Доронин Алексей Алексеевич
Книга 3. Утро новой эры

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
Оценка: 5.57*38  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Продолжение "культовой саги "Черный день", как гласит официальная версия. События спустя полгода после катаклизма. Судьба или случайность приводят Александра Данилова туда же, куда незадолго до этого эвакуировались целевшие из убежища в Академгородке - в маленький городок Подгорный. Они начинают строить свой новый мир. В это же время в соседнем Алтае растет и крепнет новый центр силы в городе Заринск.
    Старая версия.
    Новая - на Author Today

Книга 3. Утро новой эры

   Одиноко незрячее солнце смотрело на страны,
   Где безумье и ужас от века застыли на всем,
   Где гора в отдаленье казалась взъерошенным псом,
   Где клокочущей черною медью дышали вулканы.
   Были сумерки мира.
   Но на небе внезапно качнулась широкая тень,
   И кометы, что мчались, как волки, свирепы и грубы,
   И сшибались друг с другом, оскалив железные зубы,
   Закружились, встревоженным воем приветствуя день.
  
   Николай Гумилев
   Интермедия 1. Панорама
  
   Когда Эбрахаму Сильвербергу доложили о находке, он был в бешенстве. Но длился приступ иступленной ярости не больше пяти минут. Его психика давно стала инертной, и эмоции не держались долго; это же он замечал в последнее время за другими. К тому времени, когда нарушителя привели к нему, ярость капитана сменилась обычной апатией, а про желание первым делом тряхнуть недоумка как тряпичную куклу он и вовсе забыл.
   Жалкий идиот. Естественно, этот Брешковиц не мог предполагать, что все, что он вытворял наедине, не оставалось тайной для командования, и что священное privacy на борту грубо нарушалось. Никто из экипажа, кроме капитана и старшего помощника, не знал, что во время переоборудования в Испании в каждой каюте была установлена скрытая камера. Изображение с них не отслеживалось в режиме реального времени (хотя для профилактики самоубийств и это первоначально делалось). Но при возникновении подозрений можно было просмотреть запись за любой из последних дней. А подозрения возникли.
   Взять хотя бы остекленевший взгляд, с которым калифорниец часто приходил на мостик. Или тот случай, когда он ночью разговаривал сам с собой, будто беседовал с кем-то по телефону. Половину свободного от вахт времени он проводил в комнате отдыха, где смотрел старые комедии - с убранным до минимума звуком. Смеялся до слез, глядя на безмолвные выкрутасы Джима Кэрри или Майка Маерса, один в пустом зале.
   Кого же этот долбанный Центр Национального Спасения прислал?
   - Как это понимать? - только и спросил капитан, когда Роберта привели к нему в каюту. Джон Ковальски, старший помощник, выполнявший на борту функции блюстителя закона - дюжий поляк - встал за спиной нарушителя режима, хотя вряд ли в том была необходимость. Вид у пойманного с поличным был спокойный, глаза не бегали. Он, казалось, ожидал этого со дня на день и давно смирился со своей судьбой. Капитан не думал, что тот способен схватить со стола ножницы и всадить ему в грудь.
   Он потряс перед лицом Роберта Брешковица пакетиком с белым порошком.
   - Вы, надеюсь, не будете отрицать, что это ваше?
   - Это мое... сэр.
   - Когда вы начали?
   - Еще в Австралии. Каждый снимает боль, как может.
   - В медпункте вам могли назначить антидепрессанты. А вы, похоже, нашли кое-что посильнее, чем прозак. Знаете, хоть вы и гражданский специалист, я могу отдать вас под трибунал. Черт побери, согласно новым полномочиям я и сам могу вышибить вам мозги. Понимаете?
   Мерзавец кивнул. "Если вы считаете нужным", - говорил его взгляд. Он знал, что незаменим.
   Хорошенький выбор. Доверить ядерное оружие неуравновешенному человеку или провалить задание. Этот гражданский, разрабатывавший программное обеспечение для крылатых ракет, ввиду чрезвычайных обстоятельств был зачислен в экипаж в качестве оружейника. Именно он должен был готовить полетное задание для ракет, которые поставят точку в этой долбанной войне.
   Хотя в разрушенном мире он вряд ли мог сделать что-либо еще хуже. Он мог угрожать прежде всего тем, кто находился на борту. Но именно за них капитан и отвечал, поэтому решил держать Брешковица под контролем каждую секунду.
   - А это что? - он показал Брешковицу внешний жесткий диск, старую модель размером с сигаретную пачку (новые были не больше флэш-карты). Диск нашли там же, где и героин - в нише, куда убиралась складная койка.
   - Я думаю, вам стоит это посмотреть, сэр.
   - Как будто у меня нет других дел. Так уж быть, я закрою глаза на ваши шалости. Если надо, я прикую вас к компьютеру, как галерного раба. Я хочу, чтобы каждая наша ракета попала в цель и мы, наконец, убрались из этой задницы. А до этого вы будете каждую секунду под надзором. Отправляйтесь спать. Завтра у вас будет трудный день. Джон, - обратился капитан к старшему помощнику, - отведите его на гауптвахту. А эту дрянь сожгите.
  
   Оставшись один, капитан тяжело опустился в кресло - единственное на судне, где экономия веса и пространства заставляла обходиться компактными складными стульчиками.
   Приказом по флоту все видео-, аудио - и иные материалы, касающиеся ядерной атаки на США, были запрещены к показу и распространению. Но ничего существенного добавить к вине оружейника это не могло.
   Сильверберг хотел было убрать винчестер в стол, но в последний момент любопытство пересилило. На всякий случай он подошел к люку. Вдруг кому-то придет в голову подслушивать? Но никого снаружи не было, и по пустым коридорам корабля капитана Немо гуляло эхо.
   Капитан вернулся к компьютеру, вставил внешний HDD в разъем и нажал на "просмотр изображения".
   Он перевел взгляд на экран монитора и тут же почувствовал, как сердце сбилось с ритма. Это надо было видеть. Перед ними разворачивалась панорама мертвого города с высоты птичьего полета. Можно было различить одноэтажные дома, автомобили, но не людей. Даже когда камера наплыла на широкий проспект.
   "Они слились с асфальтом, - вдруг понял он. - Да нет, даже не слились. Они с ним сплавились".
   Город был, скорее всего, американский, но не было ни одной детали, за которую мог бы ухватиться глаз, чтоб определить, какой именно.
   Надпись вверху экрана, которую он сначала не заметил, объяснила все. Washington, D.C.
   А через секунду он опознал в груде камней останки Капитолия. Сначала он решил, что снимали с неподвижно висящего вертолета, но в следующую секунду изображение скакнуло выше - и вот уже внизу остались кучевые облака. Невидимый наблюдатель продолжал подниматься. С такой высоты проглядывавшая сквозь прорехи в облачном покрове земля казалась испещренной оспинами.
   Беспилотный самолет-шпион? Нет, за кадром звучал голос. Камера чуть дрожит, значит, ее держат в руках, а не жестко зафиксировали.
   Разрыв. Затем объектив бесстрастной камеры начал неумолимо приближаться к новому мегаполису. Он снижался до тех пор, пока не стало возможным увидеть действительно все. Затаив дыхание, два человека смотрели последний видеоклип. Армагеддон non-stop. Это зрелище относилось к числу тех, к которым трудно привыкнуть.
   Мартиролог войны сопровождался обволакивающей музыкой в стиле эмбиент. Звуки электронного реквиема то покалывали нервы иголочками, то давили прессом, хотя громкость была минимальной.
   А небесный оператор продолжал облетать города северо-восточного побережья.
   Бостон. Чикаго. Нью-Йорк. Почти неотличимые друг от друга горы развалин. С трудом в этом лунном ландшафте угадывались прежние достопримечательности. Несколько уцелевших пролетов Бруклинского моста. Остатки небоскребов "Эмпайр-стейтс-билдинг" и "Утюг". Крохотный Liberty island - от Статуи Свободы остался только постамент. Капитан заметил, что оператор или режиссер намеренно фиксирует внимание зрителя на том, что для каждого американца являлось символом.
   Наконец, он узнал Филадельфию, которая напоминала большое болото. Заснята она была, похоже, через неделю после атаки, потому что пожары успели потухнуть, и оператор не боялся подлетать к выжженной проплешине эпицентра. Эти кадры были одними из самых тяжелых. Потом приближение стало таким, что можно было рассмотреть отдельные здания, точнее, руины. Массивный фасад Художественного музея уныло торчал из подернутой ряской воды, в которой плавали автомобильные покрышки, пластмассовые стулья и то, что могло быть как бревнами, так и раздувшимися трупами. Капитан спокойно и отстраненно пробегал взглядом по знакомым очертаниям улиц. Даун-таун был разрушен почти до основания, словно его долго и с остервенением громил огромный ящер из глупого японского кино.
   Города сменяли друг друга, но пейзаж оставался прежним. Черная выжженная пустыня. Атомная бомба свела к общему знаменателю и негритянские гетто, и роскошные пригороды.
   Что там за надпись внизу? Он пригляделся.
   Цитаты из Апокалипсиса ("The fourth angel poured out his bowl on the sun, and the sun was given power to scorch people with fire...") и какая-то мистическая чепуха, которая перемежалась риторическими вопросами.
   Непрерывный заунывный вопль по погибшему человечеству.
   Капитан усмехнулся. Вот и здесь опять англо-саксонский шовинизм. Сообщение было адресовано "всем живым людям планеты", но надпись бегущей строкой шла только на английском. Ему хотелось возразить неведомому плакальщику: "Рано вы нас хороните!", но тут на экране снова появился сгоревший Нью-Йорк. Запись пошла по второму кругу?
   Нет.
   На этот раз съемка была сделана, судя по всему, через месяц после удара. И теперь точно снимали с вертолета - на заднем плане слышался шум винтов. На этот раз он смотрел внимательнее и успевал разглядеть мелкие детали, которые ускользнули во время первого просмотра. Плотина из трупов между двумя шлюзами на реке. Обгорелое тело на перевернутом, но почти целом велосипеде. Черный силуэт человека, будто отпечатавшийся на оплавленной бетонной стене. Двое на скамейке.
   Внезапно он вспомнил тот вечер. Закат над океаном. Ее волосы, глаза, запах ее тела. Они познакомились в клубе, куда он зашел второй раз в жизни. У стойки бара, к которой Эбрахам вышел, как к острову в море дергавшихся под нелепую музыку и вспышки стробоскопа силуэтов. Странно, что он вспомнил об этой ночи в Нью-Йорке именно сейчас. Они не могли быть вместе, и дело было даже не в том, что у нее был муж. Просто так сложились обстоятельства.
   Вместо того, чтобы сразу пойти к нему в номер, они тогда долго гуляли в Центральном парке, где-то неподалеку.
   А на экране уже были кварталы одноэтажных домов. Вдруг один размытый контур на мгновение обрел четкость, и капитан увидел фигуру человека рядом с крыльцом. Собственно, от всего дома хорошо сохранилось только крыльцо. Чернокожий - а может, просто вымазавшийся в саже - человек в теплой куртке рылся в куче обломков. Он нагреб с десяток банок и начал складывать их в тележку из супермаркета. Воровато оглянулся, и, видимо, заметив кого-то, бегом припустил вместе с тележкой, уходя из поля зрения камеры.
   А экран по-прежнему засыпал Сильверберга лавиной вопросов, на которые не знал ответа не только он:
   "WHAT HAVE WE DONE?"
   "What will become of us?"
   Последний вопрос можно было трактовать двояко, но Эбрахам почему-то подумал, что речь идет не только о United States. Ставшая уже привычной зловещая мелодия внезапно оборвалась. Изображение исчезло, сменившись синим экраном.
   Это капитан выдернул винчестер из разъема.
   "Ожидайте ответа от внешнего накопителя"
   "Ожидайте ответа..."
   "Ожидайте..."
   - Занимательно, - бесстрастно произнес в пустоту Сильверберг, поднимаясь с места. - А вы думали, я другого ждал?
   Вроде ничего нового он не увидел. Но почему-то давнишние мечты о тихом уголке, райском острове показались до смешного наивными. Остался ли где-нибудь такой?
   Он понятия не имел, что будет делать потом, когда они выполнят задание.
   Ненависти к русским не было, жажды мести тоже. Только тоска и отчаяние. Пропадите вы все пропадом...
   Он хотел, чтобы каждая из ракет, несущих Nuclear Robust Earth Penetrator, поразила бункеры Урала. А потом эту чертову "цель номер пять". Пусть война, наконец, закончится.

Часть 1. Исход

   Два шага до черты
И нам уже не повернуть назад
Скажи, что впереди -
Желанный рай или дорога в ад?
  
   Tracktor Bowling - Черта
  
   Глава 1. Разведчики
  
   Ровный ход вездехода - так же он когда-то ехал на своем "Патроле" по германскому автобану - подкупал иллюзорной возможностью расслабиться и отвлечься. Особенно если за рулем верный товарищ, а сам ты отдыхаешь после четырехчасовой вахты.
   Никогда они еще не забирались так далеко. Богданов смотрел на руины, проплывающие в синеватом свете галогенных фар.
   Эта война с самого начала казалось ему бредом, слегка замаскированным под реальность. Что-то не вырисовывалось. У убийства должен быть мотив, это закон жанра. Мотив нападения на Россию вроде бы был, но шитый белыми нитками, как детективная интрига в ироническом детективе.
   Нефть? Те лужицы, что от нее остались и разработка которых обошлась бы втрое дороже, чем на Ближнем Востоке. Но стоит ли сжигать дом, чтобы поджарить яичницу? Особенно если яйца протухли. Цветные, редкоземельные металлы, что еще там... Но все это русские и так исправно гнали на экспорт.
   Нет, Владимир не идеализировал америкосов. Он не сомневался в их враждебности, но, в отличие от большинства патриотов, понимал, что вызвана она не русофобией, а более прозаическими причинами. Янки хотели кушать - и хорошо кушать, не так как китайцы. А когда нефтяные баррели, то есть по-русски, бочки начали показывать дно, перед мировым гегемоном встала реальная угроза... нет, конечно, не голода. Маленьких неудобств: дорогого бензина, спада производства, общей стагнации промышленности. Конечно, ветряки и этанол из кукурузных початков в баках автомобилей - это красиво. Но не факт, что возможно.
   Да даже если так, это влетело бы американской экономике в копеечку и лет на десять лишило бы ее конкурентоспособности. А в обстановке нарастающего противостояния с Китаем, эта "пауза" могла стать роковой и обеспечить азиатскому дракону победу.
   Вроде бы нападение на Россию выглядит логичным шагом. Но в этом "вроде бы" заключалась маленькая неувязка. Опыт Ирака доказал, что оккупационная разработка ресурсов не может быть рентабельной. Не на этом историческом этапе. Расходы на безопасность в стране, где у "демократизаторов" земля горит под ногами, многократно превышают доходы от добычи любого сырья.
   Это в XVIII веке можно было пушками и ружьями держать голозадых дикарей в узде. Надо быть наивным, чтобы верить, будто подобное возможно в эпоху, когда взрывчатка и автоматы уравняли шансы колонизаторов и туземцев, а массовый героизм последних свел на нет любые достижения высоких технологий. Запад не смог переварить Ирак, Афганистан... уже первые дни операции в Иране показали, что потери растут по экспоненте. Неужели с таким опытом они решились бы сунуться в страшную дикую Россию, да еще так грубо?
   А может, подумал Богданов, имело место "трагическое недоразумение"? Ошибочный пуск. Техническая неисправность. Птицы над радиолокационной станцией. Человеческий фактор. Вроде и Карибский, и все прочие эскалации напряжения в годы холодной войны не были запланированными провокациями. Просто, что называется, слово за слово, и понеслось. Может, и теперь так? И не было никакого заговора сионских мудрецов?
   "Где ж вы, сволочи? Почему не прилетаете?"
   Если в первые дни Богданов еще верил в возможность наземной операции, то теперь отбросил эти мысли как бред. Даже если у них по другую сторону океана что-нибудь сохранилось, никакой десант был бы невозможен в таких метеоусловиях. Да и зачем? Добивать тут было некого.
   Он отогнал ненужные мысли. Нет, расслабляться нельзя. Тем более что он еще и выполняет обязанности штурмана. А при случае - и стрелка. Люк в крыше "Полярного лиса" явно был предусмотрен не для этого, но стрелять из РПК из него было удобно.
   Теперь по снегу, покрывшему все и вся и регулярно валившему, несмотря на морозы, могли проехать только машины с высокой проходимостью вроде "шишиги", да и то с цепями на колесах. Но для разведки и молниеносных вылазок гораздо чаще использовались снегоходы. В их прицепы на полозьях вмещалось до трехсот килограмм полезного груза, а больше обычно и не требовалось.
   К этому времени Академгородок был прочесан вдоль и поперек, и Убежище вынужденно высылало поисковые партии дальше на север. Однако район Правого берега, меньше пострадавший от взрывов, не представлял большого интереса. Слишком много людей тут выжило, и прежде чем рассеяться по деревням, они еще в первые дни хорошо тут все подчистили. На складах и в продуктовых магазинах поисковики привыкли видеть картины разгрома и побоища: распахнутые настежь или взломанные ворота, а внутри - пустые ящики, разорванные коробки, горы битого стекла да иногда изувеченные, раздавленные трупы - жертвы битвы за "урожай".
   Поэтому в этот раз разведгруппа отправилась на Левый берег, где не так давно бушевал радиоактивный ад, и среди развалин был шанс найти нетронутые залежи продуктов. Но радиация была не единственным из того, чего следовало бояться.
  
   Они ехали по ночному городу. В море мрака изредка вспыхивали огоньки, похожие на созвездия. По их конфигурации и интенсивности наметанный взгляд Богданова мог определить многое. Прежде всего, что перед ним: костер или фонарик, или, может быть, пожар.
   Вот промелькнула россыпь огней слева, в районе улицы Терешковой. Там, Владимир знал, небольшая община горожан занимала два многоквартирных дома. Община и клан были двумя четко различимыми структурами нового мира. Будь Владимир социологом, он мог бы гордиться своими наблюдениями.
   Общиной он про себя называл объединение соседей, родных или коллег, которые старались жить почти по-старому. Обыкновенно почти безоружные, ведь когда другие рылись в руинах ближайшего отделения милиции, они прятались в подвалах. Они вели полуголодное существование, потому что, когда самые ушлые растаскивали магазины, эти ждали спасателей, и, как результат, успевали лишь к шапочному разбору.
   Они почти не покидали своих жилищ. Было что-то жуткое в их молчаливом ожидании. От любой тени эти доходяги ждали подвоха, но даже сейчас, находясь на последнем издыхании, они смотрели на пришельцев не столько со страхом, сколько с голодной ненавистью. Они были опасны, может, даже опаснее самых отмороженных. Им было нечего терять. Они были приговорены к смерти по закону Дарвина, и осознание того, что срок жизни их самих, их жен и детей исчисляется неделями, делало их неадекватными. Как стадо оленей, способное растоптать волка, они могли пойти скопом на автоматы.
   Иногда все же случалось иметь с ними дело - выспросить дорогу, совершить небольшой бартер, а пару раз, в самые лютые морозы, даже останавливаться на ночлег. Владимир не любил смотреть им в глаза. Это было зрелище страшнее раздувшихся трупов, качающихся на волнах вышедшего из берегов водохранилища. Лучше отвернуться и побыстрее уехать прочь. Хорошо еще, что они ни о чем не просили, будто давно ни на кого не надеялись.
   Владимир не знал, как ответить на немой вопрос, который можно было прочитать в каждом взгляде. "В чем мы виноваты?". Он мог бы переадресовать его тем, за океаном, если бы кому-то стало от этого легче. У него не возникало мысли пригласить их в Убежище, куда и сам он попал, можно сказать, по блату. Ни на секунду. Их было слишком много.
   Вереница снегоходов неслась почти след в след по бывшему проспекту. Окна первого этажа наполовину скрылись под снегом, как будто дома ушли на два метра под землю. В этом был только один плюс - не видно тел.
   Владимир заметил пятно света у береговой линии. Рыбаки. Так их называли в Убежище, хотя, конечно, никакой рыбы они не ловили. Это был уже клан. Объединение взрослых дееспособных мужчин, владеющих оружием и имеющих навыки выживания, говоря по-умному. Женщины и дети для них балласт, их нет или почти нет. Близко к понятию клана понятие банды. Только клан - это банда осевшая, а значит более удачливая.
   В последнее время эти кланы изменились, образумились, что ли. Раньше, рассказывали старожилы Убежища, у них стоял дым коромыслом: горели костры, далеко разносился мат-перемат и женский визг. Порой даже играла забойная музыка. Теперь они приобрели какой-никакой опыт и больше напоминали воинские подразделения. Изменилось и отношение к вооруженным чужакам. В драку никто зря не лез, старались разрулить миром. Естественный отбор успел выкосить глупых и борзых.
   Грань между "мирным" жителем и бандитом из клана была тонкой, но легко очерчивалась. Первых можно было назвать травоядными, а во вторых узнавались черты стайных хищников.
   Быстро же Зима все расставила на свои места. Раньше ты мог быть слесарем, менеджером, врачом, военным, да хоть академиком. А теперь оказалось, что под слоем лака - он у всех разной толщины - у людей находится примерно одно и то же. Животное. Для которого в жизни не существует ничего кроме жрачки и всего, что связано с физиологией. Правда, животные бывают разные. Кто-то вел себя как баран, кто-то как волк, кто-то как свинья. Были и крысы, и шакалы... Не жизнь, а зоопарк.
   За размышлениями он упустил момент, когда они проскочили мимо наблюдательного пункта Убежища. Дома слева и справа от дороги исчезли. Перед ними была река.
  
   *****
  
   Глядя на замерзшую гладь Оби, Владимир вдруг вспомнил, что он увидел две недели назад, в декабре, на автомобильном мосту. Тогда они забрались дальше всего на север, в район Речного вокзала.
   Он всегда считал себя обладателем крепкой психики и к тому времени повидал слишком многое, чтобы сохранить способность испытывать потрясения. Но эта картина окопалась в первой десятке "чарта" видений послеатомного мира. Теперь оно будет располагаться рядом с похожими стоп-кадрами: автобусом, зажатым двумя грузовиками, все пассажиры которого сидели как живые, силуэтами из жирной сажи на стене дома, и цепочкой детских трупиков у садика на Цветочной, при виде которых сопровождавший их группу бывший лейтенант из райотдела милиции, до этого показавший себя человеком твердым, продекламировал "Косточки, косточки, звездочки в ряд, трамвай переехал отряд октябрят..." и глупо захохотал. Он замолчал, лишь когда Богданов отвесил ему оплеуху. Владимир понимал, что у лейтенанта истерика, но другого способа прекратить ее не знал.
   На мосту количество тел на квадратный метр превышало все увиденное ими ранее.
   Владимир попытался поставить себя на место тех людей, сразу после импульса высотного взрыва, "выключившего" большинство автомобилей. Сначала паники не было. Наверно, большинство осталось в машинах. Только некоторые, кто поумнее и жившие неподалеку, решили идти домой пешком. Затем в центре города начали рваться крылатые ракеты, и тут паника стала распространяться как пожар. Дальнейшее легко представить. Машины были брошены, и их владельцы влились в огромную толпу, штурмовавшую подступы к мосту.
   Тут-то их и застал удар. Все они погибли мгновенно, еще до прихода ударной волны. Судя по расположению тел, люди в основном бежали с западного берега на восточный. Но находились и такие, кто в эти последние минуты двигались "против течения", создавая дополнительные трудности для остальных. Широкий автомобильный мост превратился в непроходимую преграду для десяти с лишним тысяч человек. На таком расстоянии от места, где взорвалась первая бомба, они погибли еще до прихода взрывной волны, от одной лишь вспышки. Вплавились в асфальт, приклеились к железным ребрам моста и друг к другу. Содержащийся в человеческом теле жир превращается в клей при нужной температуре и давлении.
   Впрочем, здесь, в четырех километрах от эпицентра, и те, кто шел по мосту, и те, кто просто ждал, что будет дальше, и даже спустившиеся в неглубокие подвалы, были обречены. Разве что метро могло спасти счастливчиков, да и то без гарантии.
   Тогда разведчикам пришлось ехать по сплошному ковру из тел, чуть прикрытых снегом. Вездеход на воздушной подушке проплывал над ними, даже не замечая, а снегоходам приходилось лавировать, то и дело подпрыгивая, как на кочках. Будь у них колесный транспорт, пришлось бы проделывать борозду в этом страшном поле.
   В их задачу не входили действия на левом берегу, и все же они по собственной инициативе проверили мост. Владимир вспомнил, как шел тогда впереди, и его фонарь выхватывал из темноты картины подстать комнате страха. Скелеты в покореженных автомобилях скалились поисковикам вслед, словно приглашая разделить свою участь. Самим машинам сильно досталось, и не только от взрывной волны.
   Казалось, нечто вроде бульдозера или грейдера прошло тут как таран, столкнув не один десяток легковушек в Обь, растолкав оставшиеся в стороны и изрядно помяв их оплавленные и обгоревшие бока.
   Дальше им попались три "Урала". Бензобаки были пусты, аккумуляторы давно сели, но с виду машины были целыми, что радовало. Передав информацию в Убежище - связь в тот день была нормальной, они двинулись дальше. Надо было глянуть, что там с мостом.
   Здесь, в городе, концентрация пепла в воздухе была выше, чем вокруг их Гнезда, поэтому Владимиру вначале было трудно адаптироваться к плохой видимости. Обрыв они обнаружили неожиданно. Только что впереди был солидный бетон, и вдруг из темной пелены вынырнул край, резко загибающийся вниз, как на американских горках. Будь Владимир чуть менее внимательным, не видать бы ему больше Убежища. Два пролета как корова языком слизнула - обвалилось ровно, будто направленным взрывом подорвало. Он не видел, что творилось на другой стороне, даже мощные аккумуляторные фонари не добивали до противоположного берега.
   Они могли только догадываться, кто нанес мосту последний удар. Но, судя по военным машинам сопровождения, это была колонна бронетехники, которая в первые дни катастрофы неслась из города на восток, выполняя чей-то идиотский приказ, а может, просто спасаясь бегством. Когда на середину моста въехали несколько тяжелых Т-80 или Т-90, что-то не выдержало в несущих конструкциях, и целый пролет рухнул в реку. Вместе с ним на дно отправилось несколько танков с экипажами. Они могли обеспечить защиту от поражающих факторов ядерного взрыва, но плавающими не были.
   С этой колонной было связано еще одно открытие - полезное. Брошенные "Уралы" оказались забиты боеприпасами, причем помимо танковых кумулятивных и бронебойных снарядов (по понятным причинам бесполезных), в них нашлись шесть цинков с патронами самых "ходовых" калибров: 5.45, 7.62. и 12.7. В седьмом оказались новенькие противогазы и запас регенеративных патронов к ним. Еще в одном - сигнальные ракеты и выстрелы к подствольному гранатомету. Три последних ящика были пусты и брошены открытыми прямо на снегу, будто отступали солдаты в страшной спешке. Еще бы, через несколько дней после взрыва фон там был ого-го.
   Того, что творилось внизу, из кабины было не разглядеть. Богданов не мог видеть, как падают комья снега, поднятые волной воздуха от винта, с пятидесятиметровой высоты, заканчивая свой полет на черном льду, сковавшем Обь.
   Тогда они вернулись домой с хорошими трофеями. Но еще в тот день у Владимира появилось предчувствие, что однажды им может понадобиться попасть туда, на левый берег.
  
   *****
  
   Как в воду глядел. И вот они стоят перед великой рекой - гораздо южнее, и он изучает в ПНВ ее скованное ледяным панцирем русло. Злой ветер завывает в ушах, пытается сорвать меховую шапку.
   Другая группа неделей ранее докладывала, что расположенный севернее железнодорожный мост потрепан взрывной волной, но цел. Однако при приближении к мосту группу обстреляли - один был убит, двое ранены. Оказывается, местные поняли стратегическую выгоду от обладания единственной связующей нитью между двумя берегами, и держались за нее крепко. Не исключено, что там можно было прорваться, но все же Убежище предпочло меньший риск.
   Поэтому вот уже неделю в районе Правых Чемов функционировала переправа. Отсюда на левый берег отправлялись поисковые группы и группы снабжения - вдоль берега на север, в самое пекло, туда, где выжило меньше всего людей и до сих пор сохранялся довольно высокий уровень радиации. По возвращении машины, груз и сами поисковики проходили тщательную санобработку. Но все равно это требовало постоянной ротации людей. Приходилось выбирать между опытными, но уже получившими дозу, и теми, кто еще не был проверен в деле, но был "чистым".
   Группа Богданова заготовками продуктов не занималась. Ее задачей была дальняя разведка и иногда сопровождение важных грузов от временного лагеря на левом берегу до Убежища. В том числе и на участке переправы через Обь.
   "Наша "дорога жизни" - подумал Богданов, когда увидел ее в первый раз. И правда, так похоже было на блокаду Ленинграда. Тогда ведь тоже каннибализм был, и из-за куска хлеба, случалось, убивали.
   "Хотя нет, не похоже", - укорил он себя, вспомнив хари городских мародеров.
   Народ теперь был другой, а уж страна - тем более. Тогда мародерствовали и человечину жрали единицы, большинство оставались людьми несмотря ни на что. Последнее отдавали, но других поддерживали. А не как сейчас: "выжил сам - выживи другого". Психология шакалов. Если бы нынешнему поколению выпало воевать в ту войну, подумал Владимир, драпали бы от немцев до Владивостока.
  
   Для тех, кто живет или часто бывает на "северах" и в других труднодоступных уголках страны - геологов, промысловиков, суровых туристов - переправа по льду на любой технике - это не аврал, а почти рутина. Ничего сверхопасного тут нет, если строго следуешь простым правилам. Первой задачей при организации переправы было найти достаточно пологий участок берега, линия которого после разлива реки изменилась до неузнаваемости.
   Худо-бедно разведчики нашли место, где склон обладал наименьшей крутизной.
   Чтобы узнать, какой толщины лед намерз за эти месяцы на реке, Владимиру пришлось вспомнить давнее увлечение - зимнюю рыбалку - и вооружиться коловоротом. Он сделал замеры в трех местах, и в целом увиденное его обнадежило. Двадцать сантиметров. В принципе достаточно для прохождения машины весом до двух тонн на скорости. Лед был не мутный, к берегу примыкал без щелей, над водой не нависал. В Великую Отечественную по льду чуть толще без проблем гоняли танки и САУ.
   Они опасались не за себя. Судно на воздушной подушке пройдет где угодно, удельное давление на грунт у снегохода тоже невелико. Но перевозки осуществляли грузовики - "Шишиги", "Садко", "Уралы", каждый из которых на обратном пути шел изрядно потяжелевшим.
  
   Салон чуть наклонился вперед. Они съехали с дороги и спустились по пологому склону. Судно понеслось по замерзшей Оби в двадцати сантиметрах над поверхностью льда. Снегоходы - "Буран" и две "Ямахи" следовали за ним.
   Слева из темноты выступал гигантский силуэт разрушенной плотины. Даже это инженерное сооружение не было рассчитано на такие сотрясения. Владимиру показалось, что плотина кренится в сторону, как Пизанская башня, хотя это мог быть и обман зрения.
   Вроде бы операцию эту они давно хорошо отработали, но каждый раз она сопровождалась легким стрессом.
   Грея над исправно работающей печкой руки, Богданов считал секунды. Казалось, что они движутся медленно - вокруг почти ничего не менялось. Лишь иногда, то справа, то слева появлялись из темноты разбитые артефакты земной цивилизации - вмерзший остов катера, несколько покореженных яхт и опрокинутых моторок. Владимир довольно живо представил, как где-то там ползают по дну раки, вдоволь наевшиеся мертвечины.
   На середине реки сидевший рядом Макс указал на видневшийся вдали силуэт корабля, вмерзшего в лед:
   - Почему бы не проверить этот "Челюскин"?
   - Вряд ли там есть что-то полезное, - покачал головой Владимир. - Похож на лесовоз. Да и нельзя нам останавливаться.
   Он стал мнительным и не хотел лишний раз испытывать судьбу. А еще он стал суеверным. Но покажите хоть одного несуеверного летчика, подводника, альпиниста - любого, кто ходит под смертью...
   За себя и товарищей он не боялся, но переправа грузовиков внушала ему опасения. Богданов понимал, что самый опасный этап операции впереди.
   Он пропустил момент, когда твердая земля под ними опять сменила ненадежную корку. Вот он, левый берег.
  
   *****
  
   Они встретили маленькую колонну возле временного лагеря на границе зоны сильного заражения. Та везла запасные части для фильтр-вентиляционной камеры и оборудование для скважины прямо со склада фирмы-проектировщика Убежища, и еще много менее приоритетной добычи - топлива, одежды. Продуктов в этот раз почти не нашли.
   Начали путь по скованной ледяным панцирем Оби штатным порядком. Снегоходы конвоировали колонну, вездеход ехал в середке. Наконец, первый грузовик выехал на лед там же, где несколько дней назад переправилась на ту сторону. Так было надежнее, хотя гарантии, конечно, никто бы не дал. Следы колес давно занесло, но место было отмечено несколькими знаками, вроде поваленных столбов, которые чужаку бы не сказали ничего.
   Еще до того как миновали первые сто метров, Богданов что-то почувствовал, но он списал все на недосып и нервное напряжение. Это произошло, когда они преодолели две третьих пути, и Владимир уже грешным делом расслабился. В этот момент судьба нанесла первый удар, наказывая его за недопустимый оптимизм.
   Матерный крик ворвался в тишину кабины, Владимир с трудом разобрал отдельные слова.
   - Это третий. Мы встали. Заглохли.
   Нет, этого только не хватало.
   - Караван! - гаркнул Богданов в микрофон. - Не останавливаться! Езжайте и ждите на берегу у кафешки. Сопровождение, не отставайте. Мы сами справимся.
   Он повернулся к водителю:
   - Поворачиваем. Вон он.
   Впереди быстро уменьшались красные огни двух грузовиков, спешивших покинуть опасное место. Судно плавно выполнило поворот, и они увидели остановившийся в самый неподходящий момент грузовик. Увидели и людей из группы материально-технического снабжения.
   Один, видимо, водитель, ковырялся в моторе, еще четверо, из тех, кто переходил пешком, что-то делали у кузова - похоже, пытались выгрузить прямо на лед часть груза.
   Развязка произошла на глазах разведчиков. Внезапно "Урал" чуть дернулся и накренился. Теперь только одна пара его колес имела под собой опору: передняя ось погрузилась, и корма задралась как непристойно откляченный зад певички. Речная гладь сказала "крак" и прогнулась. По зеркалу ледяного покрова потянулись трещины, ширясь и заполняясь водой. Плавно, как в замедленной съемке, машина начала погружаться и вдруг, перевалив через точку шаткого равновесия, мигом исчезла из виду, будто кто-то с силой потянул ее снизу. Все это заняло не более трех секунд.
   Когда "Полярный лис" прибыл к месту катастрофы, разведчики готовы были бежать бегом, чтобы спасать тонущих. Тех чудом не затянуло вместе с машиной, но положение их было отчаянное.
   - Куда?! - остановил товарищей Владимир, который помнил о коварной природе льда. - К самому краю не подходите.
   Ветер давно разогнал облако холодного пара, и глазам собравшихся у полыньи предстало леденящее кровь зрелище. По темной маслянистой воде, подсвеченной галогенными фарами и прожектором на крыше "Полярного лиса", расходились широкие круги.
   В воде барахтались люди - трое. Они пытались вылезти, но резали пальцы о край и падали, бултыхаясь в паре метров от спасительной кромки. В холодной воде неподготовленный человек быстро лишается сил и коченеет.
   Спасатели осторожно подползли к краю и оттащили от него тех двоих, которые уже выбрались без посторонней помощи. Их заставили бежать к горевшим в темноте огням "Лиса", чтоб согрелись, а сами занялись остальными. Тех вытаскивали, бросая им веревку с карабином. Вскоре все были в безопасности, им оставалось только согреться и отойти от шока. Им повезло... Чего не скажешь об Убежище, которое лишилось ценного груза.
   Разместив спасенных в салоне "Лиса", тронулись в путь, оставив позади полынью, где как насмешка покачивались на поверхности воды десяток пачек корейской лапши из "трюма" грузовика, разделившего судьбу "Титаника". Вода на глазах покрывалась прозрачной, как целлофан, пленкой.
   Картину происшествия потом восстановили, опросив чуть было не утонувших караванщиков. Грузовик действительно заглох в самый неподходящий момент, но это было полбеды. Сам майор сто раз говорил им, что распределять груз следует равномерно, не нагружать машины доверху, а лучше сделать лишний рейс. В этот раз распоряжение проигнорировали. Хотели привезти в Убежище как можно больше.
   Теперь они потеряли грузовик с оборудованием, которое могло повысить жизнеспособность Убежища. Богданов готов был съесть свою шапку от злости, в основном на себя. Он чувствовал собственную вину, хотя размещение груза не входило в его обязанности.
   На берегу у заброшенной забегаловки они догнали колонну, а через два часа были уже дома. Но вместо того, чтоб направиться в Убежище, свернули с Университетского проспекта, не доезжая метров пятьсот до подземного перехода. Проехав мимо разрушенных двенадцатиэтажных жилых домов, они оказались перед неприметным бетонным забором, за которым чернели силуэты зданий ангарного типа. Ворота были открыты. Их уже ждали.
   Автобаза N 4 была плацдармом Убежища на поверхности.
  
   *****
  
   Здесь следы разрушения не так бросались в глаза, как в жилых домах. Многое совсем не изменилась. Как будто не было этих трех месяцев, за которые перестал существовать мир. Когда Демьянов впервые пришел сюда на разведку, стоило ему миновать железные ворота и КПП, как его охватила жестокая ностальгия. Он тогда подумал, что в его крохотном кабинете на втором этаже все еще стоит невымытая в пятницу чашка с остатками кофе и лежит раскрытым недочитанный журнал "Гражданская защита".
   Но нет, конечно, там все сгорело. Может, оно и к лучшему. Эти воспоминания могли бы увлечь его дальше в прошлое. В те времена, когда его семейная жизнь еще не пошла на дно, как торпедированный корабль. Только теперь он понимал, что это были страшные годы, а тогда он жил как во сне, одним днем, не замечая, что тихо спивается и деградирует, становясь на пятом десятке старой развалиной.
   Когда они пришли сюда, здесь не было ни души. Да и странно было бы, если бы кто-то пытался выжить в этом месте. На мгновение он подумал о том, что стало с работниками базы, его бывшими коллегами.. Разбрелись кто куда и или погибли, или осели в деревнях и переполненных лагерях беженцев. Те, кого он должен был защищать, исходя из должностных обязанностей, грубо нарушенных 23-го.
   Гаражные боксы пострадали меньше - только один полностью выгорел, видимо, воспламенились горюче-смазочные материалы, остальные четыре стояли почти нетронутыми. Правда, весь запас топлива пропал, как и почти весь транспорт, который был исправен, что не удивительно - людям же надо было на чем-то бежать из города. Новый пришлось добывать в ходе рейдов.
   Эхо их шагов гулко разносилось по огромным гаражам. Двое связистов тащили, разматывая за собой, катушку телефонного провода - наводили связь с подземельем. Демьянов остановился возле груды старых покрышек, сложенных у входа в нарушение правил пожарной безопасности. От огня они вулканизировались, стали твердыми как камень.
   Пар валил изо рта. Здесь было немногим теплее, чем на улице, разве что ветра не было. Но он знал, что скоро это место оживет, пустые помещения наполнятся голосами и шумом работы. Ее предстояло много. Именно отсюда они совершат свой бросок.
   Вот уже почти месяц прошел с тех пор, как они начали готовиться к эвакуации. На первом этапе они не покидали подземелья, накапливали жирок в ходе рейдов. Теперь операция вышла на финишную прямую. Со всего района были собраны гусеничные трактора и прицепы - на них повезут материальное имущество. Для людей предназначены почти три десятка автобусов с обогреваемыми салонами. С цепями на колесах у них будет достаточная проходимость, чтобы пройти вслед за гусеничной техникой там, где когда-то была автотрасса.
   Формирования Убежища, раздутые уже до четырехсот человек, трудились не покладая рук. Никто не сидел без дела. Разведгруппы исследовали будущий маршрут и оборудовали перевалочные пункты. Группы материально-технического и продовольственного снабжения искали среди руин необходимые ресурсы и продукты. Бойцы отделения охраны общественного порядка стерегли ключевые объекты Убежища - продовольственный склад, дизельную электростанцию, ФВК, чтоб не допустить повторения событий, которые чуть не погубили всех в первый месяц их заточения. Теперь к их обязанностям прибавится и несение караулов на автобазе.
  
  
   Глава 2. Продукты и патроны
  
   Они нашли ее во время самого дальнего из своих рейдов. Демьянов знал о ней, но не торопился, так как был уверен, что такой лакомый кусок не мог не иметь хозяина. Это был не мобилизационный склад с устаревшим вооружением, а действующая воинская часть мотопехоты, хоть и кадрированная, то есть постоянно службу на ней несли только офицеры и контрактники. Демьянов там не бывал, но знал, что, по крайней мере, БТРы у них там есть. Он нуждался не в бронетехнике (от пары "коробочек" не отказался бы, но уж очень много жрут топлива, заразы), а в пулеметах.
   Тяжелое вооружение было нужно Убежищу как воздух. Около недели назад разведгруппа атаковала среднего пошиба банду, укрепившуюся в небольшом супермаркете. Потеряли двоих, но победу одержали. Когда закончили перевозить добычу, Демьянов поймал себя на циничной мысли, что размен вышел выгодным. Но он прекрасно понимал, что, будь у них крупнокалиберный пулемет, обошлось бы и вовсе без потерь.
   Часть находилась почти в двадцати километрах к востоку от Академгородка. Здесь тоже обосновались очень серьезные люди, на их дозор и нарвались четверо поисковиков в конце ноября. Тогда чудом не пролилась кровь. У разведчиков хватило ума сложить оружие перед лицом превосходящей силы. Их со знанием дела подвергли "жесткому" допросу, но после того, как они рассказали про Убежище, неожиданно отпустили, предложив майору встретиться с командованием базы лично.
   И вот теперь эмиссары Убежища отправились туда.
   "Стрелка" должна была состояться на нейтральной территории. Нейтральность ее была условной. Демьянов понимал, что если новые знакомые захотят устроить засаду, они ничего не смогут противопоставить. Но в засаде не было резона - что с них возьмешь? А вот сотрудничество могло бы быть взаимовыгодным.
   Когда "Полярный лис" доехал до условленного поворота, из-за рекламного щита на обочине, на котором висели остатки рекламы дорогих сигарет, не таясь, вышел человек в камуфляже и поднял руку с химическим фонарем.
  
   Вскоре они услышали шум мотора. Демьянов угадал - это был "бардак", его фары слепили привыкшие к темноте глаза. Встречавший их офицер вылез из люка подъехавшей БРДМ и легко спрыгнул на укатанный снег, за ним -- двое бойцов, которые для солдат-"срочников" выглядели слишком матерыми - скорее, "контрабасы". Типа личная охрана.
   После того, как в один день рухнуло все, что казалось незыблемым, Демьянов уже ничему не удивлялся. Не удивился он и теперь, встретив человека, который первым рассказал ему о случившемся тогда, в страшные минуты начала конца. Подполковник Дмитрий Иваненко собственной персоной. Тот самый, который уехал "оповещать" население, оставив вверенных ему солдат-ракетчиков в Убежище.
   А вот он, похоже, удивился, увидев Демьянова живым.
   "Успел всех нас списать, - подумал майор. - И своих ракетчиков тоже. Просто спихнул на меня, чтоб не мешали драпать. Сволочь".
   Но Демьянов слишком многое видел за эти дни, чтоб осуждать кого бы то ни было. Он и раньше знал, что Дима относится к той группе российских офицеров, по которым люди посторонние обычно судили обо всех вооруженных силах. В силу своеобразной "кадровой политики" армия была наполнена теми, кто рад был бы найти более хлебное место на коммерческой ниве, да умом или амбициями не вышел. Именно они были героями анекдотов про недалеких вороватых прапоров или офицеров. Службу такие люди воспринимали как неизбежное зло и всеми силами пытались использовать это зло себе на благо. При любой возможности они меняли сферу деятельности на ту, где платили больше. Стоит ли удивляться, что он повел себя так, а не иначе?
   И все же Демьянов был рад видеть Иваненко. С тех пор, как они в последний раз разговаривали, стоя среди парализованных машин на Университетском проспекте, за полчаса до ядерной атаки, подполковник изменился. Осунулся, помрачнел, его левое веко нервно подергивалось. И все же выглядел он сытым и даже слегка пьяным. Демьянов знал, что сам смотрится куда более измочаленным. Взять хотя бы круги под глазами - спал плохо. На обоих были заметны следы этих недель ада. Оба были бледны, так как не видели солнца уже больше месяца.
   - Какие люди! Ну, здорово, Серега. Мир тесен.
   Они пожали друг другу руки.
   - Диман, вот так встреча. И многих ты оповестил? - Демьянов не смог сдержать сарказма.
   - Да всех, кого надо, - спокойно ответил Дмитрий.
   - Хорошо устроился.
   - Не жалуюсь. Ты сам-то теперь где, все в своей яме торчишь?
   - Пока еще да, - врать не было нужды. Этим людям ничего от Убежища не было нужно.
   - Как там мои орлы? - видно было, что спрашивает подполковник для проформы, судьба бывших подчиненных его мало интересовала.
   - Молодцом.
   - Ну, заботься о них получше. Вообще, я не думал, что из вашей затеи что-то выйдет.
   Значит, и вправду похоронил заживо. Демьянов не знал, что ответить. Вместо этого он указал на пару огоньков в отдалении. Он знал, что это корпуса базы, до которой было километров пять.
   - Офигеть. Аж отсюда видать. Кто это у вас там светомаскировку не соблюдает?
   - Начальство, - скривился Иваненко.
   - Так ты, значит, не самый главный?
   - Где уж там. Есть тут аж три генерала: летун, танкист и МЧСовец. Даже ФСБшники и мэрия. Договориться до сих пор не могут, кто главнее. Я у них вроде завхоза. Ну, и по связям с общественностью, - он усмехнулся. - Ладно, пошли к вам в салон. Зачем сопли морозить?
   Тесная бронемашина для переговоров подходила мало, поэтому они переместились в транспортное средство гостей..
   - Хорошая штука, - похвалил Иваненко снегоход на воздушной подушке.
   Из БРДМа был принесен термос с чаем, бутылка водки и немного закуски, в том числе даже печенье "курабье".
   - Как вы нас нашли, а?- начал допытываться Дмитрий.
   - Чисто случайно, - сказал правду майор.
   - Врешь, ой врешь. Как там в песне поется: "Нам разведка доложила точно..." - однокашник рассмеялся, показав желтоватые зубы. - С чем пожаловали, гости дорогие?
   Демьянов начал обрисовывать ситуацию. Короткие, рубленые фразы повисли в воздухе: пять тысяч человек, женщины, дети... Он не собирался выступать в роли просителя. Если б от этого был толк, он бы переборол свою гордость, но это было бессмысленно. В новом мире ничего не давали даром.
   - Пять тысяч, говоришь... - ответом был многозначительный взгляд. - Да вокруг пять миллионов таких бедолаг. И что?
   - Значит, сидите на своем складе как собаки на сене, - тон Демьянова стал холодным.
   - Сидим. Но это наш склад.
   - Вы его купили?
   - Ты это, не лезь в бутылку, застрянешь. Мы его взяли в первый день, пока все по подвалам пряталось.
   Демьянов подумал, что вряд ли смог бы быть дипломатом. Ну не получалось у него улыбаться, когда хочется дать собеседнику в рожу.
   - Ладно, не горячись. Как будто сами вы не мародерили, - примирительно произнес Дмитрий. - Что хотел-то? Явно не за жизнь потрепаться.
   - Предлагаю объединиться, - произнес майор, хоть это и далось ему нелегко. В нескольких словах он рассказал о плане переселения. Естественно, не называя направления и конечного пункта. Он надеялся на их согласие, хоть и понимал, что тогда придется навсегда уступить власть сборной солянке из силовиков и чиновников. Он не тяготился ответственностью, но понимал, что вместе у них будет гораздо больше шансов.
   Выслушав его, Дмитрий некоторое время хранил молчание, и Демьянов уже начал думать, что решение будет положительным, и они сейчас же отправятся к генералам, чтоб обсудить детали присоединения Убежища к тем, кто обладает реальной силой.
   - Странный ты человек, Серега, - начал Дмитрий после затянувшейся паузы. - Всегда был себе на уме. Вот и сейчас... Город хочешь основать. Прям Петр Первый. Все нормальные люди себя спасают, а ты, блин, как дед Мазай... Гуманист хренов. До тебя, похоже, не доходит, в какое дерьмо вы вляпались. Ну, спасешь ты их сейчас, перевезешь, найдешь им харч на месяц, на два, даже на год. А потом что?
   - Как-нибудь выкрутимся.
   - Ты слушай, о чем я толкую. Зима. Это раз. Урожай погиб. Это два. Плюс еще земля изгажена так, что не факт, что в следующем году вообще что-то вырастет. Три.
   Демьянов не понял, имеет ли Иваненко в виду землю как почву, или Землю как планету.
   - Даже если завтра засветит солнце, - продолжал Дима, - ты со своими городскими баранами далеко не уйдешь. Они ж как гиря на ногах. Квелые, хворые, кроме как перед экраном сидеть не умеют ни шута. И тебя на дно утянут. Тебе мало?
   - Подумай хорошо, - сухо сказал Демьянов. - Вас тут вряд ли больше сотни. Думаете, вы одни такие крутые? Тут на бронетехнике многие раскатывают. Они ради вашей еды не пожалеют ни патронов, ни горючего.
   - Ну, не пугай, - отмахнулся Иваненко. - Пока спокойно было. Гоняем иногда попрошаек, беженцев всяких. Да, прикатили недавно несколько умников на джипах, начали из автоматов палить. Ну, мы их всех из КПВТ покрошили. Никто не ушел. Вы, наверно, видали их бренные останки. У нас есть чем встречу организовать.
   Демьянов вспомнил остовы сгоревших легковушек и грузовика, мимо которых они проехали по пути сюда, и кивнул.
   - Вас там в городе скорее вычислят и раздавят как мух, - продолжал Иваненко. - Вы, если выберетесь на поверхность и колонной пойдете, будете всем как бельмо на глазу.
   - Пусть попробуют. Бойцов у нас побольше будет.
   - "Бойцов", - с ухмылкой повторил Дмитрий. - Это ты о ком? У нас тут, как в гражданскую, офицерский полк. Каждый второй в "командировке" бывал. Элита. А твои новобранцы дай бог, если в упор в слоняру попадут. Про штафирок вообще молчу. Вооружены, поди, пневматикой?
   - Да ладно тебе... Мы тут сделали кое-какие расчеты. Зима может продлиться еще не один месяц, - испробовал последний аргумент Демьянов.
   - У нас новый финский котел и угля полтораста тонн, - отмахнулся Иваненко. - А продуктов хватит года на три с гаком.
   Значит, их и вправду было немного.
   - Ну, пусть три. А дальше?
   - Дальше? - то ли переспросил, то ли передразнил Дмитрий. - Какое, епть, "дальше"?
   Он замолчал и отхлебнул чаю.
   - А нет никакого "дальше", Серега. Всем нам хана. Дело не в том, кто сколько проживет, а в том, как. Мы вот по-людски, а вы как крысы последнюю корку будете дожевывать.
   - Ты демагогию для мемуаров прибереги, - оборвал поток его красноречия майор. - Это я предлагал вам поступить по-людски, а вы отказались.
   На миг на лице собеседника промелькнуло что-то похожее на сомнение. Но оно исчезло, не задержавшись.
   - Даже не буду передавать твое предложение отцам-командирам, - устало бросил Иваненко. - С какого перепугу они согласятся поделиться с вашей кучей дармоедов?
   - Вещь под названием "присяга" пойдет? В ней еще упоминалась одна страна.
   - Ты с каких это пор юмористом заделался? - веко подполковника дернулось сильнее обычного. - Ты еще про СССР вспомни. Звездец твоей стране пришел, и тебе придет, если будешь всяким недоумкам сопли вытирать. Пионер-тимуровец.
   Демьянов не отвечал, давя окурок в пепельнице. Только бы не сорваться.
   - Хотя подожди, - взгляд подполковника снова приобрел осмысленное выражение. - У меня встречное предложение. Оставайтесь. У нас место и паек человек для тридцати найдется. Выбери самых надежных, и идите к нам. Все равно вашему убежищу хана. Решай, однокашник, твой шанс.
   "Скорее, твой... остаться человеком, - подумал Демьянов - и ты его просрал".
   - Очень жаль, - сказал он. - Это твое последнее слово?
   - Да.
   - Ладно, значит, предложение снимается. Есть другое, деловое.
   - Вот с этого и надо было начинать.
   - Покупаю пулеметы в розницу. Как я понимаю, у вас "Корды" есть?
   - Лишних нет, - хмыкнул Дмитрий. - Вот "Утесы" найдутся.
   - Тоже пойдет. Три штуки для хороших друзей наскребете? И патронов 12,7 до кучи.
   Демьянов старался говорить так, чтоб казалось, будто и без того, и без другого они легко смогут обойтись. Первое правило рынка.
   - Нехилые у тебя аппетиты, - Иваненко усмехнулся. - А что взамен предложишь?
   Нутром Демьянов чувствовал, что с пулеметами у них проблемы нет, все дело в цене.
   - А что вам нужно?
   - Да почти ничего. Женщины. Остального тут навалом.
   - Не, мы работорговлей не занимаемся, - вздохнул Демьянов. - Зато можем предложить все для охоты: капканы там и прочая фигня. На одной тушенке долго не просидите. Медикаменты. Снаряжение РХБЗ. Лыжи. Зимняя одежда. Алкоголь, включая элитный. Даже кокаин и героин, - он поморщился. - Золото. Брильянты. Чего только наши разведгруппы в городе не находили. Агрегат, на котором мы приехали, тоже продается. Но дорого.
   Вещь была ценной для разведки, но когда эвакуация будет закончена, от нее неплохо бы избавиться - поддерживать ее в рабочем состоянии долго не получится, да и топлива много жрет.
   - Ну, наркоманов у нас нет, - подумав, сказал подполковник. - Без побрякушек и камней наши бабы пока обойдутся. А остальное пригодится. Машинка ваша тоже. Сторгуемся. Я так понимаю, с собой у вас грузов нет?
   - Нашел дурака.
   - Обижаешь, - Дмитрий отхлебнул уже подостывшего чаю. - Осторожные, значит. Ну, встретимся еще раз, здесь же.
   - Встретимся, - сказал Демьянов, поставив пустой стакан и протягивая хозяину пачку бумаг. - Вот распечатка, это все, что у нас есть на складе. Определяйтесь, а через день мы привезем груз.
   Естественно, в список было включено только то, что не было нужно Убежищу, или, по крайней мере, то, в чем оно не нуждалось остро.
   - Неслабо, - Иваненко пробежался взглядом по списку, отметил карандашом отдельные пункты.
   Пять минут спустя он протянул его майору, успевшему за это время выпить кружку чая и съесть пару печенек. От водки отказался.
   - Готовьте товар. Учти, мы его внимательно посмотрим, так что не пытайтесь спихнуть фуфло, - вроде бы в шутку сказал майор.
   - Обижаешь, - повторил Дмитрий.
   - На обиженных воду возят.
   Хотя на радиоволны теперь полагаться было нельзя, они договорились поддерживать связь. Затем главы двух делегаций попрощались и разъехались в противоположные стороны.
  
   *****
  
   Примерно через неделю после случая на реке Богданов, который только что вернулся с разведывательной операции, столкнулся с майором в главном коридоре.
   - Сергей Борисович, мы завтра в наш старый лагерь хотели наведаться. Забрать кое-какое снаряжение.
   Женщин и детей "параноики" давно перевезли в Убежище, как и все транспортабельные грузы.
   - Придется отложить, - Демьянов знаком пригласил следовать за ним в "командный отсек". - Тут у нас как раз совещание. Вы мне понадобитесь. Это гораздо важнее.
   Здесь почти ничего не изменилось с первого дня, только побелили потолок, а на пол настелили линолеум. В стремлении сделать интерьер поуютней постелили бы и ковер, если б тот не собирал пыль, от которой здесь маниакально стремились избавиться. Поэтому коридоры и помещения всегда были чисто вымыты.
   В пункте управления, где часто яблоку было негде упасть, сегодня собрались всего пять человек, тех, от кого зависела жизнь Убежища. Повод, по которому собрались, был не очень радостным.
   - Так что, доктор, значит, это было отравление? - спросил майор, буравя взглядом главного медика.
   - Пожалуй, что так, - кивнул Михаил Петрович Вернер. - Алкогольная интоксикация.
   - Вовремя, - зло бросил Демьянов. - Не мог он, что ли, в другой день...
   И замолчал, хмуро глядя на карту на стене.
   - Значит, - начал было Колесников, "министр обороны" Убежища, - вы теперь комендант? Поздравляем, Сергей Борисыч.
   - Значит. Но идите вы в жопу, господа, со своими поздравлениями, - не очень дипломатично ответил майор. - И нечего пустяками заниматься. Я вас не для этого собрал.
   - Сергей Борисович, можно мне идти? - поднялся с места доктор. - У меня операция. Все равно я вам не помощник.
   Демьянов взглянул на него поверх очков. Заседание штаба больше напоминало неформальную беседу, поэтому он не сказал "Можно Машку за ляжку и козу на возу, а старшему по званию извольте говорить "разрешите обратиться", просто он коротко кивнул.
   После того как Вернер ушел, Демьянов встал и подошел к карте, занимавшей полстены. Хотя надобности в этом не было.
   - Вот здесь, - он ткнул пальцем в точку на карте. В этом месте не было отмечено ничего, только лес и дорога. - Их немного, но у них полно топлива, патронов, еды. Они там хорошо закрепились. Мало кто из гражданских знает об этом месте, поэтому от толпы им отбиваться почти не приходилось. У нас на позавчера намечалась сделка, но в назначенное время они не откликнулись, - продолжал Демьянов. - А десять минут назад вышли на связь. У них уничтожено полбазы к собачьей матери. Теперь на них прут со всех сторон гражданские, готовые припомнить им все хорошее. С тех пор они молчат и, похоже, будут молчать уже всегда. Вот такая диспозиция.
   На целую минуту в центре управления установилась тишина.
   - Вы предлагаете помочь? - произнес, наконец, Богданов, сидевший рядом с Петром Масленниковым, бывшим следователем, исполнявшим почти в одиночку функции службы безопасности.
   - Видишь ли, Вова, даже если бы хотел, не смог бы. Ну, сколько человек мы туда сможем бросить? Сорок? Пятьдесят? Если они сами не справятся, наша помощь уже погоды не сделает.
   - Я тоже об этом подумал. Но если не помощь, то что? Друзей надо выручать.
   - Друзья.... Нет теперь друзей. Мы им предлагали объединяться на хороших условиях. Как вам. Они отказались. Что посеешь...
   - То и пожрешь.
   Здоровяк Колесников не сдержал смешка.
   - Верно. К тому же, чует мое сердце, они уже покойники. Вот мы и хотим поживиться тем, что осталось.
   - А вы циник, товарищ майор, - пробасил Колесников.
   - С волками жить... - вздохнул майор. - Ладно, пошли одеваться. Сам с вами поеду. А как вернемся, объявим народу о смене власти. Петр, ты остаешься за главного.
   Бывший опер кивнул.
   - Олег, Володя, отберите людей, - продолжал майор. - Все нам не нужны, только самые надежные. Человек пятьдесят хватит. Вооружение - лучшее. Возможно, придется вмешаться в "спор хозяйствующих субъектов". Выезжаем через двадцать минут, а то без нас все соберут.
  
   Очередная поисковая операция началась. "Поисковыми операциями" у них назывались мероприятия по поиску продуктов, а не уцелевших людей. Каждый, кому приходилось вести домашнее хозяйство, знает, что еда имеет свойство расходоваться моментально и незаметно. А их "семья" состояла из пяти тысяч человек.
   До этого они перебивались случайным уловом - несколько грузовиков с черствым подмокшим хлебом, пшеница из перевернувшихся хопперов возле железнодорожного моста (если снять радиоактивный верхний слой, ее можно есть без опаски), туши околевших от холода и бескормицы коров на ферме рядом с Матвеевским, недозрелые овощи с колхозных полей да чудом забытые остатки в контейнерах с рынка на Гусинобродском шоссе. Эти источники уже иссякли, но путем жесткого рационирования они умудрялись поддерживать запас продуктов на отметке в три месяца.
   И все же этого было удручающе мало, если вспомнить, что следующего урожая ждать минимум год. Поисковые группы неутомимо рыскали по округе в поиске добычи. Все значительные запасы продовольствия на складах и в магазинах были или растащены, или прибраны к рукам. Иногда Убежищу удавалось выменять немного продуктов в обмен на то, чем оно было богато. Порой поисковикам получалось подстрелить какую-нибудь живность.
   Демьянов все еще не мог поверить в удачу. Он думал не только про пулеметы. Еда была едва ли не важнее. Они ехали за добычей, которая могла обеспечить их на долгие месяцы вынужденного бездействия. Метеоролог из Убежища предрекал приближение невиданных холодов.
  
   *****
  
   Ожидая донесения от разведчиков, Демьянов вспоминал свои впечатления от Базы, какой она увиделась ему четыре дня назад, когда, уже после окончания переговоров, рассмотрел ее в бинокль ночного видения.
   Крепость. Сначала он решил, что штурмовать ее без тяжелой техники - гиблое дело. Покрошат в капусту из пулеметов, и пикнуть не успеешь.
   На территории в четыре-пять гектаров, огороженной крепким железобетонным забором - около двадцати зданий. Гаражи, склады,- типовые бетонные коробки высотой с трехэтажный дом, без окон, с крышами из рифленого железа. Определил тогда Демьянов и три двухэтажных казармы, и здание штаба - Г-образное, в три этажа. Именно там, наверняка, и сидели все господа-генералы. Тепло им, поди, было, негодяям - собственная котельная под боком. Топливом для генератора тоже явно не были обделены.
   Но не это тогда привлекло внимание майора, прильнувшего к окулярам прибора, который окрашивал все не в зеленый, а в темно-синий цвет. Надо было отдать Артуру должное - его люди не сидели сложа руки. Базу превратили в укрепленный форпост по всем правилам фортификационной науки. Подъездную дорогу и окружающую гладкую как стол низину вокруг осторожно прощупывали несколько прожекторов, установленных на настоящих оборонительных башнях. Поверх двухметрового забора пустили "егозу". КПП укрепили бетонными надолбами и плитами, позаимствованными с какого-то панелевоза, само сооружение обложили со всех сторон мешками с песком. Из мешков торчал ствол крупнокалиберного пулемета. В ключевых участках обороны были оборудованы дополнительные огневые точки - позиции для четырех БТРов, занимавших их по тревоге.
   Так выглядело это место на прошлой неделе. Теперь это были руины, подсвеченные отблесками пламени. Запах гари долетел до поисковиков вместе с едким дымом, стоило только смениться ветру.
   База горела совсем недавно, поняли они спустя секунду, переведя бинокль туда, где раньше находился штаб. Пожар утих, и над пепелищем стелился дым, который в окуляре прибора выглядел как светящиеся струйки, поднимающиеся над землей. И все же вокруг было довольно светло - то ли в отдельных очагах огонь еще находил себе достаточно пищи... то ли кто жег костры.
   Груды развалин, в которые превратились здания штаба, гаража и казарм, не давали ответа на главный вопрос: "Кто тут теперь хозяин?" Однако группы вооруженных людей, хаотически перемещавшихся по территории, не оставляли сомнений.
   "Похоже, нас опередили", - мелькнуло в голове у майора.
  
   Майор не собирался гадать, что же здесь произошло. Какой-нибудь герой-одиночка мог забраться в кабину грузовика с промышленной взрывчаткой и протаранить ворота цитадели на манер исламских фанатиков. Но это чушь, уж очень легкую мишень представляла бы собой бомба на колесах.
   Могли рвануть боеприпасы... но это тоже вряд ли, все ж таки ребята не были чайниками. Могли загореться и рвануть бензин или дизтопливо - от сигареты или шальной пули. Или кислородные или пропановые баллоны - мало ли что они там сваривали при строительстве. Или просто котел в подвале. Причем рвануть мог без всякой стрельбы - допустим, новые хозяева в послепобедной эйфории оставили его без присмотра, давление дошло до красной черты, и привет...
   Но ни в одном из этих случаев не было бы взрыва такой силы и пожара, захватившего такую площадь. Здания разметало как карточные домики, и обломки наверняка собрали немалый урожай жизней. Но склады уцелели. И теперь именно возле них виднелось больше всего темных фигурок. Люди стояли так плотно, что образовывали толпу. Ворота были распахнуты настежь.
   Видимо, там, внутри, и находилась основная масса захватчиков. По территории их ошивалось всего двести-триста. Всего человек пятьдесят с оружием, да и у тех были в основном охотничьи ружья и как максимум помповики. Несколько человек в гражданских лыжных куртках и пуховиках прохаживались с явно трофейными автоматами. Даже на таком расстоянии майор видел, что они держат их как швабру. И походка нетвердая. Конечно, у Дмитрия тут и продукция ликероводочных заводов была. Ну, или хотя бы цистерна спирта.
   Идиоты. Кто в лес, кто по дрова...
   Возможно, организация у них и была поначалу. Но то ли вожак погиб при штурме, то ли его убили во время дележа... так или иначе на данный момент войско распалось и превратилось в толпу.
   "Тем лучше, - подумал майор. - Тем лучше"
   Сейчас тут был сплошной раздрай: кто-то просто бестолково слонялся по территории, кто-то грелся возле костров, а кто-то уже дрых рядом, рискуя подпалиться. Но большинство явно было занято тем, что потрошило содержимое "ангаров".
   В этот момент до наблюдающих докатилось эхо ружейного выстрела. Потом еще одного.
   Кто-то то ли палил в воздух, то ли с кем-то сводил счеты.
   Ни часовых на вышках, никакого подобия охраны или патрулей. Демьянов довольно крякнул, потирая руки - диспозиция складывалась удачная.
   А это еще что? Посреди расчищенной площадки друг против друга застыли два трактора "Беларусь", за которыми волочились стальные тросы с какими-то обрывками одежды, ошметками... Подкрутив резкость, майор узнал шапку и цивильный полушубок, который был на его бывшем однокашнике во время последней встречи. Все подручные Иваненко тогда щеголяли в камуфляже.
   В этот день Демьянов впервые увидел жертву казни, похожей на ту, которой когда-то казнили Ивана Сусанина. История не сохранила имени того, кто додумался до этой жестокой забавы. Казнимого привязывали стальными тросами за ноги к одному трактору, за руки к другому. Затем трактора трогались с места - медленно, так что обреченный видел, как разматываются и натягиваются тросы... Если очень повезет, человек умирал от болевого шока. Если нет, успевал почувствовать, как рвется пополам. Конечно, Дмитрий Иваненко был мразью, но вряд ли он заслужил такой конец.
   То, что люди Убежища сделали потом, сошло бы за месть, если б не было продиктовано трезвым расчетом.
   Они обрушились на ничего не подозревающий лагерь как вихрь. Игры в гуманизм закончились: Демьянов видел, как идет дележка продуктов, как выносят из ангара коробки, и возле них тут же закипает свара. На глаз он оценил численность врагов. Никаких личных обид, но это были именно враги, уже потому, что завладели едой, которую Демьянов сотоварищи хотели добыть для тех, кто остался в Убежище. Для своих женщин... Жизнь брала свое, и одиноких к тому времени в Убежище почти не осталось. Трудно сказать, что было тому причиной: инстинкт или потребность в человеческом тепле среди хаоса смерти. Сам майор тоже сошелся с одной вдовой, хотя даже про себя не называл ее пока женой.
   Ладно, хватит лирики...
   Люди Убежища приблизились незамеченными вплотную к полуразрушенному забору. Все заняли удобные позиции для стрельбы - кто-то лег, кто-то приготовился стрелять с упора.
   По сигналу из десяти подствольных гранатометов ГП-30 накрыли скопления людей, слонявшихся по территории и плотные группки у костров. Ночь наполнилась взрывами, истошными воплями и беготней. Одновременно четыре снайпера с СВД через проломы в стене сняли заранее выбранные цели - тех, кто производил впечатление вожаков. И тут же выбрали новые - того, кто не застыл и не побежал, а вскинул оружие. Таких оказалось мало: многие на той стороне, похоже, были пьяны или слишком заняты дележкой. Оружие было едва ли у каждого второго, и в основном это были ружья.
   В разведгруппе Убежища насчитывалось едва ли шестьдесят человек, но они были лучше вооружены и организованы, у них были приборы ночного видения, а остальное решила молниеносность атаки. Первыми выбивали вооруженных автоматами и вменяемых врагов. Только когда преодолели периметр и оказались на территории части, где снег был черным от копоти, в ответ ударили несколько автоматов и нестройный хор гладкостволов. Майор видел, как в его группе упал человек, но тут же поднялся, матерясь и держась за ногу. Кто-то уже достал перевязочный пакет и вкалывал промедол.
   Сам майор вперед не лез, но и от своих не отставал. Перестрелка происходила уже среди обгоревших развалин. С той стороны крики непонимания и мат сменились воплями страха. Многие бросали оружие, но в горячке боя это не всегда спасало им жизнь.
   Все шло без сучка без задоринки до того момента, когда бой переместился под крышу первого уцелевшего склада. Здесь у нападающих появились первые потери.
   Тем не менее через двадцать минут все было кончено. В руки к атакующим попали кучи трофеев, которые собирали на месте, и обезоруженная толпа человек в сто. Почти столько же лежали на земле, остальные разбежалось. Пленных обыскали, загнали в пустой гараж и заперли, приставив караул.
   Майор и его люди еще не пришли в себя после кровавой бани, а обстоятельства уже требовали быстрых действий. Если бы целью рейда была помощь "союзникам", можно было бы сказать, что они опоздали. Чем дальше они углублялись на территории, тем больше им попадалось тел в камуфляже. Большинство из них имели ожоги и раны, которые могли нанести только летящие осколки. У других видимых повреждений не было, но на лице была запекшаяся кровь, которая дорожками тянулась из глаз, носа и ушей. И только у очень малого числа были ножевые и пулевые раны. Похоже, большинство погибло еще до нападения банды.
   После того как вмешалась таинственная третья сила, разнеся вдрызг бетонные и кирпичные здания, остаткам гарнизона не помогли даже пулеметы. Без генераторов погасли прожектора, надвинулись темнота и холод. Но смерть, как понял майор, явилась в человеческом облике.
   Наконец, поисковики пробились к развороченным дверям в складские помещения, где штабелями стояли картонные коробки и ящики. От одного взгляда на те, что были распечатаны, у жителей Убежища перехватило дух. Столько продуктов сразу они не видели давно. Бойцы части явно обчистили в первую неделю несколько оптовых складов.
   Возле ящиков с провиантом валялись изуродованные трупы.
   - Зверье, - с трудом выговорил майор.
   - Может, и зверье, Сергей Борисыч, - сказал Богданов, догнавший их со своим отрядом у самых ворот. - Но Иваненко-то правильно порвали.
   - Ты что несешь?
   - Мы тут разговорили одного аборигена. Он сообщил кучу интересного. На третий день тут бойня была. То ли беженцы попытались прорваться на базу, то ли приходили под стены еду выпрашивать. Кто-то самый смелый попытался перелезть через забор. Думали, не будут стрелять. А когда ударили из пулеметов, толпа побежала... Часть тел они свалили в овраг, а еще больше оставили лежать.
   Демьянов слушал молча.
   - Это еще не все. Через неделю, когда уже было темно, беженцы вернулись. Когда очень хочется жрать, про страх забываешь. И напоролись на минное поле. Уж не знаю, когда наши друзья его успели развернуть, но нам очень повезло, что снега нападало много, и что он не рыхлый.
   "А мы ходили по их телам, - подумал Демьянов. - И по неразорвавшимся минам. Да, повезло. Но с машинами надо быть поосторожнее"
   Он думал, что все, что можно, уже пережил и увидел. Ан нет. Перед его мысленным взором возникла толпа худых как скелеты людей. Они сгибались, пошатывались от ветра. Передние ряды шли, проваливаясь по колено, но задним доставалась протоптанная дорожка; тысячи пар ног приминали снег, оставляя за собой почти чистое шоссе. Но ненадолго - буран сделает свое дело. Идти нелегко. Слабые отстают: то один, то другой спотыкается, кое-кто валится как сноп на обочину. Некоторые не могут подняться, но никто за ними не возвращается. Вот уже до забора осталось всего ничего...
   Луч прожектора режет глаза как ножом - их заметили. С той стороны ограждения тепло одетые и сытые люди не стреляют, а лишь смотрят и ждут.
   Вот раздается первый взрыв. Толпа откатывается назад, воя от ужаса и боли. Падают иссеченные осколками - мертвые и искалеченные. Из-за забора слышны смех и подначивания. Да, психика вещь такая. Она защищается как умеет, майор это знал по себе.
   Потом отдельные выстрелы, которые уже не нужны. Беженцы и так бегут. Толпа разбегается и исчезает, чтоб через несколько часов или дней попытать счастья в другом месте. Выбора у них все равно нет. Когда они удаляются, несколько бойцов-контрактников, опасливо оглядываясь, проходят вдоль дороги. Трупы не обыскивают. Легкораненых добивают прикладами и штыками, хотя патронов у них еще много. На тяжелых даже не тратят сил.
   И вот в один прекрасный день вся эта дрянь взлетела на воздух. Наверно, бог все-таки где-то там есть. И банда ошалевшего от собственной наглости сброда добивает тех, кто уцелел. Может, и банда из числа тех же беженцев. Да и как определишь грань?
   Майор вспомнил, как еще ребенком прочитал в одной книжке про поедание мяса травоядными. Да, такое бывает. Северные олени, когда им не хватает кальция, едят птенцов полярной чайки. Овцы, кролики, даже маленькие зерноядные птички могут от бескормицы лизать кровь.
   Ворвавшиеся на склад топтали и били военных ломами и лопатами, превращая тела в кровавую кашу, развешивали на арматурах забора как елочные игрушки. Остатки осажденных заперлись в трех складах и держались некоторое время, пока нападавшие не высадили ворота бульдозером.
   - Ладно, хватит сопли жевать. Давайте определим фронт работ.
   Разведгруппе Богданова поручили продовольствие. Разведгруппа Колесникова занялась материальными ценностями, топливом и транспортом.
   В одном из уцелевших гаражей нашлись два армейских грузовика "Садко" и две армейских машины МТЛБ, правда, со снятым вооружением. На территории части обнаружились автоприцепы и трактора ДТ. Вместе с их собственным транспортом этого должно было хватить, чтоб перевезти если не все, то хотя бы половину того, что было на складе. А МТЛБ или "маталыга", как ее еще называют - вообще бесценная вещь. Теперь у Убежища впервые появилась боевая техника. Остается только поставить на них пулеметы Калашникова в танковом исполнении, и с бандами можно будет разговаривать по-другому.
   Чтобы не стоять без дела, Демьянов включился в переноску тяжестей. Они выносили коробки на асфальтированную площадку перед складом. Снаружи уже рычали дизеля - это маневрировали среди развалин, оставляя борозды в снегу, грузовики и тягачи. Как только подъехал первый из них, началась погрузка.
   - Двести восемь единиц, - сказал Колесников, вернувшийся с осмотра трофейного оружия. - Пять "Утесов", один "Корд". Ну и так, по мелочи, много. Один мой любимый АГС-30. Выстрелы для него. "Семерки", двенадцать цинков, "пятерки" десять. Ну и для крупняка семь, один, правда, неполный. Гранат тоже немало. Милые такие, ручные. Нашли бы больше, да некогда трупы шмонать.
   То, что они нашли, было сущими крохами, хорошо если одна двадцатая от того, что могло быть у части. Похоже, после взрыва, подозрительно похожего на ракетный обстрел, между защитниками произошла свара, и часть уцелевших ушла в неизвестном направлении, забрав лучшую технику, в том числе инженерную - кто бы иначе расчистил им дорогу? Погрузили в несколько грузовиков боеприпасы, прихватили с собой и пару автоцистерн - всё армейское кушает соляру с большим аппетитом. Но оставшиеся все равно должны были быть полными дундуками, иначе эти махновцы бы не прошли.
   С другой стороны, и это оружие - клад. Майора очень порадовали пулеметы, но еще больше - станковый гранатомет. Это был просто отрыв башки. Их счастье, что бандиты или не умели им пользоваться, или просто не успели до него добежать.
   - "У наших были пулеметы. Сведи-ка с пулеметом счеты...", - промурлыкал он себе под нос, проходя вдоль борта последнего "Урала".
   - Смотрю я на вас, Сергей Борисович, и дивлюсь, - Богданов, оказывается, все слышал. - Маскируетесь под солдафона, но иногда выражаетесь как натуральный интеллигент. Киплинга вон цитируете.
   - Да какой я интеллигент, Вова. Могу и в морду дать. Просто было время в жизни, когда книжек читал много. Потому что больше делать было нечего. Разве что пить. Так-то.
   - Товарищ майор, - подбежал боец, отправленный на чудом уцелевшую вышку, чтобы следить за окрестностями. - По шоссе идет колонна. Будут здесь через пятнадцать-двадцать минут. Пешая колонна, - уточнил он.
   "Да уж не конная".
   - Сколько их?
   - Много. Тысяча, а может, полторы.
   - Пойдем, поглядим, - позвал майор с собой командиров групп и обернулся к грузчикам: - Берите самое ценное сейчас. Второго рейса может не быть.
   Они по очереди вскарабкались по лестнице и оказались на шаткой деревянной площадке. Майор навел бинокль на уходившую вдаль ленту дороги и поежился.
   - Вот зараза, - пробормотал он, передавая Богданову бинокль. - Заканчивайте и быстрее заправляйте машины. Надо сматывать удочки, через четверть часа тут будет пол-Новосибирска.
   Майор понял, с кем им предстоит воевать. На них шла толпа, но это была не бандгруппа. Там были женщины, дети и больные. Оружия не было видно ни у кого, и от одного взгляда на тощих, как узники Бухенвальда, людей, сердце разрывалось.
   Демьянов смотрел, как грузчики из Убежища лихорадочно переносили мешки в машины, в нем нарастал глупый и смешной протест. Он давил его, загонял вглубь, но тот упрямо рвался наружу. Чувствуя, как боль в груди становится все острее, Демьянов облокотился на колесо. К счастью, никто не видел, как исказилось в этот момент его лицо, а через мгновение он сумел взять себя в руки. Но в ушах шумело, перед глазами было темно, хотя кругом мелькали фары и огни фонарей.
   - "Утесы" есть, удержимся, - издалека донесся голос Колесников.
   - Отставить пулеметы, - максимально твердо произнес майор. - Второй рейс нам все равно не сделать. Берем, что погрузили, и уходим.
  
  
   Глава 3. Засада
  
   В тот день они сорвали банк. К ним перешло почти триста тонн продуктов - крупы, мука, овощи, растительное масло, консервы, сладости. Этой едой можно было кормить большой город пару дней или маленький - в течение месяца. У людей из Убежища аппетиты были еще скромнее, значит, им хватит на полгода. Пока холод будет им союзником. Вокруг, куда ни плюнь - природный холодильник.
   Они не выгребли склады подчистую - часть еды была признана малоценной, другая забракована как подпорченная. После термической обработки и за отсутствием альтернативы эти сосиски, салями и "докторская" сгодились бы, но как раз сейчас у них альтернатива была. Показательно, что даже когда эти мясопродукты начали попахивать, хозяева склада не отдали ни ящика беженцам, умирающим в нескольких километрах от базы. Может, боялись высунуть нос за периметр, а может просто душила жаба.
   Теперь, уезжая, волей-неволей пришлось оставить немало продуктов, даже не считая испорченных. Но Демьянов прекрасно понимал, что для такой оравы это все равно, что ничего, и лишь продлит их агонию.
  
   То, что начинается хорошо, не может пройти безоблачно. Это аксиома, проверенная веками практики. Демьянов не зря опасался именно этого района.
   Колонна была уже почти на месте. Большую часть пути они проделали пустырями, узких улиц избегали.
   Морской проспект был широк, как и все улицы городов, проектировавшиеся в 50-60-х с учетом возможного нанесения ядерного удара. Широкие проспекты, зимой открытые всем сибирским ветрам, прокладывались не для того, чтобы радовать глаз. Они должны были защитить от эффекта "огненного шторма", помешать распространению пожаров и дать возможность военной технике маневрировать среди развалин.
   Беда в том, что в хрущевские годы никто даже в страшном сне не мог предвидеть повальной автомобилизации, которая привела к кошмарным пробкам в Москве еще в конце прошлого века. До Сибири это волна докатилась позже, и не такая сильная - все-таки тут не было узких переулков, строившихся из расчета на кареты и телеги. Но когда в быстроразвивающемся городе на каждого жителя приходится по автомобилю, это в любом случае создает проблемы.
   Катастрофа случилась в субботу днем, и совсем не в час-пик, а когда большинство работающих граждан еще не закончили рабочий день. За считанные минуты с момента объявления сигнала "Внимание всем", многие успели вывести свой транспорт из гаражей. Самым шустрым удалось пересечь черту города и выехать на одну из трасс (М-51, М-52, М-53, К-12, К-17р, К-19р). Впрочем, даже они недалеко уехали - тех, кого не догнал взрыв, достал импульс.
   Хаотичные перемещения не только моментально закупорили мосты, но и создали многокилометровые пробки у въездов на каждое из шоссе. Там их настигла волна ревущего пламени.
   Не придумаешь более подходящего места для засады, чем постъядерный город. Куда там Грозному. Майору больше беспокойства внушали даже не развалины, а более-менее сохранившиеся дома. Плюс улицы были плотно забиты транспортом, в котором они с трудом проделали узкий коридор. Настолько узкий, что даже две легковушки могли разъехаться с трудом.
   Мышеловка. Одну машину подпалят, и остальные будут как на ладони. Видимость - крайне затрудненная, что тоже сыграет на руку тем, кто сидит в укрытии и четко знает, куда стрелять.
   Проехать незамеченными через весь район невозможно. Оставалось надеяться, что пронесет, что не посмеют, испугаются, как волки, числа.
   Не пронесло. Посмели.
   Глупо обвинять охранение в том, что оно проворонило угрозу. Скорее уж себя - за то, что накаркал. В каждую квартиру не заглянешь. Вернее, теоретически можно, но из-за этих проволочек колонна добиралась бы до Убежища дня три, и не факт, что добралась бы вообще. Но грамотная засада и в этом случае могла сработать. Задача передового походного охранения заключается в том, чтобы сразу же засечь, откуда ведется огонь, и принять первый удар на себя, чтобы снизить потери в колонне и дать время вступить в бой основным силам.
  
   Должно быть, эти твари сидели тихо по квартирам, пока снегоходы и половина колонны не прошли мимо них и не свернули на улицу Ильича. В это время они распределяли цели, брали оружие наизготовку. И как только третий по счету грузовик втянулся между двумя почти целыми девятиэтажками, началась иллюминация.
   Первый взрыв прозвучал далеко впереди. Темноту прорезала вспышка.
   Где-то рядом дико заверещали тормоза. "Полярный лис", который играл роль КШМ и шел в хвосте колонны, вильнул, чтоб избежать столкновения - идущий впереди ЗИЛ резко сбросил скорость, а затем и вовсе дал задний ход, чуть не поцеловавшись с "Лисом".
   И было от чего останавливаться. Демьянов увидел, как от домов по обеим сторонам проспекта к ним протянулись цепочки трассеров. Стреляли, по крайней мере, из двух десятков окон.
   Пытаясь избежать столкновения, водитель вездехода легко оттолкнул усиленным нештатно бампером каркас малолитражки и заехал за гигантский рекламный щит с остатками слогана страховой компании, лежавший на боку. "Ваша безопасность - наше кредо" - мелькнули в свете фар гигантские буквы. В следующую секунду опомнившийся водитель погасил фары, и прожектор на крыше, сиявший как елочная игрушка. Теперь щиты рекламы прикрывал их от неизвестного врага.
   Схватив с сиденья автомат и сунув в нагрудный карман рацию, Демьянов выпрыгнул наружу - водитель без напоминания сделал то же самое на полсекунды позже.
   Майор еще в машине оценил обстановку и сориентировался быстро - выскочив наружу, он оказался прикрытым с трех сторон - щитом, мертвым внедорожником и высоким силуэтом "Лиса". Отсюда хорошо просматривалась вся улица, а сам он был почти в безопасности.
   Рация оказалась бесполезной: он не смог докричаться ни до кого. Да и что толку? Прижатые огнем со всех сторон, его люди могли и не воспринять его команды. В горячке огневого контакта он только помешал бы бойцам принимать верные решения, самим ориентироваться в боевой обстановке. Лучшее, что он мог делать сейчас - это не играть в Рокоссовского, а попытаться выжить и помочь тем, кто был в пределах досягаемости.
   К нему подбежали несколько человек, в которых Демьянов не без труда опознал своих. Они перебирались ближе к дому, действуя по принципу: "один бежит - второй прикрывает".
   В этот момент громыхнуло уже ближе, и к небесам взметнулся ярко-оранжевый факел. Взлетел на воздух один из грузовиков. Залепили в бензобак? Или из РПГ шарахнули, сукины дети. Да еще, поди, в тот, где гранаты были.
   Кто-то погиб прямо у порога родного дома. Сгорел или посекло осколками. Семерых они похоронили там, на Базе, обрушив бульдозером стену, и вот - новые потери.
   На одной фуре, не соблюдавшей дистанцию с той, подбитой, загорелся тент. Плохо.
   Но не следовало падать духом. Бинокль был при нем - захваченный на базе тепловизор - и, окинув "вооруженным" взглядом колонну, майор с удовлетворением отметил, что паники нет. Никто не бегал с криками от машины к машине, рискуя быть подстреленными своими же. Жители Убежища ворон не ловили. Не мешая друг другу, не попадая на линию огня противника, они тактически-грамотно организовали оборону, плавно перешедшую в контратаку. То есть делали именно то, что требовалось. Залегли под прикрытием фур и отстреливались, используя все неровности пост-городского ландшафта.
   Несмотря на это хаотичное смешение вспышек света, криков и грохота, майор вскоре стал угадывать в происходящем некую логику.
   Вот "наши" - растянулись широким полукругом и огрызаются на каждый вражий выпад. Четыре огненных дуги - это четыре маленьких отряда. Ближайший возглавлял один из бойцов Богданова, фамилию его он забыл, но звали его Максим, и он прошел Третью Чеченскую - его голос майор узнал во время переклички, когда грохот выстрелов на время стих. Два других очага сопротивления образовались вокруг Колесникова и вождя параноиков. Где-то далеко, там, где скрылся пропущенный врагами авангард, тоже шла стрельба. Дозор, похоже, не сплоховал, и уже атаковал противника с фланга. Но их было мало, и все, что они могли сделать, это отвлечь на себя часть внимания и огня.
   Хорошо держались ребята. Надо же: он до сих пор подсознательно делил людей из Убежища на "своих" и "богдановских". Хотя и те, и другие были "своими".
   А вон "не наши" - в нескольких девяти- и двенадцатиэтажных домах с обеих сторон дороги. У них один или два пулемета, но, похоже, не крупнокалиберные.
   Демьянов особого боевого опыта не имел, но худо-бедно держал свой участок обороны вместе с десятком человек из ближайших машин.
   На какой-то миг картина боя показалась не лишенной какой-то особенной, жутковатой красоты. Но он тут же забыл об этом, когда рядом с ним упал водитель "Лиса", молодой парень. Точно наповал - отшвырнуло далеко, и даже не вскрикнул. Крови сразу натекло с литр. Его даже не смогли оттащить, огонь был слишком плотный.
   Демьянова смерть пока обходила стороной. Кому на роду написано сгореть, не утонет, думал майор.
   Только после того, как все вокруг нашли надежное укрытие, он крикнул бойцам беречь боеприпасы.
   Стрельба с той стороны тоже заметно поутихла. Нападавшие больше не видели открытых целей, к тому же вступили в игру четыре снайпера Убежища. Именно они и размочили счет, заставив супостатов пожалеть, что те пересеклись с ними в пространстве и времени. Ядерная зима не была для снайперов помехой - на винтовки Драгунова, вместо штатного ПСО-1 были установлены ночные прицелы. Вскоре огонь из окон прекратился окончательно.
   На время установилось что-то вроде шаткого равновесия, но позиции сторон все равно не были равноценными. Оборонявшиеся заняли круговую оборону и были прижаты к земле, в то время как неизвестный противник обладал свободой маневра.
   Воспользовавшись затишьем, попавшие в засаду установили связь между отдельными группами. По цепочке передавались сведения о количестве уцелевших, о том, как обстоит дело с патронами. Демьянов несколько воспрянул духом. Все складывалось не так уж плохо. Да, они потеряли каждого четвертого, но для столь внезапной атаки это не много. К тому же время играло им на руку. Поле боя окутывала тьма. А враги не могли быть поголовно с приборами ночного видения.
   Словно в ответ ему, глаза резанула новая вспышка, и со стороны оставленной колонны долетел тяжелый грохот. Демьянов заскрежетал зубами от злости, догадавшись, что взлетела на воздух еще одна машина. Точно - РПГ. Следовало что-то делать, иначе все жертвы этого дня будут напрасными. Они и так уже потеряли минимум треть груза.
   Надеяться на то, что удастся связаться с Убежищем и вызвать подмогу, было глупо. Оставленный за старшего бывший опер, узнав о перестрелке в парке километров от Убежища, приказа выдвигаться всеми силами не отдаст. Сначала пошлет разведку. А это время, время...
   Справа послышалось какое-то шевеление. Приглушенный голос: "Свои, мужики!". Над искореженным до неузнаваемости кузовом малолитражки поднялась черная рука. Низко пригибаясь, к Демьянову пробрался один из бойцов Колесникова.
   Тот предлагал идти на прорыв к левой стороне дороги. Она была ближе, и огонь оттуда велся не такой плотный. Обещал поддержать огнем крупного калибра. Дипломатичен старший лейтенант, ничего не скажешь. Не ставит его, простого хозяйственника, перед фактом, как человек, имеющий боевой опыт, а просто "предлагает". Не колеблясь, Демьянов дал свое согласие и передал план дальше по цепочке бойцам, которые засели чуть дальше.
   А потом, по сигналу, он и его бойцы покинули укрытие. На месте остался только снайпер. Сигналом стал выстрел из АГС, который вместе со станком кто-то из богдановских успел оттащить от колонны на закорках - им вдребезги разнесло остатки остекления на одном из балконов, где было замечено движение. В ответ из нескольких окон на то место, где засел гранатометчик, обрушился настоящий свинцовый дождь. На какое-то время на расчет АГС из двух человек переключилось внимание врагов, но, отстрелявшись, он уже сменил позицию.
  
   Им повезло. Первую половину пути они преодолели незамеченными, петляя среди сгоревших автомобилей и пригибаясь к земле. Пожары к этому времени практически погасли, горела только подожженная последней "Шишига". Демьянов уже было подумал, что, удрученные потерями, налетчики отступили, когда со стороны здания прогремел первый выстрел. Людям из Убежища пришлось залечь.
   Дом этот был разрушен лишь частично - да так ювелирно, что майор разглядел в тепловизор внутренности выпотрошенных квартир, где, как музейные экспонаты, стояли телевизоры, холодильники, ванны, кровати. Застывший натюрморт, хозяева которого давно сами стали натюрмортом и спали под снегом среди по-настоящему мертвой природы.
   Впрочем, Демьянову было не до сантиментов - над головой носились пули, с визгом рикошетя от асфальта, росчерки искр мелькали в опасной близости. Демьянов стрелял в ответ, ловя в перекрестье прицела то одно, то другое окно, но главная партия в этой опере принадлежала крупному калибру.
   За их спинами снова заговорил станковый гранатомет. Словно копер, вбивающий сваи, он начал всаживать гранаты в окна, и уже после четвертой стрельба со стороны дома практически утихла. Затем к сольному номеру гранатомета подключился "Корд", прошив бетонную стену на уровне третьего этажа, а потом точно так же обработав квартиру на пятом. На расстоянии пятидесяти метров изделие ковровских оружейников пробивало панель как бумагу.
   Одна за другой замолкали вражеские огневые точки. Только с шестого этажа лупил какой-то недоснайпер, всаживая пули в белый свет как в копеечку, но помешать им он уже не мог.
   Демьянов и его люди бежали к дому. Судьба хранила их, и никого не зацепило, не считая пары царапин об острую автомобильную жесть. И вот они уже были у стен девятиэтажки. На первом этаже размещался продуктовый магазин. Оттуда явно не было хода наверх, но запасная дверь вела во двор дома. Так будет немного безопаснее, чем обходить вокруг.
   Когда они оказались у входа в подъезд, богдановские на левом фланге и колесниковские на правом уже вели бой на лестницах. В такт автоматному треску громко бухало - это штурмующие пустил в ход гранаты, очищая квартиры от засевших там бандитов. Бой уже целиком переместился под крышу.
   Как узнал потом Демьянов, какие-то недобитки попытались скрыться в подвале, но группа Максима закидала их там гранатами.
   Быстротечные схватки в темноте кое-где переходили даже в рукопашную. Демьянов шел не первым и убил лишь одного, прежде чем все закончилось. Очередью скосил высунувшегося из квартиры бородатого мужика в камуфляжных штанах и лыжной куртке, с РПК. Второго превратили в решето сопровождавшие майора бойцы.
   Третий гад в шапке-"гандончике" поднял руки, его АКМ уже лежал на полу Его это, впрочем, не спасло, потому что нервы у штурмующих были натянуты как канаты. Пленных начали брать позже.
   Нет, это вам не шахиды. Их подельники из двенадцатиэтажного дома на правой стороне дороги, похоже, поняли, куда дует ветер, и успели разбежаться как тараканы. Ничего, пусть расскажут остальным.
   Пленных, которых оказалось семеро, со скрученными за спиной руками, выволокли на улицу, подгоняя пинками.
   Когда стихло стаккато перестрелки, удалось оценить масштабы сражения. Демьянову казалось, что их атакует, по крайней мере, рота. На деле на них напали около тридцати человек. Но, учитывая фактор внезапности и коварный городской ландшафт, семнадцать "двухсотых" можно считать потерями в пределах допустимого. Пятеро сгорели в подбитых грузовиках, девять бойцов погибли в первые минуты перестрелки, трое умерли от ран вскоре после боя. Четверо были из гарнизона - ребята, которых призвали этой весной, двое выживальщиками, а остальные набраны из укрываемых.
   "Быстро научились, сукины дети, - думал майор, осматривая место, где рванул на пути колонны фугас. - Нет бы чему хорошему..."
   С чадящим дымом догорали подбитые грузовики. Кое-что успели спасти, но гораздо больше пропало. Сами МТЛБ проявили себя в скоротечном бою хорошо - именно под прикрытием их брони сумело добраться до укрытия большинство выживших в головной и тыловой частях колонны.
   На разостланном на снегу брезенте раскладывали трофеи - боевое оружие, и не с мобскладов. Ранен, в поредевших вдвое разведгруппах, был теперь каждый третий. Кому-то смогли оказать помощь прямо здесь, для нескольких "тяжелых" уже сооружали импровизированные носилки. По хмурым лицам тех, кто смыслил в медицине, майор понял, что перспектива у этих не очень, особенно у двоих, получивших свинец в живот. Можно и не довезти. Да и для полостных операций в Убежище условия не слишком подходящие.
   Да, оттепелью воспользовались не только поисковики. Когда холод на время сменился обычным сибирским морозцем, из нор повылазили и Робин Гуды, которые отбирали все у всех. Но, будучи самым простым, этот способ был и самым опасным, потому что легко было обознаться и нарваться на большие неприятности.
   - У-у-у, паразиты, - Демьянов не удержался и пнул под ребра лежавшего в позе "руки на затылке" бандита. До того мерзкой ему показалась сытая харя татуированного упыря. Майор знал, что буквально через пару часов после Удара во всех исправительных учреждениях случился "день открытых дверей". То ли кореша с воли вызволили своих, то ли сотрудники Управления Исполнения Наказаний слиняли и занялись грабежом окрестных магазинов, предоставив подопечных самим себе.
   С допросом было закончено за пять минут. Не было времени на изощренные методы, но ломания пальцев и фальшивого пряника в виде сохранения жизни хватило, чтоб узнать многое. Стоит ли говорить, что никто выполнять обещания не собирался.
   - Ну, что будем с ними делать? - спросил Демьянов Богданова.
   - Самосуда не допустим, - ответил тот. - В Гаагу отправим.
   Демьянов не удержался от горького смешка. Нет, а молоток парень. Нет, не молоток, а настоящий молот. Еще и шутит. Тут у майора возникла мысль, уже посетившая его незадолго до катастрофы. Вот живешь ты, ходят вокруг обычные люди, и никогда не узнаешь, кто из них герой, кто сволочь последняя, а кто ни то, ни се - дерьмо на палочке. В мирной обстановке каждый пыжится, строит из себя этакого брутального мачо: "да я, да я...". И только две страшные буквы ЧП расставляют все по своим местам. Это может быть и мировая война, и обычный пожар в офисном здании. Когда запахнет жареным, и все вокруг начинает валиться в тартарары, становится ясно, кто чего стоит. На его глазах многие, ходившие раньше королями, не выдержали проверку апокалипсисом, скурвились. Кто-то готов был сапоги лизать за миску супа, кто-то глотку родному брату порвать. И таких было много. Но бывали и такие исключения.
   А выражение "отправить в Гаагу" тянуло на афоризм.
   - Какой к хренам самосуд? - покачал головой Демьянов. - Мы теперь с тобой и судьи, и прокуроры.
   - А адвоката где возьмем? - прищурился главный "параноик".
   - Обойдутся черти.
   - Согласен, - кивнул Владимир. - Так что, приступать?
   - Давайте по быстрому. Речей толкать не надо. Вон с того краю.
   Демьянов в последний раз пробежал взглядом по шеренге пленников. Крепкие парни; сытые, наглые морды. Выглядят ошарашенными, но не раздавленными. Раскаяния на лицах не заметно. Это сейчас, когда им вломили по первое число, они притихли, но дай в руки автоматы - возьмутся за старое. Партизаны, мать их. Сколько волка ни корми, а он все на овец смотрит. И это не его вина - таким уж его природа создала. Но раз уж вы, товарищи, выбрали "путь волка", не обессудьте. Поступим с вами как с волчарами. Они, хоть и "санитары леса", но их отстреливают, если расплодятся.
   Он кратко проинструктировал своих, и те охватили пленников полукольцом. Семь человек, включая Богданова и майора, достали каждый свое второе оружие - нечего было тратить патроны от автомата на эту погань. Рука Демьянова легла на кобуру, майор расстегнул ее и, вытащив "ПМ", тот самый, который был с ним еще с того времени, когда он работал охранником, снял пистолет с предохранителя. Отдал приказ кивком.
   К чести казнимых, только один из них испуганно замычал. А может, остальные просто не поняли. Это было гуманно и быстро. Выстрелы прозвучали почти синхронно, и вот уже пленные замерли на грязном снегу, щедро окропив его кровью из ровных дырок в затылках. Не было даже конвульсий. Там их и оставили.
   Погрузка трофеев и того, что удалось спасти из подбитых машин, уже закончилась, и они, для порядка попытавшись выйти на связь с Убежищем, тронулись в путь.
   - По машинам! - облетел колонну приказ, и на время на мертвом проспекте появилось подобие уличного движения.
   Майор снова должен был занять место в хвосте. Он глядел на обгорелый фасад Дома Ученых СО РАН, словно не замечая удушливой гари и ядовитых выхлопов, пока остальные экипажи участников этого авторалли один за другим занимали места в кузовах и кабинах.
   Мимо него проезжали, рыча и отфыркиваясь, тягачи и тяжелогруженые "Уралы", скользили снегоходы сопровождения прямо по нетронутому снегу между сугробами, под которыми гнили тела и ржавел железный лом. Прошло минут пять, прежде чем автопоезд принял прежний организованный вид и тронулся в путь.
   Не то чтобы ему было жалко эту мразь. Нет.
   Своим товарищам они даже не смогли вырыть нормальной могилы в твердокаменной земле. Подвал ближайшей "хрущебы", где уже лежали обледенелые трупы нескольких семей, стал им склепом, даже тем, у кого были близкие в Убежище. Таков был порядок.
   Но ему было жаль даже не их и не тех, кто их не дождется. Скорее их всех. Тех, кто теперь никогда не увидит ничего, кроме этого. "Не хочу быть ни волком, ни свиньей, - неясно к кому обращаясь, подумал он. - Дайте лучше сдохнуть человеком".
   В чувство его привел сигнал "Лиса", за рулем которого сидел уже сам Богданов. Колонна уже прошла - пора в путь дорогу. Немного осталось.
   Пока они ехали, Демьянов думал о результатах экспресс-допроса одного из пленных. После четвертой раздробленной фаланги тот выдал, что бандитское гнездо находилось в поселке Солнечный, рядом с наукоградом Кольцово. Судя по показаниям "языка", там скрывались еще десятка три головорезов. Хотя нет, это в прежнем мире они бы скрывались, а теперь просто жили, то ли вырезав, то ли запугав местных. Хорошо бы было нанести им дружеский визит и выжечь эту погань. Туда можно было бы отправить мобильную группу на снегоходах, благо, последних теперь прибавилось на три. Но и здесь майор счел за лучшее не рисковать. Они и так потеряли слишком много тех, кто умел держать оружие.
   К тому же в самом наукограде было такое учреждение как Государственный научный центр вирусологии и биотехнологии "Вектор", а там изучались и содержались самые опасные микроорганизмы на Земле. Демьянов знал, что на таком объекте были специальные инструкции для дня "Ч", и почти наверняка все возбудители давно уничтожены. Но рисковать не хотелось. Только сибирской язвы и чумы им не хватало для полного счастья.
  
   От вида родных мест стало теплее на душе. Но еще в полукилометре от цели они увидели, как над иззубренными силуэтами домов взлетела сигнальная ракета. К ним шла запоздалая подмога.
   Их встречало человек триста как попало вооруженных дружинников во главе с самим Петром Масленниковым. Все были на лыжах, но на горных стрелков не тянули. Может и хорошо, что они не добрались до места засады. "Группа деблокирования" из них получилась бы никакая.
   Когда они закончили перенос мешков и ящиков и спрятали машины, оживший было Университетский проспект опять стал пустынным, и только ветер завывал в пустых лабораториях, лекционных залах и коридорах, в конторах научных учреждений. Как будто никогда в них не звучали голоса людей, никогда не разносились шаги, а так и они и стояли с сотворения мира пустыми и безжизненными.
   Но их это уже не касалось - они вернулись домой. Пусть на время, пусть дом был не очень комфортным... но как приятно после холода, тяжелой, грязной, а иногда и кровавой работы вновь оказаться в безопасности, даже если понимаешь, что она относительна.
   Теперь не было необходимости в утомительной дезактивации - ни себя, ни добычи. Продукты с базы были в основном в герметичной таре; крупы и мука там хранились правильно, овощи тоже лежали не под открытым небом. Для порядка майор просветил коробки и мешки счетчиком - в пределах нормы - и приказал снять с круп и муки пятисантиметровый верхний слой. Также еще раз наказал всем хорошенько мыть консервы с мылом перед тем, как вскрывать, и потолще снимать кожуру с овощей. Лишь после этого началась долгожданная "раздача слонов". Но нормы, вопреки ожиданиям, почти не повысили, хотя и сделали рацион поразнообразнее - среди привезенного добра было почти четыре тонны одного только шоколада, масса печенья и других сладостей, не говоря уже о тушенке и разнообразных сублимантах.
   Но баловать людей Демьянов не стал. Неизвестно, когда ждать первого урожая. Там, куда они отправятся, им придется минимум полгода полагаться только на подкожный жир. Они будут слишком далеко от крупных городов, чтобы можно было заниматься мародерством...
  
   Глава 4. Дорога
  
   В тот день, когда они собрались на совет, по странному совпадению вышел из строя насос скважины. И хотя механики обещали устранить поломку, было ясно, что это плохой знак.
   На этот раз центр управления с трудом мог вместить всех приглашенных, и пришлось даже вынести столы, освободив место для стульев.
   Председательствовал на расширенном заседании, естественно, Демьянов. Кроме руководства пришли еще почти сорок человек -- различные должностные лица и научная "элита" убежища. Демьянов решил, что такое судьбоносное решение не следует принимать келейно, в узком кругу избранных. Надо было дать людям хотя бы иллюзию участия в нем. Им это было нужно.
   Пока они тратили время на бесполезные разговоры, в гараже автобазы не прекращалась работа, которая уже вошла в финальную стадию. Там заканчивали укреплять борта автобусов железными листами, и теперь устанавливали пулеметы и АГС на "маталыги" за щитками, превращая их из бронированных тягачей в огневые платформы. Также два "Урала" были переоборудованы в так называемые "ган-траки" путем легкого бронирования двигателя, кабины и кунга и установки пулеметов на турелях. Получились этакие "эрзац-броневики".
   Оставались сущие мелочи - надеть противобуксовочные цепи на колеса и заправить полные баки.
   Сначала майор доложил, как разведгруппы обследовали Искитим, Бердск, Линево, Мошково, Колывань и как везде наблюдали один и тот же горький катаклизм. Его слушали внимательно, но, как показалось Демьянову, обреченно - мол, ведите нас, куда хотите, лишь бы там было тепло и светло. И более всего угадывалось желание не ехать никуда, аили в крайнем случае, найти новый дом как можно ближе. Они просто устали.
   - Володя, тебе слово, - если б у майора был судейский молоток, он бы им стукнул, да посильнее, чтоб вывести аудиторию из ступора. Ну как сонные мухи, ей богу!
   Богданов был краток и рассказал о своей последней вылазке в Тегучинский район. О том, как они обследовали райцентр и поселок городского типа Подгорный. Он не делал никаких оценок, ограничившись фактами, поэтому уложился в пять минут, будто соблюдая регламент. Он рассказал про отсутствие в городе людей, обрисовал состояние зданий и инфраструктуры. Закончив, он вернулся на свое место.
   Демьянов кивнул: все пока шло по плану. У людей в зале проснулся сдержанный интерес.
   - Я там бывал до войны, поэтому обойдусь без справочника, - снова заговорил майор. - В городе есть завод стройматериалов, мукомольный комбинат, ТЭЦ. Неподалеку находится несколько крупных горнолыжных трасс, а значит и сам городок в материальном плане жил неплохо, хибар-развалюх там нет. Город обеспечен сырьем. Рядом угольный разрез. Это высококачественные антрациты. Большего нам и не надо. Металл мы плавить не будем, нефтехимией заниматься тоже. Причем сначала не придется даже добывать - к нашим услугам угольные склады. Разведка нашла рядом целый состав с углем, цистерны с мазутом, соляркой. Железнодорожное полотно в обе стороны - до Новосибирска и до Промышленной в Кузбассе - уцелело. Самое главное, у нас будет лес. Пожары туда не дошли, а промерзнуть он не успел. Расстояние от нас до него семьдесят километров по нормальному шоссе. Средняя высота тысяча пятьдесят метров над уровнем моря. Вот туда и я предлагаю эвакуироваться. Точнее, переехать на постоянное место жительства. Есть вопросы?
   Как ни странно, вопросы были.
   - Сергей Борисович, разрешите возражение, - поднял руку кто-то из ученой братии. Кажется, доктор наук, но каких, майор не помнил. - Нельзя ли поближе? Хотя бы из соображений безопасности.
   - Зарубите себе на носу, господа, - Демьянов встал, чтоб его лучше видели все. - Место, куда мы идем - не лагерь для временного размещения. Нам там жить, причем не год и даже не десять. Нашим потомкам там жить. О них и надо думать, и о стратегических преимуществах, а не о трудностях переезда. Кроме того, повторю - пока район практически свободен от жителей. Климатический катаклизм, падение температуры до минус семидесяти по Цельсию, привел к их гибели. Но чем меньше там выживших, тем меньше будет столкновений. Эти надо воспользоваться. Надеюсь, я ответил на ваш вопрос?
   - Частично, товарищ майор, - не унимался наглый спорщик. - Раз уж мы заговорили о потомках... Поселения всегда возникали по берегам рек. Крупных рек. Это важно и для торговли, и для рыбной ловли. Может, лучше осесть где-нибудь поближе, на берегу Оби? Хотя бы в районе Бердска.
   Демьянов давно ждал этого вопроса и возблагодарил небо. Он кивнул главному экологу, и тот начал свою партию, избавив его от необходимости разжевывать.
   - А вот на это есть хороший ответ у нашего академика, - объявил он. - Тебе слово, Василий Петрович. Только давай попроще, не мудри.
   С места в президиуме поднялся седовласый старик, один из самых пожилых обитателей Убежища. Несмотря на возраст, он был живчиком, и голос имел не дребезжащий и слабый, а сильный и уверенный.
   - За прошедшие после атаки четыре месяца уровень остаточной радиоактивности на расстоянии в десять километров от эпицентра упал до неопасного для жизни взрослого человека. Подчеркну - взрослого. Детям и беременным женщинам я бы находиться наверху не рекомендовал. Но радиационный фон - не самое страшное. Исходя из современных данных, страшна не радиация, а доза облучения, которую она создает в организме, действуя в течение определенного времени. К радиации можно даже приспособиться. К примеру, постоянное облучение природным излучением ряда областей высокогорной Франции привело к адаптации человеческого организма, и население проживает там без вреда для себя и потомства при уровне естественного фона от 150 микрорентген в час и выше. Проживало... Гораздо опаснее химическое загрязнение. К нему приспособиться невозможно. А после ядерных ударов в воздух, почву и воду попало столько вредных веществ, сколько химическая промышленность России не сбросила бы за десять лет. Пойма Оби заражена настолько основательно, что до показателей, приемлемых по довоенным нормам, очистится только лет через 200. А образовавшиеся после разрушения плотины болота тоже не улучшат санитарные характеристики района. Наконец, новая экосистема может тоже быть для нас неблагоприятной. Когда исчезнет снежный покров, легко прогнозировать демографический взрыв у насекомых. Про миллион трупов я даже говорить не буду. Вы сами все понимаете. В Подгорном, куда мы переселимся, незараженные грунтовые воды, свободный от загрязнений воздух, а радиация представлена только естественным фоном. Это все, что я хотел вам сообщить.
   Выступление было закончено. Демьянов обвел взглядом собравшихся. Все смотрели на него, недвусмысленно показывая, что окончательное решение за ним.
   Мерзавец генерал, как же вовремя он умер. Теперь ни на кого нельзя это спихнуть, некем прикрыться.
   "Ишь вы, какие хитрые. Легко вам говорить. Доверили мне свои жизни, будто я супермен. А вы вспомните, кто я такой. Меня подняло наверх чудо. Оно же заставило вас слушать меня, старого неудачника. Чем я лучше старлея Олега Колесникова, опера Петра Масленникова, доктора Вернера, академика Старицкого? Они в своих областях профи. А я лысый обрюзгший тихий алкоголик в тельняшке, без семьи, без карьеры... На хер. Чего сопли распустил, тряпка? Вы еще все у меня побегаете".
   Он откашлялся и начал. Только без пафоса. Не надо его.
   - Товарищи. Даже если бы мы очень хотели, мы не просидим тут всю жизнь. Можно подождать настоящего, пока сойдет снег. Но вместе с оттепелью придут паводки и наводнения. Мы измеряли толщину льда и снежного покрова. Данные анализа свидетельствуют: паводок будет страшный. Убежище, может, и не затопит, но Академгородок превратится в Венецию. И половина Новосибирска тоже. И Бердска. Хотите прыгать по лужам, да? - Демьянов сделал паузу и отхлебнул воды из пластикового стаканчика на столе. - Вы могли бы спросить, почему нельзя пересидеть там год-другой, а потом перебраться на место получше, в низине? - он обвел собравшихся взглядом и понял, что этот вопрос действительно вертелся у них на языке.
   - Можно, конечно, и так, - продолжал Демьянов. - Можно. Но, увы, нельзя. Когда зима закончится и установится нормальный световой день, переселение будет невозможно. Зашевелятся банды, которые сейчас сидят тихо, вся нечисть повылазит, как тараканы из щелей. Надо успеть занять хорошее место, пока это не сделали другие. А на равнине наши дети заложат другие города.
  
   *****
  
   Вот и подошел к концу срок их заключения. Они направлялись к главному выходу - туда, где виднелся тусклый свет зарождающегося дня. Раньше этот коридор казался ей бесконечным. Теперь Маша видела, насколько он короток. От свободы их отделяло всего пятьсот шагов. Но через что им пришлось пройти, чтобы преодолеть их...
   Машинально переставляя ноги и видя перед собой только сплошную стену идущих впереди, Чернышева думала о том, что все, в сущности, относительно. Эти четыре месяцев показались вечностью. И в то же время пролетели как один миг. Они столько потеряли... но жизнь-то продолжается.
   - Как настроение, камераден? - донесся до нее бодрый голос Богданова, шагавшего впереди. - Никто не дрейфит?
   - Все путем, - бодро ответил кто-то из сурвайверов.
   - Только жрать охота, - подхватил второй. - Скорей бы привал.
   Смешки, но редкие. Есть действительно хочется. Выходили практически на голодный желудок.
   Чернышева в очередной раз взглянула на Владимира - со своим ростом и светлой шевелюрой он был хорошо заметен в толпе. Этот необычный человек притягивал ее как магнит. В последние месяцы они довольно часто общались в ходе совместной работы, но Маша давно понимала, что ей хочется большего. С Иваном, ее прежним кавалером, они расстались неделю назад по взаимному согласию, без скандалов и обвинений. Когда единственное, что связывает людей, это общая боль, такие истории нередки. За эти месяцы многие из них сходились и расставались по многу раз.
   Наверно, это инстинкт - выбирать из имеющихся самого сильного.
   "Ну и что, - подумала она, улыбаясь сама себе, - пусть говорят, что хотят". Маша знала, что он, пропадавший целыми днями в рейдах, а в остальное время то в пункте управления, то еще где, был пока свободен. По крайней мере, для серьезных отношений. Так почему бы и нет? Тем более что он сам делал ей знаки внимания, хоть и очень неуклюже.
   Остальные беженцы шли в основном, потупив взоры или глядя без выражения в спину идущим впереди. Они не могли похвастаться уверенностью в завтрашнем дне, да и в сегодняшнем тоже. Все, что у них было за душой - надежда на то, что небеса сжалятся и дадут им немного пожить. Не обязательно "по-человечески", а как угодно. Будь это сценка из американского фильма, их лица были бы одухотворенными и светились от радости. Но здесь ничего подобного: усталость и отупение смешались в равных долях. Еще был голод, а вот страха почти не было. После всего, что им довелось испытать, он как-то притупился.
   "А ведь они правы. Мы же, блин, видели последний день Помпеи, - подумала Маша. - Мы видели такое, что не снилось Ванге, Нострадамусу и индейцам майя вместе взятым. Чего нам бояться?"
  
   Где-то рядом в этой толпе шагала Настя. Та, что прошла через ад метро лишь для того, чтобы снова попасть под землю. Многие догадывались, откуда она взялась, но никто за эти неполных три месяца, что она провела здесь, не сказал ей ни слова. Анастасия прожила это время, общаясь только с парой человек, но никого это не удивляло, теперь это было скорее нормой, чем странностью. Иногда она вздрагивала во сне и просыпалась с криком. Но все же за проведенное здесь время ее раны начали зарубцовываться. Она не могла вспомнить, когда в последний раз ее посещала мысль о самоубийстве, но это точно было до катастрофы. Теперь ей, как и остальным, мучительно хотелось жить.
   Трудно придумать терапию эффективнее, чем терапия Апокалипсисом. Когда-то она читала про оригинальный метод лечения депрессий, когда пациентов закапывали в землю на пару часов. Ноу-хау действовало как сильный электрошок. Похороненные заживо должны были избавиться от застарелых неврозов, груза навязчивых мыслей и страхов. Грубо говоря, стать другими людьми. Неизвестно, работала ли эта метода, но что-то подобное произошло с людьми в Убежище. Они обновились. И как бы сильно Настя ни отличалась от своих товарищей по несчастью, шагавших слева и справа от нее, в этот момент она чувствовала то же, что и они.
   Правда, умом она понимала, что их ждут годы и десятилетия, полные невзгод лишений. Но ее это не пугало, ей было не привыкать.
  
   "Прощай, Убежище", - мог сказать в этот момент каждый из них.
   Они знали, что обязаны ему жизнью. Как шлюпка с затонувшего "Титаника", оно приняло на борт немногих, но, по воле случая, этими немногими оказались именно они. Каждой твари по паре: некоторые почти герои, другие именно твари в вульгарном значении слова. Но большинство - обычные люди, социальный срез, в котором - и узбекские гастарбайтеры, и члены академии наук. Это были не самые приятные четыре месяца, но они не прошли впустую. Они многому научились. Стали жестче, собранней, научились ценить кусок хлеба, крышу над головой и старый матрас. Стали видеть в соседе по комнате и коридору не неизбежное зло, а человека, от которого может зависеть твоя жизнь.
   Это место было их домом недолго, но им уже трудно было представить жизнь за его пределами. Прошлое, где были плазменные телевизоры, пластиковые окна, кредитные "Форды" и поездки в Таиланд, скрылось под напластованиями новой реальности.
   Но дом, из которого нельзя выйти, называется тюрьмой, а им пришла пора выбраться на свободу, где придется заново привыкать к небу над головой вместо закопченного потолка. И пусть пока оно было то темным, то серым, они знали, что это ненадолго, и их ждут первое утро и первая весна новой эры. Прощай, Убежище.
   Таким был их исход, и в тот день все они, и верующие, и атеисты, и те, кто никогда не задумывался о вечном, просили судьбу, чтоб он не стал смертельным.
  
   Детей и стариков погрузили в автобусы, где худо-бедно работало отопление, остальные без особых удобств разместились в кузовах грузовиков.
   "Старики... - подумал Демьянов. - Они ведь все равно умрут". И испугался своей мысли. Сам-то уже скоро будет старпером.
   Автобусов не хватало, к тому же грузовикам с хорошей проходимостью по бездорожью вроде "Уралов" и "Садко" они отдавали предпочтение. Пройдет еще пара лет, думал майор, и от дорог останется одно название, и тут дай бог поддерживать в норме асфальтовое покрытие хотя бы в пределах своего городка.
   В который раз Демьянов проходил вдоль колонны разномастного транспорта, согнанного в, лучше всего сохранившийся гараж автобазы. В углу опять намело кучу снега. Сорвало заплатку с пробитой неведомо как зашвырнутым железным обломком крыши, догадался майор. Бесполезно ставить заплату, только до следующего бурана. Хотя это был их последний буран, пережитый в этом городе... бывшем городе.
   Через небольшую дыру в потолке проглядывало черное небо, несло холодной жутью, ветер свободно гулял по полупустому залу, завывая под жестяными козырьками.
   И все-таки это было хорошее утро, и погода благоприятствовала их предприятию. Было всего минус двадцать по Цельсию, и Демьянов знал, что в середине дня будет еще теплее. И светлее. В полдень солнце может даже проглянуть через плотные облака бедным пятном.
   Оставались считанные минуты. В каждом автобусе назначенные неделю назад старшие сверялись со списками, считая людей по головам и выкрикивая фамилии. Нескольких бойцов осторожный Демьянов послал пройтись по всем помещениям Убежища, проверить, не остался ли кто-нибудь, - мало ли, по какой причине. У бойцов были фонари - генераторы уже демонтировали и погрузили, и света в подземном укрытии не было.
   В девять ноль-ноль караван должен был отправиться в путь. За пять минут до этого водители заняли свои места, и дружно зафырчали моторы.
   Убежище было решено законсервировать. Слишком много они успели натаскать туда ценного, и не все было транспортабельно. Когда снег сойдет окончательно, можно будет забрать и это, а пока устроили в подземном переходе завал, а второй и запасной выходы тщательно замаскировали.
   - Поехали! - крикнул майор, взглянув на часы. Он достал сигнальный пистолет и выстрелил. В темное небо взлетела светящаяся красная ракета. Через пару секунд надрывно заревела сирена - ее было слышно на всей территории автобазы. Опоздавших на этот рейс не должно было быть.
  
   *****
  
   Колонна двигалась на северо-восток. Они покидали город. Позади остались четыре месяца, проведенных в тесном подземелье, и миллион погибших в огне и в снегу. Впереди была трудная дорога с неизвестным концом и маленький городок, затерянный в горах Салаира, который должен был стать их новой родиной.
   Демьянов подозревал, что эту дорогу придется не только очищать от снега, но и зачищать от нечисти, которая воспользуется потеплением, чтобы попытать счастья в единственном деле, которое могло дать им хлеб насущный. К счастью, пока его опасения не оправдывались. Оставалось надеяться на сопровождение и на то, что никто не решится напасть на такую силу.
   Вряд ли по дорогам в эти дни часто передвигалось столько машин и людей: шестьдесят пять единиц техники, из них две полноценных боевых - МТЛБ, развернувшие стволы пулеметов и АГС вправо и влево.
   Серьезными были и силы прикрытия. Самые боеспособные были выделены в головное, тыловое охранение, а также в боковые дозоры. Они состояли из бойцов поредевшего гарнизона, выживальщиков, бывших силовиков и отставников, итого - почти две сотни. Им была придана одна "маталыга" и несколько бронеавтомобилей "Тигр". Эти бронемашины в количестве трех штук нашли совсем недавно затертыми в потоке транспорта за городом. Все они зорко следили за обстановкой на дороге. Также наготове и всегда с оружием под рукой находились сидящие в пулеметных "Уралах" ополченцы числом почти четыреста человек - из тех мужчин Убежища, кто служил в армии и худо-бедно умел стрелять. Вооружены они были похуже - милицейскими автоматами АКСу, винтовками и даже гладкоствольными ружьями. В сорока двух автобусах без особых удобств разместились четыре тысячи беженцев-нонкомбатантов. Сидеть им приходилось по очереди. Для того чтобы предоставить каждому сиденье, пришлось бы раздуть колонну до невозможного размера. Здесь же шли грузовики с припасами и продовольствием. Чтобы на узком участке дороги не оставлять центр колонны беззащитным, машины с грузом и автобусы чередовались с машинами ополченцев.
   Сам Демьянов в "Полярном лисе" занял место практически в середине каравана. Вместе с оставшимся МТЛБ и несколькими джипами они составляли подвижный резерв.
   Из-за частых преград на дороге колонна двигалась с черепашьей скоростью и растянулась почти на километр по шоссе, которое, к счастью, было почти всегда прямым как стрела.
   Тринадцатитонный бульдозер сталкивал на обочину редкие автомобили и раскатывал завалы там, где на дорогу упали рекламные щиты и столбы. Идущие впереди гусеничные машины разравнивали дорогу, счищая снег почти до самого асфальта. Тащившимся следом "ЗИЛ"ам, "Уралам", "Шишигам" и автобусам цепи на колеса были не очень-то нужны, они ехали по практически чистому шоссе.
   Ехали с включенными фарами, со многих машин сопровождения светили еще и прожекторы, развернутые, как и пулеметы, в обе стороны от дороги. Их лучи освещали каждый подозрительный куст и овраг.
   То и дело в небо взлетали сигнальные ракеты: красная - "общая остановка", зеленая - "продолжать движение". Радиосвязь была довольно устойчивой, но не все машины колонны были ей оборудованы, а над дорогой стояла какофония, в которой отдавать команды голосом было бесполезно. Кроме рева дизелей и рокота бензиновых моторов, тем, кто ехал в головной части, уши рвал постоянный лязг сминаемых и сталкиваемых с дороги автомобилей. Можно было, конечно, послать бульдозер и пробить дорогу заранее, но Демьянов не хотел привлекать внимание.
   Пару раз, пока они еще двигались по территории Академгородка, к шумам движения добавились автоматные очереди - у кого-то из сидящих на броне бойцов не выдержали нервы, и пули прошили ни в чем не повинные сугробы. Но все живое и так исчезало при приближении гигантского табора моторизированных "цыган". Собаки, почуяв колонну за несколько километров, убегали, поджав хвосты, и провожали ее голодными глазами. Люди делали то же самое.
  
   Они не проехали и пяти километров, когда охранение, выдвинувшееся далеко вперед, засекло помеху по ходу движения. Рация голосом Олега Колесникова сообщила неприятное известие: шоссе впереди перегорожено.
   Через пять минут колонна встала.
   Им и так постоянно приходилось объезжать заторы из брошенных гнить автомобилей, иногда вместе с телами владельцев внутри. Но если бы это была обычная пробка, командир передового дозора не стал бы его беспокоить. Движение тут, в субботу днем, было не очень интенсивным, поэтому серьезных тромбов из ржавеющего железа не возникло. Ничего такого, что не могли бы столкнуть с дороги броня МТЛБ или бульдозер.
   - Олег, что у вас там? Пробка? - спросил Демьянов, вознося хвалу Попову и Маркони, а также небесным силам, прекратившим магнитные бури.
   - Странная пробка. Машины очень плотно стоят. Сами бы они так в кучу не собрались. И вмятины характерные, как будто их сдвигали.
   - Какое-нибудь подозрительное движение?
   - Нет, тишь да гладь.
   - Не нравится мне это, - поделился мнением Демьянов. - Вы там ухо востро держите. Уж больно на ловушку похоже.
   - Обижаете, Сергей Борисович, - без всякой обиды в голосе произнес старший лейтенант, он же командир передового дозора. - Все вокруг прочесали. Никого, кроме пары старых жмуриков. Наверно, была засада, да вся вышла. Сейчас будем разбирать их "берлинскую стену".
   Демьянов поморщился, представив, сколько вреда могли нанести эти гады, если б напали, пока колонна переходила по мосту Иню. А теперь все - пусть рискнут здоровьем. Больше на их пути водных преград не будет. Правда, в горах тоже придется быть осторожными.
   Богданову майор доверил другую ответственную роль. Тому с его слаженной командой предстояло на снегоходах проверять опасные участки прямо во время движения.
   Вряд ли кто-то, пребывая в здравом уме, рискнул бы напасть на такую силу в лоб. А вот с флангов... пересеченная местность не всегда позволяла снегоходам двигаться с одной скоростью с колонной. Да и недостаточно было снегоходов, чтоб контролировать фланги на всем протяжении - осмотру подвергались только опасные участки. Впрочем, каждую яму мобильные группы проверить не могли, а каждый дом, когда они въезжали в населенный пункт, и подавно. Там вполне могла затаиться какая-нибудь погань, готовая поймать в перекрестье прицела любой из грузовиков и автобусов с безоружными людьми.
   Естественно, возмездие последовало бы быстро, но Демьянов полагал, что нельзя приписывать нормальную логику этому зверью. Такие смертники вполне могли найтись, поэтому дозорные и не расслаблялись ни на минуту, гоняя вдоль колонны туда и обратно.
   Майор знал, какой прием их может ждать наверху. За четыре месяца жители главного научного центра Сибири превратились в диких обитателей Афганистана или Сомали.
   Внезапно он ощутил легкий укол совести. Обвинитель нашелся... Сами-то хороши, закрылись в своем бункере.
   "Пусть жрут друг друга. А нас оставят в покое".
   То, что эти существа потеряли человеческий облик не до конца, усложняло задачу: пользоваться огнестрельным оружием и гранатами выродки не разучились и даже фугас на дороге могли организовать. В глазах любой разбойничьей ватаги такой огромный караван кажется лакомым кусочком, а от этого может и крышу снести. "Кто такие? Куда намылились? Чего везут?"
   Как показывал недавний опыт, нападения можно было ожидать с любой стороны и в любой момент. Мародеры могли поджечь пару машин, даже понимая, что их сразу после этого отгонят.
   Подумал майор и о возможности минирования - для такого случая впереди шел бульдозер "Кировец". Кабину прикрыли стальными листами. Если подорвется на фугасе, то потеряет только ковш. И даже при наезде на мину водитель, скорее всего, останется жив, а найти новый бульдозер нетрудно. С другой стороны, вряд ли можно ожидать таких саперных талантов от вышедших на большую дорогу селян. Разве что от дезертиров. Но дезертиры, как люди военные, никогда не нападут при таком раскладе. Это уж скорее у городского гопника, наигравшегося в Counterstrike, и раздобывшего у мертвого милиционера поганый "укорот", на такое ума хватит.
   Когда останавливалась и глохла одна машина - а такое случалось несколько раз - тормозили и все остальные.
   Во время коротких остановок никому не разрешалось выходить из машин. Для того чтобы покурить или справить естественные потребности, надо было ждать полноценного привала.
  
   В свете прожектора на крыше "Лиса" промелькнул скособоченный дорожный знак, обозначающий конец населенного пункта "Новосибирск". Важная веха на их пути.
   Шоссе начало делать плавный поворот, и Демьянов окинул взглядом казавшийся бесконечным поток - вереницу красных огней, похожую на факельное шествие.
   "Чувствую себя русским Моисеем, - подумал он. - Веду, значится, своих людей из мрачного плена через безлюдные пустыни и непроходимые преграды к земле обетованной. Пророк во главе избранного народа, ха-ха. Как там у Луи Армстронга: "The Lord said: go down, Moses, way down in Egypt's land. Tell old Pharaoh to let my people go..."
   Отпусти народ мой. Вряд ли можно было сказать точнее. Город погибели не смог их задержать, только клацнул зубами на прощание.
   "Надеюсь, сорок лет скитаться не придется. А то одной булкой хлеба и рыбиной я эту ораву не накормлю... - подумал Демьянов. - Ой, пардон, это уже из другой оперы".
  
   *****
  
   Они ехали в новую жизнь, но радости в их сердцах было мало - по обеим сторонам дороги тянулась бесконечная череда руин. Даже те дома, которые не пострадали от вспышки и ударной волны, за эти месяцы обветшали так, как будто прошли годы. Под тяжестью снега провалились крыши, ветром выбило окна, а кое-где и сорвало двери с петель. В одноэтажной застройке давно повалило заборы. А может, еще до того, как их повалило бы ветром, они пошли на дрова. Но люди пока не встречались.
   Огромный автопоезд напоминал похоронную процессию - вроде той, когда прощаются с человеком, которого многие знали, но никто не любил. Не было ни слез, ни причитаний, только угрюмое молчание. Люди переговаривались вполголоса, так, будто шумный разговор был здесь недопустим. Некоторые, успев, несмотря на запрет, разжиться спиртным, уже успели принять на грудь, но даже им не было весело. Их смех звучал натянуто, а ухмылки, на мгновение озарявшие покрасневшие лица, стирались моментально - обычно после первого же взгляда в окно. Атмосфера вселенского кладбища действовала на всех, даже на сильных духом.
  
   Ехать верхом на броне по ровной дороге на самом деле не трудно. И даже комфортно, когда нет особенно собачьего холода, - снизу от работающего двигателя поднимается теплый воздух, от примерзания предохраняет коврик и одежда из современных термоизолирующих материалов. Если бы не рев, можно было бы даже заснуть.
   Практика последних войн показала, что мотопехоте безопаснее сидеть именно на броне, потому что в этом случае урон от обстрела будет меньше, чем от подрыва машины, когда люди внутри. Тогда она станет братской могилой. Но они делали так, прежде всего, чтоб увеличить сектор обзора.
   Ближе к середине дня видимость стала лучше. Это уже была не ночь, а поздний вечер, сумерки. Караваев поймал себя на мысли, насколько привычной стала для него чернильная темнота двадцать четыре часа кряду.
   - А вдоль дороги...мертвые с косами стоят, - пробормотал Антон, поворачивая прожектор в направлении большого здания. Это был автосалон "Ford". До него они проехали мимо центров "Chevrolet" и "Toyota".
   Sic transit gloria mundi... Теперь в модерновых зданиях из бетона и стекла, которого давно уже не было в выбитых окнах, гулял ветер, а некоторые из непроданных машин так и ржавели в выставочных залах и на открытых стоянках, не нужные никому.
   Ни души там не было. Караваев зевнул, прикрывая рот. Нет, если бы не боязнь упасть под траки, он бы точно заснул.
   Откинулась крышка люка, оттуда высунулась голова Мельниченко - без шапки, внутри было жарко. Оказалось, по рации сообщили о маленьком ЧП - один из автобусов умудрился отклониться от расчищенной колеи и застрять в снегу. Вытолкать его сами пассажиры не могли - немудрено, это был большой автобус баварской фирмы "МАН".
   Но МТЛБ мог запросто тянуть прицепы массой до шести с половиной тонн.
   Вскоре они подъехали к месту происшествия. Пассажиров к тому времени уже ссадили, чтоб облегчить вытягивание бегемота из болота, и они толпились у обочины, опасливо поглядывая на темное поле. Несколько ополченцев нервно прохаживались со старыми автоматами АК-47. Точь-в-точь бараны под охраной сторожевых собак. Чтобы не слепить людей, он отвел прожектор в сторону.
   Антон уже накинул буксировочный трос, когда увидел ее. Он и не знал, что она в этом автобусе. Когда всех распределяли по машинам, они потерялись, а отлучиться со своего поста он не мог, отчего на душе у него кошки скребли.
   Он помахал ей рукой и прокричал ее имя, но в этот момент одновременно газанули "маталыга" и автобус, и все заглушил звук двух работающих на полных оборотах движков.
   Девушка не услышала. Она смотрела вдаль. А потом водитель автобуса зачем-то погасил освещение в салоне.
   Антон часто бывал в рейдах, и ему уже случалось такое видеть; Насте, вероятно, нет.
   Это напоминало закат, хотя по часам был полдень. Казалось, на пыльное небо вылили ведро темной венозной крови, и теперь она медленно стекала вниз, скрываясь за линией горизонта. Далеко на западе багровое полотнище перерезали темные силуэты зданий, возвышаясь над стеной когда-то зеленых, а теперь черных и обугленных насаждений по обеим сторонам шоссе.
   Он слышал, что все дело в том, что пыль в верхних слоях атмосферы преломляет солнечный свет. Но даже это зрелище не могло его отвлечь. Хотя у него было стопроцентное зрение, очертания ее лица на таком расстоянии только угадывались. Можно было разглядеть очки, которые он достал ей по ее просьбе. Они совершенно ее не портили. Вот она сняла их, чтобы протереть платочком - видимо, запотели. Он бы дорого дал, чтоб видеть ее глаза в этот момент.
   Она была явно поглощена зрелищем или тем, что скрывалось за ним. Так может выглядеть путешественница, впервые попавшая в Париж или какую-нибудь другую туристическую Мекку.
   Как и она, парень попал под притяжение этой картины, но лишь ненадолго.
   Анастасия его не заметила, но он не обиделся. За эти недели они много времени проводили вместе, и все вокруг были уверены, что она принадлежит ему во всех смыслах. Он их не разубеждал. Вначале ему пришлось даже сломать пару носов и выбить несколько зубов тем, кто провожал ее слишком заинтересованными взглядами.
   Естественно, он не ожидал, что сразу после спасения она кинется ему на шею. Это было ему не нужно. Это он и так мог получить от других. А от нее он добивался совсем другого. Он жалел только об одном - что они не могут быть рядом и смотреть из окна вместе.
   Они освободили МАН из снежного плена, попутно вставив шоферу пистон за неумелое вождение. Затем пассажиры быстро набились обратно в теплый салон, автобус снова занял свое место в линии, и движение продолжилось.
   МТЛБ вновь оказался там, где бульдозер, не теряя времени, пробивал дорогу сквозь очередной завал. Небо снова стало пепельно-серым, прекрасное видение исчезло.
   Автобусный тур по преисподней продолжался.
  
   *****
  
   Пригороды они проехали, даже не тормозя. Фон тут был небольшой, но могли быть живые, а это уже нежелательно.
   Была и еще одна причина. Демьянову не хотелось подрывать моральный дух укрываемых. До этого большинство из них - те, что не участвовали в вылазках - никогда не видели мертвого города. Вот и пусть он останется для них смазанным пятном в свете фар и прожекторов. А для привала можно выбрать место за его чертой
   Здесь над каждым домом висела гнетущая аура. Люди с тревогой всматривались из автобусов в черные провалы окон. Их провожал только ветер. Он то шелестел полуистлевшими страницами журналов и газет, бумагами, вынесенными его порывом из офисного стола, то ронял с крыши лист шифера, который тут же с треском разлетался на тысячи осколков, то шуршал разорванными занавесками на безглазом окне, медленно, методично, налетая раз за разом, то стучал изо всех сил дверью, словно давая выход бессильной ярости нежити.
   Ветер просыпался в тот момент, когда люди меньше всего были к этому готовы, и всегда заставал их врасплох, заставляя поежиться или вздрогнуть от испуга. В его действиях чудилась чья-то затаенная злая воля. Он словно издевался над ними.
   Настю все это заставило вспомнить японские фильмы ужасов, в них, в отличие от голливудских и европейских, не было рек крови и гор расчлененных трупов. Вместо этого там царила душная атмосфера необъяснимого ужаса, который давил зрителя как петля. Мир без Бога и дьявола, без добра и зла, не подчиняющийся законам логики и непостижимый для разума.
   Здесь перед уцелевшими тоже был кошмарный фильм, но бесполезно было щелкать пультом, кнопкой "вкл", тянуться выдернуть шнур из розетки. Даже если сделать это, ужас не исчезнет - он останется по другую сторону экрана, и там будет ждать своего часа, глядя сквозь темное стекло. Рано или поздно с ним придется встретиться.
   Она уже встречалась с подобным - в метро. Вряд ли хоть кто-то понимал, насколько глубока была эта рана. Она никому про это не рассказывала, даже ему.
  
   Когда они оставили позади последние дома областного центра, на лицах у всех отобразилось облегчение.
   - Что-то вы скисли, товарищи, - прозвучал голос старшего по автобусу.
   Это был один из параноиков. В недавнем бою ему прострелили ногу, и он временно стал небоеспособным.
   - Шеф, ты не против? - хлопнул он по плечу водителя.
   Тот пожал плечами: давай, мол. Сурвайвер достал из кармана куртки диск и поставил его в магнитолу. Нажал на кнопку, и из динамиков полились песни ушедших лет. Это была хорошая подборка. Не попса, но и не альтернатива, просто русские песни, задушевные и честные; про поля и березы, про войну и про мирную жизнь, про дружбу и нормальные человеческие чувства. И хотя они знали, что те, кто их пел, мертвы, если только им не повезло так же, как им самим, от этой музыки на душе у беглецов стало легче и спокойнее. А вскоре они уже начали засыпать, убаюкиваемые словами и музыкой из другой эпохи и укачиваемые ровным течением дороги. Постурбанистический пейзаж наконец закончился, и потянулась серая и сирая Западносибирская равнина, где ничто не напоминало о том, что произошло четыре месяца назад. Она была такая же, как и год назад, будто стояла обычная зима, а не ядерная.
   Но Настя всего этого не видела, погрузившись в полузабытье. Лишь перед тем, как отключиться от реальности, она еще раз встретилась с ним глазами, но это был уже сон.
  
   *****
  
   Привал было решено сделать в поселке Карпысак. С ее жителями заранее провели разъяснительную работу. Майор не хотел доводить дело до геноцида - жители выглядели довольно безобидными.
   Отчасти припугнули, отчасти умаслили. Топливо, алкоголь и патроны были такой же валютой, как еда, которая ни при каких обстоятельствах не предназначалась для бартера.
   Местные не были против и даже баньку к приезду обещали растопить. И все же Демьянов не доверял этим людям с их заискивающими взглядами, поэтому беженцам было строго-настрого наказано не расходиться и с деревенскими не общаться. Ночевать решили в транспорте, заняв лишь несколько пустующих домов и разбив модульные палатки для служб и руководства, а на ночь выставили удвоенные караулы.
   Община была невелика. Хотя по нынешним временам, не так уж мала. В селе Карпысак обитало около ста пятидесяти коренных селян и пять десятков бывших горожан. В основном туристы, застигнутые здесь катастрофой.
   Им еще повезло. Неподалеку находился довольно крупный животноводческий комплекс, захваченный кольцом лесных пожаров. Запеченной говядиной из коровника деревня кормилась почти месяц. Увы, тогда они не знали, насколько серьезен катаклизм и не озаботились созданием запасов. Уже в первом месяце им пришлось отбивать атаки соседей, которым повезло меньше. К счастью, косить от армии тут было не принято, и вышло так, что пятеро местных пацанов служили рядом, в Юргинской бригаде. После первых залпов Армагеддона они ушли в самоволку, благополучно добрались до родного села из соседней области. Поэтому теперь у деревни, помимо охотничьих ружей, было в распоряжении пять автоматов. Правда, патронов к ним, как выяснил из разговоров майор, оставалось не больше, чем по магазину на каждый.
   А еще повезло селянам, что основные миграционные потоки до них не дошли. Но как жить дальше, никто не знал: с каждым днем охота приносила все меньше, и будущее виделось в черном свете.
   Демьянов ничего конкретного им не пообещал и тем более не мог взять их с собой, поставить на довольство. Единственное, чем майор обнадежил селян, так это предложением вместе обороняться и обмениваться информацией. Ну, и готовностью поделиться излишками после первого урожая. Естественно, не за спасибо.
   Но до того времени, а это судя по самым радужным прогнозам - минимум полгода, им предстояло выкручиваться самим.
  
   Глава 5. Город на холме
  
   Ночь накрыла их своим черным покрывалом внезапно. Большинство из тех, кто все эти месяцы не поднимались на поверхность, настолько отвыкли от нормальной смены темного и светлого времен суток, что сперва стушевались. Но это была обычная ночь, и все знали, что она пройдет.
   К тому же, мало кто в эту ночь был один. Большинство давно разбились на пары. Почти все люди детородного возраста в Убежище успели перезнакомиться и сойтись поближе. ЗАГСов не существовало, но Демьянов распорядился регистрировать каждый новообразованный союз, если только отношения были серьезными настолько, что партнеры желали проживать вместе. В Убежище для них переоборудовали целую секцию. Таких набралось человек шестьсот. Демьянов прекрасно понимал значение "ячейки общества" для их будущего; тем более что некоторые из этих людей не просто сожительствовали, а ждали прибавления.
   Демьянов догадывался, что взрыв бомб приведет в их коллективе к взрыву демографическому, но такого не ожидал даже он. Хотя чем еще заниматься людям, мало кто из которых старше тридцати, в темном холодном подвале, где нет ни телевидения, ни Интернета? Ясно, что у многих это было незапланировано, но они, судя по разговорам, пошли на этот шаг сознательно.
   Забавно. В лоне цивилизации они жаловались на недостаток времени и денег, не хотели обременять себя грузом, который-де будет мешать карьере. Мы, мол, хотим пожить для себя. Самым частым оправданием было "отсутствие стабильности".
   И вот теперь, лишившись всего, они начали размножаться как инфузории. Будто экстремальная ситуация запустила биологическую программу: вместо миллионов погибших родить миллион новых. Наверно, этот компенсаторный механизм заложен в каждой популяции - крысиной, собачьей, человеческой. Последней потребуется чуть больше времени, только и всего.
  
   *****
  
   Едва дождавшись разрешения покинуть автобус, Настя буквально спрыгнула с подножки на расчищенный от снега асфальт. В битком набитом салоне она всю дорогу остро ощущала свое одиночество. До боли в сердце хотелось скорее его увидеть.
   Уже стемнело. В сумерках она и без того неважно видела, но в последнее время стала еще досаждать "куриная слепота". Машин приятель, бородатый офтальмолог, "глазнюк", как он себя сам называл, внимательно осмотрев ее глаза, вынес вердикт: "Нехватка витамина А". Оказывается, это было у многих. Вот и сейчас налетев на кого-то, Настя вспомнила его слова.
   - Осторожнее, - буркнула фигура. Настя пригляделась и разглядела Ольгу. В убежище они жили в соседних комнатах, иногда перекидывались парой слов, но особо не приятельствовали.
   - Ой, Настя, - остановилась та, - А я тебя и не разглядела сразу. Мы в следующем автобусе за вами ехали. Представляешь..."
   "Оль, прости, я тороплюсь очень", - оборвала ее Настя.
   "И куда, интересно?" - ехидно заулыбалась Ольга.
   "Антона Караваева ищу. А ты случайно не видела, где их машина остановилась?"
   "Конечно, видела, - Ольга уже не скрывала смешков. - Вниз, под горку иди. Где большой прожектор. Площадку они расчищают от снега. Нравится тебе Антон? Ну, понимаю. Не тебе одной".
   Настя хотела тогда сказать стервозной сучке, что отрежет ей язык и скормит крысам, но вокруг было слишком много людей. Поэтому пришлось сделать вид, что пропустила колкость мимо ушей. Однако дышать стало трудно, а в груди закололо.
   А вот и они. Не дойдя нескольких метров до уже закончивших кидать снег мужчин, Настя остановилась. Нашла его глазами. Караваев как раз воткнул лопату в снег и повернулся. Улыбнулся и помахал ей рукой, чтобы она подождала его. На сердце у нее сразу потеплело.
  
   На самом деле, Антон дважды вытаскивал ее с того света. Уже в Убежище от пережитого ужаса, от резкой смены обстановки, Настя впала в состояние апатии. После недель, проведенных один на один с психически больным человеком, попав в переполненное людьми пространство, она почувствовала не подъем, а спад.
   В первый день она никак не могла заставить себя есть. Когда в столовой при медпункте перед ней поставили тарелку с похлебкой, перед глазами моментально встало лицо с окровавленными губами. Ей даже казалось, что она слышит знакомый голос: "Съешь кусочек, любимая".
   Хотелось накрыться одеялом с головой и сидеть, закрыв глаза и зажав руками уши, надеясь, что кошмар рассеется. Чудом справившись с собой, она вежливо отказалась.
   А на следующее утро Настя поднялась с кровати с трудом и тут же села. Кружилась голова.
   Вечером ее навестил Антон. Перед этим он о чем-то пару минут разговаривал в коридоре с Машей. Когда он зашел, Настя сидела, обхватив руками колени, сжавшись в комочек.
   "Поесть тебе принес. Ты кушай, а я рядом посижу, - строго произнес поисковик, внимательно глядя на нее. От него наверно не ускользнуло, что, увидев тарелку, она поморщилась.
   С вымученной улыбкой Настя произнесла: "Не хочу пока".
   "А мне все равно, чего ты там не хочешь. Ешь, а то на голову вылью. Побежишь отмываться".
   Девушка замолчала и уставилась на него округлившимися глазами.
   "Не веришь? А зря. Я на всю голову отмороженный, хоть у кого спроси".
   Настя еще с минуту помолчала, а потом рассмеялась и взяла ложку. Ела она медленно, и все это время он занимал ее разговором о всякой довоенной чепухе.
   Уже доедая суп, она все-таки спросила:
   "А правда мог вылить?"
   "Ты что. Конечно, нет, - ответил парень, посмотрев на нее с нежностью. - Кормил бы тебя сам. Ты давай, отдыхай".
   Он вышел, а через пару минут вернулся. Принес еще каши, хлеба и сушеных фруктов, а вдобавок ко всему бесшерстного кота породы сфинкс.
   - Вот тебе свинкс. Не смотри, что лысый, зато блох нету. Одолжил у Маши ее любимца.
   Тогда он умолчал, что кот, чудом избежавший котла, был не только для психологической разгрузки. Каким-то чутьем Антон догадался, что мышей и крыс ей видеть необязательно. А они, наученные горьким опытом, уже не появлялись там, где дежурило умное животное.
   "Свинкс" свернулся у Насти в ногах и начал вылизывать свои голые бока. А когда он посмотрел на нее, в его глазах было больше ума и понимания, чем у некоторых людей. Казалось, он мог бы много рассказать. Тогда девушка не знала, что кот был ее товарищем по несчастью. Его тоже спасли с поверхности.
  
   *****
  
   Даже без чрезвычайных происшествий у Чернышевой, как и других врачей, была масса работы.
   Так долго их несбыточной мечтой было увидеть солнце, а теперь оказалось, что его свет может принести с собой новые напасти. И хотя в первый день оно выглянуло от силы на пару час, под вечер начали поступать жалобы на резь в глазах.
   Специалиста-офтальмолога в Убежище не было, но, собравшись на консилиум, врачи пришли к выводу, что имеют дело с ожогами роговицы. Споры были только по поводу причин. Возможно, глаза укрываемых даже за этот короткий срок успели отвыкнуть от естественного света. Но еще более правдоподобным казалось, что конфигурация пылевых облаков была такой, что глаз не успевал адаптироваться к солнечному свету, как при наблюдении затмения.
   Причина могла быть и в солнечном ультрафиолете. Озоновая дыра вполне могла стать из страшилок реальностью, раз в атмосферу попало столько летучих продуктов сгорания. Если это так, опасность угрожала не только глазам, но и открытым участкам кожи. Все это следовало иметь в виду при устройстве жизни в городе, ведь окончательно рассеяться пепел мог только через многие месяцы. С этого дня всем были розданы солнечные очки, а разведчикам предписывалось носить их в обязательном порядке. К счастью, найти это добро в киосках и торговых павильонах проблемы не составило.
   Встречались недуги и попривычнее: недомогания, вызванные резким перепадом атмосферного давления, расстройства желудка и несколько обморожений. Больше всего проблем было с детьми и пожилыми.
   А у четырех человек обнаружились и более тревожные симптомы, похожие на легкую степень лучевой болезни. И это притом, что питьевую воду они везли с собой - в трех автоцистернах с термоизоляцией, которые были в составе колонны. Остальные предназначались для бензина и дизельного топлива.
   В городе, как слышала Маша, они будут полагаться на подземные источники и колодцы, замеры радиоактивности в которых уже сделали разведчики.
   Ее смена закончилась в половине двенадцатого ночи. Выходя из жарко натопленной палатки походного медпункта, она накинула теплую куртку. Устала страшно, но от приятных мыслей усталость снимало как рукой.
   Девушка прошла по спящему лагерю вдоль рядов темных грузовиков и автобусов, не встретив никого. Народ уже отправился на боковую, а хождения в темноте не приветствовались. Светились в темноте только костры часовых по периметру и фонарики патрулей. Лагерь охраняло человек сорок.
  
   Откуда-то слева донеслось тихое ржание. Чернышева узнала их ковчег на колесах еще до того, как разглядела в свете костра его очертания - в воздухе висел слабый запах скотного двора.
   Это было едва ли не самое ценное их имущество и вклад выживальщиков в общую копилку. Это они сберегли у себя в Гнезде лошадей и коз, кур и кроликов, хотя могли пустить их под нож. Владимир, как он сам признался, тогда почувствовал только смутную догадку. Уже потом до него дошло, какую ценность будет иметь через пару лет саморазмножающееся мясо, молоко, вырабатываемое из травы, шкурки, за которыми не надо бегать по лесу, куриные яйца, тягловая сила, гужевой транспорт... При переезде в Убежище "параноики" пригнали трейлер с обогревом и принудительной вентиляцией.
   Теперь это был их общий задел на будущее. В дороге живой груз берегли не меньше, чем автобусы с людьми, а на привале их стерег караул из четырех человек.
   Одному из них, коротавшему время у костра - ее знакомому - Маша кивнула. Через пару минут она была уже в центральной части лагеря, возле командирских палаток.
   Он ждал ее в условленном месте, рядом с вездеходом по имени "Полярный лис".
   - Опаздываете, Мария батьковна, - укорил он девушку, галантно беря ее под руку. - Разве можно? Мы же с вами договорились сходить посмотреть на замерзший водопад.
   - А караул? - для порядка возразила она. - Засекут, нам же от Борисыча влетит.
   - Да разве ж я не знаю слабые участки обороны?
  
   *****
  
   И еще двое не спали в эту ночь, лежа в палатке на самой границе лагеря и деревни, в некотором отдалении от других.
   Антон рассказывал Насте про свое детство. Забавные вещи про школу, институт и армию.
   Про то, как в семнадцать лет путешествовал автостопом до Владивостока по недавно построенной автотрассе. Про Олимпиаду в Сочи, где был его друг, и про Крым, где побывал он сам накануне кровавых погромов 2018-го года.
   Про хитрые аферы в Интернете, позволявшие делать деньги из воздуха.
   - Вот представь, Насть, - рассказывал он, - качаешь ты игру. Бесплатно. В виде архивного файла размером двадцать гигов. А он оказывается под паролем. А чтоб получить пароль, просят отправить СМСску за десять рублей. Догадываешься?
   Она кивала.
   - Да, ты шлешь, деньги снимают, и... пароль не дают, а просят отправить еще одну. Операцию можно повторять, сколько наглости хватит. Чем больше человек потратил, тем обиднее ему бросать - он же надеется, бедолага, что после следующей ему точно пришлют код. И платит!
   Он говорил, не умолкая, а девушка слушала, и из глаз ее на время уходила мертвящая пустота и боль, поселившиеся там после метро. Они светились живым интересом.
   - Чем больше файлов ты разместил, тем больше навар. У меня доходило до пары тысяч в сутки. Да рублей, рублей. Но все равно неплохо, да?
   И высшей наградой был ее ответ, два коротких слова, в которых бездна смысла.
   - Конечно, неплохо.
   Он говорил еще о тысяче вещей: о ролевых и компьютерных играх, о музыкальных инструментах и пещерах. Не рассказывал только о том, что было с ним в первые дни после атаки. И о своих вылазках. Эти темы были табу.
   Но она и не настаивала. Ей было гораздо приятнее послушать о мире, который, как в книге Митчелл, был унесен ветром. Он говорил, а она слушала, лишь иногда вставляя словечко-другое, которые пробивались через кровавую корку, покрывавшую ее душу, как зеленые ростки через асфальт.
   Другие могли себе думать все, что угодно, но они просто разговаривали всю ночь напролет. Для них это был разговор, исцеляющий душу.
   Незаметно летело время, и оставалось только сожалеть, что до утра осталось так мало.
   - Не утомил тебя? - спросил Антон, взглянув на часы.
   - Ты что. Наоборот хорошо отдохнула.
   - В автобусе поспи обязательно.
   - Конечно.
   Настя, наконец, собралась духом и решилась задать вопрос, который давно вертелся на языке, когда внезапно усталость взяла свое, и она провалилась в сон.
   - Ты спишь? - шепотом спросил парень, прислушиваясь к ровному дыханию Насти. - Понятно, можешь не отвечать...
   Антон наклонился, чтобы поправить ее спальный мешок, погладил ее по голове и коснулся губами волос:
   - Все будет хорошо, родная.
   А потом вернулся на свое место, инстинктивно расположившись так, чтобы видеть и девушку, и выход из палатки. Пары часов сна ему должно было хватить.
  
   *****
  
   Чернышева открыла глаза и привычным движением протянула руку, чтобы включить ночник. Но ни выключателя, ни прикроватной тумбочки на привычных местах не оказалось - вместо этого ее рука уперлась в гладкую эластичную ткань.
   "Где я? Что случилось с моей комнатой? Кто-то сделал перестановку, пока я спала?"
   Тут она вспомнила все события последних месяцев. Последних месяцев.
   Маша была огорчена, что ее вырвали из уютного сна, который был так похож на прежнюю, нормальную жизнь. Жизнь, о которой она так давно не вспоминала.
   Сколько же она проспала? Наверное, немного, судя по ее внутренним часам, которые, впрочем, окончательно сбились от этой сумасшедшей подземной жизни. Там существовало только время сна и время бодрствования, а не день и ночь. К ним, как и ко многим другим вещам, придется привыкать заново.
   Маше даже не надо было смотреть на соседнюю подушку - она и так знала, что его нет. Это ее нисколько не удивило. Убежал со своими архаровцами уже давно и вряд ли придет. С этим ничего нельзя было поделать, она лишь вздохнула и взглянула на часы. Половина пятого. Отправление в восемь, можно еще поспать. Она перевернулась на другой бок и закуталась в одеяло, чувствуя на ногах гусиную кожу.
   На этот раз она уснула в очень неудобной позе, поджав колени к животу. И наверно, поэтому ей приснилось то, что она предпочла бы не видеть больше никогда.
  
   - Эй, вы в порядке?..
   Мужчина замер и медленно обернулся. Девушка невольно вздрогнула. Его лицо представляло собой один кровоточащий нарыв, сочившийся гноем. Страшная пунцовая маска, распухшая как блин. Кожа висела лоскутами.
   Человек издал странный булькающий звук горлом и сделал шаг в ее сторону.
   Маше стало не по себе. Он шел на нее как киношный зомби, весь в язвах и коросте, с засохшей блевотиной в волосах. Когда их разделяли всего пять метров, ее окатило волной гнилостной вони. Так может пахнуть разлагающийся труп, а не живой человек.
   Она колебалась, не зная, что делать. Этому их не учили в академии.
   Человек пошатывался, красная пена текла у него изо рта. Его спортивный костюм был бурым от крови. Сквозь несколько прожженных дыр можно было разглядеть пятна ожогов и язвы.
   Он смотрел на нее и одновременно сквозь нее. Таких глаз она не видела никогда. Воспаленные, со сжавшимися в точку зрачками, они не реагировали на свет ее фонарика, бьющий монстру прямо с лицо. Не сокращались.
   Вроде бы, она должна ему помочь. Он больной, она врач. Но он выглядел так, будто ему от нее нужна не помощь. Что-то другое.
   Она повторила вопрос, но человек продолжал идти, не реагируя на ее слова. Шагал, вперив в нее неподвижный взор. Его походка усиливала сходство с восставшим из мертвых: он раскачивался из стороны в сторону, как марионетка.
   Их разделяли всего три шага, когда Маша, наконец, вышла из ступора. Ее саму удивило, как же она нашла в себе силы вытащить казавшийся игрушечным пистолет и негнущимися пальцами взвести курок.
   "Самовзвода нет".
   От первой пули он дернулся, но не остановился. Вторая и третья попали ему в грудь, и только тогда он тяжело повалился на спину и забился в судорогах.
   Она повернулась к нему спиной и уже собиралась уходить, когда рот ей зажала тяжелая скользкая рука, которая затем опустилась на горло. В этом месте Чернышева проснулась. Ночной кошмар исчез, сменившись явью, где были свои кошмары.
   Чернышева достала из кармана пачку "Pall-mall", дрожащей рукой поднесла к сигарете огонек зажигалки. Высунулась наружу. Светили яркие и огромные, как в открытом космосе, звезды.
   Курила она только тогда, когда действительно нервничала.
   "Наверно, это не отпустит нас никогда", - подумала Маша.
   В этот момент ей хотелось, чтобы лагерь, отдыхавший перед последним рывком, просыпался поскорее.
  
   *****
  
   Чем выше они поднимались, тем чище становилось небо. Когда они находились примерно в полукилометре над уровнем моря, солнце выглянуло из-за облаков, еще через час пути растаявших, как дым. Теперь небеса были безупречно синими и бездонными, как четыре месяца назад.
   Но холод не исчез. Наоборот, мороз крепчал, и вскоре появились первые потери. К счастью, среди техники - сломался один из автобусов, и его пришлось бросить, а пассажиров рассадить. Чуть позже сломался один из тракторов.
   Скитальцев встречала земля мертвых. Застывшее в зените солнце освещало серую каменистую пустошь. Несколько раз на их пути попадались мощные снежные заносы, но бульдозер пока справлялся с ними. Все-таки это был не Кавказ.
   Во время одной из остановок, вызванной очередным заносом, он и пришел к ним. Просто вышел из бурана, будто материализовался из облака колючих снежинок в морозном воздухе.
   В меховом полушубке и лохматой шапке, с всклокоченной бородой, в которой было больше седых волос, чем черных, он был больше похож на старого йети, чем на человека. Невысок, но кряжист, на вид лет пятьдесят. Он чуть прихрамывал и опирался на суковатую палку, которой скорее подошло бы название "посох". За спиной у него висела винтовка; рядом с ним сидела, вывалив красный язык, здоровенная кудлатая лайка, очень похожая на волка.
   - Отведите меня к начальникам, - сказал пришелец опешившим бойцам из охраны колонны, наставившим на него автоматы. Сказал так, будто имел полное право здесь находиться.
  
   В салоне "Полярного лиса" командный состав колонны решал организационные вопросы дня, когда дверца вдруг распахнулась.
   - Какого черта, я же сказал не беспокоить? - спросил Демьянов начальника караула Павла Ефремова, рассматривая гостя, которого тут привел. Майор в последнее время стал очень раздражительным. Может, потому, что все считали его долгом решать все, вплоть до распределения туалетной бумаги.
   - Я посчитал, что это важно, Сергей Борисович, - ответил Ефремов, и майор только махнул рукой.
   - Кто вы такой будете? - обратился он к вошедшему.
   - Только не надо чертыхаться, - произнес тот чуть хрипловатым басом. - Лучше б сказали, как хотели. Срамной уд такой же член тела, как рука. А врага рода человеческого звать не надо, особенно сейчас. Я отец Михаил. РПЦ, как принято говорить.
   - Святой отец, значит. Интересно.
   - Напрасно в школе основы православия не ввели, - с укоризной произнес священник. - Это у католиков "святой отец". А у нас на Руси - "батюшка".
   - Где вы живете, батюшка?
   - Турбаза "Сосновый гребень". Три километра отсюда.
   - Кто-нибудь еще там есть?
   - Только я. Накануне днем... до событий... я умудрился сломать ногу. Так неудачно упал, что получил открытый перелом лодыжки. Сам виноват, форму потерял, давно в отпуске не был. Когда отключилась энергия и пропала связь, люди начали волноваться...
   - Дайте угадаю, - перебил Демьянов. - Потом они забрали с собой всю еду и ушли?
   - Я им предлагал остаться, говорил, что так безопаснее. Не послушались. Больше я их не видел. Надеюсь, им повезло. Я пытался связаться с большой землей, но телефоны так и не заработали. А потом у меня подскочила температура. Две недели я отлеживался, потом сделал себе шину и спустился по самому пологому склону. Спускался долго. Несколько раз падал. У самого подножья я наткнулся на вертолет. Он протаранил опору ЛЭП, но, по-моему, упал от взрыва. Какие-то важные шишки... Все были мертвы, включая пилотов, хотя машина и не загорелась. Там я нашел оружие. Отправьте туда своих людей, может, найдете что-то полезное. Я взял только один рюкзак.
   Демьянов отметил, что у священника итальянская винтовка с оптическим прицелом, которая хорошо смотрелась бы на сафари.
   - Потом ко мне пришла собака, - продолжал отец Михаил. - Обожженная, худая. Хотел было пристрелить, но больно глаза умные. Вместе мы сумели выжить. Вот и вся история.
   - Понятно. Где был ваш приход?
   - В Омске.
   - У вас была семья?.. - начал Демьянов, но осекся. - Ах да, помню. Белому духовенству по статусу положено. Соболезную.
   - И я вам, товарищ майор.
   - Давно хотел спросить кого-то из вашей конторы, да все не попадались. Скажите, батюшка, может быть вера после всего, что произошло?
   - Не просто может. Должна
   - Другого ответа и не ждал, - кивнул Демьянов. - Вот и я так же думаю. Вас нам словно ваш начальник послал. У нас много инженеров, но не пока было инженера человеческих душ.
   - А вы сами верите в Отца небесного?
   - Не очень, - честно признался майор.
   - Это плохо. Значит, религия вам нужна как этакая идеология для неграмотных?
   - Называйте как хотите. Я готов ухватиться за все, что поможет сплотить людей. Иначе сдохнем.
   - Хоть за культ Вуду? - усмехнулся в бороду священник.
   - А где вы видите жреца-вудуиста? Что имеем, то используем. Один вопрос у меня, отче. Уже как от человека, а не начальника, - поднял на него глаза Демьянов. - Если Он такой добрый, то как это допустил? Только не надо про свободу воли. Это все равно, что ребенку вручить пистолет и смотреть, что он с ним сделает.
   - Вопрос банальный, Сергей Борисович. Отвечу на него так. Вы, атеисты, воспринимаете смерть тела как конец всему, как абсолютное зло. А для верующего это переход в иное состояние, причем высшее. Как лед становится водой, а вода паром.
   - Так что, мы зря барахтаемся? Надо сразу застрелиться?
   - Вовсе нет. Наоборот, жизнь это великий дар, потому что именно здесь, на Земле, мы сдаем экзамен на аттестат зрелости, так сказать. Знаете, два американских протестантских проповедника написали книжку про то, как всех праведников забрали на небеса, а неправедных оставили на Земле. Тираж был огромный, реклама шумная. Книжка, конечно, так себе, но идея ее верна.
   - Я читал, - кивнул Демьянов, окончательно срывая с себя маску тупого солдафона.
   - Тогда вы поймете, о чем я говорю. Судьба тех, кто погиб, уже решена. Мы можем молиться за их души, но они уже не сделают ничего. Господь милосерден, но справедлив. Я не думаю, что найдется место у его престола педофилу или чиновнику-вору, ограбившему сирот и вдов, даже если он сгорел в ядерном огне. А наша судьба еще определяется. Нами. Она зависит от того, как мы пройдем через это великое испытание. В нашей власти стать чище, чем мы были. Или - наоборот.
   - Хорошо знаю, что за "наоборот" вы имеете в виду, - кивнул майор, вспомнивший людоедов, бандитов и мародеров. - Ладно, отче, я принимаю вашу аргументацию, хотя взгляды и не разделяю. Добро пожаловать на борт. Вы нам очень понадобитесь.
   "В крайнем случае, у нас будет лишний охотник", - цинично подумал Демьянов.
  
   Чем выше они поднимались, тем труднее становилось дышать.
   "Каким же разреженным тут должен быть воздух?" - подумал Демьянов, видя перед глазами черных мушек.
   Ничего, организм адаптируется, уверял он себя. А через поколение все привыкнут. Человек не животное.
   В окулярах бинокля проплывавшие мимо вершины казались Гималаями, хотя Демьянов знал, что поблизости нет даже тысячников.
   - Однозначно, наши потомки сложат об этом легенды, - произнес Демьянов.
   - И шли они многие дни, и преодолели многие тяготы, и узрели град, и имя тому граду было Подгорный, - произнес Богданов.
   - Аминь. А знаешь, нам пора...
   Демьянов замер на полуслове и дернулся, словно его кольнули иглой.
   - Сергей Борисович, что с вами?
   - Ничего, я в норме, - голос его вдруг стал слабым и ломким. - Не надо...
   Что "не надо" он уже не договорил, лицо его стало похожим на восковую маску, он начал заваливаться на бок и упал бы, если бы Богданов не подставил плечо. Владимир сразу понял, что с майором творится что-то неладное.
   Лицо Демьянова стремительно делалось мертвенно-серым.
   - Маша! - крикнул Владимир, осторожно опуская майора на сиденье. - Скорее сюда! Командиру плохо.
  
   Через полчаса Чернышева вышла из палатки, на ходу снимая стетоскоп.
   - Как он? - накинулся на нее Богданов. Рядом толпились остальные, кто были оповещены о случившемся. Их было всего шестеро.
   - Вроде нормально. Дала валокордин и нитроглицерин. И давление сбила - адельфаном. Порывался встать - я говорю нельзя. Сейчас спит. После него хорошо спят. Придумайте повод постоять здесь еще часов восемь. Лучше его не телепать.
   - Мне он никогда не рассказывал, что у него проблемы с сердцем, - удивленно произнес Колесников.
   - Он никому не рассказывал.
  
   *****
  
   С первого взгляда было ясно, что городок необитаем. Только несколько ворон встречали скитальцев надсадным хриплым карканьем. Да и те скрылись в небе при их приближении.
   - Ну, как вам? - вопрос Богданова был адресован всем.
   - Клево, - ответила Чернышева, выражая общее мнение - Домики уютненькие. Вы как хотите, но я отсюда ни ногой.
   Действительно, место было живописным, а сам поселок - ухоженным и благоустроенным. После городских развалин и серых железобетонных коробок аккуратные двухэтажные домики, выкрашенные в приятные пастельные тона, радовали глаз. Казалось, хозяева должны были быть где-то рядом.
   Конечно, при ближайшем осмотре обнаружилось, что стекол в окнах нет, и кое-где с крыш сорван шифер, но в целом городок выглядел так, словно жители покинули его вчера. Но людей не было видно - ни живых, ни мертвых.
  
   Чернышева быстро пожалела, что напросилась в отряд. Ей казалось, это будет интересно, ей надоело сидеть в душной кабине, к тому же хотелось быть рядом с ним. Но такого она не ожидала.
   Они стояли перед двухэтажным коттеджем на окраине городка. Джип на подъездной дорожке, летняя беседка во дворе, гараж на две машины. Жить бы и жить...
   - Они там. В подвале, - лицо лейтенанта Павла Ефремова, привыкшего к трупам и смерти, ничего не выражало. - Что это было, я не знаю. Маша, иди сюда, это по твоей части.
   - А что сразу Маша? - запротестовала девушка. - Я, блин, не судмедэксперт и не патологоанатом.
   - Все тела без видимых повреждений, - поисковик был непреклонен. - А вдруг какая-то инфекция? Биооружие? Черт его знает. Володя, ты согласен?
   Богданов кивнул, предложив, правда, вызвать в помощь другого врача.
   Чернышева многое бы отдала, чтоб оказаться подальше отсюда, но выглядеть трусихой перед новым парнем не хотелось. Скрепя сердце и собрав нервы в кулак, она спустилась в подвал коттеджа, не забыв надеть маску.
   В первые минуты, пока Маша рассматривала покойников, подсвечивая себе лучом светодиодного фонарика, она не могла взять в толк, что тут произошло. Однако, приглядевшись, девушка заметила характерные признаки отравления мышьяком. Кожа на губах у мужчины, женщины и двоих детей была угольно-черной и отслаивалась, и глотка тоже почернела настолько, что это было видно снаружи по темному горлу, -- они умерли, приняв крысиный яд.
   Наверно, они ждали помощи и надеялись на прекращение холодов до последнего, а потом решили покончить с этим затянувшимся кошмаром.
   Больше она в дома не заходила. Но видела, как ее товарищи выносили из подъездов и частных домов худые, будто высушенные тела людей, похожих на узников Майданека. Здесь ее помощь не требовалась - и так было видно, что они умерли от истощения и голода.
   Когда осмотр был закончен, они пришли к страшному заключению, что поисковая группа, исследовавшая поселок городского типа Подгорный еще месяц назад, не ошиблась - он вымерз и вымер от голода. Сколько бы человек из десятитысячного населения ни выжило, они покинули холодное плоскогорье.
   Как только разведчики проверили все дома и не нашли ничего, что могло бы представлять опасность, беженцам было разрешено покинуть автобусы. На лицах людей, разминавших затекшие ноги, читались радость и облегчение, и даже полторы сотни трупов, которые ожидали погребения, не могли их смутить.
   Демьянов распорядился организовать похоронные команды. Тела временно сложили на полупустом складе стройматериалов, чтобы кремировать, как только заработает котельная. После поминальной службы. Не волкам же их было отдавать.
  
   Волки дали о себе знать в первую же неделю новой жизни.
   Давно не видевшие людей, они обнаглели настолько, что не боялись ни огня, ни голосов, и пару раз порывались даже напасть на гревшихся у костра часовых. Впрочем, поняв, что люди не теряют бдительности, животные, рыча и скаля клыки, отступили. До поры до времени.
   На третий день пропала женщина, отправившаяся в одиночку на другой конец поселения после захода солнца. Хватились ее утром и нашли только обглоданные останки. Кровавый снег вокруг был истоптан десятками лап.
   На следующий день новые жители городка взяли безотказные "калаши" и винтовки, завели "Бураны" и сами отправились на охоту. После грандиозной облавы им удалось подстрелить два десятка хищников, обеспечив приятное разнообразие в питании. После этого у уцелевших животных надолго пропало желание соваться на контролируемую пришельцами территорию.
   А еще после этого случая было решено упорядочить расселение людей и организовать периметр.
  
   *****
  
   Часы приема подходили к концу. Глава города принимал от двадцати до пятидесяти посетителей за день. На большее число у него не было времени - весна требовала много работы, а ее надо было организовывать.
   Большинство приходили с жалобами и просьбами, и лишь немногие с предложениями. И уж совсем ничтожное меньшинство - с предложениями дельными. Демьянов еще не знал, к какой категории относится вот этот, на сегодня последний, но лицо его вспомнил - внешность была запоминающаяся.
   Тимофею Михневичу было слегка за сорок. Он был коротко подстрижен, но майор помнил, что, попав в Убежище, Тимофей носил прическу "конский хвост" и джинсовую жилетку с карманами, в которых было штук пять блокнотов и столько же ручек. Он был корреспондентом какой-то бульварной газетенки, стрингером для нескольких информационных агентств и еще леший знает кем.
   Еще во время жизни под землей он заколебал всех своей видеокамерой и диктофоном. Один раз, устав от его постоянных просьб, поисковики взяли его с собой на вылазку. Оттуда он привез несколько гигабайт видео, которые раньше не включили бы даже в фильм "Лики смерти". Отснятый материал он стер, просмотрев всего один раз и так никому и не показав. После того, что Михневич увидел там, он снимал только будни Убежища да душераздирающие истории про разрушенные судьбы и семьи. Ну и лирические - про соединение душ после бури апокалипсиса. Все эти записи он сохранял, что называется, "для истории" - до тех светлых времен, когда у них будет свое телевидение. Во время исхода он снимал только безлюдные вымершие ландшафты.
   Еще в планах Тимофея было выпускать полноценную газету на двенадцать полос, но пока он печатал только раз в неделю информационный листок. Листок Демьянов одобрил. Сделал лишь замечание, что материалы должны проходить предварительное согласование с ним. А так как у него не было времени читать всякую ерунду, он перепоручил это своей секретарше. Да, теперь он был настоящим начальником. Хотя в Убежище прекрасно справлялся один, а дел тогда было не меньше.
   - Сергей Борисович, не хотите сделать радиообращение? - с места в карьер полез Михневич, только войдя в кабинет.
   - Чего? - не понял Демьянов. - Какое еще обращение? Объяснись.
   - Мы тут... - журналист замялся, - Нашли кое-какое оборудование. Еще не студия, конечно, но уже кое-что. Приемо-передающая антенна хорошая. Ведем вещание на коротких волнах на сопредельные территории, - последнюю фразу он произнес гордо.
   От лица майора отлила кровь.
   - Кто распорядился?
   - Ну... я самостоятельно, ответил Михневич. - Это же вопрос престижа. Сколько можно сидеть, как в тумбочке. И людям будет приятно, и соседи поймут, что мы не просто так.
   - Ой, мать моя... - Демьянов взялся за голову. - Ты физику в школе учил? Мало того, что передачу может поймать какая-нибудь оголодавшая воинская часть у нас под боком, так короткие волны еще и отражаются от ионосферы с малыми потерями. Наше обращение теоретически могут принять хоть в Занзибаре. Да ладно если в Занзибаре, не страшно... А если в штабе второго флота США, в Северном Ледовитом океане?
   - Так пусть порадуются за нас. Да не будем себе льстить, Сергей Борисович, никто из-за нашей деревни авианосную группу не пошлет.
   - Сколько дней вы уже вещаете? - будто не слыша, спросил Демьянов.
   - Один.
   - Значит так: трансляцию прекратить. Оборудование я опечатаю. Впредь без меня ничего не предпринимать.
   Журналист опешил.
   - Ясно, - проговорил он. - Как скажете, Сергей Борисович.
   - Ладно уж, сделаю вам обращение. Но вживую, на площади. Подготовь камеру. Будет вам "для истории". Напросились.
   Но сначала надо было решить дела поважнее. Выпроводив настырного "папарацци", Демьянов посмотрел на часы. Оставалось десять минут до начала совещания, можно было выпить чашку молотого кофе. И плевать, что вредно. Привычка вторая натура, да и мозги заставляет работать лучше. Беда только, что кофеин, как любой наркотик, требует увеличения дозы, обычная заядлого кофемана уже не берет.
  
   "Брифинг" в конференц-зале бывшего здания администрации проходил в штатном режиме. Как и год назад, когда им волей случая повезло оказаться в Час Ч под землей, Демьянов, чуть осунувшийся и постаревший, давал указания.
   До первой распутицы надо было успеть найти и доставить в город еще один котел для котельной - десять тонн весом. Массу труб. Дизельные электростанции и запчасти к ним. Трансформаторы. Станки. Удобрение. Но самой главной заботой было топливо.
   Уже в мае паводок и проливные дожди наверняка сделают дороги проходимыми лишь для вездеходов. За время зимы экстремальные перепады температур должны были сильно повредить и без того хреновый российский асфальт, а наводнения добьют его и покроют остатки наносами почвы и ила. Тогда никакие цепи на колесах не помогут - плыть придется, а не ехать.
   Сколько будет продолжаться распутица, никто не представлял, но ждать до лета было нельзя. Первой целью был соседний Тогучин, расположенный в пятнадцати километрах от них. В кратчайший срок и с малыми потерями его промышленную базу следовало вывезти в Подгорный. Правда, тут были свои подводные камни. Демьянов понимал: когда соседи - а о том, что там были уцелевшие, разведка доложила - узнают, что недалеко от них возникла община, где есть продукты и власть, придется быть готовыми к набегу. Грабителей или попрошаек - не важно. К отпору надо было готовиться серьезно.
   - Итак, сегодня, пока осадки не выпадают, с помощью снегоочистителя мы установим связь с Тогучином. Сколько небо нас будет баловать, один бог знает, поэтому действовать надо быстро. Пункт номер "раз", - Демьянов стукнул ручкой по столу. - Станки. Деревообработка у нас уже налажена... - словно размышлял вслух майор. - По этому поводу беспокоиться не надо. Нужны металлорежущие, токарные и сверлильные станки. Специалистов мало, так что лучше не с программным управлением, а такие, которые может освоить и ПТУшник. Холодильные установки с хладокомбината... Печи и производственные линии из хлебопекарен. Делайте пометки, господа хорошие, если обладаете феноменальной памятью.
   Он откашлялся и продолжил:
   - Пункт номер "два". Транспорт. Бульдозеры, грейдеры, самосвалы, экскаваторы, снегоочистители, бензовозы, фуры... все, вплоть до катков и рефрижераторов, что можно пригнать своим ходом. То, что находилось под открытым небом, конечно, сгнило, но под крышей должно сохраниться. Не забывайте, что была суббота, много машин стояло в гаражах. Легковой транспорт... прежде всего полноприводные джипы, любые внедорожники. Во вторую очередь то, что можно перегнать своим ходом на запчасти. Предпочтение отдаем отечественным. Подземные автостоянки в городе вряд ли есть.
   Трактора. Сеялки, веялки и прочая херня. Нам надо устроить полноценную МТС.
   По глазам майор понял, что не все его поняли.
   - Да я не про сотовую связь, еклмн. Манкурты, блин. Историю СССР не знаем. Отобрать у колхозов технику и передать ее на машинно-тракторные станции. Централизация, понимаешь... Так, дальше идем. ГСМ: бензин, солярка, машинное масло, антифриз и прочее. Это все берем. Удобрения - фосфатные, азотные... если понадобится, и бомбу сварганим, - Демьянов усмехнулся, показывая, что принимать всерьез последнюю фразу не надо.
   - Стройматериалы брать в последнюю очередь. Кирпичи, шлакоблоки, железобетон, пластиковый сайдинг, черепица.
   - А лекарства, Сергей Борисович? - задал вопрос Богданов.
   - Вряд ли что-то найдете в свободном доступе. Торговать я не рекомендую. Но если наткнетесь, смотрите на дату и на то, где лежало. По прибытии медики отдельно все проверят, но мне кажется, большая часть будет не в кондиции. Вообще у таблеток больше 3 лет срок годности не бывает, даже у спиртовых настоек и то до пяти. Я не знаю, сможем ли мы изготавливать лекарства промышленным путем, но сильно сомневаюсь. А дальше - только народные средства: травки, настойки и т.д. Пора искать книжки, а лучше живую бабку, которая в этом рубит, и организовывать сбор трав и прочих корешков. Я не шучу.
   - Так мы и до шаманизма с галлюциногенными грибами дойдем, - подал голос Колесников.
   - Надо будет, дойдем. Берсеркеры, йопта. В общем, работы непочатый край. Будете работать как гастарбайтеры на стройке. Вы не герои, ваша задача делать тупую нудную работу, а не лезть на рожон. Не надо заезжать туда, где живут местные. Разведка хорошо потрудилась, и все это отмечено у вас на карте. Постарайтесь обойтись без конфликтов. С местными вести себя вежливо и мочить только при явном наезде.
  
   Через полчаса все жители Подгорного, то есть все старше десяти лет, были собраны на главной площади городка. Не было только тех, кто стоял на посту, или отправился утром в рейд в Тогучин за оборудованием.
   Демьянов обошелся без трибуны и без микрофона.
   - Вижу, вы расслабились, товарищи, - тихо, но четко проговорил он. - Думаете, все наши проблемы закончились. Так вот... хрен! Все только начинается. Будут эпидемии, природные катаклизмы, разборки с соседями. Мы еще вспомним о днях в Убежище с ностальгией. Поэтому главным для нас должна быть бдительность, бдительность и еще раз бдительность. Может быть, некоторые думают, что к нам, как в песенке, "прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете и бесплатно покажет кино...". Никто не прилетит. Если выкарабкаемся из этого дерьма, то только сами. Это понятно?
   Молчание было ему ответом. Да, подумал он, устали люди. Хотят тишины и покоя в только что обретенном доме. Но кто их спросит, если придет беда? Он не собирался сеять в их сердцах панику, но и лгать им он не мог.
   И еще одна мысль не давала ему покоя, подстегиваемая участившееся болью в левом подреберье. Она заставляла думать о том, кому передать эту неожиданно свалившуюся на него полгода назад власть.

Часть 2. Темный рассвет

  
  
   Рухнул мир, сгорел дотла,
   Соблазны рвут тебя на части.
   Смертный страх и жажда зла
   Держат пари...
   В темноте рычит зверье,
   Не видно глаз, но все в их власти.
   Стань таким, возьми свое
   Или умри...
  
   Вампир, группа "Ария"
  
  
   Глава 1. Беглец
  
   День шестьдесят шестой
  
   Стая собак бежала гуськом. Самая крупная - впереди, а замыкала строй совсем мелкая - от земли не видать. Данилов еще до войны был знаком с их повадками. Там, где он вырос, бродячих собак было много - в кризисные годы муниципалитет редко находил деньги, чтобы платить живодерам. Вот только людей псы тогда не жрали...
   Хитрые бестии. Давно заметили его, но делают вид, что идут по своим делам.
   Метров тридцать, не попасть.... Но он все же выстрелил. Ружье тяжело ухнуло и дернулось в руках, где-то посыпался снег с дерева; видимо, туда угодила пуля.
   Собаки бросились врассыпную без единого звука, все. Значит, не попал.... Данилов взвыл от злости и переломил ружье, чтоб поскорее перезарядить. На это надо секунд пять в лучшем случае, что в условиях, когда события развиваются быстро, огромный недостаток. Люди бы ему этих секунд не дали.
   У него оставалось еще четыре патрона. Саша уже научился читать маркировку и знал, что в двух пули, а в двух картечь.
   Твари не приближались - видимо, им приходилось встречаться с вооруженными людьми - но и слишком далеко не отходили. Явно ждали, когда он истратит боеприпасы и обессилеет.
   Тяжело вздохнув, Александр плюнул им вслед и пошел дальше. Он не сомневался, что псы будут следовать за ним, но не вечно же - у каждой стаи своя территория. А он уходил все дальше - на юг, как ему казалось. Хотя даже насчет направления Саша не мог быть абсолютно уверенным.
   В отчаянии он попытался вернуться в Тупик, к отшельнику - в его положении было не до гордости. Он хотел срезать путь и в результате забрел в какую-то лесостепь. Ни заборов, ни дорог, ни даже ЛЭП.
   Он прошагал уже километров десять, а улица Проспектная и трамвайная линия все не показывались. Где-то тут должны были начинаться горы и выжженная земля вокруг Провала. Уж ее то трудно не заметить. Но даже счетчика у него теперь не было, чтобы проверить уровень заражения местности.
   Оставалось, скрепя сердце, признать, что он все дальше уходит от города. Это было страшно, потому что обещало верную смерть. Кузбасс, конечно, один из самых маленьких регионов Сибири, но и здесь можно идти неделю и не встретить человеческого жилья. А в горах или в лесу он погибнет еще быстрее, чем в бывшем городе или деревне.
   Саша старался двигаться все время в одном направлении, но компаса у него не было, а это значит, что каждый шаг слегка смещает его... вроде бы влево, раз он левша. Саша пытался делать поправку, но, скорее всего, шел по кругу или выписывал зигзаги.
  
   Сначала он подумал, что это остатки фургона или какой-то постройки из алюминия.
   Когда до него дошло, что это перед ним, он рассмеялся, как сумасшедший и чуть не пустился в пляс.
   Хвост самолета. С едва заметными буквами "ТУ". Дюралюминий закопчен настолько, что не давал бликов в свете фонарика, эмблема авиакомпании не читалась.
   Упал ли он сразу после ударов или какое-то время кружил над выжженной землей?
   Наверное, сразу. Ведь, кроме взрывной волны, был еще электромагнитный импульс, а он должен был превратить самолет в корыто с крыльями. А если взрыв был высотный, то пассажиры могли умереть раньше, чем достичь земли.
   Шаг за шагом Данилов обходил место катастрофы. Он знал - если самолет взорвался в воздухе, то обломки фюзеляжа, останки людей и вещи разбросаны на огромной площади. Глубокий снег скрыл многое, да и надеяться на то, что в первую неделю, еще при свете дня, местные старатели не собрали все ценное, было глупо...
   Но проверить хорошо сохранившиеся фрагменты салона имело смысл. Их было несколько. Похоже, падая, самолет разломился на три-четыре части. Одна из них сохранилась лучше других. Судя по расположению кресел, это был эконом-класс. Улов за полдня поисков, с перерывом на сон в куче лапника у тлеющего костра, был просто смешным. Оно и понятно - хотя до ближайшего жилья явно не один километр, народная тропа сюда не зарастала. Судя по свежим следам, последние искатели приходили недавно.
   Багажного отделения он не нашел, видимо, его разнесло в клочья, а ручную кладь из салона давно вынесли. Из полезных предметов Саша отыскал только рюкзак с прожженной дырой. На первое время за неимением лучшего пойдет. Правда, он был не туристский, а неформальский, с логотипом группы "Ария". Впрочем, Данилов "Арию" тоже уважал, а рюкзак был достаточно вместительным.
   Оставалось обыскать изуродованные тела. Пришельцы из прошлой жизни в летней одежде. Их пункт назначения превратился в пепел так же, как и аэропорт, из которого отправился этот последний рейс.
   Что можно найти в карманах людей, возвращавшихся из отпуска? Ну, кроме презервативов. Жвачку, пакетик леденцов, орешки, кулек семечек....
   Он давно перестал быть брезгливым, а пиетет перед мертвыми прошел еще раньше. Можно сказать, что Саша отдавал им последний долг. Когда-нибудь он даже помолится за них, если вспомнит слова.
   Лакомства в уцелевшей упаковке он сразу же съедал, а в поврежденной - складывал в отдельный пакет - они пропитались кровью. Есть этот "гематоген" он будет только в крайнем случае.
   Еще он нашел одну исправную бутановую зажигалку и пять бензиновых, перочинный ножик, таблетки: но-шпа, ренни, мезим, элениум и даже алко-зельцер. Нашел четыре пачки сигарет, из дорогих. Два коробка спичек. Нашел одни целые очки со своими диоптриями и еще штук десять битых - где одно стекло целое, где только дужки. Если посидеть вечерок с отверткой, можно сделать себе пару-тройку запасных. Это не предмет первой необходимости - он хорошо научился ориентироваться без них, а чтобы прочитать вывески и указатели, можно и поближе подойти. Очками даже огня не разожжешь, что бы там ни писал Голдинг в "Повелителе мух". Но в будущей жизни достать их может оказаться негде. Поэтому пригодятся.
   Больше всего Сашу радовало то, что теперь он знал, куда идти.
   Вовсе не факт, что новокузнецкий аэропорт находится рядом, катастрофа могла застать самолет где угодно. Но следы полозьев на снегу могли вывести его в ближайшую деревню.
  
   *****
  
   День семьдесят первый
  
   Калачево. Это был уже не Прокопьевский район, а Новокузнецкий. Данилов слегка разбирался в местной геральдике - скрещенные кайло и кирка под клячей на зеленом фоне обозначали его родной город, а старинная кузня под той же лошадью - южную столицу Кузбасса, город с почти шестисоттысячным населением и крупный промышленный центр. Калачево - один из его спутников.
   Александр пришел сюда первого ноября, и пока крался вдоль опушки леса, не заметил ни одного огонька в скоплении темных домов. В основном частных. Данилов понял, что если здесь и есть живые люди, их немного, и возрадовался.
   У шоссе, рядом со знаком ограничения скорости, парень поднял с земли и положил в пакет дохлую собачку, похожую на шпица. Лохматая шерсть превратились в сосульки, глаза выпучены, как у креветки. Твердый, как нефритовая статуэтка, трупик со стуком ударился о лежавшую в рюкзаке литровую кастрюльку. Эта умерла недавно и тут же замерзла. Не тухлятина. Оттаять, выпотрошить, вымочить в уксусе, и можно есть. Сварив, естественно. Даже запаха не будет.
  
   Он долго выбирал, а потом остановился около одноэтажного рубленого дома на окраине. Дом был справнее, чем лачуга безумного шахтера, но все в нем носило печать запустения. Александр остановил свой выбор на нем из-за полной стайки угля во дворе. Да еще из-за удачного расположения - на самом краю поселка, который казался вымершим.
   Еды в доме он не нашел, зато там была кое-какая одежда, пара одеял и уксус.... И, самое главное - короткая лопатка, похожая на ту, которой орудовал Мясник. Саша понятия не имел о качестве стали, но проверять ее собирался на твердом снегу, а не на человеческих черепах.
   Искать от добра добра не хотелось, да и сил почти не было. Место казалось безопасным - он не увидел ни одного человеческого следа. Правда, беспокойство все равно его не оставляло.
   Хотелось бы, чтобы это место стало его домом. До этого у него не было постоянного логова, если не считать краткую передышку у "оптимистов".
   Пока Саша шел, пеплопады его не беспокоили. Но именно пепел был повинен в том, что он снова встретился с людьми.
  
   Саша помнил, как когда-то в моде были реалити-шоу. Было среди них одно, где участников оставляли в доме якобы без еды. Сейчас он сам оказался примерно в таком положении, разве что никто не подглядывал за ним и не снимал его мучения на видеокамеру. Хотя иногда Данилову чудилось, что кто-то сверху наблюдает за ним, пронзая завесу пепла всевидящим взором. И как только Ему покажется, что раб Божий Александр заскучал, Он подкидывает новое испытание. Так случилось и на этот раз...
   Стоило ему растопить печь, как изба начала наполняться дымом. Через пятнадцать минут в комнате было невозможно дышать.
   Кашляя и вытирая слезящиеся глаза, Данилов шурудил кочергой в поддувале, но толку не было. Он сообразил, что отсутствует тяга. Элементарно, Ватсон. Засорилась труба. Придется лезть наверх и испытывать себя в роли Санта-Клауса. Дитя цивилизации, Данилов имел смутные представления об устройстве печи. Он сомневался, что смог бы прочистить дымоход даже в нормальных условиях. Но выхода не было. Если сломает шею, так тому и быть.
   Выходя из дома, он настежь распахнул дверь. Уж так не хотелось выпускать драгоценное тепло, а проветрить было надо. Через полчаса, черный как мавр, Саша слезал по приставной лестнице с крыши, думая, что если упадет, то пойдет в таком виде на скорый Страшный Суд. Перед глазами плясали малиновые круги. Все еще довольно слабый, он не сорвался только чудом. С трудом добравшись до кровати, тут же упал трупом. И пролежал десять часов, в который раз блуждая по лабиринтам запределья.
   Похоже, люди в поселке все-таки были. Он понял это, когда, проснувшись, услышал приглушенные голоса во дворе. Ветер сменился полным штилем с ватной обволакивающей тишиной.
   Александр замер, стараясь не дышать. Кровь застучала в висках. Медленно, чтобы не заскрипели пружины, он потянулся за ружьем, прислоненным к ободранным обоям, из-под которых проглядывала подложка из старых газет. Он помнил, что вчера оставил его заряженным. Еще Саша не сомневался, что закрылся на все замки и засов. Засов, допустим, был не очень прочный, но замки выглядели внушительно. Вряд ли их успели взломать.
   Ружье Александр ухватил за ремень и осторожно подтащил к себе. Как раз в этот момент он услышал слабый, на пределе слышимости, скрип снега. Через секунду в наружную дверь ударили, и она со скрипом отворилась. Не дольше продержалась и внутренняя. Александра спасло только то, что большая русская печь не доходила до потолка, оставляя небольшой просвет, куда он, согнувшись, мог поместиться.
   Саша встал на спинку кровати, подтянулся на руках и забросил свое тело наверх. Он как раз успел скрючиться в пыльной нише, когда в комнату скользнул луч фонаря. Вслед за ним три силуэта один за другим переступили порог. С улицы в комнату, еще хранившую остатки тепла, ворвался вихрь снежинок и холодный воздух.
   Пришельцы были вооружены.
   Данилов замер, превратившись в камень. Только камень может быть неподвижен сколько угодно, и нервы у него не сдадут. Луч фонаря обежал комнату и чуть было не коснулся его лица. Данилов разглядел пришельца. Посреди избы стоял бородатый мужик в ушанке и ватнике, вылитый подкулачник из фильма "Холодное лето 53-го". Довершая образ, в руках у него был обрез двустволки.
   - Нету никого, - как почти у всех уцелевших, голос у него был сиплым и простуженным.
   - Тихо ты, мля, - оборвал его второй. Этот был немолод и держался как человек, наделенный властью. - Ваня, пойди, посмотри там по углам.
   - А че я сразу, дядь Жень? - заканючил третий, топтавшийся у них за спинами. - Самый рыжий?
   - Самый молодой. Давай, бегом.
   Вздохнув, паренек пересек комнату и начал обшаривать все углы с фонарем. Делал он это очень медленно и неохотно. Данилов слышал и другие голоса в сенях и снаружи: пять или шесть человек. Видя такой расклад, он сообразил, что лучше не дергаться. Сжимая приклад ружья итальянской фирмы "Франчи", Саша понимал, что изображать Рэмбо не надо.
   - Был тут кто-то недавно, - наконец заключил молодой. - Поди, свалил незадолго до нас.
   Судя по обращению "дядя", он был племянником старосты. Саша взял это на заметку.
   - Сам вижу, - фыркнул старший. - Тут погреб должен быть. Слева, у самого крыльца. Ты, Ваня, откопай-ка и слазь. Может, он там че оставил.
   Шустрый малый быстро исчез. Через пять минут он вернулся, нагруженный Сашиными припасами, с таким торжествующим видом, что Александр дал зарок при случае ему вломить.
   - Гляньте, что тут.
   Это была половина его запасов, причем не лучшая - подгнившая картошка и морковка да старые соленья. Остальное он спрятал в другом месте. Данилов отметил про себя, что деревенские, в отличие от бывших хозяев "Оптимы", сидят на голодном пайке. Иначе бы отнеслись спокойнее к находке.
   - Что-то тут мало, - вздохнул пожилой мужик.- Надо его самого найти.
   - Так ведь это... - голос парнишки звучал растерянно, - на сходе же решили... не есть.
   - Молодой ты еще. Что нам сход? Им знать не надо. Скажем, кабанчика застрелили.
   "Сход". Данилов с трудом сдержал усмешку. В постъядерной Сибири пробиваются ростки демократии. И кто-то еще говорил про заложенное на генном уровне рабство русского человека. Но когда смысл фразы дошел до него, он похолодел.
   Стоило ему испугаться, как он тут же выдал себя. Может, запах страха действительно существует, а может, люди могут улавливать колебания чужого биополя.
   - Подожди-ка... - услышал он голос "дяди Жени". - А что если он еще тут?
   Данилов мысленно выматерился.
   - Эй, умник сраный! - голос старшего зазвучал громче, и Александр понял, что эти слова предназначаются ему. - Лучше выходи. Пока вместе с хатой не спалили.
   В комнату вошли еще двое. Угрюмые небритые мужики с ружьями. Остальные теснились в сенях, кашляли и вполголоса переговаривались.
   Данилов понял, что они боятся его, несмотря на численный перевес. Возможно, потому, что уже сталкивались с людьми, которые отошли от нормы еще дальше, чем это людоедское племя... Они тоже боялись, и в этом он видел свой единственный шанс.
   - Тащите бензин, - скомандовал старший. - Он, кажись, по-русски не понимает. Думает, мля, в прятки с ним играть будем. Устроим ему баньку по-черному.
  
   *****
  
   Они услышали не то вой, не то мычание. А спустя секунду сообразили, что доносится оно со стороны печки.
   - Явление Христа народу, - изрек старший. - И кто у нас тут?
   В голосе его слышалось облегчение. Он подошел поближе и посмотрел наверх. Человек был жалок, он дрожал и пускал слюни, закрывался трясущейся рукой от направленного ему в лицо фонаря. Губы человека шевелились.
   - Что городит, не пойму, - мужик прислушался и полуобернулся к своим. - Херня. Стишки какие-то.
   - Доходяга, - со смесью презрения и сочувствия произнес молодой.
   - Ага, - кивнул "подкулачник". - У меня, вон, сосед... жену схоронил, детей схоронил, но держался. Осталась собака. Потом полакала водички после дождя и подохла.... Свихнулся. Лежал как бревно и глазами хлопал, пока не окочурился.
   - Хватит трещать, - оборвал обоих староста. - Борька, Сема, - подозвал он похожих друг на друга как две капли воды здоровенных лбов, ждавших в сторонке. - Снимите его, и пошли во двор, там колода есть. Он, кажись, не ходячий. Я таких навидался в городе. А ты, Ваня, топор неси. Ты, дед, целлофан возьми у меня в рюкзаке. Прямо здесь его разберем.
   На секунду они потеряли доходягу из поля зрения. А когда повернулись к нему, на них смотрело дуло ружья. Ближе всех на линии огня находился Иван.
   - Не надо меня жрать, - во взгляде незнакомца не было и намека на безумие. На мирное и безобидное безумие. - Подавитесь. Оружие на пол, а то малец голову потеряет.
  
   *****
  
   В комнате установилось шаткое равновесие.
   - Да мы, Санек, людей не едим, - проговорил Пал Дмитрич, назвавшийся старостой, хотя в прежней иерархии муниципальных чинов такого не было, - Но собак надо кормить? А тут ты... думали, уже кончаешься.
   - Да хоть бы и сами. Ваше дело, что жрать, - не узнавая себя, Данилов брал быка за рога. - Только не пойму, какого хрена вы ко мне в дом приперлись? Сижу, никого не трогаю, и тут вы нарисовались. Гурманы, йопта.
   Он перехватил ружье поудобнее. Легкий тремор его руки должен был только добавить им страху, ведь палец лежал на спуске.
   - Ну, дом не твой, если что, - мужик старался не уронить авторитет перед своими людьми, хотя именно ему в живот было направлено ружье. Выглядел этот парень, который сначала показался безобидным дурачком, как опасный человек, которому нечего терять.
   - Думаешь, откуда ключи у нас? - продолжал Староста. - Сначала тут жили Селиверстовы, царствие небесное. Потом Михалыч... сталкёр. Неделю как ушел в город и с концами. Тут идем вчера, смотрим - огонь на крыше горит.
   - Это я трубу прочищал, - чуть смутившись, объяснил Александр. - Тяги не было. Газеты горящие кидал.
   Данилов читал, что так можно справиться с отсутствием тяги в трубе.
   - Э, нет, - покачал головой Дмитрич. - Рази так прочистишь? Этот пепел, который падает, он такая зараза.... Липнет сразу, жирный. Его только гирькой или палкой пробивать. Ты ружжо лучше опусти, а то стрельнешь ненароком.
   Данилов посмотрел на него с сомнением. Потом перевел взгляд на остальных, которые переминались рядом, не спуская с пришельца недобрых взглядов, и покачал головой.
   - Если я сдохну тут, то не один.
   - И чего ты хочешь?
   - Вертолет и миллион баксов, мля.... Проводите до околицы, а там я уж как-нибудь сам. А остальные пусть ждут здесь. Увижу хоть кого по пути - стреляю.
   Теперь он держал на прицеле только старосту, но его позиция все равно была сильной. Они, конечно, могли его убить, но не хотели рисковать. И еще больше, чем ружье, их пугала его открытая улыбка и добрые глаза.
   Они вышли в сени - староста впереди, за ним незваный гость. Остальные провожали его взглядами тигров в клетке. Конечно, они не останутся на месте - парень перехватил взгляды, которым обменялись "подкулачник" и староста. Но на глаза попадаться не будут.
   Племянник хотел было последовать за ними. Видимо, чего-то не понял. Данилов сделал резкое движение локтем, когда тот попытался проскользнуть в дверь. Паренек отшатнулся, утирая кровавые сопли.
   - Сначала грабли отрасти. Рюкзак мой сюда.
   Его требование выполнили быстро. Взвалив свой "арийский" рюкзак на плечи, Данилов обвел комнату внимательным взглядом. Ружье смотрело Павлу Дмитричу в живот.
   Через десять минут они стояли у выезда на шоссе на южной границе населенного пункта. Можно было попробовать выбить нормальный каркасный рюкзак и спальный мешок вместо самопального, который он соорудил на привале, но рэкетом не стоило увлекаться. Он был не в том положении.
   Снег на шоссе был нетронутый, рыхлый. Данилов не сомневался, что его не догонят.
   - Далеко отсюда до Прокопьевска? - спросил он заложника.
   - Часа за четыре дойдешь.
   - Ну, счастливо вам.
   - И тебе того же.
   Пожилой мужик пошел в одну сторону, обратно к темным домам, а Данилов в другую, туда, где виднелась обсаженная голыми деревьями нитка шоссе. На дороге, удостоверившись, что никто за ним не идет, Александр двинулся в путь - но не на север, к малой родине, где его могли повесить, если не хуже, а на юг, в самый большой город области. Новокузнецк. До него, он знал, было всего несколько часов ходу.
  
   *****
  
   Далеко уйти Александр не успел, и его трюк мало что дал. Прошло минут десять, и он услышал рычание моторов. А он-то надеялся, что его жизнь и пожитки не стоят того, чтоб разводить такой кипиш.
   Саша знал, что следы на свежем снежгу с хорошей примесью сажи видны неплохо, но надо быть Соколиным Глазом, чтоб пройти по ним несколько километров в темноте и не сбиться. Как же они его нашли?
   Вскоре он увидел свет. Фары. Естественно, это был не колесный транспорт, а снегоходы. И почти сразу после того, как он различил вдали две светящиеся точки, Саша услышал собачий лай. Вот оно что. Тогда ясно, как они вышли на след.
   Они ехали на некотором отдалении друг от друга. Как догадался Данилов - по снежному целику по обе стороны дороги, отрезая ему пути отхода.
   "Да что ж вам, суки, надо?"
   Видно, сильно он обидел каннибалов. Вряд ли в нем было столько мяса, чтобы стоило гонять технику.
   Ситуация такая, что хоть плачь. По обе стороны дороги - чистое поле без единого деревца. Сама дорога почти свободна от транспорта. Пока ему попалась только пара легковушек, да карликовый японский, а может, корейский, фургон с кузовом из рифленого железа: в иероглифах Саша разбирался не больше, чем в автомобилях.
   История его жизни, похоже, шла по спирали. В тот раз его гнали как зайца пешие. Правда, он был без ружья. Да что там... между тем мальчиком и теперешним Сашей, убившим трех человек своими руками, лежала пропасть поглубже Провала.
   В рюкзаке была двухлитровая бутылка бензина, он использовал его для разжигания костров. Теперь он найдет для него еще одно применение.
   От преследователей его отделяли два отечественных грузовика, сцепившихся в немыслимой позе дорожной кама-сутры - не иначе взрывная волна постаралась. Возле одного из них Данилов на секунду остановился - пробки в бензобаке не было, в воздухе витал резкий запах солярки. Ровно столько времени ему понадобилось, чтоб воткнуть в бензобак тряпку, смоченную бензином, так, чтобы другим концом она свисала на снег.
   Это должно сбить их со следа. Больше ничего в голову не приходило. Судя по заливистому лаю, собак было больше двух.
   За ним на снегу осталась дорожка бензина, остаток он вылил шагах в двадцати. Бензина было не жалко. Если останется жив, нацедит еще - баки брошенных машин были почти неограниченным источником. А если его догонят, бензин ему уж точно больше не понадобится.
   Он сумел найти лишь одну подходящую машину, вернее, это был прицеп от большегрузного автомобиля. Не лучшее укрытие, но Данилов понимал, что другого не найти: впереди, насколько хватало видимости, дорога была чистой.
   Снегоходы шли медленно, делая не больше двадцати километров в час, не очень обгоняя собак. До них было метров пятьдесят. На середину дороги они не лезли, выдерживая друг с другом прежнюю дистанцию.
   Не сбавляя шага, Данилов бросил - но не спичку, которую мог задуть ветер, а одну из зажигалок с пьезоэлектрическим элементом. Лужица вспыхнула, и от нее до нагромождения машин потянулась горящая полоса.
  
   Все получилось не совсем так, как он хотел.
   Люди со снегоходов заметили опасность. Сквозь рев моторов Данилов услышал предостерегающие крики. Наверно, они пытались остановить собак, но не вышло - те уже вошли в охотничий азарт.
   Это были умные собаки, но они не догадывались, какую угрозу могут представлять два мертвых грузовика, развернувшиеся юзом и просевшие на спущенных шинах.
   КамАЗ полыхнул из бензобака огненным шаром, пламя мгновенно перекинулось на соседнюю машину, а все, что было между ними, на время превратилось в хороший костер. Должно быть, туда угодило вырвавшееся вперед животное. Через пару секунд оно вылетело из пламени как подбитый самолет, с визгом закружилось на месте, словно пытаясь поймать свой хвост. Наконец, упало в снег и затихло. Других не было видно за огненными сполохами.
   С мрачной усмешкой Данилов подумал, что получил бы заклятого врага в лице Общества защиты животных. Зато, даже если остальные псы не пострадали, след теперь они возьмут не скоро.
  
   Снегоходы между тем затормозили. Людоеды наверняка хотели окружить его. Данилов понимал, что шансов у него мало. Конечно, без собак они не смогут его преследовать. Но что может им помешать убить его прямо здесь и сейчас?
   Данилов присел на утоптанный снег. Четыре патрона.... Не густо, учитывая, что врагов минимум трое. Он нащупал в кармане куртки оружие отчаяния - сигнальную ракету. Положил рядом с собой. Инстинктивно проверил нож, хотя в ближнем бою больше полагался бы на приклад.
   Выглянув из-за края разорванного тента, он увидел первого - судя по фигуре, это был один из братцев. Саша выстрелил и потратил патрон не зря. Раздался вопль, в котором было больше злости, чем боли. Темный силуэт исчез за дорожным бордюром. Легко раненый или тяжело - пока не ясно.
   Данилов только успел укрыться, как тут же прогремели выстрелы. У нападающих явно были не гладкостволы - по ушам ударил сухой треск, похожий на звук пастушьего кнута. Винтовочные пули прошили брезентовый тент. Александр пригнулся еще ниже, чтобы его прикрывала колесная пара.
   Он собирался снова перезарядить ружье, но в этот момент из-за азиатского недогрузовика прямо на него вылетел давешний "подкулачник". Испугались оба, но Данилов среагировал первым. Он знал, что не успеет даже выбросить гильзу, а его уже убьют. Вместо этого он направил на врага, уже поднимавшего ружье, свою ракету и дернул шнур.
   Еще у "Оптимы" он видел, как отморозки из бывших охранников подожгли с помощью такой штуки пойманного маленького оборвыша. Потом, правда, получили от Мясника так, что два дня отлеживались. Тот хоть и был суров, но садизма не любил.
   На секунду вокруг стало светло как днем - ярко-красное пламя резануло по привыкшим к мраку глазам. Раздался дикий вой. Открыв глаза, Данилов увидел, как вспыхнули у каннибала одежда и шапка. Ракета попала в цель и выбросила заряд раскаленного фосфора ему в лицо. Ослепший и обезумевший, мужик побежал, размахивая руками, как мельница. Огонь от этого лишь сильнее разгорался - мех, пух и вата горят очень хорошо.
   Если Данилов что-нибудь смыслил в ожогах, мерзавец получил ожоги третьей степени по всему лицу - не боец.... Но оставлять подранка в тылу не следовало. Как ни противно, дела надо доводить до конца.
   На секунду Данилов отвлекся, прислушиваясь к перемещениям остальных. А когда обернулся, раненый поднимался, тряся головой и яростно матерясь. Он был черным как негр, от него сильно пахло паленым мясом. На обгоревшем лице виднелся только один глаз, другой вытек и напоминал пережаренное яйцо.
   Данилов не стал ждать. Разыгрывать из себя джентльмена, когда ты один против четверых, смешно. В два прыжка он оказался рядом и, не давая противнику распрямиться, обрушил ему на голову приклад. Мужик рухнул.. Данилов ударил его еще дважды, и тот перестал дергаться. Кровь так громко стучала у Саши в ушах, что он не услышал, как хрустнул череп. Приклад ружья покрылся липкой кровью и клочками волос.
   Прошло минут десять...
   Огонь почти прогорел, засыпанный пепельным снегом, пошедшим вдруг с удвоенной силой, будто на небесах горел свой костер.
   Больше желающих кидаться на Данилова очертя голову не было. Один раз по нему выстрелили, но пуля прожужжала далеко. Ситуация сложилась патовая, но этот пат вел к выгодной для Александра ничьей.
   Начавшийся пеплопад был ему на руку. Видимость резко ухудшилась, и он теперь мог покинуть свое укрытие и исчезнуть в любом направлении. Пусть попробуют найти его без собак.
   Похоже, любители "розовой свинины" это поняли. Они еще могли взять его, окружив и напав разом. Но одному или нескольким это могло стоить жизни. Саша это уже доказал.
   Он сидел в своем укрытии и прислушивался...
   Внезапно моторы снова зафырчали, и два снегохода помчались прочь.
   Поле боя осталось за Сашей.
   Свет фар еще не скрылся вдали, а Александр уже вспомнил о трофеях. Обыскал труп, но почти ничего ценного не нашел. Кусок вяленого мяса, завернутый в целлофан, он выбросил, но сухарями не побрезговал. В подсумке было с десяток патронов.
   Ружье врага он нашел не сразу - оно упало в рыхлый снег на обочине. Эта находка была самой полезной. И пусть в прежние времена стоимость отечественной двустволки была несравнима с ценой на изделие итальянских оружейников, теперь от нее гораздо больше проку.
   Адреналин схлынул, вернулось чувство голода. Данилов вспомнил, что в рюкзаке у него только объедки. Он очень надеялся на жаренную собачатину, но когда добрался до места пожара, не нашел ничего. Охотники забрали обгорелый труп своего питомца с собой.
  
  
   Глава 2. Царь Голод
  
   День семьдесят четвертый
  
   Саша понимал, что по логике обстоятельств он обречен, даже если больше не встретится ни с одичавшими псами, ни с озверевшими людьми.
   Стать хорошим охотником оказалось еще труднее, чем бойцом.
   Зайди он чуть дальше на "темную сторону" - не стал бы бегать с проволочной петлей за собаками, а пошел бы к ближайшей деревне, чтобы сидеть там в засаде, убивая и грабя одиноких путников. Проще всего - женщин и подростков.
   Но ему это не подходило, и потому он умирал.
   Сколько времени человек может прожить без еды? Месяц? Ему предстояло проверить это на себе. Помнится, какой-то целитель говорил, что если не есть день - два - три, то можно вовсе избавиться от этой привычки и перейти на азот из воздуха, а заодно очистить организм от шлаков. Странно, что такой возможности не оценили потерпевшие кораблекрушение, блокадники и узники концлагерей.
   Многие животные околели бы от той дряни, которой Саша набивал пустой желудок. Ему случалось есть спрессованные картофельные очистки из мусорных контейнеров, рыбные головы, мерзлые гнилые овощи с полей, оставшиеся с прошлогодней уборки урожая. Он давно избавился от брезгливости и, когда живот сводило голодной судорогой, мог сожрать даже крысу. И жрал.
   В какой-то момент он принялся искать еду не только в домах и магазинах. Его внимание привлекли свалки и помойки. Кое-где под слоем снега можно было обнаружить не только сгнившие отбросы. Несколько раз случалось найти колбасу, хлеб, сыр с плесенью (почти рокфор, хе-хе), а однажды - даже четыре йогурта. Основательно просроченные, они оказались не прокисшими - химии в них явно было больше, чем бифидобактерий. Конечно, не все такие продукты были одинаково полезны, но его луженый желудок, оказалось, мог переварить почти все.
   Впрочем, бывало, что за три-четыре дня он не находил ничего.
   Сказать, что Саша голодал, значит ничего не сказать. Но еще существовало табу, которое он не нарушил и нарушать пока не собирался... Саша не пробовал "постной свинины". Правда, никаких мотивов соблюдать этот запрет у него давно не оставалось, одни лишь внешние. Запрещено. Нехорошо. Грех.
   Конечно, в уголовном кодексе нет статьи за людоедство. И Библия на этот счет молчит. Хотя там и про запрет на педофилию с некрофилией не сказано, - вероятно, наивные древние евреи не могли представить себе такие вещи.
   Так почему же нельзя? Да потому что...
   Оставалось потуже затянуть пояс. Хотя куда уж туже, и так талия у него, как у манекенщицы, епт... Он постоянно думал о мясе и ничего не мог с собой поделать.
   "В мире есть царь, этот царь беспощаден, Голод названье ему".
  
   С течением времени он все больше убеждался, что человек быстро привыкает не только к хорошему. Когда оказываешься по уши в дерьме, срабатывает защитный механизм, который говорит: "Все не так уж плохо, бывает гораздо хуже...". Синдром самосохранения не дает захлебнуться и жизнь продолжается. Тур Хейердал доказал, что человек может хоть океан переплыть на плоту, питаясь сырой рыбой, главное - верить в себя и двигаться вперед. Возможностей организма хватит, хватило бы воли.
   Лучевая болезнь порой возвращалась, но приступы не шли ни в какое сравнение с первым. Изнуряющей рвоты больше не было. Аппетит пропадал максимум на день, потом возвращался в двойном размере. Саша поглощал любые продукты любой степени свежести. Как-то в заброшенном доме он нашел килограммовый пакет пшенки, в которой, казалось, дохлых жучков было больше, чем крупы, но это его не остановило. "Хоть какое-то мясо", - сказал он себе.
   На собственном опыте он узнал, что для поддержания жизни хватает мизерного количества килокалорий. Просто надо изредка пить чай или хотя бы теплую воду, чтоб не склеился желудок и не случился заворот кишок. Заодно так создавалась видимость насыщения.
   Он ел все, кроме человечины.... Но иногда, когда становилось совсем невмоготу, только постоянная борьба с собой не давала ему нарушить это табу.
   4 ноября, в день государственного праздника, название которого вылетело у него из головы, Данилов проснулся от рези в животе. Притом, что еда у него еще была - банка варенья, чуток бульонных кубиков и несколько картофелин - сплошные углеводы. А организм требовал белка, и лучше животного. Его трудно обмануть.
   В тот момент он продал бы душу за пачку кошачьего корма. "Вкусные подушечки" - рекламное надувательство. На самом деле во рту от них остается привкус, будто жевал дохлую рыбу. Но даже их он давно не видел.
   В эти дни Саша часто упрекал себя за расточительность, с которой тратил запасы нескоропорта во время своего "Великого перехода". Кто мешал растянуть их на больший срок? "Будет день - будет и пища", - заверял он тогда себя, открывая очередную банку тушенки, или морской капусты, или фасоли. Но день пришел, и пищи не осталось.
  
   *****
  
   День семьдесят пятый
  
   Голод заставлял Данилова стряхивать с себя дремотное оцепенение и отправляться на поиски съестного. Все реже случалось найти что-нибудь в брошенных домах. Чуть плодотворней было копательство - поиски еды под снегом. Снежный покров высотой в человеческий рост скрывал не только неубранный урожай. Попадались под ним и окоченевшие трупики кошек, и тушки домашней птицы.... Но все-таки копательство было не слишком плодотворно.
   Пятого ноября он потратил добрых три часа на раскопки, подвернул ногу - она будет еще долго отдаваться болью при ходьбе - и замерз как цуцик, но не нашел ничего. Nothing. Nichts. В животе бурчало не переставая, будто там шла необратимая химическая реакция...
   Это случилось практически в черте города. Данилов искал еду там, где раньше находилась животноводческая ферма.
   Лопатка, как и фонарик, теперь всегда входила в его снаряжение. Именно ей он собирался отбиваться, если не дай бог нападут собаки. Здесь, на границе обитаемых земель, они вели себя совсем иначе, чем в городе.
   Он искал долго, но находил только голые костяки. Ни одной туши, даже испорченной. То, что он принимал за павших животных, оказывалось просто сугробами.
   Данилов с остервенением копал возле бывшего коровника, отбрасывая комья рыхлого снега во все стороны. Тот сыпался в валенки, скоро они промокли, а с ними и рукавицы. Он вспотел, но не согрелся, зубы выбивали дробь. Но Саша не останавливался, а копал, копал, копал. Ему казалось, что под снегом лежит что-то похожее на павшего теленка.
   Отбросив еще одну лопату снега, он освободил бОльшую часть непонятной штуковины. "Что у нас тут? Му-му?". Пригляделся, и появившаяся было на его лице улыбка завяла. Вряд ли у коровы на шкуре бывают завязки.
   Шапка... Гребаная шапка.
   Со злости он рванул ее на себя. Не тут-то было. Будто приросла. Парень потыкал ее лопатой - твердо. В голове шевельнулась неприятная догадка, пока на уровне бессознательного. Он уже приготовился уходить, когда под левым валенком что-то хрустнуло. Показалось? Нет, не показалось. Там лежало что-то белое. Наклонившись, понял - рукавица. Тут до Саши, наконец, дошло...
   Он сел прямо на снег и потянул варежку. Не поддалась. Потянул чуть сильнее, и она оказалась у него в руке; а под ней была рука, бледно-голубого цвета.
   Вот и докопался до истины.
   Александр не раз задумывался о каннибализме. Но до этого размышления были умозрительными, а теперь превратились в конкретные. Вот насколько разум, оказывается, зависит от плоти. Голод день за днем незаметно лепил из его психики иное, словно скульптор из мягкой глины.
   "Но почему нет? Чем это мясо хуже любого другого? Днем позже, днем раньше..."
   Нет, он не ждал, что за одну только мысль об этом темные небеса обрушатся ему на голову, или земля разверзнется под ногами. И действительно, ничего не случилось. То, что осталось от мира, продолжало существовать. Ветер трепал его одежду, норовя продуть до костей, и бросал в лицо холодную снежную крупу.
   Судьба ждала от него решения: простой путь выбрать или сложный. Он знал, что если переступит грань, ему станет легче. Еда почти всегда будет под ногами. Так уж получилось, что человеческих тел кругом больше всего. Конечно, некоторые из них несъедобны, но все равно выбор большой. Мертвые бывали трех видов. Те, к кому смерть пришла давно, сразу после взрыва, лежали на оплавленной земле или асфальте, погребенные под двухметровым слоем снега и успели разложиться. Выше, в толще снега лежали умершие от голода и холода в первый месяц зимы. Их было больше всего. Они замерзли, но не настолько, чтобы в их мертвых тканях полностью прекратились процессы гниения. Снег теперь шел нечасто. Наверху, на толстой корке черного наста тела встречались гораздо реже. Эти были тепло одеты, боролись до конца и погибли относительно недавно - но уже успели замерзнуть, как мясо в рефрижераторе. Почти все они, и это понятно, были молодыми и здоровыми. Вот на них и стоило обратить внимание. Найденное тело явно было из таких.
   Тот, кто решался стать людоедом, сразу же получал много преимуществ. До самого конца зимы ему не придется беспокоиться о еде. Он не будет зависеть ни от охоты, ни от собирательства.
   Александр читал, что человеческая плоть по вкусу похожа на свинину, только лучше - нежнее и не такая жирная.
   Ему вдруг вспомнился Омар Хайям. "И лучше одному, чем вместе с кем попало.. И лучше голодать, чем что попало есть...". Легко сказать. Как умирающий от одиночества готов открыть душу первому встречному, так подыхающий с голодухи может сожрать товарища, да еще добавки попросить.
   Но этот выход был не для него. Пока.
   Александр знал, что не почувствовал бы никаких угрызений совести... ни сейчас, ни потом. Воспоминания об этом не отравляли бы ему оставшуюся жизнь, сколько бы она не продлилась.
   Но рано или поздно, если он собирается жить дальше, ему придется вернуться к людям. И один из первых вопросов, которые ему зададут, будет как раз об этом. Врать бесполезно, они поймут все по глазам, без всякого полиграфа. А дальше все зависит от того, что это будут за люди. Может, забьют ногами на месте. Может, выгонят пинками за околицу. Может, сочувственно покивают, но никогда не будут относиться как к равному. А может, пригласят к столу.
   Саша с детства не любил совершать необратимых поступков. Так что, пока оставалась хоть слабая надежда, он решил идти другим путем, а этот оставил как крайний вариант.
   Вот только желудок болел, словно обиделся, что его оставили пустым.
  
   Еще он наткнулся на костяк коровы, которую раскопала и обглодала небольшая, судя по следам, стая собак. Раньше его бы прошиб холодный пот, но теперь он собак боялся меньше, чем людей. От них хотя бы можно было укрыться, забравшись повыше...
   На костях осталось немного мяса, но есть эту говядину он не решился - оттаяв, она уж очень свирепо завоняла. Александр подумал, что прежде чем замерзнуть, корова разлагалась минимум неделю.
  
   В тот день он все-таки добыл кое-что.
   В школьные годы Саша никогда не занимался стряпней, питался в основном полуфабрикатами или фастфудом, так что поварского опыта не имел. Но ему удалось приготовить блюдо, рецепт которого описал Джером К. Джером в его "Трое в лодке...". Там герои-туристы, викторианские джентльмены, готовят некое тушеное мясо по-ирландски, скидывая в котел все, что осталось в мешках. Правда, водяную крысу, которую поймала собака по кличке Монморанси, они туда бросать не стали.
   Данилов же пойманным грызуном не побрезговал. Да уж, нечасто увидишь, как человек, знающий четыре иностранных языка, включая латынь, глотает, торопясь и обжигаясь, похлебку, в которой плавают крысиные лапки. Только потому, что человеку с такой биографией на этом этапе катаклизма полагается быть мертвым и не мешать "четким" пацанам.
   Сам Данилов, отправив не одного такого "четкого" примерять деревянный макинтош, считал немного по-другому. Во-первых, ботан ботану рознь. Кто-то грызет гранит наук из-под палки, а кто-то, чтоб доказать окружающему быдлу, что оно его ногтя не стоит. И это подразумевает совершенно разные взгляды на мир. Да и в любом случае, ботанику проще научиться драться, материться и бухать, чем ублюдку из подворотни выучить общее языкознание.
   Так он считал, но если взглянуть правде в глаза, он был исключением. Пока почти все, кто ему встречался, попадали под определение "жлобье".
   С крысой была связана история. Данилов не охотился на нее - она атаковала первой, когда он вторгся на ее территорию. Поиски в погребах напоминали лотерею, шанс на хорошую находку был ничтожно мал. Как правило, все было выметено подчистую, но могли попасться кило подгнившей морковки, пара картофелин или одинокая свекла прошлогоднего урожая. В таких случаях Саша не считал время, ушедшее на осмотр, потраченным впустую. Изредка где-нибудь в темном уголке сиротливо стояла забытая банка соленых огурцов или варенья.
   В одном погребе он обнаружил то, чего предпочел бы не находить. Крышка была придавлена упавшим деревом, которое он не смог сдвинуть, пришлось распилить ножовкой. Насморк сыграл с ним злую шутку, и он обнаружил содержимое погреба, только когда спустился вниз. Не будь у него заложен нос, он, приподняв крышку и унюхав этот жуткий запах, не полез бы туда.
   Целая семья: муж, жена и дочка. Явно умерли от удушья. Александр давно зарекся ставить себя на место тех, чьи последние минуты были особенно страшными. Он начал шарить по полкам, стараясь не смотреть в пустые глазницы.
   Ему надо было сообразить, что мягкие ткани лиц слишком сильно попорчены. Одно разложение сделать так не могло.
   Данилов не успел додумать эту мысль, когда что-то бросилось на него из темноты, с верхней полки. Напрасно он думал, что его ничем нельзя напугать.
   На мгновение он запаниковал. Фонарик полетел на пол. Саша ударился об лестницу, закрутился на месте и чуть не расшиб голову о низкий земляной потолок. Еще немного, и он бы пал жертвой существа раз в сто меньше по размерам, и вместо трех человеческих трупов в погребе стало бы четыре.
   Данилов тряхнул головой, и то, что вцепилось ему в капюшон, отлетело в сторону. В следующую секунду что-то маленькое начало кидаться на него с разных сторон - на спину, на руки, на ноги. Маленькое, но злое. Страх в душе парня сменился досадой. Сообразив, что к чему, он нервно расхохотался. Курам на смех; слава богу, никто не видел. Ориентируясь на слух, он со второй попытки сбил существо на лету, отбросил к стене и перевел дыхание лишь тогда, когда оно перестало подавать признаки жизни. Крыса была размером с трехмесячного котенка - альфа-самец, вожак стаи. Еще месяц назад он бы выкинул эту тварь и вымыл руки с мылом. Но теперь она попала в Сашину кастрюлю.
   Когда он занимался потрошением и разделкой "дичи", в ее желудке обнаружилась золотая сережка. Странное дело, ему не пришлось преодолевать отвращение, хотя в том же погребе он нашел пару ведер картошки и немного домашних заготовок. Инстинкт говорил ему, что он не может пренебрегать белковой пищей.
   - Новинка. Народный северокорейский рецепт... - продекламировал Саша, пожелав отражению в зеркале приятного аппетита. Ел он прямо из кастрюльки, давно не заморачиваясь правилами хорошего тона. Вскоре та была наполовину пуста.
   "Неправильно мыслишь, - поправил он себя. - Наполовину полна".
   Саша провел рукой по усам и подбородку. Зарос он уже как ваххабит, давно забыв про бритву. Впрочем, так было даже теплее. Что же такое счастье? У Александра был ответ на этот вопрос. Счастье - это когда засыпаешь без чувства голода в желудке и знаешь, что еды хватит еще на несколько дней. Все остальное чепуха.
   После трапезы он был спокоен и даже расслаблен. В тот момент Данилов не мог представить, что существуют испытания тяжелее тех, через которые он уже прошел. А раз худшее позади, дальше должно быть легче.
  
   *****
  
   День семьдесят восьмой
  
   В школьные годы на призывных комиссиях ему стабильно записывали в карточку: "дефицит массы тела". Но тогда он был абсолютно здоров при своем весе и не жаловался на плохой аппетит. Худой и жилистый, без единого грамма жира, он мог двадцать раз подтянуться на перекладине и с первого захода сдавал нормативы по бегу. Полезное качество, если воспитан в толстовском духе и не можешь ударить человека по лицу.
   Теперь слово "дистрофик" было констатацией факта. Данилов мог видеть свои внутренности сквозь кожу. Он мог обхватить ногу у колена двумя пальцами. Ниже - не получалось из-за отеков. Когда он последний раз встал на весы, стрелка остановилась напротив деления "50 кг". При росте под метр девяносто весил Саша, как мальчик за пару лет до полового созревания. Больше он к весам не подходил.
   Но он пока мог ходить и даже бегать - еще одно преимущество его комплекции. Стокилограммовый бугай не выжил бы на такой диете просто по законам термодинамики. Наверное, организм расходовал какой-то невосполнимый НЗ, сжигал не очень нужные клетки, расщепляя их ради энергии. И все же той явно не хватало. Опытным путем Данилов установил, что бодрствовать больше 8-10 часов в сутки он не может.
   Хорошо было, когда удавалось найти сахар или сладости. Банка сгущенки, повышая уровень глюкозы в крови, давала заряд энергии почти на целый день, куда там энергетическим напиткам.
   "Поймать бы свинью, - мечтал Данилов восьмого ноября, глотая пустой чай. - Сожрать бы ее целиком. М-м-м..."
   Но домашние свиньи почти наверняка исчезли как вид, также как и коровы, и козы, и овцы. Впрочем, он и от дикого кабана не отказался бы, даже от хряка, хоть и слышал, что мясо самцов-производителей имеет неприятный запах и привкус. Жаль, все это оставалось в мечтах. В реальности ему пока не удавалось подстрелить никого, кроме людей.
   Когда Саша закрывал глаза, перед ним разворачивались прямо-таки эротические картины полок супермаркета и холодильных витрин мясного отдела.
   Засыпал он снова голодным. И в какой-то момент начинался бред. На грани сна и яви Данилов думал об альтернативных вселенных.
   Думал про то, что есть реальности, где материя до сих пор пребывает в состоянии сингулярности - не было Большого взрыва и разбегания галактик, не говоря уже о звездах и планетах. Вместо них там в бесконечном ничто висит нечто - непостижимый ОБЪЕКТ с плотностью и массой, стремящимися к бесконечности, и радиусом, стремящимся к нулю. Трудно представить такое даже человеку с очень развитым воображением. Какая энергия должна содержаться в этом сверхплотном нечто, из которого как из яйца должно вылупиться все сущее?
   А есть такие миры, где, наоборот, эволюция материи уже закончилась, и наступил аналог тепловой смерти: звезды прогорели, остыли и погасли, не сумев обогреть бесконечное пространство. Настал вечный мрак, температура сравнялась с абсолютным нулем, все процессы остановились, материя рассеялась облаками сверхразреженного водорода. Такая судьба ждет и эту вселенную через какие-то сто миллиардов лет.
   А где-то нет звезды по имени Солнце. Или есть, но совершенно другого класса. И вместо третьей планеты у нее пояс астероидов. Или планета есть, но представляет собой газовый гигант наподобие Урана. Или каменный шар, такой же бесплодный, как Марс, Луна или Венера - холодный или раскаленный, с ядовитой или разреженной атмосферой, но, в конечном счете, без жизни.
   Есть такие вселенные, где развитие жизни остановилось на стадии одноклеточных. Или планету стерилизовала близкая вспышка сверхновой звезды.
   Либо эволюция на планете пошла по другому пути, и разум был дарован представителю не млекопитающих, а головоногих, рептилий или других созданий. А где-то homo sapiens так и не произошел от обезьяны, вовремя почувствовав, чем все это должно закончиться.
   Наверно, существовала и такая планета, где все было как здесь, за исключением того, что Черный День наступил на полвека раньше - аккурат после Карибского кризиса. Или в 1983 году, когда советская система раннего оповещения приняла стаю птиц за летящие МБР.
   А на другой планете 23 августа 2019 года прошло без происшествий - обычный пасмурный день: местами наводнения и землетрясения, местами погромы, теракты и геноцид - ничего экстраординарного, ничего такого, что могло бы оторвать от просмотра телесериала или футбольного матча. Просто гроздья гнева еще не созрели.
   Может, где-то вместо всеобщей бойни 23-го августа состоялось тихое упразднение "этой страны" с последующей ее оккупацией силами цивилизованного мира, который продлит этим собственную агонию. Итог все равно неминуем, даже если отсрочить его на сто лет, убив девять из десяти с помощью этнического биологического оружия. Замены углеводородам никто не придумал, сколько бы ни брехали про термоядерный синтез. А ведь есть еще проблема почв, пресной воды, редкоземельных металлов... Нарастание числа аномалий в геноме. Физическое вырождение. Наконец, СПИД, лекарство от которого невозможно на этом уровне развития науки.
   Лекарством могли бы стать комфортные гетто для инфицированных или даже их физическое уничтожение. Если бы такое проделали в середине восьмидесятых, это спасло бы жизни десятков миллионов. Когда Александру исполнилось двадцать, в Африке был заражен уже каждый третий, а в некоторых странах - две трети. Люди умирали на улицах. Еще немного, и то же самое началось бы в развитых странах. Даже этот вирус мог бы стать могильщиком современного мира, если бы у человечества хватило ума до конца играть в толерантность.
   В целом сонме альтернативных вселенных земная цивилизация будет медленно рушиться под собственным весом, перерабатывать себя в экстазе "потреблятства", пока последний баррель нефти и кубометр газа не будут сожжены во славу его величества Вещи. Хотя конец может быть и другим. Вроде взбесившихся нанороботов, перерабатывающих все живое в однородную серую слизь.
   Но какое ему до этого дело? Данилова больше интересовало другое: где-то там мог быть один-единственный мир, где судьба дала бы ему время. Хоть немного, хоть двадцать лет, если уж Черный день в одной из его ипостасей неизбежен. Время для счастья и нормальной человеческой жизни.
   Ага. А после десяти лет брака твоя любимая уйдет к шкафообразному владельцу торговой точки; а ты, уже кандидат бесполезных наук, останешься без детей и квартиры. Или не уйдет, но заставит возненавидеть весь белый свет.
   Даже если этот мир - не единственный, в других ни ему, ни людям тоже ничего не светило. А если нет разницы, зачем платить больше?
  
   *****
  
   День семьдесят девятый
  
   На следующий день он снова шел на юг. Большой город манил его, но селиться там он не собирался. Хорошим вариантом было бы остановиться за его пределами и присмотреть безопасное логово, откуда можно будет делать вылазки в Новокузнецк.
   И хотя этот город наверняка не избежал общей участи, там, несомненно, можно было много чего найти.
   Саша свернул к шоссе и уклонился к западу. Поселок с оптимистичным названием Рассвет подходил почти идеально.
   На этот раз он подошел к разведке гораздо основательнее, убив на нее почти день. И узнал многое. Трудно сказать - пристало ли называть это везением, но Александр в первый момент подумал именно так.
   Все, кого он находил, были мертвы, причем умерли не естественной смертью. Кто-то прошел тут как Мамай, убивая, грабя и сжигая дома.
   Данилов никого не встретил. Лишь спокойно бежала посреди улицы стая из пяти некрупных собак. Агрессивности они не проявили, но и не испугались.
   Если тут и были живые, они хорошо прятались. Весь поселок оказался в его распоряжении, но Данилов был осторожен. Он не стал занимать лучшие здания, хотя среди них были прекрасные кирпичные коттеджи. Слишком уж опасным показалось ему их расположение. Те, кто устроил тут резню, могли вернуться.
   Он догадался, почему в домах ему попадались только мертвые тела, когда наткнулся в одном из них на два трупа - мужики средних лет, - руки которых щедро покрывали воровские наколки. Один имел с десяток ножевых ран, у другого был раскроен череп.
   В области, особенно в районе Междуреченска, но и под Новокузнецком тоже было много учреждений пенитенциарной системы. Больше разве что в Мордовии. После огненной гибели городов среди уцелевшего населения области доля заключенных должна была быть значительной. В ИТК запасов не делают, вот и прошлись зэки по селам, как орды гуннов...
   Саша остановился в домике на самой окраине, вдали от дороги, похожем на воплощение идеи Столыпина о хуторах и отрубах. Первым делом он предал земле - или лучше сказать "снегу" - прежних хозяев. Они почти ничего не весили. И дед, и бабка находились на последней стадии истощения, это было ясно по птичьим чертам лица и болезненной одутловатости. Он таких навидался вдоволь. Люди теперь в основном умирали двумя способами - или на обочинах заснеженных дорог, в тщетных поисках еды, или в собственных постелях, слабея от голода или лучевой болезни, пока не приходил день, когда они не могли подняться. Сам он предпочел бы умереть от пули или ножа в борьбе за хлеб насущный.
   Он знал, что дом защитит от любых животных, кроме тех, что ходят на двух ногах. От этих никакие запоры не помогут.
   С трудом Александр преодолел соблазн положить в снежок у дверей один из капканов. Все они были нужны для главного дела - добывания пищи, да и не ахти какая это защита. Только покалечит и разозлит непрошенного гостя, а не убьет.
   Для маскировки он изо всех сил старался поддерживать нежилой, заброшенный вид у своего жилища. Это было нетрудно, достаточно ничего не делать: не сбрасывать снег с крыши, не чистить дорожку, не чинить покосившийся забор. Короче, никак не бороться с подступающей энтропией. Все пять окон были закрыты ставнями, кроме незаметного окошка со стороны палисадника - с улицы его прикрывал разлапистый куст чего-то вроде черемухи. Запасной выход, чтоб крепость не превратилась в западню.
   Здесь он намеревался зимовать, делая короткие рейды в город.
   Вечер того дня был отмечен радостным событием. Александру удалось добыть собаку, причем без единого выстрела. Он и сам не понял, как это у него получилось. Вроде все делал как раньше.... Это была не просто еда - вернулась вера в собственные силы. Он надеялся, что больше не будет жрать падаль, как шакал.
   Облезлого и такого же тощего, как он, пса, ему удалось изловить при помощи капкана - по всему поселку, двигаясь от дома к дому, он насобирал восемь разномастных - от лисьих до медвежьих. Приманкой послужили остатки крысы.
   Капканы Данилов расставил в радиусе ста метров от своего дома - отходить дальше было незачем. Потом каждое утро обходил ловушки, двигаясь так, чтобы всегда в пределах досягаемости был забор или невысокий сарай. Это для того, чтобы не подкараулили те, на кого он сам вел охоту. Но раз от раза наживки оказывались нетронутыми.
   Жаль, капканов маловато.... Еще бы штук десять... Каждый раз, идя на проверку капканов, он втайне боялся, что найдет совсем не ту добычу, на которую рассчитывает. Двуногую... Вероятность была ничтожной - занесенные снегом, капканы находились там, куда человек вряд ли сунется - но она была.
   Однако раз за разом все ловушки оказывались пустыми.
   "Наверное, если какая живность и шляется в здешних местах, она успела набраться ума", - думал Саша и совсем уже отчаялся, когда фортуна сжалилась над ним, и во время очередного обхода он наткнулся на издыхающую собаку. Псина была сантиметров пятьдесят в холке, но тянула всего килограмм на десять. Судя по всему, это была одиночка. Саше повезло, будь она в стае, недавние товарищи не оставили бы от нее даже костей. Как это по-людски, черт возьми. Вот тебе и чувство локтя.
   Данилов добил ее лопатой-штыковкой и устроил себе настоящий пир. Теперь он мог честно говорить про охоту: "я на этом деле собаку съел". Саша изжарил и съел большущий кусок того, что в прежней жизни сошло бы за вырезку, но вместо чувства насыщения испытал адские муки: желудок отвык от работы. Корм оказался не в коня. Он знал, что после долгого голодания нельзя сразу налегать на пищу, но не мог пересилить себя.
   Скоро от собаки остались рожки да ножки. На костях был сварен "корейский" суп с картошкой, точнее, очистками. Данилов хлебал получившееся варево, чувствуя, как по всему телу разливается приятное тепло. Вкус, как ни странно, был неплохой - делал свое дело содержащийся в приправе глютамат натрия. С ним можно съесть хоть галошу. С тех пор ему удавалось лишь чуток заморить червячка белковой пищей. По примеру Бенедикта из "Кыси", он готов был ловить даже мышей и крыс в подполе, но их не было. Как и тараканы, все грызуны давно повывелись.
  
   *****
  
   Он был совершенно один. На километры вокруг - мертвая снежная пустыня, занесенные снегом вымерзшие поселки, где, как ему казалось, не осталось ни души. И здесь после конца света он обрел то, чего не имел никогда - покой. Вместе с опустошением пришло что-то еще, в чем ему сначала стыдно было себе признаваться. Чувство освобождения. Противоестественная легкость: когда знаешь, что некому о тебе плакать, сам перестаешь себя жалеть. В голове всплыли строки:
  
   Для сердец, чья боль безмерна,
   Этот край-целитель верный.
   Здесь, в пустыне тьмы и хлада
   Здесь, о, здесь их Эльдорадо...
  
   Раньше мысль, что после всего случившегося он сможет жить, казалась ему кощунственной. Но... "все проходит, и это пройдет". Такого равновесия в душе, как сейчас, он не чувствовал никогда. Всегда из-за чего-то беспокоился, обвинял себя. Какими же нелепыми казались ему его прежние годы.... Зачем нужна "погоня за счастьем"? Он понимал это и раньше, но принял только теперь, когда, потеряв все, обрел свободу.
   "Долгие страдания не бывают сильными, а сильные - долгими" - говорил какой-то мудрец. Только теперь Саша почувствовал, насколько верны эти слова. У любой бездны есть дно, ниже которого падать некуда. Можно лежать, а можно попытаться выкарабкаться.
   Иногда ему снились сны, нечеткие, как театр теней. В основном перед ним проносились последние пять лет - годы учебы, работы, серые будни, не вызывавшие приятных воспоминаний. Те моменты жизни и люди, которые были ему дороги, никогда не снились. Правда, и кошмары обходили стороной. Он достиг равновесия - ни счастья, ни горя. Если верить буддистам, это и была свобода.
   Он не просто надел на свои чувства броню, как тот Химейер на тот бульдозер. Это было глубже. Прежний хлюпик с его меланхолией и стишками уходил навсегда. Тот, кто появился ему на смену, разговаривал и думал прозой.
  
  
   Глава 3. Дом
  
   Два человека бежали на лыжах через лесной массив. Сосны и лиственницы стояли стеной по обе стороны широкой тропинки. Только по равным промежуткам между деревьями можно было догадаться, что это не тайга, а лесопосадки, хоть и запущенные и заросшие. Где-то позади остался замерзший пруд, а еще дальше - вырезанный неделю назад поселок.
   - Может, еще догоним? - перекрикивая свист ветра в ушах, прокричал один другому. Он был ниже своего спутника почти на голову. Вертлявый и шустрый, с глазами и лицом хорька. Другой, длиннорукий и коротконогий, с мощной челюстью и сросшимися бровями, больше походил на гориллу. Оба были в лыжных куртках с капюшонами - у большого на рукаве пятно чужой крови - в валенках и ушанках, лица закрывали шарфы.
   У каждого за спиной было ружье, но это не прибавляло им уверенности. Как они ни бодрились, подкалывая друг друга и травя анекдоты, а весело не было. За каждым деревом мерещилось то, чего лучше никогда не видеть. Даже сто сорок голодных головорезов пугали их меньше, чем это черное безмолвие.
   - Вернемся? А чего скажем?
   - Ну, типа - заблудились.
   - "Заблудились" - передразнил второй. - Баран ты. Нас тогда первыми в списке поставят. Пусть себе идут. Ну его на х.., этого Бурого. Козел, сам же мне сказал: "делайте с ней, что хотите".
   - Ну, ты и сделал, - в голосе маленького мелькнула издевка.
   - А что мне, цветы ей дарить? - фыркнул здоровяк. - Два месяца без женского тепла.... Ну не рассчитал силы. Сама виновата, дергаться не надо было. А этот мне говорит: "будешь вместо нее". Не Ваня, а Маня. Сучий потрох.... Нельзя возвращаться, бля. Пропажу-то заметили.
   - Ну, мы-то самое лучшее утащили, - осклабился невысокий, но его улыбка быстро скисла.
   Ветер налетал порывами. Просто Антарктида какая-то... Дорога пошла в гору, и оба уже порядком запыхались. Внезапно деревья расступились - они прошли посадки насквозь. Теперь от деревни, куда ушла банда, вырезавшая Рассвет, их отделяло почти десять километров. Достаточно, чтобы можно было перевести дух. Но они не останавливались, хоть и знали, что вряд ли их будут преследовать.
   Они продолжали движение в том же темпе, пока не почувствовали, что валятся с ног. И очень вовремя из темноты выступил силуэт дома.
   - Ты гляди.... Это еще что?
   - Изба лесника какого-нибудь, - пожал плечами большой. - Или лесоруба. Хрен его знает, я в городе вырос.
   - "В лесу раздавался топор дровосека..." - хихикнул маленький.
   - Точно, мля.
   Они остановились у калитки, но продолжали то и дело озираться, хоть и понимали, что при всем желании никто не нашел бы их в ночи. Они слушали, но единственными звуками, которые они слышали, были завывания ветра.
   Дом выглядел нежилым. Во дворе громоздились сугробы. Видно было, как крыши избы и дворовых построек просели под тяжестью снега.
   Несмотря на это, оба, не сговариваясь, взяли ружья наизготовку.
   Дверь была заперта на навесной замок, но бык достал из рюкзака фомку и играючи, одним движением, вырвал его с мясом.
   - Тебе бы медвежатником быть, - похвалил маленький.
   - Не, я больше по лохматым сейфам спец, - пробубнил здоровый и потряс пятерней. Там, под рукавицей, были татуировки, которые могли сказать знающему человеку много. На левой: "ГУСИ" - "Где увижу сразу изнасилую", на правой: "ЗОЛОТО" - "Запомни, однажды люди оставят тебя одну". К насильникам на зоне отношение двоякое. С одной стороны их вроде как не любят, а с другой по-человечески все понимают.
   В самом доме все было так же запущено, как и во дворе. Луч фонаря осветил старомодный стол, два стула, деревянную хлебницу, холодильник "Бирюса", пустую кровать со старым пружинным матрасом.
   - Как жить будем? - спросил большой, когда они закончили осмотр. - Того, что мы у товарищей скрысили, на неделю хватит.
   - В чем проблема? Давай вернемся.
   - Да иди ты на хутор. Заладил. Давай лучше в город.
   - Ты как хотишь, а я в Кузню не пойду. Ты видал этих, у них кожа как кожура с луковицы сходила. Мы им еще услугу оказали, что вальнули. Они без нас через месяц от лучевой бы загнулись.
   - Или через полгода от рака.
   Оба глумливо загоготали, смакуя игру слов.
   - Нет, а если на полном серьезе, - отсмеявшись и посмурнев, произнес невысокий. - Вдруг поймаем че-нибудь? Ну не хочу я опять...
   Его голос звучал почти умоляюще.
   - Да что ты поймаешь, блин? - его товарищ сплюнул. - Как хочешь, а я подыхать не собираюсь. Кончится же это. Может, маму свою найду. В Барнауле она у меня.
   - Ага, сынуля. Да расслабься, маманю твою давно... - коротышка провел рукой по горлу, - такие же ханурики как мы. А даже если жива... не обрадуется, встретив тебя, зуб даю.
   Здоровяк ничего не сказал, окинув спутника злым взглядом.
   - Вот доберемся до Алтая, найдем баб и нормальной жратвы, - мечтательно пробормотал он через пару минут.
   - Хавчик важнее. Хотя тебе-то зачем? - поморщился маленький. - Ты уже подножный корм распробовал.
   - Ага, и ты разок кушал. Чисто на пробу. Че, как говорят, "один раз - не водолаз"?
   - Да пошел ты. У меня, между прочим, почти высшее образование, а я... Э-эх.
   - Человечинку жрешь, - продолжил за него здоровый. - Да хоть два, Кирюха. А у меня ПТУ, я быдло, выходит. И чо? Ты дурью по клубам банчил, молодежь на иглу подсаживал, а я, простой рабочий парень, случайно загремел.
   - Ну, подумаешь, другана на мессер поставил.
   - Да не хотел я.... Сам напоролся.
   - Ага, пять раз подряд.... А до этого девчонок возил на пустырь пачками, - коротышка сложил указательный и средний пальцы в кольцо и просунул туда указательный другой руки. - Да так зашугал, что ни одна не настучала.
   - Да че, им просто понравилось. Телки сами... это... провоцируют. Одеваться не надо, чтоб сиськи видно было и копчик. Как вижу такую, сразу думаю, как бы она мне на коленки присела. Или наклонилась. Юбка коротенькая - это еще так. Вот джинсы или брючки... когда они обтягивают, да короткие, а там стринги. Или вообще, мля, ничего... - в уголке рта уголовника появилась слюна.
   - Етить твою мать, ты о другом можешь? - сплюнул второй. - Сам тебя, мля, боюсь. Я вот когда не жрамши, о бабах даже думать не могу.
   - Ладно, харэ базарить, давай печку расшевелим.
  
   Минуту назад болтовня помешала им услышать шаги. Кто-то приближался к дому. Хотя, они могли бы и так их не уловить за воем ветра. Не было у них шансов услышать и звук взводимых курков, донесшийся с крыльца. Но если бы они прекратили разговор чуть раньше, то уловили бы скрип петель. Но они почувствовали только дуновение холодного воздуха из внезапно открывшейся двери.
  
   Большой среагировал первым, даже успел поднять карабин и повернуться в нужную сторону, но ничего больше. Тот, кто пришел из темноты, нажал на спусковой крючок первым. Людоеда отбросило как тряпичную куклу.
   Вспышка и грохот выстрела в полной темноте и тишине на секунду дезориентировали оставшегося в живых. Как в замедленной съемке, тот повернул голову и увидел, что его товарищ стоит, прислонившись спиной к стене, будто размышляя, можно ли жить с огромной раной в груди, из которой хлещет кровь. Это продолжалось от силы полсекунды, потом мужик сполз по обоям, оставив на стене красное пятно с вкраплениями перьев от пуховика, и, наконец, тяжело рухнул лицом вниз.
   Коротышка замер от неожиданности. Выйди он из ступора раньше, кинулся бы в сторону, чтоб укрыться за кроватью, где имел бы шанс наделать в незнакомце дырок. Но мозг поздно справился с оцепенением.
   - Стоять, - раздался хриплый голос. Негромкий и спокойный. - Ствол положи, а то уронишь.
   В лицо ему ударил луч фонаря, в несколько раз более яркого, чем его собственный, заставив прикрыть глаза. Сквозь темные пятна на сетчатке он увидел человека. Тот стоял в дверном проеме, не спуская с него взгляда. Глаза его пристально смотрели из темных провалов обтянутого кожей черепа.
   Уцелевший бандит медленно положил на пол карабин, который так и держал стволом вниз.
   - К стене, - приказал незнакомец. - Нож положи и карманы выверни.
   И снова тот подчинился беспрекословно. Пятясь, он косился на лежащее тело своего злосчастного компаньона, грудь которого превратилась в кровавый. Он знал, такое бывает от выстрела крупной дробью или картечью с близкого расстояния. В руках у вошедшего была двустволка, и почти наверняка в другом стволе ждал такой же гостинец.
   Человек откашлялся. Из его горла вырвалось глухое ворчание, по интонации оно сошло бы за речь, но ни одного четкого слога не было произнесено, звуки больше походили на бормотание рассерженного зверя. Человек был бородат, но даже растительность на лице не скрывала ввалившихся щек и заострившегося подбородка. На худой длинной шее выступал, грозя проткнуть кожу, кадык. Впалая грудь, по-паучьи тонкие руки и ноги; кожа в слабом свете лампы казалась зеленоватой, но на самом деле должна была быть мертвенно-бледной.
   Во всем облике не было бы ничего страшного и опасного, если бы не глаза. Даже двустволка, и та пугала меньше. Бандиту уже приходилось видеть такой взгляд, и ничего хорошего он не предвещал.
   Человек-паук смотрел на него, не мигая.
   - Ну, уроды... на часок выйти нельзя. Медом намазано?..
   Ружье по-прежнему было направлено на незваного гостя. Хотя руки монстра чуть тряслись, держал он его уверенно.
   - Так... - с видимым усилием выговорил он. - А теперь бери своего друга и тащи во двор. Мне тут мусора не надо. Харкает еще, верблюд. Скажи спасибо, что вылизывать не заставляю.
   Не дожидаясь повторения, бывший наркодилер поволок тело, оставлявшее на полу кровавый след, как чудовищная малярная кисть. Когда они оказались в сенях перед раскуроченной дверью, хозяин чертыхнулся.
   - А вы, мрази, стучать не пробовали?
   Огибая дом, через двор шли две параллельных лыжни.
   - Натоптали, суки... Кто же вас сюда звал, скажи?
   Пленник понимал, что отвечать не нужно.
   - Ты ведь не придешь больше, да? - спросил монстр, продолжая глядеть на него своим жутким взглядом; дуло ружья пока не отклонилось ни на градус.
   - Нет, - Кириллу пришлось приложить все силы, чтоб голос звучал ровно.
   - Не придешь, - подтвердил страшный человек. - Ну что, отпустить тебя? Только на хрена, скажи, мне удобрение у порога? - он пнул носком валенка труп. - Весна скоро, затухнет. Оттащи на улицу, и разбежимся.
   У бандита отлегло от сердца. Что угодно, лишь бы поскорее отсюда.
   На мгновение человек отвел ствол ружья. Снял шапку и вытер ладонью пот со лба. Кирилл заметил, что на голове его, как при лишае, виднелись проплешины. Он и не подумал воспользоваться моментом - кожей чувствовал, что это человек очень опасен.
   В банде Бурого, с которой он и его ныне покойный приятель путешествовали полтора месяца, хватало живорезов. Они прошли через два десятка сел и деревень, слишком маленьких, чтоб организовать отпор, и разговор с жителями был короткий. Те, кого не убивали сразу, обычно самые крепкие мужчины, превращались в "оленей". Этих впрягали в сани, насиловали - женщины не выдерживали переходов, а оставаться на месте не давал недостаток корма - и, в конечном счете, забивали как скот.
   Когда ватага уголовников не могла найти провизию, ее рацион состоял из того, что называли "суп с корешками". "Корешок", который отправлялся в котел, определялся жребием, но на практике туда попадали самые низкоранговые - петухи или черти. Брать у "обиженных" что-то из рук или дотрагиваться до них было западло, но трахать их или жрать воровские понятия не запрещали. Хотя к этому времени до понятий им было не больше дела, чем до писаных законов.
   Но в этом волке-одиночке чувствовалось что-то другое. Он не смаковал чужую боль. Ему было просто на нее наплевать. Бывший толкач, заработавший на героине за три года на новую "Ауди", понял это. Он уже было снова схватил мертвеца за ноги, когда хозяин жестом остановил его.
   - Погоди, - глухо произнес тот. - Откуда я знаю, может, ты бросишь его прямо за воротами? Лезть за тобой неохота. Ты вот что... куртку сними.
   Пленник помедлил, ружье чуть приподнялось, ствол качнулся из стороны в сторону.
   - Долго еще? - вежливо поинтересовался хозяин. Его палец лежал на спусковом крючке.
   Стуча зубами от холода и страха, Кирилл расстегнул "аляску" и кинул на снег.
   - Шапку тоже, - указал на его кроличью ушанку монстр. - Хорошая шапка. И валенки сними. Сделаешь - отдам.
   Стуча зубами и выдирая ноги в одних носках из глубокого снега, раздетый бандит поволок по двору тяжелый труп. Вслед ему светил фонарь, отмечая путь.
   Оттащив тело метров на пять от забора, он остановился.
   - Мало! - крикнули со двора. - Дальше тащи.
   Еще через двадцать метров, на другой стороне дороги, у самой опушки он позволил себе перевести дух.
   - Отволок? - спросил голос.
   - Да! - заорал бывший дилер, преодолевая боль в деревенеющих ногах. Холод еще не начал терзать его в полную силу, а пока только кусал.
   - Ну и ступай с богом.
   - Ты че? А одежда?! - заблажил разбойник.
   - У кореша одолжи.
   Тот колебался недолго. Сразу начал онемевшими руками снимать с покойника парку. И обувь, и одежда были ему велики на несколько размеров, а шапка сразу налезла на глаза. Одежда провоняла потом мертвеца, но это было полбеды. Хуже, что кровь успела превратиться в липкую коросту, а сквозь дыры тянуло холодом.
   Не сумев застегнуть раздробленную "молнию", Кирилл Фролов по кличке Опарыш, чухан по положению в иерархии зоны, припустил в сторону станции, проваливаясь по колено при каждом шаге. Все меньше и меньше делался огонек возле дома, где обитал страшный человек. Нестерпимо мерзли ноги, а область паха и вовсе онемела, потому что бывший торговец белым порошком совсем не геройски намочил штаны.
   Температура воздуха у поверхности составляла минус сорок семь градусов.
  
   *****
  
   День восемьдесят второй
  
   Данилов постоял пару минут на крыльце, вдыхая морозный воздух. Потом вернулся в дом, закрыв за собой сломанную дверь на гвоздь. Надо поставить новый засов.
   Этот не вернется, он знал.
   В сенях он остановился и прислонился к стене. Тело его обмякло, плечи опустились. Злобный оскал сошел с лица как маска, осталась кривая болезненная улыбка. Не изменился только взгляд.
   Его совесть была чиста, хоть он и записал еще одного на свой счет.
   В нем до сих пор уживались два человека - прежний и новый. Старый никак не хотел уходить в небытие, заполняя своим занудством и рефлексией те часы, когда жизни Александра не угрожала опасность. Новый старого презирал, считая сентиментальным хлюпиком. Старый нового ненавидел, называя отмороженным ублюдком. Но когда их общему вместилищу угрожала опасность, в дело вступал именно новый.
   Но за свои услуги он требовал высокую цену. В минуты, когда он был у руля, Александр себя не узнавал. Это был другой человек, совершавший и говоривший то, что прежний не мог и вообразить. Данилов иногда побаивался, что тот другой когда-нибудь полностью завладеет им, а иногда страстно хотел этого.
   Наступил черед приятного занятия - сбора трофеев. Саша был доволен. Теперь у него появился пистолет, в котором даже он со своими знаниями узнал "Тульский Токарев", и незнакомая магазинная винтовка под калибр 7,62. Про мелочевку вроде фонариков и батареек он тоже не забыл. Жаль, еды у них не было. То мясо, что Данилов нашел в их рюкзаке, он закопал в снегу подальше от дома.
  
   В этот день Саша с санями ходил к "соседям" - за углем, топить которым было куда легче, чем дровами. Заодно, как всегда, проверял капканы.
   Дорога была хорошо знакомой - через лесополосу, отделявшую его одинокое подворье от улицы Озерной, что на западной окраине поселка. Каждый раз, когда Саша шел по этой лесной тропинке, ему мерещились волки, хотя умом он понимал, что если нужда заставит, можно будет влезть на дерево, а на открытом пространстве звери куда опаснее.
   Но в этот раз ощущение тревоги начало охватывать его еще на подходе к дому. Поэтому он и встретил опасность во всеоружии. Саша не мог найти этому объяснения, разве что, как и любой левша, он отличался обостренной интуицией.
  
   *****
  
   Саша отодвинул печную заслонку и подкинул еще угля.
   Вскоре забулькала вода в кастрюльке. Пока она закипала, он резал за столом мясо.
   Он вспомнил, как добыл свою первую дичь - худую длиннолапую дворнягу, пародию на него самого. И как не удержался, чтобы не изжарить ее почти целиком на костре. Тогда это показалось ему самым простым и быстрым способом приготовления. Он был так голоден, что после десяти минут жарки срезал кусок с задней части тушки и начал рвать зубами снаружи почерневшее, а внутри плохо прожаренное и сочащееся кровью мясо, слизывая с пальцев горячий жир. О том, что пламя костра откроет его присутствие любому, он и не подумал.
   Сегодня он посмеивался, вспоминая о своей расточительности. Сколько сока утекло в землю. Теперь он мясо в основном варил и тушил. Оба способа были не в пример экономичнее. В первом случае получался еще и питательный бульон, а при тушении можно было изготовить домашние консервы, которые хранить гораздо проще, чем свежее мясо. Жарить на сковороде можно было только очень жирные куски, ведь масла у него давно не было.
   Саше вспомнился анекдот из далекого детства о том, как во времена тотального дефицита и пустых полок простой работяга - не депутат и не ветеран - пытался купить в магазине кусок мяса. Ему, не имеющему никаких льгот, могли предложить только собачатину седьмого сорта. Грустно забирая свою покупку, он интересуется, почему в ней больше щепок, чем костей, и слышит в ответ: "Собачатина седьмого сорта разделывается вместе с будкой"... Такая вот незатейливая история, а какая пророческая оказалась...
   Через полчаса он уже посыпал куски вареного мяса универсальной приправой от "Вегетты", заедал их сухарем, с которого счистил белый налет плесени, и пил большими глотками раскаленный черный кофе. Трапеза гурмана.
  
   В чем-то он остался прежним. Но если на одну чашу весов сложить все, что изменилось в нем за эти три месяца, оно легко перевесило бы оставшееся неизменным. Раньше он не ел ничего, что бегает и летает. Не держал в руках оружия и уж тем более не убивал людей. Список можно было бы продолжить до бесконечности.
   Вкус питательной еды, тепло печки и крыша над головой укрепляли его уверенность в завтрашнем дне. С каждой минутой все сделанное стиралось, пока окончательно не ушло в глубины памяти. Там оно и будет лежать до самой его смерти.
   Как-то незаметно для себя он стал страшным циником. Возвращаясь мыслями в прошлое, он думал, что главным нацпроектом должны были быть не нанотехнологии, не всероссийская борьба с лампочками Ильича и не Олимпиада по раскрадыванию бюджета. Главным должен был стать нацпроект "Машина Судного Дня". Так в футурологии называлось устройство, способное уничтожить человечество, жизнь на Земле или всю планету одним махом.
   Зачем? Это дешевле и надежнее, чем ядерный щит. Это безотказно и просто. Если уж не можете остановить техническое отставание в ракетной области, если ваши ракеты регулярно тонут в океане, постройте Кузькину мать. Вариантов много. Например, гербицид, лишающий семена основных злаков способности к прорастанию. Или гигатонная бомба, взрыв которой вовлекает в самоподдерживающуюся ядерную реакцию водород мирового океана. Или гигантская кобальтовая бомба, способная сделать поверхность суши непригодной для жизни на сто лет. Или бомбы, гарантированно начинающие глобальную ядерную зиму.
   Естественно, это не добавило бы России популярности. Но нужна ли она?
   Зато стали бы уважать, как уважают сильных и безжалостных. Особенно если открыто объявить об этой штуке на генассамблее ООН: "Мы люди миролюбивые. Естественно, мы ее не применим. Разве что в крайнем случае". Тот, кому надо, намек поймет. Наверно, по этому пути пошли в КНДР, поэтому 23-го напали не на них. Судя по косвенным признакам, такую страховку имел и Китай. А может, и сами американцы. Судьба дама капризная, и они не могли рассчитывать на вечное доминирование. Должны были застраховаться. А ну как вчерашние изгои придут платить по счетам. Этой цели вполне мог служить проект "Аврора", знаменитый ХААРП, влетевший налогоплательщикам в десятки миллиардов, хотя его антенны были уязвимы даже для хорошего урагана. Если б знать, что серия взрывов в угольных пластах вызовет планетарную ядерную зиму с гарантией, можно сделать все дешево и сердито. Установить штук двадцать десятимегатонных крошек на глубине ста метров в вертикальных шахтных стволах. Обошлось бы это в миллиард долларов, плюс миллионов пятьдесят в год на содержание и охрану.
   И никакое ПРО, никакие "звездные войны" не помогут. Перехватывать нечего. Вот оно, самое гуманное оружие в истории. Оружие, которое сделало бы войны невозможными. Правда, такое говорили раньше и про "обычную" атомную бомбу, а до этого про самолет и динамит. И еще одна проблема - с такой системой в качестве приложения должен идти новый Отец народов, про которого известно, что он не шутит. Иначе враги решат, что их просто берут на понт.
   Вот какие мысли занимали сознание бывшего гуманиста. Данилов думал, что согласился бы жить в паре километров от одной из таких бомб, лишь бы она берегла покой его страны. Страшной, тоталитарной, кровавой Родины.
  
   *****
  
   За окном, покрытым замысловатыми узорами, была темнота, хотя он бодрствовал уже часов четырнадцать. Раньше это угнетало, а теперь воспринималось как нечто естественное.
   Саша глянул на часы. Без четверти двенадцать - ночи, раз не видать вообще ничего. Его биологические часы и так всегда колебались, а без привязки к световому дню сбились вовсе.
   Он достал банку консервированных персиков, с трудом открыл, держа открывалку негнущимися пальцами, и начал есть ложкой прямо из банки. Моветон, конечно, но очень уж редко ему удавалось теперь поесть сладенького. Все больше дрянь, которая не нашла бы применения даже в китайской кухне.
   В последнее время реальность редко давалась Саше в ощущениях. Целыми днями он видел только комнату, тени от фонаря на потолке и "Черный квадрат" Малевича вместо окна. Когда он был сыт, ему трудно было заставить себя двигаться. Целые дни проводил он в тягучем дремотном безделье - наполовину сне, наполовину бодрствовании и давно бы свихнулся, если бы не был чистым интровертом, и не мог заменить общение внутренним диалогом.
   Впервые за три месяца ему не спалось. Он не мог ничего с собой поделать: мысленно возвращался в город, тонувший в сером тумане. И думал о тупиках.
   Он понимал, что цивилизация зашла в тупик по всем направлениям.
   Социальный тупик. В начале 21-го века общественные процессы привели к появлению человека потребляющего. И истребляющего: природу, своих соседей по планете и себя до кучи. Возникло парадоксальное явление - "прогресс" приводил не к невиданному взлету культуры и грамотности, а к массовому отупению. Новые поколения с клиповым мышлением не могли следить за сюжетом простейшей книги. Телевизор заменил людям не только природу, но и собственные мозги. А всеобщая "мобилизация" и сращивание Интернета с телевидением вбили последний гвоздь в гроб нормального человеческого мышления. Культ вещей породил такое темное царство мещанства, которое не снилось никакому Островскому. Беда не в том, что посещение музея или храма было заменено шоппингом, а в том, что грань между этими занятиями стерлась, и в музей теперь можно было прийти, чтобы купить сувениры, а в супермаркет - чтобы поклониться новым потребительским идолам.
   Научный тупик. Прогресс закончил восхождение к очерченным в начале ХХ века вершинам. Вместо этого ученые мужи (хотя называть их так неполиткорректно) сосредоточились на придумывании новых "рюшечек" к имеющимся технологиями, чтобы сделать их дизайн более "дружественным" и "эргономичным". Ученые превратились из Прометеев в Гермесов, стали мальчиками на побегушках у Золотого тельца. Вершина прогресса 21-го века - не ракета и даже не компьютер, а дебильный айпод или айпад, который полагается таскать на виду, и который хорош только тем, что в его раскрутку вложили в тысячу раз больше, чем в разработку. Новых гениев не появлялось вовсе. Нобелевские премии давали или за открытия, сделанные 50 лет назад, или за анализ способов ковыряния в носу.
   Культурный тупик. Он пришел, вернее, люди пришли к нему, когда слово "деятели культуры" приобрело ругательный оттенок. Именовали так не настоящих творцов (ведь все, как гласили доктрины постмодернизма, уже было сотворено), сеятелей доброго и вечного, а "шоуменов", эстрадных шлюх, гламурных педерастов и нахрапистых режиссеров-продюссеров, порой продажных журналистов, готовых лизать до самых гланд того, кто заплатит по таксе. Литература выродилась в игру "кто хочет спать с миллионером?". На просторах сети содомия, инцест, зоофилия и копрофагия достигли таких бездн, что "Лолита" Набокова казалась сказкой про Белоснежку. Втаптывание святого в грязь стало такой же нормой для элитарной прозы, как пережевывание однообразных сюжетов для массовой. Готовые литературные шаблоны-"конструкторы", из которых можно за пару месяцев "сваять" детектив (иронический) или фэнтези (темное или городское, само собой), почти открыто продавались "мастерами" своим начинающим коллегам по цеху. Сбылась мечта постмодернистов. Искусство действительно умерло.
   Политический тупик. Отгремели великие битвы классов и народов, и место титанов, с небрежной грацией возводивших и рушивших империи, потихоньку заняли ничтожества, которых раньше бы не пустили дальше ординарцев. Место вождей заняли клерки, изо всех сил старающиеся выглядеть им ровней. Вместо предсказанного в эпоху всеобщей грамотности повышения активности масс - их полная апатия, так что даже такие клопы с помощью масс-медиа легко манипулировали быдлом, которому за месяц до выборов можно было подкинуть хоть любимого лабрадора. Впрочем, и в самой демократической стране мира царил похожий абсурд.
   Религиозный тупик. Вместо Бога - пародия на него. Вместо веры - мертвый ритуал. По опросам в России было православных в два раза больше, чем верующих. Большинство людей воспринимало церковь как среднее между клубом для тех, кому за шестьдесят, и диетической консультацией. Священникам чаще приходилось говорить, что можно есть и надевать, а не о том, как спасти душу. Стоило ли Иисусу выгонять менял из храма?
   Нравственный тупик. Депутат от партии "Милосердия и разнообразия" (проще говоря - партии педофилов, желающих снизить возраст сексуальной неприкосновенности до 10 лет, а в идеале и до нуля) чудом не прошел в парламент Голландии в начале 21-го века. В конце второго десятилетия их фракция насчитывала тридцать человек. Ежегодные "веселые" парады стали привычными на главных улицах европейских столиц. Нет добра, нет зла, нет порока, и добродетели тоже нет. Все хорошие, все славные, только разные. А слово "gay" так и расшифровывается: "Good as you" - "Не хуже тебя"...
   Экологический тупик. Наряду с растиражированными страшилками вроде глобального потепления или озоновой дыры (которые суть мифы, призванные отвлекать тупого обывателя) набирают силу реальные, но игнорируемые массовым сознанием угрозы. Это и истощение плодородного слоя почв (Мальтус перевернулся бы в гробу), и деградация среды обитания, и дефицит пресной воды. И самое главное...
   Ресурсный тупик. Миллионы тонн металла становились дурацкими ящиками на колесах (которые полагается менять не реже раза в год, чтобы, как говорят англосаксы, не отстать от Джонсов). Миллиарды баррелей и кубометров каждый год вылетали в выхлопные трубы, чтобы популяция офисных амеб могла добраться из своих комфортабельных аквариумов на свои "рабочие" места. Хотя вся их работа - переливание из пустого в порожнее, перегонка бессмысленных электронных символов из одной колонки в другую. Миллионы тонн невосполнимых ресурсов буквально сливались в унитаз. Культ автомобиля имплантирован в сознание потребителя рекламой. Хотя любому разумному человеку понятно, что общественный транспорт был бы и экономичнее, и безопаснее - и для человека, и для общества в целом.
   Все это так. И будьте прокляты все, а особенно те, кто не оставил другого пути. Кто плясал и радовался, когда гибла страна, впервые попытавшаяся отойти от принципа "человек человеку волк". Это вы вырыли могилу светлому будущему, оставив миру только темное. Оставили только два исхода, оба смертельные. Или сгнить, или сгореть. Люди выбрали второе. Может так даже лучше. Может, это даст их праправнукам второй шанс. Может, это хорошо, что они погибли, не успев все исчерпать и все изгадить.
   Хотя, что толку теперь ворошить пепел. Погибли и хорошие, и плохие... и остальные девяносто процентов.
  
   *****
  
   Дни со сто пятого по сто семьдесят второй
  
   Он думал, что тьма вечна, но все когда-нибудь заканчивается.
   Это произошло в декабре. Данилов как обычно обходил свои капканы в надежде найти там ужин, обед или завтрак. Остановившись, чтоб вытряхнуть снег из валенок, он случайно выключил карманный фонарик. И понял, что и без него может неплохо ориентироваться. Это открытие так поразило его, что он забыл о цели своего похода и принялся изучать небосклон, в надежде увидеть одну конкретную звезду-карлик спектрального класса G2.
   И увидел, хоть и не сразу, а приглядываясь до боли в глазах. Солнце было похоже на луну в пасмурный осенний день, свет его едва достигал поверхности, и если бы не обострившаяся светочувствительность, он ничего бы не увидел. Как там у классика: "Луна как бледное пятно сквозь тучи мрачные желтела".
   Хотя умом он понимал, что светом сыт не будешь. В чем-то теперь будет даже труднее - не спрячешься так легко от врагов. Но что-то в его душе бурно радовалось, повинуясь инстинкту, который был древнее человеческого рода
   А всего через месяц, под Новый Год, он увидел светило во всей красе, на секунду проглянувшее сквозь прореху в пыльном покрове. Он уже и забыл, как оно выглядит.
   Прямо над его головой в сером небе, словно в потолке, зияла дыра, и сквозь нее лился свет. Это был только краешек светила, четвертинка, но Данилов дорого заплатил за то, что смотрел на него слишком долго. Боль пришла не сразу, а через несколько минут. Он отвернулся и быстро заморгал. Сильно же его глаза за это время отвыкли... Вместе с необъяснимой радостью, генетической, заложенной в подкорку и еще глубже, он вдруг почувствовал грусть, потому что знал, что через несколько минут этот люк в черном куполе закроют. Так и случилось.
   А утром с неба повалил снег. Белый, настоящий. Не та дрянь, которая шла последние месяцы.
   В январе Александр видел солнце четыре раза. Дни все еще было темными, похожими на предрассветные сумерки. И длились эти сумерки до самого вечера, когда их плавно сменяла ночная тьма. Но вскоре и это изменилось, что подтолкнуло его к изменению образа жизни. Данилов полностью перешел с собирательства на охоту. Он убивал всех, кто был меньше его по размерам. С людьми старался не встречаться. В конце концов, он выучил правила, позволявшие избегать встреч даже там, где плотность населения была довольно высока.
  
  
   Глава 4. Хищники
  
   С первыми лучами солнца она вышла на охоту. Кругом, насколько хватало взгляда, простиралась пустыня города, бывшего когда-то домом для пятисот семидесяти тысяч человек.
   Город, который когда-то назывался Сталинск, теперь походил на Сталинград.
   Стесанные взрывом новостройки Ильинки, пятно эпицентра там, где раньше находилась промзона КМК, голая бесприютная равнина на месте Центрального района и ледяная поверхность застывшей реки, делящей город примерно пополам. Пейзаж, к которому она успела хорошо привыкнуть.
   Она могла считаться совершенным представителем своего вида: черное блестящее оперение, острый изогнутый клюв и глаза, способные улавливать мельчайшие детали с высоты нескольких сотен метров. Она принадлежала к лучшим, тем немногим, кто уцелел. И пусть их было мало, это были самые приспособленные особи, которые и дадут жизнь новым поколениям.
   Новый мир стал раем для ее сородичей, их немногочисленное племя вступало в эпоху благоденствия. Катастрофа подарила им неисчерпаемое количество еды, и только холод до поры до времени мешал их триумфу. Впрочем, он не будет вечным.
   За этот пиршественный стол они усядутся не одни: есть еще собаки, волки, лисы и даже поредевшее крысиное племя. Но и это не все. Еще до того, как набирающие яркость солнечные лучи иссушат мертвую плоть, она станет поживой для других, неразличимых для глаза пожирателей трупов - бактерий. Равных им в искусстве выживания не найти. Отдельные могут существовать в открытом космосе и на Марсе, поэтому холод Зимы им не страшен. Возвращенные к жизни первой оттепелью, эти организмы не дадут останкам людей и животных превратиться в мумии. Рано или поздно морозная "ядерная весна" сменится летним зноем, и тогда они с удвоенной силой примутся за работу. Неутомимые и ненасытные, они будут расщеплять и переваривать мертвую биомассу, размножаясь в ней до тех пор, пока не закончится питательная среда. После них останутся лишь кости, но и те спустя ничтожное по геологическим меркам время рассыплются пылью, которую ветер поднимет в небо и развеет по всему Северному полушарию. Ураганы и смерчи, хоть и заметно ослабевшие по сравнению с первыми месяцами после затмения, по-прежнему царили на всей территории Евразии и Северной Америки.
   Иногда они будут смешивать эту погребальную пыль с другими невидимыми частицами, все еще витающими в нижних слоях атмосферы, именно теми, что вознеслись к небу в дни великих пожаров и превратили день в ночь, а лето - в Зиму. Пепел к пеплу, прах к праху, как говорили люди.
   С высоты птичьего полета городские кварталы напоминали хорошо распаханное поле.
   Вокруг бывшего металлургического комбината было мало заслуживающего внимания - до самого проспекта Строителей тянулось идеально ровное поле лунного шлака. Покрывавший его снег уже растаял и превратился в лужицы, ручьи и целые прудики грязной воды, пить которую пока не стоило. Об этом свидетельствовали неподвижные комочки шерсти, разбросанные там и сям по берегу. Они погибли совсем недавно, но в пищу не годились - ворона уже понимала, что такое радиация.
   Чуть дальше на юг, рядом с вокзалом, от которого лучами расходились проспекты Курако, Металлургов и Бардина, стены домов поднимались выше, и в этих сумрачных руинах было проще разглядеть архитектурный ансамбль центра города.
   Восточнее блестела под скупыми лучами оживающего солнца ледяная поверхность неподвижной реки Томь. Рассекавшая город надвое водная артерия еще была покрыта коростой грязного льда, но крепким он был только на середине. У берегов в нем то тут, то там виднелись промоины, чуть более светлые на фоне остального льда. Скоро он покроется трещинами, и течение плавно понесет дробящиеся льдины на север.
   Вглядываясь в узор провалившихся крыш и улиц, ставших снежными ущельями, птица пока не замечала ничего интересного. Это сильно разочаровывало ее, ведь времени у нее оставалось не так уж много.
   С замерзшего болота, возникшего на месте, где реку запрудили обломки, тянуло холодом. Солнце на несколько секунд скрылось за тучей, оживив в ее крохотном мозгу образ тех дней, когда мороз заставлял забиваться в щели, ветер ломал крылья, а каждый кусок пищи приходилось выдалбливать клювом из замерзших тел.
   Птица пересекала очередной квартал многоэтажных руин, когда ее острый глаз заметил что-то интересное среди мертвого однообразия. Она сделала еще один круг, и вновь внизу на черном фоне мелькнуло красное пятнышко. Ворона медленно пошла на снижение, ловя крыльями нисходящие потоки воздуха. Не прошло и минуты, как другое чувство - обоняние - послало ее мозгу безошибочный сигнал: "цель прямо по курсу".
   Кругом оставалась масса добычи для падальщиков, но вся она представляла собой твердую, как камень, массу. А эта была свежей. Как это там оказалось? Почему его не было десять минут назад? Птица не утруждала себя логическими построениями - их ей заменяли инстинкты и рефлексы.
   Нюх не мог ее обмануть, ветер донес до нее запах крови и внутренностей. Ей не нужны были сложные умозаключения; она просто чуяла, что там внизу, среди ржавого железа и голых камней, между грудами всей этой несъедобной и неживой материи, лежит тело, не тронутое разложением. Грех было пренебречь таким лакомым кусочком. Особенно ее интересовали глаза.
   Ворона продолжала снижаться - медленно, плавно. Она была умна и осторожна - именно благодаря этим качествам она в числе немногих сородичей пережила Зиму.
   За свою краткую по вороньим меркам жизнь птица навидалась такого, с чем не сталкивалась и тысяча поколений ее предков. Она знала, что очевидное зачастую оказывается ложным, а привычные вещи и явления порой преподносят сюрпризы. Например, палка в руках человека может просто ударить, а может и убить наповал с огромного расстояния, громыхнув так, что еще долго будет рокотать глухое эхо. От людей вообще не стило ожидать ничего хорошего. Правда, сейчас они вокруг почти не встречались.
   Птица не спешила приступать к трапезе, выжидая и стараясь получше разведать обстановку. Ей некуда было торопиться, время было на ее стороне. Она опустилась на козырек крыльца прямо над своей мертвой добычей и, сложив крылья, застыла как статуя. Несколько минут наблюдала за распростертым трупом собаки. Тот оставался неподвижным, как того и следовало ожидать. Большинство живых существ, которые встречались вороне за последние полгода, выглядели именно так. Безжизненные куски мяса, и ничего больше. Но эта находка была свежей, это она могла определить, даже не видя лужи крови на снегу и красных брызг вокруг.
   Ворона не собиралась ждать вечно. Вокруг в радиусе пары километров не было никого, кто бы мог оспорить ее права на добычу. В определенный момент голод - или, лучше сказать, жадность - взяла верх над инстинктом самосохранения. Ворона опустилась на землю в пяти метрах от тела. Собака лежала на боку, поджав лапы. Птица неспешно двинулась к ней - маленькими, карикатурно-человеческими шажками. Но в тот момент, когда их разделяло всего несколько шагов, она будто бы изменила свое решение и застыла. Что-то ее насторожило. Возможно, ей показалось, что тело чуть дернулась. Посмертные судороги?
   Вряд ли ворона рассуждала так. Скорее, она вообще не утомляла себя рассуждениями. Птица деловито почистила перышки, распушилась, словно она не ворона, а целый гриф, и медленно, вразвалочку направилась к месту своей будущей трапезы.
   Она приближалась к мертвой псине по широкой дуге; ее трехпалые лапы оставляли на снегу следы, похожие на символ борцов за мир - "пацифик". Похоже, ворона приняла окончательное решение и нацелилась на собачий глаз. Глаза были закрыты, но сквозь тонкую кожу ворона могла почуять изысканный деликатес.
   Она не знала, что другие глаза в этот момент следят за ней. Что один из них прищурен, а второй приник к прицелу.
   Птица раскрыла острый клюв и закрыла его со щелчком, будто предвкушая, как пробьет тонкую кожу века и вопьется в нежную мякоть глазного яблока.
   Хлопок.
   Резкая боль в правом крыле заставила птицу забыть о трапезе. Темные зрачки птицы зафиксировали то, что увидела их обладательница в последние тридцать секунд жизни. В окне первого этажа за покоробленной рамой появился темный силуэт. Что-то похожее на палку казалась продолжением его рук, но ворона с ее острым зрением мгновенно идентифицировала опасность.
   Это был человек, самый страшный враг. Человек с оружием.
   Худые костлявые пальцы сжимали рукоятку, приклад упирался в плечо.
   Несмотря на боль, ворона не собиралась сдаваться и среагировала адекватно. С надсадным карканьем раненая птица метнулась прочь, пытаясь набрать высоту и скрыться в недосягаемой для врага вышине. Но все, что ей удалось, это оторваться от земли на метр, прежде чем сила тяготения рывком вернула ее обратно.
   В этот момент раздался второй хлопок. На этот раз 4,5-миллиметровая свинцовая пулька попала птице в грудь, несколько перьев закружились в воздухе. Ворона камнем упала на обледенелый асфальт.
   Человек в окне пропал, а затем появился в дверях подъезда. А вскоре оказался рядом с подстреленной птицей, которая еще шевелилась и даже делала попытки подняться. Тяжелый железный прут опустился ей на голову, размозжив ее.
  
   *****
  
   День двести двадцать шестой
  
   Человек осмотрел свой трофей. Опыт научил его базовому закону жестокого мира: первая ценность - это пища, и в ее поисках нельзя пренебрегать ничем.
   Жирная, на полкило потянет... и неважно, чем она питалась.
   Пневматическая винтовка MP-512 производства Ижмеха с оптикой была полезным приобретением. Бесшумная, она не выдавала его тем, кто мог придти на звук выстрела, чтоб получить свою долю. Но главное - что пульки для нее находились легко, а кроме них требовалось только немного мускульных сил. Этим пневматика с пружинно-поршневым механизмом была лучше пневматики на сжатом воздухе. Поди, разыщи еще и баллончики.
   Он охотился с помощью этой штуки на ворон, крыс, воробушков и даже мелких собак. Голуби и кошки ему не попадались - наверно, повывелись.
   Это было и приятное дополнение к столу, и практика. Как ни отличаются баллистические параметры "воздушки" и гладкоствола, а есть универсальные стрелковые навыки, которые можно оттачивать в тире хоть с мелкашкой, хоть с пневматикой.
   Человек остался доволен прожитым днем. Похоже, он становился оптимистом. В его ситуации "нормальный" сошел бы с ума от безысходности, а он радовался: тому, что болит только подвернутая на днях нога, а не все тело, или тому, что желудок заполнен хотя бы наполовину, а не пуст, как вчера. Радовался каждой прожитой минуте.
   Он убивал и ел все живое, что было меньше его по размерам.
   Бывало, что, как и любому хищнику, ему приходилось прошагать десяток километров и, ничего не найдя, засыпать с пустым желудком, который то сжимался в комок, то начинал крутиться волчком. Но даже тогда он не позволял себе поддаваться унынию. Трудно сказать, было ли дело в силе воли или в нарастающем отупении, но факт оставался фактом: он не собирался выбрасывать белый флаг даже перед лицом непреодолимой силы.
   Разделка тушки собаки заняла у него десять минут, сказывался немалый опыт. Мясо он сложил в два целлофановых пакета. Это на потом, для ледника. В меню пока первым блюдом стояла ворона.
   Ее он с удовольствием запек в золе от костра, жалея только о том, что нет каши на гарнир.
   Внезапно человек подумал, что солнце и эта апрельская оттепель давали ему ложную надежду. Хотя ночь и заканчивалась, зима вполне могла задержаться еще лет на пять, если тонкая механика климата безвозвратно расстроена. И тогда растительный мир сильно обеднеет, не говоря о животном, который попросту исчезнет. Ему вспомнилась таблица, которую он видел в школьном учебнике ботаники. Она называлась "Сохранение семенами способности к прорастанию". Если верить ей, задержись Зима хотя бы на три года - ни нынешние люди, ни их потомки не увидят тополей, ив, дубов, ясеней, кленов, берез, равно как и многих других представителей земной флоры. Останутся сосны, кедры, многие злаковые и бобовые. Останется индийский лотос - тот может лежать хоть двести пятьдесят лет, а потом прорасти. Но что с него толку, с этот лотоса? Поглощать его, чтоб обрести забвение?
   Насчет цветов Саша точно не помнил, но у него было подозрение, что потомкам придется дарить возлюбленным букеты из сельдерея или петрушки. Даже если через сто лет растительный покров планеты более-менее восстановится, он уже не будет прежним: цветковым растениям, похоже, придется уступить пальму первенства хвойным, так как их шишки, которые по-научному называются стробилы, лучше переносят холода. Сто миллионов лет эволюции отправились коту под хвост. Добро пожаловать обратно в меловой период, разве что без динозавров. Нет, человек действительно достиг пика своего могущества: он сумел обратить ход развития природы вспять, наперекор ее законам.
   Это что касается флоры. Если обратиться к фауне... лучше не надо, потому что не к чему будет обращаться. Даже не собаки и не вороны, а насекомые окажутся в выигрышном положении, как только закончатся холода.
   Им ведь радиация почти не страшна. Перед Сашиными глазами встала картина, яркая как цветной фотоснимок. Развалины и тучи мух, кишащие на разлагающихся трупах. К тому же радиоактивное излучение подстегнет их эволюционное развитие. То, на что у высших животных понадобилось десять тысяч лет, у какой-нибудь дрозофилы займет считанные годы. Естественно, они не вырастут размером с собаку, но повадки и внешний их облик изменятся. Может, начнут строить ульи и выделять мед. Б-р-р-р. Не хотелось бы такого меду. Конечно, через год их кормовая база исчезнет, и численность будет введена в жесткие рамки размерами сузившейся экологической ниши, но до этого в городах будет царство мух.
   А мутаций было не избежать и высшим животным, с поправкой на то, что заметные изменения проявятся минимум через пару тысяч лет. У грызунов быстрее, у людей медленнее, но даже им этого не избежать. Хотя самые серьезные "мутации" коснутся сознания и нравов. Саша сам был тому живым примером.
   Он проверил свою птичку. Она успела хорошо пропечься. Пальчики оближешь.
   Данилов быстро расправился с тушкой, не побрезговав даже потрохами. Через пару минут от вороны осталась только кучка перьев и горка дочиста обглоданных косточек. Вытирая сальные губы рукой, а руки об штаны, тот, кто когда-то был интеллигентным человеком, испытывал от еды подлинное наслаждение. Не от вкуса, а от ощущения сытости.... Если бы жизнь состояла из таких моментов, ее можно бы было считать приятным занятием.
  
   Это был его девятый месяц в новом мире, он уже многому успел научиться и многое узнал. Например: чтобы жить, иногда приходится убивать, и не только животных. Для того, кто видел темную сторону жизни, эта фраза - трюизм.
   Тем, кто дожил до девятого месяца теряющей силу зимы, нетрудно было добывать пищу. Вокруг было много мяса, только руку протяни. Александр знал, что многие из людей так и делали. Казалось бы, чего уж проще - срезать мясо с лежащего трупа? Вот только легкий путь на самом деле был тупиковым, даже с точки зрения гигиены.
   Как большинство хищников, он предпочитал насыщать утробу свежей убоиной. Поэтому не мог позволить себе расслабиться и помногу часов в день проводил в пути.
  
   Александр шел легкой пружинистой походкой; иногда быстрым шагом, иногда короткими перебежками. Как обычно, его взгляд высматривал в окружающей пустыне не только опасность, но и возможную добычу.
   Как только он стал питаться чуть лучше, восстановились потерянные килограммы, болезненная одутловатость исчезла. Он был теперь даже посильнее и поздоровее, чем раньше. От долгих переходов мышцы окрепли. Кожа на открытых участках загорела до цвета бронзы. В походке, взгляде и во всем облике появилось что-то волчье. Саша теперь напоминал героев старых фильмов про Апокалипсис - Безумного Макса, Змея из "Побега из Нью-Йорка" в исполнении Курта Рассела и других. Разница была в том, что он не играл "изгоя из пустоши" - он был им. Все эти изменения накапливались постепенно и незаметно, пока по закону перехода количества в качество он не стал другим человеком.
   Солнце клонилось к закату, его последние лучи освещали землю уже из-за линии горизонта. Небо на западе было расцвечено всеми оттенками красного. Великолепное зрелище, которым некому было любоваться.
   Длинные тени ложились на землю. Закат быстро догорал. Для человека это был сигнал, что пора искать пристанище на ночь.
   В низинах еще лежал черный снег, плотный и твердый, как камень. Но там, где солнце хорошо прогревало, он таял и обнажал останки тех, кому зима даровала покой и забвение. Взору идущего открывались братские могилы под открытым небом - бескрайнее кладбище без крестов и надгробий. Запах этой весны был запахом смерти.
   Ручьи, журчавшие тут и там среди развалин, несли в своих водах тлен.
   Мертвые были повсюду, но некому было горевать об их участи. Людей вокруг не было. Одинокого странника с ружьем было непросто к ним причислить, ведь человек существо социальное. А в жизни идущего не было ни семьи, ни друзей, ничего, что связывало бы его с исчезнувшим миром. Он словно родился здесь, в холодной каменной пустыне, где каждый день это борьба за жизнь.
   Пришлось бы очень постараться, чтобы заметить в его глазах блеск разума. Нет, они не были безумными, ведь безумие есть вариант сознания, неприемлемый для большинства; оно может быть по-своему глубоким и многогранным. А в Сашиных глазах теперь нельзя было прочитать ничего, как в заросшем тиной пруду не увидишь своего отражения. Только тень голода иногда проглядывала там.
   Есть ему хотелось почти постоянно. Организм настойчиво требовал питательных веществ. Нужна была белковая пища, мясо: для того, чтобы заживлять раны и восстанавливать разрушившиеся клетки, необходим строительный материал, одной энергии недостаточно.
   Когда-то он начал охотиться, не имея ни плана, ни нужных навыков. Казалось, эти действия выполнялись не под руководством разума - тот дремал, предоставив возможность руководить древним атавистическим программам, простым и конкретным, как язык "бейсик".
   Это оказалось непросто, но легче, чем он ожидал. Проще, чем изучить иностранный язык или осилить "Улисса" Дж. Джойса в оригинале. Похоже, эти невостребованные большинством цивилизованных людей способности - выслеживать, догонять, убивать, разрывать - были заложены в подкорку. Оставалось только разбудить их. Нет, конечно, практика была необходима, но решающую роль играли именно инстинкты.
   Каждое утро солнце двигалось ему навстречу, освещая путь. Саше потребовался не один день, чтобы привыкнуть к его невыносимой яркости, и прямые лучи все еще причиняли глазам боль при снятых лыжных очках.
   Приходила ночь, и небосвод покрывался россыпями светящихся точек. Созвездия смотрели на него из бездны, которая тысячелетиями притягивала людские взгляды, будоража воображение мечтателей. Раньше он восхищался их ледяной красотой и думал о чужих мирах и их обитателях, а теперь принимал как простой фон.
  
   *****
  
   Эта ночь застала Данилова вдали от дома.
   Он отклонился далеко на северо-восток и зашел в город со стороны Новоильинского района. Шел он долго, но людей тут не встретил. Многоэтажные новостройки, слегка потрепанные взрывом, стояли покинутыми. Уцелевшие должны были перебраться поближе к земле, потому что жить в неотапливаемых бетонных коробках невозможно.
   Возвращаться в Рассвет, до которого было по самым осторожным прикидкам километров пятнадцать, не было смысла, дела в городе еще не были закончены.
   Он спал, устроив себе гнездо из старых одеял и потертых подушек в комнате, которая когда-то была спальней. Самодельный спальный мешок, сшитый из одеял и непромокаемой ткани, сохранял тепло, костер можно было не разводить.
   В лишенном стекол окне был виден краешек огромной луны. Ее сияние в эту ночь полнолуния было так похоже на искусственный свет, что могло бы напомнить о другом времени. Но человек спал, положив под голову грязный кулак, спал без сновидений. Никто не тревожил его. Район новостроек, где незачем было оставаться тем, кто выжил, окутывала абсолютная тишина.
   Со стены над диваном, из-под расползшейся обивки которого торчали пружины, угрюмо смотрели потемневшие рамки, где когда-то были фотографии прежних обитателей дома. На расколотом экране телевизора застыла "настроечная таблица" пересекающихся трещин.
   Человек, которого когда-то звали Александр, заворочался на жесткой подстилке и открыл глаза. Инстинкт разбудил его, как раньше по многолетней привычке будил в институт и на работу, даже если подводил будильник. Во рту пересохло. Он глотнул розовой от марганцовки воды из пластиковой бутылки. Фляга была пуста, а разводить даже небольшой огонь, чтоб вскипятить котелок, он не рискнул.
   Саша приподнялся на лежанке и посмотрел в окно. Света оказалось достаточно, чтобы разглядеть пустой двор, детскую площадку, несколько мусорных баков, полусгнившие остовы автомобилей, мертвые деревья, гаражи и соседний девятиэтажный дом.
   Он прислушался. Не заметив в окружающем мире ничего подозрительного, человек, тем не менее, не спешил расслабляться. Что-то было определенно не так. Почему он решил, что рядом кто-то есть?
   Опять шестое чувство, или, может быть, седьмое. Возможно, первобытные люди считали его таким же естественным, как зрение; но в мире, где люди передвигались на автомобилях и покупали еду в супермаркетах, оно дремало, отключенное за ненадобностью. Но вот снова пришло его время, и теперь оно работало на полную мощность, сканируя пространство и посылая в мозг предупреждающие сигналы. Словно радар, оно улавливало колебания невидимых глазу материй, волн и энергий.
   Опасность! Кто-то рядом. Не видит и не слышит Саши, но каким-то иным образом ощущает его присутствие.
   Вдруг к равномерному шороху падающего снега добавился посторонний шум. Его источник был близко, а главное - перемещался. Сон как рукой сняло. Человек подобрался, словно кот, готовый к прыжку. Он уже научился доверять интуиции. Кто-то или что-то скрывалось в темноте.
   До ушей долетел металлический лязг. Нет, ему не приснилось, теперь это было возле мусорных баков во дворе. Вот лязганье прозвучало ближе. Опыт подсказывал, что человек таких звуков издавать не будет, и Данилов чуть расслабился. Словно в подтверждение, со двора донеслось тихое фырканье.
   Здесь он мог опасаться только людей. Ни одно животное не угрожало ему, пока он в здании, за запертой дверью. Но ведь любой зверь, от крысы до волка - не только опасность, но и добыча. Для хищника, которым Александр теперь являлся, апатия - это смерть. Поэтому он покинул убежище, хотя его прежнее "я" просило не делать этого. Отсюда, из окна, он не мог разглядеть, что там творилось за мусорными баками.
   Все это напоминало сцену из фильма, где глупый герой или героиня идет, куда не следует. Но Александр был вооружен и готов к неожиданностям.
   Он приоткрыл входную дверь и осторожно выглянул. Громко скрипнули петли. Вдоль луж во дворе у подъезда лежала бледная дорожка лунного света.
   Человек вышел на крыльцо и остановился, словно в нерешительности. На самом деле он превратился в зрение и слух - ветер доносил до него странные шорохи.
   Снегоступы были больше не нужны, землю покрывал твердый наст. После ночных заморозков поверхность снега была покрыта льдом. Но Данилов, с наступлением тепла сменивший валенки на удобные ботинки, да еще наклеивший на подошвы для лучшего сцепления куски наждака, не боялся поскользнуться.
   Весна принесла свои опасности. И лед, на котором можно упасть и сломать ногу - только одна из них. Еще вчера, подходя к зданию, Данилов услышал слабый скрип, задрал голову и увидел опасно колыхавшийся лист кровельного железа, свисавший с крыши. Такой упадет - разрежет как ножом. А ведь есть еще сосульки, и сходящие с крыш лавины, и болезнетворные бактерии, от которых в морозы атмосфера практически свободна.
   Он приблизился к мусорным бакам. Цепкий взгляд заметил, что один из них перевернут, хотя вчера стоял. Собака не сможет этого сделать, разве что очень большая. На снегу был разбросан мусор, давно просеянный на предмет съедобного окрестной живностью.
   Данилов пересек двор и остановился рядом с детской площадкой. Тихо скрипнули качели, словно на них сидели призраки. Сердце начало закачивать в кровь адреналин. В следующий миг серая масса рядом с песочницей ожила и зашевелилась. Пока она была неподвижна, Александру казалось, что это камень. Круглый гладкий валун, которому неоткуда было взяться посреди двора. Поэтому находчивое воображение превратило камень в снежную скульптуру. Ему, воображению, было плевать, что летом произошло нечто, после чего людям стало не до скульптур.
   В течение секунды, пока Данилов напрягал глаза, а серое нечто ворочалось - он думал, что это большая собака с круглой головой. Алабай. Стоило ветру подуть в его сторону, и в нос Александру ударил запах прелой шерсти и едкого пота.
   Он услышал тяжелое дыхание, из темноты смотрела пара желтых глаз.
   - Едрёна вошь... - только и сказал Саша.
   Холодок пробрал его до костей, как никогда до этого, даже в первый день. Из темноты к Данилову приближался зверь, с каким он еще не сталкивался.
  
   *****
  
   Их истории были похожи. Оба шли к этой встрече через дорогу огня, льда и крови. Оба были везучими и сильными, и избежали верной смерти сотню раз.
   Если бы ночной пришелец мог говорить, то поведал бы много интересного.
   Сначала был огонь, выгнавший его из родного леса и чуть не погубивший. Это было для зверя не ново. Ему уже случалось спасаться от лесного пожара, поэтому, как только его нос уловил запах гари, он сразу же прекратил обсасывать куст дикой малины и побежал. Инстинкт правильно подсказал путь к спасению. Вскоре он плюхнулся в ручей, и, делая широкие гребки, переплыл на другую сторону, подальше от наступающей стены огня.
   Фыркая и отряхиваясь, он оставил позади покрытую хлопьями белой пены речку, в которой кверху брюхом плавала снулая рыба. К ней он не притронулся.
   Небо было багровым, как кусок мяса. Где-то далеко рокотал гром.
   Потом пришли люди. И ему снова повезло. Его вполне могли убить в первую неделю, когда уже почувствовавшие голод беженцы начали наведываться в леса. Сначала по одному, а потом толпами. Кузбасс - это все же не Красноярский край и не Якутия, поэтому даже пары тысяч голодных мужиков с ружьями вполне хватило бы, чтоб прочесать все островки тайги в области. Сначала оружие взяли все, кому не лень, но вскоре наступила темнота, и охота стала занятием самых смелых и хорошо оснащенных. А для бывалых охотников медведь - это не чудище из сказки, а рядовая добыча.
   Тогда же, в сентябре, когда дни стали холодными, а световой день сократился, древний инстинкт повелел животному найти берлогу. Четыре месяца он спал, не успев нагулять достаточно жира, а в конце декабря проснулся. Зимний покой медведя не является спячкой, как у барсука, он сохраняет нормальную температуру тела и в случае опасности может мгновенно проснуться.
   Когда медведь вылез из берлоги, кругом царили зима и ночь, но он оказался приспособлен к ним куда лучше, чем люди. Он долго тенью бродил среди мертвых, не встречая ни сородичей, ни врагов, ни своего обычного растительного корма. Пищей хозяину тайги, ставшей по вине людей черным пепелищем, служила падаль и мелкие животные.
   Новая тайга, пустая и мертвая, больше не могла прокормить его, и в поисках пищи он двинулся на юг по узкой полосе леса вдоль большой человеческой дороги.
   Тяжелая фура со стройматериалами на скорости сто двадцать километров в час врезалась в отбойник, когда водитель ослеп от огненной вспышки. Ни он, ни сидевший рядом экспедитор не были пристегнуты - если шофер расплескал свои мозги по приборной панели, а его спутника вышвырнуло через ветровое стекло.
   Зверь осторожно приблизился к опушке. Он никогда раньше так близко не подходил к человеческим сооружениям. Дорога была такой же мертвой, как лес. Все больше смелея, медведь вышел на открытое пространство.
   Возле машины, которая будто вросла в дорожное ограждение, он втянул воздух ноздрями, фыркнул и начал рыть снег, разбрасывая его лапами, как собака. Наконец, добрался до мяса. Понюхал тело и начал с хрустом жевать.
   С тех пор он никогда не был голодным. Он не охотился на живых людей специально, но, увидев их, не упускал возможности.
   Зверь двигался все дальше на юг, и настал момент, когда впереди выросли стены города. Он хотел повернуть назад, но увлекся преследованием легкой двуногой добычи. Человек был ранен, за ним на снегу тянулся отчетливый кровавый след.
   Загнав его и растерзав, медведь с удивлением обнаружил, что заблудился. Его рефлексы и органы чувств спасовали перед незнакомой средой. Ориентацию в пространстве затрудняли каменные лабиринты улиц, так непохожие на его охотничьи угодья. Резкие запахи металла, резины, дерева, пластика и плоти - горелого и гниющего, еще витали над развалинами, и даже тонкий нюх не всегда мог выделить из этой какофонии единственную нужную ноту. Город, пусть и мертвый, был источником стресса для лесного гиганта. Он никогда бы не пришел сюда добровольно, если бы не голод.
   Как и все медведи, он не брезговал мертвечиной и даже предпочитал мясо с душком. Но те одеревенелые останки не шли ни в какое сравнение со свежей человечиной.
   Шатун уже сталкивался с людьми и знал, что они умерено опасны. В его теле засели несколько кусочков металла, и, хотя раны затянулись, они до сих пор причиняли боль при резких движениях.
   Это случилось два месяца назад, когда он пересекал один из лесопарков на окраине города. Человек, на которого он наткнулся, не был охотником, но не растерялся и не побежал, когда из укутанных снегом кустов на него рванулось что-то огромное.
   Несколько раз громыхнуло, и зверь глухо заревел от боли. Из девяти выпущенных веером пуль, что оставались в рожке у бывшего сержанта дорожно-постовой службы Сергея Малаховца, в медведя попали три, одна из них - в морду. Будь у человека автомат АК-47 или АКМ, они могли бы остановить зверя. Но калибр 5.45 предназначен только для убийства себе подобных, а не для охоты, тем более на крупную дичь. Пуля не смогла пробить лобную кость, а остальные увязли в мышцах грудины.
   Когда до зверя оставалось метров пять, человек попытался убежать. Огромная лохматая туша сбила его с ног, подмяла и начала кромсать острыми, как бритва, когтями. Первый же удар лапы сорвал с человека капюшон вместе с шапкой и волосами. Руки, державшие автомат, были вырваны из суставов и повисли на коже и сухожилиях.
   Бывшему сержанту не повезло, он умер не сразу. На нем был прорезиненный плащ, фабричный китайский пуховик с ватными штанами, взятый еще на пятый день из магазина, да и сам он был мужчиной серьезной комплекции. Прошла не одна минута, прежде чем медведь добрался до жизненно важных органов. Человек орал, пока не посадил голос; после этого мог только хрипеть, чувствуя, как рвутся его мышцы и трещат кости. Наконец, не выдержав чудовищной нагрузки, хрустнул хребет. После этого боль отхлынула, оставшись только в разорванной щеке и там, где животное сняло скальп. Все, что находилось ниже шейного отдела позвоночника, ее не чувствовало. Со стороны могло показаться, что медведь заключил человека в дружеские объятья. Глаза человека вылезли из орбит, на губах пузырилась кровь. Наконец одно из сломанных ребер проткнуло сердце, смерть от кровяной тампонады пришла, как дар милосердия.
   Чувствуя, как боль уходит, а в глазах темнеет, бывший милиционер, человек простой, попытался вспомнить хоть какую-нибудь молитву. Но за те десять секунд, что у него оставались, ни одной в голову не пришло...
   Постъядерная фауна средней полосы была бедной, большинство видов не пережили ночи длиною в четыре месяца. Этот был самым крупным из уцелевших. Теперь по улицам городов Сибири действительно ходили медведи.
  
   *****
  
   Маленькие глазки уставились на Сашу, на мгновение взгляды их встретились - зверя и озверевшего человека. Их разделяло не больше двадцати шагов. Человеческих шагов. Александр понимал, что монстр сможет преодолеть это расстояние за несколько скачков. Медленно пятясь, он разглядывал огромное существо. Саша, хоть и вырос в Сибири, за свою жизнь видел медведя всего раз - в зоопарке. И тот был ленивый и толстый, смешно переваливался с лапы на лапу. Казалось, если встретишь такого в лесу - убежишь играючи. Да и не сделает он ничего, если догонит, разве что руки лизать станет.
   Да, тот мишка выглядел плюшевым и безобидным, а этот зверь чем-то напоминал самого Сашу. Худой, злой и бешеный. Запекшаяся кровь на морде, сочащиеся гноем глаза, колтуны грязно-бурой свалявшейся шерсти дополняли картину. Отвисшее брюхо волочилось, как пустой мешок. Он походил на огромную собаку: мощное туловище, вытянутая морда, широкие и будто кривые лапы. Даже если бы Данилов ничего не знал о медведях и их повадках, один размер существа сказал бы ему многое. Разница между ними по массе была почти десятикратной. В обхвате зверь был шире впятеро, а поднявшись на дыбы, стал бы в полтора раза выше. Саша уже слишком хорошо усвоил, что в этом мире более крупные едят более мелких.
   Человек замер, будто парализованный. Зверь облизнулся, мелькнул покрытый белым налетом язык. Он был так близко, что Саша видел серые проплешины кожи, покрытой старыми шрамами и свежими, еще не зажившими ранами.
   Он подумал о том, сколько времени понадобится этому ожившему чучелу, чтоб разорвать его на части. Зверь выглядел неуклюжим, но Саша чувствовал, что это иллюзия. На четырех лапах можно передвигаться гораздо быстрее, чем на двух, особенно по снегу.
   Они играли в гляделки уже минуту. Ни один не двинулся с места больше, чем на метр. Интуиция подсказывала Саше, что надо спасаться - и, одновременно, что бежать нельзя. Он знал про охотничий инстинкт и про то, что медведь, обычно травоядный, превращается зимой в чудовище. Чем раньше Саша кинется прочь, тем скорее его настигнут. Он не успеет добежать крыльца.
   Зверь выжидал. Он медлил не из-за того, что перед ним стоял "царь природы" - ему уже случалось охотиться на людей, и он находил их легкой добычей. Медведь не спешил из-за поведения человека. Добыча должна кричать, падать в обморок, бежать, но не стоять и смотреть.
   Внезапно зверь издал рык, похожий на злое ворчание, и поднялся на дыбы. Данилов понял, что это его шанс. Уперев приклад в плечо, он выстрелил дуплетом, целясь в грудь. Грохот был такой, что ему чуть не разорвало барабанные перепонки, в плечо будто лошадь копытом ударила. Но, даже оглушенный, он услышал рев боли.
   Шерсть зверя окрасилась кровью, но он и не думал останавливаться.
   Данилов бросил ружье и побежал. Наверно, в экстремальных ситуациях обычные люди легко бьют мировые рекорды. Жаль, в такие моменты рядом не бывает арбитров с секундомером.
   Саша не заметил, как оказался на вершине металлической детской горки метра два высотой. Медведь налетел на нее, словно таран, она затряслась, но устояла - видно, ножки были глубоко вкопаны в землю. Небо перечеркнула вспышка первой в эту весну молнии, и в ее свете Александр увидел зверя снова, уже в нескольких метрах от себя. Тот больше не ревел, но в его молчании было что-то страшное. Ран Саша не разглядел, но видел, как вздыбилась шерсть на загривке и приоткрылась красная пасть. Данилов отпрянул назад. Когти проскребли по металлу рядом с его ногой. Горка снова затряслась.
   Саша не знал, хватит ли у твари ума забраться на горку, но подозревал, что следующего удара она не выдержит. В руке у него уже был ТТ, подарок безымянного уголовника. Почти в упор Александр начал всаживать пулю за пулей в мохнатую морду. Первые два выстрела зверь словно не заметил, но после третьего вздрогнул и пошатнулся. Инерция начатого им движения заставила горку накрениться. Данилов прыгнул, и вовремя - иначе упал бы вместе с ней. Коснувшись земли, он отбежал в сторону. Никто за ним не гнался. Обернувшись, он увидел, что медведь лежит.
  
   *****
  
   Данилов не сразу решился приблизиться к огромной туше. Ему с трудом верилось, что он убил это. "Убедитесь, что зверь мертв" - первой строчкой написано в схеме разделки медведя из полезной книжки по выживанию в лесу, которую Саша нашел в одной из квартир. Видимо, что те, кто пренебрег этим правилом, никому уже не смогли рассказать об удачной охоте.
   На мгновение Саше показалось, что зверь шевельнулся, но потом он решил, что это конвульсии. Выждал минут пять, и лишь тогда приблизился к огромному телу, вокруг которого уже нельзя было ступить, не замочив ноги в крови.
   Саша понимал, что если бы промахнулся, сейчас эта тварь стояла бы над его окровавленным трупом. Он осторожно подошел поближе. Один из прутьев, образовывавших "шведскую стенку", шатался. Данилов выломал его - двухметровый металлический шест - и со всех сил ткнул зверя в окровавленную морду, стараясь попасть в глаз. Зверь не шелохнулся. На бурой шерсти выступила большая красная капля. Мертв.
   Но завалить зверя - полдела. Надо было как-то освежевать и разделать тушу. Медведь - это ведь не крыса и не ворона.
   К этому времени насчету Данилова было уже несколько "разобранных" собак, поэтому он считал, что поднаторел в этом деле. Но мишка - все-таки не курица и даже не псина.
   Данилов догадывался, что работа предстоит грязная, и пачкать свою штормовку не хотел. В доме он нашел кое-какое старье, в него и переоделся.
   Прежде всего, надо слить кровь, с этим нельзя тянуть, иначе мясо будет испорчено. Для этого, если верить схеме, надо погрузить нож в нижнюю часть шеи при входе в грудь. Данилов так и сделал, но кровь текла еле-еле. Тогда он сделал еще четыре прокола в разных местах, и кровь, наконец-то, начала вытекать.
   Потом надо было надрезать и снять шкуру "ковром", сделав разрез от заднепроходного отверстия до подбородка и по внутренней стороне лап до когтей и вдоль хвоста.
   Раньше зрелище выпотрошенной туши заставило бы его вернуть свой завтрак, но теперь ему мешало другое. Запах крови был настолько манящий, что хотелось есть мясо сырым. В крайнем случае, отхватить кусок понежнее и изжарить тут же. Но Данилов заставил себя отогнать эти мысли. Если он наестся, то не сможет работать - а работы впереди много.
   Сала под кожей не было, зато мясо выглядело съедобным, хоть и жестковатым. Видно, перед тем, как отойти ко сну в сумеречные месяцы последней осени, медведь неплохо попировал. Тогда, нагуливая жир, он явно не ограничивал себя вегетарианской диетой, подумал Саша. Однако спячка истощила запас подкожного сала почти до предела. Тело медведя, казалось, состояло из одних костей и жил. Но Александр был непривередливым и имел крепкие зубы.
   Образ всплыл в памяти - яркий, объемный. Обуглившийся труп лося в сгоревшем лесу, который наполовину врос в почерневшую прокаленную землю. Сверху в мясе уже гнездились белые червяки, поэтому тогда Саша не рискнул к нему притронуться.
   Данилов не успел додумать эту мысль - снова громыхнуло, но уже далеко. Гроза пронеслась над этой частью города и уходила на север.
   Теперь удалить внутренности... Почти все они представляют ценность. Впрочем, вряд ли ему понадобится желчный пузырь, и следует быть осторожным, чтоб в брюшную полость не вытекло содержимое кишок или желчь.
   Уже через минуту Данилов понял, что ножом он мало что сделает, тот слишком туп. Минут пять он точил его, но и этого оказалось недостаточно. Он сбегал за ножовкой и топором. Он торопился. Надо было поскорее разделать добычу и унести с открытого места. Запах крови мог привлечь хищников, а выстрелы - людей.
   Через десять минут работы ему стало жарко. Первым побуждением было сбросить фуфайку, но Данилов понимал, что простыть сейчас - легче некуда. да и обидно пережить такое, и умереть от пневмонии. Ведь если он заболеет, то к врачам, как в старой песне, обращаться точно не станет - нету их. Он сделал перекур и вернулся на импровизированную бойню.
   Через два с половиной часа шкура была снята и расстелена на земле, на ней он будет раскладывать части туши. Данилов даже не стал очищать ее от обрывков тканей, жира и пленок. В нескольких местах он ее сильно искромсал, да и не нужен ему был такой трофей, камина у него не было.
   Дальше началась тяжелая монотонная работа. Иногда он был готов проклясть все на свете, но за шесть часов, устав как галерный раб, разделал-таки тушу на два задних окорока, поясничную часть, две лопатки, грудную клетку - "колокол" - и шейную часть. Не обошлось без травм. Уже под конец Саша порезался пилой, распилив ноготь большого пальца вместе с подушечкой. Он немедленно обработал рану и забинтовал палец, с гангреной и трупным ядом шутки плохи.
   Закончив труд мясника, грязную одежду он выбросил.
  
   Только к вечеру, когда работа по разделке туши была закончена, Саша позволил себе перекусить сухарями из запаса. Он так устал, что съесть смог совсем немного.
   Почти семьдесят килограммов отборного мяса он нагрузил на сани. По свежему льду тащить их было не так уж сложно. Остальное, почти столько же в двух полиэтиленовых мешках - перетаскал в ближайший гараж, оказавшийся открытым, сверху постелил брезент и равномерно закидал лежавшим тут хламом. Он надеялся, что за сутки мясо не испортится, даже если снова придет оттепель. Затем закидал мокрым снегом место, где был убит зверь, и где происходила разделка, и тщательно уничтожил следы крови там, где тащил мясо через двор.
   Теперь обратно в Рассвет. В этот приметный дом на улице Авиаторов он вернется очень скоро, поскольку одна навязчивая мысль не давала ему покоя. Она не могла отбить аппетит, слюной он по-прежнему захлебывался, но беспокойство вызывала.
   Такое везенье случается не часто. Его, может, не будет больше никогда. И мясо не будет лежать вечно. Александр понимал, что следует запастись им впрок, и не в качестве подкожного жира. Значит, нужно заниматься консервированием.
   Он знал три способа консервации, доступные в его условиях. Соление, вяление и копчение. Но последние два представлялись ему слишком сложными процессами. Солонина хоть и проигрывала по вкусовым достоинствам, была не в пример проще в приготовлении.
   Данилов прикинул, что в ближайшие три дня дел у него будет по горло.
   Чтобы засолить все, у него просто не хватит соли. А скоро весна. Внезапно его осенило. Погреб! Погреб послужит в качестве холодильника, если натаскать туда льда с озера. Тогда Саша обеспечит себя едой на долгие месяцы. Если повезет, то мясо сохранится почти до лета - настоящего, а не календарного. Но - нет, не все так просто. Из опыта прошлой жизни он знал, что даже в морозильной камере мясо портится, обветривается. А в импровизированном леднике можно рассчитывать разве что месяца на три. Нехитрый подсчет показывал, что за девяносто дней столько мяса он не съест, все-таки не медведь. Значит, придется осваивать и другие способы заготовки.
   Добравшись без приключений до села, Данилов наскоро перекусил, поспал часов пять и двинулся за второй партией. И только когда вернулся с оставшимся мясом, позволил себе попировать. Поджарил медвежью лапу и большой кусок печени. Жесткое и сухое, будто уже провяленное, мясо пришлось ему по вкусу, а вот печень понравилась меньше. Следующие полдня он лежал на спине, поглаживая округлившийся живот. Он съел немало, но сумел вовремя себя остановить. Все хорошо в меру, и после долгого недоедания не надо набивать брюхо. Сегодня он больше никуда не пойдет. И завтра тоже.
   Запасшись едой, Саша неожиданно столкнулся с новой проблемой: теперь он не мог никуда отлучиться из опасения, что кто-нибудь захочет поживиться его добычей. Незачем было рисковать. Эта была его последняя вылазка в город.
  
  
   Глава 5. Конец пути
  
   День двести восемьдесят пятый
  
  
   Для того, кто живет в одном ритме с природой, время летит быстро. Дни складывались в недели, а недели в месяцы. В середине мая зима кончилась, так же внезапно, как началась. Всего за неделю температура поднялась на двадцать градусов, перевалив точку замерзания воды. Только по ночам еще иногда подмораживало.
   Данилову это напомнило климат последних довоенных лет. Тогда на юге Западной Сибири природа преподносила сюрпризы, которых не помнили старожилы. В некоторые года ни весны, ни осени не было - только зима и короткое лето. В другие, наоборот, весна плавно перетекала в осень, без единого теплого дня. В июне-июле проносились торнадо, как в Америке, в январе температура пыталась побить рекорд, зафиксированный на антарктической станции "Восток". Раньше Данилов думал, что это связано с колебаниями полюсов, сейчас, став мудрее и циничнее, объяснил бы испытаниями геофизического оружия.
   Как бы то ни было, весна пришла.
   Это был один из дней в бесконечной их череде, похожих друг на друга. Он жил почти нормальной жизнью, вот уже месяц с лишним не покидая своего маленького мирка - дома на окраине вселенной. Это была игра, игра в обыденность, в налаженный быт прежних времен.
   Утро выдалось почти нормальное. Правда, легкая взвесь еще висела в атмосфере, и не весь солнечный свет достигал поверхности. Казалось, куда ни глянь, везде туман - все такое зыбкое, расплывчатое, и предметы на большом расстоянии искажаются, теряются в дымке.
   Данилов уселся в любимое кресло. Налил себе холодного чаю с тремя ложками сахара (в мешке осталось совсем немного, на дне, но иногда можно себя побаловать). Чтобы убить время, он читал все подряд. На полке, аккуратно завернутая в полиэтилен, лежала самая ценная книга его библиотеки - толстенная "Энциклопедия безопасности" в формате покет-бука. За эти месяцы книга помогала ему не раз. Сколько людей могли бы спастись, если бы, прежде чем идти в лес, в театр, садиться за руль, подниматься на борт корабля или самолета, они внимательно прочли этот труд. Каждая его страница была написана человеческой кровью.
   Крушение "Титаника" привело к тому, что были разработаны правила эвакуации с тонущих судов; после Мюнхенской олимпиады стали развиваться методы борьбы с терроризмом. Если бы не Хиросима и Чернобыль, не было бы так изучено влияние радиации на людей, и не были бы разработаны средства и методы защиты от нее. Мертвые хорошо учат живых, и денег не берут: из любой трагедии можно вынести опыт - хотя бы негативный. В том, что произошло 23-го августа, тоже есть один плюс. Теперь люди поймут, что война - это коллективное самоубийство. Что лучше довольствоваться тем, что имеешь, чем рисковать потерять все. А значит, когда все закончится, наступит царство мира, гуманизма и благоденствия. И все будут счастливы. Аминь. На Сашином лице появилась саркастическая улыбка...
   Еще были газеты. На чердаке он нашел целые залежи "Правды", "Советской России", "Комсомолки", "Аргументов и фактов". Книг в домике не было. Видимо, старики на такую ерунду денег и времени не тратили. Только, будто в насмешку, попалась изданная в 60-х годах "Книга о вкусной и здоровой пище". Цветные вкладыши с изображениями кулинарных изысков он разглядывал со сладострастием девятиклассника, получившего в руки журнал "Плейбой": недостижимо, нереально, но как красиво, аж дух захватывает. Во время вылазок в город он находил в домах книги в нормальном состоянии. Естественно, забирался он туда в поисках еды, но брал и книги - в основном фантастику, иногда классику, которую раньше не жаловал, считая тягомотиной. Например, он выкинул бы из "Войны и мира" страниц пятьсот "воды"...
  
   В этот день после чтения Саша погрузился в состояние, похожее на медитацию. Машинально он повернул ручку и включил радиоприемник. Этот допотопный "Океан" достался ему вместе с домом. Данилов с трудом подобрал к нему батарейки - старые уже окислились. Они были не пальчиковые, а здоровенные совдеповские. во время последней вылазки он нашел нужные в одной городской квартире. В том самом доме, рядом с которым завалил медведя.
   Теперь он часто слушал эфир. Точнее, тишину, изредка нарушаемую помехами.
   В этот раз его зацепило сильнее, чем обычно. Он долго сидел, думая о своем. О том, что всегда взашей, как глупость, как бессмысленные мечты. Брат близнец земляка Мясника, поселившийся у него в голове, не понимал, какой прок ему от того, что где-то еще на Земле есть люди, похожие на людей (хотя, на какой к черту Земле - в регионе и соседних вряд ли реально поймать передачу из Бразилии, сколько бы там волны ни отражались от ионосферы). На хрена они нужны, эти люди, не будешь же их жрать?
   Звук взорвал тишину, как бомба, хотя объективно находился на пределе слышимости.
   Тук-тук.
   "Это еще что за?..".
   Зверья он не боялся. Наоборот, рад бы был встрече - мясо ему не помешает. Все равно он неуязвим в своем доме. Конечно, любой нормальный homo sapiens проникнет сюда без труда. Но и к встрече с человеком он был готов. Выпрыгнет через окно в палисадник и или убежит, или выйдет гостям в тыл. А если припрут... что ж, придется продать свою жизнь подороже.
   Но пока он выжидал. Прошло около минуты.
   "Может, показалось?", - подумал Данилов. В наступившей тишине он слышал биение собственного сердца. И еще один странный звук, своеобразный ассонанс: "тик-так, тук-тук".
   Снова. Где-то во дворе. Ему не могло померещиться.
   Он удивился своему страху. "Спокойно, старик. Это тебя надо бояться. Страшнее тебя на десятки километров в любую сторону никого нет".
   Тук-тук-тук.
   Он не спешил подходить к двери, через нее могли выстрелить. Вместо этого он подошел к окну, которое не было заколочено и выходило в палисадник. С улицы его было почти не видно. Тут был не стеклопакет, а самодельная деревянная фрамуга. Он отогнул гвоздь, открыл ее и протиснулся наружу.
   Прижимаясь к стене, Саша обошел дом. Рыхлые, еще не растаявшие сугробы на месте кустов то ли крыжовника, то ли смородины заслоняли его от того места, где находился некто. Но там, посреди двора, было пусто.
   "Нервы, батенька, нервы...".
   В этот момент звук раздался снова, и Данилов определил его источник.
   У дровяного сарая на земле сидела черная ворона и долбила клювом кровавую лужицу на том месте, где он три дня назад разделал пойманную собаку.
   Эдгар По отдыхает.
   С проклятьем Александр побежал в дом; не стрелять же в эту дрянь дробью. Но когда вернулся с воздушкой, птица уже делала прощальный круг над двором. Данилов со странной злостью сделал по вестнику несчастий три выстрела, но тот улетел прочь.
   Он решил попасть обратно в дом через дверь, и еще в сенях услышал голос.
   Из дома.
   "Ну все. Глюки пошли", - подумал Александр и вспомнил про радио. Бегом он влетел в комнату и остановился у приемника. Но из-за собственного топота успел услышать только последние фразы.
   - ...с вами был поселок Подгорный. До новых встреч. Если у вас есть радиопередатчик, дайте о себе знать. И берегите себя, нас и так мало осталось.
   На этой минорной ноте запись кончилась. И никаких позывных.
   Голос был женский и очень приятный.
   Несколько секунд Александр пребывал в ступоре. Потом, не выключая радио, достал свой походный атлас автодорог.
   Подгорный... Он легко нашел его на границе Новосибирской и Кемеровской областей, в горах. Судя по всему, раньше там было тысяч десять населения и железная дорога.
   Следующие три дня он не отходил от радио. Но ни назавтра, ни через день, ни через два передача не повторилась. А через три дня древний аппарат умер - то ли сели батарейки, то ли исчерпался запас живучести.
   Если бы не уверенность в своей нормальности и факты из атласа, Саша подумал бы, что ему померещилось. Проклятая ворона... если бы не она, он прослушал бы передачу с начала. Хотя главное он понял и так. И впервые за время своей эпопеи почувствовал себя одиноким.
   Нет, но как же легко он поверил, что это действительно город. А вдруг это просто сумасшедшая, сидящая где-нибудь в подвале посреди "столицы Сибири"? Или просто ловушка, и на подходе к этому поселку он попадет в лапы любителей "розовой свинины"?
   Нет, чепуха. Одна баба не выжила бы никак. А небольшой группе человек из десяти будет не до радиоигр, у них все силы уйдут на тупое выживание. На почерк бандитов-людоедов тоже не похоже, они люди простые и конкретные. Мало кто сейчас вообще слушает радио, так что толк с такой заманухи сомнителен.
   Нет. он узнал частоту, на которой вещает ее величество Судьба. Такое с ним уже было. Тогда тоже выстроилась цепь невероятных случайностей, "роялей". Сесть не в тот автобус, забыть кошелек, уехать в Тмутаракань и спастись от ядерной смерти. Судьба опять дала ему знак: этот этап пройден, пора не следующий. Что-то подсказывало Александру, что если он не подчинится зову - вряд ли доживет до лета.
   Хотя было и рациональное объяснение. Мысль, которая иногда посещала его, теперь буквально ломилась в череп. Сегодня это ворона. А завтра что? Еще один медведь. Или стая в десять волков. Или человек пять уголовников. Рано или поздно капризная дама удача ему изменит, и он нарвется на непреодолимую силу. И прятаться бесполезно. Погибнуть можно и без деятельного участия других. Достаточно получить травму, после которой он не сможет добывать пищу - сломать ногу, например. Или серьезно заболеть. И хана. В долгосрочной перспективе он обречен.
   Да и не надо преувеличивать трудность путешествия. Во-первых, оно на пятьдесят километров короче. За эти месяцы он прошагал пару тысяч километров по окрестным дорогам. К тому же он уже не тот робкий очкарик. Он, бляха муха, ужас, летящий на крыльях ночи. А главное, зима кончилась, и людей стало гораздо меньше. Достаточно избегать населенных пунктов и передвигаться по ночам. По сравнению с его великим походом это будет приятная прогулка.
   Была и еще одна причина: дома у него больше не было. Он не испытывал никаких чувств к этим руинам, не больше, чем к другим - в Новосибирске, Москве, Лондоне, Нью-Йорке. Если б он сохранил склонность к патетике, сказал бы, что носит Родину у себя в сердце.
   Данилов спустился в подпол. Отрезал ломоть копченой медвежатины, сжевал немного прошлогодних соленых огурцов. Запасы опять заканчивались. По иронии судьбы весной оказалось добыть еду еще труднее, чем зимой. Его запас снова можно было унести на плечах, как и то, что он носил для обмена - сигареты, алкоголь и пакетик с золотом.
   Отправиться в путь он решил в тот же день.
   Откладывать было нельзя. Вот-вот по его расчетам должны были выйти из спячки и начать плодиться насекомые.
  
   У самой калитки Александр остановился и резко обернулся. Кое-что забыл.
   "Надо же, модник нашелся. Стесняешься рваной штормовки? Да ты на остальных посмотри, которых ты видел. Это сейчас типа последний писк такой. У них там в городе навряд ли в смокингах ходят".
   Данилов скрылся в избушке. Он не хотел предстать перед новыми знакомыми в прикиде клошара. От того, как он будет выглядеть, зависит, как его примут.
   Вернувшись в дом, Саша полез на верхнюю полку. Эту одежду он собрал еще пару месяцев назад и заботливо хранил завернутой в целлофан. Затем он закинул на плечи новый удобный рюкзак, куда легко уместилось все его движимое имущество ("Omnea mea mecum porte") и, прежде чем взяться за дверную ручку, в последний раз окинул взглядом комнату.
   С этим местом не было связано ничего теплого и светлого. Но, по крайней мере, это была безопасная гавань в штормовом океане.
   - Отречемся от старого мира... - пробормотал Александр, вышел за порог, повесил на дверь тяжелый навесной замок, а ключ спрятал в один из бесчисленных карманов своей куртки. - Отряхнем его прах с наших ног...
   Еще одна глава позади. Что дальше? Знание жизни не позволяло ему готовиться к безоблачному будущему. На душе у него было не очень спокойно. Он покидает дом, чтобы найти людей. Чужих людей. Как они его примут?
   Он был не настолько глуп, чтоб сунуться к ним в гости с радостной улыбкой до ушей. Сначала надо посмотреть, что за Подгорный такой, какая у них там национальная кухня.
  
   *****
  
   Мимо проплывал город Ленинск-Кузнецкий.
   В этом месте река разливалась широко, и открывался отличный вид.
   "Хотя что здесь такого примечательного? То же самое увидишь в любом большом городе".
   Данилов поднес к глазам бинокль и несколько минут разглядывал некрополь. На фоне восходящего солнца чернели силуэты многоэтажек. Те, что были ближе, почти не пострадали, но чем дальше в сторону центра, тем меньше от них осталось. Но даже в тех темных домах, что стояли нетронутые, как в Припяти возле Чернобыльской АЭС, жизни было не больше. Близко к берегам он старался не подходить. Не хватало еще налететь дном на какой-нибудь столб или ограду.
   Некоторые дома были скрыты водой до уровня первого этаж. От застройки частного сектора, как раньше из-под снега, виднелись одни крыши. Откуда-то ощутимо тянуло трупной сладостью. Там, откуда вода уже успела отхлынуть, все покрывал жирный липкий ил.
   Лодка делала километров двадцать в час. Или правильнее считать в узлах? Но тогда надо переводить километры в мили, а его мозги над этим отказывались работать. Пусть будет по-привычному, в метрической системе.
   Он сидел, чуть наклонившись назад. Подставлять лицо брызгам, конечно, романтично, но как бы от этих брызг потом не слезла кожа. Вода даже визуально казалась грязной. Тут и там ее покрывала маслянистая пленка, иногда масляные полосы тянулись на многие сотни метров. У берегов колыхались хлопья белой и желтоватой пены.
   Еще утром он заметил в небе несколько чаек. Чем же они питались?
   Больше вокруг не было ничего живого.
   Да и люди обходили мертвые реки стороной. Это было объяснимо. Сколько в них смыло всякой дряни с химических производств, сколько сажи стекло, сколько разлагалось тел.
   Еще до наступления Зимы Александр приучился прятаться от дождей. Теперь радиоактивность осадков уменьшилась, но здесь, в районе химических и металлургических производств, они могли обрушить ему на голову всю таблицу Менделеева.
   Он изрядно рисковал, поскольку на водной глади он был как на ладони. Александр рассчитывал только на то, что никто не станет селиться по берегам тлетворной в буквальном смысле слова реки. Главное, преодолеть участок от Ленинска до Промышленной, дальше, если верить атласу, пойдут почти ненаселенные места до самой Новосибирской области.
   Лодку он нашел три дня назад в одном гараже в Полысаево, и эта находка внесла коррективы в его планы. Перед тем, как решиться, он долго изучал атлас, пока не пришел к выводу, что двести пятьдесят километров по воде это лучше, чем триста пятьдесят по суше, из которых половина придется на болота и ландшафт а ля Венеция, когда приходится делать большой крюк, чтобы обойти разлившийся ручей или протоку. Воздух был влажным и сырым, словно в Санкт-Петербурге,
   Идти оказалось ненамного проще, чем зимой. От Новокузнецка до Полысаево, города спутника Ленинска-Кузнецкого, он добрался за четыре дня, тем же путем вдоль железной дороги. Теперь ее насыпь была ниткой сухой земли на заболоченной низменности. Отсюда он собирался продолжить путь пешком, рассчитывая добраться до границы областей за неделю, а до цели за десять дней. Мысль об автомобиле не возникала, хотя в гаражах можно было найти что-нибудь на ходу, а для езды по пустым дорогам хватило бы даже его навыков. Но вместо дорог были ручьи и грязевые потоки, а если ты не знаешь, где можно срезать путь, то наверняка нарвешься на засаду местных, которые слетятся на звук мотора как коршуны. Река все же безопаснее.
   Данилов читал, что в последние годы Иня сильно обмелела и была загрязнена промышленными выбросами. В некоторых местах глубина стала меньше метра. Понятное дело, река была не судоходной, но любители активного, пусть и не экстремального отдыха (категории по сплаву у реки не было) вниманием ее не обделяли, как, впрочем, и рыбаки - тут еще водились окуни, щуки и налимы.
   Раз уж по ней сплавлялись и раньше, ему в половодье это будет не трудно. Осадка у лодки была очень малой. С помощью длинного шеста Данилов измерил глубину у берега и обалдел. Почти четыре метра.
   Лодка ему хорошо послужит, даже если в Подгорном не встретится никто, с кем стоило бы завести знакомство. Перед ним будет Обское море и Обь, а значит, вся Западная Сибирь. И рано или поздно или он найдет хороших людей, или его найдут плохие. В собранном виде его плавсредство весило всего килограмм двадцать вместе с мотором. Горючее для нее он надеялся найти на берегах рек.
   День он потратил, чтобы научиться водить лодку, изучая ее ходовые качества, считая расход бензина. Ему понравилось, что мотор работал относительно тихо, ненамного громче, чем у автомобиля.
  
   *****
  
   Город остался позади, и Данилов чуть расслабился. Меньше стало топляка, о который он боялся пропороть днище. Здесь Иня почти не разлилась - берега были высокими. Уровень воды, конечно, спадет, но вряд ли вернется к довоенным показателям, ведь теперь из реки не брали воду города и заводы. Левый берег был выше правого и поднимался причудливыми террасами.
   Плыть по течению было легко, проблемы возникали только при маневрировали. Дважды Данилов, неосторожно приблизившись к берегу, садился на мель. Тогда он надевал "чулки" от недавно найденного ОЗК и сталкивал посудину с мели, не замочив ног.
   Изредка из тумана показывались похожие как две капли воды села и деревни.
   Река медленно несла свои воды на север. Иногда встречались трупы и бревна, почти неотличимые друг от друга, но запаха больше не было. Рецепторы у него в носу подстроились и перестали его воспринимать.
   Песчаный остров показался впереди, когда щупальца сумерек уже дотянулись до поверхности темной воды. Багровое пятно заката скрыла черная туча, похожая издали на гору. Не прошло и пяти минут, как по его дождевику застучали первые капли.
  
   Он еле успел, затащить лодку на берег, как землю окутало черное безмолвие, к которому он так привык за эти полгода. Но это была обычная ночь, и Саша знал, что она закончится через отведенное ей время.
   Он выбрал место посуше, устроил навес из полиэтилена и расстелил спальный мешок. Александр уже начал засыпать, убаюкиваемый шелестом дождя, когда посторонний шорох вывел его из "режима энергосбережения". Его рефлексы были хорошо отточены первобытной жизнью.
   Там, где он оставил свой рюкзак, мелькнуло что-то гибкое и мокрое. Не рассуждая, Данилов выстрелил в тень из пистолета, который держал при себе.
   Громкий хлопок и почти неслышный писк.
   Не вставая, он посветил фонариком. На мокром песке билась в судорогах огромная тварь, которой пуля перебила хребет. На секунду пришла дикая мысль - "мутант!" Тварь отличалась от обыкновенной подвальной крысы только блестящей лоснящейся шерстью и перепонками на лапах. Да еще размером она была раз в пять больше.
   Водяная крыса. Надо же, уцелели. Будет из чего людям шапки шить. Мех-то ценный, а вот мясо раньше вряд ли кому-нибудь пришло бы в голову есть. Но он не станет привередничать.
   Закончив потрошение, Саша улегся спать, зная, что через два дня будет на месте.
  
   *****
  
   Это случилось через неделю после ледохода, когда Иня, впитав в себя массы растаявшего снега, превратилась в полноводную реку. Но в ней нельзя было даже стирать белье. Ее воды несли в себе слишком много отравы. Иной раз проплывали трупы людей и животных - оттаявшие гостинцы из прошлого. Есть их было некому. Рыбы тут пока никто не видел. Эколог говорил, что река очистится скоро... по историческим меркам. А вот климат не будет прежним даже в масштабах геологического периода. Снег над выжженными равнинами умеренных широт растаял, и альбедо Земли в очередной раз изменилось. Теперь черный пепел поглощал больше солнечной энергии и планета стремительно разогревалось. Вносил в происходящее свою лепту и парниковый эффект от выброшенного в атмосферу СО2. После гигантской встряски климат Земли вступал в эпоху устойчивой неравновесности. Эти процессы не смог бы смоделировать ни один климатолог.
   Они могли видеть только то, что происходило в границах освоенного ими ареала. В день удара не стало плотины Новосибирской ГЭС, и речная система региона начала возвращать себе первозданный облик. "Обское море" не исчезло в одночасье, но обмелело и превратилось в болота и озера, одно из которых затопило несколько городских кварталов.
   Когда миллионы тонн снега в ее пойме растаяли, Обь стала еще полноводней, раскинувшись на два-три километра вширь - куда тут гоголевскому Днепру. Рядом с городом ее русло изменилось навсегда из-за атомных взрывов, где-то углубивших дно, а где-то, наоборот, поднявших его горами снесенных в реку измельченного грунта, обломков и костей.
  
   Дозорный откровенно скучал. С этой стороны они не ждали гостей. Сказать по правде, они их вообще не ждали. Переводя бинокль то на поверхность речки, то на ряды сопок на горизонте, он зевнул и почесал репу. Он уже собирался отложить бинокль и сходить отлить, когда заметил вдалеке черную точку. Минутой спустя до него донесся надсадный рев мотора.
   По мутной реке, из которой пока не брали воду даже для технических нужд, не говоря уже о питье, плыла резиновая моторная лодка.
   В ней был всего один человек. Это был первый гость за два месяца.
   Человек причалил и спрыгнул на берег. Теперь от наблюдательного пункта на старой силосной башне его отделяло метров триста. Выйдя на берег и вылив воду из сапог, он осмотрелся.
   Оправившись от удивления, дозорный на смотровом пункте вызвал по рации мобильную разведгруппу.
  
   *****
  
   Данилов десять ряд проклял себя за то, что взял лодку. Лучше бы он шел пешком. В предгорьях Салаира река неслась так, будто взбесилась. Он чувствовал себя щепкой, попавшей в бурный поток.
   Это напоминало гигантский слалом. Теперь можно было заглушить мотор, течение и так вынесло бы его. Правда, скорее всего, аккурат на камни. Пару раз "Титаник", как Саша про себя называл свое плавсредство, умудрился черпануть бортом. Теперь, сидя по щиколотку в ледяной воде, он вычерпывал ее кружкой, второй рукой не отпуская румпель.
   Он бы и рад прекратить эту гонку, продолжавшуюся уже полтора часа, но не мог - оба берега были как назло крутыми и обрывистыми.
   Ближе к корме лежал большой рюкзак - настолько большой, что странно, как человек такой комплекции мог его поднять, остальные вещи были равномерно распределены по днищу, чтобы лодку не качало.
   Наконец, судьба сжалилась над ним, и он нашел подходящую отмель, пристал и вытащил лодку на берег. Данилов решил спрятать ее здесь и продолжить путь пешком. Хватит с него экстрима.
   Хуже всего было, что вокруг не нашлось никаких ориентиров. Карту можно даже не доставать. Кто знает, сколько до этого Подгорного?
   Александр решил идти вдоль берега, пока не выйдет к какой-нибудь дороге. С местными пока надо бы поосторожнее.
   Он не успел сложить лодку, когда услышал оклик. Привычка к ядерной ночи сыграла с ним злую шутку. Он уже отвык, что человек видит на такое большое расстояние.
   Вверх по косогору, выйдя из-под прикрытия сосен с опавшей хвоей, к нему направлялись двое с автоматами. Еще двоих он заметил чуть в стороне. Что-то подсказало Саше, что дергаться не надо.
  
   *****
  
   Одет он был в поношенную штормовку с кучей карманов. На голове черная вязаная шапка. На ногах - резиновые сапоги. На руках - перчатки без пальцев. Возраст определить было сложно. По фигуре можно принять за подростка - щуплый, нескладный, мосластый, - но по лицу легче дать тридцать пять, а по глазам, рядом с которыми пролегла сеточка морщин, и все сорок. Лицо украшали три тонких параллельных шрама, тянувшихся от подбородка до уха по левой щеке. Благодаря этому тонкие черты лица затушевывались и не бросались в глаза. Он чуть сутулился, из-за чего казался ниже своих неполных двух метров. На нем были темные очки.
   - Здравствуйте, товарищи, - чужак приветливо помахал рукой и пошел им навстречу.
   Все они сразу же надели марлевые маски.
   - И тебе не хворать, - приветствовал его старший патруля, чернявый парень в новом, будто только что со склада камуфляже, с непокрытой головой, чисто выбритый и ровно подстриженный, что для глаза бродяги из пустоши смотрелось непривычно. - Положь-ка ствол и отойди в сторону.
   Человек подчинился. Ему дали такую же маску и убедительно попросили надеть.
   - Теперь пошли.
   - И куда вы меня?
   - Сначала с тобой поговорят. Потом в карантин.
  
   Вот и все. Больше он не атом, не ион в свободном полете. И отступать поздно. Даже если бы он захотел, никто его теперь не выпустит. Его уводили в неизвестность, но Данилов ни о чем не жалел. Он и не ждал приема с цветами и речами. Все же эти люди, несмотря на автоматы в руках, отличались от тех, кого он встречал до сих пор. Их форма была аккуратной и почти единообразной, да и вели они себя как подразделение, а не шайка.
   Но что Сашу особенно поразило, так это маски. Именно маска заставила его расслабиться. Ее наличие говорило о налаженной системе охраны здоровья, которое могло быть только в крупном цивилизованном поселении.
  
   *****
  
   Пыль оседала. Планета медленно пробуждалась от ядерной комы, но прежней ей уже было не стать.
   Там, где упали бомбы мощностью в одну и более мегатонну, изменился даже рельеф. Просыпались спящие вулканы, выбрасывая в атмосферу сотни тонн пепла, продлевая Зиму на дни и недели. Разлившиеся реки, запруженные обломками и телами, медленно превращавшимися в плодородный ил, меняли русла. На большую часть Северного Полушария пришла весна, но средние температуры были существенно ниже довоенных. Полярные шапки все это время росли как на дрожжах, и теперь граница зоны вечной мерзлоты будет пролегать гораздо южнее. Наступали ледники. Немного сместились и продолжали смещаться магнитные полюса, изменились океанские течения и направления ветров.
   Замерзший Берингов пролив по насмешке природы, которой было наплевать на людские дрязги, соединил Евразию и Северную Америку. На ничтожные величины, которые будут заметны разве что в масштабах миллиардов лет, изменилась даже скорость обращения Земли и ее орбита. Земля стремительно превращалась в мир, который ничем не напоминал планету, где зародился человек, назвавший себя разумным.
   Никогда не восстановится экосистема. На месте тайги и широколиственных лесов умеренной полосы в лучшем случае будут заросли карликовых уродцев, жмущихся к земле. Там, где когда-то были степи, прерии и саванны теперь раскинулись каменистые пустыни, тундры и болота.
  
   Как и миру, человеку, который вернулся к сородичам после одиссеи длиной почти в год, никогда уже не стать прежним. В его голове, в паутине нейронов, по ветвям дендритов и аксонов, шел сигнал за сигналом. Там, среди бездорожья и руин, потоки информации проложили себе новые маршруты. Они становились все более упорядоченным, пока из хаоса обрывочных мыслеобразов не поднялась система. Новое "Я". С собой прежним человека связывала только память, но и она слабела. Мозг дотошно, как кадры кинохроники, сохранил каждый день "после", а вот прошлое уходило. Забывалась и шелуха, вроде той, что вливалась в его голову в институте, и то, что было ему по-настоящему дорого. И ничего с этим нельзя было поделать.
  
   *****
  
   Мир менялся. Только одно на третьей планете солнечной системы осталось прежним. Как и раньше, это был мир жестокой конкуренции.
   Некоронованные правители Земли не первое тысячелетие сидели на вершине пирамиды, и им уже случалось проигрывать битвы. Но даже поражение они всегда умудрялись обратить себе на пользу. Так будет сделано и в этот раз.
   Они были огорчены, но не раздавлены. У них было много времени. В конце концов, Новый Мировой Порядок на этой планете будет возведен заново. Война и зима хорошо расчистят площадку для строительства. А рабов всегда можно развести заново, они плодятся быстро, если правильно обрабатывать им мозги.
   Над Гавайями и избранными районами Австралии черные облака разгоняли сверхвысотными ядерными взрывами. Секретный проект "Гелиос" был разработан еще в начале века, якобы для противодействия вулканической зиме.
   Повелители рухнувшего мира пока не предпринимали никаких активных действий на других континентах, ограничиваясь разведкой. Они копили силы и выжидали.
   Интермедия 2. Псы войны
  
   Алтайский Край. Сентябрь 2019
  
   Они ехали через снежную целину, в паре километров от бывшей автотрассы. Ехали, по своей земле соблюдая радиомолчание, прячась, как воры.
   Капитан Бесфамильный (для друзей, оставшихся в прошлой жизни Леха Бес) понимал, что война давно закончилась, но теперь вместо риска попасть под удар крылатой ракеты были другие причины скрываться. Он не хотел выдавать свое присутствие тем, на кого они, возможно, скоро нападут.
   Даже сейчас они могли быть самой серьезной силой в регионе. Переход через Казахстан с юга на север стоил им двух машин, еще одну они потеряли уже в России, четвертую не смогли завести после зимовки - и все это без боя. Но оставшиеся девять танков плюс пять бронетранспортеров могли стереть в мелкую труху любого. Пока могли.
   Бес торопился, потому что знал, что без техобслуживания у него на руках скоро будет бронированный металлолом. Танки - это не неприхотливые гражданские автомобили. Они нежные, плохих дорог не выносят. Они любят, когда их доставляют к театру военных действий с комфортом, на железнодорожных платформах или в трюмах больших десантных кораблей. А пробег в пятьдесят тысяч километров без капремонта (норма для мирных автомобилей) для танков фантастика.
   Хорошо еще, что степи Казахстана - это не Каракумы, и Алтай - не Кавказ. Тем более что они держались равнинной части региона. Иначе они могли просто не доехать.
   Можно было остаться в любом из городов северного Казахстана, где их приняли бы как своих. Но Бес пер вперед напролом, сам упрямый как танк. Большинство его бойцов были из Западной Сибири, в основном из Новосибирской области. Дело было, конечно, не только в этом, но с любой точки зрения их маршрут казался разумным. Ну не в Монголию же уходить?
   Капитан Бесфамильный, детдомовец и выпускник кадетского корпуса, вспоминал, как это началось.
  
   *****
  
   Карагандинская область, Казахстан. Антитеррористические учения КСОР ОДКБ. Еще до.
  
   Ему повезло. На его месте в командирском танке в тот день должен был оказаться другой. Просто у его старого товарища, выбранного командованием для этой роли, в последний момент то ли от некипяченой воды, то ли от местной еды случился приступ диареи. Последний раз Бесфамильный видел, как тот шел в медпункт - бледный как полотно и отчаянно матерившийся.
   Алексей легко забросил в люк свои сто килограммов живого веса и удобно разместился в эргономическом кресле, перед монитором. Снаружи было сорок градусов жары, и на противокуммулятивном экране можно было жарить яичницу, но здесь работал хороший кондишн. "Свистелки и перделки" - так называл Бес все эти примочки, не имеющие прямого отношения к боеспособности и живучести танка. Да, это вам не "Лада-Калина".
   Механик-водитель, опытный контрактник, завел двигатель, и пятидесятитонный Т-100М, утробно рыча мотором, начал плавно набирать ход. Они вдвоем составляли весь экипаж, располагавшийся в бронированной капсуле в центральной, самой защищенной части танка.
  
   В большую политику Бес старался не вникать, но кое-что знал и он. Знал, что и через шестнадцать лет после подписания Новый Варшавский договор из ОДКБ не получился. Единые вооруженные силы быстрого реагирования существовали, но их деятельность ограничивалась несколькими операциями против наркотрафика, да еще участием в таких вот учениях.
   Учениям предшествовал боевой смотр, куда пригласили даже журналистов. Здесь, почти как на выставке "АмЭкспо-2019", было собрано лучшее, что могла произвести страна, которую злые языки называли "Северной Нигерией".
   Но в этом году гостей из дальнего зарубежья не было. Кроме стран Договора колбезопасности своих наблюдателей традиционно отправляли сюда Китай, Индия и Иран.
   Естественно, новый демократический Иран своего представителя не отправил, и его можно было понять. Со всеми проблемами, которые они получили после "освобождения", им теперь было не до новой боевой техники. Да и обида на русских друзей, отдавших их на растерзание Израилю и янки, осталась. Страна трещала по швам и тонула в крови. Иранские азербайджанцы всерьез собирались отделяться, белуджи - получить свое государство, а шииты с суннитами резали друг друга почище, чем в соседнем Ираке, и все это на фоне эпидемии и голода.
   Но не было и собранных и вежливых китайские товарищей, хотя в прошлом году их делегация включала почти двадцать человек. Не было и индусов в своих неизменных чалмах под цвет белым кителями.
   Подполковник Алексей Бесфамильный, командир отдельного танкового батальона, дислоцированного в Бердске, об этом не думал. А думал он о президентской премии в размере 12 месячных окладов, которая теперь достанется ему. Хотя он и так не бедствовал, получая раза в два больше среднего командира его уровня. Естественно, если они на глазах зрителей перевернутся на подъеме, премии он не получит. Будет скандал на весь мир, последуют разрывы контрактов и скверные последствия для него лично.
  
   С блеском был подготовлен и фуршет. Сверкали начищенные туфли и ботинки, "гарсоны" в накрахмаленных до хруста белоснежных рубашках наливали гостям напитки. Кормили хорошо и чиновных гостей, и журналистский пул, который освещал мероприятие.
   Корреспонденты делали вид, что что-то понимают, делали пометки в блокнотах и пили минералку "Перье" из пластиковых стаканчиков. Военные эксперты в гражданском многозначительно переглядывались и тоже что-то помечали.
   На следующий день после смотра должна была начаться оперативная часть учений, на которых Россия будет представлена силами Центрального оперативно-стратегического командования. В соответствии с вводной, подразделения уже поделились между Западными и Восточными. По плану учений Западные - это не военный блок и даже не региональная держава, а разрозненные банды исламских радикалов. Чтобы не обидеть союзников, играть роль Восточных - террористов должны были исключительно российские военные. Казахские, киргизские и таджикские новобранцы - каждая страна прислала всего по две роты - попали только в "миротворческий корпус".
   Сценарий учений был разработан в соответствии с военной доктриной России. Согласно ей большие войны в будущем не ожидались - только локальные.
   Террористов ждала незавидная судьба: нарваться на пограничный дозор, нанести ему небольшой урон и получить жесткий отпор. Уже через три часа к месту "замеса" будут переброшены части быстрого реагирования. Террористы подставят себя под удар авиации, самоходной артиллерии и откатятся в степь, которая помнила еще Чингисхана. Там их выбьют из нескольких глинобитных кишлаков вертолеты, танки и мотострелки. Такой видели московские стратеги войну будущего.
   Но всем этим Бесфамильный себе голову тоже не забивал, пока его танк мчался по бездорожью.
  
   Это была всего одна минута плотно спрессованных событий.
   Стоп-кадр.
   Расширенные глаза маршала. Недонесенная до рта вилка. Упавший на скатерть кусок отбивной.
   Взрыва не было. Просто раздалось несколько хлопков в десятке мест на территории лагеря, которые если и услышали, то приняли за выхлопы автомобилей. А потом все вокруг начали умирать.
   Все произошло настолько быстро, что никто не успел даже испугаться. Так и остались лежать в тех позах, в каких находились за секунду до смерти. Мертвы были высокие гости за накрытыми столами под тентами, защищавшими от жаркого солнца. Мертв был принимавший учения министр обороны. Мертвы были журналисты и операторы - камеры продолжали снимать, или уткнувшись в землю, или показывая огромное кладбище. Мертвы были офицеры и генералы. Как оловянные солдатики попадал рядовой и сержантский состав. Только ветер колыхал ковыль, да стрекотали степные птицы. Что бы это ни было, оно действовало только на людей.
   Все это заняло от силы тридцать секунд.
  
   Он уже не помнил, что заставило его посмотреть на наблюдательный пункт. Просто ли любопытство или желание проверить оптику. И вот, глядя в видоискатель, Бес понял, что преодоление полосы препятствий потеряло актуальность.
   "Террористы могут применить оружие массового поражения", - вспомнил он.
   Но те террористы были ненастоящим, да и и учения еще не начались.
   Снаружи громыхнуло. Бесфамильный понял, что не видит в небе силуэта вертолета, с которого шла съемка. Зато видит в той стороне столб жирного чадящего дыма.
   - Твою ж мать... - пробормотал он.
   Они ехали с, включенной в "красном" режиме системой жизнеобеспечения. Испытывали ее после аврального ремонта, когда оказалось, что некоторые узлы новых "нано-танков" не работают так, как надо. Поэтому в обитаемой зоне танка было создано избыточное давление, которое не дало бы никакому химическому агенту попасть внутрь.
   Он видел, что его звено, которое шло за ним, сохраняет строй. Кроме одной машины. Та явно потеряла управление, начала рыскать и вскоре сошла с дистанции - протаранила муляж кирпичной стены и свалилась в противотанковый ров.
   Бесфамильный включил радиосвязь. Ни с кем, кроме его звена, связи не было. С наблюдательным пунктом тоже.
   Он начал перебирать другие частоты и, наконец, среди помех нашел более-менее разборчивые переговоры. В кабину ворвалась взволнованная речь. Если бы Алексей не был стрижен под ноль, он почувствовал бы, как волосы шевелятся у него на голове.
   Вначале Бесфамильный грешным делом подумал, что какая-нибудь микроволновая пушка с орбиты сожгла нейроны в мозгах. Бес слышал про такое, но верилось с трудом. Скорее, диверсант поработал, возможно, даже среди приглашенных. Алексей до сих пор не был уверен, что это было за отравляющее вещество. Да, он слышал про такие разработки - и в России, и за бургом. Всем нормальным странам давно было начхать на конвенции. Слышал про БОВ, которое расщепляет белок, отвечающий за передачу нервных импульсов, и тогда человек просто "выключается" - без судорог, выпученных глаз, кровавой пены, поноса, рвоты... Просто падает как подкошенный.
   Он старался делать только то, что требует ситуация.
   Они сошли с полосы препятствий и поехали через обычное казахское бездорожье. Затем вышли на нормальную дорогу - не асфальтовую, а бетонку, соединявшую полигон с ближайшим поселком.
   Прошло еще несколько минут, и на дороге показалась первая машина. Перевернувшийся УАЗ с мертвецами внутри. Бес выматерился.
   Когда они добрались до военного городка, стало не в пример хуже. Чтобы объезжать тела, приходилось тратить драгоценные секунды, но, отдавая последнюю дань уважения погибшим, они таранили изгороди и перепахивали чьи-то огороды.
   Да и погибшим ли? А вдруг они только потеряли сознание? Впрочем, разум подсказывал, что убить человека химией гораздо проще, чем с гарантией вывести из строя, не убивая.
  
   Те, кому полагалось быть мертвыми, неслись на север. Они ничего не могли сделать для тех, кто остался позади, разве что отомстить, что и стояло на повестке дня у командира. Не прошло и часа, как лагерь накрыло. Вслед им шарахнула ударная волна, но она не могла причинить вреда танкам и их экипажам, так же, как и проникающая радиация. Фильтровентиляционные установки защищали танкистов и от радиоактивных осадков в воздухе.
   И все же с точки зрения сохранения своих жизней, то, что они сделали, было ошибкой. Бес понимал, что в эпоху высокоточного оружия и спутников-шпионов их танки все равно что мишени.
   Разумнее было бы взять обычные машины. Не бронеавтомобили с пулеметами, и даже не "УАЗ"ы защитного цвета, а обычные гражданские внедорожники. Например, журналистские, с логотипом телекомпаний.
   Они могли бы снять форму и сойти за обычных беженцев. Но Бес скорее бы пулю себе в лоб пустил, чем поступил так. Он уже догадывался, что армия разбита, и стране капец. Но бросить технику было бы не только нарушением устава, но и человеческим блядством. Поэтому они продолжали гнать.
   Далеко уйти им не дали. Уже через полчаса система обнаружения целей командирского танка засекла быстро перемещающуюся воздушную цель, а за ней еще несколько.
   Беспилотники. Целых шесть штук. Крохотные. Бес таких никогда не видел. Явно - разведчики и корректировщики огня, а не боевые самолеты-роботы. Но это ничего не меняло. Бес подозревал, что так и будет, но не думал, что так быстро. Откуда же они взялись, мать их?
   Ближайший из них находился на расстоянии пяти километров, в тридцати метрах над землей. Бес приказал мехводу не снижать скорость и задействовал систему управления огнем. Навел рамку прицела на ближайшую из целей и нажал на гашетку. Оперенные осколочно-фугасные снаряды с неконтактным взрывателем из 40-миллиметровой автоматической пушки обозначили едва заметный шлейф в небе. Они не были самонаводящимися в полном смысле слова, но могли слегка корректировать траекторию полета. Прямое попадание и не требовалось - встроенный в каждый снаряд электронный взрыватель давал возможность подрыва в любой заданной точке траектории. Против воздушных целей это было то, что нужно.
   Не зря этот танк, главное 152-мм орудие которого было спарено с автоматической скорострельной пушкой, еще на заводе получил неофициальное название "Мамонт". Сетевые остряки говорили, что генеральный конструктор обыгрался в игры серии "Red Alert", где данный юнит отличается от остальных танков тем, что неплохо борется и с воздушными целями. Но Бесфамильный об этом, естественно, знать не мог.
   Бес увидел серию вспышек, и на экране осталось только пять объектов. Они были слишком далеко и продолжали быстро удирать. Но это уже не имело значения - свое черное дело роботы-шпионы сделали, и те, кому надо, получили координаты и картинку в высоком качестве.
   Финита ля комедия.
  
   Они заглушили мотор и открыли люк. В кабину ворвался сухой пыльный воздух.
   У них оставались минуты, прежде чем те, кто устроил бойню на полигоне, довершат начатое. Бежать было некуда. В голой степи - ни оврага, ни деревца - танки не спрячешь. Но сами они могли надеяться, что им удастся затаиться в траве.
   Время шло, а удара не последовало. И примерно через два часа Бес разрешил своим бойцам подняться.
   - Поехали, - сказал он. - Похоже, о нас забыли.
   И в ответ на молчание, в котором читался вопрос "Куда теперь?", добавил:
   - В Россию.
   Они вернулись в машины и продолжили путь.
  
   *****
  
   Неделю спустя он смотрел в бинокль, как догорает Астана. Кажется, одним из вариантов перевода на русский язык ее прежнего названия Акмола было "Белая могила".
   Он не был уверен точно, в какой день они пересекли границу двух бывших советских республик, где-то возле Усть-Каменогорска - в чистом поле не было и намека на разделительную полосу. А в то время Бес еще старался держаться подальше от городов. Тогда он еще не понимал, что враги тоже огребли по самые помидоры, и не будет ни десанта, ни бомбово-штурмовых ударов.
   Когда они приближались, все живое пряталось. Ночевали солдаты и офицеры в заброшенных кемпингах, кафе для дальнобойщиков или просто в палатках в поле. Населенные пункты старались проезжать быстро, а крупные и вовсе обходить. Но ни разу им не заступили дорогу местные. Оно и понятно. Даже без главных калибров, одними пулеметами они могли наделать шуму.
   Несколько раз они становились свидетелями крупных разборок, но не вмешивались, хотя скорострельность 40-мм. пушек позволяла им сказать свое веское слово. Лишь однажды они отступили от этого правила - на третий день, когда без боя заняли оптовый склад, вокруг которого коршунами вились похожие на бандитов личности, и загрузились продовольствием. Тогда же они присоединили к колонне два грузовика и наливник. С этим "обозом" и шли.
   Когда термометр начал бить рекорды Гиннеса, Бес понял, что пора сушить весла. Они выбрали подходящую деревню - а когда оказалась, что она не совсем заброшенная, сделали ее вымершей.
   Зима (от начала октября до конца мая) прошла без особых трудностей. За это время один сержант напился и заснул в снегу, один рядовой застрелился. Больше потерь в живой силе не было. Они были достаточно умны, чтобы проверять радиометром воду и соблюдать правила РХБЗ.
   Вначале они даже не помышляли об охоте, хотя в степной зоне водились не только суслики. Теперь, после долгой зимы, за время которой запас продовольствия растаял, их так прижало, что они не брезговали и собаками.
   Бес понимал, что и танки, и люди нуждались в новом доме.
  

Часть 3. Город на холме

  
   Белый снег, серый лед,
   На растрескавшейся земле
   Одеялом лоскутным на ней,
   Город в дорожной петле.
  
   Кино, "Звезда по имени Солнце"
  
   Глава 1. Робинзон
  
   Они поднимались по пологому склону.
   Он не протестовал, как будто догадывался, что это бессмысленно, и больше не пытался задавать вопросов. Четверо сопровождающих - или конвоиров, как про себя называл их Саша - двигались быстро, задавая темп, и он не смог как следует познакомиться с окрестностями города.
   А виды тут были потрясающие. Насколько хватало глаз, тянулась холмистая местность, где не было даже намека на присутствие человека. Снег уже сошел, но трава еще не проклюнулась, поэтому склоны были бурыми и голыми. В таких местах конца света словно бы и не было. Наверно, когда весна вступит в свои права окончательно, здесь будет совсем как раньше, подумал Данилов.
   Линия горизонта казалась очень близкой и словно подрагивала на ветру. Что за массаракш? То ли просто туман, то ли взвесь пепла по-прежнему висела в нижних слоях атмосферы.
   Наконец, миновав узкую лесополосу, маленький отряд и его пленник вышли к шоссе. Хотя до города, судя по попавшемуся знаку, оставалось еще три километра, дорога была расчищена от брошенных машин - видимо, грейдером.
   Не меньше Сашу поразило то, что ямы и колдобины были засыпаны гравием, так что проехать можно было не только на внедорожнике.
   Данилов поймал себя на мысли, что почти удивлен, что не видит дорожного движения, когда мимо них прогрохотали два самосвала "КамАЗ", груженые песком.
   Наверно, он так и не научился контролировать выражение лица, потому что патрульные заржали.
   - Не ожидал? - усмехнулся Антон. Имя Данилов узнал по обращению к нему другого бойца. - Все как раньше.
   Его улыбка показалось Саше открытой и беззлобной, но он по опыту знал, что с такой же лыбой можно заставлять обреченных на смерть своим ходом шагать к траншее. И все же его немного радовало, что у этих людей нет к нему личной неприязни. Убивают по долгу службы обычно легко и без мучений.
   На горизонте между тем замаячили силуэты пятиэтажных домов на фоне поросших голыми деревьями каменистых склонов.
  
   Наконец, они достигли черты города. От самого въезда, обозначенного подновленным плакатом на щите, развеявшим последние Сашины сомнения, дорожное покрытие было тщательно восстановлено - на асфальте чернели свежие заплаты.
   "Так вот ты какой, город солнца. Я тебя не таким себе представлял. Но могло быть и хуже".
   И все же его ждало разочарование - эта часть города была явно необитаема. Несколько ближайших трехэтажных домов привычно смотрели на них пустыми окнами. Выглядели они скорее как дома, подготовленные к сносу. Рядом на асфальте не было обломков, а у ближайшего здания была натянута веревка с красными флажками, будто бы предупреждая людей об опасности схода снега или падения шифера.
   Того, что Александр увидел, хватило, чтоб понять: здесь была организация.
   Старший патруля достал рацию.
   - Эй, на вахте... Поднимайте карантинщиков. Гость пожаловал... Да, один. Не знаю. Не мои проблемы... Все, отбой.
   Миновав еще несколько многоэтажек - Данилов понял, что это поселок городского типа - они внезапно оказались на большом пустыре. Когда-то здесь были дома частного сектора, теперь о них напоминали только бетонные оголовки колодцев и остатки деревянных тротуаров. Он мог только гадать, выгорели ли они после пожара или их намеренно снесли.
   На другом конце пустыря, на небольшом всхолмье начинался настоящий жилой массив - ряды пятиэтажек, за ними - масса домов поменьше.
   "И будем мы как город на холме", - не понятно к чему вспомнилось Александру.
   Кажется, так говорил кто-то из первых английских колонистов-пуритан в Новом Свете, цитируя Нагорную проповедь. Дело было в Америке, и имел он, естественно, в виду общество, на которое должен будет равняться весь остальной мир.
   Ну, посмотрим, насколько здесь приблизились к идеалу.
   Опоясывала подножье холма самая настоящая стена. Данилов заметил ее издалека и присвистнул: она не уступала берлинскому аналогу времен "холодной войны".
   Через пару минут они остановились перед двухметровым бетонным забором, протянувшимся через бывшие дворы и огороды, поверх которого была натянута "егоза". Ограждение показалось Данилову слабоватым; судя по книжкам, постапокалиптический город должен быть окружен крепостной стеной с башнями и галереей для стрелков. А тут просто забор, как на какой-нибудь швейной фабрике.
   Но, пораскинув мозгами, Александр сообразил, что забор предназначен не для обороны, а, скорее, против одиночных воров и диких животных, да еще для обозначения границы. Для сплачивания тех, кто внутри нее. Если высотой стена, сложенная из разнотипных бетонных плит, воображенья не поражала, то протяженностью вполне могла. Влево сооружение тянулось метров на сто, пока не поворачивало под прямым углом на север, к реке; а с правой стороны ее оконечность уходила еще дальше. При этом она была как по линейке вычерченной: похоже, тут еще и геодезические работы проводились. Если принять форму поселения за квадрат, периметр получался солидным.
   Роль башен в узловых участках обороны, подумал Саша, могли играть те самые панельные дома. И точно: когда они подошли ближе, Александр заметил, что некоторые из окон нижних этажей заложены кирпичом - полностью и до половины, а на одном из балконов был установлен прожектор.
   Асфальтовое полотно дороги упиралось в решетчатые ворота. На глазах Александра перед двумя КамАЗами они с лязгом отъехали в сторону, пропуская технику в город. Ага, еще и с электроприводом. Уже по этим признакам можно было сделать вывод, что с электричеством здесь проблем нет. Вряд ли кто-то стал бы тратить его на такие вещи, если бы оно вырабатывалось только дизель-генераторами. Рядом в стене были двустворчатые железные ворота меньшего размера, похожие на гаражные. К последним провожатые и повели Данилова.
   Он к этому времени успокоился, интуиция подсказала ему, что его ждет не расстрел, а в крайнем случае допрос с пристрастием. Провожатые вели себя корректно: за всю дорогу его ни разу не толкнули. Он, впрочем, старался не давать повода.
  
   Где-то за стеной залаяла собака. Антон приблизился к дверям и забарабанил в них кулаком. Через пару секунд открылось окошечко, в нем показалось помятое красное лицо.
   - Явились, бродяги. Опять птичьего гриппа притащили?
   - Артур, а ты ничего не забыл? - Антон уставился на дежурного с каменным выражением лица.
   - Вот, мля... - спохватился мужик и быстро надел такую же марлевую маску, какие были на патрульных. - Ты, Тоша, ничего не видел. Почему нельзя стрелять гадов на месте? - он разглядывал Сашу как диковину. - Да ладно, парень, я прикалываюсь. Заходите.
   Данилов в ответ на этот "прикол" не повел и бровью. Ворота распахнулась, хорошо смазанные петли не издали ни звука, и он переступил символическую границу между вольной жизнью изгоя и новой, непонятной.
   Они прошли по короткому коридору и оказались в каморке, освещенной яркой лампочкой в казенном плафоне.
   - Вещи оставь здесь, - кивнул толстый рябой охранник на покрытый покарябанным пластиком стол. На рукаве камуфляжной куртки старого образца у него была красная повязка.
   Данилов снял удобный рюкзак защитного цвета, заменивший ему тот, который он нашел на месте авиакатастрофы, и аккуратно поставил на стол. Оружие - все, вплоть до ножа и пневматики - и патроны у него изъяли еще раньше.
   - Продукты, скоропортящееся есть?
   - Есть.
   - Достань.
   Саша выложил на стол кусочки вяленого мяса, затем тушку животного, которое потревожило его во время привала на острове.
   - Крыса-мутант, она же нутрия, - пояснил Саша.
   - Не угадал, - хмыкнул кладовщик. - Это ондатра. А нутрия более теплолюбивая тварь. Классно, два кило мяса и полшапки.
   Саша подозревал, что обычные крысы, rattus rattus, вымерли, как и все синантропные виды. Как и тараканы, которые изначально были жителями тропиков и распространились по миру только благодаря теплу человеческих жилищ. А вот ондатры, как оказалось, прекрасно себя чувствовали, хоть и сменили рацион.
   - Что я за нее получу? - спросил он, решив, что за наглость по лбу не ударят.
   Стоявший рядом конвоир прыснул:
   - Хитрый, блин. Наши работают за трудодни, а тебе вознаграждение подавай.
   - Сердечное спасибо получишь, - уточнил кладовщик.
   В ответ на удивленный взгляд Данилова он снизошел до объяснения:
   - А ты как хотел? Денег у нас нет, а бартер запрещен. Коммунизм, мать его за ногу. Пока с едой негусто, нельзя создавать прецендент. Когда поднимемся - можно и частную инициативу поддержать. Я, вон, до войны магазином владел. Маленьким, правда.
   - Да не начинай ты опять про свой ларек, - прервал его Антон. - Нам идти пора.
   - Э, нет, - спохватился охранник. - Этого гаврика еще проверить надо. Да и вас тоже. Забыл, что ли, правила?
   Он достал из ящика стола небольшой дозиметр-радиометр, явно не бытовой, и провел им, как металлодетектором, вдоль Сашиной груди.
   - Ты гляди... - он встретился взглядом со старшим патруля. - Фонит как четвертый энергоблок ЧАЭС. Не знаю, где он такую пыль нашел, - он обернулся к Саше и указал на обитую клеенкой дверь. - Ступай на санобработку.
   Краснолицый достал из шкафчика в углу пакет с аккуратно сложенной одеждой и сунул Саше в руки.
   - Потом наденешь. Свои тряпки кинешь в ящик, и ботинки тоже. Мойся тщательнее, башку обязательно. Да что я тебя учу, ты же не бомж.
   Выходя из караульного помещения, Данилов увидел, что патрульные тоже подверглись проверке дозиметром. Охранник хмыкал и делал какие-то пометки в обычной тетради. Но те, похоже, проверку прошли благополучно.
   За дверью оказалось неказистое подобие душевой на три персоны. Деревянная лавка, гвозди в стене вместо вешалки. В углу - железный ящик с крышкой. Данилов разделся и покидал туда штормовку, свитер с высоким воротом, штаны, ботинки, чувствуя, словно расстается с частью себя.
   Зябко переступая по холодному кафелю, он открыл единственный кран, с тревогой глядя на шланг. Саша был готов к ледяному душу и сделал глубокий вдох. Как выяснилось, напрасно: вода была теплой, градусов тридцать. Еще один штрих к местной жизни: здесь была котельная.
   В пакете оказался спортивный костюм с лампасами и поношенные кеды.
   Когда он вышел из душевой, охранник повторил свой тест, и на этот раз результат его удовлетворил.
   - Не фонтан, конечно, но пойдет. А какой там у тебя внутри фарш, это пусть Маша выясняет, - он обернулся к чернявому патрульному: - Ладно, топайте.
   Из здания КПП они вышли в город. По ту сторону стены была обычная улица частного сектора. Даже весенняя грязь не портила вида. Остатки снега и наледи были убраны, ручьи бежали по специально выкопанным канавам, тротуары были чистыми.
   Первый же дом, аккуратный, крытый черепицей, имел стекла и даже шторы на окнах. Впечатление портили только железный забор и решетки.
  
   В рюкзаке у него был аккуратно свернутый пиджак и брюки, но когда Александр попросил разрешения одеться поприличнее, ему отказали: у тех, кто его ожидал, не было лишнего времени.
   В прихожей дома, который раньше был то ли клубом, то ли детским садиком, висело зеркало, и, проходя мимо, Данилов увидел свое отражение. Получив вместо своей штормовки поношенный спортивный костюм на пару размеров больше, он теперь снова напоминал "ботаника". Потрепанного жизнью интеллигента, собирающего бутылки по помойкам. Единственное, что не вязалось с таким образом - глаза. Они смотрели спокойно и уверенно.
   "Надолго ли хватит гордости, если начнут ломать пальцы или окунать с головой в воду?" - подумал он.
   В комнате, где до сих пор висели на стенах грамоты "Отличник образования", его ждали за большим столом двое мужчин -- тоже в стерильных масках. Один - высокий, блондинистый, лет тридцати, второй - чуть одутловатый коренастый мужик, средних лет, с намечавшейся лысиной. Первый был в хорошей кожаной куртке и цивильных брюках, второй в сером городском камуфляже с такой же красной повязкой на рукаве, как у дежурного с пропускного пункта.
  
   Первым заговорил "камуфляжный", цедя слова сквозь зубы:
   - Рассказывай. Что, как и где.
   Тон заставил Сашу заподозрить в нем работника органов. Наверное, бывший следователь... думает, что у допрашиваемого сразу начнет заплетаться язык. Но Данилов был готов; он еще по дороге сюда догадался, как его примут. Наивно было надеяться на хлеб-соль.
   Можно было бы изобразить дурачка, но так легко перегнуть палку. Вместо этого Александр решил сразу предупредить лишние вопросы.
   - Товарищи, я не шпион, могу доказать.
   - Ты гляди, умный, - осклабился тот, кого Саша посчитал кадровым милиционером. - И как?
   - Надо быть долбанным придурком, чтоб приплыть на лодке. Я чуть не утонул. Если б я хотел внедриться, пришел бы по главной дороге, и с другой историей. Еще я бы просился внутрь, а так ваши орлы меня приволокли силком.
   - Брешешь, - фыркнул мент. - Может, тебе руку сломать?
   - Да пусть расскажет, - возразил блондин. - Например, как нас нашел, если жил в своем Кузбассе.
   Хороший полицейский, плохой полицейский. Все лучше, чем плохой и очень плохой. Может, соврать, что не знал ни про какой Подгорный и сошел на берег набрать воды в ручье? Нет, лучше следовать истине даже в мелочах, так будет меньше шансов запутаться.
   - Я поймал передачу, - ответил Саша.
   - Какую еще, блин, передачу? - уставился на него опер.
   - По радио, с неделю назад. Теперь не пойму, зачем было кричать о себе, если никого не ждете.
   - А мы и не кричали, - светловолосый, похоже, понял, о чем речь. - Передача была всего одна. Можешь считать, что в рубашке родился.
   - Погоди, Володь, не обнадеживай его раньше времени, - ухмыльнулся опер. - Все зависит от того, что мы решим. Может, еще пожалеет, что услышал. Ладно, давай поколем его маленько.
   И они начали задавать вопросы, а Александр отвечал - где-то сразу, где-то несколько секунд подумав. Он и не думал запираться. Вначале слова давались ему нелегко: он отвык от общения с людьми, так как в эти месяцы чаще разговаривал с самим собой. Голос у него был то слишком тихий, то слишком громкий; сбивался то темп, то интонация. Но по ходу беседы Данилов настраивал его, как давно не используемый инструмент, и наконец заговорил хорошо поставленным голосом того, чьей профессией было именно говорить.
   Он очень надеялся, что убедит их.
   А им было наплевать на его прежнюю жизнь и на то, что было с ним в первые месяцы после катастрофы; об этом спрашивали только для проформы. Их интересовали две вещи - что привело его в город и есть ли у него друзья снаружи. Они очень хотели поймать его на нестыковках, особенно тот, залысины которого казались Данилову вмятинами от фуражки.
   Наконец, вопросы закончились, и на минуту в комнате повисла тишина.
   Данилов понял, почему они смотрят на него с сомнением. У них в голове не укладывалось, что пришелец, по виду явно не супермен, выжил в одиночку. Новый мир к таким не благоволил. О благе одиночества можно говорить, когда есть закон, порядок и центральное отопление, а в супермаркеты регулярно подвозят продукты.
   - Складно болтаешь, - первым заговорил светловолосый. - Кем раньше был?
   - Учителем.
   - Чего?
   - Английского.
   - Жаль, нам больше бы пригодился математик. Сам понимаешь, вряд ли амеров или бритишей увидим. Разве что через прицел.
   - Почему сразу амеров? - возразил Данилов. - Мы на протяжении жизни вполне можем встретить китайцев. Или индусов Или арабов. Не факт, что у них будет русский толмач, а китаист или арабист у вас вряд ли имеется. И что, жестами будем изъясняться? А английский - он и в Бангладеш английский.
   - Далеко смотришь, профессор. Ладно, подумаем, как быть с тобой, а пока посиди, отдохни. Если решение будет не в твою пользу, поплывешь дальше. Пока ты ничего секретного не видел.
   Александр кивнул.
   - Только ружье хоть одно отдайте, - сказал он.
   - Пневматику, - бросил через плечо тот, кого звали Владимиром. - И перочинный ножик твой.
   Когда его выводили из комнаты, Александр понял, что выдержал еще один экзамен. Он ничего не попросил. Наверняка люди обычно умоляли принять их, и особенно усердствовать должен был лазутчик. А он изо всех сил старался держаться так, будто это они должны упрашивать его остаться.
  
   *****
  
   Выйдя из карантинного блока, мужчины остановились на крыльце.
   Петр Масленников, зам градоначальника по внутренним делам и командир дружины, достал из кармана пачку "Chestefield". Владимир Богданов, первый зам, занимавшийся широким кругом оргвопросов, был за здоровый образ жизни, поэтому не курил.
   - Ты что, серьезно поверил ему? - спросил Петр товарища, щелкая зажигалкой.
   - Конечно. Вы там все головой ушиблись со своими шпионами. Человек небесполезный. Не экстра-класс, но голова на месте. Обычно снаружи все приходят невменяемые, а этот шпрехает, как депутат. Специальность не ахти какая, но пусть живет.
   - Добрый ты. Я вот за то, чтобы выкинуть его. А лучше расстрелять.
   - Хочешь сказать, я людей не знаю?
   - Лучше перестраховаться. Не в этом заморыше дело. Я жопой чую, какие-то нехорошие дела затеваются. За месяц двадцать пять стволов пропало, двух дружинников зарезали, одного застрелили. Я уже землю носом рою, никаких концов. Ну, есть у нас гопота, но не могли они такое сделать. Это внешние.
   Последнее слово Масленников произнес, понизив голос.
   - Но тогда им кто-то из наших помогает, - предположил Богданов.
   - Кто?
   - Отщепенцы. Дегенераты. Из тех, кто побывал снаружи и хотят вольницы. Воруй-убивай... Заметь, пока мы строились, они сидели тихо. А только началась мирная жизнь, вылезли, как тараканы из щелей. Это в Убежище все были как на ладони; особо не забалуешь, да и уходить некуда. А теперь все дерьмо всплывает. Пора закручивать гайки.
   - Вот-вот, - согласился опер. - Мой человек в диаспоре говорит, что и там какие-то шевеления. Молодняк бурлит, мол, вся власть у русских. Зачем мы этих джигитов вообще с собой привезли? Надо было дать им долю продуктов, и пусть бы ехали куда хотят. Хоть на историческую родину. Не взяли же мы с собой СПИДоносцев.
   Об этом вспоминать не любили. Но в тот момент решили, что не могут позволить себе рисковать. Было не до толерантности.
   - Да ты расист, - заметил Богданов.
   - Жить в России - быть расистом.
   - Щас. Мало у тебя имперского мышления. У нас в каждом половинка от татарина и четверть от монгола.
   - Даже в тебе? Вова, не начинай свою долбанную заумь. Меня больше волнует, что один из наших сносится с кем-то снаружи.
   - В какой позиции?
   - Я ж серьезно. Я еще даже Борисычу не говорил. Возле котельной аккуратно перерезана колючка. Вчера заметили. Проверили с собакой, след берет до железной дороги. Вот и думай.
   - Мало ли. Человек мог тайком за хабаром отправиться. На дрезине. Секрет выставили?
   - Две ночи ждем.
   - Майору лучше доложи. Сам ведь узнает. А еще ставь на ночь у электростанции, у продсклада и склада ГСМ по два человека. Сколько раз говорил, одного часового снимут, даже не пикнет.
   - А двух не снимут?
   - Снимут. Но с шумом. Если только против нас не... Ага! - Богданов расплылся в улыбке, глядя куда-то через плечо собеседнику. - Вот и наша Маша.
   Мария Чернышева, начальник службы санитарии и по совместительству его любимая, шла по доскам тротуара, стараясь не запачкать сапожки в жидкой грязи.
   - Здравствуй, солнышко, - приветствовал ее Владимир.
   Она привстала на цыпочки, чтобы поцеловать его. В противоположность фамилии, она была такой же светловолосой, как он, с прической в стиле "французский выщип", в не совсем облегающих, но и не мешковатых джинсах - тот максимум элегантности, который женщина могла себе позволить в новом мире.
   - Говорят, вы мне тут работку подкинули? - спросила она, с завистью косясь на сигарету в руке Петра. Владимир ей дымить запрещал.
   - Да принесла нелегкая одного робинзона. Проверь его по всей схеме, а потом промаринуй в карантине пару недель. Тебе же нужен был человек, чтоб на территории порядок навести? Потом найдем ему работу. А вообще, со следующего месяца ты будешь заниматься детишками. То бишь педиатрией.
   Естественно, это было не пожелание, а приказ.
  
   - Пора кончать с приемом этих бродяг, - сказал бывший следователь, когда Маша, насвистывая, скрылась в здании.
   - Предлагаешь выкидывать пинком под зад?
   - Нет. Решать проблему окончательно. Иначе могут осесть рядом и промышлять воровством, а то и в банду сбиться. Был же случай.
   - Помню. Этих гадов так всех и не поймали. Но, может, не надо так радикально? Как тебе плакаты на дорогах? - предложил Богданов. - "Путник, тебя здесь не ждут. Поверни назад и катись к едреной матери. Продолжишь идти в этом направлении - снайпер стреляет без предупреждения".
   - Может вызвать обратный эффект, - пробормотал Масленников, затаптывая окурок. - А еще я бы прислушался к тому, что Олег говорит про минное поле.
   - Видишь ли, мины - это, конечно, полезно. Но ты разве забыл, что майор сказал? Про свежую кровь?
   Петр тактично промолчал. Пополнение генофонда общины его, похоже, мало тревожило. Может, потому, что у него с молодой женой, забеременевшей еще в Убежище, уже был ребенок. А у Владимира с Машей, которым все недосуг было формально закрепить отношения, после полугода совместной жизни - не было. Такая же картина была у каждой третьей пары. И хотя медицинское оборудование поисковики доставляли часто - от зубоврачебного до гинекологического, искусственное оплодотворение было за пределами их возможностей.
   Пока что демография не была центральной проблемой. И все же Демьянов говорил, что каждая семья за пять лет должна родить двоих. Просто потому, что мало кто из уцелевших сохранит репродуктивное здоровье после тридцати и мало кто доживет до шестидесяти. Им надо было уже думать о смене.
   Иначе, если население упадет ниже планки в пару тысяч человек, не будет никакого разделения труда, а только натуральное хозяйство. Раз картошка, два картошка... И никакой механизации. Хоть Владимир и не хотел обрастать сопливыми оболтусами, но деваться было некуда.
   Богданов и сам понимал, что пока их так мало, поддерживать уровень промышленной цивилизации будет трудно. Там, где каждый пашет от зари до зари, трудно содержать специалистов. Пока у общины был "жирок" в виде обученных при старом мире технарей, но молодых среди них было немного.
   А новых учить - тут нужны и наставники, и время.
   По поводу учебной программы для молодой поросли они в Совете выдержали серьезный спор. Все, включая самого Богданова, стояли за что-то вроде рабфаков и ликбезов с упором на практические навыки... Все остальное, что составляло багаж знаний "цивилизованного человека" - мол, по минимуму, или факультативно. Обойдутся, мол, без теоретической физики и того же английского...
   Но внезапно они столкнулись с противодействием майора. Тот, хоть никогда не был фанатом науки, сказал, что при наличии времени и специалистов - давать курс средней школы надо в довоенном объеме. Это мол, займет молодежь и не даст тем, кто хоть что-то знает, эти знания растерять.
   В конце концов, сошлись на компромиссном варианте.
   Нашли среди укрываемых директрису какой-то элитной гимназии. По наблюдениям Богданова, она была стервой, каких мало, но дело свое знала. Она и возглавила первое в новом мире учебное заведение. Штат подобрали довольно быстро. В свободное время сам майор захаживал в школу прочитать лекцию-другую по ОБЖ. Да и Богданов несколько раз просвещал детишек по интересным вопросам довоенной геополитики.
  
   *****
  
   Круглолицая, среднего роста, в каноны красоты она немного не укладывалась - но это картину не портило. Под шапочкой волосы у нее оказались светлые, а взгляд близко посаженных карих глаз был проницательным.
   - Привет-привет. Я Маша.
   - Здравствуйте.
   На вид ей было лет двадцать пять. Она была симпатичной, но он предпочел бы, чтоб его осматривал кто-нибудь другой. Просто она заставила его вспомнить о том, о чем он уже начал забывать.
   О том, что в его жизни до войны не хватало чего-то важного. Он ведь и тогда был один, как пес. Странно, но дремавшую память разбудила не она, а еще та, чья речь - живая или записанная на пленку - была передана по радиоволнам мертвого эфира. Если бы из приемника зазвучал мужской голос, он вряд ли пришел бы в этот город.
   За неполный год скитаний это практически не тревожило Данилова. Когда все силы идут на то, чтобы остаться в живых, все ненужное отсекается, так устроена психика и физиология. В первые дни и недели было слишком страшно, а потом, когда ад стал родным домом, стало слишком голодно.
   Увидев еще из окна, как она обнимается с высоким светловолосым атлетом, словно сошедшим с фашистского плаката "Der Deutsche Student", Александр подумал, что незачем травить себе душу. Везде, где он бывал до этого, женщин на всех не хватало, и обладание "своей" женщиной было привилегией. Что говорить о чужаке?
   - Когда мне отдадут мои вещи? - спросил он.
   - Одежду, которая была на тебе, отстирают в химчистке и вернут. А остальное... - она развела руками, - боюсь, что никогда.
   - Это еще с какой стати? - нахмурился Данилов.
   "Остальное"... Это оружие, боеприпасы, запасной комплект одежды, белье и куча бытовых мелочей. А также немного продуктов.
   - Видишь ли, Саша, - впервые за много месяцев кто-то назвал его по имени, - мы как бы потратили на тебя силы, время, еду... Тебе еще придется отрабатывать наше гостеприимство. Это не я придумала, извини.
   - Прекрасно. Что я должен делать?
   - Сегодня ничего. Только сдать анализы и пройти осмотр. Потом отдыхай, мы же не звери. Завтра начнешь работать на уборке территории. А дальше видно будет.
  
   Мария Чернышева знала, что такие "робинзоны" - резервуар для инфекций. Человечество больше не было единым ареалом для микроорганизмов, оно распалось на региональные зоны, и в каждой из них вызревали и эволюционировали свои вирусы и бактерии. Пока эти изменения были ничтожны, но лет через пятьдесят они, подстегнутые ионизирующим излучением, накопятся, и, прежде чем встречать гостей с других континентов, необходимо будет вспомнить, как индейцы Северной Америки вымирали от европейской оспы.
   Но пока гостем из самого дальнего "зарубежья" был именно этот Александр. И опасаться следовало не вирусов-мутантов, а привычных по старой жизни болезней.
   Сергей Борисович, хоть и выступал за то, чтоб принимать к себе ценных кадров, часто повторял, что община должна быть изолированной. Даже торговлю он не приветствовал, хотя им пока никто ничего и не предлагал. Да и не было нужды - все необходимое из промышленных товаров они добывали в рейдах в практически опустевший Тогучин и лишь иногда за редким оборудованием и сырьем группы снабжения гоняли в областной центр. Но это уже было как на другую планету.
   Пришельцев тоже было немного. За те месяцы, которые прошли с момента "исхода" из Убежища, к ним забрели всего две сотни человек, в основном с востока, из Тогучина. Кого-то прогнали, кого-то приняли. Теперь Маша понимала, с каким циничным расчетом было выбрано место для переселения. Зимой этот поселок в горах Салаирского кряжа был почти недоступен для идущих пешком, а весной в живых осталось слишком мало людей, чтоб представлять собой проблему.
   Многие до сих пор ворчали, мол, товарищ майор завел их в глухомань. Ворчали, конечно, тайком - за упаднические настроения отправляли на принудительные работы.
   Последними, уже весной, в город приехали несколько человек из Новосибирска. Их тоже направили в карантин, но отношение к ним было не такое, как к обычным бродягам. Их хорошо кормили, а за глаза звали ракетчиками: мол, с командного пункта. Чернышева душу бы продала, чтоб все узнать, но из Владимира слова была не вытянуть. Он и так зеленел, стоило ей заговорить о других мужчинах.
  
   Выглядел Робинзон по имени Александр, конечно, подозрительно, но не страшно. Разве что его бронзовый загар на обветренном лице... Уж не атомный ли?
   Счетчик показал величину, не отличающуюся от средней по городу. Естественно, ведь на КПП он должен был пройти дезактивацию. Одет в серый от частых стирок спортивный костюм, такого же цвета было его худое лицо, острые черты которого казались вырезанными из камня.
   Она начала с того, что измерила рост, вес и провела общий осмотр. Все оказалось не так плохо. Хотя при росте в сто восемьдесят с лишним новенький потянул на пятьдесят пять кило, выглядел он лучше многих из тех, кого она наблюдала в Убежище и в городе. Отечности не было, болезненного вздутия живота тоже. А что худой - так кто из них толстый?
   - Дай, посмотрю, - она пощупала его ногу. Прикосновения ее пальцев заставили человека ощутимо напрячься.
   - Плохо дело? - спросил он.
   - Да нет. Совсем небольшие отеки. Надо тебе мочегонное пить и кушать побольше, это факт.
   Ей обычно хватало одного взгляда, чтобы поставить этот диагноз, стоявший в карточке у каждого пятого ее пациента в городе. А что творилось за его стенами, ей было даже страшно представить. А.Д. Алиментарная дистрофия. Причина - белковое голодание, но свою лепту вносили и холод, и тяжелые физические нагрузки, и стрессы. Самым лучшим лечением было правильное питание; то, чего даже они пока не могли себе позволить. Первые буквы диагноза совпадали с инициалами ее нового знакомого: Александр Данилов, но по иронии судьбы бродяга был практически здоров, хотя провел последние месяцы совсем не на черноморском курорте.
   Нормальным было давление, не было шумов в сердце. Чисто, без хрипов, работали легкие, что вообще было редкостью. Словно не из выжженной земли пришел.
   Когда с общим осмотром было закончено, кровь из вены пришельца взята и вместе с другими анализами отправлена в лабораторию, Чернышева вышла в коридор и сняла трубку, чтобы позвонить в больницу. Телефонная связь в городе действовала уже месяц, с тех пор, как закончились восстановительные работы на АТС.
   Через пять минут внизу хлопнула дверь. Пришла Евгения Петровна, специалист из центра репродукции человека. Маше это название всегда казалось уморительным. Ворчливая старая жаба ей не нравилась, но как специалист она была незаменима.
  
   - А скажи, чем ты питался? - поинтересовалась Чернышева, рассматривая его кардиограмму, когда Саша вернулся, сдав анализы.
   - Да так... - Данилов пожал плечами. - По-разному. Охотился... Иногда удавалось найти что-нибудь в магазинах, выкапывать гнилые овощи. Иногда не удавалось...
   - И что же ты тогда ел?
   - Тогда я... - он осекся, не дав словам сорваться с губ. - Ничего. Потуже затягивал пояс и терпел.
   Он уже хотел пошутить, что выкапывал из-под снега не только картошку и капусту, но и людей. Но испугался, что шутку она не поймет, и тогда его просто линчуют.
   - Однако надо бы и нам поесть, - сказала Маша, взглянув на часы. - Пойду принесу твой обед. Вообще-то тебе положена банка тушенки и триста грамм сухарей, но у меня завалялось еще кое-то.
   Она вернулась с подносом и, как настоящая хлебосольная хозяйка, поставила на стол перед ним эмалированную миску с варевом, которое на поверку оказалось супом из тушенки с картофелем, нарезанную булку хлеба и дымящуюся чашку. Хлеб на вид был клейким и рыхлым.
   - Кофе из цикория. Настоящего мало, уж прости. Да это даже полезнее. А хлеб - как в блокадном Ленинграде, черт-те что туда пихают.
   - Спасибо.
   - Если хочешь чего покрепче, то тебе не повезло. У нас сухой закон. Приказ блюстителя нравственности товарища Богданова, - она прыснула в кулак.
   - Кто такой ваш Богданов? Похоже, суровый дядька.
   - Ты его уже видел.
   - А, так вот он кто. Понятно...
   В три часа дня Мария ушла, и Данилов остался во всем здании бывшего детского сада, как ему показалось, один. Уходя, Чернышева не заперла его в палате, как обещала, и он мог свободно передвигаться по территории карантинного блока. Но на окнах были решетки, а на вахте - сторож, хоть и предпенсионного возраста, но с кобурой. Так что Александр чувствовал себя скорее заключенным, чем пациентом.
   Вечером через зарешеченное окно он смотрел на людей, которые шли по улице.
   Карантинный блок находился на отшибе, окруженный пустыми домами с заколоченными окнами и дверьми. В месте, где все заняты работой, праздной публики быть не могло, и все же по улице то и дело проходил народ.
   Город жил своей жизнью. Один раз ему на глаза попались люди с оружием - три мужика с короткими автоматами, в городском камуфляже, с теми же нарукавными повязками, напомнившими ему пионерские. То ли дружинники, то ли ополченцы. Остальные не были вооружены, и их вид заставил Данилова испытать острую зависть. Они шли по своим делам, а не прокладывали дорогу через враждебную территорию. Здесь не убивали за кусок хлеба. На людях была повседневная одежда - джинсы, куртки, спортивные костюмы. Не такая яркая и новая, как до войны, но и не засаленные лохмотья, о которые не жалко вытереть испачканные руки, и не туристско-милитаристский прикид.
   В соседнем дворе экскаватор, натужно рыча, копал траншею. Выгребная яма? Или у них тут есть даже канализация?
   Он подошел к другому окну, отметив, что стеклопакеты даже не двойные, а тройные.
   Через несколько домов, у торгового павильона с вывеской "Пункт раздачи", стояла небольшая очередь. На первый взгляд женщин было не меньше, чем мужчин, и это тоже был знак. Женщины не жались к стенам и не выглядели забитыми, как в той же "Оптиме". Данилов хорошо знал, что при любой социальной катастрофе и анархии они - такой же товар, как патроны, еда и горючее. Данилов вспомнил баб из подвалов, полурабынь, доведенных до состояния скотины. Там, где соотношение мужчин и женщин десять к одному, по-иному и быть не могло. Но тут все было не так. В городе существовала или сильная власть, которая держала инстинкты в узде, или чувство общности, или и то, и другое.
   Услышав смех, он увидел стайку малышни. Чумазые и грязные, они выглядели счастливыми, сооружая на ручье запруду, а значит - сделал он простое умозаключение - не голодали. Играющие дети... это зрелище окончательно убедило его, что здесь была совсем другая жизнь.
  
   Первую половину следующего дня он работал - облагораживал примыкавший к садику запущенный двор. Кое-где землю до сих пор покрывал черный слежавшийся снег и лед, Саша долбил их кайлом и раскидывал лопатой. Потом, получив от Марии пилу, распиливал стволы поваленных ветром рябин и яблонь. Их, как и весь сгораемый мусор, он стаскал в кучу и запалил.
   Потом носил к воротам проржавевшие трубы и батареи отопления. Сторож сидел в своей каморке - Александр понял, что тот побаивается подходить к нему близко. Но даже мысли перемахнуть через низенький забор и сбежать не возникло. Несколько человек, проходивших мимо садика, обернулись в его сторону. Видимо, новые лица были редкостью. Его найдут и поймают в два счета, а потом уж точно не отмазаться. Данилов не роптал, потому что давно заметил, что трудотерапия полезна для душевного состояния.
   - Сколько я еще буду тут торчать? - спросил он Машу. Похоже, его диспансеризация подходила к концу. Некоторые из анализов и проб были унизительны, и только вера в будущее заставляла Сашу терпеть.
   - Вирусолог сказал: лучше продержать тебя пару недель. Почти все анализы в лаборатории готовы. Могу тебя поздравить, у тебя даже туберкулеза нет, и ВИЧ тоже.
   Данилов не удивился. Он столько прожил, не контактируя с другими людьми, в идеально стерильной среде, где холод убил или подавил активность всех микроорганизмов. Это ему надо было опасаться инфекции в городе, а не им - от него. А про ВИЧ и говорить нечего.
   - Но все-таки у тебя может быть что-то такое, что мы упустили, - добавила Маша, посмурнев.
   Данилов не любил, когда врачи разговаривали с ним в таком тоне.
   - Например?
   - Черт его знает. Биологическое оружие тоже могли применять. Сибирская язва. Лихорадка Эбола.
   Сама она в его присутствии маски так и не снимала.
   - И что со мной сделают, если будет хоть тень подозрения?
   - Пойдешь в крематорий, - она улыбнулась. - Из золы получается хорошее удобрение.
  
  
   Глава 2. Частное владение
  
   Они догнали налетчиков в ту же ночь. Можно называть это интуицией, но командир карательного отряда Андрей Васильев точно вывел своих людей на то место, которое пришлые выбрали для стоянки. Полузаброшенная еще до войны деревенька из двадцати дворов теперь едва угадывалась в окружающем ландшафте.
   Засекли они их случайно, когда Васильев различил в тепловизоре движущуюся фигуру. Это был даже не часовой, а просто вышедший до ветру. Знал бы тот, что подвел всех своих под монастырь.
   И все же не следовало расслабляться: это были матерые волки. Их уже проредил естественный отбор: слабые и глупые умерли, до весны дожили только мастера выживания. Они явно пришли с севера, со стороны Барнаула, ведь только чужаки могли не знать, чьи это земли. Местные никогда бы не сунулись сюда, даром что это была не стена, а линия на карте.
   А чужаки время от времени лезли. Атаки происходили почти каждую неделю. Вот и за день до этого три десятка человек, одетых в смесь камуфляжа и спортивных костюмов, прошлись по деревне Сосновка. Когда живых не осталось, начался грабеж и ад каннибалов. Было когда-то такое кино.
   Не так уж много можно было взять с простых батраков, когда даже первый урожай картошки еще не был снят. Но чужаки не брезговали даже теплыми валенками.
   Похожая картина произошла в деревне на восточном рубеже, которую другие налетчики выпотрошили десять дней назад, даже не сбавляя хода.
   И все же держать гарнизон в каждой деревне было нерационально, поэтому жизнями тех, кто попадал под первый удар, приходилось пренебречь. Нельзя было распылять силы охраны по двадцать человек на все из тридцати населенных пунктов.
   Судя по рассказам деда, отсидевшегося на чердаке, это была именно банда, а не группа беженцев. Никаких детей и всего одна-две женщины на всю ораву для обеспечения физиологических потребностей. Оружие у всех, причем в основном автоматы, а не ружья. Когда-то они могли быть интеллигентными людьми, а теперь стали хищными зверями.
   Наверху особо не переживали по поводу убитых крестьян. Но это были крестьяне Хозяина, и только он имел право лишать их жизни. Пусть население его империи было меньше, чем раньше у среднего райцентра, она была самой сильной в ближайшей ойкумене.
   В первые дни им приходилось иметь дело только с попрошайками. Когда по густонаселенной пойме Оби пробежал слух, что на северо-востоке региона установился порядок, а у людей появился кров и кусок хлеба, народ повалил сюда валом. Понадобились пулеметы, чтобы убедить их, что все места заняты.
   Хуже стало после окончания зимы, а особенно к середине первого лета, когда за едой приходили уже только те, кто готов был драться зубами. Тогда Хозяину приходилось поднимать по тревоге свою гвардию. Именно в таких стычках она ковалась и набиралась опыта, а из бывших охранников ЧОП "Легион" получались настоящие легионеры.
   Бензин и солярку экономили почище, чем патроны, поэтому внедорожники выкатывались из гаражей нечасто, а уж немногочисленная боевая техника только в крайнем случае. Этот случай был не из ряда вон, поэтому врагов преследовали на квадроциклах с электромоторами. Когда-то такими оснастили мобильные патрули охраны на железной дороге - когда руководство Российских Железных Дорог вконец достали нападения вандалов на скоростные поезда. Их аккумуляторы позволяли удаляться от базы на тридцать километров, а энергии станция давала больше, чем могло переварить хозяйство. К тому же двигались эти малютки практически бесшумно.
   По сигналу командира одетые в серый камуфляж бойцы приготовились к атаке. Их было в полтора раза больше, чем бандитов, вооружены они были отнюдь не ППШ и АК-47 из мобилизационных запасов, и, главное, на их стороне был фактор неожиданности. Конечно, с ротным минометом все получилось бы еще проще, но дефицитные снаряды экономили.
  
   Васильев скомандовал в гарнитуру рации начинать атаку. Каратели окружили дома - двигались они практически бесшумно, лишь иногда похрустывали под подошвами ботинок камешки.
   Они сумели подойти буквально к самому забору, когда Андрей распределил цели. Бывший начальник смены охранников завода, бывший десантник, он первым выстрелил из подствольного гранатомета в окно. Одновременно с ним заговорили еще пять. Крики ужаса и захлебывающиеся вопли смешались со стонами раненых.
   Широко распахнулась дверь, и из ближайшей избы вылетел мужик, зажимая руками лицо. Но тут же упал, словно налетел на стену.
   Гранаты накрыли не всех. В суматохе бандиты начали выскакивать из домов, во дворах и огородах замелькали силуэты. Некоторые, самые умные, тут же ложились и находили укрытия. Те, кто думал убежать, не ушли далеко - застрекотали три ротных пулемета карателей, скосив, как траву, тех, кто стоял на ногах. Те, кто успел укрыться, дополнительно получили только две минуты жизни, потому что для оснащенных тепловизонными прицелами снайперов они были как на ладони.
   Некоторые действовали более разумно. Из окон одного дома началась довольно слаженная стрельба. Еще несколько гранат эффекта не произвели - похоже, гады отсиделись в подполе. Этот очаг сопротивления держался до тех пор, пока крупнокалиберные пулеметы не превратили бревенчатые стены в решето.
   Оставалось только провести зачистку, собрать трофеи и добить раненых. Во время этого занятия одного из легионеров, бывшего коллектора по кличке Кабан, хорошо умевшего напомнить должнику о просроченном платеже, настигла пуля притворившегося мертвым налетчика. Долго мучить того не было времени. Единственного пленного оперативно допросили, отстрелив два пальца за слишком долгое молчание. А когда он все выложил, раздробили прикладом руки и коленные чашечки и отпустили. Волки в этих местах обычно не заставляли себя ждать.
   Трупы даже не стали сваливать в кучу. Для тех, кто придет следом, остатки пиршества волков и ворон и так будут наглядным примером.
   Можно было возвращаться в долбанный оплот долбанной цивилизации, но почему-то на душе у командира было хреново. Может потому, что он знал - отчитываться за убитого придется лично Хозяину.
  
   Уже засветло они добрались до Заречинска. Проехали Голгофу - возвышение, где на столбах висели воры, лодыри и болтуны, всего двадцать человек. Был среди них и местный рифмоплет, член союза писателей; юмор ситуации был в том, что площадка для казней получила свое название с его легкой руки.
   В самом городе уже все было вверх дном.
   Подступы, которые раньше охранялись из рук вон плохо, сейчас прикрывали удвоенные и утроенные кордоны. Но отряд пропустили беспрепятственно и через минуту они гнали на своих игрушечных машинках по главной улице.
   Несколько тощих собак кинулись от них врассыпную. Помнили, видать, о привычке легионеров "случайно" сбивать их и отправлять в кастрюлю. Хоть и кормили бойцов неплохо, но лишние калории никогда не помешают. Обычно так же бросались в стороны крестьянские дети, но теперь их не было видно.
   Настроение у командира было на нуле - он уже чувствовал, что произошло нечто.
   Васильев вздохнул - домой заглянуть не удастся. Месяц назад он обзавелся молодой женой. Очень, хм, молодой. Шестнадцати не исполнилось. Ее отец, естественно, был против, да и она сама не очень "за", но кто их спрашивал? Голытьба. Какой-то местный активист, пока его не повесили за то, что слишком много болтал, называл такую систему феодализмом. Ну и пусть. Зато она работает.
   Да, похоже в столовую зайти не успевают... Придется довольствоваться сухпаем. Дерьмо.
   Возле казарм, где их кавалькада притормозила, Васильев чуть не обалдел, увидев среди камуфляжа легионеров серую шеренгу заморенных людей. Вооружали батраков, давали им винтовки и автоматы ППШ. Дело новое и невиданное.
   Не успел командир отряда заглушить мотор, как заметил у ворот бывшего горотдела грузную фигуру в окружении многочисленной свиты.
   Те, похоже, заприметили его еще раньше.
   - Тебя и ждем, - вперил в него взгляд Мазаев. - Будешь у нас главным дипломатом.
   И замолчал. По опыту Васильев знал, что задавать вопросы Константину Михайловичу нельзя. Если сочтет нужным - сам объяснит. Если нет, придется все выяснять самому. Поэтому Андрей терпеливо ждал, стоя навытяжку, стараясь, чтоб лицо было бараньим, а взгляд внимательным.
   - К городу подошли танки, - наконец, сказал Хозяин. - Вчера вечером. Один стоит в километре от южных ворот, у бывшей вышки сотовой связи. Пойдешь к ним. Спросишь, чего им надо.
  
   *****
  
   Можно сказать, что ему повезло, но это было бы не совсем правдой. Те, кому просто повезло, сумели выжить, и только. А он сумел сохранить свою власть и богатство, и даже преумножить. Много ли еще таких? Ему очень повезло, примерно так, как везло в рулетке и картах, хотя до азартных игр он был не большой охотник. Просто чувствовал, на что нужно ставить.
   Это случилось еще до...
   Кортеж из трех внедорожников, каждый из которых стоил, как новая квартира в столице, свернул с автотрассы "Залесово-Заречинск" на асфальтированную подъездную дорогу. Миновав угрожающую табличку "Частная собственность! Безопасность объекта обеспечивает вооруженная охрана", проехав под поспешно поднятым шлагбаумом, машины остановились на специально для них отведенной площадке рядом с административным зданием. Вдалеке виднелись хозяйственные корпуса маленькой электростанции. Извилистую речку Каменку отсюда не было видно - только поднимавшийся над ней туман, зато открывался прекрасный вид на заросшие черневой тайгой косогоры.
   Крепко сбитый охранник с азиатской внешностью распахнул дверцу джипа, и Константин Михайлович выплыл наружу. Он был массивный, с брюхом - типаж купца-гостинодворца. Но за внешностью Дикого из "Грозы" прятался современный делец с мозгом, работавшим как компьютер с десятиядерным процессором.
   У входа в здание дежурил дополнительный пост. Форма старших охранников ЧОП "Легион", его дочерней фирмы, была с сильным закосом под спецназ в телевизионном варианте - черные береты, тельники под камуфлированными куртками, а вместо рабочих ботинок настоящие хромированные "берцы". Табличка на въезде не лгала - у каждого была поясная кобура.
   Он бывал здесь всего пару раз, но его нрав уже знали. Поэтому за день до визита происходившее в конторе электростанции напоминало пожар в борделе. На территории объекта приводили в порядок все, куда мог упасть взгляд хозяина, разве что траву не красили в зеленый цвет. На бетонированной площадке для курения в ста метрах от здания работники передавали друг другу новость: "Приедет Сам". И только в узком кругу, запершись на ключ, позволяли: "Мазая принесло".
   Вышколенные инженеры и служащие привычно вскакивали с мест и вытягивались по струнке, когда он, как буря, влетал в кабинеты, с ходу начиная рвать и метать. Он объяснял им популярным языком, что коммунизм закончился, и теперь они работают не на государство.
   В коридоре какой-то сотрудник имел несчастье попасться ему навстречу в свитере. При прежнем руководстве это было допустимо.
   - Ты кто? Почему одет как бомж? Минус двадцать процентов премии...
   Мазаев направился в специально обставленный для него кабинет. Туда он по очереди приглашал ответственных сотрудников, устраивая каждому "торжественную порку". Большинство он вызывал просто так, для острастки. Действительно важные вопросы были оставлены на потом.
   Нового начальника охраны Мазаев вызвал последним и с ходу начал долбить как кувалдой:
   - Этого дерьма, которое они зовут системой видеонаблюдения, чтоб я больше здесь не видел, - он ткнул толстым пальцем в монитор. - Даже рожи не разобрать. Приобретем цветную, стоимость вычтем из премий. Сегодня при дорогих гостях все должно пройти на высшем уровне. Смотри, чтоб все твои лодыри были на постах. А у кого форма не выглажена, пойдет охранять свиноферму.
  
   - И вот еще... Отстреляй, наконец, этих тварей. Какого хрена они бегают как в зоопарке?
   Он имел в виду трех дворняг, которые поселились на территории пару месяцев назад, еще до передачи станции в частные руки. Сердобольные женщины подкармливали псин объедками из столовой, и те не знали горя; шкура у них лоснилась.
   - Понял меня? Никакой санэпидстанции. Бери ствол и бегом на сафари. Зоофилы, нах...
   Вскоре с улицы донеслись громкие хлопки, перемежавшиеся жалобным визгом. Его приказы выполнялись беспрекословно.
   Закончив распекать своих людей, хозяин потянулся в удобном кожаном кресле. Ничто так не помогает снять стресс, как хороший втык.
   Сквозь приоткрытое окно издалека донесся стрекот. Вот и гости пожаловали...
   Мазаев раздвинул жалюзи и увидел, как четырехместный вертолет "Робинсон" закладывает красивый круг над окружавшими станцию холмами.
   Полеты малой авиации почти над всеми городами разрешили давно, и Мазаев мог позволить себе хоть три таких штуковины, но предпочитал наземный транспорт. И пусть в дорожных авариях погибало куда больше людей, чем в авиакатастрофах... Зато при крушениях самолетов и вертолетов очень часто разбивались люди, смерть которых была кому-то желательна. Не то чтобы у него было много врагов, просто он знал, что подстроить дорожную аварию "под несчастный случай" труднее.
   Быстро долетели, черти.
   Это он предложил встретиться здесь, а не в куда более комфортабельном центральном офисе. До офиса еще надо добраться, а у него вечно не хватает времени - надо было посещать свои латифундии и встречаться с местными ханами.
   Равиль за эту идею неожиданно ухватился. Похоже ему, ненадолго заглянувшему на Алтай по пути из Москвы за кордон, хотелось похвастаться новой игрушкой. А в том районе Новосибирска, где находился офис, летать все еще запрещалось.
   Скрипнув суставами, Мазаев поднялся и накинул пиджак, проклиная необходимость встречать делегацию на площадке, приспособленной под вертолетную.
   Через пять минут он уже с деланной теплотой приветствовал гостей. Равиль Рахимбаев, татарин с греческим загаром, в английской рубашке и при канадском галстуке - его он, впрочем, сразу снял по случаю жары - тоже сделал вид, что рад видеть Мазаева. С ним прибыла длинноногая секретарша, которой он галантно помог спуститься с подножки вертолета, а также горбоносый юрист и двое охранников, один из которых выполнял обязанности пилота.
   Передача прав собственности на последние спорные предприятия вместе с оформлением бумаг заняла полчаса. Разрез Караканский-Северный и одноименный горнообогатительный комбинат располагались в такой же Тмутаракани, но несколько восточнее. Подписи были поставлены. Самое интересное, что в ходе сделки никто никаких предприятий в Западной Сибири как бы не продавал. Из рук в руки перешли предприятия, платившие львиную долю налогов в городе Лимасол, Кипр. Потом они вдвоем удалились в кабинет, а приближенные остались в приемной.
   - Это твой начальник охраны заказал или ты распорядился? - с усмешкой спросил Рахимбаев, отхлебнув армянского коньяку. Набожным мусульманином он не был. - Они у тебя что, голубые береты?
   - А что мне их, в ватники одеть? - Мазаев набычился. - Так ведь уважать не будут.
   Про то, что еще имелись помповые ружья в оружейке, бронежилеты и хороший инструктор в центре подготовки охранников, он умолчал. Также ни словом не обмолвился о стрельбище и полигоне с полосой препятствий.
   Они были старыми товарищами (если в мире большого бизнеса это вообще возможно) и партнерами почти десять лет и в непростые для страны годы кризиса, сумели не только выплывать, но даже процветать. Совсем недавно их интересы разошлись, как разошлись и взгляды на бизнес-стратегию - один остался в добывающей промышленности, другой все больше занимался сельским хозяйством и энергетикой. Развод и раздел имущества прошел тихо, без скандалов. Лишь некоторые куски становились камнями преткновения, но и тогда они решали все миром.
   - Ну, и как станция, работает? - прищурил чуть раскосые глаза гость. - Чего это ты вообще надумал ее прикупить?
   - Росэнерго проводил аукцион, - небрежно махнул рукой Мазаев, будто речь шла о мини-пекарне. - Подключают частных инвесторов к этой, маму ее, малой гидроэнергетике. Привлекают бабки. Вот в связи с кризисом и приватизировали эту штуку на 30 МВт.
   - И за каким хером тебе этот геморрой? А если плотину прорвет, как на СШГЭС? Они же не станцию, а тебя закроют.
   - Да что там прорвет? Нет там плотины. Только каскад турбин - речка бежит, турбины крутятся. Немцы строили, "Сименс".
   - Все равно, с государством нельзя играть. У него и тузы в рукавах, и карты крапленые, и ствол за пазухой. Отберут, если понадобится, и спасибо не скажут.
   - Да че я, фраер? У меня не отберут.
  
   Пожав на прощание друг другу руки, они расстались, и каплевидный вертолет поднялся в небо, разгоняя лопастями знойное марево.
   Вернувшись к себе, Хозяин снова тяжело опустился в кресло. Радикулит давал о себе знать, спина начинала ныть как по часам, всегда ближе к вечеру. Надо бы пройти еще один курс в этой клинике в Израиле. Надо бы... Мазаев включил огромный плазменный телевизор "Сони" - как и вся обстановка из личного кабинета, он стоил потраченных денег.
   Как раз начинался выпуск новостей на первом канале. Хозяин лучше диктора знал о реальных событиях этого дня, но в глубине души ему было интересно, как их скормят зрителям. Замелькали кадры переговоров на высшем уровне, локальных конфликтов, пожаров, войсковых учений.
   Мазаев вспомнил, что забыл поздравить зама губернатора с днем рождения. Набрал прямой номер, минуя всех секретарей.
   - Яков Петрович, не узнали? Богатым буду, ха...
   Но через секунду после начала блока экономических новостей экран внезапно погас. Одновременно оборвался на полуслове и голос чиновного собеседника в трубке.
   Мазаев набрал пару цифр на панели внутреннего телефона.
   - Мать вашу в душу, это что такое? Почему у меня пропала телефонная связь?
   - Выясняем, Константин Михайлович, - ответили на том конце. - Похоже на обрыв провода.
   - Это для тебя будет обрыв, если не сделаешь через пять минут. Ты с него полетишь, мля, - пообещал хозяин.
   Волосатой рукой Мазаев потянулся к черному дипломату. Повинуясь странной догадке, он поднял трубку спутникового телефона "Панасоник". Обычно звонки по нему в любую часть земного шара позволяли решать самые серьезные вопросы. Но тот умер, как и телефон от городской АТС. Сигнал отсутствовал. Спутник никак не обнаруживал себя. Не отвечал мобильный. Референт доложила, что пропал и Интернет, сигнал которого шел по оптоволоконному кабелю. Это уже ни в какие ворота не лезло.
   Незнакомое чувство тревоги заставило Константин Михайловича заерзать в кресле. Он слышал в новостях про солнечную бурю и про то, что связь может быть неустойчивой. Но чутье подсказывало ему - что-то крепко не так - с минуты на минуту надо ждать Больших Проблем. Олигарх вышел в приемную. На лице референта было написано то же беспокойство.
   Внезапно донесся далекий грохот взрыва. Люди побежали к окнам.
   Повернулся всем корпусом и Мазаев. Он увидел, что там, где минуту назад висела в небе черная точка удалявшегося вертолета, не было ничего. А над лесом поднимался столб дыма. Но не это заставило его сердце камнем упасть вниз. Скатертью дорожка, Равиль, плакать по тебе никто не будет. По правде говоря, сволочью ты был, каких мало.
   Он дернул за шнур, чуть не оторвав его. И в следующий момент вспышка ударила в глаза, заставив едва ли не впервые в жизни прослезиться. Он не ослеп полностью - горы в той стороне закрывали горизонт, оставляя только небольшой просвет между двумя вершинами - но черные пятна мгновенно скрыли половину сектора обзора.
   Остальным, похоже, досталось не меньше.
   Они не были подготовлены к такому, поэтому оставались на своих местах, когда через две минуты дрогнули стеклопакеты в окнах. Дрогнули, но выдержали - в отличие от тех, что были в остальных кабинетах. Хозяин не привык экономить на своей безопасности.
   Когда Мазаев, пошатываясь, снова подошел к окну, отпихнув застывшую в ступоре секретаршу, он увидел это. Далеко-далеко за холмами поднималось к небесам облако, разбухая на глазах. Отсюда оно казалось совсем маленьким и нестрашным.
   Разум подсовывал спасительные соломинки, одна за другой. "Вскрышные работы на разрезе, тут неподалеку. Взрыв обычного тола может поднять такое же облако пыли, как...
   Мать моя. Мать. Мать. Мать".
   Никакие открытые работы поблизости не велись.
   Остальные, похоже, тоже поняли, ЧТО это было. Вокруг него сквозь гвалт взволнованных голосов пробивались панические выкрики. Кто-то раз за разом пытался дозвониться домой, кто-то, белый как мел, готов был грохнуться в обморок, кто-то сел на землю и обхватил голову руками...
  
   Следующие восемнадцать часов прошли в мучительной неизвестности. Без связи, отрезанные от цивилизации, они могли только ждать.
   Вдобавок обнаружилось, что из всех автомобилей на парковке можно завести от силы лишь каждый десятый. Не избежали этой участи и джипы Хозяина. Три импортных автобуса тоже с места не сдвинулись.
   Ближе к вечеру послали трех охранников на машине в разведку. В ближайшей деревне знали так же мало, а на трассе они увидели обездвиженный транспорт, водители пересказывали бредовые слухи и сами были близки к истерике. Ни поста ГИБДД, ни других представителей власти найти не удалось. После того, как охранники вернулись с новостями, Мазаев снова отправил их, теперь уже в город. В "свой" Заречинск. Взрыв-то, скорее всего, был в Барнауле, не ближе.
   Час прошел, два прошло, но никто не вернулся.
   Щедрой рукой Хозяин разрешил воспользоваться продуктами из буфета. Одно радовало - у них была энергия. Из шести турбин пять остановили, потому что они явно остались без потребителей - ЛЭП были повреждены. Но еду не пришлось разогревать на сухом горючем, и мясо в холодильниках не таяло. И у них был свет, что немаловажно. Больше вокруг не было ни огонька, хотя раньше всегда вдалеке виднелись россыпи светлячков - дачные поселки, а в хорошую погоду виден был свет фар на шоссе.
   К вечеру пошел дождь, небо от края до края затянуло сизыми тучами, к ночи ливень лил уже сплошной стеной. Никто не выходил даже покурить, словно люди чувствовали что-то нехорошее в этих облаках.
   Каждые пять минут они тщетно пытались связаться с городом по рации и телефонам, но на том конце все словно вымерли. Народ начал роптать и нервничать. В медпункте быстро закончились лекарства от давления и сердечные препараты. На ночь легли спать на сдвинутых столах. Связи все еще не было.
  
   А на следующее утро до станции добралось два УАЗа "Патриот", залепленные грязью по самую крышу.
   Мазаев никогда бы не подумал, что будет так рад видеть этого человека.
   "У нас товар, у вас купец" - любил говорить Яков Корниленко, первый заместитель губернатора. Его товар нельзя было взвесить или попробовать на вкус, но он имел реальную цену. Этим товаром было покровительство. Естественно, Корниленко был не самостоятельным "оператором машинного доения", а делился со всей пищевой цепочкой, терявшейся в заоблачных высях. Но он знал меру, ведь тех, кто брал не по чину, чиновничья корпорация бросала народу на вилы.
   - Что у вас за бардак? - с ходу спросил олигарх.
   Получив ответ, секунды три переваривал услышанное. Но он не был бы на своем месте, если бы соображал медленно. В лихие девяностые заторможенные личности капитала не делали. А он сделал, пройдя длинный путь по головам от пацана Кости Мазая с окраины Барнаула до Константина Михайловича, владельца заводов, газет, пароходов.
   - Отвечаешь за базар? - только и спросил он.
   Чиновник нервно рассмеялся. Но хозяин знал, что люди, забравшиеся на такой уровень, не шутят даже под кокаином. Стране капец. Все разбежались как крысы. Весь местный "истеблишмент", мать его. Из Москвы ничего не слышно, даже спецсвязь молчит. Да что же это за фигня?
   Война?
   Мазаев никогда раньше не думал о таких вещах. Но, когда это случилось, сразу начал действовать, не тратя время на рефлексию. Он всегда быстро входил в курс дела и, благодаря этому, пережил трех президентов.
   - Похоже, амба нашей Раше... - пробормотал Корниленко. - Что сейчас начнется, мама дорогая. У вас будет, где временно пересидеть, Константин Михалыч?
   - Может, и будет, - будто размышляя вслух, сказал хозяин. - Но не для всех.
   Долговязый, похожий на борзую, чиновник втянул носом воздух, чем еще больше усилил сходство с охотничьей собакой. Он понимал, что его место тут отнюдь не в президиуме.
   - Едем в город, - наконец, вдоволь помучив его, выдал олигарх. - А пока присядь где-нибудь и не путайся, блин, под ногами.
   - Если ехать, надо захватить радиометр, - внезапно вспомнил Корниленко. - Осадки уже могли быть. У вас он наверняка есть, вы же опасный объект.
   - Молодец, - кивнул Мазаев. - Хоть какая-то с тебя польза. Сейчас поищем.
   Он громко окликнул начальника охраны. Васильев подбежал к нему.
   - Через двадцать минут собери своих людей в холле. С оружием. Каждый пусть возьмет сухпай на день, воды литра три. И захватите этот, мать его, радиометр.
   Главный "секьюрити" сделал под козырек и исчез. Мазаев уже присматривался к этому исполнительному человеку. Что-то ему подсказывало, что место его зама по безопасности, проводившего отпуск в Краснодаре, освободилось.
   Затем олигарх вызвал к себе директора станции.
   - Мы попытаемся добраться до города. Пусть никто не покидает объект. Ждите указаний от МЧС, здесь вам ничего не угрожает. Обеспечьте трехразовое питание... бесплатно. Пресекайте панику. За имущество отвечаете головой.
   Через десять минут охрана была собрана и выстроена в подобие шеренги. Мазаев прошел мимо них, уже в теплом кожаном плаще. Мужики - точнее, молодые парни - в черной форме не выглядели уверенными, переглядывались и вполголоса переговаривались. Несколько старших охранников в камуфляже смотрелись поспокойнее, на них он в основном и полагался.
   - А ну слушать, - сказал Мазаев негромко, и все замерли, глядя на него, как бандерлоги на Каа. - Так-то лучше, - он обвел толпу взглядом из-под брежневских бровей. - У меня для вас три новости. Хорошая, плохая и - мать ее за ногу - очень плохая. Начну со второй. Американцы расхерачили нашу Родину.
   По строю прошел недоверчивый шепот.
   - Да что вы блеете, как овцы? Теперь очень плохая. В ближайшую неделю мы все помрем.
   Теперь ответом было гробовое молчание. Похоже, ему они верили не меньше, чем президенту с экрана.
   - Новость хорошая: шанс есть. Только надо поработать.
  
   Они выехали...
   Откинувшись на сиденье, Мазаев чувствовал подступающую злость.
   Столько средств вложено, и все псу под хвост! Долбаная страна выбрала подходящее время, чтобы сыграть в ящик. Но они его плохо знают, если думают, что он пойдет за ней.
   Еще месяц назад его будто стукнуло - он понял: что-то надвигается. Другой бы посмеялся, но Мазаев привык доверять своему чутью. В жизни оно его еще не разу не подводило. Тогда он начал лихорадочно избавляться от активов в соседних Кемеровской и Томской областях. Все это были высокодоходные предприятия, но что-то подсказывало - их надо сливать, и быстро. Себе он объяснял это просто: мол, "жопой чую", государство готовится к каким-то нехорошим шагам, и, отдавая в одном месте, заберет в другом.
   Год за годом он все больше влезал в сельское хозяйство. Федеральные программы поддержки птицеводства и свиноводства делали эту рискованную сферу бешено рентабельной для того, у кого были нужные подвязки. К 2019 году его владения раскинулись на территории трех районов Алтайского края. Там находились его латифундии, где трудились двадцать тысяч крестьян, которых он открыто называл "своими". Они и так являлись его фактическими крепостными, отрабатывая свои заложенные земельные паи. А в Заречинске, который его владения охватывали кольцом, местные баи на него чуть ли не молились, ведь ему принадлежали важнейшие промышленные объекты города и окрестностей. В самом городе это были хлебокомбинат и ликероводочный завод, которые удовлетворяли самые важные потребности населения. Там находились автобаза и тракторно-бульдозерный парк, позволявшие вести своими силами перевозки и несложные инженерные работы.
   Там же был оптовый продовольственный склад. Километрах в пяти от городской черты стояла свиноферма, оборудованная по последнему слову техники, и птицефабрика, где выращивали птицу - от перепелок до страусов. Аккурат между ними был хладокомбинат для обработки продукции. Небольшой угольный разрез был энергетической базой. Когда к этому списку добавилась электростанция, независимая от источников сырья, круг замкнулся. Мазаев создал замкнутый цикл жизнеобеспечения.
   Может, у его работников и не было корпоративной культуры, как в Японии, но все они держались за свою работу, ведь найти другую было проблематично. Можно было рассчитывать на их лояльность. Особенно когда вокруг настанет полный звездец.
   Собственный ЧОП, в переводе на армейский язык почти батальон, оберегал покой "княжества". По вооружению он не уступал местным органам правопорядка, по численности легко их бил. Да и начальник горотдела был своим человеком.
   Если они доберутся, им никто не будет страшен. И если то, что сказали по радио - правда, им сильно повезло.
   Вокруг Заречинска не было ни потенциальных мишеней для ракет, ни других опасных объектов. И был силовой вакуум, который он со своей частной армией мог заполнить. Плотность населения низкая, и почти все оно копается в земле. А нормальные селяне, которые работают, а не пьют - это вам не городские маргиналы. Они порядок любят. Мазаева они, может, и боятся... но примут как неизбежное зло.
   Единственная автотрасса легко перекрывалась, как и железная дорога. Последнюю, если понадобится, можно взорвать. И тогда они станут почти островом.
   На парковке их уже ждали шесть УАЗов охраны и машина Корниленко, реквизированная им для своих нужд, как замена своему "Лэндроверу".
   Небеса пламенели и покрывались черными и серыми полосами, похожими на адскую радугу. По поверхности УАЗа забарабанил дождь. Молчаливый секьюрити открыл над ним зонтик.
   Средневековье? У всего есть свои плюсы. Его давно уже задолбала Россияния. Этому дай, того подмажь, перед этим прогнись. И как высоко бы ты ни забрался, все равно тебе будут гадить на голову. Какая-нибудь чиновничья шелупонь. И ведь он все построил с нуля, людям дал работу, а они без своих кресел - полные нули. Да и зачем нужны деньги, если даже холопов на конюшне выпороть не можешь?
   Через час они уже ехали по дорогам, которые начинал охватывать хаос.
   Охранникам Мазаев доверял. Молодые парни, без жен и детей, они воспринимали произошедшее как приключение. Еще не поняли, что это навсегда. Хуже было с товарищем Корниленко и его сопровождающими. Этих он вез только до тех пор, пока в них есть необходимость. А там... Боливар не вынесет двоих. Что-то подсказывало ему, что на большей части области скоро будет царить махновщина, и единственным пропуском будут ружья его охраны, которые надо бы побыстрее сменить на автоматы.
  
   Примерно через полчаса машины внезапно остановились.
   - Что там еще? - спросил Мазаев у Васильева, открывая окно. - Почему задержка?
   - Дорога впереди перекрыта. Блок-пост. Странно. Когда мы тут проезжали, его не было.
   - Какой еще пост? - забеспокоился Корниленко. - Давайте покажу им мои корочки.
   Сам Мазаев давно засматривался на депутатский мандат, но всегда останавливал себя. Наверху, он знал, живут хищники, которым он не ровня, хоть и входит в "золотую сотню" Forbes-Russia. Его "свечные заводики" приносят стабильный доход, его никто не трогает, так чего еще желать? Ну ее, эту политику.
   Сейчас он чувствовал, что от бумаг и мандатов не будет проку.
   - Не надо корочки, - возразил он. - Лучше повернем, пока нас не заметили, и давай в объезд.
   Сидеть в каком-нибудь лагере для беженцев не входило в его планы, равно как и сдавать оружие. Можно было разоружить этих солдат силами охраны или даже замочить, но воевать с российской армией он не собирался. Вдруг она еще оклемается. Да и были у него сомнения, что это именно армия.
   Поэтому они поехали в окружную, по проселку. За это время четыре раза останавливались и замеряли уровень радиоактивности. Тот рос скачками, но отступать было некуда. Несколько раз дождь прекращался, но вскоре начинался снова. Через три часа после того, как покинули станцию, кортеж, разбухший до колонны, въехал в молчаливый, будто вымерший Заречинск. Хозяин прибыл в свою вотчину.
   - Список всех сотрудников, кто в армии служил, мне сюда, - был его первый приказ, когда он еще поднимался по лестнице в холле вспомогательного офиса компании. - И отдельно ветеранов боевых действий, спецназовцев, понятно? И такой же список по жителям.
   Новый начальник охраны кинулся исполнять распоряжение.
   - А тебе, Яков, - он повернулся к Корниленко, переминавшемуся с ноги на ногу в его приемной, сразу отбросив "вы", - лучше подумать, чем ты можешь быть нам полезен. Начинай думать сейчас. Например, о государственном имуществе, которое может нам пригодиться.
   Отправив его вон ко всем чертям, Мазаев приказал вызвать к себе Черепа с братьями. Этих заплечных дел мастеров он и раньше использовал для грязной работы. Нет, он никогда такими методами не злоупотреблял, но люди бывают разные - с некоторыми по-хорошему просто не договоришься.
   У старшего Черепкова было два срока по таким статьям, с которыми на зоне не выживают; а его братцам-отморозкам это дело, похоже, просто нравилось. Формально они не числились в охране, но им в помощь было придано полдесятка таких же ребят без комплексов. Эти могли хоть родную маму за тысячу рублей угробить.
   К утру следующего дня все, кто мог угрожать новому порядку в Заречинске, оказались в одном неприметном овраге. А власть в городе и окрестностях силами "народного ополчения" была отдана в руки Хозяина.
  
  
   Глава 3. Город солнца
  
   "Робинзон" прождал в приемной почти полчаса, прежде чем его приняли. У первого заместителя мэра дел было много.
   - А, вот и ты, проходи, садись, - Владимир указал на стул.
   За две недели он успел забыть об этом человеке, но теперь, увидев снова, вспомнил его. История Александра короткое время была притчей во языцех. Всякий, кому удалось выжить одному, мог считать себя счастливчиком. Богданов слышал о тех, кто пережил катастрофу практически в одиночку. Все они до этого прошли хорошую школу жизни. Но у Александра даже армии в биографии не было; он казался мягким и по-интеллигентски неуклюжим. И все же в нем чувствовался стержень, которого не было у многих, с кем до войны Владимир ходил на медведя или сплавлялся по горной реке. Чисто по-человечески это ему нравилось, вот он и взял новенького на заметку. Для командных высот тот может и не годился, но пользу принести мог.
   Богданов не видел ничего унизительного в занятии кадрами. То, что раньше было женской монотонной работой, в их положении становилось сложным творческим делом. Наверно, рассуждал он, цивилизация потому и зашла в тупик, что столько важных дел - от обучения детей до постов в министерстве обороны - доверили глупым бабам, которым только пироги печь. Теперь его работа состояла в том, чтобы брать исходный материал, человеческую глину, и лепить из нее новых людей, как скульптуры. В свое время с этого начинал взлет партийной карьеры Сталин. Зато потом "товарищ Картотеков" укоротил всем болтунам вроде Льва Давидовича языки. Так что работа была важной. Но иногда, когда приходилось объяснять очередному долдону, почему ему, человеку с двумя высшими, надо идти копать траншеи, Богданову казалось, что вместо глины ему досталось что-то другое.
   - Возраст? - задал он первый вопрос. Ручка в его мощной ладони казалась ни к месту.
   - Двадцать... - новоприбывший на секунду замялся. - Двадцать четыре.
   - С виду не скажешь.... В армии служил?
   - Нет.
   - Ясно, - вопрос был задан для проформы, Владимир и так это знал. - Ладно-ладно. Где работал? А... помню.... Сеял разумное, доброе, вечное, - он сделал пометку. - Машину водишь? Права есть?
   - Чего нет, того нет.
   - Понятно, - Владимир сделал еще пару пометок. - Помимо этого, что делать умеешь?
   - Работать с ПК. Набор триста знаков в минуту.
   - Я под столом... - Богданов и вправду качнулся на стуле, - Э, парень, теперь единственный ПК, который важен для жизни - это пулемет Калашникова. Заруби это себе на носу и радуйся, что тебя вообще взяли в наш чудесный город. Чего пришел-то? Голодно стало?
   - Скорее, тоскливо.
   - Ну, у нас всегда весело, - Владимир отложил заполненную форму. - Направлю тебя к директору школы. Алевтина Михайловна хорошая женщина, - он криво улыбнулся. - Правда, уроки займут от силы два дня в неделю, и этого мало. Пока стоит эта весна, - он непечатно выругался, - у нас все горит, вернее, плывет, под ногами, и рабочие руки нужны в других местах. Припишу тебя ко второму стройотряду, будешь чернорабочим. Или, если политкорректно, "разнорабочим". Посещай курсы, получай квалификацию, можешь стать плотником, бетонщиком, слесарем, водителем. И не смотри, что работа непрестижная, сейчас шкала поменялась. У нас хватает сисадминов, которые орудуют лопатой и дизайнеров, которые цемент месят. Еще нужны токари, строители, электрики, маляры, сантехники... ну и инженеры, ясное дело, но их готовить - нужна база солидная. Ничего, вот устаканится все, организуем университет. А пока айда копать траншеи.
   Александр кивнул.
   - Я этого и ожидал. Не волнуйтесь, я научусь чем-нибудь полезному.
   - Это уж точно. Вот продовольственная карточка, - Богданов подал ему бумажку, похожую на лотерейный билет, расчерченный на 31 графу. - Каждый день будешь получать по норме в ближайшем ПРП. Пункте раздачи продовольствия. Этого достаточно, чтоб не умереть. Кроме работы, есть общественные обязанности, направляют на них по необходимости на добровольно-принудительной основе.
   - То есть за "спасибо"?
   - За право иметь кусок хлеба и жить в безопасности. Хочешь свободы - вали за 10-ый километр. Нам нужны люди с руками и головой, а вот тунеядцы, воры, алкаши, блядуны и хулиганы не сдались на фиг.
   - Я к этим категориям не отношусь.
   - Вот и славно. Ну-ка, сделай рожу попроще, - чиновник сфотографировал его цифровым фотоаппаратом. - Поместят тебя пока, как одинокого, в общаге. Вот ордер.
   Спрятав в карман бумагу, Данилов кивнул. Он уже проходил нечто подобное, правда, в "Оптиме" обходились без документов, но в остальном прием проходил по сходному сценарию.
   - И вот еще, почитай о наших законах, - Владимир посерьезнел и протянул Саше брошюрку, отпечатанную на обратной стороне какого-то бухгалтерского документа. - Они суровы, сразу говорю. Всему, что скажут старшие, будь это твой бригадир или я, или наш глава, Сергей Борисович Демьянов, подчиняться беспрекословно. Тюрьмы тут нет, дармоедов мы не кормим. За серьезные нарушения - петля. У нас есть свой пенькозавод, так что веревками мы обеспечены. За мелкие - в исправительный отряд имени Солженицына, на срок от недели до трех месяцев. За средние или спорные - изгоняем. Правда, с недавних пор эту практику прекратили. Теперь чаще вешаем.
   - Куда только смотрит "Amnesty International"?
   - Чувство юмора есть, уже хорошо. С виду ты нормальный, но, без обид, пока тебе доверия нет. Я знаю, что творится снаружи, там трудно не озвереть. Пришел тут один, месяц жил нормально, а потом сорвался... Ну и закончил, болтаясь перед зданием горсовета. Потом сняли, правда, мы же не дикари. Там шесть фонарей, и все пока свободны. Если чувствуешь в себе что-то такое, лучше уходи.
   - Спасибо, что ввели в курс дела. Со мной проблем не будет.
   - Вот и зашибись, - Владимир вручил Александру отпечатанный на принтере паспорт с новенькой фотографией. Сравнить это лицо с тем, что было в старом паспорте - и никогда не поверишь, что один и тот же человек. - Все, товарищ Александр Данилов. С этого момента ты гражданин. Может, последнего настоящего государства на Земле.
   - Спасибо, - поблагодарил Саша. - Только гимна не хватает.
   - Нету гимна, - пожал плечами Богданов. - Руки не дошли. Напиши, тогда будет. Ты же гуманитарий, а не какой-нибудь физик. Все, вперед к трудовым подвигам.
   Под его насмешливым взглядом Данилов поднялся, попрощался и вышел из кабинета.
  
   *****
  
   Было еще прохладно. Июнь 1-го года новой эры больше походил на апрель: огромные массы снега, накопившиеся за это время, таяли неохотно. Несколько раз, должно быть из-за движения атмосферных фронтов, оттепель сменялась похолоданием, и ручьи на улицах покрывались ледяной коркой, а пару раз даже выпадал белый снежок, который, впрочем, тут же растаял.
   Настя шла вдоль шоссе. Шла она одна, слегка оторвавшись от остальных женщин, которые следовали за ней тесной гурьбой, весело щебеча. Эти места считались безопасными, но все равно с ними было трое дружинников.
   Чудовищный паводок доставил кучу сложностей, на некоторое время превратив город в Венецию. Половину домов, занятых ими зимой, пришлось покинуть. Что еще хуже, вода подмывала шоссе и разрушала насыпь железнодорожных путей. И если дорогу можно худо-бедно подлатать, то новые рельсы положить гораздо труднее, а без них у Города возникли бы проблемы. Поэтому трудовые ресурсы и были равномерно распределены между начавшейся посевной, борьбой с наводнением и ремонтом путей. Для отвода воды рыли канавы, укрепляли насыпи, пригоняя самосвал за самосвалом.
   Их звено ни свет ни заря отправили далеко за город. Работа, как в годы первых пятилеток, почти не делилась на мужскую и женскую. Разница была только в том, что мужчины кидали щебенку, а женщины снег.
   В резиновых сапогах по щиколотку в воде, иногда со стертыми до кровавых мозолей руками (а у тех, кто неправильно намотал портянки - и ногами), люди повторяли подвиг Павки Корчагина. Но и энтузиазма у них было не меньше, хотя вряд ли бывшие обитатели теплых офисов или аудиторий год назад смогли бы это в это поверить. Страшно представить, как могут работать русские люди, когда не за деньги и не из-под палки.
   По окончании работы их должен был забрать попутный грузовик, но в последний момент для него нашлась другое дело. Пришлось до города топать пешком. Было не то что бы холодно, но ветер заставлял Настю ежиться и поплотнее заматывать шарф.
   Ничего себе начало июня. В этом году урожай, даже если им и удастся провести посевную, не будет рекордным. А значит, жесткое рационирование никуда не денется.
   Она шла, погруженная в себя, когда услышала позади шум мотора. Девушка обернулась - разбрызгивая грязь, приближался автомобиль защитного цвета. Она узнала один из вездеходов разведгруппы. Как и большая часть их автопарка, он был весь в царапинах и вмятинах, можно было найти и пару отметин от пуль.
   Неудивительно. За пределами контролируемой их патрулями территории начиналось царство анархии. Но каждый день около двухсот человек рыскали по всей восточной части области в поисках того, что могло пригодиться общине уцелевших.
   Бронеавтомобиль "Тигр" плавно, чтоб не забрызгать Настю, притормозил. Дверца распахнулась прямо перед ее носом. На импортном камуфляже Антона, на его лихо заломленном берете с эмблемой гарнизона и ботинках с высоким берцем не было грязи, но это мало о чем говорило. Порой они добирались и до Новосиба, а там лучше было действовать в ОЗК, который теперь мог лежать в мешке для зараженной одежды.
   Командир звена разведгруппы - не такое уж незначительное лицо, особенно если это звено занимается поисками в самом пекле.
   - Поедем, красотка, кататься? - он привлек ее к себе.
   Настя сделала вид, что обиделась.
   - Ты что, солнце? Я ж шучу. Давай подвезу, а то ноги сотрешь.
   Настя знала, что он далеко не всегда такой. На людях он порой казался веселым балбесом, но, когда они были вместе, мог и помолчать. Тогда они молчали вместе, легко обходясь без слов, ведь часто взгляд или прикосновение скажут больше. Но когда он начинал говорить, это были именно те слова, которые ей хотелось услышать.
   Интересно, правда ли ему по пути, или он сделал крюк специально, рискуя получить нагоняй?
   В городе экономили все, даже скрепки и иголки. А бензин и солярку берегли еще больше, чем колониальные товары. Если без чая, кофе и перца можно прожить, то без горючего никак.
   Недавно хотя бы стали включать уличные фонари, а то ведь и погулять было негде - роль уличного освещения выполняли редкие окна тех зданий, где работа продолжалась круглые сутки. А дома в свободное время приходилось обходиться свечками.
   Антон рассказывал ей, что энергию давала мини-ГЭС, которую привезли "параноики", и пять ветряков - капризных и ненадежных штуковин, хотя ветра дули на плоскогорье, где стоял город, почти постоянно. Еще имелось штук десять дизельных мини-электростанций, хотя просто так их не использовали, экономили топливо. Недавно поисковики нашли даже несколько солнечных батарей, на днях их хотели подключить, чисто в виде эксперимента.
   Настя помнила, как отзывался обо всех альтернативных источниках энергии инженер из выживальщиков, которого так часто называли Кулибиным, что настоящую его фамилию она не вспомнила. Мол, дорогие игрушки с минимальным выходом энергии. Но эта ГЭС, как он говорил, была устроена много проще, извлекала даровую энергию из того же самого ручья, в котором они полоскали белье.
   Заднее сиденье было завалено какими-то тюками, но Настя и так собиралась сесть вперед. Да и как она могла сделать по-другому, если единственное, чего ей хотелось - это быть ближе к нему?
   Она часто думала, насколько же ей повезло встретить посреди мертвого Новосибирска именно его.
   Машина начала набирать скорость. Настя надеялась, что поездка с ветерком поможет ей отвлечься от мыслей. Вчера ее вызывали на беседу в администрацию, где мерзкая тетка, похожая на известную диссидентку, полчаса твердила ей про демографический долг.
   До тех пор, пока продовольственная проблема не была решена, никого не заставляли иметь детей. Только советовали. Но упорно ходили слухи, что через пару лет, если урожай будет хорошим, все изменится.
   "Имейте в виду, - сказала ей под конец беседы бывший специалист центра репродукции человека, - общине нужны дети, а не романтические чувства. Поэтому будьте любезны пройти обследование".
   Настя чувствовала себя так, будто ее изваляли в грязи, и даже не нашлась, что ответить.
   - Ты чего грустная такая? - попытался отвлечь ее Антон. - Видала новенького? Приплыл вчера по речке, на берегу поймали. Один жил, одичал как Маугли. Ты чего? О чем задумалась, крошка?
   - Ты не мог бы не ездить больше никуда?
   - А что я буду делать? - усмехнулся он, гладя ее по голове. - Картошку полоть?
   - Я волнуюсь за тебя. Помнишь тот раз... Думала, с ума сойду.
   - Это было давно и неправда. Ты забыла, теперь я не в группе дальнего поиска. Мы извозчики, а не разведчики. Ездим по окрестностям, тут безопасно. Кстати, пристегнись. Права отбирать некому, но мне так спокойнее.
   С ним было легко. Казалось, Антон ни к чему не относится слишком серьезно. На каждый случай у него был готов анекдот или хохма. Он знал аккорды ко всем песням, которые можно исполнить на гитаре. А может, к некоторым не знал, а придумывал экспромтом. Еще он обожал давать всем прозвища, всегда меткие: Богданова за глаза называл Вандамовым.
   И все же она чувствовала: что-то скрывается за этой маской легкомыслия.
   Настя думала о страшной несправедливости. Ведь они хотели этого больше других, мечтали с самого первого дня близости. Далеко не все молодые девушки думали так же. Многие воспринимали материнство в нынешних почти средневековых условиях как обузу. А кто-то многое бы отдал, чтоб избавиться от нее. Но аборты не практиковались еще в Убежище, а после прихода в город были официально запрещены. Когда всех врачей можно пересчитать по пальцам, исполнение этого запрета легко контролировалось.
  
   "Это все из-за твоих вылазок...", - хотела сказать ему она, но как всегда сдержалась. Надо было винить не его, а их общую судьбу.
   - Настя, - он угадал ее мысли. - Ты опять? Надежда есть, ты же знаешь.
   Да, она знала, и это очень помогало. В конце концов, оставался вариант усыновления - сирот было много. Но тогда она до конца своих дней испытывала бы чувство невозвратимой утраты.
   Внедорожник летел по пустому шоссе, отмеряя последние километры до Города. За окном незаметно сменялись однообразные пейзажи предгорий, а она вспоминала тот зимний день. Взглянув на бесформенные тюки на заднем сиденье, подумала, что точно так же они ехали несколько месяцев назад, пролетевших как один день.
  
   *****
  
   Это было еще в феврале. Она вышла около пяти вечера, раньше никак не получилось освободиться от работы. Сначала были уроки, потом ее вместе с десятком других женщин поставили заниматься большой ревизией - всего, что им досталось: одежды, мебели, утвари. Иногда ей казалось, что майор подбирает им занятия нарочно, чтобы люди не впадали в апатию. Другие в это время расчищали от снега улицы и тротуары, приводили в порядок коммунальное хозяйство и тянули провода.
   К тому же дни еще были темными, а низкие температуры не давали бродить по улицам без необходимости.
   Озираясь, она миновала главную площадь, где перед горсоветом стояли кособокие скульптуры изо льда, огромная елка и горка. Может, это и пир во время чумы, но в Новый год она видела у людей на лицах настоящую радость. Правда, фейерверки могли оживить у многих в памяти нехорошее, поэтому их пускали немного.
   Только в здании клуба горели огни. Там собралось человек пятьсот, шла постановка - Шекспир. Самодеятельность старалась вовсю. До этого уже ставили Булгакова и Мольера. Им повезло, что в Убежище с ними оказался неплохой театральный режиссер.
   Насте предложили сыграть Офелию, но она отказалась. Ей никогда не нравился Гамлет, да и Ромео тоже. Скорее уж весельчак Меркуцио.
   По будним дням на большом экране крутили жизнеутверждающие фильмы. Поощрялось все, что собирало людей вместе.
   Это случилось еще до оттепелей, до страшных эпидемий гриппа, который занесли пришлые. Тогда, несмотря на все лекарства, переболел каждый второй, а пять человек умерли.
   Кладбища в городе пока не было, и сначала тела до окончания зимы было решено сжигать в котельной. Но отец Михаил воспротивился, сказав, что огненное погребение не соответствует православным канонам, и даже пригрозил снять с себя сан. Тогда майор уступил. До эпидемии умерли всего двое, поэтому верующим пошли навстречу. Земля еще не оттаяла, а старое кладбище приняло первых мертвецов новой эры, года первого после Катастрофы.
  
   Уже у самой границы населенной зоны Настя наткнулась на патруль и спряталась за штабелем бревен. Лучи фонарей, а за ними трое перебрасывающихся матерками мужиков прошли мимо. Не хватало еще попасться...
   Низко надвинув капюшон пуховика и затянув потуже закрывавший лицо шарф, она вышла из укрытия и огляделась. Никто не помешал ей пересечь черту города. Стены тогда еще не было в помине.
   Антон долго не возвращался с задания и она приняла решение мгновенно, никакие аргументы против ее не волновали. Она не подумала, что Тогучин достаточно большой город, чтобы обойти его в одиночку в поисках двоих пропавших людей. И о том, что уцелевшие жители соседнего города опасны. Наверно, женщины не умеют поступать рационально.
   Первым делом она побежала к Олегу Колесникову, старшему над поисковыми группами. Здоровенный детина пытался успокоить ее, налил чаю, неуклюже похлопал по плечу. Говорил, что связь с ними пропала всего два дня назад и это в пределах нормы. Что с радиосвязью то и дело бывают проблемы. Мол, не беспокойтесь, вернутся. А не приедут, еще через пару дней начнутся поиски.
   "Какая пара дней, когда дорога каждая минута?"
   Она изо всех сил старалась выглядеть спокойной, чтоб даже голос не дрожал. Иначе догадаются и запрут. Поисковики - люди хорошие и не позволят пропасть девушке коллеги, а о характере ее он мог им рассказывать.
   Шоссе в то время еще не было расчищено от машин, и она шла среди снежных бугров. Что там, под снегом? Вдоль дороги тянулись столбы линии электропередач, оборванные провода качались на ветру, как чудовищные лианы. Ветер крепчал.
   Она не успела отойти далеко, когда с неба начали падать первые снежинки. Ей бы повернуть назад, она ведь хорошо знала про капризы погоды. Настя остановилась, но только чтобы поправить крепление; снегоступы оказались неудобными штуками.
   На какое-то мгновение выглянуло солнце, но его попытки дать земле хоть немного света свела на нет плотная, словно молоко, вьюга.
   То, что она задумала, было безумием. Ей ведь угрожала не только непогода и не только люди: за тот месяц несколько человек пострадали от нападений волков. Хищников регулярно отстреливали, но Антон рассказывал про их миграцию. Лишенные привычной пищи, властелины пищевой цепочки покидали леса и теперь конкурировали с собаками в городах и вокруг них.
   Ружья она не нашла, но в комнате Антона взяла старый ПМ. Сжала рукоятку в ладони, как будто хотела ощутить тепло его руки - и почувствовала, хотя последний раз он брал его в руки три дня назад, чтоб почистить. Еще она прихватила нож в ножнах из крокодиловой кожи - в вылазки Антон брал более практичный охотничий, а этот держал как сувенир. И Настя, если честно, взяла его не для обороны, а как оберег. Любая вещь, которой касался он, была ей дорога. Копеечная плюшевая собачка... Антон говорил, что почти такая была у него до армии. Собачка эта теперь значила для Насти не меньше, чем серьги с бриллиантами, которые он привез из последнего рейда в Новосибирск.
   Скупые огни Подгорного еще были видны вдали, но с каждым шагом становились бледнее. Вот уже и солнце скрылось, быстро начала падать видимость. Она почувствовала себя ежиком в тумане, только этот туман кусался и колол глаза. Скорость ветра была огромной. Через полчаса она поняла, что переоценила свою подготовку.
   "Каких-то десять километров". До войны она и зимой ходила в походы, расстояние ее не пугало. Но то, что казалось легким на карте, вылилось в изматывающий марафон.
   Только когда стена бурана окончательно скрыла от нее последние ориентиры, Настя поняла, что отправиться на поиски Антона была не лучшая идея. Буря ревела как раненный зверь, и от бессилия хотелось завыть самой. Ей казалось, что она прошла километров пять, а ноги уже отнимались и были тяжелыми, как гири. Галогенный фонарь в руке разгонял темноту максимум на двадцать метров. И все же она сумела выжать из себя силы еще на двадцать минут ходьбы, прежде чем сделать небольшой привал. Сердце бешено колотилось. На последнем медосмотре у нее определили сильную тахикардию.
   Но даже после этого она не сдалась и не повернула назад.
   На пути возник перевернутый прицеп, занявший всю правую полосу, и Настя решила обойти его со стороны обочины. Это была ошибка. Ее нога неудачно попала между двумя шлакоблоками, она по инерции резко дернулась и почувствовала резкую боль.
   Высвободившись, она попыталась продолжить движение, но первый же шаг отозвался взрывом боли в ноге. С каждым новым шагом ей приходилось двигаться все медленнее и медленнее. Через несколько минут ей начало казаться, что нога ниже колена быстро распухает. Настя упорно боролась с желанием опуститься на снег, чтоб хоть немного уменьшить боль. Так прошло пять минут, а может, и все двадцать пять. Она старалась переносить весь вес на другую ногу, чтобы хоть немного уменьшить боль, но толку было мало. Зато, чем медленней она шла, тем холоднее становилось. Вскоре потеряли чувствительность нос и уши.
   Когда Настя услышала шум мотора, то подумала, что ей почудилось, а когда увидела вдалеке слабый свет, решила, что бредит от переохлаждения. Только поэтому она не спряталась, и это спасло ей жизнь.
   Теоретически это мог быть кто угодно. Даже в этих местах, хотя и редко, встречались чужие. Только когда лучи мощных фар вспороли темноту, Настя начала, прихрамывая, уходить с дороги. Споткнулась и упала лицом в занесенный овраг.
   Барахтаясь в снегу, забивавшем рот и нос, она услышала, как машина остановилась. Звук работающего двигателя показался ей смутно знакомым. Хлопнула дверца.
   Хруст снега. Кто-то шел к ней, проваливаясь при каждом шаге.
   Ее подняли и вытянули из оврага. Следующее, что Настя почувствовала, было легким прикосновением. Кто-то дотронулся до ее лица, едва ощутимо. Потом еще раз и еще. Одновременно ее несколько раз качнуло. Только придя в себя, она поняла, что ее трясут и хлещут по щекам.
   - Ты слышишь меня? Ну, слава богу. Я уж думал, у меня глюки. Дура... Скажи, все бабы такие или только некоторые? Вы головой думать умеете?
   Сильные руки донесли ее до машины, а потом, распахнув дверцу со стороны пассажира, осторожно усадили внутрь. Конечно, это был знаменитый вездеход на воздушной подушке. "Полярный лис".
   - Долбанулась совсем. Фэнтези начиталась? А это что у тебя... - он достал из ее рюкзака тесак длиной в локоть. - Амазонка, блин.
   - Что у тебя там? - она случайно бросила взгляд на темную массу на задних сиденьях (салон напоминал салон пассажирской "Газели"). Нехорошая догадка заставила ее вздрогнуть. Настя еще раньше заметила красные пятна на полу, но мозг пока не успел расшифровать увиденное.
   - Груз, - объяснил Антон. - Не "200", не бойся. Добыча.
   - Да ты совсем замерзла, - он накрыл ее своей курткой, начал растирать ладони. Пристегнул ремнем, словно боялся, что она надумает убежать. Впрочем, когда "Лис" тронулся, он не преминул заблокировать все дверцы.
   Ехали медленно, будто в машине было что-то неисправно, делали не больше двадцати километров в час, выбирая дорогу среди снежных курганов.
   - Болит? Дай, посмотрю, - и, не дожидаясь ее согласия, Антон осторожно закатал штанину ватных штанов. - Похоже, вывих.
   Его голос не выражал тревоги, и это ее успокоило.
   - Извини. Сейчас будет немного больно.
   Она закусила губу, чтоб не закричать. Терпя, как Маргарита на балу, лишь бы не потерять лицо.
   - Молодец, - он вернул штанину на место. - Теперь пару дней не надо тревожить.
   Антон растирал ей руки и занимал беседой о музыкальных направлениях. Короче, обо всем, что было бесконечно далеко от этой ледяной дороги.
   Настя подумала, что, когда он рядом, даже время изменяет свой бег. Один час пролетал за десять минут, хотя за эти десять минут она переживала больше, чем за иные сутки.
   Плавный ход машины вдруг прекратился. Укутав поплотнее свою пассажирку,, Антон выбрался наружу. Буран не слабел.
   - Только никуда не уходи, - предупредил он.
   Она смотрела, как ее любимый сосредоточенно изучает внутренности машины. Вскоре он вернулся, помрачневший.
   - Боюсь, что дальше с ветерком не получится. Накрылась-таки... Несущий винт. Думал, сумею дотянуть, а хрен. Если какая-нибудь херня может произойти, она происходит. Закон Мерфи. Дальше придется пешком. Владимир, конечно, спасибо не скажет, что угробили его "Полярного лиса". Но за ним и за добычей можно вернуться с буксиром. Подожди, попробую еще вызвать помощь, - он склонился над рацией.
   - Гнездо, Гнездо, вы меня слышите? Гнездо, Гнездо...
   Наконец, когда он уже потерял терпение, на том конце откликнулись. Ответной реплики Настя не слышала - Антон был в наушниках.
   - Мать его растак, - сказал он, когда сеанс связи был закончен. - Говорят, чтоб добычу и транспорт не бросал ни под каким видом. Приедут только завтра. Но здесь мы ждать не будем...
   Он достал из багажника свои снегоступы. Сумрак быстро сгущался.
   - Так... Надо идти - вернул ее к реальности Антон. - Здесь совсем рядом наш перевалочный пункт.
   Кстати, оказалось, что она прошла не пять, а семь километров.
   Ветер сбивал с ног. Она не могла выдерживать темп, и он вел ее, подставив плечо, а временами и вовсе подхватывал на руки.
   Они прошли мимо утонувшего в сугробе автомобиля. Как ни пытался Антон заслонить от нее это зрелище, она успела заметить торчавшую из распахнутой дверцы ногу в летнем кроссовке.
   - Сюда, - разведчик указал на темневший впереди силуэт.
   Это был отдельно стоявший дом, похоже, двухэтажный коттедж.
   - Жди здесь, - он усадил ее на пень от упавшего дерева, возле указателя "Садово-огородное товарищество "Мичуринец". - Никуда не уходи.
   И направился к дому.
   На секунду на Настю накатила волна страха. Она не хотела снова оставаться одна в темноте. Со стороны опушки накатывала волнами поземка; ее безумная пляска казалась движениями странного существа, вроде снежной змеи.
   Возле дороги качали головами изломанные сосны, за которыми виднелась темная масса тайги. Гор видно не было, как и неба. Все сливалось в одно черное полотно.
   Некоторое время она видела его спину и красное пятно фонарика. Но когда силуэт наполовину пересек двор, тьма поглотила маленькое пятнышко света. Настя стала прислушиваться. Ей показалось, что она слышит, как Антон поднимается на крыльцо. Скрипнула дверь.
   Его не было пару минут, за это время она успела помолиться всем богам , и, конечно, не за себя.
   Когда он появился в слабо освещенном прямоугольнике двери, Настя с трудом подавила желание броситься к нему на шею. Не хотелось снова выглядеть жалкой, барахтаясь в снегу.
  
   Она закрыла дверь на засов и сразу почувствовала себя лучше, словно все злое и плохое осталось снаружи, и было отсечено от их маленького мирка. Вряд ли раньше здесь жили. Скорее, приезжали отдохнуть в дачный сезон. На первом этаже мебели почти не было. Стекла давно выбило ветром, их заменили на доски и листы толстой фанеры, все щели законопатили.
   Второй этаж оказался гораздо уютнее.
   - Милости прошу к нашему шалашу, - распахнул он перед ней дверь в маленькую комнату.
   Усадил на диван. Открыл рассохшийся шкаф, порылся в нем и накинул на девушку нормально сохранившийся плед.
   - Я вскипячу воду, - Антон увидел, что у нее зуб на зуб не попадает. - Тебе надо согреть ноги, а то простынешь.
  
   - Зачем вы ездили? - она сидела в кресле, опустив ноги в тазик с горячей водой. В руках у нее была кружка горячего чая. Только теперь к ней вернулся дар речи.
   - Разведать обстановку на лесхозе, древообрабатывающем комбинате, заводе насосно-аккумуляторных станций и пенькозаводе.
   - Пенькозавод? - голова у Насти закружилась от обилия названий.
   - Веревки сучат и канаты. Из конопли. Тут же, кстати, ее выращивали. У нас семена есть.
   - Веревки? - невесело усмехнулась Настя. - Самое то для нас.
   - Зря прикалываешься. В будущем, Володя говорит, они будут ходовым товаром. Типа вряд ли где-то наладят металлопрокат, а тросы и шпагат всем нужны. Про капрон, нейлон и прочие радости можно забыть, нефтехимию нам не поднять. Говорит, через сто лет по океанам будет парусный флот ходить. Чем, говорит, торговала Россия от Грозного до Николая Павловича? Парусиной, лесом и пенькой.
   - Еще пушниной, - вспомнила девушка.
   - Будет и пушнина, - пообещал Антон. - Лет через пять, когда расплодятся плотоядные зайцы и древесные лисы. Настреляю тебе на шубу.
   Она улыбнулась:
   - Наверно, она будет радиоактивной.
   - Да не больше, чем мы.
   - Я вот все думаю, что нас ждет? Ведь такой жизни, как раньше. уже не будет?
   - Не будет, - подтвердил он. - Но будет не хуже.
   - А того, что вокруг, нам надолго хватит?
   - Ты о чем?
   - Ну, я про металлолом, бензин на заправках.
   - Девочка моя, все это портится. Проблема номер один. Ржавчина. За сто лет толстенная балка, если никак не защищена от коррозии, рассыпается в прах. Проблема номер два. У бензина через пару лет начинает падать октановое число. Выдыхается он. И куда ни посмотри, все приходит в негодность. Наладить перегонку сырой нефти мы, говорят, сможем, но не добычу. А все нефтехранилища в пределах досягаемости сгорели.
   - А как насчет биодизеля? - спросила девушка. - Я читала, на спирте даже самолеты могут летать.
   - Разве что пилоты. Да и жаль, что у нас не Бразилия. Сахарный тростник не растет. А если бы и рос, мы нашли бы этанолу другое применение. Обнаружили мы тут недавно девять вагонов - цистерны с маркировкой. C2H5OH. Так Борисыч приказал этот факт держать в тайне. Тогда хватит всему городу надолго, даже если пить будут все - и младенцы, и старики.
   Настя знала, что, хоть в городе не было сухого закона, злоупотребление алкоголем не поощрялось.
   - Знаешь, мы ведь и автомобили навечно не сохраним, - призадумался Антон. - Можно, конечно, в кустарных условиях собрать авто середины ХХ века. С клаксоном. Но это штучно, не массово. Так что уже сейчас думают о запасном варианте. Гужевой транспорт. Лошадей пока мало - только те, что выживальщики привезли. Мы искали по деревням, но не нашли не то что лошадей - кроликов, блин. Всех сожрали. А в дикой природе зимой кони выжить точно не могли. Они, прости за каламбур, двинули кони. Ну, ничего. Через десять лет у нас будет табун.
   - Вот бы покататься, - взгляд Насти стал мечтательным.
   - Ну, нас к ним пока на пушечный выстрел не подпустят. Их холят и лелеют как младенцев. Хотя есть у меня знакомый со скотного двора. Может, и пособит.
  
   За разговором время проходило незаметно. Они обсудили все, что касалось судьбы Подгорного и цивилизации, но никак не могли перейти к своей личной судьбе.
   - Настюш, давно хотел спросить тебя...
   - Да? - она повернула голову.
   - Нет, - он мотнул головой. - Начну по-другому, иначе получается паскудно. Сейчас отношения полов не как раньше. Попроще. Дубиной по башке и к себе в пещеру... Поэтому заруби себе на носу, что ты мне ничем не обязана. Не надо фигни типа "благородный спаситель" и все такое, - он замолчал, подбирая слова. - Никакой я не благородный. Просто... с тобой мне очень хорошо. Я раньше не встречал никого похожего. Как это называется, ты знаешь?
   - Дружба? - в глазах ее плясали веселые искорки.
   - Ну, если хочешь, давай будем друзьями. Лучшими друзьями.
   С трудом она сдержалась, чтобы не закричать "Нет!". Наверно, это было бы слишком даже для женского романа. Вместо этого она нашла в себе силы сказать:
   - Как ты можешь? Глупый. Я же люблю тебя.
   Никому и никогда она эти слова не говорила. Даже маме.
   - И ты согласна быть со мной всегда, и в радости, и в горести? - в его голосе не было обычной иронии.
   - Ты же знаешь.
   Он посмотрел на нее и прочитал ответ в ее глазах.
   - Жалею, что мы не встретились раньше, - произнес он, держа ее за руку. - Мы могли бы отправиться в романтическое путешествие. В Крым.
   - Придет лето, и здесь будет хорошо. На холмах вырастут цветы и трава.
   - В смысле конопля? Есть у нас те, кто обрадуется.
   Она засмеялась глуповатой шутке, и снова повисла пауза, они обменялись долгим взглядом, в котором была древняя как мир игра намеков и полунамеков. Вроде бы и он не привлекал ее к себе, и она не тянулась ему навстречу. Но как-то незаметно они оказались совсем рядом.
   - Столько раз представлял себе этот момент, - он привлек ее к себе. - Вроде, теперь нужно поцеловать свою любимую?
   - А ты не знаешь? - шутливо спросила она.
   - Абсолютно. Ты же у меня первая и единственная.
   - Все шутишь, - вздохнула Настя.
   - Никогда не был так серьезен. Я влюбился первый раз в жизни. Все, что было до, не считается.
   - Конечно, не считается, - согласилась она.
   - Ты такая красивая, что можно говорить об этом до утра. Хочешь послушать?
   - Еще больше хочу, чтобы ты, наконец, поцеловал меня.
   Когда их губы, наконец, разомкнулись, Настя покачнулась.
   - Что с тобой, любимая?
   - Голова закружилась.
   - И руки холодные. Дай погрею, - он поднес ее руку к губам. - Ты дрожишь.
   - Это не от холода.
   Долгое время в тишине раздавался только звук поцелуев. Потом его прервал шепот Антона.
   - Мы могли бы подождать до свадьбы.
   - Смеешься? Я всю жизнь этого ждала.
   - Тогда мы поженимся, когда вернемся.
   - Обязательно.
   - Правда? Я так люблю тебя. Блин, мозги абсолютно отключились...
   - А разве они сейчас нужны?
   - Ты права, моя девочка. Иди ко мне.
   На минуту Антон отпустил ее, стал расстегивать пуговицы на ее кофте.
   - И чего же их так много?
   Он поднял Настю и перенес на кровать, покрывая поцелуями: губы, шею, плечи, грудь, ниже... гладя, лаская.
   - Люблю твои руки, - произнесла она в темноте. - И не только за умение играть на гитаре.
   А дальше никакие слова были не нужны. Это была не просто физиология, а нечто больше. Ей хотелось, чтобы эти минуты никогда не кончались - только теперь она чувствовала себя не обломком человека, а целым.
   И то, что не было пережито раньше, в "нормальном" времени, когда наполненные людьми города-муравейники были для нее также мертвы и пусты, как руины, было прожито и испытано теперь. Потом они сидели, обнявшись, теряя счет минутам. Они понимали, что скоро придется возвращаться, но так не хотелось думать ни о чем. И так же, не отрываясь друг от друга, незаметно уснули.
   Сквозь сон они слышали далекий вой.
   - Волки? - не открывая глаза, спросила Настя, заворачиваясь в одеяло.
   - Нет, хомячки. Страшные звери. Как нападут стаей, как повалят. - Но ты не бойся. До тебя только через мой труп доберутся.
   - Мне от этого легче, - произнесла она уже спокойным тоном. Все-таки это инстинкт: прятаться за его спину и чувствовать себя слабой.
   Она снова уснула в его объятьях.
   В три часа ночи Настя начала кричать. Посмотрев ей в глаза, Антон понял, что ее сознание спит, а то, что кричит, принадлежит совсем не к миру людей. Ему стало страшно - за нее. Он обнял ее, прижался поплотнее к теплому телу, подоткнул со всех сторон одеяло.
   - Тссс... Я с тобой. Ты никогда не будешь одна. И все эти твари пусть держатся подальше.
   Она успокоилась и задышала ровно. Утром первые лучи солнца окрасили руины за окном в фантастические цвета - розовый, карминный, бордовый, шафранный.
   Они проснулись, вернувшись в реальность, когда хмурое солнце уже поднималось из-за холмов, как из гроба, а до начала рабочего дня в городе оставалось полчаса.
   Антон согрел воды для умывания. Они хотели неспешно позавтракать, болтая о том, о сем, но им помешали. Шум мотора заставил их вскочить. Оказалось, что дорога до Подгорного уже расчищена и за "Лисом" приехал грузовик-эвакуатор.
   В свете фар в палисаднике соседнего дома они увидели отпечатки волчьих лап. Помогая ей сесть в кабину буксира, Антон объяснил, чем они отличаются от собачьих.
  
   Теперь, когда на душе было плохо и солнце скрывалось за тучами, Настя вспоминала тот день. А ведь после него было еще много таких же. Например, день свадьбы...
   Тогда город уже был приведен в порядок, а посевная еще не началась, поэтому у всех выдались свободные дни. Да и тепло было, зелень проклюнулась, снег почти везде сошел.
   Их церемония была самой первой и собрала больше двухсот гостей. Много друзей с его стороны и несколько подружек, которых она успела завести за время жизни в Убежище - с ее. Пышное белое платье, сшитое ее знакомой портнихой из ткани, которую Антон нашел на каком-то оптовом складе. Нашел еще до встречи с ней. Синтетика сохранились неплохо, и не удивительно, что на такую непрактичную ткань никто не позарился.
   А вечером они оставили всех допивать водку и доедать пусть за не очень богатым, но праздничным столом, а сами отправились за город.
   На холмах действительно были цветы и травы, и их запах, особенно после застоявшегося воздуха Убежища, сводил с ума. Пахло медом, жужжали пчелы, носились бабочки. Откуда они вылезли? Где пережили зиму?
   Антон рассказывал, что в лесах на равнине, особенно в поймах, им приходилось носить марлевую повязку от гнуса. Без птиц мошкара расплодилась стремительно, и экологические весы не скоро придут в норму, ведь мухи плодятся за считанные дни, а птицам нужен целый год. Да и далеко не все виды могли выжить.
   Но здесь, на сухом возвышении, мошкары не было.
   Ехали по грунтовым тряским дорогам а она этого даже не замечала. Потом Антон нашел участок нормального асфальта на Тогучинском шоссе, где можно было прокатиться с ветерком.
   Настя помнила, как закладывало у нее уши, как она, прижавшись к его спине и обхватив его руками, смотрела на сопки и рощи, уже оправившиеся от зимних холодов. И вскрикивала на поворотах или там, где дорога шла под уклон, хотя знала, что он никогда ее не уронит. Сама она была в шлеме, а его так и не смогла уговорить. Мол, обзору мешает.
   "Надпись на куртке байкера: "Если вы можете это прочитать, моя телка свалилась с мотоцикла", - произнес он тогда, обернувшись к ней. Ох, прости... Обиделась?"
   Но она не обиделась. Насте казалось, что лучше быть просто не может. Настолько, что не верилось в реальность происходящего - особенно после того кошмара, через который она прошла.
  
   Глава 4. Будни и праздники
  
   Школа выглядела именно так, как она должна была выглядеть: типовое трехэтажное здание из красного кирпича в форме буквы "Т". Потом Саша узнал, что ремонт делали своими силами: вставили рамы, покрасили полы и двери, собрали по двум городам более-менее годный инвентарь, поменяли отопление - как и в большинстве городских зданий, оно теперь было автономным. В школьном дворе разбили огород, и теперь работа на нем стала важной формой трудотерапии - и для учеников, и для учителей.
   До первого сентября было еще далеко, но учебный год было решено начать с 1-го июля, чтобы успеть подтянуть отстающих. Данилов мог представить себе связанные с этим специфические проблемы.
   Внутри все выглядело как в любой довоенной школе, разве что чуть более потрепанным. Это же можно было сказать о руководителе педагогического коллектива. Алевтина Михайловна недавно разменяла четвертый десяток: молодящаяся, мелированная, с медоточивой улыбкой на вальяжном лице. Если бы не морщинка через весь лоб, можно было и вправду подумать, что все у нее хорошо. Она встретила Сашу очень любезно. Глядя на пустое место на стене директорского кабинета, где раньше наверняка висел портрет "национального лидера", Данилов представил, как эта дама строила по струнке своих подчиненных. С такой же прической, такими же серьгами в ушах и улыбкой. Как такой фрукт мог пересидеть в этом их Убежище и не потерять свой лоск, Александр ума не мог приложить.
   Как бы то ни было, получив необходимые указания, он с головой окунулся в работу. Вначале ему рекомендовалось набросать учебный план. У него было два часа, но Саша управился за полчаса - сознание достало откуда-то из тайников памяти и английскую грамматику и педагогику, хотя он и не подозревал, что это могло где-то в нем остаться.
   День начался вроде бы нормально, но скоро Александр понял, что махать лопатой приятнее. Было не сложно, но как-то муторно. Теперь о работе в школе он думал уже совсем без энтузиазма..
   Во всем этом был только один светлый момент. Она. Настя. Ее голос, который, как ему часто казалось, он где-то уже слышал. Кроме голоса были еще и глаза. Блин, да кто в наше время смотрит женщинам в глаза? Не на попку, не на грудь или ножки, а в глаза?
   Ее взгляд - Саша просто не мог подобрать слова, чтобы выразить то, что в нем было. Одно мог сказать точно - подобного ему не встречалось.
   Хотя и все остальное тоже было на месте. Когда он в первый раз увидел ее, поднимающейся по лестнице, он не мог ей не залюбоваться. На ней был черный свитер с высоким воротом и простые черные, без всяких страз и аппликаций, джинсы, которые ей очень шли. Темно-русые волосы были собраны двумя палочками в прическу, заставившую его вспомнить японские гравюры. Саша подумал, что если их распустить, они будут лежать волной ниже плеч. На ее запястьях были широкие металлические браслеты. Почему-то ему очень захотелось взять ее за руку и коснуться ладони. Продолжая смысловой ряд, он сказал бы, что она похожа на героиню аниме. Все художники и аниматоры из страны Восходящего солнца изображают своих героинь подчеркнуто женственными, наверно потому что сами японки внешностью не вышли.
  
   Ее оценил не он один. Два старшеклассника, стоящие у стены, проводили молодую учительницу двусмысленными взглядами, но Александр так глянул на них, что пацаны сразу сделали вид, что смотрят в окно. И правильно...
   Хотя шла большая перемена, коридоры были полупустыми и не такими шумными, как он ожидал. Может, потому, что в здании, рассчитанном на тысячу учеников, было их от силы триста. Он вошел в класс N 7, представился и с чувством, с расстановкой начал первый урок.
   Дети - сборная солянка от пятого до седьмого класса - слушались нормально. Может, чувствовали, что лучше его не злить, а может, еще уважали авторитет взрослых. Он знал, что с оболтусами постарше было бы труднее. Особенно с теми, кто остался сиротой и рос волчонком. Этих вообще хоть в колонию-малолетку. Но у него в классе дети были молчаливые и сосредоточенные, как маленькие старички. Это было страшновато.
   Мало кто перенес катастрофу легко, но эти дети были сломлены больше взрослых. Тут был нужен психолог; хотя не факт, что хоть кому-то на свете психологи помогли.
   Особого интереса к предмету на лицах школьников он не заметил. Впрочем, Саша читал урок механически, не пытаясь никого заинтересовать. Пожалуй, он был таким же хреновым педагогом, как и психологом, часто смотрел на часы и с трудом дождался, когда закончатся два академических часа, разделенные короткой переменой. И уже под занавес, продиктовав домашнее задание, не утерпел и отпустил их на пять минут раньше.
   Настя занималась в соседней комнате. Она вела литературу - отечественную и зарубежную. В этот день - вроде бы отечественную. На цыпочках Данилов подошел к двери. Слышно было плохо, и он смог уловить лишь отдельные слова и общую мелодику фраз. Внезапно голос смолк.
   Из соседнего класса, дверь в который была чуть приоткрыта, доносился голос эколога. Помимо Саши, это был второй мужчина в коллективе - старичок-пофигист, человек простой и прямой, даром что раньше был академиком государственной РАН, а не какой-нибудь РАЕН. Он был вхож к самому майору и раз в неделю участвовал в заседаниях городского совета. Но это не мешало ему быть своим с детьми, чего Саша так и не сумел достичь. На уроках мог и кулаком по столу стукнуть, а мог и анекдот рассказать.
   - Если вы нашли труп, ни в коем случае не прикасайтесь к нему, - вещал старичок. - Нет, Сережа, он не укусит. И не уйдет. Но это потенциальный источник инфекции. Не такой опасный, как живой человек, но существенный. Специфика нашей жизни такова, что вокруг много мертвецов. Даже здесь, в Подгорном, не всех еще обнаружили. Поэтому надо запомнить место, где он лежит, а лучше пометить. Можно - условным знаком на стене дома или двери квартиры. Только не свастикой. В поле - палкой с флажком, в лесу веревкой опять же с красными флажками...
   Настиного голоса все еще не было слышно, только смешки и обрывки разговоров подростков. Наверно, она уже закончила рассказывать основную тему и задала им какой-то вопрос для самостоятельного изучения.
   В классе стало шумно, и Данилов едва успел отойти от двери. Он вспомнил, что звонка сегодня не будет - вроде бы плановые работы на электростанции. Что-то слишком часто у них эти работы.
   Шум этот ни с чем нельзя было перепутать - "детки" собирали вещи и сейчас гурьбой выбегут на свободу.
   Но Настя покинула кабинет первой, и вид у нее был такой, будто она только что вышла из клетки с тиграми. Саше показалось, что девушка изо всех сил сдерживает себя, чтобы не сказать резкость, и что она устала, как дрессировщик после представления.
   - Саша, ты не торопишься? - она вежливо улыбнулась ему. - Ты мне очень нужен.
   - Правда?
   Александр не мог поверить своей удаче. Полдня он думал, с чего начать разговор, а тут все устраивалось само. Теперь надо было как-то заинтересовать ее, попытаться найти точки соприкосновения.
   - Бандиты. Через одного, - сказала она, когда последний старшеклассник расхлябанной походкой прошел по коридору. В старшем классе было три четверти мальчиков, почти все одеты как Гавроши, хотя всего неделю назад им выдали новую синюю форму. Они оживленно галдели, то и дело вворачивая в речь крепкие слова.
   - Этот Даниэлян особенно, - продолжала девушка. - Что с ними делать, не знаю.
   Надо же, почти мой однофамилец, подумал Саша.
   - Обратиться к гуманистической педагогике Макаренко, - предположил он. - Или пороть на конюшне.
   - Я тоже иногда думаю, что без телесных наказаний не обойдешься, - кивнула Настя. - Утром, когда поднималась, на лестнице пахло мокрыми вениками. Коноплю курили. Но чисто по-человечески их жалко. Тех, кто помладше, почти всех разобрали люди, лишившиеся своих детей. А этих кто возьмет? Вот и болтаются, как раньше детдомовцы. Хорошо, хоть учат их, а не записали гуртом в трудовой отряд. Жалко...
   Она нравилась Александру все больше и больше. Ему давно уже никого жалко не было. Хотя он в последние месяцы не лингвистическими штудиями занимался. Узнал, и как хрипит человек, если ему перерезать глотку горлышком от бутылки, и что происходит, если выстрелить в него в упор из двустволки. Поэтому завидовал чистоте Насти.
   "А ты идеалистка, девочка, - подумал Саша. - Подольше бы тебе такой оставаться".
   Данилов знал о ней немного - она тоже работала в школе первый день. До этого трудилась воспитателем в садике, который располагался в двух шагах. Образование вроде бы имела неоконченное педагогическое. И хотя они уже мельком виделись, нормального разговора пока не получилось: только обменялись приветствиями: "здравствуйте-здравствуйте". Это было забавно: человек, который не боялся идти через ад, робеет перед девушкой.
   - Ты случайно не составил учебный план на четверть? - спросила она. - Вот уж не думала, что Алевтине взбредет в голову его требовать. Я же в школе никогда не работала.
  
   - Вот, возьми, - он протянул ей тетрадку, где на десяти страницах был расписан план его, как он думал, будущей работы. - Вроде бы наша железная леди была довольна.
   Настя прыснула, прикрыв рот ладонью. Данилов многое бы отдал, чтобы почаще слышать, как она смеется.
   - Там мой английский, но, если хочешь, я для тебя адаптирую под твой предмет. Программу я приблизительно помню.
   - Да нет, спасибо, - она чуть нахмурилась. - Я не дурочка.
   Александр понял, что чуть не сел в лужу.
   - Извини, - поторопился сказать он.
   - Да ничего. Спасибо за помощь.
   - Ты сейчас уходишь? Или тебе еще урок вести?
   - Нет, всего два на сегодня. А мне показалось, что десять. До этого вела у малышей, было легче. А эти... гоблины какие-то. Зачем им литература? Некоторые такое повидали, что пером не описать. Говорят, это нормальная реакция психики, но все равно тяжело.
   - Если хочешь, я могу завтра посидеть у тебя на уроке, - предложил Саша, не слишком надеясь.
   - Да нет, справлюсь как-нибудь. Но за предложение спасибо. Представляешь, Алевтина хочет навесить мне еще и историю России. А я ее терпеть не могу.
   "По-моему, это с нами произошла любопытная история", - мысленно перефразировал Саша слова Воланда, но вслух ничего не сказал.
   Он видел, что Настя не ждет от него ничего личного, и незачем рассказывать ей про свои девять кругов ада. А ведь именно разговор о прошлом он берег как козырную карту. Хотел не жалости: просто чтобы от сердца к сердцу протянулась ниточка.
   "Бедный, - выслушав, сказала бы Настя. - Тяжело тебе было".
   А он, тронутый ее вниманием, небрежно ответил бы:
   "Ерунда. Уже гораздо легче Я об этом и не вспоминаю, разве что снится иногда..."
   "Ты счастливый... - тихо ответила бы она. - А я вот не могу..."
   И рассказала бы что-нибудь о себе, и это окончательно разрушило бы стену между ними.
   В реальности все вышло по-другому. Настя взглянула на часы:
   - Ой, прости, мне надо бежать. Меня ждут. Это был знак, что разговор закончен, но Саша знал, что им по пути. Поэтому хотел выиграть еще хотя бы несколько минут. Но она молчала, пока шли по коридору до лестницы и спускались на первый этаж.
   А у ворот школы ее ждали. Знакомый камуфляж, знакомое лицо. Батюшки святы! У жизни, оказывается, есть чувство юмора.
   Саша моментально все понял, и ему захотелось, чтобы старый знакомец - гигантский провал в земле - материализовался у него под ногами.
   - Ты не устала, дорогая? - в голосе Антона, когда он обращался к ней, слышалась искренняя нежность.
   - Это Саша, - запоздало представила девушка Данилова. - Он у нас работает.
   - Да встречались мы, - разведчик пожал Александру руку. - Обживаешься, значит, Санек? Здесь работаешь?
   - Еще в стройотряде немного.
   - Похвально, похвально, - он повернулся к Насте: - Ну что, детка, поедем?
   Они сели в машину - защитного цвета джип. Настя помахала Саше рукой и машина рванула с места. Выехав за ворота школы, джип покатил в сторону Рассветной, где стояли коттеджи на одну семью, их давали в основном молодоженам.
   А она молодец, подумал Данилов. Хорошо, что не предложила из вежливости зайти на чай. Нет ничего противнее формальной любезности. Ведь ясно же, что я ей не нужен даже как приятель. Да и какая может быть дружба между мужчиной и женщиной?
  
   Добравшись до своего общежития на улице Главной, Данилов постарался навести о ней справки. Конечно, надо было сделать это раньше. Добрые люди рассказали ему, что прежде чем попасть в убежище, Настя несколько недель выживала одна. И этого ему было достаточно, чтобы понять многое, если не все.
   "Некоторые такое повидали..." - вспомнил он ее слова. А она сама разве не повидала? Да, наверно, не меньше него. Но почему-то даже не попыталась поделиться, сразу выставила барьер. И правильно. Нечего подавать ему ненужные надежды.
  
   А на следующее утро в школе его ждал разбор полетов.
   - Сашенька, а почему вы отпустили детей раньше времени?
   В сиропном голосе директрисы зазвенели стальные нотки.
   "Какая сволочь меня заложила?..".
   - Мы все успели пройти, - ответил он.
   - А что такое дисциплина, вам известно?
   Выслушивая отповедь, Данилов с трудом сдерживал усмешку. Его откровенно забавлял этот цирк. Что-то оставалось неизменным, например то, что женский коллектив из двадцати человек не мог быть дружной семьей. Это был террариум, и попавший в него мужчина должен был почувствовать себя здесь крайне неуютно.
   - Хорошо, Алевтина Михайловна, - произнес он, когда поток красноречия директрисы иссяк. - Этого больше не повторится.
   Раньше он принял бы подобную нотацию как должное, но теперь что-то в нем изменилось. Он по-прежнему не любил говорить людям в глаза, что они сволочи, но заметил, что сдерживать себя ему стало труднее.
  
   *****
  
   Потянулись дни, похожие один на другой. Изнуряющая работа в стройотряде - и интеллектуальный труд в роли преподавателя. Первая нравилась Саше больше, потому что отупляла.
   Как-то незаметно август сменился сентябрем, и в одни прекрасный день, в воскресенье, проснувшись и выглянув в окно, он увидел над павильоном раздачи продуктов плакат.
   "ДЕНЬ УРОЖАЯ. В 18:00 в клубе Праздник. Танцы, выпивка, угощение, живая музыка!", - было написано красной акриловой краской на белом полотнище.
   Данилов не сразу понял смысл этого мероприятия: урожай был более чем скромным. Их бригаду несколько раз бросали помогать "колхозникам", и он видел все своими глазами. Весной, как только начал сходить снег, глубоко промерзшую землю стали размягчать, разводя костры, рыхлить и вносить в нее тонны минеральных удобрений. Но, несмотря на мелиорацию, более-менее хорошие всходы получились только в теплицах. За пределами парников росла лишь картошка, и то - карликовая, "тундровая". Поэтому на то, что рацион станет гораздо разнообразнее, никто не надеялся. По своему пайку Данилов заметил, что старую водянистую картошку сменила крепкая молодая, но количество ее осталось прежним. Наверно, дело было в желании администрации сделать людям праздник посреди серой рутины.
   Данилов не любил публичные мероприятия, но все же подготовился. Надел свой приличный костюм, тщательно побрился и побрызгался одеколоном.
  
   Начать обещали в шесть часов вечера, но уже в половине шестого к зданию клуба начал подтягиваться празднично одетый народ.
   Без четверти шесть двери открыли, и человек восемьсот, к тому времени уже уставшие ждать, хлынули внутрь, едва не затоптав четверых дежурных. Возникла давка, но откуда-то выскочило два десятка дружинников, явно злых от того, что их в этот день пустят за стол последними. Не сразу, но им удалось успокоить толпу.
  
   Когда народ расселся, на сцену вышел Демьянов и произнес короткую речь. Данилов ловил каждое его слово.
   Данилов видел Демьянова вблизи всего раз, когда тот инспектировал коммунальное хозяйство, и майор тогда показался ему измотанным до предела. И не старым, а каким-то надломленным. Когда ты сам такой, то легко можешь почувствовать это и в других.
   - Развлекайтесь и не в чем себе не отказывайте, - закончил свое выступление Демьянов. - Вы это заслужили, - после чего ушел, сославшись на занятость. Чем он мог быть так занят, когда аврал худо-бедно прошел? Скорее, просто плохо себя чувствовал. Сердце? Печень? Желудок?
   Вслед за ним на сцену взошел Богданов. Люди сникли, ожидая двухчасовую лекцию. Но он их удивил.
   - Думаете, я буду рассказывать, как Сибирь станет колыбелью новой цивилизации? - голос его, усиленный микрофоном, был слышен в каждом уголке большого зала. - А не дождетесь. Мы здесь собрались, чтобы хорошо провести время, и на один вечер забыть обо всех наших делах. Мне вот тут передали записочку мол, по какому поводу веселье. А нет никакого особого повода. Просто стало скучно, выдался ясный денек, вот и решили устроить праздник. Все в банкетный зал!
   На самом деле одного банкетного не хватило, и Саше досталось место в актовом зале, откуда предварительно убрали кресла. Пробираясь по проходу между столами, Данилов заметил Чернышеву - она была в достаточно коротком платье, но на тех, кто смотрел на нее слишком пристально, Богданов бросал такие свирепые взгляды, что они моментально отворачивались. Маша семенила вслед за мужем, ни на кого не глядя, опустив голову.
   "Видать, он держит ее в ежовых рукавицах, и наверно, на это есть причины, подумал Саша. А раз так, будь на моем месте человек побойчее, он мог бы на что-то рассчитывать. Ага, на дырку в голове. - Этот тип шутить не любит. Впрочем, она все равно не в моем вкусе. Совсем не в моем".
   Данилов отметил про себя, что среди пришедших очень много бессемейных. Цель мероприятия была прозрачной - улучшить демографическую ситуацию. После создания общественных яслей и детского сада это было логичным. Похоже, умные головы в Совете мыслили глобально и не жалели сил на инициативы, которые дадут отдачу через десять-двадцать лет. Такими были мелиорационные работы, посадки леса. Таким же было и воспроизводство населения.
   Может, наверху и считали, что те, кто сами не нашли себе пару - генетический шлак. Но даже отходами нельзя было пренебрегать. Поэтому власти не пожалели для этого мероприятия помещение бывшего ДК, не поскупились на угощение, не стали экономить даже на электричестве. На следующий день все присутствовавшие получили выходной, что было как бы индульгенцией на право засидеться за полночь.
  
   Выглядело все это как сельская дискотека в середине девяностых: зал, украшенный шариками, простыми и надутыми гелием; коряво нарисованные плакаты - постарались местные художники; на гостях одежда, которая, сразу видно, им непривычна; на столах еда, которую они не видели уже много месяцев, а их дети, внуки и правнуки, подумал Данилов, не увидят никогда. Из репродукторов звучала музыка, исполнители которой были уже год как мертвы.
   Диджей ставил вперемежку поп-музыку всех времен и народов, шансон и то, что ему казалось романтическими мелодиями. Были конкурсы, и самодеятельный ансамбль давал жару на старых инструментах. Играли естественно, не рок, а что полегче.
   Саша с грустью наблюдал за этими давно забытыми развлечениями прежней эпохи. Было что-то жалкое в том, как работяга, который месяцами копал мерзлую землю или катал тачку, выводит простуженным голосом в караоке про "красивую жизнь".
   Естественно, никакого шведского стола не было. С полуголодными людьми это могло привести к драке. Но ту порцию, которую Саша получил у раздаточного окна вместе с отметкой в карточке, он смаковал как райскую амброзию.
   Откровенно говоря, он пришел туда только поесть: последние в Евразии апельсины, последний фруктовый сок. А мясо - не только тушенка, но и консервированное мясо птицы - причем, не вороны, и ветчина. Консервированные ананасы и персики. Бутерброды. Всего было понемножку, но главное ведь вкус, а набить желудок можно и отварной картошкой с маргарином, чуть посыпанной для красоты укропом.
   За большими столами сидели по шестнадцать человек. Справа от Данилова расположился Виктор Аракин, худощавый и немного сутулый бывший менеджер по продажам. Обычно он носил растянутые свитера, но сегодня на нем было что-то похожее на клубный пиджак. Наверное, Виктору казалось, что со своими плоскими шутками и развязанностью он будет на фоне Александра смотреться выгодно. Может, в чем-то он был и прав.
   Слева сидели две незнакомые девчонки, которые, когда не жевали, постоянно перемывали кости всем вокруг. На Сашу они не обращали внимания.
   Незаметно за переменами блюд - крохотных порций - прошли пятнадцать минут. Виктор подсел к девушке... скорее женщине - веснушчатой, с лошадиным лицом, в черных джинсах и розовой кофточке. Ей было за тридцать, но парня, похоже, разница в возрасте не смущала. Данилов вспомнил, что видел ее мельком - она работала в теплицах, вроде бы агрономом. Усмехаясь, Виктор что-то ей рассказывал; женщина слушала и тоже хихикала.
   Поймав взгляд Данилова, Виктор подмигнул ему и приобнял даму за талию. Вскоре он удалился с ней, неуклюже поддерживая ее под локоть. Через пять минут какой-то мужик пригласил на танец одну из тех девиц, что сидели слева от Саши. Уходя, он показал глазами на оставшуюся свободной.
   Та, похоже, сообразила, что она рискует остаться в одиночестве. Покосилась на Сашу густо подведенными глазками. Наверно, ожидала, что он пригласит ее на танец. Но Данилов демонстративно уткнулся в тарелку. Женщина надула губы и тоже отвернулась.
   "Козел", - уловил эманации ее мыслей Александр.
   Ну и пес с ней.
   Посидев еще пару минут, женщина поднялась - причем так резко, что на столе подпрыгнула ложка в тарелке, обрызгав ее майонезом. Матерясь как сапожник, она выбралась из-за стола и пошла к выходу. Наверно, искать другого кавалера.
   В другое время она могла бы показаться Саше симпатичной, но не теперь.
   Александр остался один: к этому времени зал почти опустел: все ушли на танц-пол. Музыка гремела так, что хотелось залить уши воском - исполняли шлягер пятилетней давности.
   Александр взял вилку, повертел ее в руках, будто инопланетный артефакт, поковырялся в тарелке. Затем методично подобрал и съел все, что было на тарелке, а пару кусков пирога с подозрительным мясом и немного вяленой рыбы положил в пакетик и сунул в карман. От старых привычек избавиться было трудно. Сделав это, он ушел по-английски, как и велела его профессия.
   В холле не было никого, даже вахтера, поэтому никто не видел, как Саша вышел.
   - Life's shit... - произнес он, когда за ним захлопнулись тяжелые, обитые железом, двери.
   Данилов поднял глаза и посмотрел на ярко освещенные окна второго этажа.
   Громкая музыка. Веселые голоса. Что-то не меняется, даже когда весь этот долбанный мир переворачивается вверх дном. А он снова чужой на этом празднике жизни. Что-то капнуло ему на нос.
   С хмурого неба накрапывало. На площади, на новом асфальте, который клали с энтузиазмом, но, похоже, без знания дела, чернели глубокие лужи. Стоять под дождем было глупо - лысина еще уменьшит его привлекательность, и Данилов спрятался под козырьком крыши.
   Если бы он курил, то достал бы сейчас сигарету. Те уже давно были невероятным дефицитом. Правда, Данилов слышал, что в теплицах под табак выделили несколько грядок.
   Официально санкционированная случка, вот что это, подумал он.
   - Ну что ты целочку из себя строишь? - услышал он за углом знакомый голос, а затем девичий визг.
   Насилуют? Да нет, вроде по согласию. Взвизгивание перешло в стоны, скорее всего притворные. Но никого защищать явно не требовалось.
   Хотя, что толку себя обманывать? Естественно, это зависть. Он же живой человек. И ему тоже хочется. Очень хочется, но не так. Если так, то это хуже рукоблудия. Ведь кроме плоти есть еще душа. У некоторых, кхм.
   Может, зря он ту дуру отшил? Может, было бы не так хреново на душе?
   "Надо добавить, - подумал Саша. - Срочно накатить еще пару стопок".
  
   До общежития он добрался на автопилоте - не то чтобы его штормило, но легкую потерю координации Данилов чувствовал. Трехэтажное здание бывшего санатория встретило его тишиной - почти все или гуляли по улицам, или были на вечере.
   Поднявшись к себе на этаж и ввалившись в свою комнату, Александр рухнул на раскладушку. Было тихо, только где-то далеко на пределе слышимости играла развеселая музыка.
   Странная легкость ощущалась в конечностях, легкость, как будто они ничего не весили, но тяжесть в желудке оставалась, и в голове тоже. Саша никогда раньше не напивался. Расслабления не наступило, скорее, наоборот. Наверно, не надо было все мешать вместе. А может, водка плохая. В этот вечер на столах было не то, что обычно называли в Подгорном водкой - смесь спирта из цистерны с водой в пропорции "на глаз". Это был прежний алкоголь, в рифленых бутылках и с голограммами на горлышке. Еще одна добыча доблестных "сталкеров".
   При мысли об алкоголе Данилов скривился, как будто съел целый лимон, хотя все, с кем Александр общался, сходились на том, что даже самогон, который гнали в Городе, на поверку был лучше, чем пойло, которое раньше продавалось в магазинах. Потому что свое делалось для себя, а прежнее - для сокращения численности населения.
   Он еще долго ворочался с боку на бок, не находя положение, в котором удастся прекратить надоевший поток сознания.
   К двум часам ночи Саша все еще не мог заснуть. Мысли одна бредовее другой рождались в голове.
   Придти к ним в таком виде. Набить этому гаду морду. Забрать ее с собой.
   Да нет, Антон его и трезвого прибьет, а в таком состоянии просто на смех поднимет и выкинет за шкирку.
   Да даже если бы она встретилась с ними одновременно, кого бы предпочла?
   "Создать семью? Мне проще основать империю", - вспомнил Александр слова одного философа. В Наполеоны Данилов не стремился, но с воплощением в жизнь другого варианта было еще труднее.
   Он чувствовал, что Настя ему нужна как никто. Ни раньше, среди миллионов, ни сейчас среди нескольких тысяч другой такой он не встречал. На расфуфыренных "интеллектуалок", на глупых блондинок и серых мышек он насмотрелся еще в институте. Настя не вписывалась ни в одну категорию. Она была похожа на него, как отражение. И если бы ему сейчас предложили другую - он бы только посмеялся.
   Не нужна другая. Нужна именно эта, и точка.
   Саша, конечно, понимал, в чем дело. За месяцы одиночества в нем накопилась потребность поделиться с кем-нибудь всем пережитым.
   Была еще одна причина. Ведь у него не было опыта общения с противоположным полом. Эмоционального, прежде всего. Иначе он приобрел бы нормальный иммунитет. А так приходилось переживать то, что обычные молодые люди проходят еще в школе. Хотя нет... "Нормальные пацаны" вообще этим голову себе не забивают. Сразу тащат девчонок в койку.
   Да, никого он раньше не любил. Хотел обладать, видит бог, но только, следуя инстинкту, телесной оболочкой, за которой души не видел, сколько ни пытался разглядеть. А душу этой, настоящей, искал повсюду, но находил только подделки.
   Он старался не обижаться, когда ему предпочитали других - глупых, веселых и наглых. Женщины... они же как глина. Эпоха, строй, реклама лепит из них что хочет. Подсовывает им фальшивки. И они покупаются на них, уходят с теми, кто только кажется защитником. Не понимая, что это крутой мачо, на бицепсы и трицепсы которого им так приятно смотреть, на самом деле оставит им двух детей в нагрузку и сбежит, поджав хвост, при первых же трудностях. А другой, тощий и с четырьмя диоптриями в минусе, мог бы стать для них настоящей опорой. Потому что мачо на самом деле не мачо, а чмо с фальшивыми феромонами. Но инстинкт поиска партнера врет своей обладательнице, потому что обманут внешними атрибутами.
   Но все это нормально, раз обусловлено природой. Поэтому Александр их и не винил.
   Многие, Саша знал, вступают в сексуальные контакты, в браки, заводят детей, и не знают, что это такое. И, ничего, не жалуются. Ведь для совместной жизни, ведения хозяйства и воспроизводства себе подобных никакая "любофф" не нужна. Может даже помешать. Это излишество, извращение, свойственное, как и многое другое, только человеку. Ну, где вы видели влюбленную собаку?
  
   Раньше он не планировал жить долго. Нет, убивать себя не хотел. Думал, судьба разрешит все сама. С помощью пьяного за рулем, обколотого урода с ножом, да мало ли... Судьба и разрешила, только по-своему.
   До катастрофы он смотрел смерти в лицо лишь однажды. А после - наверное, сотни раз. Но она всегда говорила - "подожди, сынок". Теперь он мог бы сказать, что знает, для чего.
   Он был сам себе противен.
   - Возьми себя в руки, лузер поганый. - Данилов посмотрел в зеркало на кривую физиономию. - Ты это не я. Я вышел один на один против медведя... Испугался, конечно, что греха таить, чуть в штаны не наложил. Но сумел преодолеть страх и победил. Я мужчина, воин, убийца, а не школьник. Сгинь.
   Человек в зеркале на бойца был мало похож. Пьяная истерика никого не красит. Но Саша знал, что это всего лишь алкоголь. Паленый. Даже настоящий не "прибавляет" веселья, а только обостряет состояние человека, а оно у него и до приема было в минусе. А уж эта дрянь по действию на неподготовленный организм сравнима с тяжелыми наркотиками.
   Наконец аутотренинг помог. Невидимая рука, сдавившая горло и грудь, разжала пальцы.
   Вроде бы Настя подходила ему по всем статьям. Одна беда: она была слишком занята. Александр не мог понять одного: почему она сразу не сказала, что живет с Антоном? "А потому, ответил он сам на свой вопрос, - что это не твое собачье дело".
   Сердце очень хрупкая вещь: оно бьется, вспомнил он старый каламбур.
   У нее было кольцо на пальце, которое ты, слепой, просто не заметил. А может, думал, что оно просто так - как напоминание о ком-то из старой жизни, кого уже нет? Так вот, ничего в этом мире не бывает просто так, пора бы это понять.
   И вообще, вокруг полно свободных девушек. Неважнецкие, конечно, и старше тридцати, но есть. Зачем обязательно чужая жена, да еще такого человека?
   Данилов представлял себе правила жизни в патриархальном обществе и понимал, что местному начальству шекспировские страсти не нужны. Тут разбитым лицом не отделаешься. Если о его увлечении узнают, могут и на выход указать. Семья как ячейка общества для них священна.
   Отстраненным взглядом социолога он видел, что наступают времена, когда супружеская верность станет, страшно сказать, нормой. Измены, конечно, никуда не денутся, но отношение к ним изменится в корне. На добрачные связи наложат табу, особенно для женщин. А "сожительство" станет вообще нонсенсом. Как и свингерство, фри-лав, педофилия. За последнее вообще будут сжигать. Или сажать на кол. В мире без порножурналов и блядских сайтов знакомств жить будет скучнее, зато, наверно, правильнее.
   На всякий случай Александр поставил рядом с кроватью ведро, но дурнота уже отступила.
   - Долбанный бразильский сериал, - пробормотал он, обращаясь к стене. - "Мария, я люблю вас... О, Луис Альберто, я вас тоже".
   А ведь завтра надо идти в школу. Хоть и не с утра, а после обеда, но все равно. И опять эти учебные планы, приторное лицо Алевтины Михайловны, "дружный" педколлектив, ученики, которые прекрасно понимают, что все, что рассказывает этот побитый жизнью скелет, им никогда не понадобится. И опять она - Настя, тут как тут.
   - Ну нет, - снова обратился он к потрескавшимся обоям. - Я не третий лишний. Это вы лишние.
   Кто-то внутри него, которого Александр долго подавлял, взбунтовался. Измученный мозг выдал идею, которой уже почти неделю не мог разродиться. Саша даже удивился, почему он раньше гнал ее от себя.
   "Да ты не просто лох, - подумал Данилов. - Ты Архилох. Был такой поэт древнегреческий. Вот примерно как ты. Герой он у тебя, значит? А я на помойке найден?"
   Он не хотел идти в школу. Правда, если он забьет на эту обязанность, его отправят в трудотряд, где он будет копать те же траншеи, но уже в унизительном статусе нарушителя. Нет, так нельзя. Надо по-другому. Отказаться от учительства не получится. Надо просто доказать, что ты можешь выполнять другую работу.
   Правда, для реализации идеи сначала следует проспаться. Если в таком виде он явится к заму мэра, тот отправит его разве что на чистку авгиевых конюшен.
   Данилов выпил чаю, принял пару таблеток но-шпы (иметь в частном владении лекарства запрещалось, но любой старался припрятать средства первой необходимости), доплелся до ванной в конце коридора и принял холодный, до ломоты костей душ. Когда он лег в постель, на смену меланхолии пришло спокойствие, а следом, без интервала - сон без сновидений.
   Утром Данилов подал прошение перевести его в разведгруппу.
  
   *****
  
   Богданов не удивился, будто давно его ждал.
   - Что, романтики захотелось? - с легкой издевкой спросил он. - Дальних странствий, пыльных дорог?
   - Да нет. Просто надоело заниматься ерундой. Двойной паек мне не помешает. И бабье царство достало.
   Богданов понимающе усмехнулся.
   - Это точно. Бабы хороши только на кухне и в койке. А насчет пайка - в точку. Ты, блин, ходячая реклама средств для похудения. Но все же подумай еще. В моей работе сейчас тоже героики мало... Раньше меня бы назвали headhunter. Ищу скрытые таланты, превращаю менеджеров в землекопов, плотников, сантехников... А че, самое им место. Но ты - это другой случай. Ты ведь ума палата. Тебе детей учить надо, а не гробить себя рентгенами.
   - Да от меня пользы только траншеи копать. А эта интеллигентская туфта - гори она синим пламенем. Кому сейчас это нужно? А насчет моей подготовки - все это есть
   - Да помню я о твоих похождениях, - отмахнулся Богданов. - Не зазнавайся. Тоже мне, гуру выживания. Но тогда ты выживал в экстремальных условиях, а теперь надо будет в них работать. Да еще в команде. Тут одной удачи и аффекта мало. Знаешь о такой штуке, когда хрупкая женщина может поднять автомобиль?
   - Обижаете.
   - Извини. Может, сравнение некорректное, но суть верна. Тебя еще нужно натаскать, а на это, извини, старик, уйдет время. Пока ты больше пользы принесешь на другом поприще.
   Он поднялся, давая понять, что разговор закончен, но Данилов продолжал буравить его взглядом.
   - Ну какого-растакого? - произнес Богданов, со стуком захлопывая папку. - Прицепился как банный лист. Ты мне еще взятку предложи. Все, ступай, надо подумать. Приходи послезавтра, с десяти до одиннадцати.
  
   *****
  
   Ответ пришел раньше, чем Саша предполагал. На следующий день их бригаду отправили разбирать сгоревший дом.
   Его напарником был Виктор Аракин, тот самый сейлс-менеджер, с которым он сидел рядом за столом на празднике. Иногда, когда нечего было делать, они устраивали настоящие философские диспуты - и, что характерно, даже без водки.
   Они таскали носилки, которые двое других гавриков наполняли всяким хламом.
   - Ну, как ты после вчерашнего? - спросил Виктор.
   - Нормально, - соврал Саша. Он надеялся, что его помятый вид и глаза в красных прожилках не слишком его выдают.
   - А я с той телочкой время клево провел...
   И пока они тащили груз к машине, мучил Александра рассказами о своих любовных победах. Данилов был уверен, что Виктор выдает желаемое за действительное.
   - А что ты думаешь о том, что происходит с социумом? - неожиданно спросил Аракин.
   - Ты об чем? - переспросил Саша, оттирая пот со лба.
   - Я про цивилизационный откат.
   - Чего? А...
   Данилову понадобилось долгих пять секунд, чтобы понять, что речь идет о культурном регрессе.
   - Если это откат, то временный, - вздохнул он. - Греки и римляне держали рабов в ямах и обращались с ними не лучше чеченских сепаратистов. Но это не мешало им - римлянам и грекам - создавать шедевры искусства и права. Нам далеко до греков. У них было теплое море и оливковые рощи. А у нас это дерьмо, - он пнул обломок кирпича. - Мы гунны и вандалы. Или готы. Но когда-нибудь у нас будут свои Гоголи и свои Гегели. А пока - только Атиллы и Тамерланы. Тут должно смениться несколько поколений. Тогда все придет в норму.
   - Ты не боишься, что к тому времени мы скатимся в каменный век?
   - Да чушь это все. Луки, стрелы... Не будет этого. Книги-то сохранились, и открытые законы природы и знания о технологических процессах не забудутся, пока хоть один грамотный человек жив. Что-то уйдет, да. Данные, не имеющие практической ценности. Космология, квантовая физика... людям будет не до звезд и не до кварков. Но человечество уж точно не разучится делать автомат Калашникова. А с гуманитарными науками вообще все просто, там ведь не нужны синхрофазотроны. Хватит листа бумаги и карандаша... или даже восковой дощечки и острой палочки.
   - А ты не думал, что правы те, кто говорит, что прогресс - зло? Может, он всегда заканчивается детским порно в интернете и ядерной бомбой?
   - Ну, ты прям Жан-Жак Руссо, - фыркнул Саша, поудобнее перехватив носилки. - Сколько таких разговоров до войны в сети было. "Раньше жили правильно". Ага, особенно в городе Содоме. Я никогда не поверю, что электричество делает людей аморальными ублюдками. Говоря так, человек как бы расписывается: "Я тупое быдло. Мне нельзя давать смотреть телевизор, нельзя манить красивыми вещами, деньгами, шлюхами, наркотиками". Да, жить человеком в патриархальном обществе, наверное, проще: меньше соблазнов, и людей держит кристаллической решеткой семья и община. Но тем ценнее оставаться таким в прогнившем постиндустриальном дерьме эпохи начала конца. Я, к сожалению, таким не был.
   - А я считаю, личность должна поступать по-своему, не оглядываясь на толпу.
   - Яркая личность, да? Да не смеши ты. Личность - это часть толпы. Промывание мозгов, внедрение в сознание чуждых концептов действует на уровне сообществ, а не индивидов. Это стрельба по площадям, а не по целям. Как и реклама. По сути, это и есть реклама, только образа жизни. Ты думаешь, конкретная пятнадцатилетняя девчонка, посмотрев "Дом-3", обязательно становилась блядью? Нет. Но если посмотрят миллион, каждая впитает немножко, и для кого-то это превысит критический порог. Скажем, для двадцати процентов. А были ведь и другие передачи. Клипы. Интернет. Журналы. Живое общение, с помощью которого эти концепты распространяются как медиа-вирусы, от инфицированных к еще здоровым. Система дьявольски гениальная. Как бы я хотел посмотреть в глаза тому великому мастеру, который это придумал. И вышибить у него мозги...
   В этот момент до них долетел колокольный звон.
   - "Иисус любит тебя", - усмехнулся Аракин. - Не понимаю, как можно быть христианином после Апокалипсиса. Оксюморон какой-то.
   - А по-моему, замечательно, - возразил Саша. - Минимум соблазнов, максимум страданий. А вдруг он нас испытывает?
   - Ты че, на полном серьезе веришь в бога?
   - А как же, - ответил Саша. - В мире все сбалансировано. Если есть тень - должен быть и свет.
   - Манихейство, - пробормотал Аракин.
   Они поставили носилки и начали их разгружать.
   - Что-то в этом духе, - согласился Саша.
   - А по-моему, в мире нет никакого баланса, - задумчиво произнес бывший сейлс-менеджер. - Только хаос и пустота. Нам просто повезло, но это временно.
   Разговор Саше уже порядком надоел. Что этот человек мог продавать клиентам, интересно? Гробы и венки?
   - А я вот думаю: тот факт, что мы выжили, тянет на что-то большее, чем случайность, - упрямо гнул он свою линию.
   Они снова подхватили носилки.
   - Значит, ты фаталист? Нет, это все фигня, - не согласился Аракин. - Ничего не предопределено, кроме нашей смерти. Приведу простой пример. Я могу сейчас поцеловать вот эту девушку, а могу толкнуть. Это и есть свобода выбора. Ты же согласен, что каждый из этих вариантов повлечет за собой разные последствия?
   Девушке в косынке медслужбы, похоже, не понравился такой пример, и она поспешила перейти на другую сторону улицы, подальше от этого неадекватного рабочего.
   - Это иллюзия, - возразил Данилов. - Тебе будет казаться, что выбирал ты, а на самом деле твой поступок определяется тем, что было с тобой раньше. Это как киносценарий.
   - Ладно, как говорил Шопенгауэр, если бы проблема свободы воли имела решение, философии незачем бы было существовать.
   На этом они разговор прекратили.
   Еще с первых дней Данилов отметил, что народ в целом работает охотно. Волынить, опершись на лопату, и устраивать перекуры по двадцать минут никто бы им не дал, но и открытого желания так сачковать он не замечал почти ни у кого. Работали не за страх, а за совесть - показного энтузиазма и фанатизма тоже не было, работали так, как любой нормальный человек работает, делая что-нибудь для себя - для своей квартиры, дома, садового участка. Наверное так, подумал Данилов, создавали советскую индустриализацию - с огоньком, с душевным подъемом, которые лишь иногда дополнял наган товарища Ежова.
   Он слышал, что еще зимой, когда город был только заселен, в рекордные сроки подняли из руин и привели в порядок коммунальное хозяйство. К февралю уже никто с буржуйками не сидел, работало центральное отопление, а там. где проводить его сочли нерентабельным - стояли автономные котлы. Трубы пустили поверху, обмотав потолще стекловатой - неэстетично, но легче обслуживать, да и не будет аварий, если грунты поплывут. Чтобы не подмывало дома и дороги, устраивали насыпи. Плюс утепляли одноэтажные дома посредством теплоизолирующей подкладки над фундаментом. Чтобы побыстрее расчистить улицы от снега, его раскидывали и вывозили машинами, посыпали золой, чтоб быстрее таяло. Потом боролись с паводком, рыли канавы и отводили воду.
   Затем за неделю построили стену. Потом, по сути, в условиях вечной мерзлоты, провели посевную. В этом Саша уже успел принять участие.
   Кое-кто не верил, что при сократившемся периоде вегетации вырастет хоть что-то - но ведь собрали! За неполные четыре месяца - картошка! Правда, сильные дожди заставили торопиться. Где урожай был сам-третей, где сам-четверт - если бы не вылезший непонятно откуда фитофтороз, было бы больше. А вот колорадский жук зиму не пережил.
   Более теплолюбивые культуры росли в парниках, которые отапливалась и получали дополнительную подсветку от ультрафиолетовых ламп. Кое-где урожай снимут только в конце сентября - начале октября.
   Даже теперь работы было непочатый край. То и дело срывало ветром провода - электрики без дела не сидели. Но и менее квалифицированный труд был востребован. Бригада валила поврежденные бурями деревья, распиливала поваленные сосны и ели.
   Нет, так не работали в протестантской и католической Европе - разве что в Японии и Китае. Вот и верь после этого сволочам, которые говорили, что России мешают русские, и надо поскорее уморить их и заменить на более "приспособленный" народ. Просто для русских нужна другая мотивация - надличностная.
   Могут ведь, когда захотят. Жаль, что поздно спохватились. Глядишь, если бы работали так всегда и во всем, никто 23-го августа на такую ненормальную страну напасть бы не рискнул.
  
   Более мелкий мусор таскали мешками в одиночку. Данилов уже заполнил свой наполовину, когда увидел джип "Лэндровер", в котором зам градоначальника обычно объезжал объекты.
   "Сегодня праздник у ребят,
   Ликует пионерия.
   Сегодня посетил отряд
   Лаврентий Палыч Берия"
   - напел Саша себе под нос.
   Но Богданов к нему не подошел, и донести до Саши державную волю выпало бригадиру, бывшему сурвайверу Дэну.
   - Санек, товарищ-князь Владимир Красно Солнышко просил передать, что твое прошение удовлетворено. Переводят тебя завтра.
   - Было приятно работать с вами, - в голосе Александра не было иронии.
   - Ну, день еще не закончился, - сказал бригадир. - Бросай мешок, бери вон ту дуру и тащи к машине. Люминий не чугуний, мля.
   Данилов потащил цветной лом, слыша, как бригадир вернулся к прерванному диалогу.
   - Скинхеды это миф. Их уже десять лет как нет, - сказал он в ответ на какую-то фразу собеседника, который раньше был активистом одной правой партии. - А единственный фашизм, который был в России - либеральный. Русских людей хотели превратить в политкорректную мразь и растворить в чужом генофонде... Нет, я не нацист. Но те хотя бы видели проблему. Это лучше, чем добровольно делать из себя шашлык.
   Данилов уже заметил, что в стройотряд попало много людей нестандартных, из бывшего "офисного планктона". Поэтому на перекурах обсуждали и исчерпание нефти, и новую Хронологию Фоменко, а уж политику так почти каждый день. Людям было плохо без "всемирной паутины", когда круг общения сузился на тех, до кого можно дойти пешком.
   Он вернулся за второй партией лома, а спор все продолжался.
   - А что мне Гитлер? - кипятился Дэн. - Марионетка в руках мирового сионизма. Стравил два народа, а в выигрыше оказались только его заокеанские хозяева.
   Данилов подумал, что ему будет не хватать таких разговоров. Там, куда он собирался переводиться, и времени может быть мало, и контингент будет не тот.
  
   *****
  
   Человек-легенда, старший лейтенант Колесников, принял его не в кабинете, а на плацу перед комендатурой. С тех пор, как армия перестала существовать, продвижения в званиях больше быть не могло. Данилов подумал, что Сергей Борисович в праве присвоить себе хоть генералиссимуса, но почему-то не делает этого. Наверно, не любит шутовство.
   Саша слышал, что по реальным полномочиям и числу подчиненных Колесников соответствовал майору, так же как сам майор Демьянов давно был генералом, а заодно и губернатором.
   Его новый начальник, здоровенный бугай, демократично пожал ему руку. Пожал не сильно, но Данилов подумал, что если бы тот захотел, то мог бы раздавить ему кисть в кисель.
   - Здоровеньки булы, - приветствовал Сашу на украинский манер командир поисковой службы. - Ты Данилов, значит? Мне Володя про тебя говорил. Совсем голова не варит... Ну-ка, напомни, как звать тебя?
   - Саша.
   - Э, так не пойдет. У нас уже четыре Сани есть. А вообще в моем отряде по именам мало кого кличут. Традиция, епть.
  
   - А у остальных позывные?
   - Ну да, погоняла, как у конкретных пацанов. И тебе придумаем.
   Видя, как Данилов напрягся, здоровяк расхохотался.
   - Ты это... Это не прописка. Мы просто знакомимся. Никому ты ничо доказывать не должен. Время покажет, как тебя величать, - добавил командир. - А пока будешь Данила. Ладно, хватит базарить. Давай, Санек номер пять, в кунг "покемона". Не тормози!
   Александр на мгновение замер. Какой блин кунг? Какого еще "покемона"? Интуиция подсказала ему, что имеется в виду большая машина вроде КАМАЗа в середине колонны. При приближении Александр понял, что грузовик когда-то был "Уралом", но теперь обзавелся горбом, в котором даже его взгляд узнал пулеметную турель. А то, что он вначале принял за тент, была на самом деле выкрашенная в болотный цвет броня, защищающая кузов и кабину.
   Позывной Саше не понравился, потому что рифмовался с эпитетом "с Нижнего Тагила" и обидным продолжением, но все же это лучше, чем "Ботан".
  
   Первое задание было будто специально придумано, чтобы лишить новую работу в его глазах романтического ореола. В этот день он почувствовал себя грузчиком, тягловой лошадью, а никак не Рэдриком Шухартом. Под палящим солнцем они сначала демонтировали, а потом грузили деревообрабатывающие станки. Но Саша давно вышел из возраста, когда риск манит.
   А на следующее задание его не взяли, и Александр уже подумал, что на нем поставили жирный крест.
  
  
   Глава 5. Эпицентр
  
   Антон Караваев устроился поудобнее в жестком кресле. Это было задание особой важности, так им сказали. Настолько особой, что взяли на него одних "стариков".
   Они ехали в самое пекло. Советский район, а за ним и Первомайский, остались позади. Уже пять минут они ехали по территории Октябрьского, по улице Большевистской - хотя бы условно. С одной стороны, не всегда можно было разобрать, где начинается дорожное покрытие, с другой - машина в нем не нуждалась. Под гусеницами хлюпала грязь, поскрипывали обломки. Давление на грунт у машины было небольшим, и бетон и кирпич не повреждались, несмотря на ее массу. Но не человеческие тела. Хорошо, что, кроме как в кабине, окон не было.
   Водитель, имевший опыт управления такими машинами, уверенно вел аппарат в двух километрах от места, где произошел наземный взрыв. Там, где до сих пор стояли воды Обского моря, ставшего гигантским болотом.
   Иногда они в течение долгих минут плыли, не чувствуя под собой почвы. Один раз почти полчаса двигались по зыбкому грунту, колышущемуся как кисель. Это, наверное, была бывшая парковая зона, где не могло быть асфальта и обломков зданий, придававших почве определенную твердость. Можно было подождать до конца октября, когда схватятся дороги, но вездеходам-амфибиям было все равно, так же, как и сопровождавшей их БМП, а задача отлагательств не терпела.
   Боевая машина пехоты сопровождала вездеходы по худо-бедно населенным пригородам, не оставила их и в самом городе.
   Поисковики знали, что на окраинах Новосибирска долго цеплялись за жизнь несколько десятков тысяч семей, которые не ушли, даже когда город покинула последняя волна беженцев. Всего волн было три. Во время первой люди спасались от радиации и огня сразу после удара. Второй поток беженцев начал истекать к двадцатому дню, когда стало по-настоящему холодно и голодно. Главными направлениями эвакуации были юг и юго-запад - Бердское шоссе и трасса К-17р соответственно. После этого город обезлюдел процентов на девяноста пять. Третья волна началась, когда растаял снег, и пришли наводнения, болезни... и вернулась радиация.
   Беженцы первой волны еще пыталась пользоваться транспортом, вторая и третья волны были почти исключительно пешими. Назад не вернулся никто, потому что возвращаться было некуда.
   Антон видел пару раз тени, крадущиеся вдоль стен. Он гадал, кому было хуже - им или тем, кто ушел в лагеря беженцев.
   Местные были неопасными и относительно мирными, если их не трогать. Еду эти бедняги добывали, роясь в развалинах, да шерстя по покинутым квартирам и магазинам центральной части города. Но селиться предпочитали на порядочном удалении от центра по той прозаической причине, что там человек мог в любую минуту быть погребенным обвалившейся кровлей или оказаться замурованным в подвале обвалившимися лестничными маршами.
   Правда теперь, год спустя, исчезли и они, поэтому встреч с людьми поисковики не ждали. Но на всякий случай подготовились.
  
   Как только въехали на территорию Новосибирска, ощущение, что кто-то, затаившийся за пустыми окнами, провожает их взглядом, начало покалывать его. Но, оказывается, и к этому чувству можно привыкнуть, как к жужжанию мухи.
   До войны Антон знал этот город вдоль и поперек, после нее прошел его дважды насквозь, минуя только эпицентр. В первый раз это было сразу после того, как центр разнесла крылатая ракета. Теперь он вернулся уже не как свободный бродяга-мародер, двигало им не сорочье желание притащить в нору что-нибудь блестящее. Теперь у него и его коллег была важная миссия.
   Он посмотрел через лобовое стекло, которое одно нельзя было закрыть свинцовой заслонкой - в свете фар мимо проплывал безликий ландшафт. Когда-то этот был деловой район. Теперь и у них появилось здесь дело, не терпящее отлагательств. Огромные бизнес-центры и жилые дома по улицам Сакко и Ванцетти и Шевченко - до тридцати этажей и выше - было трудно распознать в уродливых утесах, поднимавшихся из грязевого моря. Угол они решили не срезать - слишком угрожающе выглядели эти холмы, под которыми были похоронены десятки тысяч людей.
   Заблудиться среди них очень легко, и не исключено, что после летних дождей они пребывают в состоянии неустойчивого равновесия. Тяжелые машины могут вызвать сход с них настоящих лавин. Наверное, именно поэтому водитель решил двигаться вдоль берега.
   Вглядываясь в покрытое разводами стекло, Антон не увидел ни Коммунального, ни метромоста. Похоже, гикнулись.
   Вскоре экспедиция достигла места, где улица переходила в Красный проспект - его он узнал только по ширине и еще потому, что здесь уходила на юг громада железнодорожного моста. Цел ли тот, отсюда было не разглядеть. Даль терялась в тумане.
   Ничего похожего на машины на проспекте не было даже в тех местах, где грязь почти отступила. Должно быть, цветной металл расплавился и спекся в блины.
   Они повернули на север. Где-то справа должна быть огромная коробка торгового центра "Гигас", но от нее не осталось и следа. Не было и автовокзала. Антон увидел, что справа проглядывают из-под грязи железнодорожные рельсы и остатки эстакады, и понял, что они на правильном пути. А впрочем, водителю и штурману виднее.
   Академгородок, который они миновали по касательной час назад, не сильно изменился с тех пор, как они эвакуировались. Вода отхлынула и район навсегда застыл в посмертном оцепенении. Там сохранились улицы и дома, не было только людей. От тех не осталось даже тел, их или унесла вода, или скрыли наносы грязи, кое-где доходившие до окон первого этажа.
   А вот в центре города все было по-другому. Вначале казалось, что они легко найдут нужную улицу, но по мере приближения к цели возникли трудности. Проблемой стало и определение номеров домов: краска слетела, таблички оплавились и стали нечитаемы. Здания-ориентиры либо рухнули, либо были изуродованы до неузнаваемости, а некапитальные постройки вроде остановок и торговых рядов сгорели дотла. Нужно было долго ломать голову и только потом догадаться, чем раньше была эта груда камней, и чей это памятник, оплавленный и похожий на языческого идола.
   Понять, где они, можно было лишь сопоставляя картину прежнего города с тем, что представало перед их глазами теперь. Приходилось многое вспоминать. Время шло, и люди в кабине становились все мрачнее. Еще недавно бурно делившиеся эпизодами из прошлой жизни, они один за другим угрюмо замолкали. Поневоле в памяти воскрешались картины того города, который находился на этом месте всего год назад: вот здесь было кафе, здесь ресторан, а тут вроде бы торговали какими-то сувенирами. Каждый думал о чем-то своем.
   Антон видел, с каким трудом его товарищи выбирают направление. Курс корректировал один из "областников", немолодой мужик с сизым носом в красных прожилках по фамилии Либерзон, сидевший между водителем и командиром. Звали его Иван Иванычем. Другой уцелевший из городского пункта управления сидел с краю, еще одно сиденье в кабине пустовало.
   На коленях у проводника была подробная карта с пометками еще со времен спасательной операции. Красный круг радиусом в три километра соответствовал эпицентру первого, более мощного взрыва: там сгорело все, что могло и не могло гореть. Это была зона сплошных разрушений.
   Из Зеленой и Синей зон уцелевшие жители Новосибирска давно вынесли все, что можно было употребить в пищу. Караваев удивлялся той методичности, с которой город был разграблен. В радиоактивном аду люди не пропустили ни одной буханки хлеба, ни одной банки консервов там, где можно было хоть недолго находиться на открытом месте; не забыли ни одного ларька, ни одной забегаловки, а про склады и говорить нечего. Выпотрошили даже автоматы для продажи леденцов, притом, что магазины бытовой техники или ювелирных изделий остались почти нетронутыми.
   А здесь, рядом с "Ground Zero", на поверхности ничего не нашел бы даже самый отчаянный мародер. То, что не доделали пожары и взрывная волна, закончило наводнение - и все здесь было теперь погребено под слоем спрессованных обломков. С лопатой тут делать нечего, тут даже экскаватор не мог бы помочь.
   Но именно здесь глубоко под землей они надеялись найти то, что поможет Подгорному пережить новую зиму без голода.
  
   Даже выйдя на поверхность, они продолжали жить в режиме вечного аврала. Как только в начале сентября закончилась свистопляска с уборочной, когда из земли пришлось выкапывать недозревшую картошку - практически монокультуру, сразу же началась подготовка к зиме. Уже в конце октября ждали заморозков до минус двадцати.
   Еще в начале уборочной страды стало ясно, что крохотного урожая хватит едва ли до следующей весны. Охота не могла заполнить бреши, рыбы в ближайших реках не было, и даже забой лошадей и коз мало что дал бы.
   Перед общиной снова вставал забытый ненадолго призрак голода. Руководство ломало голову, перекраивая продовольственные нормы как тришкин кафтан.
   Наличного запаса хватит, чтобы пережить зиму, правда, не без голодных обмороков. Казалось, помочь может только чудо, но дни шли, а чудес не происходило. Стоит ли удивляться, что когда подвернулась возможность поискать еду там, где искать ее никому еще не приходило в голову - в эпицентре, то за нее сразу ухватились?
   Возглавлял экспедицию Павел Ефремов, за техническую часть и вождение отвечал бывший нефтяник, работавший на "северах", а на Антоне лежала ответственность за спуск. Или "залаз", как он его называл.
   Автопарк Подгорного поражал пестротой. Тут были и армейские "Уралы", найденные еще в Новосибирске, и десяток КамАЗов, доставшихся поисковикам в почти идеальном состоянии, и две "Шишиги" выживальщиков, которые прошли испытание посерьезнее, чем ралли "Дакар".
   Их парк военной техники тоже пополнился. В городе теперь имелись две боевых машины пехоты, которые были брошены армией в горячке первых дней - одна без топлива, другая с поврежденным траком. На них горожан навели беженцы. Три БТРа горожане получили после долгого торга с бойцами отряда СОБРа, которые сами хоть и пережили катастрофу с семьями, но переселяться в Подгорный желанием не горели. Никуда не делись и уже показавшие себя во время перехода два МТЛБ и "Тигры".
   Еще был целый взвод внедорожников и малотоннажных грузовиков. Все это собирали с миру по нитке; и если мелочь в основном происходила из подземных гаражей, где ее не затронуло действие импульса, то почти все большегрузные автомобили были добыты во время вылазок.
   Но для особой задачи были выделены особые машины - два амфибийных вездехода ДТ-30 "Витязь". Эти двухзвенные гусеничные машины могли пройти по любому грунту, болоту, снегу, и даже пересечь средней ширины речку. После "доводки" десятитонные вездеходы потяжелели еще на триста килограммов. Теперь они были полностью загерметизированы, а усиленный листовым свинцом корпус давал водителю и пассажирам защиту от остаточной радиации, почти как у современных танков. Ходовые качества не пострадали - для такого мощного двигателя лишние несколько центнеров не помеха. Поступавший снаружи воздух очищала автомобильная фильтровентиляционная установка, снятая с машины войск РХБЗ.
   По принципу "системы ниппель" снаружи разместили датчики радиоактивности, а табло счетчика вывели на приборную панель. Стальными заглушками закрыли все лишние окна, зато установили несколько камер для кругового обзора.
   В принципе, это была и готовая противопульная броня, без которой экипажу агрегата, тащившегося с черепашьей скоростью, было бы весьма неуютно. Конечно, полагаться на нее следовало с оговорками. Но на танках и БМП двадцать тонн груза не перевезти, да и не было у них танков.
   Гусеничные "марсоходы", как их прозвали в Подгорном, нашли случайно, когда проверяли застрявшие на железной дороге составы. Они стояли на платформах посреди чистого поля, укрытые брезентом. Новенькие, без единой царапины. Должно быть, направлялись в Нефтеюганск или Новый Уренгой, где подобную технику использовали нефтяники и газовики.
   Были веские причины выбрать для операции именно эти машины. Спустя год и месяц после взрыва двух бомб уровень радиоактивного заражения в Новосибирске должен был упасть до мизера, но с наступлением весны откуда-то вылезли мерзкие миллирентгены, которые за часы работы складывались в рентгены. В идеале желательно было провести большую часть работы, не покидая кабины.
   Кроме радиации, герметичность машины защищала и от других вредных факторов. Даже сейчас, осенью, находиться в столице Сибири было трудно из-за одуряющего смрада. Летом трупы интенсивно разлагались, а теплокровных животных, которые могли бы разделить трапезу с бактериями, осталось слишком мало.. Через пяток лет в такой сырости от них останутся голые кости.
   БМП ехала впереди. Без нее они могли бы, не добравшись до Новосибирска, пропасть в зоне голодных озверевших деревень. Но пулемет и автоматическая пушка заставляли местных сидеть по домам.
  
   Чем дальше углублялись в "мертвую зону", тем сильнее крепло в каждом из них убеждение, что это справедливое название.
   Обезображенные дома смотрели пустыми провалами окон, скалились вслед торчащими из покореженных плит арматуринами, стучали дверями-зубами, а в горлах их опустевших подъездов и лифтовых шахт рождался вой, не суливший непрошенным гостям ничего хорошего. Их встречали вымершие улицы, на которых единственными звуками в те минуты, когда стихала буря, был рокот двигателей вездеходов и лязг гусениц.
   Они уже миновали красную черту, отмечавшую на карте зону стопроцентного поражения неукрытой живой силы. Перешли ее незаметно: постепенно дома теряли свой первоначальный облик, лишались крыш и верхних этажей, прижимаясь к земле. Все чаще между зданиями стали мелькать бесформенные груды щебня. Кирпичные коробки продержались дольше всего, но при приближении к Центральному району сдались и они, дальше потянулись только обрубки в один-два этажа.
   Здесь уже не жил никто. Живые наведывались сюда за уловом и, потратив весь день на занятия "археологией", спешили вернуться домой дотемна. Ночью район безраздельно принадлежал своим мертвым хозяевам.
   Отчаявшись разглядеть знакомые дома, Антон надеялся опознать хотя бы собор Александра Невского, но не увидел ничего похожего. Между тем большое пространство чуть правее могло быть только площадью Свердлова. Именно там находилась мэрия.
   Они подъезжали к цели, пора было поднимать своих. Антон открыл дверцу. В грузовом отделении, которое они называли "десантным", скучали поисковики. Их задача была самой опасной и сложной. Они спустятся под землю, тогда как остальные - только пробьют им дорогу.
   Готовясь к "забросу", диггеры отдыхали, некоторые даже впрок отсыпались на жестких лавках. Здесь работа двигателя на 800 лошадиных сил была слышней, но они могли бы спать и при реве взлетающего истребителя. Усталость и стресс брали свое, разговоры и тайком пронесенные карты наскучили, и почти все провалились в сон. Окон тут не было, поэтому людей не тревожил пейзаж снаружи. На обратном пути, если все пройдет как надо, лавки сложат, чтоб освободить место для груза, и людям придется потесниться. Грузоподъемность каждой машины вместе с прицепом была тридцать тонн, но если верить областникам, в заваленном убежище они найдут больше. Как никак, оно предназначалось для элиты.
   Во втором звене размещалось оборудование: помпа, с помощью которой они смогут откачать воду, и гидравлическая лебедка, которая позволит поднимать ящики и коробки из-под земли, не надрывая спины. Вторая машина, которая следовала за ними на расстоянии двадцати метров, была целиком освобождена под груз.
  
   - Эй, яндексы, подъем, - объявил Антон, включая свет.
   - Чего? - проворчал спросонья Хомяк, поднимая осоловелые глаза. - Кто?
   - Ну, в смысле поисковики. Приехали, конечная скоро. Вещи собирайте, сдавайте проводнику стаканы и постельное.
   - А что, прямо до Центрального вокзала довезут?
   - Нет, но близко. Поедем до площади Свердлова. Где-то там и будем осуществлять залаз, как у нас говорят.
   - Дружбан, а и не знал, что ты диггер, - сказал Хомяк с уважением.
   - Да не диггер я, - отмахнулся Антон. - Диггер - это состояние души. А я спускался всего-то раз пять с товарищами, просто интересно было. В последние годы стало трудно. Монтеры, - слово он произнес с ударением на первый слог, - лютовать стали не по-детски.
   - Это кто такие?
   - Работники метро, сторожа и прочие гоблины.
   - Ты, я смотрю, на все руки, - хмыкнул Мельниченко. - Стрит-рейсер, страйкболист, паркурщик...
   - А еще пикапер, - подал голос Лёха-Мерседес, переворачиваясь на другой бок.
   Кличку он получил за то, что мог часами говорить о достоинствах машин этой марки, хотя в прежней жизни у него не было даже мотоцикла или мопеда. Тогда он был бородат, редко мылся и пил много портвейна. Пил он, впрочем, и сейчас, но свою воинскую специальность сапера не забыл, поэтому был довольно ценным членом команды.
   Антон занес ногу, словно собираясь пнуть его в бок.
   - Фак офф, как говорят наши друзья. Пикапер - это тот, кто ездит на пикапе. А у меня был байк.
   - Да не обращай внимания на придурка, - махнул рукой Хомяк. - Ты давай, про диггерство толкай.
   - Многие подземелья тогда вообще замуровали. А кое-где понатыкали камеры, датчики. Тронешь - через две минуты уже "луноход" приехал. Ну, УАЗ с охраной. Какие-то работы там, говорят, велись. Один чувак... не из нашей тусовки, но я его знал - вообще там свою смерть нашел.
   - Да ну?
   - Пропал. День нет, два нет, потом аборигены его нашли. Бомжи. А его уже и крысы поели. Поднимался будто бы по заброшенной вентиляционной шахте в одном дворе по Богдана Хмельницкого. Ну, руки соскользнули, упал, сломал шею. А у нас говорили: наткнулся на что-то.
   - Писец, - пробормотал Мельниченко. - Жертва преступного режима... А может, это призраки его, а? Призраки метро?
   - Ты не болтай. Нам же спускаться. Короче, все, разговор окончен, буди этих спящих красавиц, ёпта.
  
   Областники появились в мае, свалились им как снег на голову, приехав на двух внедорожниках Фольксваген Туарег. Среди них двое были из аппарата губернатора и несколько рангом поменьше. В первую неделю в Подгорном народ достал их вопросами типа: "Ну что, вставили пистон Америке?". Хотя ни к ракетным войскам, ни к армии те вообще не имели отношения.
   Они утверждали, что катастрофа застала их на отдыхе в санатории рядом с Бердском.
   У них были с собой документы, подтверждавшие их посты, поэтому в контрразведке Подгорного с ними обращались корректно. Как выяснилось, зря - в сентябре один из пришельцев под пьяную лавочку выболтал новой подружке, что там, откуда они пришли, осталось много продуктов.
   Чужаков тут же взяли в оборот и узнали от них много интересного. Оказалось, во время событий они были не за городом, а на рабочих местах - в мэрии и здании обладминистрации, которые отстояли друг от друга метров на восемьсот. Когда по древнему телетайпу пришло оповещение и прозвучал сигнал тревоги - на город уже падали крылатые ракеты - они спустились в свое убежище, в Пункт управления города, и выжили, несмотря на то, что первая бомба взорвалась над их головами. Там они прожили всю зиму без особых проблем. Но, когда пришла весна, дренажная система уже не функционировала, и их начало подтапливать.
   Однажды случился прорыв воды и затопил убежище. В считанные минуты погибла половина обитателей бункера, в том числе мэр. Как подозревал Антон, не все утонули. Дело было темное, но граждан Подгорного не интересовали подробности разборок бывших сильных мира сего.
   Уцелевшим высокопоставленным оставалось тогда только покинуть бункер. Они утверждали, что о Подгорном не знали, а просто интуитивно решили двинуть туда, где повыше над уровнем море. Потому что, как они выразились, на равнине уже "попахивало", а из-за мух приходилось носить марлевую повязку.
   Гостям тут же задали резонный вопрос, почему они не рассказали о продуктах раньше. Они замялись, хотя ответ лежал на поверхности - задушила жаба. Делиться они не собирались, а хотели переждать в городе с комфортом, пока не схлынет вода.
  
   Сергей Борисович, как слышал Антон, об этом убежище знал; но вряд ли предполагал, что кто-то там уцелел.
   Теперь план был прост: проникнуть в комплекс по вентиляционной шахте одного из аварийных выходов, найти спуск на нижний уровень, при необходимости осушив его с помощью помпы. Затем перетащить найденное продовольствие к аварийному выходу, где подъемом его наверх займется лебедка.
   - Так, мужики, готовимся на выход, - сказал Антон, глянув на часы. - По моим прикидкам, осталась пару минут.
   Никому не хотелось покидать отсек, хоть он и был душным и тесным для такого количества людей. Поворчав для порядка, поисковики начали облачаться в "аладдины" - костюмы Л-1, закреплять противогазы и рюкзаки. У всех была такая часть обмундирования, как стальной гульфик, "начленник", как его называли, сделанный на манер похожей штуки у бронежилетов третьего класса и выше. Никто уже не помнил, кто предложил это ноу-хау, но оно прижилось среди тех, кто заботился о своей репродуктивной функции.
   Проверяли снаряжение. Кроме обязательных веревок с креплениями и налобных фонарей, с собой у них были все необходимые инструменты, включая болторезы, посредством которых они могли справиться с некстати оказавшейся на пути решеткой. Имелся термит для более трудных случаев и даже толовые шашки на самый крайний.
   Антон вернулся в кабину.
   Дворники протирали заляпанное грязью лобовое стекло. Караваев еще раз пригляделся к тому, что творилось снаружи. Все так же низко нависало небо, и, как пущенная на повтор пленка, тянулся однообразный пейзаж.
   - Красный проспект, 14, - комментировал Либерзон, указывая на ровный прямоугольник руин, оставшийся от снесенного направленным взрывом здания. - Офисы, мать их за ногу. Еще тут был магазин радиотоваров. Первый запасной выход здесь, в подвале, но его завалило. Едем дальше, к стоквартирному дому.
   - Я местный, - кивнул водитель.
   Машины въехали туда, где раньше была площадь Свердлова. Болотистая затопленная низменность у берега закончилась, они выбрались на сухую землю, и вместо привычного шлепанья гусеницы заскрежетали по твердой поверхности.
   - Красный проспект, 16, - тоном экскурсовода объявил чиновник. - Стоквартирный дом. Архитектор Андрей Дмитриевич Крячков. В прошлом исторический памятник.
   - Здесь вроде Ингосстрах был? - спросил Антон.
   - Был да сплыл, - ответил проводник, глядя на то, что осталось от семиэтажного дома. - Эй, водитель, нам главный вход не нужен. Нам во двор.
  
   Во дворе здания оказался одноэтажный кирпичный корпус. Окруженный с двух сторон П-образными домами, которые приняли на себя удар взрывной волны, но стоявшими слишком далеко, чтоб завалить его обломками, он почти не пострадал. К нему и направились.
   Караваев снова вернулся к своей команде.
   - Все, товарищи, на выход, - скомандовал Антон, когда многотонная машина остановилась и замерла.
   Все уже были в сборе, ждали только сигнала.
   Сварщики хорошо поработали над вездеходами. В задней части грузового отсека был устроен шлюз. Здесь был приготовлен бак с водой и шланг для дезактивации.
   Караваев открыл внешнюю дверцу, и в лицо, защищенное маской противогаза, ударил шквалистый ветер. Парень легко спрыгнул вниз и первым ступил на странную бурую корку, покрывавшую землю, чувствуя себя одним из астронавтов, так и не ступивших на Марс.
   Он быстро понял, что вместо асфальта под ногами шлак с вкраплениями металла и чего-то похожего на вулканический камень. То, что из кабины казалось ровным полем, на поверку бугрилось и было испещрено трещинами.
   - Смотрите, куда ступаете. Нам еще инвалидов не хватало, - предупредил товарищей Антон.
   Противогаз имел переговорную мембрану и голоса почти не искажал.
   Поисковики по одному спрыгивали на землю и застывали с удивленным "ёклмн!" на лице. Наверное, в первую секунду каждый растерялся, и было от чего. После Хиросимы и Нагасаки они были первыми, кто побывал в эпицентре атомного взрыва, произошедшего не на испытаниях, а при боевом применении.
   Противогаз имел стекло панорамного обзора, поэтому совсем не мешал.
   Небо и земля сливались в однотонное серое полотно. Позади, со стороны реки, насколько хватало глаз, тянулась зона многоэтажной застройки, которая теперь больше напоминала японский сад камней. Руины высотных домов казались дальневосточными сопками или спящими вулканами. От зданий остались только раскоряченные пни, из которых торчали балки и плиты.
   Впереди город был расчищен и подровнен, будто небоскребы и обычные дома выпололи, чтоб не портили вид.
   - А тут когда-то моя подружка жила, - рассеяно проронил Хомяк.
   Отсюда до точки, где непосредственно было подорвано устройство, было рукой подать. Караваев подумал, что если вскарабкаться на вершину любого из этих утесов, вид будет запредельный. Оттуда можно, наверное, увидеть даже воронку. Он смог бы это сделать. В конце концов, альпинист он неплохой. Но практической пользы этот поступок бы не принес, и Антону стало стыдно за такие инфантильные мысли. Он понимал, что не имеет права рисковать зря.
   Они ступили на южный край шлакового поля. Возможно, его центр был где-то в районе площади Ленина, а северный край наползал, или, по крайней мере, подходил вплотную к Калининскому району.
  
   Постепенно привыкая к инопланетному пейзажу, поисковики растягивались сомкнутой цепочкой. Пистолет имелся у каждого, но Караваев подумал, что их взяли для проформы. Воевать тут было не с кем.
   Гуськом они направились к одноэтажной постройке посреди двора, который выглядел так, будто подвергся метеоритной бомбардировке.
   Антон глянул на слабо светившийся экран прибора. "0,8 рентгена/час". Умереть и не встать: в Академгородке было в шесть раз меньше, что тоже было немало. Мысленно он сделал отметку в блокноте - одна из целей поездки достигнута. Гипотезу академика Клименко можно считать подтвержденной. Кое-что из "брифинга" в голове у Караваева отложилось. Он помнил, как седой дедушка-эколог говорил, что в ядерной бомбе таких долгоживущих изотопов нет - долговременное заражение могла дать только авария на АЭС... или химкомбинате, производившем ядерное топливо.
   Как раз такой был на улице Богдана Хмельницкого. "Новосибирский завод химконцентратов". Там еще делали топливо для станции в Бушере, из-за которой Израиль потом раскатал Иран под задумчивое молчание России.
   Антон вспомнил одну из лекций Сергея Борисовича. Тот всегда старался навязать народу полезную форму досуга, если не мог найти ему работу. Лекция называлось "Радиоактивное облучение и заражение". В Убежище оказалось немало тинейджеров, которые имели смутные представления о радиации. По их мнению - почерпнутому из комиксов - от нее могли вырасти две головы, шесть пальцев или четыре руки. Крыс, тараканов и ящериц она якобы увеличивала до гигантских размеров, а то и вовсе заставляла превращаться в невиданных тварей. Еще они были уверены, что на месте ядерного взрыва смертельный фон держится тысячи лет; а ветер от нескольких взрывов разнесет пыль по планете, сделав ее непригодной для жизни.
   Демьянов рассказывал им про опасность радиации, подчеркивая, что не так страшен черт, как его малюют. Говорил про Тоцкий полигон, где в 1954 году бойцы на учениях проходили через эпицентр через пару часов после взрыва. Рассказывал про Хиросиму, где до сих пор прекрасно жили люди. Убеждал, что число жертв Чернобыля преувеличено на порядки, чтобы очернить СССР. Рассказывал, какие урожаи снимали в зоне отчуждения, и как быстро там восстановилась дикая природа.
   Антон верил ему с оглядкой, помня, что задача вождя - успокоить народ. А его собственный опыт говорил, что на самом деле черт еще страшнее, чем кажется.
   Они приближались к кирпичной коробке без окон, мимо которой раньше прошли бы, не обратив внимания. Крыша выдержала и волну, и огонь, хотя кирпичи от высокой температуры стали вишневыми. Вместо двери зиял пустой проем, к нему и направились. Внутри не было ничего интересного: безликие подсобки, забитые коммунальным хламом, который был до неузнаваемости искорежен пламенем. Проводник завел поисковиков в одну из них и остановился в дальнем углу, около углубления, которое раньше было замаскировано полом.
   - Ломик есть? - спросил он.
   Получив инструмент, подцепил и отодвинул крышку, точь-в-точь как от старого канализационного люка. Караваев ни за что не догадался бы, что там центр управления городом, а не старая теплотрасса.
   Вниз уходили лоснящиеся от влаги ступени.
   - Это аварийный выход.
   - Да вижу, что не Диснейленд, - хмыкнул Антон. - А другие тут есть? Из двух остальных убежищ?
   - Я же говорил, их завалило... Есть один выход...
   - Говори.
   Противогазы хорошо скрывали мимику, но Антон, кажется, понял, отчего осекся его собеседник.
   - Через метро.
   - Метро? - брови Антона приподнялись. Его воображение нарисовало секретную подземную ветку, ведущую за пределы города. - Это что, вроде московского Метро-2? Да быть, блин, этого не может.
   - Конечно, не может. Обычное городское метро. Переход на станцию "Октябрьская", в служебные помещения.
   - А чего сразу не сказал, умник? Зашибись... А вы там ходили?
   - Недалеко, - уклончиво ответил чиновник. - Хреново там.
   Караваев понял, о чем он говорит. Сам был в составе поисковой группы, которая обследовала ближайшую к Убежищу станцию Доватора.
  
   Проводник и Антон склонились над люком. Лучи фонарей отразились от гладкой поверхности. Глубоко внизу стояла вода.
   - Вот зараза, - чуть не сплюнул прямо в противогазе чиновник. - Не вся сошла. Когда мы отсюда уходили, там было почти до потолка. Ну что, товарищи, придется откачивать.
   Через пару минут они уже разматывали тяжелый гофрированный шланг. Вскоре заработала помпа, и вода с противным звуком начала всасываться.
   Бойцы позади них разразились сдавленными смешками.
   - Сколько времени понадобится? - спросил Караваев.
   - Дай-ка прикину кубатуру помещений... Часа четыре.
   - Тогда предлагаю вернуться на борт.
   С разочарованным бормотанием "яндексы" пошли назад. Караваев усмехнулся про себя, хорошо их понимая, и спросил проводника:
   - А правда, что под Оперным бункер Сталина?
   - Откуда такие сведения?
   - Да говорят. Слышал, при строительстве произошел прорыв воды, погибли рабочие, а два нижних этажа пришлось залить бетоном.
   Проводник фыркнул.
   - Ересь. Нет там убежища, просто большой подвал. Реквизит же надо где-то хранить. Хотя бункер есть... бункер с углем. Рядом с театром. К нему и рельсы вели от театральной котельной. Под землей. Ну и что такого?
   - Но, я так понимаю, подземный комплекс существует?
   - Да громко сказано "комплекс". Три убежища, связанные между собой, вот и все. Это ж не Москва.
  
   Погода портилась, и ветер уже трепал ткань ОЗК. Начало накрапывать. Если он не ошибаетсяся, то скоро над эпицентром разразится буря.
   Но в голову почему-то ничего не лезло, кроме мыслей о Насте. Как она там, чем занимается, о чем думает?
   Прошло пять часов, прежде чем они смогли спуститься в тоннель.
   - Это все временно, - покачал головой Иван Иваныч, глядя на струящиеся по стене капли. - Убежище расположено ниже уровня грунтовых вод. Рано или поздно его снова затопит.
   - Нас тут уже не будет, - ответил Антон.
   Но насос было решено время от времени снова включать.
   Продвигаясь шаг за шагом, Караваев ощутил приступ дежа вю.
   Здравствуй опять, родное Убежище...
   Впрочем, почти сразу обнаружились и различия. Все здесь было и новее, и современнее, начиная от фильтровентиляционной камеры. Даже лампочки под плафонами - не старые совдеповские, а светодиодные. Коридор выкрашен до середины стены желтой светоотражающей краской, почти не пострадавшей от воды, а все коммуникации аккуратно скрыты металлическими панелями.
   Линия засохшей грязи на стене отмечала уровень, до которого поднималась вода.
   Пройдя по коридору, тянувшемуся метров на тридцать и делавшему плавные повороты, они оказались перед обычной гермодверью со штурвалом, широко распахнутой им навстречу.
   В следующем помещении уровень пола был немного ниже, и воды оказалось по щиколотку. Но длины шланга все равно бы не хватило, чтоб дотянуться до каждого уголка, а у бойцов под непромокаемыми комбезами были ботинки с теплыми носками, так что холодной воды никто не боялся.
   - Так, вытирайте ноги, гости дорогие.
   В воде плавал мусор - бумажки, канцелярские принадлежности, пластиковые стаканчики. Среди них попалось несколько дензнаков - наших и американских. Воистину, in god we trust.
   В нише за стеклом - караульное помещение. На стене рядом свет фонарей выхватил из темноты табло:
   "Пост номер три".
   И никакого "предъяви пропуск". Наверное, предполагалось, что посторонним тут взяться неоткуда. До дня "Ч" аварийный выход наверняка был опечатан и защищен сигнализацией, и если бы кто-нибудь вздумал взломать ту подсобку наверху, на вызов примчалась бы не вневедомственники, а люди посерьезнее.
   На полу лицом вниз лежало то, что когда-то было человеком, а теперь превратившейся в клей плоти, равномерно заполнившей полусгнивший костюм.
   - Твою мать...
   Характерная дыра в голове показывала, что смерть наступила от огнестрельной раны головы. Антон пожал плечами и решил не спрашивать чиновника-провожатого о том, что здесь происходило в последние дни. Не хотел ставить человека в неловкое положение.
  
  
   Рядом с караулкой на стене они обнаружили подробный план объекта. Он был покрыт какой-то хитрой светоотражающей пленкой, потому что четко выступил из темноты, когда на него навели фонарь.
   - Так, братва... что у нас здесь? - Антон изучал схему, ведя палец вдоль линий, отмечавших пути эвакуации.
   - Вот здесь был прорыв, - проводник указал на участок рядом с жилым блоком. - Ночью, когда все спали. Дисциплина к весне у нас стала та еще, многие употребляли каждый день. И не только алкоголь. Проснулись, когда вода уже до коек дошла. В темноте ломанулись кто куда, вброд... а кто-то умный завел генератор. Свет хотел включить. Он у нас в коридоре стоял. Провода, естественно, как попало были накинуты. А дальше... вы, наверно, и сами понимаете. Выбрались только мы, потому что заснули в тот день прямо на складе.
   - Ревизию продуктов, значит, проводили, - понимающе усмехнулся Борис Мельниченко.
   По планировке бункер от Убежища все же отличался. Это был правильный прямоугольник со сплошным коридором по периметру и помещениями внутри и снаружи. Их интересовали продовольственный склад и пункт управления, которые находились в противоположных оконечностях "креста".
   Поисковики двинулись дальше. Большинство дверей по обе стороны коридора были заперты, но некоторые полуоткрыты, а две распахнуты. Не гермы - обычные двери, разве что обшитые металлом. Всюду была вода, и все указывало на то, что в последние месяцы тут жили. В воде у пола плавали упаковки, объедки и даже фекалии.
   Радиометр показал чуть меньше, чем снаружи, причем с повышением у пола. Снимать "головные уборы" не стали, вода с растворенной в ней радиоактивной пылью опасна прежде всего при попадании на кожу и вдыхании брызг.
   Даже через противогазы они почувствовали сильный трупный запах. Миновали жилые помещения, куда только заглянули и посветили фонарями, но решили не заходить. Прямо у порога скрючилось на полу несколько тел, а чуть дальше тела лежали вповалку.
   Так же быстро поисковики миновали столовую, куда, судя по навесному замку, явно давно никто не входил - обедали там же, где и спали.
   Прямо за поворотом по левую руку оказалось помещение, отделенное от коридора двумя стеклопакетами. Табличка "Оперативный дежурный города Новосибирска" развеяла последние сомнения.
   Они зашли, с трудом открыв дверь и выдержав напор хлынувшей навстречу воды.
   Обстановка была спартанской, но удобной: вращающиеся кресло, два рабочих стола, шкафчик. На одном столе - коммутатор, микрофон и два черных телефона. На другом - древний телетайп и современная многоканальная система оповещения. На полу под ногами лежала ковром сгнившая бумага, папки, хрустнул у кого-то под ногой разбитый монитор. В углу висел белый громкоговоритель, над ним желтый плафон с надписью "тревога", который должен был зажечься в день "Ч" для постоянного дежурного, который по идее нес здесь ежедневную вахту. На стене электронные часы: "Время московское" - "Время местное".
   Коммутатор больше напоминал мини-АТС: номера, которых было почти сотня, делились на внутренние и внешние. Если с внутренними все было ясно, то внешние могли относиться к двум другим убежищам из комплекса.
   - Да плюньте вы, - поторопил Антона проводник. - Никого там не нет. Мэрские, по ходу дела, даже спуститься не успели. И военные тоже. А может, их противобункерным накрыли, еще до главного удара.
   Они уже собирались уходить, когда взгляд Антона упал на деталь, которую сначала не заметили: большой черный сейф в углу.
   - Погоди, - он помнил распоряжение майора. - Где ключи от сейфа?
   - Не знаю, - хмыкнул чиновник. - Я по хозяйственной части был. Когда убегали, про документы никто не вспомнил. А те, кто в пункте управления находился, не выбрались.
   - Ну, раз по-хорошему нельзя, придется по-плохому. Мерс, иди сюда, для тебя работа.
   Леха уже был тут как тут с термитной шашкой.
   - И зачем нам эти документы?- язвительно спросил Хомяк, следя за работой товарища. - Заламинируем, будут в музее храниться?
   - Х.. знает, - пожал плечами Караваев. - Но Борисыч об этом отдельно напомнил. Значит, надо.
   Сейф долго не поддавался плазменной горелке, хотя обычный, из стального листа, они бы вскрыли за несколько минут. Мерседес заикнулся было про толовую шашку, но его идею не поддержали. Наконец, с помощью термитного состава удалось срезать петли, но этим дело не кончилось.
   Что-то пробормотав про ригели и запорный блок, спец начал работать фомкой. Наконец, дверца бултыхнулась в воду, подняв фонтан брызг. Антон оперативно сгреб содержимое сейфа в целлофановый пакет и сунул в рюкзак, успев заметить среди кипы инструкций и схем книгу в красной обложке. "Оперативный журнал".
   Здесь же лежал ноутбук. Похожий Антон видел только у главного выживальщика Богданова: на этой штуке можно было хоть лезгинку танцевать, ничего ей не будет. Еще в ней был топливный элемент: заливай бензинчик и работай хоть год без подзарядки. И, хоть весил он больше обычных моделей, оставлять его было бы преступлением.
   Осмотр пункта управления много времени не занял: тот напоминал зал заседаний какого-нибудь учреждения: потухший год назад экран на стене, большие столы с телефонами, типовыми лампами и креслами. Председательское место с красным телефоном без циферблата. На стене несколько схем - водоснабжение и канализация города, энергосеть, схема эвакуации. И еще какая-то цветная размокшая карта - стекло, закрывавшая ее, треснуло, но Антон сумел разглядеть цветные круги и закрашенные цветом районы. Зоны поражения?
   Можно было представить, какая разыгралась тут драма, и как солидные господа в галстуках, с серыми окаменевшими лицами, хватали телефонные трубки, пытаясь дозвониться до поверхности. Узнать, что с их родными и близкими. Но долго думать об этом Антон не собирался, ему хватало своих проблем и воспоминаний.. Поисковики направились к финальной точке их маршрута - складу продовольствия. Несколько человек прихватили с собой сувениры - ручки, зажигалки, но Караваев решил смотреть на это сквозь пальцы.
  
   *****
  
   Крысы жили тут и раньше, но их были считанные единицы. Все-таки трудно прокормиться в пустых тоннелях. Потом, когда пришел огонь и перепуганные двуногие наводнили подземелье, этим существам стало много лучше. Там, где люди погибли сразу, они стали поживой стаи. Там, где люди продержались чуть дольше, пищей для крыс стали отходы их жизнедеятельности. В любом случае, людям было не до них, никто не раскладывал приманок с отравой.
   Это был час их триумфа. Теперь крысы всегда могли рассчитывать на свой кусок добычи. К весне 2020-го их было уже в десятки раз больше, чем в августе 2019-го.
   Потом люди покинули подземелье, спасаясь от воды. Конечно, твари воды тоже боялись, но голод и почти человеческое любопытство были сильнее. Теперь все вокруг было в их распоряжении. Под самым потолком, в вентиляционных коробах и под панелями, по путям, будто специально проложенным для них, они могли попасть в любую часть бункера. Вскоре они добрались до склада НЗ.
   А какие чудеса акробатики они выделывали... Свешивались с потолка и, держась хвостами и лапками, образовывали живые гирлянды. Спускались по отвесным стеллажам, где не за что было ухватиться. Некоторые падали и тонули, но стая могла пожертвовать самыми слабыми или дряхлыми.
   Зато большинство добирались до ящиков. Дерево, фанера и фольга, не говоря уже о картоне и бумаге, продержались против них недолго. При наличии времени крысы могли разгрызть и мягкий металл. Не по зубам им были только сталь и стекло. Они пробовали на вкус даже аптечки, потрошили перевязочные пакеты. Некоторые умирали от радиации, но, пока был корм, стая множилась - достигали репродуктивного возраста животные раньше, чем накапливали смертельную дозу.
   Когда поисковики распечатали бункер, в склеп ворвалась струя свежего воздуха с поверхности, разогнав застоявшуюся гниль и всполошив грызунов. Шум работы привлек их внимание, а взрывы гранат испугали не на шутку.
  
   *****
  
   Дверь продуктового склада отличалась от других - мощная, из стального листа. Не будь она открыта, они бы могли с ней долго провозиться.
   - Это еще что за новости? - Либерзон замер на пороге.
   - Да, неопрятно тут у вас, - проговорил Антон, поводя фонарем из стороны в сторону, чтоб осветить помещение размером со школьный класс. От стены до стены стояли металлические стеллажи. А пол был завален мусором так, что воды не было видно.
   - Это не мы... Мы тебе свиньи, что ли?
   - Да я вижу, что не вы. - Караваев указал на катыши помета в прогрызенной размокшей коробке. - Это крыса, друг человека... Ладно, давайте проверим, что эти твари нам оставили.
   Ревизия показала, что не так уж и мало... Из того, что оставалось на складе, полностью пропали сахар, мука, крупы, макароны - частью от воды, частью от грызунов. Зато консервы уцелели почти полностью. Их поднимали на поверхность в течение шести часов.
  
   - Вира помалу! - крикнул Караваев, закрепляя ящик тросом. Ящик вздрогнул, начал подниматься и вскоре исчез в люке.
   Бойцы устали как черти, делали долгие перекуры, и ничего с этим нельзя было поделать. Хорошо, что эта партия - последняя. На складе оставалось еще кое-что, но брать это было опасно - не хватало еще занести в Город инфекцию с крысиных зубов.
   Он остановился, представляя себе, что дышит свежим воздухом. Естественно, тот, что шел с поверхности, свежим не было. Слушая звук работы помпы наверху, перебивавший шум дождя и вой усилившегося ветра, поисковик представил, как выкурил бы сейчас сигарету. Но с этим придется повременить.
   Выкуривая эту воображаемую сигарету, он успел подумать о доме, о Насте и о многих хороших вещах, когда его внимание привлекло вдруг нечто странно. Необычная тишина. Нет, насос продолжал работать, и вода булькала в шланге, но не было слышно перебранки бойцов, грузивших наверху ящики в вездеходы. До этого голоса были слышны хорошо.
   Где-то наверху тяжело ухнуло, будто топнул ногой великан. Затем громыхнул взрыв, который нельзя было спутать ни с чем. Даже здесь он заметно ударил по барабанным перепонкам.
   Караваев замер, превратившись в слух. Когда рядом с вентиляционной шахтой послышались шаги, он с трудом удержался, чтобы не подать голос. Вместо этого Антон поднял глаза на прямоугольник люка и вытащил пистолет. И в тот же момент свет заслонила тень.
   Бесшумно, как призрак, вниз по веревке соскользнул темный силуэт, на лету направляя на него оружие. Караваева спасла только реакция: еще раньше, чем он понял, что происходит, рука уже направила ПМ на тень, а палец трижды нажал на спуск.
   Получив две пули в живот и одну в грудь, чужак с воем сорвался и, пересчитывая головой ступеньки, полетел вниз. Упал он уже как мешок: тяжело, точно весил сотню килограммов, да еще и с мерзким хрустом. На всякий пожарный случай поисковик всадил ему еще одну в затылок. Шлем, похожий на шлем от скафандра, может, и выдержал бы попадание из "Макарова" с большого расстояния, но от выстрела в упор он спасти не мог.
   "Теперь точно допрыгался", - не успев додумать эту мысль, Антон уже откатился в сторону. И правильно: пули ударили в то место, где он стоял только что. Второй враг, наклонившийся над люком, находился в неудачной позиции для прицельной стрельбы. Не слишком надеясь на успех, Антон выстрелил в ответ, целясь по ногам. Не попал, но выиграл время.
   Наверху послышался топот, но Караваев уже добежал до того места, где коридор делал поворот. Как в воду глядел: прямо под люком упали три предмета, похожие на картофелины. Гранаты взорвались мгновенно - а значит, бросили их с задержкой, выждав пару секунд после того, как выдернули чеку.
   По ушам ударила взрывная волна, застучали, пробивая металлические панели, осколки.
   Чуть дальше в узком тоннеле аварийного выхода его уже ждали Хомяк с Мерсом. Остальные товарищи подтягивались следом. Ящики были похерены, зато все приготовили оружие. Они собирались встретить врагов здесь, но те не спешили спускаться, - похоже, повторять судьбу своего товарища никому из них не хотелось.
   В напряженном ожидании прошло несколько минут. Внезапно в воду, уровень которой уже поднялся на целую ладонь - помпа работать перестала - упало тело. Караваев выматерился, по камуфляжу он узнал водителя. Следом полетели другие - Артем и Серый - двое поисковиков, которые занимались погрузкой в машины. Он не стал подходить к ним, трупы могли быть заминированы.
   - Падлы, вы кто такие, на хер?! - крикнул Антон, сложив руки рупором. - Мы ж вас из-под земли достанем!!!
   Вместо ответа сверху начали стрелять - вслепую, надеясь на рикошеты от стен. Но разведчики были вне досягаемости неизвестных противников, и те вскоре перестали тратить патроны.
   "Вот так всегда в жизни, - подумал командир звена. Ведь уже собирались ехать домой, и тут все пошло наперекосяк. Сами виноваты... Рано расслабились.
   Сукины дети. Самим им, значит, лень было мараться. Подождали, пока другие за них грязную работу сделают, и пришли на все готовенькое".
   В этот момент грохнула крышка люка, и в тоннеле стало темно.
   Почти сразу где-то наверху снова заработал замолчавший было мотор. Десять секунд спустя раздался звук глухого удара и громкий скрежет. Караваев решил, что, маневрируя, машина-монстр задела здание. Видимо тот, кто сел за руль, не привык к ее габаритам.
   Через несколько секунд снова раздался взрыв, и сверху на бетонный оголовок вентиляционной шахты упало что-то тяжелое, по весу напоминающее балку. Тяжелый гул, похожий на колокольный звон, поплыл по коридору, в воду посыпалась цементная пыль. Замуровали, демоны.
  
   Караваев начал лихорадочно соображать. Хоть режьте, хоть ешьте, но он не верил в случайную встречу двух вооруженных и подготовленных групп в эпицентре. Так не бывает. Стрельбы не было. БМП молчала, хотя наводчик-оператор заснуть не мог. Значит, первый взрыв и накрыл её. А значит, кто-то их ждал. Или вел давно.
   В свете своего налобного фонаря он взглянул на труп чужака, который лежал лицом в прибывавшей воде, иссеченный осколками в кровавый винегрет. Не пожалели, твари, своего павшего товарища. Ворочать эту тушу для досконального обыска Антон не собирался, ограничился беглым осмотром.
   Убитый был крупным, в черном защитном комбинезоне, под которым угадывался легкий бронежилет, в войсковом противогазе, с ПНВ, разбитым то ли при падении, то ли при взрыве. Наклонившись, Антон вытянул из-под трупа за ремень АКМ. Из дула полилась вода. Он осмотрел автомат, передернул затвор, отсоединил и присоединил магазин.
   В кобуре, закрепленной на поясе поверх комбинезона, оказался АПБ - бесшумный вариант автоматического пистолета Стечкина. Ага, теперь понятно, как им удалось тихо разобраться с мужиками наверху. Оба трофея Караваев забрал. Пригодятся.
   Да кто ж вы такие, сволочи? Экипированные по самое не могу, сытые и, похоже, опытные. На бандитов не похожи. Живьем бы гада взять. Допросить. Чего им надо? Хотя, подумал Караваев, это и ежу понятно. В Городе об этом будет кому задуматься. А пока надо выбираться отсюда подобру-поздорову.
   Наверху рокот моторов постепенно удалялся. Обе машины уходили на всех парах.
   Увели. Вырезали всех, кто был наверху, и угнали технику вместе с грузом.
   - Иваныч! - окликнул он проводника. - Пошли через твое метро.
  
  
   Глава 6. Туннели
  
   Метро... Антон знал, что там мертвецы лежат сплошным ковром. Тот, кто не сгорел - утонул. Повезло лишь тем, кто был на станциях, значительно удаленных от эпицентров. Лучше, чем метро, укрытия не придумаешь, но только с точки зрения облегчения труда похоронных команд.
   А она ведь пробыла в подземке больше месяца, подумал Антон, на станции и в тоннельной сбойке, в плену у маньяка, в котором после катастрофы проснулся Ганнибал Лектер. Ей ещё повезло: она жила там не летом...
   Теперь тела разлагались, выделяя метан, сероводород, аммиак и еще много того, от чего можно свалиться, не пройдя и десяти метров. Им понадобятся изолирующие противогазы и запасные регенеративные патроны.
   - Ребят, я не хочу вас отвлекать, но водичка-то прибывает, - объявил подошедший Хомяк. - Думайте быстрее.
   И действительно, с того момента, как они подверглись атаке, уровень воды поднялся сантиметров на пять. Похоже, наверху шел настоящий ливень. Вроде бы опасаться было нечего - у них в запасе не один час, прежде чем станет трудно передвигаться, а за это время они успеют покинуть убежище при любом раскладе.
   - А долго идти-то? - спросил Мельниченко. В его голосе было мало энтузиазма. Он тоже бывал в подземке.
   - Недолго, - покачал головой Антон. - Если со станции "Октябрьская" выйти наверх не сможем, дойдем до "Речного вокзала", выйдем там - по ВШ или по лестнице, как люди. Идти на "Площадь Ленина" бесполезно. Она так близко от эпицентра, там ничего не могло уцелеть... Когда выберемся, возьмем на север, чтоб не заблудиться в этом болоте на хрен. А как выйдем из зоны сплошных разрушений, найдем какой-нибудь транспорт, - он повернулся к проводнику: - Иваныч, а схема метрополитена тут есть? Со всеми коммуникациями, само собой. И с новыми, строящимися станциями.
   - В пункте управления точно была.
   Прежде чем покинуть убежище, они наполнили рюкзаки консервами, которые были в последних ящиках, брошенных ими в шлюзовой камере в момент нападения. Там же лежали непродовольственные трофеи, которые они собирались поднимать в последнюю очередь: и среди них два десятка противогазов ИП-4М со склада имущества РХБЗ.
  
   Когда уже уходили, Антон показал глазами Хомяку на проводника. Он еще перед отправлением сказал ему "присматривать за этим Сусаниным". Лучше быть параноиком, чем слепо верить в совпадения.
  
   Они покидали бункер, а в жилой секции оставались несколько десятков обезображенных водой и тлением тел. Эти люди унесли с собой в подземную могилу не одну тайну. Например, про первый день. Центр управления города по вместимости и запасам мог дать временный приют нескольким тысячам человек, но не имел на это права. Когда взвыли сирены, из всего персонала административного здания в него были допущены всего пятьдесят человек. Остальные - работники и посетители - либо были выведены на улицу, либо вовсе остались на своих местах. Надо же кому-то охранять дорогостоящую оргтехнику.
   Некоторым из них удалось добежать до станции метро "Октябрьская", но остальным повезло - их смерть была мгновенной и безболезненной.
   Впрочем, тайна эта теперь никого не интересовала - каждый разрушенный в городе дом и заваленный подвал мог дать немало пищи для воображения любителям фильмов-ужасов.
  
   "Сусанин" вывел их к неприметной дверце, обозначенной на плане как "аварийный выход N 4". Вскрыть ее удалось без термита и болтореза, одним поворотом ключа. За ней оказалась крохотная каморка, а в ней гермодверь. Если бы Антону не сказали, что обитатели бункера делали через нее вылазку, он никогда бы не поверил, что дверь открывали раньше, чем лет пять назад.
   Проводник открыть ее с ходу не смог, а у Караваева вздулись на шее жилы, когда он крутанул заржавевший штурвал. Наконец, гермодверь поддалась, за ней открылся тоннель, точь-в-точь похожий на аварийный выход, через который они недавно проникли на объект. Герму "яндексы" закрыли за собой, чтоб преградить путь наступающей воде. Хотя по логике вещей на станции ее уровень должен быть не меньше.
   Коридор оказался совсем коротким и закончилсялся другой гермодверью. За ней оказался облицованный кафелем тамбур, а в нем первое тело. Труп обгорел до неузнаваемости, и только по кокарде на фуражке Антон узнал работника метрополитена. Начальник станции? Похоже на то. Вентиляционная решетка над головой была сорвана. Похоже, оттуда и пришел раскаленный воздух.
   Вероятно, бункер залегал всего в десяти-двадцати метрах от тоннелей линии метрополитена. С этой стороны дверь на секретный объект выглядела неприметно, выкрашенная белой краской под цвет стен и лишенная каких-либо опознавательных знаков. Похоже, о ней знали только те, кому положено, и их круг был узок.
   Пройдя еще несколько коридоров и пару раз перешагнув через обугленных мертвецов, поисковики, наконец, покинули служебную часть станции и оказались в помещении общего пользования.
   Знакомый вид. Колонны, красно-серая мраморная облицовка, кое-где осыпавшаяся на мраморный пол.
   И здесь, в вестибюле, рядом с эскалатором, ведущим в темные недра станции, их глазам предстала картина, побившая за этот день все рекорды. Похоже, гермозатворы закрыть не успели. Если здесь и были живые, когда пришла вода, им было отпущено немного времени.
   Где найти Данте, чтобы описать ад, который поисковики увидели через покрытые незапотевающими пленками стекла? Нашедшие пристанище в Подгорном были в основном людьми простыми. Среди них не было поэта, который мог бы передать увиденное словами.
   По сторонам почти не смотрели..Они, прошедшие огонь и воду, чувствовали на себе взгляды пустых глазниц покойников и это заставляло их ускорять шаг. Вокруг была зловещая тишина. Кроме собственного свистящего дыхания и стука крови в ушах, они слышали совсем немного других звуков... Падение капель. Всплески. А еще обволакивающее сонное эхо.
   К счастью, в противогазах не чувствуется запах, иначе желудки вернули бы обратно съеденное накануне операции.
   Входы N3 и N4 к улицам Кирова, Сакко и Ванцетти, Московской и Маяковского были обрушены, как и предполагалось. Не теряя времени, поисковики отправились к спуску на платформу.
  
   Неподвижный эскалатор закончился быстро.
   - У-у-у, - разочарованно протянул Караваев. - Облом нам, а не "Речной вокзал". Здесь не пройдем.
   - Что там? - спросил идущий сзади Хомяк.
   - Буль-буль, - Антон чуть было не сплюнул, вовремя вспомнив про маску.
   На платформе воды было немного, а вот путь в тоннели, где ее было почти по шею, был для них заказан. Там понадобились бы акваланги и ласты. В принципе, в противогазах можно было дышать и под водой. Но трудности перехода по практически затопленным тоннелям делали эту возможность бесполезной.
   Кишки города, по которым когда-то двигались микробы-люди, заменили собой уничтоженные людьми же русла подземных рек. Пройдет не так много времени, явно меньше века, и тоннели обрушатся, подмытые водой, которая делает свое дело неспешно, но наверняка, разрушая даже камень, а не только бетон и сталь.
   У них оставался только один путь - через перегороженный металлическими щитами кроссплатформенный переход - на "Октябрьскую-2", строящуюся смежную станцию на Первомайской линии. А оттуда по тоннелям на следующую к югу "Никитинскую". Которую, как все знали, метростроевцы рыли открытым способом.
   Сразу за заграждениями обнаружилась лестница, и это вселяло надежду - значит, ветка расположена на меньшей глубине и с высокой вероятностью могла быть не затоплена.
   Смежная станция на Первомайской линии выглядела, как каземат. Никакой декоративной отделки, только бетон, сталь и порода в своей геологической первозданности.
   Отделка, похоже, должна была начаться в ближайшее время - может, даже в понедельник 25-го августа, если бы планам не помешали форс-мажорные обстоятельства. Кругом высились штабеля плиток керамогранита, искусственного мрамора, металлической облицовки.
  
   По словам Либерзона, этот перегон был длиной чуть меньше двух километров. В отличие от станции, тоннель выглядел так, будто вот-вот будет введен в строй. Уже были положены рельсы, в том числе контактные, под потолком можно было разглядеть тюбинг, а вдоль одной из стен тянулись кронштейны для силовых кабелей.
   Усталость и тяжелая поклажа брали свое. Прошло полчаса с того момента, как поисковики надели противогазы и инициировали химическую реакцию в пусковых брикетах, которая обеспечивала восстановление выдыхаемого воздуха, а тоннель и не думал заканчиваться. Регенеративные патроны были рассчитаны на сорок пять минут тяжелой физической работы, после этого их следовало заменить. В состоянии покоя их хватило бы на три часа, но назвать переход состоянием покоя язык не поворачивался.
   К счастью, этот отрезок пути они преодолели без приключений, не считая того, что один раз Хомяк споткнулся о толстый кабель и набил себе шишку на лбу.
   Они прошли мимо огромного агрегата, оказавшегося проходческим комбайном метростроевцев, и уже начали нервничать, готовясь менять патроны, когда впереди забрезжил слабый свет. Бойцы ускорили шаг и вскоре тоннель оборвался. Они находились посреди котлована размером с футбольное поле, дно скрывала стоячая вода, над которой возвышались холмы глины и обломков. В один из них уткнулся массивный гусеничный экскаватор.
   Станция "Никитинская". Вернее то, что стало бы станцией через полгода, если, конечно, не урезали бы финансирование.
   Ее строили открытым способом, и два десятка огромных железобетонных опор, на которых должен был держаться свод, были уже установлены. Повсюду валялась искореженная строительная техника. Сорванная стрела лежала поперек котлована; сам подъемный кран нависал над краем, опасно кренясь. В кабине, как разглядел Караваев в бинокль, сидел скелет в приплавившейся к черепу каске. Похоже, тут работы велись и в выходной.
   Насколько хватало глаз, небо над городом было затянуто тучами. С единственным просветом у них над головами.
   Ветер поисковики почувствовали задолго до того, как выбрались наружу. Он гулял по тоннелю, как в аэродинамической трубе, а ближе к выходу усилился до шквала, как будто где-то в метро включили мощный вентилятор.
   Здесь, снаружи, люди почувствовали его кожей, даже через защитные костюмы и одежду, и поняли - то, что было в тоннеле - так, легкий бриз. Они находились в глазу урагана, и сам этот глаз, судя по движению туч, с огромной скоростью смещался на восток. Уже через минуту к шуму ветра добавился дробный перестук дождя.
  
   Антону было не привыкать к климатически феноменам. За время короткого лета и начала осени он уже трижды во время вылазок видел торнадо.
   А один раз даже наблюдал его зарождение: из маленького вихря образовалась гигантская изогнутая воронка, связавшая землю и небо. Через пару минут она была уже метров десять в диаметре у основания - белесая, похожая на ножку гигантского гриба. Двигалась она медленно, величаво и абсолютно беззвучно для удаленных наблюдателей - там, где стояли тогда разведчики, даже листья на деревьях не колыхались.
   Полчаса они смотрели, как торнадо растет и набухает, а потом за какие-то пять минут тот растаял в воздухе. Тогда Антон подошел к месту, где прошел смерч - там даже траву словно корова языком слизнула. Как будто шеренга тракторов прошла или НЛО на посадку сел. От деревьев и деревянных столбов тоже осталось немного. Появись это чудовище на десять километров севернее, Подгорный мог бы потерять половину крыш.
  
   "Когда же этот гребанный мир вернется в норму? - подумал Караваев. - Доживем ли мы до этого?"
   Над ними что-то пролетело. Антон проводил взглядом комок перьев - птицу, больше похожую на птенца вороны, чем на воробья, которая рывками набирала высоту. Вряд ли долетит до гнезда, подумал он. А с неба уже не просто лился поток, а низвергалась Ниагара.
   "Я стою на краю, на краю водопада. С неба льется вода, значит небу так надо", - некстати вспомнилось ему.
   Совершать восхождение в такой момент было бы излишним экстримом. Караваев с первого взгляда понял, что подъем наверх будет нетривиальной задачей. Стенки практически отвесные, кроме участка, где раньше был пандус для землеройной техники. Теперь его размыло, а временные мостки или лестницы смело взрывной волной. Караваев лишний раз похвалил себя за предусмотрительность. Действительно, ну какой "залаз" без веревки? Вроде бы не очень высоко - метров пятнадцать... Задача трудная, но вполне выполнимая. Только все же лучше подождать.
   Используя металлический прут в качестве щупа, Караваев проверил глубину до твёрдого грунта. Полметра. Грязная жижа на дне могла скрывать неприятные сюрпризы - какие-нибудь шпуры и колодцы, провалившись в которые они могли захлебнуться раньше, чем сказать "мама".
   В этот момент с неба ударило крупным калибром.
   - Так, народ, - обратился Антон к товарищам. - Предлагаю разбить лагерь и переждать пару часов. В такой ветрище мы все равно далеко не уйдем. Выберем место посуше в тоннеле.
   Возражений не поступило. С явным облегчением на лицах поисковики отправились разбивать лагерь.
   Они вернулись в тоннель и метрах в ста от выхода, на струе свежего воздуха, устроили привал, забравшись на маленькую служебную платформу. Здесь было сухо и чисто, и не было ничего, кроме заржавевшего насосного оборудования и пары скелетизированных трупов. Включили незаменимый прибор. "Трещало", конечно, но меньше, чем внизу или снаружи. И чем дальше от воды, тем слабее был фон - радиометр был достаточно точным, чтоб улавливать разницу в 5-10 миллирентген в час. На платформу постелили брезент, на нем и устроились. "Яндексы", как они уже начали называть себя сами, сняли рюкзаки, ОЗК, разложили спальники - впрочем, легли, не раздеваясь разумеется, поверх.
   Здесь не плохо было развести небольшой костер, чтобы поберечь батарейки и обогреться. Но в тоннеле топлива не найти, а в котловане дрова сырые, да и радиоактивные.
   Снаружи все еще надрывалась буря.
   "Не спать... Не спать", - давал себе установку Караваев, резко сжимая и разжимая веки. Но время шло, разговоры не клеились, а доставать карты и вовсе было бы кощунством. Ветер в тоннеле и не думал утихать.
   Надо бы выставить караул, подумал Антон, а то ведь организм солдата устроен так, что стоит дать ему расслабление, как он тут же захочет урвать еще сна. Впрок.
   Лучше всех выспался в вездеходе Мерс, но ему Антон не доверял и оставил на стреме Игорька, парня с блатными замашками. После чего решил все-таки немного покемарить. Остальные последовали его примеру.
  
   Разбудил их громкий вскрик. Караваев заворочался и открыл глаза. Болела поясница и бицепсы - память о том, что они перетаскали на своем горбу по несколько тонн груза на каждого. Его внутренний хронометр говорил, что времени прошло не больше часа.
   - Что за?.. - слабым голосом спросил он, пытаясь вернуть зрению фокусировку.
   Остальные, проснувшись, так же озирались по сторонам. Кто-то матерился спросонья, другие бессвязно бормотали.
   Часовой, присевший на корточки у края платформы, указывал куда-то вниз, в тоннель. Фонарь в его руке колыхался, из-за чего нормально рассмотреть, что творится в тоннеле, не получалось. Чертыхаясь, Антон щелкнул кнопкой, и темноту прорезал луч яркого оранжевого света. Тут ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не вскрикнуть самому. Потому что тьма скрывала нечто неописуемое. Пол в тоннеле внизу был живым. Там колыхался ковер из черных шевелящихся тел. Повстречаешь одну такую у подъезда и подумаешь, прежде чем переходить ей дорогу. А тут были сотни, и конца им не предвиделось.
   Одновременно зажглось несколько фонарей.
   - Мля, здесь крысы, - запоздало произнес Игорь. - Туева хуча!
   Караваев повел своим фонарем из стороны в сторону и сделал открытие: пять штук уже были на платформе. Как они залезли и зачем, он ума не мог приложить. Крысы опасливо жались к стене, вертели острыми мордочками и пока не делали попыток приблизиться к людям.
   Антон и раньше догадывался, что они могли обитать в метро, а когда увидел разоренный склад в бункере, утвердился в своих предположениях. Но ему и в голову не приходило, что их может быть столько. Ясное дело, вода пришла в тоннели, вот и снялись с насиженных мест.
   - Братва, че делать будем? - прозвучал в полумраке голос Хомяка.
   Никто не подколол его, не сказал, что, мол, это же сородичи твои, а ты боишься.
   Тоннель ходил ходуном и извивался, как эскалатор. В свете нескольких фонарей крохотные силуэты отбрасывали заковыристые тени.
   - Ничего не будем, - проговорил Караваев. - Что нам их, гранатой глушить? Пусть пройдут. Давайте пока этих стряхнем.
   Одну за другой пинками он сбросил непрошенных гостей вниз. Кувыркаясь, те исчезли в живом потоке.
   - Ёж твою мать! - нарушил тишину Мерседес. - У-у-у, блядина...
   - Чего орешь?
   - Укусила, падла, - он показал руку. Из нескольких проколов сочилась кровь.
   Судя по писку и тошнотворному хрусту, он размазал одного грызуна по полу сапогами.
   - А ну притихни, - зашипел на него Антон.
   В этот момент ближайшая к Мерседесу крыса как с цепи сорвалась. Секунда, и она повисла на его раненой руке, легко покрыв прыжком изрядное расстояние. Возможно, учуяла кровь, а может, просто совпало - как бы то ни было, взрывник не ожидал такого и дернулся как ошпаренный. И очень некстати третья крыса попалась ему под ноги. Именно на ее внутренностях он поскользнулся, сделал немыслимый пируэт, проломил низенькое ограждение платформы и с воплем рухнул прямо в живой поток.
   Фонари высветили жуткую картину. Леха лежал на рельсах и тихонько подвывал. Маленькие лапки ступали по его лицу, но он даже не пытался стряхнуть грызунов. Крысы не обращали на него внимания, продолжая свой марш, но этот нейтралитет мог закончиться в любой момент. Съесть они его бы, конечно, не съели - это не кино, но шкуру попортить могли.
   "Оставить бы его там", - подумал Антон.
   - Живой? - спросил он вслух.
   - Угу, - слабо пробормотал Мерс. Взгляд у него был остановившийся. Одной рукой он зажимал нос, который, похоже, разбил при падении.
   - Лежи, не дергайся. Мужики, посветите мне, я спущусь.
   В душе Караваева поднималось нехорошее злорадство.
   Он вспомнил, что этот тип попробовал подкатывать к Насте в его отсутствие. Антон, узнав об этом, просто встряхнул его как мешок с мукой, показав границу, которую недоделанный панк больше не переходил. Трепло он, конечно, и алкаш - несколько раз Караваев отмазывал его от исправительных работ - но все же они были друзьями, а друзей не бросают.
   Он спустился по лестнице до нижней ступени и повис, держась за нее одной рукой. Прямо у его ног живая река продолжала свое движение. Караваев прикинул, что на их глазах тут прошла уже тысяча крыс.
   Внезапно ступенька, за которую он держался рукой, прогнулась и, чтобы не упасть, Караваев поставил ногу на пол. Вернее, хотел поставить, но та опустилась не на бетон, а на что-то мягкое и податливое. Антон поморщился. То, на чем оказалось его нога, на ощупь было тошнотворным - в следующую секунду кто-то цапнул его за ногу. Не больно - сапог не прокусить. Инстинктивно он отдернул ногу, отбросив от себя комок шерсти.
   В этот момент Леха заорал и начал кататься, будто пытался сбить пламя. Тут же ему в лицо, в шею и ладони впилось десятка два крыс.
   - Руку дай, баран!- крикнул Караваев.
   Когда тот, наконец, протянул искусанную пятерню, командир звена рывком поставил его на ноги и вытащил наверх.
  
   Топот непрошенных гостей стих вдали, и люди постепенно отходили от стресса, вызванного вторжением.
   Крысы не были кровожадными чудовищам, какими их привыкли изображать в фильмах ужасов. Они и в мыслях не держали нападать на людей. Трезво оценивая свои силы, твари предпочли бы обойти стороной гигантских пришельцев.
   Армагеддон и мертвые города прочно ассоциируются с легионами крыс. Но их будущее в мире без людей совсем не безоблачно, ведь их популяция намертво завязана на человеческой. Они привыкли питаться отходами их жизнедеятельности. Вымерший город не сможет кормить их, демографические ножницы пройдутся тогда и по крысам. Но самым страшным испытанием для них, как и для людей, была Зима. Крысы забивались в подвалы, в остывшие теплотрассы, канализацию и катакомбы метро - туда, куда не проникал ледяной ветер; строили гнезда из гниющего тряпья и бумаги, сбивались в кучи, прижимались друг к дружке, чтобы согреться. Им все же было легче, ведь для поддержания жизни им требовалось в сотню раз меньше еды, да и обходиться без нее они могли гораздо дольше. Запахи привлекали, но по старой памяти крысы боялись людей и никогда не напали бы первыми.
  
   Случившееся с Лехой подняло настроение у поисковиков - они были людьми грубыми и над произошедшим могли только поиздеваться. Один Мерс ругался и плевался, держа на весу раненую руку, на которую уже наложили повязку.
   - Ты чего пузыришься? - обратился к нему Хомяк, когда его это заколебало. - Там у тебя три царапины.
   - А пятьдесят уколов в пузо?
   - Деревня, - фыркнул Хомяк. - Уже давно делают пять-шесть. Машу спроси, если не веришь.
   - Маша... Я к ней не подойду. На нее посмотришь, а потом этот эсэсовец тебе башку открутит. А ведь сама, сучка, глазками стреляет. По-любому, роги ему наставляет.
   - Тебе-то откуда знать? - хмыкнул Хомяк.
   Это нормально, подумал Караваев, слушая их треп. Пусть говорят про баб, про любую ерунду. Там над этим убежищем они оставили десять трупов, за которыми пока нельзя даже вернуться. Но думать об этом они будут в Городе.
   - А это случаем не мутанты? - он вдруг понял, что вопрос Хомяка адресован ему и чуть не поперхнулся чаем из термоса.
   - А... Ты про крыс, - дошло до него с секундным опозданием. - Да какие, нах, мутанты? Обычные крысы, помоечные. У нас в общаге и не такие водились. Только эти оборзели и человечину распробовали. Мертвую, правда. Ничего, обглодают всех и вымрут сами. Всего-то год подождать. Но и от живой человечинки не откажутся, если больной или тяжелораненый.
   Эпопея с крысами на этом не закончилась. Их лучший стрелок, молчаливый татарин, а может, башкир, по имени Салават, полез в рюкзак за солью и начал ругаться по-русски, долго и заковыристо. Оказалось там, между банками с тушенкой и снарягой сидели два серых пасюка, каждый размером с котенка. Пакет с крупой они успели прогрызть, как и чай, и теперь продукты были хорошо перемешаны с калом и шерстью. Хорошо еще, что жестянки они вскрыть не сумели, но Салавату пришлось выкинуть пару портянок, пропахших крысиной мочой. Да черт с ними - все равно переодеваться было негде.
   Когда крыс вышвырнули, Караваев подумал, что любой из жителей Подгорного на их месте отправил бы зверьков в кастрюлю. Поисковиков кормили нормально, как и дружинников, и тех, кто был занят тяжелых работах. А остальные, особенно с пайком иждивенца... Да что там взрослые, если детишки били крыс, воробьев и ворон из рогаток и пневматики совсем не для забавы... Тут его гнев переключился с бессловесных животных на налетчиков, одного из которых он сумел-таки завалить. Они ведь не только украли два вездехода и убили парней из его команды - они оставили весь город на голодном пайке.
   Остаток ночи прошел без происшествий. Примерно в шесть часов утра буря чуть улеглась, и тогда с помощью веревки разведчики выбрались из котлована. Они миновали поваленный забор из профлиста, когда-то окружавший строительную площадку, прошли мимо перевернутой бетономешалки и смятых бытовок строителей. Всюду они видели знакомый по фильмам катастроф ландшафт.
   Теперь надо было поскорее найти что-то похожее на транспорт и гнать домой. Будь у них нормальная рация на руках - они смогли бы оповестить Город, и те снарядили бы погоню. Но их переносные рации до Подгорного не добивали, а "Ангара" осталась в головном вездеходе.
  
   Они шли, с чавканьем выдирая ноги из грязи. Даже те, кто отличался спортивным телосложением, чувствовали себя как выжатые лимоны. Буря снова началась как по заказу, едва только они отошли на порядочное расстояние от метро, и продолжалась уже час без антракта. Зато собаки, про которых было много разговоров, их не побеспокоили. Несколько раз за ними увязывались отдельные четвероногие разведчики, но, оценив численность людей, предпочли держаться на почтительном расстоянии.
   Сидя в темной каморке среди разбухшей трухлявой мебели поисковики приводили себя в порядок - сушились, тянули чай из термосов, прихлебывали что покрепче из фляг и обсуждали превратности пути. Пять минут назад они ввалились сюда, чуть дыша, проклиная климатические феномены.
   От обвалившегося фасада соседнего здания отделилась тень, похожая на гигантскую летучую мышь, и понеслась, размахивая крыльями, прямо на них. Оказалось - рекламная растяжка.
   Ветер завывал, норовя сорвать капюшон с головы. Костюмы надувались как паруса, но снимать их еще рано. Температура была явно плюсовая, но из-за порывистого ветра казалось, что "за бортом" все минус десять. Раз в пару минут будто включали промышленный вентилятор, и тогда тем, кто был полегче, приходилось прикладывать усилия, чтобы просто удержаться на ногах.
  
   С другой стороны, жарким летом они в своих костюмах спарились бы.
   Самые яростные атаки бури они пережидали в подвалах. На первых этажах в зоне полного разрушения подходящее укрытие не найти. Это был их третий перекур. Сначала привалы продолжались не больше пятнадцати минут, но каждый новый оказывался длиннее предыдущего, и с каждым разом все труднее было заставлять себя выходить из помещения в сердце урагана.
   Ненастье улеглось, но ненадолго. Не успели они пройти еще несколько сот метров, как все началось по-новой.
   И все же теперь, осенью, было еще не так плохо. Не было мух.
   Он вспомнил лето - как они ехали в один из первых по-настоящему теплых дней по оттаявшим улицам Тогучина. Только остановились у городского гипермаркета и не успели даже открыть двери, как насекомые, которые за время пути не раз размазывались об лобовое стекло, стали пытаться попасть в машину.
   Караваев вспомнил, как тогда он краем глаза уловил какое-то движение слева, инстинктивно отпрянул, и тут же муха размером с осу влетела в салон, а за ней еще с пяток. Водитель надавил на кнопку и электрические стеклоподъемники отрезали автомобиль от внешнего мира. Тогда они вдвоем исчерпали весь запас матерных слов, пока били насекомых, чем под руку попало, даже картой-миллиметровкой, и больше с открытыми окнами не ездили до самых холодов.
   Пешим было еще труднее. Антон вспомнил, как страдали летом "сталкеры" и черные копатели от туч насекомых, которые впивались в каждый открытый участок тела, забивали рот и нос, лезли в глаза. Караваев никогда не видел, чтобы обычные домовые мухи вели себя так агрессивно. Да и, сказать по правде, мух таких размеров он не видел. Летом в цене были тюбики репеллента и разные спреи - за них можно было выменять даже дефицитные сигареты на городском черном рынке.
   Как объяснил ему тогда эколог, дело было не только в антисанитарии, но и в отсутствии насекомоядных птиц и лягушек.
  
   Солнце начало припекать. Ветер, наконец, стих.
   Сегодня маршрут их пролегал севернее, по улице Кирова, но все, что они видели вокруг, напоминало дежа вю. Так же высились курганы на месте жилых и офисных высоток слева и справа, разве что мутная гладь разлившейся реки отсюда не просматривалась. Теперь они чувствовали запахи - сил идти в противогазах больше не было, к тому же ураган немного разогнал висевший над городом-призраком смрад. Впрочем, после метро их было уже ничем не напугать.
   О том, чтобы возвращаться к месту спуска под землю, не было и речи. Тем, кто был возле вездеходов в момент нападения, все равно уже ничем не поможешь, а вот нарваться на засаду там было раз плюнуть. Да и достаточно они нагулялись по эпицентру. Интуиция подсказывала Антону, что чем скорее в городе узнают о том, что здесь произошло, тем лучше.
   Внезапно он остановился и оглянулся по сторонам. Посмотрел влево, вправо. Сделал это нарочито небрежно и расслабленно.
   Вот уж бред. Но опыт залазов говорил, что пренебрегать интуицией нельзя, каким бы безопасным ни казалось это место.
   Здесь в сплошной многоэтажной застройке имелась небольшая прореха - от улицы Грибоедова до Автогенной. Впрочем, центр и тут наступал на окраину - обзор заслоняло несколько скелетов строившихся высоток. Еще в километре к востоку начинался уже настоящий частный сектор. Надо было свернуть, не доходя - там уже могли быть люди.
   Идущий рядом Хомяк махнул рукой.
   - Ты чего?
   - Хрень какая-то. Вон в том доме, - он указал на каркас пятнадцатиэтажного здания.
   "Ага, значит, не я один", - подумал Антон, и у него чуть отлегло от сердца. По крайней мере, не тронулся умом. Караваев не читал фантастику, но образ Зоны как пространства, где не действуют привычные законы, был ему понятен. А здесь была как раз такая Зона.
   - На что похоже? - спросил он.
   - Не человек точно. Наверху. Пятый этаж. Наверное, птица.
   Караваев поднял глаза на каркас, который так и не стал еще одним офисным зданием. А может, жилым домом. Видны были перекрытия этажей и голые лестничные клетки. Но, может, именно поэтому он и устоял, ведь площадь поверхности, подвергшейся удару взрывной волны, у него была гораздо меньше. Черт его знает. Тут нужен инженер, а у него даже в школе по математике была тройка.
   Разведчик навел бинокль.
   Ого, блин! На высоте пятого этажа на широкой железобетонной балке действительно была птица - ворона. Эту ворону держала в зубах кошка. Большая.
   В следующий миг он потерял кошку из виду. Успел только заметить, как тень перелетела от одной балки к другой.
   Антон повел бинокль вправо и чисто случайно снова захватил в окуляры объект. Он успел увидеть, как пронеслось по воздуху гибкое тело, чтобы приземлиться на соседнюю балку. Это действительно была здоровенная кошка с коротким, будто купированным хвостом, густым мехом и кисточками на ушах. Мех когда-то мог быть рыжеватым, а теперь был грязно-бурым.
   - Рысь, - полушепотом объявил он.- Здоровая, зараза. Все двадцать кило.
   - С ума сойти, - не поверил Хомяк. - Это что, она так на падали откормилась?
   - Да не едят они падаль. Они только свежим мясом питаются.
   - Бедолаги. И чьим, интересно?
   - Здесь, наверно, чьим угодно. А в природе эта тварюга теоретически лося, оленя, изюбря может завалить.
   - Кого? - переспросил Хомяк. - И какого еще на хрен "зюбря"?
   Антон проигнорировал его вопрос.
   - У меня дядя охотником был, рассказывал. Эти кошечки ловкие. Собаки и волки на птичек так охотиться не смогут, да и на крыс... Реакция не та. Рыси охотятся в одиночку. Ну вроде никто еще стаю не видел. Или живым не ушел, хе-хе. А в природе их естественные враги волки. Отгоняют их от деревьев и разрывают. Насчет собак не скажу... Вообще, леший его знает, может, из зоопарка, а может из леса пришла. А может, и не одна она здесь. В нормальных условиях рысь никогда бы из леса не вышла. Но катастрофа не только людям на мозги влияет. Каждый приспосабливается, как может.
   - Жалко, жрать ее нельзя, - вздохнул Хомяк.
   - А это смотря как приготовить, - возразил Антон. - Трофей был бы неплохой, - он представил, как смотрелась бы эта шкурка у них дома перед камином. Но понимал, что стрелять тут нельзя, тем более ради баловства.
   - Да ел я их, - вмешался в разговор притихший было Мерседес. - Домашних. Ничего особенного.
   - Ладно, пошли искать машину, - вернул товарищей к теме Караваев.
   Странные дела. Вроде бы город мертв для людей, но одновременно живет странной чуждой жизнью. Там наверху, подумал он, могла бы сложиться своя, как ее... экосистема. Хотя нет, не успеет. Раньше эти муравейники рухнут под своим весом. А животные будут обживать обычный пустырь с вкраплениями железобетона.
   Они шли от одного массива гаражей к другому, пока в полукилометре от станции, на улице Грибоедова, не наткнулись на то, что искали. Гаражи тут стояли в два "этажа" - и нижние, хоть и находились выше уровня земли, были прикрыты от воздействия огня.
   У ближайшего к дороге не пришлось даже срезать петли - ворота свободно открылись. Ключ торчал в замке маленькой дверцы, а то, что осталось от водителя, горкой тряпья лежало в проулке между гаражами - вышел покурить мужик, прежде чем ехать на дачу.
   Этот старый, но надежный ГАЗ, который, похоже, был верным спутником своему хозяину в поездках на охоту или рыбалку, не подвел их, завелся без проблем, будто не простоял бесхозным больше года. Ни про какие импульсы он, наверное, не слышал. В одном из соседних гаражей нашелся камуфлированной раскраски УАЗик. Сталкерская фортуна на этом не закончилась - неподалеку отыскалась двадцатилитровая канистра бензина.
   Дальше они двигались уже на колесах. Улица здесь чуть сузилась, но все еще была достаточно широкой. Зато машин стало поменьше, а значит, больше свободы для маневра. Хотя шанс нарваться на залетных мародеров оставался.
   К полудню шквалистый ветер истаял до едва заметного дуновения, к тому же стало немного теплее. Солнце расточало триллионы килокалорий, согревая едва оттаявшую планету, но часть тепла еще задерживалась поредевшим покровом из пепла и пыли.
   Сначала они делали не больше семидесяти километров в час, но когда асфальт стал ровнее, разогнались до ста десяти. Им не встретился ни один человек, но настоящее облегчение они испытали, только когда выбрались на Гусинобродское шоссе.
   Ехали, не останавливались до самого Подгорного.
   Нападение налетчиков спускать было обидно. Но Караваев понимал, что Подгорный едва ли сможет отправить погоню. Это все равно, что искать иголку в стоге сена.
   "То-то устроит нам Демьянов разбор полетов, - думал он. - Все, больше не будет расслабухи. Нужна армия, а не ополчение".
  
  
   Глава 7. Экспедиция
  
   Казалось, бывшая комната отдыха в городской администрации постепенно приобрела черты Пункта Управления покинутого ими Убежища. Но ностальгии по нему собравшиеся здесь сегодня не чувствовали.
   Они сидели за столом, накрытым простой клеенкой, прожженной в нескольких местах. Перед ними стояли стаканы с чаем, тарелки с порубленной крупными ломтями едой и тысяча нерешенных проблем.
   На стене висела большая карта. На ней, на границе между Уральским и Приволжским федеральными округами, были прилеплены желтые самоклеющиеся бумажки: "гор. Ямантау", "г. Межгорье". И далеко к северу от остальных - "гор. Косвинский Камень". И еще десяток бумажек поменьше.
   - Ехать надо сейчас, без промедления, иначе наша помощь уже не понадобится, - произнес майор, подводя итог получасовому обсуждению.
   - Почему эти ракетчики не выходили на связь раньше? - задал вопрос зам по внутренним делам Петр Масленников.
   - Значит, на то были причины, - ответил Демьянов. - Война не закончена, пока не убит последний враг. Это мы думаем, что никому не нужны - зря, кстати. А они все понимали и прятались. Но их нашли. Враги у них посерьезнее.
   - Сергей Борисович, но почему именно мы? - задал другой давно назревший вопрос Богданов.
   - Я думаю, ты, Володя, и сам знаешь ответ. У нас единственная функционирующая больница. А у них там обожженные, облученные и куча тяжелораненых. Вопрос на засыпку? Откуда сейчас, через год после войны, такие травмы? А оттуда, что для них война еще не закончилась. Идет до сих пор.
   - Что конкретно они предлагают взамен? - спросил практичный Колесников. - Есть ли список или только общие слова?
   - Взамен они предлагают продукты. Столько, сколько мы сможем увезти. Самовывоз из хранилищ Росрезерва, - ответил Демьянов. - Но дело даже не в этом, хотя зима будет очень трудной. Мы хотим найти власть. Тот самый чрезвычайный комитет, который сделал сообщение в первый час после удара. Это первостепенно. Пока наш город был самым крупным из обнаруженных. На территории, где раньше жили 2 миллиона человек, осталось от силы 50 тысяч. Мы хотим понять, как жить дальше. Если так везде, перспективы у нас хреновые. Да и эти люди с их знаниями нужны нам не меньше, чем все материальные блага, которые они нам могут дать. Предвижу вопрос и заранее на него отвечаю. "Это рискованно?" Еще как. Никаких гарантий, кроме честного слова, и всего трое заложников. Опасно и для тех, кто поедет, и для тех, кто останется. Особенно после инцидента в Новосибирске. Кстати, как продвигается расследование?
   - Проводника и его коллег поместили под стражу, работаем с ними. Но на девяносто процентов они чисты, - отчитался Петр.
   - Возможно, это простое совпадение, но пусть пока посидят, - кивнул майор. - В любом случае, "кроты" в городе есть, поверьте моему чутью. И их надо искать, а не жевать сопли. Иначе те, кто получает от них информацию снаружи, будут иметь слишком большое преимущество. Это понятно?
   Все понимали, что сейчас они перейдут к главному моменту.
   - Ввиду важности и спорности выношу вопрос на голосование.
   Времени на размышления им было не нужно, каждый член Совета (который также называли Внутренним кругом, а за глаза иногда и "масонской ложей") уже принял свое решение.
   Демьянов обвел глазами комнату. Владимир, штатный пропагандист и кадровик, был "против". "Против" был и осторожный Масленников. Колесников, как и ожидалось, был "за", хотя и знал, что возглавлять экспедицию в случае положительного решения придется лично ему. Неожиданно "за" выступил и академик Старицкий. Большинством голосов решение было принято.
   - Молодцы. Избавили меня от необходимости совершать конституционный переворот, - усмехнулся в усы Демьянов. - Как я и говорил, экспедиция не будет большой. Не больше ста человек охранения и минимум техники "двойного назначения". Я имею в виду ваши любимые "пулеметные тачанки". Максимум один БТР, больше не дам. Я не жадный, но сами понимаете. Конкретные детали оставляю на усмотрение Олега. Но не забывайте, что повезете вы не дрова, а раненых. Врачи тоже нужны.
   Демьянов закашлялся и отпил чаю.
   - Про спасательную операцию поговорили, теперь переходим к шкурному вопросу. Вам придется разделиться на тех, кто повезет гостей, и тех, кто останется собирать хабар. Думаю, эти ребята расскажут вам много нового, но часть целей я уже обозначил. Здесь по ситуации. Если транспортабельно - берем. Нет - отмечаем на карте. При необходимости - прячем. Чему отдавать приоритет, я объяснил. Важно, чтобы каждый в караване умел водить грузовики. Возможно, возвращаться придется другим составом.
   Теперь что касается второстепенных задач. По пути постарайтесь побольше узнать о регионе. При обнаружении поселений, готовых сотрудничать, торговать - не спешите обмениваться информацией. Пока толку от этого мало. Поэтому обмениваемся частотами и организовывать посольства будем позже. Не исключено, что в этих регионах имеются и другие организованные силы. Все это вам предстоит выяснить, но только попутно.
   - Каков порядок комплектации каравана? - спросил Колесников. - Добровольцев искать не надо?
   - Порядок обычный. Отберите людей с учетом того, чтобы оставить достаточно для обычных снабженческих операций. Плюс небольшой резерв для помощи дружинникам. Также малыми силами мы продолжаем разведку на Алтае.
   На этом совещание закончилось, и все вернулись к своим делам. Отправку назначили через три дня.
  
   *****
  
   Когда Данилов узнал, что его посылают в дальнюю экспедицию, сердце его сначала екнуло. Новая работа ему нравилась, кормили его гораздо лучше, но с жизнью Саша прощаться не торопился. Одно дело - выезжать по давно разведанному и фактически безопасному маршруту и дербанить брошенные дома, и совсем другое - гнать в неизвестность за пару тысяч километров. Так уж сложилось исторически, что караваны иногда грабят.
   Можно было просто уйти из города. Формально свободный выход не воспрещался, но могли возникнуть вопросы. Нет, и в стройотряде было много нарядов за пределами периметра - отошел "отлить", и беги на здоровье. Да и ночью никакая стена его бы не остановила. По правде сказать, остановила бы она только ребенка, да и то не очень ловкого. Но это было глупостью. Бежать? Для чего? Чтобы снова найти заброшенную конуру и прожить там до самой смерти, то есть еще месяц или два? Нет-нет, глупость несусветная.
   Надо было жить, втягиваться в работу, общаться, привыкать к новой рутине. Найти себе, наконец, обычную бабу, если не удается найти любимую.
   Он мог попросить не включать его в состав экспедицию. Они еще не дошли до той степени бюрократизации, когда пишутся официальные заявления. Но это уж будет совсем жалко выглядеть. Значит, надо ехать.
   К тому же в последний день перед отправкой на него внезапно свалилось новое поручение. Как интеллигента, его постоянно пытались привлечь к различным "творческим" заданиям, например, писать заметки для "Вестника".
   Тимофей Михневич, бессменный главред, верстальщик и главный корреспондент "Вестника Подгорного" в одном лице, с утра ждал его в редакции. Пробежав глазами заметку про итоги уборочной страды, он внезапно огорошил Сашу:
   - Тут твою кандидатуру обсуждали в качестве хрониста. Богданов предложил. Я бы сам поехал, но староват, к тому же жена малыша ждет. Справишься?
   "А я один, и никто слезинки не проронит, если сгину", - подумал Данилов, выслушав еще один аргумент в пользу того, что он должен ехать. Ну что за сучий сын этот сурвайвер, кто его просил вмешиваться?
   - Думаю, что справлюсь.
   - Ишь ты, - Михневич посмотрел на него с сомнением. - Я этому пять лет учился. Ну да ладно, будешь, как в песне: "С "Лейкой" и с блокнотом, а то и с пулеметом...". Только это должен быть не сухой отчет о среде, техносфере и угрозах. Ты должен составить живой рассказ о людях, который будет интересно послушать. Потом его запишут на болванку. Будет храниться четыреста лет для потомков. Если найдут, на чем просмотреть...
   Дав согласие, Данилов тут же получил полный рюкзак разнообразной мелочевки: карты памяти, сменные объективы, микрофоны, электронный планшет для записей - с монохромным дисплеем, но практически вечной батареей. И большую камеру фирмы "Canon".
   - Не потеряй, - напутствовал его Михневич. - Если что, головой отвечаешь.
   - Если что, я найду новую.
   - Не пойдет, я к этой привык. Я с ней в Убежище пришел.
   - Да ладно Вам, не волнуйтесь, - успокоил редактора Данилов, хотя самому в этот момент было не до какой-то камеры. - Буду беречь как зеницу ока.
  
   *****
  
   Отправление было назначено на шесть утра, когда Подгорный еще спал после очередного трудового дня. Формировалась колонна не на главной площади, а на задворках, в районе стадиона, который при постройке стены наполовину разобрали.
   Данилов подумал, что отцам города не очень хочется, чтобы все знали о пункте назначения и составе колонны.
   Не было речей и торжественных проводов.
   У бойцов, которые оказались в основном не ветеранами, а парнями его возраста, Александр так и не выяснил, куда конкретно они едут. Похоже, никто действительно ничего не знал. В одном сходились все: колонна идет на Урал. Но даже тот, у кого был "кол" по географии, знает, что Урал - это не точка на карте. Более конкретно пункты назначения назывались разные - в пределах Челябинской области, но кто-то говорил и про Башкортостан. Разброс, конечно, большой - от шестисот-семисот до двух с половиной тысяч километров. Так далеко никто из них еще не забирался. Данилов считал, что самыми реалистичными будут числа из середины этого промежутка. И по странному совпадению именно там находились объекты, о которых часто велись разговоры на привалах. Похоже, новый мир потихоньку обрастал своей новой мифологией.
   Если кто-то и знал больше, то только командование, но Данилов достаточно хорошо соображал, чтоб таких вопросов не задавать. Сказали ехать - значит надо.
   На площади уже стояли два десятка грузовиков, шесть или семь УАЗов и даже один БТР: его крупнокалиберный пулемет грозно нависал над гражданскими автомобилями.
  
   - Все по машинам! - прозвучал приказ. Никакой громкоговоритель товарищу Колесникову был не нужен.
   Теперь Александр уже знал, что такое кунг (хотя народных расшифровок этого сокращения существует штук десять) и какую технику называют по имени персонажа японского мультсериала "покемоном". Знал и свое место - в четвертой машине от начала колонны. И умел радоваться тому факту, что между ним и внешним миром будет хотя бы противопульная броня, а не брезент.
   Он запрыгнул на подножку и втащил за собой рюкзак. Камера брякнула, и Данилов мысленно пообещал выкинуть эту здоровую дуру с ее 30 мегапикселями, если удастся найти что-нибудь полегче.
   Поехали тоже не по главной улице, а сразу свернули на нежилую Советскую. За ней сохранилось старое название, тогда как жилые улицы переименовали в соответствии с новыми реалиями.
   Они покинули город через северные ворота, которыми пользовались не каждый день. Данилов понимал, что все это делается для того, чтобы запутать следы.
   Дома Подгорного скрылись в утреннем тумане, а еще раньше не стала видна опоясывающая жилой район стена. Проезжая блокпост на въезде, Данилов кожей ощутил, каково это - покидать единственное безопасное место на Земле. Правда, ему это ощущение было не в новинку.
   Остальные чувствовали то же самое. Здесь заканчивалась мирная жизнь и цивилизация, и начиналось то, что в исламском богословии называется "Дар аль-харб". "Земля войны". С той разницей, что сами жители города ее завоевывать не собирались. Это отсюда исходила опасность.
   Еще в километре от ворот, на расчищенном асфальте восстановленного шоссе, Данилов почувствовал, как все изменилось. Даже разведчики стали собраннее и серьезнее, перестали травить анекдоты и подобрались. Он слышал, что и в этих местах случались нападения и пропадали люди.
   В этом заключалось главное назначение стены. Не только не пускать чужих, но и постоянно напоминать своим о том, куда без лишней необходимости идти не надо.
   Он повернулся к крохотному окошку, прорезанному в металле борта, через которое пробивался скудный свет. Но смотреть было не на что - разве что на обветшавшее дорожное ограждение и жухлую траву полей за ним. Это лето было коротким. Какой же будет первая "настоящая" зима?
   "Ну, прощай, цивилизация, - подумал он. - Надеюсь, еще свидимся".
   Хорошо, что я не увиделся с Настей перед отправкой, подумал Александр. Ведь наверняка она была бы не одна.
   Почему он ничего не сказал ей? А по кочану. Если бы признался, было бы еще смешнее. По канонам жанра ему полагалось размазывать по лицу слезы, но теперь он редко мог побыть один. А в мужском коллективе показать слабость... тогда уж лучше - головой об стену. Данилов не замыкался в себе, хотя иногда хотелось. На привале, когда просили, рассказывал новым товарищам истории про свой поход. Но сам ни к кому в приятели не лез. Рубахой-парнем он, естественно, не стал, но и объектом травли тоже. Наверное, потому, что для интеллигента был неприхотливым и никогда не жаловался, а при своей комплекции оказался двужильным. Кроме того, Саша не косячил при выполнении обязанностей и не забывал следить за собой.
   Поначалу в городе ему было трудно снова приучить себя к соблюдению правил гигиены - за время одиночества он напрочь забыл про мыло и бритву. Но, помня, что грязнуль презирают везде, даже в тюремной камере, он заставил себя снова принять и эти правила жизни в обществе.
   Иногда он вызывал насмешку и получал в свой адрес шутки и подначки, но они не были унизительными. А кличка-позывной за ним закрепилась намертво.
   Чтобы как-то занять привыкший к мыслительной деятельности мозг, Саша начал представлять, как бы выглядели его параметры, если бы он был героем ролевой игры.
  
   Данилов Александр - 24 года. Пол мужской.
   Параметры героя по десятибалльной шкале.
  
   STATS:
  
   Сила - 6/10
   Выносливость - 8/10
   Ловкость - 5/10
   Мудрость - 6/10.
   Интеллект - 9/10
   Удача - 10/10
  
   SKILLS:
  
   Холодное оружие - 5/10
   Пистолеты - 6/10
   Гладкоствольные ружья - 7/10
   Винтовки и автоматы - 5/10
   Пулеметы и гранатометы - 0/10
   Лазеры, плазмоганы и импульсные бластеры - 0/10
  
   "Да, переиграли вы, батенька, в свое время в игрушки" - подумал он, стирая с лица улыбку, - лучше бы чем полезным занимались. А так даже вспомнить перед лицом вечности нечего будет".
   Тем не менее эти мыслительные упражнения помогали отвлечься от тряски, когда ровный асфальт сменялся ямами и колдобинами.
  
  
   Интермедия 3. Хранилище
  
   Мир продолжал меняться. Гольфстрим практически исчез, круто повернув на юг, и оставил Западную Европу и Северную Америку с положенными для их широты температурами - то есть такими же зимами, как в России.
   Но к середине лета стало ясно, что новый ледниковый период на планете не наступил. У оставшихся в живых ученых не было возможности производить точные наблюдения, но кое-какие теории они строили. Например, что климат Земли сам собой провел сложную балансировку и пришел хоть и к неустойчивому, но равновесию, потому что парниковый эффект уравновесил изменившееся альбедо покрытой льдом Земли.
  
   Грегори Линдерман поднялся на плоскую вершину ледяного тороса, возвышающегося над заливом, и провел рукой в теплой перчатке по аккуратно подстриженной бородке, чтобы убрать с нее иней и снежники.
   Когда-то он был одним из тех, кто контролировал всю торговлю природными алмазами в мире. Теперь алмазы были не нужны ни для техники, ни для сережек и колье, но власть у него осталась. Он был одним из Совета трехсот, представителем древнего клана Ротшильдов, хоть и носил другую фамилию, и это было куда важнее, чем его прежняя должность в ЦРУ. Теперь он был замом шефа Объединенной Службы Безопасности и фактическим руководителем арктической экспедиции.
   Небо, где еще недавно стрекотали транспортные вертолеты, было девственно чистым. Эвакуация тыловой базы в поселке Лонгийрбин уже была завершена, и их группа из тридцати человек была последним представителем сил Коалиции на острове.
   Подождав еще пару минут, Грег связался по рации с руководителем группы логистики. Тот рапортовал, что погрузка контейнеров с образцами в трюмы рефрижераторного судна завершена. Вот и отлично.
   В этот момент над фьордом поплыл басовитый гул. Это дал гудок буксир, который выведет грузовое судно из бухты. Где-то там, за пеленой тумана, атомный ледокол "Викинг", реквизированный у норвежцев, уже расчищал дорогу для конвоя. Охранять ценный груз будет целая флотилия - эсминец и четыре корвета бывших ВМФ США и две британских дизельных подлодки.
   Хранилище Судного дня было разграблено и выпотрошено. Именно в этом состояла настоящая цель оккупации Шпицбергена, где до сих пор белых медведей было больше, чем людей.
   Здесь, в горе Платабергет, в тысяче километров от Северного полюса, под вечной мерзлотой, было оборудовано высокотехнологичное хранилище семян. Его создавали на тысячелетия как "резервный диск" для цивилизации, Ноев ковчег с резервными запасами флоры, который позволил бы возродить мировое сельское хозяйство после глобальной катастрофы или всепланетного неурожая. Вряд ли кто-нибудь думал, что оно так быстро понадобится.
   Здесь, за тяжелыми стальными воротами, в конце стометрового тоннеля, в герметично опломбированных контейнерах находилось пять миллионов образцов, или три миллиарда семян. Были здесь и уникальные сорта, без которых в новом мире было бы трудно: устойчивые к морозам, болезням, радиации. Максимальная продолжительность их хранения составляла десять тысяч лет. Благодаря этим запасам даже в случае исчезновения всех растений на Земле их впоследствии можно было воспроизвести.
   "Норвежский проект" был международным, и самые качественные семена доставлялись в хранилище со всего мира.
   "Неужели они думали, что воспользоваться этим смогут все?" - подумал Линдерман и бросил в снег незажженную сигарету. Он в который раз бросал курить.
   Хранилище было построено в поясе вечной мерзлоты неспроста. Хотя все системы, которые обеспечивали оптимальную температуру для жизни семян, успели выйти из строя к моменту их прибытия, естественная окружающая среда Гренландии сама поддерживала нужную температуру.
   Это хранилище было не единственным. Еще одно, "Millennium Seed Bank" находилось в Великобритании, в графстве Западный Суссекс. Там они уже побывали.
   Здесь, в безлюдной ледяной пустыне, работать было несравнимо легче, чем в погруженной в анархию и затопленной беженцами с континента Южной Англии. Там экспедиция столкнулась с противодействием - оказалось, что в старушке Англии больше исламских боевиков, чем в Афганистане. И если пакистанцы с автоматами Калашникова не были экзотикой для американских морпехов, то славянские наемники с винтовками британской армии в Лондонском порту - были. Оказалось, охрана какого-то ошалевшего от собственной наглости русского олигарха пыталась захватить круизный лайнер, на которой уже наложил руку сам лондонский имам. И с той, и с другой стороны было по паре сотен бойцов, в ход шли гранатометы и тяжелые пулеметы.
   Этот шум в порту мешал нормальной высадке, поэтому с десантного корабля типа "Уосп" ("Оса") взлетел вертолет, и покрошил в капусту и тех, и других, заодно отправив на дно сам предмет спора.
  
   Дела экспедиции были почти закончены. Оставалась одна мелочь, прощальный подарок самым неприспособленным к демократии народам Евразии.
   Новый мировой порядок установился очень быстро. Почти все, кто мог в перспективе навредить ему, были уничтожены, всех нужных вывезли и собрали на новом месте. Ничто не могло помешать построить на земле Австралии новую цитадель, чтобы алмазный сердечник золотого миллиарда снова устремится к небесам. Даже дефицит природных ресурсов - в Австралии нет ни нефти, ни газа. Но для снабжения метрополии энергетическим сырьем достаточно содержать два-три укрепленных форпоста, ведь "Oil Peak" остался в прошлом. Из-за уменьшения населения в сто раз, а парка автомобилей в тысячу, доступных углеводородов должно хватить надолго. А там можно поработать и над усовершенствованием синтеза моторного топлива из угля. Его в Австралии более чем достаточно.
   А потом сценарий "Ковчег" плавно перетечет в сценарий "Новый Рим", где на двадцать миллионов "чистых" в Австралии будет приходиться полмиллиарда "нечистых" в остальном мире. Эти "чистые" - в основном англосаксы. Впрочем, аналитики Центра Стратегического Планирования не исключал возможности разбавить их генофонд кровью каких-нибудь маори: чтоб не вырождались и были покрепче и позлее. Да, в дивном новом мире можно на полную мощность задействовать все достижения евгеники.
   Впрочем, умные головы в Центре говорили, что такое количество плебеев - это слишком много, и предлагали способы уменьшить демографическое давление. Одним из способов было бактериологическое оружие для Южной Америки и Африки. Другим была программа "Санация" для Евразии. Наверно, ее авторы обладали хорошим чувством юмора - это же надо: назвать "оздоровлением" искусственное радиоактивное заражение.
   И пусть программа не могла полностью стерилизовать Евразию, но сделать так, чтоб в ближайшую тысячу лет смертность здесь превышала рождаемость, она могла. Радиологическое оружие может быть не только кобальтовой бомбой, есть варианты и дешевле. Русские хорошо сделали, устроив в географическом центре континента всемирную ядерную свалку. Осталось только сорвать крышку с этого помойного ведра, а потом в дело вступят хаотические перемещения воздушных масс. Облако, конечно, рассеется, но не раньше, чем тяжелые изотопы выпадут с осадками на расстояние до пяти-семи тысяч километров от хранилища, а это территория от Бреста до Пекина и от Верхоянска до Тегерана.
   Через полчаса погрузку закончили, и конвой двинулся к далеким берегам. На всем острове Шпицберген осталось несколько сотен коренных жителей. Их ждала судьба викингов из первых поселений на Гренландии, брошенных метрополией на голодную смерть во льдах.
   На обратном пути союзная эскадра нанесет ракетный удар по "окуклившейся" Финляндии, чтобы заставить хитрых финнов поделиться запасенным продовольствием.
  
   А вокруг правила свой бал смерть. Мегаполисы стали городами-призраками, и с рассветом огромные массы людей пришли в движение по всему земному шару. Этот процесс разворачивался стихийно, никто не руководил им, кроме инстинкта и желания жить.
   Люди покидали разрушенные города. Там, где было возможно, они шли на юг, движимые вроде бы логичной мыслью: там теплее и есть еда. Пустые надежды - узкие приморские полосы были и так перенаселены, а для многих обитаемых регионов юг - это пустыни или горы. Некоторые, впрочем, потянулись на север, на запад и на восток. Их судьба была одинаковой - в среднем из ста человек, покинувших уничтоженный мегаполис, половина погибала, не пройдя и двадцати километров.
   Иногда среди этого хаоса возникали островки упорядоченности - там, где было и удобное расположение, и концентрация людей, умеющих работать руками и обращаться с оружием. Правда, многие из них, сумев пережить Зиму, вскоре погибали от болезней, голода, нападений тех, кому повезло меньше. Но, по крайней мере, два бастиона в Западной Сибири держались лучше других.
   Weaponer - офицер, ответственный за оружие массового поражения на АПЛ США.
  
   РПК - Ручной пулемет Калашникова, калибр 7.62 мм., по сравнению с АК-47 и АКМ позволяет вести более интенсивную стрельбу, возможно питание от магазинов повышенной емкости на 40 патронов и из барабанных магазинов (75 патронов)
   "Корд" - российский крупнокалиберный пулемёт с ленточным питанием под патрон 12,7в108 мм. По сравнению с "Утесом" имеет большую точность стрельбы и меньший вес.
   "Утес" (НСВ-12,7 "Утес") - крупнокалиберный пулемет советского производства, калибр 12,7 мм.
   СВД - снайперская винтовка Драгунова, советского и российского производства, под патрон 7,62в54 мм.
   МТЛБ (Многоцелевой тягач легкий бронированный) -- советский плавающий бронетранспортёр. Предназначен для буксировки прицепов, перевозок людей и грузов, а также для монтажа различного оборудования. Противопульная броня. Существует множество модификации, от инженерной машины до артиллерийского радара-локатора.
   AГС-30 - автоматический станковый гранатомет, калибр 30 мм.
   АКСу ("укорот", "ксюха", "ублюдок") - короткоствольный автомат, калибр 5,45 мм.
   Все свое ношу с собой (лат).
   Рэдрик Шухарт - главный герой романа братьев Стругацких "Пикник на обочине", в котором в русский язык было впервые введено слово "сталкер".
   Первомайская линия, согласно ген. плану Новосибирского метро, рассматривалась как перспективная линия, связывающая в т.ч. Академгородок с центром города. В романе строительство начато в 2016 году. К началу войны пройдено 6 километров тоннелей, построена одна станция.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Оценка: 5.57*38  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"