Стояли тёплые августовские ночи, поглощая улицу Дизенгофф тишиной и спокойствием. Кафе "Джо", освещало улицу замедляющим неоновым свечением променад улицы. Кафе с успехом выполняло свою функцию, укрывая редких посетителей атмосферой покоя и созерцания. Стирая в кровь башмаки на манной каше по опостылевшей мостовой я вышел прошвырнуться в одну из ничем не выделяющихся из ряда вон левантийских ночей. Разрезая на бреющем ходу мир пост апокалипсических дэнди, среди Porshe & Leksus, поочередно выплёвывающих праздно шатающуюся публику. Из лизинговых машин то и дело выкатывали весёлые янки в поисках счастья на Ближнем Востоке. Хотя время было уже не детское и мне давно было пора возвращаться в так опостылевший угол на окраинах мегаполиса, я, поддаваясь своему вечному смятению, решил остаться в мире бескрайних мостовых. Непреодолимая тяга ночи современного города взяла верх над сомнением. Я всегда был апологетом ночи. Только там, среди зомбирующего мигания светофоров, в мертвенной тишине улиц, ты сам предоставлен себе и только. Являя собой несуразный силуэт среди потоков машин, уставшей, вымученной походкой, не сродни Чаплину, я любил орать во всю глотку "Вечную любовь" Чарльз Азнавура, прикидываясь городским сумасшедшим. Ночью я мог позволить себе влюбиться в изображение демонической женщины с алчущими зелёными глазами, отсвечивающими адским блеском. Холст с её изображением не оправдано служил рекламой бутика торгующего нижним бельём из Латинской Америки. Она была изображена на одном из пляжей Капо Кабаны. Её лицо, изображённое до несуразности не пропорционально телу, в полнейшем нарушении законов перспективы, ещё больше впечатывалось, обжигая моё сознание горячей галькой Рио. Её изображение одновременно пугало и притягивало меня к себе. Я буквально тонул в русалочье зеленовато тинистом разводе её глаз. Но моё, таким образом задумчивое состояние, всегда прерывалось осознанием того что будь-то набережная Тель-Авива, будь-то Рио всё одна хрень длинною в вечность. "Eternety Love not exist" - орал я в одну из ночей, превращая центральные жилы Тель-Авива в подмостки для своих интерпретаций. Из джипа Чараоке, яппи, закинутые водкой "Trump" with redbull оценили моё лицедейство громким улюлюканьем и возгласами Cool. Моя башка, заведённая как механический апельсин в сотый раз как на заевшем диске прокручивала далёким голосом из 90-х Бутусова "Любовь это взгляд с экрана". Я всегда с наступлением сумерек тащусь от пробуждения совы в себе. И как практика показывает в дневном обывательском сознании таится гораздо больше угроз для ранимой человеческой психики. Днём бьют плашмя без права на возможность уйти в тень, в укрытие. Ночь сама по себе укрытие, преображающее каждую деталь аурой таинственности. Итак, позабыв в очередной раз о торжестве электро компаний, о расщеплении атома, я поступью Кромвеля, рассекая десятый километр зебр и улиц с односторонним движением, встретил её, как выясниться позже полностью татуированную женщину. Она восседала грифом за одним из столиков кафе "Джо". Её огромные польские глаза татуированные под тушь следили за каждым вздохом и движением улицы. Увидав её меня поразила монументальность, царственная осанка не свойственная этому веку. Скорее такая гипертрофия и монументализм соответствовали бы 30 годам, времени бурной индустриализации Германии и России. К тому же я привык что израильтяне в массе своей люди далёкие от гротеска форм. Если бы я был скульптором вот такую женщину бы я вылил из бронзы для украшения Бен Гуриона, почему то в тот момент подумалось мне. Но не успев сделать и шага, подхваченный жестом приглашающим к столику я очутился рядом с ней. Голос её был томно бархатное сопрано. Покуривая сигареты " Европа" она развеивала все мифы о Европе, являясь тем не менее яркой представительницей исчезающей расы. За кофе мы разговорились где выяснилось что зовут её Орна и всю жизнь она была модельером и дизайнером. И действительно наряд её был достоин для выхода на сцену в клубе байкеров. Сапоги галифэ до щикотолок с проступающим рисунком ангела на голени. Далее вверх по течению среди кельтских роз в стиле "Guns-n-Roses" и спускающихся с мощных бёдер эльфов чёрная строгая мини юбка. Она рассказала что муж её, выходец из России, умер рано спившись. Я был для неё чем-то вроде де жавю, напоминая ей умершего мужа . Мы скоротали ночь до рассвета и к утру такси поглотив её как наваждение увозило ей в Рамат-Ааив престижный район Тель-Авива. Я думал что нам уже не суждено встретиться. Но через неделю ноги уже сами несли меня к кафэ "Джо". В этот раз Орна пригласила меня к себе в своё кажущееся только ей одиночество. Она предлагала мне бросить всё и действительно рядом с ней меня не покидало щемящее чувство, что какбуд-то мы знакомы вечность, понимая друг друга с полуслова. Мои жизненные обстоятельства последние лет 10 наступившего миллениума тоже не слишком складывались и в самый раз было бросить всё и начать всё заново. Но нас обоих этот последний всплеск мучительной страсти вводил в ещё большее заблуждение. И мне ничего ни оставалось как вернуться в наезженную колею. Надеюсь она всё поняла. Бесполезно в настоящем искать отблеск прошлого. Наверное что бы это не было это было чувство и мы оставили след в сердцах друг друга. Я разгадал хитростное сплетение твоих причудливых узоров в татуировках и прости Орна мне пора уходить. Я знаю что мы всегда где-то рядом, да будет так.