Аннотация: Обычные люди, муж и жена, в убежище под своим домом. Через неделю после того, как цивилизация окончила жизнь самоубийством...
Ной
"Введи также в ковчег из всех животных и от всякой плоти по паре, чтоб они остались с тобою в живых: мужеского пола и женского пусть они будут"
(Быт. 6:19)
Они сидели в полумраке подземелья и смотрели друг на друга, разделенные незримой стеной. Неделю спустя после того дня, когда цивилизация окончила жизнь самоубийством.
- Солнышко, хватит. Я погорячился. Ну, прости меня, пожалуйста, - Максим попробовал обнять ее за плечо, но она дернулась и отсела на другой конец койки.
Двадцать минут кряду он только и делал, что пытался вступить с ней в контакт, поймать ее ускользающий взгляд, но все без толку. Она смотрела в потолок, как будто там, как на стене дворца Валтасара, проступила страшная огненная надпись: "Мене текел фарес".
- Радость, ответь мне, пожалуйста... - почти умолял он.
Но она продолжала выматывать его этим необъявленным бойкотом. И, наконец, добилась своего.
- Блин! - взорвался Максим и стукнул кулаком по низкой тумбочке, - Почему ты на меня смотришь как на врага народа? Я же тебя спас. Мне нужна твоя поддержка, а ты вместо этого меня тащишь с собой на дно. Мы же оба тут сдохнем, если ты...
С каждым предложением голос его слабел, а плечи опускались.
"Сдохнем? Ну и пусть", - отвечал ее взгляд. Она сидела как каменное изваяние, как его молчаливая Немезида, и подписывал приговор им обоим.
- Извини... - устало пробормотал он. - Я не хотел тебя обидеть. Просто то, что ты делаешь, называется паникерством. А знаешь, что делают с паникерами во время ЧП?
Она смотрела на него расширившимися от ужаса глазами. Видимо, ожидала от него чего угодно.
- Я пошутил. Это мое чувство юмора... Все, что у меня осталось в запасе. Нет, скажи, разве не удивительно - наша семья пережила земную цивилизацию. На карте не будет ни России, ни Америки, а мы по-прежнему вместе. Удивительно...
Ну, не сердись. Может, подскажешь, как тебя успокоить? Я уже все перепробовал.
Напрасно он ждал реакции. Ответом были несколько тихих всхлипов, да по одной слезинке выкатилось из ее глаз. Ох уж эти женщины...
***
Он проснулся среди ночи от странной, нехорошей догадки. Темнота давила как пресс, заставляя вспоминать о лежавших над ними кубометрах земли. Но в этот раз к ней добавился липкий удушающий страх. Лежа на узкой кровати между холодной стеной и ее теплым телом, Максим не мог прийти в себя.
Сквозь полог темноты он тщетно пытался разглядеть ее лицо. Смутное подозрение стало только сильнее.
Разбудить? А вдруг ошибся?
Он включил фонарик и тихо поднялся, неспособный найти рациональное объяснение той мысли, прогнавшей остатки его сна. Что-то было не так. Ее дыхание... Цвет лица, который в слабом свете фонарика был трудноуловим. Или просто его мысли...
Он пересек крохотную комнатку и оказался перед нишей с аптечкой. Неплотно закрытая, немного не на месте. Йод, бинты, антибиотики... Баночка от ее транквилизатора, мезопама. Пустая!
Максима захлестнуло волной. В следующий миг он обнаружил себя трясущим ее за плечи с такой силой, что у нее клацали зубы, а голова моталась из стороны в сторону как у тряпичной куклы.
- Да как ты... Да как ты могла?!
Медленно овладевая собой, парень начал лихорадочно соображать. А она смотрела на него с ужасом - как будто он хотел убить ее, а не спасти.
Вообще-то, чтобы вызвать рвоту, надо надавить пальцем на корень языка. Легко сказать, черт возьми. Попробуй сделать это, когда спасаемый брыкается и всеми силами не хочет спасаться, да еще и кусается... Силы сопротивляться у нее остались.
Кожа на его руках превращалась в кровавые лоскуты, но он не замечал боли, думая лишь об одном: "только бы не было поздно!"
Бесполезно, надо по-другому. Он никогда не делал промывания желудка, но знал, что это можно сделать при помощи воды и воронки. Неприятная процедура, жестокая. Она отбивалась, но он держал ее крепко, борясь не только с ней, но и с чувством стыда и отвращения к себе.
***
- Ненавижу... - пробормотала она, когда прекратила судорожно кашлять. - Все из-за тебя...
- Ты не в себе. Это не ты говоришь, - глухо ответил Максим, закончив накладывать себе повязку. - Что из-за меня, война? Я говорил о ней, и она случилась? Очень логично, слов нет.
- Мысль материальна, а слово тем более, - лицо ее было бледным как полотно, язык еле ворочался во рту. - Я за эти годы от тебя ни о чем, кроме апокалипсиса, не слышала...
- Давай не будем уходить от темы, любимая. Ты мне не ответила. Как ты могла? Ты хотела оставить меня одного?
Она не отвечала, словно опасаясь реакции с его стороны. Но вспышка гнева уже прошла, лицо его смягчилось, и он смотрел на нее с нежностью.
- Зайка, нам надо успокоиться. Можешь меня ненавидеть... твое право. Но где ты теперь найдешь другого мужа?
Шутка, которую он повторил за эти семь дней бессчетное количество раз. Естественно, она не стала от этого смешнее. Но его глаза не смеялись. Они были безумно усталыми, и в них застыло то, что можно было назвать мудростью. Как будто за эту неделю он постарел на 20 лет. Если бы он был героем книги, его виски покрыл бы иней седины.
- Давай подведем итоги. Еды и воды у нас на две недели. Мы живы и мы в безопасности. Что по нынешним временам - выигрыш в лотерею. Помнишь передачи?
Она едва заметно кивнула.
- То-то. И что ты об этом думаешь, милая?
- Все безнадежно.
- Черт побери... - на миг его глаза вновь блеснули гневом. - Ответ неверный.
Максим был убежденным пессимистом, но ему претила слабость. Да, весь мир рухнул, да, миллионы, а возможно и миллиарды, погибли, сгорели, задохнулись под развалинами. Будущее кошмарно... да и прошлое, их личное прошлое, в общем-то, не настолько светло, чтобы искать в нем спасительного забвения. Но надо бороться. Всегда. Так говорил он, и ему вторили Камю, Сартр и другие мудрецы безумной эпохи накануне Конца Истории.
Он не собирался сдаваться.
- Тебе их совсем не жалко? - у нее была привычка огорошивать внезапными вопросами.
- Мне, конечно, ОЧЕНЬ жалко, - его голос стал стеклянным, - но кому станет легче, если мы последуем за ними?
Она как всегда не удостоила его ответом.
"Наверно, все дело в синдроме замкнутого пространства, - подумал парень. - Нет, люди никогда бы не смогли жить в бомбоубежищах годами. Тренированные летчики-космонавты - возможно, а обычный слабый человек тронулся бы от такой жизни. А слабых, увы, большинство".
***
Когда они поселились в этой конуре, она пребывала в трансе от отсутствия горячей воды и удобств во дворе, а он был рад-радешенек - в развалюхе был огромный, не по размерам, подпол.
После того как они закончили все дела с переездом, он, сроду не державший в руках молотка, загорелся идеей устройства в нем настоящего бомбоубежища.
И подпол стал его настоящим домом, откуда он изредка возвращался, чтобы перекусить и переброситься с ней парой слов. Днем он пропадал на работе, половину ночи проводил в сети, а вечером уходил к себе под землю и оттуда доносились звуки сверла, стук молотка и прочие строительные шумы. Для нее в его расписании оставалось в лучшем случае несколько часов.
Казалось, вся его зарплата шла на благоустройство Убежища, которое он почему-то назвал английским словом "Волт".
Каждый месяц они отправлялись на оптовый рынок и привозили полные сумки продуктов: тушенку, сгущенку, рыбные консервы, печенье. Все это относилось "вниз" и складировалось там. По истечении срока продукты разрешалось съесть, а запас обновлялся. Сразу после свадьбы он, прижимистый до скупости, неожиданно купил на Интернет-аукционе счетчик радиоактивности, потом раздобыл где-то противогазы, ОЗК, лекарства, названия некоторых из которых она слышала в первый раз, выправил лицензию и купил помповое ружье и многое-многое другое.
Если бы соседи узнали, то решили бы, что у бедного бюджетника поехала крыша от переутомления.
Зато теперь он мог испытывать законную гордость - своей жизнью она была обязана его стараниям. Как будто от этого было легче.
***
- Ты, правда, думал, что это произойдет?
- Любовь моя, я не думал, я ЗНАЛ, что это лишь вопрос времени. Уже лет десять знал...
- Тебе когда-нибудь говорили, что ты сумасшедший?
- Был уже в истории такой "сумасшедший". Ноем его звали.
- Ты не Ной, - фыркнула она. - Он спасал не только себя.
- И ты не ной, - беззлобно усмехнулся Максим невольному каламбуру. - А то хоть мы и не в ковчеге, мне ничто не мешает выбросить тебя за борт, солнышко. Шучу.
Опять ее глаза округлились и наполнились слезами: "Как ты можешь?.."
- А кого еще он спас, радость? Бедных зверушек? Каждой твари по паре, ага?
- Ты мог бы хоть соседей предупредить...
- Солнышко, у каждого своя голова за плечами. Всем, кому надо, я месяц назад начал звонить и твердить, что обстановка в мире неспокойная и неплохо бы уехать из города на время. Посмеялись, черт... - парень поморщился, словно от внезапного укола. - Я что, должен был говорить, что мне во сне явился шестикрылый серафим и раскрыл скрижали каменные, на которых был высечен кровавыми письменами день и час, когда прискачет конь блед со всадником по имени Смерть? А? Да меня бы в психдиспансер закатали. Помнишь Кассандру? Пророкам редко верят на слово. А соседи... Мне они всегда не нравились.
- Как ты можешь быть таким жестоким... - она обиженно поджала губы. Он не любил этот жест, заставлявший его чувствовать несуществующую вину.
- Могу. И буду! Мы все должны на время стать жестокими, потому что этот мир - ЖЕСТОК. Ты должна понять одно: все это ради тебя. Ради тебя я переехал в эту дыру, будь она проклята. Ради тебя трудился над этим гребанным подвалом. Если бы я думал только о себе, не стал бы суетиться. Видал я эту жизнь знаешь, где?
Она молчала, а он все говорил и говорил, как будто с каждым словом камень у него на душе делался легче.
- ...Эх ты, горе мое. Радость моя... Черт бы вас всех побрал с вашей готикой, - Максим гладил ее по голове, прижимая к себе. - Вы думаете, что смерть - это так романтично. Лежишь себе в белом платье в гробу, да? А червей не хотите? А гнилостные газы, а личинки, а мухи? Бедные наивные детишки, понапридумывали себе... Знаешь, там наверху я видел смерть. Хочешь, расскажу? Нет? Мне этого хватило, чтобы полюбить жизнь на всю оставшуюся жизнь, будь она неладна.
Поэтому если ты попытаешься сделать это еще раз, я тебя вытащу за шкирку.
- Ты не сможешь мне помешать.
- Спорим? Выбирай один из двух вариантов. Или я приковываю тебя наручниками к кровати, или буду караулить круглые сутки, отбирая поочередно ножи, шнурки, лекарства, крысиный яд... - он горько улыбнулся и вытер ей слезы своим платком, - Если надо, я готов не спать неделю и умру на посту, но не дам тебе это сделать. Как тебе такой расклад? Я не для того затащил тебя сюда, чтобы дать тебе умереть от собственной... - Максим замялся, подбирая корректный эвфемизм, - готичности. Не отпущу.
- Почему? - безнадежности в ее голосе немного поубавилось. - Зачем?
- Потому что я сторож брату своему. Потому что я Ной и я в ответе за тех, кого приручил. Как тебе такой ответ? Если не хочешь думать об ответственности перед человечеством, думай обо мне. Наплевать на Адама и Еву. Мы не единственные, человечество проживет и без нас. Важно, что ты нужна мне. Люблю я тебя, разве не видишь?