А. Дорофеев 17.11.2016
Зимним вечером.
Ещё не поздно, но почти темно,
Такое время сумерками года
Зовут в народе и не так давно
Установилась зимняя погода.
Ещё морозы, правда, не сильны,
И снега сантиметров десять только.
Хотя его достаточно и столько,
Чтобы калоши были им полны.
Чтоб он укрыл от ищущего взора
Кусок трубы иль доску от забора,
Иль грязный синтетический мешок,
С поклажею, что может вызвать шок
Элиты коей славится столица.
Ей полон нынче Лондон и Париж
В Дол Хаусе знакомые им лица,
Где все услуги, чистота и тишь.
У нас же не Шотландия сырая
И люди по-другому здесь живут,
Аплодисментов громких не срывая,
Волынки в танец быстрый не зовут,
В пивбарах, где народ после работы,
Встречается с друзьями, пиво пьёт
Или в кафе поужинать идёт.
Не те у нас привычки и заботы,
Не тот у нас доход, не тот расход.
И кто оплатит наш туда поход?
Да как-то там не очень нам свободно.
Прислуге хитрой надо дать на чай.
А вдруг уронишь что-то невзначай?
И чувствуем себя мы неудобно.
Не сразу там у них и разберёшь,
Где рыбный, где десертный будет нож.
А выпить мы, конечно, любим тоже,
Порою так, что сохрани нас Боже!
Контейнер с мусором и ржавый и помятый,
Привлёк к себе внимание троих
Быть может он по счёту двадцать пятый
Для этих бедолаг и дамы их.
Один из них командует другому:
"Косой, а ну не засти, отойди,
Метнись-ка лучше ты к тому вон дому,
Что слева за кустом тем впереди.
Там во дворе я приглядел топор,
Но дверь была закрыта на запор.
Короче посмотри, туда сходи".
Их спутницу они зовут Нади.
С утра бригада вышла на охоту
Добыть чего-то или разузнать,
Покинув и каморку и кровать
И намоталась за день аж до поту.
От всех из них исходит стойкий дух
Шагов на десять минимум вокруг.
Одежда их и мебель вся со свалки.
От тех кто, навсегда покинул нас
Оставил здесь подушки и матрас,
Пальто и две ореховые палки.
А кто-то из заезжих молодцов,
Насыпал кучу тухлых огурцов.
Свой гардероб старинный обновляя,
Рейтузы положила бабка Рая.
И дохлого подбросили кота,
В контейнере такая теснота.
Вверху лежат очистки от картошки,
А бабка Лена вылила горшок.
И шлак лежит и детские сапожки,
В пакете рваном белый порошок,
Стеклянные осколки битой банки,
Раздутых детских памперсов пакет,
Китайские поломанные санки
И надо всем висит густой букет
Тяжёлого удушливого смрада.
Соседка Зина этому не рада.
И ранее, чем сей Клондайк покинуть,
Приходится всё вытащить на свет,
А коль других прохожих больше нет,
То вывалить, контейнер опрокинуть,
Порыться в куче и оставить так,
На радость зорких галок и собак.
Есть шанс, ещё надежда не погасла,
Бывает, что лежит на самом дне,
Бутылка от растительного масла,
Случается измазанной извне,
Но в темноте, то сразу и не видно.
И мне писать об этом право стыдно.
Процесс освоен, протекает быстро,
В руках Нади прозрачная канистра,
В ней мутной жижи литра полтора,
За каплей каплю с самого утра
Компания сливала из бутылок.
Не тот конечно вкус, не тот и цвет,
Что делать, коль другого больше нет.
Не надо будет почесать затылок,
Когда обед, а в доме нет поесть.
Так что такое будет им за честь.
Прошу, будь снисходителен читатель,
Что нет в строках корявых красоты
И устремлений светлых и мечты,
Перед тобой занудный обыватель.
В нём ограничен ум и кругозор,
Сор из избы метёт. Какой позор!
Мне сытый оппонент даёт ответ:
"За свалкою не видишь новизны,
Рассказываешь нам дурные сны,
Рассказик твой кобылы сивой бред"
Известно, что на свете много мнений,
Дебаты это шум и гам и звон,
Я сам живу в плену своих сомнений.
Но факты это строгий эталон.
На хмурых лицах тех троих несчастных
Одна лишь маска, это их печаль.
В дворцах роскошных, кабинетах властных
Нет места им, их там совсем не жаль,
Не вписанных в жестокую систему.
Чубайс давно закрыл всю эту тему.
Они не знают догмы страшной этой
И с ней вразрез живут ему назло,
В обнимку с горькой песней недопетой.
И многим нам совсем не повезло.