, как я гляжу,
Да я руки заложу
За твое это мочало!" - 
Марья зло в ответ вскричала.
Клен она тут обхватила,
За ним руки заложила.
Ванька тут уж не зевал, 
Быстро их шнурком связал.
Марья в миг сообразила, 
Дернулась, да поздно было.
"Заманил тебя сюда,
Что б оставить навсегда! - 
Ванька к Марье обратился - 
Словно бес в тебя вселился, 
Мужа, Марья, ты не чтешь,
Поперек ему идешь.
Стала ты уж больно злою,
Не могу я жить с такою.
Нет моих уж больше сил.
Белый свет с тобой не мил.
Потому и оставляю...
А, хотя... и уж не знаю...
Может до тебя дойдет, 
Что твой муж - не идиот.
Коль гордыню свою сломишь,
Да пощады  вдруг запросишь, 
Коль ты станешь уверять,
Пыл в себе свой усмирять.
Покориться мне готова,
На все это дашь мне слово.
Вот тогда я погляжу,
Может быть и пощажу."
Марья так уж тут взбесилась:
Выла, плакала, крутилась,
Посылала всех чертей
На Ивана и людей.
Собирала все, что знала...
Муравейник растоптала,
Пнув со зла его ногой.
Муравьи же всей гурьбой
Быстро Марью облепили, 
Жала острые вонзили.
Ванька уши тут зажал
И в сторонку отбежал.
Видел кто бы, как там было:
Рев и стон, волчицей выла.
На глазах Марья слабела.
Вот обмякло ее тело.
Ванька рядом уже был,
Голову над ней склонил.
"Ваня, слышишь, Ваня, милый!
Отпусти меня, родимый!
Сжалься, Ваня , надо мной,
Богом данною женой!
Я тебе послушной буду, 
Доброты не позабуду, 
Твой любой наказ-приказ
Я исполню в тот же раз.
Поперек тебе - ни слова.
Я на все буду готова:
Буду ноги твои мыть,
Буду воду я ту пить!
Надо мною будешь волен,
Мною будешь ты доволен!
Ванька мешкать тут не стал,
Марью быстро развязал.

Дома долго не болела, 
Пару дней - всего лишь дело.
Но как только поднялась,
За работу принялась.
Марья сильно изменилась, 
Будто бы переродилась.
С виду стала как княжна, 
С Ванькой - ласкова, нежна...
Мужу уж не возражает,
На работу провожает,
Шуткой, смехом заражает.
По селу, когда пройдет, 
Удивляется народ:
Всех, кого не она не встретит,
Словом ласковым приветит.
Ванька рад, безумно рад,
Стал у них покой да лад.
Счастье в доме их витало.
Но одно лишь угнетало:
По родным Иван скучал:
Слишком редко их встречал.

Как то в зимнюю субботу,
Переделав всю работу,
Что бы время скоротать,
Пряжу начали мотать.
И тут дверь вдруг заскрипела
И отец как то не смело,
Низко голову пригнув,
Их порог перешагнул.
Ванька с Марьей враз вскочили,
Сильно рады ему были.
Шубу сняли, снег смели,
Под иконой провели.
Будто раньше сговорились, 
Оба в пояс поклонились.
Тут Матвей их оглядел:
"А ты, Ванька, похудел - 
Молвил он не приседая - 
Но за что мне честь такая?
Я ее не заслужил. 
Каюсь, детки, я сглупил.
Вот посмел сюда явиться,
Перед вами повиниться.
Леший разум мне затмил,
Белый свет мне стал не мил.
С той поры, как вы вернулись,
Все во мне перевернулось.
Нет бы мне бы вам помочь,
А я с глаз погнал вас прочь.
Спесь дурную проявил,
Вас и Бога прогневил.
Коль обиды не таите - 
Как стемнеет, приходите.
Братья семьями придут,
Детворы в дом наведут.
Мать безумно будет рада,
Да и нам всем в том отрада.
Посидим, поговорим...
Баньку там сообразим.
Братья в бане толк уж знали.
Семь потов с себя сгоняли, 
Волос от жары трещал, 
А Матвей все поддавал.
После всей они гурьбой 
В снег ныряли головой.
Долго, хохоча,  катались,
Снова в баню возвращались.
Парк клубами - к потолку, 
Стон и гогод - на полку.
Братья меры в том не знали,
Наконец они устали.
Тут же квасу напились,
Да и в избу подались.
Вскоре бабы с детворой 
К бане двинулись гурьбой.
И пока они там мылись, 
Мужики разговорились
О погоде, о земле,
О посевах, о зиме.
Тут Матвей вдруг вспохватился, 
К сыновьям он обратился:
"Вас к себе за тем позвал, 
Что такой момент настал:
Год от года я старею,
Стало быть, я и слабею.
Да и наша с вами мать
Часто начала хворать.
Хоть и рано бы сдаваться,
Но я должен в том признаться:
Не под силу нам вдвоем
Содержать хозяйство, дом.
Вот о чем, сынки, вы знайте,
А теперь пока давайте
Будем думать да гадать,
С кем нам век свой доживать.
Да хочу я вам напомнить,
Свой сыновий долг исполнить 
Вы готовы - в том вам честь.
Да у вас ведь жены есть".
Тут Матвей перекрестился,
К детям взглядом обратился.
Старший сын, Петро, вскочил, 
Горячее всех он был.
По избе вдруг замотался 
И руками размахался:
"Что тут думать да гадать,
Над чем голову ломать?
Хоть сейчас распродавайтесь, 
Да ко мне перебирайтесь.
Я всех старше и смелее,
Стало быть, и поумнее.
На жену не погляжу,
Будет так, как я скажу.
По столу рукою хлопну, 
Да ногой еще притопну, 
Так она, едрена мать, 
Пятки будет мне лизать!"
Средний сын, Степан, поднялся:
"Зря, Петро, ты раскричался,
Говорил бы кто другой, 
Сам у Фроси под пятой.
Про меня ты то не скажешь,
 А меня ты уж знаешь?
И скажу тебе одно -
У тебя им не житье.
А еще я в том сознаюсь: 
Звать к себе не собираюсь.
Лучше дело будет в том -  
Самому в отцовский дом.
Он побольше, поновее 
И хозяйство покрупнее.
А женой своей горжусь,
Ей в подметки не гожусь:
Работяща и красива, 
Хоть немножко и спесива.
Ну да это - не порок,
Было б делу в этом прок.
С нею я не прирекаюсь,
Я во всем с ней соглашаюсь,
Молча слушаю ее, 
А вот делаю свое!"
И Матвей лишь улыбнулся
И к Ивану повернулся.
"Мой, отец, ответ таков:
Я на все для вас готов!"
"Ты, Степан, совсем зарвался - 
Тут Петро опять взорвался - 
Я тебе, брат, докажу- 
Будет так, как я скажу!"
Дверь тут в избу приоткрылась
И девчушка появилась.
"Ну-ка, доченька моя,
Подойди-ка к нам сюда,
Сбегай, доченька, ты в баню,
Позови свою маманю:
Так мол, так отец сказал, 
Даже строго наказал,
Ни во что чтоб не рядилась
И на зов к отцу явилась" - 
Дочери отец кивнул 
И к порогу подтолкнул.
Вот уж Фрося хохотала,
Лишь от дочери узнала,
С чет отец ее прислал,
Передать что наказал.
Насмеявшись, рассердилась, 
Дочери распорядилась:
"Мой ему приказ таков, 
Что  бы в тот час без партков
Сам сюда ко мне явился,
Коль еще не провалился!
Он подлец и негодяй,
Так ему и передай!"
Дочь едва назад явилась, 
Как гроза вновь разразилась.
"Ну жена моя ты, Фаня,
Дома ждет другая баня".
"Мой черед теперь настал" - 
Средний сын, Степан, сказал. 
Сам как клоп сразу надулся
И от братьев отвернулся - 
"Ты, племянница, пойдешь
Тетю Настю позовешь,
То же самое ей скажешь,
От меня ты ей прикажешь, 
Что б не медля, в сей же час
Оказалась возле нас!"
Настя уж не хохотала:
"Я в гробу его видала!
И без тапок, а босым,
Голопузым и косым.
Вот такой ответ мой будет.
Все на свете он забудет!
Вот лишь только я вернусь,
Живо с ним там разберусь".
Получив ответ из бани, 
Заскрипел Степан зубами.
"Ну, хоть ты не подкачай,
Братьев старших выручай - 
К Ваньке Петр обернулся
И ехидно улыбнулся - 
Слово ты свое скажи, 
Свою Марью покажи!
Спору нет - она красива, 
Но уж так ли не спесива?
Так послушна и верна, 
Что на зов придет она?"
"Дочь, уваж ты дядю Ваню, 
Сбегай ты еще раз в баню,
Передай его наказ, 
Это уж в последний раз".
Та, лишь в бане появилась, 
Марья и не удивилась,
Догадалась наперед,
Что ее пришел черед.
И раздумывать не стала,
По два веника связала, 
Осенив себя крестом:
"Ну, домоюсь я потом".
Снохи прямо поразились
И на Марью напустились:
"В самом деле нагишом
Ты явиться хочешь в дом?!"
"Да ты, девка, обалдела, 
Виданное ли то дело!
Нет, уж лучше не ходи, 
Да и нас не подводи!"
"Вы, сестрички, как хотите, 
Обо мне хоть как судите.
Я иначе не могу, 
Я уж к мужу побегу...
В церкви, нас когда венчали,
Клятву верности давали.
Коль уж я ему жена - 
Я послушной быть должна".
Два тут веника схватила, 
Перед, зад ими прикрыла,
От волненья вся дрожит
И на зов к крыльцу бежит.
Браться прямо обомлели, 
Возвращаться повелели.
"Ай, да, Ванька, вот  - стервец!
Да ведь он же - молодец!"
Сам Матвей тут изумился, 
Младшим сыном восхитился:
"Самый младший, но хитер,
Он носы старшим утер!
Что ж тут голову ломать - 
С ним мне век и доживать!"

Много лет они прожили
И особо не тужили.
Коль уж я вам не соврал,
Значит, правду рассказал.
С тех пор лет прошло не мало.
Жизнь совсем другая стала.
Та ж река там же бежит,
То ж село там же лежит.
Посреди , на том же месте, 
Дом другой стоит под жестью.
В доме том Иван другой, 
Да совсем уж не такой.
О женитьбе помышляет,
А кого вот взять, не знает.
Но он к бабке не пойдет, 
Сало ей не понесет.
Где та удаль, где та сила,
Что так нас превозносила?!
Я давно уж замечал - 
Люд наш сильно измельчал.
Кривда правду побеждает,
И об этом каждый знает...

Я писал и все тужил, 
Что в ту пору я не жил.